Сказки кончились

Часть первая. Глава 1

Лавандовая принцесса

В солнечном королевстве, где розы цвели даже в январе, а крестьянские дети не знали голода, правил король Альрик. Его жена, королева Лира, была хрупкой, как первый ледок на реке – после рождения ребенка лекари шептали, что вторых родов она не переживет. Но Альрик, вопреки советам, не взял новую жену. Девятнадцать лет назад, во второй месяц зимы у короля появилась наследница – первая и единственная дочь. Девочку назвали Элиза. «Мне хватит одного ребенка, если он будет достоин короны», – говорил он, глядя на маленькую принцессу.

Брат короля был весьма плодовит и у маленькой Элизы было много старших двоюродных братьев, которые в случае чего, были совершенно не против занять место правителя. Но, когда юной принцессе только исполнилось двенадцать, было видно, что девочка превосходит своих братьев умом и манерами, в то время, когда мальчиков еще не отпускало детство. С ранних лет принцесса любила природу, и позади замка, под окнами своих покоев, разбила небольшой садик. Элиза выращивала разные цветы, ей нравилось благоухание, которое они испускают. И самым любимым цветком стала лаванда. Девушка настолько их любила, что лично засадила ими целое поле. Цветов было так много, что в момент цветения ветер разносил запах лаванды по всему городу. Из-за большой любви к этим растениям горожане и прозвали её лавандовой принцессой.

Элиза росла, словно воплощая отцовскую гордость. К тринадцати годам она цитировала трактаты о справедливости, а к пятнадцати – спорила с канцлерами о налогах. Но была у Элизы черта, тревожившая народ: она ненавидела слабость. «Зачем лечить хромых, если они не могут работать?» – спросила она как – то, увидев калеку у ворот. Слух разнесся по деревням, шепча: «У принцессы снег вместо сердца».

С юных лет Элиза начала готовиться к принятию трона. Она усердно училась у отца и все время пребывала в дворцовой библиотеке, где иногда проводила бессонные ночи. За четыре года принцесса изучила все возможные науки, которые помогли бы ей управлять королевством, единственное – пока не хватало опыта.

Но старухи у костров помнили и другое время – когда Альрик, юный король, приказал сжечь зернохранилища мятежной провинции. Тогда голод поглотил сотни детей, включая сына травницы Рахэль – женщины, чьи руки когда-то лечили саму королеву. Но кто теперь помнил об этом?

На рассвете, когда Элиза поливала лаванду, в замок постучали. У ворот стояла старуха – её платок был прожжён огнём, а в руках, словно младенец, она сжимала обугленную деревянную лошадку.

– Прошу аудиенции у короля, – голос её скрипел, как колесо телеги.

– Отец в отъезде, – Элиза взглянула на лохмотья гостьи без интереса. – Но я выслушаю.

Старуха кашлянула, пепел опадая с рукавов:

– Мой дом сгорел. Ваш отец… – она остановилась, поправляя платок, под которым мелькнули шрамы. – Ваш отец, когда-то обещал защиту тем, кто верен короне.

Элиза улыбнулась, как учили придворные книги:

– Вы можете остаться в замке до постройки нового дома.

Старуха замерла, будто ждала подвоха. Её пальцы сжали игрушку так, что треснула обгоревшая грива. Этот конёк – всё, что осталось от сына. Альрик когда – то подарил его мальчику, а через год обрек его на смерть. «Хорошо, – подумала старуха. – Пусть дочь узнает, как холодно тем, кого вы называете слабыми».

– Благодарю, ваша светлость, – она поклонилась неестественно низко, словно насмехаясь. – Но остерегитесь… доброта королей часто обжигает.

Элиза, конечно, понимала, что ее великодушное предложение совершенно не было в пользу дворца, но дабы зарекомендовать себя у жителей королевства – цена была не так уж высока.

По возвращению во дворец король одобрил решение дочери приютить бедную старушку до окончания ремонта дома. Первую неделю женщину вовсе не было видно, но как только она освоилась, то стала частенько виться вокруг Элизы.

Старуха бродила по замку, как тень. В библиотеке она трогала книги с насмешкой:

– Мудрость здесь, да… А вы знаете, как пахнет горящая пшеница, принцесса?

– Зачем вам это? – Элиза не отрывалась от карт.

– Ваш отец однажды сказал, что голод – лучшее лекарство от бунтов. Вы согласны?

Элиза промолчала. Ответа она не знала – в её учебниках не писали о бунтах.

ноябрь 12** год

Глава 2

Проклятие и первый лед

Спустя три недели отстройка сгоревшего дома подошла к концу. На днях старуха собиралась возвращаться обратно. Она решила навестить свою спасительницу и побеседовать. Принцесса по своему обыкновению проводила время в библиотеке за книгами.

Старуха стояла перед Элизой, её тень на стенах библиотеки изгибалась, как дым от костра. На груди у неё болталась та самая обугленная игрушка – теперь Элиза разглядела, что это конёк с королевским гербом.

– Вы будете править, как ваш отец? – голос старухи звенел лезвием. – Сжигать тех, кто посмеет попросить хлеба?

– Мой отец… – Элиза сжала пергамент с налоговыми отчётами, – …строил дороги, а не жег дома.

Старуха рассмеялась, и звук этот был похож на треск льда под ногами:

– Дороги? Чтобы быстрее вести солдат на расправу? Вы даже не просили, почему сгорел мой дом.

– Пожар – дело случая, – Элиза отвернулась к окну, где волновалось лавандовое море.

– Случай – это когда молния бьёт в дуб. А когда король приказывает сжечь амбары, чтобы подавить бунт – это выбор.

Принцесса замерла.

– Уходите, – прошептала она.

– Боитесь правды? – старуха выпрямилась, и вдруг Элиза увидела – под лохмотьями скрывается платье придворной целительницы. – Ваш отец сжёг моего сына. А теперь я сожгу вас.

Стражи схватили старуху, но та крикнула в след:

– Пусть ваше сердце станет таким же холодным, как ваши указы! Через три месяца вы забудете даже запах лаванды!

Элиза не придала значения словам. Но на следующее утро её лавандовое поле посерело, будто покрылось инеем.

С тех событий прошло полтора месяца. Близилась зима. Одним пасмурным утром королева вошла в комнату дочери и обнаружила её сидящей возле зеркала. В еще незаплетенных волосах на затылке виднелось что – то черное. Мать подошла посмотреть, что с Элизой. Длинные, русые, волнистые волосы девушки начали темнеть и выпрямляться

Королева Лира, застыла в ужасе:

– Твои глаза… Они как у Альрика в день казней.

Элиза взглянула в зеркало. Зрачки её стали бледно – голубыми, словно льдинки. Она не чувствовала страха – лишь досаду, что придётся отменить встречу с архитектором новых мельниц. Вспомнились слова ведьмы, что гостила несколько недель назад.

К полудню старуху привели во дворец. Ведьма с явной надменностью рассказала принцессе, что холодное сердце, тронутое проклятьем, будет разрастаться и проявляться во всем теле хозяина, пока душа его не оттает. До полного обращения осталось не более семи недель. С заклятием будет изменяться сознание и внешность, мир носителя будет тускнеть. А чтобы снять его, нужно лишь влюбиться.

– За что ты так с ней поступила? – со слезами на глазах вопрошала королева.

– Она просто не достойна! – ответила старуха и стража бросила её в темницу.

Вглядевшись в зеркало, принцесса заметила еще кое – какие перемены в себе. Теперь её кожа была светлой, сквозь нее были видны синие вены. От розовато – молочного цвета тела не осталось практически ничего. Элиза похудела. С, когда – то румяного лица сошло здоровое сияние молодости. Теперь вместо пухлых щечек выпирали острые скулы. Округлые формы тела потеряли свои прелести: грудь осунулась, живот стал впалым. Густые и длинные волосы в мелкую волну, начали изменять цвет и структуру. Изменения были необратимы. Взгляд у девушки потух.

Паника накрыла королевскую семью. Родители Элизы впали в истерику. Отец не знал, как помочь дочери, он был бессилен против колдовства старухи. Мать начала рыдать так, что все дворцовые слуги сбежались на дикие вопли королевы. Лишь принцесса была спокойна.

– Мы найдём способ, – королева Лира обнимала дочь, но та оставалась неподвижна, как статуя.

– Зачем? – Элиза отстранилась. – Я вижу яснее, чем когд-либо. Эмоции только мешали.

Лира вспомнила, как Альрик после казней говорил те же слова. Она впервые поняла: проклятие не изменило дочь – оно показало её истинную суть.

Всю следующую ночь из темницы раздавался бешеный смех ведьмы. Старуху нашли мёртвой утром, но перед смертью Элиза успела спросить:

– Зачем? Я дала тебе кров!

– Кров? – старуха показала на решётку окна, за которой виднелось почерневшее лавандовое поле. – Вы подарили мне комнату с видом на пепелище. Это не милость, принцесса. Это насмешка.

– Но я…

– Вы не чувствовали, – прошипела старуха. – Как не чувствовал ваш отец. Теперь вы узнаете, каково это – смотреть на мир сквозь лёд.

В ту ночь Элиза вышла в сад. Лунный свет играл на её чёрных прядях, а под ногами хрустела мёртвая лаванда. Она подняла руку – и первый снежинка упала на ладонь, не тая.

– Холод… красив, – она сжала снег в кулаке. Где – то в замке рыдала королева, но Элиза не понимала, зачем.

зима 12** год

Глава 3

Белые цветы

Узнав о страшной беде своей единственной дочки, король и королева начали устраивать балы, куда приглашали принцев ближайших королевств, всю знать и просто богатые семьи с их кандидатами на сердце принцессы.

Зеркала в бальном зале затянулись инеем. Элиза стояла у окна, сжимая в руке засохший стебель лаванды – последний, что сохранил слабый аромат. Её платье, сотканное из серебряных нитей, блистало холодом, а жемчуг на шее напоминал капли льда.

– Ваше высочество, принц Эдвард из Вальтарии, – объявил герольд.

Юноша поклонился, но Элиза не увидела в его глазах ничего, кроме жадности.

– Вы изучали трактаты о справедливости? – спросила она, наблюдая, как его пальцы нервно дёргают кружева на рукаве.

– Я… предпочитаю охоту, – пробормотал принц.

– Охота на оленей или на короны? – её голос прозвучал, как удар хлыста.

Принц побледнел. Элиза отвернулась. Она не злилась – просто видела слишком ясно. Его ложь была прозрачна, как лёд на замёрзшем озере.

Все юноши, желавшие на ней жениться, были крайне скудоумны и однобоки в суждениях и поступках. Каждый второй был страшным глупцом. А кто поумнее – ужасным эгоистом. Но некоторые кандидаты, не обладавшие вышеперечисленными качествами, на первый взгляд, казались даже привлекательными. К сожалению, привлекали они не только юных леди. Зачастую у этих юношей уже был предмет воздыхания, называющий себя лучшим другом.

Когда среди достойных короны молодых людей не оказалось, во дворец приглашали и простой люд в надежде на то, что сердце Элизы откликнется хоть на кого – то. Но все было без толку. Девушка общалась с огромным количеством юношей, но все ей казались скучны и глупы.

Элизу забавляло сходство принцев с простолюдинами. Они были одинаково невежами, но у деревенских женихов не было ложного чувства собственной важности и превосходства, хотя манер и элементарного знания этикета так же не было.

Иногда, будучи в хорошем настроении, во время беседы Элиза подшучивала над кандидатами, но ни один не понимал, что над ним потешаются.

Карусель новых знакомств, зачастую не очень приятных, в конец утомили не только принцессу, но и весь дворец. Наконец – то кандидаты закончились. Король и королева прекратили поиски женихов для дочки.

Отчаянью матери не было предела. Королева Лира ворвалась в покои дочери, сжимая букет искусственных роз:

– Ты прогнала десяток женихов! Даже плотник из деревни тебе не угодил!

– Плотник боялся посмотреть мне в глаза, – Элиза провела рукой по зеркалу, оставляя следы на инее. – Он хотел не меня, а мешок золота.

– А тебе нужен кто – то, кто захочет тебя! – Лира разрыдалась, но слёзы замерзали на её щеках, едва касаясь кожи дочери.

– Зачем? – Элиза подняла чёрный лепесток с пола. Её лаванда умирала, и теперь в саду росли только тёмные цветы с запахом пепла. – Любовь – слабость. Я это поняла, читая отчёты о бунтах.

Потеряв почти месяц на бесполезные поиски истинной любви, у Элизы появилось время, чтобы взять жизнь под контроль и самой спасти себя.

Ведьма скончалась, спросить про заклятие было не у кого. Девушка вновь засела в королевской библиотеке. Теперь принцесса искала книги о волшебстве, черной магии.

С каждым днем заклятье становилось все сильнее. Теперь Элизу было совсем не узнать. Та красивая розовощекая девушка была поглощена бледностью и холодом. Но внешние метаморфозы были не самым страшным, что происходило с принцессой.

Она прекращала жить, теперь девушка просто существовала: без всяких эмоций, с полным равнодушием, холодом, Элиза совершенно перестала чего – то желать, больше не чувствовала радость, горе и даже чувство голода.

Девушка была готова сдаться заклятью, но лишь благодаря сильному духу продолжала поиски способа борьбы с ним. Время начала полного действия заклятья приближалось. За эти недели борьбы королевская семья потеряла надежду на спасение Элизы.

Но как-то ночью, в очередной раз перешерстив всю библиотеку, девушка нашла книгу в черной обложке. Принцесса впервые её видела. Это оказался труд одного волшебника, жившего около ста пятидесяти лет назад.

Элиза листала древний фолиант, её пальцы оставляли на страницах узоры из инея. Книга говорила о проклятиях, рождённых болью: «Сердце, закованное в лёд, не бьётся – оно звенит, как погребальный колокол».

– Глупости, – она хлопнула переплётом, и воздух взорвался кристаллами снега. – Любовь не может быть сильнее логики.

Но тут же заметила на полке щель. За ней лежал дневник её отца.

«Сегодня сжёг амбары в Ривенхольме. Лира спрашивает, почему я не сплю. Не знаю, как объяснить: когда принимаешь тяжёлые решения, сны становятся… слишком мучительными».

Элиза коснулась строк – и вдруг её пальцы обожгло. Впервые за месяцы она почувствовала боль.

Прочитав всю книгу, Элиза поднялась к родителям. Принцесса рассказала, что её не спасти. Принцесса пожелала уйти. Король не стал препятствовать намерениям дочери. Мать ничего не говорила. Семья погрузилась в молчаливое отчаянье. Они были бессильны.

Элиза направилась к королевским конюшням. Ей нужен был тот, кто быстро и незаметно унесет её прочь. Конь рвался из стойла, засыпанный снегом. Все боялись его – только Элиза замечала, как он дрожит, когда она рядом.

– Ты тоже чувствуешь холод? – она прижала ладонь к его шее, и шерсть покрылась ледяными иглами. – Странно. Я думала, ты создан для этого. Как твое имя. Вот у меня его теперь нет…

Север фыркнул, и из ноздрей вырвалось облако пара.

Элиза в последний раз обернулась на замок. Король стоял на балконе, сжимая в руках дневник, который она оставила открытым на странице о Ривенхольме.

– Прости, – шепнула она, хотя не чувствовала вины. Просто где-то в груди звенело, как тот самый колокол из книги.

Север унёс её, а следом, как погребальный шлейф, тянулась метель. Там, где ступал конь, лаванда прорастала сквозь снег – но теперь её лепестки были белыми, как кости. К утру она миновала границы королевства и держала путь на северо-восток, на равнины, где люди не живут.

4 января 1279

Часть вторая. Глава 4

Снежные эльфы

На заре Элизу во дворце не обнаружили. Её комната была холодная и пустая, окно раскрыто и колючий январский ветер устроил беспорядок в покоях принцессы. Короля одолевала печаль глядя на опустевшую комнату. Родители девушки понимали, что больше не увидят свою прекрасную дочь, и что ей уже никто не поможет.

В этот же день дворец спустил флаги. Королева Лира объявила о смерти принцессы. Начался траур по покойной. А король издал указ, что отныне на территории королевства любая магия под строжайшим запретом, а ведьмы и колдуны, нарушившие запрет, будут немедленно казнены. Началась охота на ведьм.

Народ сразу понял, что эти выступления правящей семьи связаны и принцесса погибла от какого-то магического влияния. На удивление простой люд не стал бунтовать, услышав указ, да и колдунов и ведьм было не очень и много среди жителей.

