Полутона

Размер шрифта:   13
Полутона

Глава первая

Николас Куинн замер возле тела молодой женщины, красоту которой не смогла стереть даже смерть. Бледная кожа, широко раскрытые зеленые глаза, в которых застыл страх. Обнаженное тело убитой покрывали странные символы, нанесенные ее же кровью, вытекшей из раны на горле.

Неприятное, но, признаться, не самое редкое для этого города зрелище. Порой Нику казалось, что все отступники Ирландии жили именно здесь, в Кенгьюбери. Подозрение, может, и преувеличенное, но не лишенное оснований.

По слухам, именно здесь, в столице прекрасного графства Колуэр, прятался вход в Пропасть. Город отступников – ведьм и колдунов, практикующих запрещенные полуночные чары. Город, окутанный вуалью таинственности, опутанный сетью недомолвок и слухов. Город, спрятанный настолько надежно, что слугам закона отыскать его до сих пор так и не удалось.

Не город, а целая мистерия, открывающая свою суть лишь посвященным.

Близость к Пропасти и манила отступников со всех уголков Ирландии. Они слетались сюда, словно мотыльки – на свет. Часть из них либо не пускали в Пропасть, либо они и вовсе не могли ее обнаружить и были вынуждены осесть в городе. А может, не хотели совершать свои разрушительные обряды среди новообретенных единомышленников. Как бы то ни было, последствия приходилось разгребать агентам Департамента Полиции.

И одно из них находилось прямо здесь.

С первого взгляда, с первого шага по дому стало ясно, что здесь жила женщина и, скорее всего, одна. Слишком много украшений повсюду – тяжелые бархатные портьеры с золотыми кистями, хрустальные вазы с живыми цветами, кружевные скатерти и накидки на кресла. Все было выдержано в пастельных тонах – от бежевого до нежно-персикового. Столько внимания деталям могла уделять только женщина.

Судя по материалам дела, лежащей на полу жертве – Мирне Кларк – недавно исполнилось двадцать пять. Присев на корточки возле нее, Ник внимательно изучал символы, плотной вязью покрывшие тело. На мгновение закружилась голова, дыхание перехватило. Не от вида крови, к которому он давно уже привык, а от витающей в воздухе и пропитавшей весь дом эфемерной тьмы.

– Тэны столько, что нечем дышать, – пожаловался вернувшийся из другой комнаты Алан.

Неулыбчивый молодой блондин с недавних пор был напарником Ника. Работой он не то что бы горел, да и для старшего агента знал поразительно мало. С практикой все ясно – в Департаменте Алан служил от силы несколько месяцев, став его частью сразу после совершеннолетия. Откуда ему набраться опыта? А вот промашки в теории Ник как старший по званию (и просто старший) ему не прощал. Даром, что ли, архив Департамента ломился от мемокардов, книг и даже изъятых у полуночных колдунов гримуаров с ценнейшей информацией?

– Но если здесь побывали отступники… Ей же перерезали горло. Зачем тогда убийце понадобилась магия?

Коснувшись рукой еще теплой кожи, Ник сосредоточился на ощущениях. Тэна была смешана с кровью убитой – кровавые рисунки на теле были заряжены магией. Темной, запрещенной Трибуналом.

– Это ритуальный обряд, как и в трех предыдущих случаях.

Когда убили первых трех жертв, Алан еще не был напарником Ника. И все же он мог изучить подробности его предыдущих дел. «Особенно, – подумал он, слегка помрачнев, – все еще не закрытых».

Впрочем, мрачный настрой лишь вредил присутствию духа и прибавлял возраста из-за углубляющихся морщин, так что Ник старался избавляться от него при малейшей возможности.

– Во всех трех случаях жертву убивали, а затем использовали ее собственную кровь, заряжая ее полуночной магией.

– Что это дает? – полюбопытствовал Алан.

Ник пожал плечами, изучая узор на женском теле.

– Все зависит от самого обряда. От умений и магической силы отступника. Однако в случае с колдунами крови набор стандартный – жизненная энергия, сила или молодость. Либо желание привлечь демонов из мира теней, чтобы стребовать с них чары или помощь в чьем-то… м-м-м… умерщвлении.

Выпрямившись, Ник перенес запечатленный в памяти образ жертвы на покрытую спектром бумагу. Для рук, груди и живота он выделил по отдельному снимку – на коже убитой оказалось слишком много символов. С самими спектрографиями поработают чтицы, а вот распознавать, записывать символы и пытаться их трактовать придется ему. Чем бы ни кончилось дело, архив Департамента пополнится новыми знаками, или явившимися прямиком из мира теней или способными стать ключом к его разгадке.

Ник окинул жертву взглядом уже не агента Департамента, а молодого мужчины, не равнодушного к женской красоте. Да, смерть еще не стерла ее, но скоро это изменится. Мирна Кларк будет терять свою привлекательность по капле, будто красоту можно слить в бутылек и позволить алхимику сварить из него колдовское зелье.

Уже к концу этого дня она перестанет быть сама на себя похожа.

– Мне кажется или она меняется? – недоверчиво хмыкнул Алан.

Что ж, хоть в наблюдательности ему не откажешь. На этом этапе признаки трансформации были едва заметны: черты лица чуть оплыли, словно огарок свечи, и огрубели, зелень уходила из глаз, сменяясь противоестественной бесцветностью.

– Все четыре жертвы – привлекательные молодые женщины. Судя по отпечатку чар, мы имеем дело с отступницей, которая за счет обряда крадет чужую красоту, – сказал Ник.

Взъерошил темные волосы и лукаво подмигнул Алану.

– Хорошо, что я не женщина, да?

Алан ответил ему озадаченным взглядом и шутку, кажется, поддерживать не собирался. Ник обреченно вздохнул. Повезло же ему с напарником…

– Ладно, за дело.

Тряхнув плечами, он сосредоточился. Темная энергия, заполонившая пространство, стала еще ощутимее.

– Хм-м…

– Что такое? – воскликнул Алан, опасливо озираясь по сторонам.

– След. Он был неощутим раньше, но не сейчас. Видимо, спешка помешала отступнице полностью его развеять.

Полуночной ведьме просто не повезло. Выбранная ею жертва, Мирна Кларк, жила всего в нескольких домах от младшего агента Департамента, который имел привычку прогуливаться перед сном, чтобы насытить организм кислородом. Неторопливо обходя район, он почуял резкий всплеск тэны. Остановить отступницу он бы не смог, но, к его чести, хотя бы попытался.

Ведьма, впрочем, оказалась не столь покладиста, чтобы дожидаться, когда ее поймают и в колдовских цепях приведут к Трибуналу. Как только она поняла, что в доме есть посторонний, скрылась через окно.

Однако кое-что после себя (помимо жертвы) она все-таки оставила.

Измененным от природы внутренним зрением Ник ощущал тэну в виде черного клубящегося тумана, посреди которого сверкала тончайшая серебристая нить – След. Способностью распознавать темную энергию, оставшуюся после применения запрещенной Трибуналом магии, и тем самым отличать полуночную магию от рассветной, обладали пусть и не все агенты Департамента, но многие. Куда меньше тех, кто способен видеть След. И не просто видеть, а идти по нему прямиков в логово заклинателя. При хорошем, конечно, раскладе.

Тому, что к двадцати двум годам Ник дослужился до ранга младшего инспектора, он был обязан особому восприятию, обостренному, на грани уникальности, видению Следа. Недаром он слыл одним из лучших следопытов во всем Кенгьюбери.

Однако дело все же не только в природной одаренности. Мастерство приходило со временем, и умению распознавать тонкую нить Следа посреди гущи тэны Ник учился несколько лет. К тому же, у него был лучший учитель из всех возможных – его собственный отец.

Ник прикрыл глаза на мгновение. Когда-нибудь мысли о нем будут приносить лишь светлую грусть и ни толики горечи. Когда-нибудь.

Что ж, он мог гордиться своей выдержкой – Алан, который смотрел на напарника в нетерпеливом ожидании, так ничего и не заподозрил. Впрочем, умению прятать отравляющие дух и разум эмоции внутри себя Ника тоже научил отец.

Серебристая нить с идеально четкими очертаниями, плотная и отчетливая, прильнула к протянутой ладони. Ник схватил ее пальцами и торжествующе улыбнулся.

– След у меня, – сообщил он Алану. – Этой твари больше не удастся от нас ускользнуть.

Напарник воодушевился – засидевшись в офисе, жаждал наконец поучаствовать в настоящей охоте за отступником.

Ник принялся ткать След – наматывать сверкающую серебром энергию на палец, чтобы потом идти по нему, разматывая, словно клубок. Процесс этот почти не заметный, но оттого не теряющий своей ценности.

Во всяком случае, для него.

Ориентируясь на собственные ощущения, Ник вышел из дома Мирны Кларк и направился вниз по улице. Изредка он замирал и сосредотачивался, чтобы удостовериться, что серебряная нить все еще находится в его руках.

Дорога заняла гораздо больше времени, чем он рассчитывал. Увлеченный преследованием, он не сразу понял, в какой момент покинул район жертвы. Алан не отставал, время от времени бросая на Ника любопытствующий взгляд – должно быть, агента, идущего по Следу, он видел впервые. Порой в его взгляде Нику чудилось и раздражение с легкой ноткой зависти.

Поняв, что След привел его в Центральный квартал, Ник насторожился. Полуночные ведьмы и колдуны, не представляющие своей жизни без запрещенных ритуалов, проживали в Ямах или, на худой конец, на Окраинах – в тех районах города, где преступность наряду с отступничеством и без того зашкаливала. Конечно, и там хватало переодетых в штатское ищеек, «вынюхивающих» нарушителей, и патрулирующих улицы агентов. И все-таки в подобных местах концентрация тэны, несмотря на все усилия Департамента и Трибунала, была неизменно высока. Оттого отступники предпочитали селиться там, время от времени вливая в эту чернильную гущу тэны ту, что порождена их собственными ритуалами.

Как показывал опыт Ника и многих инспекторов до него, на одном-единственном ритуале практически ни один из колдунов не останавливался. Им всегда хотелось еще и еще.

В теории, конечно, можно жить и в центре Кенгьюбери, а полуночные чары творить и вовсе за городской чертой. Вот только жизнь в стеклянных высотках, упорно теснящих двухэтажные каменные дома, когда-то характерные для всего Кенгьюбери, весьма дорога.

Быть может, отступница решила просто скрыться в толпе? Но разумно ли это? Впрочем, если она запаниковала…

Вместе с Аланом они миновали портал-зеркало. Стоящий там страж почтительно им кивнул, разглядев на черном пальто Ника нашивку младшего инспектора. След, однако, вел не к порталу, а к выстроившимся рядком нежилым зданиям. Не тем пресловутым стеклянным высоткам справа, а к наследию старого города – занимающим огромную площадь продолговатым каменным коробкам.

Еще больше Ник насторожился, когда сформированный им из тэны След привел его прямиком к одному из зданий. Трехэтажному, классической формы, украшенному колоннами и пилястрами.

– Алан, – напряженным голосом проговорил Ник. – Нам сюда.

– В Департамент? – изумился тот. – Ты… уверен?

Ник еще раз взглянул на След. Ошибки быть не могло: серебристая нить, несколько потускневшая, но все еще отчетливая, вела его в здание Департамента полиции Кенгьюбери.

Вместе они миновали тяжелые деревянные двери, а после и турникет. Дежурный – высокий грузный мужчина – вперил в Ника озадаченный взгляд.

– Лью, скажи Робинсону, что у нас тут ЧП. Одна из отступниц проникла в здание.

Пока побледневший дежурный вызывал главу Департамента, Ник лихорадочно размышлял: зачем ей это? Зачем ведьме, крадущей чужую красоту, проникать сюда?

А может, он ошибся изначально, и план полуночной ведьмы был куда сложней? Что, если ей была необходима не красота девушек, а просто иное обличье? Она забирала по капле чужие черты, впитывая их, помещая их или в филактерий, или в некий другой колдовской сосуд. А после нацепила чужую личину как маску и проникла в здание Департамента?

О чарах такого рода Ник никогда не слышал. Но порой казалось, ему и вечности не хватит, чтобы узнать их все. Каждый день полуночные колдуны создавали все новые заклинания и проводили неизвестные прежде обряды. Некоторые вели к печальным последствиям, другие оказывались успешны. Беда в том, что в сотворении новых чар помощниками колдунов нередко становились самые знающие и прекрасно разбирающиеся в подобных вопросах создания. Фоморы, демоны мира теней. За плату – энергию, боль, кровь или вовсе доступ к человеческому телу – они нашептывали колдунам чары и заклинания.

Что, если полуночная ведьма, по следу которой шел Ник, была одной из колдунов, не гнушающихся помощью демонов? И, конечно же, как и любые отступники, она всей своей запятнанной душой ненавидела агентов и трибунов. Возможно, один из них однажды убил кого-то из ее близких – такого же отступника, нарушителя закона, как и она сама. И теперь она горела жаждой мести.

Беда в том, что Ник понятия не имел, какие еще чары или ухищрения есть у нее в арсенале. Одна ли она или у нее есть сообщник, тоже прячущийся под чужой личиной? Расспросить бы Лью о всех, кто недавно прошел мимо него… Впрочем, этим непременно займутся другие агенты по приказу Робинсона. Его же ждала работа следопыта.

Ник моргнул. «Проклятье». Он потерял концентрацию. След, еще видимый прямо перед его носом, в паре шагов растворялся.

Впрочем, это не обязательно означало то, что его дар дал сбой. Проникнув в Департамент, конечную цель своего пути, отступница могла потратить часть времени и энергии на то, чтобы ее обнаружение стало невозможным. А может, она чувствовала – или видела – Ника, идущего по ее пятам. И это заставило ее действовать.

Как бы то ни было, теперь с помощью Следа Ник ее уже не найдет. Не дожидаясь указаний Робинсона, он взлетел на третий этаж, где располагался офис чтиц. Даже не смотрел, идет ли Алан следом. Сейчас не до него.

Он поднял на уши всех находящихся там чтиц. До рези в глазах они вглядывались в установленные по всему Департаменту зеркала, но так и не обнаружили никого подозрительного. Заглядывая через плечо Лулы, он вместе с ней изучал лица находящихся в здании людей через призму зеркальных отражений, хотя зеркальным даром, как его старая знакомая Морриган Блэр, не обладал вовсе.

Лула, дородная дама неопределенного возраста, никогда не упускала возможности построить ему глазки. Сегодня, однако, был не тот случай. От нее волнами исходило напряжение. Волновалась, впрочем, не она одна. Как Ник и ожидал, после того, как известие дошло до главы, среди агентов поднялся переполох. До него долетали обрывки их разговоров. Агенты строили самые разные версии – вплоть до своеобразного террористического акта.

Ник негодовал – выдавать свою осведомленность так рано не стоило. Они могли попросту вспугнуть отступницу. А без Следа отыскать ее в огромном городе будет ой как непросто. Еще заляжет на дно… До следующего проникновения в Департамент или, на этот раз, в резиденцию Трибунала. Если его догадки верны… Такие, как она, так легко от своей мести не отказываются.

После часа бесплодных поисков отступница все еще оставалась недосягаема. Робинсон рвал и метал. А Ник… Спустившись на первый этаж, чтобы задать Лью пару вопросов, он вдруг обнаружил знакомый ему, правда, уже изрядно потускневший След.

Одно из умений следопыта, отличающее его от всех остальных, кто мог видеть тэну в виде чернильного облака, но не мог использовать ее, чтобы найти заклинателя – отличать Следы друг от друга, распознавать каждый из них. Объяснить это отличие Ник не мог. Он просто видел его, чувствовал. Ведь След представлял собой не какую-то обычную, хоть и колдовскую, нить. Это совокупность энергии, которую следопыты учились улавливать и трактовать. И Ник мог поклясться, что он вошел в Департамент, держа в пальцах именно этот След.

Вел тот к камерам, в которых держали правонарушителей и отступников – до выяснения личности и заполнения разного рода документов. Тех, кого было решено арестовать за преступление или правонарушение немагического характера, увозили в тюрьму. За отступниками приезжали агенты Трибунала и забирали в свои тюрьмы, окруженные не менее впечатляющим ореолом секретности, нежели пресловутая Пропасть.

И только замерев у одной из камер, Ник понял, что дело нечисто. Сидящий на койке небритый доходяга никак не мог оказаться нужной ему отступницей. И дело даже не в его обличье. Энергия была не та.

– Кто это? – спросил Ник у дежурного по камере.

Тот поморщился.

– Какой-то аферист, имя пока выясняем. Уилсон привел его в участок часов пять назад. Поймал его с карманами, набитыми «магическими артефактами». Тот выдавал их за настоящие, хотя эти пустышки и полпенни не стоят.

Мошенник что-то оскорблено забормотал, однако Ник его не слушал.

Этого не может быть… Он слил воедино две нити Следа – свежий След отступника, за которым охотился он, и утренний След колдуна, пойманного и отведенного в участок его коллегой Раском Уилсоном.

А это значит, что его дар все-таки дал сбой.

И хотел бы Ник сказать, что прежде такого никогда не случалось. Вот только врать не стоило хотя бы самому себе.

Глава вторая

Проблемы начались пару месяцев назад. Тогда дар следопыта впервые дал сбой. Четкий всего мгновение назад След оборвался прямо посередине улицы, где, разумеется, никого не оказалось. Отступник просто не мог рассеять тэну – средней руки колдуну это было не под силу. А имели бы дело с могущественным магом – тот рассеял бы ее в том же самом доме, где оставил труп мужчины и десятки символов и пентаграмм на полу. Любительских, откровенно говоря, неспособных привести к какой бы то ни было сделке с демонами.

Тогда Нику, всего несколько лет работающему в должности младшего инспектора, удалось выкрутиться. Выручила репутация отличного следопыта и несколько громких дел, которые он успешно расследовал в минувшем году. Никто не заподозрил, что Николас Куинн потерял След. Департамент искал отступника, способного этот След развеять, и только он сам знал истинное положение дел.

Приятного в произошедшем было мало, и все же Ник со свойственным ему оптимизмом решил, что это лишь единичный случай. Исключение из правил. Одна крохотная осечка за столько лет жизни в ладу с собственным даром. Кто из них никогда не ошибался? Но когда способности следопыта подвели его во второй раз, Ник насторожился.

Он не мог позволить, чтобы кто-то пострадал из-за него. Чтобы по его вине Департамент раз за разом упускал отступников. Ник понимал: он должен рассказать Робинсону о том, что с ним происходило. Так будет честно и правильно… Понимал и то, что сделать этого не сможет. Изо всех сил цеплялся за надежду, что все это лишь какой-то временный и необъяснимый сбой. Вскоре все наладится, и тогда рассказывать главе Департамента попросту будет не о чем.

Ник выиграл немного времени, взяв в напарники Алана, чтобы хотя бы таким отчаянным способом прикрыть исчезающий дар следопыта. Но Алан был слишком неопытен, чтобы умело формировать из гущи тэны След, способный привести к заклинателю. Для этого требовалась немалая концентрация и выработанная годами сноровка. Он часто ошибался, слишком полагаясь на то, что напарник (и, по совместительству, младший инспектор) исправит его ошибку. А потому с недавних пор охоту по Следу Ник и вовсе перестал ему доверять.

И как теперь доверять самому себе?

Если его надежды не сбудутся… Это лишь вопрос времени, как скоро Лиаму Робинсону станет известно о его проблемах. А пока он сидел напротив главы Департамента в его кабинете и вел, пожалуй, самый неприятный в своей жизни разговор.

Лишь тронутые сединой виски Лиама выдавали его возраст. Лицо гладкое, если не считать глубокой морщины меж темных густых бровей. Он часто хмурился, что, впрочем, неудивительно – при такой-то работе. И сейчас он исподлобья смотрел на Ника с неизменно хмурым выражением лица.

– Подведу итог. Примерно час работа всего Департамента была парализована. За то время, пока чтицы искали в здании несуществующего отступника, они могли упустить десятки других правонарушений, совершенных в разных концах нашего прекрасного города.

Лиам Робинсон любил говорить длинными, порой витиеватыми фразами, состоящими из множества уточнений и дополнений. Настолько длинными, что к концу фразы собеседник мог забыть, о чем говорилось в самом ее начале.

– Я понимаю… – тихо начал Ник.

– Я не договорил, – отрезал Лиам.

Он явно заготовил изобилующую подробностями речь, повествующую о том, насколько серьезные последствия имела ошибка Ника. Как будто он сам этого не понимал.

Лиам словно прочитал что-то в его глазах. Шумно выдохнул и потер пальцами виски. Снова мигрень или обычная усталость?

– Буду с тобой откровенен. Сегодня я впервые засомневался, не слишком ли рано он повысил тебя до младшего инспектора.

Ник сглотнул. Под ложечкой засосало. Куда сильней страха подвести родной Департамент был страх подвести самого Лиама.

– Не знаю, в курсе ты или нет, но мое решение тогда приняли не слишком-то благосклонно.

О, он знал. Еще бы не знать, когда шепотки и косые взгляды преследуют тебя всюду – в вестибюле, в офисах, в столовой Департамента и служебной комнате.

– Многие – за глаза, конечно, ведь такое редко говорят в лицо – заявляли о протекции.

Об этом Ник уже не знал, но… догадывался. Значит, агенты и впрямь решили, что Лиам повысил его так рано только из-за дружбы с его отцом?

Ник хорошо помнил те дни, когда Лиам Робинсон, тогда еще старший инспектор Департамента, гостевал в их доме. Помнил, как Лиам трепал его, еще ребенка, по голове, говоря, что подрастает новое поколение агентов. А Ник с присущей ему тогда важностью заявлял, что будет охотником, и точка. Помнил ответный смех Робинсона и неодобрительный взгляд отца.

– В этом, конечно, нет твоей вины. Вот только я не могу позволить, чтобы подобные слухи дошли до мэра. Чтобы мистер Керрейн решил, будто я держу в Департаменте тебя лишь в память о твоем отце. И твоя сегодняшняя оплошность ситуацию только ухудшила.

– Я понимаю. Этого не повторится.

Ведь так?

– Возможно, я совершил ошибку, – словно не слыша его, продолжал Лиам. Печать усталости на его лице проявилась еще отчетливее. – Возможно, слишком рано взвалил на тебя такую ответственность.

– Нет, Ли… мистер Робинсон, нет, – выдавил Ник, холодея.

Лиам протяжно вздохнул. Потер переносицу.

– Может, проблема в излишнем напряжении? Отсюда и потеря концентрации? Со следопытами порой такое случается. Своеобразная… профдеформация. Подумай о том, чтобы взять пару дней отпуска. Отправляйся куда-нибудь, развейся.

Ник медленно выдохнул. Похоже, выгонять из Департамента его пока не собираются.

– Я… подумаю.

Кабинет Робинсона он покидал с тяжелым сердцем. И с какими угодно мыслями, но только не об отпуске. Ник знал единственный способ улучшить положение дел – работать еще усерднее, чем прежде.

Он еще раз внимательно изучил все материалы по делу отступницы, крадущей чужую красоту, и удостоверился, что ничего не упустил. А еще – что уткнулся в тупик. Ни единой зацепки, ни единого подозрения… Со знакомыми Мирны Кларк уже разговаривал один из старших агентов – в отделе особых преступлений существовала особая иерархия. Агенты собирали всю необходимую информацию, инспекторы анализировали ее. Следопыты вроде Ника первыми выезжали на место тяжелых преступлений и пытались по горячим следам отыскать заклинателей. А потом, вне зависимости от исхода дела, ждали новой возможности проявить себя.

Проблема в том, что в его нынешнем шатком положении Ник не мог позволить себе просто ждать. Оттого он так тщательно разбирал отчеты агентов. Искал дело, за которое можно зацепиться. За несколько часов он перебрал с десяток мемокардов. Часть полупрозрачных пластин с записанной на них информацией убрал обратно в ящички для хранения, часть разложил по разным стопкам. Ник и сам не заметил, как на Кенгьюбери опустилась ночь.

Откинувшись в мягком кожаном кресле, он потер лицо. Ощущение, будто ему в глаза песка насыпали.

Нужно выпить кофе. Срочно. От рези в глазах это не спасет, но обязательно вдохновит его на новые свершения.

Что и говорить, к этому часу народу в Департаменте поубавилось. Столовая и вовсе оказалась пустой. Почти пустой. У кофемашины – его вожделенной цели – стояла кареглазая шатенка с идеально гладким и ровным каре. Меган Броуди, старший инспектор Департамента.

Она любила элегантные платья чуть выше колен, которые превосходно облегали ее стройную фигуру, светлые цвета и минимум украшений и макияжа. Сегодня на ней, однако, был строгий и, конечно, идеально отглаженный брючный костюм. Не красавица, но ухоженная и ладная, Меган была отличной и остроумной собеседницей.

Ей было около тридцати (как большинство женщин, свой истинный возраст она предпочитала не называть), однако ее уже считали профессионалом и фанатом своего дела. Одни ею восхищались, другие пытались нацепить ярлыки вроде «старой девы», «железной леди» или «волка-одиночки». Про таких, как она, говорят, что они замужем за работой. Потому совсем не удивительно, что в погруженной в полумрак столовой Ник встретил именно ее.

– Душу готов продать за кофе, – подходя ближе, признался он.

Меган, улыбнувшись, чуть склонила голову набок.

– Если бы я знала, что тебя так легко купить, я бы обязательно этим воспользовалась.

Ник рассмеялся без тени смущения.

– Что ж, теперь в твоих руках грозное оружие. Будь с ним аккуратна.

Говорить с ней было… легко. Приятно. В последнее время они неожиданно сблизились. Изредка (из-за большой загруженности обоих) даже ходили в «Асковай», чтобы выпить вишневого пива и поболтать – о чем угодно, только не об отступниках, полуночных чарах, жертвоприношениях и ритуальных убийствах. Всего этого им с лихвой хватало и в рабочие часы.

И все же что-то мешало Нику видеть в Меган кого-то большего, нежели просто коллегу. Они ограничивались лишь ненавязчивым флиртом и шутливыми перебранками.

Они налили по кружке кофе и замерли у окна. Отсюда открывался раздражающий своим ослепительным блеском вид на «стеклянное сердце» Кенгьюбери – вырастающие на горизонте высотки. Ник и сам не знал, отчего они вызывают у него такую неприязнь. Может, в нем говорила зависть от понимания, что сам в таком месте он никогда жить не будет?

Он фыркнул прямо в чашку. Глупости. Ему и в своей холостяцкой берлоге вполне неплохо живется. Особенно если приходить туда исключительно для того, чтобы принять душ и переночевать, а после с самого утра помчаться на работу.

– Обожаю, когда ты беседуешь сам с собой, – посмеиваясь, сказала Меган. – У тебя в этот момент такое глупое выражение лица…

– Эй, мое лицо по определению не может быть глупым. Мужественным и очаровательным – да. Еще чуточку смазливым.

Ладно, Ник и сам прекрасно знал, что не смазлив, разве что… достаточно привлекателен. И вообще порой выглядит как мальчишка, как какой-то неоперившийся юнец. Особенно когда улыбается. Потому он так старательно приглаживал волосы, отутюживал брюки и придирчиво выбирал пальто, чтобы щегольским видом прибавить себе пару-тройку лет.

Меган улыбалась, попивая кофе. Ник пригубил свой и зажмурился от удовольствия.

– Ник… – Она посерьезнела. – Я слышала, что случилось. Собственно, весь Департамент слышал.

– То есть я знаменитость? – воодушевился он.

И снова это ее «Ник» – мягкое, но чуть укоризненное.

– Что? Должен же я извлекать выгоду из ситуации?

Меган помолчала, явно не разделяя его беспечности. Вероятно, и она была в курсе слухов, которыми обросло повышение Ника. А значит, понимала, чем грозит его оплошность.

– Все в порядке, слышишь? – бодро сказал он. – Еще не все потеряно. Это лишь вторая моя промашка.

– Но достаточно серьезная. Ник, может тебе…

– Что, взять отпуск? – Он ослепительно улыбнулся. – Я подумаю об этом.

И тут же выбросил эту мысль из головы. Отдых не поможет ему восстановить доброе имя и пошатнувшуюся репутацию одного из лучших следопытов города. А вот новое (и, главное, успешно завершенное) дело – вполне.

Поэтому Ник не стал засиживаться в столовой. Опрокинул в себя чашку кофе и поднялся в кабинет. Мемокарды по-прежнему ждали его на столе. Ощутив какой-то спортивный азарт, Ник с удвоенной энергией взялся за их изучение.

Спустя несколько минут он нашел… Нет, не то что искал. На первый взгляд – совершенно не то. Читая сухой отчет младшего агента, Ник был в шаге от того, чтобы отложить мемокард в сторону или и вовсе убрать его в стопку для старших агентов. Он не нашел в деле состава преступления и был уверен в том, что и агенты решат так же. На этом все бы и закончилось, если бы агент, Джек Браун, не поместил в мемокард и живое воспоминание – его разговор с девушкой, которая пришла в Департамент, чтобы заявить об убийстве своей подруги.

Смертельная тоска, застывшая в ее глазах, заставила Ника замереть. А после приложить ладонь к мемокарду, чтобы считать воспоминание агента. Минуя тонкую зачарованную пластину, оно отпечатывалось в его собственном сознании. Так, будто Ник присутствовал при том разговоре. Будто он и был Джеком, записавшим этот мемокард.

Девушке, сидящей на стуле перед его столом, было лет шестнадцать-семнадцать. Бледное лицо, угловатая фигура. Довершали образ скромная школьная юбка серого цвета и помятая белая блузка.

– Линда, верно?

– Мелинда, – тихо, но настойчиво сказала девушка. – Не люблю, когда… сокращают.

– Оу, простите, пожалуйста. Мелинда, расскажите мне, зачем вы пришли в Департамент полиции.

Ник едва не вздрогнул – мягкий мужской голос доносился с его стороны, но принадлежал не ему.

– Моя подруга… Она умерла, – выпалила Мелинда. – Я… Я знаю, что вы скажете. И я знаю, что все выглядит так, будто Кейт и правда покончила с собой.

– Вот как?

– Да, она… бросилась с крыши. С одной из этих новомодных многоэтажек.

По тому, как Мелинда наморщила нос при упоминании высоток, Ник почувствовал в ней родственную душу.

– Кейт была замкнутой и тихой. И очень ранимой. Поэтому, наверное, все и верят, что она просто взяла и… – Ей, казалось, было мучительно это говорить. – Но она не могла этого сделать, понимаете?

– Почему вы так думаете?

– Кейт никогда бы не оставила младшую сестренку, – сдавленно сказала Мелинда. – Никогда не причинила бы ей такую боль. Она очень ее любила.

– И что, по-вашему, произошло?

