Носители. Начало. Книга первая

Мир Верта. Город Биур

Ночью буйствовала стихия. Высоко вздымались пенящиеся волны, и казалось, они с каждым разом поднимались всё выше, стремясь перепрыгнуть стену города, что ютился на скалистом утёсе, омываемом со всех сторон морем. Хулиганил порывистый ветер над некогда величественными, простирающимися высоко вверх башнями Биура, верхушки которых высились над облаками.

Теперь над облаками высятся лишь пики трёх по-прежнему нетронутых скалообразных башен Кахона, парящих над городом. Ветер плавно и бесшумно скользил меж ними. Эти башни хранили в себе вековые знания множества миров, а вместе с тем и всю информацию мира Верта. Каждое событие. Каждый миг отпечатывался в стенах небесных гигантов.

Раскатисто громыхали свинцовые тучи, не то порицая, не то угрожая. Фиолетовые стрелы молний, похожие на сверкающие вены, рассекали нависшую над городом небесную чернь, через раз освещая полуразрушенные башни, близлежащие строения, улицы, проулки и безмолвные капли дождя, что старательно смывал с брусщатчатых улиц сиреневую кровь.

Эта ночь окутала город чередой несчастий, тысячей жертв, что упокоились под каменными руинами…

Город жертвенно пал под натиском беспощадной бойни между Носителями. Немногое уцелело в эту ночь. Вернее сказать, остались стоять полуразрушенными только башни Биура. Воздушные архитектурные ансамбли с арками, мосты и фонтаны со статуями – всё было разрушено. Окаймляющие крепость стены местами провалились внутрь. На первый взгляд в городе не осталось живых, и всё же среди руин что-то происходило. Что-то, что изменило ход истории мира Верты, который никогда не знал войн и не питал жажды крови. Мира гармонии и девственных нравов. Мира любви и порядка.

Шею склонившегося на одно колено Неймака Дармира Таунга, представителя зелёного цвета кожи, правителя Вацилии и наследника трона, обжигал ещё не остывший от фиолетового пламени массивный меч Колдона с серповидным лезвием.

Суровый взгляд фиолетовых глаз Колдона, направленный на Дармира из-под кустистых нахмуренных бровей, был беспощаден. Густая борода скрывала искривлённые злостью губы. Колдон был облачен в твёрдый, как камень, мышечный доспех фиолетового дракона Эрдогора, вьющегося высоко в небе. Из трещин на теле огромного существа билось фиолетовое свечение. Колдон, под стать своему дракону, имел бледно-фиолетовую кожу, а грудь его украшал ромбовидный медальон с рельефной гравировкой Эрдогора.

По левую руку от Колдона стояла Носитель Тариэль Нэй Рэй – повелительница Сатории и огня. Её кожа светилась кровавым румянцем. Как и Колдона, Тариэль уже нельзя было назвать молодой, но она по-прежнему была сильна и красива собой, несмотря на многочисленные морщинки, выдающие не первый век жизни. Пепельные волосы, до сих пор пылающие огнём, трепал порывистый ветер, швыряя хлесткие брызги в лицо. На Тариэль был надет доспех с мощными обсидиановыми связками, укрывающий ноги, плечи, лопатки, грудь и часть лица. А на предплечьях красовались наручи из красного обсидианового камня голема Горлока, что хрипел за её спиной. На доспехе, как и на томагавках, продолжали плясать языки пламени, а вокруг наручей кружили семь замысловатых красных печатей силы. Грудь воительницы ещё тяжело вздымалась после ожесточенной битвы.

Зелёные глаза Дармира были обращены к земле, на волевом подбородке, покрытом жёсткой щетиной, заметно играли желваки.

Вокруг предплечья правой руки витали восемь зелёных печатей силы. Правая половина тела Неймака была покрыта зелёным доспехом из чешуи дракона – Семпиры, когти которой служили наплечником. Вдоль позвоночника выпирали мощные костистые отростки. Доспех Семпиры сливался в симбиоз с доспехом Титана, грязно-жёлтые бинты которого не только покрывали другую часть тела, но и витали вокруг него, словно агрессивные змеи. Вокруг предплечья левой руки кружили ещё пять боевых печатей жёлтого цвета. Мощные бинты только казались эластичными, но на самом деле по прочности не уступали камню.

Тяжело дыша, Дармир опирался на ещё пылающий зелёным огнем тёмно-зелёный молот с длинной титановой рукоятью, выполненной в виде спирали. На всех четырёх сторонах боевой части молота виднелись зелёные символы.

За его спиной стояли восемь Носителей. Все они, кроме Колдона, который, в свою очередь, был Неймаком и властителем межконтинентального трона, являлись не просто Носителями магии, но творцами мира и правителями своих народов. И создавали они их себе под стать.

Чей-то взгляд был осуждающим, чей-то – сочувственным. Все они, одержав победу над Дармиром, ожидали вердикта сильнейшего Неймака и правителя Верты, Колдона Бэйла.

– Ты нарушил закон, запрещающий смешивать кровь людей и пустолюдов. Мало того, ты убил одного из нас, – голос Колдона был подобен грому, раскатывающемуся в небе над разрушенным городом. – Ты принёс хаос в наш мир, устроив кровавую бойню. О чём ты думал? – Колдон надавил на меч сильнее, и из-под острия скользнула капля зелёной крови.

Каждое слово, в которое правитель вкладывал весь свой гнев, давалось ему непросто. О том говорили тяжёлая одышка и разочарование во взгляде: надежда на Дармира – будущего правителя Верты и его преемника, которого он вынужден был изгнать, – обратилась в пепел.

– Настанет время беспорядков. Носители не смогут править миром, если пустолюды решат, что могут нас заменить. Если сочтут, что более не нуждаются в нас. Будет уничтожено всё, что далось столь нелёгким трудом. Они слишком эгоистичны, самолюбивы и охочи до власти, если им позволить хотя бы на минуту задуматься об этом… – Колдон не стал договаривать мысль, поскольку всё и так было ясно. – Сегодня мы показали, что правление наше не абсолютно. Что можно проливать кровь и нарушать законы. Теперь пустолюды посмотрят на мир новым взглядом. После всего, что сегодня произошло, я, верховный Неймак Верты, Колдон Бэйл, лишаю тебя, Неймак Дармир Таунга, титула правителя вацилийского народа. Ты лишаешься права носить доспех, права на трон, а также права носить силу магического сердца.

– Мне больше нечего добавить, – с тем же спокойствием проговорил Дармир, одарив Колдона тяжёлым взглядом, в котором была видна нескрываемая обида. – Он по доброй воле передал мне сердце…

– Лжец! – рявкнул Колдон ровно в тот момент, когда очередная молния осветила его разъярённое, мокрое от дождя лицо. – Кровь Дарэя на твоих руках! Снимай доспехи! – приказал правитель.

Губы Дармира сжались в попытке сдержать нарастающую злость, а мускулистые руки до боли в пальцах сдавили рукоять молота. Все они за сотни лет стали друг для друга чем-то большим, чем просто товарищами. Чем-то, что было даже крепче уз родства. Единой силой, готовящейся противостоять общему врагу во благо цивилизации и спасения их рода. Но сейчас все они были настроены против него. Не так всё должно было закончиться, думал Дармир, не так.

Чуть помедлив, он поднялся на ноги и выпятил грудь, посмотрев правителю в глаза. Он ничуть не уступал в комплекции и росте Колдону, который был на порядок выше и крупнее остальных.

Молот, который Дармир держал в руке, тотчас же исчез. Следом сполз и чешуйчатый доспех, собираясь в пояс с бляхой, на которой была изображена голова Семпиры. И только потом жёлтые бинты собрались в лоскутный жилет.

Неймаков от Носителей отличало то, что они могли вобрать в себя до десяти магических сердец, что делало их особенно опасными. Но количество печатей силы всё же варьируется в зависимости от величия души.

Дармир снял пояс и жилет и швырнул их к ногам Колдона, оставшись в зелёных кожаных бинтах, которыми Носители частично обматывали тело, словно мумии.

Нехотя Дармир размотал на груди кожаный бинт, обнажив на правой части мускулистой груди шевелящуюся зелёную татуировку дракона – кляксы краски сливались в едва различимый образ Семпиры и расплывались вновь. На левой же части груди так же нечётко был изображен обмотанный жёлтыми бинтами Титан, нижняя часть лица которого скрывалась за каменной маской.

Грудь Дармира вспыхнула зелёным и жёлтым светом, а лицо исказила гримаса боли. Тело напряглось и затряслось в судороге, а на лице вздулись вены. Он еле сдерживал крик – ощущение было такое, словно перемешивались внутренности. От груди потянулись лучи, закручиваясь в вихрь и концентрируясь в воздухе, постепенно обретая вид двух магических сердец размером с кулак. Печати силы, кружившие вокруг рук Дармира, растворились, а тело его, приняв на себя резкий удар всех прожитых лет, одрябло, исхудало и рухнуло от бессилия, ударившись о камень коленями.

Сердца продолжали висеть в воздухе.

По лезвию меча Колдона пробежали разряды фиолетовых молний, когда он занёс его над головой и, вложив в удар все силы, рубанул по зелёному сердцу. Осколки звонко осыпались на землю перед Дармиром мириадами потухших звёзд.

С его ресниц соскользнула слеза и, словно ещё одно магическое сердце, разбилась о камень, затерявшись в мутной дождевой луже. В одночасье он потерял всё. Он был уверен, что действия Колдона несправедливы и он не заслуживает столь унизительного наказания. Но перечить не было более никакого смысла, поскольку всё равно никто ему не верил, когда он пытался доказать свою невиновность как минимум в смерти Носителя Дарэя. Дармиру показалось, что все стоящие за его спиной Носители улыбались. Он этого не видел. Он просто знал. И впервые почувствовал ненависть к тем, кого любил, с кем через многое прошёл. Он и не подозревал, что их сердца полны яда.

– Ты отправишься в заточение, в тёмный мир, всем известный как чертог Кайгора, – вновь прогремел низкий голос Колдона, пока Дармир дрожащими руками собирал в пузырящихся дождевых лужах куски безжизненного серого стекла. – Без права вернуться! Там тебе самое место.

Правитель взялся обеими руками за рукоять меча, направив его лезвие вниз, и в ту же секунду вокруг его предплечий вспыхнули десять фиолетовых печатей силы – такое количество говорило о его превосходстве над остальными – а следом три печати силы вспыхнули и на лезвии меча.

Колдон вонзил остриё в землю, пробив каменную брусчатку, и от меча в сторону Дармира побежали разряды фиолетовых молний. Собравшись вокруг него, молнии стали кружить всё быстрее и быстрее, образуя вихрь из электричества и мелких камней. Спустя несколько мгновений вихрь поглотил тело Дармира.

Колдон отпустил меч и скрестил перед собой руки. Все печати слились воедино и растворились в воздухе, оставив после себя в небе огромное небесное кольцо. Вознеся руку над головой, правитель с криком отправил поток электрического разряда, наполняя небесное кольцо энергией. Оно становилось всё ярче, пока не выплеснуло накопленную энергию молнией, ударившей в самый центр вихря. Присутствующих ослепило яркой вспышкой. Когда свет рассеялся, Дармира уже не было. Вихрь постепенно успокоился, побросав на землю камни, а небесное кольцо растворилось, будто его и не было.

Повисшая тишина отозвалась в воздухе чем-то непоправимым, во что с трудом удавалось поверить. Чем-то, что дождь оплакивал, не переставая. Пустота на миг поглотила сознание Носителей глубокой и беспросветной пропастью, откуда нет возврата. Словно они переступили черту дозволенного. Будто мир треснул и развалился на несколько частей, которые, как осколки уничтоженного магического сердца, было не собрать.

Этот миг длился недолго. Вскоре все оживились, словно убедив себя, что всё свершилось во благо, а потому можно теперь выдохнуть с лёгкостью и, как ни в чём не бывало, вернуться к привычному порядку вещей. По крайней мере, некоторые из Носителей именно так и считали, ведь без их участия было не суждено претвориться в жизнь многочисленным планам.

– Правитель, – произнесла Ирида Лембоу, правительница Диваспии с тёмными кудрявыми волосами и большими карими глазами, Носитель плодов и корней.

Она сделала шаг вперёд, взволнованно глядя на Колдона. Половину её лица и головы скрывала маска из корней. Затылок, шею и плечи покрывали продолговатые листья, торчащие, словно замысловатые клинки. Спускаясь вниз по линии позвоночника, они постепенно сходили на нет.

Коричневая кожа Ириды была покрыта переплетением корней формирующих защитный панцирь и ещё не раскрывшихся бутонов белой ситиции. Открытыми оставались лишь центр живота и декольте. На талии красовался сплетённый косичкой пояс из корней, от которых к щиколоткам спускались большие листья ситиции, частично скрывающие стройные бедра, заметные лишь в разрезах. За спиной ещё виднелись трепещущие листвой древесные крылья.

Предплечье правой руки украшали пять коричневых печатей силы, но в тот же момент по велению одной лишь мысли печати силы погасли, после чего крылья собрались в доспех, а с лица неспешно сошла маска, формируясь в деревянном ожерелье, занимающем треть грудной зоны. Покровителем доспеха был древесный ястреб Гордо. Именно его образ виднелся в центре ожерелья. Именно он издавал пронзительные крики в небе.

– Полагаю, нужно обозначить нового наследника, – Ирида бросила взгляд на Лонго – правителя Вордании и Носителя льда. За спиной раздавалось тяжёлое дыхание снежного человека, под ногами которого лужи покрывались льдом и изморозью. Ирида чуть заметно улыбнулась ему. Он откликнулся такой же улыбкой.

– Мы больше не будем править этим миром, – на секунду в голосе Колдона мелькнула грусть. На лицах Носителей, которые ожидали совсем не этого, показалось разочарование вперемешку с раздражением.

– Порядок рано или поздно будет восстановлен, но уже не нами. Мы не достойны править этим миром, и потому впредь это будут делать наши избранники. Каждый из вас должен даровать доспех достойнейшему из пустолюдов своего народа и отправиться в мир, который населяют идентичные нам люди. Единственный мир, к которому не подступились ландалинцы. Пока не подступились, – подчеркнул Колдон. – Задача каждого – избрать ребёнка, ещё пребывающего в утробе матери, и, дождавшись его рождения, передать сердце. Исполнив свой долг, вы отправитесь в мир воспоминаний, дабы стереть проявление магии с лица Верты. Эти дети придут на смену нам, когда пробьёт их час. В день, когда миру будет угрожать опасность.

Эти слова отозвались в сердцах Носителей колкой болью. Дыхание спёрло тисками неотвратимого отчаяния, в сердце поселилась колючая пустота.

Только Тариэль была всё так же невозмутима, словно уже знала о предстоящем решении Колдона и была полностью с ним согласна. Тариэль отличалась не только красотой, но и мудростью. С ней нередко советовался и сам Колдон. Будь она Неймаком, а энергия её души – сильнее, вероятно, трон унаследовала бы именно она. Правда, она не любила повелевать, как и быть ответственной за тех, кого создала. Ей милее была чистая совесть. Судя по всему, это и отличало её от остальных.

– Но, Колдон, – не успокаивалась встревоженная Ирида, – мы преисполнены решимости не дать первородному греху завладеть разумом пустолюдов! Уверена, мы сможем удержать равновесие мира! Мы многое пережили, разве наши последователи не должны знать истинного порядка вещей? Разве мы не должны делиться с ними знаниями, чтобы они могли продолжать строить и развивать цивилизации? – Ирида бросала взгляды на соратников, ожидая не то поддержки, не то одобрения.

– Последователи не должны попасть под наше влияние, – возразил Колдон, – они напишут новую главу этого мира. Разговор окончен, отправляйтесь немедля.

– И с ландалинцами сражаться будут тоже они? – раздался вполне резонный вопрос, который озвучил Лонго. – Разве мы не для этого сюда пришли?

– Больше нет. Мы долгие годы ждали их появления. Это лишь вопрос времени. Они знают нашу магию. Уверен, они ищут именно её проявление и, пока мир обесточен, они не сунутся сюда. Но одно знаю наверняка: они не успокоятся, пока не истребят всех Носителей до последнего. Мир будет под защитой магического купола. Это даст преемникам преимущество. В худшем случае мир падёт. Это больше не наша битва.

Носители сочли решение Колдона слишком жестоким и, возможно, опрометчивым. Но перечить воле верховного Неймака никто не посмел – так или иначе он своего добьётся, так пусть уж это будет по доброй воле.

Когда Носители разошлись, Тариэль Нэй Рэй ещё какое-то время стояла под дождём, глядя на то место, где ещё несколько минут назад стоял Дармир. Теперь на том месте было лишь воспоминание. Её сердце разъедала скорбь. Это была огромная потеря для всего мира, и где-то глубоко в душе Тариэль считала, что они совершили убийство родного им человека.

Колдон медленно подошёл к Тариэль и, взяв её руки в свои, сменил суровый взгляд на более мягкий и учтивый. Черты лица сделались более гладкими, а голос – менее резким и суровым. В его наполненных болью и отчаянием глазах Тариэль увидела все пережитые страдания и мучения, которые ещё в Холисарде обрушились на них несметной ордой небесных властителей – ландалинцев. Боль от смертей и падения целой цивилизации была такой яркой, будто это случилось вчера.

– Ты же знаешь, – тихо проговорил Колдон, – это единственное верное решение. Если всё оставить как есть, нам придётся сделать с ними то же, что когда-то сделали с нами ландалинцы.

– Да, – прошептала Тариэль, – я знаю.

– Я позабочусь о том, чтобы в мир не проникла ни чёрная, ни любая другая магия.

Спустя несколько мгновений Колдон отпустил руки Тариэль и оставил её в одиночестве. Правитель ушёл в центральную башню Биура, в которой располагался его трон. Оказавшись в пустотах её, он приблизился к белонитовому камню, схожему с алмазным минералом. Именно здесь, на месте этого города, находились обильные залежи белонитового минерала, который служил проводником и усилителем магии. Но ещё его использовали для перемещения. Именно так Колдон оказался на одном из множества переплетающихся мостов, где располагалось белонитовое сердце Биура, спрятанное внутри спиралевидного обелиска. Именно оно, наполненное магией десяти сердец, питало земли волшебством. Но, даже разрушив зелёное сердце, оно по-прежнему освещало башню переливающимся магическим светом девяти сердец.

Он протянул руку, и над раскрытой ладонью образовалось жёлтое свечение, превращаясь в сердце. Как только оно закончило превращение, тут же устремилось вглубь белонита, присоединившись к световому шоу.

Глаза Колдона вспыхнули, на запястьях обеих рук возникло по пять фиолетовых печатей силы. Скрестив руки, он соединил их в единую большую печать, исполосованную продольными и поперечными линиями.

– Самуа та ин дерит да иттера аста. Самуа та ин дерит да иттера аста, – начал нараспев повторять правитель.

На кольцах, в центре которых располагалось сердце, вспыхнули магические символы Кахона, каждый из которых кружился по своей траектории, всё быстрее и быстрее заряжая сердце магией. Вдруг символы резко подпрыгнули вверх и выстроились перевёрнутой пирамидой, продолжая крутиться над обелиском с той же скоростью. В руке Колдона появился меч, правитель направил его остриё в сторону светящихся символов, и в ту же секунду меч стал вбирать в себя энергию девяти сердец. Когда меч впитал всё до последней капли, Колдон перенаправил остриё меча вверх. Вспышка озарила округу, после чего фиолетовые разряды молний устремились в небо, пробивая в стенах башни дыры. Молнии расползлись паучьей сетью, обозначив на некоторое время защитную магическую печать над землями Биура.

По небесам поползла пелена, очерчивая огромный купол. В считанные минуты мир окутал магический щит, сквозь который не сможет пробиться никакая магия. От ландалинцев, конечно же, он не спасет, но уберечь от незваных гостей сумеет.

В ту ночь, когда сердце Биура погасло, Носители вручили свои доспехи пустолюдам, достойным хранить их до прихода новой жизни и новых богов, передавая эти дары из поколения в поколение.

С той поры, как старые боги покинули Биур, пустолюды принялись строить свой мир так, как считали нужным. Жизнь перестала быть прежней, и народам пришлось изучать новые умения. Прошла эпоха магии – настало время меча и топора.

Пустолюды стали замечать в себе множество различных качеств, которых ранее были лишены. Первой и, наверное, главной возникшей перед ними проблемой стало выживание: теперь и продукты брать неоткуда было, и безопасность оказалась под угрозой. С уходом магии живительные источники перестали быть живительными. Пустолюды столкнулись с тем, о чём никогда и думать не приходилось. Долголетие сменилось чередой смертей от всевозможных напастей.

Когда пустолюды научились добывать пропитание, убивая животных, они открыли в себе первобытную жестокость. Звери стали пугливы. Хищники стали злыми, агрессивными. Но среди обитателей леса были такие хищники, которые обладали интеллектом не меньшим, чем пустолюды. Не все умели говорить, но в ответ и они стали охотиться, причём не только на пустолюдов, но и на себе подобных.

Со временем оружие менялось, становилось острее и опаснее, а владение им – всё более искусным. С тех пор как леса стали небезопасны, пустолюдам приходилось передвигаться группами, в которых назначался главный. Спустя много лет главных стало немыслимое количество, и было принято решение выбрать главного над всеми сразу. Когда под командованием выбранного народом правителя какие-то из городов начали процветать, а воины их окрепли, начались ожесточённые схватки за земли и минералы, плоды и травы. Сердца пустолюдов обуяла страсть к самодержавию и всевластию. Бесконечные битвы расползлись по континентам Верты, меж городов шныряли лазутчики, разведывающие обстановку.

Но победителей среди городов не оказалось. Постепенно менялось стратегическое и политическое мышление народов. Те, кто в этом преуспел больше, стали заключать мирные договоры – отправляли делегации, делились, обменивались. Те, кто не сумел найти себе союзников, по-прежнему проливали кровь.

Мир стал жесток и коварен, и всё же некое подобие равновесия было достигнуто, позиции большинства городов закрепились и сформировалась определённая картина мира. Но в тени каждого города параллельно развивался иной, подпольный конгломерат.

Глава 1. За пределами прошлого

Путники двигались через мёртвый лес в город Биур. В город, история которого началась ещё до эпохи Носителей – создателей мира Верты. В город, который пустует уже многие столетия. Жители других земель рассказывают о жутких странностях, случившихся с отрядом, пропавшем в этом городе. Слухи о его загадочной гибели быстро разлетелись по континенту. Поговаривают, нечистая магия по сей день забирает жизни всех, кто нарушит покой мёртвого города, – мол, жуткие существа, заточённые в нем, убивают непрошеных гостей. Даже правители, жадные до земель и богатств, не осмеливались смотреть в его сторону.

Пугающая неизвестность по сей день хранила свои тёмные секреты, но Пархонто не побоялся отправиться ей навстречу. Именно он отважно заявил Распорядительному совету города Вацилии, столицы вацилийских земель, что намерен наведаться в Биур. Его миссия была дополнена приказом разведать всё возможное о магии. Официальная задача его вполне устроила, ведь в Биуре, по его предположениям, хранились немыслимые богатства, о которых он забыл упомянуть Совету, ну или просто не захотел. Ведь тогда придётся делиться, а уж правительство постарается отхватить ломоть пожирнее! Нет, такого допустить он никак не мог.

Жизнь в самой дальней западной части континента словно исчезла в ту роковую ночь, тысячу лет назад, когда произошла жестокая битва между Носителями, в пылу которой были уничтожены кахонские маги, а вместе с ними и магия. Именно они являлись источником магии, а люди были лишь Носителями магических сердец. Но сердца те имели невероятную мощь, которую только Носители в состоянии были обуздать и превратить в смертоносное оружие благодаря своей душе, которая сама по себе являлась магическим элементом и которой обладали исключительно люди.

С той ночи никто ни Носителей, ни магов больше не видел. Магия, питавшая своими красками и силой эти земли, магия, от которой искрился воздух, перестала быть частью этого мира. Как и магические существа, что оберегали леса. Везде их называли по-разному: например, в западной части континента зеленокожие жители Вацилии называли их лесными духами. На востоке, в землях Сатории, которые населяли краснокожие пустолюды, именовали призраками мира воспоминаний. Точно так же их называли и соседи саторийских земель – Аридан, с желтолицым населением, и Патугад, народ которого отличался оранжевым цветом кожи. На дальнем востоке темнокожие жители Диваспии называли их хранителями, а жители северного континента, что располагался по ту сторону моря, – просто феями.

Именно они отвечали за красоту и здоровье леса, за каждый плод и жизнь каждого зверя.

За много лет сиреневые леса земель Биура престали радовать своей красотой и пышностью. Теперь это был просто мёртвый лес с колючими кустарниками и пнями поваленных стволов, через которые приходилось пробираться наездникам. Некогда прекрасные деревья теперь высились над головами путников изломанными чернеющими остовами со скрюченными сухими ветками и ползучими, словно сотни змей, корнями. Но, что ни говори, а сгнившие деревья ещё сохранили тень своего величия.

Отряд состоял из шести пустолюдов с зеленоватой кожей с небольшой разницей в оттенках – все они были уроженцами разных городов Вацилии. Кучер Эргус управлял повозкой, запряжённой двумя ретивыми конями. Бэзил и Тэбальт, невольные наёмники, ехали верхом за повозкой. И замыкали отряд братья-близнецы, Вернут и Конрад из города Баттисур, расположенного на юге Вацилии.

Вернут был старше всего на пять минут, а вёл себя так, словно между ними несколько лет разницы. Он был хмурым и зажатым. Когда взгляд его становился суровым, худое гладко выбритое лицо становилось непохожим на лицо брата. В такие моменты пухлые зелёные губы зло искривлялись, а глаза тонули в тени густых бровей.

Конрад был полной противоположностью брата. Вернее, он был одной из лучших сторон Вернута – общительный, любознательный, харизматичный. Ямочка на его подбородке ничем не отличалась от такой же у брата, как и зелёные глаза, но на лице Конрада они казались более яркими.

Они были как две капли воды – стройные, поджарые, с тёмными волосами, заплетёнными в косы, в обмундировании из коричневой кожи, с несколькими видами кинжалов на поясе и предплечьях, а также украшающими правую щёку шрамами изгнанников в виде буквы (х). Когда Конрад злился, различить их было практически невозможно. Но всё же, если присмотреться, Конрада выдавал глубокий шрам над левой бровью – малозаметное напоминание о скрывающейся в нём непреодолимой тяге к безумию. Они оба были отличными воинами, их тесно связывали семейные узы, и порой, чтобы друг друга понять, им не нужно было даже говорить – достаточно было одного только взгляда.

Тэбальт, уроженец города Таллис, что находился западнее Баттисура, был предоставлен сам себе, как и ехавший по правую от него руку Бэзил. Жизни матери Тэбальта угрожал рак, но к звёздам забрала её довольно нелепая участь: жизни ей стоили неповоротливость и неосторожность, из-за которых она оказалась у подножья лестницы со сломанной шеей. А отца, унчера Таллиса, Тэбальт лично избавил от мучений, которые тот претерпевал после её смерти. Ведь именно отец, как считал Тэбальт, и приложил руку к роковому несчастному случаю.

Не сказать, что жизнь ополченца доставляла радость, но это лучшее, что Тэбальт мог себе позволить, избежав смертного приговора. А место наследника трона занял его младший брат Таллиуд Клир. Несмотря на смерть родичей, брат был как никогда рад такому повороту событий – он и сам был недалёк от свершения похожей глупости. Зависть к старшему брату, в тени которого он пребывал изо дня в день, поедала его сердце и постепенно брала верх. Теперь же, восседая на троне Таллиса, Таллиуд был убеждён, что является единственным, кто достоин звания унчера города.

Тэбальт был крепко сбитым высоким мужчиной, крупнее близнецов, и под стать ему был только Бэзил, тоже носивший на щеке печать изгнанника. Их нередко принимали за братьев: заострённые черты лица, волевые подбородки, крепкие лбы, оба зеленоглазые, как, собственно, и все жители вацилийских земель, одинаковая экипировка из коричневой кожи. Только, в отличие от Бэзила, Тэбальт носил длинные распущенные волосы и щетина его казалась более густой.

Бэзил родом из Пантира. Город стоял восточнее Баттисура, и жизнь там, откровенно говоря, паршивая. Чиновников, крепостных жителей, в том числе унчера города и ему приближенных, захлестнуло высокомерие. Простые жители стали для них мусором. Гадкими разносчиками заразы. Всё потому, что какая-то болезнь косит народ. С одной стороны, принятые меры безопасности вполне уместны, но как же жители? Ведь они сейчас буквально предоставлены сами себе, и худшее, надо сказать, ещё впереди. Народ негодует. Особо эрудированные личности промышляют грабежами, а бесчинство в обход всех установленных законом правил стало обычным делом. Сказать бы «Таурона на вас нет», да только последнее время совсем перестал захаживать. А ротгеры, что совершали проверки по городам и деревням, слышали только одну историю, после которой стараются держаться от Пантира подальше, – хворь гуляет по улицам города. Правление делает всё, чтобы минимизировать потери. Лекари день и ночь трудятся над решением проблемы, но всё тщетно. Вот только это не имеет никакого отношения к смерти его родителей. Но, исходя из личных наблюдений, Бэзил был уверен, что никакой заразы в городе не было и нет. Эту легенду придумали, чтобы посеять в сердцах жителей страх и рассеять бунт в адрес классовых разделений. Задолго до вымышленной эпидемии они покинули стены города и не вернулись. Так до сих пор и неизвестно, что с ними приключилось. Это сильно подкосило его, и он пристрастился к бутылке. Затем ругани с женой вплоть до драк доходили. «Лучше бы ты пил!» – так жена сказала, когда, в порыве отчаяния, Бэзил покинул город с печатью наёмника. Бэзил до сих пор о содеянном вспоминает с болью.

Каждого члена этого отряда в пустующие земли привела лишь одна цель – обогатиться. Золото – единственное, что заполняло пустоты в сердце и дыры в несложившейся жизни.

Мундир наёмников отличался от гражданской одежды или доспехов солдат только потому, что солдатскую форму им носить было запрещено, а с такой, как у них, жизнью в гражданских шмотках не походишь. Вот и обходились они экипировкой из коричневой кожи рубьяка, что считалась самой прочной кожей во всей Верте: кирасами с кевларовыми вставками, куртками, под манжетами которых часто носили наручи. Брюками и высокими сапогами.

На поясах Тэбальта и Бэзила висели мечи, спрятанные в ножны. Братья предпочитали пользоваться кинжалами и топорами. Щиты же они не брали вовсе – лишний вес.

Эргус не был ни воином, ни наёмником и никаких шрамов на лице не носил. Ровня Пархонто по годам, он был возницей и подручным организатора этой экспедиции. Носил Эргус обычную одежду из чёрного хлопка и чёрный хлопковый плащ. Миссия его была немудрена – привезти, увезти, охранять. Он, конечно же, как и все, носил с собой меч, да вот пользовался им не слишком умело. Нрав у Эргуса не был склочным и неуёмным, чего нельзя было сказать про наёмников, и чаще всего ему удавалось обходиться без драки даже тогда, когда вокруг уже вовсю звенели мечи и топоры.

Своим ремеслом он был обязан Пархонто – тому, кто руководил всей процессией, главному лицу этого отряда, сидящему в повозке, которая также была торговой лавкой.

Пархонто – бывший ротгер вацилийского взвода. С той поры, как он ушёл в отставку, его пристрастием стала торговля – и не чем попало, а трофеями и реликвиями, которые он выискивал, находя исторические места и учитывая разыгрывавшиеся там события. Законность его дела давала ему привилегированное положение. С его мнением и словом считается Совет и многие высокопоставленные чины, в кругу которых он пользовался привилегиями и был на хорошем счету. Ведь он мог раздобыть ценные и редкие предметы, которых не мог добыть никто другой. Вот только большинство жителей, как, собственно, и наёмники, не очень его любят из-за склочного нрава и многочисленных правил, с которыми вынуждены считаться.

Наёмниками невольно становились те, кто предпочел изгнание взамен заточения или смерти. Можно и по доброй воле податься в наёмничество, да только желающих обречь себя на полную опасностей жизнь скитальца немного, ведь пути назад не будет. Стать наёмником означало лишиться всего, даже своей фамилии. А раз жизни их не представляли ценности, нередко им поручали самую грязную работу – убить кого-то, расчистить путь от дикого зверя, в общем, всё, чем не желали заниматься другие, потому что не хватало духу или просто не хотелось пачкать руки.

Но в былые времена наёмникам было непросто: в города и деревни их и на пушечный выстрел не подпускали, пока однажды, если верить молве, благородный сердцем таинственный наёмник в чёрной маске не спас главного судью Вацилии Бэртинуса Вурча и не сопроводил его в город вместо солдат, погибших в схватке с абулами. Слухи о поступке наёмника дошли до Вацилии, и эта история не только привлекла внимание правителя Вацилии, но и изменила будущее в отношении всех наёмников. Правитель создал гильдию для контроля за наёмнической деятельностью, и теперь наёмники могли в ней получить оплачиваемый заказ. Работа была разного характера – от сопровождения важного лица до кровопролитных набегов на ульи хищных обитателей леса, которые представляли угрозу для любого рода путников.

Для наёмников это был единственный шанс на искупление или же заработок. Когда вести о гильдии распространились по всем землям и городам Вацилии, многие подумали, что это лучше, нежели бродяжничать. Свобода свободой, но нужно было что-то есть и чем-то укрываться. Да и охотиться приходилось осторожно, чтобы не попасться охотникам, – те были не прочь прервать столь жалкую жизнь стальной стрелой, а иной раз и холодным клинком.

Можно было бы отстроить себе домик в глуши, да только не было никакой гарантии, что солдаты не явятся в дом. И спрашивать не станут – упекут до выяснения личности. А как выяснится, что отлынивал от дел наёмнических, так ещё и казнят, а дом сожгут. Так что жизнь спокойная в том случае была под большим вопросом.

Не говоря о тех, кто примкнул к бандитам и мастерам маскировки, которых все знали как разнокожих. О них по сей день ни слуху ни духу. Казалось бы, отличный способ обрести желанную свободу, да только не все готовы пойти на бандитизм в надежде сохранить в себе всё лучшее, что осталось от прежней жизни. В общем, выбор для изгнанника был невелик.

Наёмники стали собираться в организованные отряды в среднем от пяти до десяти бойцов. Брали заказы и непременно отчитывались гильдии, где и получали оплату после подтверждения исполнения заказа доверенным лицом. Такие сопровождающие прикреплялись к каждому из отрядов, но не для того, чтобы вести бой, а только чтобы наблюдать с безопасной дистанции.

Если же кто из работодателей нанимал отряд наёмников в сопровождение, тут всё происходило несколько иначе: отряд заключал договор напрямую с нанимателем. В таком случае все обязательства по выплате наниматель брал на себя и нужда в сопровождающем отпадала. Такие заказы были нарасхват, особенно если путь оказывался дальний: в договорах на короткий маршрут указывали только одно сражение, а вот если нападений происходило от двух и более, сумма начинала сказочно расти. В общем, чем дальше путь, тем больше сражений, а значит, и плата. Конечно, при условии, что всё проходило гладко.

Правда, из-за деятельности, граничащей со смертью, отряды часто пополнялись новичками. Иногда отряды формировались, исходя из боевых предпочтений заказчика, поэтому бойцы из разных групп становились новым отрядом, из-за чего редко можно было встретить хорошо сформированную группу. Мало кто обращал внимание на столь важный фактор, как сплочённость и умение действовать в команде. Заказчиков волновали в первую очередь цифры: количество убитых противников и уровень их опасности, так как за это нанимателю следовало доплачивать сверху. Так сказать, за репутацию, которая по истечении установленного законом срока – сто лет, не больше и не меньше, гарантированно превращалась в искупление. Вот только ещё ни один не дожил до того момента, поскольку срок жизни пустолюдов нынче на порядок ниже.

Что означало искупление? Каждый наёмник получал туманную возможность однажды стать свободным от обязательств или восстановить статус гражданина Вацилии на весьма невыгодных условиях: за выполненную работу платили не меньше десятиграммового лития и не более пятидесятиграммового, а для выкупа свободы нужно было заплатить десять тысяч десятиграммовых литий – сто килограммов в весе не речных самородков. С учётом еды, экипировки и проживания собрать такую сумму было просто невозможно. Если только кто-либо не соизволит вывалить кучу золота и купить себе ручного наёмника, но, как ни прискорбно, столько золота не было даже у советника правителя. Да и не нужно это было никому. Так что проще уговорить себя не умирать ближайшие сто лет, нежели накопить такую сумму.

Теперь наёмники могли без труда попасть в любой город или деревню, где брали заказы, а после выполнения получали расчёт, конечно же, при подтверждении сопровождающего. Но при всём этом им нигде нельзя было задерживаться дольше суток, в противном случае их заключали под стражу на трое суток без еды и питья. Поскольку контроль за прибывшими в город и покинувшими его был очень строгим, не стоило надеяться избежать наказания.

Среди низшего общества стали поговаривать об их бесстрашии и бессмертии. Их стали называть Дикими волками, подразумевая жестокость, умение убивать и способность выживать в диких землях. Более того, их стали бояться, зная, кто они и на что способны. О том и в почтенных кругах поговаривали, и сила их пугала не меньше, но всем видом старались показать, кто тут главный. Пыжились, как индюки, в момент, когда наёмники просто игнорировали разного плана унижения. Но вот беда: дети видели в них героев, а подростки всё больше старались походить на них. Знали бы они, какую цену им придётся заплатить за подобного рода деятельность. Но, когда выпала возможность сказочно разбогатеть, выкупить свою свободу и устроить личную жизнь как душе угодно, отозвался лишь один отряд, поскольку никто не решился отправиться в Биур. Это был отряд Тэбальта. Отряд, который сплотился благодаря одному мелкому заказу. Тогда они сопровождали чиновника, и путь был недолгим. Даже мечи доставать не пришлось.

Кто бы мог подумать, что их группа станет одной из лучших по всем показателям. Чего стоит только тот факт, что за пару лет он не менял своего состава. Выделять кого-то из группы не было никакого смысла – их умения отлично дополняли друг друга, от чего и доход за репутацию, которая с каждым новым заданием только росла, был на порядок выше других отрядов. На мелкие заказы парни предпочитали себя не разменивать.

Итак, на весь крайний запад из живых были только они, а единственными разгонявшими тишину мёртвого леса – скрип колес, треск камней и веток под ними, а также глухой топот коней, их тяжёлое дыхание и фырканье, сопровождающееся густым паром от утренней прохлады. В пелене тумана казалось, что вокруг крались тени мифических существ. Иной раз виделось, будто деревья подсматривали за путниками, а некоторые намеренно преграждали путь.

Постепенно густые тени в глубине леса таяли в лучах утреннего солнца, и лес уже не казался таким мрачным, хотя находиться здесь всё еще было неуютно – неизвестное всегда наводило страх, но эти бравые воины привыкли никогда его не показывать.

Покинув сухой лес, они выехали на открытую местность, где на возвышенности виднелись руины когда-то существовавшего города Мидиада. Одного из городов кахонских жителей. Таких ушедших из истории городов на континенте полно, как и деревень, от которых остались одни пеньки. Кое-где можно было ещё встретить пустующие домики малых племён, а если внимательно приглядеться, то и увидеть чьи-то останки. От развалин веяло дух захватывающей историей, канувшей в лету. Даже прежнюю красоту строений и их величины невозможно было представить. Камень на камне, и только.

