 
			
						Глава первая
Привет, я Надя. И сегодня 30 декабря, а это значит, что я бегаю по переполненному торговому центру с лицом, выражающим легкую панику, в безуспешных поисках подарков. Как всегда, всё в последний момент. А всё потому, что у меня конкретный завал на работе. Вместо того чтобы в спокойной обстановке составить список и обдумать каждому родственнику душевный презент, я вчера до десяти вечера сводила квартальный отчет. Мой мозг вместо «купить маме шаль, а папе книгу о морских путешествиях» выдавал исключительно цифры и графики.
– Ну вот, опять, – ворчала я сама себе, протискиваясь между стендом с пахлавой и горой искрящихся гирлянд. – Все нормальные люди уже месяц как с подарками определились, а ты как сумасшедшая.
Вишенкой на торте моего стресса был билет на поезд. Заветный, последний, купленный за бешеные деньги. Он лежал на самом дне сумки и словно дразнил меня: «Успей, а то останешься встречать Новый год одна в пустой квартире под завывание вьюги и старый фильм по телевизору». Я схватила с полки первую попавшуюся подарочную коробку с надписью «Новогоднее настроение», внутри которой загадочно поблескивали банки с чем-то. «Бабушке, – быстро решила я. – Скажу, это элитный чай. Она не разберет». Потом поймала себя на том, что рассматриваю свитер с оленями для отца, который он бы ни за что не надел. Чувство вины накрыло с новой силой. В голове звенел голос старшей сестры, Кати: «Ты обязательно будь, Надь! Без тебя Новый год не тот! Мама переживает, что ты вечно одна!» Это «вечно одна» било точно в цель. Катя, идеальная мать и жена, всегда знала, что сказать, чтобы я почувствовала себя законченной неудачницей в своем одиночестве и вечной гонке.
Сумка пинала меня по ноге, намекая, что место в ней еще есть, а вот времени уже нет. До отправления моего «последнего шанса» оставалось чуть больше трех часов. Нужно было мчаться домой, бросать вещи в чемодан и нестись на вокзал. Я вздохнула, посмотрела на свою авантюрную покупку для бабушки и понеслась к кассе, мысленно составляя список: зубная паста, пижама, зарядка для телефона… Подарки? А, да, вот же, почти все. Почти.
– Главное успеть на поезд, – твердила я себе, пробиваясь через толпу с коробкой-загадкой. – Успеть на поезд, а дальше всё будет хорошо.
Я еще не знала, насколько ошибалась. Расплатившись с покупками, я выбежала из магазина, уже мысленно перебирая вещи в шкафу, и… буквально наткнулась на что-то мягкое и пухлое в пуховике цвета фуксии.
– Ой, Надь, привет!
Передо мной сияла улыбкой Светка, моя бывшая однокурсница и главный новостной ретранслятор города. В ее глазах читалось столько непереданных сплетен, что хватило бы на все новогодние выпуски новостей.
– Светик, – застонала я, пытаясь перевести дух. – Если ты сейчас будешь рассказывать все новости за неделю, то давай ты сделаешь это в следующем году, ладно? Я на поезд опаздываю.
– Надь, я не долго! Пять минут! – не сдавалась она, хватая меня за рукав, словно боясь, что ее лучший слушатель сбежит. – Ты представляешь, Ленка из нашего потока вышла замуж! И не просто замуж, а за того самого, помнишь, который на пары на «Порше» приезжал? А оказалось, что «Порше» был арендованный, и теперь они живут у ее родителей!
Она выпалила это все на одном дыхании, глядя на меня с ожиданием реакции. За ее спиной я увидела, как на табло отсчитываются минуты. Мои минуты.
– Свет, счастья Ленке и ее принцу на арендованном коне, – проговорила я, пытаясь аккуратно высвободить рукав. – Но мне правда бежать. С Новым годом!
И, не дожидаясь ответа, побежала на выход, оставив Светку с ее невысказанными новостями на пороге нового, богатого на события, года. В голове отдавалось эхо ее голоса. «Пять минут». Эти пять минут могли стоить мне встречи с семьей. И почему-то уже в эту секунду мне показалось, что это дурное предзнаменование. Я рванула к эскалатору, протискиваясь между неторопливыми покупателями. В ушах стучало: «Поезд, поезд, поезд…» От этого мантра-стука я и не рассчитала рывок, когда делала последний шаг на движущиеся ступеньки. Моя нога неудачно ткнулась в стык, я отчаянно замахала руками, пытаясь удержать равновесие, и хруст. Проклятые пакеты, на которые я взгромоздила все свои подарки, предательски подвели. Дно самого нагруженного расползлось по швам, и всё его содержимое с грохотом и покатым звоном посыпалось на эскалатор.
– Да ну нет! Да ну, почему сейчас?! О Господи! – прокричала я не своим голосом, глядя, как коробка с «элитным чаем» для бабушки катится вниз, за ней скачет пара носков с оленями, а по ступенькам рассыпаются какие-то конфеты, купленные про запас.
Краснея до кончиков ушей под сочувственными и раздраженными взглядами людей сверху, я бросилась на колени, пытаясь собрать рассыпавшееся «счастье». Подарки превратились в жалкую кучку малу, символ моего тотального несовершенства. Какой-то мужчина подал скатившийся к его ногам гель для душа из набора. Я пробормотала «спасибо», чувствуя, как горит всё лицо. Собрав всё в охапку, прижимая помятые пакеты, я доехала до конца эскалатора и выпорхнула в сторону выхода. Теперь я не просто опаздывала. Я опаздывала, была в растрепанных чувствах и с подарками, похожими на выброшенный новогодний хлам. Я вылетела на улицу, подхватив на бегу рассыпавшуюся охапку подарков, и замерла в недоумении. Там, где секунду назад стояло вызванное мной такси, был лишь чисто припаркованный снежный сугроб.
– Такси… упырь!» – прошипела я, бессильно оглядываясь по сторонам.
Ровный след от шин на снегу казался мне насмешкой. Водитель, видимо, решил не ждать вечно задерживающуюся клиентку и смылся к более пунктуальным пассажирам.
