Панпотенциализм

Хочу выразить благодарность своей невесте Кате и собаке Шерлоку – за их любовь, терпение и поддержку.

А также поблагодарить ChatGPT за помощь в редактуре текста.

Панпотенциализм и его соседи в истории

Если оглянуться на философию прошлого, можно найти идеи, которые кажутся похожими на панпотенциализм. Это не удивительно – люди всегда возвращались к мысли о том, что мир шире, чем мы можем представить.

Когда-то существовал Принцип изобилия – убеждение, что Вселенная содержит все возможные формы бытия. У Платона и Джордано Бруно это было связано с устройством космоса. Панпотенциализм же начинается не с Вселенной, а с человека: «Я допускаю, что всё возможно».

Есть и фаллибилизм – идея, что любое знание может быть ошибочным. Близко, но ограниченно: он лишь предупреждает, что мы можем ошибаться. Панпотенциализм идёт дальше: «Если всё может быть неверным, значит, всё также может оказаться верным».

А потенциализм Дэвида Бирнбаума говорит о вечном стремлении мира к усложнению. У нас с ним общая вера в возможности, но панпотенциализм не обещает движения вперёд – он просто не закрывает двери.

Я говорю обо всём этом, чтобы было ясно: панпотенциализм не висит в воздухе. Он вырос на той же почве, что и старые идеи, но идёт своим путём. Он не строит стен, а оставляет проходы. Не объявляет догм, а даёт место любой мысли, пока она не доказана или опровергнута.

Панпотенциализм

(от греч. pan – всё, potentia – возможность)

Смысл: всё потенциально возможно; нет окончательной истины.

Приветствую тебя, дорогой читатель.

Когда-то первые люди сидели под палящим солнцем после долгожданной трапезы и смотрели в небо. Что они там видели? Божество. Волшебный шар, который греет их и даёт свет. Они не знали ничего о фотосинтезе, о витамине D или о раке кожи, который солнце приносит вместе с теплом и светом. Но всё же – они поклонялись ему.

И как далеко мы ушли от этого? Не слишком. Наша вера сегодня столь же слепа перед лицом незнания того, что нас создало. У нас есть теории. О, да. Их бесчисленное множество.

Теория Большого взрыва. Бог. Эксперимент пришельцев. Матрица.

Выбирай любую – теорий хватает на любой вкус.

Но что есть истина?

Можем ли мы укрыться в одной из этих теорий и забыться?

И ведь действительно, каждая теория, пусть и не самым надёжным образом, но подтверждает саму себя.

Одна – чуть больше, другая – чуть меньше.

Но можем ли мы быть уверены хоть в чём-то?

Звучит скептически? Так и есть. Мы не можем быть уверены ни в одной вере на сто процентов. Оттого она и называется вера – от слова верить.

Но я говорю не только о религиозных представлениях о происхождении мира.

Возьмём, например, атеизм. Кто-то скажет, что это не вера, а убеждение. Но разве вера и убеждение – не две стороны одной монеты?

Атеист, как и любой другой верующий человек, верит, что персонализированного Бога не существует. И это выглядит разумно: ведь на облаках мы не видим дяденьку, который сидит и наблюдает за нами.

Но насколько это утверждение верно?

Звучит абсурдно, особенно в наше время, когда вокруг нас – техника, машины, спутники.

Мы сами можем подняться в небо и убедиться, что там никого нет.

Верю ли я, что персонализированного Бога нет на небе? Да.

Но делает ли это меня атеистом? Нет.

Моё убеждение не строится вокруг этой мысли.

Я не ограничиваю себя лишь тем, что Бога на небе нет.

Верующие пошли дальше: теперь Бог – не человекоподобное существо на облаке, а нечто, что повсюду.

Кто-то говорит, что Он внутри нас. Кто-то – что рядом, но невидим.

Кто-то видит Его в словах и поступках других людей.

Как доказать, что это действительно так?

А как доказать, что это не так?

В духе Карла Ясперса [1883–1969], утверждавшего, что трансцендентное лежит за пределами эмпирического доказательства.

Мне нравится популярный атеистический, а точнее – скептический ответ: невозможно доказать то, чего нет.

Однако это не совсем верно.

Если бы мы с тобой находились в одной комнате, и я попросил бы тебя доказать, что в ней нет розового слона – смог бы ты это сделать?

Вероятно, да.

Потому что отсутствие доказательств уже само по себе является доказательством, хотя и не в том смысле, в каком его обычно понимают.

Вера – тяжёлое представление о мире, каким бы простым она ни казалась на первый взгляд.

И всё же она необходима некоторым людям.

Есть те, кого от зла удерживает именно вера, а не внутренняя этика.

Есть те, кому нужен смысл, чтобы жить.

