Под розой

Пролог

Дорога из Нью-Йорка в Филадельфию заняла почти шесть часов с учетом всех пробок и остановок, чтобы размяться. Я опустила окно, подставила лицо под ветер и закрыла глаза, впитывая этот момент. Солнечные лучи на лице. Приглушенный разговор Кейт и Саманты с заднего сидения – кажется, они говорили об ароматических свечах, но музыка из динамиков заглушала слова, так что я не была в этом уверена. Играл новый альбом Halsey, и песни прерывались, когда рвался сигнал Bluetooth. Эмма ехала с превышением разрешенной скорости, отчего мои волосы немилосердно трепало во все стороны. Позже я устану распутывать колтуны и пытаться уложить волосы в некое подобие прически, но сейчас мне было все равно. Сегодня был один из немногих хороших дней. Я хотела, чтобы он таким и остался.

Экзамены прошли, до нового учебного года еще было далеко. Я могла думать только о летних каникулах, о сне до полудня и о ничегонеделанье. Больше никаких планов. Никаких разочарований.

Лето. Если бы я могла остановить время в любой точке календарной шкалы, то выбрала бы именно этот день. Не слишком взрослая, но уже и не ребенок. Студентка, но мне не нужно идти на занятия. Одна, но ни в коем случае не одинокая. Если бы я только могла закупорить этот момент в бутылку, поставить на полку в холодильнике и доставать, когда становится грустно. Если бы только я могла сохранить это воспоминание на жестком диске и поделиться с кем-либо.

Сзади что-то зашипело, послышался звук льющейся воды. Эмма убавила музыку.

– Да что там происходит?!

– Ничего, – поспешно сказала Кейт. Зашуршал целлофановый пакет.

– Амелия права, вас нельзя сажать вместе. Вы устроите апокалипсис и не заметите этого.

– Говоришь так, словно мы пятиклассники.

– Скорее пятилетки. Клянусь Богом, если я увижу на заднем сидении какие-либо пятна…

Я зажмурилась и сделала вид, что ничего не слышу. Ни-че-го. Не слышу, не вижу, не чувствую. Идеальное состояние. Безмятежное.

Вот бы меня саму кто-нибудь закупорил в бутылку и оставил на полке. В тишине, в покое. На видном месте – а может, в темноте. Доставал бы, когда становится одиноко. Дул на меня теплым дыханием, и я бы раскрывалась свои лепестки, как полуночный цветок.

Машина остановилась. Я неохотно разлепила веки, отчаянно цепляясь за это хрупкое чувство покоя. Хотелось сохранить его до конца дня. А лучше бы – до конца лета.

Эмма припарковалась у дешевого отеля на окраине города, где нам предстояло провести выходные. Обшарпанный, втиснутый между универсамом и жилым домом. Зато, если верить отзывам, без клопов.

Сохранить бы этот день, этот час. Нажать «Сохранить как», поместить в надежное место. И ждать, когда память создаст подборку воспоминаний «В прошлом году в этот день вы…».

Не считая парочки прохожих, на улице никого не было. К вечеру температура поднялась до тридцати одного градуса, и если верить прогнозу погоды, ночью жара достигнет тридцати пяти. Где-то недалеко журчал фонтан. Я представила, как сажусь на бортик, опускаю ноги в воду. Смотрю на свое кривое отражение. А затем ныряю, плыву ко дну, а его все нет и нет, словно это не фонтан, а кроличья нора…

Вздохнув, я выползла из машины и надела кепку. Девочки закончили обсуждать, пойти ли сначала в кафе, а потом уже заселяться, или сделать все в точности наоборот. Было двое против одного, но они все равно дождались моего ответа.

– Давайте сначала в кафе.

Эмма кивнула, будто это и ожидала от меня услышать. Она быстро нашла на картах что-то близкое и недорогое и махнула, чтобы мы следовали за ней. Я попыталась пойти замыкающей, но Эмма оглянулась, схватила меня за локоть и заставила идти рядом. Я благодарно сжала ей руку.

Мы дружили с ней со средней школы. А вот Саманту и Кейт она нашла уже в колледже. Я старалась свыкнуться с тем, что нас теперь было четверо, но это оказалось нелегко. Я не знала, во мне говорит социофобка или эгоистка.

Возможно, они обе.

– Концерт начинается в восемь, – напомнила Саманта, когда нам принесли наш заказ. – Предлагаю подойти заранее и занять очередь.

– Это маленькая инди группа, а не Coldplay, – возразила Эмма. – Сомневаюсь, что там будет много народу.

– Все билеты раскуплены.

– Может, это сумасшедшие фанаты выкупили оставшиеся билеты, чтобы поддержать группу.

Я фыркнула.

– Еще большие фанаты, чем мы, которые шесть часов тряслись ради них в машине?

Строго говоря, из нас четверых настоящей фанаткой Golding Fish была только Эмма. Мне нравились их песни, хоть и не настолько, чтобы ехать на их концерт в другой штат. Но мама уехала куда-то в командировку – опять, – а я отлично знала, что если позволю себе абстрагироваться от людей хотя бы на пару дней, то потом не смогу заставить себя даже в магазин пройтись. Поэтому когда Эмма сказала, что уже купила четыре билета и теперь собирает компанию, я согласилась. Я никогда раньше не ходила на концерты, да и не ночевала в другом городе без мамы. Не такой уж плохой повод, чтобы не убить двух зайцев одним выстрелом.

От жары меня разморило, и не помог даже холодный чай. Я вполуха слушала девчонок и гадала, откуда они берут силы на болтовню.

– Есть предложение снимать вместе квартиру, – сказала Саманта, обведя нас взглядом. – Что скажете?

Родители Саманты были одними из самых богатейших латиноамериканцев в Нью-Йорке, но жила она почему-то в общежитии, деля комнату с Кейт. Я понимала их желание съехать и обзавестись своим жильем, однако не понимала, зачем они зовут нас с Эммой.

Я нахмурилась.

– Мы с Эммой живем всего в часе езды от кампуса.

– Да, но с родителями, – возразила Эмма. Она пихнула меня в бок. – Это не считается. Как мы научимся самостоятельности, если будем сидеть под надзором взрослых?

– Я считай что живу одна. Если так хочешь, переезжай к нам.

Я не знала, говорила ли я всерьез. Одиночество одновременно манило и пугало меня. Мне нравилось приходить в пустой дом и не зависеть от чужого расписания, но иногда от тишины хотелось выть.

– Это совсем не то, – Эмма посмотрела на часы и подозвала официанта, чтобы расплатиться. – Нам уже пора, иначе ничего не успеем.

Мы поплелись обратно в отель, но сделали крюк, чтобы идти через сквер, а не под палящими лучами солнца. Я смотрела по сторонам, рассеянно кивая на речь Эммы о повышении температуры Земли из-за вырубки лесов. Мой мозг настолько расплавился, что не сразу обработал то, что видели глаза. Когда я поняла, что смотрю на мамину машину, то резко остановилась, и Кейт с размаху в меня влетела. Эмма схватила меня за локоть, не давая упасть.

– Ты чего? – возмутилась Кейт.

– Кажется, это мамина машина, – пробормотала я, глядя на черный Форд, припаркованный через дорогу. Я помнила номер только частично, но вмятину на бампере было трудно не узнать. После того как я проиграла параллельной парковке, мама навсегда отлучила меня от ее машины. Пришлось работать два лета подряд, пока я не смогла выкупить у Саманты ее старый автомобиль по хорошей скидке.

Эмма проследила за моим взглядом.

– Ты не говорила, что она будет здесь.

– Я и не знала…

Когда-то очень давно, когда мы еще жили в Денвере, штат Колорадо, мы с мамой были неразлучны. Папа работал в компании по производству телефонов и постоянно где-то пропадал, а мама занималась бизнесом по продаже цветов, который унаследовала от семьи. Она часто брала меня с собой в магазинчик, и пока она составляла букеты или принимала поставки, я вклеивала в альбом опавшие лепестки и листья, составляя из них композиции.

Но затем папа умер. Мы переехали в Нью-Йорк, и мама словно бы заняла его место. Я росла под присмотром няни, которая следила, чтобы я вовремя возвращалась домой и не голодала. Мама стала работать в фирме, организующей мероприятия вроде свадеб, дней рождений и даже похорон. Благодаря своим организационным навыкам и перфекционизму она была востребована, а значит, часто находилась в разъездах. Когда она не занималась мероприятиями, то искала новых поставщиков и следила, чтобы все было безупречно. В большинстве случаев я даже не знала, в каком она штате, не то что городе.

– Может, ее фирма организовывает концерт Golding Fish? – с надеждой спросила Эмма. Она мечтала отловить после концерта солиста и предложить ему тему для следующего альбома.

– Может.

Но разве она занималась концертами? Я не имела ни малейшего понятия. Вчера она прислала мне список того, что я должна сделать к ее приезду. Я спросила, когда она возвращается, но она уже пропала из сети. Сначала я хотела отписаться, что уезжаю с девочками в Филадельфию на выходные, но затем передумала. Возможно, я вернусь раньше ее. А если и нет – что ж, мне девятнадцать. Могу делать, что хочу – по крайней мере, в рамках закона.

– Слушайте, вы идите, а я догоню.

Эмма пожала плечами.

– Ладно. Есть пожелания, с кем делить номер?

– Нет. Буду по остаточному принципу.

– Окей. Мы напишем, как все пройдет.

Девочки махнули мне на прощание рукой и двинулись дальше. Я выбралась из сквера, перешла дорогу по пешеходному переходу и прошла на парковку отеля. В какой-то паре сантиметров от меня на большой скорости проехал серебристый блестящий автомобиль и с первого раза припарковался недалеко от ворот. С водительского места выбрался парень в солнцезащитных очках, насвистывающий какую-то мелодию. До ужаса хотелось ему крикнуть, чтобы вместо солнцезащитных очков стал носить обычные, раз не видит пешеходов. Пока я размышляла, как указать ему на его отвратительную манеру вождения и не получить порцию нецензурной лексики в свой адрес, он уже обогнул здание и зашел в отель.

Качая головой, я подошла к маминому Форду и заглянула внутрь. Абсолютная чистота в салоне, словно только что из дилерского центра. Внутри зародилось нехорошее предчувствие. А что, если мама здесь не по работе? Папа умер, когда я была маленькой, и с тех пор мама ни с кем не встречалась – все время уходило на работу и на меня. Отель казался слишком дорогим для наших карманов, но что мешало моей маме поймать на крючок богача? Она привлекательна, занимается спортом, эрудирована.

Я набрала маму, но меня перекинуло на автоответчик. Вот так всегда. Кто выключает телефон, уезжая в командировку? А если со мной что-то случилось? А если с ней что-то случилось?

Эмма прислала сообщение, что они уже заселились. Быстро-то как. Хотя что-то мне подсказывало, что в отеле с такими дешевыми номерами не слишком-то парятся насчет правильного оформления жильцов. Я шагнула в сторону выхода с парковки, но затем снова оглянулась на машину. Если мама с кем-то встречалась, то я хотела это знать. Я имела на это право, ведь так? Я же ее дочь. Несу за нее ответственность.

Ты не эгоистка. Ты собственница, – поставила я самой себе диагноз.

У входа стоял швейцар в бархатном красном костюме. Я сглотнула. Сейчас он посмотрит на мою футболку с мультяшными героями и скажет, что этот отель мне не по карману. Однако он улыбнулся мне, как старой знакомой, и придержал мне дверь.

Внутри царила суматоха. Со стороны ресторана раздавался звон посуды и гул голосов. Лифты звенели, предупреждая о своем прибытии на этаж, каждые несколько минут. Через мраморный холл туда-сюда сновали люди разных возрастов в разноцветных париках, соломенных шляпах и в футболках с черепом и костями. Я наконец заметила у входа стенд с афишей: на этих выходных в отеле проходила фанатская встреча с актерами «One Piece». Что ж, теперь понятно.

Я с сомнением посмотрела на трех администраторов, которые в поте лица пытались решить вопросы гостей. И что дальше? Не могла же я подойти и сказать: «Здравствуйте, у вас здесь случаем не остановилась Лили Фрейзер?». В местах вроде этого должны были ценить конфиденциальность гостей, и вряд ли они мне поверят, если я скажу, что она моя мама.

Я попробовала снова ей позвонить. Слушая механический голос, твердящий, что я должна дождаться звукового сигнала, прежде чем говорить, я обвела холл долгим взглядом… и увидела, как откуда-то из недр отеля стремительно вышла мама собственной персоной. Совершенно не замечая меня, она поспешила вниз по коридору, что-то быстро говоря в телефон.

– Мам?

Но она меня не услышала – мой голос утонул в гуле разговоров и жарких споров.

Я рванула за мамой. К тому времени, как я добралась до коридора, она уже сворачивала за угол. Мужчина в красном костюме с эмблемой отеля испуганно дернулся, когда я налетела на тележку с постельным бельем и средствами для уборки. Он схватился за ручку, словно боялся, что я украду тележку.

– Извините, – выдохнула я.

Я обогнула тележку по широкой дуге и поспешила дальше.

Коридор заканчивался двустворчатыми дверьми с матовыми стеклянными вставками. Мамы в поле зрения не было, но одна из дверей плавно закрывалась, свидетельствуя о том, что кто-то недавно здесь проходил. У стены стоял стенд наподобие того, что был у входа в отель, но теперь здесь была афиша о свадьбе между некими «Гордоном и Флафией Гроувз». Под фотографией жениха и невесты шла программа мероприятия, а в углу плаката я заметила логотип в виде буквы «А», вылезающей из цветов. «Акации». Компания, в которой работала мама.

Я отстала от мамы секунд на пять, но когда прошла через двери, оказалась единственным человеком в помещении. Это был просторный холл в белых и кремовых оттенках. Пустые столы, накрытые белыми скатертями, чинно ждали гостей. На небольшом расстоянии от стен тянулись по три колонны с каждой стороны, а около невысокой сцены валялось не подключенное оборудование. В центре зала стоял огромный бежевый торт с фигурками жениха и невесты, вокруг него на столе размещались подарки. Мой взгляд зацепился за большие старинные часы с кукушкой, перевязанные ленточкой. Не считая их тиканья, в помещении не было ни звука.