– Да ну, хорош! – вырвалось у меня уже почти с плачем.
Я потянулась за телефоном, чтобы срочно вызвать новую машину. Я уже видела, как мои пальцы быстро тыкают в экран, как я диктую адрес вокзала… Но экран телефона был черным и безжизненным. Я в панике зажала кнопку включения. Ничего. Только слабая иконка разряженной батареи мелькнула и погасла, словно последний лучик надежды.
– Сел…– сказала я, опуская руку с мертвым гаджетом. Вокруг кружил веселый снежок, слышался смех прохожих, а я стояла последняя идиотка города с кучей барахла в руках, без транспорта и без связи. До отправления поезда оставалось меньше часа.
Ветер подул сильнее, забираясь под пальто, и я поняла этот день явно затеял против меня настоящую охоту. И, похоже, он побеждал.
– Девушка, вам помочь? – раздалось сзади.
Я обернулась. Передо мной стояла миловидная женщина в пуховике с добрыми, немного встревоженными глазами. Видимо, мой вид – перекошенное лицо, охапка помятых пакетов – кричал о помощи громче любых слов.
– Вызовите, пожалуйста, мне такси, – выдавила я, чувствуя, как дрожит голос. – А то телефон умер.
Женщина уже достала телефон, как вдруг откуда ни возьмись, словно джинн из бутылки, появилась Светка.
– Надь! Ты еще здесь? Давай я тебя довезу до дому! – предложила она, сияя от счастья иметь наконец-то пойманного слушателя.
Я мысленно представила, как вся ее накопленная за неделю информация обрушится на меня в замкнутом пространстве ее машины. Пятнадцать минут про Ленкиного мужа-афериста, про развод соседей и про то, у кого какой ремонт начался. Это был бы конец. Я бы точно опоздала.
– Нет-нет, Свет, спасибо, не надо! – почти взмолилась я. – Меня уже ждут… Такси уже вызвали.
Я кивнула на незнакомку, которая уже диктовала оператору адрес. Светка надула губки, явно оскорбленная в лучших чувствах.
– Ну как знаешь! – фыркнула она и удалилась, походкой человека, несущего в мир исключительно добро и последние новости.
Через пять минут, бормоча слова благодарности доброй прохожей, я завалилась в салон такси. Сердце бешено колотилось, а в висках стучало. Гонка против времени только что перешла на новый, еще более нервный уровень. Машина тронулась, и я на секунду расслабилась, прислонившись к подголовнику. «Ну вот, теперь всё наладится», – лживо прошептала я сама себе, глядя в окно на мелькающие огни.
– Сегодня прям явно мой, в кавычках, день, – пробормотала я, не в силах сдержать горькую усмешку.
Таксист в зеркало заднего вида бросил на меня понимающий взгляд. Но вселенной, видимо, показалось, что уготовленных мне испытаний недостаточно. Раздался глухой, неприятный хлопок, и машину резко повело в сторону. Водитель, ругаясь сквозь зубы, кое-как выровнял авто и прижался к обочине.
– Проклятый гвоздь, – проворчал он, вылезая из машины и оглядывая безнадежно спущенное переднее колесо.
Мое сердце просто упало и замерло где-то в районе сапог. Я молча вышла из машины. До моего подъезда, благо, оказалось рукой подать, мы почти доехали.
– Девушка, постойте! – крикнул водитель, уже открывая багажник. – Сейчас я колесо починю, десять минут, и поедем дальше!
Я обернулась. Он выглядел таким растерянным и виноватым, что у меня даже не поднялась рука злиться. Это была уже не его вина. Это был злой рок.
– Спасибо вам большое, – сказала я с какой-то неестественной, вымученной улыбкой. – Но я думаю, на сегодня приключений с меня достаточно. У меня скоро поезд, а у меня, – я с тоской посмотрела на свой подъезд, – вещи даже не собраны.
Сказав это, я схватила свои жалкие пакеты и побежала к дому, оставив таксиста разбираться с колесом и, наверное, с мыслями о том, какая же странная пассажирка ему попалась. Дверь лифта закрылась, и я, наконец, осталась одна в тишине. Я подлетела к своей двери, сунула руку в карман, и сердце мое провалилось куда-то в бездну. Пусто. Ключей в кармане не оказалось.
– Ну, и это еще не все! – чуть не закричала я в пустой подъезд.
Я отбросила пакеты и стала лихорадочно выстраивать цепочку событий: магазин… Светка… эскалатор… такси… Деньги! Я вытаскивала деньги из кармана, чтобы расплатиться с первым таксистом, который уехал. Они, вероятно, выпали тогда, а ключи были в том же кармане! Я выбежала из подъезда как ошпаренная, уже готовя прощальную речь для семьи. И замерла. Благо, таксист все еще возился с колесом, запасное лежало рядом на снегу.
– Ключи! – выдохнула я, подбегая к нему. – Вы не видели ключи?
Он поднял на меня усталое лицо, порылся в кармане куртки и протянул мне связку.
– А, да, под сиденьем нашел. Хотел потом в диспетчерскую сдать.
Я схватила ключи, бормоча бессвязные слова благодарности, и пулей помчалась обратно. Через секунду дверь захлопнулась за моей спиной. Я прислонилась к ней, отдышалась, а потом просто сползла по ней на пол в прихожей, в окружении своих дурацких пакетов с подарками.
– Боже, – взмолилась я, глядя в потолок. – Я дома.
Оставалось только вещи собрать. Я поставила телефон на зарядку и, не дожидаясь, пока он оживет, стала бегать по квартире, как угорелая. Суета сборов достигла своего апогея: я выхватывала из шкафа первые попавшиеся джинсы и свитер, сгребала в дорожную косметичку всё с полки в ванной, на ходу пытаясь вспомнить, не забыла ли зарядник. И тут зазвонил домашний телефон. Я подскочила к нему, уже зная, кто это.
