Прятки

Глава 1

Эми: Где тебя носит, Никки? Я держу оборону, но мест почти не осталось! Если что, предпоследний ряд у окна. 205 аудитория.

На бегу читаю сообщение от подруги, и воздух со свистом вырывается из лёгких, а сердце, кажется, сейчас и вовсе разорвётся от такого ритма. Почему меня не записали в какую-нибудь спортивную секцию в школе? Возможно, сейчас тело страдало бы не так сильно. Теперь же приходится смириться с заплетающимися ногами и горящими лёгкими – я начну бегать, правда! Эми бегает в парке, я тоже могу. Вот только войду в учебный ритм, пойму, как организовать время и приступлю. Сейчас же борюсь с прилипающими к лицу прядями, выбившимися из того, что ещё час назад было вполне себе тугой косой-колоском, и пытаюсь удержать юбку, чтобы не устроить тут показательное выступление в стиле Мэрилин Монро. Клянусь, я смотрела прогноз погоды, и там не было и намёка на дождь или ветер, но лондонская погода капризнее любого избалованного ребёнка!

Влетаю на территорию кампуса и вижу часы на главном здании – 09:06. Так, я опаздываю всего на шесть минут, есть шанс, что преподаватель задержится и ничего не заметит. Или будет заниматься организацией процесса, техникой, да чем угодно, лишь бы его внимание не было направлено на дверь. Собираю остатки сил и несусь к входной двери, ища пропуск в кармане кардигана. Как только пальцы нащупывают гладкую карточку, я облегчённо вздыхаю – хоть с этим проблем нет. Пытаюсь вспомнить онлайн-карту университета, которую изучала несколько дней, чтобы лучше ориентироваться и быстрее находить нужные кабинеты. 205 аудитория – это второй этаж, но вот правое или левое крыло? К горлу подступает тошнота, а пропуск в руке так трясётся, что я готова прямо сейчас развернуться и убежать домой. Если меня отчитают перед всей аудиторией? Не впустить, кажется, права не имеют, но публичная порка вполне себе допустима. Почему у меня хотя бы раз в жизни всё не может пройти гладко? От обиды на себя и свою никчёмность плакать хочется, но, как говорит Эми: «Мама вырастила самурая, а не тряпку – соберись», – поэтому слёзы откладываются на потом.

Из последних сил поднимаюсь по ступенькам и прижимаю пропуск к неоновому кресту турникета у поста охраны. Позволяю себе остановиться на пару секунд и упираюсь ладонями в дрожащие колени, согнувшись пополам. Надо купить резиновые шарики и надувать их каждый день, чтобы увеличить объём лёгких. Есть же такие упражнения? Кажется, есть. А потом эти шарики отдам Олли – братик будет счастлив.

– З-здравствуйте. Н-не подскажете, где тут двести пятая а-аудитория? – задыхаясь, спрашиваю я у охранника.

– Вверх по лестнице и направо, третья дверь слева. Парень вон тоже туда идёт, – проинструктировал меня охранник, кивнув в сторону высокой тёмной фигуры, почти уже поднявшейся по злосчастной лестнице.

– С-спасибо!

Миссия понятна и проста: вижу парня – бегу за парнем. Войти вдвоём будет не так страшно и стыдно. Спрячусь за его спиной, если что. Ноги дрожат, и я их уже почти не чувствую. Завтра не встану с кровати, тут и Эми просить сделать мне расклад на её «волшебных» картах не надо. Но сейчас: «Вижу цель – не вижу препятствий». Ладно, одно препятствие есть – лестница. Хотела бы перепрыгивать через ступеньки, но решаю не искушать судьбу, свалиться и разбить голову в планы не входит. На моё счастье, парень, кажется, совсем не спешит, и я всё-таки догоняю его у самой аудитории. Он останавливается и, нахмурившись, осматривает меня с головы до ног. Какие у него яркие зелёные глаза! Знаю, что не время сейчас об этом думать, но, не отметить сложно.

– Всё окей? – спрашивает он, а я даже боюсь представить, на кого похожа, раз у него такая реакция.

Сил говорить нет, поэтому, шумно выдыхая, только киваю и приваливаюсь к противоположной стене.

– В двести пятую? – снова спрашивает он, проведя рукой по немного спутавшимся кудрям медового цвета – совсем как у моего брата!

Я выгляжу настолько дезориентированной? Снова киваю, а в глазах почти темнеет – тело не было готово к такой кардио тренировке. Оно вообще ни к какой тренировке готово не было, кого я тут пытаюсь обмануть? Парень открывает дверь и немного отходит в сторону, рукой указывая мне на вход. Вот к чему сейчас это джентльменство, а? План был такой: спрятаться за ним, найти Эми и быстро занять место. Она не написала, что его увели, значит, всё ещё свободно, да? Но деваться некуда, и я, втянув воздух в надежде выровнять дыхание, вхожу в аудиторию. Кажется, теперь я знаю, как чувствовали себя люди, идущие на казнь – неизбежность бытия упала на плечи и пригвоздила к земле, так что не подняться.

