Доктор Ланской: Смертельный клинок Троелунья

Глава 1

Осенью в Альпах было особенно трудно искать себе досуг, если сидеть в имении, иногда посматривать на улицу и мечтать просто выйти подышать свежим воздухом.

Хотя в покоях было просторно, слуг было столько, что из них можно было бы выстроить баррикады, а еда и тепло предоставлялось как основа существования четы Шефнеров и их прислуги в имении, Феликсу все равно не хватало некоторой свободы, которой бы он располагал в замке.

При этом врач не мог не признать красот здешних мест: горы были ближе чем обычно, снег укрывал их белоснежным покрывалом, струясь волнами по склонам. Дикие животные фривольно пробегали рядом с землями Маркуса и вольготно сновали меж деревьев густого леса.

В воздухе витал аромат елей и мороза, отчего доктор постоянно спал с приоткрытыми окнами, хоть и знал о вреде такой привычки. Ни пневмонию, ни обычный грипп никто не отменял.

Снаружи раздался очередной детский вскрик, и Феликс, невольно обернувшись к окну, увидел, как резвится наследница двух кланов Лилия Шефнер – Литак.

Сколько уже прошло лет, а Феликс все никак не мог принять факта столь резкого изменения своей жизни. Война в Троелунье, смена власти в Столице, перемены в политике стран Земли, а также небывалый всплеск активности нечисти, над которым ломают головы все офисы и Департаменты мира.

Но главным событием в жизни клана, да и Феликса тоже, стало рождение долгожданного ребенка в чете Шефнеров.

Феликс был счастлив еще и потому, что лично приложил руку к появлению этой девочки в семье Маркуса и Розы. Ведь почти сразу после свадьбы и двух лет бездетной жизни молодые задумались о проблемах и обратились к врачу.

И уже он поспособствовал их знакомству с квалифицированными специалистами, которые помогли ребятам справиться и морально, и физически с тяжелым диагнозом Розы – бесплодием.

Вспоминая события пятилетней давности Феликс все время улыбался. Бесплодие, как же.

Он задернул занавески и, погрузив комнату в сумрак, сбросил халат.

Оставшись в водолазке и брюках, Феликс выключил лампу на столе и упал на постель. Усталость навалилась мертвым грузом. И это неудивительно – не спать всю ночь с роженицей и в итоге под утро принять роды уже было для врача отчасти подвигом.

Сам недавно оправившись от очередной болезни, Феликс не мог не вклиниться в дела клана, когда Маркус ему сообщил о второй беременности Розы.

Феликс вновь усмехнулся, вспомнив, сколько они смеялись с Маркусом над написанным в карточке Розы диагнозом.

Глаза сами собой закрывались, сколько бы Феликс не пытался себя пробудить. Ни кофе, ни сладкая вода, ни даже укол энергетика не могли справиться с накопившейся за полгода усталостью.

В этот момент, когда глаза уже закрылись и Феликс приготовился уснуть, в покои вошла служанка.

Она была одной из самых приближенных лично к Феликсу, так как ухаживала за ним в послевоенном госпитале в Столице и снискала его расположение.

Доктор и сам не понимал, чем его зацепила девушка, однако со времен окончания Шестой войны не отпускал от себя Лидию ни на минуту. Она была его ассистенткой, готовила отвары и следила за личными запасами врача. Такую честь нельзя было оказывать никому, даже самым верным слугам, но Ланской чувствовал – от девушки не стоит ждать удара.

Война отняла у нее родных, дом и чуть не загнала ее в нищету, вырвав из золотой роскоши графской династии Троелунья. Такие, как считал Феликс, не предают.

– Вы устали, господин Ланской? – обратилась она, начав зажигать свечи на каминной полке и обеденном столе.

– Очень.

– Тогда советую принять ванну. Она готова. Горячая вода расслабит мышцы и улучит кровообращение.

– Угу.

Феликс наблюдал, как она старательно подносит спичку к каждому фитильку. Мелкие оранжевые огненные всполохи вспыхивали на тоненьких ниточках и рождали свет, который ни шел ни в какое сравнение с электрическим.

В нем был уют и тепло, а в лампочках только жесткий пучок фотонов, который резал глаза.

– Мне передали, что вы не обедали. Почему? – в голосе Лидии читалась обида. – Я попросила приготовить вам ваше любимое: рис и курицу. Все – таки вы приняли уже второго ребенка четы Шефнеров.

– Я не голоден, правда. Не хочу есть.

– Вы не болеете? – она обернулась к доктору, но он не посмотрел на нее, закрыв глаза. – Может, тогдашний грипп был чем – то более серьезным?

– Брось. У меня нет ни температуры, ни кашля. Все прошло.

– Дай бог. Извините! – тут же спохватилась девушка.

Ланской никак не отреагировал.

Ни один мускул не дрогнул на его лице. Но Лидия уже поникла, так как знала: в бога Ланской не верил, так как был на него в персональной обиде.

Она уже отвернулась, чтобы выдохнуть, но услышала скрип кровати и тихие шаги доктора по комнате.

Обернувшись, она обнаружила, как Феликс собирает свои записи. Молодой человек привык все держать на своих местах, однако Лидия каждый раз удивлялась, как такой образ мышления не смог распространиться на одежду.

Взяв со спинки стула халат и аккуратно повесив его на вешалку, девушка стала ждать следующих указаний. И они не заставили себя ждать. Феликс взял со стола письмо с красной печатью клана Шефнеров и, протянув конверт Лидии, приказал:

– Завтра поедешь в город и отправишь через Департамент в Троелунье. Адрес и все остальное на конверте. Если спросят, скажи как есть: от доктора графа Шефнера.

– Хорошо, – он присела в легком реверансе.

И вновь поникла, закусив губу.

Будучи выходкой из Троелунье, где все еще действовали установки и традиции 19 века, она никак не могла перестроиться на современный ритм жизни. Сколько бы Феликс ни учил ее, Лидия по – прежнему жила по тем правилам, которые ей привила Столица.

– Иди, – только и сказал Феликс.

Лидия тут же упорхнула в темный коридор, прикрыв тихо двери.

А Феликс, оставшись один, вырвался в соседнюю комнату, которую ему отдали под личные нужды. Маркус все время говорил, что Феликс может сделать с ней все, что пожелает нужным, но для врача, который потерял все, уже ничего было не нужно. Единственное, что он установил в запертой комнате, это портрет своей любимой Жизель.

Голубоглазая, белокурая, с курносым носиком и приятными немного полными, далекими от аристократических, чертами лица. Ее улыбка вселяла надежду, а смех можно было слушать с утра и до ночи. Феликс запомнил его мелодичным и перетекающим от более низких к высоким нотам.

И хотя врачи категорически запретили ему пить, Феликс успокаивал себя тем, что он еще достаточно разумно мыслит, чтобы остановиться в критический момент.

Усевшись на диване и уже было взяв в руки бутылку с виски, Феликс вдруг услышал рвущийся из еще одной комнаты аромат цветов и жасмина. Это в ванной разгорелись благовония, а также распространился аромат геля для душа.

Лидия хорошо подбирала ароматы, хотя иногда Феликсу они не нравились. Тем не менее его тело всегда оставалось свежим, девушки и высшая аристократия отмечали его красоту, не свойственную низкому происхождению, а сама Лидия нередко делала комплименты вкусу в парфюмах.

И лишь одна молчала.

Та, кто смотрела на него с портрета непроницаемым взглядом – и улыбалась.

Заглушив очередной укол боли в груди глотком виски, Феликс поперхнулся. Он не мог смотреть на Жизель, так как ему было стыдно.

Все, на что он пошел ради воскрешения своей любимой, не окупилось. И лишь чудом ему удалось сохранить позицию врача в доме Маркуса и даже остаться с главой клана в прекрасных отношениях.

Порой врача это радовало, а порой – раздражало.

Особенно остро свой проигрыш Ланской почувствовал, когда узнал о беременности Розы. Маркусу досталось все: власть, сила, прекрасная супруга и счастье. А ему? Что осталось ему?! Тому, кто положил свою жизнь на служение Кукловодам и их заповедям?! Чем отплатили ему?!

Голову не отрубили – и на том спасибо.

– Ненавижу…

Феликс было поднес еще один бокал к губам, как вдруг в кармане брюк завибрировал смартфон.

И на удивление Ланского звонил ни абы кто, а сам Правитель Троелунья.

– Какими судьбами? – он все – таки отхлебнул виски.

– Феликс, скажи, когда ты можешь приехать в Троелунье?

Врач подавился остатками алкоголя. Он поперхнулся и, пока отхаркивал попавшие не в то горло капли виски, услышал в трубке:

– Дело срочное. В пригороде Дельбурга начали массово умирать дети. Болезнь новая, ни на что не похожая. Но я уверен, это что – то наше, земное. Можно ли тебя попросить…

– Я бы с радостью, – начал елейно Феликс, – но у Маркуса только что родился второй ребенок. Я обязан быть при них.

– Об этом не тревожься. Маркус в курсе. И уже подписывает тебе документы.

Феликс прокашлялся до конца и, не успев ничего ответить магу, уловил движение в его гостиной: это Маркус зашел отдать бумаги, но, по привычке, проник в покои бесшумно, словно тень.

Феликс тут же выбежал из комнаты и, встретившись взглядом с Маркусом, увидел на его лице несколько довольное выражение лица. Словно они с Редом сговорились о чем – то.

– Документы и паспорт там, – он кивнул на пергаментный пакет на столе, перетянутый лентой с печатью Шефнеров. – Отправляйся сейчас, апартаменты для тебя готовы. Сначала попадешь в Столицу, в «Палас», а утром отправишься в Дельбург на экспрессе.

– Но как же ваш ребенок? – уточнил Феликс. – Сейчас и за Розой, и за юным наследником требуется особое наблюдение.

– Не беспокойся. По твоему настоянию я пригласил врачей из Цюриха. Они присмотрят за ней и моим сыном.

– Позвольте уточнить?

– Давай.

– В чем такая необходимость вызывать туда именно меня? – Феликс невольно притронулся к документам на столе. – Лишние траты, время и…

– Об этом просил лично доктор Цербех, – пояснил Маркус. – И сам понимаешь, я в долгу у него за свою жизнь. Не смог отказать. Тем более, насколько я помню, вы неплохо поладили в госпитале.

Феликс тут же припомнил вампира из Троелунья. Высокий, худой как смерть, с рубиновыми яркими глазами и тонкими чертами лица. Он, безусловно, понравился Феликсу как профессионал, однако не мог отрицать, что между ними зародилась и дружеская симпатия.

Но и она была порушена, как только Феликс изъявил желание вернуться на Землю. Цербех не мог уехать, а потому просто прекратил общение, объяснив это впоследствии высокой нагрузкой.

Таким образом их недолгое знакомство переросло сначала в дружбу, а потом – в тихую ненависть.

Феликсу было плевать, так как у него и так появилось больше забот после войны, чем он предполагал, а о мыслях Цербеха он как – то и не задумываться.

Не до того было…

– Да, мы хорошо сработались.

– Вот и отлично. Поедешь, развеешься.

– Развеюсь? – доктор ухмыльнулся. – Работать с инфекциями я не особо люблю.

– Но для тебя же в удовольствие изучать новое. Плюс, я почти уверен, это очередная разновидность гриппа, – заверил Маркус. – Просто покажешь им, как готовить нужную таблетку – и все.

– Раз вы считаете, что так нужно, то хорошо. Я навещу Дельбург.

– Помимо этого к тебе будет приставлен Драгоновский.

– А это еще зачем? – удивился Феликс, но по его злобному взгляду Маркус сразу все понял.

– Не беспокойся. Он будет гарантией твоей безопасности.

– А сам себе гарантия.

После этих слов доктор достал из рабочего стола свой кожаный кошелек для инструментов, открыл его и выудил новый скальпель, который медик заказал в Цюрихе у знакомых. Клинок сиял теплым блеском от света свечей, но при этом даже на расстоянии Маркус чувствовал горький запах серебра.

При этом граф никак не отреагировал на ярость Феликса, которую тот открыто проявил. И хотя Шефнер осознавал, в какое пекло отправляет врача, все – таки считал, что Ланскому следует отдохнуть от замкнутости горных ландшафтов и посетить светское общество.

– Я могу взять с собой Лидию? – уточнил Феликс, осматривая скальпель.

– Конечно. Она же твоя служанка.

– Ассистентка.

– Называй как хочешь, но на нее документы у тебя. Значит, хоть и живая, она твоя собственность.

И на это Феликс промолчал. Маркус был прав. Как ни называй рабство и какие должности ни давай прислуге, от этого она не станет свободной.

Маркус вскорости ушел, а Феликс, стоило за графом закрыться двери, не задумываясь, метнул скальпель в деревянную створку с резными узорами животных и цветов. Лезвие четко вонзилось в бутон деревянной розы, уронив на пол несколько легких щепок…

Глава 2

Утром, стоило только солнцу коснуться склонов гор, Феликс очнулся ото сна, приказал Лидии наскоро собрать ее собственные вещи, а сам сбегал к экономке за деньгами в дорогу. При этом, расписываясь в документах, Феликс отметил про себя причину траты: «срочная командировка, представляющая интересы клана…».

Ланской быстро забрал купюры, прикинув, сколько и чего сможет купить на них в Столице, после чего вернулся к себе в комнату.

Лидия уже сидела на двух чемоданах в своем дорожном платье и бежевой шляпке с белой лентой, которую она никогда раньше не надевала ни при походах в город, ни на прогулки по саду.

– Господин Ланской, это правда? – с сияющими глазами уточнила девушка, сразу встав при виде доктора. – Мы едем домой?!

– Ну… да, – не стал поправлять ее Феликс. – А я так понимаю, ты уже полностью готова?

– Да. Ваши вещи сложены, кейс я проверила, реагенты взяла. Также ваши последние записи лежат в дорожном саквояже. В черной папке – все документы.

– Молодец, – похвалил Феликс, набрасывая на плечи пальто. – Кстати, оденься теплее. Сейчас зима, ты так простынешь.

Лидия немного стушевалась, и это не ускользнуло от Феликса. Он мельком осмотрел ее пиджак, заканчивающийся на талии и длинную юбку с меховым подолом. Это был наряд из Троелунья, но явно не зимний.

– Лидия?

– Прошу прощение, что учу вас, но… в Троелунье сейчас… тепло. У нас зимы совсем не холодные. Феврали так точно.

– И тем не менее. Хотя бы пальто не помешает.

Лидии пришлось подчиниться и набросить на плечи свой теплый плащ с пушистым воротом. Эту диковинку она также привезла с собой после войны в Швейцарию, но, при всей роскоши данной вещи, девушка почти никогда ее не надевала.

Почему – для Феликса осталось загадкой.

Далее они быстро условились о некоторых моментах, которые для Столицы были до сих пор важны, и подошли к огромному овальному зеркалу, преподнесенное Маркусу в подарок от короля Столицы.

Оно служило переходом между миром Земли и миром Троелунья.

И с другой стороны их давно ждали.

Зеркальная дымка давно не отражала комнату и людей в ней, а показывала совершенно другие апартаменты, в которых туда – сюда прохаживался Драгоновский, а позади него на диване, закинув ногу на ногу, вальяжно развалился Цербех с незнакомой Феликсу девушкой.

Лицо Лидии не выражало никаких эмоций, как и всегда, однако Феликс ощутил некую нервозность, когда взял в свои пальцы ладонь ассистентки.

– Все хорошо? – уточнил напоследок доктор. – У тебя пульс участился.

– Все прекрасно. Идемте скорее…

И они шагнули в зазеркалье.

Стоило ногам коснуться паркета, как в нос ударил аромат горелого воска, женских духов и дерева.

В Троелунье все еще ценилась натуральность, а потому в любом богатом доме витал запах покрытого лаком дерева. В частности – дуба.

Сам Феликс был не сторонником показной роскоши, но отмечал, что именно с этим ароматом у него ассоциируется элита Столицы.

Он скользнул в комнату первым и потянул за собой Лидию.

Девушка оказалась в комнате – и тут же ахнула, увидев знакомые ей апартаменты. Она приложила руку в перчатке ко рту, и все присутствующие увидели в ее глазах слезы.

– Добро пожаловать домой, госпожа Ильинская.

Киприан кивнул девушке, но больше из приличия. Эдгар никак не среагировал на гостью, а лишь скользнул по ней взглядом. Зато на фигуре Ланского остановил свой взор надолго.

Незнакомка, сидевшая рядом с Цербехом, изучающе посмотрела на Ланского, но, стоило доктору обратить свой взгляд к ней, как девушка сразу повернула голову к окну, словно ей был интересен урбанистический стиль Столицы.

– Приветствую, господин Ланской, – поздоровался Киприан, подойдя ближе. – Быстро же вы собрались. Но почему не через официальные врата?

– Долго, – отмахнулся Феликс. – А вы почему тут?

– Маркус сообщил о вашем нраве и предположил, что вы пойдете неофициальными путями.

– Они запрещены? – в лоб уточнил строго Феликс.

– Нет, – Киприан улыбнулся и слегка прищурился. – Но в следующий раз хотя бы предупреждайте.

Этот обмен любезностями не смог никому пустить пыль в глаза.

И Цербех, и прибывшая незнакомка явно знали прошлое канцелярского служащего и предавшего своего графа врача. Наверняка слышали о схватке на войне – и смогли сделать свои выводы насчет личности приглашенного доктора Ланского.

Чужой среди элиты Столицы, но при этом взращённый ею.

– Что ж, позвольте тогда вам представить ваших коллег.

– Коллег? – удивился Феликс, окинув взглядом дуэт на диване. – На сколько я помню, меня просили осмотреть детей с новой болезнью. Или вы опять темните, господин Драгоновский?

Последние слова Феликс буквально выплюнул, а Лидия, на мгновение подняв глаза на Киприана, вновь потупила взор и уставилась в паркетную доску, словно та представляла истинный интерес.

– Все верно. Однако не только для осмотра вас вызвали.

Он бросил взгляд на девушку на диване, и она тут же встала.

Подойдя к Феликсу, она протянула руку в черной перчатке, и Феликс ее пожал, еле сомкнув пальцы на ладони незнакомки. И доктор не мог не отметить, что от девушки несет сладким парфюмом, который пришелся по душе молодому человеку.

– Мара Ларас, – представил ее Драгоновский. – Исследователь в области литературы Земли, а также – журналист местного издания «Ларсен». Она также проявила интерес к Дельбургскому феномену.

– Чего?

– Господин Ланской, дело в том, что в последнее время из – за связи Столицы в Землей в нашем мире медицина резко шагнула вперед. И, если бы это был обычный грипп, врачи бы нашли способ его уничтожить. Но болезнь не трогает взрослых. Поражает лишь детей до тринадцати лет.

– Детей до тринадцати лет? – удивился Ланской. – Есть какие – то общие симптомы?

– У всех умерших пациентов наблюдалась почечная недостаточность, а также жуткая передозировка андромедотоксином.

– Погодите, он же содержится во многих вересковых. А также в… меде? – предположил Феликс. – У вас что, дети меда не ели никогда?

– Не говори чуши, – приказал Цербех, продолжая сидеть. – Дети у нас мед едят также активно, как ваши – шоколадки. И никогда ничего не случалось.

– Но в крови же нашли…

– Помимо этого, – перебил Драгоновский, – в телах умерших были обнаружены признаки гниения.

– Вы о…

– О чем – то наподобие гангрен, только хуже, – Драгоновского тряхануло. – У одного мальчика при вскрытии врачи обнаружили разложившуюся почти до основания печень и, соответственно, личинок…

– Не продолжайте, – попросила спокойно Мара.

– Если есть отчеты патологоанатомов, я их изучу, – заметил Феликс. – Не все готовы слушать про ужасы медицины. Но мне нужно лично осмотреть тела.

– Вчера умерла девочка, – слету сказал Цербех. – Вскрытие назначено сегодня на пять.

Феликс мельком взглянул на наручные часы – и обнаружил, что сегодня он крайне удачлив: стрелки показывали половину второго дня. До вскрытия было бы добрых два часа без учета дороги до Дельбурга, поэтому медик кивнул и сказал:

– Хорошо. Если позволите, я изучу отчеты, быстро переоденусь – и мы отправимся в Дельбург.

– Куда? – удивилась Мара, посмотрев на Киприана. – Но, господин Ланской, мы уже как бы тут.

Феликс, не веря, подскочил к окну и, отдернув занавеску, увидел незнакомый ему ландшафт. Похожие на петербургские домики с аттиками и портиками, эркерами и колоннами, а также вымощенные плиткой дороги, по которым сновали кареты, экипажи и, изредка, мелькали автомобили.

За чередой домов возвышались светло – серые и розовые башни заводов и крематориев, однако из их труб валил не такой уж и черный дым, как его описывали знакомые Феликса, пока он работал в госпитале Столицы.

Вполне обычный городок, населенный династиями врачей.

– Ждем вас в госпитале Святого Павла в четыре, – заметил Киприан, уходя последним. – Он через две улицы отсюда. Прямо по площади и упретесь в желтое здание.

– Разберусь, – отрезал Ланской, стоя у окна и изучая местных.

Парень не любил выделяться, поэтому пристально изучал прохожих.

Мужчины носили приталенные брюки прямого кроя, а поверх надевали либо фраки, либо обычные плащи или пальто, под которыми скрывали рубашки и жилеты с цепочками для часов.

Девушкам было проще: обычные платья до лодыжек либо в пол. Волосы убраны в роскошные прически, но иногда спрятаны под долгополыми шляпками с перьями. Руки всегда закрыты перчатками, а на ножках сияют вычищенные до блеска черные туфельки на низком каблуке.

Феликс с усмешкой осмотрел себя в зеркало: черные джинсы, может быть, еще и вписались в окружающий пейзаж, но вот белые кроссовки и рубашка с черным воротом – точно нет. Поэтому пришлось наскоро переодеться, благо, что Лидия собрала ему его старые комплекты, выданные еще до войны в Столице.

Да, мода ушла уже дальше, но на первые дни сгодилось бы все.

Серые приталенные брюки, заправленные в них широкая рубаха, а также положенные врачам белые перчатки с серым узором крестов. Врачи обязаны были носить такие на улице, чтобы их сразу могли узнать полицейские или другие блюстители закона – и пригласить оказать помощь.

Черное пальто вполне сгодилось под сезон, как и белый шарф, а вот черная шляпа, которую Феликс раньше носил в Троелунье, уже не подходила ему ни по возрасту, ни по рангу. Такие носили только студенты, а он – то уже даже не в ординатуре…

– Лидия! – крикнул доктор.

Девушка появилась не сразу в комнате, но, как только вбежала, Феликс не мог не отметить ее изменений.

За полтора часа их пребывания в апартаментах Лидия уже успела сбегать до ближайшей лавки с шляпками и платьями, купила себе новенький зеленый комплект с черными оборками, а также уже сменила свою привычную обувь на те самые черные туфельки с каблуком.

– А говорят, что девушки долго собираются, – усмехнулся Феликс. – Тебе идет.

– Спасибо, – она улыбнулась. – Вам что – то нужно было?

– Да. Можешь мне присмотреть какой – нибудь головной убор, – он усмехнулся, приложив к волосам шляпу и показав наглядно комичность ее нахождения на своей голове Лидии.

– Без проблем, – кивнула девушка. – Еще что – то? Может, на обед сходите? Все – таки вы с утра ничего не ели.

– Ел, почему же… Но ты права. Нам нужно пообедать. Так что… идем!

Он набросил пальто – и они выдвинулись в город.

Погода, на удивление, стояла отличная. Снег лежал по краям тротуаров, но при этом огромных сугробов нигде не было видно. Солнце палило так, что в окнах домов постоянно мелькали золотые искра, слепящие глаза, а из – за яркого света практически не было видно, что покоится за стеклами витрин.

Благодаря лишь Лидии, которая хорошо знала Троелунье, они заскочили в ближайшее кафе, где засели почти на час, смакуя местную кухню.

Хоть жизнь и приучила Феликса к любым «изыскам», все – таки Маркус и Даниэль разбаловали его, разрешив жить при клане и питаться практически также, как и вся графская чета. Поэтому нынешний обед заставил его сначала скептически все блюда поковырять вилками и ложкой, и только потом попробовать каждое.

– Не обессудь, но вот это не мое, – он отодвинул от себя тарелку с супом, но придвинул ближе с пюре и какой – то рыбой.

Лидия легко улыбнулась, продолжив трапезу. Она знала, что Феликс не любит супы на основе рыбы или водорослей, однако посчитала, что в Дельбурге, стоявшем на самом берегу залива, представления доктора о вкусе рыбных блюд изменится.

– Лидия, после обеда я уеду в госпиталь, а ты, пожалуйста, пробегись по магазинам и закупись необходимым.

– Чем это? – удивилась девушка. – Вы же все с собой взяли.

– Реагентами, здешними снадобьями и порошками от гриппа. Хочу изучить, как активно развивается тут здравоохранение, – он подмигнул ей, после чего обратил внимание на вошедших посетителей.

Молодая семья, не аристократического происхождения. Он, она и сынишка лет семи. Феликсу сразу бросился в глаза бледный и как будто бы замученный вид ребенка: серая кожа, нездоровый румянец, впалые скулы и глубоко посаженные глаза с морщинками под ними.

Феликс рефлекторно потянулся к перчаткам – и стянул их на диван рядом с собой, чтобы не привлекать внимания. Он знал, как иногда родители бросались в ноги докторам после войны, прося их спасти умирающих от смертельных ран детей.

Ланской на это насмотрелся достаточно, чтобы не иметь удовольствия ощутить сие на своей шкуре.

Однако все равно его взгляд был прикован к мальчишке, которого родители подвели к прилавку и указали на различные пирожные в форме зверушек.

Мальчик смотрел на все равнодушно и, как показалось Феликсу, с долей апатии, которая не присуща детям без клинических диагнозов психики.

– Господин Ланской? – Лидия посмотрела туда же, куда и Феликс.

Доктор продолжал изучать мальчика.

Он подключил свое зрение духа, благодаря которому мог видеть на энергетическом уровне. И тут же ужаснулся, когда увидел темные пятна в желудке у мальчика, а также в толстом кишечнике. Аура малыша оказалась рваной, словно на парнишке было сто проклятий еще до рождения.

Феликс перестал есть, так как его резко затошнило.

В нос ударил аромат гнили, который обычно улавливался доктором при надвигающейся смерти.

Он прикрыл рот ладонью, Лидия насторожилась, увидев, как доктор достал свой черный платок. Феликс не отрывал взгляда от мальчика, пока тот, не издав глубокий вздох, не упал прямо перед витриной.

Мать ребенка тут же рухнула рядом с ним на колени, расплакавшись, а отец крикнул в кафе:

– Есть врач?! Моему сыну плохо!

Феликс сглотнул, уже готовый сорваться с места, чтобы помочь, но в этот момент слух пронзил грозный голос продавца из – за прилавка:

– Зараженный! Этот пацан заражен! Уберите его отсюда!

– Что вы себе позволяете?! – рявкнул отец семейства. – Моему сыну плохо!

– Вот и уматывай, пока еще сами живы! Нечего тут дрянь разносить!

В этот момент Феликс, взяв свой кейс, предусмотрительно надел на лицо маску, а на руки тальковые перчатки, после чего подошел к матери, держащей мальчика на руках.

– Я доктор. Не орите, – приказал Ланской, расстегнув куртку мальчика.

– Доктор?! – продавец отчего – то и к Ланскому был настроен агрессивно, – Удостоверение покажи, сопляк! Небось, только из ординатуры выпустился, а уже возомнил себя лекарем?!

– За комплимент спасибо, конечно, но мне лет достаточно много. А мое образование закончилось всего десять лет назад, вы правы. Только уже по счету в четвертом вузе.

Продавец крякнул, замолчав, а Феликс, проведя первичный осмотр мальчика, вытащил стетоскоп и приложил ушко к груди ребенка, а затем и к животу. И убедился, что зрение духа не подвело.

– У него кровоизлияние в желудке, – констатировал Феликс. – Я так понимаю, он не ел последние дни?

– Д- да…

– Срочно езжайте в больницу. Где ближайшая?

Но семья лишь печально посмотрела на медика. Отец понурил голову, а мать, вновь разрыдавшись, опустила голову.

Феликс вновь проклял себя за чрезмерный альтруизм, но понял: дороги назад нет. Взялся – помоги.

– Лидия! – крикнул ассистентку врач. – Вызови экипаж. Повезем в госпиталь к Цербеху.

– К кому?! – изумился отец семьи. – Извините, конечно, но таких денег у нас нет…

– Спокойно, все хорошо, – Феликс перенял мальчика у матери и понес к выходу. – Я все устрою, только это, – он кивнул на свой столик, – захватите пальто. А то холодно на улице.

Глава 3

Глава 3

Стоило только Феликсу оказаться в больничных коридорах госпиталя Святого Павла, как ему в нос ударил странный смрад, которого в больнице в принципе быть не должно было. Пахло формалином, спиртом, задохнувшимися тряпками с кровью, а также этим мерзким гноем, от коего Феликса затошнило.

Он видел всякое, даже в приемном покое, однако давно уже отвык от подобного.

Множество ждущих в коридоре родителей с детьми, нескончаемый поток врачей и медсестёр, которые то забирают в кабинеты, то отпускают с мрачными лицами принятых детей с неутешительным прогнозом, а также множество санитаров в темно – синих костюмах, которые несут в черных в мешках трупы детей – это все Феликс уже видел, но все равно почувствовал, как кишки в животе сворачиваются узлом от колики.

Лидия шла с безразличным лицом, хотя Феликс видел, как она крепко сжимает рукоятку кейса белыми пальцами. Девушка боялась, однако не показывала чувств. Доктор научил ее контролировать свои эмоции.

Феликс быстро отыскал в этом сумасбродстве Цербеха, который на удачу вышел из кабинета с очередным маленьким пациентом.

Передав малыша родителям, доктор дал четкие указания по лечению, а после – обратил внимание на Феликса и Лидию.

– В чем дело, господин Ланской?

– Мне нужна смотровая. Где она?

– Что значит «нужна»? Кто этот мальчик?

– Много лишних вопросов.

– Чего?

Глаза Цербеха загорелись алым от негодования, и в этот момент мальчик в руках Феликса закашлялся – и выплюнул на рукав доктора несколько капель крови.

Эдгар тут же дернулся, но кивком указал на свой кабинет.

Пропустив вперед Феликса с ребенком, а следом – Лидию, Эдгар закрыл дверь прямо перед носом родителей.

– Объяснишься в подробностях, – погрозил Эдгар, дав коллеге маску и перчатки с халатом. – Осторожней осматривай, а не то домой принесешь заразу.

– Ты же говорил, что заболевают лишь дети.

– Мы не знаем источника инфекции и не понимаем, по какому принципу бактерии отличают ребенка от взрослого, – напомнил Эдгар. – Поэтому не могу сказать, что она рано или поздно не коснется нас.

Феликс перестал его слушать, начав осмотр.

У мальчика был сильно вздут живот, кожные покровы имели повышенную температуру, а на штанах появились заметные красные пятна.

Феликс это заметил и, стянув с мальчика брюки, увидел то, чего в принципе и опасался.

– Феликс…

– Пригласи сюда медсестер – и готовь операционную. Его еще можно спасти.

– Ты в своем уме?!

– Абсолютно, – Феликс достал из кейса шприц и ампулу с обезболивающим. – Это – не инфекция.

– Тогда что! Он харкает кровью!

– Верно. А также у него диарея с кровью. Температура уже выше тридцати девяти, живот вздут, он не ел уже давно, если верить словам матери. Ничего не напоминает?

Феликс пронзил злобным взглядом Эдгара, но тот промолчал.

– Поясню недалеким: редкая форма туберкулеза, локализующаяся в кишечнике. Развилась на фоне бездействия родителей. Они явно не лечили сына.

– И чем ты собрался помочь?

– Первым делом выкачаю гной из кишки и остановлю дальнейшее кровоизлияние. Потом посмотрю, в какой стадии туберкулез легких. Харкать он может кровью, попавшей в желудок. Готовь операционную.

– Да ты чокнулся…

– Может быть. Быстрее! – приказным тоном рявкнул Феликс, увидев, что мальчик начинает сжиматься от боли.

Долгие семь часов, которые Феликс стоял у операционного стола и справлялся всем, что смогли ему предоставить в госпитале, окончательно вымотали врача.

Эдгар, согласившийся ассистировать вместе с Лидией, покорно выполнял указания Феликса, который филигранно вскрыл живот мальчика и, вычистив все от гноя, проверил кишки на метастазы, после чего зашил разрыв в толстом кишечнике.

Лидия стояла рядом с доктором всю операцию – и в очередной раз смогла удивиться, как Феликс умеет отключать чувства во время работы с телом. Девушка видела, что парню жалко мальчика, однако он без разговоров прибегнул к сложной операции, не думая ни о последствиях для детского истощенного организма, ни для себя.

– Готово, – выдохнул устало Ланской, закончив шов. – Поместите в палату, где лежат неинфицированные, – на последнем Феликс сделал акцент. – Также возьмите кровь на анализ. Я хочу знать о стадии туберкулеза. Расходы покроют те, кто меня пригласил сюда. Аргументируй анализы «важной составляющей для расследования».

– Ты точно спятил, – выдохнул Эдгар.

Феликс не ответил.

Молча покинул операционную, сбросил в соседнем помещении грязный халат и фартук, после чего стянул с лица маску.

Он сделал глубокий вдох, так как под конец операции почувствовал, что задыхается. Конечно, в операционной был достаточно спертый воздух, перемешанный с формалином и аромат гниения и крови, но Феликс поймал себя на мысли, что ему впервые стало плохо во время работы.

Побелевшие от страха родители все это время сидели в коридоре и ждали вердикта.

И Лидия, вышедшая к ним первой, сама все сообщила.

– С вашим сыном все будет хорошо. Доктор Ланской спас его.

– Правда?! – мать утерла слезы и чуть не упала на колени. – Ланской?..

– Не слышали о таком, да? – со снисходительной улыбкой уточнила Лидия.

Феликс стоял за дверью и все это слушал, вымывая руки. Он понимал, что на них ничего нет, однако не мог избавиться от мерзкого аромата смерти, который окутал его своими щупальцами во время операции.

– Погодите, – подал голос отец семейства. – Не тот ли Ланской, который был в услужении Лескова во время Шестой войны?

Феликс замер, как и услышавший последнюю фразу Эдгар. Он как раз вышел из операционной, чтобы переодеться и вымыть руки. Но, услышав слова отца мальчика, сразу посмотрел на Ланского, стоявшего к нему спиной.

– Вы хотите сказать, что он вернулся? – уточнил грозно мужчина у Лидии.

– Он прибыл как консультант…

– Этот преступник?! Вы с ума сошли! Где заведующий отделением?!

– Дорогой, спокойнее. Он спас нашего мальчика! – попыталась успокоить его супруга.

– Нет! Ты что, не в курсе?! Этот урод служил Кукольникам! Кто знает, какие у него планы были на нашего Мишу! Нет! Отдайте нам ребенка немедленно!

– Что вы раскричались?

Цербех не вынес этой пытки – и вышел к родителям без маски и в белоснежном халате.

Его супруги тут же узнали, так как имя врача после войны гремело во всех газетах. И, в отличие от Феликса, Эдгара все рисовали чуть ли не как бога, спасшего сотни солдат во время финальной битвы на окраинах Столицы.

– Что за скандал вы учинили? – уточнил строго Цербех, смотря на мужчину.

– Господин Цербех… это правда, что… тот человек… Феликс Ланской?

– Нет, – твердо соврал вампир. – Однофамилец. Это мой дорогой друг, который по счастливому стечению обстоятельств оказался у меня в гостях.

– Вы врете, – сразу пискнула супруга, смотря в глаза доктору.

– Докажите обратное, – спокойно попросил вампир. – Послушайте, давайте без скандалов. Ваш сын тяжело болен. Мы обнаружили у него запущенный туберкулез, а также кровотечение в кишечнике. Да вы богу должны идти молиться, что мой друг не ошибся с диагнозом – и убедил меня провести операцию.

– Но…

– Помимо этого лечение вашего мальчика будет оплачено самой Канцелярией, – заметил строго Цербех. – И все благодаря моему другу. Разве стоит жизнь и здоровье вашего сына предрассудков и слухов?

На этом семейной чете нечего было возразить – и они просто ушли, так как Эдгар пообещал, что мальчик будет в реанимации трое суток. И доступа к нему никто иметь не будет, кроме оперировавших его хирургов и терапевтов.

– А ты, – он зыркнул зло на Лидию, – держи свой язык за зубами. А не то укорочу.

– Прошу прощение, я…

– Замолчи. – Цербех приоткрыл дверь в операционную и поманил к себе уставшего Феликса. – Забирай свою куклу – и дуй отсюда домой. Видишь, еще не у всех память отшибло.

– Позаботишься об объяснениях? – уточнил Феликс, глубоко вдыхая воздух в коридоре.

– У меня есть выбор?

– Нет.

– Тогда иди отсюда. И не задавай тупых вопросов. Когда мальчишка очнется, я тебе позвоню.

– Хорошо. Спасибо.

– Оставь свои любезности куртизанкам, – фыркнул Цербех, толкнув Феликса к выходу из блока. – И учти – не распространяйся ни о чем.

Ланской кивнул – и, воспользовавшись рукой Лидии, которую та любезно предоставила в качестве опоры, направился к выходу.

Благо, что никто больше не обратил внимание на молодую пару, а родителей мальчика по дороге им не посчастливилось встретить. И Феликса это сначала насторожило, а потом он просто поддался Лидии – и направился с ней в апартаменты, чтобы отдохнуть.

***

Сумерки опустились на Дельбург слишком рано. Около четырех уже начало темнеть. Фонари зажглись, отгоняя фиолетовые отблески тьмы в переулки, а народ потихоньку стал исчезать с улиц, так как многие еще помнили времена комендантского часа войны.

Да и криминал никто не отменял, поэтому в районе семи, когда Феликс наконец – то очнулся ото сна в своей постели, встал и подошел к окну, он не увидел и не услышал голосов, скрипа повозок и стука копыт по плитам.

Усталость давила мертвым грузом, однако врач понимал: своим поступком он мог подставить Киприана в его секретности и расследовании феномена, а потому желал искупить вину.

Отослав Лидию к Драгоновскому с объяснениями сразу после прихода в апартаменты, Феликс получил от главы Канцелярии разрешение на четырехчасовой отдых, чем и не преминул воспользоваться.

Лидия не стала брать передышку и, пока Ланской отсыпался, приготовила все необходимое: разобрала вещи доктора, разложила все реактивы по шкафам в рабочем кабинете, а также сбегала за продуктами и приготовила куриный бульон.

Этот запах и пробудил, по сути, Ланского без десяти шесть.

Хоть они и сели обедать в кафе, все – таки их прервали, и Феликс поймал себя на мысли, что с самого утра до перехода и во время обеда он так ничего и не съел. Хоть и грозился себе начать питаться часто и понемногу, чтобы окончательно не загробить портвейном себе печенку и желудок.

Наскоро переодевшись и умывшись, Ланской вышел в гостиную, где уже все было накрыто, а Лидия, ища в серванте подходящие чашки для позднего ужина, ахнула, когда увидела в стеклянной дверце отражение фигуры врача.

– Напугали.

– Извини, – Феликс усмехнулся, опершись на дверной косяк, – время не щадит никого.

– Бросьте, я не это имела в виду.

– Да я знаю, не переживай.

Они вместе сели за стол, и Феликс, вновь вспомнив, что ничего толком не ел несколько суток, чуть не набросился на горячее. Живот и так крутило от голода, а у Лидии был поразительный талант к готовке, несмотря даже на то, что и происходила она из аристократии.

– Узнала что – нибудь? – уточнил Феликс, притронувшись к куску обжаренного мяса.

– Кое – что, – начала спокойно Лидия. – Я поговорила с Эдгаром, когда вернулась в госпиталь. Он мне рассказал, что болезнь появилась ровно две недели назад. С чем связано – неясно. Климат не менялся, новых лекарств не внедряли, вакцинаций не устраивали.

– Что насчет мануфактур и фабрик вблизи Дельбурга?

– Тоже ничего. Новых не открывалось, правда закрылись две.

Феликс поднял взгляд на девушку, и она продолжила:

– «Океания» и «Фарма» закрылись почти сразу после начала эпидемии в Дельбурге. Первая обанкротилась, а вот вторая… сгорела.

Феликс отложил столовые приборы, которыми препарировал говядину, а Лидия, выждав нужную паузу, подошла к шкафу, достала из ящика стопку газет – и передала доктору.

Ланской наскоро пробежался по статьям, которые описывали пожар на фабрике «Фарма». Журналисты списывали все на некачественную проводку, а также на неправильное хранение взрывоопасных химикатов, но один автор считал иначе.

Феликса сразу привлекла статья агентства «Де Любаж», которое было одним из самых популярных в Троелунье.

Строки в трех колонках пытались убедить читателя в поджоге со стороны конкурирующих фирм и мануфактур, однако точных доказательств представлено не было. Статья, как посчитал Феликс, была достаточно громкой, учитывая обвинения, однако нигде, кроме «Вечернего коммерсанта», напечатана не была.

Это натолкнуло доктора на некие мысли, однако он сразу пресек собственное мышление. Он не детектив, чтобы строить гипотезы. Его пригласили только как консультанта в области медицины и освидетельствования умерших.

– Интересно, – протянул Феликс, откладывая газеты. – Ты молодец.

– Вы уже это говорили.

– А что еще сказать? – он поднял на девушку взгляд. – Совпадение, конечно, может быть, но слишком уж явное. Но если «Фарма» и причастна, то как? Выбросы? Но тогда бы страдали все. А тут только дети, – вслух размышлял врач. – Да и симптомы достаточно тяжелые. Как при отравлении.

– Как будто дети что – то съели или выпили, да?

– Именно, – согласился Феликс. – Учитывая, что почти у всех наблюдались кровотечения в кишечнике и были выжжены слизистые, если верить отчетам, то выходит, детишки и правда чего – то глотнули. Нужно будет содержимое желудков последних погибших на исследование.

Феликс отрезал наконец – то первый кусочек мяса, но вдруг почувствовал тот самый комок в горле, от которого еда уже не могла вызвать аппетита.

Тошнота вновь стала угрожать прервать прекрасный ужин, и доктору пришлось запить противные массы поставленным Лидией заранее соком.

– Вам плохо? – забеспокоилась Лидия, видя, что Феликс отставил тарелку с десертом. – Господин Ланской…

– Все хорошо, – отрезал жестко доктор, глубоко вздохнув. – Приготовь пальто. Выдвигаемся в госпиталь. Там ждут…

Не успел он это сказать, как послышался стук в дверь, после которого и Феликс, и Лидия услышали обеспокоенный голос Драгоновского.

Лидия тут же открыла дверь, впустила канцелярского служащего – и после этого Киприан, встав, как в копанный посередине комнаты, посмотрел с ужасом на Ланского.

– Что случилось?

– Заражение… в главном… пансионе… Дельбурга… в детском отделении!

Последнее Киприан выкрикнул – и упал на свободный стул за столом, а Феликс, взглянув на Лидию, поймал ее понимающий взгляд.

Она тут же сняла с вешалки пальто и шарф доктора, протянула ему и ушла в соседнюю комнату, где хранились реагенты и инструменты для осмотра.

***

Здание пансиона оказалось не менее величественным, чем некоторые музеи и учебные заведения Дельбурга.

Желтое здание в форме буквы «П» расположилось на одной из главных улиц города. Окружающий его высокий забор с чугунными пиками смотрелся в ночи как живая изгородь, готовая кинутся на любого, кто только ступит на территорию, а стоявшие повсюду каменные статуи ангелов и мифических существ придавали готической ноты.

Высокие стрельчатые окна, усеянные витражами с изображениями Девы Марии и Христа, делали здание пансиона больше похожим на монастырь, и лишь табличка над главными дверьми информировала гостей о принадлежности здания к определенной сфере города.

Прибывших никто не встретил, кроме уже знакомых лиц.

Эдгар и Мара стояли на пороге пансиона и смотрели вдаль, ожидая прибытия Киприана с подмогой.

И вот, как только карета подъехала, а Феликс ступил на рыхлый снег дорожки, ведущей ко входу, Мара сразу вскинула голову и, как будто бы, обрадовалась.

Она прижимала к груди какую – то черную книжку, похожую на блокнот, а Эдгар не преминул прихватить с собой кейс с медикаментами – и также крепко сжимал его рукоять своими длинными белыми пальцами.

– Что с детьми? – сразу уточнил Феликс, водя внутрь пансиона.

– Поступил сигнал, что среди первоклассников начал гулять вирус. У ребят повышена температура – около тридцати девяти, – а также диарея с кровью и рези в области кишечника.

– Что они ели? – жестко требовал Феликс, по дороге скидывая пальто. – Нужен полный список продуктов. Также не помешает проверить сроки годности, поставщиков и…

В этот момент Феликс резко встал и замер.

Голову пронзила вспышка боли, словно в мозг воткнули иглу, а тело парализовало. Шагать дальше было невозможно, так как организм четко дал приказ: не лезть, дальше ждет смертельная опасность.

Лидия увидела, как у доктора сузились зрачки, побледнела кожа, а на горле взбухли вены от напряжения мышц, и тут же нажала двумя пальцами на шее парня определенные точки, которые заставили Ланского отмереть – и глотнуть ртом спертый воздух.

– Ты в норме? – уточнил Эдгар, видя, что с коллегой непорядок.

– Да, – тихо, сквозь зубы, процедил Феликс, устремив свой взгляд на лестницу впереди. – Она здесь…

– Кто? – не поняла Мара. – Господин Ланской, вы точно хорошо себя чувствуете?

– Да, все в порядке. Идемте. Точнее… Господин Драгоновский, – Феликс обернулся к Киприану. – Вы можете пока с Лидией и Марой проверить кухню и склады с едой?

– Конечно, – кивнул дух.

– Тогда сделайте это, пожалуйста. Все продукты не в сроках – в пакет и на экспертизу. Также посодействуйте, чтобы анализ, на который мы пошлем содержимое желудков больных детей, пришел как можно быстрее.

– Разумеется.

– Благодарю.

После этого Ланской и Эдгар поднялись по лестнице, оказались в главном корпусе пансиона с тремя ответвлениями в разные стороны. Но Цербех сразу указал вправо, и вскоре Феликс, пройдясь по тусклым коридорам с редкими рядами светильников, услышал множество детских голосов.

Кашель, слезы, вскрикивания, а также ругань медсестер и преподавателей – все это застали врачи, как только вошли в один из классов, который быстро переоборудовали под лазарет.

Десятка три кроватей, разделенные между собой маленькими тумбами и стульями, стоявшие на подоконниках газовые лампы и старинные канделябры, на кончиках свечей которых плясали от сквозняка тоненькие огоньки.

Не успели Феликс и Эдгар набросить халаты и достать маски, чтобы натянуть на лицо, как к ним подбежал немолодой мужчина в синей форме пансиона. Его глаза горели ужасом, а темные волосы на висках тронула седина.

– Вы доктора?! Из госпиталя?! – крикнул он.

– Да. Доктор Цербех, – представился Эдгар, натягивая перчатки. – А это… мой коллега с Земли.

Мужчина краем глаза посмотрел на Феликса, но не придал никакого значения происхождению медика. Он схватил обоих за руки – и подтащил к двум кроватям в самом углу комнаты, располагающиеся за тканевой ширмой.

И Феликс с Эдгаром сразу поняли, почему часть учеников скрыли от остальных.

Ланской давно такого не видел.

Он практиковался во врачебной деятельности в те времена, когда в Троелунье бушевала оспа, и видел всякие ужасы: от легкого недомогания до предсмертных криков. А в промежутке – нескончаемые муки людей, их боль и мольбы о смерти или о скором спасении.

Но все это не шло ни в какое сравнение с увиденным за ширмой.

Скрытыми от других оказались два мальчика, лет восьми – девяти, со светлыми волосами и потухшими серыми, но ранее голубыми, глазами. Они корчились от боли в животах, сплевывали кровавые сгустки в поставленный между кроватями тазик, а также постоянно впивались тонкими пальчиками то в простыни, мокрые от испарины, то в подушки.

– Бог мой, – Цербех занялся мальчиком, который лежал ближе к стенке, а Феликсу пришлось осматривать второго.

Эдгару повезло: его пациент еще мог говорить, показать, где и как болит, в то время как подопечный Ланского, как показалось врачу, уже давно испустил дух, и лежит в позе эмбриона из – за трупного окоченения.

Феликс обработал руки и, отвернув одеяло, увидел, как мальчик, приоткрыв красные уставшие глаза, взглянул на доктора с равнодушием. Словно он уже видел столько врачей, которые не смогли помочь, что уже не питал надежд к еще одному, пришедшему в аккурат перед смертью.

– Ты можешь сказать, где болит? – спокойно спросил Феликс, взяв мальчика за плечи и попытавшись перевернуть его на спину.

Но мальчик воспротивился, скривившись от боли.

И Феликс это заметил, поэтому, убрав руки от живота мальчика и увидев его слезы, невольно сжалился над ним. И начал осмотр с горла и глаз, на которые доктор сразу обратил внимание. Все было красным, воспаленным, но при этом легкие, которые прослушал врач, оказались чисты. Никаких признаков пневмонии или увиденного ранее туберкулеза.

– Больно, – вдруг прохрипел мальчик.

– Где больно? – сразу уточнил Феликс. – Покажи, пожалуйста.

И мальчик указал на нижнюю часть живота.

И Феликс лишь цокнул – опять кишечник. Он осторожно прощупал живот мальчика и, как только нажал в области пупка, услышал истошный крик. Феликса было тяжело напугать, однако в этот момент он взглянул с непониманием в лицо пациенту – и с ужасом увидел, как зрачки мальчика расширились, а с губ сорвалась капля крови.

– Что вы сделали?! – испугался мужчина в форме. – Вы… вы его…

Феликс проверил пульс, после чего осмотрел глаза мальчика – и еще раз прослушал грудную клетку и живот с помощью стетоскопа. Он не мог понять, что произошло за пару минут осмотра, а потому лихорадочно пытался понять, где основной источник боли.

– Феликс, ты чего? – изумился Эдгар, отвлекшись от своего мальчика.

Но Ланской не слушал.

Положив обе руки на тело мальчишки, Феликс прислушался к ощущениям – и тут же нашел источник. Желудок. Там было скопление какой – то дряни, которая мешала усвоению пищи. Вот почему мальчики были такими худыми и изможденными.

– Что они ели? – уточнил спокойно Феликс.

– Какая разница?! – заорал мужчина. – Вы в курсе, чей это ребенок?!

– Прошу вас, успокойтесь, – приказал Цербех, встав на сторону Феликса. – Просто отвечайте на вопросы.

– Он мертв! – рявкнул оппонент, ткнув пальцем в мальчика.

– Нет, – твердо опровергнул Феликс, завернув ребенка в пуховое одеяло и подняв на руки. – Где у вас душевые или купальня. Мне потребуется тазик, соль, теплая вода и новая одежда.

– Для вас? – не понял мужчина.

– Нет, для вашего воспитанника.

Эдгар посмотрел в глаза Феликсу – и вдруг понял, как он что – то понял. Поэтому, кивнув служителю пансиона, чтобы исполнял команду, сам достал из кейса несколько ампул и сунул в карман халата, готовый спасать не только детей, но и коллегу.

– Феликс, ты справишься? – уточнил Цербех, когда мужчина умчался в коридор.

– Да. Поверь, за пять лет я научился использовать свой дар в полной мере.

– Но ты… ты в Троелунье, – осторожно шепнул вампир. – Тут твои силы увеличились. И контроля нужно в разы больше.

– Сейчас ты не о том думаешь.

– Мне не хочется потерять коллегу, который только прибыл.

– У меня тоже нет желания попасть на тот свет рано, – парировал Феликс. – Но сейчас важно спасти мальчишек. Возможно, они что – то расскажут.

– Но…

– Эдгар, – Феликс посмотрел ему в глаза, – мы давали клятву. Обо мне, если что, ты и так позаботишься.

– Чего?

– Выделишь в морге самый удобный холодильник.

– Да чтоб тебе провалиться, тварь.

Глава 4

Глава 4

Феликсу и Эдгару пришлось пройти почти весь корпус насквозь, чтобы оказаться в огромном зале с высоким куполообразным потолком, двенадцатью прямоугольными окнами и возвышающимися в нишах статуями архангелов.

Янтарные колонны сияли в свете газовых ламп цветом ржавчины, позолоченные бортики круглой купальни изредка поблескивали желтизной из – под слоя коричневой грязи.

– Вам знакомо такое понятие, как санитарные нормы? – уточнил злобно Феликс.

Он отдал ребенка Цербеху и, подойдя к краю купальни, притронулся к воде. И она, на его удивление, оказалась чистой. От нее не несло водорослями или мхом, застоявшегося запаха сырости или плесени в помещении тоже не было.

Дно купальни при тщательном осмотре тоже оказалось чистым, как будто его вычистили перед самым приходом докторов. Хотя, как подумал Ланской, так и было.

Вода в купальне была подходящей температуры – в ней явно кто – то не так давно мылся, так как даже бортики оказались теплыми, – поэтому Феликс, развернув мальчика из одеяла и осторожно стянув с него всю одежду, поднес ребенка к воде.

– Да вы совсем, что ли?! – рявкнул мужчина. – Отпустите ребенка!

– Угомонитесь уже, – приказал Эдгар, останавливая служителя. – Все хорошо. Феликс – опытный врач. Он служит в одной из самых знатных семей Троелунья и Земли. Он знает, что делает.

В этот момент Феликс, достав из своего кейса пузырек с антитоксином, откупорил его и поводил под носом у мальчика. После этого – опустил ребенка в купальню по пояс, придерживая подмышки и подозвал кивком Эдгара.

Вампир приблизился – и, помогая держать мальчика в полусидящем состоянии, увидел, как Феликс, положив правую руку на живот пациента, направил свою силу на помощь организму в борьбе.

– Води пока у него под носом лекарством, – приказал Феликс, не отрывая взгляда от свой руки.

Эдгар исполнил приказ, и стал ждать.

Несколько минут ничего не происходило, но вдруг мальчик, поморщившись, слегка задергался в руках докторов. Его руки скрутило судорогой, но Феликс и Эдгар схватили его за запястья, а ноги мальчика и так были погружены в теплую воду, поэтому там спазмы ощущались не так сильно.

Секунды, детский кашель, потом бульканье в глотке мальчика – и вот он, заветный комок чего – то непереваренного, уже почерневшего и окрасившегося в кровь. Мальчик выплюнул массу в подставленный тазик, после чего стал сплевывать сгустки крови и остатки дряни.

Однако все увидели, как он ожил, захлопал воспаленными глазами, не понимая, что находится рядом, а потом вдруг зарыдал. Он прижался к Эдгару, так как его кожа была холоднее, а Феликс, взглянув на рвотные массы, сразу открыл свой кейс и взял немного в колбы для анализа.

После чего увидел, как к мальчику подбежали несколько медсестер, стоявшие до этого за дверью, и принялись заворачивать ребенка в полотенца и одеяла, чтобы увести из купальни.

Эдгар же, проводив их до выхода, подошел к стоявшему неподвижно Феликсу, и осторожно положил руки ему на плечи. Врача трясло, словно ему было холодно, и Цербех сразу понял, отчего знобит коллегу.

– Это инфекция, – прохрипел Феликс, смотря в другой конец зала и не моргая. – Но она не передается обычным путем. Это… отравление…

– Феликс!

Эдгар подхватил врача, после чего отдал приказ позвать Драгоновского, а сам, проверив сердце и дыхание доктора, выдохнул с облегчением.

– Идиот…

В этот момент к ним подбежал тот самый смотритель пансиона, склонился над доктором – и Феликс, приоткрыв всего на миг глаза, с ужасом распахнул их до конца. За спиной смотрителя, занеся свою руку с белыми когтями, сверкающими сталью, стояла она…

– Нет! Отойдите! – рявкнул из последних сил Феликс, рванув вперед.

Рука с когтями опустилась, только коснулась не того.

Феликс вскрикнул от боли в плече, после чего ощутил укол в самое сердце. Яд леди в белом проник в организм, но врач не боялся – он не умрет. Пока в нем течет сила самой Смерти, ему будут подвластны все ее игры…

***

Ледяная вода… аж кости пробирает… она обволакивает горячее тело, заставляет закрывать глаза, позывает неслышимой скороговоркой сонливость и усталость, чтобы жертва не дергалась.

Мальчик никогда не думал, что, умея плавать, окажется бессилен против течения. Беспощадная вода решила проучить того, кто хвастался своим всесилием перед другими ребятами…

Она забрала тело, завернула в холодный кокон, выбила из легких последний воздух – и разрисовала лазурным глаза, удалив из радужек карий оттенок, и выбив окончательно естественный пшеничный цвет волос.

Серебристая дымка легла на голову мальчика, покрыла каждый тонкий волос, впилась своим светом – и подарила юному беспризорнику из глухой деревушки свой дар.

Издавна в селе рассказывали детям, что иногда вода или воздух, земля или огонь выбирают себе слуг. Поскольку каждой сильной стихии нужны глаза во владениях своего конкурента, четыре могущественных элемента могут избрать среди людей избранного – и сделать его своим посыльным в мир живых.

Так, если верить легендам, земля могла воскресить недавно погребенного, огонь – восстановить спаленные дотла плоть и кости, ветер – собрать рассеянный чей – то пепел, а вода – изгнать из своих вод иное тело и душу.

Мальчик ни во что это не верил.

Объяснял все явления физикой или химией, которым, как он считал, подчинялись все элементы, о коих судачили в деревне всякое… Но одного ни объяснить, ни понять так и не смог.

Его забрала вода, однако одарила не она.

Из самых глубин ледяных вод, словно белый луч света, выплыла фигура, а за ней потянулся черный шлейф, похожий чем – то на плащ. Только состоял он не из ткани или нитей…

А из душ.

Мальчик не мог видеть лица незнакомки, но запомнил ее ледяные руки с длинными пальцами, покрытое черным балахоном тело и белесые волосы, на которых сверкали искры, похожие на звезды в ночном небе.

– Я одарю тебя своей силой, – прошептала девушка без лица под черным балахоном, – взамен же заберу самое дорогое, о чем ты только можешь мечтать, и во что, однако, не веришь…

После этого юноша не помнил, какая сила вытолкнула его на поверхность ледяной рукой, кто помог встать на ноги и заставил снова посмотреть на палящее с лазурных небес солнце…

Но после этого он стал слышать… слышать голоса мертвых… но вместе с ними он теперь мог услышать и приближающийся шепот…

– Я одарю тебя своей силой… но взамен заберу самое дорогое…

Феликсу было привычно просыпаться после обмороков, так как они сопровождали его всю сознательную жизнь. Без них он не представлял своего существования как духа. Он не понимал, что порой творится с его подсознанием, но отдавал себе отчет: если он что – то вспоминает или видит, к этому стоило прислушиваться.

Первым, что увидел доктор, открыв глаза, был персиковый потолок и старая чугунная люстра с закрученными металлическими усиками вокруг плафонов. Затем, повернув голову, он смог рассмотреть зеленые стены, деревянный паркет и высокие окна, за которыми был мрак. В стоявшем неподалеку камине трещали дрова, пожираемые огнем, а вокруг витал аромат спирта и уксуса.

Источник последнего Феликс нашел практически сразу: на лбу лежало что – то холодное и мокрое, облегчающее боль в висках и переносице. Доктор быстро прощупал предмет – и убедился, что кто – то заботливо положил ему компресс на горячий лоб.

Пошевелив руками и ногами, Феликс понял, что не связан, значит, он в относительной безопасности. А стоило ему привстать и упереться руками в матрац, как он рассмотрел теплое одеяло синего цвета, металлическую спинку кровати, в которую упирались ноги, а также приоткрытую дверь, ведущую в коридор. Из – за нее как раз доносились голоса.

Феликс пошевелился, чтобы понять, в каком состоянии очнулся на сей раз, и удивился, когда понял, что силы еще есть. При этом во во рту врач почти сразу почувствовал что – то сладкое. А на губах даже остался какой – то состав, который отдавал фруктами, но при этом имел горьковатую нотку.

– Феликс!

Дверь распахнулась, из коридора в глаза доктору ударил пучок света – и он тут же отвернулся, так как глаза заслезились и резко заболели.

Эдгар и Лидия подбежали к Ланскому и, окружив, забросали вопросами о самочувствии. Но на это доктору сказать было нечего.

– Все в порядке. Давление упало, это нормально.

– Это не нормально! – сделал акцент Эдгар. – Тем более для тебя.

Эдгар придвинул стул, взял с тумбы несколько коробочек с лекарствами и стал перебирать, вычитывая инструкции. Лидия же, осторожно приложив ледяные пальцы к горячим щекам Ланского, посмотрела парню в глаза.

– Принести вам чай? С тремя ложками сахара?

– Да, – кивнул парень, убрав ее руки. – И не трогай меня, пожалуйста. Я не разрешал.

Лидия сразу стушевалась и, мельком взглянув на удивленного Эдгара, который все услышал, направилась в дальний угол помещения, где, оказывается, стоял столик с вещами Ланского. А сам Феликс из – за сумрака его даже не увидел.

– Ты чего? – уточнил Эдгар, сев ближе и протянув коллеге чашку с растворяющейся таблеткой. – Девчонка почти четыре часа от тебя не отходила. Боялась, что не очнешься.

