Легенда о Прусаке Бездны: Книга 3. Песок и кость

Пролог: Цена Бессмертия

Я жил. Не тужил. Моя воля была фундаментом, на котором стояло царство жизни и смерти. «Чёрный Кремень» пульсировал в такт моему дыханию, а «Шепчущая Пирамида» в Аменти была моим вторым сердцем. Я был мостом между мирами. Архитектор. Хранитель. Почти что бог.

Я ошибался.

Боги не ошибаются. А я ошибся. Я был слишком уверен в своей силе, в своей неуязвимости. Я парил так высоко, что забыл, с чего начинал – с шести лапок, цепляющихся за грязный камень в метро.

Сновидец Бездны был повержен, но не уничтожен. Его сущность, которую я попытался «перепрограммировать», оказалась вирусом, трояном, вшитым в самый код моей реальности. Он не атаковал стены. Он атаковал сами понятия, из которых эти стены были сложены.

Однажды, во время плановой синхронизации двух цитаделей, всё пошло наперекосяк. Связь между мирами, бывшая моим величайшим достижением, стала моей петлёй. Энергия Фундамента, текущая между «Кремнем» и «Пирамидой», внезапно обратилась вспять. Она не просто прекратила течь – она начала пожирать саму себя, создавая воронку аннигиляции.

Я пытался остановить это. Я был Волей. Я был Фундаментом. Но как можно остановить реку, если ты сам – её вода?

Последнее, что я ощутил, – это не боль. Боль была для существ с нервной системой. Это было… растворение. Разборка на атомы. Моё сознание, мои воспоминания, моя ярость дракона и упрямство таракана – всё было разорвано в клочья и утянуто в свинцовый водоворот небытия.

Я умер.

Снова.

Ирония? Нет. Закономерность. Даже архитектор не может вечно стоять на зыбком песке между мирами. Рано или поздно песок уходит из-под ног.

Всё, что осталось, – это ничто. И в этом ничто затерялась одна-единственная, упрямая искра.

Искра, которая отказывалась гаснуть.

Она не помнила, кто она. Она не помнила имён – Иван, Прусек. Она лишь помнила одно-единственное чувство.

Жажду.

Жажду выжить.

Глава 1: Пробуждение в Прахе

Сознание вернулось ко мне волной белого, обжигающего света. Не метафорического. Самого что ни на есть настоящего. Солнце. Палящее, беспощадное, висящее в мареве раскалённого донельзя неба.

Я лежал. Не на троне. Не в святилище. Я лежал на песке. Горячем, жгучем песке, который сыпался мне в… в то, что я сейчас осознал как свои глаза.

Тело. У меня было тело. Новое. Чужое.

Я попытался пошевелиться. Скрипучий, сухой хруст. Шесть коленчатых, тонких, как спички, лапок, покрытых хитиновыми пластинками цвета пыли и пепла. Две антенны, дрожащие на горячем ветру. Крошечное, сегментированное тельце, прижатое к земле.

Таракан.

Я снова был тараканом. Не драконовидным гигантом. Не аватаром. Обычным, пустынным тараканом. Тем, кого давят, на кого не обращают внимания, кто является последним звеном в любой пищевой цепи.

Паника, дикая и всепоглощающая, попыталась затопить моё сознание. Я заставил её отступить. Инстинкт, старый, как сама жизнь, взял верх. Выжить. Сейчас. Прямо сейчас.

Я поднял голову, точнее, переднюю часть своего тела. Песчаная буря только что утихла, и передо мной простиралась пустыня. Бесконечные дюны, волны застывшего золота под лазурным адом неба. Ни деревца. Ни воды. Только песок, солнце и ветер, несущий мелкие, колющие крупинки.

И на горизонте… город.

Не живой город с дымом из труб и криками торговцев. Силиконовый силуэт на фоне марева. Пирамиды, обелиски, развалины стен. Всё – в оттенках охры, песка и тени. Мёртвый город. Город-скелет.

И оттуда шёл зов.

Не звук. Не свет. Вибрация. Низкочастотный гул, который я чувствовал не ушами, а всем своим хитиновым существом. Он резонировал с той самой искрой, что осталась от меня. Он был похож на эхо моего старого Некротического Кристалла, но… иным. Более древним. Более сухим. Более жадным.

Этот зов был единственным, что имело значение в этом мире смерти. Он был точкой на карте. Целью.