– Надюш, ты выехала уже? – послышался голос сестры Кати, плотный, сладкий и тревожный. – Ты обязательно будь, без тебя Новый год не тот! Мама весь стол ломит, папа шампанское холодное уже поставил…
– Да, приеду я, приеду! – почти выдохнула я в трубку, зажимая ее плечом и втискивая кроссовки в чемодан. – Только, ради всего святого, дайте мне вещи собрать и до вокзала доехать!
Я бросила трубку, даже не дослушав ее напутствий. Взгляд упал на телефон – экран светился, набравшись заветных 40%. Этого хватит, чтобы вызвать такси и показать билет. Схватив чемодан, сумку с подарками и телефон с зарядкой, я в последний раз окинула взглядом квартиру и выскочила за дверь.
– Такси уже ждет, – обманывала я сама себя, несясь по лестнице. – Сейчас всё будет хорошо. Главное успеть на поезд
Эта мысль стала моим единственным ориентиром в хаосе этого дня. Но, как оказалось, вселенная приготовила для меня еще один, самый главный сюрприз. Мы встали в пробку. Не просто в небольшую задержку, а в самую настоящую, неподвижную, новогоднюю километровую пробку. Машины стояли бампер к бамперу, и никто даже не гудел – все смирились с неизбежным. Я уже была готова выпрыгнуть из машины и бежать бегом. Каждая секунда отдавалась в висках тяжелым, отчаянным стуком.
– Водитель, – обратилась я к нему, стараясь, чтобы в голосе не слышалась нарастающая истерика. – Вы знаете какие-нибудь короткие маршруты? Может, через дворы?
Таксист, мужчина лет пятидесяти с уставшим лицом, лишь ухмыльнулся, глядя на стену машин перед нами.
– Там, впереди, авария, бабахнулись две иномарки. Все объезды уже тоже стоят. Сейчас поедем, расходиться начнут, не волнуйтесь.
«Не волнуйтесь». Легко сказать. Я смотрела на свои часы, пытаясь высчитать, сколько у меня еще есть в запасе. И только сейчас, вглядевшись, поняла с ужасом: стрелки не двигались. Часы стояли. Вероятно, я забыла их завести сегодня утром в этой суматохе. Паника, холодная и тошная, подкатила к горлу. Я была отрезана от времени, заперта в металлической ловушке последнего дня года.
– Извините, – проговорила я, и голос мой дрогнул. – А не скажете, сколько время?
Он бросил взгляд на часы на приборной панели.
– Без пятнадцати шесть.
У меня похолодело внутри, поезд До отправления оставалось… меньше двадцати минут.
– Эх, девушка, вижу, дело горит, – таксист внезапно оживился, сверкнул глазами и резко дал задний ход, вызвав недовольный гудок соседа сзади. – Сейчас, держись!
Он нашел выход из положения, свернув в казавшийся непроезжим дворовый проулок, петляя между гаражами и снежными заносами. Он умудрился найти тот самый короткий путь, про который знают только местные асы. Я впилась пальцами в подлокотник, сердце выскакивало из груди. Каждая секунда была на счету. Через пять минут, которые показались вечностью, он вырулил на площадь перед вокзалом.
– Успевай! – крикнул он мне вслед.
Я, не считая сдачу, выпрыгнула из машины и, схватив чемодан, бегом побежала по скользкому асфальту, через двери вокзала, снося на своем пути всех, кто попадался. Я мчалась по перрону, задыхаясь, с одной лишь мыслью: «Успеть, успеть, успеть!» И все, что я увидела, подбежав к краю платформы, – это хвост уходящего поезда. Задний красный огонек последнего вагона равнодушно подмигнул мне и скрылся в зимней мгле. Я замерла, опустив руки. Дыхание сбилось, в ушах звенело. Мой чемодан, украшенный веселыми наклейками из путешествий: Эйфелева башня, Колизей, статуя Свободы, лежал у моих ног и казался, смеялся надо мной. Все подарки родным, все надежды на семейный праздник, все «обязательно будь» – всё это уехало без меня в сверкающем огнями составе. Я осталась одна. На пустом перроне.
Глава вторая
Сначала был шок. Онемение. Я просто стояла и смотрела в темноту, куда исчез красный огонёк, словно надеясь, что это мираж, что поезд вернётся. Но лишь ледяной ветер гулял по пустому перрону, забираясь под пальто и заставляя меня содрогнуться. Тогда включился инстинкт. Адреналин, что гнал меня сюда, ещё не растратился.
– Такси, – прошипела я сама себе. – Нужно найти такси. Догнать на машине. Ещё не всё потеряно.
Я схватила чемодан и побежала обратно в здание вокзала. Оно оказалось крошечным, как будто игрушечным: зал ожидания на десять пластиковых кресел, зарешеченная касса, уже закрытая, и запах пыли и остывающего чайника. Я выскочила на улицу, к единственной стоящей у обочины машине с шашечками. Из окна шёл пар, внутри сидел водитель.
– Вам куда? – лениво спросил он, опуская стекло.
Я, задыхаясь, выпалила название города, умоляя догнать поезд, предложив двойной тариф, тройной, всё что угодно! Мужик смотрел на меня с нескрываемым удивлением, словно я предложила полететь на Луну.
– Девушка, очухайся. Его уже полчаса как и след простыл. А мне в другую сторону, домой, семья ждёт.
Он опустил стекло и медленно, нехотя, тронулся с места, оставив меня одну. Отчаяние, острое и тошнотворное, начало подползать к горлу. Я лихорадочно достала телефон. Два процента заряда. Я открыла приложение вызова такси. Карта загружалась мучительно долго. Наконец, я увидела: вокруг станции не было ни одной машинки. Ни одной. Только пустое поле с названием этой богом забытой станции «Заречная». Я оббежала всё здание. Сзади стояла пара ржавых «Жигулей», явно не такси. Из ближайшего дома доносились звуки телевизора и смех. У всех тут была своя жизнь, свой праздник. А я была чужой, застрявшей ошибкой.
