Докричись до меня шёпотом

© Калисто ла Фей, 2025

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2025

Пролог

Слова, сказанные в порыве неконтролируемых эмоций, могут стать проклятьем.

Калисто ла Фей

Небеса решили поиздеваться над людьми, чья доля и без того была тяжела. На дворе стоял октябрь. Дождь хлестал со вчерашнего утра и не желал заканчиваться, размывая дорогу, грядки с озимыми посевами. Он переполнял реки водами, вынуждая их выбираться из берегов. Сильные порывы холодного ветра делали невыносимой и без того отвратительную погоду. Они со свистом влетали в щели покосившихся домов и разносили по маленькой деревушке, насчитывающей всего с десяток дворов, крики мужчины. Ему было чуть за тридцать, высокий, широкоплечий, поджарый. Он стоял на коленях и старался перекричать завывания дикого северного ветра:

– Вы обещали ее спасти! Вы хуже демонов, что зарятся на наши грешные души, те хоть держат свое слово!

Группа людей смотрела на несчастного безучастно – им было плевать. Не в первый раз жертва погибала после обряда экзорцизма. Злой дух, что овладел женой врачевателя, был изгнан. Работа сделана. Что до самой женщины, то бедняжка не выдержала и умерла.

Да, ритуал пошел не по плану: разгневанный дух оказался слишком сильным, и это неудивительно. Впитав людское горе в раздираемой войной стране, он стал яростным и неподвластным контролю существом. Мятежный дух – наивысшая форма проклятой субстанции. Изгонять его – та еще морока. Ситуация у экзорциста складывалась не лучшим образом. Да что уж там, она была провальная.

Это изгнание оказалось куда сложнее предыдущих. Астрид, потерявшая дитя в тяжелых родах всего пару дней назад, была истощена и физически, и душевно. Хрупкая психика и ослабленное тело сделали ее идеальной мишенью для озлобленного духа. Призрак так глубоко проник и сросся с ее сущностью, что его изгнание превратилось в почти невыполнимую задачу.

Ритуал оборвался на середине заклинания. То ли один из лервитов[1] испугался, то ли ему не хватило духовной силы, но магические цепи, которые сковывали одержимую, порвались, и Астрид вырвалась на свободу, круша и расшвыривая все на своем пути.

Фолкор Хоув, плюнув на бесполезных учеников, обматерив их, а больше самого себя в мыслях, поклялся больше никогда не прибегать к их помощи. Под ошарашенные взгляды экзорцист стал читать заклинание на древнем языке. Не на латыни и даже не на руническом – на проклятом.

Волосы на спинах лервитов встали дыбом.

Истошно вопившая и ползающая по стенам и потолку женщина – картина жуткая. Когда же все это безумие стало сопровождаться наречием Ада, тонкая духовная организация клириков надломилась окончательно. Послышался глухой удар и отборная ругань Фолкора. Дух завопил, раздирая голосовые связки Астрид вместе с барабанными перепонками экзорциста. Казалось, от такого неистового крика кровь могла сменить свое направление в венах.

Тело одержимой духом женщины взмыло под самый потолок. Белые волосы, упавшие на лицо, не скрывали глаз. Налитые кровью, они мерцали безумием, норовя выпасть из орбит. Бешеный взгляд метался между лежавшими без сознания учениками и стоявшим в дальнем углу спальни экзорцистом. Слюна стекала по аккуратному подбородку, капая на дощатый пол. Суставы рук были вывернуты в обратную сторону. Глава семейства Хоув лишь тяжело вздохнул – он привык к виду одержимых. За последний год, который стал несказанно тяжелым для страны, затянутой в войну, он изгнал больше сотни мятежных душ.

Провернув запястье и щелкнув два раза пальцами, заклинатель призвал ритхуда[2] по имени Хагун, с которым у него был заключен договор. Явившись на зов, создание было, мягко говоря, обескуражено, на его морде читалось негодование:

– На кой черт ты вытянул меня из мягкой постели, старик? – вздернутая бровь демона поползла к основанию лба.

Подавившись воздухом от наглости рогатого, Фолкор запустил в того гримуаром.

– Да простят меня заклинатели, – рявкнул он в сторону призванного, попутно уворачиваясь от летевшего в него стула. – Совсем обнаглел, морда демоническая? Помогай давай!

Хагун демонстративно громко зевнул и перевел взгляд на одержимую:

– Плохи дела, человека не спасти. Эй, старикашка, будем выжигать изнутри.

Воздух в доме стал тяжелым. Мерзким и вязким, с привкусом железа и перетертой полыни. Хоув не любил заклятья демона, но выбор был невелик. Его подташнивало, и больше всего он боялся, что в самый ответственный момент сложится пополам, упуская из виду одержимую, допуская ошибку, которая станет для него роковой.

Вытащив из кармана заговоренный бумажный талисман, экзорцист уверенным голосом проговорил: «Глейниа», и в его руке материализовались четки. Он швырнул их в сторону одержимой, быстро сложил пальцы в печать и проговорил: «Сковать». Каменные шарики из зеленого драгоценного минерала начали расширяться в полете. Сковав в кольцо мятежного духа, Фолкор повернулся к демону и пропыхтел:

– Побыстрее никак нельзя?

– Ты разбудил меня среди ночи, потребовал помощи, теперь еще и торопишь? Может, сам справишься, трухля? – донеслось до слуха экзорциста.