***

Конь Элизы летел трое суток без остановки. Весь путь за ними тянулась метель. Север остановился на бескрайней равнине, где снег сверкал, как стекло. Элиза соскользнула с его спины, и там, где её ступни коснулись земли, выросли ледяные шипы.

Снежная гладь казалась бескрайней. Здесь не живут люди. Не ходят звери. Вокруг был лишь холод и пустота. Им нравилось. Это место на мгновение тронуло что – то внутри. И это было последним, что чувствовала Элиза. Теперь это место их новый дом.

Принцесса и Север оглядывали безграничные земли. Элиза прижала ладонь к горячей шее коня

– Ты несешь в себе огонь, как старуха, что сожгла свой дом…

В её руке сжался обугленный конёк – единственное, что осталось от прошлого. Дерево почернело, но внутри тлела искра. Элиза воткнула игрушку в снег, и пламя вспыхнуло, окрашивая сугробы в багрянец.

– Если холод не может создать жизнь… – она провела рукой над огнём, и искры превратились в снежинки – кристаллы, – …пусть её создаст пепел.

Из огня и льда родились фигуры: высокие, с глазами как озёра подо льдом. Элиза назвала их эльфами. Их кожа переливалась, словно снег при закате, а в груди вместо сердца бился крошечный уголь – частица проклятия

Снег, что создала Элиза был необходим эльфам. Он поддерживал жизнь в северных существах.

Она представилась эльфам, как Северный Ветер и сказала, что поможет им выжить. Все вместе они начали строить деревню, Элиза обучала свой народ, рассказывала о законах природы, моральных установках, медицине, науке и прочем.

Эльфы возводили дома из голубого льда, без окон и дверей.

– Зачем такая замкнутость? – спросила Элиза.

– Стены защищают от ветра, – ответил эльф с лицом, как у её отца.

– Но ветер – это я, – она провела рукой, и буря разрушила стену.

Эльфы молча принялись строить заново. Они боялись её, как когда – то народ боялся Альрика.

Только один, ещё ребёнок, с золотыми кудрями и алыми щеками, подошёл к ней:

– А можно мне дом с окном? Чтобы видеть звёзды.

– Звёзды холодны, как и я, – ответила Элиза

– Но они светят, – улыбнулся мальчик.

Шло время, деревня была полностью построена, некоторые из эльфов начали размножаться, хотя привязанности или любви этот народ не испытывал. Будто проклятье создательницы перешло и на её творение. Наблюдая за своим народом, Северный Ветер поняла, что они крайне простые существа. Когда надо – размножаются, а как приходит их время – они тихо умирают, когда. Это был мирный народ с высоким уровнем морали и очень сдержанные.

Сменилось поколение. Элиза наблюдала за существами. Эльфы перестали нуждаться в ней. Отыскав неподалеку от деревни пещеру, она поселилась в ней вместе с Севером. Там она спала год. Проснувшись, седлала коня и обновляла снег в мертвых землях. Это событие для эльфов стало праздником, а Северный Ветер стала богиней. Время шло, и история создания эльфов для них самих стала легендой. Элиза вновь была одинока.

Глава 5

Мальчик, который не замерзал

С момента создания эльфов прошло полтора века. Она уже не помнила своей прошлой человеческой жизни, забыла о родителях, о ведьме, забыла даже свое имя. Элиза исчезла в ту самую ночь, когда на заколдованном коне покинула пределы родного дома. И в этот момент появилось новое существо, неведанное миру раннее, и звалось оно Северным Ветром.

Утратив все эмоции, память и, отчасти, рассудок Северный Ветер сидела в своей, заметенной снегом, пещере и не могла ни спать, ни есть. Ей это было не нужно. Она не погружалась в сон, спустя столько лет она утратила эту возможность. Её рассудок был затуманен, и она могла наблюдать какие – то видения, рисуемые сознанием. В таком пограничном состоянии и прибывала Северный Ветер.

Это существо ничем не занималось. Она, конечно, могла отправиться и обратно на родину и исследовать новые земли, но все это не имело смысла. Северный Ветер была бессмертна.

Отсутствие эмоций – не только наказание, а награда. Пусть девушка никогда не постигнет ни любви прекрасного юноши, не вспомнит родительской заботы, даже больше не получит удовлетворения от вкусной еды или красивой музыки, зато теперь, её ничего не волновало, не страшило. Все, что делало человека человеком покинуло её.

И пусть все тревоги исчезли, но именно негативные эмоции заставляют чувствовать себя живым. Хорошее быстро начинает казаться должным. Северный Ветер уже не понимала, что живет. Её состояние можно бы было назвать абсолютным страданием, если бы сама девушка чувствовала, что мучается.

Во всей серой и однообразной жизни выделялся лишь один день в году. В этот самый день Элиза когда-то создала эльфов. И теперь каждый год, она выходила из своей пещеры, брала с собой верного коня и направлялась в эльфийскую деревню подарить народу новый снег.

Появление Богини – создательницы происходило всегда в одно и то же время и в честь этого события эльфы организовывали празднество. Появление Северного Ветра означало новый снег, а он необходим для поддержания жизни эльфов. Чем старше они становились, тем чаще требовалось его восполнение, кто не дожидался свежего снега, те умирали.

Эльфийские дети рождались отличными от взрослых. Они не нуждались в снежной подпитке, их кожа была теплее и розовее, волосы не пепельно- седые, а золотые. Но к пяти годам отличительные черты сглаживались, и дети принимали привычный вид родного племени.

Настало время ежегодного праздника снега. В этот день эльфы всячески украшали себя, свое жилище и аллею, над которой традиционно должна была пролететь Северный Ветер. Все уже было готово. Богиню ждали, но она все никак не появлялась. Такая долгая задержка была впервые.

Вот уже шестой день все Эльфы выстраивались вдоль аллеи и ждали появления Северного Ветра. Её все не было, а снега становилось все меньше и меньше.

На седьмой день, когда солнце впервые пробило облака, с горы донёсся гул копыт. Северный Ветер мчалась на коне, чья шерсть была чернее ночи, а грива сверкала, как разбитое стекло. За ней тянулся не снег, а дождь превращался в лёд у земли.

Тео было всего десять эльфийских лет. Это был миловидный задорный мальчик, который пока еще не был похож на собратьев. Считалось, что он задерживался в развитии. «Лед еще не тронул его. Он не принадлежит создательнице!» – шептались взрослые эльфы.

Снег в его руках таял. На щеках постоянно красовался румянец, а волосы мало того, что были золотые, так еще и кудрявились. Всё это было свойственно младенцам, но не в случае с Тео.

Но не смотря на его непохожесть, мальчик не находился под гнетом общества, окружающие относились к нему снисходительно и по – доброму. Тео понимал, что вызывает жалость. Мальчик смирился и уже не печалился, хотя внутренне знал, что он такой же, как и все.

Каждое утро, уже целую неделю Тео ждал появления Богини. Он с самого детства был зачарован Северным Ветром. Каждый год он мечтал хотя бы увидеть её вблизи. На седьмое утро смелое желание маленького эльфа было исполнено.

Наконец – то явилась Богиня. Несясь на своем огромном черном коне, она несла за собой холод и снег. Эльфы мигом повыскакивали на улицу приветствовать Северный Ветер. Первым ее увидел Тео. Она проскакала очень близко к мальчику. Этот момент крепко врезался в память юного эльфа. Он стоял на улице пораженный молнией, не отрывая глаз от черного силуэта Богини.

Январь 1330 год

Глава 6

Путь

После встречи с Северным Ветром Тео будто оказался в ловушке собственных мыслей. Её образ – черные волосы, струящиеся как река ночи, и глаза, холодные, как зимнее небо, – преследовал его даже во сне. Мальчик чувствовал, что за ледяной маской Богини скрывается что – то иное, словно забытый цветок под снегом. Он расспрашивал родителей, соседей, даже детей у колодца, но все лишь повторяли легенду: «Северный Ветер создала наш народ из льда и пепла, чтобы мы хранили вечный покой». Эти слова звучали как заученная молитва, лишенная жизни.

Спустя неделю бесполезных расспросов соплеменников, мальчик решил отправиться к старейшинам деревни. Благодаря недавно обновившемуся снегу, остался жив один из первых эльфов – редкий долгожитель, тот, кого Северный Ветер создала лично.

Это был маленький старичок, ослепший и с длинной бородой. Старейшина давно не покидал дома и редко участвовал в собраниях деревни, зато за советом часто обращались именно к нему, как к эльфу – основателю. Впервые за много лет на пороге его дома был настолько юный посетитель.

Старик сидел в кресле, сплетенном из корней древних сосен, его слепые глаза будто смотрели сквозь время. Тео, едва переступив порог, почувствовал запах ладана и сушеной лаванды – странно, ведь эльфы не знали цветов.

– Ты пахнешь тревогой, мальчик, – голос старейшины напоминал шелест страниц старой книги. – И… теплом.

– Я пришел спросить о Богине, – выпалил Тео, сжимая край плаща. – Кто она? Почему создала нас?

Старик замер, будто впервые за столетия его спросили о чем-то настоящем. Пальцы его дрогнули, коснувшись амулета на шее – крошечной фигурки конька, обугленной и грубой.

– Она была человеком, – прошептал он, словно признаваясь в грехе. – Её сердце заледенело от проклятия, но вместо смерти… она стала творцом. Мы – её искупление.

Тео наклонился ближе, заметив, как слеза скатилась по морщинистой щеке старика. Она не замерзла.

– Почему вы плачете?

– Потому что помню. Помню, как она уронила этот конёк в снег, создавая первых эльфов. Как смеялась, когда я, тогда ещё ребенок, слепил своего первого снежного ангела… – голос его оборвался. – Но потом что – то сломалось. Она перестала смеяться.

– А вы? Почему вы всё помните?

– Я – её первое творение. Часть проклятия во мне… не сработала. – Старик протянул Тео амулет. – Возьми. Это ключ к её прошлому.

Конёк обжёг пальцы мальчика, но не холодом – воспоминанием. Перед глазами мелькнули огонь, крики, и девочка в платье, усыпанном лавандой…

– Милый Тео, она ведь не всегда была такой, наша Богиня была простым человеком, если не брать в расчет её королевскую кровь. На ней проклятье, – рука старца упала на голову Тео и погладила её.

Теперь мальчик слушал легенду из уст того, кто её и придумал, для того чтобы обезопасить новое поколение. Выяснилось, что Северный Ветер живет не далеко, но об этом мало кто знает.

– Большего рассказать я не могу, забыл, видишь ли, с возрастом, – этой фразе старика Тео не поверил, – можешь сам спросить у нее, но вряд ли тебе ответят.

– Спросить у Богини? – изумился мальчик, – Но я не знаю, где искать её.

В ответ старик улыбнулся и объяснил, что нужный ветер дует с севера, и Богиня не желает, чтобы её тревожили, поэтому дойти будет трудно. Тео поблагодарил старейшину и, когда собирался уходить, вдруг спросил:

– Дедушка, почему ты рассказал это мне, разве это не большая тайна и об этом никто не должен знать?

– Просто ты первый на моем веку, кто интересовался Богиней. И это не тайна, просто всех вокруг устраивало лишь легенда. Но после этого, когда ты подрастешь, старейшиной придется стать тебе, – и старик снова улыбнулся мальчику.

Тео не очень обрадовался этой перспективе, но понимал, что даже за знания надо платить.

На следующий день мальчик отправился на север.

Ветер встретил Тео за пределами деревни, словно сама Богиня пыталась его остановить. Снежные вихри выли, как раненые звери, а воздух гудел предостережением. Но мальчик шёл, сжимая в руке амулет. С каждым шагом конёк теплел, указывая путь. Сквозь поднятый в воздух снег ничего не было видно. Хоть Тео и был эльфом, чьи потомки были порождением самого холода, мальчик начал замерзать.

Тео все шел, но не знал идет ли он до сих пор на север или уже сбился с курса. Мальчик был измотан. Солнце почти село, стало темно. Казалось, еще пять минут ходьбы, он упадет замертво и снег аккуратно припорошит его юное тельце.

К полуночи силы покинули его. Тео рухнул на колени, и снег под ним начал таять, обнажая почерневшую землю. «Это не просто холод… это её боль», – осенило его.

В метели он разглядел пещеру. Вход, скрытый завесой льда, напоминал раскрытую пасть. Войдя внутрь, юный эльф надеялся набраться сил до утра и переждать, когда успокоится ветер, но увидел там дорожку из черных волос ведущую к огромной фигуре. Внутри, среди сталактитов, сидела она – Северный Ветер. Её волосы, чернее зимней ночи, стелились по полу, а в глазах мерцали отражения далеких звезд.

– Ты принес тепло в мой дом, – её голос заставил дрогнуть стены. – Зачем?

Тео протянул конёк.

– Чтобы вернуть тебе то, что ты потеряла.

Богиня вскинула руку, и ледяной шип вонзился в пол у ног мальчика. Но Тео не отступил.

– Ты боишься. Боишься вспомнить, какой была.

Тишина. Потом – треск. Слеза, пробившая лёд на щеке Элизы, упала на амулет. Конёк вспыхнул, и пещера озарилась светом…

Январь

Глава 7

Слезы изо льда

Тео проснулся от тишины. Буря стихла, а его щеку жгло холодное пятно – там, где лицо Элизы прижалось к его плечу во сне. Её волосы, сине – чёрные, как крыло ворона, обвивали его тело, но не давали тепла.

– Ты… не замёрз? – её голос прозвучал хрипло, будто лёд треснул под солнцем.

– Потому что ты хотела, чтобы я выжил, – Тео коснулся её руки. На этот раз холод не обжёг пальцы.

Элиза отстранилась, и в её движении было что – то почти человеческое – неловкость, стыд. На полу пещеры, где упала её слеза, росла крошечная лаванда, пробившаяся сквозь лёд.

– Ты создаёшь жизнь, – прошептал Тео.

– Нет. Это… ошибка, – она сжала ладонь, и цветок смёрзся в стеклянный бутон.

– Спасибо, что грела меня, – произнес Тео, – давно я здесь?

Ответа не последовало. Лишь мутные глаза непрерывно следили за юным эльфом. Мальчик выбрался из своего укрытия и направился к выходу из пещеры. Буря утихла, даже светило солнце.

– Это же ты снег создаешь. И прошлую бурю тоже ты сделала? Специально? – мальчик подошел к высокой фигуре, и поднявшись на носочки протянул руку к лицу Северного Ветра.

Кожа у этой женщины была невыносимо холодной. И чем дольше Тео держал руку, прислоненную к Богине, тем холоднее ему становилось. Не выдержав, мальчик отдернул ладонь и вновь обратился к хозяйке пещеры:

– Меня, наверное, в деревне ищут. Но была такая пурга… может, они подумают, что я все – таки помер в ней. А сколько снега намело, даже искать тело никто не станет. Можно я останусь здесь?

Северный Ветер молчала.

– Я рад, что ты не против, – мальчик широко улыбнулся, – наверное, тебе печально столько лет находиться одной, я буду рядом.

***

Когда на следующие утро маленького Тео в деревне не обнаружили, родители начали волноваться и подняли на уши всю деревню. На эту шумиху, впервые за много лет, вышел слепой старейшина. Его персона привлекла всеобщее внимание. Родители мгновенно бросились к старику за советом.

– Наш сын пропал, целые сутки его уже нигде нет, его никто не видел, а ночью была буря… мы не знаем, что делать.

– Ничего не знаю о вашем сыне, уважаемые… но мальчик с кудрявыми волосами вчера отправился навстречу своему предназначению. Людям, решившим взять судьбу в свои руки, мешать не стоит. А ваш сын скорее всего погиб в ночной пурге, вряд ли вы даже тело его найдете. Мало ли, куда занесло бестолкового юнца.

Старейшина стоял на площади, его слепые глаза были обращены к горам. Родители Тео, окружённые толпой, требовали поисков.

– Ваш сын стал искрой в доме Богини, – голос старика перекрыл шум. – Вы хотите потушить её?

Толпа замерла. Кто – то из детей поднял с земли растоптанный лепесток лаванды – первый цветок за сто лет.

– Она слабеет, – старик собирался обратно в дом. – И скоро её метель станет дождём.

Родители Тео недоумевающе глядели вслед уходящему старейшине.

– Мудрейший сказал оставить поиски юного эльфа, – громко произнес глава деревни, – расходимся.

***

Весь день малыш пытался разговорить холодную Богиню, и все безуспешно. Но мальчик не отчаивался, он даже не замечал, что все это время разговаривает сам с собой.

