Эввиэль: зов Побережья. Книга вторая

Размер шрифта: 13

Глава 1

ЗОВ

Ветер завывал с северной стороны клюва. В месяце кантлосе (так попривычнее называть конец октября), начиналась пора возбуждённого моря, дикого ветра и поющих скал. У самого края стояла девушка в странном чёрном одеянии. Облегающий наряд, казалось, нравился только покойникам (хоронили именно в чёрном), но, видимо, девушке он тоже был по душе. Она сняла капюшон и освободила светлого пленника. На фоне яркой луны и сильного ветра, длинные светлые волосы казались флагом на мачте корабля, просящим о переговорах, а может о капитуляции, кто знает?!

«Эээвиииэээль!… Эээвиииэээль!» – именно это слышала девушка всякий раз, когда ветер и крупные волны ударяли в скалы.

Северная часть клюва, такой казалась часть города, который уходил двумя изогнутыми полукругами скал в море, – принимала стихию на себя. Может быть поэтому ей отплачивали возможностью петь? Отвесные каналы в скале позволяли морю вмешиваться в жизнь глухонемого камня и впускать воду в окаменелую душу. Вода проникала в каналы и поднималась вверх, создавая мелодичные звуки. Каналы были разного диаметра, позволяя океану играть свою неповторимую мелодию на столь странном инструменте. А ветер дополнял эту симфонию прекрасным баритоном, проходя между небольшими острыми хребтами поющего клюва.

Почему клюв? За много столетий у этого города-королевства набралась масса названий: Лидорий, Побережье, «орлиный клюв», «пресный берег». Всё зависит от того, в каком контексте вы его упоминаете. Лидорий – старое название бухты, где можно было переждать шторм или зазимовать. Побережье, если ваша цель – отменного качества железо и металлические орудия – от меча до плуга. Клюв – если смотреть с высоты птичьего полёта. Город будто открывал орлиный клюв и словно издавал крик в сторону моря. Часть города на суше, а часть на двух изогнутых дугах-скалах. На южной части стоит красавец королевский дворец. На северной – дома дворян и всадников. Пресный берег – здесь всегда можно пополнить припасы: и воды, и еды. Да, ещё отменного варения эль, ну и, если денег не жалко, – вино… с юга.

«Сегодня песня тревожнее, чем обычно в это время года», – подумалось Эвви. Она выставила руки в сторону и наклонилась вперёд.

– Унеси с собой всё это… забери себе всё это… принеси мне искреннюю свежесть… и вдохни в меня младенца, – девушка всё-таки вела с кем-то переговоры.

Сзади, за пояс, была прикреплена верёвка – она держала мачту с опущенным флагом над бушующей бездной. Девушка так сильно наклонилась, что казалось, что она вот-вот сорвётся. Но нет – это было частым её занятием. На другом конце верёвки к скале был прикреплён странного вида металлический предмет, похожий на небольшой ящик. Из него и выходила верёвка. Внутри ящика находился механизм, на который была намотана верёвка. Шестерёнки цеплялись за язычок так, что непонятно в какой момент отпускали верёвку. Делалось это в разнобой и ты не знал насколько сильно наклонишься вперёд над бездной. Именно это и позволяло девушке три раза ощутить короткий полёт вниз и освободиться от тяжести души.

Здесь, на самом краю северной части клюва, никто не жил. Острые и узкие скалы подходили лишь для того, чтобы построить здесь наблюдательный пункт. Но сейчас, в это время года, он пустовал. Начало сильных ветров и штормов не располагал к плаванию никого, кроме редких отважных гостей с севера. А те были не воинственными.

Обойдя справа небольшую смотровую площадку, прикрывшись несколькими высокими острыми камнями, Эввиэль решила, что здесь самое удобное и незаметное место для «смазывания шестерёнок» – упражнение, после которого ей опять хотелось жить. Обычно она это делала быстро, но сегодняшнее событие выбивалось из логической системы, придуманной ей самой, поэтому пришлось поговорить с собой вчерашней, сегодняшней и особенно завтрашней. Девушка тряхнула головой, три раза громко произнесла звук «ха!», будто чихнула, три раза щёлкнула пальцами и вернулась из бездны на твердь.

Далее шёл обязательный дыхательный приём отца. Он называл его – «взгляд пленника» – три выдоха и три вдоха с внутренним содержанием. Отец Эввиэль научился ему, когда двенадцать лет был в плену.

– Выдыхаю «вчера»… вдыхаю «сегодня». Выдыхаю «сегодня»… вдыхаю «завтра». Выдыхаю «завтра»… вдыхаю «сегодня», – медленно, с паузами, тёплым тоном, но бешеным взглядом, желающим забрать из «завтра» то, чего хочется «сегодня», девушка закончила упражнение.

Эввиэль надела капюшон, завязала шнурок вокруг шеи и спешно направилась в жилой район Лидория. В Нэббетноре, а именно так местные называли северную часть клюва, жили по большей мере ветераны рыцарских походов, знать и даже родственники королевской четы. Дома были из бело-голубого камня, привезённые из королевства Оввилианов. Хотя эти здания и не такие элегантные, как королевский дворец, их плотная застройка и гармоничная архитектура делала жилой район похоже на белоснежный торт, украшенный зелёным марципаном.

Девушка ловко залезла по водосточной трубе на крышу одного из домов и осторожно вошла через окно в свою комнату. Окна верхнего этажа выходили на юг. Отсюда был великолепный вид на дворец, бухту и зелёный океан (не путать с голубым). Лес цеплялся всеми силами и лишь каменные дуги вырвались из его власти. Деревья на клюве действительно отсутствовали. Но никто от этого не страдал. Тень давали балконы с навесами, а прохладу – океан. Навесы были нарочно из тёмно-зелёной ткани, напоминающие листву. Но девушку тянула прохлада леса, его запах, его вековая тишь, его ровное дыхание, независящее от ветра.