Я попыталась позвонить в городскую диспетчерскую службу. Пока меня соединяли, я смотрела на единственный уличный фонарь, вокруг которого кружила снежная пыль. В трубке на той стороне женщина раздражённо сказала, что свободных машин нет и ближайшая будет только через два часа, и то не факт. В этот момент телефон пискнул и погас. Последняя ниточка, связывающая с миром, оборвалась. Отчаяние накрыло меня с головой, как ледяная волна. Я медленно опустилась на свой чемодан посреди пустынной улицы. Слёз не было. Была только пустота и оглушительная тишина, нарушаемая далёким, чужим смехом. Я опоздала. И теперь я была в ловушке. Одна. В канун Нового года. Я медленно опустилась на свой чемодан посреди пустынной улицы. Слёз не было. Была только пустота и оглушительная тишина, нарушаемая далёким, чужим смехом.
– Ну и что мне теперь делать? – прозвучал в голове жалобный, почти детский внутренний голос. – Сегодня тридцатое декабря. А завтра… завтра Новый год».
Эти слова отозвались во мне горьким эхом. Завтра. Завтра Катя накроет стол с салатом «Оливье» и селёдкой под шубой. Завтра мама будет доставать хрустальные бокалы, доставшиеся ей от бабушки. Завтра папа скажет свой традиционный тост «За тех, кто в море!», имея в виду нашу разбросанную по миру семью. А я буду здесь. На холодном чемодане, на глухой станции, в полном одиночестве. Я обвела взглядом окружающий меня пейзаж. Потухшие окна частных домов, заснеженная дорога, уходящая в темноту, и тусклый свет одинокого фонаря. Мысль о том, чтобы провести здесь ночь, вызывала леденящий душу ужас. Нужно было что-то придумать. Идти пешком? Но куда? До города десятки километров. Стучаться в одну из этих калиток и проситься на ночлег? Представление о том, как я, незнакомка, объясняю свою ситуацию какой-нибудь бабушке, выглядело нелепым и пугающим.
Отчаяние снова сжало горло, на этот раз горячими слезами. Я смахнула их с щеки с раздражением. Плакать сейчас – значит окончательно сдаться. А я не могла себе этого позволить. Нужно было двигаться. Хотя бы к тому единственному светящемуся окну, что виднелось вдалеке, возможно, вокзальном буфете. Может быть, там кто-то есть. Может быть, там есть телефон или хоть какая-то надежда. Собрав последние силы, я поднялась с чемодана. Моё отражение в тёмном стекле витрины было бледным и потерянным.
– Ну, как вариант вернуться домой, – пронеслось в голове короткой, трусливой мыслью. – Сесть на первую электричку обратно, залезть под одеяло и сообщить, что я не приеду. Сказать, что заболела. Что срочная работа.
Эта мысль была такой соблазнительной. Тепло, знакомые стены, тишина. Никаких упрёков в лицо, только разочарованный голос сестры в трубке: «Ну, я так и знала». Но я сжала кулаки, чувствуя, как по щеке скатывается предательская слеза. Нет. Назад пути не было. Я уже обещала. Обещала маме, которая, наверное, уже достала мое любимое варенье к блинам. Обещала племяннику, что построю с ним самый большой замок из Lego. Обещала себе, что в этом году всё будет иначе. Что я не буду одной. Это обещание стало единственным компасом в ледяной пустоте, окружавшей меня. Сдаться сейчас – значит признать, что все эти годы Катя была права. Что я не способна довести до конца даже такое простое дело, как поездка на Новый год.
– Нет, – сказала я в тишину, и пар от дыхания уплыл в морозный воздух. – Я не могу вернуться.
Но что же тогда делать? Оставаться здесь? Идти вперёд? Вопросы висели в воздухе, не находя ответа. А время неумолимо отсчитывало последние часы уходящего года. Я побрела обратно на перрон, к единственному месту, которое хоть как-то связывало меня с уехавшим поездом. Холодные деревянные скамьи, тусклый свет фонаря и чувство полной, абсолютной безнадёги. Я собиралась снова рухнуть на свой чемодан и, возможно, наконец-то разрешить себе тихо пореветь . И тут я услышала голос. Мужской, спокойный и с какой-то нелепой, виноватой интонацией.
– Да-да, я понимаю… -говорил он. – Представляю. Нет, слушай, я всего на минуту вышел!
Я обернулась. На соседней скамейке сидел мужчина лет тридцати, в тёмном пальто и с шарфом, небрежно обмотанным вокруг шеи. Но не это привлекло моё внимание. В его руках, заботливо обёрнутых в бумажную салфетку, лежали два пирожка. А на его лице застыла самая глупая и растерянная улыбка, какую я только видела.
– За пирожками! – вдруг почти крикнул он в телефон, словно это было самое разумное объяснение в мире. – Ну, они тут такие ароматные были. Я думал, успею… Что? Нет, следующий только завтра утром.
Моё собственное горе вдруг отступило на секунду, уступив место острому, почти болезненному чувству… узнавания? Не человека, а ситуации. Мы были двумя разными величинами в одной и той же идиотской задаче. Пока я бегала за подарками и теряла ключи, он вышел за пирожками. И наш общий поезд ушёл от нас обоих. Он тяжело вздохнул, опустил телефон и с таким трагическим видом посмотрел на свои пирожки, будто они были причиной всех бед вселенной. А потом его взгляд скользнул по перрону и встретился с моим. В его глазах читалась та же самая смесь отчаяния, стыда и нелепости, что и у меня. Мы просто сидели и смотрели друг на друга: я, пропавшая неудачница, и он, пирожковый беглец. И в гробовой тишине новогодней ночи это молчание было красноречивее любых слов.
Глава третья
Мы молча смотрели друг на друга, застигнутые врасплох этим нелепым совпадением. Два идиота на одном пустом перроне. В его глазах мелькнуло то же понимание, что и у меня: «И ты тоже?» Он первым нарушил тишину, подняв в руке один из пирожков.
– Не хотите? – предложил он с какой-то виноватой улыбкой. – С капустой. Говорят, в стрессовых ситуациях нужно подкреплять силы.
