Верхний мир. Книга 1. Дети Кроноса

© Маликова В.В., текст, 2025

© ООО «ИД «Теория невероятности», 2025

Творите мифы о себе.

Боги начинали только так.

Станислав Ежи Лец

Пролог

1991 год. В окрестностях Минска.

– Иногда люди тоже бывают чудовищами, – по-философски заметил следователь Зотов, разгоняя утренние сумерки розовым лучом фонарика. – Следов иноморфов не вижу, но скоро приедут монстрологи. У них и оборудование будет получше.

Зотов, коренастый мужчина в легком плаще нараспашку, покосился на осунувшегося хозяина дома, который прижимал к себе двух подростков лет двенадцати-тринадцати, словно боялся, что этих тоже заберут.

– Я слышал, что недавно в Минске на Октябрьской площади иноморф напал на женщину. Может, это он похитил Ка… – начал было говорить хозяин, но девочка у него под мышкой так громко всхлипнула, что он запнулся на полуслове.

– Брехня! Они теперь тише воды ниже травы. – Зотов опустился на одно колено и заглянул под кровати, которые стояли по обе стороны от распахнутого окна. – Это был Белун[1]. Безобидное существо. Попросил дворничиху, чтобы та ему нос вытерла. Ну знаете, у старичка вечно насморк. Дворничиха оскорбилась, и они сцепились.

Вдруг на стены и потолок набежали медовые волны рассветного солнца. Полупрозрачная штора тревожной птицей затрепетала на фоне открытого окна. Взмахнула крылом под порывом ветра, осенила комнату своим благословением и вновь успокоилась, нежась в море золотистого света. Там, на улице, разыгрался май. Он пришел на смену прохладному и дождливому апрелю, открыл двери ненасытному солнцу и развернул пестрый цветочный карнавал. Казалось самым настоящим кощунством, что кто-то вытоптал клумбу с тюльпанами, влез в дом и похитил девочку прямо из теплой постели. Разве могло такое произойти в мае в тихом и спокойном поселке?

Из кухни доносились рыдания и монотонный бубнеж. Зотов многозначительно хмыкнул и уперся кулаками в бока.

– Девочка же могла сама… ну… сбежать.

Возле стены зашевелилась женщина в сером халате. Она с трудом ступила вперед, точно была приклеена к светло-зеленым цветам на обоях, и сказала следователю:

– Отпустите детей. Сквозит.

– Конечно-конечно! Я потом возьму у них показания, – закивал Зотов. Однако хозяин так и не сдвинулся с места, а девочка и мальчик, старше сестры на год или два, бились в крупной дрожи то ли от страха, то ли от холода.

– Что ты стоишь, как истукан? Отведи детей на второй этаж, – прошипела женщина, исподлобья смотря на мужа воспаленными от слез глазами.

Хозяин открыл было рот, чтобы возразить, но, видимо, передумал и мягко подтолкнул ребят в полуосвещенный коридор. Тем временем женщина так стремительно приблизилась к следователю, что тот неуклюже отшатнулся, и горевший до сих пор розовым фонарик покатился по полу.

– Так по-вашему, Катя сама сбежала? Ночью? Через окно? Ни с того ни с сего? В пижаме и босая? – Женщина была на грани срыва. Одно неловкое слово или движение – и она взорвется. – Катя была… Нет, Катя хорошая, домашняя, спокойная. Семья у нее благополучная. Многодетная, все друг о дружке заботятся. Поймите же! Это я пригласила ее в гости. У дочки сложности в школе, я хотела, чтобы она немного повеселилась с подружкой. Как мне теперь Катиным родителям в глаза смотреть? За ребенком недоглядела! Я же просила девочек окно перед сном закрыть. Несколько раз просила. А им все жарко было! Обещали, что закроют, поэтому я спокойно поднялась наверх и легла спать. Найдите, умоляю, найдите Катю!

– Ищем, гражданочка. Патрульные машины уже вовсю ездят по округе. Монстрологи на подходе. И фельдшер тоже. – Зотов с надеждой поглядел в полумрак дверного проема.

Где же скорая? – думал он. – Тут всем нужно успокоительное. Срочно! Вон мать пропавшей девочки на кухне ревет белугой! Хоть бы чего с ней не случилось!

Внезапно женщина ахнула и ткнула пальцем в деревянные изножья кроватей, с которых свисали зеленые покрывала. Зотов напрягся. Неужели зацепка?

– Как я могла раньше не замечать, что покрывала разные? Вот это цвет тихоокеанской сосны, а это – малахитовый. Я же художница!

Зотов вздохнул и с тоской подумал о коричнево-красной упаковке сигарет, которую в спешке забыл дома. Сейчас бы закурить! Он уже привык к тому, как люди по-разному переживали горе. Кто-то бился в истерике, кто-то забивался в угол, кто-то развешивал объявления, обзванивал соседей и родственников, организовывал поисковые группы. Покосился на покрывала – одинаково зеленые.

Из коридора выкатилась молодая, с оплывшей фигурой женщина и бросилась в объятия подруги. И они обе голосили, как по покойнику.

Зотов поднял фонарик и услышал хрустящее шуршание колес по гравийке.

Скорая. Ну и прекрасно! – мысленно обрадовался он и по привычке похлопал по карманам, ища сигареты. – Пусть теперь фельдшер занимается вопящими бабами, а у меня и так забот по горло с этим загадочным исчезновением. Так кто же все-таки похитил Катю Решетникову? Иноморф или маньяк?

1

Почему он, а не я?

Наши дни.

Женя Бражник сбросил с себя одежду и почувствовал, как ледяные мурашки мгновенно атаковали кожу. Там, за продуваемыми стенами деревянной избы-купальни, тосковал дождливый октябрь, и время от времени он развлекал себя тем, что бросал влажные листья в лица прохожих и порывистым ветром вырывал из их рук зонты.

По скользкому настилу Женя приблизился к каменной чаше прямо в земле, в которой бурлила темно-зеленая, вся в завихрениях вода. Он спустился по хлипкой лестнице и с головой погрузился в родник, текущий из-под холма. На этом месте люди когда-то построили мини-купель, отгородившись от мира с его вечными суетой и спешкой. Здесь же время замедлялось или не существовало вовсе.

Маленькая смерть наступила моментально. Холодная вода забрала все чувства и переживания и оставила только одно – выжить во что бы то ни стало. Женя с глухим стоном выскочил наверх, едва не поскользнувшись на мокрых досках. Однако вскоре дрожь отступила, и ей на смену пришло тепло, охватывающее мышцы приятным расслаблением.

Ради этого короткого мгновения Женя несколько раз в неделю перед занятиями в колледже приезжал в парк на окраине Минска. Ему необходимо было ощутить себя живым и убедиться, что все происходящее с ним не сон и не фантазия. Вот предплечья со вздыбившимися волосками, а вот по лицу стекают струйки воды. Спина свободно распрямляется, и легкие с удовольствием вдыхают пропитанный запахом сырого дерева воздух. Женя словно бы видел себя со стороны: крепкий, высокий и здоровый. И вновь из глубин подсознания в миллиардный раз выплыл вопрос: «Почему он, а не я?» Боль обнажила свое нутро. Она преследовала Женю всю его сознательную жизнь, с каждым годом становясь все более изощренной и жестокой.

Из щелей в стенах и потолке глядели голубые глаза Бродячих огней. Эти маленькие любопытные существа обитали на болотах, возле рек и родников. В старые времена Огни могли заманить человека в трясину и погубить, но теперь только пялились на горожан да подмигивали.

– Чего вылупились? – Женя потянулся за полотенцем, которое лежало на широкой скамье, когда услышал за спиной громкий всплеск. Из воды вынырнула лойма и сверкнула оранжевым светом из запавших темных глазниц. Зеленоватая и чешуйчатая кожа болотной русалки бугрилась наростами, губы растянулись в ехидной улыбке.

– А попка-то ничего! – забулькала она.

– Да пошла ты! – выругался Женя и принялся лихорадочно вытаскивать одежду из рюкзака. – Еще раз увижу тебя возле родника – пожалуюсь монстрологам.

Лойма со скучающим видом развалилась на лестнице. Спутанные волосы облепили стройные ноги.

– Тоска какая! В былые годы я детей воровала да симпатичных юношей увлекала в омут. Хорошо развлекалась. Э-э-эх! А теперь везде запреты. Туда не ходи, сюда не гляди. Когда вместе поныряем, красавчик?

– Даже не мечтай! – Женя набросил на плечи кожаную куртку и выскочил на крыльцо. Утренние сумерки медленно уплывали в темноту парка, тусклый солнечный свет нехотя разгонял туман. Дождь прекратился.

По тропинке с хрустящим песком Женя добежал до парковки и заскочил в серебристый «мерседес». Полноватый мужчина с рыжей бородкой оторвался от экрана телефона и повернул ключ зажигания.

– Ну как? – спросил он, выезжая на дорогу.

– Нормально. – Женя уставился в окно, всем своим видом показывая, что не имеет никакого желания разговаривать.

– Я просто беспокоюсь. Холодно становится. Хоть бы ты не простудился!

– Пап, я же сказал, что все нормально, – недовольно проворчал Женя. – Поехали уже в колледж. Хочу до начала занятий домашку по литературе сделать.

– Ну все, сын, не психуй! – Мужчина неторопливо покатил машину по уютным улочкам сонного пригорода. – Через минут двадцать будем в Минске.

– Миха, еще раз пришлешь мне ночью свои идиотские картинки, оторву руки! – буркнул Женя, впопыхах заканчивая домашнее задание. Вокруг шумели одногруппники. Алина Раговская с изяществом греческой богини возлежала на парте и в подробностях рассказывала, как ходила на свидание со студентом из Ирана. Дима Чистяков, склонившись над телефоном, смотрел шортсы и ржал раненой чайкой.

Михей Половинкин резко повернулся к Жене (они сидели за одной партой) и округлил и без того огромные голубые глаза:

– Прости, что?! Мемы – это не просто картинки. В одном коротком сообщении содержится высокая концентрация смысла. Мем заменяет тысячи слов и затрагивает несколько культурных слоев.

– Набор рандомных слов всегда кажется чем-то умным, – отмахнулся Женя. – Миха, просто заткнись! Я домашку делаю.

– Но лекция по литературе будет только третьей! Сделаешь на следующей перемене. Хотя стоп! И чем же ты занимался вчера вечером? – Михей даже лег на парту, чтобы заглянуть другу в лицо. – Что?! Неужели смотрел «Токийского гуля»?[2] Договорились же вместе. Ты поступил по-свински. Не забудь хрюкнуть.

Михей мог бы легко претендовать на звание первого красавчика колледжа с этими своими кучеряшками, пухлыми губами и ямочками на щеках, если бы не патологическая страсть к мемам и острым выражениям. Ни его обаятельная улыбка, ни сияющие глаза не могли компенсировать занудство и назойливость. Для него не составляло труда назвать кого-нибудь мымрой и с невинным видом объяснить, что слово происходит от глагола «мымрить», который в словаре Даля обозначает «долго и вяло жевать». Особенно Михей преуспевал в выборе ругательств на белорусском языке. Тут равных ему не было. Одногруппники, конечно, уже привыкли к «Шкыньдзехай!»[3], «Сранае гадаўе»[4] и «Iдзі ты да ліхаматары!»[5], но преподаватели по-прежнему бледнели и угрожали вызвать родителей.

Женя, в противоположность Половинкину, выглядел сущим чертякой: хмурый, подозрительный, с приятным лицом, хоть скулы и придавали ему суровости. И их дружба для окружающих являлась великой тайной: как могли ладить два таких противоположных по внешности и темпераменту человека?

– Выглядишь волшебно. Прямо как феечка. На тебя упал шкаф младшей сестры? – ехидно сказал Женя и покосился на голубой свитер Михея с фиолетовыми полосками, розовые джинсы и многочисленные серебряные цепочки на шее. Последняя деталь показалась Жене забавной, если учитывать тот факт, что далекие предки Половинкина были вампирами-ка́снами.

– Мемы – это своего рода язык, на котором мы разговариваем, – увлеченно болтал Михей, проигнорировав вопрос. – Как тебе такое, Илон Маск? Это не просто фраза, она высмеивает все нелепые изобретения. Но лет десять назад она не имела бы никакого смысла. Ты только подумай, Жека, раньше люди сочиняли длинные письма, чтобы описать свое внутреннее состояние, а теперь достаточно картинки – и все понятно. Позавчера я послал тебе котика в слезах с подписью: «Если я терплю, это не значит, что мне не больно». Ты ведь понял, что я делал в этот момент?

– Помогал сестре с домашкой? – предположил Женя.

Михей взмахнул руками и с триумфом посмотрел на одногруппников:

– Говорю же! Мемы – это современный язык. Однажды я создам универсальный мем и прославлю всех нас, детки!

– Великую Китайскую стену и тот факт, что ты, Половинкин, придурок, можно разглядеть из космоса! – донеслось с последней парты, и в то же самое время громкий звонок оповестил о начале первой пары.

Дверь распахнулась, и надежда всей педагогики ярким солнцем вкатилась в кабинет. Преподавателя истории Ярослава Э́нгеля любили все. Привлекательный, умный, ироничный и, главное, – всегда в зоне досягаемости. К нему можно было обратиться по любому вопросу и получить мудрый ответ.

– Группа М–12, доброе утро! Не вставайте. Не тратьте энергию. Вы проснулись – уже молодцы! – Энгель бросил журнал на подоконник, присел на край стола, изящным движением откинул назад русые волосы и скрестил руки на груди. – Во-первых, я повеселился, пока читал ваши сочинения.

– А во-вторых? – спросила рыжеволосая Маша Золоторева.

– А во-вторых, расстроился. – Энгель подошел к доске и размашисто написал: «В чем смысл жизни?» – Спасибо, Половинкин, твое видение вопроса с помощью мемов увлекает. Бражник, в твоем сочинении я отыскал пару толковых идей.

Юноши и девушки зашептались. Все знали, что Женя и Михей были у Энгеля в числе любимчиков. Тем временем преподаватель нарисовал на доске круг и разделил его на несколько неравных частей.

– Это пирог жизни. От первого вздоха до последнего в среднем проходит шестьсот пятьдесят тысяч часов. Половина всего времени уходит на сон, еду и гигиенические процедуры. Двадцать процентов от оставшегося – это детство, когда все решения за ребенка принимают взрослые. Итого по факту на осознанную жизнь остается двести шестьдесят тысяч часов, что включает в себя работу и время, проведенное с семьей, друзьями и самим собой.

– И как это связано с историей? – спросил Дима Чистяков.