Она сравнивала себя с океаном, а хотела быть похоже на лес. Вот и сегодня ночью, после увиденного и услышанного, она отдала океану всю свою ненависть, а на своей постели принялась разговаривать с лесом. Закрыв глаза, она уже облетала Побережье с юга, поднялась над клювом и застыла над границей двух океанов – голубого и зелёного. Посмотрела в сторону верхушки снежной горы, что граничила с королевством Оввилианов, и полетела туда, откуда дул ветер. Именно ветер из леса превращал завывание в чётко различимый зов – «Эээвиииэээль!».

Почему такого не происходило с ветром с океана? Эвви пока не суждено было ответить на этот вопрос. Ну ничего, всему своё время. А пока, в голове рождалась поэзия:

Лететь туда, где край морей…

Лететь туда, где горесть дней

С ночными снами встретятся,

И в вихре закружатся всласть.

Забыв о взгляде, твёрдом жесте,

Вздохе лёгком, своём месте,

Шаге нежном, трудном слове

И, не заметив сердца боли,

Лететь, расправив души крылья,

Освободившись от «вчера»,

Вдыхая «завтра» изобилья,

Вернуть «сегодня» навсегда!

Теперь нужно было дождаться утра, чтобы рассказать обо всём отцу. Это был единственный человек, с которым можно было поговорить обо всём. И не важно кем он был (сплетни о его скверном характере раздражали Эвви всякий раз, когда речь заходила о его прошлом), главное кто он сейчас. После того, как король Алампинн вызволил его из плена, отца было не узнать.

Рассказы о том, чем он занимался вдали от дома, семьи, своей земли – не оставляли равнодушного никого. Хотя слышали это не все жители Лидория. Король Алампинн собирал всех своих друзей из близлежащих земель, устраивал роскошный обед, переходящий в ужин. В полночь устраивал мужской стол, где каждый знатный мужчина должен был рассказать о его беде и как он преодолел её или даже победил в борьбе с ней. Рассказы Аскинна оставляли на дессерт. Во-первых, география его путешествий простиралась от южных гор Альбус до гор Атласа. От пустыни Тенере до моря Тетис. А во-вторых, его плен – пленом можно назвать только отчасти.

Случилось это так. Аскинн ходил в поход по освобождению брата короля, на юг. Там они одержали ошеломительную победу, но на вторую ночь гельветы увели с собой одну из повозок в которой спал мертвецким сном Аскинн (спит, как зубр – никак не разбудишь!). Гельветы продали его в Генуе одному известному купцу с востока. А отцу, умеющему работать с металлом, не было цены. Работа с металлом – ремесло по силам не каждому. Это не просто литьё, чеканка или обработка камнем. Здесь нужно воображение, фантазия, сон наяву. В его руках метал приобретал странную форму и рождались диковинные орудия для повседневной жизни. Например, в замке гельветского короля Аскинн соорудил стульчак, на котором король и королева могли справлять свои ежедневные нужды. Провёл через трубы поток горной воды и сделал заглушку с небольшим рычажком. Открыл – течёт, закрыл – не течёт. От стульчака отходила труба и выходила наружу прямиком в глухой водопад.

Но с Аскинном пришлось расстаться, ведь король Алампинн вот-вот должен был нагрянуть со своим войском всадников или рыцарей (странное название, но прижилось ведь?!). Гельветский король получил от продажи неплохую цену, а Алампинну, в день подписания перемирия, отвесил немалый сундук с золотыми – жалкое извинение. "Нет, дорогой враг, никакого мастера тут и в помине не было. Ищите сами, а мы, если понадобится, поможем чем сможем."

Алампинн принял это известие с показной горестью, хотя сам прекрасно знал, что и как произошло. Холодный и расчётливый ум отличал «короля у моря» от героически-горячих «королей у гор», покрытых густым лесом. Делал он это настолько искренне, что сам себе удивлялся. Сыграв свою роль у гельветов, он вернулся в Лидорий, отправил своего лучшего соглядатая на поиски Аскинна и заклял его без вестей не возвращаться. Прошло долгих десять лет и ещё год на подготовку похода. Путь был крайне опасным и очень долгим. На пяти кораблях Алампинн отправился спасать своего друга.

– Кряф-кряф-кряф, – кто-то издал странный звук, то ли прокрякал, то ли щенок прогавкал.

(Извините, нас прервали!)

– Цици, это ты? – Эвви подбежала к окну и отворила небольшую створку. – Ты чего? Что случилось? Ещё же не утро…

В лапке у белой совы была верёвка с доселе невиданной формы ключом. Уже как два года они были подругами. А как по-другому, если ты спасаешь маленького совёнка из лап кота. Хотя Эвви была твёрдо убеждена, что природе мешать категорически нельзя, но город-клюв – во-первых, не был природой, а во-вторых, совёнка из леса принёс отец. Выходила, выкормила – улетай. Не улетела. Пришлось давать имя… или не имя, неважно. В общем – Цици.

Девушка отцепила верёвку, которую сова не очень-то и хотела отдавать. Ключ напоминал наконечник стрелы, только не серебряный, что носила на шее Эввиэль. От одного взгляда на этот диковинный ключ у девушки завибрировала точка в спине – там, откуда вытащили серебряный наконечник стрелы. Дело давнее, но оставило след на всю жизнь. И дело совсем не в том, что остался шрам, а в том чем стало место откуда извлекли наконечник, или скорее то, что от него осталось.

«Неужели это он?» – Эвви дрожащей рукой взяла за шнурок ключ, выставила перед глазами, чтобы внимательнее его рассмотреть в лунном свете.

– Ой! – свет отразился от ключа и прямо в глаз, ну а как по-другому. – Цици, ты это видишь?

Девушка поймала ещё несколько лунных зайчиков, прежде чем понять что именно отражает свет. На бронзовом ключе были серебряные вставки, которые казались отполированными, вероятно от частого использования. И шнурок оказался совсем не верёвкой, а очень тонкой работы серебряный лигат. Эвви знала по рассказам и чертежам отца, что таким лигатом скреплялись союзы и давались клятвы. Странно, что он оказался здесь, в Лидории.

Эвви покрутила в руках ключ и лунный зайчик вспыхнул на стене.