Я, прагматик до кончиков пальцев, мысленно оценила ситуацию. Незнакомый мужчина. Глухая станция. Ночь. Предлагает еду. Сценарий для криминальной хроники. Но в его взгляде не было ничего угрожающего – лишь та же самая растерянность, что и у меня, приправленная странным философским спокойствием.
– Спасибо, нет, – буркнула я, отводя взгляд. – Не знаю, кто вы.
– Кирилл, – сразу же откликнулся он, как будто ждал этого. – И я, как и вы, видимо, обладатель двойного билета в никуда. Точнее, – он снова посмотрел на пирожок, – счастливого билета в никуда.
Я не удержалась и фыркнула. «Счастливый билет в никуда». Глупая шутка, но в ней была горькая доля правды.
– Надя, – нехотя представилась я. – И мой билет, к сожалению, был самым что ни на есть обычным. Он просто уехал.
– А мой остался в вагоне, – философски заметил Кирилл. – Вместе с моим паспортом, кошельком и достоинством. Зато есть два пирожка.
Он аккуратно отделил один от второго и протянул его мне.
– На, правда, бери. Одному есть неловко. А вдруг это и есть тот самый знак свыше? Пирожок судьбы.
Я колебалась секунду, но запах свежей выпечки и пустота в желудке взяли верх. Я взяла пирожок. Он был еще теплым.
– Знак свыше обычно является в виде ангела или, на крайний случай, красивого оленя, – заметила я, отламывая кусочек. – А не в виде мучного изделия с капустой на замерзающей станции.
– О, скептик! – обрадовался Кирилл, словно я выдала сложнейшую философскую формулу. – А вы не думали, что высшие силы говорят с нами на языке обстоятельств? Может, этот пирожок метафора. Внешне простой, даже неказистый, а внутри тепло и насыщение. Как и наша с вами ситуация. Снаружи провал, катастрофа. А внутри… посмотрим, что внутри.
Я смотрела на него, медленно пережевывая. Он был странный. Очень странный. Но в его безумном оптимизме было что-то заразительное. Или, может быть, я просто отчаянно хотела хоть за что-то ухватиться.
– Внутри пока только капуста, – констатировала я. – И нам нужно решить, что делать дальше. Пока мы не превратились в эти самые пирожки – холодные и несъедобные.
Кирилл задумчиво кивнул, доедая свой пирожок.
– Первый логичный шаг выживание. А для этого нужно уйти с этого перрона. Холодно. Вы как, Надя, надолго здесь планировали?
В его тоне снова зазвучала шутка, но теперь в ней чувствовалась практическая жилка. И я, против всех своих прагматичных правил, почувствовала странное облегчение. Я была не одна. Со мной был философ-оптимист с пирожками. Бывало и хуже. Наверное. Я вздохнула, смирившись с необходимостью объяснять своё бедственное положение незнакомцу.
– Ну, как вариант, я могу сейчас поехать домой, – сказала я, разводя руками. – Мне отсюда, в принципе, полчаса езды. Но проблема в том, что я обещала быть у родителей на Новый год. Обещала так, что отступать уже нельзя. И поэтому… – я беспомощно махнула рукой в сторону темноты, – нужно что-то делать.
Кирилл задумчиво посмотрел на меня. В его взгляде не было ни насмешки, ни снисходительного сочувствия. Он просто слушал и взвешивал.
– Понимаю, – протянул он наконец. – Обещание – это серьёзно. Особенно новогоднее. Это почти что клятва.
Он помолчал, глядя на пустые рельсы.
– А домой вернуться, значит эту клятву нарушить. Пусть и с уважительной, на ваш взгляд, причиной.
Меня поразило, как точно он уловил самую суть. Для Кати и мамы «поезд уехал» не было бы уважительной причиной. Это было бы ещё одним доказательством моей необязательности.
– Именно, – кивнула я, чувствуя, как внутри снова закипает знакомая смесь вины и упрямства.
– Тогда логика подсказывает, – рассуждал Кирилл, словно разгадывал интересное, но не жизненно важное уравнение, – Что нужно продолжать движение к цели. Пусть и альтернативным путём.
– Пешком? – скептически подняла я бровь. – До города километров двадцать, если не больше.
– Ну, не сразу пешком, – он улыбнулся своей странной, обезоруживающей улыбкой. – Сначала нужно дойти до трассы. Иногда там останавливаются дальнобойщики. Или местные, едущие в город за последними покупками. А пешком… – он посмотрел на мои ботинки на небольшом каблуке, – это уже запасной план. Запасной план Z.
В его тоне было столько спокойной уверенности, что моя паника начала понемногу отступать, уступая место усталой решимости. Он был сумасшедшим, но он предлагал путь вперёд. А другого у меня не было.
– Ладно, мистер Оптимист, – вздохнула я, поднимаясь со скамейки. – Покажите мне этот запасной план Z. Только предупреждаю, если мы замёрзнем насмерть, я буду винить вас и ваши пирожки судьбы.
– Честно, – согласился он, подхватывая свою небольшую спортивную сумку. И снова эта улыбка. – Идём? Пока мы тут философствуем, Новый год всё ближе.
– Значит, так, – подвела я итог, с недоверием глядя на темную ленту рельс, уходящую в ночь. – Кирилл, я правильно поняла, что нам сейчас нужно идти по этим рельсам? В полной темноте? Вдвоём?
Кирилл поднял бровь, делая вид, что глубокомысленно обдумывает мой вопрос.
– Ну, почему вдвоём? – поправил он с лёгкой улыбкой. – Вдвоём и с пирожками. Это принципиально меняет состав экспедиции.
Я не смогла сдержать короткий смешок. Этот человек был невозможен.
– О, ну это меняет дело! – воскликнула я, подыгрывая ему. – С пирожками это уже не отчаянная авантюра, а полноценная гастрономическая экспедиция. Сразу чувствуется солидность.
– Вот именно, – серьёзно кивнул он, поднимая оставшийся пирожок, будто факел. – Он наш символ. Наш талисман. И наш НЗП на случай упадка сил.
Я покачала головой, но уже доставала из сумки шарф, чтобы плотнее укутаться. Страх и нелепость понемногу сменялись азартом. Да, это было безумием. Но безумием с какой-то странной, пирожковой логикой.