Я сделал первый шаг. Одна лапка, потом другая. Движение было неуклюжим, непривычным. Моё сознание, привыкшее охватывать целые цитадели, было заточено в мозгу размером с песчинку. Я был слеп, глух и нем в масштабах, к которым привык.

Но я шёл. Потому что не было другого выбора. Потому что зов был единственным, что отличало меня от куска высохшего навоза, валяющегося на солнцепёке.

Я – Прусек. Я был Повелителем Пепла. Я был мостом между мирами.

А сейчас я – насекомое, ползущее навстречу призраку в пустыне.

Но я ползу. А это уже больше, чем просто смерть.

Глава 2: Шёпот Песков

Пустыня не молчала. Она шептала. Шёпот был повсюду – в свисте ветра, несущего песок, в скрипе дюн, медленно ползущих под солнцем, в треске моего собственного хитина, сжимающегося от жары.

Сначала я думал, это галлюцинация. Мозг, отчаянно цепляющийся за существование, пытался найти смысл в монотонном гуле этого песчаного ада. Но нет. Это был не звук. Это была… вибрация. Остаточный след. Эхо того, что я когда-то называл магией.

Я полз уже несколько часов. Солнце стояло в зените, превращая мир в раскалённую сковороду. Каждое движение требовало невероятных усилий. Мои лапки обжигались о песок, в фасеточных глазах рябило от света и жары. Жажда была огненным шаром в моём крошечном теле.

Именно тогда я увидел первого из них.

Он возник из марева, покачиваясь на месте. Высокий, иссохший, почти не отличимый от сухого куста саксаула. Но он двигался. Медленно, неуклюже, волоча за собой ноги, больше похожие на корни. Его кожа, если это можно было так назвать, была похожа на потрескавшуюся глину, сквозь которую проглядывали коричневатые кости. Глаз не было. Только тёмные впадины, устремлённые в никуда.

Зомби. Но не тот, кого создавала бывшая во мне некромантия. Тот питался магией, плотью или просто подчинялся приказу. Этот… он был порождением самого места. Его двигала не магия, а сама пустыня. Палящее солнце высушило из него всю влагу, всю жизнь, оставив лишь оболочку, одержимую одной-единственной мыслью: Иди.

Он шёл. Просто шёл. Без цели, без направления. Песчаный зомби. Скиталец пустыни.

Я замер, прижавшись к песку, пытаясь слиться с ним. Но он не был хищником. Он меня не заметил. Он прошёл в паре сантиметров от меня, его высохшая ступня чуть не раздавила мне голову. От него исходил тот же шёпот, что и от песков, но концентрированный, лишённый чего-то главного – воли.

И в тот момент, когда он проходил мимо, во мне что-то щёлкнуло. Инстинкт, более глубокий, чем голод и жажда. Поглоти.

Я не думал. Я действовал. Я не стал кусать его – мои челюсти были для этого слишком слабы. Я впился в него своей волей. Той самой искрой, что осталась от Прусека.

Это было похоже на попытку выпить воздух из вакуума. Оттуда, из этого иссохшего тела, не текли ни энергия, ни мана. Текла… пустота. Древняя, как сами эти пески, жажда. Но в этой жажде была сила. Сила инерции. Сила бесконечного, бесцельного движения.

Я вобрал её в себя. Это было горько, как прах, и сухо, как песок на языке. Но это было что-то.

Скиталец замер, его тело затрещало, и он рухнул грудой костей и высохшей кожи, которые тут же начал заносить песок.

А я… я почувствовал прилив. Ничтожный. Но он был. Моё тело, всего на несколько мгновений, перестало страдать от жары. Лапки перестали дрожать. Ясность мысли вернулась.

Я посмотрел на свой хитиновый покров и увидел едва заметный налёт – крошечные песчинки, прилипшие ко мне и слабо светящиеся в солнечном свете. Я не просто поглотил энергию. Я присвоил себе часть его сущности. Сущности песков.

Я попробовал сконцентрироваться. Не на сложных заклинаниях – для них не было ни сил, ни знаний. Я сосредоточился на этой песчаной плёнке на своей спине. Я представил, что хочу, чтобы она двигалась. Не просто так. Чтобы она приподнялась, создала иллюзию.