Мои мольбы услышаны не были, и преподаватель уже занял место за кафедрой, а небольшая аудитория напомнила муравейник, в котором почти не осталось свободных мест.

– О, а вот ещё два недостающих кусочка пазла обрадовали нас своим появлением! Что же вы там стоите, молодые и прекрасные? Вот здесь в первом ряду как раз пустуют два места – исключительно для вас! – объявляет худощавый седой мужчина в очках – профессор Линч, и изящным жестом кисти указывает на полностью пустой первый ряд. Это он называет «два места»? Да их там минимум десять!

Десятки пар глаз смотрят на нас, а я готова провалиться сквозь этажи. Надо было расплакаться и не идти, потом попросила бы какое-нибудь дополнительное задание или лишний вопрос на экзамене! Щёки так пылают, что я почти ощущаю исходящий от них жар. Кто-то в аудитории хихикает, кто-то внимательно нас изучает, а я пытаюсь найти Эми, только вот как сказать, что я предпочла бы сесть с ней? Если профессор не разрешит? Тогда это будет ещё больший позор, а я совсем не хотела бы вот так запомниться всем.

– Идём, – тихо произносит парень, слегка надавив мне на спину ладонью.

Не придумав ничего лучше, спускаюсь вместе с ним к первому ряду. Какое-то шествие по тропе позора, не хватает только криков со всех сторон и тухлых томатов в лицо.

– Юноша, что ж вы так загнали свою даму, она еле дышит? – не унимается профессор, и аудитория более чем тепло приветствует его высказывание.

Я погорячилась, когда недооценила проходку – возгласы на месте, а эти слова хуже, чем тухлый помидор в лицо.

– К лондонскому марафону готовится, – отвечает парень и встаёт у длинной скамьи, снова намереваясь пропустить меня вперёд.

Он решил подыграть, раз не стал отрицать, что я не то что не его дама – даже не друг или приятельница? И лондонский марафон проводят в апреле, а сейчас сентябрь. Хотя, возможно, это и к лучшему. Кто знает, куда профессор повернёт этот диалог? Кажется, устраивать шоу ему очень даже нравится. Деваться некуда, протискиваюсь между скамьёй и длинным общим столом, а парень садится рядом со мной, сократив расстояние и заблокировав выход. Не то чтобы мне сейчас надо было уйти, но в перерыве я планировала найти Эми и пересесть к ней без лишних разговоров. А так, если он сам не выйдет никуда, придётся просить выпустить меня. Всё идёт наперекосяк, абсолютно всё! Ладно, не такая уж это и большая проблема, если подумать. Люблю я превращать всё в катастрофу, что поделать?

– Тяга к спорту – это похвально! Как и командная работа, и, кажется, первая пара для экзаменационного проекта у нас уже есть. Подскажите-ка ваши имена и фамилии? – спрашивает профессор и берёт в руки старый блокнот.

Экзаменационный проект? Пара? О чём он вообще? Прошло десять минут с начала лекции, а он уже говорит о какой-то командной работе! Собираюсь возразить, но реакция парня быстрее:

– Влад Романов.

Иностранец? Странно, но акцент чисто британский. Романов… Поляк? Русский? Украинец? Болгарин? Мысли роятся в голове и там такой хаос, что всё обращается в какой-то белый шум.

– А вы, прекрасное создание? – тепло улыбается профессор, когда моё молчание затягивается.

Влад тоже смотрит на меня, и ни один мускул на его лице не дрогнул за всё это время, а я не понимаю, почему он не возразил профессору? У него тут вообще знакомых нет, и ему плевать, с кем работать? Я ведь могу оказаться крайне плохой напарницей, а дело-то серьёзное, если уж мы говорим про проект, который как-то повлияет на экзамен, а то и вовсе его презентация и станет самим экзаменом – это нам ещё предстояло выяснить. И у нас, разве, нет права выбрать себе партнёра самостоятельно? Это ведь не может быть наказанием за опоздание? Или может? Но сейчас дискутировать я не хочу совсем, да и лучше Эми к нему подослать, чтобы попросить поменяться партнёрами – у неё с убеждением лучше.

– Вероника Хейл, – отвечаю я, и голос дрожит то ли от волнения, то ли от того, что я всё ещё не восстановила дыхание.