Ночью, зарывшись в волосы Северного Ветра, Тео продолжал говорить:

– Я слышал о тебе с самого детства, но увидел впервые на празднике. Я был в восторге, именно в этот момент я решил найти тебя. Это очень похоже на сумасшествие или одержимость, но даже не верится, что я здесь, – мальчик говорил, а глаза богини становились яснее, – кажется, я уже отказался от родителей и всей деревни, ради того, чтобы быть здесь… но я не жалею об этом.

Мальчик повернулся на бок и почувствовал, как на щеку упало что – то тяжелое. Тео посмотрел наверх, лицо Северного Ветра нависло над эльфом, из глаз женщины падали слезы. Это были крупные, тяжелые и горькие капли, падающие прямиком на его лицо. Мальчик растерялся и замер, глядя на плачущую Богиню. Ему стало невыносимо больно. Тео кинулся к женщине, начал вытирать слезинки с её лица, но холод, исходящий от ледяной кожи обжигал руки эльфа. Через боль мальчик успокаивал свою Богиню. До тех пор, пока поток слез не прекратился, и они оба не уснули.

Много дней и ночей они провели вдвоем в пещере. Никто не искал юного беглеца. Тео разглядывал фрески на стенах – Элиза выцарапала их льдом: королевский сад, девочка с букетом, старуха с горящим платком…

– Это твои воспоминания? – спросил он.

– Сны, – она сидела, обняв колени, и казалась хрупкой. – Они приходят, когда холод теряет силу.

Он подошёл, держа в руках сферу изо льда – подарок Элизы. Внутри мерцал огонёк, как в обугленном коне.

– Почему ты не борешься? Проклятие можно снять!

– Тогда умрут эльфы. Они часть моего холода, – она указала на сферу. – А это – часть тебя.

Тео встряхнул шар. Искра вспыхнула, осветив надпись на стене: «Любовь не растопит лёд – она станет рекой, что унесёт его в море».

Время вместе с Северным Ветром протекало иначе. Казалось, прошло всего две недели, за которые Тео удалось вывести Богиню из укрытия, слепить с ней снежных статуй, как в легенде. Он нашел в пещере старую книгу по колдовству, прочитал и понял, что за проклятье лежит на ней. Тео разговорил женщину и заставил вспомнить собственное имя. Уговорил Элизу прокатиться на волшебном коне по имени Север (который все это время спал возле пещеры под слоем пушистого снега и просыпался лишь по велению хозяйки).

Все это время они проводили вместе, и мальчик очень привязался к своей Богини. Мирно протекали их дни, но однажды Тео проснулся от жгучей боли в костях.

Он вскрикнул и схватился за грудь – под кожей будто ломались и срастались заново ребра, становясь шире. Кости рук хрустели, удлиняясь, а мышцы натягивались, как тетива лука.

– Что… со мной? – его голос сорвался с детского дисканта на низкий, почти мужской тембр.

Перед глазами плясали черные точки. Он упал на колени, и кожа на спине лопнула от резкого роста – по льду пещеры растеклись алые капли.

Элиза впервые за века испугалась.

– Ты… воруешь мою силу? – её голос дрогнул.

Она рванулась к нему, но отпрянула – его тело горело, как угли.

Превращение длилось минуту, что казалось вечностью. Волосы вытягивались, золотые кудри спадали на широкие плечи. Детские щечки таяли, обнажая резкие скулы и угловатую линию челюсти. Даже глаза изменились – в зрачках появились жёлтые искры, как у весеннего солнца

Когда боль отпустила, Тео увидел отражение в ледяной стене:

Перед ним стоял не мальчик, а юноша лет восемнадцати.

– Это ты… сделала? – он повернул ладони, на которых исчезли царапины от детских игр.

Элиза отступила к стене.

– Нет. Это проклятие работает в обратную сторону. Ты забираешь то, что я потеряла… – её взгляд упал на свои руки. Кожа на них покрылась морщинами, будто за одну ночь она прожила десять лет.

Тео поднял обрывок своей детской рубахи – ткань не налезала даже на плечо.

– Значит… я становлюсь человеком?

Элиза не ответила. Она смотрела на первый светлый локон, выбившийся из её чёрных волос.

1330 год

Глава 8

Река, уносящая зиму

По – утру Тео расчесывал бесконечно- длинные волосы Элизы и заметил первую прядь русых волос. Они выбились из чёрной гривы, словно луч света, прорвавшийся сквозь тучи. Он осторожно дотронулся до них, и она вздрогнула – её кожа, всегда холодная, как мрамор, теперь отдавала слабым теплом.

– Ты помнишь, как пахнет лаванда? – спросила она внезапно, глядя в стену пещеры, где когда – то висели ледяные фрески. Теперь они растаяли, оставив после себя мутные потёки.

Он покачал головой.

– А я вспоминаю… – дрожащим голосом произнесла Богиня.

– Неужели? Это же из прошлого! А жизнь? Жизнь до проклятья

Девушка положительно покачала головой и заплакала. Эльф взял её лицо в свои руки и осознал, что не чувствует холода.

– Ты теплая. Такая же как я, – на глазах Тео выступили слезы.

– Не может быть, – с тревогой в голосе произнесла девушка, – Где книга?

– Там нет ничего про твой случай. Ты преодолела проклятье?

– Такого быть не может! – руки девушки тряслись, крепко сдерживаемые в крупных ладонях Тео.

– Ты сильнее! Мы преодолели его! – с надеждой в голосе молил юноша.

– Я начала чувствовать эмоции… потом изменились волосы, теперь воспоминания из прошлой жизни… Мама, папа… И ведьма. Я должна была стать королевой! Много лет назад. Очень много лет назад…

– Ты справилась… – Тео хотел верить в спасение любимой Богини, – Ты смогла! Смогла! – Он качал Элизу в объятьях, прижав к своей широкой груди.

– Кажется, я умираю… – прошептала девушка.

– Нет! – голос юноши разнесся по ледяной пещере.

– В книге не сказано, как приходит конец тому, на ком проклятье, но сказано, что нет от него спасения.

– Почему ты решила, что умираешь? – Слезы не переставая текли по щекам Тео.

– Помнишь, ночью, когда ты решил на совсем остаться со мной, я заплакала? Это было впервые с того момента, как проклятье поглотило меня.

– Я отдаю свою жизнь тебе, ведь ты так быстро вырос.

– Нет! Зачем мне это? Я все отдам тебе! Забери себе мою жизнь, Элиза! – умолял эльф.

– Ты же знал, что никто не может снять с себя это заклятье, – ладонь девушки утерла слезы с лица Тео.

– Не оставляй меня одного! – С мольбой в глазах просил Тео.

Её, уже теплые губы накрыли влажный разгоряченный рот юноши. Губы Элизы дрожали, смешивая его слёзы со своим дыханием. Поцелуй длился мгновение и вечность одновременно. Когда она отстранилась, на её нижней губе осталась капелька крови – Тео нечаянно прикусил её, пытаясь удержать.

– Ты… никогда не слушаешься, – она коснулась ранки. – Даже сейчас.

Он схватил её руки, но тут же отпустил – её ладони стали прозрачными, как стекло. Сквозь них просвечивали кости, а между фалангами звенели капли, падая на пол.

– Забери всё! – Тео прижал её руку к своей груди, где сердце билось, как птица в клетке. – Мою жизнь, память, силу… Только останься!

Элиза рассмеялась.

– Ты не понимаешь? – она провела пальцем по его щеке. – Я уже внутри тебя. В каждом твоём вздохе. В крови, что зовёт тебя весной в горы…

Она потянулась к нему, но рука рассыпалась до локтя. Тео попытался собрать падающие капли, но они просачивались сквозь дрожащие пальцы.

– Перестань! – её голос впервые сорвался на крик. – Ты видишь это?

Элиза прижала ладонь Тео к своей груди. Под тонкой кожей, словно подо льдом озера, мерцало её сердце – синеватый кристалл, опутанный тонкими прожилками, как корни векового дерева. Но теперь в нём появились трещины, и сквозь них сочился свет, напоминающий весеннее солнце.

– Когда я создала первый снег, оно замёрзло, – её голос звучал тише шелеста листьев. – Но ты… растопил лёд.

Тео почувствовал, как кристалл пульсирует в такт его собственному сердцу. Их ритмы сливались.

– Я не просил этого! – он попытался отдернуть руку, но Элиза удержала её с силой, которой у неё не должно было остаться.

– Ты просил, – она улыбнулась, и трещины на сердце расширились. – Каждым своим словом. Каждым взглядом. Даже сейчас… – её пальцы дрогнули. – Ты просишь меня остаться.

Свет из трещин залил пещеру. Тео вскрикнул – тепло растекалось по его жилам, а в груди, будто расправляя крылья, билось что – то новое.

– Любовь – это не выбор, – прошептала Элиза. Её тело начало рассыпаться, как снег под дождём. – Это дар, который нельзя вернуть.

Она коснулась его груди, и ледяной кристалл исчез, оставив на коже Тео шрам в форме цветка лаванды.

– Ты… вложила его в меня? – он схватил её за запястье, но рука уже таяла.

– Нет. Оно само выбрало тебя, – её голос растворялся в воздухе. – Потому что сердца знают, где им биться.

Последним исчез её смех. В нём звенели капли первого дождя.

Снаружи грянул гром. Первый весенний дождь хлынул в пещеру, смывая остатки Элизы. Тео стоял на коленях, сжимая в руках пустое платье.

Где – то вдалеке заржал Север. Конь звал его – не в деревню, а в горы, где на вершинах ещё лежал снег. Туда, где дождь встречается с облаками, чтобы начать всё сначала.

***

Тео не считал дни. Время слилось в одно бесконечное «после». Он спал, завернувшись в платье Элизы, всё ещё пахнущий лавандой. Иногда ему чудилось, что её волосы касаются его щеки, но, просыпаясь, он находил лишь ледяные сосульки на каменной стене – слезы пещеры, оплакивавшей свою богиню.

Книгу колдовства он не открывал. Слова в ней меркли, как и его собственная магия. Лишь однажды, в порыве ярости, он швырнул её в стену, и страницы рассыпались.

В канун праздника Элиза явилась ему не как тень, а словно живая: с розовыми щеками и в платье, испачканном землёй от садовых работ.

– Ты всё ещё носишь траур? – она рассмеялась, и в воздухе запахло дождём. – Посмотри вокруг.

Они стояли на заросшем поле, где снег смешивался с фиолетовыми ростками. Вдали эльфы, уже не бледные, а с румянцем на скулах, строили дома с окнами.

– Ты дал им жизнь, а не отнял её, – она коснулась его груди, где под кожей пульсировал шрам – лаванда. – Но если продолжишь прятаться здесь…

Её голос оборвался. Небо потемнело, и поле покрылось льдом.

– У тебя два дня, – Элиза растворилась, оставив в его руке семечко.

Тео проснулся с криком. В пещере пахло тающим снегом. Север, чья шерсть теперь отливала серебром, бил копытом у входа, словно звал на дуэль с уходящей зимой.

– Прости, старый друг, – Тео прижался лбом к горячей шее коня. – Мне пора стать тем, кем она меня видела.

Деревня встретила его молчанием. Эльфы жались к стенам, шепчась о «чужаке с глазами как у Богини». Лишь дети, не ведающие страха, бежали за ним, тыкая пальцами в ручьи, что бежали от его шагов.

Старейшина ждал на площади. Его слепые глаза теперь сияли, как мокрый гранит.

– Ты носишь её сердце, – старик упал на колени, и первые подснежники проросли сквозь снег у его ног. – Но что принесёшь взамен?

Тео раскрыл ладонь. Семечко упало в грязь, и за миг вырос куст лаванды, окутав площадь ароматом.

– Новую легенду, – он повернулся к толпе, и эльфы замерли, услышав в его голосе эхо метели и шелест ливня. – Ту, где Богиня не умирает, а становится дождём. А мы…

Он сорвал цветок и вплел его в волосы ближайшей девочке.

– …учимся цвести.

К ночи Тео уже не было в деревне. Он скакал на Севере вдоль ручьёв, оставляя за собой аллеи из одуванчиков. В седельной сумке лежала книга колдовства – теперь её страницы покрывались новыми строками:

«Проклятие – это семя. Любовь – дождь. А искупление – урожай, что кормит тех, кто придёт после»

На последней странице красовался засушенный цветок лаванды. Он пах надеждой.

Весна.

Глава 1

Находка

Когда – то давно на одном северном острове, произошла странная и страшная история. О ней до сих пор ходит множество легенд. Во многих из них нет ни капли истины. Но здесь будет рассказана подлинная версия тех далеких событий.

Остров был крохотной ранкой на теле моря – гноящейся, обветренной, забытой Богом. Здесь зимы рождались из тумана, а февраль был не месяцем, а проклятием: ледяные иглы вонзались в щели домов, ветер выл, как брошенный пёс, а ночи длились вечно. Именно в такую ночь Лаура нашла их.

Трактир «Чёрный тюльпан» уже погрузился в пьяное забытье. Последний матрос, спотыкаясь о порог, исчез во тьме, унося в кармане прядь её волос – плату за ром. Лаура вышла выбросить мусор: пустые бутылки, окровавленные платки, обрывки писем с чужими именами. Возле помойки её ждал сюрприз – коробка, обёрнутая в бархат, слишком роскошный для этих мест.

– Младенцы, – мелькнула мысль, прежде чем она успела поднять крышку. Но инстинкт не обманул: два тельца, спелёнатые в одно одеяло. Глаза уже открыты – один смотрел на неё сквозь иней ресниц, словно сквозь лёд, другой щурился, будто пытался разглядеть её душу. Они не плакали. Молчали. Как будто ждали.

– Чёртов февраль… – прошипела Лаура, срывая с плеч шаль.

Она схватила свёрток, прижала к груди – холодный, как сама смерть, – и кинулась обратно. В трактире пахло дешёвыми духами и пеплом. На кухне, у печи, она развернула одеяло. Два мальчика. Близнецы. Совершенные, будто выточенные из слоновой кости. Волосы – смоль, кожа – снег, а глаза… «Нелюди», – дрогнуло сердце. У одного – бездонные синие, как ночь перед бурей, у другого – прозрачные, словно лёд на озерах.

– Арденн и Артур, – выдохнула Лаура, не зная, откуда взялись имена.

Старуха на втором этаже заскребла ногтями по полу – требовала тишины. Но Лаура не испугалась. Она знала: дети – подарок судьбы. Или расплата. Этих детей Лаура решила оставить у себя. Женщина могла сойти за мать близнецов. Она подходила и по возрасту, и по роду деятельности. Весьма сомнительному. Даже внешне имелось не мало сходств с мальчиками. Многие считали Арденна и Артура ее родными детьми, нагулянными от очередных клиентов.

Лаура была соткана из противоречий: миниатюрная, но с осиной талией, что ломала взгляды, и бедрами, от которых сбивалось дыхание. Её волосы – не просто «тёмные». Это был водопад смолы, тяжелый, ядовитый, пахнущий полынью и пеплом писем. А глаза… болотные топи, где мужчины тонули с улыбкой на губах. Дети, правда, стали якорем – два крикливо – живых мальчишки, цеплявшиеся за её юбки, как пиявки. Они отнимали время, которое она могла бы потратить на шепоты в тёмных углах трактира. Но иногда, глядя, как близнецы спят, Лаура ловила себя на мысли: «А что, если это не я их спасла? Что если это они выбрали меня?»

Вскоре после появления детей Лаура решила покончить с порочной работой. Занятие трактиром и мальчиками отнимали все время. Да и какой пример она подаст своим, хоть и не родным, но детям. Их мать проститутка… Нет, она не хотела такого позора для сыновей, поэтому без сожалений рассталась с древнейшей профессией.

Трактир приносил гроши, но Лаура научилась торговать краденым ромом, а ночами шила саваны для моряков – самоубийц – остров кормился смертью.

Время шло, Арденн и Артур повзрослели. А Лаура нет. Как и восемнадцать лет назад она все так же пленяла всех мужчин своей красотой. Казалось, время её не коснулось. Теперь девушку было трудно представить в роли матери двух взрослых юношей, может старшей сестрой или женой одного из них, но никак не той, кто заменила им мать.

С самого начала мальчики знали – они ей должны. Не монетами или поклонами, а чем – то глубже. Арденн молчал, но каждое утро подкладывал к её постели тёплые камни из печи. Артур же дрался с матросами, если те позволяли себе лишний взгляд в её сторону. К двенадцати годам оба научились прятать ножи за голенищами и сливаться с тенями у дверей трактира – охраняли не дом, а её.