– Она все знает. И если переживает – себе же делает хуже.

– Бесчувственный сухарь, – вырвалось у Эдгара. – Ну давай, если голова работает, выкладывай. Как ты понял, что делать? И почему решил, что это – не вирус?

– Все просто: любая инфекция передается либо воздушно – капельным путем, либо половым, либо же через телесный контакт. Дети – первые разносчики инфекции, как тараканы или крысы.

– Ну и сравнения у тебя, конечно.

– Половые контакты мы исключаем, – сразу сказал Феликс. – Туберкулез в закрытой форме опасен, но не так, как в открытой. При этом мало кто из детей жаловался именно на кашель с мокротой. Основной симптом – боли в животе и диарея с кровью. Следовательно, мы можем сделать вывод, что это какой – то кишечный вирус. Но и тут следует задуматься: а вирус ли? Любая инфекция, любого происхождения, если и одолевает, то всех. Единственный вопрос: кто как справится? У всех же разный иммунитет.

– Ты клонишь к тому, что вирус заражал бы всех подряд? Но, раз заражение выборочное, значит…

– Значит, никакая это не эпидемия, – констатировал Феликс, положив голову на руки. – А отравление. Причем – массовое. Поэтому я сразу и попросил проверить продукты. Ты, когда собирал анамнез, уточнял о еде пациентов?

– Конечно, – Эдгар взял с тумбы около кровати черную папку с листами. – Нет ничего общего. У каждого ребенка был свой рацион. Кто – то не употребляет молоко, так как аллергия на лактозу, кто – то не ест мясо, также многие отказались от сладкого, так как качество сырья в последнее время оставляет желать лучшего.

– Это ты о чем?

– Многие кондитерские фабрики удешевили производство, чтобы не сокращать сотрудников, – пояснил Эдгар. – Даже Фабрика Аполонского, которая считалась лучшей в кондитерской отрасли Троелунья, испортилась. Причем так конкретно.

– В чем выражается?

– В том, что используют сухое дешевое молоко, некачественный мед, а также…

– Мед? – Феликс тут же ухватился за слово и посмотрел пристально на друга. – Мед…

– Ты чего?

– Помнишь, ты мне говорил, что в крови детей нашли передозировку андромедотоксином?

И тут Эдгар сразу понял. Он потер переносицу указательным пальцем, а Лидия, остановившись в разлитии чая, замерла, смотря в одну точку.

– Проверь еще раз анализы, – попросил Феликс. – А также узнай, чем кормили воспитанников пансиона.

– Это не моя компетенция.

– Эй!

– Он прав.

В этот момент в комнату вошли Драгоновский и Мара.

Первый был уже без пальто и шляпы, расхаживая в одной рубахе и темных брюках, из – под которых выглядывали зимние элегантные туфли. На руках канцелярского служащего красовались тальковые перчатки, а на подбородок была сдвинута медицинская маска. При этом на лице у парня красовались царапины и черные полоски, как будто Киприан копался в золе.

Мара выглядела не лучше.

Ее брючной костюм был также испачкан в чем – то темном, от волос девушки несло дымом, а лицо и руки покрылись мелкими ранками от заноз и ожогами. Девушка не носила маникюр – да и Феликс не знал, делали ли в Троелунье что – то подобное, – поэтому увидел под ногтями грязь.

– Вы трубы прочищали? – не выдержал доктор, встав с кровати.

– Очень смешно, – шикнул Киприан с ехидством. – Выполняли твою просьбу, между прочим!

– Надеюсь, нашли хоть что – то?

– Если не считать грязи, то да, – кивнула Мара, демонстративно стряхнув с рукавов черный пепел. – В кладовых пансиона все было заставлено банками с медом. Мы взяли пробы, так как Эдгар рассказал нам о передозировке.

Феликс вопросительно покосился на Эдгара, и в этот момент Драгоновский, выступив вперед, заметил:

– Я же вас не представил друг другу, вот дурак… Феликс, познакомься, Мара Ларас – журналистка «Вечернего Дельбурга» и заместитель главного редактора «Ларсена». Помимо этого, работает в последнем в отделе по вопросам расследований. Его основал лично я в каждой редакции Троелунья, ибо журналисты – те еще крысы. Еще лучше, чем мы, Канцелярия.

– Поэтому Мара так осведомлена, – продолжил Эдгар. – По сути, я обязан ей передавать такую информацию. Но почти всегда она сама приходит. Как чует.

Мара грозно взглянула на врача, но тот в ответ послал ей ехидную ухмылку. При этом Лидия, как успел заметить Феликс, поставила на прикроватную тумбу поднос с чаем, а сама – поспешила удалиться.

Но, проходя мимо Мары, тут же отвернула лицо от девушки, словно чего – то испугалась.

Феликс не стал ее останавливать. Он не горел желанием впутывать ассистентку в дела Канцелярии. Да и Лидия была не из тех девиц, кто бы кинулся в огонь вместе со своим господином, как в самых тупых романах, кои он отобрал у девушки почти сразу после переезда в Швейцарию.

Мара и Драгоновский сели напротив постели Феликса и, смотря на врача с неподдельным интересом, как будто чего – то ждали от него самого.

Но вместо слов доктор, взяв чашку с чаем, закинул ногу на ногу и стал внимательно слушать оглушающую тишину помещения. Ему немного действовал на нервы треск дров в камине и постукивание пальцев Эдгара, коими тот стучал по столешнице, но внешне врач старался сохранять безразличие.

– Итак, что нам известно, – начала Мара, – первое – что под подозрением фабрики, производящие мед. Ибо его правда стало слишком много. И я сейчас говорю даже не про пансион.

– Она права, – поддакнул Киприан. – В последнее время кофейни и рестораны вместо сахара используют мед и пыльцу. Почему – он по какой – то причине стал дешевле. Странно, однако.

– Если использовать химию, а не натуральный продукт, она в разы удешевит и производство, и логистику, и даже продажи. – Феликс отпил чай, и чуть не скривился. Такой сладкий он терпеть не мог. – Сколько в Троелунье фабрик, производящих мед?

Киприан на пару минут задумался, после чего выдал:

– В принципе немного. Около пяти.

– Около или пять? – спросил Феликс.

– Проверить нужно. Это без учета индивидуальных предпринимателей, если что.

– Я понял. – Феликс еще раз отпил чай, чувствуя, что как сахар ударяет в голову и оседает на зубах песком. Но делать было нечего. Давление само по себе не нормализуется. – Есть вероятность, что пансион, дабы уменьшить траты, стал закупаться не у фабрик, где хоть как – то следят за качеством, а у частных лиц.

– Иногда частные хозяйства лучше, – возразил вдруг Эдгар. – Даже вы, на Земле, все пытаетесь найти фермеров и бизнесменов, у кого свои хозяйства. Ради натуральности или как вы там говорите?

– Понятия не имею. Я закупаюсь сам в обычном супермаркете.

– Где? – не поняла Мара.

– В магазине, – пояснил Киприан. – На Земле все немного иначе, чем у нас. Я тебе организую командировку.

– Правда?! – Ларас буквально засияла, дернувшись в сторону Киприана.

Феликс про себя отметил, что для журналистки девушка немного вспыльчивая, импульсивная и, как будто, ветреная.

– А второе? – уточнил доктор.

– Второе?

– Вы сказали «первое – это…», вот я и спросил о втором.

– Ах да, – Мара сразу стала серьезной, – в этот пансион уже завтра нагрянет проверка, так как у меня целый список нарушений.

И только сейчас Феликс заметил на шее девушки старенький пленчатый фотоаппарат, а в нагрудном кармане жилета небольшой блокнот и ручку. Видимо, журналистка зря времени не теряла – и совместила приятное с полезным.

– Просроченное молоко, вчерашняя каша, трупы насекомых, а также – забродивший компот рядом с клубничными булочками! – она наклонилась к Феликсу, и он дернулся, чуть не пролив остатки чая на голову журналистке. – И это только первая кладовая! А что мы увидели в бакалее… брр!

– Таракана живого она там увидела, – как будто в пустоту протянул Киприан. – Но да, зрелище малоприятное. А учитывая, что тут учатся дети, это недопустимо.

Феликс был с ней согласен, однако не мог представить, что такая с виду хрупкая и милая девушка окажется столь активной. Мара постоянно заглядывала в свой блокнот, черкала там какие – то свои заметки и периодически перебирала тонкими пальцами с аккуратными ноготками сделанные в кладовых снимки.

– Позвольте взглянуть, – попросил Феликс, протянув руку.

Мара сразу отдернулась, словно Феликс протянул ей раскаленный уголь, но после многозначительного покашливания Киприана, нехотя отдала доктору фотографии.

Феликс коротко пробежался взглядом по каждому снимку – и смог лишь кивнуть в знак признательности. Мара по истине знала свое дело как агент Канцелярии. Так в деталях сфотографировать просроченные продукты, как будто исподтишка, а потом выхватить из полумрака задержавшегося на полке таракана сможет не каждый журналист.

А тут агент… да еще девушка…

Феликс вернул Маре ее трофеи, после чего поймал на себе удивленный взгляд.

– Что?

– Ничего не скажете? – удивилась она.

– А должен? – он изогнул бровь и слегка улыбнулся.

– Ну как же! – она вновь к нему склонилась.

Впервые их лица оказались так близко к друг другу.

Киприан неловко переглянулся с Эдгаром, а вот Феликс и Мара, почти соприкоснувшись носами, лишь одновременно вздохнули.

– Чтобы задать вопрос, не стоит сразу кидаться в объятия…

– Нахал, – шепнула девушка, но с улыбкой.

Она отодвинулась.

– Я хочу взять у вас интервью, как и у Эдгара, – она посмотрела на хирурга за спиной Ланского. – Надеюсь, вы не откажете?

– Не будет ли проблем у редакции? – сразу уточнил Феликс. – Все – таки у меня не совсем тот статус, чтобы…

– Кто помнит грешки, боже, – всплеснул руками Киприан. – Нет, конечно, некоторые помнят. Но поверь, прошло десять лет. В Троелунье произошло столько, что о тебе не то что забыли, а уже в принципе стерли из своей памяти твой образ.

– Хорошо. Тогда без проблем.

– Отлично!

Она встала с кровати и, протянув Феликсу руку, слегка наклонилась, явно куда – то приглашая.

Парень неуверенно посмотрел на Киприана, но тот сразу кивнул: он разрешал идти за девушкой и тем самым давал согласие на все сказанные в будущем слова.

Феликс встал с постели и, не приняв руки, отыскал на стуле свое пальто и шляпу. Шляпу?

Доктор не сразу вспомнил, что в Троелунье прибыл без головного убора. Лидия, вроде, должна была купить ему что – то с выделенных денег, но Ланской не думал, что Ильинская так быстро освоиться, все вспомнит и разберется с проблемой.

Качество шляпы было превосходным, как и перетянутой атласной ленты с пришитым под ней пером черно – белого оттенка. Такой явно приказал взять Киприан, так как это было еще одним отличительным знаком Столицы – так шпионы Канцелярии и Дворца отличали обычных служивых от «привилегированных».

Феликс примерил, посмотрелся в небольшое зеркало – и нашел свой образ более чем достойным. Нужно будет отблагодарить Лидию чем – нибудь. Дать денег на расходы больше обычного или же… что – то купить самому.

– Вы идете? – уточнила Мара, уже стоя у двери.

– Да. Пять минут.

– Хорошо. Ожидаю вас в кафе в вашем отеле.

– Принято, – он кивнул, и отпустил девушку.

Киприан также засобирался, набросив на плечи пальто и плащ со знамением Канцелярии. Когда он успел притащить – Феликс не увидел, однако заметил другое: Драгоновский странно заулыбался, словно ему прибавили жалования или же наконец – то шанс проникнуть в покои Королевы Александры.

Феликс тряхнул головой, гоня дурные мысли.

А Эдгар, потушив газовую лампу, забрал свои вещи – и покинул их общество, забрав с собой и образцы крови Феликса, и рвотных масс учеников. Помимо этого хирургу еще предстояло исследовать кладовые и проехать с Драгоновским в Канцелярию для дачи показаний и подписи документов…

Глава 5

Глава 5

Уже спускаясь обратно в холл, откуда врачи и поднялись в класс с больными, Феликс с удивлением обнаружил у подножия лестницы Мару и Лидию.

Первая уже стояла одетая, спрятав за пояс свои бумаги и блокнот, а вот Лидия, набросив на плечи свое пальто, держала в руках какой – то пергаментный сверток с запиской под бечёвкой.

Феликс притаился в тени колонны, пока решив не спускаться, и вслушался в разговор двух дам. Ибо он был уверен: Мара что – то хочет у него узнать, а не просто взять короткое интервью для издания.

Слишком долго служил Феликс у Шефнеров – успел повидать всякого и набраться опыта в разглядывании истинных личин нечисти и людей.

– Можешь его не ждать, – посоветовала с требованием Мара Лидии. – Он идет со мной на интервью.

– Я всегда жду господина Ланского, где бы он ни был, – заметила Лидия, и Феликс мысленно похвалил ее. – Это его приказ, указанный в договоре.

– Считай, что я все уладила, – она вдруг достала из кармана пальто синие купюры, считавшиеся в Троелунье «сильным» номиналом. – Иди, купи себе кофе и ужин в лучшем ресторане. И не беспокой Феликса до вечера.

Феликс внимательно посмотрел на Лидию.

Боже, как же она стала плохо выглядеть…

Осунувшееся лицо некогда достаточно пышной дворянки, впалые серые щеки, выступающий острый подбородок и эти воробьиные глаза – все выдавало ее недавно пережитое горе. И если раньше Феликс не обращал внимания на внешность ассистентки, то в ту секунду он осознал: Лидия больше не может защищаться.

Не то положение…

Но вдруг тишину холла разрезал негромкий хлопок руки об руку.

Купюра вылетела из пальцев журналистки, пролетела к камину – и угодила прямиком в огонь. Пламя с радостью перехватило бумагу – и тут же сожрало, а вот острые костяшки Мары, небрежно опустившись на щеку Лидии, заставили девушку рухнуть на колени и выронить пакет с письмом.

– Да как ты смеешь, – прошипела Мара, обойдя Лидию сзади. – Запомни, Ильинская, – она усмехнулась, и ее губы искривились в неприятной улыбке. – Ты – больше никто. Мусор, болтающийся под ногами. И должна подчиняться тем, кто…

– Она не должна подчиняться.

Феликс наконец – то выступил из укрытия, начав спускаться по лестнице. Каблуки его туфель зацокали по каменным ступенькам, и это магическим образом заставило Мару отойти от Лидии и даже склонить голову.

– Господин Ланской…

– Предлагаю поговорить завтра рано утром, – заметил доктор, протянув Лидии руку.

– Позволю отказать, так как завтра утром интервью должно быть у редактора на столе.

– Тогда – не судьба.

Он развернулся на каблуках туфель и, отчеканивая каждый свой шаг по паркету холла, потащил за собой ничего не понимающую Лидию.

Они вышли на улицу, когда в городе давно зажглись фонари. Они освещали своим ярким желтым сиянием все знаковые улочки Столицы, делая её похожей на некоего голодного и злого зверя, жаждущего поглотить все тёплое и живое. Тени то там, то тут норовили как будто бы ухватиться за тени прохожих, затянуть их в чёрные проулки – и навечно запереть в своём царстве сумерек.

Феликсу было тут и приятно, и тошно одновременно. С одной стороны, тут был его дом. Дом, в котором он родился, но из коего ему пришлось бежать навстречу невзгодам и боли. А с другой – Троелунье не дало ему ничего, кроме нищеты, горького опыта первой любви и тяжёлых воспоминаний о событиях недавней войны с Кукловодами. Но при всем этом ему посчастливилось встретить тех, кто готов ему помочь. А это, как считал доктор, было одним из главных приоритетов его новой жизни.

– Вы торопитесь? – уточнила Лидия, которую Феликс отпустил только рядом с общественной остановкой.

А до этого тащил почти два квартала, как свою собачонку, за руку, чтобы не убежала и не потерялась.

– О чем ты?

– О вас… Вы такой бледный… Словно…

– Лида, не волнуйся. Я не видел духов.

– Но видели её… Разве я не права?

Права ли она? О да, конечно. Иначе бы не было того обморока, не случилась бы та ситуация у бассейна, а также – сам Феликс не узнал бы, как сильно Троелунье усиливает его способность.

И тут он понял, что не чувствует особого упадка сил после контакта со смертью. А на Земле такое бы кончилось долгим сном и больной головой на неделю. Да, небольшое головокружение присутствовало, но не более того. Оно особо не тревожило парня. А вот странное чувство чужого взгляда в спину заставляло тело содрогаться, как от холода, который то и дело порывалчя проникнуть под полы пальто.

– Если что-то случится, прошу вас, господин Ланской, не молчите.

Она обогнула его фигуру и заглянула прямо в глаза парню. Феликс никак не отреагировал. Лишь вздохнул и положил тонкие руки на плечи Лидии.

И вновь он сделал пометку: как же сильно похудела Лида за последние три месяца. Если после войны в ней ещё были лишние килограммы, то сейчас последняя жиринка сбежала с воплем, оставив под платьем лишь облепившую кости желтую кожу.

Она опустила глаза, чтобы спрятать за чёрными волосами свое тонкое осунувшееся лицо с огромными воробьиными глазами.

– Господин Феликс, я… Извините, пожалуйста, я не… Я не должна была…

– Я не виню тебя ни в чем. Перестань.

Феликс протянул ей платок, после чего она тихо всхлипнула и, отвернувшись, начала вытирать выступившие на глазах слёзы. Феликс знал, что Лидия была воспитана как классическая представительница прекрасного пола, но за этим воспитанием, как знал Феликс, стояло нечто большее. Искренность, честность и неподдельные чувства, которые Лидия, как девушка, лелеяла в своём сердце с самого первого знакомства с доктором.

– Кстати, – Феликс понял, что пора заканчивать со слезами и идти домой, – не подскажешь, где тут можно купить что-то тёплое и вкусное?

– Сдобу?

– Почему нет? – риторически уточнил врач, осматриваясь по сторонам. – Я слышал, что в Троелунье прекрасная выпечка. Особенно в восточной части Столицы.

Лидия улыбнулась, после чего аккуратно взяла врача за руку, после чего повела врача к какой-то подворотне. И хотя Феликс не боялся хулиганов, всё-таки ему не хотелось портить вечер дракой.

Лидия лучше знала местность, поэтому шла уверенно и даже с некоторым воодушевлением, в то время как Феликс часто опирался по сторонам, чтобы на ту же Лиду не выскочил какой-нибудь случайный забулдыга и не лишил доктора единственного верного человека…

Ильинская провела врача по тёмной подворотне, после чего вывела во двор – колодец. В кругу кирпичных пятиэтажек, сильно напоминающих земные строения сталинской эпохи, одиноко стояли два чугунных столба с огромными круглыми плафонами, кои держались на лапах высеченных из железа грифонов. Их фигуры отбрасывали странные, но оттого завораживающие и где-то даже пугающие тени.

В окнах домов давно горели оранжевые и коралловые огоньки, за коими призрачными серыми силуэтами скользили жители Дельбурга. Кто-то что-то куда-то нес, брал в руки, прятал, доставал – вел обычную жизнь, о коей мечтал сам Феликс…

– Смотрите!

Лидия указала пальцем на узкую полоску света в самой глубине двора, и Феликс, присмотревшись, понял, что девушка указала на выход из-под арки между двумя домами. С улицы оттуда проникал холодный жёлтый свет, нарушая уютную атмосферу этого причудливого мира теней, снега и неизвестности в окнах.

– Нам туда, – глаза Лидии странно блистали, но Феликс не находил в них и ролики радости.

Девушка даже не пыталась ухватить его за руку, чем часто грешила, когда волновалась. А сие явление могло быть следствием глубокой печали и даже… скорби.

– Все хорошо? – уточнил Феликс, смотря на её тонкую фигуру в пучке света от фонаря.

– Конечно. А что?

Она одарила его взглядом чёрных, как сама ночь, глаз. Кудрявые каштановые волосы были убраны в прическу, но пара выбившихся прядей не портили картинки, а придавали Лидии частички той жизни, какой в ней уже не теплилось более полугода.

– Ты как будто скорбишь…

– О чем вы? – она наклонила голову вправо. – Господин Феликс, вы должны отвлечься. А то уже в живых видите мертвецов.

– Может, ты и права.

Он сам подошёл ближе и, заведя левую руку за спину, протянул в приглашающем жесте правую к Лидии. Хоть Феликс и покинул Троелунье больше двадцати лет назад, всё-таки привычки, вбитые ему в голову учителями в пансионе и университете, впечатались в память, как лилия, код выжигают на коже нечистых девушек…

На его счастье Лидия оказалась готова – и ловко, но элегантно, как пристало знатной даме, положила тонкую ручку в чёрной перчатке в его утонченные пальцы, которые, как иногда отмечала девушка, были созданы для фортепиано, а не для скальпеля.

– Это приглашение? – кокетливо уточнила Лидия.

– Это этикет, – парировал Феликс. – Тем более, что по моей милости Ларсен к тебе прицепилась.

– Бросьте. Я знала её ещё с пансиона. Она всегда была такой…как заноза.

Феликс улыбнулся, после чего они направились к арке.

Домой они вернулись за полночь.

Хоть Дельбург и считался второй столицей Троелунья, всё-таки тут режим сна ещё что-то значит для жителей. Клубов и игорных домов тут было всего десяток, а казино и публичные дома были под строжайшим запретом. Но, как казалось Феликсу, никого сие не останавливали от примитивнейшего инстинкта и древнего греха, какой было реально осуществить с любой доступной частной куртизанкой в съёмной квартире…

Лидия и Феликс купили по две ароматных улитки с белой посыпкой, отужинали в комнате парня, а после, просидев час за чаем, разошлись по кроватям.

Феликса приучили в чете графов следить за собой, как то полагает благочестивому дворянину, но доктор, даже оказавшись при деньгах и возможностях, не спешил в бутики скупать новинки парфюмерии или же в цирюльни – за обновлением прически или прибора. Его процедурами перед сном оставались душ, зубная паста и сдача прачкам белья, которое к утру должно было быть готовым к носке.

Время это экономило непозволительно много, поэтому перед сном Феликс ещё успевал почитать. И в этот вечер не стал пренебрегать данным ему свободным часом.

Поставив у кровати подсвечник и подпалив сразу три свечи, Феликс выудил из дорожной сумки несколько трудов по анатомии и стал вчитываться в раздел патологии костной ткани, как вдруг его неприятно кольнуло в живот.

Боль была схожа с той, когда резко хватает поджелудочная. Но Феликса было не обмануть. Язва у него была разве что на языке в силу специфики работы, а боли возникали только в одном случае.

Отбросив одеяло, парень спустил ноги на холодный пол и потянулся за халатом, но в этот момент его голову пронзила такая же вспышка боли, как и желудок.

Его согнуло, к горлу подступил рвотный комок, а перед глазами поплыло. Комната стала тонуть во мраке, огонь в камине зачертыхался, словно желая сорваться с поленьев и убежать, а шторы на балконных дверях затрепыхались как от порывов ветра.

Но в комнате не осталось свежего воздуха…

В какой-то момент Феликс понял, что ему нечем дышать. Грудь словно сдавили тиски, в глазах ещё больше помутилось, а ноги, стоило Феликсу встать с кровати, подкосились, заплелись – и помогли доктору упасть, при этом задев рукой подсвечник.

Подставка рухнула с грохотом на паркет, свечи потухли, из-за чего в комнате стало темнее, чем в пещере, а огонь в камине окончательно взбунтовался – и взметнулся взволнованными всполохами в трубу.

Феликс поднял голову и неуверенно повернул голову к источнику могильного холода, тронувшего его оголенную шею после падения.

Доктор не был слабонервным. И дураком себя не считал, как и психбольным, однако в ту минуту, когда его взгляд остановился на фигуре девочки, он подумал о своём рассудке. Не сошёл ли он вконец с ума?

Феликс медленно приподнялся на руках, после чего попытался отползти за кровать, лишь бы не видеть взгляда призрака. Но не тут-то было: стоило доктору отвернуть голову, как его спину обдало порывом холода. Мороз проник под кожу, ударил по позвоночнику – и заставил отключиться.

Глава 6 ДЕЛО СВИНЦОВЫХ ЯБЛОК

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

DЕЛО СВИНЦОВЫХ ЯБЛОК

I

Детский смех…запах карамели и черешни…малинового варенья и свежей выпечки… Эти ароматы сводили с ума, заставляли возвращаться в детство и черпать оттуда не самые хорошие, но по – своему родные мгновения.

Феликс приоткрыл глаза, но осознал, что встать не может. Голова гудит, все плывет, странная огромная комната, окрашенная золотыми бликами солнца, не кажется ему ни родной, ни знакомой.

Ещё и запах этот…

Феликс привстал – и его тут же скрутило от боли в животе. К горлу подступил рвотный комок, зато перед глазами резко прояснилось.

Доктор осмотрелся: огромная комната, больше похожая на детскую. Повсюду валяются дорогие куклы в нарядах ручной работы и реалистичными стеклянными глазами, в шкафах прогибаются от веса полки с книгами, а на подоконнике перед высоким окном расположился кукольный домик в два этажа.

Феликс тряхнул головой, несколько раз ущипнул себя и даже прикусил язык, но эффекта не было. Видение не пропало. Оно, как показалось врачу, только сильнее его засосало. Дышать было так же трудно, как и до потери сознания, но Феликс не придавал этому значения. Выходит, он просто провалился очень глубоко в чьё – то воспоминание.

И вновь детский смех…

Он звучал довольно приглушенно, но только изначально.

Стоило Феликсу встать с кровати, на которой он и очнулся, как по спине пробежалась волна мурашек. Он обернулся – и увидел её… Ту самую девочку, которая пришла к нему до обморока.

Только теперь она была иной…Ее кожа лица сияла здоровым румянцем, глаза блестели, а на губах играла обычная детская улыбка. Хрупкое тело малышки было облачено в белое платье с чёрным бантом на пояснице, а на ногах малышка носила модные по нынешнему времени туфли – лодочки.

– Поиграй со мной.

У Феликса волосы встали дыбом на затылке. Он попытался ответить, но увы – горло сдавило невидимыми тисками. Он поперхнулся, но, когда попытался прокашляться, понял, что бесполезно. Воздуха в этом мире нет, так как призракам не нужно дышать. А ему… ему кислород вдруг стал нужнее, чем шанс выбраться из этого дурмана.

Он упал перед девочкой на колени, в глазах появился густой серый туман, за которым Феликс попытался разглядеть хотя бы очертания пришедшего к нему призрака, но и тут его постигла неудача. Силуэт расплылся, словно по нему провели мокрой кисточкой, а вот голос маленькой пленницы мертвого царства звучал набатом в голове доктора.

– Поиграй…поиграй со мной…

– Нет… Оставь меня…тебя нет…нет!

– Поиграй…Поиграй…

– Отстань!

– Поиграй!

Последнее слово призрак крикнул так громко, что Феликсу показалось, будто бы у него раскололась голова. Виски пронзило болью, словно в череп и мозги вонзили иглу, прокрутили и резко дернули назад.

Феликс уже не мог кричать… Сознание его покинуло, как и силы сопротивляться. Он рухнул на ледяной паркет детской и закрыл глаза, чувствуя, как от боли сжимается сердце. Как лёгкие съеживаются в комок, а мышцы ноют от нестерпимой судороги.

– Помоги…мне…

***

Кошмары… как же они ему надоели! Он знал, что так и будет, стоит его естеству вернуться в Параллель. Любой дар, как то и предсказывал ему некогда Даниэль, на Земле, в людском мире, глушится, а то и вовсе – исчезает навсегда. Зато Параллель с Явью и ее потоками наоборот – пробуждают то, что дремлет в каждом выходце Троелунья.

Дар, будь он среднего пошива или же выдающейся искрой, так или иначе будет рваться наружу, будет напоминать о себе, постарается прогрызть себе путь сквозь тьму души владельца.

Феликс никогда не любил открывать свои способности окружающим. О его даре знали единицы. Даже Маркус до определенного момента не знал о тайне доктора их клана. И Ланской надеялся, что со временем притихшая способность рассосется, как противная мозоль на ноге.

Но увы – у жизни на сей план была приготовлена «ответка».

Волею судьбы его занесло вновь в Троелунье, и теперь ему остается либо смириться со своим положением страдальца, либо же найти способ отказаться от сего дара. Такие случаи, как он слышал, были, когда способности просто исчезали по прошествии времени либо же после трагических событий в жизни носителей. Но Феликс считал, что и так пережил сполна, а Смерть продолжала приглашать к нему своих рабов. Продолжала играть с ним, желая лицезреть его боль.

Но она же и вознаграждала Феликса.

За боль, за слезы, за голоса покойников, которые он слышал чаще, чем добрые слова от живых, его поощрили тишиной и прекрасной жизнью. Ведь сколько он поменял работ, сколько исколесил городов и больниц, чтобы найти того, кто бы спрятал его от вечных мук и криков в царстве тишины и покоя…

Вновь открыв глаза, Феликс с радостью обнаружил над собой бежевый потолок своей комнаты в отеле. Рядом на столе мерцал огонек в горлышке керосиновой лампы, в камине слышался хруст пожираемых огнем поленьев, а за окном стоял непроглядный мрак.

Феликс привстал, чувствуя, что может двигаться и что у него остались силы, чтобы самостоятельно добраться до стоявшего на столе кувшина с водой и прополоскать горло. А оно за время общения с призраком пересохло основательно.

Доковыляв до кувшина и опираясь одной рукой на стол, Феликс налил прохладной воды в бокал и, притронувшись к стеклу, вновь ощутил, как у него похолодело внутри. Кишки дрогнули, желудок сжался, как от волнения, а по оголенной шее пробежал холодок.

Феликс подавился, но вовремя взял себя в руки.

Доктор осознавал, что сейчас он не спит. Что власть призрачных видений окончена. У ребенка, даже умершего, не может быть столько сил, чтобы без конца показывать ему образы, а также переносить в свои миры.

– Прочь, – прошипел Феликс, не смотря на девочку.

Он чувствовал ее холодный взгляд на себе, знал, что она стоит около окна, слева от него, но старался не смотреть. Он вглядывался в темную водную гладь в бокале, видел свой мутный силуэт, и наблюдал, как кромка воды покрываемся инеем.

– Уходи, – повторил Феликс более твердо. – Я тебе не помогу.

– Поможешь, – ответила девочка, но вновь ее губы остались недвижимы. – Помоги мне… помоги…

– Я не могу…

– Можешь!

Распахнувшиеся ставни, у которых не выдержали замки, ударили по сознанию Феликса своим грохотом так сильно, что парень в итоге обернулся, но никого не увидел. Его взгляд столкнулся с полной луной, которая выглянула из – за крыши дома напротив, а затем ему в лицо ударил ледяной ветер с хлопьями снега.

Сердце затрепетало сильнее, готовое вырваться из груди, дыхание сбилось, а в глазах вновь поплыло.

«Призраки не приходят просто так…» – вспомнил Феликс слова своего коллеги Вяземского, с которым они работали раньше в госпитале Столицы.

Посмотрев на свои руки, Феликс подошел к зеркалу в ванной. Осмотрев глаза и слизистые, доктор пришел к выводу, что с ума он еще не сходит и что у него нет никакой интоксикации, на которую можно было бы списать галлюцинации.

Нет, его дар… он усилился. Он раскрылся.

– Не приходят просто так, – прошептал Феликс. – Ну да… не приходят…

Феликс еще пару минут походил по комнате, словно ожидая еще одного визита девочки, но она не явилась. Ланской даже попытался ее позвать, но не смог. Он не знал ни ее имени, ни фамилии. А своим зовом побоялся привлечь к себе какую – нибудь гадость из Нави.

В итоге, намочив полотенце в ледяной воде, Феликс положил его себе на лоб, улегся в постель – и задремал.

А ровно через пять часов его разбудил настойчивый стук в дверь.

Феликс еле открыл глаза, стянул со лба сухое полотенце, протер лицо руками и, набросив халат, подошел к дверям. По стуку он сразу понял, что к нему ломилась Лидия. Ибо никто больше не смел так нагло его беспокоить… Феликс посмотрел мельком на часы в углу – и ужаснулся.

– Двенадцать?! – вырвалось у него. И он второпях открыл двери.

– Господин Феликс! – Лидия чуть подалась вперед, так как до этого опиралась на дверь. – Боже, что с вами? Почему вы так долго не открывали? Вам плохо?

– Нет – нет, все в порядке, просто… проспал.

Он пропустил ее внутрь, прикрыв дверь, после чего увидел у нее в руках поднос, на котором расположилось всего две чашки с какао и блюдца с блинчиками и вареньем.

– Хоть вы и говорили про кариес, я все – таки их взяла. Ибо сырники мне не внушали доверия.

Феликс пытался уловить ход ее мыслей, но голова от быстрого пробуждения была тяжелой, как свинец. А слова Лидии били по разуму как молот о колокол, создавая непонятный шум в сознании доктора.

– Господин Феликс? – Лидия обернулась, увидев, как доктор, потирая виски указательными пальцами, пытается унять боль. – Что случилось? Вы бледный весь…

– Голова… болит…

– Может, пригласить Цербеха?

– Зачем? – Ланской тут же выпрямился, но от этого мир перед глазами еще сильнее завертелся. – Лида… нужен горячий чай.. с лимоном и сахаром…

– Господин Феликс…

И в этот момент Феликс вскрикнул, так как прямо позади Лидии, на стуле, материализовалась та самая девочка из видений. Она смотрела в упор на Феликса, не моргая и не переставая повторять всего одно слово:

– Помоги… помоги… помоги!..

– Хватит! Замолчи! – рявкнул Феликс, смотря в пустоту.

Лидия пыталась понять, что происходит, осматривая себя и анализируя, что могла сказать не так, однако понимала, что, скорее всего, дело не в ней. И даже не в завтраке. Феликс попросту смотрел в сторону, на стул, стоявший рядом с ней.

– Господин Феликс…

В этот момент девочка посмотрела на Лидию, затем снова начала разглядывать Феликса.

– Красивая, – выдало призрачное эхо девочки.

– Уходи, – злее приказал Феликс. – Прочь отсюда! Живо!

– Не ругайся, – таким же равнодушным, но от этого более зловещим тоном протянула девочка.

– Уходи! Уходи! Живо! Или я вызову Канцелярию!

– Господин Феликс, успокойтесь, – попросила Лидия, понимая, что они могут побеспокоить соседей. – Пожалуйста!

В этот момент перед глазами Феликса мир стал каким – то темно – синим. Солнце за окном исчезло, оставив после себя мрак и фиолетовое небо, тени от предметов растаяли в сумраке, а Лидия и вовсе – испарилась, как ненужный элемент картинки.

Зато осталась маленькая девочка, которая спрыгнула со стула и подошла к Феликсу вплотную.

Они находились на расстоянии вытянутой руки, однако первой сделала шаг вперед именно девочка. Она протянула руку к доктору, но он не ответил.

– Оставь меня в покое… уйди!

– Я покажу тебе… кое – что…

И в следующую секунду Феликса словно ударили в грудь.

Его подняло под потолок, голова запылала от боли, а кислорода и вовсе – не стало. Он оказался в вакууме, наблюдая за быстро сменяющимися силуэтами каких – то людей вокруг него. Молодая пара под венцом, затем беременность незнакомой девушки, тяжелые роды, новорожденная девочка на руках неизвестного ему мужчины, а после – кровь…

Тягучая, теплая, но смешанная со страданиями, болью и непониманием. Это были три последние чувства, которые испытал призрак девочки. Она не понимала, почему умирает, но страдала.

– Помоги… помоги мне!.. помоги!

Этот голос уже начинал сводить Феликса с ума.

Он чувствовал, что не может сопротивляться. Начав погружаться в сумрак и вновь проваливаясь в воспоминания души, Феликс вдруг с радостью почувствовал легкий удар в грудную клетку, а затем ощутил, как его по щекам кто – то ударил.

А уже через пару секунд картинка комнаты вновь стала прежней.

Солнечный свет проникал в высокие окна, правда часы через минуту пробили четыре раза, а стрелки показывали время после полудня. А ведь пару минут назад Лидия его разбудила в двенадцать!

– Феликс!

Голос Цербеха впервые показался Феликсу таким родным и приятным. Хоть доктора и не ладили, однако сейчас любая связь с миром живых была как барьер, который защищал от призрака.

– Феликс, ты слышишь меня?

– Да. Слышу.

– Сколько пальцев?

Цербех показал три, и Феликс, закатив устало глаза, ответил тем же: показал три пальцы на правой руке, а затем, приподнявшись, сел на кровати так, чтобы упереться спиной в горячие подушки.

Его вновь немного потряхивало, однако уже намного меньше, чем при первом контакте с призраком.

– Феликс, началось? – уточнил спокойно Эдгар, пытаясь посмотреть в глаза Ланскому.

И Феликсу оставалось лишь кивнуть.

Он протер глаза, после чего взглянул на испуганную Лидию, державшую в руках графин с водой, а потом посмотрел на Эдгара, сидевшего на краю постели.

– Лида, – Феликс глубоко вздохнул и уперся еще сильнее в подушки, – пора рассказать.

– Я знаю, – вдруг выдала Лидия. – Троелунье усиливает ваш дар. Вот почему вы были таким последние дни…

– Да, – кивнул Феликс, – это тяжело объяснить, но… Эдгар, – доктор взглянул на коллегу, – скажи, это как – то можно унять? Или хотя бы заглушить?

– Можем попробовать успокоительные, но вряд ли они долго смогут тебе помогать, – заметил Эдгар. – Легче принять дар – и просто начать его использовать.

– Но он почти бесполезен, – заметил Феликс, явно не желая прибегать к последнему варианту. – Я не вижу ни прошлого, ни будущего. А просто нахожусь в какой – то галлюцинации.

– Но ты можешь говорить с умершими.

– Всего пару секунд.

– Ты их слышишь! – не унимался Эдгар. – Да за тебя Канцелярия даст столько, что ты сможешь жить тут как второй Король. У них сейчас как раз нехватка медиумов.

– Никогда и ни за что! – рыкнул Феликс, скрестив руки на груди. – Я не пойду снова на службу. Мне хватает обязанностей в клане.

– Но ты все равно пока тут.

– Лида! – рявкнул Феликс, демонстративно отвернувшись от Эдгара, – Собирай вещи! Мы завтра уже уезжаем!

Феликс откинул одеяло, но, стоило ему ступить босыми ногами на ледяной паркет, как тело вновь пронзила вспышка боли. Нет, это был уже не призрак. А обычное истощение.

Эдгар успел подхватить коллегу, усадив его обратно на кровать, а после, взяв за запястье, измерил давление.

– С такими показателями ты максимум дойдешь до холла отеля. И там же свалишься. Лидия, – Эдгар потянулся к своему портмоне и протянул девушке несколько синих купюр. – За углом есть хорошая аптека. Возьмите там вот эти настойки, – он быстро черканул ручкой на листке бумаги и отдал Ильинской. – Мою подпись знают, дадут без проблем.

– Я быстро, – отчеканила Лидия, и выбежала из комнаты.

Феликс заметил, что девушка не захватила даже свой плащ, без которого в последнее время старалась не выходить. В Троелунье многие ее помнили как дочь предателя, поэтому лицо девушка предпочитала прятать под капюшоном.

А тут метнулась без всего, да еще и в центре города… Феликс все больше начинал думать об увольнении Лидии. Лишние чувства на работе ему точно не нужны.

Эдгар же, проводив девушку взглядом, присел рядом с Феликсом на кровати и, упершись руками в коленки, взглянул на коллегу с неподдельным интересом.

– Феликс…

– Ничего не говори, – попросил доктор, сгорбившись и сжавшись, как от боли в животе.

– Скажи, то, что ты видел, или того, кого узрел при последнем приступе, все еще тут?

Феликс с ненавистью взглянул на Эдгара, после чего осмотрелся. В комнате было прохладно, но и камин горел не на полную мощь. Однако Феликс мог поклясться, что призрак девочки гуляет где – то неподалеку.

– Нет, – выдохнул он в пустоту.

Эдгару явно было мало. Он подошел к рабочему столу, взял оттуда какую – то газету, явно притащенную в момент, когда Феликс был без сознания, положил рядом с доктором и, ткнув пальцем в чей – то портрет, уточнил:

– Это она?

Феликс мельком взглянул – и тут же отскочил, ударившись локтем о прикроватную тумбу и чуть не снеся с нее же подсвечник. Чудом Цербех успел его поймать, поставить обратно, а потом, когда Феликс успокоился, присел рядом и начал:

– Если это она, то все сходится.

– Что сходится? – еле дыша, уточнил Феликс.

– Татьяна Шелохова, восьми лет отроду. Умерла позавчера ночью при невыясненных обстоятельствах.

– Невыясненных? Это как? – удивился Феликс, – Вскрытие было?

– Да. Отравление свинцом и парами ртути. Однако в доме все градусники целые. А свинца и подавно нет.

– Подожди, так а что первопричина смерти?

– Непонятно. Тело нашли только спустя два дня после пропажи девочки.

– Стоп, – Феликс потер переносицу, – то есть, девочка сначала пропала, а потом ее нашли и обнаружились признаки убийства?

– Да. Причем, наши эксперты увидели спазмы мышц, с которыми девочка и закоченела. Она страдала перед смертью, поэтому, когда я увидел этот заголовок и все выяснил, решил уточнить у тебя. Лида мне вкратце все рассказала, и я подумал, что призрак пришел к тебе.

– Почему ко мне? – усмехнулся Феликс. – В Троелунье полно медиумов.

– Да, но не у каждого есть такой сильный дар, как у тебя. Многие даже не слышат голоса призраков. А ты с ними говоришь!

– Ну это громко сказано, – Феликс взглянул на заголовок в газете, а затем быстро пробежался глазами по статье. – Дочка заместителя министра внутренних дел? – удивился врач. – И не уследили? Очень любопытно.

– Да уж, – Эдгар посмотрел в окно, словно о чем – то вспоминая, – вообще бедолага, этот заместитель… Два года назад схоронил супругу, померла от туберкулеза. А вот сейчас и дочка за матушкой пожаловала.

– Да уж, никому не пожелаешь.

Эдгар невольно потеребил медальон на груди.

Феликс доподлинно не знал, что внутри, но был уверен, что у сердца Эдгар носит самое дорогое, что приобрел за время войны: супругу и недавно родившуюся дочку. Ланской мог его понять, но в то же время готов был презирать: вроде врач, а держится за такой пустяк, как человеческая жизнь.

– Так что? – уточнил Эдгар.

– Что? – вторил его манере Феликс, убирая газету на тумбу.

– Берешься?

– За что?! – удивился Ланской.

И вновь вместо ответа Цербех протянул Феликсу вытащенный из внутреннего кармана жилета конверт с печатью Канцелярии.

Феликс сразу понял: не к добру.

Но все – таки вскрыл, прочитал короткое послание от Драгоновского – и взвыл. Его предчувствие не обмануло: на него повесили еще и очередное дело, которое Канцелярии не раскрыть. А отдуваться обычному врачу с Земли.

– Сколько платят?

– Он сказал, что вопрос гонорара вы обсудите лично.

– Хорошо, тогда поехали.

– Куда?

– К нему, куда же еще.

– Ну… вообще – то…

– Только не говори…

– Да – да, я уже здесь.

Драгоновский вошел так неожиданно даже для все повидавшего Феликса, что доктор вздрогнул, вскочил на ноги и невольно склонил голову в знак приветствия фигуры, стоящей выше по статусу.

Но Киприан лишь хищно улыбнулся – иначе он просто не умел, – и заметил:

– Если готов приступать, то жду тебя внизу. Отвезу на место преступления. Так у вас говорят на Земле?

Феликс шутки не оценил, но решил не противиться. Все – таки сейчас он в позиции подчиненного, следовательно, лучше слушаться и не пытаться нарываться на неприятности. Ему до ужаса не хотелось объясняться с Маркусом еще и за новые истории в Троелунье.

***

Было уже около трех часов после полудня, когда карета Канцелярии подъехала к тяжелым чугунным воротам черного цвета и, остановившись, стала выжидать разрешения хозяина проехать дальше.

Благодаря связям и влиянию Киприана, карета быстро миновала главные ворота, проехала без остановки пост охраны у белокаменной лестницы, ведущей в главный холл поместья Шелоховых, после чего остановилась около бокового входа в дом.

На пороге уже ждали двое юношей в черных одеяниях, с рапирами и револьверами на поясах, готовые в любой момент кинуться на гостей. А стоило им увидеть рядом с приглашенным гостем незнакомца в лице Феликса, как их губы дрогнули – и Ланской увидел выступившие клыки.

– Не тронут, – тихо проговорил Киприан, положив руку на плечо Феликсу.

– Ты пригласил меня, так что моей вины нет ни в чем. Я не боюсь, – он сбросил руку с плеча, но при этом пошел за Драгоновским.

Охрана сразу затребовала приглашение для Феликса, но в итоге, под напором Киприана, пропустили двоих в темный коридор за деревянной дверью со львом и молоточком в его зубах.

Феликс нередко заходил в дома знатных особ со стороны черных ходов, однако не мог не отметить примерной чистоты и разложенных по своим местам вещей. Швабры и щетки стояли с одной стороны, ведра – с другой. Служебные пальто кухарок и охраны также разнились в местоположении: первые висели ближе к дверям кухни, а вот вторые наоборот – рядом с выходом. Также при входе Феликс заметил небольшой столик со стеклянной пепельницей, в которой не было ни единого окурка.

И при этом в углах относительно невысоких потолков клубилась паутина, а на полках слоями лежала пыль. Порядок тут держали либо относительный, либо же…

Киприан шел спокойно, но постоянно оглядывался по сторонам, также подмечая детали.

Когда же темный коридор кончился, один из парней вернулся вновь во мрак, а второй, что был моложе, провеял Драгоновского и Ланского по массивной лестнице с гранитными балюстрадами на второй этаж, в господскую часть.

Тут уже было светлее из – за расположенных по одну сторону коридора высоких стрельчатых окон. Персиковые стены сияли в лучах дневного солнца, стоявшие на декоративных столиках статуэтки ангелов и дев в изысканных позах с кувшинами в руках переливались янтарными оттенками, а начищенные до блеска дверные ручки с позолотой сверкали как драгоценности в ювелирной лавке.

– Приготовься, – приказал строго Киприан. – Может поплохеть.

– Не мели ерунды, – попросил Феликс, вежливо сняв шляпу и пригладив волосы. – В конце концов, если тебе нужна моя помощь, ты окажешь мне ответную услугу взамен моей.

– Безусловно.

Молодой охранник был отпущен в покои Шелохова, чтобы спросить разрешения, и в это время Драгоновский кратко наставил Феликса: как стоять, как говорить и даже – как смотреть на чиновника. Хоть Ланской и привык к этикету Троелунья, все – таки в разных домах правила поведения имели свои… изюминки.

Охранник появился через пятнадцать минут и огласил вердикт:

– Его сиятельство желает поговорить с каждым из вас отдельно.

– Вот как? – наигранно удивился Киприан, ничем не выдав замешательства. – И чем обусловлено такое желание?

– Не могу знать. Он просил первым к нему пройти господина Ланского.

И тут у Киприана еле дернулась бровь.

Он взглянул на доктора, но не увидел и тени сомнений на лице Ланского. Феликс молча расстегнул пальто, стянул перчатки и, отдав пожитки Драгоновскому, поправил нашейный платок и прошел за охранником в комнату.

И стоило только ему оказаться в приемной чиновника, как его представления разрушились, словно карточный домик, на который дунул ветер.

Он ожидал увидеть в кабинете собранного и сдержанного главу рода, который был известен своими новаторскими взглядами в Парламенте при Короле Столицы, а обнаружил отчаявшегося молодого человека с рюмкой наливки в тонкой бледной руке и опущенной головой.

Шелохову было около тридцати пяти, у него за плечами было политическое удачное прошлое, безупречная репутация и созданная еще в Университете семья. В скандалах замешан не был, в доме также о нем отзывались хорошо: жену не бил, к дочке относился как к драгоценности, а на слуг никогда не повышал голоса. Этим занимался управляющий.

Одним словом – человек, близкий к совершенству.

Но сейчас Феликс увидел его другим.

Осунувшийся, три дня не брившийся, с тенями под глазами и взъерошенными волосами цвета пьяной вишни. В роду Шелоховых была легенда, что начало их семейству положили человек и демон, но, как показало время, никаких способностей у потомков не сохранилось. Они даже будущего не видели, не говоря уже о каких – то магических составляющих.

Феликс тихо подошел, встал перед чиновником и, смотря на него со спокойным выражением лица, вдруг услышал:

– Что, нравится меня таким видеть, господин Ланской?

– Простите?

Шелохов опрокинул рюмку и, на секунду отвернув голову, резко встал и, взглянув на доктора коньячными глазами, полными злобы, вдруг резко выпростал руку к Ланскому.

На рефлекторном уровне Феликс остановил чиновника, схватив того за запястье, вывернув его и посмотрев Шелохову в глаза с непониманием.

– Да как ты смеешь! – рявкнул вдруг чиновник.

Второй рукой схватил Феликса за плечо и, развернув, бросил в кресло, стоявшее как раз рядом с диваном.

Ланской сразу рванул в сторону, но Шелохов оказался быстрее. Он стиснул ледяные пальцы на предплечьях доктора и повел того к массивной дубовой двери, за которой, как оказалось, покоилась спальня чиновника.

Тут была обычная обстановка: кровать, столики у кровати, трельяж, на коем покоились шкатулки покойной супруги, фотокарточки и некоторые предметы личной гигиены. Из – за дверей шкафа выглядывали шубы и меховые воротники покойной госпожи Шелоховой, а над каминной полкой висел завешенный черной вуалью ее портрет.

– Ну?! – крикнул вдруг чиновник прямо в ухо Феликса, чуть не оглушив доктора. – Говори! Как она умерла?! Говори!

– О чем вы?

– Не клей дурня! – еще громче заорал в ухо доктору Шелохов. – Говори! Как умерла моя Настя! Быстро!

– Да не знаю я… с чего вы вообще…

И тут Феликса так сильно тряхнули, что ему показалось, что мозг в черепушке превратился в кашу. Перед глазами замерцали мушки, а предметы в комнате на пару секунд раздвоились.

Хватка Шелохова окрепла настолько, что руки доктора ниже локтя занемели, а в плечах стало горячо от не уходящей крови. Кости затекли и стали ныть, а левое ухо, как подумал Феликс, вот – вот утратит свою природную функцию.

Голос Шелохова его почти оглушил:

– Говори! Говори, как она умерла! Живо! Ты видишь призраков, я знаю! Знаю!

– Они сами приходят, я не зову…

– Говори! Живо!!!

И в эту секунду Шелохов отпихнул Феликса, и врач, упершись руками в кровать и почувствовав под ладонями ледяной бархат покрывала, вдруг ясно увидел ту роковую ночь.

Молодая девушка, лежа в постели, в окружении врачей, священника и супруга, о чем – то тихо говорит с последним. Шелохов плачет, священник читает какую – то молитву, а Анастасия умирает, кашляя и выплевывая кровь, а с ней и частички легких. Ее кожа блестит от пота, щеки впали, волосы на висках и затылке поредели, а глаза слегка выкатились, сделав из еще живой на тот момент девушки подобие ожившей мумии.

Но потом Феликс увидел и еще одну фигуру.

Это девушка… с темными каштановыми волосами, чем – то похожая на самого Шелохова, но с немного иными чертами лица. Она одета в черное, однако на ее лице не скорбь, а радость. Ее черные, как омут, глаза сияют злорадством, а за спиной поблёскивает какое – то… дерево?

Феликс попытался присмотреться, но так и не смог увидеть, что за ветви и какие на них были плоды находились за спиной незнакомки. Зато ее саму запомнил отлично.

– Ну что! – рявкнул снова Шелохов. – Мое терпение заканчивается! Быстро!

– Она умерла…

– Это я и так знаю! Как?!

– Кашель… очень сильный… с кровью…

– Так… Дальше.

– Вы были рядом с ней, – Феликс обернулся и взглянул на чиновника, – она вам что – то говорила… а рядом стояла женщина. И за ее спиной… там!

Феликс указал на подоконник, рядом с которым находился трельяж. Шелохов тоже туда посмотрел – и его взгляд изменился. Гнев сошел, и ему на смену пришло удивление.

Он вернулся взглядом к Ланскому, но Феликс продолжил:

– Что стояло там?

– Как? – изумился чиновник. – Ты и такое увидел?!

– Дерево какое – то… и девушка… у вас есть сестра?

– Есть…

– Она была в ночь смерти вашей супруги?

– Откуда ты…

– Она умерла ночью, – стал тверже говорить Феликс, поднимаясь на ноги. – Зимой. За окном я видел иней. Рядом были вы, а также ваша сестра. Она была в черном платье с кружевным воротом, а на руке у нее было…

– Хватит, я понял… я верю вам, Ланской.

Шелохова как подменили.

Он резко успокоился, его спесь улетучилась, как и состояние алкогольного опьянения. Чиновник выпрямился, поправил лацканы рубашки и, протянув утонченную руку Феликсу, склонил голову и тихо произнес:

– Прошу прощение, доктор Ланской.

– Вам не стоит налегать на алкоголь, – Феликс притронулся к его руке.

И тут же увидел знакомые сцены из прошлого. А точнее те фрагменты, которые уже смотрел в воспоминаниях призрака дочки Шелохова. Правда, Феликс так и не понял, как дочка могла показать ему то, что было до ее рождения… Но доктор полагал, что за гранью жизни есть какие – то свои правила и возможности.

– Я не верил, скажу вам честно.

– Странный метод испытать меня, – заметил Феликс. – Ваша дочь ко мне приходила. И я бы мог…

– Вы с ней говорили?! – изумился вновь Шелохов. – Но как?!

– Вы до сих удивляетесь?

– Просто… поймите. Я приглашал лучших медиумов и некромантов, – начал чиновник и вздохнул, явно задыхаясь от душевной боли, – но ни один… слышите!.. ни один не сказал, как там моя девочка… моя любимая Таня!

– Ни один не смог?..

Феликс не смыслил тонкости работы медиумов и некромантов, но помнил, как Ред проводил свои ритуалы и как Маркус иногда практиковал дома сеансы по вызову духов предков. И поэтому, мельком осмотрев комнату, не нашел ничего такого, что бы мешало призракам выйти на связь с живыми.

Феликс глубоко вздохнул, разгоняя по организму застывшую кровь. Такое явление было ему привычным. Оно отзывалось холодом в груди и жаром в животе, а также головной болью после того, как сознание трезвело – и Феликс возвращался в мир людей из сумрачного леса душ.

– Прошу, присаживайтесь, – Шелохов указал на диван в гостиной, когда они покинули комнату. – Вам плохо? Вы так побледнели… Прошу еще раз простить меня…

Он притронулся к графину с наливкой, но Феликс сразу жестом отказался. Выпить хотелось, однако доктор понимал – нельзя. Иначе сознание начнет подводить и мысли будет уже не собрать в целостную трезвую кучу.

Шелохов же выпил рюмку, заел виноградиной и посмотрел на доктора с некоторой требовательностью, которая приросла к лицу спокойного чиновника за годы службы.

– Чем могу помочь? – начал Феликс, желая быстрее закончить и уехать домой.

– Можете считать меня сумасшедшим, однако… я уверен… что мои родные умирают не из – за родового проклятия.

– Проклятия? – Феликс не смог сдержать пренебрежительного тона.

Он сразу превратился в того доктора, который, услышав предположения пациента о причинах болей и узнав о методах «традиционной» медицины в самолечении, тут же подключил весь свой скепсис.

– Да… еще мой прадед мучился. У него – то было пять жен и шестнадцать детей.

Брови Феликса невольно поползи вверх, но он прикусил острый язык, на котором уже шипела желчью язвинка.

– И в чем заключается проклятье? – уточнил доктор. – И можно сразу вопрос?

– Конечно.

– Почему вы говорите об этом мне? Разве Драгоновскому не нужно слышать эти сведения?

– Он знает о них. По моей просьбе он пригласил сегодня вас.

– То есть? – еще сильнее испугался Феликс.

– Я наслышан о вас, доктор Ланской. Но все – таки в широких кругах ваша репутация оставляет желать лучшего. А вот в узких… поверьте, слава о вашем даре еще со времени Седьмой Войны волочится за вами бриллиантовым шлейфом.

– Покорнейше благодарю за столь высокую оценку ничего не стоящего дара, – не без язвы проговорил доктор, – однако в данном вопросе я вам не помощь. Я не могу контролировать свой дар.

– Это не очень хорошо, но уверен, вы с этим справитесь. Поэтому, – чиновник хлопнул в ладоши – и двери за спиной Феликса приоткрылись. В комнату вошел Киприан и присел рядом с Ланским, легко кивнув ему. – Господин Драгоновский, ваша проницательность воистину восхищает. Доктор Ланской – действительно находка.

– А я вам что говорил, – спокойно протянул Киприан, сверкнув глазами, словно дьявол. – Доктор Ланской – талантлив во многом. Однако его дар пока неконтролируем.

– Но вы же поможете ему? – деловито уточнил Шелохов.

– Безусловно, – Киприан уверенно посмотрел на Феликса, но натолкнулся на злой вопросительный взгляд врача. – Конечно, если сам Ланской того пожелает.

Киприан и Шелохов одновременно уставились на Феликса, который сидел и мысленно проклинал Драгоновского. И, судя по взгляду парня, Феликс понял, что дух уже прочел его мысли и услышал про себя все «хорошие» выражения.

Феликс больше не желал быть втянутым в сомнительные истории, однако тут его успокоил факт присутствия и полного покровительства от Драгоновского. Ведь, по сути, он и порекомендовал его в дом Шелохова, следовательно – желал либо что – то сделать с чиновником сам, либо же и правда хотел отблагодарить таким образом Феликса за прошлое.

– Что скажешь? – поторопил Драгоновский. – Поможешь?

– Помочь в чем?

– Найти убийцу моей дочери, – твердо сказал Шелохов. – Я уверен, Таню отравили.

– Откуда такая уверенность? – уточнил деловито Феликс.

– Она не болела. Вообще! – воскликнул чиновник. – Ни чахоткой, ни лихорадкой в прошлом году не заразилась. И спокойно посещала школу. А тут вдруг…

– Сейчас пора зимних каникул, я прав? – спросил Феликс.

– Верно, – подтвердил Киприан.

– Татьяна все время была дома? Или куда – то ездила?

– К тетушке и к моей матери в пригород, но разве могло что – то статься там? – удивился Шелохов. – Моя мать души в ней не чает. Таня ведь… такой долгожданный ребенок. Мы с Настей так ее ждали, так хотели…

– Понимаю, что тяжело, но попрошу ответить: ваша супруга, как скоро она смогла забеременеть после свадьбы? – спросил Феликс. – И скажите, знаете ли вы что – то о беременностях вашей матери и бабушки. Раз вы грешите на проклятие…

– Если верить рассказам моей матери, я у них получился в первый год после венчания. А вот сестра, – Шелохов глубоко вздохнул, потускнев. – Матушка рассказывала, как дважды беременела. Но оба раза были выкидыши. И вот, на третий раз, когда мне было пятнадцать, она разродилась Машей.

Феликс сразу заметил, как сменился тон голоса Шелохова.

Это был не радостный тон заботливого брата, который ностальгирует о прекрасных первых днях жизни его сестры. Это был тон человека, который казался готовым проклясть за одно лишь упоминание имени его сестры в доме.

– Что – то не так? – уточнил Киприан нужным тоном.

Он сидел относительно спокойно, попивал поданный служанкой чай и, закинув ногу на ногу, не отрывал взгляда золотых хищных глаз от Шелохова. Драгоновский в этот момент был похож на кобру: такой же худой, пластичный, изворотливый, с клыками, скрытыми под прекрасной белоснежной кожей лица.

– Нет, – коротко отрезал Шелохов. – Все в порядке. Так вы поможете?

– Вы разрешите осмотреть тело Тани? – уточнила быстро Феликс.

– Да, разумеется.

– И также мне нужно будет поговорить с вашей матушкой, если есть такая возможность, – Феликс посмотрел на Киприана, и тот кивнул. – Конечно, в присутствии господина Драгоновского. В одиночку вести допрос – не могу. И не умею.

– Я запрошу билеты до Лурино, – ответил деловито Шелохов. – Там наша усадьба, где и живет сейчас моя мать.

– А сестра? – уточнил Феликс.

– Маша? – Шелохов поднял глаза к потолку, словно действительно вспоминал, куда запропастилась сестра. – Она сейчас живет в пригороде Дельбурга, в окрестностях Лизовых лугов.

– Туда только на машине, – сразу сказал Драгоновский доктору, взгляд которого поймал на себе. – Я отвезу. От Дельбурга это не так далеко, как Лурино.

Шелохов лишь кивнул Киприану, после чего их разговор можно было бы считать завершенным, если бы, когда Феликс уже собрался выйти из комнаты, министр внезапно не подошел к нему вплотную и не заметил:

– Когда вернетесь, посетите мой кабинет, пожалуйста.

– Зачем? – уточнил Феликс.

– Я постараюсь помочь вам, господин Ланской, восстановить репутацию.

На это Феликс промолчал, выйдя из покоев и направившись вниз за Киприаном.