– Отлично – Влад и Вероника! Как поэтично звучат эти имена в тандеме, не так ли? Но вернёмся к лекции! Итак, сегодня мы начинаем изучение Средневековой культуры и ее отражения в литературе. Средневековье – это время становления христианской религии и церкви, которые во многом определяли мировоззрение людей того времени, а религиозные сюжеты, символика и образность стали ключевыми элементами средневековой литературы. Кроме того, в этот период происходит становление национальных языков. Появляются эпические произведения, рыцарские романы, религиозная лирика и другие жанры, отражающие специфику средневекового мышления и художественной культуры…

Я пытаюсь слушать, параллельно стягивая влажный шарф, ставший самой настоящей удавкой, и сразу же чувствую на шее неприятную прохладу. При этом стараюсь сильно не крутиться и не привлекать ещё больше внимания – мне хватило его на год вперёд. Да и тревожить соседа мне тоже не хочется, хотя он, кажется, и так уже забыл о моём существовании, переключившись на профессора. Выуживаю из сумки блокнот, ручку, если вдруг услышу что-то важное. Нам должны прислать конспект этой лекции и следующей, чтобы мы могли подготовиться к семинару, но для первого дня сделали исключение и слушать – единственное, что сегодня от нас требуется. Хочу проверить телефон и отправить сигнал «SOS» Эми, но профессор Линч вышел из-за кафедры и встал прямо перед нашим столом, так что сделать это незаметно не получится.

–… обратимся к одному из величайших произведений средневековой литературы – «Божественной комедии» Данте Алигьери. Это эпическая поэма, которая отражает глубинные аспекты средневекового мировоззрения. Центральное место в ней занимают образы ада, чистилища и рая – три царства, через которые проходит главный герой в своем мистическом путешествии. Это не просто места посмертного существования, но символические воплощения нравственного состояния человеческой души. Они отражают средневековое представление о космическом порядке, в котором каждый человек занимает свое место в соответствии с его деяниями и помыслами. Да! – восклицает профессор Линч и так резко ударяет по нашему столу, что Влад сдвигается в сторону, зажав своим бедром мою юбку, чем пригвождает меня к месту, а я роняю ручку, и она катится прямо к его ноге. – «Божественная комедия» достаётся вам!

Господи, где я так согрешила? Мои деяния и помыслы, конечно, не идеальны и совсем не праведны, но и не до такой степени всё плохо! Или Влад этот такой грешник, что и на меня проклятье легло от этой близости? Как? Почему? Курс литературы длинный, но мне, как обычно, «повезло» и досталось одно из самых сложных произведений для работы. Всегда ведь так – чем масштабнее автор и его труды, тем больше на тебе ответственности из-за завышенных ожиданий преподавателей, которые боготворят писателя, философа, художника или любого другого деятеля.

– Детали пришлю вам на групповые почты. Не забудьте оставить мне адреса, – говорит профессор и отходит, будто сейчас и не было никакого представления.

Влад выдыхает и немного качает головой, а я ловлю момент и легонько касаюсь его руки, чтобы привлечь внимание. Он оборачивается и вопросительно смотрит на меня.

– Ты… на юбке моей сидишь, – тихо говорю я, кивнув вниз, и он переводит взгляд на скамью.

Я бы могла ничего и не говорить, не сдвинься он немного в сторону и не потяни бедром ткань за собой, отчего она натянулась и задралась. Парень тут же приподнимается и высвобождает юбку красивыми длинными пальцами.

– Ой, извини… – выдавив улыбку, отвечает он, а потом, заметив у своих ног ручку, достаёт её и протягивает мне. – Твоя?

– Да, спасибо, – также вымученно улыбаюсь я.

Почему же так неловко-то всё, а? И как мы будем вместе работать? Судя по всему, никакого права выбора партнёра у нас нет. Не то чтобы я имела что-то против Влада, хоть всё ещё сомневаюсь насчёт проклятья, но мне было бы комфортнее работать с Эми. Мы и в школе с ней во всех проектах были вместе. И пусть здесь она поступила на кибербезопасность, а я – на графический дизайн, у нас много совместных занятий и мы планировали при любой возможности объединяться в группу. Очередной план разлетелся в щепки, а преподаватель продолжал самозабвенно вещать о средневековой литературе, наконец-то оставив нас в покое. Пока есть возможность, достаю телефон, пряча его в складках юбки, и вижу на экране сообщение от Эми: «Ты отхватила себе в напарники наследника русской мафии, кудряшка :)».

Глава 2

Профессор решает провести лекцию без перерыва и отпустить нас немного раньше – почти все голосуют «за», так что я остаюсь сидеть с Владом до окончания занятия. Написала Эми сообщение, что не поняла её шутку, но она так ничего и не ответила. Это же шутка, да? Какая ещё мафия? Мы же не где-нибудь в Мексике, где до сих пор существуют картели, и эти ребята держат в страхе целые города. Нет, бандитов, аферистов, маньяков и им подобных в Лондоне немало, судя по криминальным сводкам и документальным фильмам с подробным описанием убийств и их расследований, но мафия…

Если до этого сообщения я ещё старалась не смотреть на Влада, то сейчас пытаюсь увидеть в нём хоть что-то подозрительное. Он так и сидит вполоборота, поэтому не замечает, как бесстыдно я сканирую его тело. Никаких шрамов или синяков на лице или руках, кисти ухоженные и такие белые, что их сложно представить в крови или грязи. На нём самые обычные джинсы и не менее обычная толстовка, хотя, нет – это самые обычные, но очень дорогие и качественные джинсы и толстовка. А ещё он расслаблен и по-буддистки спокоен, никакого ощущения опасности от него нет. Хочется ударить себя полбу от глупостей, что пришли мне в голову. Детский сад – горшки в цветочек! Эми меня в очередной раз разыграть решила, а я и повелась, как ослик на морковку.