– Ладно, – сдалась я. – Только, если этот ваш «символ» закончится, не смотрите в мою сторону с голодными глазами.
– Обещаю, – заверил Кирилл, делая первый шаг по шпалам. – В крайнем случае, будем жевать снег. Говорят, он утоляет не только жажду, но и печаль.
– Вы невыносимы, – констатировала я, шагая за ним.
– Зато с пирожками, – не оборачиваясь, парировал он.
Глава четвёртая
Мы стояли на краю перрона, глядя на две стальные нити, теряющиеся в зимней тьме. Ветер, не встречая преград, становился злее и больно щипал щёки. Я потянула воротник пальто выше.
– И долго идти? – спросила я, пытаясь скрыть дрожь в голосе. В голове тут же всплыли картинки из новостей о замёрзших туристах и медведях-шатунах, хотя откуда здесь медведи?
– До следующего разъезда, по-моему, километров пять, – достаточно бодро ответил Кирилл. – Там должен быть какой-никакой посёлок. Или хотя бы путевой обходчик. Свет. Тепло.
– «По-моему», «должен быть»… – мрачно процитировала я. – Звучит обнадёживающее. А есть план Б? Например, не идти по рельсам в тёмное время суток, нарушая все правила безопасности?
Кирилл повернулся ко мне. В свете одинокого фонаря его лицо казалось вырезанным из тени.
– План Б ночевать здесь. План В пытаться стучаться в дома, – он кивнул в сторону тёмных окон. – Но, если честно, вариант с рельсами кажется мне самым весёлым.
– Весёлым? – фыркнула я. – Ты хоть раз слышал, чтобы люди вот так просто шли по рельсам?
– Ну, – он сделал паузу. – Во всех приключенческих книгах именно так и начинается самое интересное. А если серьёзно, выбора у нас, Надя, пожалуй, и правда нет. Такси нет. Следующий поезд завтра. Оставаться здесь замёрзнуть.
Он был прав. Чёрт возьми, он был абсолютно прав. От этой мысли стало ещё холоднее. Я посмотрела на свои городские ботинки, на тонкую подошву, которая сейчас почувствует каждую шпалу. Потом на тёмный, недружелюбный лес по сторонам от путей. Сердце сжалось от страха.
– Ладно, – сдалась я, и в моём голосе прозвучала вся моя подавленная воля. – Но если мы встретим медведя, ваш пирожок будет приманкой.
Кирилл ухмыльнулся, перекинул сумку через плечо и спрыгнул с перрона на гравий. Он протянул мне руку.
– Руку, конечно, не отгрызёт, но поддержать могу. Шпалы та ещё беговая дорожка.
Я, преодолевая внутреннее сопротивление, приняла его руку и спустилась рядом. Под ногами непривычно хрустел щебень. Кирилл оглядел пути, уходящие вперёд, сделал глоток ледяного воздуха и снова посмотрел на меня с той самой безумной искоркой в глазах.
– Ну что, наперегонки с составом? Только чур, я с пирожком, у меня фора.
И он тронулся вперёд, его тень вытянулась призрачным гигантом вдоль полотна. Я с глубоким вздохом последовала за ним, в своё самое нелепое и страшное новогоднее приключение. Мы шли в никуда. Но, как ни парадоксально, это был единственный верный путь. Мы зашагали по шпалам, идти было неудобно – то слишком широко, то слишком узко. Ноги уже начинали ныть. Темнота за пределами нашего маленького островка света из фонаря в телефоне казалась густой и почти осязаемой.
– Вот у меня сегодня весь день наперекосяк, – не выдержала я, нарушая тишину, в которой слышалось только наше дыхание и хруст гравия под ногами. – С самого утра. Как будто кто-то нарочно всё испортил.
Кирилл шёл впереди, освещая путь, и лишь флегматично хмыкнул в ответ.
– Ну, у меня, как видишь, тоже выдался весьма продуктивный вечер.
Он обернулся, и свет фонаря выхватил его усмешку.
– Ты хоть с вещами и документами. А у меня всё осталось в вагоне. Паспорт, билет, подарок сестре… Хорошо хоть не в тапочках из вагона выбежал, а в ботинках. И телефон в руке был. А ты куда ехала-то хоть?
– В Саратов, – ответила я, стараясь не споткнуться о рельсу.
Кирилл резко остановился и развернулся ко мне. В темноте я почти физически ощутила его широко раскрытые глаза.
– Какое удивительное совпадение, – произнёс он с театральным изумлением. – Я тоже.
Мы снова зашагали, но теперь между нами повисла новая, невероятная нить. Из миллионов городов и деревень мы оказались двумя пассажирами одного ушедшего поезда, с одного перрона, и ехали в один и тот же город.
– Ну, тогда всё понятно, – заключил Кирилл с лёгким смешком. – Это не просто стечение обстоятельств. Это уже знак. Судьба явно пытается нас столкнуть лбами для какого-то высшего замысла. Или просто решила позабавиться.
– Если это замысел, то у судьбы своеобразное чувство юмора, – проворчала я, но в душе не могла не согласиться.
Слишком уж невероятной была эта встреча. Два одиночества на пустом перроне, два человека, едущих в один город. Шагать стало чуть легче. Может быть, оттого, что я перестала чувствовать себя одинокой неудачницей в этой ночи. Рядом был такой же неудачник. И в этом было какое-то странное, горькое утешение.
– Нам главное выйти на какую-нибудь трассу, – раздался впереди голос Кирилла, нарушая мои невесёлые размышления. – Там, может, поймаем машину. Хоть какую-то.
– Ага, – скептически протянула я, переступая через очередную шпалу. – Ты думаешь, кто-нибудь остановится? Ты только представь: из леса, в кромешной тьме, выходят два отмороженных чудака – я с этим дурацким чемоданом, а ты с пирожком и пытаются поймать попутку. Я бы на месте водителя глянула и газ до упора вдавила.
Кирилл рассмеялся, и его смех странно гулко разнёсся в морозной тишине.