Глава 7

Глава 2

Зима в Троелунье обычно была теплой, однако в этот раз Феликсу выпала возможность испытать все прелести морозов. И хотя он привык к ним в Швейцарии и России, все – таки он любил больше апрельское тепло, когда солнце еще не палит, но при этом греет прохладные города.

Киприану выдали служебную машину в пользование ровно на пять дней, за этот срок, как выразился сам Драгоновский, они должны успеть до Лизовых лугов, обратно и, по дороге, заскочить в еще один пригород, дабы поспрашивать друзей Марии Шелоховой, с которыми она работала на фабрике по производству тканей.

Пока выезжали из Дельбурга, Феликс то и дело оглядывался по сторонам, так как вдоль дорог, на перекрёстках, в окнах домов и даже в переулках он видел силуэты неупокоенных душ. Феликс пытался спрятать от них всех лицо и часто подтягивал к подбородку шарф, но понимал: это не спасет, если хоть один дух успеет его учуять.

– Не бойся, на машине защита, – сказал Киприан, заметив беспокойство доктора. – Они нас не видят.

– И не могут меня почувствовать? – удивился доктор.

– Могут, но не сразу. А мы так надолго нигде не остановимся.

Он нажал на педаль газа и, развернувшись на одном из перекрестков, поехал в сторону проселочной дороги.

Тут уже было ехать тяжелее, но Киприан старался вести осторожнее. Дело осложнялось гололедом, неубранным снегом и то там то тут появляющимися поваленными деревьями. Проблем они особых не доставляли, с силой – то Драгоновского, но время отнимали прилично.

Ехавшая на заднем сидении Лидия постоянно смотрела на Феликса и, в очередной раз, когда Киприан вышел на дорогу, чтобы убрать дерево, слегка подалась вперед и уточнила:

– Нужно? – она выудила из кармана шубки флакон.

– Пока нет. Прибереги. Экстракт сильный, пригодится.

– Поняла.

Она опять села на место, но Феликс, в очередной раз осмотревшись по сторонам, вдруг с ужасом увидел стоявших двух девушек. Верхняя часть их тел была плотной, словно они правда были живыми, а вот подолы юбок уже просвечивали, а ближе к заснеженной почве и вовсе – исчезали.

Феликс вздрогнул, ощутив, как зашевелились волосы на затылке, но сделать ничего не смог. Его руки сковало очередной судорогой, а в горле появился нервный комок. Он пытался отвести взгляд от призраков, но не мог. Их холод и веющая зловонием злость били по нюху и разгорячённой кожей медика неприятными волнами.

Киприан подалил огнем очередное дерево, мешающее проезду, и, дождавшись, когда древесина станет пеплом, спокойно размазал золу по белой дороге. После чего вернулся в машину и, уже притронувшись к ключам зажигания, вдруг тоже посмотрел в ту же сторону, что и Феликс.

Положив руку на плечо Ланскому, Киприан прижал врача к сидению и приказал шепотом:

– Отвернись.

Феликс зажмурился и, сделав над собой усилие, повернул голову. И Киприан, сразу заведя автомобиль, нажал на газ. Не взирая на скрип шин и на появившийся в салоне аромат гари, Драгоновский продолжал гнать по заснеженной дороге, пока не увидел, что Феликс спокойно смотрит вперед.

Глаза врача не метались в панике, его руки вновь расслабились, как и пальцы, которые больше не скручивала судорога. Единственное, что напоминало о приступе страха, это скомканные брюки в районе колен.

– Порядок? – коротко спросил Драгоновский.

– Да, – так же твердо ответил Ланской, потирая уголки глаз. – Куда мы сначала едем?

– Сначала в Лизовы горы. Там живет Мария, поэтому к ней легче всего доехать. Там остановимся в гостинице, а утром нам доставят билеты до Лурино.

Феликс ничего больше не стал спрашивать.

Пока они ехали, доктор успел осмотреться. И заснеженный лес, и укрытые снегами поля, и даже застывшие озера не вызвали у него никаких эмоций, хотя он ни разу не был в этих краях. А по слухам, на востоке была мало того что отличная медицина, так еще и произрастали редкие виноградники.

Из них гнали прекрасное белое вино… сладкое, как растопленный на огне кусок сахара…

Доктор и сам не заметил, как задремал. Монотонная работа двигателя, редкие скачки на кочках, скрипы снега под колесами и плавные повороты серпантинной дороги успокоили душу Ланского – и он тихо погрузился в свое темное царство, где его уже ждали.

Опять эта персиковая комната.

Тут все как и раньше. Только теперь мозг сам дорисовал картинку. Белый камин, кровать с балдахином и высокие два окна в металлической сетке оправы. Это была комната матери Татьяны, Анастасии Шелоховой. Только в воспоминаниях призрака она выглядела более теплой, тут витал аромат женских духов с цветочным шлейфом и начищенной дубовой мебели.

Ланской вновь мог лишь смотреть то, что показывает ему девочка.

Юная Таня, одетая в бежевое платье до колен, белые колготки и черные дорогие туфли с золотыми пряжками на ремешках, взяла стул и, взгромоздившись на него, потянулась за одной из фигурок на каминной полке.

Феликс присмотрелся – обычная фарфоровая статуэтка балерины. Такие изготавливали в Столице, а после – отдавали заказчикам, которыми были в основном меценаты или же поклонники тех или иных муз искусства.

Ланской присмотрелся к стенам, и чуть было не ахнул. Как он не заметил до этого?

Повсюду на полках висели картины одной и той же женщины.

Анастасия Шелохова, достаточно молодая, имеющая длинную лебединую шею, узкие плечики и достаточно тонкую кожу, так как каждая косточка из – под нее была видна, смотрела с разных картин и фотографий на посетителей комнаты строгим и суровым взглядом.

На одной из картин она сидела в реверансе, выставив правую ногу вперед, а руки заведя назад. Это был ее главный образ в театре – белокрылая лебедь, с венцом на голову и пачкой, обклеенной перьями. На ее силуэт падает свет от окна, которое художник не тронул в картине, зато на стене отпечатывается тенью какой – то другой объект.

Феликс плохо рассмотрел, что именно, так как звук открывшейся двери его отвлек.

В комнату ворвалась та самая женщина с темно – каштановыми, почти бардовыми, волосами и черными, как ночь, глазами. Она была сильно похожа лицом с братом, министром Шелоховым, но имела куда более грозный и устрашающий вид.

Увидев, что Таня тянется к статуэтке, Мария заорала:

– Как ты смеешь, тварь!

Она схватила статуэтку, убрала ее сразу на подоконник, а после, схватив Татьяну за ворот платья, поставила на пол. Девочка при этом испуганно уставилась на тетю, но ничего не сказала. Даже не заплакала.

И это тоже было удивлением для Феликса.

– Не смей прикасаться к этой вещи, слышишь?! Не смей!

– Но тетушка…

– Не смей! – рявкнула Мария. – Не прикасайся в этом доме ни к чему, поняла?! Ни ты, ни твоя мать не заслуживают даже быть тут! А ты так и вовсе – дитя порока!

– Что такое порок? – уточнила Таня, искренне недоумевая, за что ее не любят.

– Это ты, – четко проговорила Мария, схватив девочку за запястье и вытолкнув в тот самый холл – гостиную, где пару часов назад был сам Феликс при разговоре с Шелоховым. – Ты – это дитя греха, на который пошел твой отец… Но ничего, скоро я сие исправлю. И наш род снова будет чист от вашего грязного клейма!

И в этот момент Феликс, инстинктивно потянув руку, чтобы схватить Марию за локоть, провалил в пустоту. Картинка комнаты исчезла, а место нее предстало серое небо.

Феликс понимал, что лежит на промёрзшей земле, что над ним трясутся, словно в ознобе, ветви качающихся под напорами ветра деревьев, но не осознавал, что это за событие в жизни Татьяны? Ее смерть? Ее еще живые воспоминания? Или же…

Догадка пришла к Феликсу слишком поздно.

Ему на шею набросили веревку – и стали стягивать так быстро, что медик еле успел прохрипеть слово «помогите», как вдруг его вырвал из этого кошмара резкий тычок в бок.

Он очнулся.

Киприан стоял у открытой двери автомобиля и ждал, когда доктор покинет салон и отправится с ним к воротам фабрики.

Феликс тут же пришел в себя и, выйдя из машины, вдохнул спертый воздух.

Около фабрики уже не было запахов поля и леса. Вместо этого в нос ударил смрад мазута, бензина и сгоревших тряпок. Само здание чем – то напоминало Феликсу здание в Петербурге, на Фонтанке, где покоится разрушенное здание фабрики. Только там оно окружено культурными постройками и облагороженной территорией, а перед глазами Ланского предстал настоящий промышленный гигант с четырьмя высокими черными трубами.

Здание фабрики состояло из трех корпусов. В одном работали мужчины, в другом – женщины, в третьем – администрация. Все работники носили синюю форму с фуражками, а также кирзовые сапоги и резиновые перчатки. Тут не было разделений на труд по гендерному признаку, так как считалось, что женщины способны также работать, как и мужчины, коли устроились. А разделение на корпуса было лишь в нравственных целях: никаких связей во время работы, только мысли о труде и промышленном успехе.

Здание фабрики окружал высокий кирпичный забор с проволокой и торчащими из цемента пиками. Венчали эти «красоту» ворота с вензелем фабрики и тремя перекладинами, которые нужно было еще убрать, чтобы гости могли войти.

Во дворе фабрики было еще хуже, как показалось Феликсу. Дышать было нечем, в нос сильнее врезался аромат гари и серы, а пробежавшие перед ребятами крысы заставили Лидию вскрикнуть и попятиться назад. Киприан же, разобравшись с пропусками, протянул девушке свой платок и заметил:

– Можете подождать в машине. Не думаю, что разговор будет долгим.

– Простите, – Лидия успокоилась и выпрямила спину. – Не люблю крыс.

– У Лидии аллергия на их шерсть, – пояснил Феликс, спрятав девушку за спину. – Поэтому мне нужно быть рядом.

– Без проблем, – фривольно заметил Драгоновский.

Он посмотрел по сторонам, и вдруг замер, словно молнией пораженный.

Феликс это заметил, проследил его взгляд – и сам еле не прикусил язык.

По открытой лестнице, которая вела в корпус администрации, спускался высокий, худощавый мужчина с моноклем на одной стороне лица – и черной металлической маской – на другой. Но Феликс даже из – под нее увидел уходящий под ворот пальто шрам от сильного ожога.

Незнакомец хромал на левую ногу, но тростью не пользовался. По его амуниции доктор сделал вывод: бывший военный. На кителе погоны, на груди золотой аксельбант, а на поясе рапира с серебряной лентой – военный в прошлом, чиновник в настоящем.

– Кто это? – тихо спросил Феликс.

– Господин Штильц – помощник его сиятельства, князя Разуминина.

– Это кто? – продолжал Феликс, совершенно забыв всю элиту Столицы за десять лет отсутствия.

– В Дельбурге он крупнейший промышленник. Под ним две фабрики по производству фарфоровой посуды и статуэток. – пояснил Киприан, не теряя из вижу Штильца. – Плюс, он прослыл меценатом. Жертвует бешенные деньги на развитие театра.

– И балета?

– Может быть, я не вникал, – раздраженно бросил Киприан.

А вот у Феликса внутри загорелся огонек дурного предчувствия.

То, что недавно показала Татьяна, вполне могло стать толчком к развитию событий. Да и к тому же, Феликс был почти уверен, что по прибытии в Дельбург, посмотрев статуэтку в доме Шелохова, обнаружит инициалы фабрики Разуминина. Ибо таких совпадений не бывает…

– Пошли, – вдруг сказал Киприан, вернув себе деловой стиль. – Заодно столкнемся с этим Штильцем.

– А что, за ним есть грехи в сторону Канцелярии? – уточнил с язвой Феликс.

– Их у него столько, что ни один монастырь не отмолит, – заметил в той же манере Драгоновский.

Они пошли через двор к железной лестнице, ведущей наверх, но в тот момент, когда Киприан уже ступил одной ногой на лестницу, послышался скрежет, затем оглушающий гул мотора, а уже после – разнесшийся по всему двору грохот и звон стекла.

На первом этаже вылетели окна, на улицу вырвался черный дым, а следом – ярко – алое пламя, схватившееся за деревянные рамы.

Тут же началась суматоха, крики женщин слились с воем пожарной сирены, а работающие в соседнем корпусе мужчины, кто был рядом, тут же бросились к водонапорной башне.

– Ты куда?! Стой! – рявкнул Киприан, но было поздно.

Феликс бросился к огненному кольцу, заглянул в разбитое окно, где не было столько черного дыма и, увидев лежавших около станков женщин, тут же начал действовать.

Отобрав одно из ведер с водой, он смочил собственное пальто и, повязав на лицо мокрый шарф, с легкостью запрыгнул внутрь цеха, оценил ситуацию и, не взирая на жар и удушающий запах жженной резины и пластмассы, стал оттаскивать еще мычащих и стонущих от боли женщин к окну.

Работники уже также приготовились и, облившись водой, бросились на помощь, как вдруг отовсюду в громкоговорителе раздался грозный голос:

– Всем вернуться на свои места! Повторяю! Всем вернуться на свои рабочие места!

Феликс, вслушавшись в приказ, лишь зло цокнул и уже собрался передать очередную жертву взрыва мужчинам у окна, как вдруг заметил, что все работники разбежались. И лишь сбросивший пальто Киприан, запрыгнувший в цех, смог обнадежить врача.

– Ты совсем, что ли, голову потерял?! – рявкнул Драгоновский, откашливаясь от дыма. – Пошли отсюда!

– Они живы! – рявкнул в ответ Феликс. – Их надо вытащить!

– Да ты…

В этот момент сверху послышался скрежет металла.

Феликс и Киприан подняли головы – и только чудом успели отскочить сами, и оттащить за собой женщину в рабочей форме. Прямо на место, где они стояли, рухнул металлический мост – переход от одной цистерны с материалом к другой.

И только после этого сверху на ребят хлынул поток воды с какой – то серой вонючей пеной.

Феликс пару раз чихнул, а вот Киприан, прикрыв лицо рукой в перчатке, рванул к окну, чтобы скорее оказаться на свежем воздухе. Ланскому пришлось самому тащить на себе последнюю живую девушку, вытаскивать ее на улицу, а после, уложив пострадавшую на снег, подойти к Драгоновскому.

Киприан оперся на фонарный столб и, до сих пор прижимая к лицу ладонь, тяжело дышал. Но на его шее уже проступили красные мелкие пятна, как и на правом виске.

– У тебя аллергия? – уточнил Феликс.

Но Драгоновский промолчал.

Он отнял руку от лица, и Феликс с нескрываемым удивлением обнаружил на перчатке Драгоновского и его губах кровь. Кончик носа Киприана покраснел, а на лбу вздулись вены. Глазные яблоки также порозовели, что создало эффект, будто бы канцелярский служащий не спал неделю.

– Доволен? – хрипло уточнил Киприан, доставая платок и вытирая кровь из – под носа. – Чего ты лезешь, куда не надо… черт!

В этот момент подоспела Лидия и, увидев картину, посмотрела с вопросом на Феликса. Но доктор, отведя Киприана к ближайшей скамье, усадил на ледяные перекладины лавочки и взял за запястье.

– Давно это у тебя? – уточнил врач.

– Что именно?

– Кровотечение из носа? Головокружение?

– После войны, – легко ответил Киприан, вырвав руку и вставая на ноги. – Не стоит заботиться обо мне. Помоги лучше раненым. – он кивнул на лежавших на снегу женщин.

Киприан отошел в сторону, начав тяжело дышать и глотать ртом воздух, а Феликс и Лидия, приблизившись к женщинам, начали осмотры. Почти ни одна не получила тяжелых ожогов, только сильнейшие испуги и эмоциональные потрясения. У двоих тряслись руки, но они быстро были уведены в медпункт санитаркой.

Однако, когда очередь на осмотр дошла до последней девушки, уже сидевшей на стоявших в отгрузочной зоне ящиках, Феликс не поверил своим глазам.

– Что уставились? – рыкнула Мария Шелохова, прижимая платок с горстью снега к обожженной щеке.

Глава 8

Глава 3

Феликс никогда раньше не видел, чтобы дворянские девушки принимали на себя обязанность работать. Да даже, если и видел что – то подобное, удивлялся. Он привык видеть белокожих, осторожных, скромных и ухоженных девиц, смотрящих на всех с высокомерием, которое в них взрастили родители и гувернантки, однако с таким же успехом Феликс поражался, если в семье лжецов и лицемеров рождались милые создания, готовые к самопожертвованию и развитию.

Мария оказалась чем – то непонятным даже Феликсу и присоединившемуся к разговору Драгоновскому.

Черные локоны, которые Феликс увидел в воспоминаниях Татьяны, оказались опалены огнем, но не смотрелись от этого хуже. Лицо девушки было искажено ожогами и сажей, однако не потеряло своей дворянской красоты, а вот глаза, которые должны были смотреть мечтательно и воодушевленно на мир, осматривали допрашивающих ее с нескрываемым раздражением.

Марии было всего двадцать, однако, по ее прокуренному голосу, по повадкам и манере речи казалось, будто бы перед ребятами хорошо сохранившаяся сорокалетняя дама.

– Так вы по поводу смерти Таньки? – уточнила Мария, когда после нескольких минут ознакомительной беседы, Киприан стал задавать прямые вопросы. – Что на сей раз вам наболтал мой братец?

– О чем вы? – удивился Киприан. – Мы собираем информацию только…

– Мда? – Мария изогнула бровь, – А вот местные жандармы меня уже потаскали по допросным. И знаете что?

– Что?

– Я не трогала эту мелкую сучку. И могу сие доказать!

– Во – первых, не оскорбляйте ребенка, – заметил Киприан сурово. – А во – вторых – ваш брат ни о чем не сказал нам.

– Странно, – протянула язвительно Мария, продолжая промакивать мокрым платком ожог. – Обычно брат винит меня первой во всех своих бедах.

– У вас не очень отношения? – уточнил спокойно Феликс, начиная копошиться в своем кейсе. –

– Да никаких, собственно, нет.

Мария тяжело вздохнула, посмотрев в глаза Киприану.

– Я не трогала, ни Настю, ни Таньку. Да, я их ненавидела. Признаю и не отрицаю, но убивать… Да вы в своем уме? Чтобы я, дочка дворянина, графа, еще осквернила свои руки кровью этих безродных?! Киприан Кириллович, вы с ума сошли!

Феликс обратил внимание, как Мария обратилась к Драгоновскому. И сразу посмотрел на самого канцелярского главу. Его лицо не дрогнуло, как и глаза, в радужках коих не мелькнуло и проблеска веры девушке. Киприан явно не собирался просто так отпускать главную подозреваемую.

– Я сойду с ума нескоро, – спокойно выдал Киприан. – Не мечтайте, Мария Дмитриевна. А пока скажите, почему вы так ненавидели жену брата? И уж тем более их дитя?

– Об этом я бы хотела поговорить наедине с вами, – заметила девушка.

Она смерила взглядом Лидию, которая подготавливала повязку с раствором для обеззараживания. И стоило взглядам девушек встретиться, как Мария отсела в сторону, и, посмотрев на ассистентку с презрением, попросила:

– Пусть слуга уйдет.

– Она не служанка, – встрял Феликс. Киприан не стал препятствовать. – Не смейте так говорить.

– А ты кто такой, чтобы указывать? – Мария встала и, протянув к Феликсу руку, взяла его подбородок двумя пальчиками. – М? Ты кто? Может быть, министр? Или глава Собрания? Нет? Тогда рот закрой. И своей шавке то же самое прикажи.

– Кому? – Феликс убрал ее руку так, словно она была измазана грязью. – Не трогайте мое лицо, пожалуйста. У вас под ногтями сейчас могут быть опасные бактерии. А в Дельбурге не такая медицина, чтобы забыть о гигиене.

– Что?! – Мария замахнулась, чтобы ударить Ланского, как вдруг ее руку остановил новый игрок.

– Маша, хватит! Не бросайся на людей!

Подбежавший мужчина был одет в обычный жилет и рубашку, какие носили служащие в Канцелярии не на позициях ищеек, а вот золотая цепочка, выглядывающая из кармана, говорила о его хорошем доходе. Как, впрочем, и прилизанные назад воском волосы.

Незнакомец отвел Марию в сторону, набросил ей на плечи принесенный с собой плащ, после чего усадил на сложенных около цеха трубах, а сам, подойдя к Киприану, слегка склонил голову и, сняв перчатки, протянул руку.

– Покорнейше прошу простить Марию Дмитриевну. Она у нас довольно эмоциональный руководитель. Надеюсь, она не наговорила лишнего?

– А вы кто, простите? – Киприан также снял перчатку и ответил на рукопожатие.

– Прошу прощение за мою грубость, – мужчина мельком взглянул на Феликса, но потом вернулся лицом к Киприану. – Господин Томилин. Томилин Сергей Захарович, заместитель директора фабрики.

– Вот как, – протянул Киприан, чуя удачное совпадение. – А мы можем поговорить в тепле? И заодно отблагодарить доктора? – он кивнул на Феликса, из – за чего на лице последнего появилось непонимание. – Он осмотрел ваших сотрудниц и вытащил многих из цеха.

– Конечно – конечно! – Томилин тут же поманил всех рукой, – Идемте. В корпусе как раз пока никого. Там и отогреетесь. Маша! – он жестом позвал Шелохову, – Пошли. Отогреешься. А то целый день сегодня в цехе с девочками. Ты опять простудишься.

– Оставь свои заботы Димке и Ритке, – сухо парировала Мария, уйдя в корпус первой.

Она резво взобралась по лестнице наверх, Феликс, когда девушка уже достаточно высоко поднялась, увидел, что на шее сзади у девушки имеется какая – то татуировка. А обычно дворянкам было запрещено что – либо на себе рисовать. Это считалось делом путан в публичных домах, поэтому в высшем свете порицалось.

– Простите ее, – продолжал по дороге Томилин. – Хоть Маша и принадлежит к дворянам, она отнюдь не одна из них.

– Что вы имеете в виду? – удивился Феликс, следуя наверх за заместителем первым.

– Маша же… вы знаете, что она в девичестве Шелохова?

– В девичестве? – удивился следовавший за врачом Киприан. – То есть вы…

– Да, – Томилин сразу стушевался, но радушная улыбка не сошла с его лица. – Мы с Машей обвенчались. И бог даже наградил нас двумя детьми. Представляете, близняшки! С первого раза…

Когда Феликс достиг вершины, с которой было видно большую часть Лизовых гор, он мельком осмотрелся. Сквозь сетчатые ограждения он смог разглядеть небольшой городишко, с одноэтажными частными домами и стоявшими на отшибе несколькими двухэтажными богатыми для данной местности усадьбами.

С металлических подмостков было видно весь двор фабрики и часть отгрузочной зоны, где сейчас толпились зеваки, уцелевшие женщина и пожарные. Также Феликс увидел внизу пристройку с травмпунктом и гараж с металлической крышей, из – под которой вскоре выехала дорогая машина, похожая по корпусу на земную Alfa Romeo двадцатых годов.

На ее капоте покоилась прикрученная фигурка золотого гепарда, а на черной крыше была высечена эмблема дома Разумининых: два льва, скрестившихся в схватке на пиках.

– А что тут делал наш великий князь Разуминин? – уточнил Драгоновский, пропуская внутрь здания Лидию.

– Князь? – Томилин замялся, посмотрев вниз. – Если честно, приехал только его помощник, господин Штильц. И приезжал он за тканями для нового платья княгини Разумининой. Большего сказать не могу.

– Мне достаточно, – Киприан миролюбиво улыбнулся.

Но Феликсу показалось, будто бы Драгоновский чуть ли не оскалился, чуя ложь.

Внутри административный корпус ничем не отличался от обычного офиса на Земле. Только зеленые светильники с тусклым светом внутри плафонов – кувшинок придавали длинному коридору с дверью в конце некоторой зловещей ауры.

Феликсу стало в разы дискомфортнее, когда Томилин закрыл за гостями входную дверь, и доктор стал лучше слышать гул сквозняка, цокот каблуков в других кабинетах и щелчки пальцев по печатным машинкам.

Пока шли в кабинет и пока Мария приводила себя в порядок в уборной, Томилин успел рассказать почти все про семейную жизнь с Марией.

Шелохова ушла из дома в шестнадцать, приехала в город работать в ресторан при гостинице, а потом уже перешла на фабрику, в столовую. И уже там ее почти сразу приметил сам Томилин.

– Щуплая такая была, как будто голодом морили, ей – богу, – Томилин заварил всем чая и, присев на край стола, разрешил гостям освоиться на теплом диване. – А характер… ух! Если бы воевала в Седьмой войне, то, думаю, ее бы даже командиры боялись в армии. Если обидела вас, так не сердитесь, покорнейше прошу. Досталось ей в последние полгода сильно. Вымоталась вся. Вот, думаем, в отпуск уехать…

– Погодите, а что такого было в последние полгода? – спросил Феликс. – И почему вдруг дворянка ушла из дома?

– И да, – Киприан помешал в чае сахар и попробовал на вкус напиток, – в документах, вроде бы, Мария не замужем. Вы венчались неофициально? Без согласия дома Шелоховых?

– Конечно, – Томилин вновь поник, но вскоре вновь собрался. – Мать ее, Аглая Тимофеевна, когда я пришел просить руки Маши, сразу выдворила и меня, и ее за порог. Выкинула во двор ее вещи и прокричала, чтоб не возвращалась. К брату, насколько я знаю, Маша не ездила. Хотя, бог ее знает.

– Что ты там говоришь! – возмутилась вошедшая в кабинет Мария. – Вымоталась я… Ничего страшного, не сахарная. А ты – не болтай лишнего. Господин Киприан, я готова отвечать на вопросы.

Она присела напротив, поправив уже новый комплект синей формы.

Феликс мельком осмотрел ее: черные волосы убраны в тугую косу, кончики сострижены, на лице минимум пудры, пышные от природы ресницы тронуты тушью, а на губах сияет какое – то масло. Руки девушки были покрыты царапинами и коркой сухости, но Мария этого и не стеснялась. Как и золотого обручального кольца, которого ни Феликс, ни Киприан не замечали до этого.

– Спрашивайте, – разрешила Мария.

– Скажите, где вы были три дня назад, – попросил Киприан.

– Тут, на фабрике.

– Да – да, – Томилин положил руку на плечо жене. – Она была тут. Я могу подтвердить.

– А ночью? – уточнил Феликс.

– В девять мы уехали домой. И там были до утра. Могут подтвердить консьерж и соседка из пятнадцатой квартиры, – пролепетала Мария на одном дыхании, словно заученный стих. – Мы столкнулись на лестнице. Они куда – то собирались уехать.

– Номер соседей запишите, пожалуйста, – Киприан протянул записную книжку Томилину, и тот почти сразу начеркал номера. – Вы так хорошо знаете их?

– Конечно! – Томилин вновь воспрянул. – Когда три года назад Маша начала рожать дома, пришлось экстренно бежать к ним и звонить в госпиталь, чтобы врача вызвать. Я тогда только – только вступил в должность, телефона дома не было… А они и пустили к телефону, и потом еще носили нам молоко и мед, чтобы Машу выходить.

– Хватит, – тихо приказала девушка, опустив глаза.

– Прости, но ведь правда же. Маш, это нормально после родов.

– Хватит, я сказала! – Мария встала и посмотрела на Киприана. – Можете проверить мою память. Три, четыре и пять дней назад даже я была дома. Я не общаюсь с братом уже четыре года, как уехала сюда. Мы не родные люди. И то, что нас родила одна и та же женщина от одного и того же мужчины не означает, что мы – брат и сестра! Все. Больше не трогайте меня и мою семью!

Она вышла, хлопнув дверью.

На столе подпрыгнули чайник и чашки с ложками, а Томилин, прикрыв рукой лицо, глубоко вздохнув, взял свой бокал и, уже собираясь отпить, вдруг тихо протянул:

– Что ж такое…

– Она была такой всегда? – уточнил Феликс, встав и поставив свою чашку на стол.

– Да нет… ее после родов как подменили, – тихо сказал Томилин. – Она стала какой – то… раздражительной… злой.

– К детям как относится? – вклинился Киприан. – Не бьет?

– Нет, что вы! Она Ритку обожает, сюсюкается с ней так, словно не знаю с чем… Димку тоже любит, но он больше со мной всегда.

– А роды как прошли? – уточнил Феликс. – Были осложнения?

– Были, – вздохнул заместитель. – Машка была худой – зудой, и таз, как сказал доктор, узкий. Надо было ехать в Дельбург, чтобы там делали кесарево. А она наотрез отказалась. Ну а я… я не успел, – он сжал край стола так, что костяшки побелели. – Машка ночью начала рожать, а доктор приехал очень поздно.

– Вы приняли роды? – сразу спросил Феликс, встав напротив. – Я доктор, можете мне сказать. Возможно, у Марии что – то случилось.

– По – женски? – сразу испугался Томилин.

– Вероятно. Что случилось в ту ночь?

Томилин молчал. Ему явно было неловко, но при этом Феликс увидел страх на лице мужчины. Он явно прокручивал в голове ту ночь и отделял детали, которые можно рассказать, а какие стоит оставить в прошлом.

– Можно наедине? – уточнил мужчина.

– Разумеется, – Киприан похлопал по плечу Феликса, а потом поманил Лидию. – Идем, нам еще нужно осмотреть место взрыва.

– Хорошо.

Они вышли, прикрыв за собой дверь, и Томилин, упав на диван, закрыл лицо руками. Феликсу показалось, что еще немного – и мужчина расплачется, но нет. Сергей просто уперся локтями в колени, а на ладони положил голову, смотря на Феликса с надеждой.

– Вы знаете, что делают, когда головка малыша не проходит?

Феликс лишь кивнул и протянул:

– Эпизиотомия… Но только не говорите, что…

– Да. Пришлось. Иначе бы Димка не прошел. А Маша уже начинала задыхаться. И мне пришлось…

– Откуда вы узнали об этом способе?

– Вычитал в хирургических книгах. Я читал почти все перед родами, чтобы, если что, помочь Маше. Она и так мучилась девять месяцев.

– И что было потом? После родов?

– Врач, прибывший к нам, зашил, конечно… Но Маша лежала неделю с температурой, не могла кормить потом, а затем начался…

– Сепсис?

– Откуда вы…

– Предположил, – смягчил Феликс. – И? Ей помогли?

– Конечно. Не знаю, что там ей давал этот доктор, но Машка выкарабкалась. Через две недели встала, а через полгода вышла уже на работу. Представляете!

– Волевая, однако, женщина, – с уважением сказал Феликс. – А что был за врач? Откуда, точнее.

– Не скажете Маше?

– А что тут такого? Он был без лицензии?

– Нет – нет… с лицензией… но… он…

– Ну, говорите. Не скажу я ей, не скажу.

– Из дома брата ее был врач, – полушепотом произнес Томилин. – Звать Аристарх, молодой такой. Он быстро уехал, когда Мария начала приходить в себя. Дал мне рецепты, рекомендации – и сбежал.

– Вы условились так?

– Да. Александр Дмитриевич сам попросил ничего не говорить его сестре. Они же в лютой ссоре.

– А причину вы знаете? – Феликсу стало уже интересно.

– Увы, мой друг, не до конца, – он развел руками и встал. – Маша мне только рассказала, что причиной ее ухода из дома является супруга Александра Дмитриевича, Анастасия Смолова. А уж что они не поделили – мне неведомо. Погодите… Вы подозреваете ее в смерти Машу?! Вы с ума сошли!

– Я не следователь, – поднял руки Феликс. – Лишь врач. И я никого не подозреваю. Просто недоумеваю, что заставило дворянку уйти из родового гнезда, отречься от всех, засесть тут, в глуши, на фабрике – и стать обычной девушкой.

– Такое бывает, – как – то вкрадчиво протянул Томилин, подойдя к окну. – Женщины не бегут оттуда, где их любят, я вам так скажу. Если сбежала, значит, была причина.

– И какая, по – вашему?

Феликс подошёл к Томилину и посмотрел в окно. Туда, где стояли несколько двухэтажных особняков. Но взгляд мужчины был устремлён куда – то дальше. Чуть ли не за горизонт.

– Только любовь, – тихо сказал, наконец, Томилин.

– Вы романтик, да? – улыбнулся Феликс.

– Нет. Просто не боюсь своих чувств.

– То есть, вы полагаете, у нее был роман?

– Возможно. Я не знаю. И не хочу знать, если честно. Я рад, что она сбежала. Рад – и все.

– Любовь – это восхитительный обман, на который человек соглашается по доброй воле, – вдруг вспомнил Феликс. – Так сказал некогда Пушкин.

– И вы знаете, молодой человек, он был как никогда прав.

Феликс лишь вздохнул и закатил глаза.

Он считал многое в жизни объяснимым, так как являлся врачом. И даже то, что люди называли любовью, мог расшифровать с точки зрения химии и биологии. И был рад, что в свое время выбрал именно ремесло лекаря, так как его вечный запрет проклятья не дозволял погружаться в то, из – за чего многие даже стрелялись на дуэли.

«Дураки! – думал всегда Феликс. – И один из них сейчас рядом со мной.».

– Что – то еще хотите знать?

– Нет. Разрешите откланяться?

– Да я вроде не генерал, – усмехнулся Томилин, протягивая руку Феликсу. – Но разрешаю.

Феликс ответил на рукопожатие.

– Приятно было познакомиться.

– Взаимно.

***

Когда троица покинула административный блок фабрики, погода испортилась окончательно. Если до этого было какое – то солнце, иногда выглядывающее из – за туч, то сейчас все небо затянуло темно – серыми тучами, а на землю медленно падали крупные хлопья снега.

Машину Киприана успело замести, поэтому пришлось ждать у ворот, когда Драгоновский уберет снег с лобового. А в это время Феликс и Лида делились друг с другом своими мыслями:

– Не нравится мне эта Мария, – заметила Лида. – Да и Томилин… та еще черная лошадка.

– С чего бы? Я к тому, что причину, по которой можно подозревать Марию, я вижу. А Томилин? Чем он тебе не угодил? – удивился Феликс, смотря на Лиду в зеркало заднего вида.

– Он какой – то… как вам сказать…

Она поджала губы, подбирая слова. Феликс развернулся к Лиде, и она тут же шепнула:

– Интуиция…

Феликс лишь разочарованно покачал головой и закатил глаза, вернувшись в исходное положение. И сам стал думать. Он не любил полагаться на шестое чувство и формально он ничего такого не увидел в Томилине, кроме прекрасного актера. Однако Феликс был уверен, что муж Марии что – то скрывает от Киприана, как от служителя Фемиды, однако все никак не мог припомнить ни одной детали, которая бы указывала на ложь хоть в одном слове мужчины.

И все же…

– Наконец – то!

Киприан сел на водительское и, отряхнувшись от снега, завел автомобиль.

– Куда дальше? – мельком уточнила Лидия.

– Поедем в Лурино. Правда, придется заночевать в Огареве, – Киприан протер глаза, сгоняя усталость, – ибо я не довезу вас до утра.

– Хорошо, – согласился Феликс, проверив портмоне на наличие купюр.

– Спокойно, платит Канцелярия, – усмехнулся Киприан.

– Я не сомневался, – парировал Феликс. – И это не для жилья.

– Мда? – Киприан нажал на газ – и автомобиль тронулся с места. – Тогда зачем, если не секрет фирмы?

– Личные расходы, – коротко заметил доктор, посмотрев на Лидию в зеркало дальнего вида.

Девушка еле заметно кивнула и прищурила глаза, услышав кодовое словосочетание – и была готова. А Феликс, спрятав портмоне, от кинулся на спинку сидения и, закрыв глаза, стал прислушиваться к любым звукам, которые закружились вокруг него неким потусторонним ворохом.

Автомобиль вновь начал подскакивать на кочках или уходить в сторону на замерзших лужах, но Феликсу это и нужно было, дабы отвлечь мозг от навязчивого шепота в голове.

Хоть призрак и не появлялся весь разговор с Марией и Сергеем, он активизировался, как только Феликс покинул территорию фабрики. Об этом доктор тоже хотел уточнить у Драгоновского, потому как Киприан больше знал о дарах и контактах с миром призраков и духов, следовательно – лишь он мог подсказать, как пережить эту вынужденную командировку в Троелунье и не сойти с ума…

Дорога до Огарева заняла чуть больше пяти часов, поэтому, когда уже начало смеркаться, а в воздухе запахло дымом от растопленных в домах печей, Феликс с благоговейным стоном вылез из автомобиля и вытянул руку вверх, ощущая, как хрустят позвонки.

Небо окрасилось в багряные и пурпурные цвета, зашедшее за полоску леса солнце напоминало о себе редкими проблесками сквозь заснеженные ветви, а снег, до этого слегка подтаявший и ставший больше похожий по консистенции на весеннюю кашу, приморозило, и теперь он хрустел под нажимом подошв обуви, словно тем самым выражая недовольство.

Огарев чем – то напомнил Феликсу Петергоф, в котором доктор бывал по долгу службы раз сто, если не больше. Он видел его и до революции, и после перестройки, и уже в двадцать первом веке, но все –таки не перестал удивляться, как такая красота, сочетающаяся со стариной и императорской Россией, смогла дожить до нынешнего поколения в относительно нетронутом виде.

Желтые домики формировали длинные улицы, от которых, как ребра от позвоночника, шли прямые переулки, вымощенные такой же качественной плиткой, как и основные площади. С красных черепичных крыш скатывались комки снега, из белоснежных труб валил густой дым, а на улице, несмотря на поздний час, все еще играли дети.

Лидия, выбравшись из автомобиля, посмотрела сначала на несколько домов, а потом тихо сказала:

– Дым столбом – вьюги не будет.

– Веришь в приметы? – усмехнулся Феликс, присматриваясь к окрестностям.

– Да… сбывались все.

Доктор ничего не ответил, так как в этот момент ощутил легкий дискомфорт в животе, а затем услышал легкое урчание. Рефлекторно он приложил руку к пальто, так как ему стало несколько неловко перед Лидией, которая также не ела ничего с самого утра.

Но девушка, не поняв жеста доктора, оглянулась назад и, увидев приближающегося к ним Киприана, тут же покорно опустила глаза и уточнила:

– Все в порядке?

– В абсолютном, – Драгоновский поправил шарф и смахнул снег с плеч. – Итак, тут недалеко есть хороший постоялый двор, там и остановимся. Или вы не привычны? – вдруг уточнил Киприан, обращаясь к Феликсу.

– Как будто есть выбор, – фыркнул Ланской, – к тому же, пока я не работал у Шефнеров, где мне только ни приходилось ночевать.

– Даже так? – Киприан хищно улыбнулся, – Что ж, тогда вряд ли тебя удивят апартаменты деревни.

Он прошел прям, направившись к одному из желтых домов, который, однако, имел более облагороженный и ухоженный во внешнем фасаде здания вид. Если у остальных домов не было балконов, то у этого имелось целых три. Окна были обрамлены толстыми деревянными рамами, а стекла стояли толстые, покрытые инеем и имеющие лишь мелкие кружки в центре – чтобы сквозь них смотреть из комнат на улицу.

Крыльцо тоже порадовало: белый гранит лестницы и балюстрад привлек Феликса и подарил надежду на хотя бы теплый номер, а молоточки в виде колец, которые держали в пастях позолоченные львиные морды на двери, укрепили веру в спокойно проведенную ночь.

Пока Киприан, постучав молоточком о дверь, дождался хозяина, чтобы договориться о комнатах, Феликс присел на широкие перилла и, рассматривая голый заснеженный сад перед белым забором, стал думать.

Призрак Тани его пока не беспокоил, но Феликс посчитал это дурным знаком. Призраки, особенно детские, так просто не успокаивались. Значит, что на фабрике, что в Огареве, есть то, что мешает его дару. Но что?

– Господин Феликс, – Лидия подошла так тихо, что доктор вздрогнул.

– Что?

– Отпустите меня до местной аптекарской лавки? – уточнила девушка, помня код, сказанный в машине. – У меня не много трав.

– Хорошо, – доктор взял портмоне и выделил три купюры, чтобы Лидия не думала о собственных расходах. Но при этом уже потянулся во внутренний карман пальто, чтобы отдать Лидии и скальпель, но девушка его остановила. – Лида…

– Не переживайте, – она хитро улыбнулась и, приподняв юбку платья, показала доктору черные чулки, у которых на боку была серебристая вышивка.

Такие покупали себе особо обеспокоенные дворянки, если шли поздно вечером на прогулку в одиночку. С приходом к власти нового Правителя после Седьмой войны, нравы и порядки изменились: девушки больше не боялись пройтись в одиночку по улице, но все – таки преступники не рассосались и продолжали грабить и убивать…

И хотя Феликс причислял Лиду к тургеневским барышням по тип у внешности, все – таки понимал: навыки его ассистентки предполагают самооборону. Феликсу не требовался телохранитель, однако, когда он и Лидия заключали контракт, одним из пунктов была способность ассистентки позаботиться о себе самостоятельно. И Ланской, вернувшись в Швейцарию, занялся этим лично.

И был горд, когда Лидия вскоре смогла дать отпор не только ему, но и многим лакеям м дворецким, которые пытались на первых порах приставать к новой «овечке» в клане.

Теперь же, когда Лида куда – то уходила, доктору оставалось лишь уповать, чтобы никто не решился покуситься на девушку. Иначе из – под юбки мог показаться заточенный острый клинок, который был все это время пристегнут к голени и ждал своего часа.

– Я быстро, – пообещала Лидия.

Она спорхнула с крыльца и, удалившись вправо по улице, оставила за собой цветочный шлейф духов. Феликс привык к этому запаху, но все равно любил его вдыхать при любой возможности.

– Пошли! – вдруг крикнул Киприан, выдёргивая Феликса из новых раздумий.

– И это – люкс?!

– А я предупреждал…

– Господин Драгоновский, мы еще ладно, справимся, а Лидия?! Ей куда тут?!

– Она же слуга… ей…

– Да не слуга она! А ассистентка!

– Да хоть суфражистка! Сути не меняет!

Феликс уже хотел съязвить, но в этот момент на чердаке, прямо над их комнатами, что – то с грохотом упало – и на головы посыпался песок и застрявшая в досках пыль. Ланской тут же прикрылся шляпой, а вот Драгоновский, откашлявшись от песка, взвыл – и тут же рванул вниз к хозяину.

Феликсу же оставалось стоять посреди комнатушки и осматривать убранство, если его можно было таковым назвать. Предоставленный «люкс» был чуть больше уборной в замке Шефнеров, имел два квадратных окна, выходящих на задний двор, и стоявшие друг напротив друга кровати. Понятно было, что одну из них Феликс уступит Лидии, так как не мог позволить, чтобы девушка лезла на чердак или еще хуже – искала другой постоялый двор.

Хозяин выдал два номера, находящиеся через стенку, но люкс от обычного отличался лишь тем, что внутри был свой рукомойник и унитаз. Большего Огарев предложить избалованным светской роскошью доктору и его ассистентке не мог.

Осмотрев вторую одиночную комнату, где была лишь кровать и небольшая тумба рядом, Феликс тут же поставил свой дорожный кейс и, стянув перчатки, вдохнул спертый воздух. И тут же закашлялся и чихнул, так как повсюду была пыль, затхлость и, судя п аромату сырости, плесень.

Но даже это его не отвадило от одиночного номера. Тут было идеально осуществить то, что они хотят с Лидой, но без посторонних глаз и указок. Да и лунный свет в эту комнату проникал лучше, чем в соседнюю, а белесые полосы ложились прямо на колючее покрывало кровати, чем давали Феликсу шанс соприкоснуться с миром духов без боли.

Отопления, к которому привыкли в Столице или Дельбурге, тут не было, зато в углу Феликс обнаружил старую теплушку, в которую быстро скинул пару листков из блокнота и запаленную спичку.

И в тот момент, когда доктор уже собрался скинуть пальто, его внимание привлек грохот за окном. Звук был похож на двигатель автомобиля старой сборки, однако то, что увидел Феликс, удивило врача. По главной улице проехался Plymouth Fordor, с погнутой крышкой багажника и правой, слегка приглушенной, фарой.

Феликс проводил агрегат взглядом с нескрываемым удивлением: откуда в глуши или у кого в Огареве могла бы быть такая машина? Даже по меркам Троелунья такой самоход на колесах был роскошью. А учитывая недешевые аналоги в мире нечисти бензина, даже не каждый чиновник мог позволить себе автомобиль.

– Видел?

Феликс дернулся – и ударил Киприана, приблизившегося сзади, локтем в грудь. Но Драгоновский лишь крякнул, а потом, выпрямившись, указал на окно и заметил:

– Тоже кажется странным?

– Да. Но думаю, у губернатора Огарева есть что – то такое.

– Мда? И откуда у чиновника, «сущего мученика» в 9 ранге по табелю, такая малышка? – Киприан ехидно постучал ногтями по стеклу. – Нет, тут у нас кто – то чужой. Ибо на такую машинку даже мне пахать год без отпуска и выписки себе новых костюмов.

– А сколько от Огарева до Лурино? – уточнил Феликс.

– Три часа, – Киприан скрестил руки на груди. – Я знаю путь покороче. Недавно у побережья построили мост, так что можем даже добраться пораньше. Часа за два с половиной…

Киприан продолжил говорить, но Феликс вдруг ощутил могильный холод, коснувшийся его оголенной шеи и затылка. Пальцы рука тут же сжались в кулаки от судороги, а перед глазами исчезла комната – и вновь появился осенний лес, с облезшими сухими деревьями и ковром из красно – оранжевых листьев.

Этот лес шептал какие – то слова, но из – за сильного ветра, от которого полы пальто Феликса разметались в стороны, словно крылья, доктор не мог разобрать ни слова.

Единственное, что он слышал и видел – это стоявшая перед ним Таня с человеком в красном плаще и белой маской на лице. Девочка не поворачивалась к своему спутнику, но и не отпускала его руку, пока Феликс не начал всматриваться в детали.

На Тане было выходное платье для прогулки синего цвета, с черными бантами на талии и чуть выше локтей, голову малышки покрывала шляпка – капор с белыми лентами, которыми была затянута шея Шелоховой.

Но Феликса больше привлекло то, что покоилось на груди малышки: это золотой кулон с настоящим рубином.

Человек в маске, до этого стоявший неподвижно, словно поняв, что заинтересовало Феликса, потянул кулон с шеи Татьяны, но из – за шляпки не смог стащить кулон через голову сразу.

Но вора это не остановило.

Феликс только успел сделать шаг вперед, как его шею снова сдавили невидимые тиски. Злодей, стоявший позади Татьяны, начал натягивать цепочку кулона, словно желая и задушить девочку, и разорвать украшение, только бы заполучить камень.

Таня начала брыкаться, крича, а Феликс, упав на колени и ощутив, что кислорода стало критически не хватать, протянул было руку к человеку в плаще, как вдруг голова злоумышленника сама повернулась к Ланскому – и яростные голубые глаза посмотрели на доктора с ненавистью, какая была присуща лишь маньякам и тем, в ком жила одержимость местью.

– Та…ня…

– Молчать! – раздалось в ушах Феликса как набат колокола.

В этот момент ковер из листьев взметнулся ввысь – и ударил по Феликсу своей волной, погребая задыхающегося медика под собой…

Глава 9

Глава 4

Сладкий запах… он похож на тот, из которого варится мед… этот аромат доктор знал с детства… когда еще сам бегал по вересковым полям Троелунья, собирал колосья и травы, периодически воровал с чужих полей клубнику и отдавал… кому?.. кому отдавал?..

Феликс открыл глаза – и в ту же секунду подскочил с мокрой земли. Над ним до горизонта протиралось серое грозовое небо, где – то вдалеке шумело штормовым предупреждением море, над его головой пролетело две кричащие истошным визгом чайки, покрытые красными пятнами, а рядом, среди пригнувшихся от ветра колосках полыни и вереска, сидела в своем синем разорванном платье Таня.

Но что с ней стало…

Платье превратилось в кучу висящих на изможденном детском теле тряпок, шляпка исчезла, открыв каштановые спутанные волосы малышки, а лента, до этого овивавшая шлею, исчезла, оголив синее от странгуляционной борозды горло.

Таня не плакала, а просто смотрела в сторону, куда метнулись две испачканных в крови чайки.

– Таня…

Феликс прокашлялся, словно до этого плавал где – то в воде и наглотался. Легкие не слушались, дыхание сбивалось, а сердце колотилось о грудную клетку на пределе возможного.

– Ты опоздал, – вдруг выдала девочка. – Он убил меня.

– Ты… уже… уже… давно…

– Опоздал!

Таня со всей силы толкнула Феликса – и бросилась бежать в противоположную морю сторону. И доктор, не вз рая на упадок сил и постоянно забивающееся чем – то мокрым горло, побежал за девочкой вдаль.

– Стой, дурак!

Внезапно шеи коснулись ледяные пальцы – и мир, до этого казавшийся Феликсу реальным, разрушился.

– Феликс! Давай, просыпайся! Что стоишь?! Воды еще, срочно! – Киприан, казалось, сейчас сорвет голос, но он был одновременно и зол, и рад, что тело и душа Феликса откликнулись.

Лида поднесла ему еще один стакан с водой – и Киприан, глотнув, распылил мелкие капли на лицо Ланского, чтобы привести того в чувство окончательно. Доктор лишь глубоко вдохнул и, откашливаясь, отвернул голову от света.

– Слава богу, – выдохнул Драгоновский, приложив ладонь к мокрому лбу. – Лида, туши свои травы. Вернулся он, все хорошо…

– Точно?

– Да, точно.

Лидия сразу подошла к горящему веничку, лежавшему в небольшой пиале с маслом, и, залив дымившиеся травинки водой, закрыла пиалу медной крышкой с восточным узором.

Киприан же, убедившись, что Феликс продолжает вдыхать спертый воздух комнаты, присел рядом с кроватью и, опустив голову на матрац, посмотрел в желтый потолок, на песчаном фоне которого горела мутным светлячком лампа с стеклянном плафоне.

Лидия сразу выбежала из комнаты, чтобы принести свежей воды, но, вернувшись, обнаружила, что Феликс принял положение сидя и, потирая шею, словно на ней только что была петля виселицы, смотрит в одну точки у себя в ногах.

– Господин Феликс, – она поднесла к нему бокал с водой, но доктор помотал головой.

– Она показала мне убийцу, – вдруг выдал Феликс, посмотрев на уставшего Киприана.

Но на Драгоновского слова врача не возымели никакого эффекта. Он продолжал смотреть в потолок, и лишь еле дрогнувшие брови, ушедшие к переносице, и легкая складка межу ними, говорящая об обдумывании слова медика, помогла Феликсу понять, что Киприан слушает его.

И вскорости и Лидия, и Киприан услышали короткий рассказ Ланского о путешествии по ту сторону бытия. Но если Ильинская каждый раз удивлялась, когда Феликс начинал описывать детали, то Киприан, взяв блокнот, просто что – то отмечал по пунктам, а после того, как Феликс закончил рассказ, заключил:

– Призрак дочери Шелохова прорвался к тебе сквозь барьер. Она буквально выплеснула на тебя все, что успела, пока ей хватало сил держать тебя при себе.

– Но до этого я видел иные образы, – вспомнил Феликс. – Хотя… лес был, да…

– Почему лес? – вдруг уточнил строго Киприан, вертя ручку между пальцами. – Татьяну нашли в доме Шелохова.

– Дома? – не понял Феликс. – Погоди…но ведь…

– В газетах не писали точное место, чтобы журналисты не задавали лишние вопросы и не терлись без надобности у особняка Шелоховых, – пояснил Киприан. – Александру и так тяжело. Не нужно, чтобы он сове отчаяние вылил на этих журнальных крыс и угробил карьеру политика, – коротко пояснил Драгоновский. – Но тебе скажу. Татьяну Шелохову обнаружила служанка, в комнате девочки, утром, когда собиралась взять из шкафа ее платье.

– Ее нашли в шкафу?! – изумилась Лидия, прикрыв рот руками от страха.

– Да. Она была задушена. Точнее… нет! Она умерла от асфиксии, но не механической. Хоть на то и указывают следы на шее.

– Кулон, – протянул тихо Феликс, вспомнив, как убийца тянул цепочку на себя. – Скажи, а у Татьяны был на шее кулон?

– Никаких украшений не было, – подтвердил Драгоновский. – На ней вообще, кроме ночной рубашки, ничего не оказалось.

– А на рубашке были следы?

– Нет.

– Как так? – удивился врач, свесив ноги с кровати, а потом и встав.

Феликс подошел к окну и, приоткрыв ставни, чтобы в помещение поступал свежий воздух, посмотрел на занесенную дорогу и дворников, которых уже выгнали убирать тропинки, чтобы постояльцам было комфортно.

– Что тебя смущает? – уточнил Драгоновский, приготовившись писать в блокнот поправки.

– Можешь озвучить точный диагноз? Отчего умерла Татьяна?

– Асфиксия, вызванная отравлением парами свинца и ртути.

– Да что ж такое… – Феликс стукнул пальцами по стеклу. – Первопричина! Мне нужна первопричина!

– Господин Ланской, – вдруг подала голос Лидия, – а разве нет таких металлов, где применяется и ртуть, и свинец?

– Есть, но… это скорее вещество, чем материал, – вспомнил Феликс. – Есть свинцовая амальгама. Но вряд ли это наш случай. Не заливали же малышке в рот расплавленные металлы.

– Она отравилась парами, как мне сказали патологоанатомы, – заметил Киприан. – Однако они подтвердили, что Таня умирала долго. Ибо эффект паров был накопительный.

– То бишь, источник яда был рядом с девочкой долгое время…

– А это значит…

– Нужно искать либо в комнате Тани, либо…

– В доме бабушки, – подытожила вдруг Лидия. – Помните, Шелохов сказал, что Таня была часто у бабушки.

– А сейчас ведь кончаются зимние каникулы! – вспомнил Киприан, – Ты права, Лида. Было бы логично найти источник яда в доме Аглаи Тимофеевны.

– Бабка отравила внучку? – не понял Феликс, скривившись. – Зачем? Что ей с этого?

На несколько минут в комнате повисла тишина, которую, однако, вскоре прервал слуга, принесший в комнаты поздний ужин.

От рыбы в томатном соусе и риса, который приходилось глотать не жуя, дабы избежать поломанных зубов, у Феликса свело желудок судорогой, но парень сдержался от колкостей в адрес повара. Ибо понимал: им еще завтра весь день быть в поездке, и только после посещения усадьбы Шелоховых можно будет вернуться в Дельбург и спокойно отужинать в ресторане.

Комнаты были поделены несколько непонятным Киприану образом, но он не стал возражать, чтобы Феликс остался в одиночной комороке, а Лидии досталась самая мягкая кровать у стены, за которой пролегали паровые трубы с отоплением. Киприан устроился напротив, у картонной стенки с желтыми обоями, а Феликс, оставшись один в темноте одиночной комнаты, не стал подбрасывать в теплушку дрова, а дождался, когда комната охладится до того, чтобы прикосновение могильного ветра, проникшего в его комнату ровно в час ночи, не стали для него слишком резким перепадом температуры.

Призрак Тани, который явился к нему как по приказу, уже не казался Феликсу чем – то ужасным. Скорее – наоборот. Таня теперь стало для него неким ребенком в беде.

На сей раз призрак явился не в платье, а в обычной ночной сорочке с розовыми лентами. Но, как и предположил Феликс, вся одежда призрака была изодрана и испачкана в земле и глине. В волосах у девочки были листья клена, а на руках – синяки и царапины.

Но, что самое интересное, теперь на груди девочки не висел кулон. Зато на тонкой шее виднелась синяя полоса.

– Это ты сейчас такая лежишь в морге? – уточнил спокойно Феликс.

К своему удивлению, когда он сам решил пойти с девочкой на контакт, горло не сдавливало тисками, дышать было тяжело, но возможно, а пальцы сжимались не в кулаки от судороги, а комкали рубашку: Феликс просто скрестил руки так, чтобы защитить грудь и при этом не испытывать боли после разговора.

– Он… он рядом… он тут был…

– Кто? Человек в маске? – уточнил Феликс.

– Да! Да! Да!

Крик Тани ударил по слуху так сильно, что на мгновение в глазах поплыло. Феликсу показалось, что даже стеклянный плафон над его головой задрожал от вибрации.

– Покажи мне больше, – приказал Феликс, протягивая руку. – Я готов помочь тебе. Но мне нужно…

Но в ту секунду, когда доктор хотел закончить фразу, его ударило в грудь, в самое сердце, вышибло из легких воздух, а потом – перенесло, словно по воздуху, в новые обстоятельства…

Достаточно богато обставленная гостиная в бардовых тонах, с золотыми узорами на обоях и медного цвета прихваты на массивных портьерах, а также обтянутая натуральной кожей мебель с искусными подушками, наволочки которых были сшиты искусными вышивальщицами где – нибудь на юге Столицы – все это говорило о том, что Феликс оказался в старинном доме, где имелся достаток.

Об этом ему также утвердительно сообщили и напольные часы с маятником и золотыми стрелками. В мире призраков не было времени и звуков, но тем не менее Феликс отчетливо услышал сначала тиканье часов, а затем – скрип половиц и детский крик.

Он обернулся – и увидел, как в коридор выбежала еще живая Таня в том самом синем платье, а следом за ней вышла пожилая дама в строгом сером платье и черными веером с перьевой окантовкой.

Шелохова – старшая, как понял Феликс, так как увидел сходство дамы с Александром, была дамой статной, достаточно худой, но при этом в ее фигуре еще оставалась сила, благодаря которой старухе хватило бы духу не то что вышвырнуть Томилина из дома, так еще бы и привести в действие ружье, висевшее над каминной полкой в другой гостиной.

– Юная леди! – прикрикнула старуха, и Таня обернулась к ней. – Веди себя на прогулке прилично! Иначе…

Она указал себе за спину, и Феликс, посмотрев в указанную сторону, увидел плетку, которой можно было даже жеребца забить до смерти, не то что маленького ребенка.

Таня тут же стушевалась, стихла и, позволив бабушке одеть на свою голову старомодную шляпку с белыми лентами, убежала вон из дома.

Но воспоминание на этом не кончилось.

Феликса никуда не перенесло, хотя он и приготовился. Вместо этого призрак Тани, вставший рядом с доктором, указал на поднимающуюся по лестнице наверх старуху.

И Феликс пошел за Шелоховой.

Но оказался он отнюдь не в коридоре, а уже сразу в одной из комнат второго этажа, куда его толкнули ледяные руки Тани. Феликс упал на колючий ковер с витиеватым узором вокруг вышитого черными нитями орла, а затем, подняв голову, обнаружил перед собой Шелохову.

Только на сей раз старухе была не с веером в руках, а с каким – то пузырьком. В таких обычно продавали духи для розлива, как помнил Феликс, однако сейчас не услышал в комнате даже отдаленного шлейфа парфюма.

Лишь противный едкий смрад гноя, крови и хлора. Словно он попал в приемный покой любого отделения скорой помощи.

Встав на ноги и осмотревшись, Феликс осознал: он попал прямиком в рабочий кабинет почившего хозяина усадьбы – Дмитрия Шелохова.

И, судя по книгам, которые удалось увидеть Ланскому, Шелохов был что – то вроде химика, ибо на его столе лежали трактаты о ядах, антидотах, лекарствах, токсикологии и даже пара учебников по биологии ядовитых змей.

А старуха Шелохова тем временем подошла к подоконнику и, отдернув занавеску, показала Феликсу то, что он уже видел в видении, которое ему открылось в спальне Анастасии Смоловой.

Вот, за что зацепился взгляд Феликса, но что он не успел толком рассмотреть.

– Вот и пришел час, – прокряхтела старуха.

Она пододвинула вещь ближе к себе, а после и вовсе переставила железное дерево на стол.

Феликс видел, как иногда в спальне богатые особы ставят себе этакие ароматические сосуды в виде деревьев, животных или статуй античной мифологии. Тут Ланскому попалось яблоневое дерево, с крупными плодами и позолоченным стволом из меди, украшенное хрустальными бусинами точно слезами. Сами яблоки представляли собой полые сосуды, внутрь которых можно было залить благовония.

Только вот…

– Она! Она! – вдруг крикнула Таня, и Феликс закрыл уши. Ор был невыносим для барабанных перепонок.

– Теперь я избавлюсь от этой твари, – проскрипела Шелохова, высыпая в одно из яблок серый порошок из флакона. – Никто не посмеет осквернить кровь Шелоховых… Никто!

– Убийца! – рявкнула Таня.

И в этот момент у Феликса все пошло кругом.

Комната стала расплываться, на языке появился металлический привкус крови, а в глазах зарябили какие – то искры. Феликс тут же встряхнулся, ущипнул себя, но круговорот не прекратился, пока он не крикнул что – то в пустоту – и не очнулся…

Проснулся он на ледяном полу, с занемевшими руками и ногами.

Дышать было тяжело, однако мозг заставлял легкие раскрываться, разгоняя кровь по организму. Феликс откашлялся, после чего вытер под носом кровь и привстал, дабы оценить обстановку в комнате.

Но с ужасом обнаружил, что в полумраке различает чью – то фигуру в дверях.

Сознание сразу включилось в работу, и Феликс, вскочив на ноги, пошатнулся и, упершись в подоконник, сфокусировался на силуэте в зеленом платье и с облегчением выдохнул:

– Лида…это ты…

Но девушка не двигалась, словно сама стала призраком.