К концу пары профессор Линч разделяет всех студентов аудитории на пары, и любые возражения или пожелания отклоняет.

– Умение работать в команде вам пригодится в жизни, и не всегда у вас будет возможность эту команду выбрать, – объясняет он. – А ещё на моей практике бывало, что один друг делает всю работу сам, а второй и пальцем не шевелит. Сейчас же вы все равны и от вклада каждого будет зависеть итоговая оценка. Вместе с материалами для следующих занятий я отправлю список с именами и фамилиями каждой пары и тему, которую вы должны будете презентовать. О форматах побеседуем с каждым отдельно, когда вы определитесь и поделитесь со мной своими идеями. А теперь, как и обещал, отпускаю вас. Если есть вопросы – пишите на мою почту. Если это срочные вопросы, то подходите сейчас, – объявляет профессор.

Влад поворачивается ко мне, и я снова не могу не восхититься цветом его глаз – как молодая весенняя трава в солнечный день.

– Может, номерами обменяемся? Чтобы быть на связи для проекта и не искать друг друга каждый раз в кампусе?

– Да, давай.

– У меня номер ко всем соц.сетям привязан, у тебя как?

– Тоже.

– Тогда точно не потеряемся, – улыбается он, и на его щеках появляются ямочки.

Если бы солнце стало человеком, то выглядело бы так. Только не палящее и знойное, от которого хочется спрятаться, а мягкое и тёплое, каким оно бывает на рассвете, пока трава ещё покрыта каплями росы, кругом туман и умиротворяющая тишина. Слишком образно? Но что поделать, иначе воспринимать людей у меня не получается, а он именно таким мне представляется. Какой мафиози выглядит так? Знаю, что внешность ни о чём не говорит – тот же маньяк Тед Банди сводил людей с ума своей красотой и обаянием, и это не мешало ему совершать зверства. Но здесь, мне хочется верить, не такая ситуация.

– Увидимся, Вероника – бросает он и, улыбнувшись напоследок, идёт к выходу из аудитории, где его уже ждут трое парней.

– Пока, – отвечаю я, но не уверена, что он расслышал в этом шуме, поднявшемся вокруг профессорского стола.

Протискиваюсь сквозь толпу и в коридоре нахожу Эми. Её чёрно-красные косы и драматические красные стрелки пропустить сложно. Спасибо, Господи, за такую яркую подругу, которую я точно не потеряю в любом людном месте.

– Дорогая, все девчонки будут тебя ненавидеть! В первый же день на первой же лекции урвать себе такого партнёра! Вот это я понимаю яркое начало учебного года!

– Умеешь ты поддержать, конечно, – качаю головой я, пока мы направляемся в холл.

– Вы, я видела, номерами обменялись? Держи телефон поближе к телу и не выпускай даже в бассейне! Такой информацией можно торговать и неплохо заработать.

– У нас на кибербезопасности ты или я? Номерами я только не торговала! И что за фантазии такие? Ты его знаешь? Что за шутки про мафию?

– Никки, ты иногда помимо своих роликов про маньяков хоть какие-то новости просматривай, – закатывает глаза Эми.

Она преувеличивает, я не только такие ролики смотрю, точнее, слушаю фоном. Просто под них не хочется спать и работается продуктивнее, пока я рисую иллюстрации для своих заказчиков.

– А о нём пишут в новостях? Он звезда какая-то?

– Ну, можно и так сказать. Наследник Виктора Романова – главы русской мафии в Лондоне, владельца бесчисленного количества баров, подпольных казино и борделей, о которых, конечно, все знаю, но, которые, естественно, под защитой нашей коррумпированной власти. У него ещё старший брат Александр есть, поэтому, думаю, преемник всё-таки он, но и Влад не менее важен в этой схеме.

– Откуда вообще вся эта информация?

– Из интернета и газет, откуда ей ещё взяться? Недавно все группы университетские гудели, когда узнали, что Влад сюда поступил после года какой-то крутой стажировки в Кремниевой долине.

– Что ж там не остался, раз такой крутой?

– Это ты у него сама можешь спросить как напарница по проекту, – улыбается Эми, и я понимаю, что она будет требовать отчёт о каждом моём шаге. – А все нужные ссылки, чтобы ты была в курсе, с кем вообще работаешь, я пришлю тебе сегодня вечером.

***

– Как же дешево и нелепо это выглядит! – говорит Эми, выгнув бровь, когда очередные поклонницы кое-как втискиваются за столик неподалёку от места, где сидит тот самый Влад Романов в компании своих друзей.

Парни что-то живо обсуждают и смеются, пока вокруг них собирается настоящая толпа. Всё настолько плохо, что любой новоприбывший косится на нас, а потом на них, вероятно, пытаясь понять, чем мы с Эми и ещё парочкой студентов болеем, раз сидим почти в одиночестве, пока в другой части кафетерия образовался человейник. Дошло до того, что некоторые девушки сидят вдвоём на одном стуле, а кто-то и вовсе стоит. Я такое раньше только в подростковых фильмах видела и думала, что это глупости, выдуманные сценаристами для усиления эффекта крутости какого-то персонажа. Но, как оказалось, в реальности подобные вещи тоже происходят.

– Мама любит говорить, что если есть стоя, то больше влезет, – усмехаюсь я.

– Никогда ничего подобного не слышала. Очередные эти ваши славянские странности?

– Они самые.

– Он, кстати, тоже русский по национальности. Говорят, у его отца есть условия, что у Влада и Алекса обязательно должны быть жёны славянки.

– Звучит националистически как-то. Ужасно. Я понимаю, что у всех свои предпочтения, но это уже крайности какие-то.

И как у такого жуткого человека, если это всё правда, мог вырасти такой сын? Нет, я совсем Влада не знаю, но он ведёт себя мило и приветливо, пока ни на кого свысока не посмотрел, не говоря уже о какой-то сегрегации по национальному признаку. Даже думать о таком противно, не то что обсуждать.

– Как уж есть.

– Сейчас за такие высказывания и отменить могут.

– Ты думаешь, мафиози особенно переживать из-за такого будет?

– А ты не думаешь, что это всё сказки какие-то? Возможно, у этого Романова просто грязный бизнес, но тогда у нас мафия на мафии вокруг. Я не эксперт, но обычно мафиози как-то связаны с торговлей наркотиками, людьми, захватом власти и вот этим всем.

– Слушай, я тебе просто передаю то, что знаю, окей? Но скажу так – море без ветра не волнуется.

Так-то оно так, но этот ветер искусственно могут создать конкуренты, например. Или какие-нибудь любители теории заговора. Людям нравится придумывать то, чего нет, когда им попадают какие-то обрывки информации, которая, не факт, что достоверна хоть на один процент. Но это всегда повод для сплетен и игр в Шерлока Холмса.

– Хорошо, хорошо, не злись. Я ведь не обвиняю тебя ни в чём. Просто всё это слишком странно и как-то нереалистично звучит. Особенно в наше-то время.

– Поработаешь с ним и сделаешь выводы, – отвечает Эми, и я решаю не развивать эту тему дальше, пока она меня не прибила на глазах у сотен студентов.

Подруга никогда не могла выдерживать несогласие, а я поставила под сомнение её слова, вот она и завелась. Да ещё и представление с плохими актёрами напротив её нервирует – дамы слишком уж рьяно пытаются обратить на себя внимание громким смехом и вертлявостью. Получается с переменным успехом – разговор у парней какой-то слишком уж занимательный.

– Если я когда-нибудь буду вести себя как они, то пообещай, что ударишь меня чем-нибудь тяжёлым по голове, чтобы мозги на место вправить, ладно? – снова заговаривает Эми, кивнув в сторону «фан-сектора». – Я обещаю сделать то же самое и спасти тебя от позора.

Я бы не сказала, что это такой уж позор. Во все времена были парни, на которых охотились особенно целеустремлённые девушки. Красивая внешность, богатство, слава, власть – причин заполучить себе такого бойфренда много.

– Хорошо. Есть какие-то конкретные пожелания относительно того, чем надо тебя ударить?

– Вот что под рукой будет, тем и бей, – отвечает Эми и несильно ударяет ладонью по столу.

***

Времена, когда мы с подругой ехали домой вдвоём, прошли, и сейчас я одна выхожу из кампуса. Занятия у Эми закончились раньше, и мой телефон уже несколько раз звякнул от входящих от неё сообщений со ссылками на «важные» статьи с доказательствами, что Влад и его семья – самая настоящая мафия. Но всё подождёт до вечера, когда я закончу дела и смогу погрузиться в тему основательно, не отвлекаясь ни на что.

Сумерки уже опускаются на улицы Лондона, окутывая город серой дымкой, а холодный ветер гонит по мостовым первые опавшие листья. Небо затянули тяжелые свинцовые тучи, скрывая за собой солнце. Фонари вдоль тротуаров зажглись, отражаясь в лужах дождевой воды. Прохожие спешат укрыться от промозглой сырости, кутаясь в пальто и шарфы. Их силуэты мелькают в полумраке, нарушая тишину стуком каблуков по влажному камню. Город погружается в сумрачную дремоту, готовясь к приходу ночи. Обожаю это время, но сейчас, направляясь к остановке, молюсь, чтобы автобус пришёл поскорее, иначе промёрзну до костей и рискую заболеть.

Надеваю наушники и готовлюсь погрузиться в мир грёз. Уверена, многие люди в разных уголках мира тоже включают любимые треки и представляют себя героями каких-нибудь фильмов или клипов. Мне так проще пережить пасмурную погоду и не самые приятные поездки. Может быть, уходить в мир иллюзий не так уж и хорошо, но ничего другого я пока не придумала. Не успеваю отойти от ворот университета, как кто-то ловит меня за руку, и я с визгом оборачиваюсь и отпрыгиваю, на ходу выдёргивая наушники из ушей.

– Привет! – как-то слишком уж широко улыбаясь, говорит незнакомая девушка. – Извини, не хотела напугать. Меня Кэсси зовут.

– Эм… Привет, Кэсси, – отвечаю я, не понимая, что тут происходит и что ей надо.

Вижу, как в нашем направлении идут ещё трое, и в одной из них я узнаю «фанатку» Влада или кого-то из его друзей. Но судя по тому, что они решили пристать именно ко мне – всё-таки Влада. Оглядываюсь по сторонам и картина совсем не утешающая – до остановки далеко, людей вокруг мало. Но они же не будут нападать на меня прямо перед университетом, да? Сжимаю кулаки, пока страх проникает в каждую клеточку тела. Я не смогу дать отпор четверым, это физически невозможно.

– Мы видели, как вы с Владом общались после пары. Дружите? – спрашивает она, пока её подруги встают рядом с ней.

– Нет. Вы что-то хотели? Я спешу, – говорю я, стараясь звучать уверенно.

– Мы тебя не задержим. Нам просто интересно, в каких вы отношениях, вот и всё, – хищно улыбается Кэсси, так что уже сейчас хочется бежать этот самый марафон, о котором говорил Влад, пусть я к нему и не готова.

– Извините, но у меня нет времени обсуждать это, – отвечаю я и собираюсь развернуться, но она удерживает меня за руку.

– У тебя ведь есть его номер, да? Поделишься?

– Спросите у него сами, он и поделится.

– А тебе так сложно это сделать?

– Да, потому что у меня нет его номера, – вру я, хоть и не надеюсь, что они поверят.

– А нам так не кажется. Вы что-то записывали в телефоны после пары утром, – говорит девушка с ещё более хищной улыбкой, заправляя белоснежную прядь за ухо.

– Мы договорились о встрече, чтобы обсудить проект – поставили напоминалки, чтобы не забыть, – сочиняю я, мечтая исчезнуть отсюда. – А теперь мне, правда, пора.

Я снова вырываюсь из рук бешеной фанатки, но не успеваю и шага ступить, как возле нас с визгом останавливается черный Мерседес, едва не окатив всех водой из лужи. Стекло опускается и из машины выглядывает Влад.

– Вероника? Что тут у вас происходит?

– Привет, Влад! Мы просто общались, ничего такого, – улыбается блондинка, а её голос стал выше на целую октаву.

Все они резко переменились в лице и стали слаще сахарного сиропа. Снова картина как из низкобюджетного фильма. Но я рада его внезапному появлению – неизвестно, чем бы всё это закончилось. Они не выглядели так, будто собирались сдаться и оставить меня в покое. Не такого начала учебного года я ждала. Неприятности притягиваются ко мне, как железки к магниту.

– А со стороны так не показалось. Что вам от неё надо? – он звучит строго и раздражённо одновременно, так что мне самой становится неуютно от этого тона, хоть я ничего и не сделала.

– Ничего, мы просто обсуждали наш первый день, да? – врёт Кэсси, надеясь, что я ей подыграю.

Наверное, мой вид красноречивее слов, потому что Влад открывает дверь и, не сводя с меня пристального взгляда, говорит:

– Я ведь просил тебя подождать, неужели это было так сложно? Залезай быстрее, пока не замёрзла совсем!

Понимаю, что он делает и решаю не упускать эту возможность, поэтому забираюсь в машину и закрываю дверь, а он моментально трогается с места, унося нас прочь от своих поклонниц. В салоне чисто и приятно пахнет сандалом и кожей. Из динамиков доносится тихая спокойная музыка. Я впервые в дорогой машине, и чувство такое, будто в другой мир попала. Отчасти так оно и есть – Мерседесы мне могут только сниться, пока я не построю успешную карьеру графического дизайнера и не смогу себе его позволить. Если смогу, конечно, но кто запрещает мечтать? Не то чтобы это совсем уж нереально. Но пока мне даже немного расслабиться здесь не удаётся, поэтому прячу ладони между коленями, чтобы он не заметил, как мои руки дрожат от холода и волнения.