Энгель вышагивал между рядами:

– Помните, как-то мы говорили, что в культуре мира существует три глобальные эпохи. Премодерн в традиционном обществе, модерн в обществе индустриальном и постмодерн в период интернета. Смысл жизни людей в премодерне – следовать воле божьей, в модерне – познать мир и подчинить его человеческим потребностям. А в постмодерне смысла нет, утверждают культурологи. Каждый придумывает его себе сам. Значит, нет истины и все дозволено? Человек сам себе господин, бог, царь, герой? Американский философ Ричард Рорти искал некую универсальную ценность для эпохи постмодернизма. Надо же было за что-то зацепиться! Он сказал, что если существо способно чувствовать боль, то и не стоит причинять ее.

Влад Иванов поднял руку:

– Значит, живи как хочешь, только не причиняй боль другим?

– Звучит неплохо, – Энгель подмигнул Владу. – Вот только наступает новая эпоха метамодерна, которая утверждает: не важно, что ты делаешь, важно, что ты делаешь это искренне.

– Я искренне не хочу писать зачет по истории! – фыркнула Алина.

– Истинное дитя метамодерна! – засмеялся Энгель и поправил воротничок рубашки. Выглядел он всегда отлично: стильные костюмы, начищенные до зеркального блеска ботинки и дорогие часы. На зарплату преподавателя не шикануть, перешептывались за его спиной коллеги. Однако Энгель и не скрывал, что у него был еще какой-то бизнес на пару со школьным приятелем. – История, социология, культурология – эти науки тесно связаны друг с другом. Мир сейчас находится на стыке двух эпох, и я хочу, чтобы вы знали, зачем живете. Двести шестьдесят тысяч часов должны иметь какой-то смысл. Кроме этого…

Внезапно раздался грохот. Пол качнулся. Стены задрожали, и вниз сползли портреты королей и полководцев. Горшки с цветами скатились с подоконников.

Землетрясение? В Минске? В Минске?! – ошарашенно подумал Женя и посмотрел на Энгеля. Тот, едва удержавшись на ногах, побледнел и с невыносимыми тоской и ужасом распростер руки, словно хотел заключить в свои объятия всех студентов разом. Этот жест одновременно и умилил, и удивил, и напугал Женю.

Кто-то из студентов заверещал, кто-то спрятался под партой, кто-то громко выругался. Женя, сам не понимая зачем, притянул к себе Михея, накрыл своими ладонями его голову и зашептал какие-то бессвязные, но ободряющие фразы.

– Не паниковать! Давайте выстроимся возле этой стены, – Энгель повысил голос и указал в сторону двери. – Скорее всего, будет эвакуация. Главное, не…

Он не успел договорить, потому что тряска, длившаяся секунд десять-пятнадцать, закончилась так же внезапно, как и началась, и вновь стало тихо. Даже в соседних кабинетах на несколько мгновений замолчали студенты, видимо, с изумлением и ужасом переваривая произошедшее.

– Все живы? Пока оставайтесь на местах. – Энгель внимательно осмотрел учеников и направился к выходу. – Я покину вас всего на минуту и узнаю у ректора, что нам делать дальше.

Михей встрепенулся:

– Жека, можешь меня отпустить.

– А-а? Прости, – смутился Женя и резко оттолкнул от себя друга.

– Иноморфы разбушевались, что ли? – спросил Влад Иванов, потирая ушибленное колено. Он был одним из тех, кто сразу заполз под парту, когда начались подземные толчки.

– Влад, разве зачет по классификации иноморфов ты не сдал на «отлично»? – возмутилась Маша Золоторева. Она была старостой и строго следила за успеваемостью одногруппников, словно их успех в учебе был ее зоной ответственности. – Какой монстр мог вызвать подобное? Полчища цмоков?

Где-то вдалеке зазвучала сирена скорой помощи. Дима Чистяков, переступая разбитые цветочные горшки, подошел к окну.

– Все здания вроде целые, – сказал он и обернулся к одногруппникам. – Но если это не иноморфы, Маша, то что? С каких пор в Минске случаются землетрясения?

– С этих самых… Какого черта? Где же телефон? – дрожащим голосом произнесла Алина, нервно шарясь по карманам худи. – Мне нужно позвонить маме.

И все студенты группы М–12 разом вспомнили про своих близких.

Женя Бражник любил Минск всей своей семнадцатилетней душой. Обожал каждый дом и закоулок, наслаждался шумом длиннющего проспекта Независимости и теснотой станции метро «Площадь Ленина» в час пик. Дышал с городом в унисон и чувствовал его настроение. С легкостью прощал Минску затяжные осенние дожди и чавкающие тротуары в начале весны. Этот жужжащий улей был его домом, теплым, приветливым, иногда раздражающим, но близким и родным.

Женя смотрел на Минск любопытно-влюбленными глазами, и не было ни минутки, когда в глазах этих, влажных и темных, как спелые черешни, появлялись бы равнодушие или скука. Каждую деталь, каждый звук и каждый запах Женя впитывал и запоминал, поэтому иногда казалось, что жить в другом месте он не смог бы даже физически.

Иноморфы давно стали неотъемлемой частью городского пейзажа. Они ползали, летали, прятались в кустах и дремали на скамейках. На них не обращали внимания ровно до тех пор, пока они не выкидывали какой-нибудь фокус. Но в таких случаях из ОКДИ (Отдел контроля деятельности иноморфов) тут же являлись монстрологи в темно-зеленых комбинезонах и без труда решали возникшую проблему. А способов урегулирования этих проблем у ОКДИ было много: от самых простых, вроде запугивания, гипноза, лечебного тока, лекарств, до сложных – ловушек, обсидианового оружия и тюремных клеток с обсидиановым напылением, чтобы никакая тварь не выбралась наружу.

Женя не застал время, когда иноморфы поднимали восстания и отвоевывали территории. Наука скакнула вперед, и древними приемчиками, типа усыпляющего взгляда или очаровывающего голоса, против гранаты не попрешь. Однако ОКДИ, чтобы монстры особо не возмущались, позволял им некоторые вольности, например в виде парада в день летнего солнцестояния или собственного кафе. После занятий Женя часто гулял по Верхнему городу[6]. Вот и сегодня он брел по площади Свободы и наслаждался солнцем, которое милостиво выглядывало из-за свинцовых туч. Миновал белоснежную Ратушу и китайский ресторанчик «Янцзы». Вспомнил, что в этом ресторане праздновал начало учебного года с Михеем. Они ели карпа и суп с морепродуктами, а через минут пятнадцать Михея так раздуло от аллергии, что он стал похож на воздушный шарик.

Прохожие оборачивались Жене вслед. Выглядел он эффектно: черные джинсы и водолазка, ботинки на массивной подошве и кожаная куртка, которая распахивалась при каждом порыве ветра. Почти круглый год он носил шапку бини, не закрывающую уши. Стригся Женя очень коротко, а широкие брови и квадратный подбородок придавали ему строгий вид.

Возле скульптуры «Городские весы» уныло выл опивень, хвостатый и рогатый иноморф со свиным рылом и размером с крупную собаку. Горожане шарахались от него и обходили стороной. С давних пор опивень не пропускал ни одного застолья, склоняя людей к пьянству. Даже теперь многие алкоголики, объясняя причину своей зависимости, ссылались на этого иноморфа.

– Эй! Заткнись! – рявкнул Женя, остановившись в нескольких метрах от опивня. – Кое-что спросить надо.

Иноморф громко клацнул зубами и уставился на Женю мутными зеленоватыми глазами:

– Опять ты? Все рыскаешь и вынюхиваешь. Часто тут ошиваешься, блоха неугомонная!

– Не вынюхиваю, а собираю информацию! – вступил в перепалку Женя. – Что в твоей братии по поводу землетрясения говорят?

– А ты спроси у своей братии из Верхнего мира, жаба вислоухая! – Опивень кивнул на прохожих.

Женя оглянулся. Горожане неспешно прогуливались по площади или пересекали ее, торопясь по делам. Улица выглядела как обычно, точно и не было никакого землетрясения. Разве что в одном месте рухнула крыша летнего кафе да кадки с цветами послетали с балкона.

– Им откуда знать-то? А иноморфы обитают везде: под землей, на воде, в небе. Вы всегда в курсе всех событий. Может, это вы какое-нибудь дельце затеяли? Мне просто любопытно. В последнее время так ску-у-учно! – Женя потянулся и покрутил головой, разминая мышцы.

Опивень рыгнул, распространяя вокруг себя запашок перегара, и развалился на согретом солнцем асфальте. Ни дать ни взять бродячая собака с рогами и пятачком.

– Если и затеяли, то не твоего ума дело, щенок сопливый. У-у-у! Мне бы сейчас самогонки жахнуть, а не с тобой болтать, парень. Но от нее у меня развязывается язык. Не зря люди говорят, што цела любіць, тое душу губіць[7]. Вот что. Не думай, что мы, иноморфы, будем долго терпеть такое к нам отношение. ОКДИ совсем озверел. За каждым шагом следит. Но однажды терпение закончится и наша, как ты сказал, братия вернет былые величие и силу. Вы будете перед нами на коленях стоять и умолять о пощаде. А теперь убирайся из поля моего зрения, укроп завянувший!

– Спасибо за помощь, – язвительно буркнул Женя, свернул на улицу Кирилла и Мефодия, затем – на Зыбицкую и, немного поплутав по закоулкам, спустился в метро «Немига».

Женя открыл входную дверь своей квартиры и сразу же окунулся в безумное многоголосье. На кухне играла музыка, в гостиной ревел телевизор, а из планшета гнусаво верещал какой-то блогер.

– Как ты еще не оглох?! – Женя прямо в обуви влетел в гостиную и из розетки вытащил шнур от телевизора. Эрик, его брат-близнец, возмущенно замахал руками:

– Эй! Что ты наделал? Бабушка попросила посмотреть передачу и запомнить травы для хорошей работы поджелудочной железы. Девясил, корень лопуха, аралия… Блин, что-то еще! Жека, забыл!

Эрик, страдающий от детского церебрального паралича, выговаривал эти несколько предложений бесконечно долго. Язык у него заплетался, звуки выпадали из слов, и каждая мышца лица была вовлечена в этот сложный процесс. Наверняка братья выглядели бы как две капли воды, но болезнь наложила отпечаток на Эрика: тощий, с искривленным позвоночником и блуждающим взглядом.

– Пусть она сама смотрит свои стариковские передачи! Да выключи ты это видео. Башка болит! – Женя скинул куртку и ловко удержал Эрика, который, потянувшись за планшетом, едва не свалился с дивана. – Ну что? Чем занимался?

Эрик указал своими напряженными руками, похожими на ветви молодого дерева, на окно и засмеялся:

– Катался на роликах.

Женя вынул из коробки, которые были понатыканы по всему дому, салфетку, вытер струйку слюны на подбородке брата и, хитро подмигивая, спросил:

– А теперь чего валяешься на диване?

– Ногу подвернул.

И они громко заржали. Как это обычно бывало, Эрик смеялся и душой, и телом, дергал всеми конечностями и в итоге со стоном скатывался на пол. И в этот раз произошло то же самое. Женя лег рядом с братом на мягкий ковер и сказал:

– Блин, если мама увидит, что ты упал, а я тебя не поймал…

– …то ты отправишься в детдом, кхе-кхе. Как дела в колледже? Целовался сегодня с кем-нибудь?

– Вот тупица озабоченный!

– Мне семнадцать. – Эрик дернул руками и локтем ударил брата в нос. – Ой, прости. В последний раз я видел, как бабушка целовалась с дедушкой на юбилее. Поверь, это было ужасно. Теперь мне нужны новые образы.

Женя сменил тему разговора:

– По новостям что-нибудь говорили про землетрясение?

– Рухнул недострой и обвалился пешеходный мост. Но жертв нет. Что-то вроде… как они сказали… причина не природная, а вызванная человеческим фактором.

Женя покосился на брата:

– Просто признайся, что это ты грохнулся с дивана!

И они вновь захохотали до боли в животах.

– Ты сегодня рано вернулся домой, – заметил Эрик.

– Да из-за землетрясения этого! Убирали кабинет истории и тренировочный зал, поэтому нас отпустили с семинара по лесным иноморфам. Я немного прогулялся по площади Свободы, по Герцена. По большей части там все в порядке, – сказал Женя.

– Что тут происходит?! – войдя в гостиную и обнаружив сыновей, лежащих на полу, заверещала худая, с темными кругами под глазами женщина. Ее звали Ксения, и она даже дышать боялась рядом с Эриком, а уж всякие падения доводили ее чуть ли не до истерики. – Вот скажи, Женя, почему, когда тебя нет дома, твой брат не падает? Чудеса какие-то!

Они усадили Эрика на диван и обложили его со всех сторон подушками. Женя криво ухмыльнулся:

– Можно подумать, я намеренно его толкаю, чтобы сделать больно. Я понимаю его лучше, чем ты. Нянчишься с ним, как с младенцем.

– Это еще что за заявление? – возмутилась мама. – Сколько раз просила тебя не приносить домой плохое настроение.

– Как это работает? Как можно принести хоть какое-нибудь настроение? И оно у меня не плохое, а нормальное! – Женя почувствовал, как в комнате закаменел воздух. Он, готовый броситься в словесную драку, сцепился с мамой взглядами.

– Мам, все в порядке. Я сам упал, – залепетал Эрик, пытаясь придумать, как избежать очередного скандала. – Ой-ой! Что-то я в туалет захотел. Срочно!

Мама подхватила Эрика и помогла ему пересечь комнату. Тот с трудом переставлял ноги и качался, как лист на ветру. А Женя тем временем направился на кухню, в миллиардный раз спрашивая самого себя: «Почему я, а не он? Почему мне повезло родиться здоровым?»

2

Контейнеры, контейнеры…

Маша Золоторева с диким воплем носилась за Димой Чистяковым и своей толстой рыжей косой случайно хлестала одногруппников. Стулья с грохотом катались по полу, содержимое шоперов эффектно разлеталось по кабинету. Но студентам не было до этого дела: до начала лекции оставалось не больше пяти минут, а ленты социальных сетей сами себя не посмотрят.

– Э-э-эх… Учебник по психологии иноморфов забыл. Лихоматара…[8] – простонал Михей, вывалив все из рюкзака прямо на парту. – Жека, ты спишь или просто находишься в режиме «Не беспокоить»?

Женя и вправду дремал, потому что накануне отправился в кровать очень поздно. Все искал хоть какую-нибудь идею для своего подкаста «Криминальный мизантроп»[9]. Скука совсем одолела, и захотелось с головой нырнуть в интересное расследование, но вокруг только и были разговоры, что о недавнем землетрясении. Да и то с минимумом информации. Человеческий фактор, и всё тут.

Женя, продолжая бороться с сонливостью, проворчал:

– Да купи ты себе нормальный контейнер! Что там тебе мамка положила на перекус? Пыльцу фей и нектар эльфов?

Михей прижал к себе цветастую пластмассовую коробку, словно этот мрачный и вечно недовольный друг покушался на ее целостность, и с обидой ответил:

– Ну прости, что я не ем дохлых воробьев и протухшую капусту.

– А зря! – зевнул Женя.

– Да иди ты! О-о-о! А вот и новенькая!