Вот только, когда они подъехали ближе, среди руин Бэзил заметил желтоглазое существо не больше пятилетнего ребенка, покрытое короткой шерстью. Оно старательно что-то искало.

Существо подняло на Бэзила большие глаза и на мгновение замерло, но потом вновь продолжило что-то выискивать в горе мусора. Все знали, что лазейки – существа никчемные и безобидные, и потому их никто не воспринимал всерьёз. По большей части на них вообще старались не обращать внимания – лазейки раздражали, так как их шуршание заставляло путников вздрагивать и настораживаться. Но в такие моменты кажется порой, что они что-то скрывают и молчат. Бывает, смотришь и диву даёшься. Как им удаётся выжить в местах, наполненных опасностью. Тут и меч-то не всегда спасает, а им хоть бы что. Более того, никто даже не знает, как они живут, чем питаются, где спят.

Наёмники проехали этот медленно смываемый временем отпечаток былых событий и вновь оказались под сухими ветвями леса, но теперь двигались среди скалистых расщелин, крутых подъёмов и спусков, мимо ручьёв с ключевой водой, малых и больших водопадов. Если обойти все земли Биура, всё ещё можно было отыскать красивые места, даже несмотря на погибшую природу. Тут и горы, и каньоны, и долины впечатляющих масштабов, вот только путь наёмников был предопределен, да и цель у них совершенно иная.

– Да, неудивительно, что эти места никто не посещает, – протянул Тэбальт, осматривая мрачные, кривые ветви иссохшего леса, покрытые таким же давно высохшим рыжеватым мхом, спускающим с ветвей спиралевидные лианы, готовые рассыпаться от любого прикосновения. – Здесь будто поработала чёрная магия.

– Что верно, то верно, – поддержал Бэзил, тревожно прислушиваясь к еле слышному шёпоту мёртвого леса. – Дернул же Тёмный старого тащиться в эту глушь. Того и гляди встрепенётся какая нечисть, ног будет не унести. Как думаешь, правда, что здесь по сей день творятся жуткие вещи, а остатки запечатанной в городе магии убивают всё живое?

Тэбальт никогда не упускал возможности подшутить над соратником. Не в обиду, нет. По-дружески. Это было у них в отряде в порядке вещей: если не пошутил Тэбальт, обязательно пошутит Бэзил или кто-то другой. Но сейчас настроения шутить у них не было, хотя Тэбальта всё же подмывало отпустить колкость.

– Конечно, нет, – ответил он. – Нет ничего, что не пронзил бы хороший клинок. А ты, я погляжу, испугался говорливых сказочников, Бэзил? Не спорю, это место и правда жутковатое и странное, вот только вряд ли в том, о чём трепались скоморохи, была хоть доля правды.

– Я, пожалуй, ко всему готов, чего можно коснуться и убить, – серьёзно отозвался Бэзил, давая понять, что не оценил укол Тэбальта. – Но не к смерти от руки неведомой силы. А мы как есть несём себя на съедение Тёмным.

– А что, если всё это правда? – послышался со спины голос Конрада. – Что, если мы давно уже трупы, только ещё об этом не знаем?

– Вот и узнаем, – самоуверенно отмахнулся Тэбальт.

– Я это к тому говорю, – встрял Бэзил, – что до нас несколько лет назад отряд ротгера Лерама уже пытался попасть в город, но так и не вернулся. Прошло уже много лет, а их никто даже не ищет. Уверен: если вдруг что случится и с нами, они поступят так же. Просто забудут о нас. Не хотелось бы так сгинуть, – разочарованно закончил он, вспоминая жену, с которой отношения полетели в тартарары.

Меньше всего Бэзилу хотелось пропасть без вести. Пропасть так, словно его никогда не существовало, не оставив после себя никакого наследия. Нет ни дома, ни семьи, ни цели. Таков удел наёмников – изгнанников, которые ко всему прочему лишены права носить фамилию отцов. Та же участь достанется и его детям: нет отца – нет фамилии. А безотцовщина – это прямая дорога к нищете и позору.

– Ты знал, на что идёшь, – хмыкнул Тэбальт. – К чему теперь сетовать? И почему ты решил, что к их гибели причастна магия? Может, на них разнокожие напали или хищник какой. Да что угодно могло с ними приключиться! Все знают, что магии больше не существует. Мы проделали уже большую часть пути, и, как ты заметил, кругом ни души. Про Кочевой мор тоже рассказывают всякие сказки. Разве могут существовать в топях огромные красноглазые существа, которых нельзя коснуться клинком? Тогда почему они до сих пор не явили себя? Если бы был известен путь туда, непременно бы отправился.

– Так не терпится распрощаться с жизнью? – вновь послышался за спиной голос.

– Тебе ли об этом спрашивать, Конрад? – бросил через плечо Тэбальт. – Насколько мне известно, это ты постоянно лезешь на рожон, наплевав на все риски. Уж и не знаю, существует ли предел твоего бесстрашия. Хочешь сказать, это была моя идея прыгать с тридцатиметрового обрыва в воду? Или, может, мне пришла в голову мысль залезть в логово абулов? Хорошо хоть, средь бела дня, когда они спали.

– Ну да, то ли дело вы, мастера кулачного боя, – скривился Конрад. – Или забыли, как махались с разнокожими на кулаках? Вот бы ещё и они бились без оружия! После этого ты утверждаешь, что я безумен? – Конрад говорил с ноткой зависти и обиды, вспоминая худшие моменты похода. Тогда он угодил в ловушку, и, пока Тэбальт, Бэзил и Вернут развлекались с налётчиками, Конрад это время провисел подвешенный за ногу вниз головой. Именно с тех самых пор он всегда носит с собой кинжалы.

– Но только у тебя хватило глупости проделать то же самое с тривианом, – напомнил Тэбальт.

– А кто подал идею? – возмутился Конрад.

– Так ведь я всего-то пошутил, а ты воспринял мои слова серьёзно. И как ты сам не понял, что кулаки с тривианом не пройдут, когда тебя от дерева к дереву шпыняло это чудовище?

– Ну да, помню-помню. Благородный Тэбальт спас меня тогда, – слегка огрызнулся парень, в его голосе до сих пор слышалась обида за тот поступок.

– Не я. Твой брат – он покромсал тривиана. Я только добил его и помог тебе выбраться из его щупалец.

Конрад вдруг просиял. Он спустя немало времени наконец всё же услышал правду, которую, наверное, желал услышать больше всего: Конрад невольно подозревал старшего брата в нерешительности, хоть и не желал в это верить. Он надеялся, что брат никогда не останется в стороне, и сейчас, когда всё выяснилось, ощутил гордость и облегчение.

– Помнишь, Бэзил, как нас с тобой нанял один чиновник? – слегка задумчиво произнёс Тэбальт. Видя непонимание в глазах товарища, он уточнил: – Ну тот, которого мы ненароком отделали.

– Тот, которого мы приняли за бандита в момент, когда на нас напали из засады? Так он же не заплатил нам, крысёныш.

– Нам много где не заплатили. Но было весело, правда? Думали, так просто будет расправиться с нами? Помнишь, как мы ими перекидывались?

– Помню, а этот крысёныш всё путался под ногами. Неудивительно, что ему тогда крепко досталось.

– Да, теперь много где нас недолюбливают, потому что то там, то сям солдат оставим без одежды. Нам забава – они же потом докладывают руководству, жалуются. Тех, кто сильней, недолюбливают.

– В том нет ничего хорошего, – возразил Бэзил. – Рано или поздно смерть отыщет того, кто её не боится, и удел его будет пострашнее остальных. Бесстрашных она забирает с особой жестокостью.

– Это ещё что! Знала бы она, на что я способен, в тот же миг сама молила бы о пощаде, – ухмыльнулся Конрад и повернулся к Вернуту, несильно ударив его кулаком в плечо, ища подтверждение своим словам. – Верно, брат?

Вернут улыбнулся в ответ и тут же сменил выражение лица на прежнее, невозмутимое, вновь сверля взглядом спину Бэзила.

– Не стоит зацикливаться на одном, – продолжал Конрад, – иначе оно начнёт поедать тебя изнутри. Нужно постоянно быть в движении и не думать о том, караулит ли тебя за углом старуха с косой. Жизнь наёмника – как с девственницей переспать: новые места, новые ощущения…

– Тогда тебе нужно в Таллис, мой друг. Там женщины плодятся как кошки, и за солидную сумму тебе хоть с десяток девственниц приведут. Поверь мне, для странников вроде нас это блаженное место. Блудницы рожают блудниц. Малоимущие семьи в деревнях и сами горазды предложить своих девиц, говорят, им ни к чему красавицы в быту. Слышал, в Аридане так и вовсе не спрашивают – забирают силой, а тех, кто прячется или пытается сбежать, убивают на месте. Представляю, что они сделают с Диваспией, если надумают нагрянуть к ним, – посмеялся Тэбальт, зная, что в Диваспии в армии служат женщины.

– Если Конрад не нагрянет к ним раньше, – подхватил шутку Бэзил.

Мужчины расхохотались, включая Эргуса, который никогда не встревал в разговоры, но и не отказывал себе в удовольствии принять участие в роли слушателя.

– Ну, с таким настроем, – обратился Тэбальт к Конраду, – я не позавидую той твари, что решится перейди тебе дорогу. Уж для неё ощущения определенно станут новыми и незабываемыми.

Благо Конрад умел посмеяться над собой и никогда не принимал шутки близко к сердцу. Ему дай волю, так он ещё с десяток тем для обсуждения подкинет. И, что не менее важно, он никогда не осуждал брата за его молчаливость и меланхоличность. Он даже иногда подшучивал над ним, при встрече радостно раскидывая руки в стороны и восклицая: «Это что за меланхоличность явилась!»

– Думаю, все мы много где побывали, много сражались и убивали. Но мы до сих пор живы и сейчас здесь. А ты, Тэбальт, полагаю, в Таллисе частый гость? – начал контратаковать Конрад с улыбкой в голосе.

– Не совсем, я вроде как родился там, и теперь мне более туда дороги нет, – с лёгкой грустью в голосе отозвался лидер отряда, вспоминая, как его прилюдно клеймили и изгнали из города, чем обрёк свою гордость на трусость, а жизнь облачил в личину предателя. – У них предостаточно причин убить меня. Одно только моё имя заставит всех солдат города сбежаться, чтобы заломить мне руки, а потом вздёрнуть.

– Видать, хорошо ты им насолил, – подметил Бэзил, отдав дань уважения его незавидному положению лёгким кивком головы и сочувственным, понимающим взглядом.

Только наёмник может проявить солидарность и понимание, даже не интересуясь правотой или правдой. Только наёмнику наёмник может исповедаться, не боясь огласки или укоризны, ведь каждый здесь лишился всего.

– Не то слово, – хмыкнул Тэбальт, отринув тяжёлые чувства.

– Мне вот тоже нет дороги в Пантир, только не потому, что меня хотят убить. С женой расстался, сам виноват. Наворотил бед, вот и прогнала. Теперь другой донашивает мои шмотки, – фальшиво рассмеялся Бэзил, не веря в этот смех, равно как и в случившееся.

– Иногда потерю пережить намного проще. Есть какая-то определённость, осознание случившегося. Всё это однажды становится воспоминанием, которое рано или поздно перестанет преследовать.

– Ничто не проходит бесследно, – покачал головой Бэзил. – Хочется верить, что прошлое навсегда останется прошлым для каждого из нас.

– Прозвучало как тост, – улыбнулся Конрад. – Жаль, вина под рукой нет. Если Пархонто не сбрендил и мы разбогатеем, по возвращении с того света обязательно выпьем за эти слова.

– Думаешь, Пархонто знает, что делает? – с подозрением пробурчал Бэзил, стараясь говорить негромко, ровно настолько, чтобы слова не долетели до Пархонто.

– Пархонто, конечно, тот ещё крендель, – возразил Тэбальт, – но плата за работу фиксированная, так что мы всё равно в плюсе. А если Пархонто прав и там действительно хранятся богатства, то пойдем за ним хоть в клоаку самого Кайгора. Думаю, он не стал бы рисковать своей шкурой ради сомнительных иллюзий.

– Эй! – воскликнул Конрад, – разве вас не учили манерам? Вообще-то неприлично шептаться в обществе сторонних лиц!

Только Конрад договорил, как раздался крик возницы:

– Стой!

Повозка остановилась, и наездники продвинулись вперёд, чтобы осмотреть причину остановки. Следом из кареты вывалился круглый седобородый мужчина в чёрной меховой накидке и высоких чёрных сапогах по колено. Лицо его было властное, недовольное, словно кто-то прервал его сладкий сон, а глаза, не привыкшие к свету, сделались узенькой щёлкой. Он быстрым шагом обогнул коней и вклинился в ряд наёмников, стоящих на краю высокого обрыва, где резко заканчивались лесные дебри.

Их глазам предстали стремящиеся к небесам полуразрушенные чертоги Биура, к которым извилистой тропой тянулся надводный горный хребет, омываемый с двух сторон морем, что терялось где-то под покрывалом густого тумана. По обе стороны хребта, словно шипы, торчали остроконечные пики скал, о которые где-то глубоко внизу с шумом бились волны. Любой неосторожный шаг мог стоить жизни.

Пархонто завороженно замер, разглядывая остатки башен, каждая из которых принадлежала кому-то из Носителей. Башни были исполосованы кривыми линиями белонитовых жил, напоминавшими вены. Этот минерал цвета мутной воды в быту не использовали, потому что никто не знал, как с ним работать. Он не поддавался никакому инструменту – не плавился, не пилился и не ломался. Белонит был проводником магии, и только она могла заставить его принять какую-либо форму. Потому ныне он был не более чем булыжником, очередной помехой на пути шахтёров, и таких помех по всему континенту – целые залежи. А ведь когда-то через них магия питала земли всех континентов…

Но Пархонто интересовала только одна башня, та, чей остов был выше остальных. Прежде, как было описано в свитках, над туманными водами парили магические башни Кахона, их ещё называли детищем Биура. Но теперь, заметил Пархонто, их не было. Но он не собирался заниматься изучением этого вопроса, сейчас его интересовал только Биур, пугающую красоту которого он впервые наблюдал воочию. Он заучил наизусть не только путь, но и расположение комнат в башнях, всех ступеней, мостов, проходов. Путь к самому городу он тоже подробно изучил, планируя экспедицию.

То, что они подъехали не с той стороны, – мелочь в сравнении с тем, что ожидает их на той стороне пологого хребта, на самом пике утёса. И всё же Пархонто не упустил случая выразить своё недовольство некомпетентностью кучера, ведь перед отъездом тот заверил, что изучил путь к городу, а теперь по его вине они вынуждены потратить время на объезд.

– Забери тебя Тёмный, Эргус!

– Я не понимаю, – принялся оправдываться возница, сознавая свою оплошность, которой, как он считал, не должно было случиться, – на карте всё было не так! Наверное, за многие годы скалы сместились… Я строго придерживался намеченного пути, а тут получается…

– Ладно, – скривил недовольную мину Пархонто, не желая слушать оправдания, – пойдём в объезд. Только время зря тратим, – возмущённо буркнул он в седую бороду, возвращаясь в свою повозку и продолжая бубнить себе под нос ругательства, которых в его голове было крайне много. Его критику Эргус принимал как наказание, даже когда, казалось бы, не всё так плохо. И теперь, проводив Пархонто унылым взглядом, поплёлся и сам на своё место.

Эргус, в силу своей скованности, не воспринимался наёмниками как товарищ, и потому его чувств никто не разделял. Зато он, будучи всегда немного в стороне, подмечал для себя разные мелочи. Возможно, Эргус и хотел бы стать частью команды, но таков уж он есть – никогда не знал, что сказать и в какое время, боясь показаться глупым и стать объектом насмешек.

Конрад спрыгнул с коня и приблизился к краю обрыва, всматриваясь в простирающийся слева направо песчаный мутно-серый берег, на который ритмично накатывала хлёсткая волна.

– Угу! – восторженно заголосил он. – Надо будет на обратном пути искупаться, проверить, так сказать, кто сильнее – цепкая хватка пузыристых волн или же несгибаемая воля к жизни отчаянного наёмника? – его худое лицо растянулось в улыбке.

Если бы остальные не знали Конрада, то решили бы, что он брешет, но, как им уже было давно известно, только ему и достанет глупости пойти на такое.

– Если ты не против, Конрад, я заберу себе твою долю, – сказал Тэбальт, – утопленнику ни к чему богатства.

– Нет, – внезапно встрял Вернут, сохраняя крайне серьёзное выражение лица, – я его брат, а значит, его доля принадлежит мне.

– Эй! – возмутился Конрад. – Я вообще-то ещё здесь, а вы уже делите мою долю? Вернут, ты же мой брат и всегда должен быть на моей стороне!

– Конечно, – с любовью в голосе проговорил Вернут и приобнял брата за плечо. – Я всегда на твоей стороне.

– Трогай! – послышался из повозки приказ.

– Ты слышал? – сказал Тэбальт Конраду. – Поехали.

Эргус хлестнул лошадей поводьями, и, развернувшись, снова торговая лавка принялась подпрыгивать на камнях и корнях.

Чтобы преодолеть хребет, повозку, как и коней, пришлось оставить у его основания вместе с Эргусом, взяв с собой только рюкзаки с необходимым инвентарём – риск сорваться был слишком велик. В этом наёмники и Пархонто убедились, когда ступили на неровную, покатистую и слизкую поверхность. Продвигаться вперёд приходилось неспешно, друг за другом, сопротивляясь порывистому ветру, который швырял в лицо капли вздымающихся волн. Город приближался очень медленно, а желание поскорей сойти с этой тропы появилось примерно сразу, как они ступили на неё, и теперь росло с каждым шагом. Ноги так и норовили соскользнуть вниз, жизнь любого могла оборваться уже здесь, на неровностях хребта, ещё вне города. Смотреть приходилось только себе под ноги, а конец тропы терялся где-то впереди, за колючей пеленой мелких брызг.

Стремление Пархонто превозмогало все страхи перед возможными трудностями и опасностями. Его тяга к находкам и знаниям была слишком сильна, чтобы отступить. Это значило бы предать себя и то, что для него так дорого и важно, – богатства, которые могут хранить в себе потаённые места великого города.

Это влекло и наёмников, хоть они и знали, что идут в опасное место. А на что ещё, спрашивается, нужна жизнь того, чей единственный талант – убивать? Вот и складывается так, что иного и не оставалось, как согласиться на поход в надежде изменить свою жизнь к лучшему. Стать кем-то более существенным, нежели просто убийца. Создать наследие взамен ненужному риску и стать не только мужем, но и хорошим отцом. Хоть и вела ко всему этому узкая и скользкая дорожка, пройти по которой следовало до Биура и обратно, эта сомнительная возможность грела сердца наёмников, которые неумолимо двигались вперёд.

Бэзил был уверен, что эти средства помогут ему наладить отношения с его женой и зажить припеваючи подальше от города. Вернут и Конрад мечтали отстроить где-нибудь в глуши два дома по соседству. И только Тэбальт, как бы ни желал разбогатеть, совершенно не знал, на что можно потратить целое состояние, и потому думал закопать его до лучших времён.

Наконец они ступили на ровную землю и выстроились у подножья Биура в ряд. Вблизи город выглядел невероятно огромным. Казалось, магия Носителей до сих пор была здесь, въевшаяся в эти стены башен и в каждый камушек величественных строений. Этот город казался невероятным. Мистическим. Таинственным. Могущественным.

Воображение Конрада не осталось в стороне – он почти воочию увидел снующих по улицам города магов и невероятное сражение Носителей. Крики, море крови. Взрывы. В общем, всё то немногое, что было ему известно об этом событии. Лицо Вернута выражало не меньшее любопытство. И только Тэбальт и Бэзил хмурились.

Ещё раз окинув взглядом исполинских размеров полуразрушенные стены города, Пархонто первым ступил на каменную ступень лестницы, когда-то поднимающейся к вратам, от которых теперь остались лишь каменные обломки, преграждавшие путь. Частично разрушенная арка была испещрена остроугольными символами утраченного языка, понять который пустолюд был не в силах, и слабо заметными ликами Носителей. На стене по периметру, по всей видимости, стояли скульптуры каких-то существ или защитников города. Было бы проще понять, если бы от них осталось чуть больше, нежели просто когтистые стопы.

– Для чего им нужно было строить стены таких размеров? От кого они защищались? – поинтересовался Бэзил. – Они же были богами, равных им по силе не существовало. Даже представить сложно существо, которое могло навредить им.

– Так они показывали своё величие, – ответил Тэбальт. – Все правители в свою честь воздвигают монументы и дворцы баснословных размеров. А богам под стать величие таких башен. Разве я не прав?

– Вовсе нет, – возразил Пархонто, с трудом пробираясь через обломки камней и кряхтя при каждом движении. – Историю знать надо, бестолочи. Эти стены были построены для того, чтобы великаны, которые жили когда-то, не смогли пробраться в город.

– Великаны? – переспросил Тэбальт, дабы убедиться, что ему не послышалось.

– Они были жестоки, – продолжил Пархонто, – те ещё звери. Если пустолюды дерутся за земли и власть, так те и за меньшее готовы были перегрызть друг другу глотки.

– Это ж каких размеров они были? – пробормотал Тэбальт, осматривая руины города, под которыми виднелись кости жителей бастиона.

– Больших, Тэбальт, – хмыкнул Пархонто, – больших. Разве ты забыл последнюю пещеру, в которую мы спускались? Так вот кости, которые ты там видел, были вовсе не рубьяков, как я тогда сказал. То как раз и были великаны. Просто я был уверен, что ты мне не поверишь.

– И что же их погубило? Не могли же они вот так просто разом помереть? – заинтересованно спросил Бэзил, разглядывая многочисленные пробивающиеся из-под земли по всей территории города белонитовые обломки, среди которых также валялись кости когда-то живших в этом городе магов, обмотанные в сиреневые мантии, ткань которых загадочным образом до сих пор не сгнила.

– Великаны столкнулись с угрозой, которая привела их к вымиранию. Как говорят писания, природа сошла с ума: потопы, землетрясения, вулканы и всё в таком духе, но мне отчего-то не верится. Во всём этом кое-что не сходится: их скелеты я находил в разных уголках континента, но только в одном лесу, на западе Вацилии, их трупов было обнаружено бессчётное количество. Странно, что ни оказались в лесу целым скопищем – без еды и укрытия, ведь раньше я встречал их только в пещерах. Не похоже на них. Словно кто-то загнал их в ловушку, чтобы убить. Тогда-то и дали ему название «Колючий лес» или же «Лес смерти». Думаю, вам хорошо известно, что пройти по лесу и не угодить под один из множества шипов просто невозможно. Сталь на раз прошибает. У великанов просто не было шанса выжить. Хотя кто знает. Возможно, лес когда-то был иным. Не таким опасным, как сейчас. Я не привык верить слухам, но поговаривают, оттого и начал лес стрелять шипами деревьев. Говорят, злятся. Мстят всем и каждому, кто осмелится ступить на их землю. Правда, мне доводилось находить и другие скелеты – те существа не похожи ни на кого, кто был бы мне известен.

– Хотите сказать, до нас и великанов здесь ещё кто-то жил?

– Именно. Наверняка вы слышали о них, да кто о них не слышал? Седоликие захватчики. Те, кто когда-то намеривались захватить Верту. Все они сейчас запечатаны под землёй и представляют собой окаменелые бюсты, торчащие из стен пещер. Но и в этой истории что-то не сходится. Если великан умирал, он забивался в нору и ждал своего часа. Их кости как есть разлагаются. А те, что видел я, отличались и формой, и строением. Но вот ощущение, что кости совсем ещё свежи. Им нет и полсотни. В поведении этих существ виднеется своеобразный культ захоронения. Их укладывали в кельи в позе эмбриона. Вот только встречал я их не так часто, но исключительно в глубинах подземелья. Смею предположить, что они там и жили. Под землёй. И жили, либо во времена правления Носителей, либо до их прихода. Удавалась порой отыскать фрески, точно такие же, как и на стенах келий, но до сих пор так и не понял значения их.

С губ Конрада сорвался смешок.

– Я что-то смешное сказал? – осклабился Пархонто.

– О том, что происходило задолго до нас, можно только гадать, – вмешался Тэбальт. – В свитках не многое описано из того, что было, когда миром правила магия. Но мир однозначно отличался от существующего. Как и этот город.

– Да, верно, – Пархонто посмотрел на Тэбальта и одобрительно покачал головой, после чего продолжил говорить, отвлёкшись от несостоявшейся ругани. – Когда пришли Носители из далёкого мира Холисард, они наполнили эти земли жизнью и смыслом. В лучшие свои дни на землях Биура благоухали сказочные сиреневые леса, цветущие как за стенами города, так и внутри. Деревья плодоносили, земля давала обильные урожаи, никто ни в чём не нуждался. Каждый уголок мира благоухал всеми цветами и оттенками. Каждая травинка, каждый лепесток источали собственное свечение. Лес, в котором хищный зверь был другом, мог дать всё необходимое для жизни, а духи поддерживали лесную жизнь. Тому способствовала магия.

– И кем же тогда были эти кахонские маги? – поинтересовался Тэбальт.

– Да кто их знает! Помощники, может быть, даже слуги, – пожал плечами старик. – Увы, о том нигде не сказано. Магией они владели искусно и решали множество задач и проблем. Создатели мира в те времена на каждом из континентов жили рядом со своими народами. И народы те не ведали горя, боли, слёз, корысти и жестокости. Они никогда ни в чём не нуждались, и жизнь их была вечной. Не было ни званий, ни чинов, низших или высших сословий. Выгоды никто не искал – ни создатель, ни созданный. Наичистейшая и благозаветная мысль питала жизнь любовью ко всему сущему… до той самой ночи, когда всё случилось.

– Эх, – с печалью выдохнул Конрад, мечтательно слушая рассказ, – не жизнь, а рай. Повезло же тем, кто вкусил беззаботную жизнь.

– Что же здесь всё-таки произошло? – Тэбальт окинул взглядом обвалившиеся соборы древности, чьи стены также были покрыты символами и барельефами духов магических сердец – драконов и других существ.

– Это мы вряд ли когда-нибудь узнаем. Известно только, что Дармир Таунга посеял в мире хаос – развязал между Носителями войну, что протянулась от восточных земель Диваспии, а закончилась здесь, в Биуре. Весь континент видел эту бойню. Опять же, если верить писаниям, с той ночи пустолюды, жившие вечно, стали умирать, а магия – уходить далеко в прошлое. Остаётся гадать или верить свиткам, в которых наверняка многое выдумано.

Наёмники двигались по ранее существовавшим улицам, минуя башенные сооружения, высохшие фонтаны, разбитые статуи и обломки зданий разного назначения, которые в своё время утопали в тени великолепных садов, теперь канувших в небытие. Деревья были не то повалены, не то разодраны на щепки, а те единичные экземпляры, которые остались стоять, скрипели сухими сучьями, угрожая вот-вот обвалиться.

По всему городу было разбросано бесчисленное количество останков. Сотни лет с той поры миновало. Даже не верилось. Близнецы, казалось, были заворожены больше остальных, разглядывая одинаковые на вид скелеты. Воображение будоражило их сердца и в то же время пугало.

– А что это за изображения странных зверей повсюду? – Тэбальт остановился, рассматривая каменную голову дракона, по всей видимости, отвалившуюся от разбившейся статуи.

– Это не просто звери, – Пархонто тоже остановился и посмотрел на остатки статуи, – это как раз и есть те самые покровители, хранители сердец. Их сила заложена в боевых доспехах, и призвать их могли лишь Носители. Детали, увы, мне неизвестны.

Огибая груды камней и бурелом когда-то пышных садов, группа направлялась к башням, которые когда-то высились над самыми облаками. Теперь же их вершины, рассыпавшиеся на множество глыб, лежали у подножья, но уцелевшие части башен были по-прежнему высоки.

Добравшись до того самого места у подножия башен, где всё и произошло тысячу лет назад, наёмники запрокинули головы к небесам, всматриваясь в нечёткие очертания вершин.

Чуть раньше внимание Пархонто привлекло слабое мерцание маленького стеклоподобного камушка, лежавшего в груде камней. Старик отстал от своих спутников и присел, подобрав странный камень. Сдвинув брови, он покрутил камешек в руке, разглядывая.

Тот не походил на драгоценный или какой-то полезный минерал. Он был странным. Показался мягким, когда Пархонто провёл по нему пальцем, но когда надавил, структура минерала не поддалась прогибу. Он был жёстким, как любой другой камень. Вдруг в глубине стекляшки стала образовываться чёрная дымка, и минерал постепенно начал нагреваться, становясь на ощупь мягче прежнего. Словно он был живым. Пархонто чуть было не выронил находку. Глаза его широко раскрылись, и он с ещё большим усердием вперился в камень изучающим взглядом. Внутри минерала совершенно точно было что-то магическое. Что-то, что жило своей жизнью. Эта тучка внутри искрилась. Пархонто вдруг ощутил подушечками пальцев лёгкое пощипывание. По внешним сколам минерала пробежали зеленоватые блики. Камушек полюбился старику своим необыкновением – ничего подобного ранее ему не встречалось. Находя его особенно ценным и поистине магическим, Пархонто сунул камень в карман, пока им не заинтересовались наёмники.

К великому сожалению команды, центральный вход в крепость был завален обломками башен, и потому им пришлось идти к соседней. Её внушительные деревянные ворота были закрыты, но не заперты. Все пятеро, включая самого Пархонто, навалились на воротину, пытаясь её сдвинуть, но она не поддавалась. Ни одна, ни другая. Заржавелые петли оказались намертво скованы, а ворота за многие годы, казалось, вросли в камень.

Тогда Пархонто решил опробовать входы во всех пяти башнях – из каждой башни можно было попасть в центральную, но путь становился значительно длиннее и сложнее.

Каждая последующая дверь всё больше отдаляла отряд от цели. Казалось бы, вот она, башня, но возможностей достичь желаемого с каждой новой дверью становилось всё меньше.

Северная башня, которая по своей величине была меньше остальных, осталась для путников единственной надеждой попасть в крепость. Когда надежда уже почти потерялась в обломках мёртвого города, приложив все старания и усилия, отряду удалось немного сдвинуть воротину. Из узкой щели повеяло мертвенной прохладой, но она была слишком узкой, чтобы протиснуться. Снова ощутив надежду, наёмники с ещё большим усердием навалились на воротину. Петли трещали, скрежет резал уши, и, наконец, вот он! Долгожданный триумф свершился, и, на ходу переводя дух, они шагнули внутрь, в непроглядную темноту, откуда доносилось оживлённое журчание воды, веяло гнилью и землёй. В место забытое, брошенное, в котором сознание сдавливал тяжёлый дух смерти и отчаяния. Из-за отсутствия окон было темно, зябко и влажно. Единственный солнечный луч, проскользнув сквозь приоткрытые ворота, терялся спустя пару шагов. Наёмники достали из рюкзаков факелы, осмолили и подожгли.

Дребезжащий свет заиграл на местами покрытых льдом стенах просторного помещения, по которым стекала талая вода. Наёмники неспешно зашагали вперёд и постепенно рассредоточились по залу, в котором потолок терялся где-то высоко в темноте. В пустотах башни эхом разлетались хлюпающие по лужам шаги и хруст мелких камней под ногами. Вскоре в неровном мерцании огней перед ними предстали огромных размеров статуи существ, что они видели снаружи. Наёмники восторженно запрокинули головы.

Тэбальт рассматривал стоящего на двух мощных когтистых лапах дракона со сложенными на спине крыльями. Величественная статуя была примерно в десять этажей высотой, поэтому морду дракона увидеть так и не удалось. Но, подумал Тэбальт, судя по его недружелюбному образу и крепким когтистым лапам, морда эта должна быть весьма устрашающей. К тому же, если верить глазам, этот дракон был массивнее остальных и наверняка самым сильным.

– Эрдогор, – послышался за спиной голос Пархонто. – Покровитель доспеха Колдона Бэйла.

– А этот? – спросил Конрад, разглядывая хитинистую гигантскую ящерицу, стоящую на четырёх лапах, чьи крылья тоже были поджаты. Она оборонительно скалилась, а голова была обращена в сторону Эрдогора.

– Семпира, – ответил старик. – Покровитель доспеха Дармира.

– Да ну?! Того самого Дармира? Невероятно! – восклицал Конрад.

– Того самого, – повторил Пархонто. – Некоторые и сейчас глядят в небо и надеются увидеть не жалкое подобие – в виде крылатого ящера, а дракона. Самого настоящего. Некоторые верят, что это предзнаменующий знак, с которым придут Носители и принесут с собой былую жизнь.

– А что на этот счёт думаете вы, Пархонто? – поинтересовался Конрад, закончив разглядывать Семпиру.

– Да ни черта я не думаю, – огрызнулся он. – Плевать я хотел на все эти предзнаменования.

Конрад приблизился к Вернуту, молча стоявшему у следующего каменного гиганта, и тоже запрокинул голову. Существо не походило на дракона или ящера, этот могучий исполин лишь немногим уступал в росте Эрдогору, и было видно невооружённым глазом, что плоть его состояла из камня.

– Неужели они и правда были столь огромны? – потрясённо выдохнул Конрад и перешёл к Тэбальту, который уже разглядывал массивного снежного монстра. – Видели бы другие то, что вижу я…

– Вы сюда пришли статуями любоваться?! – занервничал Пархонто, желая поскорее добраться до сокровищ.

– А тот каменный, кто он? – никак не мог угомониться Конрад, тыча пальцем в противоположную сторону.

Пархонто начинал злиться от его дотошности, но всё же ответил:

– Горлок, покровитель доспеха Тариэль Нэй Рэй. Если ты меня ещё о чём-нибудь спросишь, я запущу в тебя камень, – процедил старик.

– Хех, пяткой Горлока что ль? – Но, заметив строгий взгляд нанимателя, тут же проглотил усмешку. Как показала практика, с нанимателями лучше не шутить. По итогу могут снизить ставку или же вообще не заплатить. Но в случае с Пархонто всё может закончиться хуже. Если его довести, по возвращении каждый мог оказаться по ту сторону вацилийской камеры, и это в лучшем случае. И потому, как бы ни было сложно, он всё же замолчал, хоть и рвались вопросы нескончаемым потоком наружу. Не каждый день, знаешь ли, встречаешь покровителей магических доспехов, да ещё и в натуральную величину.

Башни спустя столько лет перестали быть прежними – ухоженными, живыми. Стены помещения обросли множеством белонитовых наростов. Рукотворные колонны, подпиравшие своды этажей, потрескались и частично обвалились. Казалось, они в любой момент могли просто рухнуть.

Пархонто не был намерен залезть во все злачные места великой крепости, поскольку на то потребовалась бы не одна неделя, а может, даже и не один месяц. Его целью было пробраться в тронный зал центральной скалы, что принадлежала самому Колдону Бэйлу. Именно там, по его мнению, хранились возможные богатства.

Как утверждал Пархонто, пробраться в соседнюю башню можно было только через единственный соединяющий башни тоннель, начало которого лежало в западной части зала, и отыскать его посчастливилось Тэбальту.

– Кажется, я нашёл его! – крикнул Тэбальт и посветил вглубь тёмного тоннеля, в котором, как ему показалось, он кого-то увидел. Тэбальт насторожился, глянув на своё кольцо из прозрачного стекла, которое сейчас светилось синеватым оттенком, и шагнул внутрь.

– Эй, – крикнул он, – кто здесь?

Он сделал ещё несколько шагов и оторопел. В тусклом свете факела в глубине тоннеля и правда кто-то неподвижно стоял. А спустя несколько секунд развернулся и скрылся в темноте.

– Постой! – крикнул Тэбальт и поспешил за тенью. Казалось, снова увидел её, правда, лишь спину, которая скрылась за крутым, уходящим влево поворотом. Тэбальт ускорился, но вскоре упёрся в тупик. Единственная связующая башни нить была завалена грудой камней. Он непонимающе покрутился на месте и снова посмотрел на кольцо – оно больше не светилось.

Такие кольца были у всех членов отряда, кроме Пархонто и Эргуса. Как узналось в процессе выяснения много ранее, Тэбальту это кольцо заверила мать, сказала – оно сбережёт его жизнь. Как ни странно, с Бэзилом произошла та же история: «Оно сбережёт тебе жизнь», – сказала его мать задолго до того, как покинуть его. Конраду и Вернуту мать вручила кольца после смерти отца, незадолго перед тем как покончить с жизнью, но для чего – так и не объяснила. И каждый носил их только в знак верности и памяти о своих матерях. Да только никогда ранее они не светились. Грубые стекляшки. Ничем не примечательные. От одной мысли, что кольца были магическими, сердце неистово сжималось. Ведь ни одно кольцо не могло просто взять и начать светиться.

Вскоре послышались приближающиеся шаги остальных участников команды. Они остановились около товарища и уставились на груду камней.

– Только этого ещё не хватало! – злобно пробубнил Пархонто, почёсывая плешь на голове.

– Может, есть другой проход? – спросил Бэзил, теребя бороду с той же озадаченностью.

– Тэбальт, – обратился к главе отряда Конрад, – с кем ты разговаривал?

– Не знаю, – задумчиво ответил тот. – Мне показалось, я кого-то видел, но он как сквозь землю провалился.

По спинам наёмников пробежался холодок.

– Ты разглядел его? – вмешался Бэзил.

Тэбальт молча покрутил головой:

– Да показалось, наверное. В этом жутком месте и не такое может привидеться.

Пархонто покрутился вместе со своими мыслями и, остановившись, решительно произнёс:

– Другого пути нет. Придётся пробираться, если, конечно, вы не передумали разбогатеть, – и, проклиная всё на свете, с кряхтением, приличествующим старику, принялся разгребать груду увесистых камней.

– Тяжеленные, зараза, – прокряхтел он, попытавшись поднять один из них.

– Ты бери те, что поменьше, а большие оставь нам, – Бэзил подхватил камень, который пытался поднять Пархонто, и отбросил его в сторону.

Нехотя подключились и остальные, да только не все. Тэбальт с минуту смотрел на усердно трудящихся товарищей и, вместо того чтобы гнуть спину со всеми, всё же решил вернуться и осмотреться повнимательнее.

«Пархонто вроде как и знает своё дело, но ошибаться свойственно всем. Наверняка есть иное решение этой проблемы. Будь у меня такие хоромы, – подумал Тэбальт, – обязательно позаботился бы о запасном ходе, на случай, если какой-то из них, как сейчас, окажется завален». Да и не горел он желанием толкаться в и без того тесном пространстве. Но уход его не остался незамеченным: стоило ему скрыться за поворотом, как его тут же нагнал взволнованный Бэзил.

– Ты решил уйти? – он уставился на друга. – Вот так просто?

– Я не уверен, но думаю, здесь должен быть другой проход в соседнюю башню. Ну или куда он там ведёт… Да и, судя по вашим лицам, вы сами-то не рады разгребать ту кучу.

– Ты же слышал, что сказал Пархонто, – другого пути нет, – помотал головой Бэзил.

– А что, если он ошибается? Не переживай, я быстро. Уверен, к моему приходу от кучи не сильно убавится, – улыбнулся Тэбальт, развернулся и отправился вглубь тоннеля, теряясь за поворотом.