– Спасибо, что помог.

– Не за что. Где ты живешь? – спрашивает Влад, выезжая на трассу.

– О, нет, не беспокойся об этом, просто высади меня у ближайшей остановки или у метро.

– Чтобы они тебя там поймали, когда будут мимо проезжать? Шарф твой яркий не заметить сложно, – говорит он, кивнув в сторону моего зелёного вязаного шарфа. – Красивый, кстати, тебе идёт.

– Я… спасибо.

– Так и? Куда едем?

– Я живу в Ист-Энде. Правда, не надо тебе туда.

– Почему не надо? У вас жёсткий фейсконтроль? – улыбается Влад, будто его совсем не отпугнуло то, что я только что сказала.

Ист-Энд – далеко не самый благополучный район Лондона. Я родилась и выросла здесь, поэтому хорошо знаю, насколько все запущено и неблагополучно. Есть тут, конечно, более-менее приличные места, привлекающие туристов, но это всего пара улиц, а дальше – мрак. Каждый день, выходя из дома, я вижу разруху и упадок, здания с облупившейся краской, разбитые окна, мусор, разбросанный повсюду. Местные выглядят усталыми и озлобленными, многие из них связаны с криминалом или страдают от алкоголизма и наркозависимости. Детские площадки зарастают травой, качели и горки поломаны. Атмосфера гнетущая, так что здесь можно сериалы о каких-нибудь гангстерах снимать – сами дома будут отличными декорациями, а жители – массовкой. Не придётся тратиться на гримёров и костюмеров, всё и так уже готово.

– Нет, просто… Это далеко и ты, думаю, если и не знаешь как там, то хотя бы слышал.

– Слышал и даже бывал. Ист-Энд так Ист-Энд. И раз ехать долго, то у тебя есть время рассказать мне, что у тебя за проблема с теми девчонками.

– Номер твой взять хотели, – я решаю ему не врать, чтобы он понимал, какой шум поднимается вокруг него.

– Выглядело всё так, будто они тебя ограбить или избить хотели, – отвечает он, и, думаю, последнее предположение вполне могло бы оказаться реальностью. – И что ты ответила?

– Сказала, чтобы сами у тебя спросили. Даже соврала, что у меня нет никакого номера, но, кажется, мне не поверили.

– После утреннего шоу Линча никто бы тебе не поверил. Но я всё улажу с ними, можешь не беспокоиться, – подмигивает он.

А вот это уже звучит как-то мафиозно.

– И как же? – осторожно спрашиваю я.

– У меня свои методы.

Очень мафиозно.

– Они же не пострадают, да?

– Ты меня за кого принимаешь? – смеётся Влад. – Статей в сети перечитала?

Недостатком самомнения этот парень точно не страдает. Хотя, наверное, я бы тоже такой вывод сделала, услышь подобные слова в свой адрес.

– Нет, я до сегодняшнего утра о твоём существовании и не подозревала, – сразу же отвечаю я. – Просто это прозвучало…устрашающе как-то. А что за статьи?

– Бред, не стоящий внимания.

– Настолько не стоящий, что ты о нём решил упомянуть?

Он, кажется, эту дерзость оценил и ухмыльнулся, бросив на меня быстрый взгляд, который я не сумела прочесть, но поняла лишь то, что мои слова его не обидели.

– Просто ты звучала так, будто прочла всё это и сделала неверные выводы. Не зацикливайся на этом, ладно? И если хочешь что-то спросить, то спрашивай у меня, а я обещаю отвечать честно. Окей?

Будто я решусь просить что-то про мафию или будто что-то помешает ему соврать. Выглядеть дурой или сумасшедшей фанаткой в его глазах мне совсем не хочется.

– Окей, – соглашаюсь я, и теперь желание изучить все эти статьи пробило стратосферу.

Глава 3

С ним было настолько легко общаться, что я совсем расслабилась и даже не заметила, как мы оказались напротив моего дома. Вижу по его взгляду, что он не это ожидал увидеть – ситуация хуже, чем ему казалось. Всё здесь не просто говорит, оно кричит о бедности и запустении. Стоит пройти дальше, и будет ещё хуже. Можно сказать, нам несказанно повезло, что в наследство от бабушки осталась эта маленькая двухэтажная квартира в более-менее приличной части района. Конечно, комнаты крошечные, окна на дорогу и на пустошь, а с обеих сторон не самые благополучные соседи, крики которых мы слышим почти ежедневно сквозь тонкие кирпичные стены. Все дома здесь представляют собой один сплошной длинный блок, разделённый на множество двухэтажных квартир. Кто-то установил небольшие заборы, берущие начало от самых стен дома и заканчивающиеся у тротуара, чтобы обозначить свою территорию, но мама решила себя такими заботами не утруждать после того, как кто-то украл наш старый металлический забор, пока мы были в отъезде два года назад. И именно здесь я провела всю свою жизнь, здесь мой маленький мирок, который я зову домом.