И единственное, что смог увидеть Феликс, когда зрение окончательно пришло в норму, это ужас на лице девушки. Словно минуту назад она видела то, что сам доктор.

– Ты чего? – удивился врач. – Лида?..

Но в следующую секунду девушка покорно склонила голову и, словно перед казнью, поднесла к Феликсу полупустой пузырек с экстрактом. Тем самым, который Ланской приказал хранить на особый случай.

И вдруг Феликс понял: на языке какая – то травяная горечь, а на зубах – скрипит сахар. Лидия насильно напоила его, чтобы привести в чувство и не дать умереть. Но неужели его сердце остановилось? Неужели он…

– Простите меня, – она опустила руки, – простите… я так испугалась…

– Сколько времени? – строго спросил доктор.

– Семь утра…

Феликс обернулся – и посмотрел в окно.

За каймой черного леса занималась лазурная заря, в заснеженных дворах уже вышли слуги доить коров и таскали в бани дрова для розжига, а дворники старательно убирали последствия ночной бури. В некоторых окнах горел свет, на заборах приготовились петь первые мелодии солнцу петухи, а к воротам постоялого двора привезли обоз с продуктами для завтрака.

Лидия не соврала. Он провалялся в беспамятстве шесть часов…

– Господин Феликс, я…

– Спасибо, – коротко сказал медик, убрав экстракт в карман брюк. – Я тебе должен.

– Что?

Она подняла зареванное лицо, и Феликс, взглянув на блестящую от слез кожу щек Лидии, не смог не пожалеть девушку. Ильинская поступила так, как должна была: она подчинялась договору и спасала своего работодателя. А он сам виноват – полез в призрачные миры без подстраховки.

– Спасибо, – повторил доктор, беря со столика платок и утирая слезы девушки. – Умойся и приводи себя в порядок, – он кивнул на окно, откуда было видно, как разгружают продукты. – Думаю, мы успеем к горячему завтраку.

– Господин Феликс…

– И еще, – доктор взглянул на свои руки, – не разрешишь мне первым принять ванну? Ночь была, сама понимаешь, не сахарной…

– Конечно. Идемте. Я как раз подогрела воду.

Пока Феликс нежился в подогретой воде с запахом металла – дело было в пролегающих под потолком трубах из меди, – а Лидия накрывала стол, чтобы скорее принять слугу с завтраком, Киприан испарился куда – то на улицу, к машине, дабы что – то подготовить.

Феликс не любил искушать судьбу, однако уже не мог терпеть.

Немного отмокнув в воде и ощутив первые силы, он тихо позвал Таню. Но она не увилась. Ни холодка, ни мерцания света, ни удара в живот или грудь. Призрак отчего – то решил не показываться, в отличие от Лидии, которая спокойно вошла в ванную комнату и оставила выглаженную одежду на стуле за ширмой, что скрывала ванную.

– Стой, – приказал вдруг Феликс, погрузившись в воду по плечи. – Почему ты пришла ночью?

Молчание.

– Что ты услышала? Или… не спала?

Еще один акт молчания, который Феликсу надоел на второй минуте. Схватив полотенца и халат, он с громким плеском вылез из ванной и, быстро обтершись досуха, завернулся в свой черный бархатный халат и вышел к Лидии.

Она уже не стеснялась его.

Спокойно обернулась и, осмотрев парня с головы до ног, невольно улыбнулась, хмыкнув себе под нос.

– Что? – не понял Феликс.

А потом, взглянув в зеркало, увидел стоявшие ежиком мокрые волосы. Это отличалось от его обычно либо приглаженных назад локонов, либо же заплетенных в тугой хвост волос. И с такой паклей на голове доктор был больше похож на умалишенного, нежели на интеллигента.

– Смейся – смейся, – поддержал Феликс, приглаживая волосы. – Итак, ты не ответила.

– Я услышала ваш вскрик – и подумала, что вы обожглись о печку.

– Печку? – удивился Феликс. – Почему печку? Я же умею обращаться с ними. Вспомни, когда мы жили в Столице три месяца. Я сам топил и камины, и теплушки, и котлы в подвале.

– Я знаю, просто… Мало ли. Я же не думала, что вы решитесь сами на такое.

– А потом?

– Я зашла к вам, а вы, простите, валяетесь на полу – и не дышите.

– И ты…

– Сразу побежала за экстрактом, а потом, как вы и учили, начала делать массаж сердца.

– А дыхание?..

– Вы сами начали дышать, – отрезала Лидия, поняв, чего испугался доктор.

А Феликс наоборот – выдохнул с облегчением. Все – таки Ильинская была довольно умной и быстро обучающейся девушкой, отчего многие проблемы словно сами миновали доктора.

– Советую вам быстрее одеваться, – вдруг заметила Лидия. – Иначе рискуете заболеть. Тут отовсюду сквозит.

И с этими словами она покинула ванную комнату, заставив Феликса лишь смотреть на закрывшуюся дверь и комкать в кулаке рукав халата.

Глава 10

Глава 5

Завтрак оказался очень даже сносным. В отличие от ужина, который был преподнесен накануне, слоеная булочка с беконом и вишневый компот оказались настоящим раем для желудка.

Киприан на трапезе не появился, однако Лидия распорядилась – и канцелярскому служащему все сложили в пергаментный пакет, дабы поел хотя бы по дороге. Но, как оказалось, Драгновский пренебрег завтраком не зря: пока доктор с ассистенткой выясняли ночную встречу и думали о будущей поездке, Киприан успел сбегать на телеграф, отправить послания в Столицу, к себе в Канцелярию, в дом Александра Шелохова и даже запросил выписку из всех церквей Лизовых гор о бракосочетании Томилиных.

– Ответы придут нам в Лурино, – заметил Киприан, когда готовил машину к пути. – Ибо ночью ко мне пришла одна мысль, – с улыбкой сообщил парень, стряхивая с «дворников» снег.

– Похоже, в иное время мысли в целом не приходят, – буркнул себе под нос Феликс. – Подскажи, – уже громче начал доктор, подойдя к Киприану, – а я смогу осмотреться в доме Шелоховых?

– Это нужно?

Драгоновский многозначительно посмотрел на Феликса, а потом усмехнулся своей дьявольской улыбкой, оголив боковые резцы. Глаза канцелярского служащего сверкнули азартом, после чего он поправил ворот своего пальто и заметил:

– У меня будет долгий разговор с Шелоховой, поэтому не думаю, что она заметит, если доктор отойдет на пять минут в уборную – и задержится, – последнее слово Драгоновский буквально промурлыкал.

И Феликс был отчасти рад, что именно Киприан взялся за дело Шелоховых. Все – таки в парне была жилка его отца, который отслужил почти семьдесят лет Прокурором Столицы. А уж кураж Киприана, когда он чуял кульминацию или развязку, уже было не затушить даже мировым океаном.

– Садитесь. Доедем быстро, благо – расчистили утром.

Ребята расселись внутри автомобиля, и Киприан, заведя машину, повел ее прочь с постоялого двора.

Однако, не успела троица отъехать даже на двести метров от дома, как Лидия прикрыла рукой лицо, а потом и вовсе попросила выйти на улицу.

Киприан нажал по тормозу, и Ильинская, выскочив на улицу, отошла к фонарному столбу, боясь опозориться рядом с Феликсом. Однако врач, даже не думая об эстетике, подошел к Лидии и, приобняв ее за плечи, уточнил:

– Что случилось? Чем тошнит?

– Не тошнит, – она глубоко вдыхала, словно ей не хватало воздуха. = Вы слышите запах?

Феликс с удивлением посмотрел на девушку, а потом огляделся вокруг. И почти сразу понял, о чем говорила Лидия. Мерзкий запах этилированного бензина. Феликс знал его благодаря подработке по молодости, когда денег от ночных дежурств не хватало даже на оплату общежития и приходилось подрабатывать на фабриках по изготовлению моторов. И этого бензина он успел и нанюхаться, и наглотаться, и даже искупаться один раз в канистре с этой гадостью. Вещи потом воняли почти неделю, ни один порошок не брал.

– Ты слышишь? – уточнил Феликс у вышедшего Киприана.

– Слышу, еще с утра, – подтвердил Драгоновский. – И знаешь, что – то мне подсказывает, что это наша вчерашняя малышка оставила такой флер, – усмехнулся парень.

– Погоди, а ты на чем ездишь? – уточнил Феликс.

– На обычном бензине, вашем, – сделал акцент Киприан. – Канцелярия закупается у Земли. Машины хоть живут не по году.

– Если мне не изменяет память, этот аромат даже не от фильтрованного, – Феликс почесал под носом, так как почувствовал желание чихнуть. – Получается… наш ночной ездок…

– Хоть и имеет машинку, только не следит за ее состоянием. И теперь я понимаю, почему она так громыхала, – заметил Киприан.

– Я тоже… Апчхи!

Лидия стала чаще дышать и начала как рыба глотать ртом воздух, отчего Феликсу пришлось возвращаться в гостиницу и наливать в одну из своих колб чистой воды, чтобы уже ею смочить платок и приложить ткань к лицу девушки.

Киприан быстро выехал из Огарева, после чего, проехав километров пять, остановился в полях и позволил Лидии выйти продышаться. Время им позволяло: они покинули перевалочный пункт на час раньше, следовательно – и в Лурино могли прибыть вовремя, учитывая проблему.

– Ну что такое? – Феликс осматривал Лидию, периодически давая девушке пить из фляги с водой. – Лида, у тебя же не было аллергии на бензин. Что случилось?

– Мне… дышать… тяжело…

– Покажи язык, – приказал Феликс, и Лидия выполнила приказ. – Не понимаю… Скажи, я двоюсь?

– Немного…

– Ты стоять можешь? Тебе холодно?

– Нет… да… нет… может быть…

И в этот момент Феликс подхватил Лидию, так как девушка чуть не свалилась с заднего сидения. Она уткнулась горячим лбом в ледяное пальто доктора, и Ланской, аккуратно уложив девушку, расстегнул ее шубку и, расшнуровав корсет, открыл для себя доступ к животу и грудной клетке.

– Постыдился бы, – заметил Киприан.

– Она отравлена, – жестко констатировал Феликс, прослушав сердце и живот, а после – осмотрев зрачки. – Есть еще вода?

– Только во фляге… А чем она успела и где?! – повысив голос, уточнил Драгоновский.

– Сколько до Лурино?

– Два часа.

– Тогда поехали как можно быстрее, – попросил Феликс, сев сзади, рядом с Лидией. – И открой окна, иначе ей будет хуже.

– Только этого не хватало!

Киприан сел за руль – и, заведя машину, нажал на педаль газа.

А Феликс, ощутив легкое першение в горле, сразу глотнул воды и, приблизительно поняв, что стало причиной отравления, начал вспоминать, что взял с собой в кейсе из энтеросорбентов с Земли. Они с Киприаном просто примут угля, а вот Лидии нужно было что – то посильнее, так как интоксикация, как казалось Феликсу, довольно сильная.

– Может, поделишься мыслями? – уточнил Киприан, как только большая часть пути оказалась позади, и машина выехала к тому самому мосту через реку, о котором говорил Драгоновский.

– Этилированный бензин, помнишь? Он в больших количествах токсичен. А если учитывать, что вчера проехала машина, а город маленький…

– Брось, это бред. Тогда бы уже половина Столицы померла.

– Я не вижу пока других источников.

В этот момент Киприан завернул по дороге и, закашлявшись, чуть не выехал на встречную полосу, однако вовремя увел автомобиль в нужную зону и, сбросив скорость, открыл полностью свое окно.

Феликс мгновение позлорадствовал, а потом приказал:

– Воды пей как можно больше. Приедем – помогу.

– Что за… гадость… откуда…

Киприан не перестал кашлять, и в итоге, нажав на педаль тормоза, остановился прямо на трасе, отплевываясь от фантомного комка в горле так, словно готов был выплюнуть легкие. Драгоновский выскочил на улицу и, отойдя к краю дороги, достал свой платок.

Феликсу это крайне не понравилось, поэтому, оставив Лидию лежать на своем шарфе, он вышел следом за Киприаном – и вновь увидел у него красные пятна на шее, пошедшую из носа кровь, а также увеличившийся зоб на шее.

– На что у тебя аллергия? – сурово уточнил Феликс.

– Это не… не…

– Говори!

Доктор схватил Драгоновского за руку и, заставив посмотреть себе в лицо, стал всматриваться в помутневший взгляд Киприана. Дух был растерян, его взгляд затуманивался с каждой минутой сильнее, а кожа побелела до того, что стала одного оттенка со снегом.

– Бензин, – понял Феликс, – так вот, почему ты закупаешь в Канцелярию земной бензин! Киприан!

И в следующую секунду Драгоновский резко осел на колени и, сжавшись от боли, закашлялся до болезненных судорог в спине. Феликс сразу же поднял его лицо к свету, чтобы осмотреть глаза и рот, и сразу же потребовал:

– Адрес усадьбы Шелоховых. Быстро!

Киприан не переставал кашлять, поэтому молча, со злобой и обидой в глазах, вытянул из внутреннего кармана пальто блокнот и протянул Феликсу.

Доктор открыл его на закладке, но вместо уже написанного адреса увидел белый лист. Киприан быстро взял ручку и из последних сил вывел улицу и дом Шелоховых в Лурино, а после – обмяк в руках Феликса, потеряв сознание.

– Черт!

Феликсу не в первый раз приходилось действовать в экстремальных условиях, однако сейчас было еще тяжелее. Он не знал Шелоховых совсем, не представлял, как объясняться с хозяйкой усадьбы, а потом – с Александром, однако ни больниц, ни даже лекарей в Лурино толком не было, соответственно – спасение могло быть только у Аглаи Тимофеевны.

Ланской затащил на переднее пассажирское тело Киприана, после чего сел за руль и, вспоминая на ходу, как ездить на «механике» – у него на Земле имелась лишь вольво с «автоматом», – завел автомобиль и стал в дергающемся режиме гнать машину в сторону Лурино.

Всю дорогу, пока Феликс воевал со сцеплением и передачей, он контролировал как Лидию, наблюдая за поднимающейся и опускающейся грудью девушки, так и следил за пульсом Драгоновского. И показатели последнего Феликса не радовали совсем. Давление падало с каждой минутой…

Опуская педаль газа чуть ли не в пол, Феликс довел автомобиль до ворот усадьбы Шелоховых, но даже не смотрел ни на окрестности, ни на окружающую обстановку. Ему словно кто – то помог подогнать машину к чугунной решетке ворот Шелоховых с характерным вензелем, постучать, подозвать охрану и, коротко сообщив, кто прибыл, получить разрешение на въезд.

Но, как только машина была загнана во двор, ее окружила охрана Шелоховых, а рядом с водительской дверцей материализовался старенький дворецкий с моноклем и уточнил:

– По какому вопросу к ее сиятельству?

– Нужна помощь! – выдохнул Феликс. – Срочно! Позовите вашего лекаря!

– Юноша, – дворецкий не повысил голоса, но одним взглядом суровых серых глаз из – под косматых бровей осадил Феликса, – не повышайте тут голоса. Кто таков? Откуда прибыл? Кто с вами в автомобиле? В письменном виде прошение мне в руки.

– Вы слышите меня?! – Феликс прокашлялся, так как кричать не привык. – У меня в машине его сиятельство Драгоновский! Ему очень плохо! Нужна вода и медикаменты! Я еле их довез!

– Бумаги, – требовательно продолжил дворецкий.

Ни один мускул не дрогнул на его лице, а из машины тем временем донесся гортанный звук, свидетельствующий о том, что дыхательные пути вот – вот будут перекрыты – и человек умрет.

– Драгоновский Киприан сейчас умрет в вашем саду! И ваша госпожа не отделается штрафом! – рявкнул Феликс, схватив дворецкого за грудки, – Ты это понимаешь или нет?! Пропустите меня к Шелоховой!

– Охрана!

Внезапно Феликс ощутил, как его бок обожгло болью от удара кулаком, а затем такая же вспышка появилась под левым коленом. Это заставило парню осесть в снег, а охране позволило заломить ему руки назад и положил в сугроб.

– Уведите его в подвал, – приказал дворецкий. – И сообщите госпоже Шелоховой о случившемся. А также – проверьте машину.

– Вы издеваетесь?! – Феликса подняли на ноги и потащили в сторону. – Они умрут! Врачей позовите! Да пустите вы меня!

И в следующую секунду ему добавили еще один удар под ребра – и тем самым вышибли воздух из легких, отчего парень закашлялся, но замолчал. Он даже не заметил, как от удара из внутреннего кармана пальто выпала записная книжка Драгоновского и рухнула в снег, прямо под ноги одному из охранников.

– В винный его давай, – услышал Феликс как сквозь вату.

– Обойдется. Еще выжрет там все. Тащи в «пустышку». Пусть там хоть воет.

И с этими словами Феликса протащили через весь задний двор, спустили в какой – то подвал – и со всей силы пустили на каменный пол, скользкий от влаги, плесени и конденсата.

– Пошли, за ним придут… если потребуется.

Феликс попытался быстро встать, чтобы атаковать сзади, но сразу пискнул, так как удар под колено оказался слишком сильным. А доктор давно не практиковался в бою, чтобы выставить защиту или быстро приноровиться двигаться с раной. Да и бок саднило от удара неслабо, поэтому Феликсу пришлось успокоиться, сделать три глубоких вдоха и выдоха – и оценить ситуацию с точки зрения дальнейших действий.

Его приволокли в какой – то подвал, где не было ни света, ни тепла. Продукты тут хранили, но они были явно не первой необходимости, так как почти все деревянные полки оказались заставлены пыльными склянками, которые приросли паутиной и грязью к деревянным доскам. Нигде не было выставленных недавно закруток, так как почти на каждой таре обосновались пауки, защищавшие от незваного гостя свои импровизированные башни поднятыми лапками.

– Не очень и хотелось, – буркнул Феликс пауку, на котором обратил внимание, и отошел ближе к лестнице.

На стенах были белые подтеки, что свидетельствовало о протечках, в углах под потолком красовалась густая паутина с коконами, а на полу застывшие от холода лужи.

Сидеть было не на чем, поэтому Феликс, пока позволяли силы, ходил по подвалу, изредка смотря наверх, на полоску света между дверью и косяком, а потом, когда колено стало ныть от нагрузки, присел на ступеньку и, набросив на руки перчатки, сжался.

Снаружи слышались какие – то голоса, возня и даже крики, но Феликс очень надеялся, что Драгоновского узнают и сразу заберут в дом, а Лиду примут за его подопечную или девушку – и также оставят в тепле, дадут питье и помогут с интоксикацией.

Минуты превратились в часы, а часы – в бесконечность. Особенно остро потерю ориентации во времени Феликс почувствовал, когда белая полоска света стала сначала розовой, а потом – оранжевой. Похоже, что снаружи уже вечерело, а ни к нему, ни за ним не пришли.

Сердце предательски екало от каждого звука снаружи, но больше всего Феликса съедало беспокойство за Лидию. Драгоновского априори не оставят и помогут, а что будет с его ассистенткой? Не дай бог еще проболтается, не догадается выставить себя приближенной Киприана…

Мысли завертелись в бешеном ворохе в голове, и Феликс, дабы отвлечься и не впадать в бесполезную панику, стал ходить по подвалу и подытоживать все, что они узнали.

Но стоило его выводам прийти к призраку Тани, как девочка появилась рядом с ним.

– Напугала…

Призрак девочки был не зол на него, как до этого, да и Феликс уже не так остро реагировал на приход Тани. Холодок, конечно, пробирал до костей, но страха уже не внушал. Шелохова – младшая тоже хорошо шла к нему на контакт, явно доверяя.

– Покажи, – попросил доктор.

Но Таня внезапно помотала головой и, подойдя к полкам с консервацией, указала на банки пальцем.

Феликс сразу встал и подошел к полкам и, наскоро осмотрев закрутки, не нашел на них ничего такого. Взяв одну в руки и повертев перед призраком, он вдруг ощутил, как его за горло схватили чьи – то руки и стали душить.

Банка рухнула со звоном на пол, содержимое расплылось розовой массой по полу, пауки на полке грозно посмотрели на виновника сего происшествия и разбежались по углам, а Феликс, осев на колени, откашлялся.

Короткое видение, в котором ему на шею набрасывают цепочку от кулона, так остро врезалось в память, что парень сначала даже попытался снять невидимые путы, закинутые на шею. Но потом обнаружил лишь цепочку с крестиком, которую никогда сам не снимал.

После, немного успокоившись, Феликс поднял голову.

Он посмотрел на расплывшееся бурой массой забродившее малиновое варенье и вдруг увидел, как полоска света, которая уже стала красной, коснулась чего – то сияющего.

Феликс сначала даже не поверил, а потом, выудив платок и скальпель, аккуратно поддел застежку цепочки – и вытащил из ягод и желе тот самый кулон, которым Таню душил неизвестный в его видениях.

Призрак Тани пошел рябью, словно изображение в отражении воды, и Феликс, кивнув девочке, поблагодарил. Шелохова – младшая в то же мгновение испарилась, а Феликс, отерев украшение платком, спрятал его в карман, чтобы потом отдать Киприану.

Солнце давно зашло.

Наступила, как понял Феликс, ночь. За ним не пришли, значит, не особо и нужен был. Сквозь щели в подвал задувал ледяной ветер с реки, а также проникали запахи с кухни: пахло курицей с овощами, южными специями и чаем.

У Феликса уже готовы были кишки свернуться в узлы, но он терпел.

Пошарив по карманам и отыскав забытую пачку с жвачкой, Феликс с радостью распаковал одну пластину и сунул в рот, чтобы хотя бы еще на пару часов обмануть организм.

Феликс долго ждал хоть каких – нибудь вестей, но увы – про него действительно забыли, как о провинившемся крестьянине. Поскольку последние два часа Феликс сидел на ледяных ступеньках, вся пятая точка и бедра заледенели и затекли. Коленка, под которую ударили, ныла все сильней от холода, а остальные мышцы уже крутило от переохлаждения. Пальцев ни на руках, ни на ногах Феликс почти не чувствовал, как и ушей, которые кололо от мороза.

Варенье на полу замерзло, однако его аромат все еще витал по подвалу, однако доктор не решился трогать остаточную консервацию – один бог знает, какие его ждут сюрпризы внутри банок. Ему тут только тараканов и кишечной палочки не хватает.

В итоге, когда снаружи стало совсем темно, Феликсу надоело просто сидеть в подвале и умирать от холода и голода. Он решил все – таки объясниться с хозяйкой – и отогреться хотя бы в соседнем постоялом дворе, но никак не остаться в каком – то погребе.

Достав свой скальпель, Феликс поднялся к дверям и стал осматривать механизм. И каково же было его удивление, а потом разочарование в самом себе, когда замок, удерживающий его неизвестно сколько в сырости, оказался обычной деревяшкой, которую распилить острым лезвием было делом трех минут, а если поддеть – то тридцати секунд.

– Дурак и кретин, – выругался сам на себя Феликс, расправившись с задвижкой за минуту.

В щель доктор увидел, что охраны рядом нет – да и кому он нужен, – поэтому, толкнув дверь, Феликс выбрался на улицу, глотнул воздуха и, присмотревшись к хорошо освещенному двору, удивился, что вся охрана стояла вдалеке, за изгородью сада.

Феликс быстро перебежал к дереву, осмотрелся и, припрятав скальпель в рукав пальто, стал осматривать кирпичную стену забора. Если бы ни зима, он бы легко зацепился и перелез, но лед и обмерзшие парапеты легко бы помешали.

И деревьев, как назло, было маловато.

Тогда Феликс, осмотревшись, направился в обход дома.

Ноги уже откровенно сводило судорогой, но доктор старался ступать тише, чтобы не привлечь внимания охраны.

На боковом фасаде усадьбы было всего два стрельчатых окна. Одно явно было из коридора, а вот второе, на первом этаже, сияло теплым светом, не было задернуто портьерой, отчего Феликсу было крайне удобно из тьмы смотреть, что творится внутри.

И Феликс не преминул воспользоваться шансом.

Он подкрался, спрятался в заснеженных кустах и увидел, как в гостиной встретились тот самый дворецкий и старуха Шелохова. Таня ее показала Феликсу даже в лучшем свете. То, что увидел доктор, больше походило на ожившую мумию: кожа обтянула скелет, спину сгорбило, волосы были спрятаны под париком, а кожа на руках сморщилась и покрылась пятнами до того, что сделала Шелохову похожей на шарпея. Шарпея с когтями, как у ястреба – нестриженные заостренные ногти слегка напугали Феликса.

Жестом старуха приказала дворецкому удалиться, а сама, обернувшись к окну, чуть не поймала взглядом Феликса, который успел пригнуться – и спрятать макушку в снежной шапке кустов.

А когда он поднял голову – света в гостиной уже не было, а взгляд Феликса зацепился за решетчатую калитку, овитую сухими заснеженными ветками винограда. Дверь для прислуги!

Не думая и не сомневаясь, Феликс юркнул к калитке, зацепился руками за верхние зубцы, поставил ноги – и через пару минут уже был свободен.

Приземлившись в переулок, Феликс быстро выбрался на главную улицу Лурино, прошел по заметённой снегом тропинке через небольшой лес – и попал в городок.

Лурино было больше деревней, построенной вокруг усадьбы Шелоховых, однако со временем здесь появились небольшие лавки с едой и тканями, а также множество других крестьянских и купеческих семей, которые подписали договор с Аглаей Тимофеевной.

А поля тут позволяли творить многое…

Феликс спустился в городок, обрадовался, что погода безоблачная – и луна освещает ему дорогу, а затем, отыскав постоялый двор, отдал почти три цены за одноместный номер с ванной и горячим ужином.

Купец, державший двор для гостей, оказался довольно сговорчивым, а за лишние две сотни купюрами принес Феликсу в номер домашнее вино, а также чистые полотенца и заметил:

– И часто же стали баре заезжать сюда.

– Часто? – удивился Феликс, расстегивая рубаху. – А что, до меня тут кто был?

– Да вот, буквально, пять дней тому назад, объявился какой – то барин. Все в плаще да маске ходил. Говорил, дескать, ожог наполовину лица, потому маску и носит, чтоб ни баб, ни малышей не пугать.

– Вот как, – Феликс сразу вспомнил видение. – А не знаешь, с какой целью заезжал?

– А вы чегось интересуетесь? – купец провел двумя пальцами по коричневой бороде и улыбнулся. – Али работаете на Канцелярию?

– Боже упаси, – Феликс чуть не прыснул, – я причислен к врачам.

– Да ладно?! – купец вдруг подскочил к Феликсу и, склонившись, заглянул в самые глаза. – Барин, не брешешь?!

– Не брешу, – подражая его лексикону, повторил Ланской.

– Ой барин… барин…

Купец вдруг достал отданные десять минут назад купюры за вино и полотенца, после чего протянул руку к Феликсу и попросил:

– Заберите. Только, молю, помогите нам.

– Что такое? – Феликс мысленно проклял свой язык.

– Дочь моя… старшая… захворала. Вот уже третий день не встает. Голова, говорит, болит. И есть не ест. Уже мать не знает, чегось ей давать.

– Проводи.

Мужчина тут же провел Феликса по темному коридору на третий этаж, где находились комнаты хозяев. У купца, как выяснил впоследствии Феликс, было трое детей: старшая дочь и двое мальчишек – близнецов. И если последние болели раз в пятилетку, то старшая девочка не вылезала из простуд.

– Горячую воду мне дайте, пожалуйста. И приготовьте чай, – сразу приказал Феликс, войдя в комнату к больной.

– Марфа! Слыхала! Что – что! Иди воду кипяти! Барин приказал! – крикнул на жену купец.

Феликс осторожно вошел в комнату, где из освещения была лишь керосиновая лампа, стоявшая на тумбочке около кровати больной, а воздух оказался гуще, чем в любой заболоченной местности с торфяниками летом.

Повсюду витал аромат гноя, словно в помещении делали перевязки, но не проветривали, в углах под потолком вновь висела паутина, а сама кровать, стоявшая у стены, оказалась со старым скрипучим матрацем и покрывшимися оранжевым налетом железными прутьями.

Рыжеволосая девочка с курносым носиком, зелеными глазками и бледной кожей лежала на боку, тяжело дышала и кашляла так, что у Феликса сжалось сердце. Он не имел никогда своих детей, но всегда хотел, а потому больные малыши становились для парня некоторыми страдальцами, долг перед которыми он поклялся выполнить в любых условиях.

– Ну, что у нас тут, – Феликс присел рядом на край кровати. – Привет, я доктор. Как тебя зовут? – Ланской начал было осмотр, как вдруг девочка пискнула и готова была заплакать. – Не бойся, ты чего… я не сделаю больно. Только осмотрю, выпишу лекарства – и сразу уйду.

Девочке на вид было лет десять, однако в ее глазах Феликс видел некоторую рассудительность. Она думала, анализировала, проверяла доктора, чтобы принять решение: верить или нет.

– Дай ручки, я быстро посмотрю.

В этот момент в комнату вошел отец и, увидев, что девочка не слушается, прикрикнул:

– А ну – ка живо встала! Ишь удумала… мало того, что слегла, так еще и доктору противится.

– Погодите, не кричите. Это ребенок, – остановил Ланской. – Воду принесли?

– Конечно, вот!

Он указал на дверь – и Феликс с нескрываемы удивлением пронаблюдал, как тучная дама, лет тридцати, заносит в комнату сначала табурет, а затем ставит на него массивный тазик с водой. При этом ее муж, стоявший ближе к Феликсу, держит в руках поднос с графином воды и какими – то мешочками, от которых веет травами.

Феликс начал стандартный осмотр: горло, нос, глаза, кожа. Послушать девочку через стетоскоп не было возможности, так как кейс остался в машине Киприана, но в целом, даже по горлу, Феликс почти сразу вынес вердикт:

– ОРВИ, обычное явление зимой, – улыбнулся Ланской. – Теплое питье, если есть – мед с молоком. Питание желательно вареное, чтобы не нагружать организм. Если достанете куриный бульон – будет вообще шикарно.

Феликс все это говорил, а сам мысленно просил прощение у всего сообщества врачей. Однако он понимал: в такой глуши никакой аптеки нет, поэтому выписывать рецепты на таблетки бессмысленно. А вот обычными вещами, которыми некогда выхаживали его самого, пренебрегать не стоило.

Да и болезнь была не настолько серьезна, чтобы бежать обратно в усадьбу к Шелоховым, пробираться через забор, охрану, искать машину и красть собственный кейс с инструментами и препаратами.

– И все? – удивилась мать.

– Ну да.

– А как же уколы и все такое? – удивился супруг.

– Во – первых, у меня их нет, – успокоил взволнованных родителей Ланской. – А во – вторых, при простуде и температуре до тридцати восьми можно обойтись и без уколов. Вы главное больше ее поите, не против ее воли, конечно, и окно приоткройте хоть на полчаса. Тут дышать нечем, вот она и глотает собственные бактерии.

– Что глотает? – уточнил с искренним непониманием купец.

Феликс лишь вздохнул и, дав еще раз рекомендации в более упрощенной форме, покинул бы комнату девочки, как вдруг мужчина, выбежав следом, сказал:

– Вы другой, барин, нежели тот пришлый.

– Пришлый? Прошлый? – Феликс уже клевал носом от усталости, поэтому цеплялся за слова, пытаясь собрать их в кучу и выстроить предложение. – Вы о том, кто приезжал пять дней назад?

– Да – да. В маске который.

– Скажите, а как он представился? – Феликс потянул руки вверх, тем самым разминая мышцы.

– Представился Сержем. Сказал, из Столицы приехал. Говорит, мол, природу вашу буду изучать.

– Студент? – устало предположил Феликс.

– Да не, не похож. Наверное, какой профессор ваш тамошний.

– Братец, давай так, – Феликс вернул ему две купюры, – есть листы и перья в доме твоем?

– Разумеется, барин. Подать?

– Нет. Иди, распиши мне: во сколько тот прибыл, как звался, во что был одет. Может, приметы особые запомнил. Внизу листа поставь свою подпись и фамилию. А утром я заберу. Уговор?

– За дочку, барин… хоть с собаками тебе его достану.

– Ну и славно.

Купец ушел – и до утра Феликс ни его, ни супругу, ни детей не слышал. Поэтому, немного успокоившись и растеряв последние силы, Феликс рухнул на достаточно мягкую и чистую постель, укрылся одеялом – и, зарывшись носом в подушку, потерялся в сумраке сновидений…

Глава 11

Глава 6

Но и утром ему не дали выспаться.

Первые петухи во дворе проголосили в районе восьми, дети выбежали, чтобы поиграть в снежки, а родители стали кричать на них, чтобы были тише.

Феликсу досталась комната не со стороны солнца, а потому сквозь окна пробивал тусклый утренний свет, который не бил по глазам, а мягко ложился на кровать, переливаясь как в калейдоскопе из – за заиндевевших окон.

Доктор сначала отвернулся к стенке и укрылся с головой одеялом, желая еще немного подремать, так как чувствовал: сил нет на то, чтобы просто встать и пойти умыться, – но ему и в таком мизере отказала сама жизнь.

Так как голоса во дворе стали громче.

И Феликс, чуть ли не злобой встав с кровати и завернувшись в одеяло, подошел к окну и, выглянув во двор, с невероятной радостью обнаружил стоявшего перед крыльцом Киприана.

Драгоновский стоял ровно, его одежда была выглажена, а на шее имелся белоснежный платок, прикрывавший недавно перенесенную аллергическую реакцию.

Феликс не слышал, что конкретно уточнял Киприан, но увидел, как парень быстро вошел в дом купца, с разрешения хозяина, разумеется, а через пару минут уже стучался в двери комнаты доктора. И Ланской, не без облегчения, открыл и увидел обеспокоенного Драгоновского, влетевшего в комнату, словно смертоносный дым.

– Слава богу! Феликс! – Киприан схватил доктора за плечи и тряхнул. – Что с тобой сделала Шелохова?! Где держала?! Ее охрана молчит, как партизаны, а сама карга вообще не желает говорить без, как она выразилась, «потенциального пострадавшего».

– Пострадавшего? – усмехнулся Феликс, подавив зевок. – Скорее – потерпевшего.

– Они с тобой что – то делали? – строго уточнил Киприан, и его глаза запылали огнем.

– Нет. В подвал кинули, к забродившему варенью, – Феликс сам улыбнулся тому, что сказал, а вот у Киприана еще сильнее помрачнели радужки глаз. – Как Лидия? С ней все хорошо?

– Да. Я приказал приставить к ней охрану, а их медик, закончив со мной, принялся вчера ночью за нее. Сказал, что все будет хорошо. Поехали, – он потянул Феликса к двери, – Шелохова ждет тебя, как доказательство действий ее замечательных мальчиков – охранников.

– Дай хоть пальто взять…

Драгоновский так быстро потащил Феликса к припаркованной рядом с воротами двора машине, что выбежавший следом купец чудом успел остановить Киприана и, поклонившись, всучить Феликсу сложенный лист бумаги, а также собранный супругой завтрак.

– Совсем ведь не завтракали, барин, – заботливо отметил купец. – А тут списочек того, что вы вчера истребовали.

– Благодарю, – Феликс положил все в машину, после чего попросил у Киприана ручку, оторвал от чистой половины листы ровный кусок и написал данные Канцелярии и свое имя с фамилией. – Вот, возьмите. Если что, пишите сюда. Мне передадут вашу просьбу.

– Так вы… вы…

– Что? – удивился Феликс, увидев, как побелел купец.

– Так вы… от его превосходительства… Графа Шефнера?!

– Я служу у него, да, а что тут такого?

– А мы вас… в такой номер… да еще и…

Купец готов был провалиться сквозь землю, стянув с головы свой картуз и прижав его нервно к груди.

Киприана это скорее забавляло, так как он привык к такому поведению крестьян, далеких от Столицы, а вот Феликсу данная ситуация не понравилась. Он спокойно подошел к мужчине и, опустив его руку с картузом, посмотрел купцу в глаза.

– Все в порядке, не переживайте. Я – простой человек, как и вы…

– Убийца! – вдруг рявкнул купец, выбросив бумажку. – Ланской! Пособник Кукловодов!

И тут у Феликса что – то оборвалось внутри.

Сердце пропустило удар, после чего он увидел, как мимо него бесшумно прошел Киприан. Драгоновский приблизился к купцу и, сунув тому в ладонь два золотых кругляша, строго прошептал:

– Коли хочешь жить спокойно – рот закрой.

– Ваше сиятельство…

– Ты приказа не слышишь? – Киприан положил еще один золотой в руку купца. – Никакого доктора тут не было. А у тебя остановился просто барин, отбившийся от основной группы.

– Слушаюсь. – купец поместил картуз на голову, и с ужасом взглянул на понурившего голову Феликса. – Так вот вы какой, барин…

– Пшел отсюда, – вдруг зло гаркнул Киприан, положив руку на кобуру с револьвером.

И купца как ветром сдуло в дом.

– А ты, – Киприан взял под локоть Феликса, – иди садись в машину. Благодетель нашелся, – Драгоновский поднял из снега выброшенный клочок бумаги, который Феликс отдал купцу, – раздает он свой номер всем подряд.

Феликс не ответил.

Молча сел на пассажирское, дождался, пока Киприан заведет машину – и стал наблюдать, как проносятся мимо низкие старые домики городка, а затем – как мимо мелькают заснеженные стройные березы, чьи ветви покрылись тонкой коркой инея.

По дороге к усадьбе Шелоховых доктор все рассказал Киприану, отчего у Драгоновского к концу маршрута уже не было приличных слов для диалога с Аглаей Тимофеевной, однако его выдержка и дипломатическая дрессура не дали эмоциям взять вверх.

– Что ж, посмотрим, как они теперь запоют, когда у преступника появился адвокат и оправдательный документ, – усмехнулся Киприан, останавливаясь через чугунными воротами усадьбы.

Теперь, когда дневной свет выхватил из общего белесого фона красный кирпичный забор с шпилями по периметру, Феликс смог подробно рассмотреть и территорию, и дом Шелоховых.

Усадьба оказалась двухэтажной, ассиметричной, с возвышающейся башней справа и квадратной формой слева, которую украшали два соединенных между собой эркера. Окна во всем доме были с цветными гравюрами, вокруг наличников вились засохшие, покрытые снегом, ветви вьюнка и дикого винограда, а белокаменное крыльцо охраняли два льва, пасти коих были раскрыты в немом оскале.

Сад вокруг усадьбы оказался небольшим, зато в нем было все: две беседки внутри застывших подо льдом прудов, множество кустарников с лечебными травами и обычными, которые растили для красоты, а также яблоневые и вишневые деревья, посаженные относительно недавно. У них даже стволы еще не окрепли…

Машина въехала по уже знакомой дороге во двор, после чего Киприан первый вышел и, столкнувшись с заметно притихшей охраной взглядом, дождался, когда на крыльцо выйдет тот самый старик с моноклем в строгом черном смокинге.

– Любезный, – обратился Киприан, – не соизволите ли подойти к нам?

Старик явно понял, что будет дальше, а потому не особо желал подчиняться. Однако статус Драгоновского и личная вина заставили дворецкого Шелоховых подчиниться и спуститься к машине.

В этот момент Ланской открыл дверцу и, выйдя на улицу, со всей элегантностью обернулся сначала к охране, собравшейся около крыльца, а затем и к старику, глаза коего блеснули недобрым огнем.

– Вчера вы грубо обошлись с господином Ланским, – заметил Киприан, кивнув на Феликса, – значит, сегодня вы обязаны оказать ему самый лучший прием и, конечно, извиниться. Помимо этого, ваши люди применили к посланнику Канцелярии и личному доктору клана Шефнеров физическую силу, граничащую с намерением расправы…

Киприан продолжал зачитывать приговор, обыгрывая все детали в свою пользу, а охранники за спиной дворецкого белели от каждого нового предложения так быстро, что Феликсу хватило досчитать до двадцати, чтобы кожа парней стала светлее снега.

– И в конце концов, – подытожил Киприан, когда основная тирада окончилась, – вы бросили его в подвал. Вы в курсе, что он мог подхватить пневмонию – и просто умереть тут, у вас в усадьбе. Вы представляете, какой бы скандал был в Столице? У Александра Дмитриевича были бы крупные неприятности, как и у Аглаи Тимофеевны.

– От имени своих господ, – старик склонился, – просим у вас прощение.

– Не у меня, – поправил Драгоновский. – А вот у него просите.

Но дворецкий не разогнулся. Он даже не посмотрел на Феликса, но доктору этого было и не нужно. Драгоновский и так навел шороху, который и охрана, и старик, и сама Шелохова забудут еще нескоро. Поэтому, сжалившись, Ланской просто кивнул дворецкому – и дальнейшая судьба этого человека Феликса мало волновала.

Киприан же, проводив доктора к крыльцу, вместе с ним прошел в усадьбу, отдал слугам накидки и головные уборы, а сам, наскоро осмотрев лицо Феликса, вдруг обратил внимание на слегка согнутую левую ногу. Ланской на нее опирался меньше, чем на правую.

– Сильно больно? – уточнил Киприан.

– Терпимо, – ответил Феликс. – В Дельбурге зафиксирую.

– Обойдутся. Лекаря сюда, немедленно! – гаркнул на слуг Драгоновский.

– Зачем ты это делаешь? – шикнул Феликс, – Нам и так не рады тут.

– И что? – Драгоновский достал блокнот и ручку, – Мы не сто золотых, чтобы нам радовались. А вот твои травмы я внесу в статью расходов и отправлю Шелохову. Пусть оплачивает дурость своей мамаши.

– Тебя убьют когда – нибудь.

– Ой, напугал.

Феликс было двинулся к гостиной, как вдруг бок обожгло. Как раз тот самый, куда ему заехали кулаком. Доктор невольно скривился и прижал руку к больному месту. Даже сквозь одежду Феликс ощущал, как место удара горит огнем.

– Что случилось? – удивился Киприан.

– Все нормально. Отдает просто…

– Они что, правда тебя избили? – изумился Драгоновский, помогая доктору дойти до ближайшего пуфа, стоявшего в коридоре. – Ты не шутил? – вместо ответа Феликс грозно взглянул на Киприана. – Вот и основание для обыска. Феликс, не сочти за оскорбление, но хорошо, что ты им вчера попался.

– Я тебе припомню.

Через несколько минут к ребятам спустились два служанки, которые привели достаточно молодого доктора, с яркими зелеными глазами и рыжими, словно пшеница в закатном свете, волосами. Молодому человеку тяжело было жать больше двадцати пяти, но Феликс увидел и по движениям, и в дальнейшем по вопросам медика, что опыт у него достаточный.

– Разрыва нет, – констатировал через несколько минут медик в комнате, куда привели Ланского для осмотра. – Но растяжение получили. Сейчас перетяну и постарайтесь полежать пару дней, чтобы нога отдохнула.

– Хорошо. Только дайте что – то холодное, умоляю.

Доктор тут же принес мешок со льдом, и Феликс с радостью приложил его сначала к колену, а потом и к боку. Боль притупилась, однако не ушла, и Ланской понял, что может еще и засесть у этих Шелоховых. А этого ему крайне не хотелось.

– Давно служите тут? – уточнил спокойно Феликс, пока медик перетягивал бинтом колено.

– Почти десять лет, – спокойно ответил парень. – Кстати, не вы ли тот самый Ланской, который в Седьмую войну…

– Да. Это я, – не стал скрывать Феликс. – Что, теперь устроите мне разрыв? – он улыбнулся, а вот медик Шелоховых зло глянул на него и заметил:

– Еще раз такое скажете, я даже говорить не буду с вами. Вы – мой коллега, намного старше меня и опытнее. Уж перетянуть колено сумеете.

– Извините.

– Не извиню, – парень быстро забинтовал колено и, отдав Феликсу брюки, отошел к тазику с водой, чтобы смыть остатки мази, которую наносил на кожу Ланского. – Можно было бы просто сказать «спасибо» и все. Почему вы все такие?

– Кто все? И какие? – удивился Феликс, мучаясь с брюками, ведь колено теперь почти не сгибалось, зафиксировавшись повязкой.

– Дворяне. Такие вот… неблагодарные…

– О ком вы говорите? И позвольте – как вас зовут, хотя бы, – попросил Феликс, внезапно предположив, с кем имеет честь познакомиться.

– Аристарх Троицкий, доктор четы Шелоховых. На посту уже восемь с половиной лет. Прошел Седьмую войну в госпитале под Дельбургом. И теперь слушаю такие речи в отношение себя.

И тут Феликс возликовал. Его догадка оказалась верной, правда, он не думал, что Аристарх окажется таким юнцом. Ланской уже готов был просить аудиенции с доктором Шелоховых, чтобы поговорить об инциденте трехлетней давности, а тут удача сама бросила Феликсу желаемое в руки.

Только раскрути…

– Прошу прощение за грубость, – миролюбиво произнес Феликс. – Мы не могли бы начать заново и поговорить спокойно?

– Вы тоже будете расспрашивать о родах Марии Дмитриевны?

– Откуда вы…

– Его превосходительство, господин Драгоновский, когда утром очнулся, сразу стал спрашивать. Я рассказал все, что знаю.

– Что ж, позвольте мне спросить вас то же самое, – попросил Феликс.

– Спрашивайте.

– Скажите, вы правда только купировали сепсис? Или все же…

– Я был на родах, да, – отчеканил Аристарх. – Ночью госпоже Шелоховой позвонил Томилин, и они сильно ругались. Но Аглая Тимофеевна все же приказала мне собираться и ехать.

– И вы поехали в Лизовы горы? Ночью? Как вы успели? – удивился Феликс.

– До Огарева меня довез экипаж Шелоховых, а там меня ждал сам Томилин, – пояснил Аристрах, складывая медикаменты в свой кейс. – Он на машине отвез меня к ним с Марией Дмитриевной домой. Правда, Сергей Дмитриевич приказал, чтобы я стоял за дверью, так как Мария Дмитриевна не хотела никого видеть из своего дома.

– С каком смысле? Вы доверили человеку, который даже не аспирант, резать женщину в родах? – изумился Феликс. – Это же…

– Мария Дмитриевна через час впала в агонию. Она мучилась, не в силах вытолкнуть плод, а потому я вмешался. Я стоял так, чтобы она меня не замечала, и подсказывал Томилину.

– Но он не врач! – вскрикнул Феликс, вскочив с кровати и сразу же упав обратно из – за колена. – Он не врач… как вы позволили…

– На чаше моих весов был выбор: либо мои принципы, либо жизнь Маши… Марии Дмитриевны, – сразу поправился Аристарх, подобравшись. – И как вы думаете, что выберет порядочный человек?

– Жизнь…

– Именно. Я подсказал Томилину, как сделать надрез, а потом помог Марии подтолкнуть плод – и она родила первенца. А второй вышел сам через двадцать минут, так как было проще. Зашивал ее тоже я сам. И выхаживал тоже – сам! Не думайте, что я настолько ненавижу Марию, чтобы убить заражением крови.

– Я ничего не думаю, – заметил Феликс. – Просто слушаю. И понимаю: вы кинулись ночью не оттого, что вам приказала Шелохова.

– Можете потешаться надо мной, сколько угодно, господин Ланской, – строго сказал Аристарх, обернувшись к врачу. – Я любил очень сильно Марию Дмитриевну. Но понимал: мы не ровня. Она – дочь промышленников и дипломатов, дочь и наследница всего состояния Шелоховых наравне с Александром. А я? Кто я такой?

Феликс промолчал, так как вспомнил о своей Жизель. Любимая и обласканная дочь профессора Академии Столицы и врача при королевском госпитале. Ей готовили лучшие партии, сватали самых богатых и красивых, с блестящими будущим и репутацией… а она предпочла интерна из медицинской военной академии, у которого за душой был лишь диплом об окончании лекарского факультета и два года практики в туберкулезном диспансере…

Что он мог предложить? Ничего. А она все равно пошла за ним: сбежала из дома, поступила в Столице в университет – и поддерживала их неофициальный брак стипендией и деньгами родителей, которые те посылали из жалости к нерадивой дочери.

– Однако, мы разговорились, – заметил Аристарх. – Полежите час, отдохните. О еде я распоряжусь.

– Последний вопрос.

– Давайте.

– Проводите меня к Лидии? – Феликс, опираясь на прутья кровати, встал и, хромая, доковылял до двери, поравнявшись с Аристархом. – Мне нужно убедиться, что с ней все в порядке.

– Думаю, она скоро сама к вам придет.

– В каком смысле?

– Утром она пришла в себя, а за час до вашего приезда уже одевалась, так как узнала, что господин Драгоновский поехал в город – вас искать.

Феликс ничего на это не ответил, а молча дошел обратно к кровати и, ощущая, как охлаждающий раствор, намазанный на кожу в районе растяжения, начинает обезболивать. Мышцы уже ноют не так сильно, а стоять можно около пятнадцати минут без дискомфорта.

И это время Феликс использовал, чтобы побродить по комнате и изучить ее досконально.

Обставленная достаточно дорогой деревянной мебелью, отполированной до блеска, с огромным платяным шкафом, в котором удобно было бы хранить не то что костюмы, и стоявшим у окна дубовым рабочим столом с резными узорами на боках и выдвижных ящиках. Листы бумаги были с печатью дома Шелоховых, как и стеклянная чернильница с золотой крышкой.

Перья лежали в одном из ящиков для удобства гостей, а рядом пудра для сушки текста и промокашка.

Феликс не удержался и, достав одно из перьев, самое неприметное, макнул его кончик в чернильницу и, расписав один лист и привыкнув к наконечнику и его кляксам, стал записывать события последних дней, чтобы ничего не забыть. Так ему было проще анализировать.

Начав писать и увлекшись процессом использования пера, которым Феликс давно не пользовался, он не сразу заметил, как скрипнула дверь, а затем стукнула о дверной косяк, закрывшись.

Доктор обернулся, думая, что к нему пришли либо хозяева, либо Киприан, но нет.

В комнату вошла Лидия. Напуганная, с трясущимися руками и бледной кожей. Казалось, она еще сильнее похудела за один вечер, и оттого Феликс, не взирая на больную ногу, подошел к ней, обнял за плечи, а потом прижал к себе.

Лидия была холодной, словно снежная королева, однако ее ладони, которые легли на его спину, оказались горячими. Как и пальцы, сжавшие жилет и рубаху в комки.

– Все хорошо, – спокойно заметил Феликс. – Все хорошо.

– Что они сделали с вами? – слишком трагично уточнила Лидия, посмотрев на лицо доктора.

– Ничего. Просто… немного подержали в подвале.

– В подвале?! С крысами и пауками?!

– Ну… крыс там не было, наверное… а пауки меня не трогали.

– Мне сказали, вы сбежали ночью.

– Да, скальпель помог, – усмехнулся Феликс. – Как ты себя чувствуешь?

– Все хорошо. Аристарх помог. Он очень хороший доктор.

– Не сомневаюсь.

Феликс усадил Лидию на кровать, и она выдала ему все, что успела подслушать.

После того, как Феликса оттащили в подвалы, ее и Киприана отдали в дом, чтобы Аристарх их осмотрел и вынес вердикт. Киприану повезло, он пришел через час в сознание и сразу разобрался с Шелоховой по – своему, поэтому и Лидии повезло: ей выделили гостевую комнату, куда принесли лекарства и вызвали доктора.

– Госпожа Шелохова очень строгая, – продолжила Лидия, пока Феликс записывал остатки своих выводов на листке, – она приказала лежать тихо и не выходить из комнаты. Даже охрану приставила. И, вы только представьте, отобрала мой револьвер. Помните? Вы мне дарили…

– Помню. Она вернет, Киприан все уладит.

– О, господин Драгоновский тут так злился, – она еле улыбнулась, вспоминая утро. – Я аж из комнаты услышала, как они с Шелоховой ругались в кабинете. Он такими словами ее покрывал, что я подумала его выкинут из дома.

– Пусть попытаются, – под нос сказал Феликс, – я на это полюбуюсь.

Через десять минут в комнату заявился и сам виновник обсуждения.

Драгоновский был злым, как сто собак, однако в его действиях прослеживалась некая ленивость, словно он о чем – то договорился, но при этом условия его крайне не устраивали.

– Ну что, каторжанин, – обратился он к Феликсу, – иди говори с Шелоховой. Она желает тебя видеть.

– А мое желание учитывается?

– Нет. Пошли. Лида, останься тут и перепиши вот этот текст от моего лица, – Киприан отдал Лидии записку, а потом снял кольцо – печатку и вложил в другую ладонь девушки. – Запакуешь, вынесешь и «случайно» обронишь в коридоре. Не смей ни останавливаться, ни оглядываться. Веди себя стандартно.

– Ловушка? – уточнил Феликс.

– Ну пора уже хоть что – то делать. Тем более, что кулон у тебя!

Киприан первым подошел к двери, чтобы выйти, но Феликс, на минуту задержавшись, вдруг вытащил из кармана кулон и, сунув в кулак Лидии, тихо шепнул:

– Если что – беги с ним. Не потеряй только, бога ради.

– Хорошо.

Девушка прижала кулон к груди вместе с листком от Киприана – и осталась одна в комнате, а Феликс и Киприан, пройдя по старому темному коридору, где не горела ни одна лампа, направились по знакомому Феликсу маршруту – к кабинету, который не так давно ему показывала Таня.

Только на сей раз портьеры были плотно сдвинуты, на столе горели две керосиновые лампы, а на кожаном диване и шкафу у правой стены были надеты белоснежные чехлы, словно в помещении давно никто не появлялся – и исключение было сделано для гостей.

При этом Феликс сразу посмотрел на камин: угли тлели, но ни золы, ни грязи на задней стенке камина не было. Следовательно, как подумал Феликс, камин был растоплен максимум утром. Да и в самом кабинете было достаточно холодно, что, однако, не мешало Шелоховой оставаться в одном домашнем платье с наброшенной на плечи черной шалью.

Если вчера ночью Феликс увидел эту старуху и его слегка передернуло от отвращения, то в тот момент, когда она обернулась и посмотрела на доктора, Ланского пробрала мелкая дрожь. Это была некая помесь отвращения и ужаса, словно Феликс увидел облезшую крысу с выпученными глазами с мелкими сосудами в уголках, а также крючковатым носом и искривленными мерзкой самодовольной улыбкой сухими серыми губами.

И не платье, ни украшения ситуацию не спасали. Даже свинцовые белила, которые использовала старуха, чтобы скрыть часть морщин, не помогали Феликсу перестать видеть перед собой что – то мерзкое, а не просто старого человека.

– Господин Драгоновский, – прокряхтела Шелохова, сделав шаг к нему и доктору. – Что ж вы не следите за своими подчиненными? Приехали, кричат у меня во дворе, а мои дорогие мальчики, преподавая им урок, потом страдают от плетей.

– Госпожа Шелохова, оставим обмен колкостями, – терпеливо парировал Киприан. – Вы виноваты, просто признайте это. Как минимум – перед Ланским, а как максимум – перед вашим сыном.

В этот момент лицо старухи перекосило от злобы и удивления, после чего она обошла рабочий стол, встала перед Киприаном и Феликсом, скрестив руки на груди, и уточнила:

– Что вы имеете в виду? Объяснитесь.

– Легко. Сегодня ночью, волею судьбы, вы заперли доктора Ланского в своем подвале. Мы прибыли, если верить помощнице доктора, в районе десяти утра – и с этого времени мой коллега не ел и не пил. А благодаря вашим охранникам и дворецкому – он оказался с ранением в подвале.

– Не преувеличивайте, – попросила елейно старуха, явно успокоившись. – Мои мальчишки просто напомнили нарушителю, где должно держать язык.

– Что ж, воля ваша, но это мы тоже оспорим, – съязвил Драгоновский. – Так вот, мой коллега остался в подвале до часу ночи. И, конечно, физиология и любопытство взяла свое.

– Чего? – шепнул Феликс.

– Он потянулся к вашим немногочисленным закруткам, – не обращая внимания на шипение доктора, продолжил Киприан. – И, вот беда – беда, уронил банку. Наверное, от измождения.

– Убью, – шикнул Феликс, сжав кулак в карманах брюк.

– Баночка разбилась. Варенье разлилось. А внутри варенья был… как думаете что?

– Что? – спокойно, не дрогнув ни одним мускулом, уточнила старуха.

– Кулончик вашей внучки, Тани Шелоховой, убитой пятого дня! – выпалил Киприан, сделав три шага вперед и оказавшись рядом с дамой. – А теперь, госпожа Шелохова, у меня есть все основания подозревать вас в убийстве вашей внучки.

– Да вы слышите себя, Киприан Кириллович?! Я?! Свою Танюшу?! Да вы, верно, бредите?! Доктора позвать?

– Хотел бы я бредить, да вот беда – доказательства указывают на вас.

– Безумство!

– А вот и нет, – вдруг подал голос Феликс.

И Киприан, и Аглая Тимофеевна уставились на него с недоумением.

Но доктор продолжил:

– Таня умерла от отравления свинцом и ртутью. Причем, ее травили систематически. То бишь, она должна была находится очень близко к источнику яда.

Феликс молниеносно протянул руку к старухе, тронул ее подбородок и, легонько проведя пальцем, показал Киприану белый отпечатанный слой пудры на подушечке.

– Свинцовые белила. Крайне токсичные и опасные. Но почти все дамы высшего света используют их для фарфорового блеска кожи. Насколько я помню, внучка гостила у вас почти неделю до смерти?

– Да помилуйте! – вдруг воскликнула Шелохова. – Разве я мазала ими внучку?!

– Не мазали. Этого не нужно. Но наверняка обнимали или были рядом, когда Таня тренировалась в чистописании, – заметил Феликс. – Обычно бабушки и учат детей писать и читать. А учитывая, что у вас есть дерево с яблоками для благовоний, ваш трюк можно было провернуть вообще легким способом. Вы же так сделали с Анастасией Смоловой?

И вдруг лицо старухи исказилось ужасом.

И Киприан сразу понял: Феликс попал в точку. Да и Ланской, увидев эффект, вдруг бросился в обход стола и, подойдя к портьере, услышал сзади громыхнувший звук, словно упала табуретка, а затем – распахнул шторы.

Дерево с позолоченным стволом, хрустальными каплями и яблоками с отверстиями у корешков стояло на своем месте, сияя в лучах дневного солнца. От безделушки шел противный металлический аромат, а также Феликс сразу увидел, что вокруг отверстия остались мелкие крошки свинцового порошка. А что было внутри яблок – даже не хотел выяснять.

– Таня была права…

– Пустите меня, Драгоновский! Пустите! – вопила за спиной Феликса старуха. – Вы ничего не докажете! Я использовала дерево для благовоний! Они лежат в шкафу!

Феликс тут же посмотрел на белый чехол и, кивнув на него, с ехидством уточнил:

– В этом?

– Да!

– И как их доставать?

– Поднять чехол, расстегнуть и…

– Столько действий, чтобы достать пакетик трав? – елейно уточнил Феликс. – Для человека вашего возраста нагнуться должно быть проблематично. А звать слуг – хлопотно. Да и обычно, если благовониями пользуются часто, то держат их в месте, куда можно засунуть руку без проблем. Например…

Феликс подошел к столу и, выдвигая ящики, обнаружил то, что искал. Небольшую пудреницу, в которой обычно хранились белила. Однако в этой старуха Шелохова решила спрятать убийцу своей внучки и невестки.

Пакетики со свинцом, а также две ампулы с ртутью – это все Феликс поднял в руке и показал Драгоновскому. И Киприан, заломив Шелоховой руку сильнее, уточнил:

– Ну что, чистосердечное, Аглая Тимофеевна, или попросим доктора провести экспертизу?

– Да что ты говоришь, – вдруг рыкнула старуха.

И в этот момент Феликс увидел, как ручка двери опустилась, и в помещение молниеносно ворвался дворецкий, держащий в руках револьвер.

Киприан обернулся, но прикрылся Шелоховой, а вот Феликс не успел.

Лишь мгновенная реакция спасла доктора от пули в сердце.

Однако ампулы с ртутью и пакетики со свинцом выпали из простреленной руки и, рухнув на паркет, раскрылись. Пакетики от удара разломились и высыпали содержимое, а ампулы, лопнув при соприкосновении с деревянными полами, выпустили свои смертоносные капли.

Мгновенно в комнате распространился удушающий аромат, в котором послышались звуки борьбы, цокот каблуков Шелоховой, а также крик Драгоновского и последовавший за ним выстрел.

– Стоять! – рявкнул Киприан убегающей в коридор Аглае Тимофеевне.

– Кир!

Феликс швырнул ему под ноги уцелевшую ампулу и пакет, после чего, прижавшись к шкафу, закусил от боли губу. Пуля вошла в плечо, но явно не насквозь, так как тепло разливалось только под рубахой спереди.

– Уходим! – рявкнул Киприан, подобрав улики и потащив за собой Феликса.

– Не так быстро…

Дворецкий возник у них на пути так неожиданно, что даже готовый ко всему Киприан сначала опешил, а потом, отдав улики Феликсу, вытолкнул доктора из кабинета и принял удар.

Старик оказался искусным мастером ближнего боя и не уступал Киприану в силе, однако и Феликс, выскочив в коридор, успел увидеть, как ткань платья мелькнула в коридоре вблизи лестницы.