Я повертела головой, но мама словно сквозь землю провалилась. Из зала вело несколько дверей и две лестницы на балконы на втором этаже, с которых можно было бы наблюдать за происходящим внизу. Мама могла уйти куда угодно.

По телу пробежали мурашки. Я не могла избавиться от ощущения, что за мной наблюдают.

Мне хотелось крикнуть: «Мам?», но страх стянул горло. Я отчетливо ощутила, что мне не стоило сюда приходить. Следовало уйти из отеля и нагнать девочек, а уже потом, после выходных, рассказать маме, что видела ее в отеле. Заодно и упрекнуть в отключенном телефоне.

Я уже шагнула назад, в сторону выхода, когда одна из дверей в углу тихо скрипнула. Инстинктивно я спряталась за ближайшей колонной, достаточно широкой, чтобы меня не было видно, и вжалась в стену. В мою сторону направились шаги. Слишком тяжелые и неспешные, чтобы принадлежать маме.

«Идиотка,» – подумала я. Зачем я спряталась? Могла бы сказать, что зашла сюда случайно. Вряд ли бы мне сильно влетело за то, что я прогуливалась по отелю, особенно когда в холле кого только не было. А теперь выглядит так, словно я пришла за свадебными подарками.

Шаги остановились совсем рядом со мной. Я услышала что-то, похожее на смешок. Меня засекли и смеются над моим ненадежным укрытием? Я судорожно придумывала правдоподобное объяснение, почему я прячусь. Внезапно до меня дошло, что я больше не слышу тиканье часов.

А затем раздался взрыв.

Часть 1. Кошки-мышки

Глава 1

Мне казалось, я только коснулась головой подушки, и вот уже звенит будильник.

С трудом раскрыв глаза, я выключила его и села в кровати. Из приоткрытого окна доносился шум улицы: проезжающие мимо машины, голоса, где-то далеко – протяжный вой сирены. Я покопалась в памяти, вспоминая, какой сегодня день.

Среда. Пара по испанскому, перерыв на два часа, затем лекция по истории. Могло быть и хуже.

Я щелкнула выключателем на черной коробочке около кровати, и из динамика в углу раздалась слабая вибрация. За три месяца я должна была к ней привыкнуть, но волны до сих пор нервировали меня. От них сбивалось дыхание и, казалось, сердце начинает биться в другом ритме. Кэра убеждала, что все учла, и последствий для организма не будет, но что-то я слабо ей верила. Зато благодаря этому я могла оставаться в доме, в котором провела большую часть жизни, и продолжать учиться в колледже.

Повторяя про себя последовательность Фибоначчи (я доходила до 6765, после чего начинала сначала), я запихнула в себя бутерброд и запила его кофе с молоком и сахаром. Затем почистила зубы и умылась – ещё один проход по последовательности. Зеркало над умывальником было заклеено черной пленкой, как и зеркало в спальне. Одна из многих попыток меня обезопасить. Одевалась я, мысленно напевая «Hit the Road Jack». До колледжа ехала под «Feeling Good» – ну и вибрацию, конечно же. Мама лично приклеила прибор, издающий ее, к приборной панели. Точно такой же я носила с собой в рюкзаке, вместе с газовым баллончиком и трекером GPS.

Каждый раз, когда я думала, что моя жизнь не может стать хуже, происходила очередная катастрофа, которая переворачивала мои планы вверх ногами.

Припарковавшись, я выключила прибор и глубоко вдохнула, запрещая себе о чем-либо думать. Вы когда-нибудь пробовали не думать вообще ни о чем? Тот еще квест.

До аудитории я шла, не поднимая глаз от пола и повторяя про себя времена в испанском языке. Сегодня нам обещали тест, который влиял на итоговую оценку, и мне не хотелось его завалить. К тому же это позволяло держать мысли в узде.

– Привет.

Я подпрыгнула на месте и оглянулась. Эмма.

Нет. Никаких имен.

– Ну что, готова к тесту? – спросила она, подстраиваясь под мой шаг. Она заплела свои длинные черные волосы в две роскошные косички, и теперь размахивала одной из них, как хлыстом.

– Вроде бы.

– А вот если бы ты не упрямилась и позанималась вчера с нами, то была бы более уверена в своих силах, – упрекнула она меня.

Я промолчала. Правый висок запульсировал, в голове появилось уже знакомое давление.

«Yo he pensado, tú has pensado, él ha pensado…1» – быстро мысленно произнесла я.

Давление в голове исчезло.

Мисс Молина начала занятие с напоминания, что не потерпит нарушения дисциплины. Она сказала это на испанском и на английском, внимательно изучая аудиторию. Затем она раздала нам тест, и я тут же приступила к его выполнению. Труднее всего было написать на листе свое имя, не концентрируясь на нем слишком внимательно. С именами в целом все было сложно, и иногда мне казалось, что мы зря напрягаемся. Но пока мы не знали точно, что ему уже удалось узнать, а что нет, приходилось перестраховываться.

На шестом вопросе я наконец смогла выкинуть из головы все, что не имело отношения к испанскому. Тест оказался легче, чем я думала, но мисс Молина славилась своей любовью к ловушкам, и в каждом вопросе мне виделся подвох. Могло быть здесь прошедшее завершенное вместо прошедшего простого? Не является ли это глаголом-исключением? Чем дольше я смотрела на написанное слово, тем больше сомневалась, так ли оно пишется. Но время еще было. Я успевала дописать тест и перепроверить себя.

Боль пришла внезапно. Я сдавленно охнула и выронила ручку. Висок снова пульсировал, но теперь к нему добавилась жгучая боль в боку, словно меня ударили раскаленной кочергой. Аудитория исчезла. Я моргнула и увидела уютную гостиную с большим телевизором на стене. В меня целился из пистолета мужчина в костюме и с кривым носом, будто его сломали и неправильно вправили. Раздался выстрел, моя рука дернулась от отдачи. В нос ударил запах чего-то горелого. Мужчина выронил пистолет и рухнул на пол, уставившись в потолок немигающим взором.

Я закричала, но не знала, кричу ли я вслух или только у себя в голове.

«Черт бы тебя побрал,» – выругался Аарон.

А затем я снова оказалась в аудитории. Мисс Молина не сводила с меня глаз. Саманта, сидящая справа от меня, подняла мою ручку с пола и положила мне на парту. Она посмотрела на меня с беспокойством. Неужели я все-таки закричала вслух?

Я заставила себя разжать пальцы, которыми вцепилась в парту. Боль в боку ослабла, но не исчезла совсем. Я посмотрела на лист с тестом. Буквы расплывались перед глазами. Я все еще ощущала запах пороха при каждом вдохе, а рука помнила рывок отдачи.

Приложив неимоверные усилия, я встала и подошла к мисс Молине, стараясь при этом не сгибаться пополам. Женщина подняла брови, когда я протянула ей тест.

– У вас есть еще десять минут.

Я покачала головой. Мисс Молина пожала плечами и приняла работу. Я быстро собрала вещи и выбралась в коридор, избегая смотреть на Эмму и Саманту. Прислонившись к стене, сползла на пол и позвонила маме. Мои звонки она больше не пропускала.

– Что случилось?

Я сглотнула поднимающуюся по горлу желчь и выдавила всего два слова:

– Его подстрелили.

***

Почему-то считается, что именно взрослым, а не детям, соответствуют такие качества, как рассудительность и практичность. Но при этом это родители, а не дети, зачастую принимают решения, которые в конечном счете приводят к глобальным проблемам.

Давайте начистоту: если бы я знала, что моя мама – тайный правительственный агент, мне бы и в голову не пришло идти за ней тогда в отеле.

Но я понятия не имела ни о настоящих делах «Акаций», ни об их плане по поимке некоего преступника по прозвищу Меркурий. Они не видели, что я вошла в холл отеля, и когда на камере слежения мелькнул мужчина, который мог быть Хароном, правой рукой Меркурия, включили прибор, который должен был создать ментальную связь между мамой и этим преступником, позволив ей отслеживать каждый его шаг и выдергивать у него из головы всю необходимую информацию. Однако мало того, что вместо мамы под удар попала я, так еще и прибор сразу после этого вышел из строя, разнеся пол холла и устроив переполох в отеле. Я очнулась в больнице с сотрясением, синяками по всему телу и посторонним человеком в своей голове.

Последующие два месяца мне приходилось учиться блокировать его, чтобы он не мог узнать ничего обо мне или о моей маме, и вместе с этим копаться у него в мыслях, пытаясь выведать информацию для «Акаций».

Не так я хотела провести летние каникулы.

Организации не нравилось, что я собираюсь вернуться в колледж: там я не могла использовать прибор, создающий вибрации и блокирующий нашу связь, да и при общении с преподавателями и сокурсниками я выдавала слишком много данных о себе. Но от изоляции я начинала сходить с ума. Я согласилась играть по правилам «Акаций», но взамен потребовала сохранить мою жизнь моей настолько, насколько это было возможно.

– Залезай, – сказала мама, перегнувшись через сидение и распахнув дверь со стороны пассажира.

Я села и едва успела закрыть за собой дверь, как она вдавила педаль газа в пол. Я завалилась на бок на повороте, после чего экстренно пристегнулась.

– Почему ты не включила прибор?

– Я…

Мама щелкнула защелкой, и машину заполнила вибрация. Я прикрыла глаза.

– Сколько прошло времени?

– Минут двадцать. Я позвонила сразу, как смогла. Я…

– Не сейчас, – резко оборвала меня мама. – Закрой глаза.

– Уже.

Я снова стала считать – не чтоб сконцентрироваться на чем-то неважном, а чтобы хоть как-то себя развлечь. По моим прикидкам, от кампуса до нью-йоркского штаба «Акаций» было чуть больше тридцати минут. Когда машину тряхнуло на лежачем полицейском, а солнечный свет исчез, я открыла глаза. Мама несколько раз каталась туда-сюда, пока не припарковалась идеально параллельно отметкам на парковочном месте. Она залезла в сумку и протянула мне повязку на глаза. Еще один способ обезопасить меня. Или, точнее, «Акаций».

По подземной парковке мама вела меня, положив руку мне на спину. Несколько секунд спустя мы зашли в лифт, раздался писк и двери закрылись. Первое время я жутко стеснялась подобных прогулок с завязанными глазами, но затем смирилась. Вряд ли меня видел кто-либо кроме «Акаций», а им не было дела до таких мелочей.

Я подозревала, что мама водит меня разными путями: заезжает сначала на один этаж, проходит по коридору, потом едет на нужный. Бродит по коридору кругами. Делает все что угодно, чтобы я не имела ни малейшего понятия, где именно располагалась комната, в которой я могла отчитываться без опаски. Я все равно считала все повороты и ступеньки, и не могла избавиться от ощущения, что я преступница.

Щелкнул замок на двери, помещение заполнила вибрация. Я стянула с глаз повязку и заморгала, привыкая к яркому освещению. Комната была обита белыми мягкими панелями, а из мебели были только стул и стол, за которым я могла делать зарисовки увиденного. Мама называла это помещение переговорной, но из-за односторонности общения мне на ум приходило другое слово.

Допросная.

Динамик зашипел, прежде чем выплюнуть мамин голос.

– Расскажи, что успела увидеть.

Я сглотнула. За последние четыре месяца я была здесь не менее тридцати пяти раз, но каждый раз нервничала как перед сдачей сложного экзамена. Надеюсь, вибрация и специальный материал, которым была обита комната, действительно работали – иначе моя тревога становилась дверью к моему сознанию.

За неимением физического собеседника я посмотрела в глазок камеры, представляя, что просто говорю с мамой по телефону.

– Я писала тест по испанскому, когда ощутила боль в боку. Это было примерно в половине одиннадцатого.

– Где именно ощущалась боль?

– Здесь, – я прижала пальцы к правому боку, ниже ребер. Больно больше не было, но ощущения были такими сильными, что я вряд ли скоро их забуду.

– Как бы ты ее оценила по шкале от единицы до десяти?

Хуже, чем когда я упала на катке, но раз я смогла сдержаться и не закричать в голос, маловероятно, что это был максимум.

– Шесть?

– Хорошо. Теперь расскажи, что видела.

– Он был в гостиной, напротив стоял мужчина средних лет. Его пистолет все еще дымился. Затем… затем он выстрелил.

– Мужчина?

– Нет… Харон, – я потерла большим пальцем правое запястье. – Мужчина сразу же упал. И Харон вытолкнул меня из головы. Кажется, он не ожидал, что в него выстрелят. Он не был испуган, только зол на что-то.

– На что?

– Не знаю.

– Должно было быть хоть что-то. Какая-то мысль. Образ.

Я посмотрела на свои руки.

– Я не уверена, – пробормотала я. – Но, кажется, на меня.

Динамик молчал. Я знала, что это значит. Еще больше правил. Еще больше проблем.

– Ты слышала какие-нибудь имена или названия?

– Нет.

– Опиши мужчину.

– Лет сорок, плюс-минус пять лет. Низкий, сложение неспортивное. Волосы короткие и темные, виски седые. Нос кривой, думаю, его ломали.

– Цвет глаз? Татуировки? Шрамы?

Разговоры между мамой и дочкой не должны были проходить вот так. Когда-то я страдала от нехватки ее внимания, теперь же хотела, чтобы она куда-нибудь запропастилась.

– Не видела.

– Гостиная?

– Все на своих местах, никаких лишних предметов. Большой телевизор, панель с имитацией огня в камине. Светлый ковер, – я вздрогнула, вспомнив, как быстро он пропитался кровью. – Светлые стены. Картина – большие маки в зеленой вазе.

– На что выходят окна? Какой этаж?

– Не знаю. Я стояла… то есть, Харон стоял слишком далеко.

– Теперь момент выстрела. В какой руке он держал пистолет? Ты заметила что-нибудь, что могло бы помочь его идентифицировать?

– Пистолет держал в правой руке. На нем были кожаные черные перчатки и черная рубашка. На левой руке часы. Вроде те же, что и раньше.

– Из какой ткани рубашка?

Я раздраженно вздохнула.