Скрипя зубами, Хоув мысленно поставил пометку в голове «сжечь все вино Хагуна», он держался из последних сил. Астрид, которая верещала как банши у дома умирающего, начала разрывать оковы. Четки трещали.

– Быстрей давай. Сейчас вырвется, – кряхтел заклинатель.

Комнату озарил яркий ало-оранжевый свет. Очень сильно запахло гарью. В руках демона появился огненный лук. Натянув тетиву и прицелившись, ритхуд выпустил стрелу в брыкавшуюся женщину. Разящее пламя устремилось к мятежному духу и, пронзив сердце, окутало тело адским огнем. Человеческому телу пламя не причинило вреда, оно задевало лишь тонкую материю – душу, которую пожирал изнутри призрак.

Вопль девушки резал не хуже заточенного клинка. С одной стороны – долг, с другой стороны – человечность. Экзорцист выбрал первое, да и времени подумать не было. Да и не хотел он думать на этот счет. В юношестве он задавался вопросами морали, но со временем стало просто плевать. Всех не спасти. Мятежный дух был изгнан. Душа женщины погибла, осталось пустое безжизненное тело.

Не забыв вылить заговоренную воду на толстощекие морды бесполезных лервитов, чтоб те проснулись в конце-то концов от безмятежного обморока, Хоув направился к двери, растирая поясницу. И лучше бы он вышел через черный ход. Умная мысль настигла его с опозданием. Уже спустившись с крыльца, Фолкор увидел, как в его сторону бежал мужчина.

– Скорее всего, это муж несчастной, – проговорил один из его учеников, что семенили позади него.

Хватая ртом воздух и заходясь кашлем, перепачканный в грязи мужчина остановился. Хрипя, уперся руками в колени, пытаясь восстановить дыхание, вскинул голову и внимательно следил за теми, кто покидал его дом. Слова оказались лишними – все было ясно по выражению лиц служителей, очищающих дом от нечисти. Его жена умерла. Обессиленный, он рухнул прямо в лужу под ногами. Кричал, бил руками о вязкую жижу, расплескивая грязь, проклинал экзорциста:

– Когда молва о твоей семье разлетится по континенту, а слава вскружит голову твоим потомкам, настанет время, когда род Хоув потеряет свое величие. Все, ради чего старались годами, – сгинет. Я проклинаю тебя и твой род!

Экзорцист глубоко и устало вздохнул, оседлал коня и направился в город, где его ждала следующая жертва. Он мог бы предположить, хоть на секунду задуматься: все ли будет хорошо со вдовцом? Есть ли у него родные или друзья? Но ему было все равно. За долгую службу изгоняющего нечисть сердце экзорциста стало каменным. Работа и не более. Ни сострадания, ни любви, ни жалости. Ему действительно было все равно, у него и так ушло много времени на деревенскую одержимую.

Проводив тяжелым взглядом уезжающих, врачеватель поднялся с колен. Огромная липа, что росла рядом с его домом, под звуки дождя шелестом листьев оплакивала покойную. На какое-то время скрывшись в доме, он вернулся. Шлепая промокшими насквозь сапогами по грязевому месиву, тащил теперь за собой лестницу в сторону дерева. Пустота. В мыслях звенящая тишина, в душе огромная черная дыра и злоба, дикая и неконтролируемая. Приставив к стволу лестницу из обтесанных жердей, он перекинул веревку через толстую ветку. Впавший в отчаяние вдовец сделал петлю и, просунув в нее шею со словами, слетевшими с губ в порыве ненависти, повесился, рождая проклятье.

Глава 1

Как лягут карты

– Королевская пешка на e4.

– Ты что, старуха, пытаешься меня обыграть? – прищурил один глаз пожилой симпатичный мужчина.

– Куда уж мне тягаться с тобой?

В помещении клубился дымок, красивыми завитками выплывающий из курительных трубок. Легкий дурман расслаблял уставшие разум и тело. Развалившись в глубоких креслах, обтянутых оленьей кожей, пожилая красивая женщина в белоснежном платье и не менее пожилой мужчина в черном фраке пытались переиграть друг друга.

– Отличный сбор! Где ты, говоришь, его взял? – осматривая табак в трубке, поинтересовалась женщина.

– Мне посчастливилось нарваться на кустик в горах Мьюндора. Король Якьюба решил помереть именно в том месте, – выпустив завиток дыма, сообщил мужчина.

– Романтично. Там открывается прекрасный вид на долину.

– И я так посчитал. Следует заранее обеспечить себе местечко.

– Когда ты решишь откинуть пазнокти[3], эти горы превратятся в труху! – женщина бросила фразу немного надменно, наклонив голову набок.

Мужчина грациозно откинул подол фрака и, склонившись над шахматной доской, переставил черную пешку на f5, не обратив внимания на дерзость соперницы.

– Что-то я устала! – седая леди стала демонстративно растирать колено.

Бровь мужчины искривилась в такую дугу, что позавидовало бы деревенское коромысло.

– Так сколько тебе лет-то? Всего-то ничего, – подкурив новый пучок сухостоя, поинтересовался он.

– Перевалило за…

– Вот и я говорю – молодушка!

Затянувшись покрепче, женщина выпустила струю дыма, и та растворилась в полумраке помещения.

Стены комнаты, высеченные в горе, рассказывали историю зарождения миров. На одном из барельефов стояли друг напротив друга четыре Божества – Созидания, Времени, Пространства и Исхода, они протягивали руки к центру и вливали магию в сферы, чтобы наполнить их жизнью.

Женщина, внимательно рассмотрев каждое из старейших существ, перевела взгляд на своего оппонента в игре.

– Не нравится мне, как звезды нынче светят. Что-то намечается в мирах. И я решила найти себе замену, – поджав губы, она сделала ход.

Мужчина одобрительно качнул головой. Не той мысли, что сидящая напротив решила увильнуть от обязанностей, а тому, что в мирах действительно стало неспокойно.

– Да будет тебе, возьмем вина и, как в прежние времена, сядем наблюдать, как убивают друг друга непримиримые враги! – пытался он воодушевить свою соперницу.

Повалив вражескую фигурку, вырезанную из бивня вепря, женщина поставила свою пешку на место павшей черной.

– Это ты приходишь, когда считаешь нужным, а мне надо быть на месте спозаранку, раньше всех. Устала я, покой мне нужен, – покачала головой седовласая.

За перемыванием друг другу вековых костей партия в шахматы продолжалась.

Мужчина во фраке осторожно достал из табакерки пучок сушеной травы, расправил его в руке и аккуратно уложил в трубку, тщательно утрамбовав подушечкой пальца. Его движения были неспешными, почти ритуальными. Затем он протянул руку к камину, в котором догорал огонь, и с легким щелчком призвал тлеющий уголек. Искра вспыхнула в воздухе и, послушно подчиняясь, опустилась на траву, заставив ее затлеть с мягким дымным ароматом. Он шумно причмокнул и, втянув воздух, сделал очередной ход.

В дверь постучали.

– Кому это тут не терпится умереть? – поинтересовалась женщина.

Откинувшись на спинку кресла, мужчина подпер гладко выбритый подбородок кулаком.

– Да есть тут один неугомонный конвоир. Ходит не одно десятилетие и клянчит, чтобы ему в помощь кого-нибудь назначили.

– Так назначь, что ты скупишься? – развела руки в стороны седовласая женщина.

– Так некого! – взбрыкнул мужчина. – Работать никто не хочет. – И, укоризненно сощурив глаза, уставился на сидящую напротив… он и мог бы назвать ее бабулей, да язык не поворачивался. Она была прекрасна в своем облике. Не женщина, не старуха, не девица.

– Ферзь на h5. Шах и мат! – победоносно произнесла та.

– Тьфу ты!

– Шахматы никогда не были твоим коньком, давай сюда своего короля. – И, победно откинувшись в кресле, женщина улыбнулась.

В дверь вновь постучали, но уже с большим энтузиазмом.

– Войдите! – прогремел, словно раскат грома, голос мужчины во фраке.

Дверь с тихим скрипом отворилась, и высокий поджарый мужчина тридцати лет в черном кителе склонился в поклоне перед сидящими.

– Стейнер, если ты снова со своей просьбой, то в тысячный раз повторяю – свободных рук нет. Да и с тобой работать никто не хочет, – запричитал он.

Женщина, расправив подол без того идеально выглаженного белоснежного платья, стала рассматривать вошедшего.

– А ты красавчик. Что ж не найдется бабенка, которая за красивые глаза будет с тобой работать? Эх, была бы я на тройку сотен лет помоложе…

– Скорее уж на тройку тысяч, – не отрывая взгляда от шахматной доски, процедил сидящий в кресле мужчина во фраке, скрипя зубами.

Стейнер, мягко говоря, опешил, но виду не подал, лишь слегка склонился и произнес:

– Миледи, я занимаюсь мятежными и мучениками.

Седовласая женщина сморщила нос. Она ощутила ауру вошедшего еще тогда, когда он стоял за дверью. Таких не любят даже в месте, подобном этому. Ей стало немного жаль его.

– Я подумаю. – Указав на дверь, сидевший в кресле мужчина поднялся и направился к столу.

Стейнер поклонился и, пятясь, стал отступать назад.

– Хорошие манеры, – проговорила женщина, когда дверь закрылась. – И за что ты так с мальчишкой? Я успела прочитать его душу, и история его жизни очень печальна, – покачала головой седовласая.

Перебирая пергаменты с данными о своих служащих на резном каменном столе, мужчина тяжело вздохнул. Триста лет назад он не развеял несчастного, как было положено. Самоубийцы не перерождаются, и их души не отправляются в Ад. Они стираются из летописей мироздания навсегда. Но за свою короткую жизнь тот смертник успел сделать немало добра в прогнившем мире. Тогда он пожалел Стейнера и предложил работать на него до того момента, пока тот не найдет ключ к своему перерождению. Минуло три века, а конвоир мятежных душ так и не сдвинулся с мертвой точки.

– Я бы и рад ему помочь, но возможности пока не представилось, – мужчина во фраке бросил на стол старые пергаменты.

– Тогда мы создадим эту возможность сами, – проговорила женщина. Она достала из своей сумки потертые карты и принялась их тасовать.

На стол легли три изображения.

Мужчина во фраке вновь уселся в кресло и с интересом посмотрел на карты висельника, темного проклятья и королевы.

– Сыграем? – заговорщически спросила Верховная Банши.

– Раздавай! – ответил Смерть.

Глава 2

В стенах родных как в крепости

Ледяная волна пробежала вдоль позвоночника, словно предупреждая о чужом магическом присутствии. Сонная нега исчезла без следа, когда Риган Хоув резко вскочила с кровати. Она прищурилась, настороженно окидывая взглядом каждую тень, каждый уголок и деталь своей комнаты. Все было как обычно: в дальнем углу стоял массивный деревянный стол из темного орешника, его украшала огромная ваза из мутного стекла с бутонами красных маков, а на углу столешницы неуклюжей стопкой громоздились пергаменты. Она, взглянув на них, фыркнула и насупила носик.

Мимолетным взглядом пройдясь по полу, на котором был расстелен искусно сотканный тонкий ковер, когда-то привезенный ее далеким предком из Восточной Империи Хинаяна, она остановилась на рисунке цветущей дикой сливы.

«Символ стойкости к невзгодам судьбы, – промелькнуло в мыслях девушки. – Не работает!»

Она скользнула взглядом дальше, к прикроватному столику с графином воды и кубком, и пришла к выводу, что чье-то присутствие в комнате ей лишь показалось. С этим решением она плавно спрыгнула с кровати и направилась к противоположной стене. В массивном камине догорали поленья и не дотлевшие листья папоротника, которые Риган старательно клала каждую ночь перед тем, как отойти ко сну. Хозяйка спальни издала смешок. Глупые люди в самую короткую летнюю ночь искали цветок, но не находили. Папоротник не цвел, и, если бы простаки знали секрет, было бы достаточно собрать его листья и сказать пару-тройку слов на древнем наречии. Но этим секретом род Хоув не делился, ибо зарабатывал на этом деньги и славу, которая, между прочим, стала угасать. Стремительно.

Хоув смотрела на переливающиеся ярко-оранжевым цветом тлеющие угли, когда боковым зрением уловила шевеление сбоку. Резко развернувшись, она во все глаза уставилась на висевший между двух мягких кресел гобелен. Тяжелая плетеная ткань легонько подрагивала.

– Да перестань меня пугать! – прокричала девушка в пустоту комнаты и, подлетев к стопке дров, на которой покоилось несколько пучков сушеного чертополоха, схватила веник и запустила в камин. Сухостой вспыхнул моментально.

– Не поможет! – прозвучали слова в полутьме, но Риган их не услышала, как и не увидела того, кто их произнес. Развалившись в кресле и наблюдая за действиями хозяйки спальни, незваный гость громко зевнул. Демон, заключивший контракт с семейством почти четыре сотни лет назад, с недавнего времени начал подшучивать над Риган. Он перекладывал ее вещи, прятал защитные амулеты, шептал на ушко всякие пошлости и колыхал воздух магией ветра.

– Издевайся над кем-нибудь другим! – топнула ногой девушка.

Хагун иронично осмотрел И-Ри. Так он прозвал ее с рождения, что на языке рун переводилось как «ключ». Длинные иссиня-черные волосы струились по плечам и ниспадали до поясницы. Тонкий хрупкий стан, темно-карие, почти черные, глаза, пухлые губки и тонкий королевский носик. Она пока не соответствовала своему дарованному имени: Риган с древнего языка значило «королева». До нее она еще не доросла, но за принцессу сходила. В ночь, когда родилась девочка, стоял такой плотный туман, что даже на расстоянии вытянутой руки ничего не было видно. Глава семейства увидел в этом мистический знак: обещание спасения увядающего рода. Ритхуд же тогда перевел взгляд со старика на плотный сгусток, что затянул в свои оковы, словно в саван, весь город, и пришел к мысли, что судьба у человеческого дитя будет очень интересной. С той ночи минуло двадцать лет, а он так и не нашел причину, которая заставила его выделить среди всех детей именно эту девочку. Одно демон знал точно: интуиция его никогда не подводила.

Вынырнуть из воспоминаний помогли долетевшие до его слуха недовольные причитания. Резко выставив длинную ногу вперед, Хагун смотрел, как И-Ри споткнулась и, как в заклинании замедления времени, плюхнулась на ковер. Улыбка коснулась тонких темно-бордовых губ ритхуда. В его демонической душе вспыхнул огонек удовлетворения при виде того, как хозяйка комнаты, запутавшись в ночной сорочке, пыталась подняться на ноги. Когда же ей все-таки удалось принять вертикальное положение, юная Хоув развернулась к двери так резко, что копна густых волос хлестнула его по лицу. Проказник зашипел.

Риган стремглав рванула из комнаты, и еще спящие на тот момент обитатели поместья проснулись от девичьего визга: «Прадедушка-а-а!»

Глава 3

Место мне в тени

Риган пыталась успокоиться, рассматривая голые ступни. Пальцами ног терзала шкуру гигантского белого медведя, что была расстелена почти по всему периметру спальни. Не осмеливаясь взглянуть на главу рода, она с запоздалой ясностью поняла, что ее приход сюда был роковой ошибкой.

Запах воска и мятной мази, которой так щедро смазывал суставы ее родственник, витал в комнате. Густой настолько, что, казалось, его можно было потрогать. С каждым новым вдохом он сильнее сковывал грудную клетку, подобно мифическому змею окольцовывал свою жертву и желал задушить. Слишком тяжелый, словно могильная плита. От него ей становилось все больше не по себе. Даже дурно. К горлу подступил ком, и Хоув посильнее вжалась в кресло, желая раствориться в воздухе под пристальным взором черных глаз хозяина спальни. Его взгляд сжигал заживо и унижал безмолвно.

Стараясь дышать через раз, Риган скользнула взглядом по стенам, что были исписаны древними защитными заклинаниями, пропитанными наследием рода. Для нее это были нечитаемые символы. Сотни раз под присмотром главы семейства она пыталась пропустить через себя магию и смысл слов, но все было бесполезно.

– Ты видишь его? – громогласно разнесся по комнате мужской голос. От него хотелось превратиться в пыль, в песчинку, маленькую и незаметную.

Прийти сюда за поддержкой и защитой оказалось огромной ошибкой. Ее охватили сожаление и горечь, будто события прошлого повторялись вновь.

Хоув знала ответ, ей не нужно было смотреть в том направлении, куда указывал прадед. И она лишь отрицательно покачала головой.

– Бестолочь бесполезная! – с надрывом произнес глава рода.

Она вновь опустила взгляд на свои ступни и окончательно для себя решила, что невозможно дотянуться до света звезды, будучи ползучим гадом. Место ей в тени. Ей и всем родившимся после прадедушки. Слишком недосягаемый он был, как пролетающие по небосводу кометы.

Вилфред Хоув носил имя миролюбивого человека, но таким не являлся. Он был единственным живым представителем рода, который мог видеть и взаимодействовать с потусторонним. С каждым годом численность семейства росла, гонимая желанием старшего вернуть имя сильнейших экзорцистов страны. Шли годы, но ни в одном из потомков не открылся дар. Было, правда, одно исключение, и ему приходилось ой как несладко. Лютер Хоув отдувался за всех. Мальчишка, в котором с рождения теплилась маленькая искра магии, мог разглядеть смутные очертания будущего. Он стал надеждой прадеда и его учеником. С первым лучом солнца правнук направлялся в покои главы и с наступлением сумерек их покидал. Возжелав обучить будущего наследника всему, что знал он сам, Вилфред брал его на ритуалы экзорцизма, спиритические обряды и на поминальные службы. Казалось, что все наконец стало налаживаться.

Так было ровно до того момента, пока четыре года назад, в обычное июльское утро, рассвет не окрасил небо в багровые краски осени. Риган хорошо помнила тот день. Кругом стояла мертвая тишина, как на заброшенном кладбище. Крохотная желтая зарянка, для которой Хоув сколотила из разноцветных дощечек домик, не запела рассветную серенаду. Лютер вернулся после изгнания мятежного духа, куда их с прадедушкой вызвали прошлой ночью. Его одежды были окроплены алым. Тяжело дыша, он толкнул ворота и шагнул во внутренний двор поместья. В его взгляде застыло отчаяние. Троюродный брат походил на человека, который еле спасся от стаи диких волколаков[4]. Лоскуты одежды покачивались в такт его коротким шагам и надрывным вдохам.

Риган всегда задавалась вопросом: на что готов пойти глава семейства, чтобы вернуть силу имени?

– На все! – с придыханием произнесла она сама себе. Хоув была облачена в шелковое платье королевского синего цвета. Когда-то дорогое, но уже со временем потертое.

Прихрамывая, Лютер удалился в свои покои. Никто так и не пришел его поддержать. Слабость не в почете у семьи.

Не нужно быть гением, чтобы понять, что случилось. Обитатели поместья прочитали все на лице Вилфреда, который практически сразу вошел за своим внуком на территорию поместья. Желваки на его лице ходили ходуном, тонкие губы были поджаты, а взгляд метал адское пламя, будто желал сжечь всех, кто попадется под его немые проклятья.

Спустя неделю Лютер достиг своего совершеннолетия, и магическая искра, что теплилась, потухла. Без того уже замкнутый и зашуганный бесконечными недовольствами прадедушки, парень свихнулся окончательно. Он забился в самое дальнее и холодное крыло поместья и практически не покидал его.

Однажды поздней ночью, ослушавшись приказа главы семейства, Риган взяла с собой заранее приготовленную корзинку для пикника с остатками ужина и решила проведать брата.

По длинному коридору, который вел в нужное крыло, гулял ветер, напевая тоскливую мелодию умирающего имения. Эту часть дома перестали использовать уже больше десяти лет назад. Она больше не отапливалась зимой и после урагана не восстанавливалась. Выбитые порывом ветра, когда-то искусно расписанные витражи радужными осколками рассыпались по полу холла восточного крыла. Отражая лунный свет, кусочки стекла рисовали причудливые узоры на покрывшихся плесенью стенах. Пахло болотными топями, тленом и умирающей историей имени Хоув.

Затаив дыхание и сделав последние пару шагов, Риган постучала в нужную дверь. Она и не надеялась на ответ, просто повернула резную ручку из оленьего рога, толкнула преграду и вошла в спальню брата.

Лютер сидел в глубоком кресле, укрывшись старым пледом из шерсти горного быка. Черты его лица исказились. Он был старше всего на пару лет, но теперь Хоув видела в нем взрослого мужчину, который прошел через несколько войн. Солдата, что видел смерть и сам ее дарил.

Половица скрипнула под ногой, когда она сделала шаг в сторону брата. Мужчина перевел на нее пустой взгляд.

Сегодня он был вымыт, одет в новые одежды. Подбородок гладко выбрит, а волосы были аккуратно зачесаны назад. Когда-то по нему сходили с ума все девицы Ивердуна. Высокий, статный, красивый как божество на рисунках древних фолиантов. Наследник Хоув подавал большие надежды, а девушки на выданье кружили вокруг него как мотыльки у пламени. Но то время прошло. Сейчас он напоминал иссохший труп, который, вопреки всему, продолжала согревать живая душа.

Сердце кольнуло, и слезы подступили к глазам. Пододвинув поближе к брату столик, Риган стала выкладывать на него содержимое корзины. Аккуратно разложив еду и налив остатки вишневого вина, выкраденного из старых запасов в подвалах поместья, она взяла один из кубков и вложила его в ледяную руку Лютера. Когда его пальцы сомкнулись на бокале, легкий звон стекла разрезал тишину спальни.

Дзынь.

Оба молчали. Они, собственно, и раньше-то не общались. Хоув еще раз окинула взглядом стан сидевшего напротив молодого человека. Мысленно поблагодарила старую нянечку за то, что втайне от главы рода приходила заботиться о брате. Поблагодарила судьбу за то, что та не наделила ее магическим потенциалом, что она не пережила все то, что выпало на долю сидящего рядом.

Чиркнув огнивом, она подожгла маленькую свечку на куске яблочного пирога и протянула молчаливому брату.

– С днем рождения, Лютер!

Пытаясь сбросить с себя болезненные воспоминания, Риган встрепенулась в кресле. Проклиная себя за слабость, она посмотрела в сторону двери, желая как можно быстрее покинуть спальню прадедушки.

– Убирайся с глаз моих, никчемная! – рявкнул глава рода.

Его слова прозвучали как сигнал к отступлению. Хоув вздрогнула, вскочила и рванула к выходу, окончательно решив – ее место в тени.

Глава 4

Намеченное будущее

Золотые рыбки в пруду колыхали водную гладь. Синева поверхности отражала плывущие в небе кучерявые облака. Легкий майский ветерок ласкал кожу. Риган протянула руку к проплывающему рядом крохотному существу. Куснув загрубевшую кожицу пальцев девушки, рыбка уплыла в глубь водоема, на прощание вильнув плавничком.

«Выйдешь замуж за кузнеца», – слова прадедушки отбивали набат.

Нареченный, Авель Гунтред, происходил из обеспеченной семьи ремесленников. Хороший парень. Она пару раз видела его и общалась с ним на ярмарках Ивердуна. Симпатичный, но немногословный. Такой же грубоватый и угловатый, как его инструменты, которыми он подковывал лошадей и ковал мечи в подарок знати. Талантливый, но скучный и холодный, как кусок железной руды.

И не то чтобы Риган верила в сказки. Нет. Ее жизнь давно перестала быть пределом мечтаний. Хоть она и была рождена в благородном роду, работала как служанка, только бесплатно.

Спозаранку Хоув поливала грядки, полола картофель, драила полы поместья и стирала вещи, таскала ведра с реки, что пролегала недалеко от огорода. Не готовила – не было таланта. Пару раз пробовала, но получала подзатыльники за испорченные продукты.

Поместье увядало. Умирало, тихо поскрипывая деревянными балками, шорохом крошившегося фундамента, перезвоном осколков разбитых витражей и завыванием ветра в бесконечных коридорах.

Свободное от работы время она проводила в семейной библиотеке. Просматривала старые записи обрядов, пыталась найти тот переломный момент, который стал ключом к проклятью. Сколько ни перечитывала о проведенных ритуалах экзорцизма, все они были по одному образцу. Менялся только результат. Очень много погибших было во времена самого расцвета их фамилии, когда главой рода был Фолкор Хоув. В те года шла война и появилось немыслимое количество мятежных духов. Старые пергаменты пестрели десятками имен тех, кто не пережил обряд, но кто мог заточить зуб на клан экзорцистов, из прочитанных записей было неясно. Может, это вовсе была обиженная женщина, которая не смогла породниться со знаменитым семейством, или же мужчина, чью жену увел один из дальних любвеобильных родственников. Не теряя надежды, Хоув собрала в стопку все записи с погибшими и отнесла в свою комнату, решив, что однажды она раскроет эту тайну.

Риган сидела под тенью плакучей ивы, поджав колени, и перелистывала страницы бесполезного талмуда, что когда-то дал ей прадед. Как ни старалась, но высшее наречие не желало покоряться. К несчастью, – а может, и слава всем Божествам, – ей это было неподвластно.

Хоув знала, что в доме живут сущности. Демонические создания, которые когда-то давно были приняты ее предками и стали хранителями от злых сил. Но она их не видела, только ощущала присутствие. Когда в жаркий августовский день по позвоночнику проходила ледяная волна, или предметы находились не на своих местах, или пламя вспыхивало в камине, словно масла плеснули, или, что происходило чаще всего, тяжелые шторы и вековые гобелены колыхались сами по себе в безветренную ночь. И все же это наводило жуть. Не очень радужная перспектива: знать, что, может, кто-то за тобой подглядывает, когда ты сидишь на ночном горшке.

Рядом с Риган с глухим стуком что-то упало и закатилось под подол. Подцепив край льняного сарафана, девушка откинула ткань. Взору явилось надкусанное наливное яблоко. Затаив дыхание, она подняла глаза и стала вглядываться в ветви ивы, прекрасно зная, что никого там не увидит. Пытаясь преодолеть страх, сделала пару глубоких вдохов и как на духу протараторила:

– Хагун, прекрати меня пугать!

Солнце клонилось к закату, а это значит, что пора выдвигаться в сторону огорода. Хлопнув книгой, Риган поднялась и направилась в сторону кильдейки[5], в которой хранились садовые инструменты. Ручки ведер тихонько поскрипывали в такт шагам идущей. Протоптанная дорожка сквозь дикий бурьян тянулась от огорода до реки, что неторопливо несла свои воды, беря начало у подножия гор.

Присев на мостике и зачерпнув воды, Хоув заметила смутные очертания чужого отражения на дрожащей глади. Кристально чистая поверхность на доли секунды вспыхнула ярким светом, словно огнивом чиркнули. По позвоночнику прошел жар, и Риган, ощутившая толчок в спину, полетела в реку.

Барахтаясь в воде, она пыталась найти устойчивое положение. Когда камни на дне, поддавшись ее усилиям, сдвинулись, уступая место для ног, Хоув начала лупить по воде со всей мочи, ругаясь и проклиная на чем свет стоит демона, который к ней прицепился.

Хагун восхищался набором бранных слов, что вылетали изо рта девушки, и задавался вопросом: почему она ему так нравилась? Из всех обитателей поместья он любил издеваться именно над ней. Он не раз вспоминал тот мистический туман, который окутал Ивердун, столицу Эгитеи, в момент ее рождения, и отметил про себя, что все это неспроста и эта кричащая девочка разбавит его скучную жизнь. Возможно, его вновь ожидают приключения, как когда-то с Фолкором, не побоявшимся заключить контракт с демоном. А когда судьба выкинет фортель и что-то произойдет в жизни его И-Ри, он, как и положено, встанет с ней плечом к плечу и будет поддерживать.

Хотя про плечи он загнул. Хоув доставала ему до пупка. И сейчас Хагун смотрел, как она вынырнула из-под воды и, держа камень, резко замахнулась в его сторону. Галька улетела в бурьян.

Что ж… Когда-нибудь это произойдет.

С горем пополам взобравшись на деревянный мостик, Риган запуталась в подоле, что прилип к телу, и, запнувшись о свои же ноги, рухнула в заводь. Наполовину в грязи, наполовину в тине, она выглядела как утопленница. От белого сарафана не осталось и следа, в черных волосах застряла ряска. Она попыталась вычесать пальцами приставучую траву, но это не дало результата. Мокрая и злая, топала в сторону поместья, молясь, чтобы не попасться никому на глаза. Уже стоя перед зеркалом в своей спальне и разглядывая отражение, она поняла, как жалко выглядит.

Взгляд зацепился за белоснежное свадебное платье, которое висело в дальнем углу комнаты как бельмо на глазу, напоминая о приближающейся дате венчания.

– Да будь оно все проклято!

Пробубнив себе под нос пару крепких словечек, адресованных источнику всех ее проблем, она схватила в одну руку халат, в другую мокрый сарафан и голышом, на цыпочках стала красться из комнаты в сторону бани.

– Надеюсь, ты не подсматриваешь.

– Ой, что я там не видел! – раздалось в ответ, но Риган не услышала.

Глава 5

По вине судьбы жестокой

Королевство Эгитея славилось мягким климатом. Зимой выпадал редкий снег, а на следующий день от него не оставалось и следа. Лето было теплым и всегда солнечным. Благодарности землевладельцев, которые взращивали на своих угодьях различные культуры, обогащая казну страны, не было предела. Но как бы ни была прекрасна эта земля – это не родина. Хоувы перебрались сюда чуть больше восьмидесяти лет назад. Даже не так – бежали. Их никто не выгонял, за ними никто не гнался. Прапрадед, заметив за своими потерю дара, решил покинуть родные края и перебраться подальше от слухов и злой молвы. Но от себя не убежать.

Риган шла по центральной улице Ивердуна и наслаждалась царящей атмосферой городской суеты. По сторонам широкой мощеной дороги стояли трехэтажные разноцветные домики с ажурными занавесками и цветочными горшками на окнах. На первых этажах расположились всевозможные магазинчики: бакалейные, пекарни, из которых выплывал аромат свежеиспеченного хлеба, салон модистки, из открытого окна которого было слышно щебетание девиц, фруктовые и овощные повозки и многочисленные лавки с утварью на любой вкус и кошелек.

Мелодичный перезвон колокольчиков от ловца духов привлек внимание Хоув. Посмотрев в ту сторону, откуда доносился звук, она подошла к магазину. Деревянная вывеска над входом гласила – антикварная. Толкнув скрипучую дверь, девушка словно вернулась на несколько десятков лет назад.

Запах пыли, старого дерева и тканей, которые долго лежали в сундуке и отсырели, ударил в ноздри. Риган чихнула и почесала ладонью нос. Откуда-то из-за прилавка послышалось бодрое:

– Будьте здоровы.

Высунувшийся старичок в круглых очках с толстыми линзами и буйной копной седых волос на первый взгляд походил на сумасшедшего алхимика. Его старый, местами потертый зеленый дублет был ему великоват и висел мешком. Побрякивающее на шее ожерелье из морских ракушек тоже не добавляло ему авторитета.

– Чего угодно, юная мисс… – вопросительно вздернул широкие седые брови хозяин лавки.

– Хоув, – тихо проговорила Риган, словно стыдясь своей фамилии.

– Ах вот как, ну осмотритесь. – И, снова нырнув под лавку, старичок загремел чем-то тяжелым, потеряв интерес к покупательнице.

Риган стала осторожно пробираться мимо стеллажей. Старинные гобелены, картины, рыцарские доспехи, ничего, за что мог зацепиться взгляд. Послышалось тихое тиканье и позвякивание. Обойдя начищенный до блеска щит и завернув за угол стеллажа, она увидела яркую фарфоровую кошку. Та сидела в неестественной для своего вида позе, откинувшись на задние лапы и привстав, и качала лапкой, к которой была прикреплена цепочка. На посеревших от времени позолоченных звеньях висел такой же окисленный от соприкосновения с воздухом кулончик. Аккуратно подцепив пальчиками темно-золотую нить, Риган рассмотрела цветок в виде четырехлистного клевера.

– Какая удача!

Постучав по прилавку несколько раз, чтобы на нее обратили внимание, она улыбалась, и не было предела ее счастью.

– Одна золотая монета, – с энтузиазмом протараторил старичок.

Зубы скрипнули, и улыбка стала сходить с лица.

– За медную подвеску золотую монету?

– Именно так и ни медяком меньше.

Последний раз взглянув на позолоченный клевер, Риган аккуратно положила украшение на прилавок и, резко развернувшись, зашагала прочь из антикварной лавки.

Ноги несли ее в квартал оружейников и подмастерьев, куда ее ранее послал прадедушка, велев извиниться перед женихом за недостойное поведение.

Звон ударов молотов о наковальню, запах раскаленного железа и шипение воды разносились по улице. Подойдя ближе к оружейной семьи Гунтред, она застала своего нареченного за работой.

– Авель, можно тебя отвлечь?

Парень, оторвавшийся от работы, пристально посмотрел на Риган, отчего у той по спине прошел холодок.

– Я бы хотела извиниться за то, что насыпала тебе соль в чай.

– Извинения приняты, что-то еще? – сухой безэмоциональный голос будущего супруга рубанул как лопата по картошке.

Риган поежилась и стала переминаться с ноги на ногу, не зная, как продолжить беседу. Когда семейство Гунтред пришло в поместье для знакомства с невестой, ее попросили обслужить гостей. В надежде разорвать помолвку она не придумала ничего лучше, чем сыпануть соли в чай гостям. Глупая затея. Риган получила такой нагоняй от главы семейства, что век не забудет не только она, но и родные. Однако результат остался прежним – юная Хоув ничего не изменила. Что такого сделал или сказал прадед, чтобы оружейники не передумали, она не знала.

– Неужели тебя устраивает наша помолвка?

– Мне все равно. Ты или другая девица, есть ли разница? Родишь детей, будешь смотреть за хозяйством, ублажать мужа. Что, не справишься?

Риган подавилась скапливающимся в кузнице воздухом – горячим и плотным. Огонь, напоминающий тот, который горел в горне, сейчас с той же силой пылал и в ее душе. Как и любая девушка, она мечтала о любви.

Взаимной, нежной и страстной, но с Авелем ее это не ждало. Сухо ответив «ясно» и сжав зубы с такой силой, что свело челюсть, Риган развернулась к выходу из мастерской и направилась в сторону дома, проклиная свой род.

Ранним утром ее разбудила тетушка. Направила в бани и приказала отмыться до скрипа. Вечером она станет Риган Гунтред. Все было как в тумане. Родные сновали туда-сюда, болтали о чем-то, а она словно опьяненная поддакивала им, не разбирая сказанного.

Вечерело. Вновь, как двадцать лет назад, город стало окутывать плотным туманом. Живые обитатели поместья были слишком заняты приготовлениями, чтобы обратить на это внимание, но это не ускользнуло от острого взгляда Хагуна, который сидел на крыше поместья и вглядывался во мглу, выплывающую со стороны леса.

Стоя перед зеркалом в своей комнате, Риган, одетая в свадебное платье, рухнула на колени и дала волю чувствам. Надрывные всхлипы смешивались с такими же бормотаниями и проклятьями, от них становилось холодно, как от кладбищенской сырой земли. Горькая, как перетертая полынь, обида сдавливала горло, а грудную клетку жгло от чувства несправедливости. Когда слез не осталось, а скулить из-за саднившей гортани было невозможно, Хоув поднялась с ковра и очертила взглядом рисунок цветущей дикой сливы.

По вине жестокой судьбы она сейчас выходит замуж за человека, которого не любит и который не любит ее. Ничего радостного ее впереди не ожидает, но и раньше ее жизнь нельзя было назвать счастливой и беззаботной. Те ужасные вечера, когда прадед брал ее и других детей с собой на ритуалы, так и остались в памяти самыми жуткими ночными кошмарами…

Тут она посмотрела на гобелен.

– Хагун, если ты здесь – дай знать, – прохрипела Риган, утирая слезы ладонями.

Ответом ей было колыхание ткани.

– Что мне делать? Меня разрывает долг перед семьей. Эта помолвка даст возможность моему роду жить, но я не хочу такой судьбы.

Дверь тихо скрипнула и отворилась. Она ощутила толчок в спину.

– Бежать? Но куда? У меня нет ни денег, ни талантов. Что я буду делать одна в большом открытом мире?