Про то, что к группе М–12 присоединится новая студентка, говорили еще в мае, но в сентябре она так и не появилась. И вот несколько дней назад куратор сообщила: девушка с родителями все-таки приехала в Минск. Про новенькую было известно мало, например, что она путешествовала по всему миру вместе с отцом-инженером, каким-то невероятно крутым специалистом в области фармакологии.

Невысокая девушка, застыв в дверном проеме, внимательно рассматривала студентов. Она была иностранкой: кожа темно-оливкового цвета, прямые черные волосы, большие распахнутые глаза и слегка приплюснутый нос. Белая футболка только подчеркивала темную кожу. Хоть новенькая и была одета в обычные джинсы и вязаный кардиган, в ней чувствовался национальный колорит: многочисленные браслеты, цепочки, крупные серьги и сумка через плечо с вышивкой и бахромой.

Девушка легко кивнула, точно приняла некое важное решение, и направилась прямо к Жене. Остановившись возле его парты, она сложила ладони вместе, склонила голову и совсем уже по-детски произнесла:

– Намасте! Ты мне нравишша. Давай станем дружить!

Кабинет взорвался от хохота:

– Ну и овца! Бражник покажет тебе «дружбу»!

Женя соизволил-таки разлепить тяжелые веки.

– И это будет твоей самой ужасной ошибкой. Познакомься лучше с Половинкиным. У вас общая страсть к украшениям.

Но девушка даже не взглянула на Михея, она буравила Женю сверкающими шоколадными глазами:

– Я верю в… как это сказать… destiny… судьба и в числа. Сем-на-дца-тое октября даст нам важное знакомство. Я и ты.

Она неплохо говорила на русском языке, но слова произносила отрывисто, будто скакала по кочкам, а все свистящие звуки превращались в шипящие. И звук [а] под ударением произносила на английский манер, как [æ].

– Сядь и не позорься! – грубо сказал Женя. – Говоришь ты, а стыдно мне.

– Эй, иди сюда! – крикнула с последней парты Ася Малинкина. – Тут свободное место!

Но девушка даже не шевельнулась. Хмуро пялилась на Женю, а он уже метал молнии. Между ними была только парта, пространство забурлило недовольством и раздражением. Михей на всякий случай отодвинулся. Он много раз наблюдал друга в ярости – зрелище не из приятных. А уж как Женя не любил навязчивых людей…

– Слушай, как тебя там. Иди к Малинкиной, потому что если я не выспался, то со мной лучше не… – Женя осекся. В глубине ее зрачков он разглядел словно бы водовороты черной глянцевой воды. Глаза не просто смотрели на окружающий мир, а рассказывали историю, полную внезапных поворотов и удивительных событий. Эта история увлекала, гипнотизировала, звала за собой…

Женя даже не расслышал звонок, а очнулся, только когда в кабинет вошла куратор.

– Виджая! Счастлива тебя видеть! Выйди вперед и расскажи немного о себе. – Дарья Павловна раскрыла объятия для новенькой.

И Виджая вдруг словно переключилась и искренне заулыбалась. Казалось, что вокруг нее разлилось озеро света и тепла, а водовороты в зрачках превратились в ленивые волны. Она ступила к доске и сказала:

– Меня зовут Виджая Чатурведи. Я родилась в Индии, штат Гуджарат. Мы с родителями ездим по миру. Папа… м-м-м… инженер.

– Инженер в фармакологической области, работает со станками и разными устройствами. Верно? – куратор поспешила на помощь. – Ты хорошо говоришь на русском языке.

– Спасибо, Дарья Павловна. Три последние годы я была жила в России: в Москва, Магни-то-горск, Саратов, Тюмень и где-то еще. Я уже забыла. Вот так выучила. И, как это сказать, занималась с репетитором. А еще с папой мы читали Толстого, чтобы хорошо выражать мысли.

Антон Пшеницын выкрикнул:

– А ты из какой касты?!

И вновь хохот. Дарья Павловна погрозила Антону кулаком и обратилась к Виджае:

– Можешь не отвечать на этот вопрос.

Но Виджая лишь пожала плечами:

– Да все нормально! Мы не живем в Индии и бочти, ой, почти не общаемся с родными, и для нас это не так важно. Но мои родители из варны вайшья. Гуглите!

– Спасибо, Виджая. Я тоже хочу сказать тебе несколько слов. Во-первых, я счастлива, что ты поступила в монстрологический колледж. Ты пропустила полтора месяца учебы, но уверена, что быстро догонишь своих одногруппников. Во-вторых, группа М–12 – лучшая по результатам вступительных экзаменов. Профессия монстролога важна и почетна в наше время и на данный момент самая высокооплачиваемая. Может показаться, что иноморфы живут какой-то параллельной жизнью и лишь изредка пересекаются с людьми, но на поддержание порядка требуется много сил и умений. Некоторые иноморфы спокойны и с легкостью поддаются влиянию гипноза или запугивания, а есть изворотливые, принимающие облик человека и даже владеющие грамотой. Так что в нашем колледже студенты учатся находить подход к каждому существу. Тот идеальный мир, в котором люди и монстры сосуществуют в гармонии, мы называем Верхний. Та часть нашей страны, а именно: чащобы лесов, глубины озер и болота, – куда не ступает нога человека, носит название Ино́мир. Ваша задача как будущих специалистов – поддерживать порядок в Верхнем мире и не допускать, чтобы чудовища выбирались из Иномира. Я рада, что ты решила стать частью нашей дружной семьи. Добро пожаловать! – Дарья Павловна похлопала Виджаю по спине и обратилась к классу: – Кто хочет провести для Виджаи экскурсию по городу?

В ответ – мертвая тишина. Кто-то даже включил на телефоне звук поющих сверчков. Но Виджая не растерялась и указала на Женю:

– Пусть этот.

– И не мечтай! – проворчал Женя, но при этом отметил про себя ее смелость и напористость.

– Бражник, с тебя экскурсия. И пока ты не отказался, напомню, как много я помогала тебе с подкастом в прошлом году. А долг платежом красен. Не так ли? – хитро улыбнулась Дарья Павловна. – Садись, Виджая! Возле Аси есть свободное место. И еще несколько слов, прежде чем мы приступим к литературе второй половины девятнадцатого века. Преподаватель по речным и болотным иноморфам сообщил, что ваши отметки в октябре чуть съехали вниз. Обратите на это внимание. А дежурная преподавательница пожаловалась, что Голякин и Петухов носились по коридору. Цитирую ее слова: «Страшно жить, когда двухметровые дядьки бегают наперегонки».

Возле главпочтамта на проспекте Независимости Виджая остановилась напротив бронзовой скульптуры медведя и обнаженной девушки, сидящей на его загривке, и с восхищением воскликнула:

– Как это красиво и страшно at the same time, то есть одновременно! Огромный зверь и хрупкая красавица. Что это быть значит?

Ветер раздувал длинные полы пальто Виджаи цвета кофе с молоком и оранжевый палантин, и она казалась экзотической птицей, случайно залетевшей в пасмурный Минск. Небо затянули тучи, накрапывал мелкий дождь. Воздух был наполнен мглой сырости, пахло выхлопными газами и влажными листьями.

– Предки думали, что первый человек произошел от медведя. Еще есть легенда, что медведь раньше был человеком, но превратился в животное, потому что своровал чужой мед. И хотя мифов много разных, зверь этот тотемный и важный для белорусов, – говорил Женя. – В начале двадцатого столетия жил знаменитый монстролог Стефан Дрыгвич[10]. Он как-то приехал по работе в глухую деревушку и влюбился в девушку, Даринку. Она и сидит на медведе, а почему – я не скажу, чтобы у тебя была причина прочитать об этом случае. Монстрологи обязаны не только ловить непослушных иноморфов, но и хорошо знать историю.

– М-м-м. Кажется, ты очень… как это сказать… амби-циоз-ный?

– Есть немного. Кстати, комоедица, праздник в честь этого самого медведя, очень веселая, – Женя засунул руки в карманы джинсов и принялся покачиваться на каблуках ботинок. Вообще-то он любил рассказывать истории, но только в пределах своего подкаста. Но раз уж по милости Дарьи Павловны попал в такую компанию, почему бы не поболтать? – Комоедицу праздновали шестого апреля. С утра готовили грибной суп с овсяной крупой, гороховые оладьи и обязательно овсяный кисель. А после обеда все – и старики, и дети – ложились отдыхать, но не спали, а ворочались с боку на бок, будто медведь в берлоге. Типа медведю так легче просыпаться после зимней спячки. И пели разные песенки, например, вот такую:

Виджая присела на верхнюю ступень крыльца главпочтамта и с восхищением произнесла:

– О-о-о, я рада, что обратила на тебя внимание! Ты знаешь всего много.

Женя неодобрительно хмыкнул и, проигнорировав первое предложение, прокомментировал второе:

– Я с шести лет учился в классе с монстрологическим уклоном, теперь в колледже, поэтому обязан все это знать. К тому же Дрыгвич… э-э-э… мой кумир. Это самый знаменитый белорусский монстролог. Он был потрясающим человеком и… – Неожиданно Женя застыл. – Как там тебя? Чатурведи, не делай резких движений.

– Но почему?

– Тш-ш-ш… Говорю, не двигайся! – шикнул Женя и медленно приблизился к крыльцу, желая удостовериться в своей догадке. Рядом со щекой Виджаи он заметил кончик длинного языка, который принадлежал существу, прятавшемуся за массивной колонной. – Это лизун, Чатурведи. У него язык растягивается до трех метров. А еще он шершавый, как терка, так что может содрать кожу.

– Я буду бояться, – одними губами произнесла Виджая, тараща испуганные глаза.

Женя скинул с плеч рюкзак, вынул из внутреннего кармана короткий клинок с глянцевым черным лезвием и полированной деревянной рукоятью, подошел к крыльцу и четко проговорил:

– 232. Я звоню 232. ОКДИ тебя из-под земли достанет. Так что лучше вали отсюда!

Однако кончик языка лизуна даже не дернулся. Виджая, скукожившаяся в комочек, шепотом спросила:

– Бражник, монстр уйдет, то есть ушел? Нет? Он находится возле моей головы? Ох, черт! Почему у тебя есть оружие?

– Оно учебное. С обсидиановым покрытием. Иноморфы ненавидят обсидиан, – ответил Женя и еще раз повторил: – 232. Я звоню 232.

Несколько прохожих, опасаясь приближаться, остановились на приличном расстоянии и тревожно загомонили:

– Парень, не глупи! Тут опыт нужно иметь! Я уже сообщил в ОКДИ! Скоро приедут! Девочка, милая, просто не шевелись! Может, эта сволочь уйдет подобру-поздорову!

Женя, медленно помахивая в воздухе клинком, сделал еще пару осторожных шагов. Тогда лизун, размером с козу, по-лягушачьи раздвигая коленки в стороны, выполз из-за колонны, запрыгнул на подоконник на первом этаже главпочтамта и настороженно уставился на людей. Его длинный упругий хвост монотонно барабанил по оконному стеклу.

Виджая с визгом подскочила и бросилась в толпу прохожих, которых собиралось все больше и больше. Лизун пофыркал, поводил лысой головой, обтянутой зеленоватой чешуйчатой кожей, и вдруг совершил резкий и длинный прыжок.

Женя не сразу понял, что́ произошло. Он на секунду развернулся корпусом, чтобы проследить за Виджаей, как внезапно мир вокруг потемнел, а из легких словно кто-то выбил воздух. Он рухнул на четвереньки, больно ударившись коленями. Где-то рядом заверещала женщина. Запахло гнилью и сыростью. Когда взгляд Жени вновь сфокусировался, прямо перед своим лицом он увидел язык, весь в мелких сосочках и с желтоватым налетом. Лизун живым рюкзаком сидел у Жени на спине, вцепившись когтями в куртку, а хвостом душил его за шею.

Чатурведи, где клинок? Я уронил его. Где он? – мысленно спрашивал Женя. Он хотел произнести это вслух, однако получались лишь сипение и хрипы. – Чатурведи, клинок! Да что вы все стоите? Я умира…

…Перед внутренним взором Жени рваными лоскутами пронеслась картинка. Августовский день сразу после зачисления в колледж. Просторный холл, искрящийся солнечным светом. Вокруг юноши и девушки, уже студенты, счастливые и шумные. Но Михей сияет ярче всех. И дело не в футболке лимонного цвета, а в широкой улыбке и в глазах, которые превратились в узкие щелочки.

– Жека! Жека, мы смогли! – кричит Михей и протягивает мизинец Жене. – Дай обещание!

Женя почему-то пытается сохранить серьезное лицо, но радость без разрешения рвется наружу. Он хватает мизинец Михея своим мизинцем и, словно бы читая его мысли, говорит:

– Обещаю стать лучшим монстрологом из всех существующих. Обещаю быть смелым, не бояться и не сомневаться.

Михей одобрительно кивает:

– И я. Я тоже обещаю!..

…Женю накрыл плотный серый туман. Его понесло в бездну. Неужели он не исполнит своего обещания? Неужели жизнь оборвется, так толком и не начавшись? Умереть от лап монстра, против которого собирался бороться? Так глупо! Казалось, уже наступил конец, как вдруг Женя почувствовал невероятное облегчение, точно со спины сняли булыжник. Он принялся судорожно хватать ртом воздух. В голове стоял невыносимый шум, который усиливался по мере приближения горожан. Они окружали Женю со всех сторон:

– Парень, ты как? Можешь встать? Ох и смелая девчонка! Как ловко полоснула этого гада по спине! А где эта сволочь? Да вот же он!

Кто-то помог Жене подняться, и тогда он увидел лизуна, который вновь запрыгнул на подоконник и пополз по стене главпочтамта. Язык тащился за ним, оставляя на стеклах мутные разводы. Вскоре иноморф, ловко цепляясь за лепнину, вскарабкался на крышу и исчез окончательно.

– А говорили, Минск – безопасный город, – обиженно проворчала Виджая, одной рукой прикасаясь к щеке, точно ей по-прежнему грозила опасность. Пальцами другой руки она брезгливо держала рукоять клинка.

– Так и есть. Не знаю, что это было. – Женя отряхнул джинсы. Немного побаливало горло, но дыхание потихоньку восстанавливалось.

– Тогда зачем ты носить с собой оружие? – спросила Виджая.

– Оно учебное, – повторил Женя. – Мы на практических занятиях осваиваем сети, ружья, боевые посохи. К тому же лезвие у клинка тупое. Им невозможно кого-нибудь ранить. Только отпугнуть.

Виджая кивнула:

– This is true[12]. Я только ударила лизуна по спине. Он закричал и убежал. Ты остался без лица, то есть хотел остаться, то есть мог, но я думала, что это лучше, чем смерть.