Лаура называла это благодарностью. Но иногда, ловя их взгляды – один ледяной, другой жгучий, – она сжимала кулаки под столом. «Они видят. Чувствуют. А скоро спросят, почему я не старею…»

Тихо и мирно жили они так восемнадцать лет. Пока не наступил тот самый кровавый февраль, про который и ходит так много легенд на остров.

февраль 178* года

Глава 2

Ледяное сердце

Предвестники Кровавого Февраля начались не с ножей или угроз, а с музыки. Арденн сочинил новую балладу – тягучую, как смола, с мотивом, что впивался под кожу. Когда он пел её в трактире, матросы замолкали, а девушки плакали в кружевные платки, не понимая, почему. Только Лаура знала: это был их мотив. Тот, что он наигрывал ей на старом мосту, когда ветер запутывался в её волосах.

Арденн рос призраком. Не в том смысле, что был невидим – напротив, его замечали слишком остро. Но взгляд его скользил по людям, как зимний ветер по льдинам, не задерживаясь. Только Лаура видела иное: как он дрожал, когда их пальцы случайно соприкасались у самовара, как губы его шептали «спокойной ночи» у её двери, но никогда не стучали.

Он носил чёрное не из бунта, а будто оплакивал что-то, что ещё не умерло. Шляпа с широкими полями скрывала лицо, но не глаза – прозрачные, как осколки бутылочного стекла, выброшенного в море. Девушки шептались, что, если заглянуть в них и смотреть слишком долго, увидишь свое застывшее сердце.

– Ты как февраль, – как-то сказала Лаура, поправляя ему воротник. – Весь в иголках.

Арденн не верил в Бога, но свято чтил одно воспоминание – словно икону, спрятанную в потаённом склепе души. Ему было десять, а может семь, или двенадцать. Они с Лаурой стояли на лугу, которого не было на картах острова. Трава шелестела, будто шептала на языке забытых богов, а солнце плавилось в небе, как восковая печать на запретном письме.

Из дневника Арденна:

«Она носила платье из тумана – белое, прозрачное, сотканное из паутины и лунного света. Мы сидели у реки в тени деревьев. Я положил голову ей на колени, а она смеялась, и звук этот был похож на звон разбитого стекла. Ветер принёс чертополох – не пушинку, а целый одуванчик смерти. Лаура поймала его, и я увидел, как её ладонь истончилась, стала пергаментной, будто кожа вампира. „Загадай желание“, – сказала она, но ветер вырвал цветок раньше, чем я успел закрыть глаза. Он улетел к солнцу, оставив на её пальцах капли крови от шипов. В тот миг я понял: мы обречены. Она – моё небо, а я – коршун, что вечно будет кружить, не смея клюнуть».

С тех пор его любовь стала болезнью. Не юношеской лихорадкой, а медленным некрозом. В восемнадцать он уже не улыбался – обнажал клыки, пряча их за покорным наклоном головы. Девушки из трактира вздрагивали, ловя его взгляд: в нём читалась не страсть, а голод – тот, что гложет волка, прикованного цепью к ножке кровати.

Но то, чего не знал Арденн: в ту самую ночь после их прогулки – Лаура едва не впилась зубами ему в шею. Она ждала, пока мальчики уснут. Их дыхание сливалось с завываниями ветра, а за окном февраль выл, будто насмехался над её голодом. Она кралась по лесу, босая, чувствуя, как корни впиваются в ступни, словно щупальца голодной земли.

Рахэль появилась внезапно – как всегда. Её тень, длиннее сосен, накрыла Лауру.

– Опять за дичью? – прошипела старуха. Когти сжимали плечо Лауры. – Ты слаба. Настоящая охотница берёт человека, а не кроликов.

Лаура вырвалась. В её руках дергался заяц с перерезанным горлом. Зверь пах не кровью, а медом – тело обманывало разум, чтобы она не сорвалась.

– Я не ты, – бросила она, прижимая тёплую тушку к губам. Кровь стекала по подбородку, смешиваясь со слезами. – Не их. Никогда их.

Рахэль засмеялась – звук, похожий на скрип ржавых петель.

– Ты думаешь, мальчишки не чуют запах зверья в твоих волосах? Арденн уже шепчет во сне твоё имя… с голодом.

Старуха была прародительницей, чей возраст считали по трещинам на колоколах заброшенной церкви, в которой сейчас раскинулся «Черный тюльпан». Именно она, Рахэль, обратила Лауру три века назад – не из милосердия, а от скуки.

– Я подарила тебе вечность, а ты носишься с этими щенками, как наседка! – шипела Рахэль, разглядывая коготь, вонзённый в кору дерева. – Твой Арденн… он пахнет соперником.

Лаура сглотнула комок крови.

– Он всего лишь ребёнок.

– Ребёнок? – Рахэль показала гнилые дёсны. – Он видит сны, которых не должен. Слышит, как трава растёт. Скоро он потребует твоей силы. Или убьёт за неё.

Лаура вернулась под утро. В кармане – клок шерсти, чтобы подбросить псарям и скрыть запах крови. Но Арденн ждал её у двери, завернувшись в её же платок.

– Ты дрожишь, – сказал он, касаясь её ладони.

Его пальцы были холоднее зимнего ветра.

Она одёрнула руку, но слишком поздно – он понял. В его глазах вспыхнуло то самое знание, о котором шептала Рахэль.

Глава 3

Огонь в пепле

Артур не сочинял баллад. Он жил аккордами – резкими, как пощёчины, и громкими, как крик чайки над штормовым морем. Если Арденн был февральским ветром, то Артур – костром, что пожирает всё, к чему прикоснется. Он не защищал Лауру. Завоевывал.

Каждую пятницу он приводил в трактир новую девушку – рыжую, черноволосую, хрупкую, как фарфор. Целовал их на глазах у Лауры, будто проверяя, высечет ли искру из её ледяного взгляда. Но Лаура лишь улыбалась, разливая эль, а после полуночи Артур разбивал сердца с тем же азартом, с каким крушил бутылки о стену.

Артур был пламенем в человеческой оболочке. Его синие глаза, глубокие, как ночные провалы между льдинами, обжигали женщин смесью дерзости и мимолётной нежности. Он носил свою красоту, как доспехи – высокие скулы, будто высеченные штормовой волной, чёрные кудри, запутанные словно сети рыбака. Там, где Арденн отстранялся, Артур вторгался – громким смехом раскалывал тишину, грубыми шутками растапливал неловкость, объятиями душил слёзы.

Девушки слетались к нему, как мотыльки на фонарь в портовой таверне. Те, кого отвергал Арденн, искали утешения в его брате. Но Артур не был утешением. Он был потопом – затягивал в водоворот страсти, кружил в танце дрожащих рук и спутанных простыней, а наутро выбрасывал на берег, как обглоданные штормом ракушки.

– Ты, как ром в грязном стакане, – сказала как-то Лаура, наблюдая, как он целует рыжеволосую прачку у стойки. – Сладкий, но с душком гнили.

Он лишь засмеялся, подняв девушку на стол под свист пьяных матросов. Но, когда трактир опустел, Артур разбил кулаком зеркало, содрав кожу до кости. Осколки отразили его истинное лицо – не любовника, а пса, грызущего собственную тень.

Артур не оставался один даже в аду. Его друзья – оборванные матросы с кинжалами за поясами, картёжники с пальцами, измазанными в сургуче, девки с наколками «вечная любовь» на рёбрах – окружали его кольцом, когда очередная жертва кидалась с кулаками. Но лишь Арденн знал: эта братва защищала не Артура, а собственные грехи. Ведь пока все внимание на скандале, можно стащить кошельки у зевак.

В тот день разъярённая блондинка швырнула в Артура кубок. Пиво брызнуло на икону святого Николая, что висела над стойкой с тех пор, как трактир был часовней.

– Ты сдохнешь в одиночестве, ублюдок! – закричала она, царапая себе лицо ногтями.

Арденн уже двигался к ней, пряча в рукаве бритву, но Лаура опередила.

Она прошла сквозь зал, как штормовая волна, сметающая песчаные замки. Её пальцы впились в грязно-жёлтые волосы девушки, как ястреб в добычу.

– Мой мальчик, – прошипела Лаура, прижимая её лицо к липкому полу, – рожден не для твоих сопливых фантазий. Ты – пыль на его сапогах. Запомни это, прежде чем сдохнуть.

Трактир замер. Даже Артур, всегда готовый съязвить, остолбенел. Он видел: глаза Лауры стали полностью чёрными, как смола в лунную ночь.

Девушку вышвырнули за дверь. Лаура поправила передник, словно не выгоняла человека, а вытряхнула пепел из урны.

– Зачем? – хрипло спросил Артур, когда она проходила мимо. Он вдруг осознал: это первый раз, когда он боится её.

Она остановилась, не оборачиваясь:

– Ты испортишь мне обивку дивана.

На чердаке, куда даже крысы боялись заходить, Рахэль выцарапала на стене новую руну. Сквозь щели в полу струился дым её сигар – едкий, как желчь.

– Глупышка, – прошипела она, слыша снизу шаги Лауры. – Ты сама вбиваешь клин между псами. Скоро они разорвут тебя на куски… и принесут мне.

Старуха сгребла в горсть мёртвых пауков, брошенных ей в жертву, и засмеялась. Смех эхом прокатился по трубам, но все приняли его за вой февральского ветра.

В ту ночь Артур напился так, что море казалось ему одеялом. Он вломился в комнату Лауры, швырнув на пол охапку чертополоха – колючего, как его голос.

– Ты ведь видишь? Видишь, как я умираю здесь? – прошипел он, прижимая её запястье к стене. Его пальцы жгли, словно угли.

Лаура не дрогнула. Она знала – это не ярость. Это мольба.

– Ты выбрал этот путь сам, – ответила она, и её холодная кожа обожгла его ладонь.

Артур отпрянул, словно ужаленный. В его глазах вспыхнуло то, что он скрывал годами: стыд. Стыд за то, что жаждет стать монстром, чтобы она наконец испугалась его.

Старуха наблюдала за ними из щели в полу. Её смех прополз по полу, как дым:

– Ты вырастила двух волков, девочка. Одного – чтобы любить. Другого – чтобы бояться. Но скоро они сомкнут зубы на твоей шее.

Лаура не ответила. Старуха доживала свою последнюю сотню лет. Именно она, когда – то давно, обратила в вампира Лауру, тем самым навеки привязав её к себе.

С тех пор девушка обязалась всегда находиться рядом со своей создательницей. Вампирша понимала, что даже к таким, как она приходит смерть, пусть и не так скоро. Старуха передавала Лауре все свои знания и опыт, накопленный веками, от чего последняя, взвалив всю работу по трактиру на близнецов, могла часами просиживать в дальней комнате.

Артур ушёл на рассвете, оставив за собой след из сломанных веток и пустых бутылок. Лаура подняла раздавленный чертополох. В шипах застряла капля крови – его или её, она не поняла.

А вдалеке Арденн наигрывал новую мелодию – похоронный марш для брата, который ещё дышал.

179* год

Глава 4

Тени у зеркала

Холодное февральское утро застало Арденна у разбитого зеркала в подсобке. Осколки валялись среди бочек с солёной рыбой, отражая его лицо – бледное, с синяками под глазами. Он поднял треугольный кусок стекла, в котором угадывались очертания губ Лауры.

– Спокойной ночи, Арденн, – шептало эхо её голоса.

Её пальцы тогда едва коснулись его плеча, когда она передавала ему свечу. Этот шрам от прикосновения горел до сих пор.

Наверху грохнула дверь. Артур ввалился в трактир, волоча за собой запах дешёвых духов и морской соли. Его смех разрезал тишину как нож мясника.

– Опять твои крысиные игры? – Артур пнул осколок ногой. – Зеркала бить – бабья примета. Или ревнуешь?

Арденн не ответил. Он собирал осколки в ладонь, пока кровь не заалела между пальцев. Артур наблюдал, щурясь, как солнечный зайчик играет на лезвии его ножа.

– Знаешь, о чём она кричала вчера? – Артур присел на бочку, разминая плечи. – Твоё имя. Представляешь? «Арденн, помоги!» А я ей…

Кулак Арденна врезался ему в челюсть с глухим хрустом. Артур опрокинулся на пол, но через мгновение уже вцепился брату в горло. Они катались по грязным доскам, вырывая друг у друга клоки волос, пока не упёрлись в стену. Арденн первым разжал пальцы. Его дыхание вырывалось клубами пара, как у загнанного зверя.

– Ты… никогда… не поймёшь её, – хрипел он, вытирая кровь с губ. – Для тебя это игра. А для меня…

Артур фыркнул, поправляя порванный воротник:

– Для тебя она святая? Ха! Ты же видел, как она смотрит на нас. Как на голодных псов у мясной лавки.

Лестница скрипнула. Оба замерли, услышав лёгкие шаги. Лаура спускалась, поправляя шаль на обнажённых плечах. Её взгляд скользнул по разбитому зеркалу, задержался на окровавленных руках Арденна.

– Крысы опять буянят? – её смешок прозвенел фальшивой монетой. – Уберите это, пока гости не пришли.

Она прошла мимо, не потрудившись взглянуть на Артура. Тот вскочил, перекрыв ей путь к двери.

– А если это не крысы? – его пальцы сжали её запястье. – Если это я разобью всё к чертям? Ты тогда заметишь меня?

Лаура медленно подняла глаза. В них вспыхнуло то, что Арденн видел лишь раз, когда она разрывала глотку оленю в лесу. Жёлтые зрачки – щёлки, дрожь в уголках губ.

– Попробуй, – прошипела она. – И я сделаю из твоих костей посуду для своих гостей.

Артур отпрянул. Лаура вышла, хлопнув дверью. Братья стояли, прислушиваясь к завыванию ветра в трубе.

– Она ведьма, – первый нарушил тишину Артур. – Надо бежать. Пока не…

– Я знаю, – перебил Арденн. Он разжал кулак, и окровавленный осколок стекла упал на пол. В нём отражался перекошенный рот Рахэль, выглядывающей из-за двери в подвал.

Той же ночью Арденн прокрался в комнату Лауры. Он знал – она не спит. Её силуэт вырисовывался у окна, где лунный свет плескался в хрустальном графине с вином.

– Зачем ты нас взяла? – спросил он, не переступая порог. – Мы же… мы не люди. Ты чувствовала это с самого начала.

Лаура повернулась. Её шея была усыпана каплями рубина – свежая кровь.

– Потому что вы пахли страхом, – она провела языком по губам. – А страх… он сладкий, как первая слеза ребёнка.

Арденн шагнул вперёд. Его пальцы дрожали, когда он коснулся её колье – цепочки с крошечной ампулой, где пульсировала чёрная жидкость.

– Ты хотела сделать из нас… вампиров?

Её смех рассыпался колкими осколками:

– Один из вас. Того, кто выживет. – Она обняла его, прижавшись губами к виску.

– Такова твоя воля. Я весь твой, делай, что хочешь…

Артур пил. Не так, как раньше – с хохотом и похабными тостами, а мрачно, методично, словно пытался выжечь из себя что-то. На столе перед ним лежал потрёпанный дневник – тот самый, что он нашёл сегодня в сундуке Лауры.

«Они не люди. Они – сосуды. Один станет наследником. Другой – жертвой».

Страницы были исписаны её бисерным почерком. Артур швырнул пустую бутылку в стену.

– Врёшь…

Он встал, шатаясь, и подошёл к зеркалу. Его отражение казалось чужим: впалые щёки, тени под глазами.

– Я не… сосуд.

Из-за двери донёсся смех – Лаура и Арденн на кухне. Они всегда были вдвоём теперь.

Артур схватил кулак и ударил по зеркалу. Стекло треснуло, разрезав его отражение пополам.

– Ты выбрала его…

Кровь капала на пол. Он не чувствовал боли.

Вдруг – шорох. На лестнице стоял Арденн.

– Ты не спишь? – спросил брат.

Его голос звучал слишком спокойно. Артур оскалился.

– А ты разве спишь? Вообще?

Арденн не ответил. Он просто смотрел – эти новые глаза, пустые, как зимнее небо.

– Что ты с ней делаешь по ночам? – Артур шагнул вперёд.

– Учусь.

– ЧЕМУ?!

Арденн медленно улыбнулся.

– Тому, что она никогда не показывала тебе.

Артур бросился на брата. Они рухнули на пол, перекатываясь среди осколков.

– Ты червь! – Артур вцепился ему в горло. – Она моя!

Но Арденн даже не дёрнулся. Его пальцы обхватили запястье Артура – лёд.

– Разве?

Дверь распахнулась. Лаура.

– Что здесь происходит?

Артур отпрянул. Он увидел, как она смотрит на Арденна. Не так, как на него. Никогда – как на него.