Песчинки дрогнули. На секунду над моей спиной возникло дрожащее, неясное подобие крыла из песка, которое тут же рассыпалось.

У меня ничего не было. Ни маны, ни слуг, ни цитадели.

Но у меня были пески. И кости.

И я только что понял, что могу их использовать. Грубо, примитивно. Но могу.

Я снова посмотрел на горизонт, на Мёртвый Город. Зов оттуда стал отчётливее. Теперь он звучал не просто как цель. Он звучал как ответ. Как учебник по языку, на котором только начал шептать.

Я пополз дальше. Теперь уже не просто как насекомое, спасающееся от смерти. А как ученик, спешащий на свой первый урок. Урок, цена провала на котором – окончательное и бесповоротное забвение в вечных песках Аменти.

Глава 3: Тень в Оазисе

Пустыня не собиралась отпускать меня так легко. Прогресс, крошечный и хрупкий, всегда оборачивается новой ценой.

Я полз несколько дней. Или часов? Время в аду течёт иначе. Солнце и ночной холод слились в одно мучительное пятно. Я питался скудной энергией песчаных скитальцев, которых изредка встречал. Каждое такое поглощение давало мне чуть больше сил, чуть больше контроля над песчинками на моей спине. Я уже мог создать короткую песчаную дымку, чтобы скрыться, или заставить пару крупиц светиться в темноте, как светлячок, пойманный в смолу.

Но жажда никуда не делась. Она стала навязчивой идеей, фоновым шумом моего существования. Моё тело, это жалкое насекомое, требовало влаги.

И я почуял её. Слабый, едва уловимый запах влажного камня и гнили. Оазис. Или то, что от него осталось.

Я пополз на запах, двигаясь теперь быстрее, ведомый инстинктом, который оказался сильнее любого зова. Сквозь щель между двумя дюнами я увидел его: чахлую рощицу из кривых, почти мёртвых деревьев с серыми листьями и небольшой водоём, больше похожий на лужу чёрной, застойной воды.

Это был не рай. Это была ловушка.

Я это понял, но было уже поздно. Моё тело, не слушаясь трезвых остатков разума, уже рванулось к воде. И в тот момент, когда мои лапки коснулись влажной грязи на берегу, из тени под сломанным деревом выплыло нечто.

Оно не было похоже на скитальца. Скитальцы были пустыми. Это было наполнено злобой. Тень. Буквально. Клубок сгустившейся тьмы, из которого торчали длинные, костлявые конечности, похожие на лапы паука, сплетённые из чего-то чёрного и блестящего, как обсидиан. У него не было лица, только две точки холодного, синеватого света, в которых читался безумный, ненасытный голод.

Оно двигалось бесшумно, скользя по земле, а не ступая. Местная нежить. Более сложная. Охотник.

Я отпрянул, но было поздно. Одна из костлявых лап-клинков взметнулась и вонзилась в песок передо мной, отрезая путь к отступлению. Вторая пошла прямо на меня.

Страх, дикий и животный, ударил в голову. Я не был готов к этому. Мои песчаные фокусы были игрушками. Это была смерть.

И в этот миг отчаяния во мне заговорило не Прусек-Архитектор. Заговорило нечто древнее, чёрное и жадное. Дракон. Тень его сущности, занесённая сюда вместе с моей искрой.

БЕРИ!

Помощью был не крик, а импульс. Слепая, всепоглощающая ярость, смешанная с инстинктом хищника. Я не стал уворачиваться. Я рванулся навстречу удару.

Когда обсидиановый клинок пронзил моё хитиновое тело, я не ощутил боли. Я ощутил хватку. Вся моя воля, всё моё существо сжалось в один тугой комок и впилось в тень не физически, а ментально. Я не атаковал её. Я вцепился в её сущность, как пиявка.

Охотник взвыл – беззвучным, леденящим душу визгом, который отозвался только в моём сознании. Он пытался сбросить меня, вырваться, но моя хватка была хваткой утопающего, который цепляется за единственную соломинку. Я тянул, высасывал, поглощал.

Это не было похоже на поглощение скитальца. Оттуда текли не просто энергия и паттерны движения. Оттуда хлынули обрывки памяти. Чужие воспоминания. Вспышка: я – тень, я прячусь под камнем от солнца, я жду… жду добычу… жажда, вечная жажда не воды, а тепла, жизни, страха… я набрасываюсь на кого-то большого, с копытами, чувствую вкус его ужаса…

Это было омерзительно. Это было пьяняще.