– Цици, смотри! – хоть и шёпотом, но Эвви не упускала возможности порассуждать вслух. – Вот опять!

Девушка показывала представление своему единственному зрителю – сове. Хотя на самом деле делала она это вполне себе осознанно. Как учил её отец: «Мысль не должна жить своей жизнью или находиться взаперти. Её следует отпустить на свободу, чтобы она вдохнула свежего воздуха, расправила крылья и поняла куда лететь. Мысль – одинокая сирота. Как только ты позволяешь ей улететь, она возвращается к тебе со своими друзьями, а может быть и детьми».

После того как Аскинн вдоволь нафилософствуется, он переходил к простому языку – тогда Эвви начинала слушать в два уха. «Возникла мысль – отпусти её. Расскажи её кому-нибудь. Прежде всего себе. Не себе самой, а себе другой. Порассуждай с собой другой. Пусть мысль полетает и прилетит с добычей». Вот тебе и простые слова…

Поначалу это получалось довольно комично, но со временем Эвви поняла в чём секрет. Держать что-то в себе – бесплодная нищета. Не принимать мысль, которая вернулась к тебе с другим взглядом – сирота без будущего! Поэтому многолетняя привычка обсуждать появившуюся мысль, даже с совой, помогла Эвви увидеть странный рисунок на стене. Лунный зайчик напоминал то ли серп, то ли месяц. Девушка покрутила ключ и от другой стороны отражение было таким же, только перевёрнутым.

– Цици, может мы ещё на один шаг ближе к разгадке, – сказала полуночница и спрятала ключ за центральную деревянную балку под потолком.

– Давай, лети… жду тебя утром, – Эвви поцеловала сову в лобик, приучить этому было крайне сложно, и открыла створку окна.

Цици лениво прошлась по подоконнику и бесшумно упорхнула в холодную ночь. Не успев закрыть окно, Эвви опять услышала, хоть и не так отчётливо: «Эээвиииэээль!… Эээвиииэээль!»

«Что же мне делать с тобой, неугомонный ты мой», – Эвви легла в кровать, укрылась мягким одеялом из лебяжьего пуха и положила руки вдоль тела.

Предзасыпальческая мысль: «Неугомонность души – как бушующее море, но маяк направит тебя. Вот только есть вопрос – зов это и есть маяк?»

Глава 2

ТРИ «К»

– Сын, теперь ты готов сесть на трон. Клятва, которую ты сейчас произнёс, сорвалась и с моих уст много лет назад. Я помню, как смотрел на своего отца, не понимая за что он так со мной. Почему нет другого пути, зачем подвергать такому испытанию? Вижу и на твоём лице много вопросов, но поверь – другого пути нет! – Пэллиринн убрал меч с плеча сына и протянул ему руку. – Всему виной три «К» …

– Какие ещё т-т-три «К»? – молодой принц Алампинн встал с колена и вытер кровь с губы.

– Держи, – король подал сыну платок. – Три «к» – это зараза, поедающая каждое королевство. Сначала они съедают изнутри короля, а затем и всех остальных. Корысть… Кровожадность… Коварство, – последние три слова Пэллиринн произнёс не столько с досадой, сколько со жгучей ненавистью.

– С этим не рождаешься, этому учишься. Вот почему нет другого пути – кроме тебя, некому помочь. Только ты можешь задушить три «к» и освободить себя, проложить дорогу к трону, к власти. И тебе это удалось!

– П-п-почему я? – Алампинн недоумённо смотрел на отца и старался укротить власть языка, но не сильно то и выходило. – А как же мои братья?

– Не буду скрывать своего разочарования… я рассчитывал на них, очень рассчитывал. Ладно, сын, дело сделано, а поговорим тогда, когда приведёшь себя в порядок и придёшь ко мне по особому приглашению к Горестному Столу.

– Горестному Столу?! Не может быть?

– Вот видишь, даже сейчас тебя больше интересует горе других, чем трон! – король обнял сына не в силах сдержать радость.

Пэллиринн и его наследник спустились вниз и вышли из башни Острой, что на самом краю южной части клюва, и прошли через широкую площадь. Она была из белого и чёрного камня на манер Аль-Андалусских шатрандж. В Лидории прижилось персидское название шах мат – «король повержен». Площадь Шахмат была нарочно сделана с уклоном к чёрным фигурам. Архитекторы постарались на славу – от одного конца до другого наклон составлял высоту человека. Белые фигуры всегда оказывались выше противника на голову.

«Мы выше и сильнее на голову – всех!» – именно так начиналась игра в шах мат. Играли живыми фигурами. Роли исполняли – пехотинцы, рыцари, придворные. Только вот вместо короля и королевы играли шут и его брат близнец. Со стороны противника, – чёрных фигур, играли гости. В «шах мат» играли только когда приезжали гости, в остальное же время площадь использовалась как центр указов, новостей, развлечений.

Раз в год Шахмат становился местом «чести и отваги» – так оказывали почести тем, кого хотели отличить за подвиги или особый поступок во благо королевства. Фигуры становились на свои места. Оглашался указ, и кто-то из пехотинцев оказывался на месте всадника. Всадник же мог оказаться не у дел или же стать советником короля. Всё это сопровождалось громкими восклицаниями толпы и огромным праздником, который длился до полуночи. Тот, кого разжаловали в пехотинцы не так уж, и горевал. У него был целый год, чтобы послужить своему королю и королевству, чтобы доказать свою отвагу и преданность и занять достойное место в жизни Лидория.

А жизнь Лидория считалась священной, неприкосновенной. Королевство, берущее своё начало с незапамятных времён (хотя почему с незапамятных – короли знали сколько лет их городу), воспринималось как девушка, смотрящая в даль моря, ждущая своего возлюбленного, обнимающая руками дитя, что живёт в её лоне. Жители Лидория и есть дитя короля! Вот то чувство, что побуждало его любить своих подданных, а им – своего отца-короля.

Как развить это чувство? Как побудить кого-то любить своё королевство? Как побудить будущего короля полюбить своё дитя, когда он не считает его своим и тем более дитём? Ведь только так король захочет отдать свою жизнь на алтарь служения своим подданным. Только так он будет преданным, заботливым к своим и в то же время безжалостным к врагам. Вопросы, которые поставил родоначальник династии – король Элларинн.