Спустя некоторое время тщетных поисков в нескольких метрах от заваленного тоннеля, за статуей Семпиры, внимание Тэбальта привлекла расщелина в стене, которая образовалась, возможно, после сильных ударов или землетрясения. Да, собственно, это и неважно, главное, чтобы друзья не обозлились на него за отлынивание. Он не сильно-то понимал, куда им надо попасть, но прекрасно осознавал, что расщелина расположена в том же направлении, что и тоннель. Правда, он не был уверен, что она сквозная и по ней получится пролезть… И всё же этот вариант был в его понимании куда лучше, нежели несколько часов разгребания огромной кучи камней. Как минимум, проверить стоит.

Тэбальт втиснулся в тесную расщелину и, светя перед собой факелом и выжигая огнём паутину, пополз на четвереньках в поисках выхода. Трещина оказалась неровной и виляла то вправо, то влево, но ориентировочно нужное направление всё же сохранялось. Будет прискорбно, если эта лазейка прервётся тупиком где-то посередине или, того хуже, уведёт совершенно в другую сторону.

Остальные же в это время раскидывали камни, не покладая рук, – иногда настолько тяжёлые, что приходилось толкать их всем вместе. Но основная часть работы легла на плечи наёмников. В силу своих возможностей Пархонто откидывал небольшие камни, но прекрасно понимал – взять, поднять валун и откинуть его, словно что-то лёгкое и ненужное, не под силу простому пустолюду. Проявление такой силы он наблюдал не только у Бэзила, но и у близнецов. И всё это в процессе дела. Вопросы никуда не делись, но всё же остались при нём. Ни один ранее нанимаемый отряд наёмников не мог похвастаться подобной силой и выносливостью. Он также заметил, как Бэзил поглядывал в сторону выхода, ожидая появления Тэбальта. Но его всё не было.

– Не ждите его, – кряхтел Пархонто, отбрасывая очередной камень в сторону. – Бросил он вас. Развелось нынче бахвалящихся трусов, порочащих репутацию наёмников, которых когда-то знавал. Бесстрашные беспощадные воины. Смерти в лицо смеялись. Вот были наёмники. А теперь что? Дрожат, стоит только чихнуть. Чем он не исключение?

– Тэбальт никогда так не поступит, – возразил Бэзил.

– Оглянись, – оторвался от дела Пархонто, – вы в Биуре. Здесь вам придётся познакомиться ещё раз. Теперь вы о своём товарище знаете больше прежнего.

Наёмники даже начали задумываться над словами Пархонто, который с негодованием заявил, что Тэбальт просто сдался и решил всех бросить. Старик всегда был излишне категоричен и часто бросался из крайности в крайность. Лишь изредка в его взгляде наёмники находили поддержку или понимание.

Проделать этот путь на своих двоих было бы и проще, и быстрее. На четвереньках же путь казался долгим, местами неприятным из-за большого количества паутины и образовавшейся гадкой слизи, местами болезненным от мелких, впивающихся в ладони и колени камней. Но Тэбальт продолжал двигаться вперёд, надеясь найти выход.

– Хвала богам, – проговорил он, когда ощутил вокруг и над собой пустоту. Наёмник оказался в помещении значительно скромнее зала, над головой можно было увидеть уровни, часть которых обвалилась. Хотелось бы верить, что это именно то место, куда должен был привести команду заваленный тоннель.

Тэбальт обошёл помещение по периметру. Всё те же торчащие из пола и стен белонитовые наросты, символы, лужи и тот же холод, который, словно мелкий воришка, прокрадывался в щели амуниции. Эта башня мало чем отличалась от предыдущей. Не было, правда, статуй, зато были непонятно для чего предназначенные кельи в стенах. В них лежали скелеты. Довольно большие скелеты. «Наверняка они принадлежат Седоликим, – подумал Тэбальт. А кому же ещё?»

Когда наёмник остановился у ведущего в тоннель прохода, то понял, что ему всё же удалось обойти завал. Но не успел он обрадоваться, как вдруг кольцо снова принялось светиться. В свете огня Тэбальт вновь увидел чей-то силуэт. В голове никак не укладывалось мистическое исчезновение незнакомца и такое же появление с этой стороны завала. Если, конечно, это не магический призрак какой-то пытается забраться ему в голову. Историй хватало о том, но, если верить каждой, магия должна была испепелить их ещё на входе в город. А будь так, они обнаружили бы там испепелённые скелеты и доспехи отряда ротгера Лерама.

В этот раз незнакомец не убегал, а стоял неподвижно и смотрел на незваного гостя. Неожиданно тень двинулась к Тэбальту. Наёмник коснулся рукояти меча, готовясь в любую секунду обнажить сталь, но стоило незнакомцу выйти на свет, как Тэбальт окаменел. В этот момент он испытал целую палитру чувств – от страха до радости, но остался в груди только страх. Ведь сейчас он смотрел на своего покойного отца, который никак не мог здесь оказаться.

Отец неторопливо приближался. Тэбальту показалось, что он подошёл слишком близко, и наёмник попятился. Тогда Эмирланд остановился. Его плечи украшал любимый чёрный плащ, под которым виднелся белый жилет. Всё так же статен и опрятен. Взгляд его был спокойным. Он выглядел так, каким запомнил его Тэбальт, видя живым в последний раз. Тогда он так же стоял перед ним и убедительно и спокойно говорил:

– Я не убивал твою мать. Я любил её… Но тебя не виню, ведь и тебя я любил всем сердцем, – отец протянул Тэбальту руку. – Не бойся меня. Позволь мне кое-что тебе показать. – Тэбальт какое-то время колебался, а затем неуверенно протянул руку в ответ, всё ещё не веря своим глазам. Приблизившись к отцу, он хотел было направиться в тоннель, полагая, что призрак предлагал пойти именно туда. Но вдруг Эмирланд коротким движением руки вонзил ему в плечо кинжал, а затем, вцепившись в грудки, изменился до неузнаваемости: взревел, словно демон, и лопнувшим мыльным пузырём растворился в воздухе.

– Тёмный! – выругался Тэбальт, скрючившись от боли, и схватился за кинжал, который странным образом не исчез вслед за тварью. Издав стон сквозь сжатые зубы, он выдернул кинжал и бросил его на пол, затем поднял выроненный факел и принялся осматриваться, придерживая раненое плечо. Если это существо, представившееся его отцом, смогло его ранить, то ничто не помешает ему закончить начатое. Некоторое время Тэбальт крутился, ожидая очередного нападения, и только потом увидел, как кинжал растворился, и с опаской шагнул в тоннель. Путь к завалу оказался недолгим и не таким проблематичным, как тот, через трещину.

– Эй! Народ! – послышался приглушённый голос Тэбальта с другой стороны завала. – Идите сюда!

Никто уже и не ждал его появления, и всё же запыхавшиеся и, по всей видимости, уставшие наёмники сразу же ожили и, обрадовавшись знакомому голосу, мгновенно побросали камни, вытирая потные лбы.

– Тэбальт? – закричал Бэзил, радуясь тому, что мучительные раскопки можно оставить в прошлом. Наёмники знали, что Тэбальт никогда бы их не бросил, и не желали верить словам Пархонто, который явно знал его хуже.

– А я было подумал, что ты решил бросить нас, – не менее радостно крикнул старик, признавая, что был не прав в своих выводах.

– Как он там оказался? – удивился Конрад.

– Не знаю, – пожал плечами Бэзил. – Сказал, что пошёл искать другой путь и, судя по всему, нашёл его. Хе-хе, – он расплылся в радостной улыбке и, хлопнув в ладони, оживился, пританцовывая на камнях.

– Это невозможно, – пробормотал Пархонто из вредности, наверное, сам себе, а затем крикнул: – Как ты там оказался?

– Слева от входа в тоннель есть расщелина, сразу за статуей ящерицы. Правда, пробираться придется ползком, но всяко лучше, чем камни тягать.

Измученные непростой работой, наёмники кинулись к указанному месту. Спустя время, тяжело дыша, Пархонто внимательно разглядывал трещину, по-видимому, сопоставляя в голове её вместимость и величину своего туловища. Ведь, как он и сказал, прохода иного не было. А эта трещина – лишь случайно образовавшийся разлом. Он не был в восторге от этой идеи, и всё же она была предпочтительнее разбора завала, где он чуть ли не надорвал спину.

Близнецы переглянулись, одобрительно покачав головами, и друг за другом скрылись в темноте пугающей трещины. Парни были жилистыми и в сравнении с Бэзилом казались подростками.

Раз уж Тэбальт сумел пролезть, значит, и ему не составит труда протиснуться, решил Бэзил. Окатив голову водой из фляги и немного отпив, он тоже скрылся в расщелине.

Трещина была тесноватой, Пархонто с его нестройной и даже пузатой фигурой было непросто её преодолеть. Старик втянул живот и, затаив дыхание, втиснулся в проход. Его бока тёрлись о неровные стены и выпирающие местами камни, которые с болью втыкались в тело. Под негодующее бурчание он наконец вывалился из трещины. Впрочем, никто не был удивлен его недовольству – этот пустолюд редко улыбался или говорил добротные слова. Выбравшись, Пархонто выругался и вскинул факел над головой. Сперва он огляделся и только потом, по тревожному говору наёмников, сгрудившихся вокруг Тэбальта, понял, что что-то произошло. Он буквально ворвался в круг, распихав бойцов, и, нахмурившись, участливо спросил у Тэбальта, да так, что всем показалось, будто он собрался его бить:

– Что тут произошло?

Лишь спустя мгновение он заметил окровавленную руку Тэбальта, которой он зажимал колотую рану в плече. Его окружали вопросительные лица товарищей.

– Я видел отца, – ответил Тэбальт совершенно серьёзно. – Я говорил с ним, а потом он воткнул мне в плечо кинжал и исчез.

Лицо Конрада исказила недоверчивая улыбка, и он приложил Тэбальту кулаком по больному плечу так, что тот съежился от боли:

– Да ты брешешь!

– По-твоему, я сам в себя воткнул кинжал? – сдавленно прохрипел Тэбальт, кривя лицом.

Конрад тут же сбавил обороты, тем временем Пархонто начал размышлять вслух:

– Могу предположить, что кто-то не желает нашего здесь присутствия, – говорил он, а глаза его бегали по потолку в поисках опасности. – Если это фантомы…

– Довольно реалистичные фантомы, – вставил Тэбальт.

– …то нам угрожает смертельная опасность, – продолжил Пархонто. – В таком случае ни под каким предлогом нельзя контактировать с ними. А явиться они могут кому угодно и кем угодно. По крайней мере, так о них писалось. Но да, если они вознамерились навредить вам, будьте уверены, они это сделают. Это лучший способ избежать смерти. Тэбальту ещё повезло, что жив остался. Если бы он вовремя не среагировал, мы не товарища бы встретили тут, а труп, – Пархонто отреагировал на случившееся так, словно это какая-то малозначительная ерунда, после чего развернулся и принялся осматривать помещение.

Довольно странно было слышать из его уст слова о товариществе. Ну да ладно. Пользуясь случаем, Тэбальт решил поделиться с товарищами своими наблюдениями.

– Кольцо, – сказал Тэбальт так, чтобы Пархонто не услышал. – Когда я впервые заметил отца, ещё по ту сторону завала, оно начало светиться синим цветом. Когда я встретил его снова, кольцо опять начало светиться. Наверное, оно так реагирует на магию.

– Никогда такого не замечал, – удивился Конрад.

– Потому что ты никогда раньше не сталкивался с магией, кретин.

– Кольцо предупреждает об опасности, – пробормотал Бэзил, разглядывая своё. – Занятно.

– Пархонто ни в коем случае не должен знать об этом! – предупредил Тэбальт.

– Заканчивайте ныть! – послышался голос Пархонто.

Наёмники приблизились к нему организованной кучкой. Конрад, Вернут и Бэзил тут же завели руки за спину на тот случай, если кольца вдруг станут светиться. Кольца светились не ярко. Свет их был приглушенным, правда, знал об этом только Тэбальт. Пока для них это всё представляется каким-то дурачеством, но чем Тёмный не шутит? Вдруг Тэбальт прав? А светить в прямом и переносном смысле перед торговцем такими реликвиями никто из них не хотел.

– Мы в северо-западной башне, – продолжил старик, подойдя к разрушенной лестнице, ведущей наверх. Его голос отозвался эхом, разлетевшимся в гулкой тишине пустот. – Единственная возможность попасть в центральную башню – преодолеть пропасть по мосту. А для этого нам необходимо попасть на верхний этаж. Только там есть нужная нам лестница.

– Не тот ли случайно мост, что я видел при входе в город? – вопросил Бэзил.

– Скорее всего, – подтвердил Пархонто. – Другие не видны.

– Это будет непросто, – констатировал он, вглядываясь в обвалившиеся перекрытия, сразу за которыми еле просматривался верх следующего уровня.

Конрад и Вернут разглядывали аккуратно лежащие в кельях стен скелеты, не похожие на пустолюдов, свёрнутые калачиком. Неужели это те самые, о ком говорил Пархонто? Но черед секунду его мысли подтвердил на удивление спокойный голос торговца.

– Это они, те, о ком я говорил. Видите? Пархонто втиснулся между братьями, держа факел перед собой, и окинул взглядом скелет, после чего коснулся пальцем кости. – Они влажные и совершенно не имеют запаха. Словно всё ещё живые.

– Быть того не может, – проговорил Конрад. Он так же коснулся пальцем кости и скорчил рожицу, словно съел что-то невкусное. – Фу, они мерзкие.

Вернут не рискнул прикоснуться к костям трупа. Достаточно было реакции брата. Да и что бы ему это дало? Он не любитель истории, тем более нарушать покой многолетней традиции. Но вопрос всё же последовал.

– Они больше нас, но меньше великанов. Значит ли это, что они продолжали своё существование после той ночи?

– Нет, – ответил Пархонто и прошёл к следующей келье. Вернут и Конрад последовали за ним, а следом подтянулись Тэбальт и Бэзил. – в истории ничего не сказано, о периоде их существования. И всё же они когда-то жили. Он ухватился за лучезапястный сустав мертвеца и как есть оторвал его. В то же мгновение скелет превратился в песок, чем Пархонто был сильно ошарашен. То же случилось и с оторванной кистью. Тот обвинительно каждого окинул взором и сказал:

– Давно хотел это сделать.

Форма костей скелета Седоликого и правда имела значительные отличия: он был больше пустолюда, но меньше великана. Имел удлинённые ступни, а на пальцах – когти. Кости широкие и, как на ногах, так и на руках, немного изогнуты. Рёбра заменяла сплошная дугообразная кость. Позвоночник сгорбленный, а череп больше походил на приплюснутый. Так мог выглядеть тот, кто столетиями носил на горбу тяжёлую ношу.

– Теперь мне известно о них немного больше, нарушил молчание Пархонто. – А всё, что мне известно, теперь известно и вам. Но, исходя из количества найденных мной скелетов, я полагаю, они жили народами. Увы, иных источников информации о их происхождении нет.

– С каждой новой находкой история мне начинает нравиться всё больше, – проговорил Конрад. Вернут согласно кивнул.

– Ладно, пора браться за дело. Нужно решить, как взобраться наверх, – Пархонто подошёл к разрушенной лестнице и запрокинул голову, подняв над головой факел.

Тэбальт прикинул на глаз расстояние между разломом и, прошагав несколько ступеней вверх, остановился у провала.

– Подержи, – повернулся он к Бэзилу и передал факел. – Прыгать придется вслепую. Это нетрудно. Надо лишь посильнее оттолкнуться – и оп… – он подпрыгнул и, пролетев некоторое расстояние, с кошачьей ловкостью уцепился руками за ступеньку лестницы, расположенную выше. Резкая боль вновь резанула плечо, и рука соскользнула. Но боль для наёмника – привычная спутница, с которой приходится учиться жить. Отыскав ногой в стене упор, Тэбальт вновь ухватился больной рукой покрепче и, собравшись с силами, подтянулся, взобравшись на лестницу.

– Кидай мне факел, Бэзил, – повернулся он и протянул раскрытую ладонь.

Голос главы звучал совсем рядом, но за еле видимую ступень ухватиться было непросто. Теперь, когда факел оказался в руках Тэбальта, видимость улучшилась. Наёмники вскарабкались друг за другом наверх, и внизу остался только Пархонто. Ему всегда намного сложнее давались физические испытания – не только вес мешал, но и возраст уже давал о себе знать.

Собравшись с мыслями, Пархонто принялся раскачивать руками, чтобы лучше оттолкнуться, и, как только Бэзил смекнул, что старику не удастся допрыгнуть, тот был уже в воздухе и сумел уцепился только одной рукой. Но вовсе не за ступеньку, а за протянутую Бэзилом руку. Наёмник, скрипя зубами, подтянул и затащил его на ступени. Упасть было не страшно, поскольку было не слишком высоко, а вот затащить стокилограммового мужика оказалось непросто даже такому крепышу, как Бэзил.

– Вам бы не помешало похудеть, Пархонто, – заметил Тэбальт, развалившийся на ступенях и разглядывающий свою рану. Он знал, что синяки, ушибы, ссадины и неглубокие раны заживали на нём быстрее, чем на собаке. Но вот колотые раны требовали больше времени на заживление, и всё же меньше, чем любому другому пустолюду. Одно время Тэбальт задавался вопросом, почему так? Но потом, когда не нашлось логического или даже сомнительного ответа, плюнул и принял как есть.

– Я не за советы тебе плачу, – недовольно прокряхтел старик, поднимаясь на ноги и первым направляясь вверх по лестнице. Тэбальт скорчил гримасу за его спиной, какой дети тайком дразнили взрослых, и Бэзил, увидев, улыбнулся.

Оказавшись на втором этаже, они перебрались через разлом по оставшемуся в стене выступу и оказались у входа на ту самую винтовую лестницу, которая должна была привести их на самый верх. Подъём казался бесконечным. Шарканье сапог по ступеням пружинило от стен и рассыпалось по всей башне. Каждый новый шаг отзывался острой болью в плече Тэбальта.

– Неужели маги изо дня в день, а в день не один раз ходили по этим ступеням? – простонал Конрад. – А ведь ещё мосты и коридоры.

– Необязательно, – с тяжёлой одышкой ответил Пархонто. – Носители перемещались от белонитового проводника к проводнику, тем самым имея возможность оказаться в любой точке и башне. А что касается магов, они не растрачивали попусту свои силы и перемещались на воздушных потоках, встроенных в стены. Они сопрягались с каждым уровнем башни, и потому ходить по ступеням нужды не было.

– Вот те раз! – возмутился Конрад. – Чего ж тогда мы тут корячимся, с ног валимся, когда можно было просто взлететь?!

– Я и сам не прочь полетать, вот только каналы ныне закупорены.

– Может, есть какой-то иной способ избежать этих садистских мучений? – пробормотал Вернут, изнемогая от сильного жжения в мышцах.

– Советую набраться терпения, – отозвался Пархонто, вяло перебирая уже будто свинцовыми ногами.

Ноги к этому времени уже у всех начали гореть, неметь, а порой и вовсе отказывались двигаться. Никто из них не был готов к столь долгому подъёму, который за раз никому не осилить, даже Пархонто. Тот же, в свою очередь, будучи уверен в своих силах, останавливаться не собирался и подгонял остальных, пока сам не свалился с ног, проклиная ступени.

Каждый после столь непростого подъёма приложился к фляге с водой. Жажда одолевала. Неугомонный старик поражал своей выносливостью – им владела неутолимая жажда богатства. Наёмники уже не так сильно хотели богатства, как поскорее закончить этот ужасный поход. Вернут всем своим видом показывал, что готов вернуться обратно с пустыми карманами, лишь бы этот изнуряющий тело кошмар поскорее закончился. Да и Тэбальт был бы не прочь поскорее оказаться подальше от бесконечных ступенек. Да только Пархонто, который то и дело подгонял бойцов, демонстрируя былую воинскую сноровку, всё не давал спуску наёмникам. Гнал вперёд, словно стадо овец. Потому каждая ступенька (как хотелось верить) лишь приближала их к намеченной цели.

Преодолевая боль и усталость, отряд продолжал подниматься. Когда наверху стали проявляться очертания ступенек, отряд воспрял духом: это говорило о том, что совсем скоро они окажутся наверху, и никто не упустил возможности это подметить. Даже Вернут, которого безуспешно всё это время подбадривал Конрад, повеселел, заметив прокрадывающийся сквозь этажи свет. Но радоваться оказалось рано – ступени всё никак не заканчивались, чего нельзя было сказать про силы.

Теперь, когда с каждым шагом света становилось всё больше, факелы спрятали в рюкзаки за ненадобностью. Пархонто, который сам валился с ног, с удвоенной силой стал подгонять отряд, переключаясь иной раз и на себя, негромко бормоча под нос подбадривающие слова.

Вскоре их встретило небо и долгожданный привал. Сильный порывистый ветер наполнил лёгкие кислородом, и выбившиеся из сил бойцы разбрелись по всему периметру вершины обвалившейся скалы и попадали на задницы. Немного переведя дух, наёмники ожили и зашевелились. Прислонившись к торчащим обломкам, они полной грудью вдыхали свежий воздух, осматриваясь по сторонам: перед ними раскинулись туманные чернеющие леса, кроны мёртвых деревьев опаляло золотом крадущееся в нескольких метрах над горизонтом солнце. Необъятные просторы некогда непередаваемой красоты. В восточной дали виднелись искрящиеся в солнечных лучах заснеженные горные массивы, берущие начало от спящего вулкана.

– Ого! – выдохнул Бэзил. – Ну и высота! Даже птицы так высоко не летают, жуть. А ветрище-то какой!

– Это земли Биура. Вернее, их малая часть, – с нескрываемым восторгом проговорил Пархонто, всё ещё пытаясь восстановить дыхание. – Эти земли отжили своё, удивительно, что лес ещё стоит. Эх, вернуться бы сейчас в прошлое да поглядеть на мир, тот, прежний мир, полный волшебства, как во снах…

– А в моих снах одни упыри да вурдалаки, отчего-то желающие мне смерти, – медленно, словно под действием валерианы, пробубнил Конрад.

– Ну что ж, время не ждёт! – заявил Пархонто, понимая, что в центральную башню попасть можно, только перейдя через единственный соединяющий башни мост. Со стороны было видно, как башни Биура с западной стороны полумесяцем окружали центральную башню Колдона. Все они соединялись проходами где-то там внизу, и добраться туда только казалось, что просто, – прежде нужно было преодолеть ненадежную конструкцию, которая почему-то именовалась мостом. Казалось, он вот-вот развалится, а путь над пропастью, что им предстоит проделать между башнями, измерялся не одной сотней шагов.

– Это и есть тот самый мост? – протянул Тэбальт, с сомнением разглядывая лишь половину оставшегося моста шириною в два человека и сопоставляя большую долю риска с ничтожно малым шансом на успех.

Пархонто молча посмотрел на Тэбальта и нехотя кивнул. А спустя минуту отправился первым, демонстрируя отвагу и храбрость. Ну и явно не от великого ума, подумалось наёмнику. Слепая вера в удачу никак не граничила с рассудком: стоят ли богатства одного неверного движения, которое повлечёт за собой неминуемую гибель? Но об этом уже было поздно размышлять, когда осознанно согласился на заведомо опасное путешествие. Да и чего греха таить, в дни исковерканной судьбы помирать никому не хотелось, хоть жизнь наёмника и ничего не стоила. Возможно, правильней было завершить неудачно начатую жизнь и попытать удачу в другой, но инстинкт самосохранения, которого у наёмников было немного, всё же давал о себе знать. Даже смертникам смерть не мила.

Собрав все силы и волю в кулак, наёмники с опаской ступили на мост. Они двигались друг за другом вдоль ограждения с чередой оконных отверстий, которое прикрывало их от сильного ветра. Бэзил замыкал строй, Тэбальт шёл сразу перед ним.

Когда отряд преодолел половину пути, внезапно затрещали скалы, затем сам мост – складывалось ощущение, что башни хотели сбросить нежеланных гостей. Напряжение возросло, и, казалось бы, впору паниковать, но все члены отряда были крепкими парнями, и, если смерть приглашала их на танец, они принимали приглашение с улыбкой, несмотря на то, что сердце каждого пугливым воробушком шмыгнуло куда-то в пятки.

Понимая, что мост не выдержит, Тэбальт крикнул остальным, что нужно растянуться по мосту, равномерно распределив вес, и сделать это немедля. Пархонто бросился бежать что было духу. Чуть погодя близнецы последовали за ним, разрывая дистанцию с Тэбальтом и Бэзилом, которые тоже ускорились, как только близнецы оторвались от них.

Мост затрещал сильнее и резким, сильным толчком накренился. Все ухватились за оконные выемки, чтобы не скатиться в пропасть. Все, кроме Бэзила. Всё произошло так быстро, что Тэбальт только и успел краем глаза уловить соскользнувшего товарища. В ту же секунду, рискуя жизнью, Тэбальт поймал его за руку, но удержать удалось лишь на мгновение – рука выскользнула. Тэбальт, замерев, ещё какое-то время наблюдал, как Бэзил падает, с каждой секундой становясь все меньше, пока маленькое чёрное пятнышко не смешалось с каменным ландшафтом внизу.

Одна из наручей осталась в руке Тэбальта. Именно за неё ему удалось ухватиться. На сожаление времени не оставалось – пропасть безжалостно притягивала к земле, одолевая страхом, а мост заставил наёмника опомниться своим треском. Неуверенно поднявшись на ноги, Тэбальт перевёл дух, бросил взгляд в сторону уже перебравшихся товарищей и рванул к ним по накренившемуся мосту, который дал наёмнику время и мизерный шанс на спасение. Каждое движение подталкивало его к пропасти, мост кренился все больше, прогибаясь в середине, где уже стали сыпаться камни.

Тэбальт замедлился, но не останавливался, ведь до края оставались считанные шаги, которые по воле рока могли остаться не пройденными. Цель была близка, но крепления подводили, и мост стал уходить из-под ног наёмника, сопровождая своё движение сильными толчками. Когда Тэбальт уже достиг края, мост окончательно сорвался в пропасть, и, если бы не спасительная рука Вернута, он сейчас сопровождал бы каменные обломки до самого низа.

Вновь острая боль пронзила плечо. Рука, за которую держал Вернут, непроизвольно чуть обмякла. Конрад вовремя подхватил здоровую руку, и вместе они помогли Тэбальту вскарабкаться. Ещё какое-то время он не мог прийти в себя, ошарашенный всем произошедшим. Смерть была так близка, но в очередной раз ему удалось её обдурить. Жаль, того же не удалось сделать Бэзилу, ведь он и правда был ему как брат.

Наёмники с грустью смотрели вниз. Они не видели там Бэзила и всё равно смотрели, провожая его молитвами. Такова участь наёмника – каждому приходилось терять тех, с кем сражался бок о бок. Тех, с кем, несмотря на правила и то, что друг о друге никто ничего толком не знал, крепчала дружба. Участь бесславного воина, отца и семьянина. Хуже тем, кто семьёй обзавёлся прежде. Купил или построил дом. А теперь ни семьи, ни крова. Слабохарактерные парни сдавались быстро, и конец их был печален. То делалось прилюдно на потеху народу и в учение наёмникам. Предательством любое уклонение считалось. А народ только рад глазеть, как пускают наёмникам кровь.

Пархонто тоже смотрел с сожалением, но не с тем сожалением, с которым обычно провожают к звёздам. Он сожалел, что потерял воина, который обеспечивал его безопасность. Да и мост этот был единственной связующей нитью с западной башней, что усложняло возвращение. Да, Пархонто был таков. Толстокожий и бессердечный. Но были и хорошие новости – мертвецу не придется платить, а значит, его карман будет тяжелее на одну долю наёмника.

Договор между наёмником и нанимателем подразумевает обеспечение безопасности работодателя. Также в пунктах был прописан запрет на сближение – дружественные или любовные связи. Всё, о чём должен был думать наёмник, подписавший договор, – сохранность жизни работодателя. Нарушение каких-либо пунктов из договора могло караться наказанием разной степени тяжести и зависело непосредственно от работодателя. Как бы ни складывались обстоятельства, все наёмники обременены подобными обязательствами, и потому они крайне редко рассказывали друг другу о себе и своей жизни. Так легче терять и проще выжить.

В договоре с Пархонто был предусмотрен процент от добычи. Именно процент соблазнил отряд отважиться на этот поход. Но что за дело тому, кого больше нет? Какова его выгода? Того, кто нередко выручал его в трудную минуту, кто без лишних раздумий, рискуя жизнью, подставлялся под меч… Тэбальт всё не мог поверить в то, что страх Бэзила сгинуть безвестным настигнет его так скоро и именно здесь, в месте, которое стало кладбищем.

Тэбальт через боль размял пострадавшую руку, на которую, как специально, приходилась вся нагрузка. Он не думая бросился спасать Бэзила, вот только, будь его рука в здравии, возможно, ему действительно это удалось бы. Хотя, если подумать, тогда не выжили бы оба. Возможно, всё просто идёт своим чередом. Или ещё проще – не стоило вообще идти сюда. Все были готовы к трудностям, но к потерям никогда нельзя быть готовым.

Единственное, что осталось от Бэзила, Тэбальт с грустью сунул за пазуху с намерением отвезти в Пантир, чтобы его бывшая жена могла проститься с ним и, как полагается, проводить его к звёздам.

Пока Пархонто изучал по карте кратчайший путь к тронному залу, Конрад, пользуясь случаем, стал расспрашивать Тэбальта о его встрече с фантомом.

– А как это, ну то, что ты увидел? Помутился рассудок? Ты оказался в другом месте? А другие могут видеть то, что видел ты?

– Конрад, всё было по-настоящему. Он был одет, как мой отец, он выглядел, как мой отец, он говорил, как мой отец.

Тэбальт провёл пальцем по кольцу, вспоминая слова своего отца перед смертью. И невольно перед глазами всплыл его образ, который был таким живым, что хотелось вернуться в прошлое и всё изменить. Но, вновь посмотрев вниз, туда, где теперь покоилось тело друга, он сам себе сказал, что изменить случившееся невозможно и не всегда нужно.

– А может жена Бэзила явиться к нам?

– Ты хоть раз видел её? – покосился на неугомонного парня Тэбальт.

– Нет, – помотал головой Конрад.

– Ну так не всё ли равно тебе, она явится или ещё кто?

– Кто бы ни явился, лучше держаться рядом, – вклинился в разговор Вернут.

– Золотые слова, – поддержал его Тэбальт и напомнил: – Старайтесь не мельтешить перед Пархонто кольцами. Все одобрительно кивнули головами. Правда, до конца не понимали, как они работают, но, как и в былые дни, слепо прислушались к главе отряда.

Когда Пархонто определился с маршрутом, наёмники вновь подожгли факелы и продолжили движение, но настрой уже был совсем другим. Смерть друга свинцом легла на плечи соратников, но это место заставляло их думать ещё и о возможной опасности, навстречу которой вели бесконечные ступени. Благо теперь они вели вниз и спуск был значительно легче. К несчастью, лестница тоже оказалась разрушенной. Пархонто чуть было не отправился к звёздам, ощутив под ногой пропасть. По его прикидкам, лестница продолжалась спустя пару этажей, а значит, им предстояло вернуться и найти другой путь.

Теперь они продвигались через множество коридоров и комнат с обрушенными колоннами, статуями Носителей и даже сооружениями, похожими на фонтаны, в центре которых стояли вместо уже привычных статуй белонитовые столпы. Попадались как большие, так и малые помещения с пьедесталами, пандусами и даже некими реликвиями в виде минделатовых статуэток. Пархонто непременно прихватил бы их с собой, да только были у него уже такие. Он нашёл их в подземном храме в первые дни экспедиции. Пархонто думал, что это жилище Седоликих, с учётом множества найденных пустых склепов, но закрались некоторые сомнения, когда он там обнаружил минделатовые статуэтки Носителей. Они стояли на выступе каменного столпа, словно идолы. Но что их связывало и почему о них сказано так мало? Эти статуэтки Пархонто лишь одарил коротким взглядом и прошёл мимо.

Преодолев несколько дугообразных пролётов с лестницами, которые уводили путаными коридорами в иные части башни, отряд вышел на очередной мост, от которого вниз уходила кривая лестница, теряющаяся во тьме. Пархонто отчего-то насторожился и, достав карту, вновь принялся её изучать, бормоча под нос:

– Что-то тут не так…

Тревожное чувство не отпускало наёмников с того момента, как они ступили на земли Биура. Теперь же всё внутри кричало об опасности. Это чувство до сих пор помогало наёмникам оставаться в живых. Но там, в родных вацилийских краях, где многое знакомо, они прекрасно понимали, с чем им предстояло или предстоит столкнуться. В этот раз чувство было иным. К тому же в этих стенах всё ещё обитает магия, в чём они убедились лично. Все страшные истории и слухи начинают постепенно приобретать реальные очертания.

Пархонто посмотрел на лестницу, затем снова уставился в карту.

– Откуда тут взялась лестница? Если верить карте, её здесь быть не должно!

Конрад и Вернут уставились на лёгкое свечение своих колец, которое постепенно усиливалось. Если Тэбальт прав и кольца реагируют на магию, что являлось само по себе магией, значит, где-то поблизости опасность. Они тут же спрятали свои руки подальше от глаз любознательного торговца и принялись осматриваться по сторонам.

Только Пархонто свернул карту и сунул в нагрудный карман, как вдруг откуда-то снизу донеслись быстрые шажки. Спустя мгновение внизу показался чей-то образ, спешно поднимающийся по лестнице. Наёмники уставились на силуэт, готовясь обнажить клинки, и только Пархонто смотрел на него так, словно знал, кто это. А когда теряющийся в тени образ приблизился, остановившись в нескольких шагах на ступенях, Пархонто побелел, а Тэбальт только крепче сжал рукоять меча.

На лестнице стояла девчушка лет десяти. Смазливая, с двумя большими бантами на голове, в белом платьице с рюшами. При виде Пархонто её глаза расширились, губки растянулись в радостной улыбке, и она кинулась обнимать старика, закричав:

– Папочка!

Крепко обхватив его маленькими ручонками, она прижалась так сильно, как только могла. Недоумение застыло на лице Пархонто. Он хотел что-то сказать, но совсем потерял дар речи и вместо слов издавал лишь отрывистые звуки.

– Э-э… а-а… м… Как? – сорвался всё-таки с его губ единственный вопрос.

Она была такой живой, такой настоящей, что Пархонто совершенно забыл, о чём лично предупреждал отряд некоторое время назад.

Близнецы опешили, наблюдая странную картину, которой, как и в случае с Тэбальтом, быть просто не могло. Но сознание самого Тэбальта было как никогда ясным. Он прекрасно понимал, что происходит, ведь и сам оказался жертвой подобного, и потому выжидательно крутился рядом. Вот только он так и не уловил одну тонкость. Фантомы влияли и на сознание, а потому мысли и совершённые тобой действия не всегда принадлежали тебе.

– Отойди от неё! – крикнул Тэбальт. – Это не твоя дочь!

Но Пархонто как будто не слышал, ведь его волновало лишь одно – как она оказалась в этом месте. Отцовские чувства затмили разум, правда, выражал своё волнение Пархонто по-своему: не находя нужных слов, он, как и всегда, принялся сердито отчитывать девочку:

– Аришка, ты чего тут делаешь? А ну-ка…

– Пойдём со мной, папочка, – перебила она, улыбаясь. – Мама ждёт нас внизу, – и, освободившись от объятий, бросилась вниз по лестнице.

– Чего? – возмутился Пархонто ещё больше и тут же кинулся следом, напрочь позабыв о том, зачем он здесь. Но когда старик ступил на первую ступень, лестница исчезла. Он только и успел ухватиться одной рукой за край моста, повиснув над пропастью. Наёмники в ту же секунду бросились на помощь, Конрад вцепился ему в руку железной хваткой и, приложив все усилия, принялся затаскивать на мост с помощью подоспевшего брата. Благо им достало на это сил. Оказавшись на мосту, Пархонто остался сидеть на краю, свесив над пропастью ноги. Конрад и Вернут внимательно посмотрели на старика: он был сильно удручен и, похоже, находился в шоке.

Пархонто не мог прийти в себя ещё какое-то время, пытаясь осмыслить произошедшее, ведь он не только чуть не сорвался в пропасть – его сердце коробило появление его вроде бы живой дочери, ведь это могло значить лишь одно.

– Лестница, – буркнул Пархонто, придя в себя, – была всего лишь миражом. Кто-то явно желает, чтобы мы ушли. Или, если не уйдём, погибли.

Он растерянно повертел головой и поднялся на ноги с напуганным и растерянным видом.

– Я понял, – наконец нарушил молчание Конрад. – То же самое произошло и с тобой, Тэбальт, верно? Что же получается, мёртвые хотят навредить нам?

– Я думаю, они хотят сбить нас с толку, – предположил Тэбальт, косвенно догадываясь, о чём думает побледневший торговец. – Напоминают нам о наших ошибках, горестях, сожалениях. Ведь мы всегда безоружны и беспомощны перед теми, кого любим.

Пархонто вроде и пришёл в себя, да только вид его всё ещё был потерянным. Он смотрел куда-то в пустоту, погрузившись в раздумья, словно осознал очень страшную для себя истину. Наверное, он так и продолжил бы стоять, если бы Тэбальт не обратился к нему, потрясся за плечо:

– Пархонто, что с тобой?

Старик уставился на него взглядом, полным ужаса и безнадёжности. Тэбальту сделалось не по себе – в таком состоянии Пархонто ещё никто и никогда не видел. Казалось, что он никогда и ничего не боялся, но не в этот раз.

– Я мало знаю о фантомах, – обречённо уставившись в пол, тихо проговорил Пархонто. – Но если к тебе явился фантом, а значит, мёртвый, неужели Аришка… – он замолчал, подтверждая наихудшие подозрения Тэбальта.

На некоторое мгновение в воздухе повисла тишина. Старик вновь посмотрел на Тэбальта, мышцы его лица непроизвольно подёргивались.

– Ты ведь сам сказал, что мало знаешь о фантомах, – попытался успокоить его Тэбальт. – Наверняка с твоей дочерью всё в порядке. Они пытаются таким образом ослабить нас. Уверен, кто-то знает, зачем мы здесь, и сделает всё, чтобы мы не получили желаемое.

– Думаешь, тот, кто это делает, боится нас? – спросил Вернут.

– А ты бы не боялся?

– Хм… – он покачал головой. – Возможно, нам не стоило сюда приходить.

Наёмники озадаченно переглянулись. Пархонто походил кругами и, наконец взяв себя в руки, произнёс:

– Нужно быть предельно внимательными и следить друг за другом, – он задержал взгляд на Тэбальте, а потом на каждом из братьев, после чего скомандовал, вновь надевая на себя толстокожую броню из всем приевшегося недовольства. – Пойдёмте!

– Даже спасибо не сказал за то, что мы не дали ему свалиться, – надул щёки Конрад.

– Я всё слышу! – крикнул Пархонто, направляясь в сторону очередного коридора.

Коридор вывел их в комнату с тремя выходами, вот только обозначенного на карте прохода здесь не было. Как, собственно, и тех, на которые с подозрением смотрел Пархонто.

– Как это возможно? – спросил он сам себя, но причину своего вопроса не озвучил, поскольку допускал возможные неточности в карте, и просто повёл отряд дальше.

Пути, по которым они теперь двигались, не были обозначены на карте, а те, что были, вели совершенно в другую сторону. Словно кто-то провёл капитальную реконструкцию башни, что было маловероятно. А процент неточности маршрута стал слишком велик, чтобы ссылаться на случайность. Можно сказать, они двигались вслепую – куда приведут эти коридоры и ступени, не знал и сам Пархонто, о чём не преминул заявить.

– С этого момента идём вслепую.

Наёмники остановились, переглянулись и вопросительно уставились на Пархонто.

– Карта не точна, – продолжил он. – Не единожды проверял, и каждый раз мы оказывались совершенно в другом месте.

– Полагаю, мы тут надолго? – резюмировал Вернут.

Нужно продолжать движение вперёд и искать возможность спуститься вниз, – выдвинул вердикт Тэбальт.

– И чего тогда стоим? Вперёд! – Пархонто не упустил случая показать свой характер и выдвинулся первым.

Один из коридоров, в котором они оказались, раздваивался, и чувство подсказывало, что правильней было бы пойти другим путём. Не привлекала их возможность столкнуться с чем-то необъяснимым или опасным, ведь, как всем известно, в таком месте, как Биур, даже мельчайший риск может отозваться трагедией. Но всё же любопытная натура торговца возобладала над разумом, и они пошли в то крыло, откуда из самой дальней части виднелся крошечный просвет. Пархонто был уверен, что этот коридор ведёт наружу и там он сумеет определить их местоположение, но он ошибался.

Они упёрлись в очередной тупик, и никакого света уже не было, только вертикально поднятый мост, преграждающий путь.

Логика наёмников была проста, но эффективна: стоит ведро – пни. Торчит ствол – сломай. Висит веревка – дёрни, проверь – а вдруг чего? Есть рычаг – нажми, и будь что будет, даже если он не имеет никаких заметных соединений с мостом.

Конрад вцепился в рычаг обеими руками и, приложив все усилия, всё же сумел его немного сдвинуть. Тогда на помощь подоспел брат – тут-то и заскрипели шестерни, подъёмный мост стал опускаться. Не так быстро, как того хотелось бы, но довольно прогрессивно по отношению к ожидаемому. В щель наверху хлынул поток тёплого воздуха и дневной свет. Сердце наполнилось предвкушением и радостью.

Когда довольные собой братья опустили мост, наёмники заметили, что кольца вновь начали светиться, но, оглядевшись по сторонам, опасности не обнаружили.

Они вышли на невероятно красивую, освещённую дневным светом поляну, разделённую пропастью. И где-то там, далеко внизу, протекала быстротечная река, которая пенящимся молоком спускалась по скалистому ступенчатому склону в неведомую даль. Это место не имело ничего общего с тем, что окружало башни снаружи, отряд словно оказался в другом, не менее реалистичном мире. Это было очевидно, ведь ничего похожего снаружи не было. А раз кольца по-прежнему светятся, значит, это место небезопасно. Уж точно не то, что искали.

По ту сторону пропасти начинался тропический лес, дул тёплый ветерок, вдали пели птицы. Через разлом от самой башни вела каменная тропка, соединявшаяся с круглой каменной платформой, подпираемой снизу бесконечно длинными, уходящими в глубину пропасти колоннами. Именно на этой платформе оказались путники, неуверенно перебравшись по тропе.

Группа в замешательстве остановилась на краю, и никто из них уже не знал, чего они хотят больше: осмотреть неизведанную территорию на той стороне или же вернуться в коридор и дальше искать сокровища.

– Лучше придерживаться намеченного плана, пусть он и не так точен, – уверенно заявил Тэбальт, глядя на светящееся кольцо. – Мы на высоте птичьего полёта, очевидно же, что это очередная уловка.

– Это магия, – возразил Пархонто. – Её нельзя понять, нельзя потрогать. Не исключено, что это именно то место, где хранятся богатства. И пока мы не переберемся на ту сторону, никогда этого не узнаем.

– Помнится, ты утверждал, что они в тронном зале Колдона, – припомнил Тэбальт.

– В зале, в зале, – недовольно проворчал Пархонто. – Ладно, возвращаемся, – нехотя отдал он команду, согласившись, что идея и правда безумна.

Отряд развернулся, но стоило им сделать шаг, как вдруг вся красота, звуки птиц и река исчезли. Земля и лес сменились на многослойную паутину, сотворённую не меньше чем несколькими сотнями пауков. Свет тоже исчез, всё, что радовало глаз, погрузилось во мрак. Только факелы по-прежнему горели в руках наёмников. Они обнажили оружие в ожидании любой непредсказуемости, но случившееся и правда было непредсказуемым.

Площадка под ногами затрещала. Наёмники бросились бежать, но тропа, ведущая к выходу, обвалилась раньше, чем они смогли её преодолеть. С криками отряд канул в тёмную бездну.

Камни до сих пор со свистом проносились мимо ушей. Оставалось только надеяться, что очередная глыба не прилетит в кого-то из них. Хотя теперь уже не важно, прибьёт их камнем или размажет о дно. Каждую секунду тело готовилось к сильному, а может, и смертельному удару. Но в очередной раз смерть обошла их стороной, по крайней мере на некоторое время: они не разбились о дно ущелья только потому, что прилипли к паутине.

Сверху упали факелы, и паутина неизбежным образом вспыхнула. Пархонто разразился проклятиями, чуть поодаль слышались крики Вернута и Конрада. Огонь безжалостно обжигал, пока под отрядом не прогорела паутина и они не провалились уровнем ниже в очередной слой, постепенно тающий в пламени.

Сотни уродливых, страшных и опасных пауков, собравшись вокруг, преследовали своих жертв, избегая языки пламени. Пищали противно, но не отступали, несмотря на огонь. Не гигантские, нет – размером с тумбу. Но этого было больше чем достаточно, чтобы свить из наёмников коконы. Они клацали жвалами и неумолимо приближались. Не боялись ни меча, ни кинжала, которыми приходилось попутно отмахиваться, проваливаясь всё глубже и глубже в паутину. Следом ползли огонь и пауки. А как стали наседать поверх своих жертв, вера в живучесть свою пошатнулась. Им всё же удалось прирезать парочку, но на фоне несметного количества тварей смерть нескольких – лишь сущий пустяк. И неясно, какой исход предпочтительней. Ведь если не прикончат пауки, разобьются о дно скалистое. А до тех пор, пока пламя разъедало паутину, оставляя на коже ожоги, отбивались от пауков как могли. Махали мечами, налево-направо отрубая им лапы, пока в один момент не стало резко темно, а тело не ощутило свободный полёт. Дыхание спёрло от болезненного удара о камень. В голове помутнело.

Когда Тэбальт пришёл в себя, сквозь боль в теле он подскочил на ноги, оборонительно озираясь по сторонам, и запрокинул голову вверх, ведь ещё мгновение назад пауки гурьбой валились следом, а теперь всё так, словно ничего этого не было. Очередная иллюзия – сделал для себя вывод Тэбальт и коснулся ожогов на лице, после чего поморщился от боли. Великолепно: врага в лицо не видел, а уже измотан и ранен. Вот только куда делись остальные?

Тэбальт подобрал валявшийся на полу горящий факел и, осторожничая, двинулся вперёд. Коридор, в котором он оказался, был незнакомым, потому он побрёл наугад, выкрикивая имена товарищей:

– Конрад! Вернут! Пархонто!

Вскоре в ответ с разных сторон послышались голоса из уходящих в темноту коридоров. Ориентируясь на них, а потом и на свет факелов, им удалось воссоединиться, и, что удивительно, оказались они на том самом распутье коридоров, где выбрали путь к оазису с пауками. Сейчас в одном из них по-прежнему вдали виднелся свет.

Они приходили в себя ещё какое-то время после столь захватывающего падения. Ведь там, в ущелье, никто уже и не надеялся остаться живых. Зато усвоили одно: не стоит поддаваться очарованию всего красивого и манящего. Ведь если бы факелы не подожгли паутину, висеть бы им сейчас куколкой в ожидании паучьей трапезы.

Теперь их решение было идти другим коридором, который, по мнению наёмников, должен был быть менее опасным. Но, прошагав некоторую часть пути, когда кольца начали бить тревогу, поняли, что это не так. С противоположного конца коридора, уходящего далеко в темноту, наёмники увидели свечение, которое почему-то раньше никто не замечал. Если только оно появилось недавно. Тэбальт первым обратил внимание соратников на льющийся поток манящего света. Они уже извлекли для себя урок и в этот раз не позволят себя дурачить, тем более с риском для жизни. Вот только это не то место, которое поддаётся логическим критериям, и в следующую секунду вспыхнуло яркое пламя, из которого показалась зубастая голова змеи. Змея зашипела, обдавая отряд горячим воздухом. Наёмники с ужасом уставились на огненное чудище.

– Надеюсь, это мираж, – сам себе не веря, выдохнул Конрад.

– Хочешь это выяснить? – предложил Пархонто, а спустя ещё секунду, разинув пасть, голова ринулась на них.

– Бежим! – закричал Тэбальт.

Они бросились бежать прямо по коридору. Времени на то, чтобы разобраться с маршрутом, не оставалось. Огненная змея быстро приближалась, а проверить, настоящая ли она, ни у кого желания не возникло. Бесконечный коридор вёл только прямо. Бежали они со всех ног, сзади обдавало жаром, и казалось, что вот-вот голова вцепится огненным клыком в спину. Ватные ноги ещё не отошли от подъёмов и спусков по лестнице и заплетались, как бы того ни хотелось, бежать быстрее не получалось. И бросить Пархонто, который отставал, они не могли.

В ту секунду, когда пасть раскрылась над их головами, коридор вдруг закончился, и они вбежали в просторное помещение, а за их спинами раздался грохот опустившейся каменной плиты, преградившей собой единственный выход. Только тающие всполохи огня, что успели просочиться в помещение, настигли их обжигающей волной. Наёмники только и успели пригнуться, после чего остановились и, тяжело дыша, уставились на запечатавшую выход бетонную плиту, смахивая с голов огарки тлеющих волос.

– Уоу, – переводя дух, сказал Конрад, – Я думал, эта тварь поджарит нас.

– Рано радоваться, – произнёс Пархонто, стряхивая с головы снопы искр, после чего прошагал к левой от входа стене и уставился в карту. Наёмники плелись следом, оглядываясь по сторонам. Зал был настолько большим, что противоположные стены терялись во тьме.

– Всё изменилось. На карте всё не так! – возмутился Пархонто, окинув взглядом стену, усеянную сотнями сорокасантиметровых каменных шипов. – Проход должен быть здесь! Ничего не понимаю…

– Вы же сами сказали – карта не точна.

– Нет, – ворчливо отрезал Пархонто. – Кто-то играет с нами.

– Или хочет заманить нас в ловушку, – выдвинул Тэбальт более очевидную версию.

– Если кто-то и хотел заманить нас в ловушку, то у него это получилось, – констатировал Пархонто и повёл отряд за собой, обходя помещение. Выхода нигде не было. Все стены были одинаково пустыми, кроме той, около которой они остановились и, нахмурив лица, стали рассматривать восемь нанизанных на шипы скелетов, обтянутых иссохшей кожей в зелёных металлических доспехах.

– Это отряд ротгера Лерама, – проговорил Тэбальт, приблизившись к одному из тел. – Бэзил говорил о них. Видать, их так же, как и нас, загнали в эту ловушку. И выбраться они так и не смогли…

– Что будем делать? Нас ждёт та же участь? – насторожился Конрад.

– Судя по отметинам на их доспехах, – Тэбальт коснулся продолговатого сквозного отверстия на груди одного из солдат, – они погибли в бою. Непонятно только, что именно с ними произошло.

– Сдохли они, вот что с ними произошло! – рявкнул Пархонто. – Тебя не смущает, что их, как мясо, насадили на вертел? Видишь эти отверстия на доспехах? Много лишних дыр, идентичных этим, – указал он на торчащий из металла шип. – Либо кто-то намеренно делал дыры в их телах, либо… – он повернулся, намекая на точно такие же шипы на противоположной стене.

– Хочешь сказать, стена придавила их? Она что, живая?

– Может, и живая, а может, и не стена. В этом месте может произойти всё что угодно. Недавно мы от пауков спасались, а потом нас преследовала огненная голова змеи. Ты до сих пор думаешь, что магии не существует?

Тэбальт промолчал, не желая дискутировать по этому поводу, ведь он и правда думал, что это всё брехня, пока не столкнулся с магией лично.

Пархонто вынул меч из ножен мёртвого солдата и покрутил лезвие перед лицом, выискал именную гравировку.

– Это меч Лерама, здесь его имя. Уверен, за такой трофей на Аллее падших воинов много дадут. – Он перевёл взгляд на Тэбальта. – Ты ведь не против? Всё равно он ему без надобности. Отличное доказательство тому, что мы тут были. – Он издал короткий смешок, но никто не поддержал его. Ведь что толку от трофеев, коль высока вероятность самим превратиться в трофей.

Тэбальт вдруг настороженно притих, глядя на кольцо.

– Народ…

– Опасность? – напрягся Конрад и принялся крутить головой по сторонам.

– Произошло недопонимание, – откуда-то из противоположного конца зала раздался знакомый Тэбальту голос. Наёмники резко отпрянули от стены, собравшись в круг, и наставили оружие в темноту.

– У них не было ни единого шанса на спасение, но он есть у вас, – продолжил голос, в котором проскальзывали недобрые нотки.

– Покажись! – крикнул Тэбальт.

В центре помещения, очертив большой круг, вспыхнули парящие на уровне щиколотки огоньки. Они отлично освещали внутреннюю часть круга, но вот за его пределами по-прежнему было темно. Приняв во внимание просьбу Тэбальта, из темноты в наполненный светом круг, держа руки за спиной, шагнул Эмирланд. Он остановился в дальней части круга и вытянул руки перед собой, пригласительно повернув ладони вверх. Тени танцевали на его лице.

Конрад подкинул в руке томагавк и хотел было направиться к фантому, возможно, чтобы поквитаться за друга, но Тэбальт в ту же секунду остановил его, схватив за руку:

– Стой, не спеши. Наверняка это ловушка.

– Мы уже в ловушке, – парировал Вернут, а затем закричал во всё горло: – Эй, почему бы тебе самому не подойти к нам?

Эмирланд ничего не ответил и продолжал стоять, где стоял, только руки теперь держал скрещенными перед собой.

– Нам придётся подойти, – прошептал Тэбальт. – Всё равно выхода отсюда нет. Просто будьте начеку.

Они не спеша направились к освещённому кругу, не переставая озираться по сторонам. Первым в круг ступил Тэбальт, отбросив факел в сторону, за ним Конрад, Вернут и только потом Пархонто.

– Это ты нас сюда заманил? Говори, что тебе нужно? – не тратя время на вступления, начал Тэбальт.

– А что нужно вам? Для чего пришли?

– Тебя это не касается. Лучше скажи, как отсюда выбраться.

– Хотите быть свободными – идёмте с нами.

– С нами?

Из тени правого дальнего угла показался крепкий, бородатый мужчина в зелёных металлических доспехах и с мечами за спиной, что говорило о его вацилийских корнях.

– С нами! – прозвучал низкий голос сурового воина. Его сиреневые глаза слегка сверкнули, будто он подмигнул, и в ответ тем же светом блеснули глаза близнецов.

По лицам братьев несложно было догадаться, что громила – именно тот, кто оставил пацанят сиротами, сложив голову под многотонными лапами рубьяка, бросившись спасать мелких негодников, которые удумали поиграться с опасным зверем.

– Сыновья, – с гордостью произнёс он, – как же вы возмужали!

Он остановился рядом с Эмирладном и упёр руки в бока. Тэбальт видел по глазам парней, что они узнали отца. Ему как никому другому был знаком этот взгляд. Вот только сейчас всё, что делало их наёмниками, исчезло, кануло в небытие. Не воинов видел Тэбальт, смотря на них, а зелёных пацанят. Эти точно сражаться не смогут, тем более против того, кто в их глазах был героем.

Тут слева на свет вышла женщина в чёрном платье, рядом с которой крутилась маленькая, уже знакомая им девочка. Обе держали руки за спиной и остановились с другой стороны от Эмирланда, пронзительно глядя на мужа и отца.

– Милый, – заговорила женщина, обращаясь к Пархонто. – Я так ждала тебя, почему ты не пришёл?

– Папочка, почему ты нас бросил? – жалостливо пропищала девочка следом и коварно улыбнулась, блеснув сиреневыми глазками. – Папочка, ты же не станешь нас убивать?

Пархонто так расчувствовался, что, не желая навредить жене и дочери, сразу же выбросил меч погибшего солдата на середину освещённой огнями арены.

– Да как же я могу, милая? – прослезился старик, что совершенно не соответствовало его суровой внешности и нраву. – Конечно же, нет.

– Вот так попали, – процедил сквозь зубы Тэбальт, видя, как мутнеет рассудок товарищей. Сейчас они готовы были без боя отдаться фантомам на растерзание. Они, словно кровожадные кадахи из диваспийских вод, завладели сознанием членов отряда.

Эмирланд улыбался. Все улыбались. Всё, за что они себя ненавидели и о чём сожалели, было сейчас здесь, в лице тех, кого они любили.

– Одумайтесь! – крикнул Тэбальт, не переставая следить за фантомами. – Разве вы забыли, что с ними нельзя разговаривать? Они убьют вас! Пархонто, твоя семья сейчас дома, в полной безопасности, и они ждут тебя живые и невредимые! Ну же, возьми себя и меч в руки! Конрад, Вернут, ваш отец мёртв, как и мой, это всего лишь иллюзия, желающая вашей смерти, не больше! Они не те, за кого себя выдают, и без колебаний прикончат каждого, они залезли в ваши головы и манипулируют вами! Боритесь, не сдавайтесь!

Как бы Тэбальт ни старался докричаться до товарищей, он видел, как их сердца поддавались фантомам. Они тонули в чарах скорби и боли, порождённых любовью. Все, кроме Тэбальта. Не потому, что он был каким-то особенным, а лишь потому, что вместо любви по отношению к отцу испытывал в большей мере ненависть. А может, потому, что так было задумано: ведь теперь, когда сознание наёмников было захвачено, они лишь ждали команды.

– Отпусти их! – рявкнул Тэбальт, обращаясь к Эмирланду.

– Я не властен приказывать им, – пожал плечами фантом. – Я лишь показал им правду.

– Зачем вы это делаете? Почему вы хотите нас убить?

– Я не желаю драться с тобой, сын, а вот они, – указал он на Пархонто и близнецов, – они – возможно… Ведь, в отличие от тебя, они готовы бороться за любовь близких.

После этих слов фантомы растворились в воздухе сиреневой дымкой, а глаза Конрада, Вернута и Пархонто, вспыхнув сиреневым пламенем, угрожающе уставились на Тэбальта.

– Не слушайте их! – продолжал вторить Тэбальт, пятясь. – Что бы они вам ни внушили, не слушайте! Это всё не по-настоящему. Они хотят убить нас. Услышьте меня!

Пархонто вынул меч из ножен, близнецы оголили томагавки, и все они медленно окружали Тэбальта с твёрдым намерением убить. Биться против Конрада и Вернута – очевидное самоубийство. Их лица, казалось, потемнели и выглядели устрашающе, они перестали быть похожими сами на себя. Магия, которая ими управляла, была не только могущественной, но и пугающей. В одно мгновение она изменила их тела до неузнаваемости.

Подкинув в руках топорики, братья ринулись в атаку, но никто не был готов к тому, что произошло в следующую секунду. В момент, когда Тэбальт приготовился обороняться, всё его тело наполнилось невероятной энергией и покрылось синим энергетическим слоем. То же самое произошло и с братьями. А когда те попытались нанести Тэбальту удар, щиты, испускаемые кольцами, столкнулись, и мощным энергетическим разрядом всех троих отбросило в разные стороны. Благо всем удалось удержаться на ногах, и никто не пострадал. Вернут и Конрад припали к полу, пытаясь противостоять магии, и в этом им помогали кольца. Они сковали их тела так, что те не могли даже шевельнуться.

Но вот Пархонто ничто не мешало взмахнуть мечом. Тэбальт пытался осознать произошедшее – он ещё не до конца привык к тому, что кольцо предупреждает о присутствии магии, как тут вдруг оказалось, что оно способно на гораздо большее. Жаль только, что он само решает, когда следует проявить свои способности. Но на анализ ситуации времени совершенно не оставалось – Пархонто был уже на подходе.

Сделав кувырок, Тэбальт ускользнул от атаки и подскочил к Конраду, положив ему на плечо руку. Действие колец будто бы усилилось, энергия двух колец объединилась, словно они стали одним целым. Конрад закричал, и судорога, которая свела тело, отпустила его. Энергетический щит исчез, словно мыльный пузырь, и забрал с собой магию, что владела его сознанием. По правде говоря, Тэбальт лишь хотел убедиться, что с другом всё в порядке, а тут вон как вышло.

– Какого Тёмного! – в ту же секунду выругался Конрад. – Что это было?

– Магия владела твоим сознанием, – ответил Тэбальт, уже не успевая удивляться происходящему, и отправил Конрада помогать Вернуту, путь к которому преграждал Пархонто, издающий рык, словно бешеный зверь, с губ его стекала слюна. – Помоги брату, а его я возьму на себя.

Обезоружить одного Пархонто для Тэбальта не было проблемой, несмотря на годы службы и все заслуги старика перед Вацилией. Наёмник даже меч спрятал в ножны, поскольку не был намерен прибегать к его помощи.

Конрад коротко кивнул Тэбальту и принялся неспешно отходить в сторону. В этот момент Тэбальт, раскинув в стороны руки, пошёл прямо на Пархонто, который встретил его ударом руки. Тэбальт ушёл от удара в сторону, Пархонто развернулся на триста шестьдесят градусов и рубанул мечом наотмашь. В это мгновение Тэбальт перехватил его руку и по инерции повалил на пол, прижав коленом плечевой сустав.

Старик издавал пугающие звуки и брыкался, пытаясь высвободиться, но Тэбальт держал его крепко, прежде чем подоспели Конрад и Вернут в полном здравии и сознании. Они поставили Пархонто на колени и крепко держали за обе руки, раздумывая, как ему помочь. Но всё решилось само собой после того, как, не придумав ничего лучше, Тэбальт приложил Пархонто по челюсти увесистым ударом справа.

В момент, когда старик пришёл в себя, должны были посыпаться сопрягающие небеса проклятия, но вместо этого внимание отряда вновь привлекли фантомы.

– Чего вы от нас хотите? – грозным тоном вопросил Пархонто, ещё не до конца пришедший в себя, поднимаясь на ноги.

– Мы хотим, чтобы вы пошли с нами, – ответила женщина, смотря на него тёплым и нежным взглядом, которым всегда на него смотрела. Но в этот раз Пархонто был менее сентиментален.

– А что, если мы никуда не хотим с вами идти? – поинтересовался Тэбальт.

– Разве вы ещё не поняли? – отозвался Эмирланд. – У вас нет выбора. Как, собственно, и у нас.

– В таком случае, – сказал Тэбальт отцу, – я убью тебя ещё раз и сделаю это с улыбкой на лице.

– Я же говорю, сын мой, между нами произошло недопонимание, – после этих слов, в которых явно ощущалась угроза, Эмирланд достал из рукава кинжал, которым недавно ранил Тэбальта.

Отец близнецов, которого в своё время прозвали Таран за то, что он всегда пробивался вперёд, оставляя после себя только трупы, достал из-за спины два увесистых клина и крутанул их. Довольно схожая черта. Близнецы тоже любили покрутить оружие в руках перед боем. Видать, это у них семейное.

– Прости, милый, – проговорила женщина, синхронно с девочкой доставая из-за спины длинные ножи, – ты не оставляешь нам выбора.

– Верно, – Пархонто обтёр потный лоб и крепко сжал рукоять клинка.

Следом достал меч и Тэбальт. Переглянувшись, братья крутанули в руках томагавки и приняли боевую стойку.

Четыре фигуры, стоящие вокруг наёмников, вспыхнули сиреневым магическим пламенем. Их лица в ту же секунду сильно изменились, перестав быть такими знакомыми и родными, приобретя какие-то зловещие черты. Поднялся сильный ветер. Закрутившись вихрем вокруг наёмников и фантомов, очертив круглую арену, он вобрал в себя огонь, создавая непреодолимую стену из ветра, огня и мелких, поднятых с пола камней.

Женщина с девчонкой поднялись в воздух. Ветер раскидал их распущенные волосы во все стороны, их тела покрылись рябью, и девочка исчезла, а спустя секунду появилась над Пархонто, целясь ножом ему в сердце. Но его меч был длиннее, и в попытке отразить удар он, сам того не желая, отрубил девочке руку. Она рухнула на пол, издав животный вопль.

Только Пархонто наклонился к девочке и схватил её за грудки, как над ним просвистел нож появившейся со спины жены. Не разгибаясь, Пархонто развернулся к ней, отбросив девочку в сторону, и в тот же момент рубанул снизу вверх мечом. Казалось бы, он должен был рассечь её пополам, но рассёк только воздух. Она тут же исчезла, оказавшись на другом краю воронки, причем где-то вверху. Её волосы и платье трепало порывистым ветром, и сейчас она меньше всего походила на мать его ребенка, как и ребенок – на его дочь.

В случае с отцами Тэбальта и близнецов всё оказалось несколько сложнее. По ним не только было почти невозможно попасть, так как они постоянно исчезали, так ещё и оружием владели мастерски. Эмирланд и вовсе, оказываясь на расстоянии, метал в Тэбальта световые магические шары, благо того спасал магический щит. Тэбальт очень не хотел, чтобы Пархонто прознал про артефакт, но спасало то, что щит не сильно бросался в глаза, да и старик был занят. Когда Тэбальт понял, что меч не так быстр, как кинжал его отца, он сменил оружие. И всё равно отцу не единожды удавалось отправить сына на пол мастерски проведёнными ударами ног и рук. Лишь частично Тэбальту удавалось отразить его приёмы. Будь она не ладна, эта телепортация.

У близнецов, конечно, на двоих шансов было больше, но мастерству их отца можно было только позавидовать. Первая же его атака заставила Конрада хромать, а Вернуту достался крепкий удар в грудь. Таран неожиданно появился сверху, и это была лишь малая доля его умений. Облака магических лезвий обрушивались на близнецов из его мечей. После каждого взмаха они за считанные мгновения преодолевали расстояние между ними и с тревожным треском врезались в магический щит. Братья опешили, когда такое случилось впервые, и были очень рады неожиданной помощи. Но в момент следующей атаки Тарана радость тут же сменилась сосредоточенностью.

Таран не был настолько глуп, чтобы бездумно тратить силы. И потому комбинировал свои магические атаки с физическими, регулярно меняя позицию. Конрад и Вернут вертелись волчком, пытаясь защититься от очередного нападения.

Пархонто тем временем пытался насадить на клинок порхающую с места на место жену. Атаки её были вполне предсказуемы, кроме одной, когда старику пришлось кататься по полу, спасаясь от сиреневого пламени, вырывающегося из рук женщины. Для своих габаритов он довольно ловко метался из стороны в сторону по арене, избегая огня. Фантом сильно негодовал, что ему так и не удалось его поджарить. Пархонто уже и не надеялся, что она остановится, когда запал наконец кончился, и ему удалось перевести дух и набрать полные лёгкие воздуха. Но это была лишь секундная заминка перед следующей атакой.

Откинув руки назад, крепко сжимая нож, она взревела и понеслась на него, тут же растворившись в воздухе. Пархонто уже раскусил этот приём, будь она настоящей воительницей, то не стала бы повторять один и тот же манёвр по нескольку раз. Она всегда появлялась позади, но размашистые удары меча были слишком медлительны и заметны, лишь поэтому ей всегда удавалось ускользнуть. Но не в этот раз.

Она неслась на него сверху и, когда Пархонто вскинул над головой меч, вновь испарилась. Но он не собирался наносить удар. Старик сунул лезвие меча под мышку, остриём в обратную сторону, и стоило твари появиться за его спиной, её уже ждал клинок. Даже не поворачиваясь к ней, он вонзил лезвие. Только услышал приглушенный всхлип. Спустя несколько мгновений, собравшись с мыслями, он обернулся и перерубил её тело пополам, рубанув мечом наотмашь. После чего зарядил ногой в грудь так, что верхнюю часть её тела отбросило на огненную стену вихря и покромсало на миллионы маленьких искорок. Ноги фантома ещё некоторое время постояли, а затем тоже рассыпались искрами, когда Пархонто вновь ощутил позади чьё-то присутствие.

– Папочка, – плаксиво заговорила Аришка, медленно приближаясь к отцу. – Ты меня больше не любишь?

Она пыталась состряпать по-детски жалостливую мину, но Пархонто, как бы ему ни хотелось обратного, был готов попрощаться с мистическим образом своей дочери. И прежде чем она приблизилась, он метнул в неё меч. Для маленькой девочки она довольно ловко увернулась и поймала на лету рукоять меча, который унёс её за собой. Она пролетела несколько шагов, прежде чем упасть. Но это совершенно не помешало ей вновь подняться. Аришка зло посмотрела на Пархонто и поплелась в его сторону, волоча меч за собой. В этот раз старик намеренно подпустил её поближе.

Она остановилась в паре шагах от него и точным колющим ударом выбросила руку вперёд. Пархонто ждал этого, достав кинжал. Отбив рукой лезвие, он обернулся и, закрыв глаза, вонзил остриё кинжала ей в висок. Только пискнуть и успела. Её тело разлетелось на мириады мелких танцующих огоньков, медленно поднимающихся вверх. Судя по тому, как держался Пархонто, ему было не просто пойти на такое ещё раз, ведь в сердце по-прежнему свербело, что жена и дочь его мертвы.

Тэбальт со своей задачей справлялся не так успешно, к тому же больная рука давала о себе знать, а теперь добавилось ещё с десяток новых ран. С неугасающим напором, с кинжалами в руках, он и копия его отца пытались переиграть друг друга, беспрерывно нанося молниеносные атаки. Но и тут отец превосходил его. Хотя, как знать: если бы он не перемещался по воздуху, может быть, Тэбальт выглядел бы намного лучше. Но сейчас всё говорило о том, что в этой схватке победителем окажется не он. Фантом настигал его, даже когда наёмник пытался ускользнуть от атаки. Помимо хорошо развитых физических умений, он ещё и шарами магическими успевал в процессе кидаться. Если бы не кольца, лежать им среди давно погибшего отряда Лерама.

Отец и при жизни был отличным воином, но им никогда не доводилось сражаться друг с другом даже в спаррингах. Все умения Тэбальта – исключительно заслуга его дяди. А он в своё время успел научить его некоторым хитростям, прежде чем покинул Таллис. Дядя говорил: надо бить в то место, куда противник будет уклоняться, чтобы застать врасплох.

Именно так Тэбальт и поступил. После того как отскочил от очередной магической атаки, он метнул в Эмирланда меч. Естественно, он пролетел мимо, поскольку фантом тут же испарился, но Тэбальт, сделав кувырок в сторону, где секунду назад стоял отец, подхватил с пола меч и метнул его в обратном направлении. В то самое место, где секундой позже появился Эмирланд, намереваясь нанести очередной магический удар. Меч угодил точно в сердце. С некоторым недоумением Эмирланд посмотрел на клинок в груди, а затем улыбнулся, словно похвалив сына с победой, и рассыпался снопом искр.

Пархонто и Тэбальт бросились помогать братьям, которым никак не удавалось даже на сантиметр приблизиться к Тарану. Неуловимый легионер обрушивал целый шквал тяжёлых ударов и в мгновение ока пропадал. Пылая фиолетовой яростью, он оставлял от себя лишь тень. Находясь в тяжёлом состоянии от многочисленных ранений и ударов, близнецы тем не менее не сдавались.

Теперь они в четыре руки атаковали врага, и, куда бы он ни переместился, везде его поджидал то клинок Пархонто или Тэбальта, то топорики братьев. Но это им не помогло, враг стал только злее. Проведя несколько безрезультатных атак сперва сокрушительными мечами, потом разящими воздух магическими лезвиями, Таран взмыл в воздух. В этот самый момент вихрь стих, и камни со стуком попадали на пол. Огонь погас, и мрак поглотил комнату. Виднелся лишь пылающий образ Тарана. Он спрятал клинки в ножны и, словно падающий метеорит, опустился на пол, раскидав всех в стороны взрывной волной и оставив под собой внушительный кратер. Когда он выпрямился, огонь в его теле погас, и только после этого он заговорил зычным голосом.

– Вам здесь не место. Вы пробудили зло! – переведя дух, он по воздуху метнулся к наёмникам и, словно бык, сбил Пархонто с ног. Меч выпал у того из рук. Держа Пархонто на весу, Таран пронёсся с ним через всё помещение, сильным ударом прижав к голой стене, и завопил, словно зверь преисподней:

– Зло! Зло!

Пархонто почувствовал жгучую боль от лежащего в кармане камня, и тело его вдруг наполнилось невероятной силой и такой животной яростью, которой не обладал даже соперник. Он ухватил Тарана за руку и с малоприятным хрустом вывернул ему запястье, а пальцами другой руки вцепился в ключицу и переломил её. К его счастью, никто из наёмников не обратил внимания на проявление такой силы. Таран закрывал Пархонто собой.

В ту же секунду, не растерявшись, Тэбальт, подскочив сзади, буквально пригвоздил ногу Тарана мечом, пробив сталь. Близнецы следом метнули топоры, и те со скрежетом пробили доспех, воткнувшись громиле в спину. Последним завершающим штрихом должен был быть разящий удар в голову от Тэбальта, но Таран, отпустив Пархонто, перехватил его меч и одним ударом вырубил лидера, а выхваченный клинок метнул Вернуту в ногу, продырявив её насквозь. Вернут вскрикнул от боли и припал на колено. Конрад закрыл собой раненого брата, готовясь отразить нападение. Ярость Тарана так и рвалась наружу, но он снова воспарил над наёмниками, запрокинул голову и рассыпался, словно сгоревший фейерверк, гаснущими искрами. Последним, что успели заметить Вернут и Конрад, была большая дыра в его груди, которой ранее не было.

Первым делом Конрад отрезал кусок припасённой верёвки и перетянул брату ногу, чтобы не кровоточила рана, несмотря на то, что сам еле держался на ногах. Пархонто справлялся и без посторонней помощи. Он, собственно говоря, и сам толком не понял, что произошло. На некоторое время сознание покинуло его, а как пришёл в себя, к телу вернулись прежние боли. Он с немалыми усилиями поднялся и, придерживая больную спину, подошёл к Тэбальту и пнул его в бок, сам скривившись от боли.

Наёмник, словно ужаленный, подскочил на ноги и тут же скорчился от множественных жгучих ранений.

– Всё кончилось, – усталым голосом проговорил Пархонто и отправился на поиски погасших факелов туда, где побросали их. Отыскав, он заменил ветошь, осмолил и поджёг.

Тэбальт подковылял к братьям и сочувственно положил Вернуту руку на плечо.

– Кем был ваш отец?

Вернут поднял голову и, посмотрев из-под бровей на исполосованного ранами товарища, ответил:

– Он был легионером. Одним из лучших.

– Ну ничего себе, нам такой в отряде не помешал бы, – Тэбальт попытался рассмеяться, но получилось что-то больше похожее на стон.

– Приходите в себя, – буркнул Пархонто, раздавая факелы, – нам ещё нужно выбираться отсюда.

– И как, интересно? – Тэбальт обвёл рукой пустое закрытое помещение. – Нас заманили в ловушку и явно не рассчитывали, что мы выживем.

– Он говорил, что мы пробудили какое-то зло, – поднялся на ноги Конрад. – О чём это он?

– Пёс его знает, – нехотя ответил Пархонто. Он хотел ещё что-то сказать, но вдруг замолчал, когда помещение сотряс увесистый толчок, а затем раздался скрежет, заставивший наёмников вздрогнуть. Все уставились на противоположную стену. Её не было видно, зато было отчетливо слышно её движение.

– Это когда-нибудь закончится? – застонал Конрад.

– Думаю, сейчас и закончится… – обречённо выдохнул Тэбальт, понимая, что на спасение нет ни времени, ни сил.

Стена неумолимо приближалась. Бежать было некуда. С каждой секундой смерть становилась ближе, и, надо признать, не самая завидная. Единственное, что пришло на ум Тэбальту, – попытаться остановить стену голыми руками.

– Народ, – крикнул он и проковылял к движущейся стене, уперевшись ладонями между шипами. – Нужно попытаться остановить её.

Как бы абсурдно ни звучало предложение, единственную имеющуюся идею поддержали все и сразу. Наёмники тут же выстроились вдоль стены, уперев в неё руки, и Тэбальт скомандовал:

– Навались!

Все разом принялись толкать, превозмогая боль, и стена замедлилась, но как бы они ни старались остановить её, сделать это не удалось. Она продолжала двигаться, прижимая наёмников к противоположной стене.

Бросив эту затею, Тэбальт принялся расхаживать в поисках возможного спасения, но, глядя на трупы, начинал понимать, что его нет. Вернут пытался подсунуть мечи или часть доспеха погибших солдат под плиту, чтобы остановить её, но и его старания были безуспешными. Теперь ко всему прочему уши резал пронзительный скрежет застрявшего металла о каменный пол. Но тут, когда плита подобралась уже совсем близко, неожиданно для себя Конрад отыскал надежду на спасение.

– Эй! – завопил он, и к нему тут же подскочили все. – Смотрите!

Несколькими метрами левее от отряда Лерама Конраду удалось отыскать выход – его рука была наполовину в стене, словно стена была ненастоящей. Он поводил ею внутри иллюзорной стены и вынул. Тэбальт вытянул руку, и она так же прошла сквозь шипы и стену, которая отзывалась лёгкой рябью.

– Тёмного затея! Похоже, это всё было иллюзией. Все эти несуществующие коридоры и комнаты. Нужно было просто следовать карте. Пархонто, в карте указано, где здесь должен быть проход?

Старик развернул карту и спустя несколько секунд ответил.

– Здесь и должен быть.

Тэбальт выставил руки и спустя пару шагов скрылся за каменной рябью. Следом отправились Конрад и Вернут, и только когда стена была уже в шаге от него, Пархонто присоединился к отряду.

Наёмники готовились к смерти, но судьба подарила им очередной шанс или возможность, за которую Вернут поблагодарил брата, крепко прижав его к себе:

– Ты только что спас нас всех! Мы были на волоске от смерти.

– Точно, – подтвердил Тэбальт и тоже обнял друга в знак признательности. Ещё минуту назад они готовились умирать, и, по всей вероятности, так бы и произошло, если бы не Конрад. Он умел находить приключения на голову в самых неожиданных местах. Благо в этот раз его умения отыскали выход.

– Да ладно вам, – заскромничал герой, – это была всего лишь случайность.

– Благодаря которой мы живы, – уточнил Тэбальт. – Жаль, отряду Лерама не посчастливилось, а ведь они были так близки к спасению.

И только Пархонто, наблюдая за ними с недовольным лицом, буквально выдавил из себя слова:

– Распустили нюни – смотреть тошно, – и сплюнул.

По пустым коридорам и просторным комнатам, куда они теперь заходили с опаской, эхом разлетались, казалось бы, тихие шаги. Под ногами хрустели мелкие камни, а бойцы нутром чуяли тяготеющий над ними дух смерти. Выдыхаемый воздух среди ледяных влажных стен поднимался холодным паром. Отовсюду доносился дробный стук капель. Казалось, худшее осталось позади, но беспокойство успокаивало лишь кольцо, которое сейчас никак себя не проявляло. Конрад и Вернут, пока Пархонто шёл впереди, с двух сторон зажали Тэбальта, восторженным шёпотом рекламируя свои кольца. Но поток восторгов Тэбальт быстро пресёк:

– Тихо! Хотите, чтобы Пархонто услышал? – Парни тут же осеклись. – Разберёмся во всем, когда выберемся отсюда. А пока не привлекайте внимания.

Они, конечно, послушали Тэбальта, ведь он был прав в отношении колец, да и, собственно, всего. Но этот шквал бурных эмоций пробивал пределы всякой сдержанности. Конечно, когда Пархонто поинтересовался причиной их возбуждённого состояния, истинную причину они не озвучили, но радость свою скрывать не могли. А может, и не хотели.

Миновав извилистый путь в пустоте скалы через трескучие, полуобвалившиеся мосты и шаткие, ведущие вниз лестницы, они нырнули вглубь помещения, куда вёл один из множества коридоров.

Коридор внезапно оборвался – верх его потерялся во тьме, а перед отрядом в слабом свете факелов вырисовывалась архаичная арочная галерея, покрытая странными символами, которые они уже встречали ранее в городе. Исполинских размеров каменная арка вела вглубь просторного зала, который освещался светом, проникавшим через большую дыру в стене. В центре стоял трон, высеченный из скалы вперемешку с белонитом. Предвкушая богатства, притихнув от ошеломительного восторга, наёмники шагнули внутрь вслед за Пархонто.

Стены, разрушение которых не коснулось, украшали картины из узорной лепнины с образами Носителей. А на своде куполообразного потолка, который подпирали колонны, запрокинув голову, можно было увидеть написанную магией картину.

До той ночи картина была неизменной: каждый Носитель имел свой цвет кожи, их лица сияли улыбкой и добротой, а руки были протянуты к народу с благодатными дарами. Мир был наполнен спокойствием и взаимопониманием. Тому примером служили Носители, а кахонские маги служили источником их могущества. А также магия позволяла узнать уровень их силы без ненужных споров и сражений, ведь независимо от того, какой магией владел Носитель, уровень её могущества зависел напрямую от величия его души. Той самой, которой пустолюды были лишены в силу своего несовершенства.

Теперь же лица Носителей были печальны и виноваты, и только лицо Колдона было гневным – он указывал пальцем куда-то в сторону, как если бы учитель выгонял двоечника из класса, указывая на дверь. Многое в ту ночь изменилось, и магия запечатлела переломное событие, канувшее в небытие минувших лет. Вот только теперь отыскать истинные знания сделалось невозможным – всё подлинное и сокровенное хранилось в башнях Кахона, которые когда-то парили над городом. Теперь же они странным образом куда-то исчезли. А те события и знания, что хранились в читальнях каждого города, были написаны на свитках рукой пустолюдов, и ценность их была весьма сомнительной.

К колоннам по периметру зала спинами прижимались шесть высокорослых статуй. Пархонто – единственный, кто знал историю и мог разглядеть больше остальных, но даже он не сразу определил, кому они принадлежат. По его предположениям, когда он внимательно их осмотрел, это были великаны, но намного больше тех, чьи останки ему доводилось находить ранее. На их лицах были жуткие маски, а в руках – щиты и дубины, истыканные остроконечной арматурой.

На троне величественно располагалась статуя Колдона Бэйла. Вот только теперь он был не в боевом обличии, и оружия в его руках тоже не было.

Наёмники с восхищением рассматривали статуи. В зале не было излишеств и ничто не указывало на богатства, о которых твердил Пархонто. Можно было бы сказать, что из ценного в этом зале были только их жизни, но жизнь наёмников старик не сильно-то и ценил.

– Интересно… – протянул Пархонто.

– И что же тут интересного? – повернулся к нему Конрад.

– Эти статуи. Я думал, великаны вымерли прежде, чем Носители явились в этот мир. Эти статуи говорят о том, что они жили в одно время с Носителями, и о том, что писания ложны и эта часть правды просто стёрта из истории.

– Может, это они великанов… ну… того, – Конрад провёл пальцем по горлу и высунул язык, имитируя мертвеца.

Пархонто покосился на него недовольно, мол, что ты такое несёшь? А потом перевёл взгляд на Тэбальта, словно издалека почувствовав его негодование.

Тэбальт, полный разочарования, пнул ногой лежащий поблизости камень, который с грохотом ударился об ногу одной из статуй и отскочил во мрак. Этот шум заставил наёмников вздрогнуть и уставиться на Тэбальта.

– И где же богатства, ради которых мы рисковали жизнью? Ради которых погиб Бэзил? – вспылил лидер, говоря в никуда, но так, чтобы его услышали все, включая Пархонто. – Что-то я не вижу ни одного драгоценного камня или металла. Ничего, кроме этих грёбаных камней! – он пнул очередной камень, который улетел в дыру в стене.

– Не кипятись, – невозмутимо отозвался Пархонто, внимательно осматривая зал на предмет тайных помещений. – Возможно, искать нужно в другом месте, – он подцепил рукой лежавшую на полу плетёную толстую цепь. – Полагаю, как и многие, они всё хранили в специальных пещерах. И можете быть уверены – мы не уйдём отсюда с пустыми руками. Я, как и вы, пришёл сюда не статуями любоваться. Хотя порой мне кажется иначе… – Он оторвал взгляд от цепи, которая показалась ему бесполезной безделушкой, и сунул её в рюкзак. Потом достал карту, поводил по ней пальцем, свернул и сунул обратно в нагрудный карман. – Ну что, вы готовы окунуться в глубину истории? Прошу за мной!

Пархонто повёл наёмников туда, куда указала ему карта, – в небольшой проход, что располагался сразу за троном. Вновь отряд погрузился в беспросветный мрак, который рассеивался только вокруг факелов. Они шли вниз по тоннелю, который постоянно петлял и разветвлялся. Какие-то ответвления уводили вниз, какие-то – вверх, порой поочерёдно, но главное, что миражи больше не появлялись. В таком лабиринте коридоров и без того легко заблудиться, если нет карты или знающего эти места проводника, но у Пархонто всё было схвачено.

Старик привёл отряд в очередное просторное помещение, в котором в свете факелов под сводом потолка можно было разглядеть балконные выступы и чернеющие пятна множества проёмов, ведущих в какие-то помещения. А на противоположной стороне зала еле просматривался выход, откуда доносился чей-то голос. Наёмники замерли, прислушиваясь. Они были убеждены, что, кроме них, во всём городе не было никого, но эти слова на непонятном языке говорили об обратном. Отряд планировал двигаться дальше, но, не разузнав подробностей, уходить было нельзя. Столько раз за это путешествие рисковав жизнью, потеряв друга, наёмники не могли себе позволить оставить за спиной возможно опасного таинственного обладателя голоса.

Соблюдая осторожность, они подошли к выходу из зала и начали тихо спускаться по обнаруженной лестнице. Каково же было их удивление, когда лестница в конце концов оказалась затопленной кристально чистой водой, но голос доносился снизу ясно, несмотря на толщу воды.

Пархонто ступил в воду одной ногой и замер. Затем потрогал воду рукой и приблизил факел. Нога, как и рука, были сухими. Вода при прикосновении не издавала звуков, да и вовсе не ощущалась, будто существовала только для глаз.

– Очередной мираж, – негромко сказал Пархонто. Он не знал ни единого признанного правителем Вацилии отряда, намеревавшегося отправиться в Биур. А значит, то были голоса разнокожих, и с ними Пархонто точно не был намерен делить богатства, – они были единственными, кто мог позволить себе ограбить того, кого охраняют, или же украсть то, что охраняют. Поэтому старик уже хотел было обнажить меч, но Тэбальт тут же остановил его натиск, догадавшись, о чём тот подумал, и добавил: «Мастера маскировки не станут так явно себя выдавать».

– Да они просто не знали, что мы объявимся, вот и фривольничают, как у себя дома, – с полной уверенностью, что кроме них в городе никого быть не может, заскрипел зубами Пархонто.

– Ты ведь не думаешь, что они вдруг овладели магией, – кивнул Тэбальт в сторону воды. – Кто бы там ни был, нам не стоит врываться и выдавать себя. Или мало того, что мы чудом уцелели?

Эти слова заставили Пархонто оставить меч в покое, а после, по здравому разумению, и потушить факелы. Оставив рюкзаки у выхода, они, стараясь не шуметь, стали спускаться дальше, вглубь беспроглядной тьмы, в которой не видно рук, даже если поднести их к глазам. Только предупредительно мерцали кольца, которые наёмники старательно прятали в карманы.

Присутствие воды не ощущалось, и дышалось так же легко. Не каждый решился бы пойти в воду, но только не Пархонто. Всё ранее увиденное лишь подтверждало, что магия не дремлет и они столкнулись с ней лично.

Остановившись где-то на полпути, наёмники замерли, глядя на чей-то силуэт в гуще клубящихся туч, внизу тёмного помещения, время от времени подсвечивающийся мерцающими молниями. Незнакомец провёл над тучами рукой, и в мгновение их словно сдуло ветром. Остались только молнии, которые он, замысловато сплетя руки, собрал воедино – в маленький, размером со сверчка, еле видимый серебряный огонёк, который, казалось, тьма вот-вот поглотит. Силуэт был несколько расплывчат, как если бы всё это и в самом деле происходило под водой.

Пархонто и наёмники оцепенели, боясь пошевелиться. Они наблюдали то, во что многие годы никто не верил. То, что все называли байками. Ведь те, кто мог творить подобное, вымерли тысячу лет назад.

Всё было как во сне, проще внушить себе, что это галлюцинация. Но нет – им не привиделось. Боялись все. Больше от непонимания и того, что воочию видят ожившую легенду – кахонского мага. В свете этой искорки он казался жутким – укутанный в сиреневую мантию, как те скелеты снаружи.

– Это же маг! Так вот этот засранец, кто испытывал нас всё это время?! – гневно прошипел Конрад, но тут же получил от кого-то толчок в бок и прикусил язык.

Искорка словно взорвалась, превратившись в уверенный и большой круглый шар, по которому хаотично бегали маленькие энергетические разряды и десяток замысловатых символов. С каждой новой фразой, произнесённой стариком, чьё лицо скрывал в тени капюшон, шар становился больше, побеждая тьму и освещая длинную, заплетённую в косичку, тянущуюся к поясу седую бороду мага. А в тени капюшона были видны глаза – в них бился тот же огонь.

Маг размахивал руками как одержимый, словно разгонял докучливый рой мошкары. Ходил кругами. Что-то приговаривал на давно утраченном языке.

– Энджио Масс Соферендо… Энджио Масс Соферендо… – после этих слов старик выставил руки перед собой, целясь в шар сведёнными в судорогах кривыми пальцами, из которых вылетели грозовые стрелы. Затем зажглись пять белонитовых сталагмитов, расположенных по периметру пещеры, и принялись вбирать в себя энергию шара, перенаправляя её в тело старика.

Вспышки молний заставили наёмников отступить на несколько шагов в тень, чтобы остаться незамеченными.

Маг то ли хрипел, то ли пытался сдержать крик, крепко стискивая зубы, но, очевидно, он держался из последних сил. Все белонитовые прожилки, которыми были испещрены башни и стены Биура, неожиданно стали светиться. Стены начали сужаться и расходиться, как если бы пещера начала дышать, по ним побежала дрожь. Белонитовые трещины испускали статические разряды.

Раздался истошный вопль мага, отразившийся от стен. Он вобрал в себя всю силу шара, вплоть до последней искорки, и вновь пещеру поглотила тьма. Стены перестали двигаться и светиться, пока тело старика не вспыхнуло, словно факел. Из него, пылая серебряным пламенем, рвалось некое существо, вокруг которого кружил один большой ромбовидный символ. Всю энергию, что питало его тело, маг сконцентрировал в области сердца, и существо наконец вырвалось из его груди и сформировалось в нечто похожее на сердце. Спустя секунду обессиленный старик упал на колени и запрокинул голову. Капюшон соскользнул с его головы, и в тот самый миг его седая борода и волосы опали. Старческие морщины, следы не первого века бренной жизни, стали ещё глубже, как если бы из него кто-то высосал жизнь. Всё закончилось, когда он ударился коленями о пол. Парящее над его головой светило погасло, и пещера утонула во тьме.

Тут же наёмников посетила единственно верная мысль – нужно бежать. Мечи здесь явно были бессильны, а магию боялись все. В секундной неразберихе они навалились друг на друга и выдали себя звуками возни и скрипом песка под ногами. Из кромешной темноты на них уставились расплывчатые, сиреневые огоньки глаз. Существо их заметило. Какое-то время глаза смотрели, не моргая, а затем опустились к полу и змеёй поползли в их сторону.

– Бежим! – уже не скрываясь, крикнул Пархонто, и все как один, толкаясь, бросились бежать, отыскивая выход на ощупь. В ту же секунду вода сделалась настоящей, и наёмники погрузились под воду, даже не успев вобрать в лёгкие воздух. Они барахтались, цепляясь друг за друга, совершенно позабыв о дружбе и взаимовыручке. Каждый, беспокоясь о своей шкуре, в стремлении вырваться из ловушки неосознанно пинался, бил и толкал. Они лишь мешали друг другу, не чувствуя под ногами ступеней, не видя во тьме выхода, задыхаясь от нехватки кислорода.

Неожиданное появление воды застало их врасплох, и всё же охваченным паникой наёмникам гурьбой удалось вывалиться из ловушки. Изрядно нахлебавшись воды, они продолжали попытки подняться и цеплялись за всё, что попадалось под руку, то есть за ближайшего товарища, тем самым роняя его обратно в воду, навстречу опасности, которая, казалось, дышит им в пятки.

Быстро убедившись, что всем удалось выбраться, они бросились бежать дальше, прихватив свои рюкзаки. Напуганные и промокшие, они неслись в темноте сломя голову, ориентируясь на голос Пархонто, выставив перед собой руки, чтобы не врезаться в неожиданно возникшую стену. Петляли по коридорам подозрительно долго, и только тогда, когда наконец остановились, чтобы поджечь факелы, Пархонто понял, что они заблудились. Он принялся судорожно шарить по карманам в поисках карты, но так и не нашёл её – по-видимому, выпала во время бешеного забега во тьме. Да и вряд ли она помогла бы, ведь он не имел представления, где они находятся. Эта нерадостная весть заставила нервничать всех, и в особенности самого Пархонто, ведь теперь им опять придётся идти наугад и уже вовсе не за сокровищами, а на выход и подальше от города, как заявил Тэбальт. Никому из отряда не хотелось сталкиваться с магией вновь.

Когда они зажгли факелы, по испуганным лицам забрезжили тёплые краски пламени. Лица наёмников были перекошены от страха и боли от вновь напомнивших о себе ранах. Очередной пережитый ужас не сулил ничего хорошего, ведь наверняка так просто всё не закончится. Об этом говорили всё ещё мерцающие кольца. Не успели они войти в город, как он принялся испытывать их на прочность, начиная с надводного хребта и заканчивая странной чередой глухих ударов, которые становились всё громче, всё ближе. Они двигались волной сверху вниз. Удары звучали в стенах и потолке уже в пугающей близости. Наёмников окатила волна прохладного воздуха. Огни факелов затрепетали, сжимаясь, и в образовавшейся паузе молчания раздался голос Тэбальта:

– Бежим!

Пол под ногами начал ходить ходуном. Стены вдогонку затрещали. Казалось, всё вот-вот рухнет.

Наёмники неслись без оглядки. Раскатистые удары промчались над их головами, последний, особенно громкий, удар отозвался где-то позади, и потолок, настигая отряд, стал рушиться. Несколько ярусов одновременно обрушились на наёмников каменной волной. Большой многотонной грудой скальных камней завалило коридор, оставив лишь небольшую щель в дыре потолка. Благо наёмникам удалось свернуть в коридор, но в ту же секунду все резко остановились, услышав позади надрывистый вопль Конрада:

– Стой!

Голос его отозвался глухо, словно уши заложило. Оглядевшись, Тэбальт понял, что одного недостаёт. В панике о ближнем никто не думал. Никто не думал, кто бежит первым, а кто – последним, каждый рассчитывал только на свои силы. Как всегда. И только сейчас, когда одного из них не стало, они задумались. Но ему уже не помочь. Конрад видел его глаза в тот последний миг – в них были и страх, и желание жить, и желание проститься. Этот короткий миг оставил в сердце Конрада глубочайшую вину за смерть брата, которому он не протянул руку в момент, когда это было возможно. Лишь мгновение – и его тело скрылось под каменной толщей.

Конрад тут же кинулся к обвалившейся куче, крича:

– Вернут! Вернут!

Но ответом было молчание. Подсвечивая факелом, он принялся разгонять поднявшиеся в воздух клубы пыли и откидывать камни, продолжая повторять имя брата, пока не наткнулся на торчащую из-под завала руку.

– Я вспорю ему брюхо! – закричал он во всё горло, проклиная мага, и в порыве гнева принялся взбираться по куче, намереваясь перебраться на ту сторону, чтобы отомстить. Вряд ли он сознавал мелочность своих стараний и возможностей, но поддавшееся гневу сердце готово было свернуть горы, лишь бы поквитаться с убийцей брата.

Что бы он не намеревался сделать, рука друга вернула его назад – Тэбальт стащил его с кучи, но Конрад и слышать ничего не желал. Он откинул руку Тэбальта и вновь, раскрасневшийся от тщетных усилий, принялся взбираться на кучу. Тэбальту ничего не оставалось, кроме как схватить Конрада за ногу и дёрнуть так, что тот шлёпнулся о камни и покатился вниз.

Это действие немного отрезвило Конрада, но не избавило от горькой боли. Боль не от удара о камни – её он практически и не почувствовал. Горечь потери медленно поедала изнутри ту часть сознания, что ещё надеялась спасти Вернута и отказывалась верить в случившееся.

Истерика Конрада была не к месту, Пархонто показывал это всем видом, нервно расхаживая из стороны в сторону: что угодно может приключиться в следующую секунду, а он тут развалился.

– Тоже мне, наёмник, – ворчал негромко старик.

Тэбальт и сам понимал это, но и Конрада он понимал как никто. Он знал, что значит терять близких, к тому же единственного брата. Чуть раньше, на мосту, он и сам потерял друга, который был ему ближе всех оставшихся в живых. Но в таком состоянии Конрад отправится за братом раньше, чем уготовила ему судьба, и Пархонто не зря возмущался, зная, что по вине одного могут пострадать все. И всё же в безразличии ему не было равных. Его жестокость и хладнокровие пугали. Он даже слов сожаления не выразил тому, кто ради него рискует жизнью. А если бы не Тэбальт, так он ещё бы и отчитал Конрада за смерть Вернута. А если бы совсем поехала крыша, так и Вернута отчитал бы посмертно.

Отыскав в рюкзаке флягу, Тэбальт быстро привёл парня в сознание, плеснув в лицо водой и добавив пару пощёчин. Конрад корчился от боли сердечной, от раздаваемых пощёчин и всё равно пребывал где-то в другом месте. Там, где самобичевание осталось единственным чувством.

– Не время для мести, которая нам не по плечу, – заговорил Тэбальт. – Никому из нас не одолеть мага. И если мы не поторопимся, битва с твоим отцом покажется тебе сказкой. – Тэбальт ощутимо тряхнул Конрада за плечо. – Ну же, возьми себя в руки. Мы ничем ему уже не поможем.

Конрад слышал слова, но не понимал их. Он лежал, словно побитый, изнемогая от ран, опрометчиво желая отправиться следом за Вернутом, и витал мыслями далеко в прошлом. В днях своего юношества, когда мечты имели очертания. Когда у них были надежды. Одни на двоих. Когда они жили завтрашним днём. Как никогда хотелось вернуться в те дни. Несмотря на свою замкнутость, Вернут всегда поддерживал и защищал брата, даже тогда, когда тот мог постоять за себя сам. И Конрада сейчас мучила вина за то, что он не сделал для него того же. Слёзы, которых он не замечал, бежали по щекам в тщетной мольбе вернуть брата, но сердце отзывалось колкой болью понимания, что этому не бывать.

Колоссальным усилием Конрад всё же взял себя в руки. Он приподнялся и вытер рукавом слёзы, ударив по каменной стене, пытаясь выплеснуть хотя бы немного клокочущую в груди нестерпимую злость.

– Он всегда оберегал меня. Боялся, что я попаду в передрягу и пострадаю, – ухмыльнулся сквозь слёзы Конрад, не отрывая глаз от его кольца, которое сейчас, как и у Конрада с Тэбальтом, не светилось. – Он бы ни за что не позволил случиться такому со мной. Что я за брат такой?

– Не кори себя, в том нет твоей вины. Порой случай не оставляет шанса на спасение, и сейчас ты должен быть сильным как никогда. Вряд ли Вернут хотел, чтобы ты опустил руки или напрасно погиб из чувства мести. Он учил тебя быть сильным – так будь сильным. Только это сейчас важно. Только так ты почтишь о нём память.

– А кто решает, на чью долю выпадет тот или иной случай? Вернут был достойным братом и хорошим пустолюдом. Я не могу его тут оставить. Он не заслуживает такой смерти.

– Я согласен с тобой, – продолжал вразумлять парня Тэбальт. – Но и с собой его взять мы тоже не можем. Я понимаю твою боль, но мы ещё живы. Мы здесь, и нам угрожает опасность. Слушай, однажды я не послушал Бэзила, не повторяй моих ошибок. Это место и правда забирает жизни, и, если есть шанс спастись, нужно действовать без промедления. Без тебя нам не выжить. Помнишь? Это же ты вытащил всех нас из той комнаты. Это благодаря тебе мы живы. Ты нужен нам.

Конрад снял с пальца брата прозрачное кольцо и, покрутив в руках, надел на безымянный палец.

– Это единственная память о Вернуте, – тихо проговорил он, после чего подобрал лежавший рядом факел и поднялся на ноги.

– Вот и отлично, – одобрительно кивнул Тэбальт. – Когда выберемся, мы обязательно похороним память о нём со всеми причитающимися почестями.

– Не понимаю, – голос Конрада зазвучал громче, – откуда этот маг вообще тут взялся? Они же все, к Тёмному, передохли?

– Все да не все, – просипел Пархонто, продолжая нарезать круги. – Надо выбираться отсюда, и поскорее. А то ж получается, бояки-то не байки травили, – посмотрел он на Тэбальта, давая понять, что прекрасно слышал их разговор с Бэзилом ещё в лесу, и, судя по тону, он был не в восторге. – Надеюсь, ты по-прежнему так же уверен в себе?

– Можешь не сомневаться, – твёрдо заявил Тэбальт.

Из тоннеля, в котором они находились, в неизвестность вело несколько путей, и тот, который выбрал Пархонто, по его мнению, был лучшим вариантом. Да и кому, как не ему, вести наёмников за собой?

Тэбальт не переставал поглядывать на кольцо, как на часы, ведь безопасно было там, где кольцо не светилось. В том, что оно предупреждало об опасности, не было сомнений, как и в том, что потенциал кольца больше, чем просто предупреждение и щит. Парой дней ранее он бы и не поверил, что эти кольца так необыкновенны. Ранее он не поверил бы и слухам, которые распространяют выдумщики. Теперь же он сам станет выдумщиком, если захочет рассказать, что тут произошло. Ныне в то, во что сложно поверить, верить не желают. Но всё это неважно, пока они в опасности. Как и мысли о кольцах. Ведь столь необычные кольца не могли взяться из ниоткуда. Вряд ли они продавались на рынке. Раз родители всем подарили такую защиту, наверняка их что-то связывало. И это что-то больше и куда таинственнее, нежели случайность. Там, на арене, когда Тэбальт коснулся Конрада, связь между кольцами усилилась. Какой при этом они оказывают эффект – не ясно, но то, что они вытащили Конрада и Вернута из-под влияния гипноза, – это неопровержимый факт. В этом непременно следует разобраться, но потом.

Наёмники шагали, слепо доверившись Пархонто. Пархонто шагал, слепо доверившись своему чутью. Он подсвечивал стены, высматривая на них письмена. Не ясно, что он видел в них, но, судя по тому, как ускорился его шаг, он знал, куда шёл. Коридор за коридором. В этом месте залов и комнат на порядок меньше. В одиночку, без особых знаний, рассчитывать здесь можно было только на чудо. Вот только проявляются тут чудеса своеобразно – обычно это не то чудо, которому искренне радуются, а то, от которого кричат во всю глотку, спасаясь от смерти. Иногда чудеса предстают в виде клыкастого чудовища, как совсем скоро довелось узнать отряду.

Неожиданное появление жуткого, худотелого существа застало Конрада врасплох. Когда оно набросилось на него со спины, он только и успел воткнуть ему в зубы древко факела. Когти на задних лапах скрежетали о камень, когтями же передних оно впивалось Конраду в плечи. Но это жуткое шипение и треск еле держащейся деревяшки в клыках монстра Тэбальт прекратил, вонзив лезвие меча в черепушку, да так глубоко, что, пройдя через глотку, наверняка достигло сердца.

Из раны должна была бы хлынуть кровь, но её не было, как если бы он был живым мертвецом. С перекошенным от ужаса лицом Конрад сбросил с себя тело монстра и отполз к стене, прижавшись спиной. Вынув меч, Тэбальт обтёр прилипшую к лезвию чёрную слизь о его же тело. После чего, подойдя, протянул другу руку. Пархонто с омерзением приблизился к телу, разглядывая в полумраке зубастую тварь, у которой не было ни глаз, ни носа, ни ушей.

Старик поднял взгляд на Тэбальта и скорчил такую мину, словно хотел сказать тому что-то нелицеприятное.

– Срань! – всё-таки выругался Пархонто – не на Тэбальта, а просто выражая свои впечатления от произошедшего, и вновь, брезгливо морщась, принялся разглядывать существо.

Конрад был потерян и разбит. В его сердце и голове – минута молчания, которую он готов был растянуть на целую вечность. Цена, которую они заплатили за эфемерную возможность обогатиться, слишком велика, и ужас, который всё чаще появлялся на их лицах, кричал о помощи. Конрад отлично разглядел эту тварь, и сердце дрогнуло от мысли, что их тут может быть куда больше. Ведь совершенно неизвестно, как скоро они выберутся.

Пархонто происходящее пугало не меньше, а жизнью своей он дорожил ровно так же, как и остальные. Он готов был встретиться с любой трудностью и был уверен, что их неприятности закончатся после обрушенного моста. Но теперь они ещё и заблудились, что в разы увеличивало шансы помереть в этой башне среди тварей и прочей магической нечисти. Смотря на когтистые лапы существа после того, как потеряли уже двоих членов отряда, он ясно ощутил, что не готов пополнить их ряды. И в сложившейся печальной ситуации отличительная черта Пархонто – раздражительность – снова проявилась.

– Сколько можно слюни пускать?! Мне нужны солдаты, готовые сражаться со смертью, а не нытики! Набрал на свою голову… За что я вам плачу? За то, что вы ежесекундно подвергаете меня опасности? Ыыы… – прорычал он, обводя взглядом оставшихся наёмников. – Слюнтяи! Вы знали, на что идёте, а ведёте себя, как ранимые девчонки! Подберите сопли, соберите яйца в кулак и вперёд!

Тэбальт недолюбливал Пархонто из-за его излишней самоуверенности. Тэбальт пошёл бы с Пархонто в любой отдалённый уголок Вацилии, но Биур… какие бы блага старик ни предлагал, отважился Тэбальт, только послушав Бэзила. Именно он убедил его пойти. Эта затея изначально была не по душе лидеру, но Конрад и Вернут тоже настаивали. Как тут было не согласиться, да ещё и с такими обещаниями? Но сейчас он недолюбливал Пархонто ещё больше: Тэбальт потерял друзей, Пархонто же потерял рабов, которые должны защищать его зад. Но они ничего не могут противопоставить магии. Никто не знает, что их ожидает за следующим поворотом. Зато отлично становится ясно, кто есть кто. Пархонто всё равно, что случится с наёмниками, ему важны только богатство и собственная жизнь. И вот за это он начал презирать старика.

Сложно было определить, сколько времени они провели в этом месте. Не мешало бы передохнуть, поесть да поспать. Но только не в Биуре, вернуться из которого теряется даже надежда, не говоря об остальном. Да и после такой дозы адреналина никакой кусок в горло не лез. Удивляла наёмников только выносливость старика. Наёмники не афишировались, но знали, что на порядок сильней и выносливей любого пустолюда, но даже для них эта затея превратилась в целое испытание. Что же придавало сил Пархонто?

Но, как говорил Конрад, задерживаться на одном месте было небезопасно. Наёмники поспешили вслед за Пархонто, только теперь им везде мерещилось присутствие этих тварей, из-за чего они периодически оборачивались на странные шорохи. Скрипнул мост. Откололся камушек от ступеней. Упала со стены талая капля воды. Всё заставляло их держать оружие наготове, как и наконец пришедшее осознание, что действительно произойти может всё и всякое.

Вскоре они вышли на очередной мост, простирающийся над тёмной бездной. Пархонто уверял, что узнал этот мост и теперь ему известно, в каком направлении стоит двигаться.

За всё это время они поднимались только выше, что показалось Тэбальту довольно странным, ведь, насколько он мог судить, чтобы покинуть башню, они должны были спускаться, а не подниматься. Пархонто же не сильно спешил, а внимательно всматривался в символы около комнат, и это навело наёмника на мысль, что старик и правда понимает, куда идет, вот только это не путь наружу.

Тэбальт резко остановился.

– Никто дальше не пойдёт, пока не скажешь, куда ты нас ведёшь, – твёрдо сказал Тэбальт. – Что-то мне подсказывает, что выход совершенно в другой стороне.

Пархонто остановился и, не поворачиваясь, хмыкнул.

– Хм. Верно, – подтвердил он. – Я думал, вам нужны богатства, разве не за этим вы сюда пришли?

– Ты из ума выжил? И так двоих потеряли, хочешь, чтобы мы все тут полегли?!

– Спешу напомнить о договоре, который вы подписали, – медленно повернулся старик. – Вы знали, куда шли и что вас ожидает как здесь, так и за нарушение прописанных в договоре правил. Или по пути растрясли всё своё мужество, которым бахвалились?

Тэбальт что было силы, не обращая внимания на боль в плече, врезал кулаком по бородатому подбородку. Удар вышел такой силы, что факел вылетел из рук Пархонто, а сам он, отшатнувшись, оступился и распластался на спине. Благо сознание не потерял.

– Договор не запрещает врезать нанимателю, – процедил сквозь зубы наёмник.

Пархонто покряхтел, приподнялся на локте, зло покосившись на Тэбальта, и улыбнулся так, словно точно знал, как и когда отомстит за это, после чего коснулся пальцем распухающей окровавленной губы.

– Разве до тебя не допёрло, что тут происходит? – приблизился к нему Тэбальт. – Мы не сможем защитить тебя там, где оружие бесполезно! Ни тебя, ни себя. Мы не доберёмся до сокровищ живыми. Наша задача – оберегать твою задницу, и сейчас я именно этим и занимаюсь, и хочешь ты того или нет, но мы идём на выход! Советую тебе последовать нашему примеру. Но если хочешь сдохнуть – вперёд! Твои сокровища ждут тебя.

– Будь по-твоему, наёмник, – прохрипел Пархонто и медленно поднялся на ноги, вытирая кровь. – Но знай: это не я лишил нас будущего, а ты, Тэбальт. И меня, и Конрада. Потому что сокровища совсем уже рядом, мы почти достигли цели. Уверен, Бэзил и Вернут не сдались бы так просто и не стали бы убегать, поджав хвост…

– Даже не смей упоминать их имена! – рявкнул Тэбальт, ткнув в него пальцем.

– Тэбальт, – встрял Конрад, поглядывая то на одного, то на другого. – Он прав, мы должны идти дальше…

– Ты только что потерял брата! – взревел Тэбальт, не дав ему договорить.

– …ради Бэзила и Вернута, – договорил Конрад тем же спокойным тоном. – Я ни на секунду не переставал о них думать, но, если мы сейчас развернёмся, их смерть будет напрасной.

– Ух ты! – удивился Пархонто. – Не думал, что в твоей голове созреет здравомыслие. Слышишь, Тэбальт? У этого парня яйца покрепче твоих будут. – И расхохотался.

Тэбальт не желал мириться с этой мыслью, поскольку он уже не доверял словам Пархонто, – не было никакой гарантии, что там, куда они идут, будут сокровища, ведь совсем недавно старик был уверен, что они в тронном зале. И всё же они были правы. Большая часть пути уже пройдена, есть там сокровища или нет, возвращаться так просто нельзя. Ради этого товарищи пожертвовали жизнями.

Тэбальт задумался и, уперев руки в бока, недовольно посмотрел на Пархонто.

– Ладно, веди, – покачав головой, наконец сдался главарь.

– Во избежание ненужных смертей предлагаю ускориться, – сказал Пархонто, и они трусцой направились в тоннель.

Стоит отдать Пархонто должное: заучить пути столь сложного строения мало кому под силу, а ко всему прочему нужно ещё отважиться наведаться в Биур. Возможно, он и не так плох, как думает о нём Тэбальт, но, как всем известно, о пустолюдах судят не по заслугам, а по ошибкам. Таковы современные взгляды и нравы.

Поднявшись на несколько ярусов выше, они оказались в полой цилиндрообразной части башни на мосту, на другом конце которого виднелась каменная стена или, как сказал Пархонто, вход в хранилище. Попасть туда, как выяснилось, было непросто: требовалось крутить подъёмник, и одному это сделать было не под силу. Когда Конрад и Тэбальт всеми силами навалились на него, каменная плита со скрежетом сдвинулась с места. Такое занятие отнимало массу сил, а вот плита поднималась еле-еле. В метре над полом плита остановилась, и Тэбальт зафиксировал рычаг крепёжным канатом, решив, что этого расстояния вполне достаточно, чтобы перебраться.

– Если верить старым чертежам, – сказал Пархонто, – вход и выход здесь только один. Открыть ворота можно только с этой стороны. Если не хотим быть запечатаны в хранилище, двое должны остаться здесь хотя бы на случай, если объявятся твари.

– Мы с Конрадом останемся, – решительно заявил Тэбальт, хотя понимал, что сражаться в таком состоянии – почти самоубийство.

Пархонто кивнул и, собрав рюкзаки, предвкушая богатства, направился внутрь. Он осторожно подсвечивал свой путь факелом, убеждаясь, что никакая тварюга не поджидает его во тьме.

Наёмники остались стоять на мосту у входа в хранилище, который простирался над пропастью, а вверху, как и по обе стороны от него, зияла пустота, наполненная тишиной.

– Всё как-то подозрительно просто, – проговорил Тэбальт, тогда как кольца начали светиться. Спустя некоторое время на другом конце моста послышалось рычание. – Вот теперь всё встало на свои места.

Наёмники достали оружие в ожидании неспешно крадущегося из темноты зверя. Он был точно таким же, как и тот, что напал на Конрада, – с когтистыми длинными передними лапами, согнутыми в локте, и заметно укороченными задними. На загривке дыбилась короткая шерсть, означая то же, что и скалящаяся пасть, – готовность рвать и метать. В первый раз Тэбальт с лёгкостью расправился с тварью, и проделать то же самое сейчас не представляло особой трудности, если бы не одно но.

Этот монстр был не один. Следом показались ещё с десяток, а может, даже больше тварей. Наёмники бросили факелы перед собой, Конрад сжимал томагавки до боли в руках.

– У нас гости! – крикнул Тэбальт в проём в надежде, что Пархонто его услышал. – Тебе следует поторопиться!

Ответа, конечно же, не последовало. Оставалось только надеяться, что старик их не обдурил насчёт входа и выхода. Ведь в таком случае ничто ему не помешает бросить наёмников здесь и, пока твари увлечены добычей, скрыться с награбленным.

Пройдя половину моста, стая остановилась, очевидно, готовясь к нападению.

– Забудем про страх и боль, – молитвенно произнёс Тэбальт, и Конрад следом повторил его слова. – Нам неведома смерть. Мы не умрём от стаи зубастых тварей. Безразличны нам угрозы их. – Тут он перешёл на крик: – Вам нас не одолеть!

– Не в этот раз, – спокойно проговорил Конрад и подбросил в руках топорики.

Стоявшая впереди тварь оттолкнулась и распласталась в прыжке, готовясь вонзить когти в жертву, но, ринувшись навстречу, Тэбальт проткнул тело твари мечом и, сделав оборот вокруг себя, сбросил в пропасть. Только потом Тэбальт обратил внимание, что когти всё же достигли цели, оставив в обоих плечах дыры.

– Почему не сработал щит? – обратил внимание Тэбальт.

– Кажется, я начинаю понимать, в чём дело. При битве с фантомами они защищали нас от магических атак, но, кем бы эти твари ни были, атаки их физические.

– Как же всё-таки быстро привыкаешь к хорошему, – выдохнул Конрад.

Раздался звериный рёв десятка глоток, смешиваясь с эхом. На мгновение все застыли, а затем дробью застучали когти, царапая камень, и наёмники схлестнулись в ожесточённой битве со слугами мага.

Тэбальт размахивал мечом налево и направо, выписывая пируэты с невероятной скоростью, маневрируя среди мечущихся с места на место тварей. Конрад только и успевал прыгать из стороны в сторону, проходясь топорами по телам существ. Но какими бы техничными воинами они ни были, ран от когтей было не избежать – одна из тварей умудрилась вцепиться Конраду в руку, за что поплатилась жизнью. Прежде чем вышвырнуть её с моста, он всадил ей в голову топор и отбился той же тушей от стремительно нападавшего следующего зверя.

Лишая противников лап, Тэбальт метался от зверя к зверю, но чуть было сам не оказался в пропасти, когда зубастая пасть сомкнулась на его лодыжке. Зверюга протащила его несколько шагов, прежде чем топор Конрада вонзился ей под рёбра. Взвыв от боли, тварь резко отпрыгнула в сторону, хаотично перебирая лапами, да только не рассчитала и безвозвратно канула в пропасть.

Тэбальт кивнул другу, благодаря за помощь, и получил в ответ тот же короткий жест. Поднявшись на ноги, Тэбальт кинулся ему на помощь, в прыжке перерубая худощавое туловище стремительно рвущейся к Конраду твари в тот самый момент, когда тот четвертовал одну из них.

Вскоре наступила тревожная и всё ещё сулящая угрозу пауза. Оставшиеся три твари остановились, скаля зубы, делая обманные выпады, ещё три, недобитые, шипели среди груды тел. Тяжело дыша, наёмники отступили на пару шагов, не меняя оборонительной позы и судорожно сжимая в руках оружие. Твари словно выжидали, на секунду показалось, что они посмеивались над наёмниками.

– А, испугались, – рыкнул в их сторону Тэбальт.

Если уж им удалось отмахаться от дюжины тварей, от троих – раз плюнуть. Если только не явится нечто пострашнее. Но, что бы ни значила эта передышка, они всё ещё тут и уходить, по-видимому, не собираются.

Существа вновь принялись скалить зубы, когда за их спинами показалось подкрепление.

– Вот же гады! – зло выругался Тэбальт. – Чего же он так долго копошится?

– У тебя случайно нигде лишний топорик не завалялся? – хмыкнул Конрад, заранее зная ответ на вопрос, и тут же обернулся на голос высунувшегося из-под заграждающей стены Пархонто.

– Во дела! Вы, смотрю, тут не скучаете! – воскликнул старик, окинув взглядом порубленные тела тварей, а затем и тех, что угрожающе приближались к наёмникам для очередной схватки. – Я нашёл выход.

– Ты же говорил, что выход только один! – припомнил Тэбальт его же слова. – Не мог сказать об этом раньше?

– Похоже, на чертежах указаны не все входы и выходы, если, конечно, вы не хотите остаться и продолжить веселье.

Наёмники подхватили факелы и кинулись в проём, а вслед за ними кинулись твари. Тэбальт, пригнувшись, скользнул в отверстие, а Конрад, проехавшись под плитой на коленях, резко обернулся и метнул томагавк в удерживающий её канат. Только и успел он увидеть перед своим лицом раскинувшиеся в прыжке когтистые лапы, как плита с грохотом рухнула – только лапы из-под неё и торчали.

С минуту наёмники приходили в себя, приводя в порядок дыхание. Это сражение далось им непросто. Ранения до сих пор давали о себе знать, как и силы, которые уже были на исходе.

– Вроде живы, – выдохнул Конрад, осматривая в тусклом свете огней помещение, по периметру которого в специально выделанных углублениях лежали разные ценные породы, изумруды, алмазы и груды золота.

– Всё, конечно, мы не унесём, – с сожалением в голосе проговорил Пархонто, – но килограмм по тридцать на каждого сумеем.

Он сунул Тэбальту рюкзак, до отвала набитый драгоценными камнями и золотом, и следом сунул ещё один, не менее весомый. Конраду тоже достался груз, столько же взгромоздил на свои плечи и Пархонто.

– Я уже всё проверил, – продолжил старик. – Тут есть подвал, а оттуда – путь на выход. Ну что, Тэбальт, не жалеешь о своём решении?

Тэбальт посмотрел на Пархонто, но промолчал, с трудом сдерживая радость от добычи. Этого он выказывать на потеху торговцу не желал, да и не выбрались они ещё из башни. Кто знает, может, и не выберутся вовсе. Так чего раньше времени радоваться?

– Нужно идти, – это всё, что сказал Тэбальт, отведя взгляд от довольной рожи торговца, и через силу водрузил на плечи тяжёлую ношу, окинув напоследок хранилище взглядом.

Как и прежде, Пархонто повёл наёмников за собой. Теперь, когда на его плечах немыслимые богатства, здесь его больше ничто не держало. Но Тэбальт не переставал следить за его действиями, ведь если он ещё чего удумает, с договором придётся распрощаться – его доля у него за спиной, силой Пархонто её не отнимет, а по возвращении домой так и вовсе ничего сделать не сможет, даже если наймёт сотни солдат, ведь придётся сильно постараться, чтобы найти его на просторах Вацилии. Тэбальт не желал рисковать жизнью последнего друга ради очередной выходки старика, было достаточно того, что он уже потерял двоих. Сейчас, когда добыча в руках и мысленно все уже были одной ногой в безопасности, меньше всего хотелось сталкиваться с очередным нападением, но, как говорится, помянешь Тёмного – он тут как тут.

Спустя немалое число ведущих вниз хитросплетений лестниц, коридоров и мостов они оказались на круглой платформе, которая соединяла четыре тоннеля. Перед ними вновь предстал непростой выбор, но прежде чем они его сделали, из тоннелей стало доноситься нарастающее шипение, а затем из тёмных проёмов показались уже знакомые твари. Они шипели и клацали зубами.

– Будьте вы прокляты, – рычал Пархонто проклятия одно за другим, наблюдая, как десятки тварей приближаются со всех сторон.

Члены отряда встали друг к другу спиной, побросав в центр факелы и рюкзаки, и заняли оборону.

– Похоже, уйти с награбленным нам так просто не дадут, – подметил Конрад очевидную деталь.

– Если мы сумели войти, значит, сумеем и выйти, – упрямо заявил Пархонто.

Кровожадные твари перешли с шага на бег, быстро сокращая дистанцию. Они выпрыгивали из темноты на свет огней. Вместе с клинками в воздух взмыли ошмётки когтистых лап, куски плоти и головы. С непревзойдённым мастерством наёмники вновь принялись отбиваться от зверя. Существа не старались увернуться от атаки или сражаться, как подобает воину. Они просто бездумно бросались, пытаясь загрызть. Быстро и все сразу. Адреналин подскочил до небес – о прежних ранах наёмники и думать забыли.

– Откуда берутся эти гады? – прокричал Тэбальт. – Из тьмы что ли?

– Именно, – ответил Пархонто, перерубая клинком туловище очередного существа.

Как ни странно, твари нападали только на наёмников, но вряд ли Пархонто придавал этому значение. Он с не меньшим усердием кромсал врагов мечом, вспоминая былые времена и умения. Мастерство не забывается.

Платформа наполнялась множеством трупов и становилась тесной, неудобной и небезопасной. При любом неосторожном движении можно было упасть вниз, ведь теперь они всё чаще спотыкались о мёртвые тела. Тогда Тэбальт призвал Конрада и Пархонто идти вглубь тоннеля напролом. Пархонто взгромоздил на себя все рюкзаки, подобрал с пола факелы и бросился бежать, да только совершенно в другой тоннель – тот единственный, откуда не ползли твари.

– Стой! – крикнул Тэбальт. – Не туда!

Пархонто уже проделал большую часть пути, когда вдруг споткнулся и растянулся на мосту. Из тени тоннеля показались зубастые морды.

Конрад и Тэбальт бросились на выручку старику, а целый табун тварей ринулся на них, минуя Пархонто. В момент, когда торговец уже распрощался с жизнью, над его головой лишь стали мелькать тени. Пархонто старался не шевелиться, бледнея от ужаса, ощущая, как твари проносятся мимо и разбиваются о пару наёмников, как волны о скалу.

Тэбальт что было сил расталкивал тварей мечом, сбрасывая их в пропасть. Когда выдавалась возможность, рубил налево и направо – только когти пытающихся спастись монстров царапали мост. Некоторым всё же удавалось не упасть, и, болтаясь над пропастью, они хватали цепкими лапами за ноги, отчего Тэбальту приходилось отвлекаться на них.

Конрад прикрывал тыл, используя оставшиеся у него кинжалы, – твари сыпались с моста, и, спуская с цепи свою ярость, вслед каждому Конрад кричал:

– Это вам за моего брата!

Кричал и один за другим всаживал в их тела кинжалы. Удары он наносил спонтанно – то в голову, то в тело, то в лапу. Что было ближе, то и атаковал Конрад, и выходило довольно неплохо – ни одна тварь не пробилась сквозь его быстрые и сокрушительные атаки.

Подхватив Пархонто, который из-за нелёгкого груза сражаться не мог, истекая кровью от ран, нанесённых когтями, наёмники вошли в тоннель, и место битвы утонуло во мраке и тишине. Жуткое шипение стихло, а нападения неожиданным образом прекратились. Твари будто растворились во тьме.

Готовые к обороне, наёмники ещё какое-то время стояли, держа оружие наготове. Но ни с той, ни с другой стороны не раздавалось ни звука. Только Конрад время от времени выкрикивал:

– Ну же, давайте! Нападайте! – а сам чуть ли с ног не валился.

Подождав с минуту, Тэбальт с подозрением уставился на Пархонто, который с облегчением скинул с плеч рюкзаки.

– Не смотри так, – не стал играть в гляделки Пархонто, поскольку прекрасно понимал, какой вопрос ему хотят задать.

– Они пронеслись мимо тебя. Какого Тёмного?! Они к тебе даже не прикоснулись! – непонимающе взмахнул руками Тэбальт.

– Я и сам понимаю не больше твоего! Что случилось, то случилось. Или ты хотел, чтобы меня там загрызли? – с подозрением уставился на наёмника старик. – Не всё ли равно? Жив и славно. Нужно уходить.

Немного переведя дух, Пархонто раздал факелы и вновь повёл за собой еле живых бойцов. Они постоянно шли прямо, не считая спусков по лестницам, хотя нередко попадались развилки, а Конрад, ориентируясь на звук шагов товарищей, шёл спиной вперёд. Он был уверен, что твари нападут сразу, как только он отвернётся. Или это просто в нём играл страх, как, впрочем, и в каждом из них.

Спустя некоторое время отряд вновь вышел к срединной пустоте башни, затянутой, словно паутиной, бесконечными мостами и лестницами. Мост пролегал вблизи скалистой стены, по которой стекали ледяные струйки воды, из которой торчали мокрые, но толстые корни, и логического объяснения, как они оказались в скале, не было. По ту сторону обвалившегося моста виднелись спуски, которые вели к другим мостам. Путаница замысловатых дорог не внушала спокойствия, но именно туда им и нужно было. Пархонто понимал, где они находятся, но он не мог знать наверняка о возможных препятствиях. Как бы то ни было, их путь лежал только вперёд и вниз.

Стоя на краю разлома, Пархонто уже не стремился показать своё бесстрашие, чего нельзя было сказать про Тэбальта. Выбор был невелик: быть покусанным или же попытать удачу. Очевидный расклад вещей говорил сам за себя.

Тэбальт дернул со всей силы один из корней, а потом подёргал за остальные, чтобы понять, возможно ли перебраться на ту сторону моста по стене. А как убедился, что корни достаточно крепки, перекинул на ту сторону все рюкзаки и повис на корнях над разломом, осторожно перебирая ногами по обледеневшей стене. Вероятность, что корни выскользнут из рук, была велика.

Тэбальт преодолел уже половину пути, когда Пархонто перебросил факелы на ту сторону моста и повис на корнях, бормоча в усы ругательства. Только Конрад подсвечивал и ждал своей очереди. В полумраке сложно было понять, какой из корней надежнее, – любое неверное решение могло стать последним. Одной рукой ощупывая корни, Пархонто искал тот, что покрепче, и с большим усилием продвигался вперёд.

Когда настал черёд Конрада, он перекинул факел прямо в раскрытую ладонь Тэбальта. Тот поднял над головой все три факела, но Конраду это не сильно-то помогло. Корней было много – больших и тонких, длинных и коротких. Они втыкались в живот и лезли в глаза. Более того, они были мокрыми и даже ледяными. Стена скользкая, а откуда-то сверху летели холодные капли. Бормоча молитвы, Конрад приблизился к противоположной стороне и уже был уверен, что худшее осталось позади, но выбранный им очередной корень оказался довольно тонким и, как следовало того ожидать, выскользнул из руки, и парень покатился вниз, безуспешно пытаясь ухватиться за скользкие корни. Ему удалось зацепиться за последние отростки, но, к несчастью, удержаться на них не получилось. Конрад потерял надежду на спасение, когда ощутил под ногами твердь и развалился на пролегающем ниже мосту. Поблагодарив творцов, он вскочил на ноги и запрокинул голову вверх, увидев Тэбальта, который, судя по всему, не видел его.

– Конрад! – что есть сил закричал Тэбальт.

– Я здесь! Тут мост. Не больше десяти шагов.

Тэбальт бросил факел вниз и смог увидеть товарища.

– Если мы хотим выбраться отсюда, нужно идти другим путём, – пытался он увещевать оставшегося с ним наёмника. Но Тэбальт уже сам решал, как ему поступить в той или иной ситуации, и бросать товарища одного в полном здравии он не был намерен даже ценой договора.

– Поступай, как знаешь, – коротко ответил Тэбальт и, пока Пархонто возмущался, побросал рюкзаки вниз, прежде попросив друга отойти в сторону, после чего стал спускаться.

Как бы Пархонто не злился, ему ничего не оставалось, кроме как отправиться следом.

Мост, на котором они оказались, был довольно просторным. Судя по множеству веток, валявшихся вокруг, когда-то здесь росли не то кусты, не то цветы. Посреди моста красовался спиралевидной формы обелиск, в полой части которого виднелся белонитовый камень. Основания обелиска окаймляли кольца разных размеров, испещрённые всё теми же загадочными символами. Всё это напоминало некий механизм, словно рукотворное механическое сердце башни.

– Что это за штука? – поинтересовался Тэбальт.

– Наверняка это что-то важное, но в данный момент совершенно бесполезное, – предположил Конрад.

– Белонитовый камень, – Пархонто приблизился к обелиску, – проводник магии. Судя по конструкции, это сердце Биура. Хорошо, что мы на него наткнулись, – теперь я с полной уверенностью могу сказать, где мы и куда нам нужно идти.

– Думаешь, Носители отсюда управляли миром? С помощью этой штуки?

– Я, конечно, знаю много, но также многого не знаю. В одном я убежден наверняка: если мы простоим тут ещё хотя бы с минуту, эти твари нас сожрут.

– Тогда не будем медлить, – кивнул Тэбальт, поскольку не меньше остальных желал поскорее покинуть это проклятое место. Но тут его внимание привлекло светящееся кольцо. Этот свет он начинал ненавидеть больше своей жизни.

Сердце Конрада сжалось.

В этот момент с разных концов моста вновь послышался скрежет когтей. Зловещие звуки стали доноситься в буквальном смысле отовсюду, вперемешку с недовольным бурчанием торговца.

– Типун тебе на язык, Пархонто, – осклабился Тэбальт.

Наёмникам хотелось верить в то, что сражение на платформе было последним. После каждой схватки думалось, что наконец всё закончилось, свобода где-то здесь, но впереди ожидала лишь ещё одна опасность. Если так продолжится, добраться до основания башни просто не хватит сил или жизни, которая, по воле Носителей, у пустолюдов всего одна. О том, что их ждёт внизу, даже думать не хотелось. Не было уверенности, что и после этой схватки им удастся уцелеть, поскольку теперь противников было невероятно много, – они не только заполонили мост по обе стороны, но и усеяли собой все стены башни. Казалось, этот момент был финальным, и теперь на сражение брошены все силы врага. А силы наёмников уже были на исходе.

Сражаться в составе дивизиона против целой армии Тэбальту, конечно же, не доводилось, но сейчас складывалось именно такое впечатление, только вместо дивизиона – трое безумцев, надеющихся остаться в живых.

Монстры спускались со стен на мост, на котором уже практически не оставалось места для сражения. Наёмники стояли спиной к спине в центре небольшого, ещё свободного круга. Смотрели на эти многочисленные, клацающие зубами, челюсти. Время будто замедлилось. В какой-то момент они даже успели представить свою смерть.

– Когда же это закончится? Нам всех не одолеть, – пессимистично заявил Тэбальт и, подскочив к рюкзакам, крикнул:

– Эй! Вам это нужно?! Забирайте. – Он принялся кидать рюкзаки с добром в их сторону, продолжая кричать: – Забирайте всё и проваливайте!

Пархонто чуть было слюной не подавился, а потом, рассвирепев, бросился к Тэбальту, вцепившись ему в руку, вот только было уже поздно. В этот момент он как раз швырнул в сторону тварей последний рюкзак.

– Ты чего творишь? – принялся торговец плеваться слюной.

– Похвально знать, что ты принимаешь нас за Носителей, но мы не они. Оглянись, нам не выстоять.

Пархонто посмотрел на рюкзаки, а потом на тварей, которые на жест Тэбальта никак не отреагировали. Они по-прежнему намеревались пустить им кровь.

– Жалкий, никчёмный трус, – прорычал старик, – будь ты проклят. Что б тебя сожрали. – Всё случилось, как и пророчил торговец. Тэбальт ощутил плечом вонзившиеся клыки.

Резким рывком появившаяся из-под моста тварь неожиданно утащила за собой Тэбальта. Ни Конрад, ни Пархонто даже среагировать не успели, только поняли, что Тэбальта больше рядом нет.

Смерть, казалось, уже витала над их головами в момент, когда кольца Конрада стали светиться ярче прежнего. Нарастающий, ослепительный свет уже обжигал пальцы, когда на кольцах в основании спиралевидного монумента вспыхнули синие символы, и кольца стали вращаться с невероятной скоростью. По периметру моста заискрились маленькие белонитовые столпы, и от них к монументу побежали электрические разряды. Вобрав в себя энергию камней, белонитовое сердце вспыхнуло ослепительным синим светом, и уже через секунду молнии, словно тысячи кривых игл, многомилионным разрядом ударили по мосту.

В тщетной попытке унести лапы толпы черноликих тварей взмыли в воздух, а те, что облепили стены, замертво падали на дно башни с самого верха. Глухие удары, доносившиеся снизу, говорили о том, что нижний уровень не так далеко, как казалось.

Тела раскидало во все стороны, и, когда ослеплённые светом глаза снова смогли видеть, а звуки падающих тел снизошли на нет, Конрад заметил по ту сторону обвалившегося моста в куче дохлых тварей обездвиженное, обожжённое электричеством тело Пархонто. Оно всё ещё продолжало искриться и дымиться – словно чёрный дым, поднимающийся от тела, боролся с электричеством. Когда погасли столпы и белонитовый механизм, кольцо Конрада продолжало светиться. Только последний факел неровным огнём освещал то немногое, что осталось от моста.

– Сущий ад, – выдавил из себя Конрад, скорее ради того, чтобы услышать хоть что-то. Осмотревшись, он понял, что мост обрушился по обе стороны – не было ни Тэбальта, ни рюкзаков с драгоценностями. Он остался стоять один на небольшом островке, который поддерживала тонкая скалистая опора, начинавшаяся где-то внизу, на первом ярусе башни.

Оцепеневшее тело не слушалось, мысли беспорядочно кружили в голове, отзываясь гулким шумом электричества. Случайность ли то, что он выжил, или чья-то оплошность, или запредельное везение? Но как бы то ни было, он был жив и чётко понимал, что надо как можно быстрее отсюда убираться.

До Пархонто ему было не добраться, да и, судя по всему, не было и смысла. После такого разряда никто не выжил бы. Попытка докричаться до Тэбальта отзывалась тишиной.

Подойдя к краю, Конрад обнаружил, на скидку шагах в десяти, под собой поперечный мост, на который он скинул факел, а затем спрыгнул и сам с намерением погасить удар от приземления, кувыркнувшись через голову. Но вышло всё несколько иначе. Тело было сломлено от ран, а слабые ноги уже не держали, как прежде, и всё, что ему удалось, – это не потерять сознание, когда вместо удачного приземления на ноги он шлёпнулся плашмя. Тело свело от боли, дыхание перехватило, и казалось, что сил продолжать движение больше нет. Какое-то время он беспомощно лежал, а потом стал потихоньку шевелиться. «Я должен выбраться, – говорил он себе. – Я не подохну здесь». Собрав последние силы, он поднялся на ноги и, оглядевшись, понял, что не имеет ни малейшего представления о том, куда идти. Но идти было нужно. Вернее сказать – бежать. И он побежал к ближайшему тоннелю. Ну, как побежал – поковылял, еле передвигая обессилившими ногами.

Монумент с белонитовым камнем чудесным образом уничтожил всю нечисть в башне. Вряд ли Конрад об этом подозревал. А если бы и подозревал, то не стал бы полагаться на случай, который впоследствии мог бы сыграть с ним злую шутку. Кто знает, что в этом месте помимо черноликих тварей может объявиться или произойти? Ведь до их появления уже казалось, что хуже быть не может. Сейчас, полуживой, да ещё и один, он точно не выдержит очередной напасти.

Это испытание для наёмников оказалось новым. Неопределённым, а для кого и непосильным. Ощутив страх, боль и утрату, Конрад вновь почувствовал себя живым. А вместе с тем – слабым и смертным. Непревзойдённый убийца стал трясущейся от страха жертвой, которая, судорожно сжимая в руке кинжал, второпях преодолевала коридор за коридором только с одной мыслью – выжить. Долго он плутал в поисках лестницы, но нашёл лишь узкий откос, плавно спускающийся вниз по внутреннему фасаду башни. Осторожно он по нему спускался, пока этот выступ не оборвался.

Чтобы оценить трудность сложившейся ситуации, Конрад бросил вниз единственный факел. Тот летел секунд пять, после чего ударился об пол, испустив снопы искр. Прежде чем факел достиг дна, в нескольких шагах под собой Конрад заметил точно такой же ведущий вниз откос, спустившись по которому он должен был оказаться на очередном зигзагообразном мосту. Собрав всё своё мужество в кулак, он прыгнул в темноту, в то место, в котором запомнил откос. В момент прыжка пронеслась мысль, что нелепая промашка будет стоить ему жизни.

Приземление вышло неудачным – он шлёпнулся, как мешок, и кубарем покатился вниз, пока не выкатился на поверхность моста. Понадобилось некоторое время, чтобы снова подняться. Он двигался практически на одном желании выжить и поскорее покинуть это мерзкое место, при этом по-прежнему оставался начеку, ожидая напастей.

Лежащий внизу факел потерялся среди тел монстров и освещал слишком мало. Но вполне достаточно, чтобы понять, насколько близок выход. В этот момент Конрада посетила неприятная мысль: когда они пытались попасть в центральную башню через ворота, им впятером не удалось сдвинуть её ни на толику. Как же ему выбраться одному? И Пархонто, как назло, ничего не сказал о маршруте, которым он намеревался покинуть башню.

План спуститься вниз тут же отпал, но и оставаться в башне – затея не из лучших.

Тут наёмника посетила очередная мысль, которая принесла с собой надежду: при входе в северную башню, как, собственно, и в каждой из башен, где ему довелось побывать, с оледенелых стен стекала вода, и, если бы эти башни не были оснащены сточными каналами, за многие годы их давно затопило бы. Раз уж нет иной возможности покинуть башню, то этот вариант остаётся наилучшим, и, следовательно, двигаться нужно вниз и вглубь скалы. Конрад вдохновился решением, но вот куда именно идти, оставалось непонятным. Где искать очередной спуск вниз?

Спустя довольно долгое время, проведённое в полной темноте в закоулках башни в поисках выхода, Конрад ощутил под ногами ступени, которые, как ему показалось, вели вниз. Это напомнило винтовую лестницу, по которой ему доводилось подниматься и спускаться раньше. И в надежде на лучшее он не останавливался до самого низа. А там, переступая дурнопахнущие тела тварей, коридорами он добрался до одной из канализационных шахт, по которой не переставала течь вода.

Стойкая вонь и сырость предвещали долгожданную свободу, которую с каждым шагом всё больше предвкушал Конрад. Он был вымотан, но страх и желание выбраться его подгоняли – остановка была подобна смерти. Он был уверен, что течение воды выведет его наружу, подчиняясь инстинкту, который помог отыскать сток. Теперь Конрад знал, что ему удастся выбраться. Кольцо больше не мерцало, надежда становилась сильнее. Казалось, и сил становилось больше, и раны тревожили меньше.

Вот только как бы ни вдохновлялся он свободой, одному она ни к чёрту. К чему свобода, в которой бесконечная вина за то, что спасся только ты, не даст тебе выпрямиться? К чему жизнь, если в ней нет тех, кого ты потерял?

От этих мыслей Конрад немного замедлился, уже не так радуясь свободе без брата, Тэбальта и Бэзила. Всё вдруг показалось никчёмным, вот только ноги сами несли его к выходу. Или он сам себе что-то недоговаривает, боится в чём-то себе признаться. В отношении наёмников такое случается часто – свобода перевешивает всё остальное. Именно жизнь в самобичевании и муках делает наёмника наёмником.

Тем временем Конрад оказался в просторном помещении с множеством таких же канализационных тоннелей, как и тот, из которого он только что появился. Из этих каналов вода стекала в большую круглую нишу в полу, а уже из неё уходила по жёлобу через единственный тоннель, откуда веяло свежим воздухом. Тоннель оканчивался пятном дневного света. На мгновение ему вспомнились моменты, когда они шли на точно такой же свет, который оказался проделкой мага, но все сомнения развеялись при виде кольца. Оно не светилось. Так что мысль о том, чтобы задержаться здесь даже на секунду, показалась ему мучительной пыткой. Глоток надежды прибавил сил. Он почувствовал, как накатывает радость, и даже захотелось улыбнуться. Но улыбнуться он не успел – внутренности вновь сжала судорога, а грудь обдало жаром тревоги. Сердце заколотилось в ритме приближающихся из водостока хлюпающих шагов.

Конрад, измождённо прихрамывая на обе ноги, бросился бежать. Оставалось только бежать – сражаться он уже не мог. Он спасался из последних сил. Шаги, казалось, нагоняли его. Впереди маячил просвет, а в голове маячила мысль: не сдохнуть.

И вот уже конец тоннеля. Обрыв оказался ближе, чем Конрад мог полагать, и попытка остановиться с треском провалилась: он очень торопился выбежать на свет, но ноги предательски подкосились, а камень оказался довольно скользким. Тело его понесло течением в море. Возможности остановиться или за что-либо ухватиться не представлялось, и спустя несколько мгновений он, словно пробка, вылетел туда, где бушевали волны.

Конрад уселся под сухим стволом дерева, чтобы перевести дух и набраться сил. Тэбальт и Эргус уселись рядом с товарищем. Солнце согревало продрогшее до костей тело, а в ушах по-прежнему звучало шипение тварей. По-прежнему ощущались тлетворная вонь, холод и отсутствие надежды на спасение. Тишина вокруг стояла убийственная. Безжизненная. Раздавалось лишь до дрожи пугающее поскрипывание сухих сучьев. А деревья, казалось, сближались, беря наёмников в кольцо, нависая над их головами сухими кронами.

Эргус даже не пытался поинтересоваться о случившемся. И без того он понимал, что им сейчас не до него. Вон какие напуганные вернулись, измождённые да израненные, благо что вообще вернулись. Воображение, с которым он никак не мог договориться, подкидывало ему самые жуткие варианты случившегося, но среди них не было ни одного, где в итоге наёмники, которых осталось всего двое, оказываются в море.

Сказать по правде, Тэбальт и не надеялся выбраться живым из бушующих волн, которые тянули на дно, и тем более отыскать друга, за которым он прыгнул без раздумий.

Да, это его шаги услышал Конрад в тоннеле. Но разве мог он предположить, что Тэбальту удастся выжить? Это последнее, о чём он мог подумать. Сейчас, когда опасность осталась позади, в голове его мелькали лишь короткие вспышки воспоминаний: как ударился о скалу, пока падал, и жалкие попытки выплыть, прежде чем потерял сознание.

Зато Тэбальту, как сейчас, вспоминался момент, когда, захлёбываясь водой, он грёб обессилевшими руками неведомо куда. Конрад не отзывался на его крики, а видимость была настолько паршивой из-за густого тумана, что не представлялось шанса даже определить, где находился берег. Тэбальт уже потерял всякую надежду найти друга, но снова помог случай.

В голове был полный хаос. Заприметив очертания отрога, Тэбальт поплыл к нему, чтобы перевести дух, и заметил зацепившееся амуницией за острый камень тело Конрада. Долго, медленно, на последнем издыхании он грёб, таща за собой тело друга, и кричал во всё горло: «Эргус! Эргус!» – в надежде, что его крик будет услышан. В очередной раз упрямство наёмника отпугнуло смерть – с ещё большим усердием он грёб на голос возницы, благодаря которому оба наёмника были спасены.

Теперь же они находились на берегу, неподалеку от надводного хребта, где более им ничего не угрожало. По крайней мере, так хотелось думать.

Конрад остановил взгляд на башнях Биура, и сердце с ужасом вздрогнуло, коротко напомнив ему о потерях.

– Знаешь, – заговорил Конрад, разглядывая сухую землю под ногами, – там, на мосту, когда ты упал, я думал, нам уже не выбраться живыми. Мне казалось, если кто и сумеет остаться в живых, то это ты, а когда… – он помотал головой, поджав губы. – Я думал, ты погиб, – в этот момент его голос дрогнул. – Вначале Бэзил, потом Вернут, потом… – он прервал фразу, пытаясь справиться с комом в горле. – Будучи в башне, я понял, что смерть может настигнуть в любой момент и кого угодно. Я даже забыл, зачем мы вообще туда пришли, – он поднял измученный взгляд на Тэбальта.

– По правде говоря, о смерти я и подумать не успел, пока падал с моста. Это произошло так неожиданно… А когда пришёл в себя, понял, что ещё живой и не время сдаваться. Тогда я был уверен, что никто из вас не выжил. Но потом я увидел сброшенный тобой факел, и наши мысли, видать, совпали, – пожал плечами Тэбальт. – Что там произошло, на том мосту?

– Я и сам толком-то не понял, – Конрад снова уставился в землю. – Эта штука, которая там стояла, вдруг ожила. Мне показалось, что она была как-то связана с кольцами. Всё начало искриться, а потом… а потом яркая вспышка. Повсюду разряды молний. Словно они защищали меня. Ни одна тварь не уцелела, не уцелел и Пархонто.

– Хочешь сказать, эта штуковина убила всех, кроме тебя?

– Я задавался этим вопросом, но для меня это, как и всё случившееся, осталось загадкой. А Пархонто… Я видел его по другую сторону моста в куче тварей. После такого разряда никто не уцелел бы.

– Каким бы он ни был засранцем, в смерть его тоже не верится. Мне казалось, он из любой передряги выберется живым.

– Да, я тоже так думал, – отозвался Конрад. – Странно, что эти твари не сожрали его, когда был шанс. Они как будто приняли его за своего.

– И правда, странно, – согласился Тэбальт, – но, что ни говори, он всего лишь Пархонто.

Сквозь глубокую скорбь Конрад вдруг ухмыльнулся:

– Я столько лет мечтал вновь увидеть отца, а когда увидел, был поражён и до жути напуган, ведь он был сам не свой.

– Он был всего лишь фантомом. Иногда я думаю, что лучше бы и вовсе не знал своего отца в том свете, в котором о нём остались воспоминания. Но пару дней назад мой отец сказал те же слова, что и когда-то. Прокручивая их в голове раз за разом, я начинаю думать, что его причастность к смерти матери – лишь выдумка моего больного воображения, которое заставило взять кинжал и направить его в грудь собственного отца. Я не знаю, чего мне хотелось бы больше: смириться с болью совести, что порой лишает сна, или же повернуть время вспять и не брать тот злосчастный кинжал. Порой и вовсе думается, что я ему не сын. Так мало общего у нас было.

– Хотел бы я сражаться с отцом, но не друг с другом, а плечом к плечу… В Биуре, когда он завладел моим рассудком, он уверил меня, что в его смерти виноват был именно ты. Я поверил, не мешкая и секунды. Я ощущал злость, которой прежде не испытывал. Ужасное чувство. Эти мысли буквально разрывали сердце от боли. И я готов был на всё, чтобы избавиться от неё. Ты прости меня.

Эргус сглотнул слюну, не веря тому, о чём судачат наёмники. Но, судя по тому, как они оттуда бежали, можно было догадаться, что там случилось что-то ужасное. И всё равно не верилось. В подобное сложно поверить, пока не столкнёшься лично. Он на секунду испытал облегчение от того, что его обязанности ограничены лошадьми и повозкой. Но всё же Эргус был расстроен, что наёмники вернулись с пустыми руками, ведь и он, надеясь на сокровища, возлагал на экспедицию большие надежды, но заговорить о них всё же не посмел.

– Отец редко бывал дома, – продолжал Конрад, смотря на своё кольцо, – всё на службе да на службе. Дни, когда он бывал дома, были лучшими днями. Они заканчивались так быстро, что хотелось, чтобы они никогда не заканчивались… Он был хоть и строг, но справедлив. Мы с Вернутом раньше плохо ладили из-за недостающего внимания отца: он хвалил Вернута больше, а я… я просто вёл себя как ревнивый мальчишка. Когда он погиб, мать не выдержала горя и свела счёты с жизнью. Последнее, что она сказала Вернуту, после того, как передала кольца: «Тебе с этим жить». С того самого момента наши с Вернутом отношения изменились. Возможно, просто повзрослели, но после смерти родителей за жизнь свою в ответе были мы сами, и первое, что пришло на ум, – податься в наёмничество. Нам нравилось, что о наёмниках отзывались со страхом. С тех пор мы с братом были неразлучны.

– Да, – выдохнул Тэбальт. – Не думай об этом. Жизнь та ещё злодейка. Думаю, нам пора вернуться к лошадям, от греха подальше, – предложил Тэбальт, выслушав историю Конрада, – а то мне от этого места как-то не по себе.

Конрад оторвался от кольца, снял и своё, и брата, и оба убрал в карман. Тэбальт отчего-то сделал то же самое, пробормотав:

– Если бы не эти кольца, мы были бы уже трупами.

Приложив все усилия, сквозь боль, Конрад, зашипев, поднялся на ноги. С не меньшей долей усилий поднялся и Тэбальт, и они, измождённые и раненые, поковыляли вслед за Эргусом, шаркая тяжёлыми ногами, попирая земляные камни.

Повозка стояла не на том месте, где они её оставили. Эргус позаботился подыскать для привала место поудобнее – в лесу у ручья, недалеко от хребта. Он был уверен, что члены отряда после столь изматывающего приключения захотят отдохнуть. Правда, на тот момент он полагал, что команда вернётся прежним составом.

Повозка оставалась нетронутой, как и кони, что щипали привязанные позади повозки два тюка сена. Многое уже не будет прежним, и всё же одной ногой они были дома, в родных сердцу вацилийских землях. Мысли о том, что худшее осталось позади, грели. Наёмники наполнили фляги водой, прежде утолив жажду, и хотели было уже отправиться отсюда поскорее, но голос Эргуса заставил их замереть.

– Ребята… – взгляд возничего был направлен в сторону еле просматриваемого хребта из-за лёгкого тумана.

Оттуда выходил, медленно приобретая очертания, чей-то силуэт. Конрад медленно обнажил кинжалы, а Тэбальт и Эргус – клинки.

– Неужто этот маг решил добить нас? – Тэбальт всматривался в силуэт, покачивающийся из стороны в сторону. Постепенно он стал подозрительно знакомым, а когда приблизился ещё, их лица вытянулись.

– Не может этого быть, – прошептал Конрад, не веря своим глазам. Он изменился в лице так, словно увидел очередного призрака.

– Пархонто! – прошипел негромко Эргус так, словно на него надвигался конец света, – с ноткой страха, удивления и обречённости.

Пархонто прихрамывал на одну ногу, половина его тела была страшно обожжена, а оставшаяся целой половина лица не выражала никаких эмоций. Эргус было раскинул руки, прежде вернув в ножны меч, и пошёл навстречу, чтобы поприветствовать торговца, но в ответ получил лишь толчок плечом. Раскрыв озадаченно рот, Эргус замер с раскинутыми руками, провожая Пархонто взглядом.

С той же невозмутимостью старик прошёл мимо Тэбальта, не сказав ни слова, а спустя несколько шагов остановился напротив Конрада, осмотрелся и, чуть повернув голову, приблизил обожжённую часть лица, уставившись пострадавшим глазом.

– Только не говори, что ты не унёс ни одного рюкзака, – он угрожающе поджал тонкие губы. Зрачки его, казалось, тонули в пелене цвета мыльной лужи, а за болезненно бледной кожей непострадавшей части лица просматривались эбеновые излучины тонких вен.

– Всё разрушил тот взрыв, – Конрад непроизвольно указал рукой в сторону Биура, – да и со дна их было уже не достать.

Пархонто что-то недовольно промычал в бороду, молча проследовал в повозку и запёрся в ней. Некоторое время наёмники оставались неподвижны. Всё это казалось абсурдным, непонятным, необъяснимым, а вместе с тем жутким.

– Что ты обо всём этом думаешь? – спросил Тэбальт, не отрывая взгляда от повозки.

– Я даже не знаю, – покачал головой Конрад, – радоваться его возвращению или бояться… Ума не приложу, как ему после такого удалось выжить? Но знаешь, когда мы сражались с Тараном, я кое-что заметил, когда он взмыл под потолок в самом конце боя. В его груди была дыра. Я подумал, это ты его так.

– Вовсе нет. Я лишь воткнул ему меч в ногу, от такого не умирают. Подозреваю, Пархонто что-то скрывает.

– И что думаешь с этим делать?

– Пока ничего.

«Если в его руках такая сила, тут уж ничего не поделаешь», – подумал Тэбальт. Хотя он не был в том уверен. Возможно, он просто что-то не заметил и неправильно понял. Зато это объяснило бы его неудержимость и невероятную живучесть.

– И да, не стоит с каждым встречным трепаться о произошедшем, – предостерёг он друга. – То, что случилось в Биуре, в Биуре и должно остаться. Всё равно никто нам не поверит. А ко всему прочему народ оклевещет шутами. Кто поверит в мага, призраков и уродцев, что напали на нас? Только себе навредим, рассказывая такое.

– Но ведь и так ходят подобные слухи, – выдал Конрад заведомо глупую мысль.

– То всего лишь слухи, не стоит иметь к ним отношения, – сказал Тэбальт, усаживаясь на выпуклую часть сухой земли. – Для всех это не более чем страшная сказка, в которую никто не верит, но все боятся. Если бы и мы в них верили, отправились бы мы в Биур, зная наверняка, что это будет стоить жизней наших товарищей?

– И то верно, – согласился Конрад, подсаживаясь рядом.

– Но об этом непременно нужно сообщить Таурону, – продолжил главарь. – Что бы то ни было, он единственный знает, что делать.

– Думаешь, Вацилии угрожает опасность? – встревожился Конрад, сопоставляя с его словами недавние события.

– Да кто его знает! С чего бы магу колдовать спустя столько лет? И что привнесёт в мир его магия?

– А что, если он станет преследовать нас?

– Думаю, это меньшее, что может произойти. Нам неизвестно, на что способна магия и как с ней сражаться. Если у него есть какой-то замысел, быть беде.

– Если речь о кахонском маге, то это добрый знак, – вмешался Эргус.

– Мы еле ноги унесли, как тебе такой знак?! – вскинулся Тэбальт.

Эргус замялся. Не изменяя своей натуре, полный задумчивости и даже растерянности, он уселся на землю подальше – может, чтобы не мешать, а может, потому что чувствовал себя некомфортно. В стороне ото всех ему было спокойней.

– И помни, – проговорил Тэбальт уже негромко Конраду, – никому не говори о кольцах. Ладно, видать, он не скоро покажется, – снова повысил он голос, имея в виду Пархонто. – А я пока вздремну.

Он примостился к стволу дерева и отправился прямиком в мир снов под скрип стволов.

Как ни старался Тэбальт говорить о кольцах тихо, Эргус всё равно услышал. Он услышал про кольца ещё в тот момент, когда наёмники только начали обсуждать свои злоключения, вот только никак не мог понять, о чём речь. Хоть и было интересно узнать больше, задавать вопросы он так и не решился. Может, в другой раз.

Долгое время Пархонто провёл в повозке, изучая найденный в Биуре минерал, который с тех пор немного изменился – стал более тёмным. Старика забавлял притягательный эффект лёгкого покалывания и странный прилив необузданной силы и непривычной уверенности. Он чувствовал энергию камня в своём теле. Энергию дикую, необузданную, не от мира сего. А потом его как будто осенило. Он замер на мгновение, страшась и одновременно радуясь своим мыслям: камушек-то магический! Вот отчего смерть его не забрала! Вот откуда такая притягательная связь с этим минералом! Вот где поистине наследие и богатство! В силе, которая выбрала его. Вот только наперекор всему, словно резко объявившийся глас совести, в голове эхом прозвучали слова Тарана: «Вы пробудили зло, зло!» Пархонто не дурак – пусть он всего лишь предполагал, но, впервые ощутив мощь камня на себе, решил, что именно этот минерал заставлял его злиться.

И в ту же минуту иные мысли взяли верх над здравомыслием: стоит ли слушать какого-то призрака, который желал ему смерти? Тогда как этот предмет в руках являлся источником невероятной силы, лишаться которой он точно был не намерен. Да и о каком зле может идти речь, когда он жив только благодаря этому минералу? Может, они просто не желали его отдавать или сами хотели завладеть его силой!

Из повозки Пархонто показался спустя пару часов – изрядно захмелевший и с бурдюком вина в руке. К этому времени он сменил свой изодранный наряд на точно такой же новый. По-видимому, он не любил раздумывать над тем, что надеть, и однотипного шмотья у него с собой было про запас. Только плащ решил сейчас не надевать, оставшись в чёрных сапогах, брюках и куртке.

Он распахнул дверь и уселся на ступеньки, прищурившись, посматривая на еле живых наёмников. Тэбальт спал, привалившись к дереву, Конрад и вовсе плашмя распластался на земле, а Эргус, тихо посапывая, дремал, сидя на своём рабочем месте.

В своих изначальных планах Пархонто после Биура собирался объехать города и деревни Вацилии, чтобы сбыть барахло, раздобытое в этом путешествии. Но с недавнего момента вся эта затея показалась ему ненужной. Что-то подсказывало, что следует ехать к Вацилийскому вулкану. Он и сам ещё до конца не понимал, зачем нужно отправиться именно туда, но теперь некое чутьё направляло его. Что-то говорило ему, что это жизненно важно и там он обретёт нечто большее, чем просто богатства.

– Подъём! – рявкнул он нетрезвым голосом.

Наёмники зашевелились. Боль от ран, казалось, немного стихла, но двигаться по-прежнему было непросто.

– Как твоё самочувствие? – сонно полюбопытствовал Тэбальт.

– Бывало и получше, но в целом неплохо, если не считать того, что ты мне врезал, – зыркнул он на Тэбальта из-под бровей, – причём дважды.

– Тебе врезала молния, странно, что в твоём сознании отпечатался только мой удар.

– Откуда ты знаешь? Может, это я ей врезал, – икнув, выдал старик глупую шутку, но говорил так, словно верил в сказанное. – Планы изменились! Мы едем к пещерным пустошам, к Вацилийскому вулкану, через Палантос, конечно же. Нужно сбагрить барахло, хотя бы его большую часть. Переночуем в Палантосе – и в дорогу.

Конрад был уверен, что с приключениями покончено, хотя бы на некоторое время. Но чем Тёмный не шутит, раз уж опять пчела ужалила старого в мозг. Пожалуй, Конрад уже готов был смириться с этим, но мучал его финансовый вопрос, который не меньшим образом волновал и Тэбальта.

– А чего вдруг меняем маршрут? – поинтересовался Тэбальт. – Да и что в пещерных пустошах может быть ценного? Там и за год всего не изведать.

– А тебе, собственно, какая разница, куда ехать? Есть договор…

– Договор был только до Биура и обратно, – перебил Тэбальт и поднялся на ноги, – а дорогу к вулкану мы не оговаривали. Это ж на другом конце вацилийских земель!

– А что мы, по-твоему, сейчас делаем? – выпрямился торговец и упёрся ладонью в колено. – Ставки те же, оплата по приезде. Грустно, что с добычей так вышло, кто ж мог подумать! Он покосился на Конрада. – Но вины за мной нет. Своё как есть откатаете.

– Следовало бы рассчитаться по приезде в Палантос, – не согласился Тэбальт. – Дорога к вулкану требует иного соглашения.

– А моего слова, значит, уже мало? За лживого вора меня считаешь? – осклабился Пархонто.

– Я не привык работать на добром слове. Ты как никто должен это понимать.

– Ладно, наёмник, будь по-твоему, – нехотя уступил старик, понимая, что давить дальше уже нет смысла.

– То, что произошло в Биуре, не может оставаться без внимания. Мы должны рассказать об этом Таурону, и чем раньше, тем лучше, – не унимался Тэбальт.

– Не учи меня делать мою работу! – с нарастающей злостью проговорил Пархонто. – Я сделаю, что до́лжно, а тебе следует попридержать язык за зубами. Думай, с кем говоришь. – Он с минуту зло сверлил глазами наёмника, а потом хитро прищурился и вкрадчиво спросил: – Уж не думаешь, случаем, отказать в сопровождении сразу, как получишь золотишко? Может, Биур так сильно тебя напугал, что подумываешь отстраниться от дел? Завязать, так сказать, – старик крутанул растопыренными пальцами.

– Не припомню, чтобы давал повод так думать, – холодно ответил Тэбальт.

– Вот и славно, – хмыкнул Пархонто и покачал головой, с подозрением покосившись на Конрада и Эргуса.

Он с кряхтением поднялся и подошёл к ручью, нетрезво пошатываясь. Приспустил штаны, облокотившись на дерево, к которому были привязаны кони, и послышалось журчание.

Один конь, самый неспокойный из всех, неодобрительно зафыркал, предупредительно тряся гривой, а после саданул Пархонто копытом в спину, да так, что тот кувыркнулся в ручей. Может, коню тоже не понравилась затея ехать к вулкану? Или же отталкивающий вид Пархонто тревожил не только наёмников.

Тэбальт и Конрад сдержанно посмеялись над неуклюжим барахнатьем нетрезвого пловца. От громких ругательств сотрясался воздух, и от того становилось только забавнее. Ручей был неглубоким, воды буквально по колено, но этого было достаточно, чтобы вымокнуть насквозь. Пархонто перестал сыпать ругательствами, когда заметил на дне ручья интересную вещицу, припорошенную подводным песком. Подняв её и побултыхав в воде, смывая песок, торговец принялся разглядывать находку.

Это оказался фиолетовый ромбовидный медальон с выгравированной на нём головой дракона. Лицо Пархонто вспыхнуло радостью, поскольку он понимал, что в его руке сейчас вещь, за которую он сможет выручить немало литий. Медальон один в один, как на большой белонитовой скульптуре Колдона. Такой же, как на груди статуэтки. Такой же, как в описании в свитках читальни. Старик провёл большим пальцем по гравировке и негромко проговорил:

– Эрдогор.

– Что за ерунду он там подобрал? – прищурился Конрад.

– Вроде какой-то медальон, – присмотрелся Тэбальт. – И, судя по радостному лицу, непростой.

Пархонто выбрался из ручья, покосился на лошадь, из-за которой теперь сильно болела поясница, и что было силы, вернее, вновь ощутив в теле небывалую мощь, съездил ей кулаком по морде. Ноги лошади подкосились, и она упала, потеряв сознание. Мокрый, но крайне довольный, Пархонто вновь спрятался в своей повозке.

– Ну вот, теперь придётся ждать, когда она очнётся… – пробубнил Конрад, а спустя несколько мгновений продолжил: – Мне одному показалось или он водит нас за нос?

– Пусть только попробует – в миг пожалеет о своём решении, – сурово отозвался Тэбальт.

– Странный он какой-то стал. Будто сам не свой, – призадумался Конрад. – Да и пустоши ему зачем-то эти сдались. Не нравится мне всё это, а ты же знаешь – чутьё меня редко подводит.

– По нему шарахнула молния, станешь тут сам не свой.

– Думаешь, стоит ему доверять?

– Вот и поглядим, – так же задумчиво ответил Тэбальт.

Солнце перекочевало на запад, но горизонта ещё не коснулось. Чувствовалось вкрадчивое приближение сумерек. Лес приобретал мрачные полутона, а сердца наёмников по-прежнему были неспокойны. Всё чудилось, что маг где-то поблизости и не далёк час, когда случится что-то ужасное. Уж больно глубоко он закрался им в голову и время от времени напоминал о пережитом страхе и потерях.

Дорога была утомительной и долгой. Лес сменился равниной, а равнина плавно перешла в очередные сучковатые дебри, которые пересекали мелкие, стремящиеся в большие воды, ручейки. Леса становились более холмистыми, стали попадаться большие канавы и даже котловины высохших озёр. Всё чаще на пути встречались камни и небольшие скалы с белонитовыми наростами.

Порой Конрад забывал, отчего все плетутся так молчаливо, – казалось, что вот-вот за спиной раздастся голос Вернута или Бэзила и тишина заполнится весёлым смехом и шутками. Периодически он оборачивался, чувствуя присутствие друзей, но находил позади лишь только уныло плетущиеся тени – свою и Тэбальта. И вновь на него накатывала грусть, принося холод и пустоту одиночества.

Постепенно стемнело. Ночлег они обустроили в небольшой яме у больших раскинувшихся корней гигантских деревьев, к которым Эргус привязал коней, а наёмники привязали своих к повозке, как и всегда. Её покатистые края находились на уровне пояса, что не составляло особых проблем выбраться. Высоко над путниками нависали мёртвые кроны, из-за сухих ветвей которых звёздное небо было в мелкую сеточку.

Наёмники наломали сухих веток, которых в округе было полно, и разожгли огонь. Бросили на землю шкуры, которые брали с собой в такие путешествия, и разместились поближе к огню. Эргус разложил на скатерти снедь, о которой наёмники грезили последние пару часов дороги, – не богато, но животы набить хватит. Да и неразумно было брать в дорогу скоропортящиеся продукты. Хлебные лепешки, цельные луковицы, вяленое мясо с огурцами и, конечно же, вино. Тёплое, правда, но сейчас и такое наёмникам было в радость.

– Ты не говорил, что с провизией выделили и вино, – удивился Конрад.

– Так… то на особый случай, – со странной игривостью в голосе протянул Эргус.

– Это какой такой ещё случай? – полюбопытствовал Тэбальт.

– Да вот такой: вы проделали опасный путь, вы живы, разве это не повод немного отвлечься и расслабиться? Только всё не к месту было, а теперь… – развёл он руками, показывая, как шикарен их импровизированный стол.

– Я удивляюсь тебе, Эргус, – заметил Тэбальт, усаживаясь поудобнее, – то ты молчишь, погрузившись в раздумья, то вдруг ни с того ни с сего делаешься совершенно другим пустолюдом. За эти несколько минут ты сказал больше, чем за весь поход.

Эргус засмущался и в ту же секунду вновь потерял дар речи, робко уставившись в землю.

– Ладно тебе смущаться, – подхватил Конрад, – может, ты и не воин, но чтобы сунуться сюда, тоже требуется немало мужества. Сказал бы – дурости, но чего за тобой не замечал, того не замечал.

Конрад разлил всем вино и, потерев ладони, первым ухватил кусок порезанного мяса и кружку.

– Выпьем за то, чтобы, как сказал мой друг, прошлое в жизни каждого навсегда оставалось прошлым.

Стукнувшись кружками, они разом опустошили их и принялись чавкать под умиротворяющий треск костра. После того как желудок ощутил еду, Конрад опять наполнил кружки, только в этот раз они пили, не чокаясь, за павших в этом походе. Следующую порцию вина они опрокинули за успешное возвращение домой. Сейчас, когда костёр грел измождённое тело снаружи, изнутри разливалось теплом вино и наконец тревоги и страх остались позади, хотелось только одного – уткнуться лицом в нежное женское тело в постели собственного дома, ну или в лесу, и уснуть.

Насытившийся и размякший от алкоголя, Эргус достал из кармана флейту и принялся насвистывать тёплую мелодию. Самое время для задушевных и тёплых разговоров о дорогом и важном под добрую порцию знаменитого на весь мир своим вкусом саторийского вина. К несчастью, наёмники не привыкли делиться сокровенным, а потому просто пригорюнились, вспоминая различные моменты и мгновения из жизни, которые, по их мнению, были особенно важными, пока мелодия окутывала и ласкала слух. Хотелось, чтобы этот момент не заканчивался, но когда всё-таки воцарилась тишина, показалось, что повеяло холодом, словно ветер усилился. Тэбальт где-то на середине мелодии достал кольцо и принялся внимательно его разглядывать. И продолжал делать это до сих пор.

Угадав по лицу Тэбальта, что того одолели тяжёлые мысли, Конрад тут же решил присоединиться:

– До сих пор не верится, что кольца на такое способны?

– А может, и не только на такое, – хмыкнул Тэбальт, заинтриговав Конрада. Эргус подался вперёд, с интересом прислушиваясь к разговору, но быстро отпрянул, поняв, что его манёвр заметили, и сделал вид, что просто принимал позу поудобнее.

Конрад опустил бокал и осуждающе покосился на Эргуса. Тэбальт и сам заметил интерес возницы и придвинулся к нему. Эргус прекрасно понимал их настрой и не желал создавать конфликтных ситуаций, а потому заявил первым.

– Я всё знаю, но уверяю, это останется в тайне.

– Ты сейчас за жизнь свою боишься или решил от Пархонто к нам переметнуться? – Тэбальт говорил так серьёзно, насколько это возможно. – Ты ведь не хочешь, чтобы поутру Пархонто нашёл тебя с перерезанными венами, скажем, расстроился из-за потерянных сокровищ.

– Пархонто я обязан многим, но я умею в тайне держать секреты, его же секреты храню как-то, – Эргус говорил прямо и уверенно, с полной ответственностью за свои слова и ничуть не уступал Тэбальту во взгляде. Да и не умел он иначе. Ему предпочтительней молчать, нежели лгать или болтать ненужное.

Тэбальт какое-то время смотрел пьяными глазами в казалось бы трезвые глаза Эргуса, а потом, вцепившись в грудки, набросился на него, приставив к горлу кинжал.

– Расскажи мне его секреты, – хрипел он с остервенением в голосе. Но под угрозой жизни Эргус так и не проронил ни слова. Тэбальт отпустил Эргуса и рассмеялся.

– Ты правда думал, я прирежу тебя?

– Тэбальт, – окликнул его Конрад. – Он не думал, – сказал он так, словно Эргус готов был смерть принять с достоинством. И ведь так и было.

Тэбальт ещё раз оценочно посмотрел на Эргуса и тоже отметил для себя его мужество и стойкость, с которой он хранит секреты. Ему всё же можно доверять, поставил точку Тэбальт и проговорил:

– Я должен был убедиться, надеюсь, ты понимаешь?

Эргус поправил на себе одежду и, ничего не ответив, припал к вину, держа стакан трясущимися руками.

В тот же миг Тэбальт переключился на Конрада.

– Понимаешь, в чём дело: наши кольца реагировали только на магию и защищали нас. Но, когда ты меня атаковал физически, нас разбросало по арене. Пока не понимаю, почему, но думаю, ими можно управлять. Раньше мы не знали о их силе и не обращали на них внимания как на оружие. Как на часть себя. Может, оно реагирует на мысли или состояние, но мне кажется, в него надо верить, как ты веришь в топор.

– Значит, надо всего лишь представить?

Какое-то время Конрад пыжился, глядя на кольцо, а потом он резко выбросил в сторону Эргуса сжатую в кулак руку с криком «Ха!», и в тот же миг образовавшийся щит продолжил удар, сделав дополнительный рывок вперёд, ударив по вознице. Да так, что того выкинуло из ямы в кусты. Наёмники тут же бросились ему на помощь.

Такого поворота событий точно никто не ожидал, тем более сам Конрад – он лишь подурачиться хотел, но и представить себе не мог, что всё так обернётся. В этот момент он будто протрезвел. Парни отыскали в кустах Эргуса и помогли ему вернуться на место. Тем временем Конрад не переставал извиняться. Он почитал возраст и относился с глубоким снисхождением к тем, кто слабее его. Как, собственно, и Тэбальт, зная, что для него этот удар мог быть смертельной дозой.

Было больно, но Эргус приходил в себя, и шок постепенно уступил место любопытству. Он, как-никак, жертва обстоятельств и имеет право знать, что произошло. Наёмники, собственно, и не собирались больше ничего скрывать.

Тэбальт и Эргус уставились на Конрада в ожидании объяснений. Тот даже несколько замешкался, а потом наполнил кружки и буквально приказал товарищам выпить. Никто, впрочем, и не отказывался. Осушив свою кружку, Конрад начал объяснять. Но учителем, как оказалось, он был посредственным.

– Я выставил руку, вот так, – он продемонстрировал, – и сказал «Ха!»

Ничего не произошло, что было неудивительно – предмет магический и имеет серьёзную силу, какие могут быть «Ха!»?

Конрад выглядел разочарованным и растерянным, но потом припомнил ещё одну деталь:

– Постой, я смотрел на него. Я заставлял его подчиниться. Вот так…

Он хотел было продемонстрировать, но Тэбальт остановил его.

– Постой.

Из его слов он всё же для себя кое-что вынес: неважно, на какое расстояние вытягивать руку, важно поверить в кольцо и дать возможность защитить себя. Показать, что ты в этом нуждаешься и полагаешься на него.

– Кажется, я понял, – произнёс Тэбальт наконец, – чтобы кольцо тебя защищало по одному лишь твоему желанию, нужно сконцентрироваться на нём и на противнике. И просто довериться ему – тогда оно всё сделает за тебя. Смотри, – Тэбальт соскочил с места, отступив на несколько шагов от костра, и подозвал Конрада.

– Я сейчас сконцентрируюсь, – он выставил на уровне груди руку, – а когда скажу, бей…

Конрад от всего сердца влупил ему промеж глаз. Тэбальт отшатнулся и взревел, схватившись за переносицу руками:

– Какого Тёмного ты делаешь?!

– Ты сказал «бей», – я и ударил, – пожал плечами Конрад.

– Я не говорил «бей»! Я сказал бей тогда, когда я скажу «бей»! И бить надо было не в лицо, а в грудь…

– Ты не уточнил, – Конрад насупился, почувствовав себя виноватым, а потом вдруг придумал, как вывернуться из положения. – Так и скажи, что ничего у тебя не вышло.

Эргус на всякий случай отполз подальше от наёмников и продолжил завороженно наблюдать не столько за ними, сколько за магическими кольцами. Он как никто знал, что в диалог лучше не встревать.

Переносица Тэбальта, казалось, тут же припухла.

– Значит, так, – взял себя в руки Тэбальт. – Сейчас бей в грудь. Но только тогда, когда я скажу! Ты всё понял?

Конрад кивнул и точно по сигналу, уже без особого энтузиазма, но всё ещё в приподнятом от вина настроении, совершенно забыл, что Тэбальт просил ударить в грудь кулаком, и вместо этого зарядил с криком «Ха!» Щит тем же невероятным образом ударил по Тэбальту, и того выкинуло из ямы. Конрад понял, что опростоволосился, но знал, что с Тэбальтом всё в порядке, и потому принялся внимательно рассматривать кольцо вместо того, чтобы бежать на помощь другу. У него получилось уже во второй раз!

Самого Тэбальта, который вынырнул из-за кустов, больше впечатлило то, что щит не только защищает, но и бьет довольно неплохо.

Оставшуюся часть вечера Тэбальт допытывался у Конрада, как он это делает, и сделал новые выводы: во-первых, кольцо можно использовать в реальном бою, а во-вторых, у него стало получаться проецировать магический щит по желанию. Тэбальт, естественно, пробовал иные жесты и приёмы, по-всякому акцентируя своё внимание на кольце, но кроме щита ничего больше не получалось. У Конрада же щит не формировался, зато неплохо получался удар.

Не каждый день, да и не каждому пустолюду, знаете ли, удаётся овладеть магией! А надо-то было всего лишь довериться кольцу, вот только повода ранее не было, как и подходящей ситуации.

Во время очередного испытания Тэбальт настоял на том, чтобы Конрад вновь ударил кулаком, и в ответ спроецировал щит. Раздался отвратительный хруст. Первое, что мелькнуло в голове Тэбальта, – удар Конрада оказался настолько сильным, что даже магический щит затрещал. Но мгновение спустя стало ясно, что хрустело запястье Конрада.

Наполнив желудок товарища вином, под приглушённые стоны Тэбальт вправил ему запястье. Зрелище, конечно, было не из приятных, но Конрад мужественно держался. После этого они решили завершить испытания на сегодня, а сейчас, как и требовало время, наконец отдохнуть. Тэбальт, кажется, был рад больше друга, представив возможности, которые открылись перед ними.

Конрад снова наполнил бокалы вином, а Тэбальт подбросил в огонь палок, после чего они приложились к напитку. Без тоста, повода и без обиды друг на друга. Это уже начинало походить на пьянку, что было само собой разумеющимся – Вацилия славилась на весь мир своими попойками. Многие и правда полагали, что вацилийские воины так яростны и непобедимы в бою оттого, что много пьют.

Эргус посмотрел наверх, на повозку, откуда доносились лёгкое фырканье коней и запах свежего навоза.

– Он никогда не упускал случая выпить у костра в кругу компании и поведать о своих странствиях и подвигах, – почти пропел с лёгкой ностальгией возница.

– Он так и не показывался с момента остановки, – с набитым ртом пробубнил Конрад. – Может, случилось что?

«А что если и правда?» – подумал Эргус и мысли его тревожно забегали. – Вдруг Пархонто лежит при смерти от полученных ран, пока они тут набивают желудки?»

– Пойду узнаю, – не выдержав, поднялся на ноги Эргус и направился к повозке.

Воспользовавшись его отлучкой, Конрад решил обсудить с Тэбальтом волнующий вопрос. Он всё же не был до конца уверен, можно ли доверять Эргусу. Конечно, тема доверия для наёмника была непростой, поскольку доверять кому-либо в их случае всегда было ошибкой. Когда отряд сплотился, стал тем отрядом, который ещё два дня назад полным составом двигался в Биур, Конрад неожиданным для себя образом породнился со всеми, кого и так давно знал. А теперь Тэбальт стал для него некой заменой брата, смерть которого он всё ещё не осознавал до конца.

– Думаешь, это хорошая затея? – проговорил Конрад, нагнувшись к Тэбальту и понизив голос, сразу после того как отошёл Эргус.

– О чём ты?

– Ехать к вулкану. Лично меня не задели его слова о трусости и всё такое… Пожалуй, я бы отсиделся пару деньков в какой-нибудь захудалой деревушке или охотничьем домике. Пусть думает, что хочет. Нутром чую – беда нас там ждёт.

– Так и оставайся, Конрад. Тебе незачем соглашаться.

– А как же ты? – взбунтовался парень.

– А что я? – пожал плечами Тэбальт. – Хуже уже не будет.

– Ты ведь сам говорил, что там ничего нет. Зачем ему мы?

– Может, и нет, я не могу знать наверняка. Да и свихнусь я без дела или прикончу кого-нибудь от скуки. А так, глядишь, испробую свой новый навык в деле.

– Допустим, но почему он не решился заехать в город, чтобы пополнить команду? – продолжал допытываться Конрад.

В этот момент где-то совсем близко послышался треск повалившегося дерева, и наёмники разом побросали еду и в панике подскочили, схватившись за оружие. В неровном свете костра что-либо разглядеть делалось невозможным, но они уставились в сторону, откуда донёсся звук ломающихся веток и тяжёлого удара о землю.

Воцарилась тишина, которую разорвал раздражённый крик неожиданно выскочившего из повозки Пархонто, который налетел на Эргуса. В мерцании пламени вид его казался зловещим: глаза запали в глазницы, а лицо было до неузнаваемости изменено играющими на нём тенями.

– Какого Тёмного здесь происходит?! – взревел он, отбрасывая Эргуса в сторону.

Видимо, хотел отстранить его, но не рассчитал силу, – толчок получился такой, что возница кубарем скатился обратно в яму и чуть было не угодил в костёр, благо Тэбальт вовремя поймал его и помог подняться на ноги.

– Смотри-ка, живой, – хмыкнул Конрад, глядя на Пархонто и продолжая держать оружие наготове, совсем забыв о новом навыке, который они недавно отрабатывали с Тэбальтом.

По всей видимости, старику было наплевать на своего кучера, равно как и на всех остальных, что с момента его возвращения из Биура стало откровенно видно. Вместо извинений он вновь принялся размахивать руками.

– Что, никогда не слышали, как деревья валятся?! – злился он, словно наёмники были повинны в шуме. – И хватит галдеть.

Они посмотрели на его озлобленное лицо и убрали оружие.

Пархонто будто бы хотел ещё что-то добавить, но только надул щеки, бросив короткий взгляд на кольца наёмников, а потом снова забрался в повозку и заперся в ней.

– Думаешь, он догадывается? – шепнул Конрад.

Тэбальт ещё раз посмотрел в лес, убеждаясь, что всё в порядке, и, усевшись на своё место у костра, задумчиво проговорил:

– Надеюсь, нет.

Эргус, отряхнувшись от грязи, вновь как-то замкнулся в себе и неуверенно присел на прежнее место, явно сильно раздосадованный.

– А чего он на нас-то стал орать, ненормальный?! – взъерепенился Конрад. – Сам-то, небось, в штаны наделал, вон как вылетел! Еще и Эргусу ни за что досталось. Совсем старый обезумел. Эргус, он когда-нибудь вёл себя подобным образом? – понизив голос, спросил наёмник, подсаживаясь к огню вслед за Тэбальтом. – Ты, как-никак, знаешь его лучше нашего. А то после Биура он единственный, с кем происходит что-то неладное.

– Сколько его помню, он всегда был скуп на сантименты, – промямлил Эргус, тупо уставившись в землю. – Но, признаюсь, ещё никогда не видел его столь разъярённым. Он даже когда злился, был на порядок мягче. Он никогда не позволял себе поднимать руку… Хотя ты сам говорил, что его чуть не убила молния, – поднял кучер глаза на Конрада. – Думаю, его поведение вполне оправданно.

– Оправданно? Тогда как ты объяснишь, что он вообще сумел выжить? Шарахнуло так, что тысячи тварей замертво рухнули.

– Я не могу судить о том, чего не видел. Но вижу, что он сейчас здесь – хоть и злой, но далеко не мёртвый.

– И вы что, готовы вот так просто отправиться с ним неведомо куда? – не выдержал всё-таки Конрад, хоть и подозревал, что Эргус всё доложит Пархонто. – Он даже не подумал пополнить отряд! Его планы явно с нашими не вяжутся.

– Конрад, уймись, – примирительно заговорил Тэбальт. – Мы все прошли через этот кошмар. Неудивительно, что он ведёт себя странно! Не переживай, придёт в себя, оклемается.

– Вы не понимаете – он явно что-то скрывает. Нет, не верю. Не мог он выжить! Никто бы не выжил после такого, – распылялся парень.

– У меня нет оснований сомневаться в его решениях, – оправдывающимся тоном заговорил Эргус. – К тому же благодаря ему я жив, и мне не приходится думать, где раздобыть еду. Он вытащил меня из нищеты, и я поклялся себе, что не вернусь к прежней жизни. Он стал мне как семья. Да, он и правда раньше был гораздо сговорчивее и нервничал лишь тогда, когда что-то шло не по его плану. Да, он ворчал, но был отзывчив. И знаете что? Что бы ни произошло в Биуре, я рад, что он уцелел. – Он немного помолчал и продолжил: – А сейчас, простите меня, я лягу спать.

Он повалился на бок, спиной к огню.

После этих слов Конрад почувствовал себя скверно – ведь и правда, Пархонто чуть было не погиб, а он насел на него с подозрениями. Ещё и Эргуса принялся подозревать в недобром. То же почувствовал и Тэбальт. Конрад налил себе и другу вина, и они, с той же жадностью опустошив кружки, опять принялись набивать щёки едой.

– А ты куда планируешь, ну, когда всё закончится? – еле внятно проговорил Конрад с набитым ртом.

– В Пантир, наведаюсь к бывшей жене Бэзила, она должна знать о его смерти. А там посмотрим, может, в Вацилию наведаюсь – глядишь, работёнка какая подвернётся. Ты же знаешь, я не могу долго засиживаться на одном месте, да и небезопасно это.

– Я вот отсижусь где-нибудь, а потом в Таллис на денёк. Если там и правда всё, как ты говорил… – Конрад ухмыльнулся, но сам не заметил, как ухмылка растянулась в предвкушающую улыбку до ушей. – А потом не знаю, – улыбка резко исчезла, голос прозвучал глухо.

Это обычно решал Вернут. Он всегда знал, что делать.

Конрад в очередной раз наполнил бокалы.

– Ушедшие к звёздам не исчезают бесследно, они стерегут наши сердца, подобно падшим в бою воинам, что охраняют мирские врата от зла. Его любовь и забота всегда будут оберегать тебя, вот увидишь. А если не знаешь, что делать, отправляйся в Вацилию – там на доске объявлений всё доходчиво написано, – Тэбальт решил немного разбавить гнетущую обстановку шуткой.

– Ты правда веришь, что существуют какие-то врата? И что их охраняют солдаты? Очередные сказки брехунов, – не обратил внимания на его шутку Конрад.

– Ну, тут как посмотреть. Ведь и мы с тобой в одном шаге от позорного звания шутов. Но если ты думаешь, что это только сказка, тогда тот, кто её придумал, должно быть, король сказочников, раз его история стала народным приданием. Но твои слова не лишены смысла – мы не можем знать наверняка, что там, – Тэбальт запрокинул голову к звёздам.

– Вот именно. Предположения – это всего лишь вспышки пытающегося всё осмыслить разума. А я, знаешь ли, не горазд ломать голову над тем, чего не вижу, – он закинул в рот ломоть лепёшки и хрустнул луковицей.

– И всё же Носители, как нам всем известно, существовали. И подтверждений тому была уйма. Именно они стояли на страже этого мира, так, быть может, речь шла о тех вратах? Почему ты думаешь, что эта легенда не дошла до нас со времён правления магов? Исковеркали – да, возможно. Но суть-то наверняка осталась прежней.

– Потому что пустолюды в то время жили вечно и не могли они говорить о вратах после смерти. И потом, как они могли охранять их, ведь они даже оружием тогда не владели?

– Хм… – задумался Тэбальт и огладил бороду. – Об этом я как-то не подумал.

– Значит, – грустно вздохнул Конрад, – пришло время и нашей команде разойтись в разные стороны?

Тэбальт, не желая это признавать, отмолчался. Да и не видел он никого рядом с собой, кто заменит ему того же Бэзила или Вернута. А тут ещё и Конрад собрался уйти. Выходит, он теперь сам по себе. Тэбальт отбросил невесёлые мысли в сторону, а затем окинул взглядом окружающую их темноту, из глубины которой, возможно, за ними кто-то наблюдал, и тоже принялся за еду.

Спустя некоторое время остались только недоеденные ошмётки. Вина нахлебались изрядно, так что разморило обоих. Эргус негромко посапывал. Конрад уже покачивался даже сидя, проигрывая раз за разом в голове случившееся в Биуре, а Тэбальт заметно пригорюнился. Наверное, задумался над дальнейшей жизнью.

Но, как выяснилось, думали они об одном и том же.

– О чём думаешь? – спросил Конрад.

– О многом, но больше о том, что произошло в Биуре.

– И я. Совестно как-то стало, – тяжело посмотрел Конрад на Тэбальта, вспоминая слова Эргуса, – ведь и со мной могло случиться то же, что и с Пархонто, на том мосту. И добычу жаль. Это был, возможно, единственный шанс на лучшую жизнь. Только испугаться и успел, а как понял, что случилось, – он издал губами неприличный звук и вывернул ладони, как если бы вывернул пустые карманы, – добра-то и не оказалось. Я знаю, он винит меня. Я видел, как он на меня смотрел.

– Не думай об этом, – мягко, но отстранённо сказал Тэбальт, размышляя о чём-то своём. – Камни, золото – мы хотели забрать всё, что является поводом для убийства и разрушения, надеясь, что нам так просто дадут уйти с этим добром. Ну или злом, как они твердили. Тут ведь каждому своё: кому возможность, а кому – цель. Кому жизнь беззаботная, а кому – власть. Глупость, которую мы совершили, не равна безрассудству. Шанс и надежда – как брат и сестра: до последнего вместе, вот и мы понадеялись на свой шанс. Но шанс есть шанс, он всегда является лишь возможностью, которой мы, увы, лишились ценой жизни друзей. Всё это было нашим решением, нашим выбором. Говорю я за себя и ни в коем случае не советую следовать моему примеру.

Пока Конрад слушал, веки его наполнились свинцом и сознание помутилось, хоть он и пытался сопротивляться настойчиво подкрадывающемуся сну.

– Ну, в таком случае, – он уже еле ворочал языком, произнося, по всей видимости, последние на сегодня слова, – и мне иного выбора не остаётся, кроме как отправиться с вами. Прикипел я к вам, – он криво улыбнулся, – уж больно не хочется расставаться. Но чует моё сердце… – он ударил себя кулаком в грудь, да так, что опрокинулся на спину и захрапел.

С трудом оторвав взгляд от теряющегося в темноте дерева, Тэбальт посмотрел на лежащего друга, который в его глазах фантастическим образом расплывался и перемещался с места на место. «Это всё вино», – осенило Тэбальта. Уж больно терпким оно оказалось. Ещё о чём-то поразмышляв наедине с собой, он спросил пустоту:

«А как же Таллис?», затем громко икнул и, помолчав с минуту, изрёк: «Жизни наёмника всегда будет угрожать опасность». После чего поддался алкоголю и провалился в сон без сновидений.

Их ждало нелёгкое утро. Светлое, прохладное и мучительное.

Эргус был как огурчик – в полном здравии и готовый к отъезду, а вот Тэбальту и Конраду пришлось несладко, и, по всей видимости, не только им.

Только солнце коснулось лучами сухих верхушек деревьев, торговец, словно носорог, с первобытной агрессией набросился на угли и принялся затаптывать их, кривя отёкшее лицо от поднявшихся в воздух искр. Ну или от головной боли.

Странно, что Пархонто был всё так же не в себе – хороший сон должен был сделать своё дело, но складывалось впечатление, что он и не спал вовсе. Наверное, подумалось Тэбальту сквозь боль в голове, к которой он приложил руку, это всё из-за утерянных драгоценностей. От чего же ещё ему свирепеть, когда вся его жизнь упиралась в монету?

Конрад посмотрел на заспанное лицо Тэбальта и с тем же недоумением уставился на Пархонто.

Потушив, наконец, угли, тот издал победоносный рык и, прежде чем скрыться в своей берлоге, зыркнул на заспанных бедолаг.

– В дорогу! – буркнул он.

Теперь все резко замолкли, когда он выбирался из своей будки, поскольку никто не знал, как он себя поведёт. Если он не кричит, значит, всё же сон пошёл ему на пользу.

Дорога на обратном пути в родные вацилийские земли казалась во много раз короче. Не такой же весёлой и радостной, как прежде, но короче. Теперь сердца бились ровнее, хоть и состояние наёмников было удручающим. До границы оставалось лишь преодолеть ущелье, а потом километра три по равнине. А там уж и солдаты, и дом… Беды, казалось, остались позади, как и город, покинув который они будто вновь оживали. Но это вовсе не значило, что они забыли о нём и обо всём том, что произошло. Да и как такое можно забыть? Отсутствие рядом Бэзила и Вернута всегда будет напоминать им о худшем в их жизни походе.

Поездка давалась нелегко, а разговоры – ещё сложнее. Но, вопреки всем бедам, на подъезде к границе, когда впереди уже виднелся горизонт родных краёв, Конрад принялся голосить песню, выстукивая ритм кинжалом о кинжал. Вскоре и Тэбальт подхватил её, с той же скорбью за тех, кто погиб во имя их жизни, и принялся долбить кинжалом о лезвие меча, подхватывая ритм. Следом присоединился и Эргус.

Эта песня была проста, и обычно пели её выжившие в память ушедшим по возвращении с поля боя. Она говорила не только о боли потери и героизме, но и о возвращении домой с победой, которая привносила в сердца живых и падших мир. Песня была основана на легенде о потустороннем мире, куда попадают воины, чтобы охранять врата от непрошенного зла. Несмотря на то, что в честь павших героев возвели в Вацилии Аллею падших героев, где найденные в сражениях орудия и доспехи представляли народу, Конрад не верил во всё это, и всё же он уважал тех, кто бился и погиб за правое дело.

Ритм под эту песню был прост, его легко было настукивать подручными предметами.

Увидели и узнали их прежде, чем песня коснулась ушей пограничников, вот только отряд с той поры стал заметно меньше. Ротгер патруля отправил им навстречу отряд солдат из пяти пустолюдов, на случай, если требуется какая-нибудь помощь.

Повторяя эту песню раз за разом, они пересекли границу Вацилии. Услышав эту песню, солдаты, которые провожали на верную смерть когда-то весёлый и амбициозный отряд наёмников, встречали его сейчас не улыбкой, а сочувственными взорами. Да только мало кого волновала жизнь или смерть наёмников. Скорее, это была показуха для того, кто находился в повозке. Будь наёмники одни, их не только не встретили бы, им даже крышу над головой не предоставили бы.

У границы, охраняемой вацилийскими солдатами, ландшафт сменился на привычные глазу пейзажи. Здесь, среди пышных, наполненных жизнью лесов, гор и полей, среди оживлённого пения птиц и душистых цветов, наёмники чувствовали себя гораздо спокойнее. Здесь они смело могли выдохнуть и сказать, что они дома, несмотря на то, что вацилийские леса и без магии были достаточно опасны. Леса жили своей кровожадной жизнью с той поры, как нить между зверем и пустолюдом была прервана.

Граница хорошо охранялась – разбит был целый лагерь, в котором и жили, и служили солдаты. Да и провизию доставлять для солдат было особым удовольствием, ведь западных земель не только сторонились, но и боялись, оттого путь сюда был безопасным. Да и сами солдаты давно перестали задаваться вопросами, для чего и от чего они стерегут эту границу. Ведь если откуда и стоит ожидать угрозы, то только с востока – Аридан и Патугад переживают не лучшие времена междоусобиц. Остаётся лишь гадать, как далеко зайдёт их конфликт.

Дело солдата не мудрено, и стеречь безжизненные земли – самое беззаботное занятие. Солдат здесь почти никто не контролировал, за исключением того или иного ротгера, но и они, спустя годы, дали слабину солдатам. И потому любое увлечение стало обыденным. И то, что другие рискуют жизнями, патрулируя земли Вацилии, их совершенно не заботило.

Пограничники не верили, что наёмникам удастся вернуться, когда провожали их добрыми напутствиями, и даже делали ставки. Потому-то их возвращению они не сильно радовались. К тому же много споров возникло по тому поводу, что вернулись не все. Главное – это никак не касалось наёмников, а по требованию Пархонто, чтобы они смогли отдохнуть и набраться сил, пока Эргус занимался лошадьми, ротгер выделил целый шатёр, пару буханок хлеба и два бурдюка вина, что было очень кстати. Он очень хотел, чтобы они рассказали, что произошло в Биуре. Ведь запёкшиеся раны, драное и грязное обмундирование вызывали множество вопросов, на которые никто из наёмников так и не ответил, поскольку им было совсем не до разговоров. Пережив такое, не каждый в себе будет, а если ко всему пережитому добавить такое похмелье, каким мучились Конрад и Тэбальт, так и вовсе выживет из ума. Удачное стечение обстоятельств. Везение. Только так можно было это назвать.

После того как они развалились на лежанках, тела их напрочь отказались двигаться. Оставалась подвижной только одна рука, подносившая ко рту бурдюк с вином. Жаль только, надолго его не хватит.

Мечталось о крепком сне, а тут ещё и вино расслабило тело. И всё бы ничего, если бы не этот назойливый экспрессивный ротгер. Словно ребенок, у которого нет ни выдержки, ни терпения, ни, судя по всему, чувства собственного достоинства.

Сперва он донимал Пархонто. Нарвавшись на грубость, переключился на Эргуса. Кучер оказался недооценённым супермужиком – он не вымолвил и слова. Так же повели себя и наёмники, прежде чем расположиться в шатре. Вот только надоедливый парень всё никак не давал им покоя – он почему-то решил, что они ходили на экскурсию и получили массу впечатлений. Так всё и было, вот только там не хватало именно его, чтобы он на своей шкуре ощутил желание сдохнуть в тот момент, когда ротгер пограничного отряда ворвался в шатёр и воскликнул:

– Эх! Жаль, меня с вами не было! С чем бы вы там ни столкнулись, – он достал свой меч и отважно напал на воздух, сделав несколько взмахов, после чего вернул оружие в ножны, – мой меч не оставил бы шанса даже самому грозному зверю. Надеюсь, мы в скором времени узнаем, что же всё-таки там творится!

Конрад чуть было не подавился вином от столь самоуверенного и высокомерного поведения солдата, носившего почётный чин командира. Хотя, чего греха таить, он и сам был таким же на пути в Биур – не знающим страха отважным воином с пылким сердцем. А теперь вот себя не узнаёт.

– Надеюсь, вы этого никогда не узнаете, – серьёзно ответил Тэбальт на его самоуверенный смешок, от которого Конрада перекосило от злости.

– Раз такой любопытный, чего не пошёл с нами? Ротгер волен оставить пост, назначив доверенное лицо на своё место.

– Оставить их? – указал он в сторону выхода. – Да они же сущие дети! Их и на секунду нельзя оставить без присмотра.

– Можно, – заявил Конрад с каменным лицом.

Командир неуверенно пошатнулся.

– Да нет, – заулыбался он. – По каждому пустяку спрашивают разрешения. Можно то? Можно это? Как их оставить?

– Ты кретин? – начал злиться Конрад. – Они твои подчинённые! Они обязаны спрашивать разрешения. Кого возводят в чины… Нападут – и командовать будет некому.

– Чтобы сдохнуть в Биуре, зверь не нужен. Услышал? – надавил на ротгера Тэбальт.

– Ага, – качнул он головой.

– Ну так вали отсюда.

Ротгер продолжал неуверенно улыбаться, постепенно осознавая, что его появление было неуместным. Он не понаслышке знал о бесстрашии наёмников и их умении сражаться, но сейчас, глядя в эти потухшие глаза, почувствовал себя неуютно, на миг представив то, что могло их довести до такого состояния.

– Ну, если уж и вы… То я, пожалуй… – он вновь расплылся в глупой ухмылке, задёргал рукой в сторону выхода и поспешил скрыться по ту сторону шатра.

– Где таких в чины возводят? – еле сдерживая свою злость, снова проговорил Конрад, желая всем сердцем отвесить зазнайке тумаков.

– Не обращай внимания на всяких дурачков, – вмешался Тэбальт. – Чин – дело нехитрое. Сам знаешь, золото делает из любого засранца героя. Я и сам надрал бы ему зад, да пустое всё это, если, конечно, не скажет лишнего. Тот, кто никогда не боролся со зверем, на словах всегда горазд его убить. Это болезнь каждого солдата – говорить о себе в несуществующем падеже. Один доказывает, другой не верит, и наоборот. Потом друг другу рожи чистят. Ты лучше вот что скажи, – вспомнил Тэбальт вчерашние слова Конрада, – ты правда решил, что поедешь с нами, или вчера алкоголь в тебе говорил?

– Что бы я вчера ни сказал, так и есть. Что за житьё мне одному? Да и наёмник же я, в конце концов. Мне без брата всё равно, хоть коз доить, а ты… – он немного замешкался, словно робея перед словом, – вроде как брат мне теперь. С тобой я чувствую себя увереннее, а в деревне не сыскать мне жизни. Ты ведь знаешь, чем иной раз это может обернуться, – нацепят ярлык гада и спустят полканов за придуманные беды. Козлом опущения я стану раньше, чем окольцуют в браслеты. Нет уж, – Конрад отхлебнул вина и закашлялся.

– Верно, – поддержал его Тэбальт, глотнул вина и прижав к губам рукав, чтобы заглушить отрыжку, – нужно всегда быть в движении.

Конрад улыбнулся, услышав свои же слова.

– Удивительно, что до сих пор за наши головы не назначили цену.

– Так и не назначат, – пожал плечами Тэбальт. – Мы нужны им. Кто-то же должен делать грязную работу, а нас не жалко пустить на убой.

– Так и есть. Все, кому удалось избежать наказания, обречены на скитание – либо убивать, либо приговор. Благо наша профессия ныне востребована. Потому-то мы и живы до сих пор.

Пархонто тем временем предлагал денег гонцу, который доставил бы его послание лично Таурону. Работёнка была нехитрой и не сильно-то прибыльной, но выполнял поручения этот молодой пустолюд, который представился Тариком, добросовестно. И если ему было наказано ни с кем не трепаться или сообщение было особой важности, то он безукоризненно следовал всем указаниям. Ему не только удавалось передвигаться незаметно, но и быстрее прочих доставлять информацию. Шустрый был парень. Единственный среди солдат, кто не носил доспехов, говорил – без лишнего и конь быстрее мчит. Он даже бровью не повёл, когда Пархонто заговорил о магии, о присутствии которой следовало доложить Таурону лично. Также, пользуясь случаем, Пархонто наказал ему отыскать его семью и вернуться с докладом в Палантос. К выполнению поручения Тарик приступил незамедлительно.

К тому времени, как всё было готово к отъезду, наёмники привели себя в порядок, так сказать, опохмелились, и, прежде чем оседлать коней, ещё в шатре Тэбальт сказал другу:

– Жизнь продолжается, и не стоит сбрасывать её со счетов.

Глава 2. Мир Верта

Пустолюды этой деревни, как и все жители вацилийских земель и городов, имели кожу с зеленоватым оттенком. В деревне жило порядка полутора тысяч жителей, не считая слуг и солдат, что охраняли деревню от зверя и патрулировали закреплённые за Палантосом территории. И надо сказать, во времена воин, что не прекращаются и по сей день, Палантос не знал бед и жизнь здесь протекала просто и спокойно.

К дугообразным воротам в деревню, которую окружал лес, желающий то ли напасть, то ли укрыть её кронами, вёл небольшой пролегающий над ложбиной каменный мостик. А сразу же за ним вилась земляная дорога с невысокими деревянными оградками по обе стороны, ведущая к центру деревни, где, сиротливо накренившись, стоял колодец.

Дома в деревне были скромные, неровными рядами они тянулись к северу. Уютные бревенчатые хибары с покатыми, а местами и плоскими крышами, с невысокими, заросшими мхом, деревянными балюстрадами перемежались с двухэтажными домами. Некоторые из них теснились довольно близко друг к другу, а некоторые стояли так плотно, что казались одним большим домом.

Нередко сквозь дома прорастали деревья, а некоторые намеренно были построены так, чтобы дерево оказалось внутри дома, – мода, знаете ли, тамошняя. Благодаря этому деревушка, обнесённая частоколом, выглядела живописно и даже сказочно.

Окружённые зеленью дома, стоящие по обе стороны, дугой огибали два пирамидальных сооружения, находящихся сразу за колодцем. Это был замок унчера деревни. По своему строению замок был прост: квадратный каркас поменьше стоял на том, что побольше, образуя на каждом из пяти уровней внешние, тянущиеся по всему периметру здания террасы, которые использовались придворными для прогулок или приватных бесед. От непогоды их прикрывали кроны высоких деревьев, раскинувшиеся зонтом над замком.

Деревня была довольно большая, хоть и заставлена местами телегами, на которых то и дело возили то сено, то мешки с зерном. А в западной части даже имелся небольшой лесок с маленьким прудом, больше похожим на большую лужу, что ручьём вытекал за частокол.

Сразу за деревней располагались золотые прииски, на которых трудились пустолюды под надзором группы солдат. Возглавлял солдат доверенный от правления столицы. В приисках устанавливали лагеря, и рабочие жили там, периодически сменяясь.

Хоть деревня и была прекрасна собой, жили в достатке далеко не все. Тут были свои порядки, и устанавливал их, конечно же, унчер. Но никто на жизнь не жаловался, а раз так, то и правительство Вацилии не чесалось без повода.

Каждый житель этой деревни играл свою роль, занимался своим ремеслом, унаследованным от предков. И никто не стремился изменить свою жизнь, опасаясь перемен, – все знали, что перемены являются началом неизведанного, куда мало кто отважится ступить.

Путь, который уже не изменить, начинается с совершеннолетия, когда пустолюд должен выбрать для себя занятие. Чаще им становится дело, знания которого способны передать или заложить с малых лет родители. Вот только Купер, молодой и амбициозный парень, что жил недалеко от замка, не был приверженцем сельского труда. Он считал, что его место среди солдат, среди воинов, которыми славится Вацилия. Им двигали любопытство, азарт и непреодолимая тяга к подвигам, к которым, увы, никто более в этой деревне не стремился.

Купер не был из богатой семьи, но был хорош собой. Он носил короткую стрижку, одевался худо-бедно, как и многие в этой деревне, конечно же, кроме знати. Купер был темпераментным и любознательным, обладал поистине выводящими из себя вредностью и непослушанием. Всё время, пока остальные хлопотали по хозяйству, он оттачивал навыки ведения боя, стуча иногда деревянным мечом, иногда топориками по самодельной деревянной кукле на заднем дворе своего дома, мечтая оказаться в рядах вацилийской армии.

Будучи в малом возрасте, когда окружающий мир сделался осознанным, Купер видел в солдатах воплощение света и справедливости, и тогда он загорелся идеей проделать тот же путь. Правда, эти мысли появились несколько позже, а до тех пор он неуклюже размахивал в воздухе палкой и прыгал в разные стороны, уворачиваясь от воображаемых ударов. Вряд ли кто сумеет такое повторить, извивался он как мог. Не получалось – падал и пробовал снова. Он даже не осознавал до конца, что именно делал, – просто делал. С годами его подход мало изменился, правда, он стал сильней, научился владеть мечом и теперь прыгал осознанно. Смотрел на жизнь солдата он с прежним восторгом, а мечта превратилась в цель.

Купер был единственным в семье и жил с матерью, поскольку отец его натворил бед в своё время и теперь протирал штаны в подземельной камере Вацилии. Мать в наказание сослали в низшие слои населения, и вся грязная работа в деревне теперь доставалась ей и ей подобным. Всё это стало клеймом семьи Лоуи, от которого теперь избавиться будет непросто.

Отношения с матерью не ладились: она пыталась научить его труду, который не дал бы помереть от голода, но он был упрям и непреклонен. Сколько бы она ни увещевала сына, всё заканчивалось её слезами, что постепенно отдаляло их друг от друга.

Но Купер не был лишен детства – его он провёл со своими друзьями, с которыми отлично ладил и по сей день. К счастью или к сожалению, их было не так много, но с ними его определённо что-то связывало.

День стоял тёплый. Купер, как и всегда проснувшись засветло, первым делом бежал на тренировочную площадку – разминался, подвешивал к углу дома набитый землёй мешок и начинал кулаками выбивать из него пыль. Сначала кулаками, затем локтями и ногами. И лишь спустя время, когда мешок начинал рваться или просто заканчивались силы, он брал паузу, чтобы восстановить дыхание, и переходил к другому рукотворному сооружению в виде вкопанного бревна, обёрнутого шкурами, с имитацией рук из такого же, но поперечного бревна. Больше всего оно напоминало пугало или даже крест. Здесь он отрабатывал удары и приёмы – сперва кулачные, затем мечом или топорами. Следующим он отрабатывал владение оружием, сражаясь с воображаемым противником и проделывая акробатические приёмы с последующими атаками. А в завершение переходил к комплексу силовых упражнений.

Спустя три часа изнурительной тренировки, протерев мокрой тряпкой потное тело, он шёл в дом и садился завтракать тем, что оставляла на столе мать. Сегодня не успел он прикоснуться к еде, как дверь распахнулась и на пороге показался Энди – с взъерошенными короткими волосами, одетый в серые штаны и белую тунику. Он замер в проходе и уставился на Купера, смахивая на сумасшедшего. Судя по его губам, которые на глубоком вдохе сворачивались в трубочку, он сейчас выдаст что-то умопомрачительное. Он всегда влетал, словно буря, когда появлялось что-то интересное, что он спешил сообщить. Купер так и не смог привыкнуть к столь неожиданным появлениям друга.

– Энди, – буркнул Купер, – когда-нибудь я помру со страху, и причиной станешь ты.

– Купер! – выдохнул он. – Я тут узнал про одно клёвое место в пяти верстах от деревни!

– Да? – Купер отрезал кусок сала и бросил в рот.

– Заброшенное поместье семьи Эрлинбуш. По слухам, давным-давно в том особняке жила семья из четырёх пустолюдов, которых кахонские маги превратили в волков за то, что они пренебрегали своим ремеслом. Говорят, что магия в облике волков до сих пор находится в стенах особняка и убивает всех непрошеных гостей.

– Это дальше, чем мы когда-либо уходили, – заметил Купер.

– Разве это не здорово?! – воскликнул Энди, не меняя ошеломлённого выражения лица. Пока Купер дожёвывал сало, Энди подскочил к столу и уселся напротив друга. – Я был у Томлина, ему эта идея понравилась, он уже пошёл за Талией, – Энди вцепился Куперу в рукав и принялся трясти. – Ну же, Купер, соглашайся! Это будет незабываемо, умопомрачительно… – он замялся в поисках более подходящего слова, – это будет захватывающе!

– Ладно, ладно, – лениво согласился Купер, – поем и буду собираться. Встретимся во дворе.

Довольный Энди подскочил с места, словно ужаленный, и пулей вылетел за дверь. Энди был младше своих друзей на два года и значительно слабее, зато в умении лазать по крышам или же по деревьям он не имел равных. Цепкий, ловкий, лёгкий и, надо сказать, решительный. Он как никто умел находить странные вещи и места.

Они нередко обследовали местность за пределами деревни, но в безопасной зоне, которую патрулировали солдаты. Попасться было не то чтобы страшно – больше пугало то, что скажут родители, когда узнают о тайных вылазках. Это не было запрещено, скорее, это было небезопасно.

Необыкновенная способность Энди находить заброшенные места однажды привела их к уходящим глубоко под землю подвалам какого-то разрушенного здания. Они долго исследовали аж два яруса подземных комнат. И подобных мест в округе облазили немало. Деревню компания покидала через тайный лаз под землёй, который недалеко от родника совершенно случайно отыскал Энди. Это был люк, ведущий в подпол когда-то стоящего на том месте дома, и знали о нём только они.

На все случаи у Купера имелся лишь один наряд – он в нём и тренировался, и на выход надевал. Иногда поверх туники, но сегодня погода была тёплой, поэтому коричневый жилет из рубьяка он надел на голое тело, оставив неприкрытыми мускулистые руки. Жилет он приобрёл ещё давно, в лучшие дни. Такие жилеты носили солдаты, к которым Купер мысленно себя приписывал. Также у него были коричневые кожаные брюки, тоже солдатские, с чехлом для кинжала и разными хлястиками, и коричневые сапоги. Такие же потрёпанные и побитые годами. Тогда было модно носить кожаную одежду из рубьяка.

Томлин, Энди и Талия уже крутились во дворе в ожидании Купера, и только он сошёл с порога, заголосил Томлин, вскинув руку вверх в знак приветствия:

– Привет, Купер! Готов к новым впечатлениям?

Это был Томлин Джорвиш, сын кузнеца Этдельна, друг, а иногда и спарринг-партнёр Купера. Он единственный, кто мог конкурировать с Купером, хоть и не было у него стремления связать с оружием свою жизнь. Томлин был тем покладистым последователем родословного ремесла, что свои новаторские идеи, которые занимали всё его сознание и время, были для него в приоритете.

Томлин больше хвастал умениями и неокрепшим мужеством в надежде своим бесстрашием завоевать сердце миловидной красавицы. Он был ровесником Купера, и в меньшей мере уступал тому в плечах и росте, но сильно проигрывал по красоте. Но Томлина это мало волновало, скорее, он был противоположного мнения.

К походу он принарядился, как на бал, – во всё лучшее, что у него имелось. Таких проблем с финансами, как у Энди или Купера, Томлин не испытывал, и вещей добрых у него водилось полно – на все случаи жизни. Он никогда не приписывал себя к солдатам, а кожа считалась модной лишь среди солдат. Жители деревни предпочитали подчеркнуть своё состоятельное положение более дорогими, более изысканными и привлекательными вещами.

Томлин надел новые чёрные сапоги и светлые брюки из хлопка, на которых даже просматривалась стрелка, подпоясался ножнами, а поверх белой туники натянул чёрный жилет с пуговицами. До кучи поверх жилета набросил белый плащ – лёгкий, буквально воздушный. И даже волосы аккуратно собрал в конский хвост.

Купер не любил длинные волосы: за ними уход нужен, а он и за своими-то не сильно следил – как проснулся, так и пошёл взъерошенный.

Рядом сверкала глазами соседка Купера по имени Талия – дочь полководца и предводителя Стального отряда Вацилии конгера Мэрдока, к которой Купер питал особенные чувства. С одеждой, как и со вкусом, у неё тоже было всё в порядке. Она не старалась разодеться, как принцесса, и обвешать себя цацками, которых, кстати, у неё имелось в достатке. Носила, не снимая, только одно неброское, почти незаметное кольцо из какого-то странного стекла. Отец нередко баловал её как в особые дни, например ко дню рождения, так и просто по случаю приезда, – то драгоценные украшения привезёт, то одежду какую дорогую прихватит. В общем, добра у Талии было столько, что она и носить всего не успевала. Но одевалась роскошно, только когда встречала отца, так как не хотела его расстраивать. А он точно расстроился бы, ведь он так старался её порадовать.

А вот у Купера всё складывалось иначе: в дни своего рождения, как и любые другие знаменательные дни, он часто обходился вообще без подарков и пышного ужина. Мать как-то дарила ему что-то из вещей, да только он не помнил, что именно, – давно уже износилось.

Талия, конечно, носила разные платья, но сейчас, понимая, что они идут не на прогулку, она надела невысокие чёрные ботинки, обыкновенные лёгкие серые брючки и серую же рубашку, нижние концы которой подвязала в области живота. А свои восхитительно длинные волосы собрала в пучок. Но даже в таком неженственном наряде она не могла не нравиться Куперу.

Всё в ней ему нравилось – уверенный характер, миниатюрная фигурка, мягкие черты округлого личика, великолепная улыбка и бархатный, напевный голос, но в особенности глаза. Зелёные глаза с необыкновенными сиреневыми прожилками. Таких необычайно красивых глаз во всей деревне не сыскать. Да что там в деревне – во всей Вацилии!

В своё время Купер побоялся заговорить с ней о своих чувствах, возможно, потому что Талия была уже взрослой – совсем недавно ей исполнился двадцать один год, о чём нельзя было с виду сказать. Но к взрослой жизни она не спешила, пока сверстники её только о том и судачили. Теперь же, когда инициативу перехватил Томлин и принялся обхаживать её, Куперу оставалось лишь продолжать притворяться хорошим другом.

– В диких землях небезопасно, – подошёл Купер и молчаливым кивком поприветствовал Талию, – не боитесь того, что может нас там ожидать?

– Я ничего не боюсь, сказки это всё, – махнул рукой Томлин и положил ладонь на рукоять меча. – К тому же я позаимствовал из кузни меч. Настоящий, – подчеркнул он и бросил хвастливый взгляд на Талию.

Томлин отчего-то был уверен, что девушкам нравится, когда перед ними выпендриваются, и старательно демонстрировал свои лучшие качества. Но через секунду его взгляд помрачнел, когда он заметил, на кого Талия улыбаясь смотрела. Она смотрела на Купера.

Тот постоянно замечал на себе её взгляд, который нередко, точно как сейчас, вызывал в нём противоречивые чувства – словно она хотела что-то сказать или же, напротив, ждала каких-то слов от Купера.

Томлин тоже не раз это замечал, и в силу его вспыльчивого и неустойчивого нрава в нём разгоралось пламя ревности, хотя он старался не подавать виду. И сейчас его настроение резко испортилось.

Как раз в это время у ворот деревни остановилась группа охотников. Их судьбы были схожи с жизнью наёмников тем, что долг обязывал проводить основную часть времени в диких лесах, чтобы охотиться на благо городов и деревень Вацилии. В остальном, как и у всех граждан Вацилии, у них были дома, семьи, и они не были изуродованы печатью изгнанника. По лесу охотники передвигались исключительно большими группами – так безопасней во всех смыслах, большие группы зверь чаще обходит стороной. Но надо признать, стрелки они матёрые, хотя вблизи воины из них так себе. И всё же лучше не пересекаться с ними в лесу, если рядом нет высокопоставленного или знатного пустолюда.

Этот отряд насчитывал двадцать бойцов, но в деревню въехала только одна набитая тушами телега в сопровождении нескольких охотников. Как только телега достигла владений унчера, рабочие тут же принялись её разгружать. Под присмотром унчера Рамнина мясо сносили в амбар, где хранились и другие продукты. Лишь малую часть привезённого, предназначенную для жителей, забрал мясник. Он хранил его в подполе, делил на разные по величине куски и продавал жителям деревни. Это не было махинацией – выделяли бы мяса больше, так он и продавал бы больше. Но внушительную часть пускают на паёк солдатам. Ну и, конечно же, немалая доля мяса уходит унчеру – местная знать пирует, ни в чём себе не отказывая.

Друзья, словно заколдованные, наблюдали за выкладкой мяса. Все, кроме Купера. Он старался не смотреть на него и нашёл для своих глаз иной объект.

Спустя некоторое время в образовавшуюся паузу вклинился Энди.

– Так мы идём? – крутил он головой, посматривая то на Купера, то на Томлина, то на Талию.

В ту же секунду все уставились друг на друга. Купер оторвал завистливый взгляд от спрятанного в ножны меча, который отлично смотрелся на поясе Томлина, и непринуждённо улыбнулся:

– Да, конечно, пошли. Чего зря терять время?

Перебравшись на ту сторону частокола, они отправились уже знакомым путём через заросли, в которых можно было оставаться незамеченными, сделав при этом небольшой крюк, чтобы миновать патрульные зоны и конские тропы. Пробирались они быстро и уверенно до поры, пока места не перестали быть узнаваемыми. Здесь они сбавили ход, ведь теперь риск нарваться на патруль увеличился, как и риск нарваться на хищника. Вот только понимал это, по всей видимости, только Купер.

Группу друзей вёл Энди, поскольку предполагаемое место расположения особняка знал только он. Купер брёл рядом и слушал фантазии друга, в которых он уже перебрал с десяток возможных событий, которые могут с ними произойти в особняке.

– Нужно прежде осмотреться. Выждать. Наверняка, если волки там, они покажутся, – рассуждал Энди. – А если нет, можно камень кинуть, чтобы заставить их показаться. А если они вдруг побегут за нами, можно будет забраться на дерево. Уж по ним-то они точно лазить не умеют. На крайний случай можно просто закричать, и тогда патрульные услышат нас и спасут.

– Послушай, Энди, – старался унять его Купер, – волков в особняке наверняка нет, а вот в диких землях этого точно стоило бы остерегаться. Ты лучше по сторонам посматривай. Марвин рассказывал, как эти земли опасны, – враг может объявиться в любую секунду, даже днём. Неужели тебе мать не рассказывала, что творится в этих лесах?

Энди помотал головой.

– Она только об отце рассказывала. Да и откуда ей знать всё это? Ведь она никогда не покидала деревню. Но я знаю, что леса опасны. Все это знают.

– Тогда тебе стоит держать ухо востро.

Томлин и Талия шли под ручку несколькими шагами позади. Томлин не переставал рисоваться, через раз демонстративно помахивая мечом. Он говорил, что убьёт любого зверя в случае опасности, даже зачарованного волка. Он хвастал своими умениями кузнеца, демонстрировал качества отважного воина и мужчины, приводя в пример худшие стороны Энди. На его фоне наигранное величие Томлина представало в выгодном свете.

Вот только Талие от этого становилось невыносимо скучно. Она избегает сверстников лишь потому, что они все думают только о сношениях и семейной жизни, которой ей пока совершенно не хотелось. Ну, может, и хотелось, но точно не с ними. Если она кого и желала видеть рядом с собой, так это пустолюда, похожего на её отца. Лишь такие качества характера она признавала достойными слёз и терпения. Эти качества она ценила превыше красоты, роста и мускул.

Видя, как Талия снисходительно слушает его рассказы о тонкостях кузнечного дела, Томлин отважился на самый отчаянный в своей жизни поступок. Он решил поцеловать её и огреб пощёчину. Он даже не понял, отчего она так вспылила и ускорила шаг, чтобы разорвать с ним дистанцию. Ведь он так старательно выкладывал на прилавок любви свои чувства и всеми возможными способами привлекал её. В этот момент колкая ревность снова ударила в сердце, столкнув его самоуверенность на дно разочарования. Он замедлил шаг и даже остановился на долю секунды в замешательстве.

Купер и Энди услышали этот звонкий шлепок и обернулись, но придавать произошедшему значения не стали – дело не их, нечего и лезть. К тому же глупо приставать к пустолюду с вопросами, когда он, очевидно, не в настроении. И дураку было понятно, что общество Томлина Талие опостылело. Теперь она шла между Томлином и Купером с Энди.

Под навесом листьев, в густом скоплении кустов и прочей поросли, они брели и брели, как и было сказано Энди, строго на север, но ничего похожего на особняк им так и не встретилось. Теперь, когда всё перестало походить на детскую шалость, к груди начало подкрадываться тревожное чувство.

Томлин и без того был не в настроении, и это скитание по лесу заставляло его злиться ещё больше. Не только потому, что они до сих пор не нашли особняк, но и потому, что его белый наряд был испачкан пылью, паутиной и зеленью листьев. С каждым шагом он всё громче выражал недовольство и уже почти кричал:

– Забери тебя Тёмный, Энди! Ты не мог прежде узнать маршрут подробнее? Мы Тёмный знает где, а моя новая одежда уже ни на что не похожа!

– Тебе стоило одеться поскромнее, – вмешался Купер. – Как-никак не на танцы идём.

Томлин ещё больше разозлился, когда вляпался рукой в слизь, оставленную на ветках неведомым зверем.

– Фу! – принялся он трясти рукой, – что это за гадость?

Друзья обернулись и рассмеялись, но для него этот смех сейчас звучал глубоким оскорблением.

– Какая тварь оставляет эту гадость?

Ответа, конечно же, не последовало, но виноватый обозначился быстро.

– Энди, я прибью тебя! Когда мы уже доберёмся до этого особняка?

– Томлин прав, – неожиданно поддержала его Талия. – Как долго нам ещё бродить по этим непролазным местам? Мы уже прошагали порядком больше пяти вёрст и, кажется, скоро забредём в глушь, из которой вряд ли вернёмся без чьей-либо помощи.

– А может, и нет никакого особняка? – с нарастающей угрозой проговорил Томлин, очищая листьями руку от слизи. – Энди обдурили, а он и развесил уши. Он же и сам понятия не имеет о том, куда нас ведёт! Сама наивность.

– Не обязательно, – возразил Купер. – Места для нас новые, и точного пути никто не знает.

– Разве не понятно? – вконец рассвирепел Томлин. – Неужели вы не видите, что мы просто-напросто заблудились?! – Он раскинул руки, и казалось, вот-вот взорвётся от злости. – Он не знает, куда идти, и не знает, как теперь вернуться домой! Лесник-недоучка!

– Он, как и мы, первый раз в этих местах и рискует жизнью не меньше нашего.

– Не заступайся за него, Купер! Разве не он убедил тебя пойти в этот особняк, а? – Томлин начал ходить по кругу, продолжая размахивать руками. – Я не собираюсь подыхать здесь из-за его глупости!

– Подыхать? – в голосе Купера послышалась насмешка. – И кто это сейчас в тебе говорит? Томлин Джорвиш, сын кузнеца? Или же воин, готовый сразить зачарованного волка?

– Кто говорит? – повторил Томлин, накаляя нервы до предела, а когда в голову ударила кровь, схватил Энди за грудки и впечатал его спиной в дерево, приставив к горлу лезвие меча. – Если мы в скором времени не отыщем этот грёбаный особняк, я твои шмотки на лоскуты порежу и, если вам так любопытно, порежу и зачарованного волка, если будет надо.

– Что ты делаешь? – Купер хотел помочь другу, но Томлин, резко обернувшись, направил на него остриё меча.

Купер вскинул руки и замер.

– Ты чего так взъелся?! Мы все знали, что будет непросто!

– Томлин, ты из ума выжил?! – вмешалась напуганная его поведением Талия. – Что на тебя нашло?

– Заткнись, – рявкнул он, зыркнув на девушку, и Талия тут же замолчала, бросив всякие попытки остановить его.

– Да ты совсем свихнулся, друг! Энди ничего плохого тебе не сделал, – Купер посмотрел на дерево, но Энди там уже не было. – Эй, – завертел он головой и отбил ладонью от себя лезвие клинка. – Куда делся Энди? Энди! – закричал он, но ответа не последовало.

– Он убежал. Энди! – крикнула Талия, но ответом по-прежнему была тишина.

– Здорово! Просто невероятно! Теперь он ещё и бросил нас тут, – ударил Томлин со злости рукой по ветке, убрав наконец меч в ножны.

– Зачем ты набросился на него? Он ведь хотел как лучше, – продолжил Купер отчитывать Томлина.

Гнев по-прежнему бушевал в груди парня, но злился он теперь только потому, что ему было стыдно.

– Ладно, – буркнул он. – Сейчас не время. Пошли искать Энди.

Они двигались в предполагаемом направлении, стараясь не сворачивать. Выкрикивали имя друга и вслушивались в тишину, но он так и не отзывался. Словно сквозь землю провалился. Нет, твердил себе Купер, не мог он их бросить. А что, если забредёт куда? Приключиться может что угодно…

Томлин в мыслях проклинал Энди и сегодняшний день, который не задался. И на Энди он сорвался вовсе не из-за долгого пути. Дело было в Талии, а дальше пошло по нарастающей. Томлин хоть и был, как он любил говорить, бесстрашным и отважным, ему прежде не доводилось сталкиваться с трудностями или зверем. Только сейчас, когда Энди пропал в незнакомых местах, Томлин не на шутку испугался. Вся его спесь быстро улетучилась. Он и не представлял, что с ними может что-то подобное произойти. Он даже меч взял, на самом деле не думая, что им придется воспользоваться.

– Главное – не разбредайтесь, – повторял Купер и снова кричал: – Энди!

Вслед за ним кричала и Талия.

Томлин двигался замыкающим. Шёл молча – чего кричать попусту, когда и так в два горла связки дерут? Но на их крики по-прежнему никто не отзывался, только ветки мелкие хрустели под ногами, да трава шелестела о ноги. Волнение нарастало всё больше. Томлину эта ситуация сильно не нравилась, и, если бы не Талия и Купер, вряд ли он отправился бы на поиски Энди. Вероятнее всего, он воротился бы домой. Помимо того, что Энди завёл их непонятно куда, так ещё и сам пропал. Ищи его теперь! Нет никакой гарантии, что он ещё цел, и, возможно, они напрасно подвергают себя риску. Не хватало ещё на патрульных нарваться.

Но друзья продолжали искать Энди, пока не послышался отдаленный крик. Он прозвучал так неестественно, что на секунду все решили, будто им показалось. Навострив уши, они резко оживились и принялись кричать с ещё большим усердием. Энди снова отозвался. Его голос звучал тихо и безрадостно, примерно в нескольких десятках шагов к востоку. Друзья бросились на крик. Неслись, спотыкаясь о корни, ветки хлестали их по лицу. Неслись так, будто боялись не успеть.

Теперь Энди откликался чаще, голос его становился всё ближе, всё отчетливее, всё громче. Но когда они оказались совсем рядом, он снова перестал отвечать. Может, не мог, а может, просто надоело. Когда они выскочили на прогалину, все резко остановились, увидев стоящего к ним спиной друга. Живого и невредимого. Он смотрел вперёд, не отводя глаз от двухэтажного особняка, что высился на холме.

– Нашёл, – проговорил Энди с чувством выполненного долга.

Мрачный, деревянный особняк даже в свете солнца выглядел жутковато. Каждый в силу своего воображения предвкушал, что они могли там найти, вглядываясь в чёрные дыры окон, которые местами были заколочены досками. И только двери под навесом отделяли их от сокрытых тайн, каких-то интересных вещей, может быть, даже магических!

Талия тут же бросилась к Энди, заключила его в дружеские объятия и принялась отчитывать:

– Зачем ты убежал? Мы волновались за тебя! А если бы с тобой что-нибудь случилось?

Энди ничего не ответил. Он был рад их воссоединению, но больше тревожился о том, что ожидает их в особняке. Талия не ждала ответов на свои вопросы – она и без того прекрасно понимала, почему он так поступил, а эти вопросы были лишь выплеском пережитых эмоций. Важно было только то, что он нашёлся живым и здоровым.

Следом подоспел Купер и по-дружески положил Энди руку на плечо, но отчитывать его не стал – хватило и того, что Томлин ранее напугал его. Ни к чему было вновь поднимать этот разговор.

– Ну и заставил же ты нас понервничать! Рад, что ты в порядке, – только и сказал Купер.

Талия, как самый сентиментальный член отряда, продолжала сдавливать худое тело друга, пока не подоспел Томлин. Его лицо продолжало выражать крайнюю степень неудовольствия, но в тот момент, когда он увидел перед собой особняк, вся его злость испарилась. Он воодушевлённо улыбнулся и хлопнул Энди по спине.

– Я уж думал, мы никогда тебя не найдём. Молодец! Я знал, что ты небезнадёжен. Ну, чего встали? – с азартом в голосе выкрикнул Томлин и зашагал к особняку. – Догоняйте.

Никто не рвался оказаться в особняке так скоро, ведь, что бы ни судачили о нём, там и правда могло быть небезопасно. Бродяга какой забрался или хищник. Вроде не магия, но всё же следовало быть начеку.

Особенно волновался Энди. Он был впечатлительнее остальных и, если что-то придумывал, сам невольно начинал в это верить.

– Может, для начала всё-таки убедимся, что там нет волков? – промямлил он, посмотрев на Купера, а затем на Талию.

– Их и так там нет, – Купер успокоил разбушевавшееся воображение Энди. – Откуда им взяться, если в мире давно нет магии? Идём, – подтолкнул он друга в спину, и все они зашагали вслед за Томлином.

Когда они распахнули двери, пред ними предстала просторная прихожая, обставленная комодами и массивными шкафами, и устланная ковровой дорожкой лестница, уходящая на второй этаж. За ней скрывалась лестница в подвал. По бокам можно было разглядеть пугающие своим заброшенным видом комнаты и не менее жуткие, уводящие вглубь здания коридоры. В этом месте и правда было не по себе – с этим домом произошло что-то, чего не могло сделать время.

Стены, отделанные плитками из обожжённой глины, когда-то выкрашенные в белый цвет, сейчас имели коричневато-жёлтый оттенок. В сколах просматривалась засмолённая чернота, словно дом изнутри разъедал огонь, но не было ни запаха гари, ни копоти, вся мебель и отделка остались нетронутыми пламенем – деревянный пол, который должен был сгореть одним из первых, скрипел в тишине покинутого дома отчаянно громко. Казалось, он непременно разбудит давно спящее зло, и оно неожиданно выпрыгнет откуда-нибудь и покромсает всех на лоскуты.

Большая столовая, рассчитанная на дюжину персон, сохранила следы былой роскоши, несмотря на то, что, как и всё в доме, вещи здесь покрылись плесенью, паутиной и ржавчиной, а вонь стояла такая, что глаза начинали слезиться. На столе были расставлены тарелки и горшки с едой. Видимо, намечалась трапеза, когда что-то заставило обитателей в спешке покинуть дом. Или кто-то…

Две другие комнаты, судя по вещам в обшарпанном комоде и облезлом шкафу, были комнатами взрослых, возможно, хозяев или их родственников. Много лет назад все эти вещи были дорогими и качественными, и даже сейчас можно было бы распродать их втридорога, вот только ни одной целой не было – все рваные, обожжённые.

Затхлость, грязь и разрушения нагоняли на юных исследователей жуть. Местами на стенах коридоров и комнат можно было разглядеть изображения герба с луком. Под таким гербом жили семьи охотников, и жили, стоит признать, в достатке. Также они выставляли таблички с гербом по периметру территории, на которой вели охоту, для солдат и гражданских, поскольку они могли стать жертвой шальной стрелы. Так они снимали с себя ответственность за случайно отнятую жизнь.

Энди старался ко всему прикоснуться, ощутить тактильно. Залезал в каждую щёлку, каждый шкафчик и ящики в надежде отыскать что-нибудь эдакое. Томлин брезговал касаться предметов, если они выглядели грязными или ржавыми. Такие вещи он раскидывал по комнате своим мечом, приговаривая:

– Говорил же, нет тут никаких волков. Всё это враньё! Но место, надо признать, любопытное. Эй! – принялся он вдруг кричать, чтобы заставить Энди нервничать. – Мы тут! Есть в доме кто-то, кроме нас?

Ответило ему только эхо.

Талия старалась держаться подальше от всего во избежание какой-нибудь заразы, которая за многие годы могла поселиться в пустующем доме. Но при этом она обхаживала и осматривала комнаты с какой-то ностальгией. Купер издали оценивал предметы на их странность или магическое прошлое, на которое здесь не было ни намёка.

Коридоры, на стенах которых кое-где висели картины с изображениями прежних хозяев, выглядели не просто мрачно, а жутко. Написанные углём картины висели на стене вдоль уходящей вверх лестницы, ступени которой заскрипели под ногами Томлина и Энди. Купер же считал, что если в этом месте и есть хоть что-то интересное, наверняка оно сокрыто от посторонних глаз в подвале, и потому отправился вниз, прихватив попутно свечу в подсвечнике.

В подвале было на порядок холоднее, тем не менее смрадный запашок тухлятины проникал в лёгкие, вызывая рвотные позывы. И всё же, не теряя мужества, Купер достиг тупика продолговатого коридора с распахнутыми настежь обгоревшими дверьми и пошёл обратно, по очереди заходя во все двери.

На первый взгляд здесь жили одержимые убийцы, маньяки и каннибалы, смерть которых была трагична и таинственна. С потолков свисали цепи с крюками. Дураку понятно, что за них подвешивали туши зверей, что до сих пор висели в некоторых комнатах. Рядом стояли разделочные столы с давно высохшими потемневшими пятнами крови, на них лежали ножи и топоры, которыми, как подсказала фантазия, они разделывали своих жертв. Сердце уходило в пятки из-за вида плесени, которая будто шевелилась в неверном свете свечи.

В этих помещениях, к несчастью, не было ничего интересного, то есть дорогостоящего и в отличном состоянии. Видать, давно всё обнесли. Не попал он лишь в одну комнату, что была заперта на замок. А вот последняя комната, расположенная ближе к выходу, сильно отличалась от остальных: она сохранилась в отличном состоянии, вещи были практически нетронуты временем и плесенью. Словно и по сей день в ней кто-то продолжал жить.

Комната была в два раза больше его жилища: справа стояла кровать, слева – сундук, а вдоль стены – шкаф и полка с тумбой, за которой пряталась детская кроватка. Нетронутый слой пыли на вещах говорил о том, что тут давно никого не было, правда, слой пыли был совсем незначительный. Может, тут никто и не живёт, но явно присматривает за этим местом, и нет уверенности, что этот кто-то не присматривает сейчас за ними.

Купер поставил свечу на тумбу и присел у сундука, который так и притягивал его взгляд. В сундуке были разные вещи: он поковырялся в хламе, покрутил в руках тряпичную чёрную маску и тут же отложил в сторону, заметив более интересную вещицу – прозрачное кольцо, сделанное из стекла. Точно такое же, как кольцо Талии, которое она никогда не снимала.

Жаль только, оно было ему мало. Купер сразу это понял, как только взглянул на кольцо, и всё же решил попробовать надеть его на палец. Что удивительно, оно село так, будто было сделано для него. Он, конечно, рассчитывал найти в этом месте что-то интересное, но в то, что кольцо магическим образом подстраивается под размер пальца своего владельца, верилось с трудом. Здесь довольно темно и совсем не удивительно, что в тусклом свете свечи размер кольца ему показался на порядок меньше действительного.