– Вы… – его голос дрогнул. – Вы оба…

Лаура не отрицала. Артур засмеялся.

– Хорошо.

Он поднялся, вытер кровь с лица.

– Но если я – «жертва» … – он пнул осколок зеркала, – …то я буду самой страшной жертвой, которую вы когда-либо видели.

И ушёл, оставив за собой кровавые следы.

Братья, не сговариваясь, встретились на мосту той же ночью. Им было что делить. О чем говорить. За что драться. Арденн пришел первый. Вода под ним отражала два лица – его собственное и Артура, стоящего в десяти шагах с ножом за спиной.

– Она сказала тебе? – голос брата звучал хрипло. – Что мы всего лишь… запасные тела?

Арденн кивнул. Ледяной ветер принёс запах грозы.

– Значит, – Артур достал клинок, – осталось решить, чья кровь достойна вечности.

Ледяной ветер сорвал с Артура шляпу, обнажив шрам в форме полумесяца – отметину, которую Лаура оставила ему в детстве

4 февраля 179* года

Глава 5

Колыбель из костей

Дым от свечи закручивался в змеиные кольца над колыбелью. Лаура провела пальцем по краю люльки – той самой, в которой когда- то лежал её сын. Дерево истлело, но следы маленьких зубов всё ещё проступали на балдахине. «Два века спустя они всё кусаются», – усмехнулась она, глядя как лунный свет лижет лезвие на столе.

1513 год. Деревня утонула в предрассветном тумане, когда Рахэль впервые вошла в её жизнь. Старуха притащила за собой шлейф смерти: волосы – спутанные гнёзда, ногти – жёлтые когти, а глаза… Лаура тогда подумала, что слепота милосердна к тем, кто не видит эту бездну.

– Спрячь меня, дитя, – голос Рахэль скрипел, как телега с покойником. – Они хотят отнять мои секреты.

Лаура кивнула, не спросив «кто». Ей хватило взгляда на раны старухи – рваные, но без крови. Как будто кожу содрали с мумии.

Три дня она выхаживала Рахэль, меняя повязки, пропитанные чёрной слизью. На четвертую ночь старуха схватила её за горло:

– Ты хочешь жить вечно? Вижу, по глазам – боишься состариться. Боишься, что муж сбежит.

Лаура вырвалась, но кивок выдал её. Рахэль рассмеялась, вцепившись в прядь её волос:

– Тогда пей. – Она надрезала запястье ножом с рукоятью из детской кости. – И помни: однажды я вернусь за долгом.

Сейчас, спустя столетия, Лаура сжимала тот самый нож. Лезвие жгло пальцы, напоминая о первом глотке – сладковато-металлическом, с привкусом гниющих яблок. Она тогда не поняла, что подписывает договор: вечная молодость в обмен на право любить. Сын умер в её объятиях, не узнав матери. Её непрямые потомки до сих пор живут недалеко, некоторые даже заходят в кабак, общаются с ней, но даже не подозревают о своем родстве. Эта молодая женщина похоронила много любимых людей, и перенесла достаточно горя. Чтобы не страдать, зареклась больше никогда не любить. Лаура хранила верность своему слову, пока не обнаружила люльку с двумя близнецами.

Хруст ветки за окном вывел её из воспоминаний. На мосту, окутанном февральской мглой, силуэты братьев сливались в единого двуглавого монстра.

Вдруг в окно ударил ветер. Пламя свечи плясало, и на стене ожила тень – высокая, сгорбленная.

– Ты всё ещё носишься с этими щенками? – прошипела Рахэль, вылезая из тьмы, как паук из щели. Её когти скребли по полу. – Они тебя сожрут.

Лаура не обернулась.

– Ты приходишь только затем, чтобы напомнить мне об этом?

Старуха засмеялась, обнажив почерневшие дёсны.

– Я пришла спросить: зачем ты их взяла?

Лаура сжала лепесток. Он рассыпался в прах.

– Ты знаешь почему.

– О – о, из-за него? Рахэль кивнула на люльку в углу. – Твой мальчик умер века назад. Эти двое – не он.

Лаура резко повернулась. Глаза её вспыхнули жёлтым.

– Заткнись.

Тень Рахэль поползла по стене, обвивая Лауру, как дым.

– Ты взяла их, потому что боялась. Боялась остаться одной. Но посмотри на них теперь! Один – убийца. Другой – труп. Разве это то, чего ты хотела?

– Они… напомнили мне себя.

– Себя? – Рахэль фыркнула. – Ты была человеком. Они – нет.

Лаура подошла к люльке, провела рукой по резным узорам.

– Когда я нашла их… они не плакали. Смотрели на меня, будто ждали.

– А теперь один из них ждёт твоей смерти.

– Я знаю.

Тишина.

– Ты могла бы убить их тогда, – прошептала Рахэль. – Или бросить. Но ты выбрала это.

Лаура закрыла глаза.

– Я хотела…

– Что?

– …чтобы кто-то наконец остался.

Рахаэль замерла. Потом медленно покачала головой.

– Глупая девочка. Ты дала им жизнь. А они заберут твою.

Старуха растворилась, оставив после себя запах тления. Лаура осталась одна.

Артур разминал кулаки, чувствуя, как старый шрам на ключице пульсирует в такт сердцу Лауры. Он помнил этот шрам – отметина от её клыков, когда в семь лет полез в её сундук с реликвиями.

– Ты всю жизнь притворялся святошей, – он пнул замёрзшую лужу, разбив отражение брата. – Прятал глаза, когда она приходила ночью. Думал, я не видел?

Арденн молча поправил шарф, скрывая следы на шее. Вчерашний разговор с Лаурой обжёг его душу: «Ты мог бы стать совершенством… если бы не эта жалкая человечность».

– Она не придёт сюда, – сказал Арденн. Ветер донёс запах миндаля – её любимые духи. Он солгал.

Артур достал нож. Подарок Лауры на шестнадцатилетние.

– Знаешь, почему она дала мне это? – он провёл лезвием по ладони, не моргнув. – Потому что я единственный, кто не плакал, когда она кусала. Ты же визжал, как сука.

Арденн вздрогнул. Тот день преследовал его в кошмарах: Лаура с горящими глазами, её пальцы, впившиеся в его руку, слова, пробирающие до костей: «Боль – это подарок. Он напоминает, что ты жив».

– Она сделала нас оружием, – прошептал Арденн. – Но орудия не дерутся за рукоять.

Артур засмеялся, подбрасывая нож:

– Ты так и не понял? Мы не оружие. Мы – приманка. – Он указал лезвием на тень за деревьями, где мелькнула алая юбка. – Она ждёт, чья кровь заставит её дрогнуть. Моя… или твоя.

Ветер стих. Братья замерли, услышав звон ампулы на её шее. Знакомый звон, преследующий их с детства.

6 февраля 179* года

Глава 6

Мертвое сердце

Ледяной дождь стучал по крыше трактира, словно мертвецы просились внутрь. Лаура стояла у окна, сжимая в руках серебряное зеркальце – подарок Арденна на её «двадцатилетие». В отражении мелькнула тень: Артур шагал по мосту, его плащ развевался, как крыло ворона.

Она знала, что он сделает.

Артур никогда не умел проигрывать.

– Ты смотришь на него? – голос Рахэль просочился из темноты, как дым из щели.

Лаура не ответила. Её ногти впились в подоконник, оставляя борозды в старом дереве.

– Они оба умрут. Один – сегодня. Другой – позже. Ты ведь понимаешь?

– Я не выбирала это, – прошептала Лаура.

Старуха засмеялась, обнажив почерневшие дёсны.

– Ты выбрала это в тот миг, когда подняла их с земли. Они всегда были лишь сосудом. Сначала – для твоей жалости. Теперь – для твоей крови.

За окном раздался первый удар.

Арденн не стал ждать. Он бросился на брата прежде, чем тот успел вытащить нож. Их тела сцепились, упали на промёрзшие доски, и лёд треснул под тяжестью ненависти.

– Ты думал, она придет за тобой? – Артур вырвался, царапая брату лицо. – Она даже не смотрит в эту сторону!

Арденн не ответил. Он знал, что Лаура наблюдает.

Он чувствовал её взгляд. Ветер донёс её запах. Она была здесь.

Артур воспользовался замешательством брата. Его кулак врезался в челюсть Арденна, и тот отлетел к перилам. Кровь залила губы, но он не почувствовал боли.

Только ярость.

– Ты всегда был слабее, – прошипел Артур, вытирая окровавленные костяшки. – Она знает это.

Арденн поднялся.

– Нет, – прошептал он.

И бросился вперёд.

Лезвие вошло в живот Арденна с тихим хлюпающим звуком.

Он замер, широко раскрыв глаза.

– Ты… – его губы дрогнули.

Артур не отводил взгляда. Он видел, как брат медленно опускается на колени, как его пальцы сжимают рану, пытаясь остановить то, что уже нельзя исправить.

– Прости, – прошептал Артур.

Но Арденн уже не слышал.

Его тело рухнуло на лёд, а кровь растеклась по снегу, как алая паутина.

Женщина сразу заметила кровавые следы на снегу и черную фигуру, лежащую на земле. Теперь она подбежала ближе и увидела тело мужчины. Лаура перевернула его. Это был Арденн.

Кожа была такая же белая, как и снег, на котором тот лежал. Выражение лица излучало уже вечное спокойствие. Глаза были закрыты, а на губах застыла легкая улыбка, будто бы он погиб не в драке, а во сне. Лаура в этот момент горько пожалела, что не вмешалась и не определилась раньше, ведь Арденн погиб из-за нее, она могла предотвратить смерть, но ничего не сделала, послушав старуху.

Лаура упала на колени рядом с телом Арденна. Его кровь растекалась по снегу, сливаясь с тенью от моста, будто зима сама пила его жизнь. Она прижала ладонь к его груди – там, под сломанными рёбрами, ещё теплился слабый, прерывистый пульс.

Слишком слабый.

Слишком человеческий.

– Нет…

Она впилась пальцами в его плечи, словно могла встряхнуть душу обратно в тело.

– Тыы…

Голос Артура прозвучал у неё за спиной хрипло, будто сквозь зубы, забитые пеплом. Он стоял, шатаясь, с ножом в руке, его глаза были пусты, как окна покинутого дома.

– Он мёртв. Ты видишь? Мёртв.

Лаура не обернулась. Она поняла. Артур не просто выиграл. Он забрал у неё выбор.

Вернувшись в трактир Артур напился. Быстро и сильно. Его поступок не прошел бесследно. Внутри него уже разрасталась черная бездна греха. Он- Каин. Из зависти, убившей родного брата.

Арденн не чувствовал холода.

Снег под ним был красным, но он не видел этого. Не видел, как Лаура подхватывает его тело, как её пальцы дрожат. Впервые за триста лет.

Он видел только тьму. Густую, вязкую, как смола. Она обволакивала его, проникала в лёгкие, в мозг, в самые потаённые уголки души.

«Я умер?»

Где – то вдали – стук. Будто кто-то бьёт в дверь. Тук. Тук. Тук. Становилось громче. ТУК. ТУК. ТУК. Это было его сердце. Оно билось. Арденн закричал. Но звука не было.

До рассвета оставалось два часа. Женщина действовала тихо, быстро и незаметно. Это должно было остаться в тайне от Артура.

Лаура втащила тело Арденна в подвал трактира, где пахло плесенью и старыми бочками. Её пальцы дрожали, когда она откинула его голову назад, обнажив шею.

– Ты уверена? – Рахэль наблюдала из угла, её глаза сверкали, как угли.

– Он не должен умереть.

– Он уже мёртв. Ты хочешь сделать из него то же, что сделала с тобой?

Лаура не ответила.

Его тело лежало на столе, бледное, как воск. Лаура стояла над ним, её клыки блестели в свете единственной свечи.

– Ты не уйдёшь так легко, – прошептала она и вонзила зубы ему в шею.

Жидкость хлынула ей в рот. Густая, уже мёртвая, но всё ещё его. Кровь Арденна была густой, почти чёрной – смерть уже побывала здесь. Но Лаура не останавливалась. Она впивалась глубже, пока её собственный яд не потек в его вены.

Потом – лезвие по запястью. Её собственная кровь, чёрная, как нефть, капала ему на губы.

– Пей.

Арденн не двигался.

Лаура сжала его челюсть, заставила открыть рот.

– Поглоти это.

Капля упала на язык. Его тело вздрогнуло. Глаза не открылись. Но пальцы сжались.

Шесть месяцев спустя.

Артур пил. Пил каждый вечер, с тех пор как убил брата. Пил, чтобы не слышать, как на чердаке скребется что – то. Пил, чтобы забыть, как Лаура смотрит на него теперь – будто на чужого. Сегодня он опять уронил бутылку, когда с потолка донесся стук. Тяжёлый. Методичный. Как шаги. Он поднял голову. На лестнице стоял Арденн. Затуманенные глаза не признали брата. Алкоголь резко ударил в голову и Артур отключился.

Глава 7

Пир стервятников

Арденн проснулся с ощущением, будто его кожу содрали, а вместо крови влили расплавленный свинец. Каждый мускул горел, каждый нерв был оголён. Он попытался вдохнуть – лёгкие не наполнялись воздухом.

– Дышать необязательно, – раздался голос Лауры. Она сидела в углу, закутанная в тень, только глаза светились, как у кошки. – Но, если хочешь говорить – придётся имитировать.

Арденн приподнялся. Комната плыла перед ним, словно под водой. Зеркало напротив отражало только пустоту.

– Где я? – его голос звучал чужим, осипшим.

– Там, где тебе место. Среди мертвецов.

– Как долго я… – голова раскалывалась.

– Полгода. Долго воскресал. Помнишь свой последний день? – Женщина улыбалась.

Она подошла, протянув кубок. Внутри плескалась густая тёмная жидкость.

– Пей. Иначе сойдёшь с ума от голода.

Арденн схватил кубок, жадно прильнул к нему губами – и застыл. Запах ударил в ноздри: медный, сладковатый, с примесью чего-то гнилостного.

– Это… кровь?

– Оленья. Пока что.

Он выпил. Мир взорвался красками. Он чувствовал биение мышиных сердец под полом, слышал, как в трёх милях скрипит мачта корабля.

– Что со мной?

Лаура села рядом, её пальцы скользнули по его руке – лёд на горячей коже.

– Ты мёртв. И жив. Вампир.

– Как ты.

– Да. Но я – по выбору. Ты – по милости.

Она встала, подошла к заколоченному окну. Через щель пробивался тусклый рассвет.

– Солнце не убьёт тебя. Но будет жечь, как кислота. Святая вода оставит шрамы. Серебро отравит кровь. А если не напьёшься до рассвета – твоя плоть начнёт гнить заживо.

Арденн сжал кулаки. Ногти впились в ладони, но ранки затянулись за секунду.

– А что… с душой?

Лаура рассмеялась – звук, похожий на бьющееся стекло.

– Ты думаешь, у тебя ещё есть душа?

Она наклонилась, её губы почти коснулись его уха:

– Но есть правила. Запомни их. Нельзя войти в дом без приглашения. Нельзя убить того, кто разделил с тобой кровь. Ты связан с тем, кто тебя создал. – Её пальцы сжали его подбородок. – Я – твоя мать теперь.

Арденн отшатнулся.

– Ты не моя мать.

– Нет. Но я та, кто решает, будешь ли ты жить вечно… или сгниёшь в подвале.

За дверью скрипнула ступенька. Артур.

Лаура мгновенно исчезла в тени.

– Утром придёт старуха. Она научит тебя охотиться.

Арденн остался один. В зеркале напротив всё ещё не было отражения.

Чердак трактира пах теперь по-другому. Не плесенью и пылью, а медью и мокрым пеплом. Арденн сидел в углу, обхватив колени, и смотрел, как пляшут тени от единственной свечи. Его кожа просвечивала, как пергамент, а под ней пульсировали синие жилы. Он больше не дышал – просто замирал иногда, притворяясь человеком.

Лаура принесла ему первую жертву – слепого пса, что рылся в помойке. Арденн уставился на тёплую тушу, потом резко отвернулся.

– Я не могу.

– Должен, – она провела ногтем по собственной ладони. Капля крови упала на пол. Арденн зашипел, втянув воздух, и его зрачки расширились до черноты. – Видишь? Это теперь твоя природа.

Он схватил собаку и впился зубами. Когда поднял голову, его подбородок был измазан в тёмной жиже. Лаура улыбнулась – впервые за полгода.

– Теперь ты совершенен.

Внизу хлопнула дверь. Артур вернулся с рыбалки, его смех гремел, как пустые бочки. Арденн замер.

– Он…

– Не знает о тебе, – Лаура вытерла ему рот уголком фартука. – Но скоро узнает.

Артур чувствовал это. Что-то изменилось. Пиво в кружке за ночь становилось тёплым – раньше никогда не портилось. Зеркала в трактире мутнели без причины. А главное – Лаура перестала смотреть ему в глаза.

Он полез на чердак в полдень, когда солнце било в щели под самой крышей. То, что он увидел, заставило его споткнуться о собственную тень.

Арденн висел под потолком, как летучая мышь, обернувшись в шторы. Его глаза блестели в темноте.

– Привет, брат.

Артур отпрянул, наткнувшись на сундук. Его рука нащупала топор.

– Ты… мёртв. Я убил тебя.

– Да, – Арденн спрыгнул, приземлившись беззвучно. – Но мне это не понравилось.

Артур замахнулся топором. Лезвие прошило воздух – Арденн исчез. Холодные пальцы сомкнулись на его запястье сзади.

– Я мог бы убить тебя сейчас, – шёпот обжёг ухо. – Но это будет… несправедливо. Ты ведь даже не знаешь, за что мы дерёмся.

Топор грохнулся на пол. Артур вырвался и побежал вниз.

Лаура ждала в подвале. Она перебирала кости в мешке – останки тех, кто спрашивал слишком много. Когда дверь распахнулась, она не подняла головы.

– Ты знала! – Артур схватил её за плечи. – Он… это чудовище!

– Да, – она наконец посмотрела на него. – Как и я. Как и ты мог бы быть, если бы не твоя трусость.

Он отпустил её, будто обжёгся.

– Что… что он хочет?

Лаура улыбнулась, и в этом оскале не осталось ничего человеческого.

– Мести, конечно. Но сначала – пира. – Она протянула ему нож. – Ты поможешь с охотой. Ведь если он не наестся… – её взгляд скользнул к его шее, – …он возьмёт тебя.

В ту ночь в трактире «Чёрный тюльпан» пропали трое матросов. А на рассвете рыбаки нашли на мосту три пары сапог, доверху наполненных тёплой кровью.

1 августа 179* года

Глава 8

Кровавый карнавал

Глава 1

Там, где лес шепчет тайны, а сердце предаёт разум…

Давным-давно, когда земля ещё не знала границ, а небо касалось вершин гор своими облаками, в далёком королевстве жила принцесса. Она была единственной дочерью сурового короля и светом среди камней – доброй, как ручей весной, и прекрасной, словно первый рассвет после долгой зимы.

Среди братьев она была одинокой, как луна среди звёзд. Они любили её, но холодно – как подобает будущим правителям. А потому она искала тепло в других местах. И нашла его там, где никто не ожидал: в глазах великана.

Любовь пришла тихо, как первый снег зимой – без предупреждения, без причины. Принцесса встретила его у самых стен замка, за решёткой высокой башни, куда частенько уходила помечтать. Он был изгнанником, оставшимся после того, как её отец решил очистить королевство от тех, кто не родился человеком.

Он говорил медленно, как река весной, что только начинает бежать, а она училась понимать его, словно переводить стихи древних языков. Год они хранили свою связь в тени – взгляды, слова, шаги по ночному саду. Год, полный трепета и страха.

Но сердце не может быть запертым вечно. Когда отец решил женить её по расчёту, принцесса осмелилась заговорить. Она хотела услышать понимание. Хотела, чтобы отец увидел в её возлюбленном человека, а не чудовище. Но вместо этого она столкнулась с гневом, который не могла вынести.

Король не желал видеть внука, рождённого от того, чья кожа толще камня. Он заключил дочь в башню, как птицу в клетку, и объявил войну всем великанам. В ту ночь, когда приговор был исполнен, в королевстве не осталось ни одного живого великана.

Год прошёл, как тень между днями. Принцесса не видела света ни разу за этот срок – башня стала её тюрьмой, стены – свидетели безмолвного горя. Время текло медленно, как старая река, полная мути боли и одиночества. Окно было единственным напоминанием о мире вне каменных стен, но даже оно было закрыто решёткой, словно память о любви.

Она была обручена против своей воли. Муж стал для неё чужим, как зима для весны. Ей подарили кольцо, а она бы предпочла нож у сердца. Она не говорила. Не плакала. Только смотрела на луну, как будто ждала ответа от вечности.

В тот год принцесса родила сына. Ребёнок был здоров, красив, жив. Но материнское тепло не пришло. Ни взгляд, ни прикосновение не дали ей силы любить его. Каждый день казался испытанием, каждый вздох – проклятием. Несколько раз она пыталась оборвать ниточку жизни, что всё ещё связывала её с этим миром. Но судьба не принимала её жертв. Каждый раз кто-то находил её до того, как стало слишком поздно.

Она перестала говорить. Не потому, что не могла – потому, что не хотела. Слова стали чужими. Они больше не могли выразить то, что творилось внутри. Голос умер вместе с её свободой.

И вот, спустя год заточения, она исчезла.

Утром, когда служанка вошла с подносом еды, кровать была пуста. Окно разбито, решётка вырвана с корнем, а рядом – ребёнок, тихий и живой, в люльке. Король первым делом подумал, что дочь наконец нашла способ уйти из жизни. Но тело так и не нашли. По всему королевству разослали гонцов, прочесали замок, поля, реки – напрасно. Будто бы сама земля забрала её в свои объятия.

Мальчик же стал наследником трона. Старшие сыновья короля ушли один за другим, поражённые странной болезнью, которую никто не мог объяснить. Болезнь пришла внезапно и уходила бесследно, оставляя после себя лишь скорбь.

Так, за считанные месяцы, суровый король потерял всех своих детей. Его последней надеждой стал новорожденный внук – слабое, но живое напоминание о семье. И в это дитя он вложил всю ту любовь, которую никогда не смог показать своим детям.

Но принцесса была жива.

В ту ночь, когда ветер играл с флагами замка, а луна скользила по небу, к окну снова постучало прошлое. Возлюбленный, которого она не смела даже вспоминать, стоял там – огромный, тихий, как шёпот леса. За этот год сторожи стали менее внимательны, охрана – расслабленной. И великан, цепляясь за вьющуюся лозу, взобрался на башню.

Он не сказал ни слова. Только протянул руку. И она поняла: это шанс. Шанс начать снова. Уйти туда, где их любовь не была преступлением.

Принцесса оставила ребёнка в люльке, поцеловала его лоб, хотя и не знала, что значит быть матерью. Затем она вышла в ночь, за руку с великим возлюбленным, и они ушли в лес, где ветер поёт древние песни, а деревья помнят каждое сердце, что ищет покоя.

А сын её, тот самый младенец, вырос. В восемнадцать лет он стал законным правителем королевства. Дедушка умер, оставив ему не только трон, но и боль, и мудрость. Он правил справедливо. Королевство процветало, как весна после долгой зимы. Но в сердце молодого правителя всегда оставалось место для истории, которой он никогда не знал, но которая определила его судьбу.

март 1326 год

Глава 2

Триста лет спустя…

С тех пор как принцесса исчезла в лесу, прошло три столетия. Королевская кровь не прервалась – династия осталась крепкой, словно камень, из которого высечены стены замка. Но время не меняло всё. Правил новый король – суровый, как зимний ветер, и внешне, и душой почти такой же, как тот, кто когда-то запер свою дочь в башне. Словно судьба играла с ним в зеркало времени.

У этого короля было трое сыновей. Двоих старших готовили к власти с самого детства: их учили командовать, думать стратегически, видеть за лицом подданного его намерение. А вот младший родился слабым, хрупким, как весенний побег. Врачи качали головами, предрекая скорую кончину. Все вокруг окружили его любовью, будто каждый день мог быть последним.

Но этот ребёнок был особенным. Его нарекли именем – Марк. Имя, которое несёт в себе силу, как удар сердца или гром перед грозой.

Старшие братья завидовали. Они видели, как мать обнимает младшего, как отец смягчается в его присутствии. Они ждали, что болезнь заберёт его, как тень забирает свет. Но годы шли, и Марк не только выжил – он стал сильнее. К шестнадцати годам он перерос обоих братьев, как дерево перерастает кусты. Не только ростом, но и духом.

А ещё он унаследовал черты матери – ту самую мягкость, что так резко контрастировала с жёсткостью отца. Глаза его были цвета весеннего неба, лицо – с чёткими линиями, как резьба на древнем дереве. Волосы пшеничного цвета падали на плечи, словно лучи заката. Он был любим народом, и если бы ему доверили трон, он правил бы с добротой, какой не знало это королевство уже давно.

Но никто не учил его быть королём.

Мать Марка была женщиной, чье имя пели в народных песнях. Она была красива, но не надменно. Её любовь к младшему сыну была безграничной – она приходила к нему каждую ночь, садилась у его изголовья и напевала колыбельные, которые некогда сочинили великаны. Эти песни были древними, полными печали и надежды.

Она растила его свободным, как птицу. Не давила обязанностями, не требовала быть сильным слишком рано. Она хотела, чтобы он был счастлив. Но счастье не всегда остаётся с нами.

Когда Марку исполнилось семнадцать, её забрала болезнь. Быстро и неожиданно, как первый удар грома в начале грозы. Весь замок скорбел, а народ плакал, услышав весть о её кончине. Но больше всех страдал сын – он потерял не просто мать, но опору, голос разума, тепло, которое согревало даже в самые холодные ночи.

Полгода прошло, прежде чем Марк снова смог смотреть на мир с открытыми глазами. Он не стал жестче, не потерял своей доброты. Только теперь в его взгляде просыпалась новая глубина – боль, которая делает человека мудрее.

И он оставался таким же обаятельным, как и покойная мать. Как будто частичка её души продолжала жить в нём.

Но впереди его ждала встреча, которая изменит всё. Та, о которой он и не догадывался. Та, ради которой стоит потерять трон, забыть долг, пройти через страх и боль.

Встреча с лесом. И с ней.

С тех пор как королева ушла из жизни, прошло несколько лет. В замке по-прежнему стояли её портреты – тёплая память о женщине, которая могла смягчить даже каменное сердце. Но время не ждало никого. И вот наступила весна – время перемен, обновления и старых ритуалов.

Традиционно, в начале марта, когда последние снежинки кружились над землёй, а воздух уже начинал пахнуть предчувствием весны, вся мужская часть королевской семьи отправлялась на охоту. Это был не просто отдых – это испытание силы, хитрости и судьбы. Победителем становился тот, кто принесёт самую ценную добычу. Лучший стрелок, лучший следопыт, лучший воин.

Но в этом году всё было иначе. Король, ослабленный болезнью, остался в замке. Поэтому трое принцев – старший Рейвен, средний Лиамор и младший Марк – отправились одни.

Зачарованный лес всегда вызывал трепет. Он был древним, словно само время, и скрывал в себе больше, чем глаз мог увидеть. Говорили, что если войти в него с неправильными намерениями, он не отпустит тебя. Что деревья шепчут между собой, а в чаще живут те, кого люди давно забыли.

Принцы въехали под его своды с рассветом. Солнечные лучи пробивались сквозь листву, будто напоминая: здесь ты гость, а не повелитель.

Они договорились: тот, кто добудет зверя, выходит из леса первым и ждёт остальных в условленном месте. Так они соберутся вместе и вернутся домой как одна семья, как и положено истинным представителям королевского рода.

Два часа они бродили в поисках дичи. Средний брат заметил кабана и бросился за ним. Но зверь оказался лишь поросёнком – слишком молодым, чтобы считаться настоящей добычей. Однако, когда стрела вонзилась в плоть, выбор был сделан. Принц покинул лес, оставив братьев наедине.

Ещё час они блуждали вдвоём. Небо потемнело. Тучи закрыли солнце, пошёл дождь – холодный, пронзающий кожу. В этот момент Марк увидел оленя.

Это был не простой зверь. Огромный, с ветвистыми рогами, покрытыми инеем. Казалось, он пришёл из самого сердца зимы. Марк показал жестом – эта добыча моя. Старший брат кивнул, но в его глазах мелькнуло недовольство.

Юный принц спешился. Затаился за деревьями. Натянул лук, вложил стрелу, выбрал ракурс… Но в тот самый момент, когда он собирался выстрелить, олень поднял голову и посмотрел ему прямо в глаза.

Марк замер.

В этом взгляде не было страха. Только спокойствие. И что-то ещё… знакомое. Как будто олень знал его. Как будто ждал.

И в следующее мгновение зверь исчез в чаще.

Без раздумий Марк бросился в погоню.

Старший брат смотрел вслед. В его сердце проснулась зависть. Он видел, как Марк стал любимцем народа, как легко тот улыбается, как светится его взгляд. Он помнил слова матери: «Марк будет хорошим королём». А значит – не он.

И потому он тоже пошёл глубже в лес. В поисках чего-то большего.

Марк гнался за оленем, стреляя на бегу. Все выстрелы были мимо. Лес сгущался вокруг, деревья становились выше, будто хотели скрыть зверя от чужих глаз. Юноша не заметил, как забрёл слишком далеко – туда, где никто из них никогда не был.

Тучи сгущались. Дождь усилился. Темнота опустилась на лес, как покров.

Марк остановился. Его лошадь устала. В колчане оставалась лишь одна стрела.

Он медленно пошёл вперёд, надеясь снова найти след. Но внезапно в глубине леса раздался волчий вой. Что-то мелькнуло в кустах. Лошадь испугалась, встала на дыбы и сбросила юного принца. Затем она ускакала в неизвестном направлении.

Марк ударился. Нога заболела. Холод, страх и одиночество навалились на него сразу. Он нашёл укрытие под раскидистыми корнями огромной ивы и, измученный, уснул.

А в замке тем временем братья ждали. Они нашли только его лошадь, без всадника. И поняли: что-то пошло не так.

Они вернулись домой, чтобы сообщить отцу страшную новость.

Марка нет.

17 марта 1614 год

Глава 3

Осколок света в тени леса

Когда Рейвен и Лиамор вернулись в замок, их лица были спокойны, но в глазах сквозила радость – слишком явная для тех, кто знал их души. Они сообщили о пропаже Марка без лишних слов, но никто не поверил в их скорбь. Ни один слуга, ни один советник, даже сам король.

Правитель взорвался гневом, будто буря, что бушевала накануне. Он видел в старших сыновьях не только наследников, но и угрозу. Виноватыми он считал их – не за то, что они могли причинить вред Марку, а за то, что не хотели его потерять… но обрадовались всё равно.

– Вы – будущие правители? – крикнул он им. – Вы – стыд моей крови!

Но гнев – это лишь маска страха. А страх короля был настоящим. Он помнил историю своей семьи. Знал, что лес хранит свои законы, свои тайны, и не каждому позволено выйти из него живым.

Приказ был отдан немедленно: собрать стражу, отправить в лес, найти принца. Никто не сомневался, что поиск будет долгим. Лес не любил чужих.

На следующее утро, когда последний дождь ночи сменился первыми лучами солнца, Марк проснулся от странного ощущения – будто кто-то раздвигает тень, в которой он уснул.

Сквозь полусон он увидел силуэт. Чёрный, как ночь, и неподвижный, как скала. Сначала показалось – человек. Но голос, что раздался вскоре, звучал резко, почти яростно:

– Кто ты такой? И как сюда попал?

Марк медленно приподнялся, глаза болели от света. Он щурился, пока не разглядел: перед ним была девушка. Совсем юная, но с выражением лица, достойным судьи. Она стояла, словно статуя, и смотрела на него с недоверием и чем-то ещё… страхом?

– Меня зовут Марк, – ответил он, стараясь говорить мягко. – Я заблудился. Моя лошадь убежала.

– Зачем ты сюда забрёл? – её голос стал ещё жёстче.

– Я охотился.

И тогда лицо девушки изменилось. Брови сошлись, взгляд потемнел. Её зелёные глаза сверкнули, как лезвия в руках воина.

– Что? Какое право ты имел здесь быть? – она почти шипела. – Кого ты успел убить?

– Никого, – ответил Марк, стараясь не показывать раздражения. – Я только начал преследовать оленя.

– Оленя? – повторила она, и в её голосе мелькнуло что-то новое – боль или предостережение.

Её гнев внезапно остыл, будто вода, которая сливается в землю.

– Ты должен уйти, – сказала она наконец. – Просто уйди. Ты глупый и невежливый. Я готова простить тебя за то, что ты меня застал… но если бы ты причинил вред ему – ты бы отсюда не вышел.

– Ему? – удивился Марк. – Это твой дом?

– Да, мой дом! – резко ответила она. – Ты часто видишь такие деревья? Где можно спрятаться, где можно жить?

Марк хотел сказать: «Каждый день, из окна своих покоев». Ведь именно оттуда, с высокой скалы, на которой стоит замок, открывается вид на весь лес. Но он промолчал. Что-то внутри подсказало ему – не раскрываться.

– Нет, – сказал он. – Впервые вижу такое.

Девушка кивнула, будто поверила. Но в её взгляде всё ещё было напряжение.

– Тогда вставай и уходи.

Марк попытался подняться, но нога подкосилась. Он поморщился, опустился обратно.

– Я не могу идти, – признал он. – У меня травма.

Она замерла. Не от жалости – от раздражения.

– Что мне с тобой делать? – прошептала она, больше себе, чем ему.

– Для начала, назови своё имя.

Она поколебалась, затем коротко бросила:

– Розет.

– Отлично. Я – Марк. Осталось лишь подлечить мне ногу, и я исчезну из твоего дома, если так хочешь. Согласна?

Тогда она начала сердиться по-настоящему. Ходила кругами, ругала себя, мир, этот день, и его самого – особенно его.

Но потом, как по волшебству, она остановилась. Прикоснулась к коре дерева и траве, и между её пальцами вспыхнул зеленоватый свет. Когда она открыла ладони, там лежала трость – странная, но прочная.

– Держи, – протянула она их ему. – Но не надейся уйти далеко.

У Марка в голове роились вопросы. Но после этого зрелища их стало ещё больше.

Она же, всё ещё ворча, села чуть поодаль, уронила голову на руки и, казалось, смирилась. А Марк молчал, чувствуя, как в груди зарождается нечто новое – не просто любопытство, но что-то гораздо большее.

18 марта 1614 год

Глава 4

Незваный гость в тени дерева

С рассветом Розет, всё ещё напряжённая после их странного знакомства, подошла к Марку. Она присела рядом, осторожно ощупала его повреждённую ногу – не жестко, но и без лишней нежности. Словно хотела напомнить: ты чужой здесь.

Она собиралась что-то сказать, но внезапно замерла. Взгляд её метнулся за спину принца. И тогда из-за ствола медленно выглянул кто-то огромный.

Это был великан. Юный, по меркам его народа – всего тридцать лет. По человеческим понятиям – подросток. Его рост едва достигал двух с половиной метров – среди великанов это считалось почти карликовостью. Он был наивен, не слишком сообразителен и, к сожалению, обладал скверным характером – даже для юного гиганта.

Его звали Бран. И он был влюблён в Розет.

– Черт… – прошептала дриада, увидев его. – Я совсем забыла, что в лесу есть ещё кто-то, кроме меня. – Привет, Бран, – сдержанно произнесла она.

Великан улыбнулся – широкой, детской улыбкой, которая не шла к его огромному телу.

– Доброе утро, милая, – проговорил он с заметным дефектом речи, как будто слова застревали в горле. – А кто это с тобой? Откуда он?

Розет вздохнула:

– Это человек. Он охотился… и зашёл сюда. Не нарочно. Он ранен. Я не могу просто отпустить его обратно – он не дойдёт даже до границы леса.

Бран хмыкнул:

– Мы можем убить его. Никто не найдёт тело.

Розет бросила на него такой взгляд, что даже великан невольно отступил на шаг.

– Ты забыл, что скоро равноденствие. Остара. Убийство запрещено. Ни здесь, ни в другом месте – нельзя.

– Точно, – смущённо согласился Бран. – Что ты с ним сделаешь?

– Вылечу ногу. Потом он уйдёт. Обещает больше не приходить. Так ведь, человек?

Марк кивнул, хотя уже успел пожалеть, что соврал о своей травме.

Дальнейший разговор шёл так, словно принца там не было. Он слушал, как они говорят о нём, как о чем-то случайном, как о проблеме, которую нужно решить. Но внутри его интерес к Розет только усиливался. Он чувствовал: за её холодностью скрывается нечто большее. И этот великан, явно не равнодушный к ней, лишь подтверждал его догадку.

– Я буду проверять тебя каждый день, – сказал Бран, уходя. – Хочу знать, что с моей девочкой всё в порядке.

Розет не ответила. Только вздохнула, когда он скрылся в чаще.

На закате дня Розет закончила перевязку. За эти часы она почти привыкла к присутствию человека в своём доме. Хотя раньше такого бы не случилось. Лес научил её доверять только себе. Но Марк был… другим.

Когда стало темнеть, она снова прикоснулась к кроне дерева. Трава затрепетала, корни зашевелились, и вскоре между её рук возникло нечто вроде гамака – мягкий, прочный, сплетённый из лиан и цветов.

Марк наблюдал за этим, как заворожённый.

– А где спишь ты? – спросил он.

Розет посмотрела на него с недоумением, но быстро поняла: он действительно не знает.

– В дереве, – коротко ответила она.

– На ветвях?

– Нет. Вот так.

Она повернулась спиной к стволу. Кора задрожала. Медленно, как будто лаская, дерево приняло её в себя. Сначала исчезли ноги, затем руки, живот… И только грудь осталась на поверхности.

– Вот так я и сплю, – усмехнулась она.

Марк молчал. Он думал, что она похожа на фею, но теперь знал: она – часть чего-то древнего, чего люди давно забыли.

– Я думал, ты волшебное создание, – наконец сказал он. – А ты – дриада.

– Да, – кивнула она. – И таких, как я, осталось мало.

И тогда, в тишине вечера, она начала рассказывать. О лесе, о дриадах, о великанах. О том, как каждая из них связана с деревом, как корнями – с землёй. О том, что они могут отходить от своих стволов лишь на расстояние подземных корней. О том, что её дерево – старое и одинокое. О том, что скоро придёт праздник Остары, и именно ей предстоит пробудить Хранителя леса. О том, что она живёт уже более двухсот лет, и живёт до тех пор, пока живо её дерево. А освободиться может только через смерть.

Марк слушал, не перебивая. Лишь изредка задавал вопросы, чтобы услышать её голос, видеть её глаза.

А Розет сияла. Её сердце пело от радости, что нашёлся тот, кто хочет слушать. Кто не боится её тайны. Кто смотрит на неё не как на загадку, а как на человека.

Ту ночь Марк почти не спал. Его мысли были заняты одной-единственной – девушкой, что живёт в дереве. Не потому, что она была легендой или чудом, а потому что рядом с ней он чувствовал себя по-особенному. Как будто нашёл то, чего не знал, что ему не хватало.

А Розет, укрытая в объятиях своего древа, тоже не могла заснуть. Она думала о том, как долго ждала того, кто сможет услышать её. И вот он здесь. Чужой. Люди всегда были опасны. Но этот… был другим.

19 марта 1614 год

Глава 5

Тайна Лесного Духа

На следующее утро солнце проснулось первым – его лучи коснулись земли раньше, чем лес успел окончательно оправиться от ночи. Розет была уже на ногах. Она мягко потрясла Марка за плечо, будто боялась разбудить что-то большее, чем просто сон.

– Пора вставать, – прошептала она. – На рассвете я могу покинуть дерево. Но к закату мне нужно вернуться. Иначе силы моего древа ослабнут… и защита всего леса начнёт рушиться.

Марк приоткрыл глаза, всё ещё окутанный тенью ночи.

– Я не знаю, правильно ли это… наверное, так делать нельзя, – говорила Розет, пока они шли сквозь утреннюю тишь. – Но я очень хочу тебе кое-что показать.

– Обещаю, я никому не расскажу об этом, – ответил Марк, глядя на её лицо, где свет играл с тенью.

Она немного замялась, но потом кивнула:

– Хорошо… Я всю ночь думала об этом.

Вместе они направились вглубь леса. Марк медленно двигался, опираясь на трость, стараясь не хромать слишком явно. Его обман был маленьким, почти невидимым, но он чувствовал: каждый шаг рядом с ней – своего рода испытание.

Недалеко от её дерева они подошли к скале. Розет осторожно отодвинула плотную завесу свисающих лиан, словно открывая дверь в другую реальность. За ними раскрылась поляна, залитая светом, как будто солнце специально останавливалось здесь дольше, чем в других местах.

– Оставайся здесь и смотри, – попросила она. – Ближе подходить не стоит.

И она пошла в центр поляны, где среди травы лежал огромный пень – словно сердце этой земли.

Сев на него, она достала из-за коры флейту. Мелодия была тихой, как шёпот ветра между листьями, но наполнила воздух какой-то древней тишиной. Через мгновение из чащи выбежал тот самый олень, которого преследовал Марк. Он остановился у ног девушки, положил голову ей на колени.

Розет продолжала играть.

И вот – чудо. Олень начал меняться. С каждым аккордом он рос, становясь больше, мощнее. Кожа его потемнела, став словно кора деревьев, а глаза – глубокими, как сам лес. В какой-то момент перед Марком уже стояло величественное создание – дракон из стволов и ветвей, дышащий запахом весны и вечности.

Дриада протянула руку – и чудовище, издав урчащий звук, положило голову ей на плечо.

Марк опустил взгляд, потер глаза, уверенный, что видит сон. Но когда снова поднял голову, поляна была пуста. Лишь Розет стояла посреди неё, улыбаясь, как будто знала, что он сейчас думает.

– Видел? – спросила она. – Наверное, такого больше не повторится. Он услышал тебя и скрылся.

– Что это было? – Марк всё ещё не мог перевести дух.

– Это был Лесной Дух. Тот самый олень, за которым ты гнался. Только теперь ты знаешь правду: он – хозяин этого леса. Именно поэтому он зачарован. Не потому, что мы его так назвали. А потому, что в нём живёт он.

Марк молчал.

– Если бы ты его ранил или убил, – продолжила Розет, – праздник бы не состоялся. Весна бы не пришла. Ни цветов, ни урожая. Твоя деревня столкнулась бы с голодом.

Марк сглотнул. Он хотел сказать, что больше никогда не станет охотиться в этом лесу. Но слова застряли в горле.

– Тебе трудно идти? – спросила она через некоторое время. – Я хотела зайти к своей подруге. Пойдёшь со мной?

Он кивнул. Они двинулись на север – туда, где деревья росли особенно плотно, а воздух казался чуть слаще.

Через несколько минут пути они подошли к ещё одному исполинскому дереву – высокому, как сторожевая башня, покрытому серебристой корой, что мерцала в лучах солнца. Розет постучала по стволу – три раза, тихо, будто произнося пароль.

Дерево зашевелилось. Сначала медленно, затем всё быстрее – из древесины начала рождаться фигура. Через мгновение перед ними стояла Ева.

Она была совсем другой – светловолосой, с мягкими чертами лица, словно вылепленными самим ветром. В её глазах играл свет, в движениях скрывалась грация, от которой даже лес замер в ожидании.

– Ева! – воскликнула Розет. – Пора просыпаться!

– Я уже давно не сплю, – улыбнулась Ева, переводя взгляд на Марка. – Просто ждала подходящего момента, чтобы показаться.

Её голос звучал, как колокольчики в утреннем воздухе – звонко, но с намёком на игру.

Девушки заговорили быстро, легко, как будто между ними существовала своя, только им известная музыка. Они обсуждали предстоящий праздник Остары, ритуалы, какие травы собирать, где расставлять свечи. А Марк отошёл чуть в сторону, рассматривая странные цветы у подножия дерева Евы – белые, с лепестками, напоминающими звёзды.

Он не заметил, как Розет исчезла – отправилась за какой-то травой. И тогда к нему подошла Ева.

– Она скоро вернётся, – шепнула она, почти касаясь его плеча. – Я сама попросила её найти то, чего мне не достать. Я знаю, кто ты на самом деле. Бран рассказал мне всё.

Марк нахмурился:

– Что именно он тебе рассказал?

– Что ты – принц. Что ты живёшь за стенами этого леса. Что ты нужен там… но можешь остаться здесь.

Её голос стал ниже, мягче, будто пела ему на ухо.

– Он влюблен в Розу с самого рождения, – продолжила Ева. – Но любовь – странное чувство. Особенно когда рядом появляется тот, кто смотрит иначе, говорит иначе… и вызывает трепет в другом сердце.

Листья над головой зашептали, будто тоже слушали их беседу.

– Если ты сделаешь всё правильно, – добавила Ева, приближаясь чуть ближе, – Розет может быть той, кому удастся покинуть этот лес. Спроси про легенду Цветущей Дриады. На западе есть поляна. Возможно, вам удастся повторить чудо.

Марк хотел ответить, но Ева уже отступила, улыбаясь так, словно знала больше, чем говорила.

Из-за деревьев появилась Розет. В руках у неё были травы, но в глазах – вопрос, который она не могла задать вслух.

Ева ушла первой. Не прощаясь. Только бросила Марку последний взгляд – полный обещания. Или испытания.

Розет молчала. Не сразу. Сначала она смеялась, рассказывала о том, как Ева всегда любила секреты и никогда не делится ими просто так. Но потом – затихла. Наблюдала за Марком. За тем, как он стоит, как всё ещё держит в уме слова Евы. Как блуждает взглядом туда, где она только что исчезла.

И впервые за всё время пребывания Марка в лесу, Розет почувствовала внутри что-то непривычное. Не страх. Не тревогу. Ревность.

Она не понимала её до конца. Это было новое чувство, не свойственное дриадам. Ведь лес был вечным, а сердце – частью дерева. Но теперь в её груди билось нечто живое, что болело и сопротивлялось мысли, что Марк может уйти. Может выбрать кого-то другого. Может смотреть на других.

Когда они возвращались домой – к её дереву – Розет молчала. Она думала о многом: о том, почему ей важно, как Марк смотрит на других, почему ей больно видеть, как он слушает Еву, почему каждый его шаг рядом кажется таким ценным.

А Марк шёл рядом, не зная, что в эту минуту перешёл невидимую черту. Что его простое присутствие начало менять не только судьбу дриады, но и её сердце.

Ночью ветер снова пел. Звёзды мерцали над лесом, как будто подслушивали его мысли. Марк не мог заснуть. Образ легенды, поляны, цветения и свободы крутились в голове, как листья в ветру.

А Розет тоже не спала. Она лежала в объятиях своего дерева, закрыла глаза, но видела одно: Марк и Ева. Улыбки. Шёпот. То, как он слушал каждое её слово.

И впервые за много лет, дриада задумалась: «Что со мной происходит? Почему я не хочу, чтобы он уходил?»

20 марта 1614 год

Глава 6

Праздник весны и тайна цветущего дерева

На следующее утро лес проснулся необычно. Воздух стал мягче, как прикосновение шёлка. Птицы пели так, словно знали – сегодня особенный день. Остара.

Это был праздник пробуждения земли, когда дриады могли свободно ходить вне границ своих деревьев до самого заката. Для Розет это значило больше, чем просто ночь без цепей – это была возможность быть собой. Но и головной болью тоже.

– Я не знаю, где тебя оставить, – бормотала она, расхаживая взад-вперёд. – Не хочу, чтобы Бран приставал к тебе. И не хочу, чтобы кто-нибудь заметил тебя на обряде.

Марк улыбнулся:

– Позволь мне пойти с тобой. Я буду осторожен.

Розет поколебалась. Затем кивнула:

– Только если ты останешься в тени. Никто не должен видеть тебя.

Солнце начало клониться к горизонту, когда они двинулись к месту ритуала – небольшой поляне, окружённой тихим озером. Там, среди болотистой земли, ждала древняя сила. Место, где каждое движение было важным, каждый шаг – частью ритма жизни.

– Оставайся здесь, – сказала Розет, указывая на густые заросли. – Никого не отвлекай. Я скоро вернусь.

Но Марк не смог удержаться. Когда она повернулась, он окликнул её. Подошёл ближе. Его сердце билось часто, как крылья колибри.

Он коснулся её губ – легко, почти невесомо. Она не отстранилась. Только замерла. Глаза широко раскрылись, щёки заалели. Смущение и радость смешались в одном вздохе.

– Удачи, – прошептал он.

И скрылся в тени.

А между тем, из-за деревьев, всё это видел Бран.

Он принёс цветы – те самые, что расцветают раз в год. Цветы, которые он собирал для Розет с тех пор, как научился отличать один корень от другого. Он хотел подойти, хотел сказать что-то важное. Но то, что увидел, остановило его.

Его любимая… целуется с человеком?

Бран не слышал слов. Но ему этого и не нужно было. Он развернулся и ушёл прочь, сжав в огромных руках букет, который так никто и не получил.

Розет направилась к озеру, где на берегу росли грибы, образовывая идеальный круг – символ силы, знак того, что лес слушает своих дочерей.