Вот уже триста лет прошло с тех пор, как Элларинн, приплывший с далёкого Зелёного острова в небольшую деревеньку в бухте, проявил себя героем во всех трёх ролях – влюблённого юноши, защитника и отца.

О нём и его возлюбленной слагали легенды. Их передавали из поколения в поколение – от отца сыну, от матери дочери, от бабушки внукам.

А кто-то и вовсе уверял, что читал ту самую летопись собственными глазами. Вот что в ней говорилось:

Вначале Элларинн влюбился в это место – так же, как юноша в свою единственную, неповторимую любовь. Он видел в Лидории девушку, ожидающую свершений от того, кто станет ей суженым.

Элларинн хорошо знался на корабельном деле. В деревне имелась лишь одна лодочная верфь, где на стапелях в лучшем случае собирали одну лодку в месяц.

Он сделал подарок своей возлюбленной и открыл три лодочные верфи и одну корабельную. Рыбацкие лодки – дело нехитрое, но первостепенное. Еда, а затем и торговля дарами моря дала начало приходу в деревню тех, кто хотел получить свой шанс на исполнении своей мечты. Туда начали стекаться разные ремесленники и мастера, ведь слава Элларинна распространилась быстрее его планов. Население увеличивалось и вскоре о Лидории заговорили странствующие мореплаватели. Торговцы с юга, с севера и всякие вояки – всем нужно было где-то пополнить припасы, передохнуть, даже развеяться.

Лидорий стал одним из тех мест, куда никто не боялся заходить на своём корабле. Даже враги, что заходили в бухту, вынуждены были на время остудить свою кровь. Элларинн издал указ (в своё время жители деревни провозгласили его своим правителем, хотя он самолично участвовал во всех проектах) о том, что корабли следует останавливать у входа в бухту и вести переговоры о целях прихода, о времени их нахождения и перечне друзей и врагов. Все гости вынуждены были опускать свои флаги и становиться нейтральными. Хотя эта идея нравилась далеко не каждому, со временем гости Лидория поняли выгоду от беззубости своего состояния.

Прошли годы, и вот уже рыбацкая деревенька выросла в город, а затем и в Орлиный клюв. Элларинн начал обустраивать и выступающие в море две скалистые дуги. Вначале это были просто военные посты. Затем он построил дома своим друзьям на северной дуге, сам же жил в доме на берегу. И вот она любовь к девушке – сделать так, чтобы она почувствовала твоё непреодолимое желание добра, заботы и нежности. Именно это ощущали жители Лидория от своего правителя. И, чтобы показать свою ответную любовь, подданные Элларинна начали возводить дворец на южной дуге.

Начало было скромным, но с размахом. Поэтому Элларинн решил, что это предприятие не для одного поколения. Ведь его сыновья могли бы привнести свои идеи и даже инженерные решения, оставить свой характерный след в проявлении любви к Лидорию. Камень для дворца привозили из соседнего королевства Оввилиан. Как же красиво смотрелся бело-голубой дворец на фоне синего моря, и совсем бесподобно на фоне зелёного леса. Дело спорилось и вот уже спустя три года Элларинн и его жена Мэрриэль переселились на первый этаж дворца.

– Как мы его назовём, родная? – спросил король свою любимую, опустился на колени и поцеловал её проступающий живот.

– Эллар, скоро ты станешь отцом… и у нашей принцессы будет Дворец Времени, представляешь?

– Дворец Времени? Ну, что ж, – король встал с колен и подошёл к окну, что выходило на океан. – Дворец Времени – мечта моего отца воплотится в его внучке… так быстро… это всего лишь третий круг времени.

– Может это и быстро, но сюда же включены и мечты наших друзей! – королева никак не могла привыкнуть, что друзей давно нужно было называть подданными.

– Да, ты права. Желание многих ускоряет круги времени. Пусть так и свершится!

– Свершится пусть! – ответила Мэрри по древней традиции.

Дворец Времени стал ярким доказательством ответной любви Девы-Лидория к влюблённому юноше – королю Элларинну. Чтобы поселится на северной дуге, подданным Элларинна нужно было отличиться особой заботой, героическим поступком или блестящей идеей на благо всех. Тогда король разрешал им начать строительство своего дома. Теперь две скалистые дуги по-настоящему могли обнять лоно Лидория. Скалистые руки трудились и заботились, защищали и претворяли в жизнь желания своих детей.

Поэтому, первым постулатом в Кодексе Времени стало первое «К» – Корысть.

«Юноша, что влюблён в королевство, достоин занять трон. Корысть – враг любви и никогда не должны жить вместе в сердце влюблённого юноши. Корысть – враг для любящего короля Девы-Лидория»

Пришло время Элларинну исполнить свою втору роль – защитника. Странная роль для влюблённого юноши, но абсолютно естественная для будущего отца. Если любовь и храбрость можно уместить в сердце молодого мужчины, каким и был король, то ощутить месть, нежность и страх за один раз можно лишь при одном условии, и это условие однажды настало.

Побережье стало известным далеко за пределы досягаемости кораблей, что возвращались с прибылью и изысканными товарами. Слух о дворце с несметными богатствами дошёл и до известных разбойников, которые незамедлительно собрали две команды злодеев и на кораблях пришли к Лидорию. Разбойникам не понравился мирный нрав короля, который принял гостей с радушием и целую неделю потчевал их всем, что давал океан и земля (гостеприимство в Лидории считалось священным долгом). Но они были уверенны, что он держит их за дураков, притворяясь простолюдином. К тому же Элларинн приготовил для них подарки – вообще неслыханное издевательство!