– Ну, мы же не будем сразу с пирожком махать! – возразил он. – Сначала выглянем цивилизованно. Пирожок – это наш козырь в рукаве, сюрприз на крайний случай. А так… будем голосовать как все нормальные автостопщики. Улыбка, большой палец руки… Можешь ещё платочек белый помахать, для солидности.
– У меня есть носовой, – мрачно пошутила я. – Но он не белый, а в ёлочку.
– Идеально! – воскликнул он с неподдельным энтузиазмом. – Новогодний автопароль. Водитель сразу поймёт, что мы свои, праздничные, душевные.
Я снова не удержалась от улыбки. Этот человек обладал поразительной способностью превращать отчаяние в абсурд, а абсурд – во что-то, отдалённо напоминающее надежду. Пусть идиотскую, но надежду.
– Ладно, мистер Козырь-в-рукаве, – сказала я, подбираясь к нему. – Сначала доберёмся до этой твоей трассы. А там посмотрим на твои навыки обаяния дальнобойщиков.
– О, это целая наука, – таинственно произнёс Кирилл. – Главное правильный взгляд. Не голодный и не отчаянный, а полный веры в человечество.
– А пирожок – это на случай, если вера в человечество не сработает? – уточнила я.
– Именно! – он удовлетворённо кивнул. – Тогда в ход идёт вера в общепит.
Мы шли дальше, и тёмный лес по бокам уже не казался таким враждебным. Возможно, потому что в этой кромешной тьме я была не одна. Рядом шагал кто-то, кто мог превратить нашу общую катастрофу в странное путешествие с пирожком и носовым платком в ёлочку. Мы шли молча несколько минут, и вдруг я не выдержала. Всё это было так абсурдно, что уже переставало пугать и начинало казаться нелепой комедией.
– Слушай, а ты всегда такой весёлый? – спросила я, спотыкаясь о невидимую в темноте кочку. – Ну, серьёзно. Мы опоздали на поезд, идём непонятно где, в полной темноте, а из тебя позитив так и хлещет. У тебя что, батарейки не садятся?
Кирилл ненадолго замолчал, и в тишине было слышно только наше дыхание.
– Ну, Надь, – наконец ответил он, и в его голосе вдруг посерьёзнели нотки. – Во-первых, я не весёлый. Я философствующий. Это немного другое. А во-вторых… Во всяком случае, мы живы.
– Ага, – фыркнула я. – Пока.
– Вот именно! – он снова оживился. – Пока! Пока мы идём, пока мы дышим и пока у нас есть один пирожок на двоих – всё не безнадёжно. Паника – это роскошь, которую мы не можем себе позволить. Она съедает слишком много энергии, которая пригодится, чтобы идти. А идти надо.
Его слова заставили меня на секунду задуматься. В его «пока» не было легкомыслия. В нём была простая, железная логика выживания, приправленная его странным юмором.
– Ладно, философ, – сдалась я. – Тогда давай идти быстрее. А то твой «пока» может закончиться, и мы реально превратимся в два ледяных памятника идиотам, которые пошли по рельсам.
– Правильный настрой! – одобрил он. – Только давай без памятников. Мне ещё пирожок доесть.
Глава пятая
Мы уже час шагали по шпалам, и я начала привыкать к их неровному ритму, как вдруг в тишине зазвенел телефон. Сердце ёкнуло – заряда оставалось меньше пятнадцати процентов, и каждый звонок был на вес золота. На экране Катя. Я сглотнула и приняла вызов.
– Привет, – выдохнула я, стараясь, чтобы голос не дрожал от усталости.
– Ну что, сестрёнка, ты уже в пути? – послышался бодрый, сладковатый голос. Вокруг него я тут же представила уютную кухню, запах мандаринов и предпраздничную суету. У меня в горле запершило.
– Кать, ты не поверишь… Я опоздала на поезд.
На том конце провода повисла короткая, но очень красноречивая пауза.
– Как опоздала? -голос сестры потерял всю свою бодрость и стал ровным, холодным. – Надя, я же тебе сто раз говорила… Мама волнуется. Все ждут. Опять ты всё в последний момент…
«Опять». Это слово врезалось в самое сердце. Оно значило: «Мы так и знали. Ты не меняешься. Ты снова всех подвела».
– Я не специально! – начала я оправдываться, чувствуя, как краснею. – Просто… сейчас я иду по рельсам. Пешком. До следующей станции.
– Ты ЧТО?! – вскрикнула Катя. – С ума сошла? В темноте? Одна? Это же опасно!
– Я не одна, – автоматически поправила я и тут же куснула себя за язык.
– Не одна? – в голосе сестры заплясали самые дикие догадки.– А с кем это ты по рельсам в полночь гуляешь?
В этот момент Кирилл, шагавший впереди и, казалось, целиком поглощённый созерцанием звёзд, обернулся. Он всё слышал. Он увидел моё перекошенное лицо и, должно быть, прочитал на нём всё: и стыд, и раздражение, и беспомощность. Он не стал ничего говорить. Он просто подошёл ближе, чтобы его было слышно в трубку, и нарочито громко сказал:
– Надь, напоминаю, смотри под ноги! А то в прошлый раз, когда мы с тобой вот так шли, ты чуть не угодила в сугроб с ежом. Помнишь, как он потом фырчал, обидевшись?
Я от неожиданности вытаращила глаза на него. Он стоял с совершенно невозмутимым видом, подмигивая мне.
– Что?! – оглохшим голосом прошептала я в трубку. Катя явно остолбенела.
– Ну, как мы того ежа отогревали в моём шарфе, – продолжал невозмутимый Кирилл, разыгрывая целый спектакль. – А он тебе в ботинок потом забрался, неблагодарный.
Я фыркнула. Фыркнула сквозь нос, не в силах сдержать смех, который подкатывал к горлу истерическим пузырём. Слёзы выступили на глазах.
– Да… да, помню, – с трудом выдавила я, глядя на Кирилла с немым благодарным изумлением. – Кать, я тебе потом перезвоню, ладно? Надо… ежа обойти.