Там, среди воды и тени, начинается обряд.

А Марк остался один. Он долго смотрел ей вслед, чувствуя, как внутри растёт желание быть рядом с ней всегда. Потом он решил немного пройтись. Хотел понять этот лес, узнать его до самой сути.

Он отправился к той самой поляне, о которой говорила Ева. К тому месту, которое, как она сказала, хранило легенду.

И действительно – место было прекрасным. Солнце только-только скрывалось за горизонтом, но свет ещё играл на траве, будто не хотел уходить. А над всем этим – великолепный вид на скалу, а на ней – замок. Его дом.

Он остановился, ошеломлённый.

– Это же отсюда видно всё, – прошептал он. – Отсюда можно видеть меня. Мой мир. Может быть, именно здесь я расскажу ей правду…

Он не услышал, как за ним наблюдают. Где-то в кустах шевельнулось что-то большое. Но Марк не испугался – он помнил слова Розет: в этом лесу убийства запрещены. Даже для него.

Юноша осторожно раздвинул ветви. Из тьмы на него смотрело лицо.

Не человеческое. Не животное. Что-то среднее. Силуэт, огромный, как гора, с глазами, полными вечности.

Дух Леса.

Он медленно обошёл странную фигуру. Впервые он понял – это не просто зверь. Это хозяин всего, что его окружает. Хранитель.

И тогда Марк протянул руку. Коснулся его кожи – и услышал голос. Не через уши. Прямо в голове.

«Я знаю все тайны этого леса. И знаю, что тревожит тебя.»

Принц замер. Он ожидал многого. Но не такого.

– Мне нужна история о дриаде, – подумал он.

Голос засмеялся:

– Я думал, ты спросишь о своей прапрабабке.

Марк удивлённо заморгал:

– Что ты имеешь в виду?

«Много лет назад, когда лес был молод, сюда забрёл путник. Как и ты – чужой. Он прятался от жары под ветвями одного дерева. И в тот самый момент мимо пробежала дриада. Он влюбился. Следующую ночь они провели вместе. А на третий день дерево её расцвело – белыми цветами, что окутали весь лес ароматом свободы.»

«Она рассказала сон своему возлюбленному – дерево заговорило с ней. И сказала, что может уйти. Что больше не привязана к лесу. Так она стала смертной. Так она родила детей. Так началась новая семья.»

«Через много поколений – ты родился в том самом роду.»

Марк задохнулся.

– Значит… любовь освободила её?

«Нет. Беременность.»

Голос Духа звучал почти с сожалением.

«Я не говорю им этого. Мои красавицы передрались бы за тебя, если бы знали. Дриады могут любить, даже великанов. Но рожать могут только от людей. Таково правило. И случается это лишь раз в столетие.»

«Выстроили защиту, чтобы вас больше не трогали. Чтобы вы не приходили сюда. А ты пришёл. И выбрала тебя Розет. Если она обретёт свободу, я буду благодарен тебе.»

Марк стоял, потрясённый. Он не знал, что сказать. Но Дух уже уходил.

«Меня ждут. Прощай, принц.»

Вернувшись на своё место наблюдения, Марк провёл вторую половину ночи, глядя на Розет. Она стояла на берегу, в лучах луны, будто воплощение весны. Её волосы мерцали, как золотые нити. Она двигалась так, словно сам воздух благоговел перед ней.

Обряд начался. И с каждым движением, с каждым звуком песни, ветер становился теплее. Запах весны просыпался в каждом листе.

И тогда Марк понял: всё возможно.

Той ночью произошло то, о чём он и не мечтал. То, что связало их ещё крепче. То, что должно было изменить всё.

Она не сопротивлялась. Она принимала его, с доверием и трепетом. И хотя после всего случившегося она сказала:

– Теперь я снова должна быть в дереве до заката. Только в ночь обряда мне позволено быть свободной.

Марк знал: она уже не та, что раньше. И он тоже.

21 марта 1614 год

Глава 7

Просыпается весна. Или нет…

На рассвете Розет не проснулась. Это было странно. Марк ждал, как будто она просто задержалась во сне. Но часы шли, а дриада оставалась в дереве – словно древо поглотило её глубже обычного.

К полудню он уже не мог сидеть на месте. Сомнение превратилось в тревогу, тревога – в страх. Он боялся, что это связано с прошлой ночью. Что связь между ними нарушила законы леса. Что он принёс с собой не только любовь, но и разрушение.

Он отправился к Еве. Надеялся найти ответ. Но лес встретил его тишиной.

Не было пения птиц. Не шуршали листья. Даже насекомые исчезли. Великанов тоже не было слышно – хотя обычно их шаги гремели, как раскат грома. Всё замерло, будто лес затаил дыхание.

Ева спала. Как и все остальные. Глубокий, почти мёртвый сон. Марк окликнул её, но получил лишь эхо. Он понял: это последствие обряда. То, чего не объяснили ему заранее.

Вернувшись к дереву Розет, он стал ждать. Ждал терпеливо, но с внутренним напряжением. И только к вечеру лес начал просыпаться.

Сначала запели птицы. Потом из нор выползли звери. А когда солнце скользнуло по горизонту, Розет начала отходить от долгого сна.

– Это всегда так происходит после равноденствия, – прошептала она, ещё не полностью очнувшись. – Лес отдыхает. Я забыла предупредить тебя…

Марк хотел сердито ответить, но слова застряли в горле. Он осознал: всё это время он не просто волновался – он боялся потерять её. Он не просто привязался – он любил. По-настоящему. Безумно. Навсегда.

И тогда он взял её за руку. Ту самую, что лечила его ногу, что гладила древесного дракона, что дрожала, когда они целовались впервые.

– Пойдём со мной, – сказал он. – Я должен кое-что тебе показать.

Они побежали сквозь лес, как ветер, что несёт первые капли дождя. Воздух был тёплым, как дыхание весны. Небо окрасилось в алый цвет, будто знало, что сейчас произойдёт.

Когда они достигли поляны, которую указала Ева, Марк остановился. Перед ними простирался вид, который Розет никогда раньше не видела.

Замок.

Высокий, величественный, словно каменная мечта. Его стены светились в лучах заката, как будто солнце не спешило покинуть этот мир, пока не простится с ним через окна королевской башни.

– Ты была здесь когда-нибудь? – спросил он.

Розет покачала головой:

– Никогда. Я стараюсь не отходить далеко от дерева.

– А это ты видела?

Он показал рукой на замок. На дом, где родился и вырос. Где жил его отец. Где правили те, кто когда-то изгнал великанов. Где теперь заточён он сам.

– Никогда, – повторила она.

Юноша глубоко вздохнул. Сердце колотилось, как барабан перед битвой.

– Это мой дом, – сказал он. – Королевский замок. Я – принц этого королевства. Мой отец – король, чьи предки изгнали великанов в этот лес. И даже Дух Леса сказал мне, что та самая дриада, которая смогла уйти… была моей прапрабабкой.

Розет замерла.

– И самое главное, почему я привёл тебя сюда… – продолжил он, беря её за руки. – Я хочу быть с тобой. Освободишься ли ты от дерева и пойдёшь со мной, или я останусь здесь, неважно. Я люблю тебя.

Он говорил без пауз, без страха. Говорил, как будто каждое слово – ключ к её свободе.

Но, прежде чем она успела ответить, пришла боль. В виде копыт. Шума. Криков. Конница. Бран. Королевская стража.

Группа всадников ворвалась на поляну, как ураган. Бран был впереди – глаза горят, лицо блестит от пота. Он не смотрел на Розет. Он смотрел только на Марка.

Главнокомандующий спешился. Прочитал указ сухим голосом:

«По приказу короля младший принц Марк должен быть найден и доставлен в замок живым и невредимым. За помощь – вознаграждение, равное весу самого принца в золоте.»

Прежде чем Марк успел что-либо сказать, его схватили. Подняли на коня. Привязали ремнями. Он кричал, просил вернуть его обратно, но никто не слушал. Конница умчалась, унося его прочь от всего, что стало важнее жизни.

А Розет осталась одна. С Браном. С разбитым сердцем. С правдой, которую ей не хотелось принимать.

– Это ты привёл их… – прошептала она, глядя на великана с глазами, полными слёз.

Бран не отводил взгляда. Гордо. Почти радостно.

– Да. Наконец-то он ушёл. Теперь всё будет, как раньше.

– Он любил меня, – прошептала она. – Я могла бы стать свободной…

– Какой ужас, – сказал Бран, и в его голосе не было боли. Только облегчение. – Тогда бы ты покинула меня. Хорошо, что его забрали.

Розет закрыла глаза. Она не могла больше смотреть на него. Не могла слышать. Не могла чувствовать.

– Я не хочу тебя больше видеть, – прошептала она. И эти слова были приговором.

Без сил, без надежды, она направилась к своему дереву. Её разум ещё не понимал до конца: это был единственный шанс. Единственный момент, когда свобода была рядом. И она ускользнула.

Внутри неё, в груди, начал расти холод. Чёрная, голодная пустота. Она медленно поглощала её, как тень, что растёт с заходом солнца.

Когда она добралась до дерева, оно не приняло её сразу. Ствол дрогнул. Кора замерла. И только потом она слилась с ним, исчезнув внутри.

Тишина опустилась на лес. Тяжёлая, как скорбь.

22 марта 1614 год

Глава 8

Цветение Розет

После того как Марка вырвали из леса, его привезли домой – в замок, где когда-то пела ему на ночь мать. Где он рос без забот, под защитой любви. Но теперь эти стены казались тюрьмой.

Король встретил сына с объятиями, с облегчением, с радостью, которая была почти слезами. Но радость продлилась недолго.

– Отправьте меня обратно! – крикнул Марк, едва переступив порог. – Я должен вернуться к ней!

Все застыли. Его братья – Рейвен и Лиамор – переглянулись. Отец, сжав кулаки, медленно опустил взгляд.

Он не понимал. Не хотел понимать. И потому приказал:

– Запереть в башне. Пока не придёт в себя.

Марк провёл ночи в одиночестве, размышляя о каждом слове Розет, о её голосе, о том, как она смотрела на него в последний раз. На рассвете он снова пытался сбежать. И снова был пойман. С каждым разом охрана становилась строже, шаги гвардейцев – тяжелее.

Но сердце принца не знало границ. Оно билось только для одного – для леса. Для неё.

Из окна своей башни он смотрел на горизонты, будто мог увидеть её сквозь деревья. Он знал: где-то там, в глубине зачарованного леса, Розет тоже ждала его. Возможно, даже плакала.

А в лесу Розет не выходила из дерева три дня.

Она не спала. Не двигалась. Только думала. Об этом человеке, который сказал ей «люблю». Об этом принце, что пришёл не ради власти, а ради неё. И о Бране – великане, который всё это время был рядом… но так и не смог понять, чего она хочет.

Тогда, на третий день, произошло чудо.

Древо, которое принимало её все эти годы, вдруг отпустило. Будто само дерево решило, что больше не может удерживать её здесь. Она выскользнула из ствола, как капля воды, и оказалась на земле.

Перед ней раскрылась новая картина – листва, которую она знала всю жизнь, теперь была покрыта цветами. Белыми. Нежными. Такими же, как те, что росли на поляне, о которой рассказывал Дух Леса.

Ива цвела.

Розет потрогала один цветок. Он был реальным. Как и всё, что происходило с ней сейчас.

Больше она не дриада.

Она – женщина.

Не теряя времени, она отправилась к Духу Леса. Он уже ждал её. Сидел, свернувшись в клубок, между двух старых камней. Глаза его светились, как звёзды.

– Ты свободна, – сказал он, не оборачиваясь. – Это дерево больше тебя не держит. Но помни: если ты перешагнёшь через границу этого леса – ты станешь смертной. Всего лишь человеком. И никогда не сможешь вернуться.

Розет замерла. Сердце замедлилось.

– А если я останусь? – прошептала она.

– То тебе придётся сделать выбор. Ты можешь стать дриадой снова. Но цена будет высока.

Он замолчал. И добавил тихо, почти сочувствующе:

– Тебе нужно принести в жертву ребёнка.

Розет вздрогнула.

А Марк, заключённый в башне, каждый день смотрел на лес, как на надежду. На обещание. На последний шанс.

Его отец не слушал его. Братья не понимали. Король видел в нём лишь сына, который потерял разум. Но Марк знал правду:

Он не потерян. Он просто любит.

Каждую ночь он пытался сбежать. Каждое утро его возвращали обратно. Каждый день он смотрел на то место, где исчезла Розет. Где цвело дерево. Где его сердце остановилось.

Но однажды… она появилась.

Не в лесу. Не в отражении окна. В самом замке.

Стража заметила её первой. Никто не знал, как она прошла через защиту. Через время. Через законы леса. Она просто стояла у ворот, как свет сквозь тень.

Король хотел прогнать её. Но Марк выбил дверь. Выскочил наружу. Упал на колени перед ней. Взял за руки. И заплакал.

– Ты выбрала меня…

Люди говорили, что она – ведьма. Что она околдовала принца. Что её красота – опасна. Но никто не видел того, что видели они.

Она была не чудом. Не проклятием. Она была свободной.

– Я не дриада, – сказала она королю. – Я человек. Теперь мы можем быть вместе.

Правитель молчал. Он не верил. Он не хотел верить. Но в глазах сына он увидел не юного принца. Он увидел мужчину. Сильного. Любящего. Готового умереть ради этой женщины. И тогда он понял: это не страсть. Это судьба.

Прошло время. Они поженились. Не сразу. Не легко. Но они были вместе.

А лес, тот самый – зачарованный, древний, живой – наблюдал за этим, как мать, отпускающая дочь в большой мир.

Там, вдали, деревья пели песню прощания. И где-то в чаще, среди листвы, белый цветок упал на землю. Последний след старого мира.

Но история не закончилась.

Через год, в весеннюю ночь, в королевстве родился ребёнок. Мальчик. С темными волосами матери и голубыми глазами отца. Когда он родился, лес впервые за много веков запел.

Пели даже великаны. Пели дриады. Пел сам Дух Леса.

Ибо он был первым из потомков цветущей дриады, кто вернул связь между двумя мирами.

март 1615 год

Глава 1

Светлячок

«Мы находим только тех, кто уже был потерян в нас самих.» (Выцветшая надпись на детской люльке в старом доме Несселродов)

Остров окутал вечерний туман, и море, чёрное, как зрачок змеи, глухо рокотало у скал. Здесь, на краю Средиземья, где солнце тонуло в воде, а волны лизали камни, словно языки пламени, жили они – ламии.

Высокие, с кожей, отливающей перламутром, и змеиными хвостами вместо ног, они правили людьми без слов и указов. Достаточно было одного взгляда – холодного, бездонного, – чтобы человек опустил глаза и замер, будто кролик перед удавом.

Ламии не были богами, но вели себя как боги. Они не требовали жертв, не строили храмов, но их присутствие висело в воздухе – тяжёлое, как предгрозовая тишина. Люди служили им не из страха, а потому что иначе не умели.

Среди этих существ выделялся род Несселрод – древний клан, чьи корни уходили в эпоху, когда первые ламии вышли из моря. Их богатство и власть держались на ядах и лекарствах, которые они создавали в своих лабораториях.

И среди них был Ян. Жил он в огромном доме на берегу моря с матерью, отцом и дедом. Ян был единственным ребенком в семье, его очень любили и позволяли очень многое. Но, не смотря на доброту и щедрость родителей, у маленького Яна не было счастливого детства. С ним никто не дружил, и мальчик всегда играл один. Это продолжалось до тех пор, пока он не встретил её.

Пять лет от роду, с хвостом, ещё не набравшим изумрудную твёрдость взрослой чешуи, он нашёл её.

– Няня, смотри!

Под навесом скалы, где пена оставляла кружева соли, лежала люлька. В ней копошилось что-то маленькое, розовое и кричащее.

– Это же человеческий детёныш! – няня-ламия скривила рот, будто учуяла гниль. – Брось, господин Ян, их иногда подкидывают. Утонет – ну и что?

Но мальчик уже держал её на руках.

Девочка замолчала, уставившись на него круглыми зелёными глазами – такими же, как у него.

– Она мне улыбнулась, – прошептал Ян.

Няня вздохнула. Она знала: если юный господин что-то задумал, переубедить его сможет только дед Аргос.

Ян принес её домой. Малыш не расставался со своей находкой, пока не вернулись его родители.

– Человеческое дитя? – Джованна, мать Яна, сжала пальцы, и её длинные ногти впились в подлокотники кресла. – Ты хочешь оставить его здесь?!