Король вбежал в гостиную дворца и окликнул Мэрриэль, чтобы они вместе помахали белыми флажками уходившим кораблям. Но ни звука, ни ответа. Обыскавшись, король выбежал на балкон и услышал истошный крик с одного из кораблей у которого был не мирный флаг, а что ни на есть флаг разбойников. Мэрриэль падала в воду так медленно, так тягуче, что королю нужно было собрать все силы, чтобы выйти из исступления. Разбойники решили отомстить королю-дурочку, украв самое дорогое. Элларинн затрубил в огромный рог на площадке дворцовой дуги – специальным сигналом для двух корабельных команд – и побежал к пристани. Жилой берег оживился, за суматошился, но не казался обеспокоенным – каждое движение было выверенным, отточенным. Второй звук ручного рога и корабли отошли от берега.

Но им даже не пришлось выйти из бухты. Король Элларинн прыгнул в воду и судорожно поплыл к двум белым дельфинам, которые аккуратно держали за распростёртые руки его возлюбленную. Он не защитил её. Страх, нежность и месть или нежность, страх и месть. Не что-то одно, а всё вместе, сразу и не отпускает. Он крепко обнял её, и они стали уходить под воду – в самое лоно Девы-Лидория, охваченные красным водяным облаком. Дельфины вытолкнули их на берег. Король Элларинн откашлялся, но встать не смог. Сил хватило лишь на то, чтобы повернуть голову к любимой, которая лежала на спине с открытыми глазами. Сердце королевы больше не стучало. Действовать нужно было незамедлительно. Повитуха вместе с цирюльником сделали свою работу настолько быстро, что король не успел понять, что происходит.

Голова её дёргалась отрывисто, неровно и успокоилась лишь в тот момент, когда король услышал крик младенца. Девочку уложили между ними, но успокаиваться она и не думала. Кричала, что есть сил.

«Пусть, поплачет о маме… пусть все услышат плач по матери… плач по матушке – самое сильное чувство… плачь, дочка, плачь» – Элларинн смотрел то на дочку, то на Мэрриэль.

Плачь, дщерь моя, поплачь…

Не удержать ни боли, ни печали.

Я разрешаю разорвать

Оковы милосердия, что стали

Нашим вековым огнём для тех,

Кто жить хотел, свершив злодейство.

Но кровожадность, без утех,

Рвалось наружу, просит зверства,

Что успокоит смерти жажду

И выпьет чашу всю до дна.

И не поймёт, простую правду,

Лишь кара ждёт его тогда.

Ты не запомнишь взора глаз,

Что смотрят камнем на тебя…

Впусти же в сердце этот взгляд,

Что сил придаст, душе – огня,

Разжечь чтоб пламя жизни…

И пронести, пронзив века,

Сим взором будет лишним,

Оставь его лишь у себя!

И не терзай других напрасно,

Ведь предназначен он тебе.

Его понять, увидеть ясно

Дано лишь сердцу, не судьбе.

Но внезапно плач умолк. Дочь короля, казалось, захотела сосредоточиться на том, что ей говорили дельфины: они стрекотали, издавая щёлкающие звуки и покачивая головами. Дельфины красиво выпрыгнули из воды, сделав кувырок. Волна от их выкрутасов дошла до дочки короля, обдав её прохладой океана. Младенец заулыбался, задёргал ножками и… продолжил свой плач.

Король резко встал, тряхнул головой, словно пёс, издал боевой клич на манер пьяного моряка (такого от него никто не ожидал) и бросился в воду. Он ухватился за дельфинов и стрелой направился к кораблям. Моряки подхватили его клич и подняли носовые паруса. На берегу кричали жители, что уже успели огромной толпой собраться у пристани. Но король будто и не собирался подниматься на корабль. Он шёл впереди кораблей. Дельфины отпустили его только когда вышли из бухты.

Вернулись за полночь. Элларинн строго настрого запретил морякам (кстати ни один из них не пострадал), говорить о том, что произошло и как они одолели знаменитых, как оказалось, разбойников. Рваный флаг с корабля злодеев был вывешен на смотровой площадке дворцовой дуги, как символ победы над врагом и как предупреждение всем, кто осмелится заходить в бухту с кровожадным умыслом.

Так появился второй постулат в Кодексе Времени – второе «К» – Кровожадность.

«Король-Защитник достоин занять трон. Король должен защищать Деву-Лидорий и ненавидеть Кровожадность. В сердце короля нет места Кровожадности – она враг королю»

Король-Защитник Элларинн заложил основания семи башен – три на южной дуге, четыре на северной. Вместо смотровых или, как их называли, почтовых постов, на их месте выросли настоящие башни-маяки. Одна из них, Острая, что на самом краю южной дуги, была построена при его жизни. Внутри была сооружена винтовая лестница из гладких тёсанных камней, которые выходили из стен к центру. Вместо перил в центре, с потолка, свисала толстая верёвка. На каждом ярусе был выход наружу в виде небольшого выступа-балкона. Ярусов было пять, поэтому в башне помещались двадцать стрелков. По примеру Острой, были построены и остальные шесть.

И, наконец, третья роль – роль отца. Нужно ли говорить, что отец-одиночка – это роль, что не каждый мужчина осилит. Свою дочь он назвал в честь бабушки – Лоринэль. У неё густые, тёмные волосы, словно полночь, и глаза, как вечерний океан: темно-голубые с изумрудными искрами (вся в маму). Элларинну противно было от мысли, что в его сердце может поселиться душа другой женщины и заглушить дыхание той, что живёт до сих пор в его груди. Он дышал за двоих, он жил за двоих, он любил за двоих. Лори часто находила его одного, хотя ей казалось, что отец с кем-то разговаривал. Так и было – он разговаривал со своей любимой.

«Сердце короля Лидория должно быть наполненно кровью Элларинна и Мэрриэль» – эта мысль, как путеводная звезда, управляла решениями отца Лоринэль. Поэтому он подождал пока дочери исполнится двадцать лет и выдал её замуж за достойнейшего мужчину. Он подождал ещё двадцать шесть лет, чтобы его внук смог сесть на престол. Элларинн сидел на троне целых два круга времени, а это немного не мало пятьдесят лет – слишком много для мужчины. Власть разъедает душу, как волна подтачивает скалу. Мужской души хватает лишь на один круг времени.

На троне Лидория сидели лишь сыновья. Не потому, что дочери неспособны править, а потому что им не нужно доказывать свою любовь, преданность и бескорыстие. Женщинам эти качества даны при рождении, они растут вместе с ними и не требуют проверки. Мужчинам же приходится взращивать в себе любовь и преданность, демонстрировать их, чтобы заслужить доверие народа и доказать свою пригодность сесть на трон. За один круг времени власть ещё не успевает подточить силу этих мужских добродетелей. А всё потому, что жёны исцеляли своих королей!

Но у женщин всё иначе: они преданны делу, словно влюблены в него – отдают самих себя без остатка. Элларинн не хотел делить любовь дочери с троном. Он не мог допустить, чтобы Лоринэль села на трон и её любовь постепенно угасла, и она перестала быть дочерью, женой, матерью, женщиной. Эту тяжёлую ношу власти он взял на себя.

Жениха же надо было найти достойного. Того, кто выдержит испытание третьей «К» – Коварства. Король Элларинн сам прошёл такую проверку, не выдав замуж свою дочь за того, кого было ему выгодно. Первые две «К» легко пройти, когда перед тобой такая красивая девушка, а ты из семьи всадников или даже королевских кровей. Но Коварство – самое сложное из трёх.

Как водится, женихов можно найти и у себя под носом, но разве это дальновидно? Главное преимущество – в различии взглядов и способности выбрать лучшее. Поэтому Элларинн прибегнул к древнему способу найти пару своей дочери. Заранее послав гонцов во все края, он приготовился ждать к себе претендентов. Утром, в назначенный день он посадил Лоринэль на корабль и отправил на три дня пути к острову Эриу. Там находился очень большой и знаменитый рынок. Ей предстояло лично купить подарки для пяти претендентов. Не отпускать же их с пустыми руками, когда душа опустеет?!

В то время как Лори отсутствовала, король принял гостей, познакомился с каждым. Никто из них не видел друг друга. Это делалось для того, чтобы не задеть мужское ранимое достоинство. Король убедился в их порядочности, образованности и доброте. Говорил он с ними на их родном языке (а говорил Элларинн на пяти языках) и ничто не ускользало от его взгляда. Из пятнадцати претендентов он оставил десять. Пятерых он одарил так, что улыбка была пуще прежней. Остальные пять не прошли проверку на третье «К». Их он отослал с ещё большими дарами – коварные мужчины, не получив желаемого стоят дороже. А вот что делать с оставшимися пятью – выбор был за Лори.

Принцессу нарочно держали вдали от глаз любопытных женихов. Красота, симпатия и фантазия – могут сыграть злую шутку с супругами, когда пройдёт «душистая пора и цвет увянет» (король повторял дочери эту фразу из древнего манускрипта вот уже пару лет). Муж и жена должны быть напарниками в деле, что выше, чем семейная жизнь. У них должна быть цель, миссия, мечта. С этой целью Элларинн устроил «сумеречные разговоры». Пять комнат с занавешенными окнами, и в каждой в уголке едва мерцает тонкая свеча. В полумраке видно лишь силуэт собеседника – ни черт лица, ни цвета глаз, ни даже контура губ…

Король выбрал ещё четырёх девушек, что составили кампанию принцессе. Претендент входил в комнату с повязкой на глазах и садился за стол. В комнате находилась глухонемая служанка и каждые четверть часа подносила напитки. После часа общения делался перерыв в полчаса и женихи заходили в следующую комнату и так пять раз. Принцесса Лоринэль выбирала себе «солнце» по сердцу, а не по тому, что могли видеть глаза. Ведь глаза уже не раз подводили её. А разве жених не должен быть красивым? Ещё как должен! Она доверяла своему отцу, который позаботился об этом раньше, чем подобная мысль пришла в голову любимой дочери.

Последний шаг – добродетель. На следующий день претенденты должны были переодеться в одежду простолюдина и найти себе какое-то занятие, сделать что-нибудь доброе или даже совершить героический поступок. Принцесса также переодевалась в обычную ремесленническую одежду так, чтобы никто её не узнал и выходила в город, чтобы понаблюдать за женихами. Тогда она впервые могла посмотреть на них. Кроме женихов, в городе хватало чужаков: купцов, бродяг и слуг женихов. Так что понять кто есть кто – задача не из простых. Но не для принцессы Лоринэль. Её слух был тонок, а у избранного шипел звук «С». Для естественного течения дел, все претенденты и принцесса ночевали в домах ремесленников.

– Доча, тебе не шмешно, когда он ш тобой о чём-то говорит?

– Папуля, ты ли меня об этом спрашиваешь? Не узнаю тебя! Не ты ли привил мне, что настоящего мужчину отличает не внешняя огранка, а внутреннее содержимое? – дочь обожала папины вопросы. – Вот и посмотрим кто он на самом деле…

Бьёринн был с северных окраин – светловолосый и высокий, с глазами цвета горной реки. Он был немногословен. Утром Бьёринн вышел из комнаты местного лавочника, который варил мыло; по соседству, на заднем дворе, высушивали шкуры животных. В общем, запахов хватало, чтобы сойти за простолюдина. Пока Бьёринн добирался до центральной площади Лидория, он всё гадал, учует ли он вновь тот сладкий запах волос, мешавший уснуть этой ночью. Но далеко уйти ему не пришлось.

Лоринэль вылила на ладонь ровно пять капель жасминового масла, после чего взъерошила свои длинные волосы. Она вышла на балкон второго этажа и посмотрела во двор. В каменных углублениях, будто чашах, вымачивалась кожа – тяжёлая, набухшая, она дышала терпким запахом зверя и трав. Мастерская по выделке кожи находилась на самом краю города. Принцесса оставила волосы распущенными, лишь обвив их серой тряпицей, словно прачка. Выйдя из дома, она свернула направо, но внезапно остановилась и пошла налево.

– Вот он, этот жапах… – Бьёринн всматривался в лица девушек, снующих, как муравьи.

«Вот он и попался! – подумалось Лоринэль. – Так у него танцует не только звук «С»?»

Ветер принёс жасминовый аромат до Бьёринна в тот момент, когда принцесса хотела пойти по дороги к пристани, но увидев реакцию бороды с косичкой, повернула в обратную сторону. Этот жест был замечен. Не даром Бьёринн считался на родине мастером «чтения мысли». Лица девушки он не увидел, но нежелание идти в его сторону было настолько очевидным, что ноги сами побежали в её сторону. До девушки оставалось шагов тридцать, а аромат жасмина будто взрывался в голове и сводил пальцы в кулак.

– Проштите, великодушно… – он обогнал девушку и, не давая ей пройти, встал напротив. – Разрешите мне вам помочь…

«Очень красив… нет, удивительно красив… да что же это я нужных слов не подберу? Невероятно красив! Вот сейчас вроде всё правильно» – принцесса выдала испуганный взгляд и прижала к себе небольшую кадку с бельём.

«Это не она» – подумалось Бьёринну.

– Проштите ещё раж… мне хотелощь бы вам помочь, не пугайтещь!

– Вы довольно странный! наверное, не здешний? – принцесса изменила голос, чтобы он её не узнал и ещё крепче прижала кадку.

– Да, я здещь на пару дней… шкоро уезжаю, – Бьёринн сделал глубокий вдох и посмотрел в сторону океана.

На него опять нахлынула волна разочарования, что не давала спать этой ночью. Его сердце терзали странные обычаи Лидория. Слепые свидания и непонятные игры с выбором спутника жизни. Хоть это и забавно, но слишком сложно для его души. У него на родине всё просто – «вот я, вот она».

– Хотите помочь? Зачем?

– Хочу поближе пожнакомиться ш мешными жителями…

– Пожмякать смешных жителей?

– Да, я жнаю, что это шмешно… – Бьёринн разразился сочным и заразительным смехом.

«Этот смех прекрасен!» – Лоринэль положила в шкатулку добродетелей и этот факт.

«Как простолюдинка может так ловко играть словами и рисовать из них картины?» – светловолосый претендент не стеснялся впиться взглядом в Лоринэль.

– Держите и пойдём скорее, а то мне влетит!

Лоринэль и Бьёринн пошли к речке, что текла с той самой белоснежной горы, выстирали бельё. Принцесса неловким движением уронила кадку в реку. Течение было не шуточное и Лоринэль бросилась её спасать. Нужно ли говорить о том, как Бьёринн спас принцессу под пристальным вниманием Элларинна? Надо сказать, что королю это очень понравилось. Рисковать жизнью ради простолюдинки – не это ли высшая добродетель достойного мужа?

– Вы проштите меня, но у меня к вам предложение… – Лоринэль лежала на мягкой лавке пристально смотря на своего спасителя.

– Вы спасли мою кадку? – принцессе захотелось узнать, что на дне души у Бьёринна.

– Да, конечно…да, она ждещь…

– Ждещь? Шпащибо вам, щердечное шпащибо! Вы мой шпащитель!

– А я переживал, что вы онемели… – снова слышен был заразительный смех.

Засмеялась и принцесса. Только вот её взгляд был совсем не смешным. Своим смехом она прикрывала глубокое чувство уважения к этому благородному человеку. Лоринэль вспомнила «сумеречный разговор», оценила красоту Бьёринна, открытость души, решительность и смелость. Что ещё нужно девушке от молодого человека? Да почти ничего! Всего лишь его безумную любовь. Хотя нет – в Лидории таких безумных парочек и без того хватает. Они и так смешат народ на площади своими семейными драмами. Выбор сделан, черёд за ним.

– Так что вы мне хотите предложить?

– Я решил щегодня отплыть на родину… – Бьёринн встал на одно колено. – Я хочу предложить вам поехать шо мной…

– Вы в своём уме? А как же родители?

– Да-да, не бешпокойтещь… ешли это единштвенное, что ваш волнует, тогда немедленно ведите меня к ним!

Бьёринн посадил принцессу на одноколёсную тележку и покатил в направление южной дуги. По словам простолюдинки её родители повезли повозку с чистым бельём во дворец. Как раз подвернулся случай поговорить с королём, извиниться перед ним и попрощаться. Стража у главных ворот с удовольствием поприветствовала безумную парочку.

«Дочь прачки – и впрямь важная персона! От неё зависит сладость снов», – подумал Бьёринн и начал готовиться к разговору.

Принцесса прыгнула с деревянного коня, словно и не тонула вовсе. Они зашли в какое-то тёмное помещение.

– Жди меня здесь! – сказала Лоринэль и указала на диван из камня.

Здесь многое было из камня: стол, два дивана, полки. В другом помещении были слышны звуки прислуги и запах очень чего-то вкусного. Дело то было к вечеру, а за весь день во рту и крошки не было. Он и не заметил, как на второй диван села некая особа в маске.

– Значит вам я больше не интересна? – Лоринэль теперь говорила своим привычным голосом.

– Ой! Проштите, ваше Вышочештво… ваше…

– Называйте меня Лоринэль, вам так будет легче, наверное…

– Легче? Ну да, леди Лоринэль… думаю вам тоже так будет легче. Я ждещь для того, чтобы поговорить ш вашим отцом.

– Я знаю для чего вы здесь.

– Да, но откуда? – бывшему претенденту не хотелось, чтобы эта история дошла до принцессы – кому такое понравиться, особенно юной леди?

– Мне известно обо всём, что происходит в королевстве. Вы решили сбежать с прачкой? Чего так? – «А вот и последний акт».

– Да… впрочем нет… в общем да, но не жбежать, как вы выражилищь, а прошто уплыть вошвоящи. Так шкажать, проштите, что потревожил ваше Вышочештво… хмм… леди Лоринэль. Не вижу я щебя в роли вашего шупруга, – Бьёринну показалось, что на той стороне хихикнули. – Моя ошоба не укращит вашу жижнь и ваш я не жнаю. Да и…

– А прачку вы знаете?! – это был даже не вопрос, а обвинение.

– Нет, нет конечно! – Бьёринну не нравилось, что он должен оправдываться, но раз ты на стезе сердца – будь добр объяснись. – Я жнаю о ней штолько, школько нужно. И ей я шмогу дать то, чего у неё нет. – Моя жижнь… (опять хихикнули) – прошта. Вот мой брат, Ульфгард, он – да. Я могу ваш пожнакомить…

– Так вы у нас благородный благодетель? Нет, уж, спасибо… хмм… благодарю вас, – принцесса вовремя вспомнила о манерах. – Мне есть из кого выбрать… так вы хотели поговорить с отцом?

– Да, ешли можно…

– Тогда выйдите наружу, идите налево до ворот дворца. Стража уже предупреждена. Прощайте! – принцесса ласточкой выпорхнула из комнаты.

– Проща… – Бьёринн не успел попрощаться.

«Ну вот и всё. Один водоворот позади» – с улыбкой на устах подходил к воротам чужеземец.

Он вошёл в просторную залу с высокими сводами, где стройные каменные колонны соединялись вверху лёгкими арками, словно кружевом из камня – созданное ветром и океаном. В дальней части стоял трон, а на троне восседал Элларинн.

– Иди же скорей сюда, мой дорогой сын! – крикнул король.

– Вы, наверное, меня ш кем-то шпутали! – прокричал с другого конца Бьёринн.

– Мне всего пятьдесят и зрение у меня, как у орла. Иди же сюда!

Бывший претендент быстро подошёл к Элларинну. Эхо от его шагов ещё не замолчало и начало петь новую песню, когда в залу вошла масса народу.

– Я хотел ш вами поговорить наедине, – почти шёпотом сказал светловолосый косичко-бородый претендент.

– У меня от моих подданых секретов нет! – нескромно прокричал король. – А если учесть, что решается и их судьба, то здесь не может быть никакой тайны.

Перед троном, справа и слева, стояли два кресла, голубого цвета. В залу, скрывая лицо тонкой вуалью, вошла принцесса и села слева от короля.

– Ну, сын, садись справа от меня. Это твоё место по праву. Тебя выбрала принцесса Лоринэль! – король Элларинн поднял левую руку и указал на принцессу (народ сдержанно выражал счастливое удивление).

– Это приятно шлышать, ваше Величештво, – Бьёринн поклонился королю, держа руку на сердце.

– Да, приятно! Народ?

– Да! Да! Да! – подданые поддержали короля бурными восклицаниями.

– Я выражаю Вам и Вам, – Бьёринн поклонился в сторону Лоринэль, – глубокую благодарнощть жа штоль доброе ко мне отношение. Шкажу вам, что на швете я не видел ничего подобного, но… как и вы, – он посмотрел в сторону принцессы, – я тоже жделал швой выбор. Не шочтите это жа неблагодарнощть, но я прошу отпуштить шо мной дочь прачки…

– Какую дочь, у неё нет дочери! Мужа и того нет! – народу не препятствовали говорить, что думает.

– А как она выглядит, может я помогу? – король улыбнулся.

– Не шмейтещь, она прекрашна! – претендент был готов уйти.

Элларинн опять поднял левую руку и, указывая на принцессу, поэтично начал:

– У неё тёмные волосы, как пучина (принцесса сняла капюшон). Глаза – глубокие, как океан (принцесса опустила вуаль, показав глаза). Кожа – белая, как луна (Лоринэль сняла вуаль). У неё в груди огонь, что пожирает скалы (принцесса встала и сняла тонкую шаль с плеч). Её сердце…

Король не успел закончить фразу. Бьёринн затрясся, обмяк и рухнул на пол – к счастью, лицом в мягкую подушку, с которой едва успела соскочить крошечная белая собачка.

Король посмотрел на принцессу и сказал:

– Ну вот, теперь он твой!

А народу только и нужно было это услышать. Хохот, крики счастья и радости. Все вышли на площадь перед дворцом. Минестрели поспешили на свои места и заиграла музыка. Расставили столы и началось настоящее празднество.

– Папулечка, откуда взялись эти прекрасные создания? – Лоринэль взяла на руки одну из белоснежных собачек.

– Это мой тебе подарок на свадьбу… да… и Дворец Времени тоже, – король поцеловал дочку в лоб и сделал жест оставшимся придворным, чтобы оставили молодожёнов одних.

Принцесса присела рядом с уже очнувшимся женихом.

– Спасибо вам…

– Жа что?

– Жа вщё. Жа проштоту, ишкреннощть, преданнощть… я полюбила вас ещё на сумеречном разговоре. Но я не знала, полюбите ли вы меня…, – Лоринэль гладила волнистое солнце и улыбалась. – Да, плаваете вы не очень. Но это не беда, я вас научу. Когда на берегу я увидела искру в ваших глазах…

– Вы же были беж шожнания!

– Шожнание, жужжание, обожание! Вставайте, хватит отдыхать! После торжества отдохнём на моём любимом острове – я покажу вам мой тайный мир! Вот тогда вы увидите моё сознание…

С тех пор тот остров так и называется – Лоринэль, а река, где спас свою возлюбленную чужеземец, по-старому называется – Фойренд Бьёринн, что означает – спасение Бьёринна. Летопись, что хранит память о тех событиях, так и не нашли. Но за Горестным Столом король рассказывал, что передал ему его отец, дедушка и Хранители Времён – мужчины, хранившие тайны Дворца Времени и его жителей.

– Мама! Отец… он позвал меня к Горестному С-с-столу! – принц Алампинн ворвался на второй этаж дворца, запыхавшись, в комнату с камином.

– Не может быть! Иди же ко мне, мой родной, иди. Что с твоим лицом? – мать обняла сына, а затем повернула его лицо к огню. – Боже мой, что случилось?

– Не время, матушка, не с-с-ейчас…

– Ладно, потом… всё потом. Прими ванную, о платье я распоряжусь! – королева не могла найти себе места.

Принц Алампинн спустился на первый этаж и вошёл в ванную комнату.

– Ну что, подкидыш?.. Думаешь, всех нас провёл?!

Продолжить чтение

Вход в систему

Жанры

Эввиэль: зов Побережья. Книга вторая

Глава 1

Глава 2