Я бросила трубку, не дожидаясь ответа, и расхохоталась. Я смеялась, пока не заболел живот, смеялась над всей этой нелепостью, над своим позором, над выдуманным ежом и над этим сумасшедшим спасителем с пирожком.
– С ежом? – уточнила я, когда смех пошёл на убыль. – Серьёзно?
Кирилл пожал плечами, снова становясь самим собой, загадочным философом в ночи.
– Нужно было что-то срочное и достаточно абсурдное, чтобы переключить её с режима «яжсестра» на режим «что-за-чушь-она-несёт». Сработало?
– Ещё как, – вытерла я слезу. – Теперь она будет думать, что я участвую в каком-то экстремальном реалити-шоу про спасение ежей. Спасибо.
– Не за что, – он улыбнулся. – Кстати, история с ежом не совсем выдумка. Был у меня один случай в детстве…
И он пошёл рядом, рассказывая невероятную, но, как я подозревала, правдивую историю о том, как он в десять лет пытался пройти три километра до дома с замёрзшим ежом за пазухой. Мы шли, и тёмный путь уже не казался таким уж страшным. Потому что, оказывается, в самой безнадёжной ситуации можно найти повод для смеха. Особенно если рядом идёт человек, который несёт в кармане не только пирожок, но и запас невероятных историй.
– Ну, раз уж я начал, – сказал Кирилл, подхватывая нить разговора. – Было мне лет десять. Зима, как сейчас помню, лютовала. Я возвращался из школы, срезал путь через пустырь и нашёл его, маленького, свернувшегося в колючий комочек. Совсем замёрзшего, не шевелился.
Я уже перестала следить за ногами, полностью увлечённая рассказом. Ночь, рельсы, свой собственный провал – всё отошло на второй план.
– И что ты сделал?
– А что я мог сделать? – он развёл руками, словно это было самое очевидное решение в мире. – Положил его за пазуху, под свитер. Мама потом три дня отпаивала меня чаем с малиной, потому что я продрог до костей. А ёжик… – Кирилл усмехнулся. – Ёжик отогрелся, благополучно проспал до весны в коробке из-под папиных ботинок на балконе, а весной, наглый и сытый, ушёл в кусты. Больше я его не видел.
Я рассмеялась, представив себе десятилетнего Кирюшу, несущего за пазухой ледышку в колючках.
– И много у тебя таких… спасательных операций в активе?
– О, это была не последняя, – он таинственно поднял палец. – Была ещё ворона со сломанным крылом, которую я месяц выхаживал, и она потом воровала у меня из окна блестящие предметы. И три новорождённых котёнка в картонной коробке у мусорных баков… В общем, если кратко, у меня в детстве была репутация местного Святого Франциска, только в штанах и с рюкзаком.
Мы прошли ещё несколько шагов в молчании, но теперь оно было тёплым и комфортным.
– Спасибо, – тихо сказала я. – За ежа. И за то, что отвлёк.
– Всегда пожалуйста, – так же тихо ответил он. – Иногда, чтобы не утонуть в своих больших проблемах, нужно вспомнить чью-то маленькую. Или помочь кому-то маленькому. Это как-то… расставляет всё по местам.
Впереди, сквозь деревья, вдруг мелькнул слабый огонёк. Не звёздочка, а именно рукотворный, жёлтый и приветливый.
– Смотри! – воскликнула я, забыв про усталость.
– Вижу, – кивнул Кирилл. – Похоже, цивилизация. Или, на худой конец, тот самый путевой обходчик. Готовь носовой платок в ёлочку, Надя. Наша экспедиция выходит на финишную прямую.
Мы подошли к небольшому, но крепкому домику, утопающему в снегу. Из трубы шел дымок, а в окошке горел тусклый, но такой желанный свет. Казалось, сама жизнь и тепло струятся оттуда. Кирилл, недолго думая, постучал костяшками пальцев в стекло. Вскоре дверь скрипнула, и на пороге появился дед, лет семидесяти, в ватнике и с умными, внимательными глазами, осматривающими нас с ног до головы.
– Кто такие? – спросил он без предисловий, его голос был хриплым, но твердым.
– Мы отстали от поезда, – объяснил Кирилл. – Идем пешком до следующей станции.
– И куда направляетесь-то? – прищурился дед.
– В Саратов, – честно выпалила я.
Дед на секунду замер, а затем разразился таким искренним, раскатистым хохотом, что, казалось, стекла задрожали. Из глубины дома послышались шаги, и в дверном проеме возникла бабушка, вся в морщинках, с паутинкой седых волос, выбившихся из-под платочка.
– Что старый, смеешься-то? Гостей испугаешь! – укоризненно сказала она, а потом перевела взгляд на нас. – Вы кто, милые?
– Они, Нина, до Саратова пешком идут! – выдохнул дед, утирая слезу. – Слышала? Прямо по путям!
Бабушка округлила глаза.
– Реально идете? – переспросила она, глядя то на меня, то на Кирилла.
Мы молча кивнули, чувствуя себя полными дураками. Со стороны это, наверное, выглядело и правда нелепо.
– Ну, дело ясное, -бабушка вдруг всплеснула руками. – Молодые, горячие, с романтикой в голове. Замолчи, Ефим,
Отрезала она деду, который снова начал посмеиваться.
– Раз так, раз уж судьба вас к нам занесла, милости просим. Погреетесь, с дороги. А там видно будет.
Пока баба Нина хлопотала у печки, наливая в гранёные стаканы крепкий, душистый чай, я притихла на краешке лавки. Запах тёплого хлеба, сушёных трав и старого дерева окутал меня, как уютное одеяло. В голове пронеслись все события этого безумного дня: опоздание, паника, пустой перрон, встреча с Кириллом, путь по рельсам в темноте… И теперь вот этот тёплый, светлый дом с гостеприимными хозяевами. «Такое интересное приключение у меня в первый раз», – подумала я с лёгким удивлением. Не страшное, не унизительное, а именно что интересное. От мыслей меня отвлёк дед Ефим. Он придвинул свой стул поближе и, разложив на столе воображаемую карту из крошек хлеба, начал объяснять: