Туманы Заветного

Ч.1. «Тетя Надя»

Город Заветное лежал у моря, как выброшенная на берег туша огромной рыбы. Соленые волны лизали его бетонные заброшенные набережные, пропитанные вековой пылью развалившихся консервных заводов. Кислый запах гниющих на берегу медуз и водорослей висел в воздухе плотным одеялом.

Некогда гордый торговый порт теперь был кладбищем ржавых судов – скелеты доисторических чудовищ, тихо скрипящие на приколе. Вечно узкие запутанные улочки тонули в вечных сумерках, застроенные двухэтажными и выше, домами с провалившимися крышами и выбитыми стеклами. Лишь кровавые вспышки разборок между бандами, делившими скудные остатки былого процветания, нарушали эту вечную тишину. Над всем этим царило равнодушие милиции, давно превратившейся в еще одну ОПГ, только с кокардами и правом стрелять первыми.

На углу Портовой и тупика Безбожников, как оазис в пустыне отчаяния, тускло светился магазинчик «Уютный». За его прилавком, подобно древней, непоколебимой богине, восседала Надежда Валерьевна Крутова – тетя Надя. Для своих.

Руки ее, знавшие и ласку для брошенных котов, и смертельную хватку, как всегда, раскладывали товар: граненые стаканы со сметаной, вареники с картошкой, пахнущие миражом детства, дешевый корм для вечно голодных дворовых мурок, и, конечно же, водка – она была как замена валюты для особо важных дел.

Но под полой, рядом с мешками картошки, лежало иное – холодная сталь кастетов, увесистые дубинки, жужжащие шокеры. Для самых доверенных – старенькие обрезы с опиленными прикладами. Патроны, травка «для спокойствия», бутылки сладкой воды «Тархун», которой можно было запить и горе, и страх – все это доставалось по первому слову. Это была нейтральная территория, ее царство, отвоеванное зубами и ногтями еще в эпоху лихих 90-х.

История светильника – того самого, что висел над кассой, собранный из желтовато-белых, тщательно отполированных человеческих ребер, была не просто легендой, а кровавой былью. Это случилось в одну из бесконечных, пьяных ночей 1993-го, когда ее муж, по прозвищу Костя «Жесть» – местный авторитет, возомнивший себя царем и богом, вернулся домой не один, а с друзьями. Такими же отморозками, как и большая часть тех, кто хотел выжить и иметь право.

– Надь! – рявкнул он, шатаясь. – Гостей встречай! Будем тебя уму-разуму учить!

Один из приятелей хрипло засмеялся, размахивая пустой бутылкой. Костя отстегнул от штанов солдатский ремень с большой медной пряжкой.

Тишина, с которой она приняла первый удар, была не покорностью. Это был холод ненависти, сгустившийся в один большой и тяжелый ком в груди. Плакать Надежда устала давно. И когда Костя, уверенный в собственной безнаказанности, полез к ней снова, размахивая пряжкой – инстинкт загнанного зверя и годы унижений вырвались наружу. Тяжеленный топор для рубки мяса, валявшийся у печки, взметнулся в ее руке.

Первый удар, короткий и страшный, обрушился ему в колено, с хрустом ломая кость и отправляя его на пол. Второй, молниеносный – врезался в челюсть, превращая злобный оскал в кровавое месиво и лишая его возможности крикнуть. Третий же удар, точный и страшный, со свистом рассек живот, распарывая его, как мешок и обнажая клубящиеся внутренности. А потом ее руки, сильные от ежедневной работы с тяжелыми мешками, впились в еще теплую плоть, и с тихим, влажным звуком она вырвала его сердце, держа его перед глазами оставшихся в живых. Они-то и разнесли потом эту историю по всему Заветному (хотя, про сердце, вырванное одной рукой, возможно от шока приукрасили). С тех пор Надежду Крутову все заочно звали Валькирией, хотя для своих она предпочитала «тетя Надя».

Но что правда поражало своей суровой жестокостью – так это то, что после убийства Надежда, словно из туши свиньи, ножовкой по металлу, с визгом режущей кость, аккуратно выпилила переднюю часть ребер. Выварила их до белизны в огромном котле на старой плитке, пока от них не перестал идти сладковато-тошнотворный запах смерти. И затем собрала их в мрачный, но прочный абажур, скрепив детали медной проволокой, добавив еще костей для антуража. Этот жутковатый трофей сначала неделю висел на центральной площади, пока начальник милиции, бледный и трясущийся, лично не снял его по звонку из областного УВД.

За убийство с особой жестокостью, Надежда, конечно, села. И, отсидев порядочный срок, будучи сполна наказанной системой, она вышла на свободу и снова занялась своим магазинчиком.

Туманы Заветного

Ч.2. Возвращение Мясника

Прошли годы. Заветное лишь глубже увязло в трясине. Бандитские разборки сменились упорядоченным, но не менее жестоким террором ОПГ «Морской Волк» во главе с «Доктором» – бывшим хирургом без лицензии и совести. Предав клятву Гиппократа, он прорвался в мир беззакония и нашел себя в торговле органами и живым товаром, который исчезал в трюмах уходящих в ночь кораблей. Тюрьма и фабрика на окраине стали обителью отчаяния и новых кадров, где под присмотром вернувшегося «Мясника» процветал каннибализм от скуки и садизма.

Но «Уютный» все так же стоял. Тетя Надя, седая, но с прежним стальным блеском в глазах, все так же торговала сметаной и смертью. Над ней уже висел незримый колпак ФСБ в лице майора «Филина» чей интерес к магазину был сложным клубком из контроля, выгоды и странной симпатии к этой железной женщине. Местные менты получали от «Уютного» свою долю тишины и дешевой водки, а бывшие зэки, которых она кормила и давала шанс, хранили уважение.

Самые яркие персонажи города сходились под тусклый свет магазинчика: «Гном», шулер и информатор Нади, человек без ног (отпиленных в 97-м за долги), подкатывал на своей низкой тележке. Его острые, игольчатые глаза видели все сплетни Заветного и передавали информацию любого класса.

– Надежда Валерьевна, – шипел он по ночам за миску супа и сто грамм «Пшеничной», – «Доктор» зол. Цену на твою голову поднял. «Мясник» что-то копает… Будь осторожна.

«Лёха-Студент» – Худой, вечно испуганный паренек с потрепанными учебниками по программированию, чуть ли не единственный, кто пытался честно учиться в развалившемся политехе. Бандитских шаек он старался избегать, за что и получал систематических тумаков от местных гопников. Это продолжалось, пока Надя не пригрозила одному из ним мощным шокером, и теперь Лёха стал тихой тенью в «Уютном», по ночам помогая разбирать товар, находя рядом с тётей Надей призрачную безопасность.

«Мамаша». Сухонькая, как щепка, женщина лет шестидесяти с жестким, как тюремная решетка, взглядом. Бывшая надзирательница колонии, знавшая всех «авторитетов» лично. А теперь, на пенсии, тихо торговавшая Наде патронами разных калибров, которые приносила в своей старой авоське под капустой.

– Капуста свежая, Наденька, – ворчала она, выкладывая под кочанами патроны разных калибров. – И патрончики… Нынешняя молодежь, пфф, стрелять не умеет! Вот в наше время…

Однажды ночью, когда за окном бушевал шторм, завывая в проводах, а тусклый свет светильника из ребер отбрасывал дрожащие тени на полки с консервами, дверь магазина с грохотом распахнулась, впустив ледяной ветер и троих в черном.

Впереди был «Клык» – громила со шрамом вместо лица и зубами, подпиленными в острые треугольники. Его каннибальские наклонности были притчей во языцех. За ним – «Тень», высокий и худой киллер с бесстрастным лицом и пистолетом, оснащенным глушителем – он делал выстрелы только с глухим плевком. И «Сестра» – стройная девушка с кукольным, пустым взглядом, чьи пальцы лихорадочно перебирали рукояти сверкающих ножей-бабочек. Бывшая медсестра, нашедшая свое призвание в точных, хирургических разрезах на горлах жертв.

– Надь, – проскрежетал Клык, обнажая жуткие зубы в подобии улыбки. – Ты долго жила. Пора на покой.

Надя, не отрывая от них своего спокойного, тяжелого взгляда, не шелохнулась. Одной рукой она продолжала вытирать прилавок тряпкой. Другой медленно, будто нехотя, потянулась под стойку. Клык успел вскинуть пистолет, но не успел…

Грохнуло. Выстрел старого обреза оглушил всех в тесном помещении, с полок посыпались банки с консервами. Большая, медленная пуля вошла Клыку чуть ниже ключицы, разорвав верхушку легкого. Он рухнул лицом вниз, захлебываясь кровью, его страшные зубы скрежетали по линолеуму.

Тень среагировал мгновенно. Глушитель плюнул огнем. Пуля просвистела у самого виска Нади, оставив на щеке горячую бороздку. Но она уже не стояла на месте, а словно пантера, бросилась вперед. Шокер в ее руке взвыл миллионами вольт и вонзился киллеру прямо в глаз. Его тело выгнулось в немой судороге.