Я чувствовал, как моё тело, пронзённое клинком, не умирает, а… меняется. Хитин почернел, стал прочнее. По краям моих лапок выступили микроскопические, похожие на бритвы зазубрины. Я поглотил не просто силу. Я поглотил саму природу этого охотника – его способность быть тенью, его жажду, его форму.

Клинок в моём теле рассыпался в чёрный песок. Тень с визгом отступила, став меньше и бледнее, а затем растворилась в сумерках, словно её и не было.

Я рухнул на землю, тяжело дыша. Рана на моём теле медленно затягивалась чёрной, блестящей субстанцией, похожей на застывшую смолу. Я был жив. Я был сильнее.

Я подполз к чёрной воде и стал пить. Вода была горькой и отвратительной, но это не имело значения.

Теперь я понимал правила этого мира. Здесь не строили. Здесь пожирали. Эволюция здесь была не через созидание, а через поглощение. Чтобы выжить, мне нужно было съесть всех, кто сильнее. Или умереть.

Я поднял голову и посмотрел на свой хитин. Он был уже не просто цвета пыли. Теперь он был цвета ночной пустыни, усеянной звёздами. А на спине, там, где были лишь песчинки, теперь лежала тонкая, едва заметная плёнка живой тени.

Я снова посмотрел на Город. Теперь его зов звучал не как учебник. Он звучал как зов сокровищницы. Полной вкусной, могучей добычи.

Глава 4: Врата Изгнанников

Путь к Городу занял ещё несколько циклов дня и ночи. Но теперь я был не беззащитным насекомым. Я был хищником.

Поглотив Тень, я научился её трюкам. Я мог на несколько мгновений растворяться в собственных тенях, становясь невидимым для скитальцев и других, более примитивных тварей. Мои лапки, острые как бритва, могли пронзить иссохшую плоть или хитин. Я охотился. В основном на мелких пустынных существ, чью скудную жизненную силу я высасывал, оставляя после себя лишь горстку пыли. Каждое поглощение делало меня сильнее, больше. Я был размером уже с крупного жука.

Но Город приближался, и его зов становился всё громче. Он манил не только обещанием силы, но и чем-то другим… Знанием. Порядком. Это контрастировало с хаотичным законом «съешь или будь съеден», по которому я сейчас жил.

Наконец, я достиг подножия внешней стены. Вблизи она была ещё величественнее. Грандиозные сооружения из песчаника, выветренные до неузнаваемости, но всё ещё несущие отпечаток чужого, могучего разума. Воздух дрожал от концентрации энергии.

Я нашёл то, что казалось входом – огромную арку, ведущую в туннель, уходящий вглубь. Но на пути не было ни дверей, ни засовов. Вместо них висела… пелена. Невидимая стена, искажающая свет и воздух. Она пульсировала тем же низкочастотным гулом, но здесь он был агрессивным, предупреждающим.

Я протянул лапку. В сантиметре от пелены я почувствовал сопротивление, словно упирался в упругое, невидимое стекло. Затем последовал толчок – не физический, а ментальный. Чёткий, безэмоциональный сигнал:

«Недостоин.»

Это был барьер. Но не от физических существ. Он отсекал тех, чья сущность не соответствовала неким критериям. Чьи вибрации были слишком чужими, слишком хаотичными.

Я отступил. Яркая, драконья часть меня взбунтовалась. Сжечь! Проломить! Но я был слишком слаб для этого. Инженер анализировал: барьер энергетический, требует ключа, специфической резонансной частоты.

А потом я вспомнил. Вспомнил Некротический Кристалл. Вспомнил, как когда-то я был не разрушителем, а архитектором. Я был мастером не только поглощения, но и синтеза.

Я закрыл свои фасеточные глаза и погрузился в себя. Я отбросил ярость охотника. Я сосредоточился на зове. На том чистом, древнем сигнале, что шёл изнутри. Я начал подстраивать вибрации своей собственной искры под него.

Это было невероятно сложно. Мой разум, пропитанный чужой жадностью и жаждой, сопротивлялся. Он хотел брать, а не подстраиваться. Но я нашел ту самую, неизменную часть себя – упрямство таракана, который просто хочет жить. Не любой ценой, а своей жизнью.

Я стал фильтровать поглощённые мной эссенции. Я отделял грубую силу от паттернов, от памяти песков, от их древней, безличной воли. Я начал плести из этого кокон – не силы, а идентичности. Идентичности существа, которое имеет право войти.

Я подошёл к барьеру снова. На этот раз я не тыкался в него слепо. Я излучал. Я послал вперёд сплетённый мной узор: не ярость пустыни, а её терпение. Не голод тени, а её бесшумность. И в основе – непоколебимая, архитекторная воля к порядку.

Пелена передо мной дрогнула. Низкочастотный гул сменился на мгновение на вопросительный щелчок. Сопротивление ослабло.

Я сделал шаг вперёд.

Это было похоже на прохождение сквозь плотную, тягучую смолу. Каждая частица моего существа кричала от напряжения. Я чувствовал, как барьер сканирует меня, проверяет каждую пядь моей вновь обретённой сущности.

И я прошёл.

Я очутился в туннеле. Прохлада и тень после палящего зноя были блаженством. Я рухнул на каменный пол, полностью истощённый. Все мои скудные силы ушли на этот прорыв.

Но я был внутри. Врата Изгнанников остались позади.

Я лежал в полумраке, слушая, как эхо моего шага теряется в грандиозных пустотах Мёртвого Города. Зов теперь был не снаружи. Он был здесь. Прямо впереди. И он звучал как тихий, нетерпеливый голос, зовущий меня по имени, которого я ещё не вспомнил.

Глава 5: Наследие Фараона-Лича

Туннель вёл вниз. Вглубь. Жара пустыни осталась снаружи, сменившись неестественной, костяной прохладой, которая впитывала тепло, звук и, казалось, саму надежду. Я полз, цепляясь за швы между каменными плитами, которые были отполированы до зеркального блеска бесчисленными ногами – или чем-то иным – за тысячелетия.

Зов был теперь не просто направлением. Он был нитью Ариадны в этом каменном лабиринте. Он тянул меня вперёд, и я чувствовал, как с каждым шагом моё тело, сплетённое из песка и тени, откликается на него. Хитин на моей спине вибрировал, а плёнка живой тьмы шевелилась, словно ноздри ищейки, учуявшей запах.

Внезапно туннель расширился, вылившись в громадный зал. Я замер на его пороге, мои фасеточные глаза не в силах охватить всё сразу.

Это была не гробница. Это был зоопарк.

По обеим сторонам от центрального прохода тянулись ниши, высеченные в стене. И в них, застывшие в прозрачном, похожем на янтарь веществе, стояли существа. Десятки, сотни. Я видел скорпионов размером с лошадь, их жала всё ещё сочились чёрным ядом. Видел гигантских жуков-скарабеев с панцирями, покрытыми сложнейшими глифами. Видел змееподобных тварей с крыльями летучей мыши и человеческими черепами на месте голов. Все они были идеально сохранены. Коллекция. Величайшее собрание ужасов пустыни.

И все они были мертвы. Не просто мертвы. Их души, их эссенция были вытянуты, оставив лишь красивые, пустые оболочки. От них исходила абсолютная, всепоглощающая пустота, куда более страшная, чем голод скитальцев.

«Трофеи,» – прошептал во мне инженер, с холодным ужасом осознавая масштаб замысла. «Он не просто убивал. Он коллекционировал. Систематизировал.»

Драконья часть, напротив, зарычала от жадности. Каждый из этих экспонатов при жизни был сгустком чудовищной силы. Теперь это были просто чучела.

Я пополз дальше, по этому залу славы какого-то ненасытного бога-смерти. Зов вёл меня через него, к огромной арке в дальнем конце. За аркой сиял свет.

Я пересёк порог и снова остановился. Я был в сердце пирамиды. В святилище.

Комната была круглой, куполообразной. Стены от пола до потолка были покрыты не иероглифами, а… текстом. Бесконечными столбцами причудливых, угловатых символов, высеченных на костяных пластинах. Это была не история. Это были формулы. Теоремы. Магические уравнения, описывающие саму природу смерти в этом мире. Библиотека, написанная на костях.

В центре зала, на невысоком пьедестале, сидел он.

Его тело было почти человеческим, но неправдоподобно худым, словно кожа натянута на каркас из палок. Он был облачён в простые льняные пелены, а на голове его красовалась корона – не золотая, а сплетённая из чёрных, отполированных костей, похожих на рога гигантского жука. Его лицо… его лицо было живой маской из чистого света, без рта, носа и глаз. Просто сияющая, безликая плоскость.

Фараон-Лич. Или то, что от него осталось.

Его руки, больше похожие на скелетированные клешни, лежали на коленях. А между ними, парил в воздухе источник зова – небольшой, потрескавшийся чёрный кристалл, испещрённый внутренними молниями того же сияния, что исходило от его «лица». Он пульсировал, и с каждой пульсацией по костяным стенам пробегали волны света, зажигая новые строки текста.

«Подойди…»

Голос был беззвучным. Он родился прямо в моём сознании. Сухим, как шелест перекати-поля, и древним, как сами пески.

Я пополз вперёд, преодолевая благоговейный ужас. Я поднялся по ступеням пьедестала и остановился перед ним.

Безликая маска склонилась в мою сторону. Сияние её стало интенсивнее.

«Я – Неферка-Ра, Последний Хранитель, Царь Пустого Трона. Я ждал… предсказанного. Того, чья душа – песок, впитавший тысячи дождей. Того, чья воля – тень, отбрасываемая двумя солнцами.»

Он ждал меня. Тысячи лет он сидел здесь, поддерживая угасающую искру в этом кристалле, лишь для того, чтобы передать её.

«Моё время истекло. Цивилизация Аменти пала, скрывшись под песками, оставив лишь меня… и это знание.» Одна из его клешней дрогнула, указывая на стены. «Наш путь был путём симбиоза. Мы не отрицали смерть, как твои прежние хозяева. Мы заключали с ней союз. Превращали её в архитектуру. В закон.»

Он говорил о Геометрах? Или о чём-то ещё, более древнем?

«Ты – ученик?» – попытался я спросить, но у меня не было голоса. Я просто проецировал мысль.

Сияние маски колыхнулось, словно от усмешки.

«Ученик? Нет. Ты… перерождение. Дикий росток, проросший сквозь трещину в мироздании. Но росток, несущий в себе семя порядка. Я не могу научить тебя. Я могу лишь… передать. Инструменты. Словарь. А ты… ты построишь свой собственный язык.»

Его клешня медленно, с трудом поднялась и коснулась парящего кристалла. Сияние из маски перетекло в него, сделав его ярким, как маленькое солнце.

«Прими… Наследие Аменти. И стань… тем, кем должен был стать. Костяным Архитектором… этого мира.»

Кристалл дрогнул и упал. Не на пол. Он упал в меня. Прошёл сквозь хитин, не причинив боли, и растворился в самом центре моего существа.

В тот же миг свет в маске Неферка-Ра погас. Его тело рассыпалось в пыль, а пелены безжизненно опали на трон. Корона из чёрных костей с глухим стуком упала на каменные плиты.

Тишина. Гробовая, абсолютная тишина.

А потом в меня ударило знание.

Это не были слова. Это был поток. Океан данных о том, как кость хранит память, как песок проводит волю, как тень может быть не отсутствием света, а иной его формой. Я видел чертежи не зданий, а существ – песчаных големов, скорпионов-скелетов, духов-хранителей, высеченных из ночи. Я понял основы магии Аменти – магии, которая не приказывала смерти, а договаривалась с ней, заключала пари, вплетала её в узор бытия.

Я лежал на холодном камне, дрожа всем своим существом. Я был больше не просто тараканом-мутантом. Я был сосудом. Хранителем. Архитектором.

И где-то в глубине этого нового океана знаний я нашел первую, самую главную формулу. Формулу не строительства, а трансформации.

Моё тело засветилось изнутри. Хитин начал трещать и перестраиваться. Боль была огненной, но за ней шла сила. Настоящая сила. Сила не хищника, а ремесленника.

Когда всё закончилось, я поднялся. Уже не на шести лапках. На четырёх. Моё тело было размером с крупную кошку, удлинённым и гибким, словно сфинкс. Хитин стал тёмным, как обсидиан, и покрыт тончайшими, похожими на письмена узорами. А из плеч выросли два коротких, костяных отростка – зачатки крыльев или манипуляторов.

Я подошёл к трону и поднял корону. Она была тяжёлой и холодной. Я не стал надевать её. Это был символ прошлого.

Вместо этого я посмотрел на костяные стены. На эти бесконечные уравнения. Мой новый разум, прошитый знанием Неферка-Ра, уже начал их анализировать.

У меня не было цитадели. Не было слуг.

Но у меня были пески, кости и воля.

И теперь у меня был план.

Первым делом – создать слугу. Не поглощением. Созиданием.

Пришло время строить.

Глава 6: Первый Слуга

Знание – это не сила. Знание – это карта, на которой отмечены источники силы. Моя воля – рука, что черпает из них. А пустыня Аменти – неиссякаемый колодец.

Я стоял в центре святилища, на том самом месте, где исчез Неферка-Ра. Моё новое тело, гибкое и чёрное, как ночь, было идеальным проводником. Костяные стены вокруг больше не были просто текстом. Они были инструкцией. Руководством пользователя для самой реальности.

Мне не нужны были сложные ритуалы, алтари или жертвоприношения. Магия Аменти была проще и суровее. Она была ремеслом.

Я протянул мысленный щупалец – не физический, а созданный из сконцентрированной воли. Я не приказывал пустыне подчиниться. Я предложил ей сделку.

Дай мне свою инерцию, – прошептал я в безмолвный воздух святилища. Дай мне память своих песчинок, вечно движущихся и вечно застывающих.

Из трещин в каменном полу, сквозь которые пробивался песок, потянулись тонкие струйки золотистой пыли. Они вились в воздухе, словно змеи, притягиваемые магнитом моей воли.

Затем я обратился к останкам, хранившимся в этом месте. Не к тем величественным трофеям в зале – трогать их было кощунством и глупостью. Я нашёл нечто более простое и вездесущее. В углу пылились кости нескольких скелетов-скитальцев, вероятно, принесённых сюда за долгие века как дань или предупреждение.

Дай мне свою форму, – обратился я к ним. Дай мне прочность своего остова, помнившего некогда плоть и движение.

Кости затрещали, поднялись в воздух и начали ломаться, не разрушаясь, а превращаясь в сырьё – в белую костяную пыль, смешивающуюся с песком.

Это был не некромантия в её привычном понимании. Я не вкладывал в прах чужую душу. Я не приказывал мёртвому встать и служить. Я брал материалы – песок, символизирующий вечное движение пустыни, и кость, бывшую каркасом жизни – и сплетал их воедино, создавая нечто третье.

Вихрь из песка и костяной пыли закрутился передо мной. Я вплетал в него не приказ, а идею. Идею стража. Идею послушного, прочного тела, способного быть моими руками и глазами.

Вихрь сгустился, вытянулся, обрёл форму. Это не был человек и не зверь. Это была абстракция, воплощённая в материи – невысокий столбообразный торс, лишённый головы, с двумя мощными костяно-песчаными манипуляторами вместо рук и широким основанием для устойчивости. В центре его груди светилась тусклая искра – капля моей воли, скреплявшая всю конструкцию.

Он был хрупким на вид. Если ткнуть в него пальцем, он, вероятно, рассыпался бы. Но в этом и была его сила.

Я мысленно приказал ему сделать шаг. Существо подняло одно из своих оснований и плавно переставило его. Затем другое. Оно не ходило. Оно перетекало, как песок, скатывающийся с дюны.

Я приказал ему ударить по каменной плите. Манипулятор взметнулся и с сухим хрустом вмял камень. Рассыпался ли он? Нет. Песчинки, выбитые ударом, тут же притянулись обратно, как железные опилки к магниту.

Песчаный Страж. Мой первый настоящий слуга в этом мире. Не поглощённый, не порабощённый. Созданный.

Он замер, ожидая следующего приказа. Его простая искра сияла ровным, преданным светом. В нём не было ни ярости дракона, ни страха таракана. Только чистая, функциональная преданность архитектора.

Я посмотрел на свои чёрные, испещрённые письменами лапы. Я больше не был охотником, выживающим от одной добычи до другой. Я снова был строителем. Пусть мои инструменты были иными – не некро-кристаллы и костяные архитекторы, а песок, кость и древнее знание Аменти.

Я мысленно приказал Стражу следовать за мной и направился обратно в зал-зоопарк. Теперь, с новым знанием, я смотрел на этих застывших чудовищ иначе. Это были не просто трофеи. Это были… чертежи. Исследования. Возможно, даже неудачные эксперименты.