– Я не знаю. Могу только сказать, что она была хорошо отглаженной и без единой складки.

Им всегда было мало. Они хотели деталей, много деталей, но только важных, а я понятия не имела, как отличить значимые от незначимых. В дополнение к предметам по основной специальности мне пришлось изучать анатомию, дизайн и географию, чтобы давать более точные описания. И все равно я едва справлялась с поставленными передо мной задачами.

Следующие два часа я провела, по кругу отвечая на одни и те же вопросы. Каждый раз, когда я закрывала глаза, я видела мертвого мужчину на полу, а «Акации» все спрашивали и спрашивали, заставляя заново все вспоминать.

– Да, я абсолютно уверена, что не видела его отражения ни на какой зеркальной поверхности.

– Хорошо.

Но ничего хорошего не было. Я торчала в голове Харона несколько месяцев, но не узнала ничего, кроме его имени. Ни фамилии. Ни внешности. И ничего, что могло бы вывести нас на его босса Меркурия.

На моей стороне были прибамбасы и хорошо подготовленные агенты, но этого оказалось недостаточно, чтобы пробраться в голову опасного преступника.

И во всем этом была моя вина.

***

Домой меня отпустили только под самый вечер, после того как мамин босс ознакомился с моими показаниями и пришел к выводу, что больше я ничем им помочь не могу. Я заикнулась о брошенной у колледжа машине, но мама так на меня посмотрела, что я сразу же поняла: ни завтра, ни послезавтра я на занятия не попаду. Хуже всего, что я не могла объяснить подругам причину своего резкого отстранения. Эмма шутила, что у меня завелся тайный любовник, поэтому у меня не остаётся времени на друзей и учебу.

«Знала бы ты,» – подумала я.

Я закрыла глаза и прислонилась головой к окну, пока мама везла меня домой. Мне дали сэндвич, но к этому времени мигрень стала слишком сильной, чтобы я могла есть. Голова болела от голода, но я не могла поесть из-за головной боли. Замкнутый круг.

– Кэра хочет попробовать кое-что новое, – сказала мама, сворачивая к дому.

– Чтобы усилить связь или ее ослабить?

– И то, и другое. Возможно, нам удастся заблокировать связь в одну сторону, чтобы ты могла слышать его, а он не мог слышать тебя, – мамины пальцы так сильно сжали руль, что костяшки побелели.

– Прости.

Мама обернулась.

– За что ты извиняешься? – когда она хмурилась, у нее на лбу появлялась глубокая морщинка. Мама терпеть не могла свои морщины, а я подбадривала ее, называя их дополнительными ямочками для поцелуев.

– Мне не следовало идти за тобой тогда, в отеле.

Мамин взгляд переместился с меня на дом.

– Не имеет смысла обсуждать то, что мы не можем изменить. Я закажу на ужин суши.

– Я не голодна.

Я взялась за ручку двери, но мама положила руку мне на локоть.

– Я ни в чем тебя не виню. Я… мне следовало рассказать тебе. Или хотя бы предупредить, что меня нельзя отвлекать во время работы.

Да, было бы неплохо.

Я пожала плечами. Я и сама винила маму во всем, но не хотела, чтобы она и правда чувствовала себя виноватой.

– Я бы все равно за тобой пошла. Ты же сама сказала: у меня запоздалый подростковый бунт. Запретила бы мне подходить к тебе ближе чем на километр, а я бы сделала все наоборот тебе назло.

Мама невесело хмыкнула.

– Почему-то я так и думала.

Подъем на второй этаж был сродни восхождению на Эверест. Оказавшись в своей комнате, я рухнула на кровать, даже не раздеваясь. Надо было включить прибор и обезопасить себя вибрацией, но я сомневалась, что тогда смогла бы пережить эту ночь. Голова так гудела, что я начала понимать средневековых медиков, просверливавших своим пациентам череп, чтобы уменьшить в нем давление.

От собственной бесполезности хотелось выть. Мне не говорили этого в лицо, но я видела, как мама и Кэра неодобрительно поджимали губы, когда я не могла ответить на их вопросы или путалась в собственных словах. Мама полгода готовилась к этой операции, училась медитации, изучала как работают радиоволны, читала исследования о телепатии. Мне же с трудом удавалось даже скрывать, кто я такая.

«Акаций» интересовали три вещи: личности всех, кто входил в банду Меркурия, имена их заказчиков и местоположение прибора под названием «Лоза», который те украли несколько месяцев назад. Про последние мне было известно ровным счетом ничего. К тому времени, как меня ввели в курс дела, Харон научился прятать от меня некоторые свои мысли, так что я понятия не имела, была ли Лоза все ещё у него или же попала на черный рынок краденого. Заказчики периодически повторялись и, кажется, «Акациям» удалось узнать одно или два имени – хотя это тоже была не моя заслуга.

А вот с членами банды все было одновременно и проще, и сложнее. «Акации» знали некоторые из прозвищ: Меркурий2 – главарь, и именно он принимает заказы и составляет планы краж и убийств; Харон3 – его правая рука, посредник и доверенное лицо; и Тот4 – хакер, ответственный за взлом базы данных перелетов крупной авиакомпании несколько лет назад. Сидя в голове Харона, мне удалось узнать прозвища еще трех членов команды: Хор5, Янус6 и Стикс7, но мы понятия не имели, каковы их функции.

Все это казалось мне бессмыслицей. Что за дурацкие кодовые имена, да еще и мешанина из разных религий? Меркурий и Янус были древнеримскими богами, Харон перевозил души мертвых по реке Стикс в древнегреческих мифах, а Тот и Хор (этого я не знала, и мне пришлось загуглить) – вообще из Древнего Египта. Такое ощущение, что кто-то просто открыл детскую энциклопедию и выбрал красивые слова со случайных страниц. Подробное ожидаешь от школьника, но не от преступника, который держит в страхе федеральных агентов.

Хотя это было глупо, я потянулась к Харону. Чистое любопытство, попытка узнать что-то для «Акаций». Доказать, что не такая уж я и бесполезная.

Это было как согнуть руку в локте или сделать вдох. Я расслабилась и позволила себе плыть по невидимому течению.

«Проверяешь, не умер ли я?»

Я распахнула глаза, но, конечно же, в комнате никого не было. Его голос продирался сквозь мои воспаленные нейроны мозга как река, холодная и освежающая.

«Не хочу тебя расстраивать, – продолжил Аарон. – Но это была всего лишь царапина.»

Мне следовало промолчать, но это было нелегко. Голос контролировался связками, но мысли – бесконечный поток. Я могла регулировать… громкость, скорость, но не более.

«Слишком сильная боль для царапины.»

«Иногда место играет бо́льшую роль, нежели размер.»

«Ты убил человека.»

Он рассмеялся.

«Это моя работа, милая.»

Я ухватилась за эту возможность.

«И кого же ты убил?»

Его мысль мелькнула и исчезла. Я не успела разобрать ни имени, ни ассоциаций с ним. Я попыталась ухватиться за образ, проникнуть в его голову, а затем ощутила ответное давление и отпрянула. Повернувшись на бок, я щелкнула выключателем, и комнату заполнила вибрация.

Я осталась одна.

Глава 2

– Скажи что-нибудь.

Я с трудом открыл глаза и уставился на конструкцию из металлических квадратов и кругов – Лорелай называла это люстрой в стиле модерн, а в моем понимании это кусок скрученной проволоки, которую зачем-то прикрепили к потолку. Предыдущий владелец квартиры страдал от нехватки хорошего вкуса и неумения держать дружка в штанах, за что и попал в мой список дел. Его жена любезно отдала квартиру в качестве платы за заказное убийство, и вряд ли я мог ее винить в нежелании видеть любовное гнёздышко мужа.

– ¿Cuanto tiempo necesitamos para llegar al aeropuerto para tomar nuestro vuelo?8

Глен склонился надо мной, нахмурившись. В черном отутюженном костюме он походил на гробовщика или на юриста по наследственному праву.

– Что?

Я сел на диване, охнув, когда швы на боку натянулись. Действие обезболивающего закончилось почти час назад, и теперь мне хотелось выть. Донован был «белым воротничком9» и совершенно не умел стрелять, но каким-то чудом смог в меня попасть. Пуля не задела ни кости, ни органы, только кожу и пару кровеносных сосудов, да ещё и в самом неудачном месте. Теперь любой поворот и наклон корпуса сопровождался болью. Глен считал, что рана быстро затянется, но скорее всего останется шрам.

– Она изучает испанский.

В глазах Глена появилось понимание.

– Нужно добавить это в список. Как себя чувствуешь?

– Как если бы в меня выстрелили, а затем наспех зашили. Дом?

– Сгорел дотла вместе с уликами. Лорелай проследит, чтобы в отчете пожарных следователей не попало ничего лишнего. Официальная версия: утечка газа.

Я натянул через голову чистую футболку, старательно игнорируя боль. Ужасно хотелось залезть в душ и смыть с себя кровь и пот, но я и так потратил драгоценное время на отдых. Застегивая на запястье ремешок часов, я пробежал глазами документы, украденные из квартиры Донована. Я пришел не за ними, но не смог удержаться и залез в сейф. Больше всего меня сейчас интересовала его недвижимость: оформленное на него имущество было ни к чему, а вот от тайного убежища я бы не отказался. Ещё один день в этом «произведении» современного искусства, пусть и в центре Бостона, я не выдержу.

Глен продолжал стоять у меня за спиной, нервно постукивая носком ботинка по полу. Читать документы, когда тебе в затылок пялятся, было той еще задачкой.

– Говори уж, – скомандовал я, не оглядываясь.

– Что пошло не так? Мы видели по камерам, что ты успешно зашел внутрь и прокрался в гостиную, а затем без причины замешкался.

– Я не замешкался, а выбирал удачную позицию.

– Это из-за нее, верно? Тебя закинуло в ее голову.

Я не стал отвечать, понимая, что отрицать бесполезно. Глен был единственным, кто знал, что на самом деле произошло в отеле четыре месяца назад. Он прикрывал меня, и когда произошел взрыв, вытащил меня, оглушенного и дезориентированного, пока вокруг царил хаос.

У «Акаций» давно был зуб на Меркурия. В преступном мире он был если не Мориарти, то хотя бы Биттлджусом – эдакой палочкой-выручалочкой с оружием, верными наемниками и полностью отсутствующей совестью. По моим подсчетам, в первый раз «Акации» заинтересовались талантливой бандой, не стесняющейся брать самые грязные дела, где-то после ограбления трех банков в Вашингтоне. Тогда мы украли не только деньги, но и правительственные документы, оставленные в одной из ячеек не самым умным госслужащим. С тех пор для «Акаций» мы стали бельмом на глазу. Они расширили штат по всей стране, закупились новейшим оборудованием, однако все равно оставались позади. По крайней мере, я так думал. Пока мне в руки не попала Лоза.

Такой расклад не устроил «Акаций». Они знали, что прибор у меня, и тот факт, что он не всплыл на черном рынке, их нервировал. Я догадывался, что рано или поздно они предпримут очередную попытку пробраться в наши ряды, но даже в самом страшном сне я не мог представить, что они получат доступ к моей голове. Сама идея о неком оружии, благодаря которому можно будет копаться в чужих мыслях, казалась мне невероятной и пугающей. И вот, пожалуйста.

Мне удалось найти уловки, блокирующие связь, но путь к ним сопровождался ошибками. Я знал об Амелии не больше, чем она обо мне, и всё-таки в первые дни мы сболтнули друг другу много лишнего. Испуганные, дезориентированные, мы не справились с тем, чтобы закрыть свои мысли от чужих ушей. Со временем стало легче. По большей части мы лазили друг к другу в головы с единственной целью – узнать информацию о противнике. Но иногда это получалось неосознанно, например, когда один из нас испытывал сильные эмоции или был слишком уставшим, чтобы сопротивляться притяжению.

Или если кое-кто нервничал из-за теста.

– Думаю, ее фамилия на «Ф» или «Р», – сказал я, убирая украденные бумаги в сейф. – У нее слишком ужасный почерк, чтобы можно было разобрать.

– С этим нужно что-то делать.

Я закрыл сейф картиной и повернулся к Глену. Ему было двадцать пять – всего на два года старше меня, – но в здешней иерархии он был не больше, чем моей правой рукой. Я доверял ему настолько, насколько мог кому-то доверять, и мы знали друг друга почти целое десятилетие, однако последнее слово всегда должно было быть за мной. Я не мог иначе, в противном случае потерял бы контроль над командой. Мне не следовало давать слабину и обращаться с Гленом, да и с любым другим, как с равным себе. Проще уж дать им пистолет в руки и направить себе на грудь.

– Она – моя проблема. И я с ней разберусь. Лучше подумай, как нам теперь проверять заказчиков. Если бы Джаред не нашел запись с видеокамеры, где Донована арестовывают, мы бы уже были в руках «Акаций».

Я не мог не восхищаться их гениальностью. Подкупить Донована иммунитетом от его финансовых махинаций, попросив взамен нанять нас для убийства конкурента – идеальный план. У Донована уже были дела с Меркурием, поэтому у нас не было причин не доверять его звонку. «Акациям» оставалось ждать меня в условленном месте с распростертыми объятиями и наручниками наготове.

Нет, пожалуй, я поспешил, назвав их гениями. Вот если бы они поставили у Донована охрану, а не списали со счетов сразу после звонка Меркурию, вот тогда бы это было умно. А так – дилетанты. Не умеют играть даже со всеми козырями на руках.

Глен посмотрел на свой телефон.

– Лорелай освободилась.

– Хорошо. Поехали.

Мне нравилось водить. Легковушки, грузовики, мотоциклы. Едва получив свои первые права – вполне законным способом, между прочим – я стащил у матери ключи и стал кружить по городу, позволяя ему открыться с новой стороны. Держась за руль, я представлял, что управляю пиратским кораблем или, быть может, космическим судном. Казалось, теперь мне будет доступен весь мир, будто именно машина, а не деньги или социальное положение были барьером, отделяющим меня от него.

Когда я вернулся домой поздно вечером, мать так сильно отхлестала мои ладони ремнем, что я потом несколько недель ничего не мог держать в руках. О вождении пришлось на время забыть, и это разбило мне сердце.

Вот и теперь, сидя на пассажирском сиденье из-за раны в боку, я не мог не ощущать себя ребенком, не контролирующим свою жизнь.

Чтобы скоротать время, я достал блокнот, в котором вел заметки об «Акациях», и открыл лист с нумерованным списком. Я быстро добавил в конец еще два пункта: испанский и фамилия на Ф/Р. Подумав немного, добавил шестнадцатый пункт: грызет карандаш.

Сомневаюсь, что это поможет установить ее личность, но никогда не знаешь, какой факт сыграет решающую роль. Я не знал, как она выглядит, сколько ей лет, где она живет. Доступными оставались крупицы информации, полученные из-за вспышки эмоций или проблеска мысли в самом начале нашего «общения». Ее любимый напиток (капучино с сахаром), музыка (хотя тут проще сказать, что она не слушает, чем перечислять все, что играет у нее вперемешку, пока она готовится к занятиям), даже менструальный цикл (что-что, а вот эта информация точно была для меня лишней. Странно, что среди женщин так мало серийных убийц, когда они каждый месяц переживают такие кровопролития). Еще я думал, что ее мать либо в разводе, либо она вдова – за то время, что я сидел в голове Амелии, она ни разу не думала об отце.

Джаред написал программу, которая мониторила социальные сети и открытые базы данных, но моего списка было недостаточно, чтобы ее найти. К тому же, «Акации» наверняка хорошо зачистили данные о ней, когда выбрали на роль «уха». Я чувствовал, что отгадка кроется в базе данных колледжа, но так и не смог узнать, где именно она учится. Единой базы не существовало, а перебор занял бы все время Джареда, который был нужен мне для других заданий.

По пути в штаб я тщательно следил, не появится ли в голове знакомое давление, но Амелия сидела тихо. Я подозревал, что сейчас она докладывает своим то, что успела разглядеть, когда я неосмотрительно пустил ее в свою голову. Для меня оставалось загадкой, как ей удается общаться со своими так, чтобы я ничего не слышал. Если бы только я смог узнать, в чем секрет, наши шансы бы уравнялись.

Текущий штаб располагался в подвальном помещении торгового центра на окраине Бостона. Его не было ни на каких планах, так что о незваных гостях можно было не беспокоиться, однако меня смущало соседство с полицейским участком, служащие которого в последнее время зачастили на фудкорт.

Я задержался в кафе и купил себе американо, после чего мы с Гленом прошмыгнули через дверь для сотрудников и завернули в левый коридор. Глен отодвинул паллету с коробками какого-то магазина и открыл неприметную дверь. Спустившись по лестнице и открыв еще одну дверь, на этот раз с кодовым замком, мы попали в просторное помещение без окон. Кондиционер гудел, но лично мне было жарковато.

Увидев меня, Лорелай кивнула, не отрываясь от чистки пистолета. А вот близнецы вскочили с мест и вытянулись по струнке, как оловянные солдатики.

– Вы в порядке, босс? – уточнил Льюис. От брата Люка его отличало более круглое лицо и привычка дергать себя за волосы, когда он нервничает. Я постоянно забывал, кто из них старше, но если говорить о командной работе, то Льюис обычно слушался Люка.

– Буду в порядке, когда карта окажется у нас. Что мы знаем? – спросил я, присаживаясь в кожаное кресло. Я прикрыл лицо стаканчиком с кофе, чтобы не было видно, что я при этом поморщился.

Джаред повернул ко мне широкий монитор, и я увидел 3D модель музея. Парнишка откашлялся, прежде чем начать.

– Три этажа плюс подвал, который тянется под музеем и двумя соседними строениями. Интересующая нас карта сейчас находится в хранилище в подвале, вот здесь, – он шевельнул мышкой. 3D модель разложилась на четыре блока, по одному на этаж. Красная неровная линия обвела одно из подвальных помещений.

Довольно близко ко входу, но само хранилище занимало почти две трети подвала и состояло сплошь из стеллажей и ящиков.

– Мы знаем, где именно держат карту?

Джаред погрустнел.

– Если они и ведут записи по инвентаризации с точностью до места хранения, то на локальном компьютере. Мне не удалось ничего найти.

– Ну еще бы, – буркнул я. Это было бы слишком легко. – Охрана?

Лорелай подняла руки над головой и потянулась.

– Явно набраны с улицы, преимущественно это пожилые или люди не спортивного телосложения. По три сотрудника в каждой смене: один у входа, двое патрулируют. Я не видела, чтобы кто-то входил или выходил из подвала, пока я была в музее. Так что либо они не делают пересменку, либо там вообще никого нет.

– Полагаю, доступа к видеонаблюдению у нас тоже нет?

Джаред мотнул головой.

– Их камеры не подключены к городской системе, поэтому придется подкинуть им вирус. Лорелай сделала пару снимков, так что мы знаем имена некоторых из охранников. Пришлю всем письмо с трояном, наверняка хоть кто-то пользуется рабочим компьютером в личных целях.

– Отлично. И заодно поищи какие-нибудь данные о том, где именно держат карту. Пока все указывает на то, что у них хилая охрана, но мне все равно не хочется проторчать там всю ночь. И попробуйте выяснить, кто именно когда будет на смене. Не хочу, чтобы мы готовились к пенсионерам, а нарвались на частников, у которых закончился сезон отпусков. Льюис? Подготовь оборудование. Мне не нужны осечки, как в Ланкастере. Люк? На тебе организация переезда. Как только карта будет у нас, едем в Вегас.

Люк скрестил руки на груди.

– Сколько там пробудем?

– Пару дней, не больше. Передадим карту заказчику и сразу же уезжаем.

Лорелай то ли фыркнула, то ли хмыкнула. Я посмотрел на нее, прищурившись.

– Есть какие-то вопросы?

Лорелай дернула плечом.

– Я всего-то хотела узнать, не войдет ли у нас в привычку убивать заказчиков. А то, знаешь, немного теряется весь смысл в наших рисках и тратах на операцию, если в результате мы остаемся без денег, да еще и с репутацией убийц своих нанимателей.

– Приказы Меркурия не обсуждаются, – отрезал я. – Если что-то не нравится, где выход – ты знаешь.

Лорелай явно хотела сказать что-то еще, но передумала. Только посмотрела на меня так, что по спине пробежали мурашки.

У меня не было причин считать, что она ведет нечестную игру, но в последнее время она вела себя как-то странно. Задавала вопросы, которые больше никто не осмеливался озвучивать. Ставила под сомнения приказы. Я знал, что сильно рискую, отказываясь отдавать Доновану Лозу, но не думал, что угроза будет исходить от моей собственной команды.

– Приступайте к выполнению заданий, – приказал я, обводя взглядом команду. – Последнее, что нам сейчас нужно – это чтобы Меркурий решил, что мы потеряли хватку.

Когда стали расходиться, Джаред повернулся обратно к трем мониторам и начал быстро что-то печатать, но остановился, когда я положил руку ему на плечо.

– Запусти повторный поиск, но на этот раз добавь следующие условия, – я показал ему обновленный список фактов.

– Фамилия на Р или Ф, изучает испанский… грызет карандаш, – на последнем пункте Джаред улыбнулся. – Последний факт, безусловно, интересный, но не думаю, что она стала бы упоминать это в соцсетях.

– Зато это может значить, что она частый клиент стоматолога. Сомневаюсь, что это полезно для зубов.

– Если она не из состоятельных, то вряд ли часто ходит к стоматологу, – сказал Глен.

Я обернулся. Я то был уверен, что он ушел, как и остальные. Глен внимательно на меня посмотрел. Он что, проверяет, действительно ли я ищу ее?

– Добавь условия, – обратился я к Джареду, игнорируя Глена. – Я подумаю, как истолковать факты, чтобы это можно было найти в сети.

– Ладно. Но мне было бы проще работать, если бы я знал, откуда ты берешь о ней информацию.

Я не хотел, чтобы команда знала, как близко «Акации» к нам подобрались. Вытаскивая меня из зала, Глен успел заметить на полу девушку без сознания, но из-за пыли и спешки не сумел ее рассмотреть. Команде я сказал, что считаю ее ответственной за взрыв: мол, «Акации» хотели меня убить, но что-то пошло не так, и теперь я желаю от нее избавиться. Джаред раздобыл записи видеонаблюдения из отеля за тот день, и я просмотрел их не менее сотни раз, но безуспешно. Камеры стояли только в холле, но в огромной толпе было практически невозможно определить, кто именно свернул в коридор, ведущий в свадебный зал.

– От одной серой мышки.

Джаред нахмурился.

– С каких пор ты перестал мне доверять?

– С тех пор, как ты перестал справляться, – я постучал по ноутбуку. – Найди ее.

После ранения хотелось хорошенько отоспаться, но меня ждало слишком много дел. Подготовить все для кражи – она была скучной, простой, но мы отчаянно нуждались в деньгах, которые не получили за Лозу. Выбрать, куда перебраться после того, как отдадим карту заказчику. Переформулировать известное об Амелии так, чтобы программа Джареда смогла ее найти. Нанять повара и не питаться только лишь готовой едой из супермаркета. Завести кота. Сходить на свидание и надраться до чертиков.

Мечты-мечты.

Я заперся в импровизированном кабинете и уткнулся в ноутбук. В новостях уже обсуждался взрыв газа в доме богатого бизнесмена. Я прочитал по диагонали «Бостон Джеральд» и «Бостон Глоуб», но нигде не упоминалось, что Донован был уже мертв, когда начался пожар. Придется взломать полицейскую базу данных, чтобы узнать официальную версию следователей. Может, «Акации» решат, что Донована заела совесть, и он покончил с собой, и не догадаются, что это был я.

Черт побери, а как все замечательно шло! Безупречная репутация. Заказчики, готовые играть по моим условиям. Враги, отчаянно желающие смерти Меркурия и слишком слепые, чтобы понять, что к чему. В какой момент все пошло не так? Когда «Акациям» удалось заманить меня в ловушку в отеле? Когда я стащил у них Лозу? Или же еще раньше, когда мое любопытство затянуло меня в расследование подозрительных смертей? Если бы только я мог вернуться в прошлое и все исправить…

Впрочем, если бы я мог вернуться назад и действительно изменить какое-либо событие, то сделал бы только одно.

Не стал бы убивать Меркурия.

Глава 3

Я резко проснулась. За окном еще было темно, и мебель в спальне едва угадывалась сквозь темноту. Сердце бешено стучало в груди, как после изнурительного марафона. Я испугалась, что у меня вот-вот случится сердечный приступ. Тело горело и…

Я зажмурилась, осененная внезапной догадкой. Это было ошибкой. Едва я закрыла глаза, как увидела стройное женское тело на кровати, а затем ощутила на губах горячую кожу.

«Ты совсем рехнулся?!»

Я почувствовала, как Аарон испугался от моего вскрика.

«Нельзя ли потише?»

«Ты всерьез собираешься заниматься этим, когда я у тебя в голове?»

«А ты не подсматривай.»

«Словно это так легко! Немедленно прекрати!»

«Ну уж нет, милая. Я и так сделал тебе одолжение, устроив перерыв на четыре месяца. Я не собираюсь провести остаток жизни как монах из-за тебя в моей голове.»

Я хотела спать и была зла, так что не успела остановить мысль.

«Это не навсегда.»

Аарон ухватился за мысль невидимыми пальцами.

«Вот как? Так у связи есть срок годности?»

Да, вот только никто толком не знал, сколько именно еще просуществует наша связь. Кэра призналась, что это должна была быть короткая операция – на месяц, может, чуть дольше. Связи полагалось постепенно ослабевать, истощаться, но вот прошло четыре месяца, а я все так же чувствовала Аарона.

В данную конкретную минуту – слишком уж сильно чувствовала.

Аарон всем телом прижался к лежащей под ним девушке, их поцелуй замер на моих губах. К моему несказанному счастью, они все еще были в одежде, хотя все указывало на то, что это продлится недолго. Почему я так отчетливо его слышала и видела? Когда его подстрелили, меня закинуло в его голову всего на секунду. Теперь же я не могла отключиться, как бы ни старалась.

Я потянулась к прибору и щелкнула переключателем. Ничего не произошло. Дура. Когда я в последний раз его заряжала? Включив лампу, я воткнула прибор в розетку. Загорелся красный огонек. Придется ждать, пока батарея не подзарядится.

Тем временем Аарон и не думал останавливаться. Я старалась реже моргать, чтобы не видеть нежелательные образы, но все тело полыхало от томления. Это было хуже, чем смотреть с мамой фильм, в котором внезапно началась постельная сцена.

«Уже очень поздно. Я хочу спать.»

«Ну так спи.»

«Не могу! Ты слишком возбужден.»

Ему было смешно. Смешно, черт подери!

«Тогда жди.»

«Не фанатка вуаризма. И вообще, у тебя же огнестрельная рана. Швы разойдутся.»

Прошло больше двух суток с тех пор, как его подстрелили. Не считая одной вспышки адреналина, я больше не слышала Аарона и тайно надеялась, что связь оборвалась.

«Спасибо за беспокойство о моем здоровье, но я и сам могу о себе позаботиться.»

Девушка что-то ему сказала. Ее слова доносились до меня словно сквозь толщу воды. Интересно, кем она была? Проституткой? Его девушкой? Или же они только встретились? Последний вариант мне нравился больше всего, хотя это и означало, что я проворонила шанс подслушать и подсмотреть что-нибудь полезное во время их флирта. По крайней мере, это было лучше, чем за четыре месяца упустить тот факт, что Харон с кем-то встречается.

Тем временем девушка оказалась без платья.

«Аарон, я прошу тебя. Не сегодня.»

Он разозлился – или же ему передалось эхо моей злости?

«И с чего вдруг я должен выполнять просьбы человека, который добровольно залез ко мне в голову? Нужно было думать, прежде чем подписываться на это.»

«Я не хотела этого. Я оказалась в отеле случайно.»

Мне не следовало этого говорить. Аарон неверяще повторил мои слова, осмысливая их.

«В каком смысле – случайно?»

«Не я должна была быть связана с тобой. Я просто оказалась не в том месте и не в то время.»

Долгое время ничего не происходило. Желание, одолевающее Аарона, ослабло, но не ушло совсем. Мне удалось выбраться из его головы, так что я перестала что-либо видеть и слышать вокруг него, хотя продолжала ощущать его самого. Аарон дёрнул за невидимую нить, и я поняла, что он остался один.

«Хорошо, – сказал он наконец. – Я притворился подкаблучником. А теперь объясни, как ты оказалась в банкетном зале, если не имела никакого отношения к операции по моей поимке.»

Мама.

«Один, один, два, три, пять…»

«Можешь не стараться, уже услышал.»

Я чертыхнулась.

«Хотя мне всё-таки не до конца понятно, какое именно отношение к этому имеет твоя мать. Помимо того, что она, вероятнее всего, из ‘Акаций’. Больше ничем не поделишься? Ну и ладно, как-нибудь потом. Получается, мы с тобой всего лишь заложники ситуации?»

«Получается, что да.»

«Тогда как насчёт сделки? Я дам тебе все, что пожелаешь, а взамен ты исчезнешь и будешь держать рот на замке, пока связь не исчезнет.»

Во мне загорелся интерес.

«Все, что пожелаю?»

«Я именно так и сказал. Точнее, подумал.»

Единственное, о чем я мечтала – это вернуться к своей жизни.

«Отлично. Сдайся полиции.»

Откуда-то я знала, что он ухмыляется.

«Заметь, я поступил по-доброму и предложил тебе сделку. Обычно я оперирую шантажом и угрозами.»

Я посмотрела на прибор. Огонек уже горел зеленым. Я могла включить его и наконец лечь спать, оберегаемая вибрацией. Было опасно разговаривать с ним напрямую, тем более когда организм ослаблен сонливостью. Но Аарон тоже был в незащищенном состоянии: огорчение от обломавшегося удовольствия, остаток желания. Любопытство. Я не хотела упускать шанс.

«Зачем ты вообще это делаешь? – спросила я, выключая свет и ложась обратно на подушку. – Кражи, обман. Убийства. Ты так сильно нуждаешься в деньгах?»

«Я не миллионер, но и не голодаю.»

«Тогда зачем? Какова твоя цель?»

Аарон молчал, отгородившись от меня невидимым щитом. «Акаций» интересовало, как Меркурий проворачивает свои дела. Мне же хотелось узнать, что привело его сообщников и его самого на этот путь. Месть, как у Дантеса или Каза Беккера? Чувство одиночества, как у Оливера Твиста? Желание помочь обществу, как у Робин Гуда? Извращённое чувство справедливости, как у… ну, в целом, у всех злодеев в жанре Young Adult.

Мои глаза стали закрываться. Я решила уже, что Аарон меня проигнорирует, когда он неожиданно ответил.

«Адреналин.»

«Что?»

«Все дело в приливах адреналина. Ничто не делает меня более живым, чем кровь, бурлящая в жилах, и сжимающий горло страх.»

«Так ты адреналиновый наркоман?» – расстроилась я.

Его тихий смех зарокотал у меня в груди. Я знала это, как и знала, что он смеется над моим огорчением.

«Похоже на то. А что насчёт тебя?»

«О чем ты?»

«В чем твоя слабость?»

Я ответила, не задумываясь.

«В кофе с ванильным сахаром.»

Аарон обиделся.

«Я, между прочим, серьезно.»

«Ладно-ладно. На самом деле это воздушные шарики в виде собачек.»

«Да ну тебя! Я перед тобой душу открываю, а ты все шутишь.»

Его почти детская обида меня рассмешила. Я захохотала в голос и поспешно прикрыла рот рукой. Не хватало только разбудить маму.

«Если ты действительно открываешь передо мной душу, то расскажи, где сейчас Лоза.»

«Только после того, как ты назовешь номер своего соцстрахования.»

Неожиданно я поняла, насколько тонок был лед, по которому я шла. Завязывай, Амелия. Я не узнала ничего, что было бы полезно «Акациям», да еще и потеряла лишний час сна.

«Мне и правда пора спать,» – напомнила я.

«И что же, не пожелаешь мне сладких снов?»

Я включила прибор и легла на бок. Не стоило мне с ним говорить, не стоило вести полуночные беседы, словно мы были друзьями. Я вспомнила тяжесть пистолета в руке, запах пороха. Человека на полу.

Мертвого человека.

Я провалилась в беспокойный сон.

***

Если бы я знала текущий адрес Харона, то прислала бы ему результаты теста по испанскому с припиской: «Это все твоя вина».

Может, мне удастся с ним договориться? Рассказать, в какие дни мне ну никак нельзя отвлекаться, чтобы он сидел в это время тихо?

Ну да, Амелия. Гениальная мысль. Мало того, что тогда он сможет вычислить меня по датам экзаменов – если, конечно, он уже не узнал, кто я, – так еще и взамен наверняка попросит ответную услугу: не мешать, пока он совершает преступления. Вот «Акации»-то обрадуются…

– Ты сегодня вообще спала?

Я подняла глаза от капучино и посмотрела на Эмму. Мы договорились встретиться в кафе на территории кампуса, чтобы скоротать время между парами. Я пришла первой, и теперь Эмма аккуратно садилась напротив, стараясь не помять длинную юбку.

– Да. Просто не очень много времени.

– Пожалуйста, скажи, что ты была на тайном свидании.

Против воли я подумала о ночном разговоре с Аароном и покраснела. Эмма рассмеялась.

– Вот как! А ты и молчишь.

– Ни с кем я не встречаюсь, – отрезала я.

Мысль о том, чтобы встречаться с Аароном, казалась мне глупой. Я ни черта о нем не знала, кроме того, что было перечислено о нем в досье «Акаций». А там, поверьте мне, было мало приятного. Добавьте к этому тот факт, что моей задачей было добиться его поимки, а его – избавиться от меня.

И все-таки я не могла отрицать, что отношения между нами были наподобие… дружеских? Или товарищеских. Полагаю, этого трудно избежать, когда проживаешь чужие чувства и эмоции, словно они твои.

– Но с тобой что-то происходит, – заметила Эмма. Она кивнула на лист с тестом по испанскому. Мисс Молина не пожалела времени, чтобы исправить все мои ошибки красной ручкой и оставить на полях замечание, что ждала от меня лучшего результата. – И не думай, что я не заметила, как ты сбежала с теста раньше времени, хватаясь за бок, а потом пропала на несколько дней.

– У меня был аппендицит.

– Аппендикс в другой стороне.

– Ты слышала о зеркальном синдроме? Болит одно, а тебе кажется, что другое.

Эмма раздосадованно покачала головой.

– Я хочу помочь, Амми, – ласково сказала она. – Мы все хотим. Но ты отдаляешься от нас, а мы понятия не имеем, почему.

– Поверь, я бы с удовольствием рассказала, но не могу.

– Почему?

Потому что я подписала кучу бумаг о неразглашении. Потому что ты мне не поверишь. Потому что я стала мишенью для преступника, и последнее, чего я хочу – это чтобы ты тоже попала в его список дел.

Не дождавшись от меня ответа, Эмма откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди.

– Это из-за того, что я стала общаться с Самантой и Кейт?

– Что? – растерялась я. – Нет, конечно же нет.

– Я все еще дорожу нашей дружбой.

– Я тоже. Но… – я вздохнула. – Я расскажу. Но не сейчас, ладно?

Эмма скривилась. Я догадывалась, что сейчас она принимает решение о следующем шаге: надавить на меня или оставить в покое? Природное любопытство боролось с желанием дать мне пространство, чтобы не загнать глубже в норку.

– Лааадно, – протянула она, беря в руки телефон.

Доедая свой сэндвич, я подумала о том, как бы скорее выведать у Харона всю информацию. Я подозревала, что мне было бы проще, если бы «Акации» рассказывали, к чему привели мои находки. Я доложила им о стрельбе три дня назад. Да, я мало что заметила, но наверняка им удалось что-то найти даже по таким крошкам! Знай я больше о том происшествии, смогла бы надавить на Харона, поймать его мысли на волне от удивления.

– Шоппинг: да или да?

Я вынырнула из мыслей – моих собственных – и уставилась на Эмму.

– Ты сказала «шоппинг»? – уточнила я, захваченная врасплох сменой темы. Сидя дома, мне не оставалось ничего другого, как наверстывать пропущенный материал. После чтения учебников по испанскому, итальянскому и немецкому я начала сомневаться в своей способности воспринимать родной английский.

– Мне нужен новый свитер. К тому же, скоро Хэллоуин. Имеет смысл прикупить новые костюмы.

Не было никаких шансов, что меня отпустят на вечеринку в честь Хэллоуина. Если раньше мама не особо интересовалась моей жизнью, то с тех пор я стала ходячим радиоприёмником, меня разве что GPS-локатор под кожу не вживили.

– Не вижу смысла покупать то, что наденешь раз в жизни, – уклончиво ответила я.

– А мы наденем дважды. Помнишь, на Новый год будет маскарад в Гранд-Мейсоне? И не смей делать такое лицо. Ты еще летом обещала, что пойдешь. Билеты стоили целое состояние! Я бы не стала покупать, если бы ты сразу сказала, что не пойдешь со мной.

Я скривилась. Я напрочь забыла о новогоднем маскараде. Откажусь от двух вечеринок, и дружба с Эммой будет похоронена под грудой нарушенных обещаний.

С другой стороны, до Нового года было еще два с половиной месяца. Может, к этому времени «Акации» уже получат от Харона все, что хотят, или же связь наконец оборвется.

– Когда пойдем?

Эмма взвизгнула от счастья и уткнулась в телефон.

– Саманта может после четырех. Ты как?

– А сколько сейчас вообще?

Я потянулась к телефону и включила экран. Эмма прыснула со смеху.

– У тебя на запястье часы, а ты время решила на телефоне посмотреть?

Я уставилась на свою левую руку. Я терпеть не могла браслеты и кольца: в детстве у меня была дурацкая привычка врезаться запястьями в дверные косяки и стены. Легко представить, что в таком случае становилось с циферблатами и прочими аксессуарами. Однако сегодня утром я едва не опоздала на пару, потому что мое запястье внезапно показалось мне слишком голым, и я перерыла весь комод, пока не нашла хоть какие-то часы.

– Забыла про них. Мне через десять минут надо заглянуть на консультацию к мисс Молине, потом я свободна. Но в семь я должна быть дома, – предупредила я.

Это сильно сужало список магазинов. Мы обошли три лавки, посвященных маскарадным костюмам, но даже непредвзятой Эмме ничего не понравилось из ассортимента. Тогда мы принялись просто заходить во все, что попадалось по пути, решив, что купим что понравится, а потом уже придумаем, кого в этом будем изображать.

Когда до конца моей свободы оставалось не больше часа, Саманте приглянулось платье на витрине одного модного бутика. Повсюду были развешены таблички «Распродажа», но несмотря на огромные скидки, мне при виде ценника стало страшно даже дышать на эти платья.

– Тебе не кажется, что это как-то чересчур для платья, которое ты наденешь раз в жизни?

Эмма пожала плечами, перебирая вешалки в поисках своего размера.

– А я не собираюсь надевать его только раз. Еще будет выпускной, свадьба…

– Похороны, – услужливо дополнила Саманта.

Эмма показала ей один неприличный жест.

– Фу как некультурно. О, посмотри на это платье. Думаю, тебе подойдет.

Я перестала слушать девочек и пошла дальше вдоль вешалок, избегая смотреть на свое отражение в зеркалах, которых здесь было навалом. Цены удручали. Заработанных денег хватило бы максимум на самые дешевые сережки, и то только на одну из пары. Я покрутила в руке сережки-бусинки. Такие простые, а ценник четырехзначный. И за что, скажите на милость? За гравировку с названием бренда, которую можно разглядеть только под микроскопом?

«Положи в карман.»

Я дернулась и выронила сережки обратно на бархатную подушку. Я так глубоко погрузилась в свои мысли, что не поняла, что плаваю в них не одна. Как давно он следил за мной? Как много успел увидеть и услышать?

Я попыталась закрыться, но паника только шире распахнула Аарону дверь в мою голову.

«Ты в слепой зоне, – продолжил Аарон. – Камеры тебя не видят, консультанты заняты твоими подругами. А рамки на входе явно не работают.»

«Я не собираюсь красть сережки!»

«Почему нет? Если ты хочешь их и не можешь себе позволить.»

«Это неправильно.»

Аарон фыркнул.

«Говорю тебе как спец по кражам: они даже не пытались защитить свой товар. Это даже кражей назвать нельзя, если берешь то, что настолько плохо охраняется.»

«Факт кражи определяется не тем, как охранялся предмет и охранялся ли он вообще, а имел ли ты хоть какое-то право его брать. Это чужое.»

«Так красиво рассуждаешь о том, что правильно, а что нет, а сама крадешь мои мысли. Сама святая,» – язвительно заметил Аарон.

«Я не святая.»

«Докажи. Укради сережки.»

Я снова положила сережки на ладонь и коротко посмотрела по сторонам. Эмма спорила с консультантом о цвете платья. Вторая работница магазина лениво развешивала по вешалкам одежду, принесенную из примерочных. Мой взгляд метнулся к потолку. Камеры располагались по углам, но меня от них надежно прятал манекен. Аарон был прав. Я в слепой зоне.

Сердце стучало где-то в горле, перекрывая доступ кислорода к легким.

«Положи в карман. Не смотри по сторонам. Просто сделай это.»

Словно во сне, я притянула руку к туловищу. Разжала пальцы. Сережки бесшумно скользнули в карман пальто. Я замерла, но ничего не произошло. Никто меня не окликнул. Никто не видел, что я сделала.

Мои губы расползлись в довольной улыбке. Так просто. Голова кружилась от эйфории. Мне хотелось закричать от удовольствия. Я еще даже не вышла из бутика, но почему-то была абсолютно уверена, что смогу уйти без последствий. Быть может, раз так легко удалось с сережками, я смогу забрать что-то еще?

И тогда я осознала, что такое делаю.

Я быстро достала сережки из кармана и положила их на подушечку трясущимися руками. Я не могла поверить, что только что сделала.

«Какого черта?!»

«Не кричи, – сказал Аарон. – Я тебя прекрасно слышу.»

«Что ты со мной сделал?»

«Ничего. Просто немного… подтолкнул.»

Ноги подкосились, и я с размаху села на низкий пуфик. Меня замутило.

Может, он и не управлял моим телом, но я не сомневалась, что Харон каким-то образом повлиял на мое сознание. Он подстегнул меня, усилил приступ адреналина, чтобы я поняла, о чем он говорил вчера. А если он мог делать со мной такое, на что еще он способен?

Перед глазами пробежали страницы досье на команду Меркурия, собранное «Акациями». Сотня краж. Две мошеннические схемы по уводу денег из государственного бюджета. Взлом сети отелей и продажа украденных персональных данных постояльцев на черном рынке. По мнению «Акаций», это Меркурий стоял за убийством сенатора в прошлом году, и это из-за него погибло четыре человека в разбившемся вертолете летом. Сколько из этого сделал непосредственно Харон, его правая рука? Был ли он бездушной марионеткой, или же главным советником безжалостного убийцы?

Харону нравилось решать сложные загадки, совершать то, что другие считали невозможным. Что может быть увлекательнее, чем совершить преступление чужими руками? А еще лучше, руками дочери члена «Акаций».

Дыши. Просто дыши.

Легкие расправлялись, получая новую порцию кислорода, но мне казалось, что я задыхаюсь. Каждый вдох давался с трудом, грудную клетку сдавили тиски. Я забыла, как двигаться, как сидеть. Меня словно парализовало. В голове неустанно билась только одна мысль: дыши. Дыши, потому что если остановишься, то умрешь. Дыши, потому что больше ни на что не хватало сил. Дыши. Просто дыши.

«Амелия?»

Дыши.

– Амелия?

Кто-то встал рядом со мной. Нужно было поднять голову, выдавить из себя ответ. Как это делается?

Дыши.

– Ты в порядке?

Я подняла глаза на Эмму. Она обеспокоенно положила ладонь мне на лоб.

– Голова болит?

Я кивнула, хотя это было не так. Голова не болела. Как, впрочем, и ничто другое. Наоборот, я словно перестала чувствовать что-либо. Фарфоровая кукла. Пустой сосуд.

– Сэм, мы пошли, – крикнула Эмма. Саманта что-то буркнула в ответ. Эмма взяла меня за руку и потянула меня из магазина. – Давай я отвезу тебя домой.

– Я доеду, – выдавила из себя я. Не хотелось снова оставлять машину на парковке колледжа.

На воздухе мне стало чуть лучше. Я чувствовала, что Аарон все еще был здесь, прислушивался к моему состоянию, но не лез с вопросами. Забравшись в машину, я тут же включила прибор. Вибрация создала вокруг меня безопасный кокон. Я представила, как он обволакивает меня, как одеяло. Пуленепробиваемое, жаростойкое одеяло.

Эмма проехала свой поворот и поехала за мной. Стояла около моего дома, пока не убедилась, что я открыла входную дверь. Я махнула ей на прощание, разрываемая на части из-за угрызений совести, побежала к себе в комнату и включила прибор.

И лишь тогда паника отступила.

Глава 4

Как бы позорно это ни звучало, но я нервничал.

Последнее время мне не особо везло, так что даже простая кража из плохо охраняемого музея вызывала у меня мандраж. Адреналин, который, как метко заметила Амелия, являлся моим наркотиком, сегодня был скорее преградой, нежели пользой. Обычно сбросить лишнее напряжение помогала жаркая ночь, но благодаря одному назойливому комару я был лишен и этого.

– Жди.

Голос в моем ухе принадлежал не Амелии, но другой сладкоголосой девушке. Я замер в тупике между музеем и книжным магазином. Ранее Джаред выяснил, что если держаться кирпичной стены, то городские камеры видеонаблюдения ничего не засекут. Впрочем, в этой части улицы было просто отвратительное освещение, так что я сильно сомневался, что хоть кто-то мог меня засечь.

– Чисто.

Черный выход был открыт в течение дня, чтобы сотрудники могли выйти покурить, но после закрытия музея дверь запиралась. С помощью отмычек я справился с этой проблемой всего за пару секунд. Я прошел по узкому коридору к следующей двери.

– Я внутри, – прошептал я, надевая пластмассовую карнавальную маску. Я надеялся, что все пройдет без проблем, но рисковать не хотелось.

– Жди.

Музей больше полагался на видеокамеры и датчики движения, чем на живых охранников. Компьютерный вирус Джареда решил техническую проблему, но я не собирался сбрасывать со счетов ночную смену. Сегодня в музее должно было быть трое охранников, и за их передвижениями следила Лорелай и Джаред по камерам, которые мы взяли под свой контроль.

– Чисто.

Я открыл дверь и оказался на первом этаже, лицом к лицу… точнее, к черепу тираннозавра. Или это брахиозавр? Надо как-нибудь сходить в музей на экскурсию, а не ради экспонатов.

Верхний свет был выключен, но горели светильники, подсвечивающие скелеты и витрины снизу вверх. Динозавр из-за этого выглядел куда страшнее, чем можно было бы ожидать от груды костей, поддерживаемых проволокой.

Я посмотрел в глазок камеры под потолком и показал пальцами «Ок».

– Если ты не собираешься поздороваться с охранниками, советую поторопиться, – заметила Лорелай.

Почему меня окружают сплошь кайфоломщики? В чем веселье, если не можешь пройтись по грани, играя в русскую рулетку с опасностью?

Ступая только на ковер и избегая мраморного пола, я взбежал по лестнице на второй этаж.

– Второй охранник сейчас на третьем, в зале рептилий. Иди по часовой стрелке.

Я свернул налево. Один лифт располагался прямо у входа в музей, рядом с постом охраны. Чтобы добраться до второго, нужно было пройти половину музея, не попавшись при этом на глаза ещё двум охранникам. Не такая уж сложная задачка.

Сквозного пути не было, поэтому приходилось проходить зал за залом, теряя время на круги вокруг экспонатов. В большинстве помещений ковров не было, и приходилось идти неспешно, аккуратно ступая на глянцевую плитку. На мне была специальная обувь, в которой можно передвигаться практически бесшумно, особенно если весишь меньше шестидесяти килограммов. Я же был довольно тяжелым, так что совсем беззвучно идти не получалось.

Стояла гробовая тишина. Я сглотнул, и звук слюны, стекающей по горлу, показался мне слишком громким. А еще, кажется, у меня начало першить в горле. Вот только этого сейчас не хватало.

– Охранник спускается с третьего на второй этаж, – сообщила Лорелай. – Подожди, надо понять, в какую сторону он пойдет. Черт!

Можно было и не уточнять, к чему относилось ругательство. Я огляделся. Я был в зале минералов, и отсюда было только два выхода: вперед в руки к охраннику или назад, откуда я пришел. Разворачиваться и проделывать весь путь назад, чтобы обойти залы против часовой стрелки, не хотелось. Так что я пригнулся и затаился между витринами, надеясь, что в полумраке меня не будет видно среди длинных рядов, раскиданных в подобии простого лабиринта.

Наушник снова ожил, но на этот раз заговорил Джаред.

– Я включу реальную запись из зала минералов, иначе охранник на посту увидит, что его коллега растворяется в воздухе при переходе из одного помещения в другое.

Я услышал приближающиеся шаги. Охранник шел безо всякой спешки, луч его фонарика скользил по полу и стенам, вырисовывая различные фигуры. Похоже, он больше дурачился, чем выискивал угрозу.

В носу защекотало. Реакция на пыль? На одеколон охранника? У меня никогда раньше не было аллергии, поэтому период, когда Амелия расчихалась на цветение в начале августа, стал для меня временем открытия новых ощущений. На мою издевку, что у меня есть аллергия только на законников, она язвительно ответила, что аллергены имеют свойства накапливаться и ударять в самый неподходящий момент.

Видимо, это был он.

Я приподнял маску и сжал пальцами переносицу. В наушнике Лорелай снова выругалась.

– К тебе идет второй охранник.

Охранник внезапно остановился недалеко от меня и стал водить фонариком более прицельно. Неужели услышал шорох от наушника? Даже в такой тишине он не смог бы расслышать слова, но мог засечь сам факт, что раздается какой-то звук.

– Здесь кто-то есть? – дрогнувшим голосом спросил охранник.

Ага. Каспер – дружелюбное привидение.

– Бу-у-у!

От неожиданности я дернулся и едва не стукнулся головой о витрину. Охранник резко развернулся, фонарик выхватил из темноты чью-то фигуру, стоящую в выходе из зала.

– Кларк, сукин ты сын! – выругался охранник где-то совсем рядом со мной.

Второй охранник заржал.

– А ты кого ожидал здесь встретить?

– Да кто ж его знает. Ты чего здесь делаешь?

– Рик сказал, что ты закончил обход третьего этажа, и я решил тебя перехватить.

– То есть напугать.

Я сверился с часами. Из-за непринужденной беседы охранников я стал выбиваться из графика.

– Что ты ворчишь, как Рейнельдс перед выдачей зарплаты? Пойдем сыграем в карты.

– Я лучше закончу обход.

– Боишься снова мне проиграть? – снова рассмеялся Кларк.

– Не люблю оставлять работу.

– Да брось ты. Мы уже весь музей обошли, все в порядке. Если что, все увидим на мониторах. Пойдем, а то этот подонок Рик должен мне уже сотню. Нужно поставить его на место.

Шаги стали удаляться. Мои глаза уже привыкли к свету фонариков, и теперь опять пришлось перестраиваться. Нога затекла, но я не шевелился.

– Я зациклил видео, – сказал Джаред. – Можешь идти.

Я выпрямился и повел плечами, чтобы размять спину. Итак, охранники будут на первом этаже, играть в покер. Пока все складывалось как нельзя лучше.

Я добрался до лифта. Тот приехал со звуковым сигналом. Я дернулся от писка.

– Все в порядке, – поспешно сказала Лорелай. – Они достали пиво и ищут открывашку.

Для спуска в подвал требовался пропуск. без которого кнопка не загоралась как нажатая.

– Тот? – позвал я.

– Секунду, – отозвался Джаред. – Нажимай кнопку.

Двери лифта закрылись, и я поехал вниз. Из помещения, в которое я попал, вело несколько дверей: в туалет, комнату отдыха для сотрудников и в хранилище. Лорелай стащила пропуск одного из охранников, когда была на разведке днем ранее, и заменила в нем магнитную полоску, прежде чем вернуть на место. Охранник будет думать, что пропуск просто сломался, не догадавшись о подмене.

Я провел пропуском по считывателю, и огонек на панели загорелся зеленым. Я попал в хранилище.

Здесь свет был выключен за ненадобностью, и я достал фонарик. Длинные ряды деревянных коробок вгоняли в тоску. Я прошел мимо них вглубь помещения, пока не достиг застекленных стеллажей. Минералы, кости – видимо, экспонаты, временно собранные из экспозиции. Следующим шел блок стеллажей с узкими и длинными ящиками. Вот это больше похоже на место, где могут держать карты.

Мы так и не нашли каталог, в котором были бы указано точное местоположение интересующей нас карты, так что придется изучить все ящики. Заказчик предупредил, что карта уже давно убрана из постоянной экспозиции, поэтому я начал с самого дальнего угла, предположив, что ближе ко входу держат карты, к которым обращаются чаще всего.

Довольно быстро я понял, что моя логика не верна. Каждый ящичек был подписан: год создания, автор (если известен) и описание местности, но порядок также не был обусловлен алфавитом или хронологией. Я скользил взглядом по надписям, отыскивая нужное. 1939 год, карта Лас-Вегаса из коллекции Дэвида Рамси. Она должна быть маленькой, как лист А4 или вроде того – вот только все ящики были одинаковые, и размер карты можно было узнать только открыв его.

– Пока все чисто, – скучающим голосом сообщила Лорелай.

Сколько я здесь уже, минут десять? Хотелось спросить, но мне не нравилось першение в горле, которое усиливалось с каждым глотанием.

Наконец мой взгляд упал на подпись, напечатанную мелким шрифтом: «Лас-Вегас, Невада, все еще остается пограничным городом. 1939». Аллилуйя.

Ящики открывались ключом. Я справился с отмычками. Лежащая внутри карта по стилю рисовки больше походила на карты парка аттракционов. Мультяшные здания, горы; мини-картинки по бокам, в увеличенном формате показывающие мелкие объекты вроде Национального парка Сион. Я не имел ни малейшего понятия, зачем эта карта понадобилась заказчику, но раз он платил за нее два миллиона, пусть хоть на дверь в туалете вешает – мне все равно.

Примостив фонарик на один из стеллажей, я снял с плеча прямоугольную сумку из плотного материала и достал из нее плоский контейнер. Аккуратно переложил в него карту, стараясь лишний раз ее не касаться. Затем поместил контейнер в сумку и закрепил ремнями, чтобы он не болтался.

– Руки вверх!

Я вздрогнул и оглянулся. У дальнего стеллажа со стороны, откуда я пришел, стоял мужчина в форме охранника. Он целился в меня из пистолета, но дуло слегка мотало, будто у него дрожали руки. Лорелай сказала бы, если бы один из охранников отвлекся от игры в карты и покинул пост.

Значит, их все-таки четыре.

– Я сказал: руки вверх, – повторил мужчина, делая шаг ко мне.

– Что происходит? – спросил Лорелай.

Я продолжал стоять с опущенными руками. Я зажмурился, когда охранник посветил мне в лицо, затем луч от фонаря опустился ниже. Охранник сделал еще один шаг, и еще один, пока не оказался на расстоянии вытянутой руки от меня.

– Здесь нельзя находиться. Вы…

Я схватил его за запястье и вывернул руку. Пальцы разжались, и пистолет упал на пол. Я оттолкнул его ногой в сторону. Охранник неожиданно ударил меня в живот и попал по ране. Я зашипел от боли. Я допустил ошибку, приняв охранника за простофилю: может, он и чувствовал себя неуверенно с пистолетом, но врукопашную он был очень даже неплох. Он заехал мне кулаком по лицу. Маска сорвалась и упала куда-то на пол. Мы сцепились. Он толкнул меня, и я врезался плечом в угол стеллажа.

Лорелай что-то вопила мне в ухо, но я не слышал ее в пылу драки. Мой фонарик упал и погас, единственным источником света оставался фонарик в руке у охранника. Сумка с картой была где-то на полу, как и маска. Я выхватил из-за пояса пистолет и направил его на охранника, но тот рванул назад, прячась за стеллаж. Он мелькнул между рядами и бросился к стене. Слишком поздно я понял, что он делает.

Взвыла пожарная тревога. Я выстрелил, но охранник уже отскочил от рычага. Помещение озарил красный свет – хоть какой-то плюс. Я услышал помехи, а затем охранник что-то затараторил в рацию.

– Харон, охранники бегут в подвал, – предупредила Лорелай. – Уходи немедленно!

Из подвала был только один выход. Я не справлюсь один против четырех охранников.

Я обежал стеллаж. Охранник потянулся к своему пистолету. Я выстрелил в пол рядом с ним. Мужчина поднял руки, признавая свое поражение. Даже в полумраке я видел, как округлились его глаза от страха.

– Пожалуйста, не надо, – взмолился он. – У меня больная жена. У нее никого больше нет, кроме меня.

Моя рука дрогнула. Я терпеть не мог убивать тех, о ком ничего не знал. Охранник мог врать, давя на жалость, чтобы спастись. А мог говорить правду, и тогда я убью человека, который просто выполнял свою работу. Как и я.

Но он видел мое лицо и мог описать меня полиции. Анонимность обеспечивала безопасность мне и моим людям.

– Где ты? – верещала в ухе Лорелай. – Полиция уже едет. Убирайся оттуда!

– Пожалуйста, – повторил охранник.

Отчаяние захлестнуло меня. Он не заслуживал смерти. Я не мог убить невинного человека, который оказался не в том месте, и в не то время. Мне следовало забрать карту и уйти, пока была такая возможность. Без жертв.

Моя рука стала опускаться. Плечи охранника слегка расслабились, когда он увидел, что дуло пистолета больше не смотрит ему в лоб.

Что, черт побери, я делаю.

«Нет!»

Я нажал на курок. За воем сирены выстрела практически не было слышно. Охранник рухнул на пол и больше не двигался. Двигаясь автоматически, я подхватил сумку и надел маску. Пронесся по подвалу, виляя между стеллажами с пистолетом наготове. Я не мог избавиться от страха, что мои ноги вот-вот перестанут меня слушаться, что я встану как вкопанный и буду беспомощно стоять, пока меня не арестуют.

– Где остальные охранники?

Лорелай ответила незамедлительно.

– Обезвредила. Выбирайся скорее.

Двери лифта были распахнуты. Он был обесточен из-за пожарной тревоги, как и дверь, ведущая на пожарную лестницу. Я взбежал по ступенькам и оказался на втором этаже. Краем глаза увидел бросившуюся ко мне фигуру и вскинул пистолет, но затем разглядел в красных огнях маску. Лорелай.

– Пожарные и полиция только что подъехали, – сказала она. Ее голос эхом отражался у меня в ухе.

– Хор, – обратился я к Глену. – Мы выберемся через окно на западе здания. Жди там.

– Принято.

Я выстрелил в окно, и осколки посыпались на пол. Датчик под потолком замигал. К пожарной тревоге добавилась охранная.

Лорелай закрепила на раме «кошку» и первой спустилась по веревке. Я перебросил ногу через подоконник и замер, осознав, что допустил промашку.

– Быстрее! – поторопила Лорелай.

Чертыхнувшись, я спустился. Едва я отпустил веревку, как Лорелай щелкнула зажигалкой, и огонь охватил веревку, пожирая ее вместе со всеми уликами.

Рядом, взвизгнув шинами, остановился автомобиль. Мы запрыгнули внутрь. Я еще не закрыл дверь, а Глен уже рванул вниз по улице, убираясь подальше от музея. В этот час улицы были практически пусты. Это давало нам фору, но вместе с этим делало нас первыми подозреваемыми в случае засады.

Из-за поворота выскочила полицейская машина. Мы с Лорелай тут же стянули маски с лиц. Я вцепился пальцами в пистолет, но машина проехала мимо. Лишь когда стало очевидно, что погони нет, я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

– Пожалуйста, помолчи, – пробормотал я, обращаясь к голосу в голове.

Лорелай пошевелилась на сидении рядом со мной.

– Что?

– Неважно.

После выполнения задания я обычно чувствовал легкую усталость и крышесносную эйфорию от удачно провернутого дела. Даже когда меня подстрелил Донован, удовольствие пересиливало боль. Сейчас же я мог думать только о том, как я облажался.

Убегая, я забыл закрыть ящик, из которого достал карту. Считай что облегчил работу полиции, которой не придется тщательно сверять каталоги с экспонатами, пытаясь вычислить, что именно было украдено. И моя ДНК могла остаться на форме охранника: частицы кожи, слюна, отпечатки.

В довершение всего у меня явно разошелся шов на боку и першило горло. Добавьте к этому орущий голос в голове, от которого никак не удавалось закрыться, и получите не самую приятную картину.

Гордиться и радоваться в этот раз было нечем.

– Введите меня в курс дела, – скомандовал я. – Насколько все плохо?

– Охранники были в панике и не понимали, что происходит, поэтому я легко вырубила их дротиками со снотворным, – отчиталась Лорелай. Итак, всего один убитый. Не так уж все и плохо.

– Полиция уже знает о краже, но труп охранника в подвале еще не нашли, – сообщил Джаред. – Я удалил все записи с камер в музее, но, боюсь, вы попали на камеру, которая была снаружи.

Забудьте, что я сказал.

– Видно лица? Номер машины?

– Нет, только две расплывчатые фигуры, которые бросились к автомобилю. Это была угловая камера, и без фильтров для ночной съемки.

Я помассировал виски. До смерти хотелось кофе. Виски. И, возможно, ибупрофен.

– Хорошо. Из приятного: карта у нас, но я торопился и не закрыл ящик. Тот, – я не доверял разговорам по телефону, поэтому продолжал использовать кодовые имена вместо настоящих – Отслеживай переговоры полиции. Я отчитаюсь Меркурию, затем сразу же улетаем. От автомобиля лучше избавиться.

Никто не стал возражать.

Глен высадил нас у штаба и уступил место водителя Люку. Огонь и вода были двумя лучшими друзьями преступника. Они надёжно уничтожали любые улики, но только при условии, что ты оказал им должное уважение.

– У меня разошлись швы, – сказал я, когда Лорелай отошла достаточно далеко.

Глен всего лишь кивнул. В штабе я проверил, в порядке ли карта, после чего снял рубашку и позволил Глену меня заново зашить. Обезболивающее лишь слегка сняло боль. Амелия наконец заткнулась, но раз я совсем-совсем перестал ее слышать, значит, сейчас она докладывала своим о том, что успела увидеть.

– Тебе не показалось, что охранники знали о нашем приходе?

Я коснулся свежей перевязи.

– Я слишком легко вошёл внутрь. Если бы они знали, что мы идём за картой, то усилили бы патрулирование.

– Вот именно что «слишком легко».

Я повернулся к Глену. Он снимал медицинские перчатки, запачканные моей кровью. Их, как и иголки и рубашку, придется сжечь. Никаких следов ДНК. Ничего, что могло бы вывести «Акаций» на меня.

– Лорелай ошиблась с числом охранников. Джаред упустил из вида, что кто-то спустился в подвал. И это при том, что у нас была неделя на подготовку. Единственная причина, из-за которой все пошло наперекосяк – это отвратительная работа членов этой команды.

– Полиция приехала слишком быстро, – продолжил Глен. – Я слушал полицейскую волну, пока вас ждал. Об ограблении сообщили до того, как сработала пожарная тревога.

– Наверное, тот охранник вызвал полицию прежде чем пошел меня ловить.

– Наверное.

Я вздохнул.

– Если это была ловушка – в чем я сомневаюсь – то полиция откуда-то должна была знать, что мы придем именно сегодня, и именно в этот музей.

– Может, они и знали.

– Тогда у нас завелся крот, – рассмеялся я.

– И уже давно.

Смех резко оборвался. Я нахмурился.

– Что ты имеешь в виду?

Глен постучал пальцем по своему виску.

– Она знала, что мы идём сегодня на дело, не так ли? Она все-е-е знает. Копается у тебя в голове, как хозяйка.

– Ничего она не знает, – огрызнулся я.

– Откуда у тебя такая уверенность? Скажи мне, что она не была с тобой, пока ты крался по коридорам музея или пока искал карту. Скажи, что она не следила за каждым своим шагом. Скажи, что она понятия не имеет, что ты сделал.

Я подумал об отчаянии, охватившем меня при мысли об убийстве охранника. Как я начал опускать руку, чтобы не выстрелить.

Как я хотел сбежать, пока не нагрянула полиция, а мои ноги словно прилипли к полу. Словно что-то – или кто-то – удерживал меня на месте.

– С ней нужно заканчивать, – предупредил Глен. – А до тех пор, тебе лучше не участвовать в планировании.

Я посмотрел на него, прищурившись.

– С каких пор ты отдаешь приказы? Возомнил себя боссом?

– Ты поставишь нас всех под удар.

– Меркурий так не считает.

– А откуда мне это знать? Он разговаривает только с тобой. Может, он уже давно отстранил тебя от дел, а ты продолжаешь вешать нам лапшу на уши.

Его слова резанули по моему сердцу. Мне надоела эта игра, но я ничего не мог с этим поделать. Ложь пропитала все вокруг, и мне нравилось прятаться за ней, как за щитом.

Я приложил все усилия, чтобы не сорваться.

– Так позвони ему, – мой голос звучал спокойно, ровно. Ничего общего с сердцем, отплясывающем чечетку у меня в груди. – И спроси.

Мне показалось, Глен хотел сказать что-то, но передумал. На его лице мелькнула какая-то эмоция. Самодовольство? Удовлетворение?

– А теперь иди и займись делом. Мы еще не закончили.

Когда Глен вышел из комнаты, я вцепился пальцами в волосы.

Сначала Лорелай, теперь Глен. Я терял рассудок, и что хуже, я терял свою команду. В одном Глен был прав, хоть я и не собирался признавать этого вслух. Амелия стала проблемой. Я построил свой авторитет кровью и порохом и не собирался так легко его похоронить из-за какой-то девчонки с обостренным чувством справедливости.

Следует просмотреть список, который составил Джаред, попробовать его сократить хотя бы до десяти имён. И, если придется – убить всех, кто может быть моей целью.

Глава 5

Я вытерла слезы, которые все никак не хотели переставать литься из моих глаз. Мама терпеливо ждала. Я настояла, чтобы сегодня она была рядом со мной, а не наблюдала за всем через монитор. Мне хотелось, чтобы она взяла меня за руку или хотя бы погладила по голове, как в детстве, но она только сидела напротив, с блокнотом и ручкой наготове.

– Я готова.

Мама кивнула.

– Расскажи, что знаешь.

В этот раз было хуже. Предыдущее убийство я видела мельком: Харона ранили, меня закинуло к нему в голову, он спустил курок. Никаких эмоций, кроме злости, что его подстрелили. Никакого намека, за что он убил человека.

Но сегодня я видела все с самого начала. Казалось, он даже не понимал, что я с ним – он думал о краже, об адреналине, о больном горле. Так что я не просто была свидетелем убийства. Я знала, что он мог избежать жертв. Я знала, почему он не хотел оставлять охранника в живых. Знала, что ему было настолько плевать на меня, что он проигнорировал мою мольбу не убивать.

И, что самое ужасное, мне почти удалось его остановить.

Но он оказался сильнее.

– Час назад Харон ограбил Бостонский научный музей. Он забрал карту Лас-Вегаса. Кажется, 1939 года, – мама открыла рот, чтобы задать уточняющий вопрос, но я опередила ее. – Я не запомнила название, но он не закрыл ящик, из которого забрал карту. Полиция должна была обратить на это внимание.

– Гарри, – обратилась мама к кому-то по ту сторону стен. – Проверь, чтобы полиция зафиксировала, какой ящик был открыт. Продолжай.

– Насколько я знаю, непосредственно в краже участвовало четверо. За несколько дней до кражи некая девушка по имени Лорелай осматривала музей, чтобы выяснить, сколько обычно охранников в смене. Джаред – он же Тот – хакер, он как-то получил доступ к камерам видеонаблюдения. Пока Харон был внутри, он последовательно заменял картинку на посту охраны, так что охранник видел своих коллег, но не Харона. В какой-то момент двое охранников были в зале одновременно с Хароном – зал минералов, вроде бы. Он прятался за витриной, пока те болтали.

– Ты сказала, что знаешь про четверых, – напомнила мама.

– Да. Еще есть Глен. Хор. Он подобрал Лорелай и Харона, когда они выбрались из музея.

Я глотнула воды, пока мама делала записи в блокноте. Хотя в данную минуту я не сидела у него в голове, я все еще ощущала небольшое першение в горле и боль в боку. Я читала, что люди, потерявшие руки или ноги, иногда продолжают чувствовать в них боль, словно они на месте. Видимо, этот эффект распространялся и на нашу связь.

– Ты видела лицо хоть какого из них?

– Нет. Лорелай была в маске, да и Харон к этому времени стал меня… блокировать. Но у Лорелай, кажется, британский акцент. Насколько подробно мне рассказать о самой краже?

– Расскажи все, что помнишь.

Так я и сделала. Говорила и говорила, путаясь в словах, забывая что-то, возвращаясь назад, перескакивая вперед. Дойдя до убийства охранника, я упустила ту часть, где я упрашивала Харона пощадить его. Знала, что мама потребует воспроизвести дословно свою речь, а я не хотела, чтобы подробности моего унижения были навсегда зафиксированы в отчете «Акаций». Тем более я не хотела, чтобы они знали, как именно мы можем влиять друг на друга через связь.

Здесь не было часов, но я подозревала, что время близилось к рассвету. Ещё один день пропущенных занятий. Если меня не отчислят за прогулы, это будет чудом.

– Он очень беспокоится насчет оставленных следов, – сказала я в конце. – ДНК и отпечатков пальцев. Только он в перчатках был, не знаю, где он мог оставить отпечатки.

– Иногда удается вычислить преступника по отпечатку рисунка перчаток, – ответила мама. Она что-то писала, и говорила, похоже, на автомате, забыв, что обычно не делится со мной такими деталями. – Такое бывает редко, но случаи есть, особенно когда уже есть список подозреваемых.

Мама быстро заморгала и нахмурилась. Она распрямилась.

– Что-нибудь еще?

– Он заболевает. Болит горло. Возможно, скоро начнется насморк.

Я сомневалась, что это супер-важно, но мама сделала пометку.

– Есть ещё кое-что, – выпалила я, пока не передумала. – Но это не совсем касается его.

– Что такое?

– Я хотела бы, чтобы вы рассказывали мне, как использовали информацию, полученную от меня. Что удалось найти. Какие гипотезы проверяли.

Мама внимательно на меня посмотрела.

– Зачем тебе это?

– Я не чувствую от себя пользы, – призналась я. – Я пересказываю все, что вижу или слышу, но не получаю в ответ ничего. Это… демотивирует. К тому же, если бы я знала, как продвигаются поиски и что именно в моих словах вам помогло, я бы копала более точечно, а не пыталась ухватить все и сразу. Например, я вижу, что у тебя появились идеи. Но понятия не имею, какие и откуда.

Мама внимательно на меня посмотрела. Мне не требовалось уметь читать ее мысли, чтобы знать, о чем она думает. Можно ли доверить мне такую важную информацию? Не сболтну ли я чего лишнего Харону, осознанно или нет? Я могла дать им преимущество, а могла и лишить его.

– Мне надо согласовать это с руководством. Все решения по этому делу принимает Таннер, а не я.

Но мне хотелось спать, и я только что участвовала в убийстве человека, который не сделал ничего плохого.

– А мне надо вернуть мою жизнь, – резко сказала я. На лице мамы скользнуло удивление. – И чем больше я знаю, тем быстрее это получится. Ты же моя мама, в конце концов! Неужели, чтобы принять решение на мой счёт, тебе нужно созывать целый совет?

Мама сделала то, чего я от нее совсем не ожидала. Она улыбнулась. Не усмехнулась, не рассмеялась на мою выходку, но улыбнулась. Затем она удивила меня ещё больше.

– Ты права. Хорошо. Во-первых, мы будем искать, кому могла понадобиться эта карта. В первую очередь под подозрение попадают коллекционеры, но ещё нужно учесть тех, кого интересует сама информация на карте.

– Типа искателей сокровищ?

– Да, но не только. Возможно, эта карта может подтвердить, что в 1939 году уже стояло какое-то здание, или границы штатов, или ещё что-то в этом духе. Для этого мы просим текущие дела в суде, связанные с Невадой, и строительные проекты. Во-вторых, теперь мы знаем три новых имени: Лорелай, Джаред и Глен. Не факт, что они настоящие, но кто знает. Ещё ты сказала, что Лорелай осматривала музей заранее. Даже если они удалили запись с камер в самом музее, остаются городские камеры. Будем искать на них девушку подходящего возраста, потом прогоним по фото по базе. Все улики и следы с места преступления отправим в нашу лабораторию: у нас больше возможностей, чтобы найти ДНК и отпечатки. Раз Харон так боится, что что-то оставил, возможно, так и есть. Что ещё… – мама посмотрела на свои записи. – А, конечно. Возьмём на контроль всех, кто будет покупать лекарства от горла и насморка в Массачусетсе.

Я не сдержала смешка.

– Серьезно? Это же какой длины будет список…

Мама пожала плечами.

– В суде такие улики не прокатят, но зато помогут сузить круг поиска. Если ты узнаешь, какие ещё у него симптомы и сходил ли он к врачу – вряд ли, конечно, но мало ли – это тоже очень нам поможет.

Я кивнула. Не могу сказать, что у меня тут же созрел план, что и как я теперь должна искать, зато я перестала чувствовать себя бестолковой. Любая мелочь теперь имела значение. Любой камушек мама могла превратить в слиток золота.

– Что касается предыдущего…

Предыдущего? Я думала, на этом аттракцион щедрости закончился, но мама утвердила локти на столе и сложила ладони домиком.

– Убитого мужчину звали Чарльз Донован. Он бывший брокер с Уолл-Стрит. Получил условный срок за торговлю инсайдерской информацией, с тех пор ему было запрещено торговать акциями. Некоторое время назад его арестовали за махинации на биржевом рынке. Ему грозило тюремное заключение, но мы связались с ним и предложили сделку. Он получает иммунитет за совершенные финансовые преступления, а взамен нанимает Меркурия для убийства.

– Нет ничего прекраснее, чем отпустить преступника взамен на совершение другого преступления… – пробормотала я.

– Когда обычные средства не действуют, приходится выкручиваться. В любом случае, это тоже не сработало. Меркурий как-то узнал, что это ловушка.

– Зачем убивать? Почему нельзя было просто не прийти на встречу?

– Это вопрос к Харону, а не ко мне, – мама замерла, а затем ткнула в мою сторону пальцем. – Я фигурально. Не смей это с ним обсуждать!

Я пожала плечами.

– Да я как-то и не планировала… Спасибо, что рассказала. Теперь я хоть понимаю, что происходит.

– Не за что. Ты права, нам следовало держать тебя в курсе. Постараюсь дальше быть с тобой более… открытой. Я горжусь, как много ты узнала в этот раз.

Вот только половину из того, что я рассказала, я знала уже давно. Имена были такой же проблемой, как и образы, то и дело вспыхивающие в мыслях. Почему-то слова и эмоции контролировать было труднее всего. Нам удавалось прятать друг от друга визуальные мысли, картинки, хоть и не все. Но слова лились бесконечным потоком, они были четкими, ясными и почти что материальными.

Я знала, как зовут некоторых членов команды Меркурия, но не всех, и до сегодняшнего дня не могла связать их с прозвищами. Давно уже надо было рассказать об этом «Акациям», но каждый раз я почему-то чувствовала угрызения совести. Да и какой толк от имен без фамилий? Имя Харона мы знали с первой секунды, как я пришла в себя после взрыва и поняла, что мои мысли кто-то слышит. Я до сих пор помнила его страх и отчаяние, когда мы переговаривались, не понимая, что происходит:

«Аарон. Я Аарон.»

«Амелия.»

«Что же с нами случилось, Амелия?»

Мама посмотрела на часы.

– Пора вернуть тебя домой.

***

Следующие несколько дней тянулись как резина. Мама сдержала слово и держала меня в курсе, хотя на детали она не распространялась. Я знала только что у них есть теория, кому понадобилась карта, и что они отправили запрос ФБР и Интерполу, знают ли они преступников по имени Лорелай, Глен или Джаред с навыками, которые мне удалось узнать. На мой взгляд, это было негусто, но мама была настроена позитивно. Правда, ее хорошее настроение не распространялось на мое обычное расписание.

– Ну пожалуйста, – взмолилась я. – Это всего лишь фестиваль.

– Нет, – отрезала мама. – Мы и так рискуем, отпуская тебя на занятия. Ты многое узнала в последний раз, и Харону вряд ли это понравилось. Он захочет убрать тебя, и как можно скорее.

И это она еще не знала, что я не ограничилась простым наблюдением, когда была у него в голове.

– Он же напортачил. Откуда ему знать, что это я… – «сдала его» звучало неправильно, будто мы были на одной стороне. – Что я вам рассказала.

– Амелия, я уже сказала. Нет. Если так хочешь пообщаться с Эммой, пусть она приходит сюда.

Ага. Ведь дружеские посиделки у меня это то же самое, что пойти с оравой одногруппников на нью-йоркский фестиваль вина и еды в порту Манхэттена. Завтра был последний день мероприятия, и Эмма угрожала мне расправой, если я не приду.

– Мне нужно уехать на пару дней, – сказала мама. Я уставилась на нее. То есть я под домашним арестом, а она опять в командировку? – У моего знакомого из Интерпола есть идея, кем может быть Лорелай, но он готов говорить только лично. Пока меня не будет, за тобой присмотрят другие агенты. Из дома никуда не выходи, но если это что-то срочное, предупреди их. И если надумаешь позвать Эмму, тоже сообщи им заранее. Я дам тебе их телефоны и фотографии, чтобы ты не пугалась, что за домом слежка.

Я раздраженно фыркнула. Мама коснулась моего плеча.

– Я не могу тобой рисковать, понимаешь? – мягко сказала она. – Слишком многое поставлено на кон.

Я опустила глаза.

Оружие. Вот кем я была для них, для собственной мамы. Дело было не в том, чтобы защитить меня, потому что я была не дочерью. Она боялась потерять их преимущество перед Меркурием.

Неужели она всегда была такой, а я этого не замечала? Я печалилась, что у нас не были доверительные отношения, но никогда я не чувствовала себя более преданной, чем сейчас.

***

Я выглянула в окно и посмотрела на машину, припаркованную перед окнами. Утром мне разрешили съездить на пару по испанскому, чтобы написать еще один тест и повысить средний балл по предмету, но сразу же после семинара пришлось вернуться. Машина с двумя телохранителями следовала за мной по пятам. Час назад произошла пересменка, и мне прислали имена новых агентов, которые вытянули короткую спичку.

Может, я могла выбраться из дома через заднюю дверь и перелезть через забор к соседям? Эмма жила всего в паре кварталов от меня, солнце уже зашло, и меня не будет видно, если я буду держаться подальше от фонарей. Только я об этом подумала, как на телефон пришло сообщение. «Лучше не стоять у окна.» Я поборола желание плюнуть на свое воспитание и показать телохранителю средний палец.

Плюхнувшись на кровать, я написала Эмме, что не смогу пойти на фестиваль.

Эмма: «Что? Почему?»

Я: «Под домашним арестом.»

Эмма: «За что?»

Я: «Долгая история.»

Эмма: «Твоя мама что, в кои-то веки дома?»

Я: «Нет, но она установила за мной слежку.»

Эмма ответила через секунду.

Эмма: «Ага, так я и поверила.»

Мне захотелось снять машину и прислать фотографию Эмме, но тогда пришлось бы придумывать объяснение, почему меня охраняют. Сказать, что мама планирует свадьбу какой-то шишке, и поэтому моей семье угрожают те, кто против этого союза? Звучит в духе сериалов Нетфликса.

Эмма: «Честно говоря, уже плевать, что там у тебя творится. Видимо, надо просто перестать спрашивать и ждать, что ты придешь.»

Я перекатилась на спину и прижала ладони к глазам. По щекам потекли слезы. Казалось, что за последние несколько недель я выплакала больше слез, чем за свои девятнадцать лет. Немудрено: когда я сама управляла своей жизнью, принять совершенные ошибки было гораздо проще, чем когда тебя дергают за ниточки разные люди.

«Я тебя ненавижу.»

«Не ты одна.»

Я не собиралась отправлять эту мысль Аарону, но, конечно же, он меня услышал. Глотать стало неприятно, а на нос будто надели прищепку. Не будь я так расстроена, я бы подколола его про «зло не дремлет, но болеет».

«Много успела рассказать ‘Акациям’ обо мне?» – злость Аарона ужалила как оса.

«Не твое дело.»

«Видишь ли, это совершенно точно мое дело. И тот факт, что имена моих товарищей теперь на слуху у копов, меня абсолютно не радует.»

Я вздрогнула. Откуда, черт побери, он это знал?

«И если ты еще хоть раз влезешь мне в голову, чтобы помешать мне делать мою работу…»

«То что? – огрызнулась я. – Убьешь меня, как убил охранника? Застрелишь в упор, хотя я сдамся и буду молить о пощаде? Как у тебя вообще рука поднимается убить невиновного?»

«Милая, вот подрастешь и поймешь, что мир далеко не детская сказка, и если не убьешь ты, то убьют тебя.»

«Хорошо, наверное, утешать себя такой моралью.»

«А как ты утешаешь себя? Как оправдываешь деяния ‘Акаций’, а? Или это другое?»

Я попыталась загородиться от него, но его злость втягивала меня в его голову, как смерч.

«Интересно, сколько тебе платят за то, что ты сидишь у меня в голове и выкладываешь им все, что удалось узнать? – продолжал он. Его слова ввинчивались в мой мозг, прожигали дырку в сознании. – А как отчисления обосновываются для налоговой? Ты указана как шпион или как информатор?»

«Замолчи.»

«С чего вдруг? Ты же не молчала, когда я делал свою работу. Ну так что скажешь, Амелия? Почему быть дочерью наемного убийцы лучше, чем быть наемным убийцей?»

«Моя мама – не наемная убийца!»

Он рассмеялся, но в его смехе не было ничего доброго.

«А кто она? Секретарь? Чем, по-твоему, занимаются ‘Акации’? Ты хоть что-то о них знаешь?»

Да. Вот только ещё пару месяцев назад я даже не знала, кем на самом деле работает моя мама.

«Проваливай из моей головы, – рявкнула я, перенаправляя свою злость на маму на него. – Иди к проститутке или на очередное убийство – мне все равно, только отвали от меня.»

«Я бы с удовольствием, но твои ребята крепко меня к тебе привязали. Не поделишься секретом, как ты меня блокируешь?»

«А что, мозгов не хватает самому догадаться?»

«Знаешь, что доставляет мне настоящее удовольствие? – от его сладкого голоса в моем животе поселился тугой узел. – Я представляю, как тебя убиваю. Сжимаю руки на твоем горле, пока ты не потеряешь сознание от недостатка кислорода, а потом режу тебя, пока ты не истечешь кровью. Ты в курсе, что мексиканские наркоторговцы, вычислив информатора, отрезают ему голову и оставляют ее на пороге федералов в качестве предупреждения любому, кто вздумает на них стучать? Всегда хотел отправить такой подарок ‘Акациям’. В знак особой признательности я даже куплю тебе шляпку.»

«Ты этого не сделаешь.»