Восходящей луны гора

Что за прелесть эти сказки…

В наше время разочаровались в человеке, точнее, перестали ему доверять. Человек в наши дни звучит не столько гордо, сколько вопросительно.

"… что есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь его?" (Псалтирь 8, ст. 5).

В такие дни очень нужны сказки. Они возвращают нас в в детство. А детство – это исток жизни живой всякого человека.

Наверное, не сыскать такого литератора, кто не повторял бы вслед за Пушкиным восторженное восклицание. И всякий из них в глубине души непременно пожелал бы написать много-много сказок.

Однако, хороших сказочников мало.

Сказки писать трудно.

И всё-таки хорошие сказочники встречаются. Их надо ценить, любить и обязательно читать.

Танзиля Искандарова – автор молодой, но уже мастеровитый, даже в чём-то амбициозный (хотя совсем без амбиции писать не решишься). В её работах сочетаются как продуманность, изящество и блеск формы, так и глубина содержания.

Но она ещё и человек отважный, поскольку взялась за самый трудный вид сказки, а результатом стал удивительный сплав реальности и фантазии, а именно – легенда.

В сборнике представлены авторские обработки легенд разных народов нашей страны (преимущественно это народы кочевые либо те, у которых было кочевое прошлое). И независимо от замысла автора, все вместе они складываются в некий цикл.

В этих легендах ощущается что-то неуловимо общее, никаким анализом неопределимое, но глубокое и настоящее и это не только следствие авторского начала.

Сказки – это глубоко.

Если хотите узнать душу народов, почитайте их сказки.

Как Римская империя объеденена была Средиземным морем, так Евразию объединяло другое море – Великая степь. Оно связывало края громданого материка, как океан связывает противолежащие берега разных континентов. И по этому степному морю текли товары, бродили народы, неся с собой идеи и судьбы.

Так постепенно веками, не без трудностей сложилось глубинное единство нечуждых друг другу самобытных народов. Именно это единство сыграло немалую роль в прошлом нашей страны и, не смотря ни на какие сложности, оставляет надежду на будущее.

В наше непростое время. как никогда, необходимо читать такие произведения как детям, так и взрослым.

Сказки – это легко, когда автор чуток и талантлив.

А этого Танзиле Искандаровой не занимать.

Весь мир – театр

Чтобы быть разнообразным нужно быть разным. А что может быть лучшим местом для этого проявления, как не театр. Поэтому многие мечтают написать хорошую пьесу.

Одна проблема, театр – это неприступная крепость, её не взять ни штурмом, ни осадой. Она доступна разве что изнутри.

Хорошую пьесу может написать только человек театра, человек до тонкости ведающий его изнутри, по ту сторону кулис.

А Танзиля, несомненно, сама человек-театр, ибо пьесы её на редкость хороши.

Сюжетные завязки пьес в этом сборнике парадоксальны, даже гротескны (в одной из пьес действие происходит на необычном кладбище, где нет надгробий, а в память умершим высаживают деревья). Впрочем, это не комедии, такие сюжетные повороты позволяют максимально раскрывать внутреннюю суть персонажей. И Танзиля делает это умело, иронично, тонко, глубоко и вдобавок очень ёмко, потому что её пьесы невелики по объёму.

Настоящий сборник завершается стихотворениями. Не будучи поэтом, не решусь их оценивать, но рад был познакомиться с ними.

Стихи всегда загадка и разгадывать их ненужный труд. Тайна всё равно сохранится и в этом их величие.

Танзиля Искандарова обладает на удивление универсальным талантом. Она и прозаик, и драматург, и стихотворец. Честное слово, если бы мне сказали, что она виртуозно играет джаз на концертном рояле, я бы ни секунды в том не сомневался. Потому что для меня тот, кто создает стихи, тот маг и чудодей и напрямую связан с высшими силами. При условии, конечно, что стихи хороши, а они более, чем хороши, они настоящие.

Сергей Паничев. член Союза писателей России.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Легенда о синей горе Куо́х-Хая́

Примечание автора:

Яранга – жилище народов Севера

Ни для кого он не виден, никто не знает дороги к нему. Двенадцать рогов на голове того оленя, двенадцатью узлами крепкий аркан к ним привязан. В тех узлах счастье завязано. Развяжешь эти узлы – счастье добудешь…

… Смелая девушка победила зло, и на волю выпустила счастье…

Якутская народная сказка

Тысячу лет спал чёрный олень в недрах синей горы Куо́х-Хая́, и народ не трогал. Но однажды проснулся он от долгого сна – вновь озарилась пещера светом глаз его сапфировых. Вспомнил олень о том, что когда-то утратил, и воззвал к нечисти.

– Слуги мои – злые духи абасы, придите, скажите, что делается на свете этом? Люди снова посмели счастливыми стать?

– О, господин! Слишком много смеха и радости стало! – шептали прибывшие из-под земли духи-абасы. – Во сто крат умножился род человеческий. Невыносимо жить нам стало. Наконец-то вы проснулись! Заберите к себе несносное непослушное счастье. Пусть как прежде томится оно среди двенадцати узлов!

– Для начала поймать его нужно, связать и заарканить. А чем вы занимались всё это время?! Отвечайте, негодные, пытались счастье словить?!

– О, господин, нам одним не справиться… без вас.

– Созовите мне великанов, пусть придут они ко мне на поклон.

– Нет больше великанов.

– Как нет?! Ни одного?! Что же с миром сталось, пока спал я! – разгневался хозяин пещеры.

Задрожали духи, расползлись тенями по земле.

– Одного великана ещё можно найти, – начали они, – Алаа Могуса. Только он разжирел, постарел, да ещё и поглупел!

Топнул олень копытами, замахал рогами могучими. Ярко загорелся синий огонь в глазах его.

– Стоило мне вздремнуть, стоило только оставить вас! На что вам руки-ноги огромные, на что языки длинные смоляные, на что рожи страшные! Почему счастье не омрачаете, почему зло не распространяете?! Приведите мне этого великана! Видеть его хочу.

В страхе поспешили абасы волю хозяина своего исполнять. Сомкнул олень веки – потемнело вокруг. Крепко задумался он – как же вновь счастьем завладеть да более не отпускать?

– Мм… ням-ням, пальчики свои я оближу, у барашка ножки надкушу, будет мне сегодня вкусно, сытно будет очень-очень! – причмокивая, напевал Алаа Могус – рыжий одноглазый великан.

Косточки так и разлетались по всей громадной пещере.

– Разве вкусно тебе? – послышалось вдруг из-за спины великана. – Не пора ли тебе людишками полакомиться?

– Кто здесь? – поперхнулся обжора.

– Кто, кто – абасы, – отвечали тени. – Ох, как измельчал ты, совсем исхудал! Это всё оттого, что людишек не ешь!

– Что вам нужно? Зачем беспокоите меня во время обеда?! – загремел великан, оскалившись.

– Зовёт тебя повелитель горы Куо́х-Хая́ – чёрный олень, что за счастьем охотится, – заявили духи. – Мы все слуги его покорные.

– Что? Вот ещё! – продолжая чавкать, возмутился Алаа Могус. – Пусть сам охотится! Мне и так хорошо. Люди меня не беспокоят. И потому я их тоже не трогаю.

– Теперь всё по-другому будет! – зашипели абасы.

Подхватили они великана, закружили в вихре и взмыли ввысь, к своему повелителю – в лоно синей горы.

Заволокли тучи злые небо ночное, мгла опустилась на землю. Всюду бесновались дикие неуёмные ветра.

– Есть на свете Удюргай-батыр, – говорили они. – Долгие годы этот человек по свету скитается – разных чудищ одолел, много нечисти загубил. Оттого-то и людям привольнее стало жить, не боятся они в лес ходить, не страшатся по ночам гулять. Если одолеет его твой великан, покажется зло из-под земли, разгуляется. И тогда вновь крепко-накрепко завяжешь ты счастье в узлы!

Гордый олень стоял на вершине синей горы, и, прищуривая глаза-сапфиры, молча внимал злому шёпоту ветров. Ждал он только одного – когда прибудут абасы.

– Ай, ай, отпустите! – послышалось сверху. – Куда несёте вы меня?

До смерти был напуган великан. А увидев повелителя горы, так и вовсе наземь свалился и дар речи потерял.

– Ну, Алаа Могус, здравствуй, – встретил его олень. – Говорят, никому ты жить не мешаешь, мол, в тайге затаился и оттуда носу не показываешь. Так ли это, Алаа Могус?!

–Я… я… Ох, – пролепетал великан, стыдливо опуская голову.

– Молчишь? Ну, молчи. Не забывай, ты – слуга мой. Отправляйся с ветрами к верховью полноводной реки, к людям.

– Что мне там делать, хозяин? Давно я народ не пугал, давно не боролся.

– Найди мне Удюргай-батыра.

– Ну, с одним батыром я точно справлюсь, – ответил великан и оживился. Ему вдруг так радостно стало, распрямился он, приосанился, наконец, смело взглянул в синие очи. – Ух, давно я страху не наводил!

– Главное, чтобы шаман, который в деревне той живёт, не успел на подмогу позвать.

– Шаман? На подмогу позвать? Нет-нет, я тогда лучше здесь останусь, – замахал руками великан.

Топнул олень копытом – засвистели ветра, подхватили Алаа Могуса и унесли.

Подле широкой быстротечной реки, среди белых берёз виднелись яранги, словно грибы в траве. Самая большая из них стояла прямо у воды. В ней-то и жил Удюргай-батыр вместе с матерью. Старуха каждый раз дивилась сыну, глядя как он справляется с любой непосильной ношей. Отовсюду к ним стекался народ, прося батыра защитить от всякой несправедливости, зла и корысти. Никому не отказывал Удюргай. Всем помогал. Добрая слава о нём разносилась всё дальше и дальше – за пределы деревни, через тайгу и горы. Добралась эта слава и до сил нечистых.

Всколыхнулась тогда земля, и река забурлила, да так, что волны её далеко за брега вырвались.

Не ожидали такого люди, испугались, попрятались. Вышел тогда из яранги Удюргай посмотреть, узнать, что с природою делается, и обомлел: воды потемнели, вспенились – ветер над ними бесится, призывая грозовые тучи. Появилось облако чёрное, и с него, словно камень, упал Алаа Могус.

– Удюргай-батыр! – закричал он. – Всю деревню я съем твою!

– Ты зачем из пещеры своей вылез? – ответил батыр. – Мало я тебя в прошлый раз наказал?

– Уууухх! Теперь за мною сила тёмная, – прогремел великан. – Не видать тебе пощады!

Топнул Алаа Могус, и из-под земли, как черви, повылезали абасы, облачённые в железные латы.

Накинулись они разом на батыра. Но тот отразил их натиск. Тогда Алаа Могус сам в бой ринулся. Три дня и три ночи сражались они подле реки. Духи нечестивые всё росли и множились! Ветра с ног сбивали, в лицо камни батыру бросали. Удюргай всё же не сдавался, бился, что есть силы!

Тогда мать Удюргая побежала к шаману, чтоб помог он сыну её с нечистью справиться. Выслушал шаман старуху и воззвал к духам небесным.

Раздался протяжный, пронзительный крик в ответ ему. Никто не слыхал доселе такого. Ёксёкю – восьмиглавая царь-птица – явилась в деревню. Подлетела она прямо к великану и схватила его.

– Какой славный обед достался нам сегодня, правда, сёстры? – заговорила самая большая голова.

– Очень сытный, но нам бы ещё! – загалдели остальные.

Заслышав это, абасы тут же обратились в тени и испуганно просочились обратно под землю. Поклонился Удюргай своей спасительнице и воскликнул:

– Спасибо тебе, Ёксёкю! Не зря величает тебя народ царь-птицей! И мне довелось воочию подвиги увидеть твои!

– Удюргай, ты – смелый и отважный! – ответила главная голова. – Не каждый осмелится с великаном сразиться!

– Но не всех врагов одолели мы, – перебила её другая голова, что поменьше. – Главное зло далеко отсюда.

– Где же оно? – спросил батыр.

– Готов ли ты пролететь через тайгу, гору и реки? В сердце синей горы? – вновь проговорила она.

– Да, готов.

– Тогда попрощайся с матерью, отдохни, и с рассветом приходи на это же место. Отправимся мы в царство чёрного оленя, что двенадцатью рогами многие годы удерживал счастье, а утратив его, вновь возжелал обладать им. Пока не одолеем его, не видать никому покоя!

Сказав это, гордая птица взмахнула крыльями и устремилась в небо.

Никто не знал дороги к синей горе Куо́х-Хая́, никто никогда не видел её. И лишь могучие головы царь-птицы могли разглядеть тайную тропу.

Зорким взглядом впивалась Ёксёкю в землю, и видела всё, что творится на ней. Крепко держался Удюргай за её огромные крылья, высматривая гору.

Наконец показались вдалеке ярко-синие очертания, красовавшиеся посреди хмурого неба. Завидев их, Ёксёкю тут же направилась к нему. И чем ближе подлетала она, тем яснее виднелась та самая гора.

Постепенно опустилась тьма – всё вокруг померкло, притихло. Испугалась царь-птица, загорланили все её восемь голов. На вершине Куох-Хая загорелись, словно звёзды, глаза правителя здешних мест. Чёрный олень встречал батыра.

– Удюргай, не одолеешь ты меня! Лишь смерть свою найдёшь.

– За твоею смертью прибыл я в эти края, – прокричал ему в ответ батыр. – Чтобы не зарился ты на счастье людское!

Тут Ёксёкю устремилась к скале, но неведомая сила, будто стена, не подпускала.

Опустила тогда царь-птица батыра на землю, а сама стала неподалёку кружить.

Полез Удюргай на гору. Камни мешали ему – вниз отбрасывали.

Наконец взобрался он, измождённый, уставший, а вокруг мгла, не видать ничего – олень глаза закрыл. Не пробраться теперь к нему.

Снова помогла батыру Ёксёкю. Разогнала она тучи, и на небе луна со звёздами показались. Разглядел Удюргай врага своего, и сразу в бой ринулся. Но не так просто одолеть чёрного оленя. Не подступиться к нему – бодается, копытами топчет. Вдруг, откуда ни возьмись, послышались звуки бубна шаманского. Услыхав их, Ёксёкю вскрикнула и взмыла над синей вершиною, а за нею закружились звёзды, плавно осыпаясь на чёрные рога – одна за другой. И рога, словно инеем покрытые ветви, замерцали серебряным светом. Не удержал олень этакой тяжести, склонил голову, глаза закрыл. Удюргай уже было замахнулся ножом, дабы пронзить сердце, да вот в последний миг дрогнула рука. Залюбовался батыр редкой красотою, не смог её погубить.

Вновь зазвучали звуки бубна. А после Ёксёкю сказала батыру.

– Удюргай, не будет олень больше за счастьем охотиться. На двенадцати рогах его – звёзды. В каждой звезде – сказка живёт. Если кто повстречает оленя, тот и сказку свою узнает.

А счастье отныне – неуловимо.

Восходящей луны гора

Примечания автора:

Таганай (башк.) – подставка под луну

Ай (башк.) – луна

Юрма (башк. йөрөмә) – не ходи

Высоко-высоко над облаками раздавался громкий детский плач. Заботливые звёзды успокаивали маленькую кричащую девочку по имени – Ай.

– Ай, – шептали они, раскачивая колыбель, – мы так долго ждали тебя. Время придёт, и ты подрастёшь, по просторам небес гулять начнёшь.

– Доченька-доченька, – пела Ночь, – станешь ты красавицей, сиянием чистым будешь всех радовать, найдём мы тебе батыра самого смелого. Ах, моя ненаглядная, поскорее засыпай.

Закрывала глазки капризная Ай, и снилась ей река широкая, волны которой вдруг застывали и превращались в огромные белые камни.

Не было на свете великана ловчее и сильнее, чем Таганай. Могучим и храбрым вырос он среди высоких горных хребтов. Знал Таганай всякую тайную тропу, каждый овраг и каждый камень.

Прослышал великан, что в краях его ведьма поселилась – Юрма. Не сдобровать тому, кто повстречается с ней: сгинет, будто и не было вовсе. «Ух, отыскать, прогнать ведьму надо!» – подумал Таганай и тут же в дорогу отправился.

Целый день без отдыху шёл великан, пока ночь врасплох его не застала. Замелькали на небе звёзды. Загляделся на них Таганай, залюбовался.

– Таганай, Таганай, – зашептали вдруг звёзды, – славный батыр, ждёт тебя наша Ай, будешь ты ей хорошим мужем.

– Ой, сестрицы, что же вы делаете, не поверит он вам! – перебил их весёлый девичий смех.

«Что это за голос чудесный? Откуда он?» – вздрогнул Таганай и оглянулся. Смотрит – на облаке девушка сидит светлоокая, в одеянии из ткани серебристой. То была дочь небес – красавица Ай. Волосы её, как воды рек, белыми растекаются струями, и маленькие огоньки поблёскивают в них.

Как увидел её Таганай, так и замер. Завороженно пение слушал он дивное. Но когда звёзды стали блекнуть и исчезать, девушка замолчала.

– Кто же ты? – спросил великан.

– Я – дочь матушки-ночи, Ай. А ты?

– Я – сын земли, Таганай.

– Таганай, увижу ли я тебя завтра, когда вновь стемнеет?

– Увидишь.

Долго не спал Таганай, любуясь возлюбленной. Говорил он ей, как прекрасен рассвет, но и тот меркнет пред её ликом.

Позабыл Таганай, зачем отправлялся в дорогу. Свет дневной тягостным стал, ведь до наступления ночи не увидать ему своей Ай. И тогда спустились звёзды ему в утешение.

– Если изведёшь колдунью, что всё живое и на земле, и на небе губит, – сказали они, – станешь мужем нашей красавице. Отправляйся, батыр, в дорогу и возьми с собой эту свечу, что и во тьме кромешной не гаснет.

Отправился Таганай искать колдунью. Узнав об этом, Ай заплакала, закрались ей в сердце боль разлуки и тревога.

Темным-темно на болоте – руку протяни, и ту не увидишь. Всякий свет, что пробирался в лес густой, сумрачный, мерк и таял, будто чёрных ветвей его испугавшись.

Острым мечом разрубал Таганай вековые заросли. И те, разъярившись, хлестали его, словно плетьми. Трава высокая спутывала ноги, не давала идти. Всюду голос ведьмы слышался хриплый:

– Ступи разочек на шелковый ковёр болот, – пела она, – пусть тебе будет мягко! Предстоит битва страшная, надо бы прилечь – сил набраться.

Понял тогда Таганай, почему люди пропадают: все в трясине тонут. «Ох, Юрма, какая хитрая!», – подумал батыр и достал свечу.

– А ну-ка, покажи мне тайную тропу, приведи меня к старухе!

Загорелась свеча, поплыла сквозь чащу дремучую, словно ладья по реке, а за ней и Таганай последовал.

Долго пробирался он через топи, пока не увидел ворота каменные, что в пещеру ведут.

– Ой, не входи, – послышался хриплый голос. – Все, кто прибыли сюда, – навеки сгинули! Таганай, не ходи, не ходи сюда!

Всё равно дальше пошёл великан в глубь пещеры. Смотрит – впереди огонь горит, а подле пламени – старуха горбатая, лохматая, даже лица не разглядеть, лишь глаза хитрые сквозь космы поблёскивают.

Сидит Юрма у костра, руки греет. Сидит и говорит:

– Давно я ждала тебя, Таганай. Отчего же так шёл долго? Неужто любимую повстречал? – старуха злобно засмеялась.

– Ты скажи лучше, зачем людей заманиваешь, отчего в водах мутных топишь? – ответил Таганай, будто слов не заметив колких.

– Кто заманивает, я? Да они ко мне сами, заплутав, попадают! Всё места лучшие для охоты ищут. Вот от жадности-то и тонут.

Тут Юрма поднялась. Улыбаясь, волосы в косу собрала. Исчезли и морщины, и горб. Не узнать вовсе, словно девушкой стала.

– Вот и ты ко мне пожаловал. Пойдём, покажу тебе тех, кто в болотах сгинул. Полюбуешься на них!

Заныло сердце Таганая, да вот ноги сами идут, вслед за ведьмою.

Вывела Юрма великана из пещеры и вновь лукаво заулыбалась:

– Ох, батыр, ты один, кого губить не хочу. Если останешься со мной, будешь хозяином всех земель, а ежели нет, то пожалеешь горько.

Отвернулся от неё Таганай, нахмурился, к небу взор устремил.

– Ах, вот как! Ну, ладно, помогу я тебе разглядеть красавицу твою! – и Юрма из-за пазухи камень чёрный колдовской достала.

– На, смотри!

В камне, как в зеркале, Ай отражается. Сидит на облаке и плачет. Омрачила печаль её лицо светлое.

Юрме всё мало. Ухмыляясь, перевернула она камень и закричала:

– А теперь смотри!

Видит Таганай – пропала Ай. В луну любимая обратилась.

– Что наделала ты, гадкая?! – разъярился Таганай, выхватил у ведьмы камень и разбил его вдребезги.

Закружилось всё вокруг, хохот по болоту разнёсся дикий, а Юрма одиноким горным хребтом стала.

Долго Таганай искал возлюбленную. Обошёл великан все леса и горы, да вот только нигде ему она не встретилась.

Вернулся великан туда, где когда-то впервые увидел Ай, сел и горько заплакал. Слёзы его превращались в белые камни огромные, что рекою бесконечной устремлялись вниз. Вдруг сверху послышался голос родной:

– Таганай, оставайся здесь, не покидай меня больше. Это же я, твоя Ай.

Озарилось всё сиянием вокруг серебристым. Поднял руки великан, да так высоко, что превратился в гору, вершина которой небес достигла. Отогрелось сердце Таганая мягким светом луны. Отныне навсегда позабыл он о земле, дабы никогда не расставаться с любимой.

Легенда о сказочнике и белом вороне

Примечание автора:

Тиркытир (чукот.) – солнце

Яранга – традиционное переносное жилище

Жил на свете добрый великан – Лолгыльин. Целыми днями он сказки рассказывал да сам себя за это нахваливал.

– Много-много историй чудесных я знаю. Вот они где, красавицы, спрятаны! – говорил Лолгыльин, вытаскивая из-за пазухи огромную рукавицу и размахивая ею так сильно, что облака вздрагивали, разбегаясь в разные стороны. – Ах, как прекрасны сказки мои! Кто ещё их расскажет, если не я?! Уж не владыка небесный – Тиркытир! Он хоть и по небу гуляет, на оленях белых катается, в одежды блестящие наряжается, да вот толку от него никакого нет! Только красуется! Давно людям понять пора, что это не Тиркытир, а я дарю им тепло и свет. Ведь когда открыты глаза мои – небо ясное, а когда сомкнуты очи – темно вокруг и земля от холода дрожит.

Громко раздавался голос Лолгыльина по всему Северу. Кому только не захотелось послушать истории древние!

– Ах, вот как! – возмутился Тиркытир, узнав о великане. – Стало быть, не я дарю миру тепло и свет?! Не я, оказывается, небес владыка?! Ух, заберу его рукавицу! Проучу этого наглеца!

Облачился Тиркытир в доспехи золотые, прихватил лук с лучами-стрелами и поспешил к высокой ледяной скале у моря, туда, где радовался сказкам своим Лолгыльин.

Мчится олень белоснежный, рассекая тучи копытами медными – искры от топота разлетаются.

– Быстрее, быстрее! – торопит его Тиркытир. – Противно мне веселье Лолгыльина! Заберу рукавицу его, ни одной сказки не услышит никто! Буду в яранге истории эти читать, вдали от людей неблагодарных, пусть они отныне во тьме живут!

Ещё стремительнее понёсся олень к далёкому скалистому берегу.

Тем временем Лолгыльин, сидя на вершине, напевал песню:

Открою глазоньки – день начнётся,

А закрою – ночь.

И свои я сказоньки рассказать не прочь.

Приходите, люди, прибегайте, звери.

Распахну для вас в мир волшебный двери!

Чтобы послушать великана, взобрались на гору медведи, волки, зайцы. Птицы уселись прямо на волосах у Лолгыльина, словно на могучих деревьях. Оглянулся он по сторонам и, довольный собой, вынул из-за пазухи рукавицу заветную.

– Ах, какой я молодец… – начал было великан, но вдруг яркий пылающий луч, словно стрела, обжёг его руки.

– Ох, горячо! – воскликнул Лолгыльин и выронил рукавицу.

Тут из-за облака появился восседающий на олене Тиркытир, ослепив всех блеском золотых доспехов.

– Ты ли небес владыка? Ты ли свет даруешь миру?! – гневно прокричал он великану.

Зажмурил от страха глаза Лолгыльин, не увидел, как олень подцепил рукавицу рогами медными и умчался вместе с хозяином высоко за тучи.

Только их и видели.

Много времени с тех пор прошло. Не уходила тьма из краёв северных. Стали люди призывать белого ворона-шамана Куркыля, чтоб отправился тот к Тиркытиру и выманил его из яранги.

– Куркыль, первопредок наш, – пели они, – замерзает, погибает всё вокруг. Помоги нам вернуть небес владыку. Пусть как прежде мчится он на олене, разгоняя мрак и холод. Помоги нам, Куркыль, помоги!

Услыхал Куркыль, о чём просят его люди, взмахнул крылами и полетел к одинокой скале.

– Ох, зачем же я хвастал? Зачем говорил, что тепло и свет дарую? Вот теперь ни сказок, ни зари! – причитал Лолгыльин, сидя на крутом обрыве.

Наступившая ночь не заканчивалась. Лишь холодное загадочное сияние, мерцающее огнями далёкими, порой завораживало взор великана, будто показывая, что сказки всё-таки ожили и засверкали во всей красе. Но с земли не слышно, о чём поётся на небе. И огромные слёзы падали на заледеневшее море, делая его отныне солёным.

Вдруг откуда-то голос послышался звучный.

– Карр! Карр! Не печалься, Лолгыльин, не роняй слёзы горькие.

Великан встрепенулся, оглянулся по сторонам, видит – рядом с ним сам белый ворон Куркыль, прародитель земель северных, сидит.

– Как же мне не печалиться, Куркыль? Без меня бы и беды такой не случилось!

Лолгыльин лицо руками закрыл и заплакал.

– Ох, что же делать, что же делать? – говорил он, всхлипывая.

– Карр! Ещё можно всё поправить. Но готов ли ты, Лолгыльин, великан широт северных, отправиться к самому краю неба, туда, где вершины заснеженных гор теряются за облаками?

– Да! Только идти не знаю, куда, я ведь никогда не покидал своей скалы.

– Карр! Ну, раз готов, помогу я тебе отыскать верный путь.

Перестал плакать великан, взял, да и спрыгнул вниз. Затрещал лёд под его ногами. Белый ворон-шаман на плече у него сидит – дорогу указывает. Отправились они к краю неба, туда, где Тиркытир живёт.

За морем застывшим, на краю тундры промёрзшей, высится гора. На горе той яранга стоит. Кругом темным-темно, а яранга, словно звезда, изнутри светится, да так ярко, что отовсюду видать её.

Долго-долго шли великан с вороном-шаманом. Кругом снега поблёскивают да ветра лихие посвистывают. Наконец показались вдалеке алые всполохи.

– Карр! Карр! Лолгыльин, видишь, там, впереди, сияние разгорается?

– Да, и вправду разгорается!

– Карр! Стало быть, добрались! Теперь одному мне лететь надо. А не то услышит нас Тиркытир, и уж после не отыщем мы его.

– Хорошо, будь по-твоему. Я тебя здесь, Куркыль, подожду.

Великан сел у подножия горы и устремил взор в небо ночное, что мерцало загадочными огнями, будто ожившая сказка.

Чем выше взмывал Куркыль, тем мучительнее ему становилось от жара огненного. А как к яранге приблизился, так и дышать невозможно стало. Но Куркыль не останавливается, дальше летит. Проник он в жилище Тиркытира – тут же свет яркий ослепил его.

С трудом ворон глаза раскрыл, видит – Тиркытир сидит, завороженно на ожившую сказку смотрит, что из рукавицы волшебной вылетела. Увлёкшись, не заметил он гостя незваного. Подлетел к нему ворон, ухватил когтями рукавицу и стрелою наружу устремился.

– ЧТО?! Как посмел ты?! – только и успел воскликнуть Тиркытир.

Поздно! Ворон Куркыль уже был далеко-далеко.

Сидит Лолгыльин подле горы и думает: «Ох, хоть бы удалось ворону сказки мои раздобыть! Я бы впредь не хвастал».

– Карр! Карр!

Ворон с рукавицей показался, а за ним Тиркытир разъярённый на олене скачет.

– Куркыль! Куркыль! – закричал Лолгыльин.

Задрожали от крика великана снега вокруг. Загремела гора.

– Карр! – прозвучало в ответ.

«Ух, сила какая у такой маленькой птицы!» – подумал Лолгыльин, глядя, как летит Куркыль с огромной рукавицей.