И, превозмогая боль, достал свой револьвер и, бросившись за старухой, вдруг увидел, как Шелохова, спустившись в холл, оказалась в кольце офицеров. Это были не ребята из ее охраны, а как раз присланные из Дельбурга жандармы в синей форме, желтыми эполетами и белоснежными лентами на фуражках.

– Уведите ее и людей из особняка! – крикнул Феликс сверху. – В кабинете распылен яд!

И жандармам не потребовалось иного приказа. Они взяли Шелохову под руку, надели на запястья металлические браслеты и вывели брыкающуюся старуху на улицу. За ней последовали все слуги: от кухарки до дворника.

А через минуту из кабинета послышался истошный вопль старика – дворецкого, после которого его тело оказалось выкинутым в коридор и оставлено у стенки, словно старая тряпичная кукла.

Киприан выбежал из кабинета и, закрыв двери, прокашлялся. После чего направил дуло револьвера на пошевелившегося дворецкого и заявил:

– Вы арестованы. Именем Канцелярии, я…

И в следующую секунду старик, словно шаолиньский монах, тренировавшийся в технике боя всю жизнь, извернулся на полу, сделал Киприану подсечку и, повалив парня на пол, схватил за горло, протащил до конца коридора и, стукнув о деревянные ставни окна, начал стискивать обеими руками горло Драгоновского.

Феликс, не взирая на боль в плече, бросился на помощь Киприану, как вдруг увидел, что Драгоновский, достав из – под рукава рубахи небольшой клинок, резанул по щеке и шее дворецкого, тем самым высвободившись из хватки.

Однако старика было не остановить царапинами.

Поэтому Феликс, больше не выжидая, выстрелил.

И попал дворецкому прямо под левое колено, чему невероятно обрадовался, ощутив, как горит огнем плечо и как заныла его собственная коленка. Феликс на мгновение потерял координацию в движениях, и этого хватило, чтобы организм подвел. Правая, опорная, нога подкосилась – и Феликс, осев на пол, увидел, как Киприан, толкнув дворецкого в сторону от доктора, отнял у Ланского револьвер и выстрелил еще раз.

Только на сей раз попал во вторую коленку.

Дворецкий взвыл проклятиями, а после – пополз к валявшемуся на паркете револьверу Киприана, который ранее выбил после подсечки. Но и тут не успел.

Нежная девичья рука в черной перчатке подхватила оружие и направила в лоб старику.

– Двинешься – убью, – прошипела как кобра Лидия, бросая Киприану металлические кольца наручников, схваченные у жандармов. – Господин Драгоновский, закончите арест, пожалуйста.

– С превеликим удовольствием.

Киприан сразу завел руки дворецкому за спину и сковал запястья наручниками, а Лидия, увидев Феликса, прижавшегося к стене и тяжело вдыхавшего воздух, сразу подбежала к нему и, расстегнув жилетку, увидела на рубашке алое пятно и дырку от пули.

– Господин Феликс, – Лидия сразу достала свой платок и, приложив к ране, прижала его правой рукой доктора. – Подержите. Сейчас я позову доктора.

Она было кинулась за Аристархом, но ее остановил, схватив за локоть, Киприан. Он грозно посмотрел сначала на нее, потом на вошедших жандармов, которые забрали корчащегося от боли в простреленных ногах дворецкого.

– Господин Киприан, Феликс…

– Успокойся.

Он оставил Лидию в покое, после чего подошел к Феликсу и, протянув руку, помог доктору подняться, подставив после этого плечо, чтобы Ланскому было проще снискать опору.

– Повезем в Огарев, – заявил строго Драгоновский. – Пуля тоже доказательство, поэтому домашним лекарем мы не обойдемся. Нужно, чтобы и Феликс не мучился, и пуля оказалась как можно скорее у полиции. А лучше – в Канцелярии.

Феликс слушал Киприана, а сам пытался собрать мысли в кучу. То ли он надышался свинцом, то ли пуля была чем – то смазана, но сознание начало туманиться. Несмотря даже на то, что Аристарх, когда Феликса вывели на улицу, к машине, оказал первую помощь, перебинтовав плечо и зафиксировав руку, Ланского начало трясти.

Он почувствовал себя как грешник, опущенный в котел с кипятком. Все тело горело, словно его каждую секунду обливали расплавленным оловом, легким не хватало воздуха, хотя Киприан открыл окно, пока ехали до Огарева, а Лидия постоянно смачивала платок Киприана в воде и обтирала мокрое от пота лицо Феликса.

В какой – то момент Феликс понял, что больше не может держаться за реальность – и закрыл глаза, не услышав ни крика Лидии, ни остановившего машину Киприана, который попытался привести парня в чувство.

Лес… опять этот чертов лес… с лысыми черными деревьями, которые тянутся костлявыми ветвями, словно пальцами, к серому небу, по которому плывут белые облака.

Феликс с трудом поднялся с земли, покрытой осенними листьями, и осмотрелся.

Татьяна сидела неподалеку от него, наблюдая за силуэтами в туманном лесу. Феликс присмотрелся – и сам увидел, что среди белой дымки виднеются силуэты Александра и Анастасии, которые играют с точной копией Татьяны.

– Папа… мама…

Девочка, сидевшая рядом с Феликсом, попыталась заплакать, но призраки не умели этого делать, а потому ее лицо просто исказила гримаса боли, а над лесом пронесся душераздирающий вопль, в котором Ланской почувствовал чувство вины.

– Мы арестовали ее, – произнес осторожно Феликс. – Она ответит за твою смерть.

– Нет, – вдруг крикнула Татьяна, вскочив на ноги и обежав Феликса спереди. – Она убила маму! Маму! Слышишь?!

– Маму?.. То есть тебя…

И вдруг левое плечо Феликса обожгло так, что он закричал.

Боль пронзила настолько неожиданно, что ему пришлось осесть на колени и, на несколько секунд приникнув к земле, с трудом поднять голову. И увидеть, как за спиной Тани вновь возник тот самый незнакомец в маске и красном плаще, который натянул перед горлом девочки золотую цепочку кулона – и начал стягивать кожу на шее Шелоховой.

Феликс попытался вскочить, чтобы остановить убийцу, но адская боль в плече не дала. Она пригвоздила доктора к земле, заставив лишь наблюдать.

– Помоги!.. помоги!..

Голос Тани начал звенеть набатом в голове. И Феликс, сколько ни закрывал уши, не мог избавиться от крика девочки. Он проникал сквозь ладони в самый мозг, задерживаясь на подкорке, а потом, спускаясь по позвоночнику, начинал искриться где – то в сердце, царапая его словами девочки, которую убивают на глазах у доктора.

– Помоги!.. Убей его!.. Мне страшно!.. Папа!.. Мама!..

– Замолчи… хватит… прошу!..

– Помоги!..

– Не могу…

– Помоги!

– Хватит!..

Кошмар кончился быстро.

Феликс очнулся от собственного голоса, который эхом отразился от голых стен палаты. Ланской тяжело вдохнул свежий воздух, пахнущий спиртом и хлоркой, а затем упал обратно на мокрую подушку, почувствовав острую вспышку в левом плече.

Отдышавшись и закусив губу от боли, Феликс поморгал, чтобы привыкнуть к тусклому освещению, а также осознать, где он и сколько примерно времени. И оба вопроса были удовлетворены почти сразу: зеленые гладкие стены, белый потолок, скрипучая советская кровать с проседающим матрацем – сеткой, блестящая в лунном свете капельница с раствором, а также стоявшие на тумбе рядом с кроватью миска с выглядывающими окровавленными кусками ваты и бинтами, не оставили у Феликса сомнений о его местонахождении – больница.

Вопрос времени доктор сам для себя решил тоже просто: за высоким окном не было полоски рассвета, значит, время точно где – то до шести утра. А учитывая, что звезды на черном небосводе было видно хорошо, Феликс решил сам для себя, что очнулся он глубокой ночью.

Пошевелив правой рукой, куда была вколота капельница, Феликс осторожно приподнялся, чтобы крикнуть врачей, дабы принесли обезболивающее, но некие высшие силы в эту ночь оказались к нему более снисходительны.

Не прошло и минуты, как створчатые двери приоткрылись – и внутрь вошла Лидия. Она скользнула в палату так быстро, что даже не сразу заметила, что пациент уже не без сознания.

Прикрыв двери и чуть не выронив какой – то пергаментный пакет, Лидия обернулась к Феликсу и сняла свой капюшон, на котором виднелся снег. Девушка прошла в палату и, увидев, что Феликс пристально смотрит на нее, все – таки выронила пакет.

По полу раскатились в разные стороны апельсины и яблоки, но Лидии было плевать. Она бросилась к кровати Ланского и, присев перед Феликсом, посмотрела в замученное лицо медика с нежностью, на которую, как считал парень, были способны только юные леди, готовые на все, только бы защитить тех, кто им дорог.

– Господин Феликс… слава богу!

Она вдруг взяла его за руку, и Феликс не стал отталкивать, хоть и запрещал это раньше. Он успокаивал себя простой вещью: Смерть не придет за Лидой, так как ничего между ними нет. Ни она, ни кто – либо другой не заменит Феликсу утраченную Жизель.

Лидия просидела так минут пять, пока Феликс, здоровой рукой, не попросил девушку подняться и пересесть на край постели. Он не мог наблюдать долго картинку, как девушка сидит чуть ли не на коленях даже не перед иконой, а просто перед обычным доктором.

– Лида…

– Господин Феликс, как вы? Как плечо?

– Ужасно, – честно признался доктор. – Врачи есть?

– Вам плохо?! – испугалась Лидия. – Мне Аристарх сказал, что после операции вас может тошнить, так как велика вероятность сепсиса.

– Только этого не хватает, – выдохнул со злобой Феликс. – Но нет, мне просто нужно обезболивающее.

– Секунду, я принесу. Только не отключайтесь, прошу вас.

Лидия не обманула. Она вернулась так быстро, что сон, который внезапно атаковал Феликса, отступил. Девушка принесла и ампулу, и даже где – то раздобыла шприц в запечатанной упаковке.

– Сколько? – уточнила девушка, надевая перчатки и вскрывая шприц.

Феликс протянул руку, и Лидия дала ему ампулу.

Доктор быстро прочитал надпись и дозировку, после чего мысленно прикинул, сколько в нем килограммов после последней медкомиссии, и назвал цифру Лидии. Она подчинилась и, приподняв рубашку, тихо шепнула:

– Простите, но будет больно.

– Потерплю.

Лидия ввела иглу – и Феликс, скривившись, простонал проклятие Шелоховой. Несколько секунд в предплечье творился ад, так как холодное лекарство растекалось к прооперированному плечу, зато через пять минут Феликс уже смог спокойно лежать и даже слушать Лидию.

– Киприан… он просто бог. Довез нас до Огарева за полтора часа, представляете? – она собрала раскатившиеся по палате фрукты и, вымыв, начала нарезать. – Передал вас в эту больницу, сказал мне остаться, а сам убежал на телеграф – в Столицу что – то отправить.

– А Шелоховы? – прокряхтел Феликс.

– Их увезли в Канцелярию Дельбурга. Киприан сказал, что с ними будут разбираться сначала там, потом отвезут в Столицу. Аристарха тоже пришлось отпустить с ними, – вздохнула печально Лидия, – а он так просил остаться с нами. Сказал, что за вами нужен будет уход.

Феликс усмехнулся и, продолжая слушать воодушевленные и слегка приукрашенные эмоциями рассказы Лидии о Драгоновском, об Аристархе, который лично оперировал Феликса, а также о сопротивлявшемся дворецком, который не желал, чтобы его трогали врачи в больнице, через какое – то время вновь задремал.

Пять часов беспамятства прошли в относительной тишине и темноте, так как Таня не приходила, а в больнице особо не существовало ни раннего подъема, ни криков соседей с соседнего двора…

Феликс очнулся, когда за окном занималась заря, вдалеке, может, через квартал, проголосил тихо петух, а за дверью палаты, в коридоре, уже слышался цокот каблуков медсестер и треск тележки, в которой либо возили использованные инструменты, либо медикаменты.

Плечо немного ныло, пробивая колющими вспышками через барьер обезболивающего, но для Феликса эта боль уже не казалась сильной. Больше его волновала здоровая рука, которая затекла, так как на ней лежала голова Лидии. Девушка, видимо, сидевшая целую ночь около Феликса, уснула – и во сне то ли переползла на предплечье пациента, то ли осознанно устроилась на нем. На последнее Феликс сам себе фыркнул: Лида не нарушает договор.

Аккуратно вытащив руку и положив голову девушки на подушку, Феликс посмотрел на тумбу. Там до сих пор стояли нетронутая тарелка с фруктами и пергаментный пакет, перетянутый бечевкой. А внутри оказались…

Феликс сначала даже не понял, как носить такой фасон рубашки, так как она была слишком свободной, с какими – то шнурками по бокам, а также этим ненавистным ему перьевым типом ворота спереди. Зато брюки, на удивление, подошли идеально, сев верхней частью четко по талии, а внизу разметавшись клешем.

– Господи, как это носится? – Феликс одной рукой расправлял рукава и пытался периодически застегнуть пуговицы, но в итоге не вынес этой пытки и зарычал.

От этого звука проснулась Лидия, которая сразу подошла к нему и, еле сдерживая улыбку, осмотрела модель рубашки, которую принес, оказывается, Киприан рано утром из лавки портного, и, припомнив все, чему ее учили в доме, начала аккуратно заправлять ткань в брюки.

– Это издевательство над мужским полом, – комментировал Феликс, смотря на то, с каким проворством работает с рубашкой Лида. – Неужели нельзя придумать свитер или обычную водолазку?

– Думаю, в Столице такое найдется. Но явно не тут, в глуши. Вдохните.

– Зачем? Ай!

Лидия затянула шнурки, дернув их вниз и тем самым стянув рубаху по фигуре Феликса. После чего затянута шнуровку на небольшие бантики, спрятала и их в брюки и после этого, найдя в пергаментных ошметках и новый черный жилет, набросила на Феликса.

– Да, фасон немного не ваш, но ничего. Приедем в Дельбург – я подошью.

– Да черт тебе в слуги! – не выдержал Феликс, осматривая себя в отражении окна. – Я в этом не буду ходить.

– Зря, вам очень хорошо.

– Не начинай. Я тебе не кукла.

Феликс слегка одернул рубаху, поправил лацканы жилетки, после чего попробовал пройтись в этом всем великолепии – и выяснил, что, на удивление, костюм не стесняет его движений. Лидия тоже посмотрела с удовлетворением на доктора, словно заботливая женушка, которая лично подобрала костюм.

– Спасибо, что пальто цело. Где Драгоновский?

– На горе в Караганде!

Киприан появился настолько неожиданно, что даже Лидия подпрыгнула на кровати. Феликс медленно повернулся к Драгоновскому, всем видом показывая, как ему некомфортно находится в данном костюме, в больнице, с ранением в плечо, ибо все это случилось по его милости.

– Миленько…

Киприан был в гневе, но он быстро сменился некоторым отчаянием, которое парень маскировал под елейность, граничащую с ядовитой желчью собственного колкого лексикона.

Феликс сразу понял: что – то случилось. И это явно касается Киприана напрямую, иначе бы этого циника не пробрала бы даже новость о неприятности. Он бы просто занес ее к себе в блокнот и отложил в ящик стола. А тут…

Драгоновский присел на кровать и, опершись на металлическую дугу, проговорил:

– Александра Шелохова отравили.

Глава 12

Глава 7

– Что? – удивились одновременно и Феликс, и Лидия.

– Что – что… Отравили! Сегодня ночью чудом откачали. – повторил Киприан. – Врачи вообще боятся делать прогнозы. А парламент уже потирает руки: кого посадить на место Шелохова.

– Что за яд? – уточнил строго Феликс.

– Опять свинец… он где – то глотнул его или вдохнул. Непонятно.

Феликс на мгновение задумался, а потом вдруг подошел к Киприану и уточнил:

– Довезешь до Дельбурга? Я осмотрю Шелохова. А заодно – комнату, где умерла его супруга.

– Зачем тебе? – удивился Драгоновский. – Призрак снова приходил?

– Именно. И она сказала, что убийца еще на свободе.

– Чего?! – изумился Киприан. – Ты уверен? Получается, что Аглая Шелохова…

– Виновна, – оборвал его Феликс. – Как минимум, в убийстве Смоловой. А что касается ее внучки… Нет, что – то не сходится.

– Но предлагаю об этом поговорить в ином месте, – предложил Киприан. – Ты дотянешь до Дельбурга? Ехать почти шесть часов.

– Дотяну, – уверенно заверил Феликс. – Раз уж Таня мне верит, значит, нужно отыскать этого любителя масок. И кстати, ты говорил тогда утром с купцом. Он тебе рассказал, что…

– Про Сержа в маске? Да. Доложил. А я, уж прости, когда тебя тут оперировали, пошарил по твоим карманам и нашел от него тот самый лист. Красный плащ, маска белая с золотом, интересовался имением Шелоховых – все это я прочел.

– А я смотрю, ты грехи прямо копишь, – фыркнул доктор.

– Поверь, меня три монастыря не отмолят, когда помру, – усмехнулся Киприан. – Ладно, поехали. Завтрак за счет Канцелярии, а потом в Дельбург.

– Сначала в Лурино.

– Чего?! – изумилась Лидия, посмотрев на Феликса.

– Возможно, мы еще что – то найдем.

– Ты совсем ку – ку? – не выдержал Киприан, осторожно взяв Феликса за плечи. – Там все в свинце и ртути. И сейчас туда едут мои из Канцелярии, чтобы избавиться от этой гадости. А старуха, кстати, рассказала на допросе в Огаревском участке, что, мол, ни о каком медальоне не в курсе. И что банку ей подкинули.

– Что за бред? – усмехнулся Феликс.

– Если бы бред. Какое варенье было? Помнишь?

– Да я там что, присматривался… По запаху, вроде, малиной пахло. А там – черт его знает.

– Это и было малиновое. А знаешь, в чем шутка?

– Ну? Удиви.

– В Лурино не растут кусты малины. Вообще нигде. Ближайшая посадка этой ягоды – в Лизовых горах. А сам понимаешь, ехать туда ради такой ягоды – лишняя трата. Да и старуха никого н посылал за ней. У них в саду растет клубника, а на деревьях – вишня и яблоки. Просто не было нужды в малине.

– Тогда да, странно, – протянул Феликс. – Но, может, кто подарил?

– Банку варенья? Одну? – сделал акцент Киприан. – Нет, тут снова несостыковка.

Все трое помолчали, а потом вдруг у Феликса промелькнула в голове мысль, но озвучивать ее он не стал. Человек в маске под именем Серж напомнил Феликсу Сергея Томилина. Но доктор сразу отбрасывал эту мысль, так как не видел мотива. У Томилина не было счетов с Шелоховыми.

А вот у Марии…

– В Дельбург, – заключил Киприан.

***

Дом Шелоховых встретил гостей тишиной, задернутыми шторами, занавешенными картинами, на которых была изображена Анастасия и Аглая Тимофеевна, а также множеством суетящихся слуг, которые метались от одной двери к другой. Одни стирали белье, другие гладили, третьи приносили лекарства, которые назначил доктор, а четвертые – несли на кухню кур и мясо, чтобы у хозяина были силы на борьбу с ядом.

Дворецкий Шелохова, до этого относившийся к Киприану и Феликсу достаточно холодно, заметно ободрился, когда ему передали о приезде молодых людей, а потому сразу спустился к ним и сообщил:

– Очень рад, что вы успели приехать.

– Как господин Шелохов? – сразу спросил Феликс. – Я могу его осмотреть?

– Вы? – удивился мужчина, мельком взглянув на Киприана. И Драгоновский кивнул. – Думаю, его сиятельство не будет против. Пройдемте.

Дворецкий проводил Феликса в другую часть дома, где доктор еще не был. Тут было просторнее, чем в рабочей части, горели персиковые светильники в форме лилий, а также слышались ароматы мыла, шампуня и фруктов. Но самое главное, что услышал Феликс, это запах спирта и хлорки. Значит, с Шелоховым что – то делали.

Спальня князя оказалась просторной комнатой в персиковых тонах, чем – то напоминающая комнату Анастасии Смоловой, только тут пространство было отягощено массивным балдахином багрового цвета, а также в тон ткани подобранной мебелью: шкафами с книгами, гардеробом для одежды, туалетным и рабочим столами, а также фигурами вырезанных из глины атлантов, которые были врезаны в стены между окнами и держали массивные гардины.

Шелохов лежал в кровати, весь бледный, исхудавший до того, что щеки впали, оголив острый подбородок и скулы, а губы посинели, словно у покойника. Сердцебиение было учащенным, как и дыхание, что отчасти успокоило Феликса: организм борется, значит, не все потеряно.

– Ночью он позвал меня, сказал, чтобы звал лекаря, – начал дворецкий, пока Феликс осматривал тело Шелохова в области груди и живота. – Сказал, что сердце болит и дышать тяжело. Я бросился за докторами в госпиталь, а когда мы пришли… его сиятельство уже лежал на полу.

– Его вырвало?

– Да…

– Рвота была с кровью?

– Н – нет… бог миловал…

– Он бредил?

– Да, почти до утра. Говорил все о каком – то человеке в маске и красном плаще… мол, видел его у дома… Только на территорию никого не пускали. Охрана подтвердила.

– Ему промывали желудок?

– Конечно. Его сиятельство так мучилось… мы думали уж, что богу душу отдаст.

– Не… дождешься…

Феликс сразу поднял голову, когда услышал хрип Шелохова.

Дворецкий подскочил к кровати и, заглянув под балдахин, подозвал служанок. Те сразу засуетились, принеся воду, новые компрессы и дав задания на кухню о приготовлении легкого ужина.

Александр, с помощью дворецкого, сел, упершись спиной в подушки и тем самым оказавшись на одном уровне с Феликсом, которому любезно разрешил сидеть рядом, пока Киприан задавал формальные вопросы об отравлении.

– Вы ели что – то необычное? – уточнил Феликс, пока Киприан молчал, вписывая слова Шелохова. – Например, какую – нибудь подарочную продукцию?

– Откуда вы знаете? – удивился Александр. – Мне прислали из Лурино две банки с яблоками. У матери хорошо их засахаривают и потом оставляют в меде настаиваться.

– Вкус был обычный?

– Слегка горьковатый, это, наверное, меня и остановило, – выдохнул Шелохов. – Боже, как голова болит…

– Вас тошнит? – спросил Феликс.

– Да. Ощущение, что кишки жжет.

– Свинец, – подтвердил доктор, смотря на Киприана.

– Что? – изумился сильнее прежнего Александр. – Сначала что, дочку мою, а теперь и меня?! А Настя ведь тоже… не от туберкулеза умерла, да?

Шелохову уже все сообщили, поэтому его состоянию Феликс не завидовал. Мать в тюрьму, сестра далеко, а жены и ребенка уже нет в живых. Феликсу даже страшно было подумать, что бы было с ним лично, если бы он сам такое испытал.

– Вашу дочь убила не мать, – строго заключил Феликс. – Анастасию да, она травила, но не внучку.

– Она же дарила мне это чертово дерево… Потом еще забрала, сказав, что скучает по реликвии. Боже… за что?!

Александр закрыл руками лицо, после чего чуть не зарыдал, если бы Феликс, вовремя не взявший валерианы, не накапал ему в бокал с водой и не отдал. Шелохов выпил залпом и почти сразу пришел в себя, вновь оказавшись в состоянии отвечать трезво на вопросы.

– Вы говорили о человеке в маске, – напомнил Киприан. – Вы его где видели?

– На заднем дворе, у меня окна кабинета как раз туда выходят.

– Как он выглядел? Что делал?

– Высокий, атлетичного телосложения, явно мужчина уже, а не салажонок. Плюс, у него у белой маски золотая кайма. Я хорошо увидел, он стоял прямо под фонарем – и смотрел в мои окна, – Шелохова передернуло, отчего Феликсу пришлось вновь просить слуг воды. – У него брюки черные были… и ботинки… такие… неприметные. В таких ходят на фабриках кочегары…

– На фабриках, – поймал слово Феликс, вновь вернувшись мыслями к Лизовым горам. – Еще что – то?

– Да, – Александр подозвал дворецкого, что – то ему тихо сказал и отослал из комнаты. – С банками пришла записка. Обычно мать ничего не пишет, а звонит мне. А тут – записка, да еще и на такой убогой бумаге. Я знаю, какую использует мать, но подумал, что закончилась или дела в имении ухудшились.

– Были предпосылки? – уточнил Драгоновский.

– Неурожай в этом году по всей округе. Боялся, что и у нее что – то случилось.

Дворецкий вернулся через пару минут с бумажкой на подносе.

Киприан просмотрел ее первым, после чего передал Феликсу. Доктор долго смотрел, но потом вдруг вспомнил рабочий кабинет Томилина, разложенные на столе листы – и припомнил подчерк заместителя директора.

Феликс вздрогнул, и Киприан это уловил, поэтому, оставив записку у врача в руках, заметил:

– Господин Шелохов, если вы не против, записку, как и яблоки, мы заберем на экспертизу.

– Конечно, берите все, что нужно.

– И ответьте на последний вопрос, пожалуйста.

– Говорите, Киприан Кириллович.

– На каком бензине ездит ваша машина? – спросил в лоб Драгоновский.

– На фильтрованном, иногда – на земном, девяносто втором. А что?

– Ничего, спасибо. Вы сняли с себя подозрения.

– Вы в своем репертуаре, господин Драгоновский, – протянул устало Шелохов.

– Работа обязывает. Честь имеем.

– Если желаете, – вдруг взял слово Феликс, – я оставлю свои рекомендации по питанию и лечению. А моя ассистентка присмотрит за вами.

– Отчего такая роскошь? – улыбнулся Александр.

– Я не хочу получить к себе на экзекуцию ваш труп, – четко ответил Феликс.

Шелохов долго думал, как и Лидия, с которой Феликс условился заранее. Конечно, не просто так Ланской отдавал свою верную помощницу в услужение министру, но иного варианта он не видел: ему был необходим человек в доме Шелохова, который бы отвел подозрения от Александра окончательно.

А чиновник, видимо, понимая, что скрывать ему нечего, согласился. Тем более, увидев Лидию, он рассыпался в комплиментах насчет ее внешности, а потом и вовсе приказал приготовить гостиную, где они могли бы отужинать.

– Жигало чертов, – бросил шепотом Киприан Феликсу, пока они исследовали дом Александра.

Слуги за ними особо не следили – им было чем заняться, – а дворецкий оказался занят вечерним мероприятием в гостиной, чтобы шататься за доктором и канцелярской крысой, разрешение на обыск которым дал лично хозяин.

Феликс направился в приемную, откуда, собственно, и началось это дело, а Киприан, как отвечающий за медика, закрыл за ними дверь и, прикрыв ее на щеколду, уточнил:

– Что ты хочешь найти?

– То, что подскажет мне, отчего точно умерла Таня. Точнее – причину, по которой ее убили. Помимо этого, для меня странно, что при Анастасии в спальне стояло дерево из дома Аглаи Тимофеевны, а после смерти – там ничего нет. То есть, бабушка и правда не желала трогать ребенка.

– Или искала более гуманный способ убрать нежеланную внучку…

– Кир.

– Что? Знаешь, сколько я этого уже видел на практике…

Феликс начал вновь осматривать комнату, где умерла Анастасия Смолова.

Тут ничего не поменялось. Даже портреты, которые Феликс уже видел в сновидении, были на месте. И Смолова смотрела с них то в балетной пачке, то в строгом платье, то с животом, то уже с ребенком на руках, то одна, то в объятиях мужа…

Но вдруг Феликс увидел то, за что его взгляд зацепился в видении.

Картина, на которой Смолова изображена еще с беременным животом, а на подоконнике, позади нее, в золотистой россыпи красок выведен силуэт того самого дерева с яблоками.

– Киприан! – крикнул Феликс.

Драгоновский появился через мгновение, посмотрел на картину, после чего снял ее и найденные через пару минут еще две картины, которые доказывали: дерево с отравой стояло у Смоловой почти три года.

– Вот и доказательство, – заметил Киприан. – Феликс, ты никогда не хотел стать ищейкой в Канцелярии?

– Нет уж.

Феликс обошел комнату еще раз, и вдруг его взор упал на статуэтку балерины, которую в видении с собой унесла Мария. И за которой тянулась Таня.

Ланской взял с каминной полки фарфоровую куклу в пачке и, осмотрев, обнаружил в подставке отверстие, закупоренное резиновой заглушкой. Поддев ее осторожно ногтем, Феликс поймал в руку крохотную бумажку, свернутую трубочкой и скрепленную черной лентой.

– Не дом, а какой – то султанский серпентарий, – не выдержал Киприан, увидев еще один тайник.

– Смотри, – Феликс прочел две строчки, после чего показал Киприану и подчерк, и печать дома Разумининых. – Получается, что…

– Только еще его не хватало сюда впутать… Князь Разуминин достаточно видный общественный деятель. Предъявить ему связь с Анастасией Смоловой… Без доказательств меня там убьют, – сразу заметил Киприан, начав думать.

– А нам ему ничего и не нужно предъявлять, – Феликс посмотрел на фигурку балерины и нашел клеймо фарфорового завода Разуминина. – Вряд ли он подарил Анастасии эту статуэтку, чтобы как – то шантажировать. Да и скорее… это она его могла держать на крючке, чтобы брать, к примеру, деньги. Или, на худой конец, чтобы отобрать часть имущества, которое полагается дочери. Скажи, а Шелохов вообще подозревает, что Таня – не его дочь?

– Знает, я бы сказал.

– Чего? – изумился Феликс.

Киприан немного стушевался и, посмотрев в приемную, чтобы убедиться, что их не услышат лишние уши, отвел Феликса к окну и тихо сказал:

– Пять лет назад у нас тут гремели новости: князья Разуминин и Шелохов стрелялись в окрестностях Дельбурга. Скандал был, аж до Столицы донесли. И угадай, кто был секундантом у Шелохова?

– Неужто ты? – с некоторым раздражением спросил Феликс.

– Да. Они стрелялись из – за Анастасии. Разуминин смог каким – то образом проколоться – и его письмо к Анастасии попало на стол к Александру. А тот, уже отец и муж семейства, узнав, что дочь – не его, а жену «соблазняет» любовник уехать к нему в имение и жить там, решил отомстить. Мол, кто выживет, того и Настя.

– Идиоты, боже…

– Да уж, Александр тогда чуть богу душу не отдал, так как получил пулю под ребра, – вспомнил Киприан. – Чудом откачали врачи. А Разуминину тоже «повезло»: в висок пуля попала. Он с тех пор слеп на правый глаз.

– Но зачем Анастасия тогда хранила эту статуэтку? – удивился Феликс. – И почему Мария тогда ею так дорожила? Почему не разрешала трогать ее Тане? По сути – это подарок отца…

Несколько минут оба молчали, а потом Феликсу пришла идея.

Покинув комнату и кабинет, Ланской смог схватить в коридоре проходившего мимо дворецкого. Дав ему поручение и получив утвердительный ответ, Феликс вернулся в комнату и стал ждать. Драгоновский в это время осматривал спальню Смоловой, чтобы понять, отчего лучшие медиумы Столицы не смогли вызвать дух покойной и расспросить о случившейся с ней болезнью.

Вскоре дворецкий привел молоденькую служанку, чуть старше Марии Шелоховой, с рыжими локонами, голубыми глазками и загорелой кожей. Девушка была довольно сговорчивой, а увидев Феликса, который ей явно приглянулся, она прижала ладони к запылавшим румянцем щекам.

– Скажите, вы же служили у Марии Дмитриевны? – уточнил Феликс, сидя со служанкой на диване.

– Да, служила. Кстати, – она протянула руку Феликсу, – Арина. Меня к ней приставили, когда мне было пятнадцать, а ей – девять.

Доктор ответил на рукопожатие, отметив, что кожа у девушки была достаточно мягкой. Значит, ей и правда не поручали тяжелой работы, такой как стирка вещей, готовка или уборка.

– И все года вы были с ней неразлучны?

– Да. Пока она не сбежала.

– Сбежала? – подыграл Феликс, удивившись. – Вышла замуж, вы хотели сказать?

– Нет – нет, она сбежала, – без стеснения продолжила Арина. – Как с его сиятельством, с Александром Дмитриевичем поскандалила, так и уехала.

– А причина ссоры?

– Ну… вообще… – она склонилась, явно показывая, что это информация важная и секретная. И Феликс тоже к ней наклонился, обратившись весь в слух. – Тут замешана персона… высокая…

– Князь? – играя как можно правдоподобнее, уточнил Феликс.

– Ага. Он самый. Слышали о владельце фарфорового завода?

– Да неужели…

– Да, хотя ему уже почти полтинник, но выглядит он так себе ничего, – кокетливо продолжила служанка. – А Мария Дмитриевна так и влюбилась в него. Даже пошла в эту… как ее… балетную школу. Не ела ничего, почти никуда не выходила… все мечтала, что выйдет на сцену и покорит сердце князя.

– А он чего?

– А он… ха! Вы представьте только, барин! Он был, по слухам, влюблен в госпожу Смолову – супругу нашего сиятельства.

– Вот оно как! – изумился Феликс, но уже больше искренне. – А откуда ты знаешь сие все?

– Так это… Мария со мной все обсуждала. Показывала свои балетные пачки, сшитые ею лично костюмы и даже – портрет, который она нарисовала по памяти. А потом, как сейчас помню, стоило только Анастасии Викторовне родить Танечку, как Марию Дмитриевну словно дьявол взял. Она стала злой, раздражительной, била посуду, рвала свои же пачки и платья… Александру Дмитриевичу нервы трепала… ой, мама, что тут было.

– Прошу прощение, а я мог бы осмотреть ее костюмы? – спросил Феликс. – Вдруг что – то уцелело. А то моя ассистентка так любит театр, может, выкуплю что – то.

Киприан выглянул из комнаты с заинтересованной миной, но служанка его даже не заметила, сидя спиной к дверям спальни. Да и думала она сейчас о другом, а Феликс, осторожно показав пальцами, чтобы Киприан не вмешивался, стал ждать решения.

– Хорошо, проведу вас, но только ответственность – на вас, барин. Уговор?

– Уговор.

Арина тут же подскочила и, выпорхнув в коридор, поманила рукой за собой Феликса. Киприан так и остался стоять в дверях спальни с удивленной и непонимающей гримасой, пытаясь сообразить, что задумал доктор, а Ланской тем временем уже направлялся обратно в корпус, где находилась спальня Шелохова.

Не прошло и пары минут, как служанка привела его в комнату, находившуюся в самом конце коридора, через стенку от покоев Шелохова.

Комната Марии отличалась по размерам, однако была соединена с просторным помещением, которое было без обоев, паркета и даже лепнины на потолке. Зато тут было пространство, которое Мария использовала для портретов Разуминина, слепков из глины его бюстов, а также множества манекенов с готовыми костюмами для балета. Вдоль каждой стены стояли громоздкие шкафы, которые не закрывались от ношенных или только что приготовленных к показу публике театральных костюмов.

– Мария хорошо шила, – похвалил Феликс, осмотрев пачку с черными узорами на груди. – Чего не пошла в модельный дом или не организовала ателье?

– Говорила, что делает это только ради Разуминина. А что в нем такого? Вот он, – служанка ткнула пальцем в самый детальный портрет выполненный в стиле штриховки карандашом, – ну вот вы, как мужчина, скажите, красивый разве?

– Да я как – то больше по женской красоте…

Однако Феликс тоже не понял, что нашла такого в сорокалетнем мужчине пятнадцатилетняя девушка.

Разуминин на портрете был крепок в теле, широк в плечах, имел квадратное лицо, подбородок с ямочкой, а также кривой, как у коршуна, нос. Глаза были стандартными, не имели какой – то конкретной формы, однако смотрели, благодаря Марии, со строгостью, за которой притаилась нежность. В памяти Марии, Разуминин имел слегка волнистые волосы темного оттенка и легкие бакенбарды, которые не стремился сбривать.

Конечно, в девичьем восприятии, у сорокалетнего князя не было ни одной морщины, однако Феликс слабо верил, что нарисованный «принц» был таким в реальности.

Служанка также указала на рисунки, которые Мария делала для своих прошлых и будущих выкроек. Феликс взял пару листов, которые были подписаны «Призрак оперы» и стал рассматривать костюмы, которые придумала Мария.

И вдруг ужаснулся: белая маска, красный плащ, черный смокинг – все это воплотилось в эскизе для будущего костюма Призрака… Феликса пробрала дрожь, но потом он успокоился и, показав рисунок служанке, уточнил:

– Этот костюм еще тут?

– «Призрак оперы»? Нет, эту коллекцию Мария Дмитриевна забрала, когда уходила из дома, – спокойно сообщила девушка.

– Заберу? – Феликс захватил всю папку.

– Ну пожалуйста, только…

– Спасибо вам большое!

И тут же выбежал в коридор, помчавшись назад, чтобы показать листы Киприану и выдвинуть свою версию случившегося.

Глава 13

Глава 8

– Феликс, как же я хочу, чтобы ты ошибался.

– Но сам подумай: костюм, который сшила Мария и который я точно видел в видении, машина на вредном бензине, а такой применяют и на фабриках для станков, а помимо этого – варенье в доме Шелоховых. Да господи, Марии не составило бы труда туда проникнуть, оставить подставную улику с тела Тани – и улизнуть. А представиться именем Сержа, чтобы подставить Сергея – это просто подлость, но вполне оправданный шаг, чтобы ее не заподозрили.

– То есть, ты хочешь сказать, что Мария, решив отомстить Анастасии за сломанную жизнь, таким образом отыгралась? Но мы уже выяснили, что дерево подсунула Анастасии Аглая Шелохова. Это была ее инициатива, она призналась.

– Но внучку она не убивала! – возразил Феликс. – А кому мешала Таня? Кому была, как бельмо в глазу?

– Марии…

– Вот и я о чем! Плюс, она – балерина, как и Смолова. То бишь, забираться по карнизам и ходить бесшумно – в ее стиле. Она это умеет. Она могла легко проникнуть ночью в дом к брату, задушить девочку – и уйти.

– Но тогда причем тут твой лес? – уточнил Киприан, помня о видениях Феликса. – Таню ведь нашли в шкафу… в ее собственной спальне.

– А скажи мне, в чем она была?

– В ночной рубашке. А что?

– Мятая была?

– Относительно…

– А волосы? А тело? Она была в грязи?

– Да… была…

– Ну и?! – уже взрывался Феликс, отчего схватился за плечо. – Давай, думай!

– Ты хочешь сказать, что ее убили где – то в лесу, а потом притащили?

– Думаю, Таню убили в саду. Просто она мне так показывает. А потом перенесли в комнату, чтобы сбить с толку полицию.

– Все равно чего – то не хватает…

Машина неслась по заснеженным дорогам, которые уже были знакомы Феликсу, так быстро, что позади вздымались комья снега вместе с землей. Киприан заправил полный бак, чтобы добраться до Лизовых гор, подогнать автомобиль сначала к фабрике, а потом, узнав адрес Томилиных, направить машину к двухэтажному особняку, который был разделен на квартиры с общей кухней, а где – то и ванной.

Феликс и Киприан бросились к ступенькам, которые бы привели их к квартире Томилиных, но стоило им вбежать в подъезд, который представлял собой своего рода ротонду с высокими белыми колоннами и единственной лестницей, идущей вверх по принципу спирали, как со второго этажа донесся женский крик.

Киприан, выхватив револьвер, рванул наверх, и Феликс последовал его примеру.

Красная дверь с номером квартиры Томилиных оказалась достаточно легкой для удара ногой Драгоновского, который уже много лет работал и на выезде, и на спецоперациях.

Дверь рухнула в темный коридор с таким грохотом, что на полке в прихожей подпрыгнул телефон, а вместе с ним и маленькая девочка, которая сидела в самом конце квартиры в ногах у лежавшей неподвижно матери.

Феликс сразу бросился к Марии, чтобы осмотреть, как вдруг снова чуть не получил пулю из комнаты по пути. Но он успел – и отскочил, в один прыжок оказавшись около тела Шелоховой. Но какова же была его досада, когда он увидел проломленную кость черепа, разрастающееся пятно крови – и плачущую над матерью дочь.

Киприан же, тихо подобравшись к дверям зала, где и прятался Томилин, кивнул Феликсу, чтобы не высовывался, но доктор, немного выпавший из реальности, так как его гипотеза разрушилась, не сразу понял, что хочет сделать Драгоновский.

А канцелярский служащий тем временем резко вынырнул из тьмы в зал и крикнул:

– Именем Канцелярии!..

– Стой, где стоишь! Или я убью его…

– Папа!.. Не надо!..

Последний крик буквально вырвал Феликса из сумрака его раздумий, и он, приготовив револьвер, осторожно приблизился к дверному косяку и выглянул.

Томилин стоял у балконных дверей и готов был выходить на улицу, держа дуло своего пистолета у виска собственного сына, чье лицо было красным от крови и синяков. Феликс невольно оскалился, желая придушить Сергея, но не стал вмешиваться, дав работать Киприану, державшему Томилина на мушке.

– Отпусти ребенка, – приказал Драгоновский. – Стреляй по мне, но не по нему.

– Нет уж, – протянул кровожадно Томилин. – Ты быстрый, я знаю. Ну схватишь ты пулю в бок, но успеешь же пристрелить меня, верно? Верно… А я еще пожить хочу. А они, – Томилин тряхнул сына, – мои хлебные карточки и пропуски в Дельбург!

– Ты что несешь, кретин? – изумился Киприан.

– А ты думал что, я просто так взял эту дуру в жены? Да как бы не так… На что там смотреть? Ни груди, ни задницы, ни мозга… Единственное, что статус. И кровь. Вот они, живые доказательства нашей связи и теперь – единственные наследники состояния Шелоховых!

– Так это ты, гнида, убил Таню?

– Ну разумеется – да. А ты что думал, я позволю какому – то приблудному плоду мешать мне становиться богатым? Нет уж…Эта Смолова еще тогда, пять лет назад, слыла куртизанкой в балетной школе, а уж когда понесла свое отродье – все и вскрылось!

– Ты узнал, что Смолова скончалась, но тебе мешал ребенок, ведь Шелохов его признал. Значит, дети Маши уже не могли никак претендовать на состояние. А с ними и ты остался бы в проигрыше. И ты, подонок, решил убить ребенка?!

– А выбора особо не было, – Томилин сильнее надавил дулом сыну в висок и сделал шаг к балкону. – И тогда мне Маша сама показала свои костюмы эти дурацкие. А мне и понравился ее Призрак. И красочно, и роскошно, а самое главное – торжественно. Видели бы вы глаза этого недоумка Александра, который узрел меня вчера ночью в саду. Во у него, наверное, перед смертью картинка была.

– Он жив.

Феликс больше не смог терпеть.

Он вышел из коридора и, не направляя ни на кого револьвер, сыграл на психологическом состоянии Томилина. И не прогадал: Сергей был шокирован, увидев доктора рядом с Киприаном снова.

– А вы тут откуда?

– Это так важно?

– Вы правы… нет…

Томилин, казалось, как – то странно поник, а потом вдруг молниеносно стукнул сына прикладом в висок, выстрелил несколько раз в сторону Киприана. Однако уже через минуту сам заорал от боли, когда пуля Драгоновского вошла под ребра и, судя по крови, попала в желудок.

– Кир!

Драгоновский, схватившись за бок, осел около дивана на колени и, шипя от боли, смотрел на Томилина, как на шакала, которого он, как охотник, наконец – то пристрелил.

Томилин же, пытаясь держаться в сознании, попытался поднять руку с оружием, чтобы выстрелить и в Феликса, но ему не дал сам Ланской. Он приблизился к Сергею, вырвал из рук револьвер и заметил:

– Вы умрете через сорок шесть часов. Ваша агония будет хорошим подарком Тане, чьей жизнью вы не погнушались расплатиться за богатство.

– Ты же… ты же врач… помоги…

– У меня в приоритете служители Фемиды.

Феликс подошел к Киприану и, осмотрев рану, выдохнул. Пуля прошлась по касательной, разрезав кожу. Но все – таки Феликс, приложив платок Киприана к ране, заметил:

– Нужно зашить.

– Не умру, не волнуйся, – Драгоновский подошёл к Томилину и, посмотрев на него как на таракана, прошел дальше на балкон, откуда дал три выстрела.

Во всем Трелунье это означало призыв жандармов.

Феликс же, стараясь не слушать проклятия и угрозы Томилина, взял на руки мальчика и, уложив на диван, осмотрел висок. Гематома уже появилась, однако череп оказался целым, что не могло не порадовать доктора.

Киприан вернулся в комнату и, уже слыша, как к дому подбегают полицейские и свистят о своем прибытии «вызвавшему», схватил Томилина за грудки, поднял на ноги и уточнил:

– Как ты убил Таню. Живо! Иначе я прямо тут тебя прикончу. Не доживешь ты до суда, паскуда! Ну?!

– Ночью… когда она… когда она приехала в Дельбург… она играла в саду… она часто сбегала… по ночам… чтобы погулять… И там я… медальоном…

– Ты задушил Таню ее же кулоном?! – глаза Киприана запылали золотым светом, а в помещении сгустился воздух. – Зачем?! Ну мог же просто угрожать Александру… мог похитить, спрятать, отправить в другую страну… Но зачем убивать?!

– Я бы… всю их семейку убил… идиоты, а сидят на местах… которые мои… мои по праву!..

– Ах ты!..

– Стой, убьешь! – рявкнул Феликс.

Но Киприан уже ударил кулаком в челюсть Томилина, и тот, крякнув, повалился на ковер и начал сжиматься от боли в животе. Но Драгоновскому было плевать. Тело духа запылало, как и волосы, которые засияли золотом. Киприан готов был спалить всю квартиру, чтобы погрести под обломками эту гниль, но Феликс, прикоснувшись пальцами к точкам на шее, заблокировал силу.

Киприан почти сразу обмяк в руках доктора, потеряв на несколько секунд сознание, и в этот момент в помещение ворвались жандармы.

***

Ночью началась сильная метель. Крупные хлопья снега били по стеклам, создавая ощущение, что призраки всех тех, кто погиб за эти дни, пытались добраться до единственного, кто мог бы их выслушать и помочь.

Тени от фонарей плясали по темному потолку, создавая причудливые узоры, а огонь в камине колыхался от малейшего сквозняка, словно тоже чего – то пугаясь. Феликс периодически подкидывал в зев клочки бумажек, подкармливая пламя, но чувствовал: еще немного – и он начнет сходить с ума.

Он не любил такие вечера, когда оставался один, наедине со своими мыслями, к которым теперь присовокупились гости из потустороннего мира. И ладно бы только Таня, которая приходила к Феликсу раз в час, так к ней теперь присоединилась и Мария.

Хоть Ланской и попытался оказать первую помощь и даже попросил присутствовать на операции, в чем ему было отказано, Шелохова умерла прямо на операционном столе, когда ей вскрывали рану, чтобы осмотреть висок.

Зато Томилин смог выкарабкаться, дать показания и даже поиздеваться на очной ставке над Шелоховой – старшей, которую к нему привели по личной просьбе старухи.

И Феликс, насмотревшись на их ругань, наслушавшись взаимных оскорблений и посылов, покинул Дельбургскую Канцелярию – и вернулся в апартаменты, где засел у себя в комнате и ожидал возвращения Лидии с позднего ужина у Шелохова.

Но она все не приходила.

Уже и заказанный в номер ужин остыл, и чай не источал травяного аромата, и часы пробили десять раз, возвещая, что пора отходить ко сну.

Но Феликс не мог успокоиться. Его трясло.

Он каждый раз вспоминал, как кричала Таня, когда Томилин ее душил, как мучилась Мария, сначала убежав из дома по собственной глупости, а затем попав в лапы Томилина, и как обошлась со всем своим семейством Аглая Тимофеевна – и Феликсу от этого всего становилось дурно.

Настолько, что плечо, даже под обезболивающим, заныло с новой силой.

Метания по комнате, а до этого многочисленные допросы и очная ставка, вымотали Феликса до конца. Он не дождался Лидии – и рухнул в кровать, попытавшись уснуть, однако спокойствие к нему так и не пришло.

То Таня пришла, прикоснулась к руке и, кивнув, простилась, то Мария ходила около окна, смотря вдаль, на Дельбург, словно пыталась увидеть не город, а дом брата… Призрак Шелоховой молчал, Мария ничего не говорила, не подходила к Феликсу, однако в какой – то момент доктор почувствовал прикосновение к своей ладони – и резко вскочил.

Ощущение было неприятным, однако мимолетным и, как оказалось, последним. Обе Шелоховы обрели покой, уйдя кто на небо, кто в ад, но Феликсу не понравилась такая резкость. Их явно что – то освободило. Словно кто – то держал их на этом свете…

Часы внезапно ударили одиннадцать раз, и Феликс, обернувшись на дверь комнаты, с радостью увидел, как та осторожно открылась – и в сумрак проскользнула фигурка Лидии.

На лице девушки было умиротворение, но глаза Лидия старалась не поднимать, словно чего – то стыдясь. Она молча прошествовала к столу, где ее ждал остывший ужин, посмотрела на траты доктора и, обернувшись к самому Ланскому, улыбнулась, кивнув.

– Как вы себя чувствуете? – уточнила Лидия, скидывая плащ. – И почему опять не ели?

– Тебя ждал, – не стал скрывать Ланской, сев на кровати. – Но ты, я вижу, сыта.

– Знаете, – ее ресницы вдруг дрогнули, – я не откажусь от жаркого. Но только… в вашей компании.

– Есть что рассказать? – улыбнулся Феликс, подойдя к помощнице и отодвинув для нее стул.

– Да. Александр мне о многом рассказал.

Они сели ужинать, не взирая ни на время, ни на режим.

И Лидия, тронув жаркое и даже проглотив кусочки говядины, начала рассказывать:

– Александр очень любил свою супругу, Анастасию. И знал, что она беременна, когда вел под венец. Но он, как сам выразился, решил обмануться. Думал, может, врачи ошиблись по срокам – и ребенок его.

– Он настолько ее любил? – удивился Феликс, ковыряя вилкой в салате. – Странно…

– Я тоже этого не поняла, – честно протянула Лидия, смотря на кусочки мяса у себя в тарелке. – Когда Таня родилась, Александр сразу понял, чье дите пригрел у себя в доме. А потому, когда перехватил письмо от Разуминина, сразу пошел стреляться. Он желал отомстить князю, так как был уверен, что это он, а не Анастасия, виноват в появлении Тани на свет.

– Жаль, мы не узнаем, при каких обстоятельствах состоялась роковая встреча балерины и князя.

– Александр грешит на встречу перед помолвкой. Тогда Анастасия ушла куда – то на три дня, а вернулась – под утро, счастливая и довольная. Это с его слов. Он подумал тогда, что невеста была в доме родителей или устраивала девичник, а она… по срокам именно тогда Смолова и забеременела.

– От этого все и пошло, – подытожил Феликс. – И дай угадаю, мать Александра была не в восторге от такого выбора сына?

– Да. Шелохова сказал, что мать приезжала к нему перед венчанием, утверждала, что из дома князя ее человек принес подтверждение, что Смолова беременна его плодом. И что сам князь не против признать малыша. И даже готов был жениться.

– Но Александр не поверил – и пошел против воли матушки, – продолжил Феликс, разорвав лист салата напополам. – И тем самым случился в семье первый и главный раскол.

– Да. Мария сбежала из – за несправедливости, как выразился Александр, а через полгода явилась к Аглае Тимофеевне в дом сообщить, что беременна и выходит замуж за Томилина.

– Там ей дали от ворот поворот, тем самым окончательно исключив из семьи.

– Это стало для Марии ударом, – Лидия на секунду помрачнела, явно вспоминая себя саму в такой ситуации, но быстро вернула лицу умиротворенное выражение. – Но она нашла отдушину в Томилине и родившейся двойне. Так считает Александр, – дополнила Лида.

– А ты? – вдруг спросил Феликс, запив собственный вопрос чаем. – Что ты думаешь?

– Если честно… Мне немного жаль Марию, – выдала девушка, – но лишь в том моменте, когда ей не удалось получить себе человека, которого она очень любила. В остальном – нет, она не жертва. Точнее, она сама виновата во всех своих бедах. Ведь необязательно было бежать из дома. Можно было бы поговорить с братом и матерью, рассказать о чувствах к князю – и, я уверена, они были нашли способ свести ее с этим стариком.

– Пятьдесят лет – это старик? – Феликс улыбнулся снисходительной улыбкой. – То есть я вообще – уже в гробу должен лежать?

– Вы – немного другое. – Лидия подняла на него глаза, – Вы – редкое исключение. Плюс, ваш дар… думаю, ваша молодость – это подарок за страдания.

– Такая себе компенсация, – улыбнулся доктор, но принял лесть Лидии за комплимент. – Лида, скажи, как девушка… Чего не хватало Марии? Зачем она это все закрутила? Почему не пошла вашими хитрыми уловками, женскими интригами, чтобы добиться своего?

Лидия молчала.

Она резала очередной кусочек говядины и думала, как сказать.

Феликс не торопил: ему действительно было интересно, отчего Марии вдруг захотелось поиграть в самодостаточную личность, когда за душой у нее был лишь статус и деньги семейства, но не ее собственные. Зачем ей было бежать из дома, где она была обласкана жизнью и окружена всем, чем пожелает?

– Любви.

– Что?

– Марии не хватало любви, – выдала, наконец, девушка. – Она любила, но была отвергнута. Она принесла в жертву ноги и тело, так как у балерин строгие диеты и жесткие тренировки, на которых пальцы ног и даже сами ноги деформируются. Это боль, – Лидия закончила резать мясо, но не спешила его пробовать. – И эту боль ей не компенсировали. Ее раны не исцелили любовью и заботой. И это заставило ее убежать. Чтобы забыть. Или забыться… я не знаю.

– Но разве ей кто – либо что – то должен был? – уточнил Феликс как можно более нежным голосом. – Не всегда наши желания совпадают с реальностью.

– Вы правы тысячу раз. Но тем не менее, – она вдруг пронзила взглядом своих зеленых глаз душу Феликса, заставив ее сжаться в комок где – то между сердцем и позвоночником. – Когда – то вы мне отдали долг – спасли от смерти и взяли под свое крыло. Вы не исцелили мои раны, но дали место и время, чтобы я сама с этим справилась. Это тоже дань моим жертвам.

– Жаль, что этими жертвами пользуются такие, как Томилин, – заметил Феликс, чувствуя, как сжимается душа. – Надеюсь, он будет гореть в аду.

– Не надо так говорить, – попросила Лидия.

– Лида, он отправил на тот свет ребенка. Ни в чем невиновного. И ему за это талон на усиленное питание?

– Нет.

– Вот тогда и нечего жалеть преступников.

Ужин закончился в тишине, но не в обидах.

Лидия захватила в свою комнату печенье с шоколадной начинкой, а Феликс, оставшись наедине с собой, присел вместе с подогретыми остатками чая на подоконник и, наблюдая за занесенным пургой Дельбургом, невольно восхитился красотой.

Старинная стать, сохранившаяся еще с девятнадцатого века, выкованные еще при его предках шпили крыш, а также доносящиеся с центра и окраин мелодии церковных колоколов, которые раскачивали ветер и снежные хлопья.

Было в этом готическом великолепии что – то от тихого апокалипсиса, как считал Феликс. Но потом его мысли переключились на звон часов, отбивших час ночи.

***

Как и предсказывал Феликс, Томилин не дожил даже до суда. Через тридцать часов после ареста и дачи показаний, несмотря на попытки врачей удержать душу преступника на этом свете, мужчина впал в горячку, а потом и в агонию.

В отчетах была зафиксирована двенадцатичасовая лихорадка, за которой последовала мучительная смерть, путь к которой у Томилина занял еще три часа. Убийца, отнявший жизнь, бредил, метался как уж на сковородке в постели, а затем кричал что – то в пустоту, произнося всего одно слово: «прости».

А стоило часам на здании суда пробить два часа дня по полудни, как врачи зафиксировали смерть Томилина.

Феликса пригласили на освидетельствование трупа, чтобы зафиксировал смерть. И Ланской, пожаловав в прозекторскую при Канцелярии, удивился, как сильно изменился Томилин всего за двое суток.

Изможденный, исхудавший, бледный, с обтянувшей кости кожей, Томилин лежал на металлическом столе и ждал своей очереди на вскрытие.

Киприан уже ждал, чтобы внести остаточные данные в отчет – и Феликс, хоть и не любил работать с трупами, совершил свой долг врача, который от начала и до конца вел данное дело бок о бок с Канцелярией. И с удивлением обнаружил, что пулю извлекли из тела небрежно, не стараясь даже сохранить жизнь обвиняемому.

– Собаке собачья смерть, – заметил Киприан, когда поймал вопросительный взгляд доктора на себе. – Причина смерти?

– Разрыв сердца, вызванный шоковым состоянием.

– Прекрасно, – Киприан записал в графу документов слова Ланского, после чего дал на подпись доктору. – Что ж, господин Ланской, остается только поблагодарить вас за содействие в нашей работе. И попросить прощение за неудобства.

– Принимается, – тихо сказал Феликс, закончив зашивать труп и накрыв тело Томилина белой простыней.

– И все – таки, как он проник в сад? Неужели охрана Шелохова не увидела его? – недоумевал Феликс, пока переодевался после вскрытия.

Киприан стоял за ширмой, ожидая, когда доктор закончит приводить себя в порядок, и параллельно слушал Феликса.

– Томилин сообщил, что в молодости занимался мелкими кражами, и мы проверили списки в участках Лизовых гор и Огарева. Действительно, младший Томилин был поставлен на учет, но потом снят по ходатайству отца.

– И как ему дали должность на фабрике? Да еще такую высокую?

– Опять же, отец пристроил. И сын исправился. – заметил Киприан. – Во всяком случае, Томилин – старший так думал.

– А Сергей, тем временем, планировал и ждал.

– Да. Его интересовали лишь деньги и статус. И Мария ему подвернулась прямо на беду, – Киприан вздохнул, сжав папку с бумагами до скрипа перчаток. – Он ее уговаривал выставить ультиматум в суде, чтобы их брак признали и причислили детей к семье Шелоховых. Но она наотрез отказывалась. И тогда он решился: узнав, что Смолова почила, но оставила после себя мужа и дочь, он решил методично избавиться от обоих.

– Но с ребенком оказалось легко, ему даже лезть никуда не пришлось, так как он выследил, что Таня часто выходит на улицу ночью, то просто дождался часа, схватил девочку – и увез.

– Все – таки не в саду он ее убил? – уточнил Киприан, явно зная ответ.

– Да. Я ошибся. Он сначала ее увез из дома, а потом, видимо, по дороге в Огарев или даже в Лизовы горы задушил. И теперь мне понятно, почему черный ход в доме Шелоховых был чистым.

– Чтобы малышке было удобно выходить? – Киприан выдохнул, подавляя гнев. – Ну да, наверняка служанка попросила слуг расчистить путь, чтобы девочка не свалила ничего и не разбудила никого в доме.

– Лучше бы разбудила, – не выдержал Феликс, застегивая жилет и расправляя ворот рубахи. – Как Шелохов… когда подозвал дворецкого.

– Да уж, – Киприан вновь потеребил папку, понимая, что скоро ему придется предстать перед судом на слушании заочного приговора. – Яблоки он, кстати, отправил из Огарева. Помнишь ночь, когда мы услышали машину?

– Его? – уточнил Феликс, натягивая жилетку и морщась от боли в раненом плече.

– Да. Он как раз в ту ночь отправлял из Огарева банки с яблоками. Представляешь, Мария сама ему их отдала, сказав, что хочет помириться с братом.

– А это подонок сыпанул туда яда, – подытожил Феликс. – Все продумал, подлец. И главное – почти всегда ему сопутствовала удача…

– Удача? – Киприан удивился, но потом усмехнулся. – Скорее, он себе набирал галочки для путевки в ад. Причем – пожизненной.

Феликс причесал волосы, посмотрел на себя в овальное зеркало с трещиной у правого нижнего края и, обнаружив, что стал похож на себя двадцатилетнего, когда еще служил при медицинском корпусе аспирантом, помотал головой.

Вскрытие тела Томилина невольно напомнило ему Седьмую войну. Но только и его, и Лидию это событие многому научило и даже уберегло, а вот таких, как Томилин, наоборот – наплодило.

Последний раз осмотрев свой внешний вид и поправив нашейный платок, Феликс вышел из – за ширмы, и Киприан, критически осмотрев наряд Ланского, вынес вердикт:

– Знаешь, ты бы хорошо вписался в высший свет.

– Спасибо, я только из него выписался.

Они оба улыбнулись и покинули прозекторскую, оставив позади аромат смерти, крови, хирургических инструментов и грязи, которую одна семья вынесла на всеобщее обозрение своими интригами.

(спустя неделю)

Приглашения в дом Шелоховых пришли достаточно неожиданно, да еще и сразу на адрес апартаментов, где проживали Феликс и Лидия. И если одно письмо было адресовано конкретно девушке, то вот второе призвало по доброй воле доктора заглянуть в дом Александра Шелохова, дабы проверить состояние двух малышей, уцелевших в войне взрослых.

– Поедем? – уточнила Лидия, спрятав свое письмо от Феликса.

– Конечно. Тем более, раз дело касается детей.

– Неужели Александр все – таки не отправит их в приют?

– Думаю, сейчас он руководствуется инстинктом. – Феликс сбросил халат, в котором расхаживал по комнате, и начал собираться. – Ему нужен кто – то близкий, а кто остался? Только племянники.

– Благородства ему не занимать, – как – то елейно сказал Лидия, и убежала к себе одеваться.

Феликс услышал этот тон и, сразу выдохнув, обрадовался. Может, Шелохов положил глаз на миловидную ассистентку доктора? И тогда Ланскому не будет в тягость держать рядом с собой Лидию, мучая и ее, и себя?

Лидия оделась как на праздник, распаковав одно из прикупленных в дом году платье, а Феликс, наконец – то освободившись от перевязи, на которой держал руку неделю, смог втиснуться купленное Лидией новое пальто и надеть шляпу с большими полами, какая и была положена ему по статусу.

Белоснежные перчатки с крестами он предпочел заткнуть за пояс, чтобы лишний раз не привлекать внимания, а Лидии, вместо ее черных перчаток, вручил заказанную на деньги от Канцелярии, белую песцовую муфту.

– Господин Феликс! Это дорого! Нет! Заберите! – запротестовала уже в холле гостиницы Лидия.

– Бери, – приказал Феликс. – Я что, зря из Киприана душу вытащил, чтобы он раздобыл мне именно такую?

– Вы еще и его сиятельство напрягли?! Боже, как стыдно! – она схватила за лицо, чтобы унять появившийся на бледной коже румянец, но Феликс буквально насилу засунул ее руки в мягкую ткань. – Господин Феликс…

– Носи. И чтобы не потеряла.

– Ни за что на свете!

За испытанные неудобства, за ранение и за вынужденные поездки и лишения, Киприан выделил Феликсу отдельную плату, которая покрыла еще две недели проживания в апартаментах, а также позволила доктору прокатить Лидию в лучших экипажах Дельбурга и заказать и ей, и себе новые вещи, которые бы позволили им не выделяться в обществе Троелунья.

Очередной закрытый экипаж подвез Феликса и Лидию к воротам дома Шелохова, где их уже ждали и дворецкий, и охрана, позволившие кучеру завести доктора и его ассистентку прямо к белокаменному крыльцу, на пороге которого их ожидал лично Шелохов.

Мужчина выглядел намного лучше, окончательно исцелившись после отравления, а его глаза, сверкнувшие при появлении из экипажа Лидии, сказали Феликсу обо всем без лишних слов. Да и еле заметная улыбка, тронувшая губы министра, сразу выдала Шелохова.

– Ну, к кому вызвали, господин Шелохов? – уточнил Феликс.

– Да вот, Мишка заболел. Наверное, это после того сотрясение, которое ему устроил Томилин.

Феликса проводили к мальчику в комнату, которая оказалась переоборудована из спальни Смоловой в комнату детей. А приемную Александр переделал под гостиную и игровую одновременно, чтобы двойняшкам было где наверстать свое упущенное детство.

Теперь в спальне Анастасии стояли две кровати с золотистыми балдахинами, которые разделял длинный комод с вещами детей. Повсюду валялись солдатики, кони и куклы, которыми Александр смог купить спокойствие детей в первые две недели их пребывания в своем доме.

Дочка Томилина, Рита, была точной копией своего папаши, особенно ее глаза и эта ехидная улыбка, какой она встретила доктора и дядю, невольно напомнили Феликсу Сергея, когда он направил дуло пистолета в висок сына.

А вот Миша пошел наоборот – в мать. Его милое лицо, чем – то даже напоминающее женское, светилось добротой и нежностью, а глаза, хоть и выражали болезнь, сияли лазурью от попадающих в них солнечных лучей.

– Ну что у нас тут? – улыбнулся в ответ мальчику Феликс, начав осмотр. А заодно и проверил повязки на виске.

Шелохов все время стоял неподвижно около кровати племянника и следил, как коршун, за тем, что делает врач. Но при этом не мешал и не противился ни одному слову медика.

– Ангину вы где – то схватили, – вынес вердикт Феликс. – Но не страшно. Сейчас выпишу лекарства – и все будет хорошо. Да? – он подмигнул мальчику, и Миша ответил улыбкой.

– Благодарю, господин Ланской, – Шелохов принял рецепт и сразу передал его слугам, чтобы купили написанное. – Можно вас теперь на пару слов?

– Разумеется.

Александр попросил Лидию остаться с детьми, а сам, отведя Феликса в свои покои, подальше от лишних ушей, достал из письменного стола конверт с печатью своего дома и, протянув Феликсу, добавил еще одним пергаментным свертком.

– Это меньшее, что я могу сделать для вас, Ланской.

Доктор осмотрел конверт – и ахнул. Рекомендациями министры не разбрасывались, а тут личная характеристика и даже рекомендация в дома элиты Столицы. Феликса даже немного пошатнуло, отчего Александр сразу подошел, придержал медика под локоть и, усадив в кресло, заметил:

– Вы и Драгоновский сделали слишком многое для меня лично. И, даже несмотря на столь ужасную правду, я принял ее. И понял, что должен сделать и о ком на самом деле позаботиться.

– Но это… слишком смело… У вас будут проблемы.

– Вряд ли, – усмехнулся Шелохов. – Я занимаю хороший пост. Да, ситуация с моей матерью немного пошатнула мои позиции, но скорее в плане уважения к моей персоне лично. Мол, как в такой семье могли быть такие люди. Но на работе сие никак не сказалось, уверяю.

– А тут что? – Феликс кивнул на сверток.

– Откройте. Это мой подарок вам. В знак уважения и признательности.

Феликс развернул бумагу и обнаружил какую – то коробочку из дерева с эмблемой аптекарской семьи Дельбурга. Но открыв, не поверил своим глазам. Сверкающий новой медицинской сталью, заточенный для вскрытия и операций, на бархате лежал скальпель с гравировкой и посланием на латыни.

– «Помни о смерти»? – усмехнулся Феликс, а потом перевернул и увидел еще одну надпись. – «Не забывай о жизни»… Господин Шелохов, это слишком дорогой подарок.

– Вернуть не получится. Его вытачивали специально для вас. Прошу, не отказывайте.

– Но…

– И еще, господин Ланской, я бы осмелился вам предложить стать моим вторым лекарем.

– Позвольте? – насторожился Феликс.

– Я знаю, вы служите более ста лет в клане Шефнеров. И не бросите их, однако такого, как вы, я бы хотел держать и при себе. Поэтому, если вы не против…

– Позволю отказать, – сразу отрезал Феликс. – Если это повлияет на мои рекомендации, что ж, приму. Но позвольте, я давал клятву еще Даниэлю Шефнеру, что никогда, ни при каких обстоятельствах и ни за какие деньги не предам ни его, ни его родных.

Алекснадр Шелохов несколько минут просто молчал, смотря в глаза Феликсу. Но Ланской не думал отступать. Он не предаст Маркуса, Розу и их детей. Пусть сейчас все блага отберут, но доктор четко расставлял приоритеты: Шефнеры его спасли от казни, забрали из Столицы, помогли заново встать на ноги после войны с Кукловодами и по новой вывели в свет.

И Феликс ни за что это не променяет на покровительство министра.

– Я ценю в людях честность и преданность, – Александра вдруг снял кольцо и, подойдя к Феликсу, одел перстень на безымянный палец доктора. – И отказ не означает лишение благ. Наоборот – вы показали себя истинного. Поэтому, – он сжал руку доктора в рукопожатии, – перстень будет указывать на ваш статус, а мой дом – место, где вас всегда будут готовы принять.

– Благодарю, господин Шелохов.

– Что ж, раз мы все выяснили, спрошу: может, вы чего – то хотите? Мои полномочия, конечно, не безграничны, но все же.

Феликс долго молчал, обдумывая, можно ли просить о таком после того, что Шелохов уже для него сделал. Но все – таки, видя, как Александр относится к Лидии, и зная, что у девушки нечто теплится в душе при упоминании министра, Ланской решился.

– Можете узнать, кому принадлежит родовое имение Ильинских? И можно ли его выкупить…

– Вы настолько ее любите? – вдруг выдал Шелохов.

А Феликса как током прошибло.

– О чем вы? Я лишь хочу скорее ее освободить.

– Но она не ваша раба, – заметил справедливо Александр. – Или… все – таки…

– Она – моя ассистентка. Не более. Но я знаю ее историю. Мы вместе бежали после войны, вместе переживали гонения. Я видел все, что с ней происходило. И сейчас я решил, что хочу дать ей свободу и дать возможность самой распоряжаться своей жизнью.

– Не рано ли? – вкрадчиво уточнил Александр. – Не сочтите за грубость, но Лида не готова пока от вас отделиться. Вы ей дороги.

– Почему вы так думаете?

– Потому что она сама сказала об этом неделю назад на нашем импровизированном ужине, – заметил Александр.

Феликс лишь улыбнулся, так как на мгновение что – то согрело ему душу. Но потом он тряхнул головой и сказал твердо:

– Может, и так. Но у меня к ней ничего нет. Я лишь ее работодатель.

– Будь по – вашему, – ответил Александр, явно разочаровавшись. – Что ж, я постараюсь узнать. Но готовьте большие деньги.

– Я понимаю.

На этом их диалог был бы окончен, если бы не вошедший в покои дворецкий, у которого глаза казались больше, чем чайные блюдца.

– Ваше сиятельство, – мужчина отдышался, после продолжил: – Там… там… просят встречи его превосходительство, граф Шефнер! А еще явился господин Драгоновский…

– Проси всех. Как раз и обсудим детали. – приказал миролюбиво Александр.

Через десять минут в покоях оказался и сам Маркус Шефнер, и Драгоновский, который был в относительно недовольном расположении духа, словно главу Канцелярии кто – то смог отчитать.

Маркус явился в своем парадном синем камзоле и атласных брюках, в каких выходил только на праздники или уезжал на совещания в клинику в Швейцарии. На правой руке блестело обручальное кольцо и фамильный перстень – печатка, а в правом ухе сияла серьга в форме капли с лазурной жидкостью.

Из оружия граф с собой взял лишь трость из черного дерева с золотым набалдашником в форме орлиной головы. Феликс знал этот артефакт – Шефнер лично заказывал это оружие в Цюрихе, а потом самостоятельно затачивал обсидиановое лезвие, покоившееся внутри деревянного чехла.

– Ваше превосходительство…

– Попрошу без любезностей. Я требую объяснений. – строго отрезал Шефнер. – По какому праву и по чьей инициативе мой доктор, прибывший в трехдневную командировку, уже две недели не возвращается на Землю? – он зыркнул зло на Драгоновского, и то стушевался. – И почему я получаю новости, господин Драгоновский, что Ланской ранен? Вы в курсе, сколько стоит его жизнь?

– В курсе.

– Тогда требую объяснений. Немедленно!

И Драгоновский, при всех, как школьник, которого отчитывают при родителях, дал краткий отчет о приключениях врача и его ассистентки в компании главы Канцелярии по окраинам Дельбурга в поиске убийцы Татьяны Шелоховой…

А когда закончил, Маркус спокойно кивнул Киприану и, обратившись к Александру, заметил:

– С вашего позволения, я забираю господина Ланского обратно к себе.

– Позвольте, – вдруг остановил его Драгоновский. – Разрешите ли взять моей журналистке у него пару слов для статьи?

– Какой еще статьи? – изумился Феликс.

– Мара так и не взяла у тебя интервью, – напомнил Драгоновский. – А тут – такой повод. Да ты будешь звездой.

– Спасибо, но не нужно…

– Нет, Феликс, тут я тебе прикажу согласиться, – заметил вдруг Шефнер. – Это лишнее белое пятно тебе на репутацию. Не стоит этим пренебрегать.

И тут уже Феликсу пришлось злобно коситься на графа. А вот у Киприана вмиг поднялось настроение, и он, забрав доктора из дома Шелохова, посадил в свой экипаж и заметил:

– Мне кажется, это твое начало.

– Посмотрим… главное, чтобы конец у этого начала был позитивный.

– А это уже зависит от вас, доктор Ланской.

Глава 14 ДЕЛО О ПАРУСНИКЕ АНТИМАХЕ

***

– Вы уверены? Сейчас все – таки не сезон и ваша супруга только родила. Может, отложите?

– Феликс, у тебя есть какие – нибудь предпосылки того, что с Розой, Лили или Эндрю что – то случится?

– Нет, ваша супруга здорова. Как и дети. Но все – таки море еще холодное. И вам тоже нельзя простужаться.

– Феликс, по – моему, ты преувеличиваешь.

Маркус и Феликс уже битый час спорили в кабинете, стоит ли семейству Шефнеров съездить в незапланированный отпуск. Маркус хотел отправиться в Нидерланды, а вот его супруга, Роза, настаивала на тропиках.

Маленькая Лилия Шефнер голосовала за тропики, так как там было море, а полугодовалый Эндрю даже слова сказать еще не мог, поэтому Маркус заочно внес его в список своих сторонников. По итогу получилось, что семья не могла определиться, поэтому решила обратиться к доктору, который бы либо дал «добро» на поездку, либо по каким – то причинам оставил всю чету в Альпах.

Но Феликсу, как назло, нечего было предъявить. Маленький граф, рожденный в конце января, как подарок Маркусу от супруги, активно набирал вес, развивался и даже делал первые успехи в своих хождениях в кроватке. Лилия тоже особо не болела, хотя проводила с отцом на верховых прогулках каждые выходные.

– Ну так что? – уточнил Маркус, присев на угол рабочего стола. – Куда прикажешь ехать?

Его тонкие пальцы легли на позолоченный глобус, материки на котором были выбиты вручную, а равнины и горы были выделены в своем естественном виде, показывая наглядно местность.

– Феликс…

– Не сочтите за предательство мужской солидарности, все – таки субтропики, – Феликс остановил раскрученный глобус и указал на клочок с Италией. – Езжайте сюда. Тут как раз тепло, не жарко и нет опасностей для детей.

– Италия… И как прикажешь преподнести сие Розе?

– А это уж ваш долг, как супруга, – усмехнулся Феликс.

– Ты хотел сказать «проблема»?

– Хотел, но не сказал.

Маркус лишь цокнул языком, доставая из шкафа бренди. Поскольку дела клана были завершены, в клинике все было в порядке, а в политике Швейцарии и Департаменте царило относительное спокойствие, так как основные интриганы были в отпусках, Маркус решил сам съездить отдохнуть. Тем паче, что год выдался тяжелым.

– Ну что ж, Италия так Италия. Покажу детям океан. Да и Розе, думаю, понравится. Я ее еще туда не возил.

– Что ж, раз решили…

– А ты? – уточнил вдруг Маркус. – Планируешь куда поехать?

– Я?

Феликс удивился, но потом задумался.

Он не отдыхал последние года три, безвыездно живя то в имении под Цюрихом вместе с Маркусом, то работая в клинике графа, то присматривая за детьми Шефнера. Отдыхать особо времени не было. Да и с Лидией им было как – то комфортно в кабинете вечерами за разговорами – это был для Феликса своего рода релакс, к которому доктор привык.

– Не знаю пока. Не думал.

– Тогда у меня для тебя есть предложение. Точнее – даже не у меня.

У Феликса душа екнула.

Маркус же, выудил из ящика стола знакомый конверт с печатью дома Шелоховых. Шефнер передал письмо Феликсу на ознакомление, после чего увидел скептический взгляд медика.

– Почему сейчас?

– В Троелунье сейчас начало сентября, самый лучший сезон, – пожал плечами Маркус. – Да и племянники Шелохова только – только оправились от гибели родителей. Им надо развеется. А где, как не за городом, в родовом имении, проводить лето?

– Ага, там, где чуть всех не убили, – ухмыльнулся Феликс. – Почему именно я и Лидия?

– Тебе виднее, – многозначительно заметил Маркус. – В общем, если даешь добро, то отправляешься в Дельбург. Только прошу, не вляпайся снова ни в какие дела Канцелярии. А не то Киприан тебе на шею сядет и ножки свесит.

– Вряд ли, – уверенно ответил Феликс, – даже жене такого я не позволял.

И вдруг Феликс ужаснулся. Годовщина смерти Жизель! Она же будет второго сентября. А он не был у нее на могиле более десяти лет! От этого у Феликса чуть не вырвался крик отчаяния, и Маркус, заметив, как помрачнел доктор, сразу сказал:

– Съезди. Развеешься. Да и Лидии будет полезно вернуться в привычную среду.

– Хорошо, согласен. Когда подать заявление?

– Да успокойся, я сам напишу тебе. Деньги возьмешь через три дня у экономки. Я распоряжусь.

Феликс кивнул и, откланявшись, направился в свои покои, чтобы обрадовать Лидию.

Девушка и так почти неделю не выходила на улицу из – за насморка, который был вызван аллергией на цветение вереска. Даже в город она с Феликсом не выезжала, оттого новости о грядущем отпуске и приглашение Шелохова провести две недели в имении в Лурино, показались Лидии более чем прекрасными.

– И когда уходим? – уточнила Лидия, утирая салфетками нос.

– Через пять дней. Как только его сиятельство уедет в Италию. Ну а мы – в Дельбург. Уже как по заказу, – усмехнулся Феликс, упав на диван перед камином.

Лидия невольно улыбнулась, обрадовавшись, но в этот момент начала чихать. И Феликс, несмотря на легкую духоту, прикрыл окна, которые сама девушка распахнула, дабы проветрить комнату.

После этого, взяв с полок свои записи и справочники по аллергическим реакциям, сел на кровати и стал вычитывать, чем можно сполна купировать чихание Лидии. Медикаменты, конечно, лежали в аптечке, но помогали они крайне слабо.

Лидия же, решив, что доставляет Феликсу проблемы, поспешила удалиться к себе в покои, однако доктор этого даже не заметил, занятый изучением рекомендаций в справочнике.

***

За выписыванием рецептов, а также разбором многих аптечных препаратов, которые знал, Феликс сам не заметил, как заснул. А очнулся уже ближе к вечеру, когда за окном уже сгущались сумерки, а у подножия гор шумели травы, колыхаемые сильным ветром.

Утром передавали штормовое предупреждение, однако Феликс никогда не обращал на это внимание. Он знал, что погода редко когда может привести к реально тяжелым последствиям. И даже несмотря на то, что он жил в горах и не раз видел сход лавин, доктор не боялся стихии.

Поэтому и сейчас, когда за окном шумел листвой август, а на небе не было ни единой тучки, Феликс выписал себе некоторые травы, которых не хватало для приготовления раствора, сунул бумажку в карман джинсов, захватил куртку – и отправился на улицу.

Поскольку доктор уже искупил все свои грехи перед графом, ему была дана полная свобода в передвижениях. Да и куда, если что, было бежать? С гор так просто не спустишься, а до ближайшего населенного пункта было почти пятьдесят километров. Феликс иногда думал, смог бы он пройти столько, если бы даже подготовил себе амуницию и запасы еды, но приходил к выводу, что дойти бы смог, да толку?

Куда потом деваться? И какой смысл?

Феликс быстро выбрался за пределы замка, вдохнул полной грудью свежий альпийский воздух, после чего вновь посмотрел на оранжевое небо, переливающееся золотыми всполохами. Горы вдали были все в снегу, зато тут, в низине, царило настоящее лето: зелень покрыла всю землю, деревья расцвели, а реки, зимой стоявшие мертвым мостом меж берегами, вновь потекли, зажурчав под мостиками.

Феликсу нравилось именно лето в горах: не жарко, свежо, можно было дышать травами и напиться чистой родниковой воды, не боясь подхватить заразу.

Но не за этим доктор вышел в данный вечер из замка.

Несмотря на странную усталость и накатывающую дремоту, Феликс двинулся ниже, почти к устью одного из безымянных ручьев, который шел с гор, нашел несколько кустов с календулой, которые не принадлежали ближайшим фермерам, и стал аккуратно срезать, дабы не повредить цветки.

Он настолько увлекся занятием, что не сразу услышал, как у него в кармане вибрирует смартфон. Достав гаджет, Феликс с ужасом увидел номер Шефнера. И сразу ответил, зная, что граф не звонит сам без надобности:

– Да?

– Феликс, ты где сейчас? – тон Маркуса блы крайне беспокойным.

– В устье ручья. Рядом, если что, – сразу успокоил доктор.

– Скажи, а ты не видел, когда уходил, Лию?

– Нет…

– Не можем найти. Слуги сказали, видели в саду, но уже все обыскали…

Феликс тут же почувствовал беду. Лилия редко уходила куда – то одна, а потому, встав с колен и сложив календулу в пакет, доктор осмотрелся. Вокруг шумели травы и кусты, вдалеке качались верхушки лесов, а по воде пошла мелкая рябь от усилившегося ветра.

В горах виднелись шпили замка, а за ними – надвигающаяся черная туча. Феликс триста раз проклял прогноз погоды, а потом, забрав свой скальпель и ножницы, уже было направился назад, как вдруг услышал вдалеке детский вскрик – и сразу бросился вправо.

Он узнал в крике голос Лилии.

Да и не было поблизости каких – то семей, чтобы оттуда так далеко в горы забирались дети.

Феликс выбежал к одному из холмов, откуда открылся вид на широкую часть ручья. Там было достаточно глубоко, так как Феликс не раз летом там купался и собирал водоросли, однако для взрослого ам глубина стандартная, а вот для ребенка – опасная. Да и течение было мощным.

И, спустившись с холма в низину, Феликс сразу увидел, как вниз по течению унесло девочку в розовой кофте и красном плаще, который ей подарил отец на прошлое Рождество. Он был легким, однако, при намокании, весил достаточно, чтобы утянуть на дно.

– Лиля!

Феликс ринулся вдоль импровизированной речки, пытаясь обогнать поток, пока вдруг не вспомнил, что можно срезать за другим холмом, где ручей поворачивал и как раз уходил вдаль, к равнине, к тому самому устью, откуда ручей впадал в одно из альпийских озер.

Доктор сразу побежал по вересковым полям, сшибая на пути растения и пугая уже забравшихся на травинки сверчков. Сейчас ему было важно успеть раньше, чем течение принесет малышку к крутому повороту.

Феликс обогнул крутой крюк ручья, спустился по мокрым камням к воде и, услышав совсем рядом крик Лилии, а также мощные всплески, скинул куртку и ботинки.

На секунду тронув ногой воду и ощутив ее прохладу, Феликс сбросил и свитер, оставшись в футболке и своих джинсах. Завидев, как из – за поворота вынесло розовый комок, доктор прыгнул в ручей и, еле коснувшись дна, оттолкнулся, выплыл на поверхность и, держась вопреки течению за острые камни, выступающие из крутого берега, протянул руку.

– Лиля! – заорал Феликс, привлекая внимание девочки.

Лилия, обернувшись и увидев знакомое лицо, было двинулась к Феликсу, но ее вдруг унесло в сторону течением, и доктор, поняв, что девочка сама не подплывет, бросился в реку.

Схватить малышку удалось достаточно быстро, как и выплыть с ней на поверхность, однако к берегу из – за груза и течения было подплыть почти нереально. Ребенок вцепился в шею, овив ее словно кобра, немного придушив Феликса, однако он все равно смог ухватиться на очередном повороте речушки за толстый ствол сухого дерева и, удержавшись, упереться под водой в камни ногами.

– Вылезай! – крикнул Феликс, подсадив на каменный откос малышку.

Лиля выбралась и тут же протянула ему руку, как вдруг сильный порыв ветра, который принес с собой грозу и дождь, заставили девочку отвернуться. Ее плащ взметнулся, запутав руки Лилии в ткани, а по Феликсу вдруг ударила ледяная волна ручья.

– Феликс!..

Его бросило в воду, после чего понесло к устью.

Феликс особо не боялся, так как знал, куда несет ручей, однако барахтаться под дождем и ветром в реке не входило в его планы. Однако волны, а также подгоняемое ветром течение не давали доктору даже шанса зацепиться за какие – нибудь камни или ветки.

А очередной поворот, который врач отчего – то не помнил на пути, ударил ему по левой части груди и живота, вышибив воздух из легких, и Феликс с ужасом понял, что глотнул воды, а затем – что попал под волну и оказался прибит на несколько секунд к песчаному дну.

Еще один удар, теперь уже по спине, который перевернул медика под водой, и затем резкий толчок наверх – и кислород вновь ворвался в легкие Феликса, заставив его из последних сил вцепиться в увиденный острый камень у самого устья и, задержавшись на нем, впоследствии подтянуться и выползти на траву.

Дождь уже хлестал вовсю, оранжевое небо сменило оттенок на темно – серый, а трава и земля настолько вымокли, что все джинсы и футболка Феликса за несколько секунд превратились в грязные тряпки. Так еще и штанину на левой ноге он успел как – то порвать, а кожу на икре в том же месте – порезать.

– Да что ж такое…

Феликс кое – как откашлялся от воды, после чего услышал, как вдалеке разносится ворох протяжных голосов. Они эхом проносились над полями, произнося его имя и фамилию, и в одном из кличей Феликс вдруг узнал голос Лидии.

Над головой небо разрезала белая кривая молнии, а затем над Альпами прокатился раскат грома, на мгновение оглушивший Феликса. Ветер опять хлестнул по щекам, а тяжелые капли дождя ударили по спине, словно кто – то специально вылил ему на футболку струю ледяной воды.

– Феликс! Господин Феликс!

Гнусавый из – за насморка голос Лидии показался Феликсу верхом блаженства. А увиденный за спиной девушки силуэт Маркуса заставил Ланского расслабиться и, отдышавшись, подняться на ноги и попытаться устоять.

– Феликс, ты как? – испугался граф. – Что произошло? Что с ногой? И боком?..

Феликс ничего не сказал, так как не желал, чтобы у Лилии были неприятности, а потому просто попросил подвезти его до дома. И Маркус, сразу все осознав, подставил свое плечо и довел до машины, на которой и выехал из замка вместе с Лидией, дабы отыскать дочь.

– Ну как вас угораздило? Господин Феликс…

– Лида, прошу, не начинай.

– Начну! – возразила девушка, обрабатывая шов на ноге йодом. – Вы так действительно когда – нибудь угодите смерти в лапы.

– Тебе самой не смешно? – Феликс прошипел, когда почувствовал, как йод начал жечь сшитое пару часов назад мясо на икре. – Черт… перед самым отпуском…

– Скажите спасибо, что только этим отделались, – справедливо заметила Лидия, начав заматывать бинтом ногу доктора. – А если бы головой о скалы ударились?

– На одного бы доктора стало меньше. Ай! Лида! Аккуратней!

Лидия специально сильней затянула узел, чтобы Феликс замолчал. После этого девушка убрала все инструменты экзекуции в рабочий кабинет Феликса, а вернулась с горячим чаем и тазиком, с плавающим в нем компрессом.

– Лида? – протянул вопросительно Феликс. – Ты чего?..

– Вода в ручье ледяная, идущая прямиком с гор. Вы могли подхватить простуду или хуже – пневмонию. Поэтому, – она утопила компресс странной формы в воде, и Феликс вытаращил глаза, услышав запах.

– Горчичник?! Ты сбрендила?! Ай!

Феликс отскочил от ассистентки на кровати, но шов на искре сразу умерил пыл доктора. Ланской понял, что не убежит от Лидии, но и подчиняться ее бреду он не собирался. Поэтому, решив использовать свою излюбленную схему, заметил:

– По – моему, ты переходишь границы. Я не просил ни о какой помощи, кроме как о шве.

– Считайте это моим энтузиазмом.

– Я могу это считать только как посягательством на свое тело.

– Фи, как некультурно, – Лидия вытащила из кипятка горчичник, и уже бы положила на грудь Феликсу, но стук в дверь покоев доктора остановил ее. – Ладно, фортуна пока на вашей стороне.

– Она всегда на моей стороне, – буркнул под нос Феликс, упав с выдохом облегчения на подушку.

Лидия пошла открывать поздним посетителям, и слегка удивилась, когда увидела на пороге покоев графа Шефнера с дочерью, голова которой пыла вжата в плечи, словно девочка боялась грядущего удара, а глаза юной графини смотрели в пол, как у монашки.

– Входи, – приказал Маркус дочери, слегка подтолкнув в комнату.

Феликс тут же укрылся одеялом, так как не ждал таких гостей, а Лидия, взявшись было за ширму, увидела знак графа: не нужно.

– Мы на пару минут, – заверил Шефнер, подводя дочь к кровати Феликса.

Лилия подошла, но ни головы, ни взгляда не подняла. Ей явно было стыдно, однако Феликс успокаивал себя тем, что знал: Маркус никогда не бил детей. Даже когда его ангельское терпение давало сбой, он всегда решал вопросы голосом и аргументами.

Ни разу на памяти Феликса ни Маркус, ни Роза не ударили Лилию – хотя было за что, – поэтому поведение девочки доктор мог объяснить лишь хорошо проведённой с ней беседой со стороны родителей.

– Здравствуйте, Феликс Аристархович, – начала тихо малышка, пока Маркус стоял за ее спиной, со строгостью взирая на дочь. – Извините меня. Из – за моих необдуманных желаний вы пострадали. Я обещаю, что больше никогда не покину замок без разрешения отца. И вы никогда так больше не рискнете ради меня.

Феликс был слегка шокирован, упершись спиной в подушки и смотря то на Маркуса, то на Лилию. Граф был явно недоволен такой речью, но поправлять не стал. Лишь положил руку дочери на плечо и обратился к Феликсу:

– Прошу простить ее, – он старался не повышать тона и не сорваться на обвинения. – Я поговорил с Лилией. Она под домашним арестом до нашего отъезда в Италию. И там тоже.

– Папа!..

– Молчать! – приказал Маркус. – Юная леди, ваши действия, повлекли неприятные последствия: доктор, который вас лечит, сидит с вами ночами, когда вы приносите в замок ангину и вирусы, сейчас сам лежит с раной. Тебе должно быть стыдно, Лилия.

– Маркус, не надо, – попросил тверд Феликс. – Там рана – то пустяковая.

– Это не имеет значения. Она должна знать цену своим поступкам.

– Но…

– Если тебе что – то надо, скажи.

– Ничего не нужно, – также твердо продолжал Феликс. – Не ругай дочь, ибо Лидия уже позаботилась обо мне. Не порть ни себе, ни мне настроение перед отпуском.

– Но ведь… Феликс, – тон Маркуса слегка сменился. – Ты слишком снисходителен.

– Может быть.

– Прошу прощение, – вмешалась Лидия, – но Феликсу нужно отдохнуть. Я позабочусь, чтобы его рана зажила как можно скорее. Там правда нет ничего серьезного. А малышке Лилии уже пора спать, – она посмотрела на часы. – Правда ведь?

В этот момент напольные часы отбарабанили десять вечера, и Маркус, расценив такой жест девушки, как попытку спасти Лилию от гнева отца, уступил. Он спровадил Лилию к себе в комнату, а сам, еще раз обговорил с Феликсом детали отпуска, оставил доктора наедине с ассистенткой.

– Ну что ж, продолжим…

Лидия села рядом с Феликсом и, воспользовавшись его заминкой, распахнула полы рубашки от пижамы и молниеносным движением положила на грудь горчичник.

– Лида!..

Глава 15

– Ты с каждым разом поражаешь меня все больше и больше.

– О чем вы, господин Феликс?

– С каждым новым случаем ты берешь с собой в дорогу вещей, как будто мы едем на полгода в Антарктиду.

Лидия лишь фыркнула, понимая, что такое бормотание доктора вызвано ничем иным как ранним подъемом. Феликс привык вставать раньше семи только тогда, когда его вызывали на работу или же – когда это нужно было его господам.

В иных ситуациях Лидия даже не заходила в спальню к доктору раньше девяти.

Однако в это утро, когда за окном даже не занялась заря, а горы спали в умиротворенной тишине предрассветного часа, Лидии пришлось войти в спальню Феликса, разбудить его и, напомнив, куда они едут, вынести ненавистный Ланскому комплект одежды.

Рубашка – апаш со шнурками по бокам и приталенные брюки надежно закрепились в памяти доктора как неудобство, созданное упрямой ассистенткой.

– Я, пожалуй, там переоденусь, – заметил Феликс, стоило только ему увидеть комплект.

– Нет уж, – Лидия силком загнала его за ширму с драконами, а сама уселась в кресло у камина. – Вы сейчас же переоденетесь и не будете посмешищем в Дельбурге.

– Перед кем мне там красоваться?! – возмутился доктор. – Перед воробьями?! Или перед кустами малины?!

– Она там не растет.

– Вот именно!

Но сколько бы Феликс не тянул время, ему пришлось сменить джинсы, приготовленные с вечера перед утром поездки, на брюки, а свитер закинуть в чемодан в надежде, что Шелохов окажется сговорчивее, чем его ассистентка в плане одежды.

В конце концов, как рассудил Феликс, они едут отдыхать, а не красоваться в высшем свете.

Единственное, что радовало Феликса, это его черный жилет, в котором ему было комфортно и к внутренней подкладке коего он не так давно попросил портних из замка пришить карман. Теперь удобно было всегда с собой носить маленькую записную книжку.

– Вам очень хорошо, – заключила Лида, когда Феликс показался ей после тридцати минут мучений. – Зря вы ропщете на моду Дельбурга.

Феликс лишь вздохнул и, закончив приготовления и проверив свой кейс, собранный в Троелунье, упал на диван рядом с Лидой. Обычно собранный и строгий во всем Ланской сидел всегда с прямой спиной и расправленными плечами, но в данное утро позволил себе вальяжно растянуться на собственному диване, закинув ногу на ногу и скрестив руки на груди.

– Как ваша нога? – вдруг уточнила Лидия. – Вы вчера просили обезболивающее. Я плохо наложила шов?

– Нет, – Феликс прикрыл глаза, – просто резко заболело. А я не записывался в мученики, чтобы терпеть. Тем более в мире, где изобрели анестезию.

– Ваша язва вас погубит, – усмехнулся девушка.

– Готов поспорить.

В этот момент зеркало в углу, до этого отражавшее комнату и двух ожидавших, пошло рябью, а по комнате прокатился отдаленный перезвон невидимых бубенчиков. Это означало, что с той стороны их уже ждали и проверяли таким образом проходимость звука.

Лидия быстро ответила перезвоном крохотного колокольчика, который Феликсу был выдан после первого путешествия в Троелунье, после чего доктор, взяв и свой чемодан, и вест багаж ассистентки, шагнул с ней на другую сторону…

На сей раз им довелось приземлиться на теплый пол, от которого пахло сосной, и оказаться в комнате, где отовсюду доносился аромат мореного дуба и только что выстиранной постели.

Запах хлорки и кислородного отбеливателя Феликс знал так же хорошо, как амбре формалина, от которого в первые дни в медицинском корпусе падал в обмороки.

– Наконец – то!

Шелохов тут же подошел к прибывшим, помог подняться сначала Лидии, которая так и не научилась задерживать дыхание на время перехода, а потому часто теряла контроль над собственным телом, а потом протянул руку Феликсу.

Доктор принял ее, но сразу заметил, как на лице министра расцвела благоговейная улыбка, стоило только его взгляду упасть на фигуру Лидии. Девушка быстро отвернулась сделав вид, что ее больше интересует запачкавшийся подол платья, а Феликс уточнил:

– Мы еще в Дельбурге?

– Да. В имении нет зеркал – переходников. Сами понимаете – безопасность.

– А хранить его в доме в городе – высшая степень предосторожности, – съязвил Феликс.

– Не беспокойтесь, доктор Ланской, ваша безопасность – мой приоритет. Все – таки я вас позвал. Следовательно – мне отвечать перед господином Киприаном за ваше пребывание в Дельбурге.

– Я вас понял, – Феликс поправил шляпу, после чего выглянул в окно на солнечное утро. – Так… куда мы едем? Неужели в ваше имение в Лурино?

– Боже упаси, – Александр заметно вздрогнул, но быстро подобрался. – Я не могу так поступить с вами. Тем более в вашем отношении лично, доктор Ланской.

Феликс сразу благодарно кивнул, так как ночь в подвале, когда он отморозил и руки, и ноги, и другое место, он запомнил на всю оставшуюся жизнь. И случилось это даже не потому, что доктора никогда не наказывали или не забирали в участок во время учебы или работы, а просто потому, что именно благодаря агрессии дворецкого их прошлое дело закончилось больничным, восстановлением плеча и еще несколькими ночами, в которые к Феликсу в кошмарах приходила старуха Шелохова…

– Не будем об этом, – заметил доктор. – Но все – таки попрошу ответить: куда мы едем?

– Думаю, вам понравится, доктор. – коварная улыбка дьявола тронула губы министра, но глаза Александра остались сверкать как у заговорщика в кадетском корпусе. – Если мне не изменяет память, то вы проходили практику в Кенсионском корпусе?

Брови Феликса резко взметнулись вверх, а глаза засияли немым восторгом. Сердце бешено заколотилось, но легкие на несколько секунд забыли о своей природной функции сжиматься и раздуваться.

Кенсион – городок в двадцати пяти – тридцати километрах от Дельбурга. Тихий и умиротворенный, с густыми смешанными лесами, глубокими и чистыми озерами, а также расположившимися еще в километре севернее – болотными местностями. Феликс помнил, что именно там собрал свой первый справочник с травами, изучил на практике яды, а также зарисовал лучше всех бабочек и лягушек, за которыми наблюдал три недели.

Но тогда, почти полвека назад, в Кенсионе не было ничего, кроме медицинского корпуса, а совсем недавно, пятнадцать лет назад, землю выкупили богачи и построили там кто дачи, кто имения, а кто и родовые усадьбы. Из медицинского корпуса сделали полноценную больницу – одну из лучших на севере, а учебное заведение перенесли ближе к Дельбургу, чтобы удобнее было ездить и студентам, и преподавателям.

– Я так и знал, что вы будете рады, – заметил Александр, когда увидел на лице доктора блаженную улыбку. – Да, совсем недавно я закончил строить там имение, а потому решил совместить свой отпуск, ваш приезд и, разумеется, своеобразное новоселье.

– Это просто чудесно! – поддержала Лидия. – Правда, господин Феликс?

– Да! – вырвалось у Феликса, но он тут же прокашлялся, так как понял, что переборщил с эмоциями. – Когда отправляемся?

– Через час, – Шелохов поднял золотые часы на цепочке и, сверившись со стрелками на белоснежном циферблате, – Надеюсь, к этому моменту карету загрузят.

– Мы не на машине поедем? – удивилась Лидия. – Разве стоит тащить в жару лошадей за город?

– На машине мы можем утонуть там, – усмехнулся министр, – Вчера прошли ливни, дорогу размыло, и машина там просто встанет. А я не желаю, что отпуск был испорчен.

– Вы такой перфекционист, ваше сиятельство, – елейно выдала Лидия.

Феликс сразу услышал перемену в голосе ассистентки, но списал сие на ее радость от поездки. Конечно, он был не дурак – и видел, что творилось между чиновником, сдавшим письма на Землю Лидии, и ассистенткой, в глазах коей изредка, но все – таки проскакивали искорки счастья.

– Ах, и еще, – спохватился внезапно Шелохов, когда выглянул во двор, на загружающийся экипаж. – Доктор Ланской, на пару слов можно?

– Хоть на десять.

Феликс ожидал, что Шелохов просто отведет его в сторону, но вместо этого министр, взяв доктора под руку, направился с ним по коридорам своего особняка в ту самую комнату, где, как помнил Ланской, Александр поселил племянников, когда забрал из дома почившей сестры.

Только Феликс запомнил комнату как светлое помещение, наполненное игрушками, нарядами Маргариты и машинками Михаила, а то, что увидел доктор в тот момент, когда Александр распахнул перед ним двери детской, повергло Ланского в шок.

Гостиная, ранее бывшая приемной для гостей, превратилась в руины: на обоях были чертежи каких – то страшных существ и бранные слова, нарисованные то ли углем, то ли пером, повсюду валялись скомканные и выдранные неаккуратно страницы тетрадей и книг, а на диванах не было живого места: обивка была изрезана, а внутренний пух – выпотрошен.

Феликс невольно ахнул, а после, наткнувшись взглядом на рисунок под ногами, подобрал лист с каракулями одного из двойняшек. На желтом листке оказалась нарисована сцена, как «дядя» бьет «тетю» кувалдой по голове. И доктор, сразу припомнив события полугодовой давности, свернул листок и положил во внутренний карман жилетки.

– Кто из них? – сразу спросил Феликс.

– Вы поняли, да?

– Видимо, убийство матери все – таки нанесло урон психике Маргариты. Ведь это она сидела около трупа Марии в тот момент, пока Томилин держал Мишу в заложниках.

– Если бы Рита это творила, – вздохнул с грустью Шелохов, потирая шею. – Понимаете, Рита – она прекрасная, послушная, тихая. Мечта, а не ребенок. А вот Миша… боже…после вашего отбытия на Землю, в него как дьявол вселился.

– О чем вы?

– Он стал неконтролируем! – вдруг воскликнул Александр, но сразу прикрыл рот рукой, оглянувшись на дверь. – Крики, ночные кошмары, а также его агрессия к сестре… Рита для него как красная тряпка для быка. Я уже все перепробовал: брал с собой на прогулки, на охоту, в Парламент. Даже в саду у него пару раз появился, чтобы порадовать. А он…

– Скажите, а истерики… они связаны с чем – то? – уточнил строго Феликс. – Например, он видит, как вы что – то дарите его сестре – и начинает кричать. Или еще что –то такое?

На несколько минут Шелохов задумался, но потом удрученно помотал головой. Оглядев комнату с рисунками и выдранными из книг страницами, Александр подошел к некогда роскошному кожаному дивану и, проведя по спинке бледной ладонью, устало посмотрел на Феликса.

– Не могли бы вы, доктор Ланской, понаблюдать за Мишей. За дополнительную плату, разумеется. Я не собирался вас эксплуатировать бесплатно, но поймите… я… я в отчаянии уже, если честно…

– Не оправдывайтесь, – Феликс почувствовал толику жалости, но быстро заткнул свои эмоции приказом молчать. – Конечно я посмотрю Мишу, но сразу скажу: я не могу обещать никаких результатов, так как психология – не совсем моя стезя.

– Это я тоже понимаю, – заверил воодушевленный Александр. – Я оплачу ваш труд в любом случае.

– Поговорим о гонораре, когда я осмотрю Мишу.

– Хорошо.

В этот момент с улицы раздалось конское ржание, свист хлыстов, а также грохот закинутого в багажный отсек последнего чемодана. Дворецкий дал команду слугам – и те разошлись в стороны пропуская к карете Лидию, которая смущенно опустила глаза и шла только благодаря поданной руке дворецкого.

Александр, увидев все в окно, взглянул на циферблат карманных часов, пригласил Феликса отправится за ним.

– Кстати, вы взяли теплый плащ? – уточнил Шелохов, когда ему на плечи в холле подали осенний плащ.

– Плащ? – удивился Феликс. – Сейчас же только начало сентября. В Кенсионе должно быть еще тепло.

– В этом году и лето было прохладным. С моря дуют сильные ветра, в некоторых лесах на севере не растаял даже снег, а у меня в Лурино погибло почти сорок процентов посевов из – за заморозков. А в Огарево и вовсе – остались без урожая.

– Ничего себе… Но нет, я ничего кроме весеннего пальто не взял.

– Что ж, – Александр хлопнул в ладоши, и в холле материализовалась из полумрака коридоров Арина.

Она склонилась перед Шелоховым, сложив руки на уровне живота, но, увидев Феликса, тут же улыбнулась и, засияв, пронзила доктора взглядом зеленых коварных глаз.

– Арина, неси мой плащ с лисой. Я его не ношу, а доктору он пригодится.

– Слушаюсь.

Она упорхнула наверх, но через пятнадцать минут уже вернулась, неся на вешалке дорогой вельветовый плащ с велюровой подкладкой, меховой окантовкой, а также роскошным лисьим воротником, в котором было бы и зимой не холодно.

Наружная часть была темно – синей, а потому подчеркнула бледность кожи Феликса, его худобу и глубину голубых глаз, на которые упал луч света вставшего над городом солнца.

– Вам идет, – вырвалось у Арины, пока она расправляла воротник на плечах Феликса.

– Она права. – согласился Александр. – Что ж, в дорогу. Арина, ты собралась?

– Разумеется, ваше сиятельство, – она вновь склонилась и, присев в легком реверансе, удалилась к черному выходу, чтобы оттуда направиться на задний двор, к карете и экипажу с откидной крышей, в котором, как выяснилось, поедут дети.

Александр и Феликс вышли последними, отчего слуги и дворецкий склонили головы, проводили обоих в закрытую черную карету с золотыми вставками на дверцах, проверили еще раз узду и сбруи лошадей, после чего пошли открывать ворота.

Внутри кареты поехали только Шелохов, Лидия и Феликс.

Вопреки убеждениям доктора, племянники Александра направились в Кенсион в отдельном экипаже в сопровождении Арины и двух мальчиков из охраны, которых отобрал для поездки лично метрдотель семейства Шелоховых.

– Им будет лучше поехать с Ариной, так как они к ней сильно привыкли. По сути, она им как старшая сестра, – пояснил Александр, стоило карете тронуться и покинуть владения семейства Шелоховых.

Феликс и Лидия на сие промолчали.

Доктору было откровенно интересно, что его ждет в доме Шелоховых в Кенсионе, так как на него взвалили еще одно задание: осмотр Миши. А увидев погром в комнате детей и рисунки, доктор уже предчувствовал, как сам будет глотать порциями успокоительное, чтобы не сорваться на ребенке и не поддаться на провокации.

Лидия заметила нервозность Феликса, смотря на руки медика: когда Ланской начинал что – то обдумывать или о чем – то беспокоится, он начинал выкручивать себе пальцы рук и до хруста их сгибать.

Поэтому, осторожно тронув сомкнутые в замок пальцы Ланского, Лидия склонилась к доктору и шепнула:

– Расслабьтесь. Все будет хорошо.

– Хотелось бы верить.

Кенсион… Феликс думал, что больше никогда не увидит этого чудесного края. Покрытый густой травой, укрытый от внешнего мира стеной из высоких тополей, толстых дубов и статных кленов, поселок источал некий дух деревеньки девятнадцатого века где – то на окраине Англии, где Феликсу посчастливилось побывать всего раз, до Второй Мировой, но и того впечатления ему хватило, чтобы память запечатлела пейзажи и ароматы в деталях.

В Кенсионе пахло жареными каштанами, свежезаваренным какао, толченым кофе, который тут дробили в обычной ступе, как у фармацевтов для смешивания трав, а ближе к октябрю на болотах можно было собрать для изготовления лекарств травы и ягоды.

Сентябрь же для Кенсиона был золотой порой: деревья стояли лишь наполовину в желтых и оранжевых одежках, трава еще не пожухла, цветы по – прежнему источали аромат, а с озер шел запах свежескошенной травы, камышей, сырости и лилий.

Эти ароматы чуть не свели Феликса с ума, как только карета и экипаж въехали в частный сектор Кенсиона, где была насыпана песчаная дорога, а по обеим сторонам выросли дорогие усадебные участки с кирпичными фасадами, черепичными крышами и простирающими на несколько километров садами, за деревьями коих, зачастую, было видно лишь часть крыши или только флюгера.

Феликс знал эту дорогу: она вела к болотам, по пути к которым раскинулся густой смешанный лес, в котором еще бегала живность и где можно было спокойно уединиться на полянах, чтобы в тишине поработать или подумать.

Несмотря на четырехчасовой путь и достаточно душный день, когда дверцы кареты открылись, давая возможность Феликсу и Лидии выйти на улицу, оба раскрыли рты от удивления.

Дом Шелохова ничем не уступал его особняку в Дельбурге: красный кирпич, белоснежные наличники, двойные деревянные рамы окон, а также массивные дубовые двери с львиными мордами, в чьих пастях висели тяжелые молоточки.

Переднюю часть дома опоясывало крыльцо с площадкой для чаепитий и семейных посиделок, а также встроенным небольшим фонтаном, под единственной струей коего плескался замерший навеки в своем каменном великолепии атлант из созвездия водолея.

Участок, однако, у Шелохова был откровенно маленьким: низкая изгородь ничуть не прятала от соседей, как и посаженные не так давно молодые вишни, стволы коих гнулись от любого дуновения ветра. Единственной отдушиной были густые кусты с белыми розами, от которых веяло так сильно, что у Лидии загорелись глаза от восторга.

– Какая красота! – вырвалось у девушки, когда Александр самолично открыл ворота и впустил гостей на территорию.

Феликс еле притронулся к одной из роз, которая оказалась к нему ближе всех, и в этот момент задохнулся.

Его словно ударили под дых, а потом добавили в копчик, отчего по всей спине распространилась вспышка острой боли. Доктор коротко ойкнул, и от Лидии это не укрылось. Она сразу подошла к Феликсу и, взяв Ланского за руку, тихо спросила:

– Что с вами? Вам плохо?

Но Феликс молчал, сам пытаясь понять, что случилось.

Он понимал: это предупреждение. Его дар, вновь оказавшись в эпицентре Троелунья, распустился, словно огненный цветок, услышавший солнечный свет в постоянном сумраке. Только Феликс никак не мог сосредоточиться, чтобы указать на угрозу.

– Будь осторожна, – тихо приказал Феликс. – Смерть ходит поблизости.

– Вы ее чувствуете? – испугалась девушка.

– Да. Мне четко дали понять: что – то случится.

Лидия уже было открыла рот чтобы возразить, как вдруг Феликс, глубоко вдохнув, ощутил еще один удар в грудь, после которого мир вокруг него посерел, приобретя черно – белый облик, словно снимок со старого фотоаппарата.

Очертания дома и сада стали размытыми, как будто по окружающему пространству некий художник провел мокрой кисточкой. Где – то вдалеке слышался монотонный крик стаи воронов, который смешивался с завыванием то ли собаки, то ли волка, а под ногами Феликса вместо песчаных тропинок в саду Шелохова, появились какие – то осколки.

Доктор ступил сначала назад, а потом в сторону, пытаясь вдохнуть полной грудью, однако это не получилось. Грудь словно заковали в железный корсет, не давая легким толком раскрыться, а сердце застучало в ускоренном темпе, словно хотело выпрыгнуть из костяной клетки.

В голове застучала кровь, в ушах зазвенело, а перед глазами пошли белые мушки. Феликс понял в какой – то момент, что не слышит уже ни воронов, ни волков, а вслушивается в какой – то белый шум, возникши й у него в голове.

Осколки внезапно взмыли ввысь, словно их что – то подкинуло, а затем, собравшись перед Феликсом в гигантскую бабочку с распахнувшимися крыльями, засияли ярче солнца.

Доктор отвернулся и зажмурился, после чего услышал оглушающий треск стекла, какой – то шелест, словно у самого его уха помахали листком бумаги, а после, открыв глаза, обнаружил рядом с собой сидящего на коленях незнакомца.

Феликс лишь вымученно промычал, но все – таки сделал было шаг к пришедшему призраку, как вдруг незнакомец сам резко повернул голову, словно испугавшись появления Ланского, и, вскочив на ноги, выпростал вперед руку: мол, не подходи.

– Кто ты? – прохрипел Феликс, внезапно ощутив в горле неприятный комок.

Откашлять его не получилось, поэтому пришлось ждать, когда спазм сам спадет.

Призрак же, подняв с земли один из опавших осколков, приложил острый край к шее, и, как только Феликс рефлекторно рванул к потенциальному пациенту, очнулся…

– Доктор Ланской!

– Феликс!

– Принесите воды, ну же!

Феликс глубоко вдохнул, словно вынырнул с глубины водоема, после чего еле открыл глаза и, посмотрев на обеспокоенные лица склонившихся над ним Александра, Лидии и Арины, виновато потупил взгляд вниз.

Его тело лежало на одном из диванов площадки перед домом, под головой находилось сложенное пальто Лидии, а под ногами – одна из подушек. Видимо, у него резко подскочило давление, поэтому ассистентке и пришлось экстренно принять меры.

Осторожно подняв правую руку и сфокусировав взгляд на перстне Шелохова, который являлся для мозга мелкой деталью, Феликс откашлялся и принял вертикальное положение.

– Господин Феликс, – Лидия взяла из рук Арины бокал с принесенной из дома водой и протянула Феликсу. – Вот, попейте.

– Вам нужен доктор? – серьезно спросил Шелохов. – Я могу пригласить кого – то из Дельбурга. Или – из того же Лурино Аристарха.

– Не стоит, – Феликс выпил залпом предложенную воду с лекарством, которое Лидии заблаговременно растворила. – Все в порядке. Видимо, смена климата повлияла.

– Что ж, в таком случае, вам следует отдохнуть. – Шелохов щелкнул пальцами, и рядом, словно только и ждали команды, материализовались двое охранников. – Отнесите багаж доктора и его ассистентки в приготовленную комнату. Вы же не против, если будете находится в одних покоях? Но, разумеется, в разных постелях.

– Конечно – нет, – сразу заметила Лидия.

В этот момент Феликс, посмотрев на окруживших его, заметил, как Арина поджала от досады губы, посмотрев на Лидию со злобой, а Шелохов, хоть и сохранил спокойствие и непринужденность, с тоской посмотрел на Ильинскую, словно самолично отрывал от сердца дорогую игрушку.

«Похоже, тут лишний я…» – невольно ворвалась мысль в пульсирующую от давления в сосудах голову доктора. Но Феликс сделал вид, что ему все равно, и отправился вместе с Лидией в предложенные покои на втором этаже.

Они оказались довольно простыми и просторными: два квадратных окна в обрамлении гипсовых рам, расположившийся у правой стены белый камин с подсвечниками на его полке, и тканевым диваном в окружении двух плетеных кресел, укутанных в несколько слоев пледов и одеял.

Паркет и в гостиной, и в спальне покрыли теплые ковры с причудливыми узорами, а на двух деревянных кроватях с львиными ножками и резными узорами на спинках любезно расположились спальные пуховые одеяла и по две дополнительные подушки. Окно в спальне было одно, но занимало почти всю ширину несущей стены, отчего света в помещении было довольно много, как и в ванной, схожей по квадратуре со спальней.

– Прямо апартаменты, – сорвалось с языка доктора.

– Да уж, господин Шелохов не скупится, – согласилась Лидия, просмотрев подушки и одеяла. – Возьмите вот эти, – вдруг сказала девушки, бросив на кровать доктора две своих подушки.

– Лидия?

– Вы жаловались последний месяц на спину, вот, подложите, чтобы не простыть у стены. Днем тут тепло, но ночью вы замерзнете.

–Ты издеваешься? – улыбнулся Феликс, но его бровь ехидно поднялась вверх. – Я живу в Швейцарии почти полвека. И пережил тридцать зим в горах. Ты думаешь, меня осенью в Кенсионе можно напугать?

–И тем не менее, – продолжила серьезно Лидия. – В том году вы переболели пневмонией. Помните, как лежали две недели в постели? Или напомнить вам уколы в…

– Все – все, я понял.

Феликс решил не ссориться. Лидию в данном вопросе было тяжело переспорить, но Ланской понимал почему. Тогда Ильинскую дернули из отпуска в Цюрихе обратно в замок, так как сообщили, что основной врач заболел и слег с пневмонией. И именно Лидии пришлось выхаживать и Феликса, и присматривать за тогда еще беременной супругой графа.

– Голова кружится? – уточнила Лидия, остановившись напротив доктора.

Но Феликс, сев на свою кровать и опершись на спинку, положил голову на ледяную руку. Пальцы странно занемели, но Феликс все списывал на приступ с видением. Призраки достаточно больно били по кровеносной системе, но Лидии этого знать не стоило.

– Болит, – поправил доктор ассистентку. – Чай с сахаром нужен. И час покоя.

– Хорошо, – улыбнулась Лидия, приготовившись исполнять приказ. – Тогда отдыхайте. Я предупрежу, чтобы вас не тревожили.

– Но к ужину я выйду, пусть Шелохов не надеется, – усмехнулся Феликс.

– Разумеется.

Она выпорхнула из спальни и, как только за девушкой закрылись двери гостиной, Феликс рухнул на другую сторону кровати и, вдохнув запах порошка с подушек, невольно растянулся, расслабив тело, а затем, взглянув в белый, недавно побеленный потолок, почувствовал накатившую волну усталости – и поддался ей.

Веки отяжелели, глаза закрылись, сознание покинуло реальность, перенеся доктора в очередной кошмар.

Глава 16

Страшный темный подвал… старинная кладка камней, покрытая сырой скользкой пленкой и мхом… запах гнили и задохнувшихся тряпок… Но эта вонь перемешана с чем – то сладким, похожим на мед. Какой – нибудь цветок? Нет… что – то иное…

Феликс долго не мог понять, пока рядом с ним не пролетела крохотная черная бабочка с золотой каймой и несколькими рядами оранжевых кругов на крыльях. После нее около доктора остался тот самый цветочный флер, по которому Ланской и понял: пыльца!

Он попытался рефлекторно схватить бабочку, так как она отличалась и размерами, и окрасом от тех, что видел врач. Сделав пару шагов к насекомому, упорхнувшему во тьму подвала, Феликс вдруг услышал под ногами хлюпанье.

Его сердце екнуло, так как именно этот звук он знал не понаслышке. Воспоминания военных действия десятилетней давности нахлынули панической атакой, но Феликс, вдохнув и выдохнув, тряхнул головой и трезво посмотрел под ноги, готовый ко всему.

Но в ту же секунду, когда его взгляд присмотрелся к темноте и различил на каменном полу кровавую линию, дыхание сбилось окончательно, и Феликс понял: он задыхается от страха, его начинает подташнивать от железного привкуса, появившегося на губах, а затем организм подсказывает вытереть хлынувшую из носа кровь – и бежать.

И в этот же момент, когда Феликс разворачивается, чтобы унести ноги из подвала, его взгляд выхватывает из темноты острый вороний клюв, огромные стеклянные глаза, а также долгополую шляпу, от которой у Ланского в памяти прорезаются сквозь запретную стену еще больше воспоминаний с войны.

А потом руки в черных кожаных перчатках, хватая доктора за горло, прижимают к мокрой стенке и, вжав в склизкие камни, начинают душить.

– Пусти… нет…

Несколько секунд острой боли и пробирающего до костей страха действительно задохнуться сменяются белой вспышкой перед глазами, после которой Феликс проваливается сначала в пустоту, а затем обнаруживает себя сидящим на поляне в каком – то лесу.

– Опять? – вырвалось невольно у доктора. – Что вас так тянет в леса?!

Он потер горло, встал на ноги – и в ту же секунду осенняя листва зашумела, трава заколыхалась под порывами ледяного ветра, а между деревьями на высокой скорости промчался экипаж, на козлах коего восседал уже знакомый Феликсу призрак незнакомца, а в самом экипаже оказалась достаточно молодая особа в белоснежном платье и развевающейся на ветру фатой.

Конское ржание оглушило Феликса, а ворох желтых и красных листьев, ударив по телу врача, смогли его заставить вздрогнуть. Настолько реалистичное было это видение…

– Аркадий! – вдруг услышал Феликс от девушки.

Ее звонкий голос пронесся по лесу долгим эхом, перекликающимся с вороньим карканьем, а также гулом ветра.

Ланской же, проводив в небытие экипаж, вдруг уточнил в пустоту:

– Аркадий? Я прав?

Лес зашумел сильнее, а ветер усилился, словно тем самым давая ответ доктору.

– Я не буду говорить, пока не увижу, – напрягая изо всех сил голосовые связки, заметил Феликс.

Но на этот выпад доктор получил болезненный удар в спину, от которого рухнул в листву – и внезапно ощутил не аромат сырой земли, а запах горелого дерева…

Феликс вновь очнулся от звуков собственного голоса. Только на сей раз это был не крик, а очень шумный вдох, словно доктора окунули насильно в воду лицом, а потом резко выдернули, дав возможность глотнуть кислорода.

Феликс прокашлялся, огляделся, чтобы уловить любое присутствие в своей комнате, но не увидел никого. Призрак исчез, незнакомца тоже не было, по спине не бегали мурашки, а вот в горле стоял такой плотный комок, что пришлось даже запивать его водой из графина.

Феликс быстро глотнул из графина, любезно оставленного то ли слугами, то ли Лидой, после чего подошел к окну – и выглянул на улицу.

Над Кенсионом уже опустились сумерки. Оранжево – пурпурное небо медленно перетекало в темно – синее с россыпью звезд, деревья вдалеке почернели, превратившись в единую полоску, отделяющую дома с загоревшимися огнями в окнах от надвигающегося ночного небосвода. Во дворе стрекотали кузнечики, с болот доносился монотонный речитатив каких – то птиц, а на соседних участках из граммофонов слышались мелодии конца девятнадцатого века или вовсе – кто – то сам играл на скрипке или флейте.

Посмотрев вниз, на белокаменную площадку, Феликс увидел, что на диванчиках, укутанные в пледы, сидят Шелохов и Лидия, о чем – то мило беседуя, а во дворе, у самого подножия лестницы, играет с Ариной маленькая Рита. За ними всеми с каменным лицом наблюдал дворецкий и двое охранников, стоявших по обе стороны начала лестницы.

На столе рядом с Лидой и Александром дымился ужин, блестел начищенный до блеска самовар, а из блюдца с вареньем без всякого стеснения выбирал ягоды крошечный соловей, благодаривший, однако, за такую трапезу короткими трелями.

Однако Феликса слегка напрягло, когда во всем этом радушии он не нашел фигуры Миши. Мальчика нигде не было видно, сколько бы доктор ни присматривался. Однако, как понял доктор, Шелохова не столь заботило отсутствие в доме сына, сколько разговор с Лидией.

Поэтому, наскоро сменив рубашку, в которой прибыл, Феликс набросил на плечи свое пальто, прихватил кошелек с инструментами для оказания экстренной помощи, и уже бы ушел на поиски мальчика, как вдруг, выйдя в гостиную, медик ахнул: рядом с камином, на полу, сидел Миша.

Мальчик смотрел на тлеющие в камине угли, при этом перед собой держал раскрытую книгу.

– Миша?

Шелохов – младший тут же обернулся. Он подскочил на ноги, чтобы встать ровно, но у него затекли ноги от долгого сидения в одной позе, да еще на ледяном полу, поэтому мальчик пошатнулся, но успел схватиться за кресло.

Феликс сразу подошел и, придержав ребенка, помог ему сесть на диван. Миша понурил голову, словно чего – то застыдился, а у Феликса словно с души камень упал: значит, у сына Шелохова не тронут разум и с психикой не все так плачевно.

Не убежал же…

– Ты что тут делаешь? – уточнил Феликс, скинув пальто и сев в кресло. – Разве ты не…

– Дядя сказал сидеть дома, – немного шепеляво сказал мальчик. – Сказал, что я опасен…

– Опасен? – Феликс искренне удивился. – Почему же? Ты вроде обычный, ни рогов, ни клыков не наблюдаю…

Феликс улыбнулся, пытаясь хоть как – то вывести ребенка на контакт, но Миша промолчал. На его лице не появилось и тени улыбки или быстрой детской радости от внимания к его персоне. Миша как будто еще сильнее помрачнел, отвернул от Феликса голову и стал смотреть в пустоту.

– Михаил, – доктор не привык долго нянькаться с детьми, так как не специализировался на педиатрии. – Ты же пришел ко мне зачем – то. Вот и расскажи, что тебя тревожит.

И вдруг мальчик, шмыгнув носом, вновь повернулся к доктору – и заставил Ланского сникнуть. Детские слезы были больной темой врача, так как он их ненавидел. Но и устоять не мог. Зареванные глаза могли тронуть черствую душу даже такого циника как Феликс.

– Вы его видели? – вдруг произнес тихо Миша, глотая слезы.

– Его? – удивился Феликс. – Кого?

– Мужчину… у него страшные глаза… и черные волосы… Он приходил к калитке сегодня. Но его прогнала мама…

У Феликса волосы на затылке зашевелились.

По коже пробежали мурашки, а душа упала в желудок.

По лицу сына Шелохова было непохоже, чтобы тот врал, да и реакция ребенка на происходящее была достаточно искренней: четырехлетка так не смог бы отыграть, если бы даже захотел привлечь таким способом к себе внимание.

Нет, мальчик вполне осознанно пришел к доктору, считая, что болен…

– Помогите мне, – попросил вдруг Миша, резко схватив руку Ланского. – Дядя говорит, что отдаст меня, если я не перестану говорить с мамой. Но я ее вижу! Вижу! И дядю того видел!

– Миша, успокойся, – попросил Феликс, а сам сглотнул от страха вставшую комом в горле слюну. – Прошу тебя, не ори. А просто расскажи, что видел, когда и как именно.

И то, что поведал Миша, повергло Феликса в шок.

Ребенок, которому пришлось пережить покушение от собственного отца, увидеть похороны матери, прожить полгода в доме дяди и научиться видеть призраков, со слезами и мольбами говорил об этом не родным людям, а постороннему доктору. И Феликса, хоть сначала и пугал рассказ Миши, потом стало немного трясти от злости.

Доктор и сам не заметил, как переместился на диван к Мише. Ребенок, почувствовав участие в его судьбе, вскорости прижался к боку Феликса, и парень не стал отказывать в поддержке. Он приобнял мальчика, дал ему платок и, слушая все инциденты, когда Миша видел покойную мать, сделал вывод: Мария являлась сыну только перед какими – то событиями. А иногда просто защищала и предупреждала…

– Доктор, я ее правда вижу, – всхлипнул мальчик под конец рассказа. –Это правда. Я не вру. Поверьте, пожалуйста. Я не псих, как говорит дядя!

– Конечно, не псих! – подтвердил Феликс. – Просто… как тебе объяснить…

– Я знаю, что маму убил папа… я видел, как он ей дал по голове подсвечником…

Феликс поморщился, так как вспомнил проломленный висок Марии и сидящую около мертвой матери Риту.

– Я ее очень любил… мамочка…

– Ну все, хватит, – мягче попросил Феликс, утирая пальцем катящиеся из глаз Миши слезы. – Ты такой же, как я. Ты просто видишь тех, кто уже мертв…

Феликс сказал это – и сам себя готов был ударить. Ну что он несет? Этот дар ему передала сама Смерть, когда подарила вечную жизнь и свое покровительство. А Миша? Феликс грешил на удар прикладом, которым Томилин ударил сына при задержании, а тут…

Ланской не считал себя чем – то необыкновенным, но все – таки думал, что его способности единичны. Хоть вокруг и существовали медиумы и демоны, которые были способны говорить с душами почивших, все – таки в контакт с ними входить умел не каждый, а уж видеть их воспоминания так и вовсе могли единицы.

– Можно их как – то не видеть? – спросил вдруг Миша, успокоившись. – Доктор Ланской… можно?

– Я не знаю, – сказал Феликс, гладя Мишу по волосам. – Но одно могу сказать точно: они тебе не навредят. Пока рядом с тобой твоя мать, они к тебе не подойдут.

– Обещаете?

– Обещаю.

– А дяде скажете, что я нормальный?

– Разумеется. Сегодня же и скажу, – заверил Феликс.

Миша прижался сильнее к доктору, и Ланской, обняв мальчика, вдруг почувствовал холодок, прошедшийся по спине.

Он приподнял голову – и увидел в углу комнаты того самого незнакомца с засаленными волосами и острым клювообразным носом. Призрак не подходил, а молча наблюдал за двумя на диване.

– Что? – прошептал Феликс. – Говори.

– Доктор Ланской? – Миша отстранился, посмотрев сначала в лицо доктору, а потом обернулся. – Вы чего?

– Что тебе надо? – продолжал Феликс, смотря лишь на призрака.

Доктор сам не заметил, как встал с дивана, пошел к темному углу, куда не достигал свет от окна и камина, протянул к призрачному гостю руку – и с ужасом увидел, как мужчина вытянул тонкую ладонь навстречу, почти коснувшись пальцев Ланского.

– Ты… кто ты такой?

– Я сейчас покажу…

И в ту же секунду ладонь призрака прошла сквозь грудь доктора, коснулась самой души и, сжав сердце, заставила Феликса крякнуть от боли – и повалиться на пол.

Комната над головой пошла кругом, очертания потолка стали плыть, а звуки сначала заглушились, но потом просто исчезли, погрузив Феликса в вакуум, из которого ему путь был лишь один: в видение незнакомца, которое тот принес с собой для показа.

Дорогой дом какого – то очень богатого человека, все в лепнине, зеркалах в золотых оправах, статуях богинь и атлантов. Каждый проход в новое помещение сопровождается стражей, цветущими в горшках экзотическими цветами и кадками с папоротниками. Из высоких окон бьет солнечный свет, поэтому ни свечей, ни светильников не нужно, чтобы увидеть две фигуры в самом центре длинного зала.

В окружении множества столов с микроскопами, столиками для препарирования лягушек, а также множества шкафов с химикатами, пробирками и книгами по биологии стояли двое мужчин в белоснежных халатах, с защитными нарукавниками и в тальковых перчатках.

Один был полностью спиной и в респираторе, а вот второй оказался тем самым незнакомцем, который носил всего лишь марлевую маску и круглые стеклянные очки в золотых оправах.

Склонившись над одним из столов, мужчины обсуждали какой –то яд. Феликсу с трудом удавалось услышать слова второго, который был в респираторе, но вот по фразам того, чей призрак стоял рядом с доктором, Ланской догадался: мужчины собрались испытать какой – то новый открытый токсин.

– Вы правы, – крикнул мужчина в марлевой маске, – за это открытие нам дадут премии! Или лучше – откроют доступ к королевской лаборатории, где мы сполна разгуляемся…

Феликс ощутил, как его вновь стало душить нечто. На горле как будто сомкнулись тиски, а сердце пропустило несколько ударов. Кровь отлила от лица, а в глазах зарябило.

Его вновь перебросило в осенний туманный лес, но только на этот раз вокруг не было ни звука. Даже гул ветра доктор не смог услышать, хотя видел, как шатаются верхушки деревьев и как отдельные листы кленов и осин поднимаются в миниатюрных вихрях.

Незнакомец стоял напротив Феликса, спокойно взирая на доктора. Он ни о чем не просил, ни на что не пытался указать. Просто смотрел в лицо Феликсу и как будто этим самым пытался привлечь внимание Ланского.

– Кто ты? – спросил Феликс, прокашлявшись.

Но неизвестный вновь не открыл рта. Лишь беззвучный порыв ветра, который Феликс ощутил каждой клеточкой своего тела, пронзил душу могильным холодом. Страх сковал, не давая двинуться, однако доктор пытался сохранять спокойствие.

– Имя! – вдруг яростно потребовал Феликс, крикнув из последних сил.

И в тот момент, когда доктору показалось, что глаза незнакомца вспыхнули заинтересованностью и он приготовился отвечать, Феликс ощутил во рту металлический привкус крови. Подавившись и откашлявшись, доктор отступил назад, упав на одно колено. Прикоснувшись рукой к лицу, Ланской с ужасом увидел на ладони алую жидкость, а затем почувствовал, как вдохнуть становиться невозможным.

Из глаз хлынули слезы, хотя Феликс не понимал, что его заставило заплакать. Запрокинув голову кверху, рефлекторно пытаясь схватить больше воздуха, Ланской понял, что дыхательные пути перекрыты рвотным комком. Легкие не раскрываются, кровоток нарушается, а сознание туманиться.

Пронзающий страх неизвестности, которым укололо вдруг сознание, заставило Феликса сначала податься вперед, словно в воздухе перед ним было спасение, но после = просто рухнуть на примёрзшую землю, вдохнуть аромат сырости и гниющей листвы.

– Ар…ка…дий…

Белый потолок… нет, голубой… нет, лазурный… Но карниз же точно был белый… а стены – персиковые… или зеленые… или красные…

Первые несколько секунд пробуждения Феликс пытался вспомнить, где он и почему лежит в кровати, укрытый по плечи одеялом, с ледяным компрессом на лбу и с ужасно гудящей головой.

Осторожно пошевелив пальцами на руках, доктор осознал, что он еще жив: все тело пронзила волна боли. Даже уже зажившее плечо внезапно заныло, словно его только что зашили.

Дышать было тяжело, но Феликс списал это на массивное одеяло, набитое натуральным гусиным пухом, а вот сердце, как понял доктор, стучит в обычном темпе. Даже, как он успел сосчитать за минуту, в немного замедленном.

Повернув голову, Феликс обнаружил рядом с кроватью приставленный столик, на котором расположились подсвечник, с запаленными свечами, несколько собственных упаковок с лекарствами, которые он прихватил с Земли, а также спавшую на двух скрещенных руках Лидию.

Девушка оперлась на столик, когда читала записи своего начальника: под телом девушки Феликс увидел свою тетрадку с заметками по работе сердечных клапанов, а после обнаружил лежавшие рядом исписанные собственными рецептами листы.

Лидия их сохранила? Зачем? Это же были просто выписанные рекомендации для четы Шефнеров в разные моменты их жизни…

Потянувшись за одним, чтобы посмотреть, Феликс приподнялся на локте, но не учел старости кроватей в доме Шелохова – и прокололся на банальном скрипе матраца.

– Черт…

– И он тоже, – вдруг тихо ответила Лидия, протерев глаза и посмотрев устало на доктора. – Как вы себя чувствуете? Дышать легче?

– Не очень… и рука болит…

– Простите, мне пришлось вколоть вам препарат, чтобы снять бронхоспазм, – коротко и спокойно пояснила Лидия, аккуратно тронув правый рукав Феликса и приподняв его.

На сгибе локте обнаружилась прикрепленная пластырем вата. Феликс тут же вопросительно посмотрел на ассистентку, и Лидия, приняв положение сидя, уточнила:

– Миша прибежал к нам, сказал, что вы упали в обморок. Он вас звал, кричал, но вы не отзывались. Сказал, что какая – то «мама» указала на нас с господином Шелоховым, и он побежал на веранду. И знаете, – Лидия быстро вытерла выступившую слезу, – если бы я опоздала хотя бы на минуту, вас бы уже выносили на погост.

– Ты же знаешь, я не умру. Никогда. Пока Смерть не решит иначе.

– Мда? – глаза Лиды блеснули недобрыми искорками, но тон голоса девушка пока сохраняла относительно спокойным. – Тогда как вы объясните тот факт, что у вас не было дыхание, мне пришлось делать вам массаж сердца, а потом применять препараты, чтобы заставить ваши легкие снова дышать? Как вы объясните, что Александру пришлось брать лошадь – и мчатся к соседям, дабы взять у них отвары и лекарства, ибо я не могла привести вас в сознание почти семь часов!

Она вдруг встала и, отойдя от кровати Феликса, отвернулась. По ее жестам доктор понял, что она вытирает ладонью выступившие слезы, однако, стоило Лидии вновь обернуться к нему, как Ланской вздрогнул: такой злой ассистентку он не видел еще ни разу.

– Миша сказал, что вы к кому – то обращались перед обмороком. Сказал, что вы тянули к кому – то руку. И только после этого упали без чувств.

– Лида, хватит.

Превозмогая боль и слабость в ногах, Феликс все – таки поднялся с кровати и, подойдя к Лидии, положил ледяные руки на горячие острые плечи девушки. Ильинская не стала поднимать на него взгляд, а лишь бессильно привалилась к груди доктора, позволила Ланскому обнять ее и прижать к себе.

Феликс редко видел эмоции Лидии, тем более такие, но за несколько раз нашел идеальный способ усмирить начинающуюся женскую истерику: проявить мнимую заботу, дать тихо выплакаться в рубашку, а потом забыть об этом.

– Лида…

– Простите, – прошептала обреченно Ильинская, быстро вытирая рукавом платья слезы. – Простите… нервы… сдали…

– Не извиняйся, не за что, – Феликс посмотрел на лекарства, которые Лидия достала из кейса, после чего по – дружески потер плечо девушки и, обнимая, подвел Лидию к столику, усадил на стул и предложил воды. – Успокаивайся. Все прошло. Ты умница. Впрочем, другого от своей личной ассистентки я и не ожидал.

Лидия молча допила бокал с водой до дна, а затем, взглянув на севшего напротив нее доктора, приложила два пальца к шее парня и, сосчитав за минуту пульс, заглянула в глаза.

Феликс понял, что делает Лида, и не стал противиться. Пусть смотрит его радужки и видит, что сознание не помутилось, а разум еще при нем.

– Ложитесь, – попросила Лидия, смягчившись. – Вам надо отдохнуть. Все – таки… интурбация… и этот спазм…

– Все, хватит… успокойся, прошу тебя, – Феликс говорил тихо, чтобы Лидия слушала и не пыталась кричать. – Сколько времени?

– Два ночи, наверное… я полчаса назад ходила вниз, и было половина второго, вроде, – путанно произнесла Лидия.

– И ты сидела со мной семь часов… Лидия, это тебе надо отдыхать, – Феликс провел рукой по горячей щеке девушки. – Иди, ложись. Но сначала – успокоительное. И выходной до завтрашнего дня.

– Но…

– Никаких «но», – Феликс покопался в кейсе, нашел обычные капли с пустырником и, накапав несколько грамм в воду, отдал бокал Лидии. – Давай, и больше не смей так нервничать. Я уж точно не та персона, из – за которой ты должна получать инфаркты.

– Какой бред вы несете…

Лидия выпила еще один бокал с водой, после чего кивнула доктору – и отправилась в ванную комнату, чтобы переодеться.

Феликс же, еще раз осмотревшись, затушил одну из свечей. Но, уже ложась вновь в кровать и готовясь уснуть, услышал скрип двери, затем визгнувшие деревянные половицы, а уже после – недовольный вздох Лидии, скинувшей на стул шелковый халат.

Феликс не видел, но слышал и знал, как именно готовится ко сну ассистентка, когда они вместе в номере или комнате. Лидия никогда не нарушала своих привычек, но Феликсу почему – то всегда было стыдно – и он отворачивался к стенке, дабы наблюдать лишь на обоях мелькающий полупрозрачный темный силуэт девушки.

– Новый крем? – вдруг уточни Феликс, внезапно услышав аромат трав.

– Да. Арина дала, пока я сидела с вами, – Лидия нанесла немного на шею и ключицу. – Сказала, что он хорошо помогает при морщинах и сухости.

– А ты где у себя нашла морщины? – Феликс усмехнулся, посмотрев не свою руку.

На ней не было и тени намека на его истинный возраст, а ведь по земным меркам ему уже исполнилось далеко за сто лет. И если лицо тронули только нервные срывы, оставив мелкие складочки у переносицы и около глаз, то руки в целом выглядели так, словно он никогда не занимался ни физическим трудом, ни операциями. Даже мозоли, которые должны были остаться у него со студенчества, зажили, а шрамы, которыми его тело покрылось до войны и во время нее – просто рассосались, как синяки.

– Знаете, господин Феликс, у Арины кожа в несколько раз лучше моей, – вдруг заметила Лидия, потушив свечи и улегшись в кровать. – А ведь у нее нет ни ваших навороченных ампул, ни уколов, ни косметологии.

– Боже…

– Не «боже», а завтра исследую это чудо, – заметила Лидия, – раз у меня все равно выходной. Может, и вам что – то сделаю. Трав тут много, судя по рассказам господина Шелохова. Так что… господин Феликс? Эй! Ну и ладно. Отдыхайте.

Феликс, конечно, не уснул, но решил больше не вступать в полемику. Пусть Лидия спит с ощущением, что смогла его убедить в своей правоте. А вот аромат крема, который услышал Феликс, показался ему довольно интересным: цветы, похоже на гвоздику, смешанные с полынью или… медом?.. Запах был более чем приятным, но доктор не мог сказать о безопасности компонентов, пока лично бы не исследовал их.

Но в то же время, думая об аромате и пытаясь его проанализировать, Феликс вдруг решил: он отблагодарит Лидию, собрав в полях Кенсиона роскошный букет из трав, которые потом пойдут или ей в новую сыворотку, или в крем.

С такой уверенной мыслью Феликс и заснул, уткнувшись носом в подушку и напоследок выяснив сам для себя, что потолок в комнате все – таки белый. А голубым он казался из – за лунного блика от квадратного окна.

Утро нового дня началось не с солнца, как хотелось бы собравшимся в доме, а с раската грома, который прокатился гулким грохотом над Кенсионом. Небо затянуло серыми тяжёлыми облаками, чем – то похожими на клубы дыма от пожара, а крупные капли с мелкими градинами обрушились на городок настоящим проклятьем.

Феликс, которого не разбудил ни звук часов, ни будильник – коего тут и не было, – медленно открыл глаза, увидел перед собой темную комнату, в которой горело бра над соседней кроватью, и, по привычке потянувшись к тумбе, как у себя в замке Шефнеров, ударился ладонью об острый укол столика.

– Проснулись? – уточнила тихо Лидия, сидя на своей кровати, уже собранная, одетая в свое новое зеленое платье и с нанесённым на лицо макияжем. – Боюсь, сегодня не погуляем. Погода просто ужас. – она взяла в руки расческу и стала продирать свои кудряшки после ночи.

– Сколько времени? – Феликс привстал и, выглянув в окно, рыкнул про себя ругательство.

Его вчерашние планы пошли коту под хвост. Но это его расстраивало куда меньше, чем мысль о том, что ему придется невесть сколько бездумно просидеть в доме Шелохова – и искать пятый угол от безделья.

Пошарив по столику рукой, Феликс обнаружил подготовленные Лидией часы, которые доктор носил редко, но постоянно брал с собой на случай, если придется присутствовать на ужине или обеде у господ. На белом циферблате две золотые стрелки показывали на платиновые цифры девять и одиннадцать. Без пяти десять – вовремя же он встал…

Феликс поднялся на кровати и, отбросив одеяло, ощутил, как по босым ногам уколол холодок. Хоть в гостиной и был растоплен камин, все же тепла не хватало на обе комнаты. А в спальне не от чего было греться, даже паровое отопление было лишь в спальне хозяина дома.

– О душе можно не мечтать? – уточнил Феликс, закутавшись в свой бархатный халат.

– Почему? Я уже давно попросила накипятить воду, – Лидия как – то потускнела, а ее руки, до этого активно перебиравшие пряди, замедлились. – Арина уже должна была все подготовить.

– Арина? – удивился Феликс. – Она тут каким боком?

– Да тем самым которым бегала тут утром ко мне и просила, чтобы я вас уговорила дать ей пару уроков латыни – У Лидии на лице Феликс прочитал такое раздражение, каким Лидия удостаивала лишь ненавистный ей пудинг на десерт в замке Шефнеров. – Какая же она… фу…

– Лида, – тон Феликса заиграл нотками издевки, – что я слышу? Ты ревнуешь?

– Ревную? Чего?! – девушка прочесала последнюю прядь и начала плести колосок косы. – Господин Феликс, вы забываете о нашем договоре. Да и пардон, к кому кого мне ревновать? Вас к ней? Или…

– Лида, ты не умеешь врать. Ты в курсе? – губы Феликса исказила улыбка заговорщика.

Он еще раз взглянул в окно, но увидел за размытой пленкой из капель смазанную картинку зеленого двора и белую полоску приусадебной веранды.

– А я и не вру, – послышался спустя секунду ответ Лидии.

В ее руках оказалась баночка со шпильками, которые девушки без промедления начала втыкать в волосы. И до этого разбросанные по плечам и спине девушки локоны начали обретать что – то общее с собранной в единую композицию прической: колосок косы оказался закреплен сзади, как пучок, а на висках Лидия наоборот отпустила пару прядок, создав эффект «растрепанности».

– Это вам просто: раз, два – и готово. Пошел красавец, – заметила Лидия ходившему из угла в угол Феликсу. – Причесали свои три пряди – и уже барины. А нам вот, – она кивнула на расческу, – надо страдать.

– Если бы я носил такую же длину, я бы застрелился после первого же бала.

И в следующую секунду по комнате прокатился смешанный смех доктора и его ассистентки. Они оба представили, как бы комично смотрелся врач с такой длинной шевелюрой, какая была дарована природой Лидии, а после, когда у обоих уже заболели животы от смеха, в двери спальни постучали.

Вытирая слезы из уголков глаз, Лидия быстро пошла открывать. Феликс в это время встал чуть в стороне, чтобы все слышать, но при этом быть вне обзора пришедших.

Но, как только Лидия отперла двери, теплая улыбка сошла с ее лица.

– Ванна готова, мисс, – услышал Феликс голос Арины из гостиной.

Он дал Лидии знак рукой: он пока не желает видеть служанку, и глаза ассистентки блеснули довольными искрами.

– Хорошо. Доктор еще отдыхает.

– Прошу прощения, а вы передали ему мою просьбу? – вдруг спросила Арина.

– Передала, – не стала скрывать Лидия.

– И что? Что его сиятельство ответил?

Феликс был обескуражен такой настойчивостью. Он ничего не имел против приватных уроков, тем более в отношении необразованных служанок, однако такой уверенный тон и напор Арины слегка выбили его из колеи.

Зато Лидию только разозлили сильнее:

– Арина, тебе следует уйти. Его сиятельство отдыхает. Ты хочешь, чтобы твои уроки закончились, даже не начавшись?

– А вы что, можете это сделать?

И уже этот вопрос заставил Феликса прийти в чувство. Он знал, что Лидия может постоять за себя, но не терпел, когда доброжелательностью и учтивостью его ассистентки пренебрегали. Лидия умела играть роль пушистой кошки, но Феликс знал: одна вспышка – и кошка превратится в лису.

– Могу, – заверила Ильинская. – Но не желаю. Я человек порядочный, уважающий других, – сделала акцент ассистентка.

– Ну о порядочности не зарекайтесь, – вдруг коварно произнесла Арина. – Видела я, как вас его сиятельство вчера…

– Хватит!

Феликс вздрогнул, услышав крик от Лидии. Лицо девушки исказилось от злости и возмущения. При этом сам Ланской задался вопросом: а что вчера случилось? Лидия была обычной, ничего не выдало в ней какого – то изменения. Или…

– Пошла вон, – прошипела Лидия, сделав шаг на Арину. – И молись, чтобы я забыла этот разговор.

– Да ладно тебе, – внезапно бросила Арина. – Все мы ищем свое счастье. А тебя пригрел сам барин… счастливой будешь.

И в следующую секунду Лидия, схватив со стола Феликса тетрадку, швырнула в Арину. Доктор уже не мог просто стоять – и вышел из укрытия, удержав ассистентку, пока Арина выбежала из покоев и скрылась где – то в коридорах усадьбы.

– Мерзавка! Паршивка! Пустите меня! Господин Феликс, пустите!

– Угомонись, не давай ей повода. Хватит! – приказал доктор.

– Она опозорила меня! Нет! Я этого не оставлю так!

– Перед кем?!

– Перед вами!

И тут Феликс, крепче сжав Лидию, ощутил некую силу в девушке. Хоть у нее и было отнято и дворянское гнездо, и родовая память в виде бумаг о семейном древе и праве владения фамилией, все – таки кровь Лидии не была испорчена. Эта девушка чувствовала превосходство над слугами даже в своем положении предательницы, спасенной только благодаря связям графа Шефнера с действующим Королем.

– Отпустите, – приказала Лидия, но уже спокойнее. – Вы крепко сжали мне руки.

– Ради твоей же безопасности.

Феликсу разжал горячие пальцы, отпустил Лидию – и увидел, как Ильинская, потерев запястья, выпрямила спину, поправила прическу и, указав доктору на двери ванной, заметила:

– Вода, наверное, уже остыла до комфортной температуры.

– Наверное…

– Идите, я подожду вас.

– Есть для чего? – уточнил Феликс.

– Да. Шелохов вчера попросил меня привести на завтрак, если за ночь вы придете в сознание.

– Какая забота, ты только посмотри, – с язвинкой протянул Ланской.

Глава 17

Дождь продолжал лить даже после того, как Феликс, приняв ванную и переодевшись, вышел с Лидией к уже приготовленному завтраку в просторную гостиную Шелохова. Часы на каминной полке отчеканили ровно одиннадцать, и Феликс изумился сам себе: так проспать еще нужно уметь.

Александр, расхаживающий в собственной усадьбе в теплом халате, из – под которого выглядывали рубашка и нашейный платок, при одном взгляде на Лидию, вошедшую в сопровождении Ланского, сначала замер, а потом уточнил:

– Вы куда – то собрались?

– Что вы, просто… не могу же я выйти к завтраку непричесанной.

– Можешь, вообще – то…

Феликс прикусил язык, так как нога Лидии быстро наступила ему на носок туфли, после чего у парня боль отдала в недавно затянувшуюся кожу на икре. Доктор никак не выдал своего недовольства, но завел свободную руку за спину и сжал пальцы в кулак.

Когда же Александр взял руку Лидии и проводил девушку за стол, Феликс чуть ли не как цапля доковылял до своего места и с облегчением упал на мягкий стул, пахнущий льняным маслом.

При этом, немного успокоившись и поняв, что Александру нужна была лишь Лидия, Феликс осмотрел обычную гостиную, ничем не отличающуюся от той, в которой Ланской не так давно сидел в особняке Шелохова в Дельбурге, и не нашел в ней еще двух обитателей усадьбы.

Детей не было слышно, однако Феликс не увидел и посуды на них. Накрыто было всего лишь на три персоны. А вскорости и на стольких же людей были вынесены блюда. Завтракал Шелохов достаточно просто: два вида каши, на выбор фрукты, мед, сахар и даже перетертый в порошок ванилин.

Из напитков тоже можно было выбрать, но Феликс, и так с горкой утопив в рисовой каше клубники и голубики, решил оставить побольше заварки английского чая с нотками бергамота Лидии, так как знал, что девушка любит покрепче.

Себе же Феликс взял шиповник, так как уже давно его не пробовал. Обычно в замке Шефнеров повара делали выбор с пользу глинтвейна или обычного чая на завтрак, а шиповник там был такой же редкостью, как и клубничный торт, который ненавидела графиня Роза.

Здесь же, пока Феликс мельком отвлекся на очередной раскат грома за окном, дворецкий незаметно поставил рядом с ним несколько хрустальных креманок с вареньем: клубничное, абрикосовое и вишневое. Феликс лишь жадно проглотил слюнки, но вдруг услышал:

– Господин Ланской, не стесняйтесь, – раздалось с торца стола, где восседал Александр. – Варенья достаточно. Можете себя побаловать.

– Да мы, как бы не бедствуем, – усмехнулся Феликс, потянувшись за ложкой в клубничном варенье. – Но спасибо.

– Кстати, вчерашний инцидент, – вдруг заметил Шелохов, отчего у Феликса свело скулы. – Михаил вам несильно напакостил? Да, я знаю, вы упали в обморок не из – за него, но ведь…

– Ваш сын здоров, во всяком случае – психически, – твердо заверил Феликс. – И должен вам заметить: в наше время талантливы медиумов мало. Не губите в ребенке сей дар.

Лидия вздрогнула, вытаращив на доктора глаза, и тут же сжалась, словно от стыда. А Шелохов, заинтересованно подавшись вперед, положил подбородок на скрещенные кисти рук. Чиновнику явно стало любопытно, что узнал доктор, поэтому перебивать не стал.

– Ваш сын видит призраков, как и я, – не стал утаивать Феликс, смело взглянув на Шелохова. – И это случилось, как я предполагаю, после ареста Томилина. Или стресс, или удар в височную кость дали «толчок» дару Миши.

– То есть, у него есть будущее в Канцелярии? – вдруг уточнил сурово Шелохов, словно не был доволен.

– Возможно. Но не всегда же такие люди становятся пособниками Канцелярии.

– Ему больше некуда будет податься, – вдруг удрученно протянул Шелохов, взглянув в окно. – Я до последнего хотел уберечь племянников от любой власти: будь она гласная или сокрытая от посторонних глаз. Но почему тогда Рита другая? Обыкновенная…

– Может быть такое, что дар у Маргариты тоже есть. Но раскроется он позже, – заметил Феликс, все – таки вкусив варенья.

– Можно ли это как – то заглушить?

– Если бы я знал…

Феликс невольно усмехнулся. Он сам бы был рад лишиться постоянных гостей в своих сновидениях и наяву. Но увы – рецепта, который бы избавил медиумов от их таланта, не было. Как и не существовало знаний, по какому принципу у одного близнеца есть те или иные способности, а второй – совсем обычный.

Шелохов долго молчал, а Лидия, сидя между двумя мужчинами, буквально разрывалась от внутреннего беспокойства. Обстановка начинала накаляться в том плане, что у Александра пропало настроение, ибо он рассчитывал на другой вердикт, а Феликс не собирался уступать ни в чем: он не будет гробить Шелохова – младшего по прихоти его дяди.

В этот момент за окном сверкнула белая линия, раздвоившаяся ближе к кромке леса, а по залу прокатилась белоснежная вспышка, от которой Лидия вскрикнула, а двери в гостиную распахнулись, впустив мокрых от дождя двух охранников.

Феликс сразу заметил, что парни напуганы, но то, как они быстро преклонили колени перед столом, говорило об одном: они пришли с повинной.

– Ваше сиятельство, не уследили…

Шелохов сразу встал с места и, взглянув на молодых людей с гневом, спросил:

– Что случилось?

– Ваша племянница… она…

– Ну?! Что?!

– Утопла…

Несколько вороных коней вздымали мокрые комья земли, оставляя глубокие следы и размашистые линии на поворотах тропинок. Ветки деревьев хлестали нещадно наездников по лицу и плечам, как и коней – по мордам, но ни один не вздумал остановиться.

Преодолев тропинку через лес и выехав на поляну с пожухлой травой, прибитой к земле ливнем, Шелохов тут же спрыгнул с коня и, кинувшись к краю поляны, еле успел отскочить, когда увидел у берега начинающегося круглого болота сидящего в камышах Мишу, а рядом – обнявшую тело побелевшей Риты Арину.

– Рита! Нет!

Шелохов бросился к дочери, но, поскользнувшись на мокрой кочке, рухнул на правый бок, однако быстро встал и, не взирая на боль и свезенную кожу на запястье, пошел к дочери.

Ланской, еле взгромоздившийся на лошадь после почти десятилетнего перерыва, аккуратно соскочил на землю и, поправив ремешок кейса, который схватил сразу после извещения об утоплении племянницы Шелохова, и направился за чиновником.

Черное от скопившихся туч небо разрезала белоснежная вспышка молнии, а затем над Кенсионом прогрохотало так, что сердце доктора пропустило сразу три удара, а легкие так и не выпустили кислород, отчего Ланской поперхнулся.

– Рита… Риточка… Нет…

Шелохов упал на колени перед Ариной, которая не прекращала рыдать и тихо просить прощение, но, как только Александр осторожно, словно прикасался к стеклянной статуе, перенял у нее с рук племянницу, оттолкнул служанку и гаркнул:

– Прочь! Убирайся! Дрянь! Прочь! Рита… Рита! Нет! Нет!

В этот момент подошел Ланской и, упав рядом с Александром также на колени, попробовал отнять у него девочку, но тот лишь зло зыркнул на врача, готовый, как показалось Феликсу, разорвать его. Но Ланской знал, как действовать в таких случаях: он быстро прикоснулся к свисающей ручке девочки и, прощупав как следует кожу на запястье, вдруг крикнул:

– Она жива!

Небо вновь разрезали две мелкие молнии, а после где – то вдали, над кронами леса, прогрохотало.

Александр, резко вскинув голову, посмотрел на Феликса, ослабил хватку рук – и Ланскому удалось отнять у него Риту. Он скинул свое пальто, постелил на траву и, уложив на него девочку, быстро расшнуровал ее платье и открыл для себя белую сорочку, под которой доктор сразу почувствовал редкие удары сердечка.

Феликс перевернул девочку, несколько раз нажал ей на спину, после чего, придержав малышку на правой руке, левой со всей силы ударил чуть ниже лопаток, а потом – нажал на грудную клетку так, чтобы вытолкнуть воду из легких.

– Ну давай, Рита, давай…

– Что вы творите?! Ланской! Нет!

Но Феликс, подняв колено так, чтобы у него получилось перебросить тело девочки, вновь надавил на грудную клетку Шелоховой.

Александр смотрел на все действия с некоторым шоком, словно Феликс не спасал, а пытал племянницу. Но Ланской не стал останавливаться. Несмотря на недоверчивые и даже недовольные взгляды собравшихся, доктор положил вновь малышку на спину – и со всей силы ударил по груди.

– Хватит! – рявкнул вдруг Александр.

– Прочь.

Феликс не повысил голоса и не посмотрел в сторону чиновника. Его холодная решительность заставили Шелохова сникнуть и тихо наблюдать за тем, как изо рта Риты начала выходить вода.

– Давай, Рита, борись, – приказывал Феликс, продолжая нажимать на грудь девочки. – Ну же, давай!

Очередная вспышка молнии, прорвавшаяся сквозь черные облака, осевтила поляну перед болотом, после чего раскат грома, оглушивший собравшихся, пронесся над Кенсионом словно последнее слово небес, поставившее точку в вопросе жизни и смерти.

Феликс со всей силы, какую было допустимо применить в данной ситуации, последний раз нажал на грудь ребенка – и со вздохом облегчения увидел, как Рита, слегка сжавшись, дрогнула всем телом, повернулась на бок – и начала сама откашливать остатки воды.

– Умничка, – похвалил Феликс, посмотрев на испуганного до безумия Шелохова. – Можно одолжить ваш плащ? Ей надо согреться.

– Да… да… конечно…

Александр скинул накидку – и отдал врачу. Феликс сразу завернул в плащ, который изнутри был абсолютно сухим, девочку и, убедившись, что Рита пришла в сознание и может дышать сама, взял ее на руки и передав дяде, попросил:

– Доставьте ее скорее домой, пожалуйста, – Феликс снял свой нашейный платок и завернул мокрую голову девочки в него, – Рите нужно отогреться, но только не в горячей воде! Сначала оботрите сухими полотенцами, переоденьте и оставьте в постели, но в самой теплой комнате.

– Понял, – Александр собрался с мыслями и, свистнув двум охранникам, приказал немедленно доставьте девочку в особняк! И приготовьте розги.

– Что? – изумился Феликс.

Но Шелохов молча взглянул на сидевшую в высокой осоке Арину, глаза которой стали красными от слез, а дыхание сбилось от нервов и страха. Она даже не подняла головы, услышав приговор, однако Феликс, встав меж ей и Шелоховым, заметил:

– Лучше пока займитесь племяшкой. Ее жизнь приоритетнее чем наказание.

– Господин Ланской, – голос чиновника приобрел нотки стали. – Вы спасли жизнь моему ребенку. И только поэтому, – Александр вдруг достал из кобуры револьвер, – отойдите, пожалуйста. И не мешайте мне.

Но доктор не двинулся с места. Он видел, что Шелохов не в себе, что мужчину бьет дрожь. Его рука с оружием трясется, а губы вздрагивают, словно с них вот – вот сорвется крик.

– Господин Шелохов, – Феликс говорил спокойно, но в этот момент рука Александра с револьвером направилась прямо в грудь доктору. – Господин Шелохов, одумайтесь. Она виновата, не уследила, да. Но сейчас перед вами я.

– Я приказал вам отойти, – напомнил чиновник. – Я найму новую служанку. Но Аринка больше и пальцем не прикоснется к Рите! Никто к ней больше не прикоснется! Я ее упрячу в самую дальнюю комнату, но больше у меня никто не отнимет дочь!

– Рита – не ваша дочь, – спокойно парировал Феликс, пряча плачущую Арину у себя за спиной.

Феликс ощутил, как ледяная мокрая рука Арины служанки прикоснулась к его запястью, ища тем самым защиты и поддержки. И Ланской, сам впившись пальцами в руку девушки, посмотрел на Шелохова с уверенностью, которую бы могли продемонстрировать лишь истинно любящие люди.

– Господин Шелохов, – Феликс ощутил, как порыв ветра с каплями дождя ударил прямо в живот, отчего по коже пошли мурашки. – Ваша племянница, – доктор сделал акцент на этом, – спасена. Рита спасена. Она будет жить. Разве не это важно сейчас?..

И в этот момент, одновременно с раскатом грома вдалеке за спиной Шелохова, прозвучал выстрел.

Сердце Феликса пропустило удар, а дыхание сбилось. Ему не было больно, однако голова резко закружилась, словно именно в нее прилетела выпущенная с щелчком пуля. Арина отпустила руку Феликса, рухнув на мокрую траву без сознания, а в камышах за спиной чиновника зарыдал Михаил, о котором на время забыли.

Ланской упал на пятую точку, так как ноги не удержали, однако в ту секунду доктор был в шаге от того, чтобы перекреститься, хоть и был закоренелым атеистом.

Шелохов же, опустив руку с оружием, выронил револьвер и, обернувшись, посмотрел на Михаила. Мальчик плакал, прячась от злого дяди в зарослях качающегося в такт порывам ветра камыша, но, стоило Шелохову сделать шаг к племяннику, как Миша закрыл голову руками и, сжавшись, закричал.

Причем так, что у Феликса волосы на затылке зашевелились.

– Надоело…

Феликс не успел даже двинуться, как Александр, схватив племянника, выволок Мишу из кустов под локоть, вопреки ударам мальчика по руке чиновника и диким крикам. Шелохов протащил мальчика через всю поляну и, около самого коня, чувствуя, что теряет контроль и не может спокойно усадить племянника в седло, со всей силы ударил Михаила по лицу ладонью.

Крики тут же прекратились, а на бледной коже мальчика появился красный след.

– Закрой рот, – приказал с шипением Шелохов, усадив племянника на коня. – Или, клянусь, розги коснуться и тебя. Доктор! – Александр кивнул Феликсу на ожидавшего его коня. – Садитесь и поехали. Простудитесь…

– Ничего, переживу как – нибудь, – выдохнул шепотом Феликс, приведя в чувство испуганную Арину. – Пойдем, – позвал доктор, помогая девушке встать на ноги.

– Ваше великодушие и правда не знает меры, – вдруг сказал Александр, когда Феликс помог Арине забраться на коня. – Не врала мне Лидия Аркадьевна. Ох не врала…

Феликс сразу и не понял, о чем он говорит, поэтому, подсадив Арину и сам запрыгнув в седло, направил жеребца к дому Шелохова, по дороге прижав дрожащую то ли от дождя, то ли от страха Арину к себе.

Дождь лил до шести вечера. Тучи только продолжали сгущаться, не думая расступаться. По стеклам молотили крупные капли, в камине потрескивали им в такт дрова, пожираемые красным пламенем.

Феликс в очередной раз подошёл к дверям, пытаясь как следует дернуть, чтобы выбраться из заточения, однако тщетно: деревянные створки были надежно заперты мало того, что замком, так еще и верхней щеколдой. К тому же, снаружи стояла охрана, которой было приказано караулить доктора, порывавшегося еще в начале экзекуции прекратить «пытку» служанки.

После возвращения в дом, Александр передал Риту Лидии на руки, а сам, сняв с пояса хлыст, которым погонял коня, указал на стоявшую позади Феликса Арину и четко дал приказ: «Поставить для урока».

Феликса же скрутили и силком заволокли в дом, втолкнули в его покои и, заперев, стали спокойно наблюдать за попытками врача сначала вскрыть замок без ключа – обычной скрепкой, – а затем позвать криком Лидию, находившуюся через две комнаты от него.

Но голос в конце концов сел от крика, и Феликс, осознав, что зря потратил полчаса, начал активно думать. В его с Лидией покоях не было никаких черных ходов за шкафами, через камин было тоже не вариант, хоть труба и была довольно широкой, а вот окна… Но куда потом? Парапет довольно узкий, но если дойти как – то до водосточной трубы или до атлантов, которые держали навесной балкон второго этажа, можно было бы попробовать быстро спуститься.

Очередной крик Арины от боли, а затем засвистевший хлыст, которым Шелохов «учил» служанку за оплошность, заставили Феликса отбросить сомнения – и подбежать к окну в спальне. С него было хорошо видно весь двор, а также именно оно находилось ближе всего к водосточной трубе.

– Потерпи, – прошептал Феликс.

Схватив из кожаного чехла скальпель, медик поддел первую раму, которую надежно скрепила краска, а после, надавив на верхнюю щеколду, отодрал вторые ставни, которые, казалось, приросли к оконному проему благодаря пыли, грязи и частым дождям.

Феликс сразу выбрался на карниз и, несмотря скользкий облицовочный камень, встал ногами в лакированные туфлях на скользкий парапет – и пошел в сторону трубы.

Дождь уже лил меньше, отчего один из охранников, державших Арину, в какой – то момент поднял голову и увидел на парапете идущего в сторону трубы доктора. Он сразу окрикнул Ланского, но Феликс, наметив себе путь и унимая с каждым шагом прыгающее в груди сердце, преодолел свой путь чуть ли не за минуту.

– Вы что творите?! – раздалось под ногами Феликса.

Он посмотрел вниз – и увидел Лидию, которая выбежала из – за криков охранников. Ее глаза стали круглее двух блюдец, зрачки сузились, а губы задрожали. Лидия была готова кричать, но, как только увидела, что Феликс собрался спускаться по трубе, вдруг заорала:

– Справа! За углом!

Феликс сначала даже не понял, зачем Лида это крикнула ему, но потом в голове мелькнула мысль: лестница. Точно! Лидия же вчера весь день сидела с Шелоховым на веранде, наверняка они прохаживались вокруг дома, следовательно – она все осмотрела.

Благодарно кивнув, Ланской прошелся еще дальше, схватился за ледяную мокрую трубу и, глянув за нее, увидел ту самую железную пожарную лестницу, находившуюся как раз рядом с окнами спальни Александра Шелохова. Стоило бы и догадаться…

Быстро перебросив тело через трубу и ухватившись руками за прутья лестницы, Феликс подтянулся, поставил ноги на нижние перекладины и пополз вниз, не обращая внимания ни на покалывания в ладонях, ни на красные от холода пальцы.

Дыхание сбилось, сердце стучало словно птица, которую заперли в узкой клетке, а в ногах начались судороги, которые показались Феликсу сначала терпимыми, но потом он ощутил, как покалывание расползается не только на икры, но и на голень.

Но он продолжил идти прямиком на Шелохова, который от увиденного замер с хлыстом в руке, не в силах пошевелиться.

Охранники стиснули руки Арины до того, что девушка вскрикнула, но не перестала смотреть на приближающегося к ней доктора. Ее зареванное лицо, разбитая губа и свежий кровоподтек на левой щеке заставляли Феликса, превозмогая боль во всем теле, идти на Александра, сделавшего шаг назад.

– Господин Ланской, как сие понимать? – сурово уточнил Шелохов, сжимая рукоятку хлыста.

Но Феликс не отвечал.

Он молча подошел к охранникам, опустился на одно колено перед Ариной и, словно в дурмане, приподнял двумя пальцами ее подбородок.

– Я помогу…

Феликс не понимал, что творит. Нечто внутри приказывало ему, говорило вместо него и даже заставляло мыслить вопреки собственным установкам. Ланской осознавал, что подчиняется кому – то, но не мог понять, что им движет.

– Ваше сиятельство, – голос Феликса стал ледяным, словно закаленная сталь. – Ваше сиятельство… отпустите ее, прошу вас. Ваша племянница жива. Сейчас важно лишь это.

– Виновница будет нести наказание, – возразил строго Шелохов. – В следующий раз будет лучше следить за детьми.

– Вы ее допросили? – вдруг зло спросил Феликс.

Он встал, выпрямился и, взглянув в глаза Шелохову, увидел в зеленых зрачках лишь непонимание и испуг. Александр явно не ожидал, что доктор сможет дать отпор, но больше он был шокирован от причины такой перемены. Неужели Феликсу оказалась так дорога какая – то дворовая девка?

Феликс же почувствовал, как его руки начинает опутывать странный дым. Его не было видно, но холод, который сковал запястья, заставили доктора вздрогнуть, взмахнуть руками, словно он стряхивал капли воды с кистей, но не помогло.

Невидимые путы сковали, больше не дав сделать и шага.

Даже к Лидии не было возможности обратиться. Его заставляли смотреть в глаза Александру, который внезапно дал знак жестом отпустить Арину.

Девушка рухнула на мокрый гранит и, откашлявшись, приподнялась на локте, чтобы посмотреть в глаза своему князю – и прошептать:

– Нашлась управа…

– Увести ее, – приказал Шелохов. – Пусть отлежится. Завтра допрошу.

Охрана была только рада подобрать Арину и, подняв на ноги, унести вместе с ней ноги со двора.

Дворецкий последовал за ними, спрятав Арину в помещениях для слуг, а Лидия, как только двери особняка закрылись, приблизилась к Ланскому и, заглянув ему в глаза, прикоснулась обеими руками к лицу доктора.

И Феликс не смог ее одернуть. Язык не ворочался. Мышцы окончательно закаменели, а руки держали те самые невидимые путы.

– Доктор Ланской, вы больны? – спросил со всей серьёзностью Александр, видя манипуляции Лидии и отсутствие реакции у Феликса.

– Господин Феликс, – Лидия продолжала утирать лицо врача от капель дождя, но это не помогало. Взгляд Феликса был направлен в одну точку – и ею был Александр. – Господин Феликс, ну скажите хоть слово!

– Мисс Лидия…

– Да вижу я, вижу! – крикнула девушка. – Околдован…

– Арина? – уточнил сурово Шелохов, сжав рукоять хлыста до того, что побелели костяшки пальцев. – Она?!

– Не знаю…

И в этот момент Феликс почувствовал, как вновь проваливается в небытие. Его утягивает в потусторонний мир, как утопающего затягивает в бурлящий агрессией водоворот, не давая шансов на выживание.

Мир закрутился перед глазами, словно доктор оказался на карусели, а затем вновь удар в грудь, вышибивший из легких вес воздух – и темнота…

Очнуться в этот раз ему довелось в постели, в какой – то странной комнате, где стены были сделаны из деревянных круглых брусьев, а вокруг пахло жженным воском, горелой бумагой и мокрыми тряпками, как будто кто – то вовремя не вытащил из стиральной машинки вещи.

Феликс попытался приподняться, так как, на удивление, чувствовал силы. Но в ту же секунду его обескуражил чей –то стон, а затем и взметнувшийся ворох рыжих волос.

В полумраке, с пляшущими на стене тенями и отблесками огня из стоящего напротив кровати камина, облицованного крупной галькой, Феликс с ужасом увидел Арину.

Только на сей раз девушка была словно еще моложе, красивее и нежнее. Ее лицо не было заплакано, зато вокруг губ была размазана помада, явно от поцелуев, а на ресницах виднелась тушь, отчего глаза девушки казались еще больше, а взгляд – наивнее.

– Аркадий? Ты чего? – удивилась Арина.

Феликс сразу отдернулся, чуть не упав с узкой койки, на которой они вдвоем возлежали, но в этот момент Арина, придержав его, завлекла в свои объятия и, прильнув к обнаженному телу доктора, прикоснулась к его губам.

Ланской хотел уже начать вырываться, как вдруг снова осознал: он не управляет своим телом. Это воспоминание, в которое его погрузил призрак незнакомца. А учитывая, что у умерших остаются лишь яркие образы для демонстрации медиумам, у неизвестного ночь с Ариной почему – то осталась в категории «важных» воспоминаний.

– Аркадий… ну чего ты? Ночь на дворе…

– Ехать надо, – произнесли губы Феликса, и доктор сам ужаснулся.

Но сопротивляться не стал.

Он очень надеялся, что лицезреть долго сию сцену ему не придется. И не зажмуриться, чтобы все пронеслось быстрее, было невозможно. Приходилось смотреть на Арину глазами незнакомца и ощущать… что? Тепло? Привязанность? Или же…

– Так еще только четыре… Аркадий! Господин Горский!

Феликс тем временем спокойно наблюдал, как его рука, отбросив одеяло, обнажила оголенное тело, а после, подобрав с приставленного к кровати стула панталоны, начала быстро одевать тело, приводя его в приличный вид.

Арина все это время сидела в кровати, прикрыв наготу одеялом, и молча смотрела с негодованием на некоего Горского.

И только тогда, когда Феликс начал застегивать пуговицы на жилете, его взгляд упал на противоположную стену. В темноте, над умывальником, висело небольшое зеркало, в которое незнакомец не преминул посмотреться.

И Феликс внутри весь вздрогнул. Если бы сейчас на затылке были его волосы, они бы встали дыбом. В отражении на доктора посмотрел тот самый молодой человек с засаленными каштановыми волосами и крючковатым носом со слегка выпученными глазами.

Только в тот момент, когда Феликсу показывали видение, Аркадий Горский выглядел куда лучше: мягкие волнистые локоны были уложены в низкий хвост и скреплены лентой, на лице не было и намека на усталость, а на губах играла умиротворенная улыбка.

Пока Горский завязывал нашейный платок, Арина накинула ночную рубашку и, укутавшись в шерстяной платок, спустилась с кровати и подошла к Аркадию сзади, взглянув в лицо любовника в отражении.

– У тебя все получится. Ты сумеешь их убедить.

– Я знаю. Это будет прорыв. Мы так долго с Фернандо работали над ним.

– Я знаю, милый. И тогда ты получишь патент…

– И смогу войти в совет ученых при Золотом Университете!..

– И мы поженимся…

– Да, обязательно, – Горский приобнял Арину и, поцеловав ее макушку, посмотрел снова в зеркало, – Все будет так, как мы хотели…

Феликсу не дали досмотреть сей сон, так как нечто прострекотало прямо над ухом, вырвав его из сумрака.

– Очнулся?

– Да. Получилось…

Феликс откашлялся, чувствуя в горле остатки какого – то кислого сиропа. Он отвернул голову от света, чувствуя, как свечи причиняют боль огоньками, а потом сжался, так как в желудок кольнуло. Но в ту же секунду, как его скрутило, он почувствовал прикосновение ледяных рук, пахнущих полынью, а затем по коже пошли мурашки, когда Лидия прикоснулась к его лбу смоченным в ледяной воде полотенцем.

Вспышки боли в голове утихли, и им на смену пришло умиротворение и странное спокойствие. Желудок кололо еще минут пятнадцать, а потом отпустило. Дыхание выровнялось, сердце стало биться в обычном ритме, а глаза, привыкнув к полумраку комнаты, различили силуэты стоявшего около дверей Александра и сидящей рядом Лидии.

– Господин Феликс, что вы чувствуете? Можете пошевелить рукой? – спросила Лидия.

Доктор вытянул правую руку и, пару раз сжав и разжав пальцы, кивнул.

– Ноги чувствуете?

– Да.

Феликс при поднял голову, чтобы увидеть, кто собрался вокруг, и почти сразу распознал в сумраке комнаты силуэт Александра, сидевшего на стуле, а также стоявшего рядом с хозяином дворецкого. Мужчина нервно поправлял пламя в керосиновой лампе, а также часто протирал потный лоб.

Он почему – то нервничал.

Шелохов, увидев, что доктор пришел в себя, встал и, подойдя ближе, склонился над доктором.

– Вы даже после приворота будете ее защищать? – вдруг спросил строго Александр. – Доктор Ланской, я ошибся. Признаю. И не позволю Арине больше вредить вам.

– Вредить? – не понял Феликс.

– На вас был приворот, – пояснила спокойно Лидия, потирая правое запястье.

Феликс это сразу заметил, протянул руку к девушке, успел ее схватить за кончики пальцев, притянуть к себе ближе и отдернуть кружевную манжету.

Как и думал доктор: перемотанная рука, а под бинтами – проступившие капли крови.

Феликс посмотрел в лицо ассистентки: бледная кожа, посеревшие губы, потухшие глаза – первые признаки потери крови. А потом, когда прослушал пульс, Ланской мог точно сказать: Лидия потеряла не меньше двухсот миллилитров.

– У меня не было выбора, – начала оправдываться девушка, пытаясь выдернуть руку, но Феликс держал крепко. – Вы были под ее чарами. Вы даже не контролировали свои мысли. А вдруг бы… вы…

– Лида.

Феликс встал и, свесив ноги с кровати, взял и вторую руку девушки. Обе были ледяными, словно он прикасался не к живому человеку, а к трупу, который пролежал в прозекторском холодильнике не менее двух суток.

Дворецкий подкрутил рычаг в лампе – и от керосинки пошел приличный свет. Комната озарилась оранжево – алыми тенями, отчего Феликсу сначала показалось, что он попал в очередной кошмар, устроенный призраком. Но потом, когда Лидия опустила виновато глаза, доктору пришлось выпустить руку Ильинской и взять двумя пальцами ее подбородок, чтобы вновь поднять лицо ассистентки и посмотреть ей в глаза.

– Никогда… слышишь меня?.. Никогда так больше не делай.

– Господин Феликс…

– Никогда! – приказным, но в то же время больше обеспокоенным тоном сказал доктор. – Никогда не смей меня спасать такими жертвами. Хоть ты и принадлежишь к великому роду, твои силы уже угасли. И ты не сможешь…

– Откуда вам знать? – сурово спросила Лидия, убрав его руку от своего лица. – Да, моей семьи нет. Она казнена. Но кровь, которую я пронесла сквозь эпохи, все еще сильна. И поверьте, именно она помогла мне наложить на вас защиту.

Лидия встала и, вырвав руку, отошла подальше от керосиновой лампы. Она вскоре вышла из спальни – и скрылась где – то в гостиной. Феликс и Александр услышали, как хлопнули двери, а затем Шелохов, выглянув в окно, увидел, что девушка стоит на белокаменной площадке – и рыдает: плечи Лидии вздрагивали, а голова оказалась опущена.

– Напрасно вы так, – заметил Александр, садясь на место Лидии. – Она правда боролась за вас. Когда увидела, что нити ведут к Арине, вместо скандала и кровопролития, самостоятельно отгородила вас от нее.

– Что значит «отгородила»?

Вместо ответа Александр, взяв Феликса за правое запястье, показал сделанные свежие три царапины. Раньше их не было, как и начерченного над ними какого – то рунического знака. Но Ланской мог поклясться: он не чувствовал ни раздражения на коже, ни боли, ни какого – либо дискомфорта от повреждённого участка кожи.

– Это древняя магия, которую передают ведьмы по женской линии, – пояснил Шелохов. – Привороты бывают разные: легкие и тяжелые, сделанные с добрыми помыслами и дурными. Арина выбрала достаточно простой в исполнении, но тяжелый в последствиях приворот. На воде.

– Что за бред…

Феликс встал с кровати и решил пройтись, но, как только он попытался встать, голова закружилась. Легкие вновь сжало, но не до конца, а комната из оранжевой стала синеватой, словно Феликс смотрел на пространство через негатив.

Но среди сине – голубого фона стоял вполне себе цветной полупрозрачный силуэт Аркадия Горского.

Мужчина был одет в парадную форму кадетского корпуса, с эполетами и золотым шитьем, но достаточно низкого качества. Феликс видел такие на парадных мундирах солдат из низших рангов в армии: когда на золотые нити не было денег, они просто покупали желтые нитки и вышивали себе на мундирах узоры ими. Зато брюки на Горсокм были отменного качества, с серебряной вставкой вдоль всей штанины, а перчатки были начищены также хорошо, как и фуражка с белой лентой.

Ученый? Феликс подумал, что ошибся, однако, тряхнув головой, вновь увидел эту белую ленту с голубой вставкой, которую нужно было носить на плече. Так ученые, которым по тем или иным причинам пришлось бросить учебу в Университете, но которые все еще принадлежат к сообществу химиков и биологов, обозначали себя на балах или в салонах.

Феликс припомнил свою ленту с красной полоской, но тут же отбросил мысли о выпускном из кадетского корпуса.

Аркадий же, странно ухмыльнувшись Феликсу, сделал шаг в сторону, и исчез в дверях. Ланской даже не успел и слова сказать, как громко выдохнул и, опершись на грядушку кровати, откашлялся.

– Доктор Ланской! – крик Шелохова вырвал Феликса из видения, отчего у врача стало рябить в глазах от смены освещения. – Доктор, все, хватит. Вы сейчас же ляжете и до утра не выйдете отсюда. – Шелохов обернулся к дворецкому, – Подготовьте на завтра все, что нужно. Охота отменяется. Как и поход к Разуминину.

– Разуминину? – удивился Феликс, посмотрев на чиновника.

– Ах да, не сказал, – Александр выудил из кармана сложенный лист и передал его врачу.

Феликс развернул стандартное приглашение «на обед», расписанное витиеватым подчерком перьевой ручкой, но почти сразу заметил: буквы от строчки к строчке скакали, что наводило на две мысли: либо пишущий создавал письмо на коленке, либо же у него был тремор.

Но свои догадки Феликс решил оставить при себе.

Он отдал письмо назад, после чего заметил:

– Лучше не отказывайте. Все – таки князь…

– Мы равны в Парламенте, – сразу сказал Александр, но скрестил руки на груди и как будто бы обиделся. – Однако этот Разуминин… Он словно что – то хочет. Да еще и притащил с собой этого Ильшанского… господи, какое – то наказание.

– Ильшанский?

Феликс прикрыл глаза, так как фамилия показалась ему смутно знакомой. И не зря. Ровно через тридцать секунд память выудила из закромов сознания учебник по биологии за третий курс в Золотом Университете на медицинском деле, а также справочник по энтомологии.

– Профессор Ильшаснкий? Фернандо Ильшанский?!

– Вы знакомы? – бровь Александра невольно приподнялась.

– Относительно. Он читал моему курсу лекции по биологии до третьего курса, – вспомнил Феликс не без улыбки. – Он тогда был всего на пару лет меня старше. Но уже защитил кандидатскую и получил право преподавать несчастным студентам.

– Что ж, тогда будет лучше, если вы примете мое приглашение на обед к Разумининым.

– Я?

Феликс посмотрел на Шелохова как на дурака, и тому то явно не понравилось, так как его нога начала нервно отбивать каблуком туфли неприятную дробь по паркетной доске.

– Понимаете… этот Ильшанский… он помешан на своих бабочках. А я их… не то, чтобы не переношу… Но не люблю. А он то притащит альбом с ними, то замурованную в янтарь или формалин букашку… – Шелохов дернулся, но сразу успокоился. – Мерзость, одним словом.

– И вы думаете, оно меня привлечет?

– Не язвите. Доктор биолога поймет.

– И отвлечет, – понял Феликс, и Александр согласно кивнул. – Ну ладно. Все равно на завтра я планировал прогулку. Лидия может пойти с нами?

– Разумеется, – казалось, Шелохов даже и мысли не допускал оставить Лидию без высшего общества. – Разуминину она может приглянуться, но вы не обращайте внимания. Он ходок по молоденьким дамам, но, как только видит отпор, сразу отступает.

– А, я еще и ваша гарантия, я понял, – Феликс улыбнулся и посмотрел в окно, на белый диск луны на черно – синем небосводе. – Хорошо. Значит, завтра?

– Да. А пока что, – Шелохв перенял из рук дворецкого керосиновую лампу и направился с ней к выходу, – отдохните. Понимаю, как вам тяжело: сначала Михаил достал, потом еще и эти женские интриги… Отдыхайте.

Он скрылся за дверями гостиной, после чего Феликс, подойдя к окну и затушив свечи, чтобы не отсвечивало стекло, увидел, как Александр, выйдя во двор к Лидии, набросил ей на плечи свой плащ с соболиным воротником и, прижав к себе, что – то начал говорит.

Феликс же, еще раз осмотрев запястье и кисть, где Лидия вывела знаки, прижал руку к груди, сжав пальцы в кулак.

Не стоило так говорить с ассистенткой… в Лидии и правда текла очень древняя кровь. И отрицать ее способности, как и существование магии в двух мирах, в которых обитал Феликс, было глупо. Да и факты сходились: Арина подносила стакан воды, когда он упал в обморок в саду, и она же готовила ванную, поэтому легко могла либо сделать заговор на воде, либо подмешать что – то.

Александр увел Лидию в дом, но, сколько бы Феликс ни ждал девушку, она не пришла ни через час, ни через три. Видимо, она выбрала провести время в компании чиновника.

Тем лучше…

Феликс уже собрался принять ванну и ложиться, как и приказал Александр, отдыхать как вдруг услышал стук в двери гостиной.

И если сначала в груди Феликса затеплилась надежда, что вернулась Лидия и они могут поговорить, то стоило ему открыть двери, как невольно задергался правый глаз.

Вместо Лидии на пороге стояла, слегка сгорбившись и держа в руках керосиновую лампу, Арина. Ее волосы были скреплены лишь белой лентой, отчего несколько прядей обрамляли миловидное лицо, а зеленые глаза смотрели с некоторым испугом, как у ребенка, который натворил дел – и пришел с повинной к родителю.

Да и из одежды на девушке была лишь ночная рубашка с длинными рукавами, а поверх лежала красная шаль, которая еще больше акцентировала оттенок волос Арины.

– Господин Ланской, – голос был безжизненным, и Феликсу пришлось придержать уже вертевшийся на языке посыл. – У вас есть что – то от ран? Очень сильно жжет…

Феликс уже хотел было указать ей на выход с этажа, как вдруг вспомнил себя в юности: после дуэли приполз к доктору за обезболивающим, чтобы пережить последние три дня экзаменов, а потом уехать к себе домой – и вылечиться.

Его не прогнали. Более того – наложили швы, дали таблетки с обезболивающим и написали справку. В итоге от верховой езды он был освобожден, а зачёт получил автоматом.

– Ладно, заходи, – тихо сказал Феликс, отступая назад и впуская девушку в комнату. – Пошли покажешь, как тебе сшили раны. Тебе же рассекло кожу.

– Не сшили, – устало сказала Арина, сев на диван и поставив лампу на столик.

– Как не шили? – удивился Феликс. – Погоди, а ты сейчас…

– Там раны… они горят очень… невозможно спать.

Феликс знал, что обрекает себя на долгие часы муки, но все – таки не смог просто смотреть на мучения девушки:

– Пошли в комнату. Я осмотрю и зашью. Иначе сепсис тебе гарантирован.

– Но… доктор…

– Пошли – пошли. Или будешь мучиться и умрешь. А я не хочу больше никого осматривать в прозекторской. Вашего Томилина хватило тогда с головой.

Феликс помог Арине подняться и дойти до спальни, где разрешил лечь на свою кровать. Керосиновую лампу, которая горела довольно ярко и источала сладковатый аромат, было достаточно света, чтобы не зажигать свечи.

Арина довольно быстро расстегнула ночную рубашку и скинула ее до пояса, оголив стройное тело, покрытое синяками, ссадинами и кровоподтеками. Причем, Феликс сразу обратил внимание: некоторым больше двух недель, а какие – то получены не больше часа назад.

Следы от розог, которыми Шелохов хорошо исполосовал спину девушки, уже присохли. Кровь остановилась, однако было видно, что рассеченную кожу не обработали, отчего она уже начала покрываться «диким» мясом. А вот гнойники Феликса никак не желал ни оперировать, ни удалять, чтобы не делать больно Арине, поэтому, порывшись в кейсе, нашел оптимальный вариант.

– Потерпи. Будет очень сильно больно, зато потом поспишь.

Феликс достал пузырек с новым швейцарским спреем от ран. Он закупил такие пузырьки для детей Маркуса, так как Лилия часто сшибала то коленки, то локти, то свозила до мяса кожу на улице, поэтому часто приходилось экстренно обработать, а уже потом нести в кабинет и осматривать.

Арина, готовясь к боли, впилась пальцами в подушку, но, как только Феликс спрыснул раны и наскоро стал готовить из марли и фаты компрессы с препаратом, не услышал ни звука. Девушка лежала как тряпичная кукла, но при этом крепко, до белых пальцев, сжимала края подушки и одеяла.

– Терпи – терпи, – более ласково попросил Феликс, изготовив четыре компресса и вылив на них обеззараживающий раствор. – Зато не будет лихорадить. И горячки тоже поможет избежать. А теперь приготовься…

Он приложил компрессы, после чего стал перебинтовывать спину девушки. Арина сначала протяжно стонала, разрешив слезам течь по щекам, а потом адаптировалась – и стала просто смотреть на то, как доктор, вбирая из ампулы в шприц прозрачную жидкость, готовится поставить укол.

– Что это? – туманно спросила Арина.

– Обезболивающее. Ночь ты хотя бы сможешь отдохнуть. Давай руку.

Арина, не меняя положения, вытянула правую руку, но, как только Феликс наметил себе место на предплечье, чтобы колоть в мышцу, девушка внезапно подалась вперед, притянула доктора к себе – и поцеловала.

И в этот момент в голове Феликса словно разорвалось несколько мелких петард. Сердце пропустило удар, а рука сама выпустила на пол шприц с обезболивающим.

Ланской тут же вывернулся, так как ему стало противно, но в следующую секунду Арина, словно и не болела, прыгнула к нему и, овив руками шею, вновь притянула к себе и, поцеловав, царапнула острыми ногтями по руке.

– Ты мой! Мой! – И вновь град поцелуев, которым Феликс не смог противостоять.

Вновь та неведомая сила, что завладела им пару часов назад, возымела над телом власть.

Арина уже не казалась ему противной. Наоборот – ее рыжий цвет волос, который до этого Феликс был неприятен, сделался самым любимым, а зеленые роковые глаза заставили доктора самому поддаться напору девушки – и опуститься с ней на кровать.

Арина оказалась неплоха: она быстро выкинула с постели свои одежды, а затем, целуя доктора то в шею, то в губы, то в щеки, ловко расстегнула рубашку Феликса и, прильнув к его груди, вдруг прошептала:

– Она тебя не получит…

А дальше все было как в тумане.

В голове поплыли образы Арины, комнаты, в которой стало пахнуть эфирным маслом и полынью, за окном то становилось светлее, то темнее, а керосиновая лампа, как показалось Феликсу, трепала язычок пламени в такт его движениям и методичным стонам Арины.

Аромат от кожи девушки был восхитителен: полынь, вереск, вишня и сирень. Это сочетание запахов сводило Феликса с ума, так как похожее сочетание он слышал недавно от тела Лидии. Бархатистая кожа у ключицы, гладкая на животе и руках, а также смазанные маслом губы, от которых не хотелось отрываться при поцелуе, погрузили Феликса в мир давно забытого блаженства.

И только эхом в голове доносились слова, сказанные Ариной:

– Только мой… мой…

– Мой…

Эти слова Арины ударили по сознанию Лидии тяжелым набатом, прибив не только самолюбие девушки, но и ее самооценку к плинтусу. Она не успела совсем чуть – чуть: Арина все – таки нашла лазейку в ее щите и даже смогла разрушить печать на теле врача.

А всего – то стоило изобразить больную…

Сидя у дверей спальни и слыша стоны и редкие фразы то Арины, то Феликса, Лидия могла лишь смотреть на тлеющие в камине черные угли с красной сеточкой от уже потухшего огня.

По щекам катились слезы, но Лидия даже и не думала их утирать. Ей было больно, но сейчас это было можно продемонстрировать пустой гостиной и воющему на улице ветру.

Лидия не могла сказать, что чувствует к Феликсу какие – то серьезные чувства, кроме рабочих или дружеских, но все – таки периодически ловила себя на дурных помыслах: она бы хотела оказаться на месте Арины хотя бы раз в жизни. Хотела бы вновь ощутить Феликса как тогда, ровно сто лет назад, когда ей было шестнадцать, а ему – почти тридцать. Хотела вновь его заманить в ту же гостиницу, где все впервые случилось, но уже не шантажом, а желанием самого доктора связать с ней свою душу.

Но все это было теперь для нее таким же далеким, как родовое имение, семья и утерянная честь, которую Ильинская с таким трудом вернула.

Но киснуть ей особо не пришлось.

Услышав громкий стон Арины, символизировавший для ассистентки кульминацию порочного действа, Лидия поднялась на ноги и тихо выскользнула в коридор, где, как назло, столкнулась с Шелоховым.

Он шел куда – то с подсвечником, но одет уже был в бархатный халат и спальные штаны.

– Мисс Ильинская? – удивился Александр. – Что случилось? Почему вы плачете? Вас ударили?!

– Нет, все в порядке. Просто… у меня заслезились глаза от воска в спальне, – соврала Лидия, утерев глаза. – Вот я и вышла… Проветриться.

– Не врите, – Александр поставил подсвечник на ближайший к нему столик с цветочным горшком. – Мисс Лидия, хотите пройтись? Говорят, ночные прогулки полезны для здоровья.

– Благодарю, но нет. Я, с вашего позволения, осмотрю ваш сад. Много роз у вас красивых.

– Но не могу же я бросить девушку ночью одну в саду. Право слово, вы все время хотите выставить меня в дурном свете. Одну минуту.

Он забежал к себе в комнату, но, как и обещал, ровно через минуту вышел к Лидии уже в брюках и рубашке, но сверху все также решил надеть халат. Для Лидии же он вынес еще один халатик, но уже женский, обшитый искусственным мехом.

– Не хочу, чтобы вы мерзли.

Лидия не стала отказывать. Тем более, что вещи была хорошая, качественная. Да и пахла сиренью.

Шелохов и Ильинская вышли во двор, где уже закончился дождь, но не унимался ветер. Однако это не помешало двоим взглянуть на синий небосвод, увидеть россыпь звезд и начать различать созвездия.

– Странно, вроде мы в другом мире, а небо – такое же, – улыбнулась Лидия, указывая на большую медведицу.

– Знаете, ученые Троелунья до сих пор ломают голову, как мы и земные люди видим одно и то же. И дышим точно таким же воздухом, как и вы.

– Загадка века.

За пару минут они обошли все кусты с розами, однако около одного Лидия задержалась, так как на нем были уже почти пожухлые цветы. Лепестки сморщились, где – то высохли и пожелтели.

– Кстати, из лепестков можно сделать духи, добавить их в мыльный раствор, а также украсить ими что – нибудь.

– А вы умеете? – удивился Александр, присев на корточки около куста и осмотрев цветы.

– Мыло сама делаю, – улыбнулась девушка. – Господину Феликсу очень нрави… лось…

Она невольно обернулась к дому.

В окнах второго этажа еле – еле были видны отблески керосиновой лампы. И Лидия, ощутив укол в груди, сжалась, закусила губу и не заметила, как очередная слеза скатилась по щеке.

И вдруг Ильинская почувствовала, как ей в руку вложили платок.

Шелохов встал перед ней и, аккуратно прикоснувшись пальцем к щеке девушки, заметил:

– Роза, увиденная в сумерках, кажется еще прекраснее. Поэтому, – Александр сорвал один более – менее пригодный бутон, преподнес его Лидии. – Я не буду спорить с вашим Омаром Хайямом. Но! Я хочу увидеть не розу, а то, чем она может стать в ваших руках, Лидия.

Их взгляды встретились – и Лидия вдруг поняла, что вот он – тот шанс, то чудо, о котором она мечтала с рождения. Богатый, статный, одинокий… Но ненужный ей лично. Как ее самая лучшая ночь была отдана неизвестному доктору из Столицы, так и ее душа тогда навеки подчинилась ему.

Но… ее жизнь не стоит на месте, как и судьба Ланского… они работают вместе, но живут порознь. Их взгляды похожи, но не идентичны. Его мысли ей понятны, но ее Ланскому – чужды.

Так может быть… стоит попробовать?..

– Для мыла будет маловато, – улыбнулась Лидия, прижав цветок к груди.

– Тогда завтра у вас будет столько, сколько прикажете.

– Хорошо, – она посмеялась, после чего ощутила некое нервозное чувство в груди.

Но обманула себя, приказав сознанию поверить, что сейчас она счастлива.

Глава 18

Утро в Кенсионе наступало в семь часов.

Солнце поднималось из – за полосы леса, с воды веяло сыростью и лотосами, из леса этот аромат перебивал запах грибов, ягод и хвои, а если накануне еще и дождь прошел, то можно было услышать усилившееся амбре, несущееся со скошенных и обработанных полей. А пахло оттуда чем – то, что напоминало хлеб и вереск.

Феликс знал наизусть все эти сочетания.

И был искренне рад, когда луч света, проникнувший через окно и скользнувший по холодной коже доктора своим жалящим теплом, пробудил его ото сна.

Открыв глаза и быстро поморгав, привыкая к картинке, Феликс повернул голову, чтобы привычно посмотреть на кровать Лидии и оценить, насколько сильно он проспал в этот раз, но с ужасом обнаружил рядом с собой еще спящую Арину.

Девушка была обнажена, ее огненно – рыжие волосы разметались по подушке опасным костром, а кожа блестела на свету, обрамленная золотистой каймой.

Доктор вскочил, но почти сразу уперся спиной в ледяную стенку и стукнулся затылком. Это окончательно его отрезвило, как и то, что он обнаружил под одеялом. Найдя и исподнее, и верхнюю одежду на полу и грядушке кровати, Ланской сразу стал одеваться. Он даже не стал думать, что может разбудить Арину. Ему было на нее плевать.

Да, телом девушка не уступала лучшим моделям Милана, однако Феликса никогда не привлекала такая порода. Особенно рыжие. Феликс сам не знал, откуда в нем этот стереотип, но он всегда благодарил небо, что у Лидии природный цвет волос каштановый, отдающий медным оттенком на солнце.

На ходу застегивая ремень на брюках, а потом начав заправлять рубашку, Феликс вышел из спальни в гостиную – и на свой ужас увидел сидевшую на диване перед камином Лидию.

Ильинская сразу обернулась на скрип дверных петель – и, увидев доктора, осмотрела его с головы до ног оценивающим взглядом. Ни фыркать, ни высказывать что – либо Лидия не любила, поэтому молча отвернулась к зеркальцу, поставленному на перенесенный из спальни прикроватный столик.

– Лида… Доброе утро…

– По вам и не скажешь, – усмехнулась девушка, взяв туш и начав красить ресницы. – Что, молоденькая служаночка вымотала? Или возраст все – таки берет свое?

Брови Феликса взметнулись вверх, однако, когда его рука уже приготовилась ударить Лидию по голове, он остановил сам себя. Нет. Он не имеет права ее трогать. Такой позор, какому подвергся Феликс в это утро, он уже давно не испытывал.

– Садитесь, – разрешила Лидия, кивнув на кресло рядом.

И доктор, словно школьник, прошествовав по ледяному паркету, упал в плетеное кресло, стянул со спинки плед – и завернулся в него, словно это могло скрыть его поступок. Точнее – некое наваждение, о котором Феликс жалел настолько сильно, что почувствовал, как начинают закипать в голове мозги. Кровь в сосудах циркулировала на пределе возможного…

Лидия же, закончив с ресницами, взяла в руки губную помаду, но не спешила ее открывать. Она подняла голову и, посмотрев на Феликса с некоторым безразличием, произнесла:

– Вы помните, что мы приглашены на обед к Разумининым? – Феликс кивнул, не в силах заставить язык ворочаться. – Так вот, советую вам идти быстро в ванную. А я позабочусь об остальном.

Феликс вновь не ответил.

Как робот, которому дали алгоритм, он отправился в ванную комнату. И уже стоя босыми ногами на ледяном кафеле и видя, как от воды идет пар, услышал аромат роз. На бортике лежало свежее полупрозрачное мыло, внутри которого были видны лепестки красного и оранжевого оттенков. А рядом… в одном из его пузырьков, в которые он собирал различные водные материалы, был залит самодельный гель Лидии.

У раковины на табурете лежали стопки полотенец, а на крючке двери – приготовленный комплект одежды: рубашка – апаш черного цвета с золотой окантовкой, белыми манжетами и воротником, а также с пришитыми вручную камнями на предплечьях. Под рубашкой Феликс нашел и выглаженные брюки с идеальной стрелкой. Черный жилет висел рядом на отдельной вешалке вместе с шелковым шейным платком, на котором красовалась пришпоренная Лидией брошь с апатитом.

Феликс готов был закричать от досады, но в этот момент услышал в гостиной голоса.

Приоткрыв дверь, он не поверил своим глазам: Арина, стоя одетая перед Лидией, смотрела на его ассистентку свысока, как смотрят победительницы на поверженных соперниц.

А Лидия стояла, словно скала: невозмутимая, с прямой спиной, слегка согнутыми в локтях руками, скрещенными запястьями в области живота и этим ледяным взглядом снежной королевы, который Феликс одновременно обжал и не любил. В таком состоянии холодного нечто Ильинская могла сделать все. Вплоть до смертоубийства…

– Не будет тебе радости от свершенного, – выговорила тихо Лидия. – Преступив порог этой комнаты, ты оказалась в моих руках. Я сниму твой приворот с его сиятельства, можешь не сомневаться.

– Не говорите чуши, мисс Лидия, – кокетливо пролепетала Арина. – Вы сильная ведьма, не буду спорить. Но и мы не лыком шиты, знаете ли.

– Знаю, – спокойно ответила Ильинская, встал так, чтобы дверь ванной была за ее спиной. – Только и вы знайте: Феликса я вам не отдам. Ваши чары не даруют ни счастья, ни любви. Приворот – всего лишь красивый, но внутри довольно грязный обман самой себя.

– А то вы никогда ему ничего не подливали, – усмехнулась Арина, направившись к выходу.

– Я не настолько низко пала, чтобы принуждать к близости с собой другого человека.

На это Арина лишь послала Ильинской издевательский взгляд, а после – скрылась в усадьбе. Ее шагов никто даже не услышал, так как девушка, как пришла к Феликсу в ночной рубашке и шали, так и вышла из спальни медика в чем была.

А Феликс, уже порываясь выйти и поблагодарить Лидию, услышал:

– Поторопитесь, господин Феликс. Время десять, а обед – в час. А вам еще надо собраться и поговорить с Мишей. Такова была воля его сиятельства, господина Шелохова.

И Феликс, как будто желая оправдаться перед Лидией и где – то выслужиться, быстро опустился в горячую воду, потер о руки сделанное Лидией мыло и, услышав превосходный аромат, осмелел и крикнул в комнату:

– Прекрасно получилось! Сделаешь еще?

– Что именно?

Голос Лидии оказался совсем рядом, и Феликс понял, что она вновь стоит за ширмой. Видимо, что – то принесла из одежды. Или же добавила полотенец. Однако ассистентка сделала это настолько бесшумно, что у доктора возникла мысль: не является ли сама Лидия призраком, который просто постоянно находится рядом с ним…

– Мыло, – пояснил Феликс, осматривая кусок. – Розы?

– Розы, лепестки сирени и тигровых лилий. Шелохов распорядился – и утром мне принесли букет. А вы же помните, – она сделала акцент, – я не люблю букеты. А вот делать из лепестков крема, мыло и гели – обожаю.

– Знаю…

Феликс понежился в тепле еще пятнадцать минут, окончательно прогоняя ночную ерунду прочь из мыслей, после чего, быстро ополоснувшись и высушившись, вышел к Лидии в приготовленном ею комплекте. Единственное, что попросил у ассистентки, это помочь с платком.

– Что за гадость вы наворотили! – возмутилась Лидия, по новой завязывая красиво шелковый платок и закалывая место узла брошью. – Вот так. Когда вы уже научитесь?

– Боюсь, сия наука непостижима.

– Фармакологию освоили, и с этим разберетесь, – жестко заметила Лидия, но потом улыбнулась, – во всяком случае, я на это надеюсь.

– Не злишься? – с надеждой спросил Феликс.

На это Лидия ответила не сразу. Но она не отвела взгляд, что подсказало Феликсу: девушка обижена, но способна простить ему данную оплошность. Тем более, что были смягчающие обстоятельства: заклятие, которое выше человеческой воли.

Лидия сделала шаг к доктору, оказавшись на расстоянии вытянутой руки, посмотрела в глаза Феликсу и заметила с умиротворенной улыбкой и искренностью, на какую только была способна:

– Обижаюсь. Но при этом – понимаю и осознаю. Вы когда – то давно сказали: «Думай, когда не знаешь, чем занять себя…». И знаете, я действительно сначала обиделась на вас. А потом подумала – и осознала, что вами управляет не ваш разум. И даже не ваша похоть.

– Эй!..

– А всего лишь приворот, который я недооценила. Но я исправила все сама. – Ильинская поправила прядь волос, заправив выбившуюся за ухо. – Поэтому… простите мою язву. Но я не могла иначе.

– Я понимаю тебя, – парировал Феликс, взяв руку Лидии, и был рад, когда она не вырвала ее. – И прошу прощение. Я сам не понимаю, как так вышло.

– Не смейте оправдываться, – заметила Лидия. – Лучше давайте забудем. И будем считать это дурным сном. А сейчас, – она посмотрела на двери, – идемте. Вас ждут, доктор Ланской.

Как и ожидал доктор, осмотр Михаила Шелохова не дал новых результатов. Мальчик по – прежнему утверждал, что ему помогает покойная мать, призрак которой буквально ходит за сыном попятам, и именно этот фактор раздражал сидящего рядом с племянником Александра.

– Миша, ты не можешь ее видеть – пытался убедить мальчика Шелохов – старший. – Ну зачем ты лжешь?

– Я не вру! – крикнул Миша, взглянув на дядю. – Простите…

Доктор, в этот момент посмотрев на сузившиеся зрачки мальчика, лишь цокнул языком и покачал головой. Но при этом периодически посматривал на полупрозрачный силуэт Марии Томилиной, которая стояла в углу гостиной и наблюдала с хладнокровием за действом.

Миша тоже часто к ней оборачивался, но на его движения призрак девушки реагировал лучше. То голову поднимет, то взгляд станет осознанней, то рука дрогнет, словно от желания потянуться к сыну.

– Александр Дмитриевич, – Феликс не смог молча смотреть на издевательство в адрес Миши. – Я со всей своей врачебной этикой утверждаю: у Михаила есть дар, как и у меня. Даже, я бы сказал, возможно, и сильнее моего.

– Нет, вы ошибаетесь, доктор… Выпишите нам лекарства, успокоительные, уколы – да что угодно! Лишь бы Миша перестал говорить эти глупости.

– Но это невозможно! – воскликнул Ланской. – Господин Шелохов, я предлагаю просто выдвигаться в гости к князю Разуминину – и оставить Мишу в покое. Кстати, с кем останутся дети, пока мы будем гулять в соседнем дворе?

– С моим дворецким и охраной, – Александр притянул к себе до этого стоявшую в стороне трость. – Нам парни не пригодятся. Револьвер при вас?

– У меня есть более гуманные средства, чтобы, в случае чего, не испортить шкуру, – заметил Феликс, приложив ладонь к груди справа.

Там он носил свой футляр с хирургическими инструментами, которыми можно было как оказать первую помощь, так и уничтожить. А если учитывать, сколько Феликс вырабатывал свой стиль обороны, дабы избежать револьверов и рапир, то можно было смело исключать успешные попытки застать врача врасплох.

Правда, у призраков это получалось все лучше и лучше…

– Что ж, – Шелохов встал с дивана, на котором все это время восседал и, набросив на плечи красный камзол, расшитый золотыми узорами, надел на голову черную треуголку с красной лентой и белоснежным медальоном.

Феликс плохо разбирался в новой парламентской символике, но точно знал: красные ленты носили самые высшие чины. Ниже них были желтые, а потом уже – серые. Руки Шелохова тоже покрыли не обычные перчатки из вельвета, а кожаные, серые, с вышитым двуглавыми орлом – символом самой великой Империи Троелунья после Седьмой войны.

Глаза Лидии невольно блеснули от восхищения, и от Феликса это не укрылось. Он невольно осмотрел себя – и понял, что сильно проигрывает на фоне статного Шелохова.

Чиновник был шире в плечах и уже в талии, отчего его силуэт символизировал защиту, как и уверенный взгляд, устремленный всегда вдаль. Однако Феликс не желал знать, какие мысли крутятся в черепной коробке Шелохова, так как спокойный сон ему был дороже.

– Мисс Лидия, – Шелохов протянул руку к девушке, приглашая ее пройтись парой с ним. – Вы взяли с собой что – нибудь?

– Конечно, – Ильинская достала из рукава с манжетой тонкий веер, который Феликс ей привез из командировки.

Доктор как сейчас помнил: это было три год назад, когда Шефнер отправил его повышать квалификацию в Италию. Там Феликс сдружился со многими медиками, а уже через них, в последний день пребывания в Венеции, нашел мастера, посмотрел его работы – и выкупил для Лидии веер.

Вещица была довольно дорогой, но стоило своих денег: красная ткань, увенчанная черным кружевом с белой, словно снег, каймой. Деревянные перекладины пахли лаком, а переднюю дощечку украшал выгравированный и расписанный вручную павлин.

Шелохов закивал, оценив дороговизну вещицы, и сразу посмотрел на Феликса. Доктор ответил улыбкой, тем самым подтверждая, что подарок – от него.

– А вы, доктор? – уточнил игриво Александр. – Неужто пойдете один?

– Да вот как – то дамами наше общество обделено в этот раз, – не выдержал Феликс, съязвив.

– Но разве Лидия – единственная?

Тон Шелохова сразу намекнул Феликсу, о ком идет речь.

Сердце предательски пропустило два удара, а душа упала в желудок. Неприятный комок волнения заставил быстро прокашляться, а после – обернуться и увидеть приготовленную к выходу Арину.

Девушка уже собрала волосы в высокую прическу, скрепленную единственной длинной шпилькой с висящими на золотых цепочках самоцветами, а также в довольно дорогое синее платье с рукавами – фонариками и белоснежными манжетами.

– Тебе идет, – кротко и сухо констатировал Шелохов, оценив вид Арины.

– Благодарю, – девушка присела в реверансе.

– Что ж, доктор, мне кажется, это лучше, чем ничего.

– Согласна, – вдруг поддержала Лидия.

Она скрыла часть лица за раскрытым веером, и Феликс готов был поклясться, что она самодовольно улыбается. Не зря же она так благоговейно отнеслась к его ночным рандеву – и даже привычно не отчитала за «распутные связи».

– Позвольте, доктор Ланской, – Шелохов увидел, какое отвращение у Феликса возникло к служанке. – Арина, хоть и служит у меня гувернанткой, все – таки имеет к моей семье прямое отношение, но какое – позвольте я оставлю в секрете.

На это Феликс не нашелся, что ответить. Да и не хотел.

Молча предложил для приличия руку Арине, и она ее довольно приняла, сжав пальцы доктора так, словн он был ее единственной соломинкой.

Ланской же, глубоко вздохнув и позавидовав в каком – то смысле Шелохову, направился за ним и Лидией к выходу.

Как и говорил Шелохов, Миша и Рита остались в особняке с дворецким и охраной, а Арине была предоставлена временная свобода, за которую, однако, девушка расплатилась сполна. Хоть она и пыталась, спину ровно держать не получалось из – за запекшейся корки кожи и все еще открытых ран.

Пока Шелохов и Лидия шли впереди по песчаной дороге к дому князя, Феликс долго пытался подстроиться под медленный ритм Арины, и в итоге, слегка отстав от впереди идущих, остановился и уточнил у Арины:

– Ты устала? Или тяжело идти?

– Нет, – девушка поморщилась, опершись на руку Феликса. – Туфли узкие. Жмут.

Феликс вновь проклял и себя, и Арину, и Шелохова. Одна проблема неприятнее другой. А всего – то стоило вчера закрыть глаза, уснуть и забыться до утра.

Однако, когда Феликс осмотрелся, он увидел ближайшую скамейку, спрятавшуюся среди ветвей дикого кустарника. Усадив на скамейку Арину и, быстро осмотрев кровоточащие ранки от узкой туфли, прошелся вправо и влево, в конце концов найдя то, что нужно.

– Доктор, – изумилась Арина, – неужели на Земле не научились справляться с мозолями?

– Научились. Но сейчас нам нужно действовать экстренно. Да и пластырь я не взял, если честно.

– Что не взяли?

– Неважно. Давай ногу.

Феликс приложил два листа к местам, на которые указала Лида, после чего достал из своего чехла крохотный моток с марлей, разорвал кусок напополам, чтобы полоски были уже, и зафиксировал листы.

– Легче? – уточнил медик.

– Да. Намного. Спасибо.

– Свои благодарности оставь, – строго сказал Феликс. – Ты мне еще за вчерашнюю ночь объяснишься.

– Непременно. Но сейчас – давайте нагоним господина Шелохова и мисс Лидию, – Арина кивнула на удалившуюся достаточно далеко пару.

И, сколько бы Феликсу ни хотелось высказать все Арине и заставить ее топать до особняка босиком, все – таки он позволил девушке опереться на руку и не спеша дойти до дома князя.

От особняка Разуминина, как думал Феликс, не стоит ожидать скромности – и не прогадал.

Через десять минут ходьбы две пары предстали перед высокими, в три метра, чугунными воротами с золотым вензелем и эмблемой дома Разумниных: двух змей, овивших колбу. Фармацевтика, как понял Феликс, но только он никак не мог припомнить, чтобы фамилия Разуминина хоть когда – то где – то мелькала в медицинском сообществе.

Впрочем, как успел Феликс узнать от Лидии в праздных разговорах по вечерам в Альпах, бывшая супруга Разуминина, почившая прошлый летом от лихорадки, была выходкой из древнего рода врачей, а дед нынешнего главы клана считался одним из лучших хирургов Столицы.

Виктор Разуминин же не пошел по стопам деда и отца, а лишь усовершенствовал изобретенные ими лекарства, построил свою фармацевтическую компанию, создал монополию в Троелунье на свои средства от болезней – и зажил обычной светской жизнью мецената, ходока по женщинам и почетного члена Парламента.

Протеже Виктора, которую все звали просто «графиня», никогда раньше не появлялась на публике. И то, что Разуминин пожелал показать ее Шелохову и его гостям, говорило лишь о высшем доверии своему коллеге.

Но ни сам князь, ни его любовница Феликсу были неинтересны.

Его волновали больше Ильшанский и его жена.

Сам Фернандо внушал Феликсу толику гордости за самого себя, так как учиться у такого профессора биологии, как Ильшанский, было настоящей удачей. Ланской до сих пор помнил, как мог прогулять в институте лекцию по истории Столицы или по экономике, но на уроки Фернандо он летел в любом состоянии. Даже как – то раз завалился в аудиторию с гриппом и температурой в тридцать восемь.

Супруга его, Вера Николаевна Панкратова, со слов Лидии, которая видела девушку всего раз – и то случайно, – не слыла красавицей среди знати Троелунья, однако блистала своими знаниями в биологи и химии. Ее образование окончилось с получением двух дипломов в области химической промышленности, но научные работы до сих пор выпускались и гремели на всю Столицу. А когда девушка изобрела лекарство от холеры – ее чуть ли не канонизировали.

И вот как раз труды Панкратовой Феликс смог припомнить, как только увидел вензель. По ним он изучал уровень медицины в Троелунье в прошлый свой визит. Панкратова писала просто, доступно, немного даже примитивно, зато Ланскому было оттого интересней.

И в ту же секунду, когда ворота открылись, чтобы впустить гостей, Феликсу захотелось увидеть Веру. Не красавица, но гений. У Феликса было много вопросов к Панкратовой как к коллеге, и доктор уже нацелился удовлетворить свой интерес.

Но как только его нога ступила за ворота двора Разумниных, как его вновь ударило в грудь неведомая до сих пор сила. Воздух из легких вышибло, а желудок, казалось, разорвало. В животе разлилось неприятное тепло, а по спине прошел холодок, и в ту же секунду перед Феликсом появился Горский.

Аркадий стоял с довольно злым взглядом и указывал тонким пальцем на возвышающийся белый дом с высокими арочными окнами. Горский явно намекал: у него есть счеты с Разумининым. Но почему?

– Что с вами? – уточнила тихо Арина, не став поднимать шума.

– Все хорошо. Просто… голова закружилась.

– Давление?

– Да.

Феликс не стал посвящать Арину в свои особенности. Все, что необходимо, до ее ушей и так долетело из подслушанных разговоров и сплетен других служанок в доме Шелохова после отъезда Ланского в прошлый раз.

А большего ей знать и не стоило.

Выпрямившись и прокашлявшись, Феликс взял Арину под руку – и направился вслед за удаляющейся парой Александра и Лидии.

Сад у Разуминина оказался на редкость богатым: тут произрастали кусты с крыжовником, клюквой, морошкой и брусникой, прикрытые тенью от уже старых, но все еще плодоносных яблонь, груш и вишен. По бокам от дорожек, выложенных плиткой, высились аккуратно подстриженные зеленые изгороди, а за ними виднелись белоснежные деревянные беседки в окружении мелких прудов.

В одном из них Феликс увидел двух белых лебедей, которые плавали вместе, ни на минуту не расставаясь. За ними пристально следила одна из служанок, периодически бросая птицам хлебный мякиш.

Дом Разуминина оказался настоящим дворцом.

Белокаменный, облицованный внизу красной плиткой, с позолоченными наличниками, деревянными рамами, за которыми виднелись плотные портьеры. Балюстрады красовались тут в необычной форме одинаковых ангелов, на чьих крыльях держались портики и перилла, а над высокими арочными окнами красовались выточенные из мрамора лица медузы Горгоны и фрески с различными сюжетами из греческих мифов.

По обеим сторонам от входных дверей в нишах Феликс увидел двух богинь, чьи точные копии он видел в Русском музее в Санкт – Петербурге. Аврора и Венера взирали на входящих своими каменными глазами и как будто бы тем самым насмехались над хозяином, что заказал их копии для дома.

Охраны Феликс не увидел, но был уверен, что телохранители просто хорошо маскировались, чтобы не мешать гостям и не давать следить за их движениями.

Двери в дом оказались распахнуты, что свидетельствовало о готовности хозяина принимать гостей.

Шелохов немедленно вошел, потащив за собой Лидию, а Феликс, еще раз оглядевшись, вдруг услышал какой – то затхлый запах, похожий на торфяник.

– Вы чего? – удивилась Арина.

– Да так… мысли нахлынули…

Феликс сильнее сжал руку Арины – и вошел следом за Шелоховым.

И уже через пару минут их встретили сразу четыре персоны.

Виктор Разуминин, высокий, статный, широкий в плечах и достаточно худой в талии и бедрах, олицетворял настоящую мечту каждой девушки Троелунья. Несмотря на свой возраст, он выглядел достаточно молодо: на вид ему тяжело было дать больше сорока. Черные прямые волосы угольного оттенка, приглаженные воском, были зачесаны назад, оголяя утонченное аристократическое лицо с острыми скулами, точеным подбородком, прямым носом и высоким лбом. Его голубые глаза смотрели хищно и насмешливо, как и полагает князю его статуса, а вся поза, в которой он встретил гостей, давал понять: он будет устанавливать правила, по которым все будут играть.

Князь выбрал обычный наряд: рубашку – апаш с серыми узорами вдоль рукавов и на воротнике, поверх которой надел синий жилет с лазурными полосками по швам, а также пепельного оттенка брюки, которые подчеркивали еще и идеальные стройные ноги мужчины. Его правую руку украшали фамильный перстень и золотое кольцо в форме змеи, держащей в раскрытой пасти гранат, отполированный до блеска.

Этот же камень Феликс увидел в золотом кулоне, который висел на цепочке у Разуминина на груди вместо нашейного платка. Ланской иногда читал материалы по драгоценным камням и минералам и невольно усмехнулся. Гранат… символ любви и талисман победителей. Только Феликсу стало смешно: кто Разумини из этих двух? Ни в любви, ни в победах ему особо не везло.

Впрочем, его протеже, миловидная молчаливая куколка с золотыми кудрями и голубыми огромными глазками, всецело могла претендовать на звание «самое дорогое живое украшение». Тонкая фигурой, с объемной грудью и худыми руками с утонченными пальцами пианистки, которые были спрятаны под свободным бежевым платьем со слегка спущенными рукавами и кружевными белыми манжетами, создающими эффект крыльев птицы, – все выдавало в этом милом создании глупость, наивность и простодушие, которым и пользовался князь.

Зато вторая пара заставила душу Феликса затрепетать.

Фернандо Ильшанский, ничуть не изменившийся за столь долгие годы, порадовал Феликса своим присутствием. У доктора невольно загорелись глаза, и Ильшанский, поправив пенсне, взглянул на гостей и вдруг крикнул:

– Неужто! Сам Ланской?! Ланской же?! Верно?!

– Да! – не смог сдержаться Феликс.

Фернандо оставил свою супругу, подошел к бывшему ученику, и протянул руку. Феликс ответил на рукопожатие, ощутив тепло и уверенность, словно его вернули под чью – то опеку.

Ильшанский не поменялся ничуть внешне: его кудрявые черные волосы, все время торчащие в разные стороны, не могли скрыть пронзительный и жизнерадостный блеск карих глаз, от которых млели все девушки на потоке.

– Феликс, я правильно помню? – уточнил Фернандо.

– Верно. Вы преподавали моему курсу биологию.

– Да – да! Разумеется! – Фернандо махнул супруге рукой, подзывая Веру к ним. – Вера, знакомься. Мой бывший студент, а теперь один из самых талантливых врачей Тролунья и Земли – Феликс Ланской.

– Очень приятно.

Вера оказалась совсем не такой, какой ее представлял Феликс.

Хоть Панкратова и была выходкой из высшего света, ее лицо отличалось простотой, искренностью и открытостью. Вороньего типа глаза смотрели с серьезностью, однако кокетливые огоньки в голубых омутах выдавали ее девичью сущность. Тонкие губы с обкусанной кожей изгибались в приятной и милой улыбке, а легкий румянец, который не был создан искусственно, добавлял Вере особенного шарма той самой незнакомки, о которой писал Блок.

Русые локоны, собранные в похожую на Лидину прическу, украшали несколько заколок с драгоценными камнями, а на коже из – за глубокого декольте было видно выступающие косточки ключицы и сверкающее колье с сапфирами.

Феликс смотрел на Веру настолько долго, что Арина невольно дернула его за рукав рубашки, отчего Ланской сразу очнулся. Его сердце предательски стучало, а душа рвалась из груди наружу, почувствовав цветочный флер духов Веры Панкратовой.

Неужели…

– Вы во мне дыру протрете, доктор, –заметила справедливо Вера, улыбнувшись.

– Прошу прощение. Просто вы…

– Бросьте, – она мельком посмотрела на спутницу Феликсу и посмотрела ее с головы до ног оценивающим взглядом, – ваша дама намного красивее меня. Правда же, Арина Семеновна?

– Правда, Вера Николаевна. Я всегда хорошо выгляжу. И все благодаря…

– Хорошо вам провести вечер.

Сухой тон оборвал Арину так быстро, что Феликс готов был аплодировать. Панкратова умела говорить вежливо со стоящими ниже ее по статусу людьми, но, как успел увидеть Феликс, не терпела к себе неуважительного отношения.

– Ты с ума сошла? – отчитал шепотом Феликс Арину. – Ты в курсе, с кем вообще говоришь?

– Да хоть с министром науки, – вдруг бросила небрежно девушка. – С Веркой мы знались еще с института благородных девиц в Дельбурге. Она не такая пушистая, как вы думаете.

– Веди себя прилично, иначе – полетишь отсюда, – Феликс как следует тряхнул Арину, – поверь, я позабочусь об этом.

Фернандо, тем временем, подошел к каждому гостю и, познакомившись с Лидией, поприветствовал сухо Шелохова, а после, вернувшись к Разуминину, дал ему дорогу.

И уже князь четко расставил свои приоритеты.

Шелохову он пожал руку и перебросился с чиновником парой дежурных фраз, Лидии поцеловал руку и сделал комплимент ее красоте, на Арину он в целом не посмотрел, а вот на Феликсе задержал свой взгляд.

Как только рука протянулась к доктору, медик секунду помедлил, но все – таки пожал ледяную ладонь. Князь мельком посмотрел на оголенное запястье Ланского и вдруг заметил:

– Вот уж не думал, что буду приветствовать изменника в своем доме.

Феликсу показалось, что у него ушла из – под ног земля. Мышцы стали ватными, в голове загудело, а сердце на несколько секунд замерло, забыв о своей функции перекачки крови. Легкие также раздулись от глубоко вдоха, но не сжались, так как Феликс не мог ни выдохнуть, ни слова сказать.

Он смотрел в глаза князю, не выпускавшему его руку, а после услышал его голос:

– Впрочем, ваши поступки и служба говорят за вас. И я не смею ни в чем вас обвинять. Пусть этим занимается Канцелярия. И ее верный пес.

– Вы сейчас меня хвалите или оскорбляете? – выдал Феликс, отчего у Шелохова взметнулись вверх брови, а Лидия было рванулась, чтобы помочь, но Александр ее удержал. – Просто и первое, и второе слишком лестно к моей персоне обычного доктора.

– А вы еще и на язычок остры, – прошипел Разуминин. – Я люблю таких. Из них получаются хорошие оппоненты.

– Правда? В чем?

Феликс пытался заткнуться, но его понесло. Наглость князя выбила его из колеи, но ровно на пару секунд. А вот обстоятельства и законы, которые Феликс знал довольно хорошо, были полностью на его стороне, как и свидетели. Следовательно – Разуминин не представлял явной угрозы.

– Обычно я люблю шахматы, но для вас бы предложил партию на охоте, – вдруг заметил Виктор. – Выиграете вы – я дам вам право на комфортное существование в этом мире. А если я…

– Мне лучше будет убраться на Землю, я понял.

Феликс первым разорвал рукопожатие, отчего Лидия громко вздохнула, и краем глаза доктор увидел, что Александр ее уже откровенно обнял, чтобы девушка не натворила глупостей.

Фернандо и Вера также стояли и молча наблюдали за культурной потасовкой.

– Только позвольте, – Ланской взял паузу, после которой поднял глаза на князя и с легкой улыбкой продолжил: – Я не собирался с вами спорить. Более того – меня пригласили на обед. Только вот… я что – то не вижу, чтобы был накрыт стол. Или, чтобы нас сопровождали к нему. Свои грехи я буду обсуждать в церкви, и то – если когда – то уверую. Но точно не тут.

– Самоуверенность губила королей, – тихо парировал стальным тоном Разуминин. – А вас погубит ваша глупость, доктор. Что же, господа! – князь обернулся к остальным и щелкнул пальцами, – Нас уже ждет обед. Доктор прав. Прошу в гостиную. И извините за заминку.

Все гости пошли вправо, где распахнулись двери, а Феликс, продолжая стоять на месте, приходил в себя. Если ему что – то и будет, то Маркус быстро вступится. Граф не любил в принципе Парламент, но он был необходим после Седьмой войны, только поэтому Шефнер в нем состоять, чтобы чинуши не убили возродившуюся страну. И Феликс знал: одно слово об ошибке члена Парламента – и Маркус быстро прижмет всех в нем так, что будет мало места.

А всего – то стоило когда – то какому – то выскочке на первом слушании очередного закона оскорбить супругу графа и обвинить его самого в непотребстве…

– Доктор Ланской, – Арина робко потеребила его за рукав. – Мы пойдем? Или лучше в сад?

– Да с чего бы? – Феликс смахнул с жилетки пылинки и, выпрямив спину, вошел с Ариной в гостиную, где был накрыт стол.

Обед прошел более чем прекрасно.

Феликс ожидал новых выпадов со стороны Разуминина, но он был достаточно сильно увлечен дискуссией с Шелоховым о каком – то новом законе. Кукла Разуминина, имени которой так и не было озвучено, сидела тихо по правую руку от своего господина и молча хлопала пышными ресницами, осматривая людей как инопланетян.

Вера занялась Лидией, так как у них нашлось довольно много тем для обсуждений: темы по биологии, исследования в области ботаники, а также извечный спор о гомеопатии и полезности трав в современной медицине.

Арина попыталась обратиться к любовнице князя, но быстро получила выговор и приказ не общаться с девушкой, поэтому вклинилась в разговор Лидии и Веры, где нашла быстро отклик.

Самого же Феликса увлек разговором Фернандо.

Ильшанский, как и говорил Александр, приволок с собой целую записную книжку с зарисовками новых видов бабочек, которые он сам открыл, а также показал парочку заточенных в формалиновые гробы насекомых. И многие показались Феликсу даже интересными.

– А это что? – уточнил доктор, разглядев на одной из страниц новый для себя экземпляр бабочки.

– О! Вам нравится? Это Papilio antimachus! Или, по – нашему, Парусник Антимах.

– Ого… какой размах крыла. Аж 23 сантиметра. Это прям гигант.

– Да уж. Она красивая, но ядовитая. Я был на Змле в Африке, там ее яд используют для охоты на носорогов. Представляете, какой там токсин.

– И какие симптомы?

– Колоссальные!

Ильшанский так долго перечислял особенности бабочки, что Феликс невольно вдохновился. Он не любил энтомологию, но Фернандо, как и много лет назад, рассказывал о насекомых так просто и интересно, что Феликсу захотелось взять в руки учебник и лично прочесть об особенностях papilio antimachus.

Но в какой – то момент князь Разуминин, взяв слово, встал и, подняв рюмку с принесенной служанкой водкой, заметил:

– Хотелось бы поднять тост, в первую очередь, за наших докторов и ученых. Именно вы делаете Троелунье на шаг ближе к нормальному цивилизованному обществу. Уверен, ваши знания нам вскорости пригодятся, чтобы устранить мракобесие и просветить весь материк.

Алекснадр тоже встал и, подняв рюмку, поддержал дежруной фразой, при этом посмотрел на Феликса.

Фернандо встал и заметил:

– За медицину! Считаю, что именно она должна процветать.

– Несомненно, – князь вновь посмотрел на вставшего Ланского, который взял рюмку. – Надеюсь, врачи употребляют не только медицинский девяностоградусный.

– Увольте, нам хватает жалования на бренди, – парировал Феликс.

– До дна, господа, – подытожил Шелохов.

Они чокнулись и быстро выпили.

Феликс по молодости, когда нужно было обмыть или новую вещь, или закрытую сессию, пробовал любую гадость, на какую у группы хватало денег в ближайшем к университету пабе, однако то, что подсунул князь, оказалось покруче обычной земной водки.

От нее Ланского всегда мутило, а от данной настойки, у которой был отвратительный кисловатый привкус, а помимо этого – отдаленное медовое послевкусие, ударившее и по горлу, казалось, ободрав своим даром всю слизистую, и по сознанию – в голове так загудело от одной рюмки, что Феликс невольно потянулся за соленьями, лежавшими рядом.

– А я смотрю доктор у нас пить не умеет, – повеселел князь. – Александр Дмитриевич, вы обещали мне интересного собеседника. А тут у нас есть вероятность уложиться после первой рюмки.

– Да будет вам, – вступился повеселевший еще сильнее Фернандо. – Феликс просто трезвенник. И в свои ученические годы он ни разу не пришел на занятия пьяным. Единственный из группы, – подчеркнул Ильшанский.

Феликс все это время пытался собрать мысли в кучу. Горло драло, язык не ворочался, а живот резко скрутило. Доктор на несколько минут выпал из активного разговора, но продолжил слушать.

И если князь сцепился с Александром, потеряв на время интерес к персоне Ланского, а Вера вернулась к разговору с Лидией, до слуха Феликса долетела фраза Фернандо, брошенная Арине:

– Юная леди, а вы случайно не учились в Институте благородных девиц в Дельбурге?

– Училась, – игриво, но как – то наигранно заметила девушка. – Под руководством мадам де Люр.

– Ба! – Фернандо опрокинул рюмку с вишневой настойкой, после чего его взгляд стал еще игривее, а движения – свободнее. – Де Люр… строгая женщина… Наверное, вам было тяжело.

– Отнюдь, у меня было, чем заняться. Разве вы не помните Аркадия?

И тут лицо Фернандо резко потеряло цвет.

Феликс увидел, как Ильшанский побелел, а его глаза округлились, словно он, как и сам доктор, вдруг увидел рядом с собой Аркадия Горского.

В этот раз призрак появился без боли для Феликса, однако выражение лица Горского на сей раз было таким гневным, что у Ланского душа упала в желудок. Руки призрака потянулись к шее Фернандо, однако прошли насквозь.

Однако Ильшанский, явно что – то ощутив, вздрогнул, как от холода, и тут же вновь наполнил свою рюмку наливкой. Опрокинув ее залпом и без тоста, ученый резко встал и, расслабив нашейный платок, заметил:

– Ваше высокоблагородие, я, пожалуй, пойду прогуляюсь. Опытные образцы не ждут.

– Бога ради, только прошу – не расшибитесь как в тот раз, – князь странно потеребил цепочку с кулоном на груди, – хотя… Можете и в этом себе не отказывать. У нас же есть теперь такое дарование, как доктор Ланской.

– Да оставьте вы его в покое! – вдруг крикнул Александр, который уже был подшофе. –Сидит и сидит… ну не умеет пить… И что?! – Шелохов стукнул рукой по столу. – Зато он прекрасный врач! И детей мне вылечил, и убийц нашел! Вот он какой!

– Успокойтесь, Александр Дмитриевич, – попросила Лидия.

– Именно, – вмешался Феликс. – С вашего позволения, князь, я тоже прогуляюсь. У вас роскошный сад. И, я так понимаю, ваш участок выходит в лес, а оттуда – к болотам?

– Верно.

– Тогда мне просто необходимо все там изучить. Осень в Кенсионе – это пора трав. А у моей ассистентки есть аллергии. Может, что – то подберу. Честь имею.

Феликс ретировался так же быстро, как и Фернандо, однако он не торопился куда – то конкретно. Ему было просто необходимо оказаться на свежем воздухе, чтобы дурман от алкоголя схлынул.

Выйдя на крыльцо и вдохнув прохладный воздух, Феликс увидел, как Фернандо, стоя у одного из прудов, приложил ладонь к голове, словно мучился от боли.

Но стоило Феликсу подойти, как он заметил, что Ильшанский чуть ли не плачет. Его лицо перекосило от отчаяния, хотя еще несколько минут назад все было отлично: он шутил, разговаривал и выпивал. Но доктор вспомнил: перемена произошла после слов Арины. Но откуда профессор Университета может знать обычную гувернантку.

Феликс постарался подойти тихо, но неловко ступил на сухую ветку – и надломил ее, отчего хруст услышал Фернандо – и тут же обернулся, посмотрев с некоторым облегчением на своего бывшего ученика. Он сразу снял с носа пенсне и, протерев их платком, водрузил обратно на нос и постарался скрыть свое состояние за легкой улыбкой.

– Какой – то вопрос? Или князь разозлился моему поступку?

– Нет, князю все равно, – ответил спокойно Феликс. – Скажите, я могу задать вам вопрос?

– Разумеется.

– Но личный. Не кокаемый вашей специальности.

– Да, почему бы и нет, – Фернандо завел руки за спину, и Феликс сразу понял: учёный нервничает, но пытается этого не показывать.

– Откуда вы знаете Арину? Она же у нас не училась. Ей всего лишь девятнадцать.

Фернандо опустил глаза, посмотрев на спокойную водную гладь озера, а затем, отвернувшись всем корпусом от Феликса, сжал пальцы в такие тиски, что костяшки побелели.

– Феликс, скажите, я могу быть уверенным, что сей разговор останется между нами, мужчинами? Не хочу, чтобы до Веры это донеслось.

– Мне некому выдавать ваши тайны. Друзей, как и супруги, у меня нет.

– А коли бы были?

– Все равно бы ваша тайна осталась при мне.

На это Фернандо усмехнулся и, все – таки сняв пенсне, убрал аксессуар в футляр. И от Ланского это тоже не укрылось: металлический, с гравировкой дома Ильшанских и с золотой окантовкой по краям крышки. Петли также были выполнены из серебра, что делало не только само пенсне, но и его упаковку произведением искусства.

– Арина была возлюбленной моего друга. Помните, в институте был профессор Горский?

– Михаил Степанович? Да, он вел у моего курса анатомию.

– Так вот, после выпуска вашей группы, буквально через два года, на курс врачебного дела поступил его сын, Аркадий.

Феликса заметно дернуло, так как по позвоночнику побежал холодок. Аркадий Горский – неужто тот самый, который являлся Феликсу? Но почему?

– И?

– Горский – младший был довольно талантлив, на отлично знал весь курс и даже хотел закончить экстерном все. Но увы, судьба свела его со мной, – Фернандо вздохнул, – а поскольку я сам тогда еще был молодым и амбициозным, то мы быстро нашли общий язык.

– Вы так говорите, словно знакомство с такой великой четой хирургов, как Горские, было проклятьем, – заметил Феликс.

– Почти что так. Мы с Аркадием сошлись на любви к ядам и бабочкам. Часто сидели и изучали их, заносили новые данные в блокноты, исследовали трупы насекомых и ставили на них опыты. – Фернандо протер лицо рукой, – И на этом погорели.

– В каком смысле?

– Мы подали прошение в Академию Наук, – вспомнил Ильшанский, – чтобы над выделили лабораторию и препараты. Понимаете, яд многих бабочек можно было исследовать и сделать антидоты и лекарства от других болезней. Горский защищал нас в Парламенте – и даже выиграл первые два слушания.

– Я пока не вижу ничего страшного, – вновь влез Феликс. – Все же отлично. Но вот только ответа на свой вопрос я так и не услышал.

– Тогда просто дослушайте, – заметил Ильшанский, на мгновение вновь превратившись в того профессора, что преподавал студентам биологию. – Слушайте – и будете однажды сами услышаны. Так нам завещали предки. Третье слушанье в Парламенте было перенесено на осень из – за болезни Шелохова – старшего. Не этого, – Фернандо раздраженно кивнул на дом, откуда донесся хохот, – а его отца. Тогда еще он был основным голосом в Парламенте. От его решения зависело все.

– И что было дальше?

– За лето Горский где – то нашел Арину Семеновну. Это была та роковая связь, которая повлекла за собой всю ерунду в дальнейшем, – Фернандо на мгновение зажмурился, а потом помассировал виски. – Арина его буквально держала подле себя. Никуда не отпускала, прохода не давала. Даже солгала, что понесла, лишь бы Горский не смел ее оставлять. Но вы не волнуйтесь, это было вранье. Живота Горский ни через три, ни через шесть месяцев не увидел, как и ребенка.

– И как это все помешало, я не понимаю до сих пор.

– Аркадию сватали мою Верочку, – потускневшим голосом, лишенным всяких эмоций, сказал Фернандо. – Она была лучшей в Университете, ее любили и уважали, как и ее семью. Горские и Панкратовы уже готовили свадьбу, а тут узнается, что Аркадий якшался с какой – то служанкой, которую он достал из какого – то борделя! Мало того! – Ильшанский повысил голос и воздел палец к небу, – Эта Арина стала в его доме личной служанкой Горского – младшего, а параллельно переспала со всем его домом! Она перессорила всех: сестер с матерью, сына с отцом, даже дворников с прачками. Ее все ненавидели!

– Но женились на Вере вы, – подытожил Феликс, сделав шаг назад. – Панкратовы не захотели позориться, я прав?

– Еще как вы правы, – немного успокоившись, ответил Фернандо. – Я был не богат, зато умен и перспективен. Порушенная репутация Аркадия сыграла против нас: Шелохов – старший отказал нам в развитии наших экспериментов. Он не мог допустить, чтобы новыми светилами науки были сын местного аптекаря, выбившийся в люди, и золотой мальчик, опозоренный своей похотью.

Феликс невольно рыкнул про себя ругательство. А Арина не так проста оказалась, как подумал доктор. Она умела вертеть мужчинами, была хорошим манипулятором и актрисой. Но Феликс все равно не верил, что лишь она одна смогла порушить будущее сразу двух людей. И притом – помешать заранее обговоренному браку двух обоюдно сильных кланов.

– Но и это не самое страшное, – медленно, словно смаковал каждое слово, протянул Фернандо, смотря на озера. – Арина и мне чуть не порушила семью. Благо Вера увезла подальше из Дельбурга, к себе в загородное имение.

– А вам – то как – то помешала Арина? – изумился Феликс.

– Просто: после того, как Аркадий не выиграл в Парламенте, он слег с лихорадкой, а Арина испарилась, словно ее и не было, – Ильшанский прокашлялся, – и пять лет я о ней не слышал. Даже забыл, что она была и как выглядела. А потом Верочка сообщила, что наняла себе помощницу. Имела полое право: она была занята науками, и ей не было дел до быта. А я как – то и не стал даже смотреть на новую девушку в имении. У моей супруги с рождения было по пять слуг. Одной больше – одной больше.

– А потом вы узнали в девушке Арину?

И тут глаза Фернандо буквально засияли злобой. Карие от природы, они почернели от ненависти. И это чувство было адресовано именно Феликсу, н Ланской так и не понял за что. Только бы дурак не догадался о дальнейшем развитии событий.

– Феликс, вы уже не мой ученик, – голос Ильшанского стал ниже и тише, поэтому Феликсу пришлось податься вперед и напрячь слух. – Вы – взрослый мужчина. Наверняка уже опробовали многое. И понимаете: есть те, которых мы любим, а есть те, на коих женимся. Это естественно для любого здорового мужчины. А уж у молодого парня…

– Вы знаете, – перебил Феликс, ответив негодующим взглядом серых глаз ученому, – я был в браке с той, которую любил и кою продолжаю любить до сих пор. Я никогда ей не изменял. Никогда не ходил налево, как говорят, ради здоровья. И никогда не видел вашей модели мировосприятия в своей системе жизненных координат. Поэтому, – Феликс развернулся и уже направился было обратно в дом, как вдруг услышал за спиной:

– Князь прав: вас погубит ваша глупость, доктор Ланской.

– Это мы увидим позже, – парировал Феликс, шагнув на дорожку, ведущую к дому. – А пока – до скорого свидания. Но надеюсь, сегодняшний ужин будет последним, господин Ильшанский.

Феликс быстро вернулся в дом, но увидел, что в гостиной остались лишь князь Разуминин и Шелохов. Оба были достаточно пьяны, чтобы потерять всякий вежливый тон к другу – и в итоге перешли на взаимные упреки и на «ты».

Доктор решил им не мешать, а уточнить у прислуги, куда отправилась Лидия, чтобы забрать девушку – и вернуться до темноты в усадьбу Шелохова.

Дворецкий передал, что видел Лидию и графиню Разуминину, когда те уходили в сад. И Феликс, быстро поблагодарив старичка, направился было вновь на улицу, как вдруг столкнулся в дверях с той, кого односменно и хотел, и не желал видеть.

Панкратова забежала на крыльцо, укрываясь от начинающегося дождя, отряхнула шляпку и, стянув перчатки, бросила их на столик. После чего быстро расшнуровала намокший плащ и уже порывалась войти в дом, но тоже обратила внимания на стоявшего в сенях Феликса.

– Доктор Ланской, – ее голос был полон нежности, но доктору это показалось наигранным и неестественным в данной ситуации. – Не советую вам туда идти, – она кивнула назад, – там такие тучи надвигаются, что ливень до утра обеспечен.

– Я шел за мисс Лидией, – Феликс не нашелся, что ответить, так как при виде Веры ему хотелось только убежать и наблюдать за ней издалека. – Но спасибо за метеопрогноз.

– За что спасибо? – улыбнулась Вера.

– Неважно. Спасибо.

Он прошел мимо девушки, и тут же, не успел он спуститься в сад, как его чуть не сбила с ног Лидия, а следом за ней – и графиня Разуинина, врезавшаяся в резко остановившуюся Ильинскую.

Ливень усилился за пару минут, сделавшись настоящим ураганом. Деревья склонились под натиском ветра, пруды зарябили от падающих в воду капель, а дорожку от крыльца до ворота заполнили лужи за пару минут, отчего идти к выходу было бы проблематично.

По черепичной крыше застучали градины, как и по стеклам окон. Ставни на окнах закачались, ударяя по металлическим подоконникам, а на крыльцо вскоре начала попадать вода, отчего стоять и смотреть на ураган стало неприятно и холодно.

– Господа! – раздалось за спинами собравшихся.

Князь Разуминин, с рюмкой наливки и в приподнятом настроении, вышел к гостям и заявил:

– Все мои гости! Оставайтесь на ночь. Стихия явно не утихомирится до полуночи. А куда ж вам в потемках идти. Тем более, – князь оглянулся на вышедшего за ним в шатающемся состоянии Шелохова, – с таким сопровождающим.

– Позвольте, – Александр икнул, опрокинув еще одну рюмку, – я трезв, как стекло.

– Глядя на него, хочется уточнить: по какому именно стеклу он меряет свое состояние? – усмехнулась Лидия тихо на ухо Феликса.

– Наверное, по матовому.

Они переглянулись, и улыбнулись друг другу, странным образом быстро вернувшись к привычному стилю общения. Лидия явно не злилась на него за ночную выходку, а ему просто хотелось, чтобы девушка так и оставалась в приподнятом настроении.

Ведь ночевка в доме Разуминина в планы Феликса не входила.

Однако выбора им не оставила сама природа.