– Без лица? Это тоже, знаешь… – Женя не успел закончить предложение, потому что его за локоть схватила старушка в красном берете:

– С тобой все в порядке, паренек? Я вот тут на днях на рынок ходила, на Комаровку, значит. Выбирала яблочки, и вдруг из глубины ящика какая-то мразь выскочила и укусила меня за палец. Я ночью, значит, проснулась от дикой боли. А у меня рука распухла, даже кожа треснула. Я скорую вызвала. Обкололи меня со всех сторон лекарствами. Так это я к чему? Ты тоже в больницу отправляйся. На всякий случай, значит.

– Да все нормально! – Женя оглянулся в поисках рюкзака, и как раз в этот момент прямо на тротуаре, разгоняя горожан, припарковался черный микроавтобус с затемненными стеклами. Из него выскочили шестеро монстрологов в темно-зеленых комбинезонах с ярко-оранжевыми вышитыми буквами «ОКДИ» на нагрудных карманах. Каждый из них имел при себе телескопический посох и объемный рюкзак.

– На крыше, ребятки! Гад этот на крыше спрятался! – закричала все та же старушка в красном берете.

– Оцепить здание! – рявкнул высокий бородатый монстролог коллегам и обратился к прохожим, сделав странное движение руками, словно стряхнул пыль с коврика: – Расходимся! Спектакль окончен!

Пятеро сотрудников бросились к главпочтамту. Бородатый цепким взглядом скользнул по отметине на Жениной шее и по клинку, который по-прежнему держала Виджая.

– Что произошло? – с подозрением спросил он.

– Лизун напал на девушку. На нее, – Женя указал на Виджаю. – Потом прыгнул мне на спину и пытался задушить, но она пырнула монстра клинком.

Бородатый нахмурился:

– Откуда оружие?

– Да учебное оно! Я студент монстрологического колледжа. И она тоже. Правда, всего один день. – Женя забрал клинок у Виджаи и забросил его в рюкзак. Рядом с Бородатым ему стало неловко, потому что тот, казалось, глядел в самую душу, планируя выведать самые сокровенные тайны.

– Мы отвезем тебя в больницу. На шее – заметный след. Надо убедиться, что ничего не угрожает твоему здоровью.

– Не надо. Чуть зудит кожа, а в остальном все как обычно, – отмахнулся Женя. И, чтобы окончательно убедить сотрудника, несколько раз присел и подпрыгнул. – Видите? Ни переломов, ни растяжений.

Бородатый вытащил из кармана блокнот и ручку.

– Так, молодые люди, запишите свои имена, название учебной группы и оставьте номера телефонов. Ты, парень, еще и телефон родителей. Хочу потом удостовериться, что с твоим здоровьем и вправду все в порядке. Сейчас мы займемся поиском лизуна, а позже я вам позвоню и уточню кое-какие детали. Свободны! Ну и… Красавчики! Хорошая нам замена подрастает.

Женя и Виджая шагали по проспекту. Город, объятый полупрозрачной вуалью из влаги и бензиновых испарений, жил своей обычной невозмутимой жизнью, и всякие мелкие происшествия по типу выходок иноморфов его совсем не интересовали.

– Слушай, Чатурведи… Короче… Спасибо тебе. Молодец, что не растерялась, – сказал Женя, с трудом выдавливая из себя слова благодарности. Она, конечно, здорово помогла ему, но и оказался он в этой переделке благодаря Виджае. Так что он был благодарен, но не совсем.

– Пожалуйста. Я верю в судьба и числа. Наша встреча была, как это сказать, предо-преде-лена тысяча лет назад на небе…сах, – с пафосом произнесла Виджая, кутаясь в пальто.

Женя только собирался застонать от негодования, как звякнул телефон. На экране высветилось сообщение от «ужасной бывшей»: «Давай ко мне. Есть дело».

– Экскурсия окончена! – сказал он. – Мне нужно в кафе забежать к… знакомой.

– Могу я с тобой? Я сильно испугалась. Выпить чаю с ромашкой! – осторожно попросила Виджая.

– Ромашковый чай успокаивает только в случае, если его выплеснуть кому-нибудь в рожу.

– Можно с тобой?

Женя молча развернулся и пошел по проспекту.

– Молчание – половина согласия, – Виджая вспомнила индийскую пословицу и направилась следом.

– Наверное, здорово путешествовать по всему миру, – немного погодя сказал Женя.

– О нет! У меня нет нормального дома и друзей. Я привыкла к месту, немного учила была язык и опять ехать.

– Хм-м-м… А я бы катался по свету! Когда долго живешь на одном месте, люди начинают навязывать свою дружбу. Раздражает, – многозначительно заявил Женя и покосился на Виджаю, которая, ни капли не смущаясь, рассеянно любовалась им с глуповатой улыбкой на лице. – Смотрела бы ты себе под ноги, а то тут дорога неровная, – проворчал Женя. Он пытался держать дистанцию, но Виджая упорно ее сокращала, так что в итоге они двигались по краю тротуара в опасной близости от проезжей части.

– Что? Не поняла.

– Я спрашиваю, сколько языков ты знаешь?

– А! Лучше всего английский. Моя habit… как там… привычка думать на английском, но я изменяюсь, чтобы думать на русском. Еще французский, немного китайский, испанский, учу японский. Хочу еще корейский. Ну знаешь, к-поп и все такое. Но это ерунда. Для меня это легко. Папа говорил, что я гений линг… лин… А-а! Какое сложное слово!

– Лингвистический? Вряд ли это стоит называть ерундой. Я даже завидую. У меня с одним английским толком ничего не получается. Кстати, мы уже пришли. – Женя направился к кафе с вывеской «Странные дела», застегнул куртку по самое горло и распахнул громоздкую дверь.

– Что это?! – в ужасе воскликнула Виджая, прячась за Жениной спиной.

– Разве я не говорил, что иду в кафе для иноморфов? – он нарочито небрежно приподнял одну бровь. – Кстати, оно единственное во всей Беларуси, поэтому тут бывает шумно.

– Почему ты хотел идти в это кафе?! – возмутилась Виджая.

– Так мне нужно встретиться со знакомой!

– Твоя знакомая является иноморф?!

– Она – бармен, – Женя указал на татуированную девушку, которая возилась с кофемашиной.

А вокруг развернулся пестрый карнавал: иноморфы всех мастей и видов болтали, пили коктейли (кто мог) и выясняли отношения. Призраки древних замков сидели за столами, прямо на полу клубились ужи, под потолком завис сокол-оборотень, а в углах смущенно прятались ночницы, хвостатые монстры с длинными ушами. В старину ночницы ползали по деревьям, разрушая птичьи гнезда, или пробирались в дома и пугали детей, чтобы те плакали всю ночь, а теперь, как и лоймы, скучали и лишь вспоминали былые подвиги.

Женя кивнул на свободный столик:

– Сейчас что-нибудь тебе закажу. Да не бойся! Тебя никто не тронет.

Виджая осторожно присела на край деревянной скамьи и, озираясь, прижала к себе рюкзак.

– А лизун?

– Да его поймают с минуты на минуту, если уже этого не сделали.

Внезапно воздух взорвался, словно кто-то откупорил бутылку, и в сером облаке появилась маленькая сердитая бабушка с острыми ушами и в льняном домотканом платье.

– Чего опять сюда приперся? Иди в свое кафе, парень!

– У тебя, Воструха, не спросил! – фыркнул Женя и направился к барной стойке, а бабулька понеслась по проходу, скандируя:

– Свободу иноморфам! Одного напитка в неделю мало! Мы – свободное племя!

Женя плюхнулся на высокий стул и обратился к барменше:

– Как ты тут работаешь, Эмма?

– И тебе привет, Бражник! С ними веселее, чем с людьми, – улыбнулась девушка лет девятнадцати. Левая рука, ключицы и затылок были покрыты орнаментальными татуировками. Волосы она собрала в высокий хвост и надела черную футболку с надписью: «Не гавары нікому, што робіцца дома». – Обычно тут спокойно, но в последнее время что-то возмущаются мои монстрики. Ты ведь в курсе, что им за хорошее поведение полагается один напиток в неделю? Так вот, теперь им, кажется, этого недостаточно.

Женя подозвал к себе долговязого официанта:

– Миша, отнеси вон той… особе в пальто чай с ядом. Но будь осторожен, а то вечером окажешься женатым на этой приставале.

– Подружка? – У Эммы от удивления вытянулось лицо. – Неужели?

– У меня нет друзей и тем более подружек, – отрезал Женя.

Эмма бросила ему бутылку газировки и томно прошептала:

– А как же я?

– Ты отказалась со мной встречаться, так что я буду ненавидеть тебя, пока смерть не разлучит нас. И в моих контактах ты всегда будешь «ужасной бывшей».

– Фактически я являюсь «ужасной несостоявшейся бывшей», Бражник, – засмеялась Эмма. – Парни ноют, что им так тяжело после отказа девушек с ними встречаться. Но это не самое страшное в жизни. Вот откажи им печень, было бы в разы хуже.

Женя растянул губы в фальшивой улыбке и захлопал в ладони:

– Плоско-леджендарный юмор Эммы. Это канон. Я не имею права вмешиваться.

– Не издевайся. А как же Половинкин? Ты с ним тысячу лет дружишь.

– Он разделяет мои интересы, и на этом всё. Никаких нежных чувств я к нему не испытываю. – Женя внезапно покраснел, вспомнив, как во время землетрясения руками прикрывал голову Михея.

Эмма уставилась на Виджаю:

– А она ничего. Индианка, что ли? Может, она наконец лишит тебя девственности.

У Жени перед внутренним взором пронеслись рваные образы: полуосвещенный сарай, клетчатый плед и густые рыжие волосы, укрывающие хрупкие девичьи плечи. Он усилием воли отогнал картинки из прошлого и сказал:

– Честно, она привлекательная. Мне нравятся ее настойчивость и отвага, но она слишком назойливая. Такие люди раздражают. Кажется, она планирует меня преследовать. В любом случае она сегодня здорово меня выручила, так что, по крайней мере, я постараюсь не грубить. Хотя… как получится.

Эмма нахмурилась:

– Вас, парней, не понять. Симпатичная девушка проявляет внимание. Радоваться бы.

– Да она похожа на террористку. А у них нельзя идти на поводу. Это непреложное правило. Ладно, несостоявшаяся бывшая, что ты хотела?

Эмма вынула из-под стойки увесистый блокнот с поцарапанной картонной обложкой, с разводами, с пожелтевшими и разбухшими от влаги страницами.

– Попросили тебе передать.

Женя потянулся было к блокноту, но резко отдернул руки:

– Кто попросил?

– Да какая-то старуха. Так и сказала: «Передайте Бражнику Евгению, ведущему подкаста „Криминальный мизантроп“».

Женя поморщился и скрестил руки на груди:

– И откуда эта старуха узнала, где меня искать?

– Ты чего? Сам же в своем подкасте много раз говорил, что собирал информацию в кафе «Странные дела».

– Это правда. Но что-то тут мне не нравится, – задумался Женя. – Кто это сказал? «Не верь ничему, что слышишь, и только половине того, что видишь». Я же на днях читал одну книгу. Эдгара Аллана По, что ли? Вроде его.

Эмма передала чашечку кофе ночнице, которая приползла к стойке, и спросила у Жени:

– Эй, капитан Душнила, будешь брать блокнот или нет? Это старье мне тут не нужно.

– …И половине того, что видишь… Как выглядела эта старуха?

– Да не знаю. Как все старухи. Куртка безразмерная, сама толстая, лицо круглое и живот, трясущийся при каждом движении.

Женя допытывался:

– Ну сколько ей лет? Семьдесят? Восемьдесят?

Эмма пожала плечами:

– Лет сорок пять-пятьдесят.

– Ты обалдела? Какая старуха? Моей маме сорок! Ладно. Дома разберусь. – Женя забросил блокнот в рюкзак и обернулся. Виджая мило беседовала с Мишей, а на ее столике сидел сокол-оборотень и клювом ковырялся в чашке с чаем.

– Перехватят твою подружку! – погрозила пальцем Эмма.

– Надеюсь. Ну пока! – Женя направился к двери, на ходу бросая: – Чатурведи, пойдем! Доведу тебя до метро. Дальше сама. Тебе на какую станцию?

– На «Фрунзенская». Там есть офис папы.

– Понятно. В минском метро даже слепой и глухой не заблудится.

Дома у Жени творилось что-то невообразимое: мама с папой ругались возле открытого окна, а Эрик в крайней степени возбуждения ошарашенно вертел головой.

– Ваша мама серьезно утверждает, что видела хута? – ухмылялся отец, развязывая галстук. Видимо, только что вернулся с работы.

– Андрей, говорю же, что видела! Огненный дракончик летел и вдруг на несколько секунд замер у нашего окна. Я хотела его позвать, и тут явился ты. Все испортил! – сварливо пробормотала мама и вдруг спохватилась. – Ой, у меня же духовка!

Она побежала на кухню, Женя ринулся за ней.

– Мам, зачем тебе хут нужен?

– Как будто ты не знаешь, что хут приносит в дом богатство и успех. – Она смазала стеклянную форму оливковым маслом.

– Знаю. Но разве нам не хватает денег? Ты вон себе недавно кольцо купила с бриллиантом. – Женя подошел к плите, снял крышку с казана и окунулся в ароматный пар от шафрана и зиры. – Сегодня на ужин настоящий узбекский плов с бараниной!

– Смешной ты, Женька! – Мама разбила два яйца на сковороду и добавила немного крохотных сушек. – Сейчас за пару минут приготовится яичница. Хут ее очень любит. Почувствует запах и прилетит. Представляю, как вытянутся физиономии моих подруг, когда я объявлю, кто поселился в моей квартире. Это редкая удача! Кстати, почему ты до сих пор в куртке? И почему она изорвана на спине? Ты с кем-то подрался?

– Да… Просто… Все в порядке. – Женя до сих пор не расстегнул куртку, потому что на шее алел «привет» от лизуна. С другой стороны, кто-то из ОКДИ все равно позвонит родителям и рано или поздно они узнают о случившемся возле главпочтамта.

Через минут десять мама поставила тарелку с яичницей на подоконник, открыла форточку и заголосила:

– Хут, хут, ідзі сюды! Дам табе яічніку-абарачніку![13]

Папа, Эрик и Женя сидели на диване плечом к плечу, с трудом сдерживаясь от фейспалма.

– Хуты давным-давно исчезли, – прошептал Женя. – Блин, соседи же слышат. Папа, да забери ты у нее эту яичницу!

Отец ужаснулся:

– Еще чего! Мне жизнь пока дорога!

– Слабый пол, говорили они, – тяжело выдохнул Эрик.

– Французская пословица гласит: если вы считаете женщину слабым полом, попробуйте ночью перетянуть одеяло на себя, – хихикнул папа, а мама по-прежнему кричала: «Дам табе яічніку-абарачніку!»

– Нет такой пословицы. Это ты сам придумал! – сказал Женя, чувствуя, как по лицу покатились крупные капли пота.

– Сын, ты почему в куртке? У тебя озноб? Ты заболел? – забеспокоился папа. – Дай-ка проверю лоб!

Женя увернулся и от вопроса, и от отцовского прикосновения:

– Да все нормально! Теоретически можно вырастить хута дома. Нам преподаватель по домашним иноморфам рассказывал. Нужно тридцать дней носить яйцо под мышкой, и тогда вылупится огненная змейка.

Эрик запротестовал:

– Я сразу отказываюсь. У меня оно треснет.

Папа поднял одну бровь и пафосно произнес:

– Тогда ты, Жека! Ради любимой мамы! Мать – это святое!

Женя устало пошаркал в свою комнату:

– Если я умру от того, что слишком сильно закатил глаза, это будет ваша вина. Я к себе. Когда мама наиграется, позовите на ужин.

Осенний вечер медленно крался в комнату через форточку, которую Женя оставил открытой перед выходом в колледж, и оставлял серые тени на постерах с изображением Кэна Канэки, Токи Кирисимы[14] и Нейтана Дрейка[15].

Кровать была аккуратно заправлена – Женя любил порядок. Книжные стеллажи заполнены детективами, книгами про серийных убийц и монстрологическими энциклопедиями. На компьютерном столе лежали геймпад и стопка блокнотов и ежедневников. В одном углу стоял шкаф для одежды, а в другой закатился геймерский стул.

Дверь скрипнула, и в образовавшейся щели появилась любопытная физиономия Эрика:

– Будешь сегодня играть в «Анчартед»? Хочу посмотреть.

– Не-а. Нужно подготовиться к завтрашнему семинару. Что ты там топчешься? Заходи уже! Скоро ужин?

– Мама накрывает на стол. – Эрик заполз в комнату на четвереньках и, с трудом взобравшись на кровать, ухнул. – Ого-го! Какой след на шее!

Женя уже успел переодеться в домашнюю одежду и теперь с досадой подумал о предстоящем разговоре с родителями. Мама, как обычно, воскликнет что-то вроде: «Почему это случается именно с тобой? Все дети как дети, а ты вечно впутываешься в опасные истории». Папа раз тридцать уточнит, все ли в порядке со здоровьем, и начнет исследовать Женю, ища переломы и другие увечья.

Эрик спросил:

– Ты хоть поцеловался с той индианкой?

– Что?! Откуда ты про нее знаешь? – удивился Женя.

– Так она опубликовала видео с тобой. Ну, там, где лизун тебя чуть не придушил. Я родителям не показывал. Мама с ума сойдет.

– Ты вообще о чем?! То есть, пока меня душил монстр, она снимала на камеру? Чокнутая!

– Может, и чокнутая, но красивая. Я бы с ней… – Эрик мечтательно улыбнулся, но получилась угрожающая гримаса.

– Да заткнись ты уже! Мама услышит и поседеет. Мой ангелочек еще не думает о девушках, – высоким голосом, пародируя маму, произнес Женя. – Родители все равно узнают. У сотрудника ОКДИ их номера телефонов. Где это видео? Хочу посмотреть.

Искать долго не пришлось. Видео уже завирусилось и набрало девяносто с лишним тысяч просмотров. Жене было странно наблюдать себя со стороны. Вот он стоит на четвереньках прямо на тротуаре, голова вздернута к серому небу; хвост лизуна, подобно кнуту, закручивается на шее. Женины глаза уже навыкате, а рядом никого! Длинный язык монстра маятником качается перед вздувшимся лицом Жени. Вдруг камера резко съезжает вниз и начинает трястись. Это Виджая бежит и кричит: «Шука!» И на этом все.

– Она смешно ругается. Шука, кхе-кхе, – заметил Эрик. – Посмотри другое видео. Кто-то еще снимал.

На этот раз Женя увидел прыжок, который сбил его с ног. Лизун преодолел расстояние до своей жертвы за несколько секунд. Мощное мускулистое тело, обтянутое чешуйчатой кожей, вытянулось струной, хвост казался бесконечно длинным. Под тяжестью монстра Женя упал, а клинок отлетел в сторону. Зеваки разом испуганно ахнули, какая-то старушка, может, та, в красном берете, с отчаянием запричитала. И вот почему никто даже не сделал попытки помочь. Лизун размахивал своим длинным языком, таким образом заранее предупреждая смельчаков с ним не связываться. Прошло несколько мгновений, которые, однако, длились очень долго, пока лизун душил Женю, и вдруг в поле зрения камеры появилась Виджая. Она с перекошенным ртом, извергая ругательства, выкатилась из толпы, схватила клинок и двинулась прямо на монстра. Это выглядело безрассудно и отважно одновременно, потому что Виджая в прямом смысле могла остаться без кожи на лице. Дважды кончик языка едва не коснулся ее. Один раз мазнул по пальто, а во второй Виджая смогла увернуться. И то, что у нее получилось ударить клинком по спине лизуна, выглядело самым настоящим чудом и редким везением. Иноморф взвизгнул, спрыгнул на тротуар и, по-лягушачьи раздвигая задние лапы, поскакал к крыльцу.

– Черт! Выглядит… м-м-м… мерзко. Я про иноморфа, – промычал Женя и с брезгливостью бросил телефон на кровать.

– Есть немного. Эта индианка или очень глупая, или очень смелая. Она, можно сказать, спасла тебе жизнь, – заметил Эрик и с улыбкой добавил: – И еще она красивая.

– Да я уже понял! По мне, так нормальная. Обычная. Таких девчонок миллион. Хотя не совсем обычная, если учитывать ее происхождение… Ай, ладно. – Женя вытащил из рюкзака блокнот, который передала Эмма, а следом контейнер для обеда, весь в сердечках и солнышках, и крикнул в коридор: – Ма-а-ам, ты можешь класть перекус в другой контейнер?! Нормальный! Обычный!

– Тогда обедай в студенческой столовой! – из кухни ответила мама.

– Ты уверена, что тебе нужны два сына-инвалида? Там же еда – сплошная отрава! – сердился Женя.

На кухне что-то грохнуло и зазвенело.

– Беги, Жека, беги! – хихикнул Эрик.

Контейнеры, контейнеры…

Женя едва успел подготовиться к завтрашнему семинару, как звякнул телефон. Он покосился на настенные часы (23:05), поднял трубку и недовольно рявкнул:

– Ну?!

Заверещал на зависть бодрый голос Михея:

– Рандомный факт. Библиотеки в Древнем Египте назывались «домами папируса» или «домами жизни». Над входом в библиотеку фараона Рамзеса II висела табличка с надписью «Душевное лекарство».

– Какое достижение! Ты научился пользоваться Википедией. Серьезно, Мих? Одиннадцать часов! Мне плевать на египетские библиотеки!

– Я просто нашел прикольный мем. Послал тебе картинку пару часов назад, но ты не прочитал сообщение, поэтому теперь слушай. Я: ищу книгу про… Библиотекарь: …про чтение мыслей? Я: нет. Библиотекарь: черт! Однажды это сработает!

В ответ Женя так громко выдохнул, что тюль на окне закачался.

– Давай вместе что-нибудь посмотрим, – предложил Михей. – Спать совсем не хочется.

– Не-а. У меня кое-что есть. Возможно, материал для подкаста.

– О, круто! «Криминальный мизантроп» возвращается? Завтра расскажешь. Спокойной ночи.

Женя направил свет настольной лампы на блокнот, похожий на небольшую книгу, и долго вглядывался в корешок, переплет и обрезы, все в светло-коричневых подтеках. Но ничего интересного так и не обнаружил: обычный блокнот, пролежавший на пыльном чердаке лет двадцать, а то и больше. Однако уже первая страница заставила Женю изумленно поднять брови. Аккуратным почерком была сделана пометка:

«Сентябрь, 1995 год. Минский монстрологический колледж имени Стефана Дрыгвича. Дневник принадлежит Хранителю историй».

В этом колледже учился сам Женя, так что события набирали обороты и делали эту ситуацию все менее предсказуемой. На второй странице все тем же каллиграфическим почерком было написано:

«Истории могут теряться, а подробности – забываться. Я, Хранитель историй, возложил на свои плечи ответственную миссию – запечатлеть. Буду честен, участники описанных ниже событий не давали мне разрешения на запись. По этой же причине я скрываю свое настоящее имя. Понимаю, что подслушивать и подсматривать не очень красиво, но мои последователи спустя время сами же будут мне благодарны. За отдельную плату, конечно. Пожалуй, начну с самой первой встречи клуба „Живая библиотека“. Вот как это было».

Женя перевернул страницу.

«Я стоял за книжными стеллажами. С этого места хорошо просматривалось небольшое и свободное от шкафов пространство у самого входа в библиотеку. Студенты (их было семеро) сидели на стульях в кругу, а библиотекарша, молодая женщина, жаль только, что страшненькая и слегка забитая, типичный синий чулок со здоровенными очками на половину лица, говорила следующее:

– Добро пожаловать на первое заседание клуба „Живая библиотека“! Я рада, что вы откликнулись. Надеюсь, что количество участников будет увеличиваться, чтобы каталог «живых» книг расширялся. – Агата Вениаминовна (так звали библиотекаршу) одернула старушечий кардиган мрачного коричневого цвета и присела на свободный стул. – Сразу скажу, что идея не моя. О „живых“ библиотеках я прочитала в журнале „Вокруг света“. Идея состоит в том, что носителями информации являются люди, а не книги или газеты. Ведь у каждого из нас есть своя особенная история: смешная, грустная, драматичная, возможно, пугающая. Из каждого жизненного случая мы выносим определенный опыт, который может пригодиться остальным. Давайте порассуждаем над этим! Федя, ты какая книга сегодня?

Это Агата Вениаминовна спросила у очень худого первокурсника с торчащими во все стороны волосами. Забавный парень. Федя хихикнул:

– Юмористическое приключение, наверное.

Тут я согласен! Этот растяпа вечно проливает суп в столовой, не знает, как совладать со своими длиннющими конечностями, и частенько попадает в передряги.

– Сегодня я проспал. В спешке собирался и выскочил на улицу в тапочках, – рассказывал Федя. – Вернулся домой и опоздал на трамвай. Попытался его догнать, поскользнулся и зацепил бабулю. Она выронила корзину с яблоками. Потом мы вместе собирали их по тротуару… И такое у меня каждый день.

Студенты засмеялись.

– Маша, а ты? – Агата Вениаминовна прикоснулась к руке рядом сидящей девушки. Кажется, она учится на третьем курсе. Что я могу сказать про нее? Эти голубые глаза! Цитируя Пушкина: „гений чистой красоты“.

Маша слегка покраснела и пробормотала:

– Романтическая повесть. Я недавно познакомилась с одним молодым человеком и… ну… понимаете…

Эх, влюбилась! С такой бы и я встречался. А она со мной – нет!

– Уверена, что твоя история не хуже, чем у Джейн Остен, – улыбнулась библиотекарша. – Надеюсь, в будущем ты нам ее расскажешь! Аня, а почему твой брат Слава не захотел к нам присоединиться?

Толстая и прыщавая девчонка, по мне, так сущая уродина, пожала плечами:

– Он не любит делиться секретами.

Сто процентов. Этот сам себе на уме. Кстати, трудно поверить, что Слава и Аня родные брат и сестра. Слава со смазливой физиономией, высокий, стройный, а Анька еще та страхолюдина.

Потом студенты долго рассуждали, какими книгами себя представляют. Я чуть было не сдох от скуки. Спасибо печурнику, который вовремя выбрался из угла и стал жаловаться, что слишком шумно, и собрание затягивается, и бла-бла-бла. Забавный этот кот. Так важно ходит на задних лапах. Хорошо, что ОКДИ позволили ему остаться в библиотеке.

На прощание Агата Вениаминовна сказала:

– Во-первых, все, что сказано на заседании, не выходит за пределы этой комнаты. Во-вторых, вот вам домашнее задание. Подумать над историей, которой вы можете поделиться с другими. Название и жанр мы внесем в каталог. И помните, что самой главной библиотекой в жизни является наше сознание, и хорошо, если там будет порядок».

Женя в полном недоумении закрыл блокнот. Хотелось читать дальше, но от усталости глаза болели так, словно в них насыпали песка.

– Хм-м-м… Неплохое начало. Но кто и зачем передал мне этот дневник? – пробормотал Женя. – Ладно. Все завтра.

3

Почему так

Листья не просто падали на остывшую и посеребренную инеем землю, а кружились по спирали, продлевая себе жизнь, потому что затем вялые грабли студентов собирали их в кучи и отправляли на веки вечные в черные пластиковые пакеты.

– Молодые люди, пошевеливайтесь! Семинар по истории начнется через двадцать минут, а мы еще и половину работы не сделали. – Дарья Павловна мелко дрожала, напрасно кутаясь в свой стильный, но совершенно бесполезный промозглой осенью плащ. Ее подопечные убирали листья на спортивной площадке рядом с главным корпусом, но, понятное дело, без особого желания, поэтому и приходилось их постоянно подгонять.

Над вершинами кленов пролетел цмок, но какой-то уж совсем хилый и апатичный: змеиное серое тело, лоснистое и немного сплюснутое, гибкий хвост, крылья размашистые, словно у огромной летучей мыши, и вдоль позвоночника острые шипы.

– Цмок с Алиэкспресс! – хихикнул Михей. Он ярко выделялся на фоне своих одногруппников в этих своих ультрамариновой куртке, желтых ботинках и белой вязаной шапке с пушистым помпоном.

– ДарьПалона, почему иноморфов не используют для уборки листьев? – спросил Дима Чистяков, разглядывая ладони со свежими мозолями.

– Подобное предположение есть не что иное, как расизм, – отрезала преподавательница. – В другой раз, если нечего сказать, лучше помолчи.

Алина Раговская, делая вид, что невероятно сильно увлечена опавшими листьями, подкралась к Жене. Она откинула за спину длинные, умело завитые светлые волосы и шепнула:

– Бражник, нужна помощь. Пропал мой пенал. Найди, пожалуйста.

Женя даже бровью не повел, но окружающие привыкли к безразличию, которое он проявлял к их персонам. Молчит – можно говорить дальше. Вот когда начнет краснеть и кривить рот, тогда лучше бежать в соседнее государство.

– Что значит «это чушь собачья»? – Алина знала Женю еще с начальной школы и, бывало, верно читала его мысли. – Между прочим, в пенале у меня лежали ключи от дома. Только в этом месяце я уже посеяла телефон и брендовый шарф. У мамы уже судороги начинаются от слов «я потеряла». У тебя же подкаст есть с расследованиями, как там… классический миколог.

– Миколог – это ученый, который изучает грибы, Раговская, – ухмыльнулся Михей, который просто физически не мог переносить, когда между ним и Женей расстояние было больше двух метров, поэтому он мгновенно телепортировался с другой части площадки и сразу же включился в разговор. – Ты утром не забывай мозг запускать, а то он у тебя постоянно в режиме ожидания.

– Заткнись, Половинкин! Я не тупая, просто забыла название, – рявкнула Алина, замахиваясь на Михея граблями. – Я слушала подкаст про исчезнувшего дворника.

– Я чувствую прилив глубокой и бесконечной скуки, – тяжело вздохнул Женя. – Это было в седьмом классе, Раговская. И дворник не исчез, а ушел в запой. А пенал твой взял Артем.

– Ты видел? – округлила глаза Алина.

– Нет, но вы все до жути предсказуемые. – Женя уперся ладонями в верхушку черенка граблей и опустил подбородок. – Я знаю все ваши шаги наперед.

– Сейчас он у меня получит! – Алина покосилась на широкоплечего парня с ярко-коричневыми, точно нарисованными, веснушками.

– Зачем? Он же тебе нравится.

– Ну… Нравится, только зачем брать чужие вещи? – смутилась Алина.

– Да сыграй в его игру! Объяви всем, что исчез твой пенал. Если найдет девушка, то с тебя лайки и комменты под постами, если парень, то поцелуй. Артем быстро принесет твое розовое счастье. Нашел в гардеробе, скажет он. Почувствует себя героем и наконец-то осмелится пригласить в кино. Что там, Миха, сейчас показывают? Артем – нормальный парень, без разрешения под юбку не полезет, а вот с практическими занятиями поможет. Правда, повстречаетесь вы недолго.

– Это почему же? – насторожилась Алина.

– Тебе нормальные не нравятся. Тебе нужны страсти, надрыв и драма, – ответил Женя. – Но плюсов все равно много. Ты повысишь отметки, а Артем… м-м-м… скажем… наберется любовного опыта.

– Бражник, ты дебил! – Алина так резко развернулась, что хлестнула волосами по лицу Михея.

– Эй, а я тут при чем? Вот лихоматара! Стою, молчу, никого не трогаю. – Михей еще немного поворчал и спросил у Жени: – Пойдешь со мной завтра на вечеринку к Даниле Не-Бей-Лежачего с третьего курса? Там будет Лиза. Хочу сделать ей сюрприз, а потом куда-нибудь пригласить.

– А нельзя подойти к ней на перемене и прямо сказать: «Давай сходим в кино или в кафе»? Меня уже тошнит от листьев и от людей, которые сами себе создают сложности.

– Нельзя! На такое способен только ты, потому что знаешь, что ни одна девушка из колледжа тебе не откажет. Только вот не понимаю почему. Вечно ходишь с недовольной мордой и смотришь на всех свысока. – Михей надул губы и стал похож на капризного малыша.

– Ой, да прекрати ты уже! Как вы меня все достали! – Женя с выражением смертельной тоски на лице бросил грабли и по извилистой тропинке направился к главному корпусу, не обращая внимания на возмущенный возглас Дарьи Павловны и объявление Алины Раговской:

– Люди, я потеряла розовый пенал. Там еще Чонгук[16] нарисован. Кто найдет, тому поцелуй!

Данилу Мансулова прозвали Не-Бей-Лежачего, потому что он уже много лет занимался борьбой и при этом придерживался строгих моральных принципов: слабых не трогать и с дураками не связываться. А еще он был одним из лучших студентов в упражнениях с боевыми посохами, да и вообще хорошим парнем.

В трехкомнатной квартире Данилы собралось около двадцати студентов. Гремела музыка, из лоджии тянуло сигаретным дымом. Пахло пивом, хотя Данила наверняка поклялся родителям, что никакого алкоголя не будет во время их короткой командировки.

Женя чувствовал себя некомфортно, поэтому даже куртку не снял, а взял пластмассовый стаканчик с газировкой и забился в угол. С этого места было удобно наблюдать за худенькой и флегматичной Лизой, которая так сильно нравилась Михею. Но оказалось, что Лиза бросала трепетные и робкие взгляды на своего одногруппника, высокого блондина, а тот от счастья только глупо улыбался. Женя сообразил: они только недавно начали встречаться, и на данный момент шансов завоевать сердце Лизы у Михея было приблизительно ноль.

Михей через десятые руки передал флешку Даниле. Тот включил огромный, на полстены, телевизор, и бархатистая мелодия пригвоздила парней и девушек к экрану. Это была качественная склейка Лизиных фотографий и коротких видео, на которых девушка выглядела прекрасным ангелом. Улыбка, повороты головы, дрожание плеч – каждое движение дышало восхищением и обожанием. Без лишних слов было понятно, что автор этого ролика по уши влюблен в Лизу. Она же стояла, прижав ладошки к груди, обливалась слезами и сводила бровки на переносице – хрупкая и милая.

– Как слащаво! – буркнул Дима Чистяков.

Женя от неожиданности выронил стаканчик:

– Черт! Ты откуда взялся? Напугал.

– Да вот пришел выпить что покрепче, а тут только пиво. Скучно. – Дима по привычке накрутил на палец прядь русых волос и указал на Лизу, которая не отрываясь смотрела на экран телевизора. – Это выглядит как сцена из сопливого кино для двенадцатилетних девочек. Блевать хочется!

Женя бумажными полотенцами вытер газировку с пола и пробубнил:

– Влюбленность часто приводит к эмоциональной нестабильности, и люди совершают поступки, которые другим кажутся глупыми.

– Ты же это про Половинкина сказал? – хихикнул Дима, надел вязаную шапку и направился в коридор. – Я пошел! Даже с моей выжившей из ума бабкой веселее, чем с вами, придурки!

Женя поглядывал на взволнованного друга, который точно специально надел персиковое худи с изображением разбитого сердца.

Какой же идиот!

И к гадалке не ходи – результат был очевиден. Михей просчитался. Он полагал, что, как только экран моргнет черным цветом, Лиза станет искать автора ролика, но она тут же бросилась в объятия ошарашенного блондина. Молодые люди окружили парочку, бурно зааплодировали и загудели – такие романтические истории по душе всем, а Михей, опустив голову, потащился в угол к Жене, который изобразил что-то наподобие сочувственного вздоха и сказал:

– Состояние эйфории при влюбленности длится несколько месяцев. К концу учебного года, скорее всего, их отношения пойдут на спад. Лиза заметит, как этот блондинчик глупо прикрывает лицо ладонью, чтобы поковыряться в носу, или как противно чавкает, когда ест яблоки. Так что в апреле–мае подкати еще раз.

Михей отмахнулся:

– И на все у тебя есть ответ. Лихоматара! Закругленто с этой любовной историей. Мемы посочинять, что ли… О! Возьму твою фотографию, Жека, на которой у тебя фирменное выражение лица, и подпишу: «Взаимная любовь – это просто и скучно, это для слабаков. Безответная любовь – это уже интересно, это для меня».

Женя собирался что-то ответить, однако цепким взглядом выхватил из толпы Виджаю и неодобрительно пробормотал: «А эту кто позвал?» Но при этом он, конечно, заметил и короткое черное платье с белым воротничком, и блестящие волосы, на затылке перевязанные бархатной лентой, и туфли на высоком каблуке. Выглядела Виджая отлично, но вот нелепая огромная брошь в виде кленового листа, по мнению Жени, явно была лишней. И вдруг понеслось! Кто-то закурил прямо в гостиной, сигаретный дым с деликатностью окутал Виджаю полупрозрачной вуалью. Данила включил напольную светодиодную лампу, и комната окрасилась всеми оттенками розового. Заиграла нежная мелодия, молодые люди разбрелись, ища себе пару для медленного танца. А в центре комнаты стояла Виджая, немного потерянная и смущенная, с этой своей экзотической внешностью, и не знала, куда деть руки. Женю разрывало от противоречивых чувств: злорадства, что Виджае так неловко и неуютно, и необъяснимой тоски, когтями скребущей где-то в горле.

Да что ж это такое? Вот черт, Бражник! Соберись!

Из темноты вынырнула Лиза и обняла Виджаю:

– Ви! Ты пришла! Ура! Я подписалась на тебя в «ТикТоке» и пересмотрела все видео. С национальной едой вообще отвал башки.

Женя многозначительно посмотрел на Михея, словно говоря: вот как это делается! Вот как можно подкатить к девушке, не используя сопливых видео. Виджая заметила юношей и поспешила к ним. От нее пахло пряным, теплым и немного землистым ароматом.

– Что у тебя за духи, Чатурведи? – внезапно спросил Женя, не в силах сдержать любопытство.

– Saffron, то есть шафран. Приправа. Я была готовила рис перед вечеринкой, – ответила Виджая и вдруг просияла. – О, у меня есть новость. Вы должны заниматься русским языком со мной.

Михей пожал плечами:

– Зачем? Ты же нормально разговариваешь. Кто там Толстого читает? Я вот его не люблю. А твой акцент и небольшие ошибки не считаются.

– Дарья Павловна знала, что вы так хотели говорить. Она сказала… как там… О! Что возвысит ваши отметки за первую часть года по литературе и языку. На два балла! И еще она хотела разрешить вам три раза не ходить на классный чаш. Ча-а-ас, – хитро сощурилась Виджая.

– Я против, – отрезал Женя. – И Миха тоже. Оплата не соответствует уровню сложности работы. К тому же неохота возиться с тобой.

Виджая стойко приняла и этот удар:

– Дарья Павловна знала, что ты, Бражник, хотел так говорить. Она возвысит ваши отметки и за год тоже.

– Я согласен! – захлопал в ладоши Михей. – А Жеку я уговорю. Вот это удача!

– Вы можете приходить ко мне домой для ужина. Завтра. Мама даст вам индийскую пищу. Мы обсудим занятия, – Виджая наслаждалась своей победой и даже не пыталась это скрыть. И опять в ее зрачках закружились водовороты, розовые, фиолетовые и золотые.

– Почему вы игнорируете то, что я против? У вас своя вселенная? – Женя исподлобья рассматривал Виджаю. Он только сейчас заметил, какими длинными у нее были ресницы, а блестящие волосы завивались у висков в мелкие колечки. Да и брошь оказалась не такой уж и уродливой. Внутри нее жили и переливались язычками пламени краски осени – желтые, оранжевые, рубиновые и коралловые. Думалось, что кленовый лист трепещет, будто желает сорваться с платья и отправиться в полет по вечерним и холодным улицам Минска. А все для того, чтобы не просто упасть на остывшую и посеребренную инеем землю, а кружиться по спирали, продлевая себе жизнь.

– Я нуждаюсь в помощи. Honestly, то есть честно говоря. Я хочу быть долго в Минск, хочу друзей и чувствовать себя тут хорошо, – сказала Виджая.

– Но при чем тут я? – Женя направился к выходу. Михей бросился следом, на ходу натягивая куртку и крича: «Не боись, Ви! Я уговорю Жеку! Вот это везуха!»

– Почему?! Почему?! Почему мы – дебилы?! – Женя резко подскочил с места и, упершись ладонями в парту, уставился на пожилую женщину полными осуждения глазами. Выглядел он так страшно – вздувшиеся вены на шее и перекошенный рот, – что одногруппники мгновенно замолчали. Тишина была абсолютной.

Елена Петровна, преподавательница по сверхъестественным проявлениям русалок и русалкоподобных существ, с безразличием встретила эту вспышку гнева. Ее расслабленные движения, наклон головы на плечо и усмешка словно бы говорили: «И что дальше? Кулаками размахивать будешь?» Позади преподавателя на доске висел плакат с прекрасной лоймой и рядом же изображение ее скелета. Зловеще.

Конфликт начался несколько недель назад. Елене Петровне не понравилось, как М–12 справилась с домашним заданием. Она поворчала-поворчала, а уже на следующей лекции стала бросаться обидными фразами, мол, юноши и девушки незаслуженно попали в лучшую группу колледжа и вообще они бестолковее и тупее существ, которых изучали.

В Жене медленно, но верно нарастало недовольство, и Михей это заметил.

– Что возьмешь со старухи? Ей пора в санатории кости греть и на электрофорез ходить. Жить по расписанию: завтрак, обед, лечебные ванны и обязательно тихий час. А тут с нами приходится возиться, – уговаривал друга Михей, но Женя, вяло реагирующий на эмоции окружающих, ни в каком виде не мог мириться с несправедливостью. Так что, когда Елене Петровне вновь не пришлись по душе результаты зачета и она в сердцах сказала студентам: «Дебилы!» – Женя взорвался.

– Еще раз спрашиваю: почему мы – дебилы? – повторил он и, немного поразмыслив, добавил: – Старая ведьма!

Студенты выдохнули единым мучительным стоном, точно судьба Жени уже была предрешена, а Елена Петровна, внезапно обрадовавшись, воскликнула:

– Бражник, к ректору!

– Даже в аду будет лучше, чем на вашей лекции. – Женя схватил рюкзак, решительным шагом вышел из кабинета и направился в главный корпус.

– Просто извинись из уважения к возрасту, и вопрос себя исчерпает. – Ректор в тщательно выглаженном костюме стоял напротив окна в своем кабинете и глядел на второкурсников, которые сгребали листья в небольшом кленовом скверике.

Женя не первый раз посещал этот кабинет и всякий раз поражался порядку, который тут царил. На черном глянцевом столе ни одной пылинки, ручки и другие принадлежности лежали в ровном ряду, и ни один уголок листа не выползал из аккуратной стопки. За прозрачными дверцами шкафов книги размещались строго по цвету, а на графине с водой и на стаканах не было ни одного жирного отпечатка. Женя и сам любил порядок, но сейчас подумал, что, возьми он да и разбросай документы, у ректора случился бы инфаркт. Мысль оказалась очень назойливой, так что Женя усилием воли ее отогнал и сказал:

– Я буду уважать того, кто достоин уважения. И мне все равно, сколько лет тому человеку: пять или сто двадцать пять.

– Бражник! – Ректор развернулся и присел на подоконник. Он был высоким и статным, с широкими плечами и густыми темными бровями.

– Что – Бражник? Я, например, уважаю своего брата. Знаете, как на него смотрят люди? Как на отсталого, хотя Эрик очень умный. Да, часто жалуется на судьбу, но на самом деле он мужественный и стойкий. Как оловянный солдатик. И папу уважаю. Он шесть лет откладывал деньги, чтобы купить спортивный автомобиль. Была у него мечта такая с детства. А потом бац – и вложил все деньги в стартап ученых. Парни изобрели какой-то крутой преобразователь речи для инвалидов и искали спонсоров. Еще я уважаю Золотореву. Ее мать постоянно шляется по наркопритонам, а Маша зубами выгрызает себе место под солнцем и еще за наши отметки беспокоится. А знаете, кого я не уважаю?

– Кого, Бражник? – ректор слушал очень внимательно.

– Маму. Она не дает моему семнадцатилетнему брату ни малейшей возможности стать самостоятельным и взрослым. А еще не уважаю преподавателей, которым не хватило смелости вовремя уйти на пенсию. Они так устали, что срываются на студентов и называют их дебилами.

Ректор выдохнул весь воздух, сколько его было в легких, засунул руки в карманы, поглядел на свои начищенные до блеска ботинки и с улыбкой спросил:

– А меня, Бражник, меня ты уважаешь?

– Зависит от ваших дальнейших действий. Сразу говорю, извиняться не буду.

Ректор плюхнулся в кожаное кресло и, потерев глаза кончиками длинных пальцев, ухмыльнулся:

– Вот какая молодежь теперь пошла! Палец в рот не клади – откусят. Мне нравится, что у тебя есть собственное мнение по любому поводу, однако в силу возраста и отсутствия опыта ты, как это говорят, рубишь сплеча. Иногда нужно остановиться и посмотреть на ситуацию с разных сторон. Подумай над этим, хорошо? Можешь идти, Бражник. Я побеседую с Еленой Петровной, но имей в виду, что проблема не решена.

Женя выскользнул в прохладный коридор. Лекция уже закончилась, и по первому этажу главного корпуса лениво передвигались студенты. На нижней ступени широкой лестницы Энгель разговаривал с молоденькой секретаршей. Он, заметив Женю, окликнул его и пошел навстречу.

Белоснежная рубашка, едва уловимый аромат духов с нотками кедра и лимона, прядь аккуратно уложенных волос, соскользнувшая на чистый лоб. Энгелю бы не из кабинета в кабинет переходить, а позировать перед камерами фотографов, подумал Женя.

– Уже всем известно, что я обозвал Елену Петровну старой ведьмой? – спросил он.

– Иди за мной! – Энгель поманил Женю в тихий уголок, где на застекленных стеллажах красовались кубки и медали за спортивные достижения студентов. – Почему ты так строг к окружающим? Ты ведь в курсе, что у Елены Петровны несчастная судьба? Сын все по тюрьмам да по тюрьмам, а она одна воспитывает внука.

– Значит, это дает ей право делать несчастными других? – огрызнулся Женя. Меньше всего он ожидал, что его будет стыдить Энгель.

– Жень, у тебя или белое, или черное, а между этими цветами, чтоб ты понимал, сотни оттенков. – Энгель засунул руки в карманы и покачался на каблуках туфель. Эта привычка была у преподавателя и его любимого студента одна на двоих.

– Вы, взрослые, хорошо об этом знаете. Так?

– И всегда так категорично выражаешься! Ты тоже взрослый. Тебе не одиннадцать. Я Петровну не оправдываю, но постарайся хоть на мгновение представить себя на ее месте. Люди не роботы. Они устают, и выгорают, и в такие моменты совершают ошибки. Почему ты так строг? – Энгель вдруг напрягся, словно почувствовал что-то неладное.

– Почему так?.. Почему так?.. – бездумно повторил Женя, с изумлением взглянул на свои трясущиеся ладони и внезапно ощутил сильный толчок откуда-то из глубины земли. Один-единственный толчок. Студенты и преподаватели, находящиеся в холле, даже не успели испугаться, просто замерли, ошарашенные происходящим.

– С тобой все будет в порядке, – сказал Энгель, делая ударение на словах «с тобой», и молниеносно оттолкнул Женю. И вовремя, потому что несколько огромных кубков, разбив стекло, грохнулись на пол. Затем он бросился к студентам, выкрикивая на ходу: – Все целы? Кому-то нужна помощь?

Женя оцепенел, но не от страха, а от фразы, сказанной ему преподавателем.

«С тобой все будет в порядке». Что это значит? А с остальными? С остальными тоже все будет в порядке?

Звякнул телефон.

– Сын, ты в безопасности? – с тревогой спросил папа.

– Да. Я в норме. Ты дома? Как мама и Эрик?

– С нами все хорошо. Меня начинают беспокоить эти землетрясения. Интересно, что сегодня скажут в новостях? Опять человеческий фактор? – съязвил папа. – Никто не хочет говорить правду. Ладно. Потом про это. Когда ты вернешься? Вместе как-то спокойнее.

– Буду поздно. – Женя вышел на порог главного корпуса. Где-то вдалеке голосила сиреной карета скорой помощи. – После лекций у меня еще практика в тренировочном зале, а потом я иду на ужин к одногруппнице.

– О! К кому и по какому поводу? – заинтересовался папа.

– Да к новенькой. Меня и Михея назначили репетиторами по русскому языку, и, видимо, нас теперь хотят задобрить национальной индийской едой.

– А-а-а! Хорошего вечера. Странно, что ты согласился, – сказал игривым тоном папа, и Женя представил, как он широко улыбался в этот момент.

– Да! Очень странно. Пока, пап. Мне еще нужно морально подготовиться к худшему вечеру в моей жизни. – Женя положил телефон в карман и уставился на небо, голубое и прозрачное. В чистом воздухе витала невидимая глазу паутина. Пахло бессмертниками, можжевельником и дымом костров.

Все смешалось в кучу: очередное землетрясение, ужин и тот факт, что Жене на самом деле хотелось пойти к Виджае домой, но нужно было делать вид, что все это его жутко бесит.

– Это риш… э-э, лепошки… э-э, чучвица, э-э… Никак не… сказать… – засмеялась красивая женщина в нарядном зеленом сари с вышитыми цветами. Черные как смоль волосы были заплетены в косу, на шее сияло ожерелье из белого золота.

– Это тхали. – Виджая указала на большое металлическое блюдо, на котором стояло множество маленьких мисочек с начинками, а в центре – горка риса и лепешки. – У мамы совсем ужасно с русским языком.

– В Индии есть выражение «атити дево бхав», что означает «гость – это Бог». Спасибо, что осчастливили нас! – широко улыбнулся худощавый мужчина по имени Мадхукар, собирая вокруг карих глаз сотни крохотных морщинок. Он действительно хорошо говорил на русском языке, правда, с более заметным акцентом, чем у дочери. Мадхукар оторвал от лепешки небольшой кусочек, свернул из него что-то наподобие ложки и зачерпнул карри. – Прошу вас, юноши. Не смущайтесь. Возьмите приборы!

Женя и Михей переглянулись и похватали вилки. Хозяйка дома, которая представилась как Сандхъя, ловко орудовала кончиками пальцев правой руки: смешивала рис с соусом в шарики и отправляла их в рот.

Виджая рассказывала о блюдах:

– Это дал махани: чечевица с маслом и сливками. Вот это палак панир: шпинат с сыром. Там ведж-корма: брокколи, грибы и кешью. Еще есть салат с авокадо и свежие овощи. О, мы vegetarians.

Женя чувствовал, как у него во рту взрывались фейерверки вкусов: сладкие и соленые нотки, пряности и кислинка. От одних специй слезились глаза, другие вызывали жар в теле, третьи, наоборот, раскатывались по нёбу прохладной волной.

В красиво обставленной комнате было тепло, играла спокойная индийская музыка, а за окном приятно шумел дождь. Виджая выглядела очень милой в цветастом платье и с заколкой в виде белоснежного лотоса в блестящих волосах.

Жене понравились родители Виджаи. Они выглядели расслабленными, точно никуда и никогда не торопились. Так ведут себя люди на отдыхе, которым завтра не нужно вставать рано утром на работу. Женя подумал о своей маме, вечно нервной и тревожной. Она, наоборот, находилась в постоянной спешке и все боялась не успеть.

Мадхукар учил Михея, как правильно есть пальцами:

– Вселенная и человек соединены энергетическими линиями, тонкими и хрупкими. Когда же эта гармония нарушается, то приходят болезни и неприятности. А на подушечках пальцев есть точки выхода энергии пяти стихий: воздух, огонь, вода, земля, эфир – и у каждой своя собственная сила. Поэтому когда мы едим руками, то насыщаем еду полезной «родной» энергией, которая не способна принести вред. И, конечно, кушаем только правой рукой, левая предназначена для гигиенических процедур.

– Какое счастье, что я не левша! – хихикнул Михей и отправил в рот джалеби, хрустящие спиральки из пшеничной муки, политые сахарным сиропом.

Сандхъя принесла на подносе чашки с пряным чаем масала, от которого веяло кардамоном и корицей. Женя сделал несколько глотков, и его окончательно разморило.

Вечер был идеальным ровно до тех пор, пока Мадхукар не сказал:

– Я вам очень благодарен за то, что вы подружились с моей дочерью.

Женя усилием воли не скривил лицо в саркастической ухмылке.

С каких пор навязывание отношений называется дружбой? – подумал он.

– Язык Виджая знает неплохо, но вот обычаи Минска и белорусскую культуру ей, да и нам с женой тоже, еще предстоит изучить, – продолжил Мадхукар. – И я, конечно, не против, что вы, Евгений и Виджая, собираетесь общаться… э-э-э… более тесно и близко, но давайте пока не торопиться. Нам всем нужно время, чтобы привыкнуть друг к другу и… Ну, вы меня поняли!

Женя напрягся и покосился на Виджаю, которая внезапно засуетилась:

– Мама, папа, спасибо за ужин. Дханьявад! Мы идем в мою комнату готовиться для семинара.

Сандхъя что-то сказала на хинди, Мадхукар перевел:

– Оставьте дверь полуоткрытой.

Виджая повела парней за собой по коридору, поспешно затолкнула их в комнату и, включив свет, плотно закрыла дверь.

– А как по вашим традициям проходит свадьба? – засмеялся Михей.

– Родители неправильно понимали. Я сказала, что ты, Бражник, мне… немного… нравишша. – Виджая похватала разбросанную по всей комнате одежду и закинула ее в шкаф.

– Немного? – продолжал потешаться Михей. – Да ты уже внесла членский взнос в клуб «Тайных обожательниц Бражника». Знаешь, сколько вас таких?

Женя, булькая раздражением, отвернулся от Михея с Виджаей и стал изучать комнату. Это жилище вполне подходило человеку, настроение которого менялось часто и круто, а поводы для перемен бывали ничтожными. Женя успел заметить, что даже незначительный комплимент способен был окрылить Виджаю, а замечание – погрузить в мрачное состояние на весь день.

Женя обратил внимание на розовые девчачьи обои и приколотые к ним мрачные зарисовки с чудовищами, полупустые коробочки с минералами (видимо, собирала коллекцию, но так и не завершила), незаконченные алмазные мозаики. А еще интересно, что на рабочем столе включенного компьютера виднелось множество вкладок. Виджая как распахнутая книга: ей совершенно нечего скрывать.

На комоде Виджая устроила небольшой алтарь. В центре на подставке возвышалась скульптурка четырехрукой длинноволосой женщины с голубой кожей. В одной руке она держала окровавленный меч, а в другой – отрубленную голову какого-то демона. Вокруг нее были расставлены свечи и изящные сосуды с благовониями, рядом разложены гирлянды из искусственных цветов и картинки с изображениями индийских богов. Тут же находился маленький керамический слоник с поднятым хоботом, весь в трещинах и сколах. На алтаре не было ни одной пылинки – Виджая хорошо за ним ухаживала.

– А это кто такая? – спросил Михей, подойдя к комоду.

Виджая прикоснулась к четырехрукой женщине:

– Это богиня Кали. Она побеждала демонов. Она – женское начало, с невероятной силой. Моя любимица. Пожалуйста, можно садиться на кровать или на стул.

Михей заинтересовался каким-то рисунком с жутким чудовищем, и Виджая стала рассказывать историю, где и когда она это рисовала. А Женя, оставшись один возле комода, взял керамического слоника и засунул его себе в карман. Зачем так сделал, и сам толком не знал. Наверное, хотел наказать девушку за ее длинный язык. Хотя такие импульсивные поступки были не в его стиле.

Спустя какое-то время Женя спросил:

– Почему твоя комната выглядит такой обжитой? Разве ты не приехала в Минск пару дней назад?

– Но мы были жили здесь летом, а потом ездили в другой город и опять были вернулись.

– Необязательно использовать «были» через каждое слово. Жили, ездили, а потом вернулись. Окей? Немного раздражает, – проворчал Женя.

– Не цепляйся к Ви! Пусть говорит как хочет. Как там, кстати, подкаст? Что откопал? – поинтересовался Михей, развалившись на кровати и мурлыча, как кот после сытной еды.

Женя с подозрением покосился на Виджаю, размышляя, стоит ли говорить при ней, но все-таки вынул из рюкзака блокнот Хранителя и уселся за компьютерный стол, а Виджая склонилась над ним, и концы длинных волос приятно заструились по Жениному плечу.

– Поначалу было интересно читать. Что-то вроде увлекательной истории. Чувак неплохо написал. Я бы даже сказал, что у него талант. Но в итоге стало понятно, что Хранитель этот – самый обыкновенный шантажист, – рассказывал Женя. – Вот представьте нашу студенческую библиотеку. В 1995 году она была в два раза меньше. Это потом уже ее объединили с соседним кабинетом. Хранитель каким-то образом узнавал про заседания клуба «Живая библиотека», приходил заранее, прятался за книжными рядами и подслушивал.

Михей спросил:

– Я не понял, что такое «Живая библиотека»?

– Библиотекарь Агата Вениаминовна составляла каталог из историй студентов, что-то вроде юмористического рассказа, драмы, повести о взрослении, приключенческого романа и подобного. Участники клуба приходили на встречу, выбирали из каталога жанр и название, а потом слушали первоисточник. Каталог расширялся, студентов становилось больше и больше. И случилось так, как обычно бывает в компании, где все друг друга знают и уважают.

– Они… как сказать… started to open up! – догадалась Виджая, и ее глаза зажглись любопытством.

– Начали открываться, – подсказал Михей.

Женя кивнул:

– Угу. Я сегодня расспросил кое-каких преподавателей про эту Агату Вениаминовну. Сказали, что она была доброй и отзывчивой. Так что студенты доверяли ей свои секреты, а наш мистер Икс подслушивал. Понятное дело, им хотелось с кем-нибудь поделиться, избавиться от тревоги, а внимательная библиотекарша всегда рядом. Времена были сложные, девяностые годы, родителям хоть прокормить своих детей, а не то что думать про их ментальное здоровье.

– Подожди. Этот Хранитель шантажировал студентов? – спросил Михей.

– И не только их. Так, где же это? Вот тут! – Женя зашуршал страницами:

«22 ноября 1995 года.

Теперь у меня есть отличные кожаные перчатки. И никто не узнает, что наша преподавательница немецкого языка Сенкова, оплот нравственности и высокоморальности, не смогла нормально воспитать своего сына. Его сначала поперли с третьего курса мединститута за пьянство, а потом посадили в тюрягу за разбой. Я долго носил в себе эту тайну и заслужил награду».

Женя указал на цветные закладки:

– И подобных случаев вон сколько! Понятно, что студенты вряд ли могли много платить за молчание: какие-то копейки и безделушки. Но Хранитель брал все, что давали. Скорее всего, был из нищей семьи, как и сотни тысяч белорусов в те годы.

Михей замахал руками:

– Стоп! Не понимаю. Про сына-пьяницу могли ведь услышать и другие студенты во время заседания их клуба. Какая это тогда тайна?

Женя кивнул Михею и Виджае:

– Слушайте!

«23 сентября 1995 года.

Честное слово, меня скоро исключат из колледжа за пропуски пар, и тогда мир не получит великого монстролога. Надеюсь, этого не случится. Сегодня у меня началась жуткая «аллергия» на семинаре по летающим иноморфам, которая плавно перетекла на перемену и следующую лекцию. Я просто знал, что Сенкова хотела поговорить с Агатой Вениаминовной наедине, так что я хорошо изучил ее расписание и нашел несколько форточек. На перемене я спрятался за стеллажами. Правда, мне потом пришлось сидеть в библиотеке полтора часа, но зато удача улыбнулась мне.

Сенкова и Агата Вениаминовна болтали про всякую хрень. Я узнал, сколько у перекупщиков стоят колготки, как сделать икру из баклажанов, как очистить духовку. Дошло до того, что я от скуки начал читать Лермонтова. И вот началось. Сенкова всхлипнула. Я выглянул из-за стеллажа. Она, обычно с прямой, как палка, спиной и с высоко поднятым подбородком, как-то вся скукожилась, будто старый башмак, и захныкала. Это уже стало интересно!

– Танечка, что случилось? – Агата Вениаминовна придвинулась к Сенковой и приобняла ее за плечи. Они сидели на лавке, обтянутой искусственной кожей, и казались слипшимися пельмешками.

– Агата, мне не с кем поделиться своим горем.

Я увидел, как библиотекарша побежала к двери и закрыла ее изнутри на замок. Затем налила в стакан воды и понесла Сенковой.

– Ой, Танечка, что у тебя случилось? Сын? В нем дело? Извини, что я прямо спрашиваю. Просто он раньше часто встречал тебя после работы. Но с месяца апреля я его не видела.

Сенкова заголосила и начала кутаться в свой клетчатый жакет, хотя в библиотеке было душно. На несколько дней, кстати, в Минск вернулось бабье лето.

– Потому что он сидит в тюрьме за разбой.

Агата Вениаминовна так громко ахнула, что заколыхались занавески на окнах:

– Что ты такое говоришь?!

– Это кошмар какой-то. Иногда я думаю, что сплю и никак не могу проснуться. Ты же помнишь, как я упахивалась на работе. Отметки у Вани были так себе, а он мечтал стать врачом. Я коллег просила, чтобы они с ним занимались перед поступлением. Денег лишних не было, так что я мыла подъезды в соседних домах по ночам. А знаешь, почему по ночам?

Агата Вениаминовна тяжело вздохнула:

– Конечно, понимаю. Преподаватель престижного колледжа, и вдруг – поломойка.

– Так и есть. Первый курс еще кое-как сын учился, а на втором связался с плохой компанией и запил по-черному. А на третьем – исключили. А там пошло-поехало. Разбой – и тюрьма. Я никому из коллег не сказала об этом. Стыдно, ой как стыдно. Столько воспитала студентов, а сына не смогла.

– Танечка, милая, ты сделала все, что было в твоих силах, для Вани. Но ответственность за собственные поступки лежит исключительно на нем.

– Я знаю, но так больно. Как же больно! Прошу тебя, Агата, только никому не говори. Такого позора я не вынесу. Ни слова. Никому и никогда. Поделилась с тобой, потому что держать все это в себе просто невыносимо.

Дальше я потерял интерес. Все самое главное уже услышал. Тем более они стали приводить себя в порядок – до звонка оставалось всего ничего. Я же дождусь перемены и скопления студентов, так и улизну под шумок.

Вот тебе и Сенкова! Помню, как на прошлой неделе я случайно выругался на лекции. Этот идиот, Будников, разорвал мою тетрадь, так что я громко послал его. Что началось! Сенкова такую речь произнесла о моем моральном облике, а у самой сынок алкаш и преступник. Как говорила моя бабка, превратности судьбы».

– Вот лихоматара! Как крыса прятался и вынюхивал. Фу! Гадко! – Лицо Михея скривилось от омерзения.

Виджая заметила:

– Почерк мне трудно понимать, но посмотреть. Сначала он писал neat, то есть аккуратно и чисто, а потом стал торопился. Буквы неровные, будто их порвали, пятна и грязь везде.

Женя удивленно взглянул на Виджаю, будто и не ожидал от нее такой наблюдательности, и согласился:

– Верно, Чатурведи. И стиль письма изменился. Раньше буквы были маленькими и округлыми, а потом, гляньте, стали размашистыми. Хранитель почувствовал себя… э-э-э…

Михей подхватил:

– Боссом?

– Скорее кукловодом, который дергал жертв за веревочки. Он обнаглел.

– Но почему они не закрыли этот клуб к чертям собачьим? – недоумевал Михей.

Женя ответил:

– Судя по датам, Хранитель сначала слушал и записывал и лишь через месяца два стал шантажировать. Это во-первых. А во-вторых, некоторые действительно боялись, что кто-то узнает их секреты. Первая запись была сделана в сентябре 1995-го, а последняя – в декабре этого же года. И вы должны кое-что увидеть. На самой последней странице написано вот это:

Хранитель историй

1978 г. – 1995 г.

– Каб цябе трасца![17] – выругался Михей. – Это годы жизни? У меня аж мурашки. Подождите-ка! Это же написал другой человек! Почерк отличается кардинально.

В наступившей тишине вдруг раздалось звонкое дребезжание стекла. Виджая завизжала и уцепилась за плечи Жени, ища защиты.

– Что у вас там происходит?! – откуда-то из глубины квартиры крикнул Мадхукар.

Женя легким движением сбросил с себя руки Виджаи. Она открыла дверь и в свою очередь крикнула в полумрак коридора:

– Папа, все хорошо! Я видела паука!

Женя и Михей вглядывались в сгустившуюся чернильную темноту двора.

– Может, это сокол-оборотень врезался в окно? – предположил Михей.

– Похоже на то.

– Вы же тоже подумали, что этого… м-м-м… Хранителя убили, потому что он узнал страшный секрет? – шепотом спросила Виджая и сложила свои маленькие ладошки под подбородком. Жене эта поза показалась забавной, так что он залип на некоторое время, рассматривая девушку.

– И я догадываюсь, что́ это был за секрет, – сообщил Женя, вернулся за стол и полистал блокнот. – Садитесь поудобнее. Я прочитаю последнюю запись, сделанную Хранителем.

«12 декабря 1995 года.

Ненавижу жирных. Аня еще и прыщавая. Не зря ее свиноматкой называют. Сидит и сопли размазывает по физиономии. Бе-е-е! Врезать бы ей, чтобы меньше булок жрала… Теперь я выведаю твою тайну, дорогуша. Что там у тебя? Неразделенная любовь? Ясен пень, кто такую уродину полюбит. Кстати, Анечка у нас из обеспеченной семьи. Интересно, сколько она не пожалеет за свой секретик?

Она ждала, пока студенты выйдут из библиотеки, и при этом косилась на Агату Вениаминовну: искала удобный момент заговорить. Наша престарелая дева в длинном шерстяном платье сильно расстраивалась. Ее проект так хорошо начинался. Даже преподаватели заинтересовались клубом, но с наступлением зимы все резко пошло на спад. Я, конечно, знаю причину.

– Агата Вениаминовна…

Библиотекарша отложила читательские билеты, которые сортировала, и обернулась:

– Анечка? Я думала, что все ушли. У тебя все хорошо? Ты какая-то…

Аня внезапно разревелась так, что слезы хлынули ручьями, а плечи стали нервно подпрыгивать. Взбесившаяся бочка с водой, у которой обнаружилась протечка.

– Милая, тише-тише. Дать тебе попить? Что случилось?

Аня поднесла стакан ко рту, и зубы громко застучали о стеклянную каемку. Прошло, наверное, минут десять до того, как она немного успокоилась и заговорила, хотя поначалу ее слова были похожи на бессвязное бормотание:

– Я закрывала окно… Катя видела… Мы долго не могли уснуть… Она анекдоты травила… Побежала на кухню за печеньем… Окно… Закрыла… Я не виновата… Я любила ее…

Я едва мог разобрать слова, а ведь еще нужно было записывать, чтобы ничего не пропустить. Как же меня раздражает этот поросенок!

Агата Вениаминовна погладила Аню по голове:

– Поделись со мной. В библиотеке никого нет. Все сказанное останется между нами. Возможно, я смогу тебе помочь.

– Я не могу больше держать это в себе. Прошло уже сколько? Четыре года или больше? А мне все хуже и хуже. Я вижу Катиных родителей каждый день. Они ведь наши соседи и до сих пор не могут прийти в себя.

– Ты имеешь в виду Катю Решетникову, твою подругу, которую похитили из вашего дома? Верно? Ведь никто так и не знает, что с ней случилось. Ты считаешь себя виноватой? Милая, но это не так. Говорили, что это был иноморф, – утешала Агата Вениаминовна.

Вот это поворот! Кажется, сегодня мне выпал джекпот. Ай да Анечка, свинюшечка моя прыщавая!

А она все рыдала:

– Но я все видела! Первое время я была в шоке, но потом стала вспоминать подробности. Все говорили, что мы окно не закрыли. Но это ложь! Я не могу молчать. Кажется, что внутри меня живет чудовище, и оно грызет, грызет… Я умираю. Слышите?! Я умираю!

– Аня, кто похитил Катю? Скажи мне! Что ты видела? Это был человек или иноморф? – Агата Вениаминовна напряглась. Я это заметил, и Аня тоже. Она вздрогнула, словно кто-то встряхнул ее за плечи и привел в чувство.

– Простите. Я несу всякий бред. Что со мной такое? Я могу опоздать на семинар. До свидания!

– Аня! Давай поговорим! Аня!!! – кричала вслед Агата Вениаминовна, но та ловко выскользнула в коридор, точно не была тушей в сто килограммов.

Так-так-так… Это тебе не сворованные учебники и не тайная влюбленность. Ладно, Анечка, поиграем!»

– Это был не иноморф, – задумчиво произнес Михей. – И не какой-то незнакомый человек, иначе бы ее совесть так не мучила. Как ее там? Катя? Катю похитил тот, кого Аня хорошо знала. Вот лихоматара!

– Да. Ты прав. – Женя захлопнул блокнот. – И на этом записи заканчиваются.

– Что же случилось с этим Хранителем? – спросила Виджая. Было заметно, что эта история ее одновременно и встревожила, и заинтересовала.

– Это я и собираюсь расследовать, – ответил Женя. – Миха, прошерсти интернет и поищи инфу про исчезновение Кати Решетниковой в 1991 или в 1992 году. А я попытаюсь разузнать про Хранителя. Все-таки он был студентом нашего колледжа. Кто-то из пожилых преподавателей может что-то помнить.

Михей почесал затылок:

– Окей. Только это случилось до, так сказать, эпохи интернета. Надеюсь, минские газеты оцифровали свой архив и выставили старые выпуски на сайт. Тогда вообще проблем не будет. Значит, можно официально поздравить нас с началом нового подкаста? Как же мы его назовем?

– Похититель девочек? – предложила Виджая.

– О нет! Жека не допустит такого банального названия. Он любит пафос. Два года назад у нас были выпуски под названием «Общество похищенных душ». Красиво, правда? Кто-то стал воровать из кошельков учителей деньги. Мы сами с Жекой вызвались расследовать дело. Управились быстро, за две серии, – с важным видом произнес Михей и с нежностью посмотрел на друга. – Он – чертова легенда!

– И кто оказался вором? – спросила Виджая.

– Самая примерная ученица. Олимпиадница, умница, волонтерка, защитница обиженных и угнетенных. Никому и в голову не пришло ее подозревать. Она крепко подсела на одну компьютерную игру, а деньги воровала, чтобы донатить на плюшки и скины. Вот так! Эй, батя, как назовем подкаст?

Но Женя так и не ответил. Он безотрывно глядел в одну точку на потолке и повторял: «Почему так? Почему так?» – но слова сливались, и получалось: «почемутакпочемутакпочемутак».

– Что это с ним? – забеспокоилась Виджая.

– Все нормально. Он нас слышит, просто не хочет отвечать. Его в начальной школе называли Женя-Почему́так. – Михей сделал свои пухлые губы бантиком и затараторил высоким голосом: – Маленькому Женечке все было интересно. На чем держатся глаза? А у пчел бывает грипп? Сколько нужно выпить воды, чтобы лопнул живот? Так и говорили в нашем классе: «Эй, Почемутак, дай домашку списать!»

Женя неодобрительно покосился на друга, отчего тот весь затрясся от смеха:

– Ви, на нас только что посмотрели матом!

Женя скрестил руки на груди и в никуда бросил вопрос:

– Почему этот блокнот оказался именно у меня? Почему?

4

Я скоро умру

– Спина ровная, корпус немного наклонен вперед, колени полусогнуты, тело подвижное, правая рука держит меч, левая – сохраняет баланс. Выпад! – заревел Семен Иванович, преподаватель боевых искусств. Он вышагивал по тренировочному залу и бамбуковой длинной палкой корректировал стойку студентам: девушкам мягко, но настойчиво, а парням мог и влепить по лопаткам. – Не замирайте статуями! Будьте ловкими! Маневрируйте! Представьте, что перед вами Дикий человек, огромное существо, покрытое шерстью, с кулаками-булавами. И вот его лапа с острыми когтями через секунду раскроит вам череп. Увернулись! Присели! Кувырок! Встали и тут же приняли стойку! Крижановский, ты уже покойник!

Крижановскому Артему сегодня не было дела ни до Дикого человека, ни до занятий, ни до этого мира в целом. Его вниманием полностью завладела Алина Раговская. Ребята загадочно переглядывались. Видимо, розовый пенал соединил-таки юные сердца.

Семен Иванович лишь раздраженно фыркал, наблюдая за влюбленной парочкой. Сам он был рослым, худощавым, с лысиной на полголовы, но главной его особенностью являлись, несомненно, узкие глазки и настолько косые, что определить направление его взгляда казалось совершенно невозможным.

В огромном тренировочном зале в настенных шкафах хранилось учебное оружие: короткие мечи с обсидиановым напылением, деревянные посохи и сети из волос зазовки – самого крепкого материала из всех существующих.

В полный комплект экипировки монстрологов входили, кроме всего прочего, порошки и снадобья из разных трав и специальные очки, которые позволяли смело смотреть даже на таких иноморфов, как псутень, лишь один взгляд которого способен был свести с ума. Если же чудили призраки, в ход шли пожирающие чаши: этакие переносные тюрьмы для призрачных существ.

Студенты в спортивных костюмах бронзово-зеленого цвета ловко передвигались по залу, и лезвия их мечей блестели в свете электрических светильников. Виджая тренировалась в стороне от одногруппников. Дима Чистяков показывал ей приемы, которые М–12 выучила за первые недели осени.

Когда наступило время для парных упражнений с посохами, Женя и Михей тут же встали друг напротив друга.

– Видишь, мама, я общаюсь с людьми без интернета! – усмехнулся Михей, умело прокрутил посох в ладони, не останавливая вращение, поднял руку над головой и эффектно закончил движение за спиной. – Люблю готовить, гулять перед сном и набивать людям морды!