Нику нравился Джек. Он не высказывал своего мнения, не проявлял даже толики скепсиса или снисхождения. Он позволял Линде высказать все, что было у нее на уме. В нем – явно молодом агенте – уже чувствовались зачатки профессионализма. Будет продолжать в том же духе – далеко пойдет.

– Я… не знаю. Может, ее столкнули с крыши. Может, ее заставили. Я слышала про странный порошок, который меняет сознание, заставляет видеть то, чего не существует. Пыльца фей или что-то такое… Может, это чары. Я правда не знаю! Но Кейт никогда бы… Никогда…

Мелинда замолчала. Воспоминание Джека закончилось. Ник отложил мемокард и откинулся на спинку кресла.

Это дело могло оказаться пустышкой. Мелинда, горюющая по своей подруге, вполне могла быть неправа. А если и нет… Расследование этого преступления не принесет ему никаких «бонусов», не поможет доказать тем, кто сомневается в нем, его значимость в качестве следопыта. Ведь даже если это убийство, по горячим следам его уже не раскрыть.

Однако Ник, помимо всего прочего, был еще и младшим инспектором, в задачу которого входило расследование магических преступлений. А еще он был человеком, хорошо знающим, что такое – терять любимых. И жить с этой болью годами, позволяя ей разъедать душу изнутри.

Глядя на Мелинду через призму чужих воспоминаний, Ник понимал: она не успокоится, пока не узнает правду.

Какой бы та ни была.

Глава третья

Еще раз сверившись с отчетом по делу, написанным Джеком Брауном, Ник обнаружил, что Кейт и Мелинда учились в той же школе, что и его подруга детства Клио Блэр. С возросшим энтузиазмом Ник с утра разгреб свои «бумажные» дела, чтобы ближе к обеду отправиться в Колледж Килкенни.

Алана брать с собой не стал – не было смысла дергать его ради простой беседы со старшеклассницей. Вместо этого Ник посадил напарника разгребать отчеты агентов в поисках дела, в котором пригодились бы его навыки следопыта. Порой ему удавалось обнаружить и застарелый След совершенного отступничества и отыскать по нему колдуна. Однако в последнее время подобные дела ему почти не попадались

Колледж Килкенни считался одной из лучших в Кенгьюбери старших школ и со стороны походил скорей на студенческий городок какого-нибудь престижного университета. Само здание в старинном ирландском стиле – внушительное и впечатляющее, изумрудные газоны и выложенные светлым камнем дорожки. В обеденный перерыв здесь – на скамейках, бордюрах и ступеньках самой школы учеников оказалось немало.

Потребовалось время, чтобы отыскать Мелинду. Она сидела в одиночестве прямо на бордюре и без особого восторга ела яблоко. Взгляд ее не поднимался выше носков грубых ботинок. На ней был тот же наряд, что и в воспоминаниях Джека, только еще более помятый.

Взгляд Ника, привыкшего подмечать малейшие детали, выцепил многочисленные кольца на руках Мелинды и сумку явно недешевого бренда. Спутанные волосы наспех заколоты в хвост. Синяки под глазами так глубоки и отчетливы, что кажутся частью макияжа (в реальности и вовсе отсутствующего). Дело даже не в том, что на ее губах не оказалось столь любимого девочками всех возрастов блеска или легчайшего налета иллюзии. Не было (и, вероятно, уже давно) даже простой гигиенички, из-за чего обветренные губы покрыла несимпатичная на вид корка.

Мелинда выглядела как человек, которому глубоко на себя наплевать.

Ник одернул пальто, под которым всегда была спрятана кобура с револьвером, и подошел к ней.

– Мелинда?

Как бы ни был мягок его негромкий голос, она все равно вздрогнула. Опустила руку так стремительно, словно вместо яблока в ней был филактерий с запрещенными чарами. И нашивке инспектора на его пальто она отчего-то не обрадовалась – хотя сама недавно пришла в Департамент с просьбой о помощи.

– Я… Вы… Из полиции, да?

– Да. Я здесь по поводу твоего обращения.

Глаза Мелинды расширились.

– Я… Ого, я не ожидала, что кто-то заинтересуется этим делом.

Она, не поднимаясь с места, ловко выбросила яблоко фигурную мусорную урну неподалеку, одернула юбку и как-то вся подобралась.

– Что вам рассказать? – В потускневших серых глазах появился блеск.

– Для начала расскажите о Кейт. Какой она была?

– Она… Ох. Она была… Знаете, как говорят – белой вороной. Единственной ее отдушиной была младшая сестренка, Касси. И… стихи. Кейт писала чудесные стихи. Немного мрачные, но… трогательные. Такие, что задевали за живое. Но я боюсь, она всегда чувствовала себя одинокой – до того, как мы начали дружить.

– Как вы познакомились?

Мелинда улыбнулась, вспоминая.

– Она сидела вон там, под деревом, и писала стихи. Знаете, не на мемокарде, как все привыкли, а на листке бумаги. Я ее потом спросила, почему. Кейт сказала, что так лучше чувствует слова.

– Она, похоже, была очень романтичной натурой, – заметил Ник.

– Да, – тихо сказала Мелинда. – Была.

Какое-то время она блуждала в своих мыслях. Ник, не желая давить на нее, слушал отдаленный смех и разговоры учеников Колледжа Килкенни. Наконец Мелинде удалось овладеть собой.

– Тогда налетел сильный ветер, и листки разлетелись в разные стороны. Старшеклассники… Они даже не думали ей помочь. Одни обзывали ее старой бабкой – ну, из-за того, что писала на листках. Другие просто стояли и смеялись.

Мелинда, должно быть, и сама не осознавала, что крепко сжимает руки в кулаки.

– Но ты помогла.

– Да, я… Это же никакое не геройство. Просто небольшая поддержка, помощь. Мы все можем оказать ее… если захотим. Вот только никто не хочет, если ты не популярен, если у тебя нет богатых родителей и дорогих шмоток, или если твои родители не какие-нибудь известные колдуны. – Она съежилась. Блеск снова потух. И уже, похоже, безвозвратно. – Простите, я… Меня всегда выводило это из себя.

– Ничего, Мелинда, – мягко сказал Ник. – Продолжайте.

– Я помогла Кейт собрать все листки. Нечаянно заглянула в один из них, да так и застыла. Тот стих… Я не помню его, конечно, дословно, но в нем было столько тоски… Потом мы разговорились. Я похвалила ее стихи, Кейт очень смущалась. Она разрешила мне посмотреть их только несколько месяцев спустя, представляете? Для нее они были чем-то очень личным. В общем… Простите, что так сумбурно.

– Ничего, – повторил Ник. – А семья Кейт… Какая она? Про сестру я помню, а родители?

– Только мама, отец умер. Мама у нее хорошая, но постоянно занята – то на работе, то с Касси… А Кейт сама по себе.

Выходит, обратить внимание на то, что с ней творится неладное, было просто некому.

– Мелинда, тема неприятная, я знаю… Но расскажите мне, что произошло накануне того дня, когда Кейт спрыгнула с крыши.

– Мы должны были встретиться, но в последний момент Кейт все отменила. Сказала, ей нужно готовиться. Я тогда подумала про учебу, но потом поняла, что нам ничего на тот день и не задавали. Но она не была печальной, слышите? Даже наоборот. Я никогда не видела ее такой… не знаю, воодушевленной. Так не выглядят люди, которые собираются покончить с собой!

Она не смогла подавить вырвавшийся наружу всхлип. Ник молчал. Как сказать ей, что он не может вести расследование, основываясь исключительно на догадках о внутреннем состоянии Кейт перед ее смертью?

– Я даже решила, что она что-то придумала…

Мелинда замолчала так резко, что Ник почти воочию видел, как она прикусила язык. Возможно, в самом прямом смысле.

– Придумала что? Или с чем?

– Нет, я… Ничего. Со своей жизнью, – торопливо сказала она. – А на следующий день я узнала…

Это молчание было уже ожидаемым.

– Что-то еще? Может быть, какие-то странности, связанные со смертью вашей подруги?

В общем, хоть какая-то зацепка, которая помогла бы Нику понять, что именно толкнуло Кейт с крыши – ее собственное желание, затуманивший голову колдовской дурман, чужое внушение или чары.

Мелинда снова опустила взгляд. Облизнула обветренные губы.

– Нет, ничего. Это все.

Какое-то время Ник хмуро смотрел на нее. Мелинде было что сказать, это точно, но давить на нее не было никакого смысла.

– Хорошо. Если что-то вспомните, мое имя – Николас Куинн.

Его имени, увиденного так близко лица и тембра голоса будет достаточно, чтобы связаться с ним по амулету зова.

– Хорошо, – эхом отозвалась Мелинда. – Я… мне пора идти. Мне нужно в библиотеку, подготовиться до начала уроков.

Порывисто поднявшись, она заторопилась к зданию школы. Ник взглянул на часы. До конца обеда оставалось около получаса. А потому он сжал в ладони висящий на шнурке скромный амулет зова и вызвал в памяти лицо Клиодны Блэр. Спустя пять минут она уже спускалась по каменным ступеням школы ему навстречу. Хрупкую фигурку подчеркивала приталенная блузка и пышная юбка, миловидное личико обрамляли жемчужно-белые волосы. А эти распахнутые глаза цвета морской волны…

«Ей всего шестнадцать», – мысленно одернул себя Ник.

Да и будь Клио старше, даже одного с ним возраста… Никому не стоило связывать свою жизнь с полицейским. Особенно инспектором. Слишком опасна эта жизнь, когда в твоих врагах ходит треть города. И порой даже одинока.

– Ник, – улыбнулась Клио. – Что привело тебя сюда? Точно не желание увидеться со мной.

Он негромко рассмеялся, но почти сразу же посерьезнел.

– Дело, к сожалению.

– Успешное?

Сама того не подозревая, Клио опустилась на бордюр в том же самом месте, где до этого сидела Мелинда.

– Как сказать… Ты знала старшеклассницу по имени Кейт Тэннер?

С личика Клио пропала улыбка.

– Мы не общались очень близко, но да, знала. Я слышала, что с ней произошло. Школа до сих пор гудит. – Она вскинула голову. – Но разве это не самоубийство?

– Ее подруга считает иначе.

– Мелинда…

– Что ты знаешь о ней? О них обеих?

Клио помялась.

– Терпеть не могу сплетничать, но если это может помочь… У Кейт с Мелиндой были проблемы с некоторыми старшеклассниками. Старшеклассницами, по большей части. Своеобразной «элитой» Колледжа Килкенни.

– Хочешь сказать, и у вас в школе есть это дурацкое разделение на группы? – изумился Ник. – Вроде аутсайдеров и королев?

– Не пойму, что тебя удивляет, – улыбнулась Клио. – Мы подростки. Многим из нас нужно это деление. Оно позволяет нам отыскать свое место в этом сумасшедшем мире. Не ощущать себя никем, понимаешь? Чувствовать, что ты находишься среди своих, что ты не одинок и у тебя есть единомышленники. Даже если это иллюзия… порой она помогает. Что? Почему ты так смотришь?

– Люблю, когда ты так рассуждаешь.

Клио, в столь юном возрасте столкнувшаяся и со смертью близкого, и с чужой ненавистью в свою сторону, была на порядок мудрее своего окружения. Ей рано пришлось повзрослеть.

– Говоря о проблемах… Ты имеешь в виду, над ними издевались?

Клио мрачно кивнула.

– В основном, над Кейт. Мелинда… Порой она взрывается. На самом деле, она может постоять за себя. Но иногда сдерживается, чтобы Кейт…

– Не перепало за них двоих.

– Да.

Ник помолчал, глядя на группки беседующих учеников.

– По реакции Мелинды мне показалось, что что-то терзает ее помимо самого факта смерти подруги.

– Факт смерти подруги? – тихо переспросила Клио.

Ник смущенно потер переносицу.

– Я прожженный полицейский, чего с меня взять. Извини за формулировку. В общем, вполне возможно, это что-то несущественное, но вдруг нет? Вдруг, если Мелинда права, и это не самоубийство, она знает или хотя бы догадывается, кто может стоять за смертью Кейт?

– Но почему не рассказать тебе об этом?

Ник пожал плечами.

– Может, ей мешает страх? Может, этот некто достаточно влиятелен?

Клио открыла было рот, но сказать ничего не успела. Нахмурилась, бросив взгляд куда-то за спину Ника. Он обернулся.

К ним неторопливо подбирались четверо – три девушки и парень, несколько женственный на вид. Идущей впереди было лет семнадцать, но из-за яркого, агрессивного даже макияжа она казалась старше. Подведенные стрелками глаза, алые губы. Или это просто красный? Или какой-нибудь кирпичный? Или, не дай богиня, карминовый? Ник никогда не понимал разницы.

– Допрыгалась, Блэр? – Девушка с алыми губами перевела взгляд на Ника. – Сэр, у нее проблемы? Наверное, проводила какого-нибудь жуткий ритуал?

– С жертвоприношениями, – поддакнула одна из старшеклассниц.

– И костями животных, – добавила другая.

Парень только глупо хихикал, влюбленным взглядом поглядывая на заводилу с алыми губами. Или это все-таки красный?

Ник подавил вспыхнувший внутри гнев – редкий, признаться, для него гость. Ответил подчеркнуто деловито:

– Нет, всего лишь хотел спросить, когда мисс Блэр будет удобно принять награду за помощь в поимке особо опасного преступника.

Лицо заводилы вытянулось. Нахмурившись, она тряхнула русыми волосами и горделиво прошествовала мимо них. Ее «свита», бросая на Клио потрясенные взгляды, последовала за ней.

– Вот ты и познакомился с одной из представительниц «элиты» школы. Эрин Кеннеди, – нараспев произнесла Клио. Помолчала. – Спасибо, Ник, но не стоило.

– Как часто это происходит? – повернувшись к подруге детства, осведомился он. – Как часто они тебя задирают?

– Ник, мне нет дела до их попыток меня задеть, до шепотков и кривотолков, – спокойно отозвалась Клио. – Я пришла сюда учиться.

Ник покачал головой. Он не сомневался, что у нее все получится. Клио непременно окончит школу с отличием, поступит в один из лучших институтов – возможно, даже где-нибудь за границей, а после его окончания станет великолепным врачом. Она стойко держала удар и не позволяла обстоятельствам выбить ее из колеи. Но какой ценой?

Клио не могла не знать, что говорят в городе о семье Блэр и, в частности, о ее родной матери, легендарной полуночной ведьме Леди Ворон. Не могла не чувствовать на себя ненавидящих или полных страха взглядов. Не могла не замечать, что на ней словно стоит некое клеймо, которое заставляет людей держаться на расстоянии.

А ведь сама Клио даже ведьмой не была.

Из размышлений Ника вывел ее задумчивый голос.

– Я постараюсь сблизиться с Мелиндой – настолько, насколько мне это поможет моя репутация.

Спокойный, ровный тон, ни усмешки в голосе. Клио принимала свое вынужденное отчуждение как данность, как некое обстоятельство, с которым приходилось считаться. И не более того.

– Постараюсь за ней присмотреть. Не для того, чтобы выяснить, что ей известно о смерти Кейт. – Она помолчала. – В первую очередь не для этого. Просто с такой бедой никто не должен оставаться одинок.

Думала ли Клио в этот момент про себя и свою маму? Все же их с Морриган историю (да и семью в целом) обычной не назовешь. Бадб Блэр умерла несколько лет назад… но сумела вернуться в этот мир в обличье ревенанта. Лича. Что значит – воскрешенного мертвого. С тех пор Бадб пропадала в мире теней, лишь изредка появляясь в жизни дочери… и в мире живых.

Клио не жаловалась, конечно… Как будто она вообще умела жаловаться! Но по тому, как она старательно подбирала слова, когда Ник спрашивал ее про маму, он понял, что той с Клио почти не бывает рядом. Что до ее старшей сестры… Морриган, которой в этом году исполнилось восемнадцать, была наемницей, охотницей за головами отступников, и в родном городе почти не появлялась.

Их детская дружба давно уже поугасла, и Ник порой тосковал по тем временам, когда он и сестры Блэр были почти неразлучны.

– Если я вдруг что-то узнаю, то сообщу тебе, – поднявшись, серьезно сказала Клио.

А потом шагнула к нему и, встав на цыпочки, взъерошила его волосы.

– Меня обескураживает, когда ты… такой.

– Какой? – слегка остолбенело спросил Ник.

Она пожала плечами, пряча смущение за улыбкой.

– Слишком серьезный и официальный.

Клио помахала ему и направилась к входу в школу. Ник смотрел ей вслед.

Направляясь прочь от Колледж Килкенни, он переплетал в голове чужие истории. Три такие разные девушки – Клио, Мелинда и Кейт. У них были родители, у двух из них были сестры.

Но за всеми тремя тенью ходило одиночество.

Глава четвертая

Совсем свежий отчет Джека Брауни, просмотренный Ником, с некоторым, как ему показалось, недоумением сообщал об еще одной ученице Колледжа Килкенни, которая покончила с собой. Как и Кейт Тэннер, она сбросилась с высоты шестнадцатого этажа. С той же самой многоэтажки.

Ник узнал ее по запечатленному на мемокарде лицу и по алым – или же все-таки красным? – губам. Эрин Кеннеди. Девочка из «элиты» Колледжа Килкенни.

Это не могло быть простым совпадением. И так думал не только он. Мелинда могла радоваться – наконец смертью ее подруги (пусть и в связке со смертью другой старшеклассницы) всерьез заинтересовались в Департаменте.

А вот и долгожданное дело, которое можно расследовать по горячим следам. Неудивительно, что распутывать его отправили Ника и Алана. На отгороженном лентой от зевак месте преступления он обнаружил Эрин. Вместо школьной формы – обтягивающий тренировочный костюм, какие часто встречаешь на бегающих или занимающихся йогой в парке.

Рядом с Эрин лежал разбитый плеер. Хитроумная вещица, очень популярная среди молодежи – встретить ее сейчас можно было едва ли не у каждого подростка. Сложная система, втиснутая в крохотную и продолговатую стальную коробочку. Внутрь плеера вставляли мемокуб, запоминающий звук благодаря втиснутой внутрь сущности воздуха. Сам звук записывали, основываясь на колебаниях, пульсации и трансформации сущности воздуха.

Наушники лежали рядом – ударом их выдернуло из ушей Эрин.

– Проклятье, – буркнул он.

– Что? Что такое? – встрепенулся Алан.

Ник смерил его многозначительным взглядом.

– Ох, даже не знаю. Вспомнил, что не купил репу для коддла1 на ужин.

– Фу, ненавижу репу.

Ник закатил глаза так сильно, что заболело где-то под черепом.

– Алан, во имя богини-матери, сосредоточься и оглядись по сторонам.

Напарник послушался и пристыжено ойкнул.

– Ну? Что видишь?

– Тэну.

– Тэну, – передразнил Ник. Вздохнул. – Выходит, Мелинда была права – без полуночных чар здесь не обошлось. Вопрос вот в чем: почему их присутствие не обнаружили на месте смерти Кейт Тэннер?

Вызванный им по амулету зова Джейк Брауни клялся, что тэны на месте смерти Кейт не было. Как не было и плеера.

– Почему ты спросил его про плеер? – спросил Алан, когда Ник разорвал связь.

– Ты видишь рисунок чар? – сощурившись, обманчиво ласковым голосом спросил он.

– Я…

Пауза затянулась.

– Другой вопрос: как много времени ты уделяешь тренировкам концентрации?

Алан насуплено молчал. Ник, глядя на напарника, покачал головой.

«Отец не пройдет за тебя аттестацию. Хотя… его влияния может хватить и на это».

– Я так и понял. А если бы тренировался, то увидел бы, что плеер и есть источник полуночных чар.

– То есть он что-то вроде филактерия? – удивился Алан.

– Судя по всему. Честно говоря, я и сам впервые такое вижу.

Ник коснулся плеера рукой, обтянутой прозрачной перчаткой, надеясь включить его теплом своего касания. И изрядно удивился, когда это все-таки произошло, и на серебристой панели загорелся огонек. Однако из чудом уцелевшего наушника, который Ник осторожно поднес к ушам, не донеслось ни звука.

– Что там? – нетерпеливо спросил Алан.

Ответить Ник не успел. Его вдруг повело. Перед глазами заплясали фиолетовые пятна. Стремительно заполоняя собой пространство, они углубили его до черноты. Ник словно разом ослеп, но и с головой творилось что-то странное. Как сквозь вату до него доносился взволнованный голос Алана.

«Проклятье».

Зачем он прослушал запись на плеере? Он что, дилетант?

Впрочем, Ник и впрямь никогда не сталкивался ни с чем подобным. Колдуны обычно зачаровывали вполне стандартный набор предметов: кольца, амулеты, какие-нибудь брелки. Кому в голову пришло зачаровать треклятый плеер?

Дурман и недомогание рассеялись столь же резко, как овладели им. Сознание прояснилось, вернулось зрение. Шумно выдохнув, Ник мазнул ладонью по лицу. Предплечье, на котором была выведена защитная рунная татуировка, горело. Ник предпочитал всецело на нее не полагаться: помогала она не всегда и спасти могла от не слишком сильных чар. Или, как в этом случае, рассеянных, не утративших свою силу, но уже высвободивших часть нее.

– Ты как? – встревожено спросил Алан.

– Нормально.

Ник сложил плеер и наушники в прозрачный пакет. Экспертам по чарам предстоит с этим разобраться. Полуночную энергию из плеера извлекут и заключат в вакуум, чтобы изучить ее без риска навредить себе, что только что сделал он.

– Ты что-то слышал? – настойчиво спросил Алан.

– Нет, ничего. Тишина. Но мне это не нравится. Что-то с этим плеером определенно не так.

К разочарованию Ника, выяснить, что не так с главной уликой по делу Эрин Кеннеди, ему не помогли даже эксперты. Конечно, они видели тэну, которая словно сочилась из плеера, однако распознать ее не могли. Вернее, облекли увиденное в туманное «энергия смерти» и больше ничего рассказать не пожелали. А ведь среди экспертов были полуночные колдуны. Инициированные, но по каким-то причинам не практикующие, а значит, не представляющие угрозы для жителей города. Однако весьма полезные для Департамента.

Как Трибунал находил их, Ник не знал. А может, он и вовсе их перевоспитывал? Может, среди них все же были бывшие практикующие колдуны?

– И что теперь?

– А теперь мы, Алан, обратимся к независимому консультанту. Идем.

Вместе они вышли из здания Департамента. Алан, едва поспевающий за широким шагом Ника, вскинул брови.

– Мы возвращаемся на место преступления?

– Нет. Мы возвращаемся к высоткам.

Потому что именно там, в деловом районе Кенгьюбери, и располагался офис его давнего знакомого. Разумеется, фирма по продаже охладителей, основанных на действии рассветной силы, была чистейшей липой. Прикрытием для настоящей деятельности МакМурри.

Деятельность спиритуалистов была запрещена Трибуналом – ведь они, общаясь с духами и помогая безутешным близким услышать их голос, взаимодействовали с миром теней. А любая магия подобного рода считалась магией отступнической… какой бы безобидной она ни была. Вот только тот же Трибунал не гнушался помощью штатских полуночников. Что это, как не двойные стандарты?

Ник покосился на Алана. Если тот доложит в Департамент, к кому именно он обращался, у него будут неприятности. Впрочем, самое время проверить, насколько напарнику можно доверять. Ведь вопрос с ослаблением дара все еще оставался открытым…

Брови Алана при виде МакМурри взлетели еще выше. Ник хмыкнул – спиритуалист и впрямь умел произвести впечатление. Выбеленные волосы, ровный тон загара и ослепительная улыбка. Сегодня он был в своем любимом, пожалуй, наряде: вельветовой рубашке с бахромой, рваных светлых джинсах и ковбойских сапогах. А ведь молодящийся МакМурри им обоим в отцы годился.

Алан и спиритуалист какое-то время пронзали друг друга подозрительными взглядами. Ник без лишних слов протянул МакМурри плеер. Да, тот все еще оставался уликой, но до поры до времени распоряжался ею Ник – кому-то ведь нужно было выяснить, какие чары на нее наложены. И в этом иногда очень помогали независимые консультанты.

Правда, знал бы Департамент, находящейся под пятой Трибунала, к кому именно он обратился на этот раз…

– Подробности будут? – бодро осведомился МакМурри.

Махнул рукой в сторону кресел, разделенных стеклянным столом. Ник, подуставший от почти безостановочной ходьбы туда-сюда, с удовольствием сел. Алан остался стоять.

– Этот плеер нашли на месте преступления. Возможно, та «энергия смерти», которая его окружает, напрямую связана с тем, что его хозяйка мертва, и чары в ее смерти замешаны. Но что, если за этим кроется нечто большее? Ты не мог бы?..

– Приоткрыть завесу в мир теней и проявить тайное?

Алан вздрогнул. Ник остался невозмутим.

– Да.

– Я, конечно, могу попытаться. Но все, что я почувствую и услышу, даже с условием приоткрытой завесы – это голос, а порой и просто шепот духов, да еще и некие образы. Уверен, что этого будет достаточно?

– Ничего другого у нас все равно нет.

Куда логичнее попросить о помощи Морриган Блэр – когда-то в прошлом теневую зеркалицу. Ник сомневался, что она захочет вернуться к забытому мастерству, к полуночной магии, от которой отказалась четыре года тому назад. Однако он все же решил попытать удачу. Что же… Надежды разбились о твердыню реальности – Морриган, вероятно, увлеченная погоней за очередным отступником, попросту не ответила на его зов. Ни на второй, ни на десятый. Так что он ничуть не преувеличил, говоря о том, что особого выбора у него нет.

Возможно, спиритуалисту удастся понять, что заключала в себе заполонившая плеер Эрин Кеннеди «энергия смерти».

МакМурри опустился на кожаное белое кресло напротив агентов. Прошептал что-то – вероятно, заклинание, и призванное приоткрыть дверь в мир теней. Ник всегда задавался вопросом: что будет, если и вовсе настежь ее распахнуть? Вряд ли фоморы, слуги короля демонов Балора, проникнут в их мир, воплощая сюжет одного из этих жутковатых фильмов. Вряд ли смогут беспрепятственно завладеть человеческим телом – для этого нужен особый веретнический ритуал.

И все же при любом из раскладов для живых столкновение их мира с миром мертвых не пройдет бесследно.

МакМурри закрыл глаза, держа плеер в ладонях.

– Да, я что-то слышу.

– Что? – подавшись вперед, нетерпеливо спросил Ник.

К горлу вдруг подкатила тошнота, но он от этого отмахнулся. Спиритуалист жестом велел ему помолчать.

– Мелодия… нет, напев. Только одна фраза. Женский… нет, девичий голос. Плеер падал, верно?

Алан фыркнул.

– Вы поняли это по трещине.

– Я не гадалка, чтобы впечатлять вас своей прозорливостью, – не открывая глаз, спокойно произнес МакМурри. – А понял я это по тому, что эта фраза не смолкает. Вероятно, плеер от удара замкнуло на одном моменте, и теперь он повторяется снова и снова.

– Что за фраза? – приглушенным голосом спросил Алан.

Подошел ближе, а потом почти рухнул в кресло.

– «А где-то плачет одна сирена – никто не хочет ее слушать».

– Звучит… жутковато.

– Звучит откровенно подозрительно, – припечатал Ник.

– Почему?

И снова он не ответил на вопрос Алана. Показалось, будто его с головой накрыло холодной, отчего-то пахнущей тиной, волной. Он открыл рот, чтобы спросить, в порядке ли остальные… хоть и уже догадывался, что нет. Захлебнулся – не водой, но ледяным, жалящим воздухом.

«Мы видим тебя», – вонзился раскаленной иглой в мозг шепчущий голос.

«Мы помним тебя», – вторил ему другой.

«Мы наблюдаем за тобой».

«Ты убил меня, помнишь?» – прошептал кто-то едва слышно.

«А я убью тебя».

– Мак…

Имя спиритуалиста напрочь вылетело из головы. Прыгающие перед глазами мушки заполонили пространство, сплетаясь в единое черное полотно.

– Зак… крывай… – Говорить даже не больно – противоестественно. – Зав… весу… Зак… крывай.

Им троим, пожалуй, повезло. Повезло, что МакМурри не раз и не два имел дело с миром теней, а значит, выработал какой-никакой иммунитет к его воздействию. Повезло, что он сумел вычленить смысл из издаваемых Ником хрипящих звуков. Повезло, что оказался достаточно стоек, чтобы суметь прошептать заклинание и захлопнуть брешь в мир теней.

А после выключить наконец треклятый плеер.

Ник обнаружил себя лежащим на полу. Казалось, его придавило к нему гранитной плитой. Алан лежал рядом, глупо разевая рот и хватая им воздух, будто выброшенная на берег рыба. Однако Ник вряд ли выглядел намного лучше него. Предплечье адски болело – защитная руна просто взорвалась изнутри, не выдержав столь ощутимого прикосновения мира мертвых.

– Что… Балор тебя побери… это было? – выдавил МакМурри.

Ник заставил себя подняться на нетвердых ногах и помочь подняться Алану.

– Очень неудачное сочетание прорванной завесы в мир теней и полуночных чар, – прохрипел Ник.

«Тех самых, которых не смогли распознать наши эксперты».

– Вы тоже слышали это?

– Голоса мертвых? О да.

Ник взглянул на напарника, снова упавшего в кресло, и последовал его примеру. Ноги словно превратились в желе.

– Отвечая на твой предыдущий вопрос… Во всяком случае, тот, который я еще был способен слышать… Мне совсем не нравится упоминание сирены в этой песне. И то, что перед смертью Эрин слушала именно ее. Возможно, это простое совпадение…

Но проверить его не мешает.

Сирены, греческие существа древней крови, в Ирландии почти не обитали, а потому были окружены огромным количеством домыслов. Однако каждому, наверное, человеку за пределами Греции был известен главный слух о них. А именно особая, колдовская сила их голоса (некоторые и вовсе считали его демоническим). Сила, помогающая сиренам в древности своим чарующим пением топить корабли, а в нынешние времена – наказывать врагов, заставляя их утопиться.

Эрин Кеннеди на утопленницу была не похожа. Но кое-что все же роднило ее с жертвами сирен. Она была мертва.

– Ты думаешь, кто-то из сирен здесь, в Кенгьюбери, зачаровал своим голосом плеер, чтобы отправить жертву… на смерть? – изумился Алан.

Ник одобрительно кивнул.

– Это было моей догадкой до того, как началась вся эта… чехарда. Но как это связано с энергией смерти? С этим странным зовом…

Зовом, которое словно затягивало их через брешь в мир теней… Как древние сирены – моряков в глубокие черные воды.

– Но почему такие странные чары? Почему нельзя просто убить, и дело с концом?

– Что?

– Не знаю. – Ник потер лицо ладонями. – Не понимаю до конца.

Знал он одно – с этой песней что-то неладно. Вот только его главная – и единственная – улика исчерпала сама себя.

Впрочем, вскоре судьба великодушно предоставила ему новые. Когда в общежитии Колледжа Килкенни в один несчастливый для многих вечер ушли из жизни сразу пять человек.

Глава пятая

С недавних пор (если отрезок времени длиной в год можно считать небольшим) Меган Броуди ненавидела раннюю весну. Тот переход от зимы к весне, что слишком часто сопровождался ненастьем, пронизывающим ветром и тяжелыми свинцовыми тучами, низко нависающими над землей.

Сегодняшнее утро тоже выдалось на редкость скверным. Моросил противный дождь, небо затянуло. Серое, мрачное, оно как нельзя лучше отражало настроение Меган. С самого утра у нее состоялся не самый приятный разговор с шефом, Лиамом Робинсоном. Ей навязали очередного стажера, с которым ей предстояло работать как минимум несколько недель.

В состоявшемся полчаса назад разговоре Робинсон бросил словно бы мимоходом: «У тебя новое дело. Кстати, познакомишься с новым напарником. Введи его в курс дела, познакомь с отделом, ну… ты знаешь».

Отлично. Просто прекрасно.

Одна из обязанностей старшего инспектора Департамента – время от времени становиться наставником для новоявленных стажеров. Меган знала это, и уклоняться от прочих своих обязанностей ей и в голову бы не пришло. Но она была одиночкой до мозга костей. И работать тоже предпочитала одна.

Меган порой чувствовала себя куда взрослее – да что уж там, старее – своих двадцати восьми. Отчасти сказалось ее прошлое, но вряд ли только оно… Чем дальше, тем тяжелее она сходилась с людьми, тем неохотнее впускала в свою жизнь кого-то нового. Неважно, о каких именно отношениях шла речь – дружеских или приятельских, романтических или сексуальных, рабочих или партнерских. Порой (а за прошедший год особенно часто) ей хотелось сказать всему миру: «Просто оставьте меня в покое».

А он, упрямец, все не оставлял.

Жизнь гнала Меган на какие-то встречи, на которых она была обязана присутствовать, заставляла придерживаться традиций и принципов, которые неизбежно включали в себя других людей. Она мысленно вздыхала и повиновалась. Будь жива ее мама, в прошлом – именитый психолог, непременно назвала бы линию ее поведения синдромом «хорошей девочки», «комплексом отличницы» или чем-то в этом роде.

Подчинилась Меган, конечно, и в этот раз. Наспех приняла душ, выпила кофе – аппетит по утрам был в ее доме редким зверем, и отправилась по названному Робинсоном адресу.

Соррен, один из старейших районов города. Дома здесь были добротными, элегантными и какими-то… чинными. Меган жила в похожем районе именно потому, что любила подобные дома. Выстроенные в одну линию, выкрашенные строго в один пастельный цвет, контрастирующий с крышей. И внутри непременно будет просторно, светло и, быть может, немного аскетично. Ничего лишнего – приятный глазу минимализм.

За чередой домов находился парк с мощеными дорожками, клумбами и небольшим прудом. Меган нравилось, как парк выглядит под лучами яркого солнца. Но не сегодня, не в эту серую хмарь и морось. Да и лежащее на аккуратно подстриженной изумрудной траве тело не добавляло красоты окружающему пространству.

Меган проскользнула под ленту и в тот же миг заметила своего будущего стажера. Голова вдруг сделалась невыносимо тяжелой, пустой желудок скрутило, к горлу подкатила тошнота. Несколько долгих мгновений она не слышала ничего, кроме шума собственной крови в ушах. Очнулась только когда Карли, молодая ведьмочка-криминалист, окликнула ее в третий или четвертый раз. Голос Карли прорвался сквозь плотные слои ваты в голове Меган и немного привел ее в чувство.

«Это не он».

Хьелль был старше, в его глазах светился не только ум, но и некая добродушная ирония – и над самим собой, и над всем окружающим миром.

Она прикрыла глаза и, переждав мгновение слабости, заставила себя снова взглянуть на стажера. Сразу видно – чужак, не ирландец. Нордический блондин, облаченный в светлое кашемировое пальто, несколько вычурное для агента. Белая, если не сказать бледная, кожа, которой противопоказан долгий загар, бледно-голубые глаза. Бонусом – тяжелая, мужественная челюсть.

И такой молодой… Сколько ему? Восемнадцать? Девятнадцать? Точно не больше.

Засмотревшись на него, длинноногая и несколько неуклюжая Карли едва не споткнулась о торчащий из земли камень. Ее молодость нового напарника Меган ничуть не смущала – по возрасту Карли была ближе к нему, чем к ней. Меган уберегла беднягу от позора, вовремя придержав за локоть, чем заслужила ее благодарный взгляд.

– Тэны нет, – смутившись, выпалила Карли.

Меган кивнула. Значит, если для Ника сегодня и найдется работа, то точно не здесь. Расследовать убийства без применения полуночной магии, без следов в виде тэны или неких колдовских знаков, порой гораздо сложней, но именно на таких делах и специализировалась Меган.

– Ладно, тогда расследуем по старинке.

– Да, но есть кое-что… – Карли замялась. – Что-то… странное в энергетическом отпечатке.

Обычно бойкая и деятельная, сейчас ведьма истины с трудом подбирала слова. Меган это насторожило.

– А поподробнее?

– Видишь ли, жизненные и энергетические нити человека со временем меняются под воздействием не только магии, но и всех наших прожитых лет.

– И ты эти изменения видишь.

Карли кивнула.

– Разумеется. И вот в чем соль… Нити жизни жертвы вполне соответствуют ее возрасту, а вот энергетические нити свежие, юные, словно у десятилетнего ребенка.

– И что это значит?

– Какое-то вмешательство, определенно. Но даже если и так, это произошло с ней очень давно и никак не связано с ее смертью.

Меган не знала, как относится к словам Карли. Не то чтобы не доверяла им, просто понятия не имела, как их трактовать – ведьма истины обладала особым видением, для нее недоступным.

Она повернулась к стажеру и поприветствовала его сдержанным кивком.

– Меган Броуди.

– Ганс Лунд.

Он шагнул вперед и протянул руку. Меган ее пожала. Несмотря на раннее утро, мелкий моросящий дождь и пронизывающий ветер, выглядел Ганс бодрым и выспавшимся. Меган ощутила укол легкого, иррационального раздражения. Она не разделяла интереса Карли, не понимала восхищения, промелькнувшего в ее глазах, но отметила то, как уверенно Ганс держался.

Что же, посмотрим, чего стоит его уверенность и как долго она продлится.

– Успел что-нибудь узнать?

– Немногое. Я проверил личностные татуировки убитой. Ее зовут Эмили Роуз Махоуни.

Ганс старательно выговаривал слова, однако в них прослеживался легкий, едва заметный акцент. Он наверняка очень долго прожил в Ирландии и очень хорошо выучил язык, но билингвом определенно не был.

Осторожно ступая по влажной траве, Меган подошла ближе. Вздрогнув, присела рядом с телом. Молодая женщина лет тридцати, светловолосая, не красавица, но ухоженная: аккуратный маникюр на длинных ногтях, неброский, но умелый макияж. Тушь водостойкая, даже не растеклась. Светлый костюм с юбкой-миди испачкан кровью, из сместившегося декольте блузки выглядывает край явно дорогого ажурного бюстгальтера.

– Я ее знаю, – негромко обронила Меган, вглядываясь в глаза жертвы, словно надеясь увидеть там облик убийцы. – Можно сказать, местная знаменитость.

– Певица? – предположил Ганс.

Значит, в Кенгьюбери он недавно. Иначе наверняка хоть что-нибудь слышал об Эмили Махоуни.

Меган мотнула головой.

– Писательница. Несколько лет назад с ней случилась трагедия… Эмили воспользовалась портал-зеркалом в каком-то не самом людном районе Кенгьюбери. И ее словно… зажевало.

– Дефектные чары? – тихо спросил Ганс.

– Они. Эмили перенеслась в нужный ей район, но совсем не в том состоянии, в котором перешагивала портал-зеркало. Чары раскрошили часть ее костей, те сдавили внутренние органы. Эмили едва не умерла. Целители долго колдовали над ней – случай был действительно сложный. Жизнь Эмили спасли, но она лишилась возможности ходить.

История получилась громкая. К ответственности привлекли всех, кого только можно – инженеров, спроектировавших злополучное портал-зеркало, колдунов, вложивших в него чары телепортации, наладчиков, специалистов строительного контроля, специалистов колдовского контроля и прочих причастных. Правда, вряд ли Эмили так жаждала их наказать. Меган она всегда казалась великодушным человеком с огромным сердцем.

Ганс взглянул на распростертое на земле тело.

– Но ведь она…

– После нескольких лет в инвалидном кресле Эмили сумела встать на ноги, – кивнула Меган. – И написала об этом книгу.

– Рассветные чары? – оживился он.

– Я читала ее автобиографию, – вклинилась Карли, вероятно, отчаянно желая быть полезной. И надеясь таким образом заполучить толику внимания Ганса и подольше задержать на себе его взгляд. – Очень… жизнеутверждающая. Махоуни писала, что долгое время ей не мог помочь ни один целитель – ни врачи, ни рассветные ведьмы, ни друиды из Церкви Дану.

Меган, продолжая изучать труп, хмуро кивнула. Такое порой случалось – нити жизни, гнездящиеся то ли в человеческой душе, то ли в некоем эфемерном воплощении сути человека, были разорваны, и соединить их отчего-то не могла никакая сила.

– И как же она тогда исцелилась?

– Говорит, что ей помогла вера в то, что она способна все преодолеть, – улыбнулась Карли. – А еще – немного чуда…

– Чуда, – скептически пробормотал Ганс. – Вероятно, от самой Дану?

Карли неопределенно пожала плечами и уже открыла было рот, чтобы что-то ответить, но Меган ее опередила.

– Удар нанесли спереди, но жертва не сопротивлялась. Возможно, убийце помогла темнота, возможно, сработал эффект неожиданности. Либо…

– …она хорошо знала убийцу, – закончил за нее Ганс.

Меган одобрительно кивнула. Хотела было подняться, но ее внимание привлекла одна деталь. Рукав пиджака жертвы задрался, обнажив застарелые рубцы. Призвав на помощь рассветную силу, Меган окружила свои пальцы тончайшим слоем энергии воздуха наподобие невидимой перчатки. Осторожно коснулась тела и закатала повыше рукав окропленного кровью пиджака.

Застарелые шрамы шли параллельно от запястья до самого локтя – ровные, белесые, тонкие. Задрав второй рукав, Меган обнаружила там ту же картину.

– Да, я… забыла тебе сказать, – виновато проронила Карли.

Попробуй все упомни, когда нужно успевать строить глазки молоденькому агенту.

– Никогда бы не подумала, что Махоуни резала себя.

– Возможно, она тогда была в инвалидном кресле. Многих подобное выбивает из колеи, – обронила Меган.

– Да, но… в книгах она такая жизнерадостная. Неунывающая.

Меган пожала плечами. Многие люди скрывали свою боль от посторонних, прикрываясь улыбками или даже воодушевляющими речами. Однако, признаться, увиденное оказалось полной неожиданностью и для нее самой. Образ Эмили Махоуни никак не вязался с попытками покончить с собой или – что вероятнее – причинить себе боль.

Поднявшись, Меган огляделась. В парках, подобным этому, нередко встретишь бегунов, любителей прогуляться перед сном или выгульщиков собак. Она и сама часто бывала здесь, когда снимала квартиру неподалеку. Район тихий и безопасный… Впрочем, Эмили Махоуни, сейчас блуждающая по миру теней, с ней вряд ли бы согласилась.

– Кто обнаружил тело?

– Две студентки. Вышли на раннюю пробежку – у них сегодня выходной – и почти сразу же наткнулись на убитую. – Карли поежилась, поплотнее запахивая короткую черную курточку. – Личностные татуировки стереть не пытались, деньги в кошельке не тронуты. Судя по следам крови на траве, тело не перемещали.

– Когда ее убили?

– Примерно девять часов назад. После тщательного осмотра смогу сказать точнее.

– Значит, ночью… Орудие убийства нашли?

– Прочесывают округу, но пока безрезультатно, – отрапортовала Карли.

Ни дать, ни взять, студентка-отличница, вызубрившая ответы на все экзаменационные вопросы.

Солнце вставало, но теплее не становилось. Тонкий плащ почти не дарил ни тепла, ни защиты от ветра. Капли дождя нахально лезли под воротник. Меган перекинулась еще парой слов с Карли и направилась к выходу из парка. Ганс с легкостью догнал и поравнялся с ней. Шел, почти касаясь ее плеча своим. Меган сделала шаг вправо, увеличивая расстояние между ними. Это вышло само собой.

Меган не стала говорить стажеру, что была лично знакома с Эмили Махоуни. Роли этот факт не играл никакой, а объяснять пришлось бы много. Правда, их дороги почти не пересекались, если не считать случайные столкновения на улице или в торговом центре, которые сопровождались дежурными улыбками, или в книжном магазине, где Меган заставала неизменно улыбчивую Эмили на очередной встрече с читателями.

Они учились в одной школе (Меган изредка сталкивалась с ней в коридорах), однако Эмили была старше и выпустилась на пару лет раньше. А несколько лет спустя она постучалась в дверь дома Меган. Тогда Эмили еще передвигалась в инвалидной коляске, но уже, по ее словам, сопровождающимся улыбкой, начала посещать специальные занятия, чтобы снова обрести контроль над телом. Помимо этого, она работала внештатным репортером местной газеты, писала, в основном, для таких, как она – людей, которых удача обошла стороной, но не привыкших плыть по течению. Собирала материал для своей «воодушевляющей» колонки, как она ее со смешком называла.

Эмили хотела, чтобы ее коллекция пополнилась рассказом молодой женщины, в прошлом пережившей страшную трагедию – стать свидетельницей того, как отец убивает ее маму из револьвера, а после стреляет себе в голову. Рассказом Меган.

Ей на тот момент уже исполнилось двадцать и, вероятно, Эмили Махоуни считала, что молодой девушке захочется выплакаться в жилетку кому-то вроде нее. Нежелание Меган делиться с другими своей историей ее удивило. Покидая дом, она оставила визитную карточку – вставленный в пластик камешек для амулета зова для быстрой связи с его обладателем. На случай, если Меган передумает. Как только за Эмили закрылась дверь, она выкинула визитку в мусорное ведро.

Меган вспоминала Эмили Махоуни – всегда элегантную, но не надменную, чего подспудно ждешь от успешной женщины, а открытую, дружелюбную. Своей книгой о том, как ей удалось снова научиться ходить, Эмили воодушевила тысячи людей, и до недавних пор продолжала это делать – устраивала семинары, встречи, занималась благотворительностью.

Зачем кому-то понадобилось ее убивать?

Первым делом Меган решила наведаться к ее мужу, Рори Махоуни. Несколько лет назад он основал клинику, в которой практиковал разработанную им методику для людей с ограниченными возможностями. Эмили была одной из первых его пациентов. В ее книге, которую Меган прочла, как и Карли, немало строк было посвящено мужу, по признанию Эмили и поднявшему ее с инвалидного кресла.

Меган видела их интервью для газеты – не что иное, как реклама клиники Рори Махоуни, облаченная в красивый фантик трогательной истории любви. О нем она знала только понаслышке и несколько раз видела его с Эмили. Открытое симпатичное лицо, располагающая улыбка… При взгляде на него не возникает и мысли, чтобы он мог причинить боль жене, не говоря уже о том, чтобы убить. Однако чужие семьи могут хранить множество секретов…

Кому, как не Меган, знать, что самые близкие люди порой наносят самые глубокие раны.

***

Открывший дверь Рори Махоуни выглядел неважно. Глаза покраснели, темные круги говорили о ночи, проведенной без сна. Пшеничного цвета волосы растрепаны, на щеках – колкая щетина

– Мистер Махоуни? Детектив Броуди. – Меган показала значок. – Это детектив Лунд…

– Вы нашли ее? Нашли мою жену? – перебил ее Махоуни.

– Нашли. Нам очень жаль.

Некоторое время он просто оторопело смотрел на меня. Потом судорожным жестом закрыл рукой рот и обессилено прислонился к косяку.

– Как это случилось? – прошептал он так тихо, что Меган не сразу различила слова.

– Эмили нашли в парке рядом с вашим домом.

– Как? Ее… убили?

– Да.

В памяти всплыла зияющая рана в груди некогда привлекательной Эмили Роуз, оставленная ножом, которого они так и не нашли.

Махоуни резко развернулся и ушел вглубь квартиры. Переглянувшись, Меган с Гансом вошли следом. Хозяин нашелся в гостиной – дрожащими руками он налил воды из кувшина и залпом осушил стакан. Меган могла бы поспорить на что угодно – сейчас он предпочел бы что-нибудь покрепче. Дерганым жестом указал нам на диван, а сам принялся мерить шагами пространство комнаты.

– Что Эмили вообще делала в парке? – выдавил Махоуни.

– Может быть, решила прогуляться? – предположил Ганс.

Махоуни помотал головой.

– Она должна была встретиться с подругами…

– Когда вы в последний раз разговаривали с женой? – осведомилась Меган, доставая из кармана пустой мемокард.

Он покусал губу, припоминая.

– Днем мы не виделись. Я уехал на работу раньше, а Эмили в этот день в клинику не приходила – у нее намечалась какая-то встреча. С литагентом, по-моему. Часов в шесть мы созвонились. Я предупредил, что задержусь, она рассказала мне о своих планах. Разумеется, парк в них не фигурировал.

Меган коснулась мемокарда, и через мгновение на нем проступили сказанные Махоуни слова.

– Где вы были вчера вечером?

К счастью, он не стал закатывать истерику из серии и, заламывая руки, вопрошать: «Вы что, думаете, что я убил собственную жену?», а ответил предельно спокойно.

– В баре. Эмили – очень понимающая женщина… была… – Едкое, с острыми гранями, отдающее обреченностью и безнадегой, это слово далось ему нелегко. – Ей не слишком нравились мои друзья, а мне нравились далеко не все ее подруги. Поэтому мы решили так – субботу проводим так, как хочется каждому. Эмили с подругами или устраивают домашние посиделки, или идут в суши-бар. Мы с парнями отдыхаем отдельно. Так было и вчера.

– Вы пытались дозваться ее?

Рори Махоуни с усилием кивнул.

– Раза два в течение всего вечера. У меня нет привычки донимать жену вызовами, к тому же, я знал, где она и как проводит время. Точнее, думал, что знал. – Он помолчал. – Я вернулся домой уже ближе к часу ночи. Увидел, что Эмили нет. Начал вызывать ее. Она по-прежнему не откликалась, и тогда я всерьез забеспокоился. Послал зов Кэндис, одной из ее подруг. Кэндис сказала, что Эмили связывалась с ней, сообщила, что не придет – голова разболелась. Тогда я послал зов в Департамент, но, как я и ожидал, к моему заявлению там отнеслись прохладно. Я бы еще понял, если бы речь шла о молодой девушке, но Эмили-то – взрослая и неглупая женщина, и загуливать совсем не в ее…

– Мистер Махоуни, – вкрадчиво сказала Меган.

Он вздрогнул и перевел на нее растерянный взгляд.

– Да, простите. В общем, я решил найти ее сам. Прошелся по всему району, даже дошел до «Острикса», хотя подруги Эмили и утверждали, что она там не появлялась. Просто подумал – мало ли, может, что-то случилось в пути… Вот только в парк зайти я не догадался. Даже мысли такой не возникло.

– Назовите нам имена подруг вашей жены, – попросил Ганс.

Рори Махоуни послушно принялся диктовать. Меган понаблюдала, как старательно Ганс отпечатывает его слова на мемокарде, но мысли ее крутились вокруг рассказа мужа Эмили. Она ли связывалась с Кэндис? Или кто-то, хорошо знающий о планах Эмили, сделал это за нее, чтобы выиграть время?

Существовали чары, принадлежащие к школе иллюзии и способные снять с человека «слепок» – энергетический и физический отпечаток. Особые умельцы среди колдунов могли его «воспроизвести» – сделать фальшивую спектрографию или связать образ объекта чар с амулетом зова. Последнее сложнее, так как требовался не только слепок внешности, но и голоса, и даже, в случае долгой беседы, мимики и жестов.

Разумеется, подобные чары Трибуналом были запрещены. И если прибегли к ним… С большой долей вероятности, убийца Эмили – кто-то из ее близкого окружения.

Меган вгляделась в лицо Рори Махоуни, пытаясь считать его эмоции. Все как обычно – подавленность, опустошенность. Смог бы он убить жену? Были ли у него на то причины? В Кенгьюбери они слыли идеальной, крепкой парой, но кто знает, что происходило за закрытыми дверьми их дома?

– Мистер Махоуни, подумайте – кто мог желать вашей жене смерти?

– Никто, – категорично заявил он, едва позволив Меган договорить. – Нет, вы не понимаете – Эмили, она… Люди любят ее – и есть за что. Я никогда не встречал человека более чуткого и отзывчивого. Эмили каждый день вкалывает… вкалывала… со мной в клинике – и не ради денег… Она, увы, пока не приносит особого дохода.

– Разве книга Эмили не послужила вам своеобразной рекламой? – поинтересовалась Меган.

Ганс приподнял бровь, но она предпочла оставить его осуждающий взгляд без внимания. Меган не считала себя циником. Человеком практичным и прямолинейным – возможно. Кому-то это не нравилось… но она и не ставила своей целью нравиться всем.

– Можно сказать и так, – неохотно признался Махоуни. – Клиентов прибавилось, но вместе с ними прибавились и расходы. Пришлось в срочном порядке достраивать целое крыло, нанимать персонал.

Больше ничего путного из Рори Махоуни вытянуть не удалось. Он был готов с пеной у рта доказывать, что никто в здравом уме не пожелал бы смерти его жене. Усилием воли Меган сдержала готовую вырваться фразу: «Но ведь кто-то все-таки ее убил». Махоуни продолжал настаивать на неудачном ограблении – дескать, преступника могли спугнуть чьи-то голоса. Меган не стала его разубеждать.

– Значит, сейчас она в мире теней, – сказал он едва слышно. – Уверена, ей хватит решимости и упрямства, чтобы добраться до Юдоли Безмолвия2.

Он вновь наполнил стакан до краев, но пить не стал. Его пустой, невидящий взгляд был устремлен в стену.

– Мы вас оставим. Если что-то узнаем – непременно сообщим.

Меган развернулась, чтобы покинуть дом, но ее остановил голос Махоуни.

– Меган Броуди, верно? Эмили часто говорила о вас.

Ганс послал ей недоуменный взгляд. Она лишь пожала плечами. Хорошо, что в городе он совсем недавно.

– Не она одна, – бесстрастно сказала Меган.

И ушла.

– Ты тоже своего рода местная знаменитость? – с интересом спросил Ганс, когда за ними захлопнулась дверь.

Меган потратила достаточно времени, чтобы убедить людей в том, что все расспросы об ее личной жизни или о прошлом попросту бесполезны. «Какая-то она закрытая», «на своей волне» – самые мягкие из эпитетов, которые Меган слышала в свой адрес от коллег-женщин. Однако оно того стоило – расспрашивать ее перестали.

Ганс тоже перестанет… со временем.

– Нет, – ответила она.

И направилась вперед, чувствуя на себе взгляд стажера.

Глава шестая. Ник

Наверное, впервые агенты Департамента корили себя оттого, что не послушались подростка. Если бы слова Мелинды с самого начала приняли всерьез… кто знает, чем бы все закончилось. Ведь теперь ни для кого не осталось секретом, что в Колледже Килкенни творятся странные дела.

Понимал это и мэр. И он рвал и метал, вымещая злобу на Лиаме Робинсоне. Ведь все погибшие были той самой злополучной «элитой», и, по совместительству, друзьями Эрин Кеннеди. Богатые сынки и дочери из самых влиятельных семей Кенгьюбери. Будущие лидеры, воротилы бизнеса и депутаты…

С одной только поправкой – теперь их будущее было неразрывно связано с миром теней.

На этот раз неистовое желание оборвать свою жизнь не довело новых жертв потустороннего голоса до «стеклянного сердца» Кенгьюбери. Наверное, потому, что целая группа людей, с пустыми взглядами бредущая к многоэтажкам, обязательно привлекла бы внимание агентов. Или, вероятнее, ищеек Трибунала – людей с очень тонким восприятием, способных «унюхать» (точнее, почувствовать) выброс тэны даже на расстоянии.

Потому в ход пошел псевдоритуальный кинжал – выгравированные на нем символы были взяты кем-то из воздуха и никакую магическую силу в себе не несли. То ли странный подарок одному из подростков, то ли атрибут для костюмированного представления, то ли часть извечной игры немагической молодежи – олицетворение их желания приобщиться к колдовскому миру.

Кинжалом были заколоты все пятеро, включая девушек, которые вместе с Эрин помешали его разговору с Клио, и женственного парня. Еще двое парней, если верить опрошенным ученикам Колледжа Килкенни, с переменным успехом боролись за внимание Эрин. Ее смерть потрясла их… но все же не до такой степени, чтобы наложить на себя руки во время одной из вечеринок в роскошном загородном доме.

Остальные присутствующие на вечеринке почти не пострадали. Почти. Одна из опрошенных рассказала, что в какой-то момент в доме воцарилась тишина. И тогда-то началось безумие…

Как это заведено у молодежи, они чуть ли не дрались за право включить свою собственную музыку. Потому через каждые несколько композиций в мемофон (еще одно популярное ныне устройство, что-то вроде многократно увеличенного плеера) вставлялся новый мемокуб с очередной подборкой популярных и не очень мелодий.

Опрошенная Ником свидетельница, Анна, даже вспомнила, что мемокуб принадлежал Джону – сыну хозяина дома и одному из двух кандидатов на сердце Эрин Кеннеди. Заиграла бодрая музыка, но очень скоро оборвалась. В наступившей тишине Анна с ужасом наблюдала, как Джон спускается вниз с той самой пародией на ритуальный кинжал. Помешать ему совершить самоубийство никто не успел – к тому моменту всех участников вечеринки, что называется, «накрыло».

Почти всех.

Будущие погибшие стояли со стеклянными взглядами, пока остальные хрипели, задыхались и пытались встать или отмахнуться от ввинчивающихся в мозг голосов мертвых. Они словно… ждали своей очереди. Джон рухнул на пол, выронив окровавленный кинжал, и его подобрала Элоиз. За ней последовали остальные.

И только потом кто-то весьма сообразительный смог сложить два и два и вырубить мемофон. Одна тишина сменилась другой, ничьей жизни не угрожающей.

«Разберись с этим», – звучал в голове Ника резкий, словно плеть, голос Лиама. Вот он и пытался.

Криминалист прямо на месте заключил мемокуб в непроницаемый для чар вакуум, поместил его в мемофон и осторожно включил. Ник знал, что ничего ровным счетом они не услышат. Так и произошло. И, как и в прошлый раз, мемофон окружала плотная гуща тэны. Казалось, мемокуб внутри стильной стальной коробки только из нее и состоял.

Ник велел Алану опросить остальных участников вечеринки, а сам отправился к МакМурри. В этот раз он уже не повторял совершенной ошибки, и защитный вакуум (который тоже по своей сути являлся чарами – рассветными и стихийными) не развеивал. Так будет… безопаснее. Но не повредит ли это чарам, которые заключены в самом мемокубе?

Проверить это можно было лишь опытным путем.

МакМурри при виде него заметно оживился.

– Новое убийство?

– Не имею права разглашать, – отрезал Ник.

Спиритуалист махнул рукой.

– Все равно из газет узнаю.

Ник вздохнул и протянул ему купленный по дороге дешевый плеер с уже вставленным в него мемокардом.

– Ну что, попытаем удачи еще раз?

МакМурри серьезно кивнул. Памятуя о прошлом, Ник опустился в кресло. Поерзав, принял удобное положение. Вот бы только не оказаться на полу… Спиритуалист, стрельнув в него взглядом, сел напротив. Прошептал заклинание, разрывая завесу.

И включил плеер.

Голоса мертвых в этот раз были куда тише, приглушеннее. Но они все же были. Лишнее подтверждение тому, что пятерку из Колледжа Килкенни убили те же самые чары, что и Эрин. А вот насчет смерти Кейт Тэннер у Ника имелись определенные сомнения… Чтобы окончательно развеять их, ему требовался один разговор.

– Скажите, что вы слышите, – вполголоса попросил он.

– Какая-то песня… М-м-м, дело не в ней – не чувствую от нее той энергии.

– Энергии смерти?

– Да. Вроде того. Подождите. Ее почти сразу сменила другая. Судя по резкому переходу, ее записали поверх предыдущей. Да, это она.

Ник нетерпеливо подался вперед.

– Что? Что вы слышите?

– Тот же голос. Девичий. Такой… не слишком звонкий и не слишком уверенный. Она не певица, это точно. Я имею в виду…

– Не профессиональная певица.

– Да. Но поет с душой, очень… проникновенно.

Ник подавил раздраженный вздох. Не то чтобы он страдал жаждой контролировать все и вся, но слышать о песне, несомненно важной для дела, из чужих уст – почти то же, что использовать вместо самой улики ее спектрографию.

И тут МакМурри запел.

Пел он тоже не слишком профессионально, но голос у него все же имелся. Но Ник, глядя на спиритуалиста во все глаза, вслушивался не в мягкий тембр, а в слова.

Вы затыкаете пальцами уши, вы торопливо идете мимо.

А где-то плачет одна сирена – тоскливо, горько, неудержимо.

Она взывает к сердцам прохожих, но на нее не обращают внимания.

Голос звучит потерянно, одиноко, а сердце плачет от понимания:

Ее печаль не развеет ветер, ее тоска в вине не растворится,

А те, кто за ее беды в ответе, не за богов, а за дьяволов будут молиться.

Вы торопливо идете мимо. Вы затыкаете пальцами уши.

А где-то плачет одна сирена – никто не хочет ее слушать.

Наивные, даже немного неловкие юношеские стихи – Ник и сам писал такие когда-то. Ритм порой хромает, хотя мелодия это сглаживает. Но в самих словах чувствовалась такая тоска…

Тоска и одиночество.

Не эти ли чувства с головой накрывали учеников Колледжа Килкенни, завладевая их разумом и заставляя бросаться с крыши или вонзать в себя кинжал?

Как и в прошлый раз, Ник заплатил МакМурри. Не только за саму работу, но и за гарантию того, что спиритуалист будет продолжать молчать о своем взаимовыгодном сотрудничестве с младшим инспектором Департамента полиции. Платил Ник, разумеется, из своего кармана, но против ничего не имел. Куда больше пустых банковских счетов его нервировали неразгаданные тайны.