Я люблю сравнивать веру с пазлом.

Представь, что вся твоя жизнь – это огромный пазл.

Раз за разом ты подбираешь кусочки, заполняя пустоты.

Что ты делаешь, когда видишь пустое гнездо?

Ищешь подходящий фрагмент – не только по форме, но и по рисунку.

Так и с верой: она заполняет пробелы, где не хватает ответов.

Самое коварное в нашем сознании то, что первое знание, которое мы получаем, держится крепче всего.

Возьмём тот же пазл:

ты не станешь после вставленного кусочка проверять, точно ли он подходит.

Подошло? Ну и хорошо.

Панпотенциализм – это не слепое допущение всего, а открытость к возможности.

Пазл, который мы собираем, огромен.

Это не маленькая картинка, а целое полотно, вмещающее в себя мир.

Нет ничего плохого в том, чтобы подставлять кусочки пазла в места, куда они подходят.

Плохо – приклеивать их туда намертво, считая, что другие кусочки точно не подойдут.

Как надменно утверждать, что неуверенная истина, которую ты знаешь, – единственная и точная!

Это не сила, а слабость. Это страх перед новым, прикрытый уверенностью.

Будучи детьми, мы открыты к знаниям, любопытны, восприимчивы.

Но вырастая, словно закрываемся изнутри.

Ведь на самом деле не существует взрослых – есть только повзрослевшие дети.

В каждом из нас живёт тот самый ребёнок, который хочет узнавать, открывать, удивляться.

Об этом говорит и психология, и философия

(в духе Жана Пиаже, описавшего стадии когнитивного развития человека).

Наше ежедневное сидение в социальных сетях – яркий тому пример.

Наш мозг постоянно ищет подпитку знаниями, но при этом ленив.

Простой пост в ленте одновременно удовлетворяет потребность в информации и не требует усилий.

Мы словно кормим ум сладким суррогатом – и уверяем себя, что насытились.

Как же важно просто подумать.

Каждый из нас способен усомниться, и многие действительно ставят под вопрос привычные истины.

Но на этом – всё.

Они останавливаются, будто оставляют пустое место для кусочка пазла, но так ничего туда и не подставляют.

Панпотенциализм допускает выбор наилучшей гипотезы в данный момент —

без притязания на её окончательность.

В духе Карла Поппера [1902–1994], утверждавшего, что любая теория – временная конструкция, подлежащая постоянной проверке и опровержению.

Он говорит:

«Я принимаю это как наиболее правдоподобное сейчас,

но не исключаю, что истина – иная».

Есть и другая каста людей.

Те, кто чувствует, что их пазл не сходится, но вместо того чтобы честно взглянуть на кусочки в руках, решают, будто им подбросили неверный набор.

Они берут другие детали, отрицают прежние – словно тех никогда и не было.

Вспомним людей, считающих Землю плоской.

В детстве они узнали, что Земля круглая, вставили этот кусок и жили спокойно.

Но однажды получили новый фрагмент – и он тоже подошёл.

И теперь они отвергают старое знание.

Тысячи доводов «за» и «против» перемешиваются, но мышление остаётся тем же:

они не ищут истину, а просто перешли от одной догмы к другой.

Нужно быть открытым.

Но псевдооткрытость – опасная ловушка.

Есть, пожалуй, три позиции, которые часто путают между собой: скептицизм, агностицизм и панпотенциализм.

Некоторые утверждают, что это одно и то же – просто разные слова. Но это не так.

У них действительно общий корень – неуверенность, однако ветви тянутся в разные стороны.

Скептик – тот, кто ставит под сомнение всё.

Он не доверяет ни одной версии, пока не найдёт достаточных оснований.

Это важная позиция: она защищает от наивности, от легковерного принятия любого утверждения.

Но если жить только скепсисом, можно легко застрять.

Скептик смотрит на кусочек пазла и говорит:

«Подходит? Хм. А вдруг нет? А вдруг это обман?»

И кладёт его обратно. И так снова и снова.

Это мышление, которое боится поверить – даже на время.

(В духе академического скептицизма Аркесилая [ок. 316–241 до н. э.],

утверждавшего, что истинное знание недостижимо.)

Агностик – другая история.

Он говорит:

«Я не знаю. И, скорее всего, знать невозможно».

Это честная позиция, но пассивная.

Он держит кусочек пазла в руке, но не решается поставить его на место.

Он признаёт, что пазл существует, но боится соприкоснуться с ним.

«А вдруг сама картина – иллюзия?»

Панпотенциализм же не боится действовать.

Он тоже не знает наверняка, но говорит:

«Этот кусочек – лучший из тех, что у меня есть.

Я поставлю его сюда. Не приклею, не вдавлю – просто положу.