Выйдя из офиса МакМурри, Ник сжал амулет зова. Спустя несколько мгновений на противоположной стене коридора отразилось нежное личико Клио. Они условились встретиться в кафе, в котором часто бывали подростками. Там до сих пор подавали вкуснейшую пиццу во всем Кенгьюбери.

Ник пришел в кафе первым и успел даже сделать заказ – вкусы Клио он, конечно, прекрасно помнил. Жаль только, что они давно не встречались без повода, просто чтобы поболтать. Ведь и сегодня на встречу с ней Ника привело дело.

Хлопнула стеклянная дверь, зазвенели колокольчики «музыки ветра», и появилась Клио, озаряя пространство кафе своей лучезарной улыбкой.

– Пицца! – обрадовалась она, непосредственная, словно ребенок.

Какое-то время они просто жевали, прерываясь разве что на безобидные городские новости вроде постройки нового парка неподалеку от дома Клио. Но когда от пиццы осталась лишь пара кусочков (преимущественно стараниями Ника), пришло время разговора посерьезнее.

– Тебе удалось выяснить что-то о Мелинде? – осторожно спросил он.

Клио разом помрачнела. Помолчала, комкая салфетку.

– Что такое?

– Я просто хочу быть уверена, что то, что я скажу, ей не навредит.

Ник откинулся на спинку кожаного дивана. Если вспомнить род его деятельности (и юный возраст Мелинды), нетрудно понять, что именно беспокоило Клио.

– Разве я когда-то вредил людям из прихоти? – мягко спросил он. – Разве доносил Трибуналу на безобидные полуночные забавы?

«Если они, конечно, оставались безобидными».

Клио перестала комкать салфетку. Глаза цвета морской волны удивленно расширились.

– Как ты догадался?

Ник пожал плечами.

– Подростки. Охотятся за чарами из древнейших гримуаров, которые на поверку оказываются дешевыми пустышками. Выпытывают у цеури мудреные чары, приходят ночами на кладбище, пытаются вызвать демонов из самых глубин мира теней… Ты даже не представляешь, как много таких случаев попадается в практике агентов. – Он выдержал паузу, дожидаясь, когда официантка с готовым заказом пройдет к другому столику. – Регламент предписывает докладывать нам о каждом таком нарушении.

– Но ты этого не делаешь, – тихо сказала Клио. – Нет, я знала, что ты…

– Бунтарь и очаровательный «плохой парень»? – подмигнул Ник.

Клио рассмеялась.

– Я хотела сказать «человек широких взглядов». Даже несмотря на то, что… агент. Но я думала, что это касается только меня и Морри. – Ее щеки порозовели от смущения. – Я была очень самонадеянна.

– Вас двоих моя… м-м-м… широта взглядов касается в первую очередь. Но да, были – и есть – и другие.

Клио выдохнула, даже не скрывая своего облегчения.

– Мелинда… Мне кажется, она практикует не просто какие-то глупые чары, отданные цеури лишь затем, чтобы что-то получить взамен. Она всерьез этим увлечена, но… Я уверена, она не делала ничего плохого.

Ник чуть склонил голову набок. «Прости, Клио, но делать выводы придется мне».

– У меня не сразу, конечно, получилось ее разговорить. Да и вообще хоть какой-то контакт с ней наладить. В тот же день после нашей беседы я подошла к Мелинде, сказала, что сожалею о смерти Кейт. Потом мы несколько раз пересекались в столовой. Кивали друг другу. И в какой-то из дней она подсела ко мне. – Клио вздохнула. – Я думаю, ей до безумия одиноко.

Одним резким движением она смяла несчастную салфетку в ладони.

– В общем, мы условились сходить погулять. Мелинде нужно было выговориться. И, начав, остановиться она уже не могла. Все вспоминала о Кейт – о том, как они познакомились, как подружились. Я больше молчала – я плохо ее знала. На следующий день Мелинда пригласила меня в гости. Ее родители до сих пор не вернулись из командировки. Как я поняла, они постоянно в разъездах, и в огромном доме в Лавандовой Долине Мелинда жила одна. Если не считать приходящей прислуги.

Клио покачала головой. В этом простом жесте Ник увидел многое. И немой упрек в сторону родителей Мелинды, не пожелавших вернуться из командировки пораньше, чтобы утешить дочь, которая потеряла близкую – и, судя по всему, единственную – подругу. И сострадание к самой Мелинде. И даже, может, давнее, в очередной раз подтвердившееся осознание: красивая жизнь в самом престижном районе Кенгьюбери, не гарантирует счастья и гармонии в собственной душе.

– Потому Мелинда оказалась так рада нашему общению.

– И все же она быстро тебе доверилась, – заметил Ник.

Клио издала горький смешок.

– Я думаю, в этом мне очень помогли слухи о семье Блэр. Мелинда увидела во мне, ни много ни мало, родственную душу. Полуночную ведьму.

– Ты не сказала ей, что отказалась от магии еще в детстве и инициацию так и не прошла?

– Нет. Не стала. Ее бы это отпугнуло. Мелинда решила бы, что я чураюсь полуночной магии, боюсь ее или и вовсе считаю грязной, недостойной. Я лишь сказала, что нашла себя в учебе и медицине и решила сосредоточиться на карьере врача.

– Ты сумела понять, каковы границы ее сил? Какими именно ритуалами она занимается?

Клио коротко взглянула на него.

– По большей части, связанными с мертвыми. Не с демонами – с душами, что бродят по миру теней.

Ник вскинул бровь. Надо же. Что-то слишком часто в последнее время судьба сводит его со спиритуалистами.

– Больше я ничего не знаю. – Клио сжала в линию тонкие губы. – Я не захотела расспрашивать, словно Мелинда на допросе, а я…

– Полицейский агент? – улыбнулся Ник. – Все в порядке. И спасибо, что сказала.

Клио с явным облегчением откинулась на кожаный диван. Несколько мгновений изучала лицо друга детства.

– Ты уже выяснил, кто убил Кейт, Эрин и… остальных?

Ее голос на мгновение дрогнул. Можно только представить, какой переполох в Колледже Килкенни вызвала смерть сразу семерых учеников… за месяц. И как близко восприняла к сердцу происходящее чуткая Клио. И все же такта ей не занимать – она и не пыталась воспользоваться их старой дружбой и не донимала Ника вопросами после каждой из смертей.

– Кажется, да. Есть, правда, кое-что, что мне непонятно… Чтобы все прояснить, мне нужно еще раз поговорить с Мелиндой. – Глаза Ника вспыхнули. – Но сначала я доем пиццу.

Через полчаса он уже стоял у кованого забора одного из домов Лавандовой Долины. Что дало району такое название, гадать не приходилось, достаточно было оглядеться по сторонам. По древней традиции, уходящей корнями в семнадцатый век, перед многими домами здесь были разбиты лавандовые газоны – нежные сине-фиолетовые ковры вместо привычных изумрудных.

С удовольствием вдыхая пряно-терпкий аромат, Ник терпеливо дожидался, когда ему откроют. Встретила его сама Мелинда – судя по всему, ее родители домой до сих пор не вернулись. Учебное время давно закончилось, но она все еще была в школьной форме. Теперь ясно, отчего та выглядела настолько помятой.

Круги (скорей, темные провалы) под глазами Мелинды можно было заметить на расстоянии в несколько шагов. Покрасневшие глаза при виде Ника расширились.

– Мистер…

– Куинн, – подсказал он. – Мелинда, вы не против поговорить?

– По поводу смерти Джона и…

– Да. Но по большей части, по поводу смерти вашей подруги Кейт.

Мелинда сглотнула. Мимолетное движение гортани под тонкой кожей сказало ему о многом.

– Что… Что вы хотите мне сказать?

– То, что вы уже, судя по всему, уже и так знаете. То, что Эрин и ее друзей убила Кейт Тэннер.

Глава седьмая. Ник

Лицо Мелинды побелело до серости.

– Кейт мертва.

– Верно. Как верно и то, что со смертью жизнь не заканчивается. Кому, как не вам, это знать?

Она отшатнулась, в подсознательном защитном жесте прижимая руку к груди.

– О чем вы?..

– Пожалуйста, Мелинда, – устало попросил Ник. – Я не собираюсь доносить на вас Трибуналу. Я верю, что в случившемся нет вашей вины. Мне просто нужно понять… и удостовериться, что в Колледже Килкенни больше не будет смертей.

Мелинда медленно опустила руку. Мотнула головой, растрепав и без того неряшливую прическу.

– Нет. Все закончилось. Я вам это обещаю.

– Потому что все обидчики Кейт мертвы?

Она коротко всхлипнула и тут же замолчала. Сгорбила плечи под невидимым грузом, который мешал ей дышать последние несколько недель.

– Идемте в дом, – обессилено сказала она.

Там, внутри, среди натертых до блеска полов царила тишина. И одиночество. Мелинда провела Ника в гостиную. Он сел на белоснежный кожаный диван. Она же замерла у окна, невидяще глядя на Лавандовую Долину.

– Как вы узнали? – тихо спросила Мелинда.

– Смерть Кейт выбивалась из общей картины. При ней не было плеера с мемокубом, «заряженного» полуночными чарами, а значит, и причина ее смерти была иной. Об остальном догадаться несложно. Кейт писала пронзительные стихи, и именно их, наложенных на мелодию, я и услышал через призму мира теней.

Мелинда в изумлении развернулась к нему.

– Вы слышали ее песню?

– Не совсем. Но мне известны ее слова. В них очень много тоски.

– Тоски, – повторила она, словно зачарованная. – И правды.

– Я не знаю всех деталей, не знаю, как именно работают эти чары… Однако очевидно, что без помощи извне Кейт было не обойтись. Я только не могу понять, как все случилось. Вы точно не могли планировать все это с самого начала, иначе вы бы не пришли в Департамент. Не стали бы привлекать наше внимание к Колледжу Килкенни.

– Я ничего не планировала, – устало сказала Мелинда. – И да, я ошиблась. В том, что касалось Кейт. Ее травили, но никто ее не убивал. Она сама… Она просто сдалась. Сломалась.

Мелинда резко, прерывисто вздохнула. Шагнув к столу, дрожащей рукой налила в стакан воды из прозрачного кувшина, в котором плавали лимонные дольки. Первые секунды, когда она пила, зубы ее стучали о край стакана, но затем ей все же удалось овладеть собой. На стеклянную столешницу Мелинда поставила уже пустой стакан.

– Все эти возвышенные, мотивирующие речи о том, что ничто нас не сломит… Это такая чушь. У каждого есть предел. Какая-то грань, за которой не остается ничего, кроме желания, чтобы весь окружающий мир оставил тебя в покое. – Она говорила глухо, отрешенно. – Я не знаю, какая именно мысль была в голове Кейт, когда она поднималась на эту проклятую крышу. Возможно, она думала, что так будет лучше. Что ее матери будет проще вырастить одну дочь, чем две. А может, поняла, что так будет всегда. Что всегда будут люди, готовые – и способные – ее использовать. Поняла, что это мир был, есть и всегда будет полон несправедливости. Полон людей, которые добиваются своего нечестными путями, остальных оставляя на обочине. А может, все куда проще, и Кейт просто устала. Я не знаю!

От слова к слову ее голос все нарастал, становясь резче и звонче. И к концу почти превратился в крик.

– Вы злитесь на нее, – мягко заметил Ник.

Мелинда вскинула на него заблестевшие глаза.

– Злюсь. За то, что оставила меня и Касси. Но одновременно с этим… Я ее понимаю.

Ник помолчал, глядя на нее.

– Кейт задирали в школе, верно?

– О, задирали – неверное слово. Эрин и ее компашка возненавидели Кейт, как только она перешла в нашу школу. Они не могли понять своими куриными мозгами, как Кейт в свои юные годы может быть так умна. Как их может обходить девушка в дешевой одежде, которая не может позволить себе даже купить сумку взамен порванной, вырванной из ее рук, и неделями ходит с простым пакетом из местного супермаркета.

Мелинда шумно выдохнула, словно выпуская наружу свою ярость.

– Именно появление Кейт в Килкенни позволило мне… прозреть, что ли. – Она стрельнула в Ника виноватым, как ему показалось, взглядом. – Мы с Эрин когда-то дружили. До всей ее озабоченности дорогими шмотками и правильными людьми рядом. До увлечения этой дурацкой фэйской пыльцой, на которую она в свое время пыталась подсадить и меня.

Ник вскинул бровь. Наркотики в столь престижной школе? Впрочем, стоило ли удивляться? Стоила так называемая фэйская пыльца (особенно качественная) умопомрачительно дорого и даровала потрясающей яркие видения, цветные, детальные фантазии… буквально ожившие мечты.

Интересно, о чем же мечтали такие, как Эрин?

– Когда Кейт начали травить, я поняла, что устала от них всех. Сначала пыталась убедить Эрин отстать от Кейт. Когда этого не случилось… В какой-то из дней я не выдержала, подошла к Кейт и попросила у нее прощения. Я же все-таки была в их компании. Она улыбнулась, сказала, что все понимает. Хотя понимать там, мистер Куинн, было нечего. И на ее месте я бы прощать не стала.

Наверное, Мелинда и сама не осознавала, что ее руки сжались в кулаки.

– В общем, мы подружились. – Она помолчала. – Я бы не стала в этом сознаваться, но рано или поздно мне все равно придется вам об этом рассказать. Я… Мы с Кейт обе увлекались темой смерти.

– Как готы? – предположил Ник.

Только для того, чтобы расслабить ее, напрягшуюся словно пружину. Благодаря Клио, ответ он знал. Вот только даже предположить не мог, что с полуночной магией окажется связана не только Мелинда, но и тихая, незлобивая умница Кейт.

Расчет удался. Мелинда хмыкнула и медленно, очень медленно разжала кулаки.

– Мы увлекались миром теней. Простые чары, конечно, никаких вызовов демонов или какой-нибудь чуши в этом роде. И никаких жертвенных ритуалов – и мне, и Кейт была ненавистна мысль причинить кому-то боль. Даже… животному.

Она снова резко замолчала и отвела взгляд.

«Судя по последним событиям, мировоззрение Кейт несколько… изменилось».

– Она верила в перерождение, в множественность жизней, – тихо сказала Мелинда. – Это несвойственно ирландцам, знаю, но… Кейт не привыкать идти против большинства. И все-таки мне кажется, эта мысль так захватила ее… от отчаяния. Что было хорошего в этой ее жизни? Ее отец умер, и она так от этого и не оправилась. Помню, она смеялась, называла себя «папиной дочкой», а в глазах такая тоска… Она очень его любила. После его смерти они погрязли в нищете. Ее мать – администратор какой-то гостиницы. Устроиться на вторую работу она не могла, да и с первой не все было гладко – Касси часто болела, нужно было или сидеть с ней или возить ее по врачам. Звучит цинично, но… вся надежда семьи была на мозги Кейт. На ее карьеру.

Ник медленно кивнул. Он был последним человеком, который обвинит юную девушку, доведенную до самоубийства. И все же выходило так, что после смерти мужа и старшей дочери мать Кейт попросту лишилась шанса на нормальную жизнь, в которой ей не придется сводить концы с концами. Покоя и шанса на счастье она лишилась тоже.

Столь глубокие раны никогда не заживут.

– Думаю, Кейт надеялась, что в другой жизни все будет иначе. Я со смехом говорила ей: «Я же в этой». Она улыбалась, но я чувствовала – эта мысль ее не оставляла. – Мелинда повернула голову и сказала с жаром: – Не думайте, что она так легко сдалась. Кейт пыталась изменить эту жизнь. Хотела вытащить семью из бедности. Но потом… Потом она просто устала бороться. Даже стальные вещи ломаются, что уж говорить про хрупких людей.

Ник кивнул. Усталость металла…

Эта тишина длилась целую вечность, но он не торопил Мелинду. Наконец она отошла от окна и села на диван напротив него.

– Странно, наверное, но в каком-то смысле именно смерть отца Кейт так сильно сблизила нас. То есть… здорово, конечно, вместе смотреть старые фильмы, читать журналы, болтать о планах на будущее и просто… болтать. Но когда вы делите на двоих один секрет, когда вы вместе практикуете полуночные, запрещенные чары… это сближает. Я на тот момент уже увлекалась спиритуализмом. Общалась с бабушкой… Я очень ее любила. Часто общаться не выходило – каждый такой ритуал выпивал из меня кучу сил.

Ник не переставал удивляться тому, как открыто Мелинда об этом говорила. Она ведь не могла не знать, что Трибунал наказывает за простейшие полуночные чары. А перед ней, ни много ни мало, сидел инспектор Департамента. Или деньги и статус семьи и в ней порождали ощущение безнаказанности?

– Разумеется, я предложила Кейт отыскать в мире теней ее отца. Вот только у нас долго ничего не получалось.

Ник кивнул.

– Узы крови помогали вам дотянуться до бабушки. С другим человеком, с чужими узами, так уже не получалось.

В глазах Мелинды промелькнуло удивление.

– Вы знаете о полуночной магии?

– Нередко сталкиваюсь с ней во время расследований, – уклончиво сказал Ник.

Разумеется, он не собирался рассказывать ей, как часто присутствовал при ритуалах Морриган.

Мелинда с явным подозрением сощурилась, но ничего не сказала. Потянулась за водой, но поставила наполненный стакан, не сделав и глотка. И только потом продолжила.

– В общем, в какой-то момент я сдалась. Подумала, что ничего не выйдет, ведь Кейт, в отличие от меня, не обладала склонностью к полуночной магии. Все, что у нее было – жгучий интерес, желание заглянуть за Вуаль. Но это же Кейт. Она никогда не опускает руки. Она перерыла кучу информации от цеури, прочитала несколько книг, которые я купила. Для Кейт – чтобы она смогла связаться с отцом, по которому безумно скучала. И для себя – чтобы найти способ чаще видеть бабушку, лучше слышать ее голос, дольше разговаривать с ней… И весь следующий день не чувствовать себя так, словно меня перемалывало в огромной мясорубке. Книги по магии – единственный подарок от меня, который Кейт приняла за всю нашу дружбу. Только потому, что это было нужно нам обеим.

На губах Мелинды застыла печальная улыбка. Она чуть тряхнула головой, усилием воли возвращая себя в настоящее.

– Ей удалось найти ритуал, который связал наши души. Что-то наподобие фальшивых кровных уз. Мы еще смеялись, что теперь стали сестричками…

Мелинда порывисто подалась вперед и впилась в стакан обеими руками. И снова ее зубы на мгновение клацнули о стекло. Ник терпеливо ждал. Осматривал картины на стенах, не желая еще больше нервировать ее прямым, выжидающим взглядом. Абстрактные картины – яркая, геометрическая мазня. Он никогда не понимал такое «искусство». Клио посмеивалась над ним и называла… нет, не невеждой. Романтиком.

Зря он, конечно, как-то признался ей, что ему нравится романтизм – картины наподобие «Души розы» или «Странника над морем тумана».

– Я смогла открыть для Кейт мир теней. Смогла даже найти ее отца… Вернее, его отголосок, образ.

– Тень.

Тенями, и давшими название потустороннему, пропитанному полуночной магией миру, становились души, которые слишком долго пробыли по ту сторону Вуали. И вместе с воспоминаниями об оставленной жизни почти – или полностью – потеряли самих себя.

– Да. Создать с ним устойчивую связь не удалось, но Кейт была рада хотя бы услышать его голос. Она расплакалась и сказала, что отпускает его. Сказала, чтобы он уходил – в свою следующую и несомненно прекрасную жизнь.

Ник знал то, о чем Мелинда, судя по горечи в ее голосе, догадывалась – никакой другой жизни у отца Кейт уже не будет. Раз Дану, богиня-мать, не забрала его сразу после смерти в свои чертоги, то уже не заберет. Мир теней – все, что ему осталось.

– Мелинда, мне важно понять, как отношения между Эрин и Кейт пришли к столь плачевному финалу. Расскажите, что произошло между ними.

Она медленно кивнула.

– Конечно, Эрин не простила мне дружбу с Кейт. Она и ее свита какое-то время проходу нам не давали. Особенно, конечно, Кейт. Потом в какой-то момент Эрин… нет, не смирилась – просто переключилась на другие дела. И до начала нового учебного года мы с ней – что Кейт, что я – толком не пересекались. А потом… Потом все изменилось.

Мелинда снова отвернулась к окну, хотя с места и не вставала. Казалось, ей проще говорить, не глядя на Ника. Вовсе не видя его.

– Ни Эрин, ни ее дружки, ни подруги нас не трогали. Вообще. Им словно, знаете, дали команду. А потом в школе ко мне подошла Эрин. Одна, без своей «свиты». Долго мялась, говорила какую-то ерунду… Ей это вообще не свойственно. Обычно она очень уверена в себе. Я спросила ее, что случилось – ее словно что-то тревожило. Эрин призналась, что ее родители на грани развода, и она боится, что их семья в любой момент может разрушиться. И она не хочет больше терять по-настоящему близких ей людей, а те, кто рядом с ней – просто… просто…

Рука, с силой царапнув ногу, на которой прежде покоилась, снова сжалась в кулак. Мелинде словно не хватало воздуха.

Ник порывисто поднялся, но она подняла палец, останавливая его. Прикрыла глаза и сидела так какое-то время, выравнивая дыхание.

– Все в порядке, – наконец выдавила она. – Я… в порядке.

У Ника на этот счет имелись некоторые сомнения, но он все же послушно сел обратно. Когда Мелинда заговорила снова, голос ее звучал ровно и даже бесстрастно. Казалось, вспышка эмоций опустошила ее, выжгла их, оставив душу пустой и полой.

– Эрин сокрушалась, что те, кто ее окружают, рядом с ней только из-за денег ее отца, из-за ее дорогих подарков и популярности. И если она этого лишится, и они уйдут. Сказала, что вдруг поняла: если в их семье случится трагедия, рядом не будет никого, чтобы их поддержать. Потому что ее «свита» с ней в радости – вечеринках, тусовках, сборищах, на которых они вместе употребляют пыльцу… Но не в радости. И… – Мелинда шумно выдохнула. – Она хочет вернуть единственную подругу, которая всегда была искренней. Хочет вернуть нашу дружбу. Я подумала: что в этом плохого? Подумала, может, Эрин и правда изменил разлад в семье? Ведь все же взрослеют, правда?

«Боюсь, что не все».

– Теперь-то я понимаю, что она просто хотела втереться ко мне в доверие. И я… Я никогда себе не прощу, что повелась на всю эту чушь. Потому что и я отчасти виновата в смерти Кейт… – выпалила Мелинда. – Та вечеринка… именно она запустила всю цепочку событий.

Ник вынул из кармана пустой лист мемокарда, готовясь запечатлеть сказанное.

– Эрин сказала мне брать с собой и Кейт… если захочу. Конечно, я захотела. Я видела в этом шанс для нас троих зарыть топор войны, оставить в покое прошлое и начать все с чистого листа. – Мелинда покачала головой. – До сих пор не понимаю, как я могла быть такой наивной… Саму вечеринку я помню обрывками. Хотя я выпила всего один стакан какого-то пойла, который Джастин разрекламировал как нереально модный коктейль.

– От одного, даже самого «забористого», коктейля провалов в памяти быть не должно, – заметил Ник. – Могло ли быть так, что вам что-то подмешали?

Мелинда остановила на нем взгляд.

– Не просто «могло». Так и было. Потому что Кейт было еще хуже. Я… обошлась малой кровью. Последнее, что я помню, как Эрин издевательски хохотала, обнимаясь с Сиршей и Мэри. Говорила, что подруг лучше них просто не найти. Так она давала мне понять, что наврала. Что никакую дружбу со мной возвращать она не собиралась. А уже в следующее мгновение кто-то столкнул меня в бассейн. Эрин и ее свита превратили мой позор в целое шоу – понаделали спектрографий и раздавали потом, как открытки, в школе.

Вот тебе и бывшая подруга… Впрочем, и Эрин, и Сирша, и Мэри за свои действия поплатились сполна. К этому моменту все трое были мертвы… в отличие от Мелинды.

– Кейт на той вечеринке не повезло куда больше. Именно она – не я – была целью Эрин. Я не знаю, как именно это произошло. Мы… разделились. Когда я вылезла из бассейна, Кейт рядом не было. Меня потянули на танцпол, а я цеплялась к людям, глупо хихикала и просила полотенце. Так… говорят. Этого я уже не вспомнила. Потом я заснула на диване и проснулась только под утро, когда Эрин выгоняла всех из своего дома. Я не сказала, наверное. Вечеринка была у нее.

Ник кивнул, на всякий случай помечая в мемокарде и это.

– Я нашла Кейт в одной из спален. Когда я увидела, что на ней нет одежды… – Мелинда выдохнула, комкая край и без того мятой юбки. – Я поняла, что случилось что-то плохое… очень плохое. Налетела на Эрин чуть ли не с кулаками. Разумеется, объяснять мне она ничего не стала. Улыбнулась – знаете, как довольная, сытая кошка. И просто выставила нас обеих за дверь. Я заканчивала одевать Кейт уже на улице. Она еле стояла на ногах. Но я знала, чувствовала, что на этом все не закончится. Так и оказалось.

– Кто-то сделал и спектрографии Кейт? – предположил Ник.

Мелинда с усилием кивнула.

– Этот снимок… чудовищный. Отвратительный. Кейт запечатлели обнаженной, рядом с двумя воздыхателями Эрин – Джоном и Джастином. На ее лице такая глупая улыбка и такой… отсутствующий взгляд, что сразу понятно – она под дозой. Уверена, снимок сделала Эрин. Не удивлюсь, если до него именно она была на месте Кейт. Все в школе знали, что она развлекается с двумя парнями. Мне нет… не было дела до ее личной жизни. Но вы должны знать: ее отец – не последний человек в Кенгьюбери… и даже Ирландии. Он вот уже несколько лет метит в Эряхтас3. Ей прочили такое же светлое будущее…

– Но у нее на будущее были свои планы.

Мелинда кивнула.

– Отец, конечно, пытался бороться с ее образом жизни, но Эрин на его попытки вразумить ее было все равно.

– Что ж, она не первая представительница «золотой молодежи», которая идет против воли родителей. Но как это связано с вечеринкой и спектрографиями Кейт?

– Да потому что Эрин шантажировала ее, – выпалила Мелинда.

Глава восьмая. Ник

– Тот проклятый снимок… Эрин говорила, что покажет спектрографию всем. Мать Кейт, если бы узнала, забрала бы ее из школы… Или директор выгнал бы оттуда. Такие снимки – удар по репутации Килкенни. А уйти из школы – значило потерять все, чего Кейт добивалась несколько лет.

Ник нахмурился.

– Шантаж подразумевает некое требование. Так чего же хотела Эрин?

– Как я поняла, к тому моменту ее отношения с отцом совсем разладились. Он угрожал лишить ее денег. Сказал, что вместо поездки в Швейцарию зимой оставит ее дома – учиться. Я знаю это из разговора самой Эрин с Кейт, – объяснила Мелинда. – Кейт рассказывала, что Эрин тогда была ужасно зла. В общем… Она хотела «замолить грехи» перед отцом. И для этого ей нужна была победа в правительственном конкурсе эссе. Не смотрите так. Это престижный конкурс для старшеклассников. Любое занятое в нем место учитывается при поступлении в институт. В Ирландии, естественно. Даже попасть в десятку там дорогого стоит. Там очень жесткий отбор. В этом году нужно было написать эссе о влиянии магии на культуру и ценности общества.

– И Кейт нужно было написать эссе за Эрин, – догадался Ник.

– И не участвовать при этом самой, да. – Лицо Мелинды потемнело. – Когда Кейт говорила мне это… У нее чуть не началась истерика. Для нее этот конкурс – шанс всей жизни, для Эрин – просто возможность выслужиться перед отцом. Убедить его в том, что она умница и дальше продолжать закидываться фэйской пыльцой вместе с друзьями.

– Кейт написала эссе?

– А у нее был выбор? – парировала Мелинда. Плечи ее устало опустились. – Конечно. Правда, я уверена, что с этим эссе она не победила.

– Почему? – заинтересовался Ник.

– Это эссе было слишком… революционным. Провокационным. Называйте как хотите. Кейт написала о том, что полуночную магию не стоит демонизировать. Что Трибунал многое упускает, не используя ее.

«В этом ты, Мелинда, ошибаешься, – мрачно подумал Ник. – Использует, и еще как. Просто не может делать это открыто. Любая огласка повредит репутации ордена, когда-то созданного, чтобы усмирять полуночных колдунов»

Кейт же права в том, что связь с миром теней дарует людям невероятные возможности. Этого-то Трибунал и боится.

– Эрин раскритиковала эссе, – меж тем продолжала Мелинда. – А потом и вовсе разорвала его на мелкие клочки.

– Ах да, Кейт же писала на бумаге, – улыбнулся Ник.

– Да. Не только стихи, но и все остальное. Все, кроме конспектов. – Мелинда наморщила нос. – Учителя говорят, бумага сильно тормозит конспектирование. В общем, Эрин заставила Кейт написать другое эссе. Я… сохранила его. Хотела как-нибудь отдать цеури, чтобы оно осталось в сознании людей с именем его истинного автора. А потом передумала.

– Почему?

– В этом эссе не было Кейт. Не потому что там стоит имя Эрин… Просто почитайте и, думаю, вы поймете.

Мелинда ушла в свою комнату и вернулась парой минут спустя, держа в руках заполненный мемокард. Читая, Ник действительно понимал, о чем она говорила. Все эссе было написано этаким елейно-возвышенным тоном и пропитано гордостью за родную страну. Разумеется, в этом варианте не было и слова о полуночной магии. Воспевалась лишь рассветная магия, сила богини-матери Дану.

Кейт и впрямь была талантлива. Не зная правды, Ник мог решить, что в своем эссе она выплеснула собственные чувства.

– Разумеется, с таким эссе Эрин выиграла конкурс, – выплюнула Мелинда. Рухнула на диван. – Кейт была раздавлена. Шанс, которого она ждала несколько лет, просто вырвали из ее рук. Но на этом ничего не закончилось. После того, как Эрин получила награду, засветилась на федеральном канале и закатила грандиозную вечеринку, она снова пришла к Кейт. Сказала, что уничтожит спектрографии… Но только после того, как Кейт сделает для нее «еще одно маленькое одолжение».

1 Коддл (ирл. Cadal (Cadal Bhaile Átha Cliath)) – традиционное ирландское блюдо из сосисок, бекона, картофеля и лука. По старой традиции коддл иногда готовят с ячменем, морковью и репой.
2 Юдоль Безмолвия – глубинный план мира теней, где души ждет покой.
3 Эряхтас – Парламент Ирландии
Продолжить чтение