– Я предупреждала, – горько усмехаюсь, и Влад переводит на меня виноватый взгляд.

– Нет, я… это не то, что ты подумала.

– Не оправдывайся, я ведь не слепая и, хочется верить, не тупая. В любом случае, спасибо, что подвёз. И извини, что столько неудобств тебе доставила.

На самом деле я была даже рада, что всё так вышло. Он немного рассказал мне о своей матери-адвокате, которая разрывает оппонентов в судах, о бизнесмене отце, о старшем брате-медике, о своей стажировке в Кремниевой долине, которую он завершил с несколькими предложениями сотрудничества, и на одно даже согласился, так что теперь работает удалённо. Я не выпытывала, просто всё как-то само к слову пришлось и Влад, кажется, был предельно честен. Сама я ограничилась рассказом о своих планах на будущее и о проектах, в которых участвовала как дизайнер или иллюстратор. Говорить о семье совсем не хотелось, а он и не допытывался. Сейчас же он увидел место откуда я родом собственными глазами. Если у него и возникало желание узнать меня лучше, то теперь, полагаю, всё изменилось. Я не из его лиги, это и без поездки сюда нам обоим было очевидно.

– Нет, Ника, подожди, я… – Влад не успевает договорить, как дверь моего дома хлопает с таким грохотом, что я вздрагиваю.

– Какого чёрта ты там копаешься, а? Ужин сам себя не приготовит! – кричит мама, уперев руки в бока. – И это что за тип? В первый же день кого-то подцепила? Позорище какое! Мне как в глаза соседям смотреть?

Позор то, что она сейчас устраивает, привлекая внимание всех вокруг. Соседи уже прилипли к окнам, наслаждаясь шоу. Хочется провалиться сквозь землю, но я бросаю Владу быстрое: «Пока», – и бегу к матери. Не хватало ещё, чтобы она к нему прицепилась. Как мне ему потом в глаза смотреть?

– Никого я не подцепила, идём в дом, – спокойным тоном произношу я и чувствую сильный запах алкоголя – выпила она столько, что даже стоять ровно не может.

– А это привидение что ли? – не унимается мама, указывая трясущейся рукой на машину Влада.

– Это однокурсник. У нас совместный проект и мы обсуждали детали, пока он подвозил меня. Это была разовая акция, успокойся. Идём внутрь, тут холодно и ты простудишься.

На ней старый летний халат, а погода в этом сентябре теплом нас не балует, побив все температурные рекорды. Но алкоголь распалил её, так что она, похоже, холода совсем не чувствует, хоть изо рта и идёт пар, отчётливо видимый в тёплом тусклом свете фонаря.

– Нет, я знала, что так будет, если ты туда поступишь! Знала! Эй, ты, давай проваливай отсюда и только попробуй ещё хоть раз здесь появиться! – Мама готова кинуться на машину, но я удерживаю её на месте, отчего она чуть ли не падает, но успевает ухватиться за моё плечо и сохранить шаткое равновесие.

Машу Владу, чтобы он уезжал, потому что иначе этот спектакль затянется. И не факт, что эта актриса сгоревшего театра не набросится на него или на машину, а оплатить ему лечение или ремонт Мерседеса мы не сможем, не продав почки. Влад хмурится, но медленно сдаёт назад, не сводя с нас взгляд. Я извинюсь. Напишу ему и ещё лично всё скажу. И, конечно, впредь не сяду в его машину и не допущу такой ситуации. Он и так увидел больше, чем положено.

– Он не появится, я обещаю, – говорю я и помогаю ей войти в дом. – Никто не появится.

Веду её к старенькому продавленному дивану, но она резко разворачивается и с размаху ударяет меня по лицу ладонью. Шлепок такой громкий и сильный, что у меня звенит в ушах. Выпускаю маму из рук и сама едва не падаю на пол, а она приземляется на диван.

– Моя дочь не будет проституткой! Если надо, я выбью из тебя все эти мыслишки, поняла меня?

Как такие мысли вообще появились в её голове? Она меня первый день знает? Хотя, после смерти отца мама стала спиваться, и теперь, кажется, мы стали по-настоящему чужими людьми друг для друга. Продавцы в магазинах участливее, чем родная мать. Обида обжигает сильнее, чем удар, но я держусь и не плачу – не здесь, не при ней.

– Мам, о чём ты вообще говоришь?

– Он использует тебя и выбросит, как фантик от конфеты, помяни моё слово. Знаю я таких мальчиков. Ты не смотри, что машина дорогая и лицо милое – всем им одно надо, а вы и бежите на всю эту блестящую обёртку.

– Ему ничего от меня не надо, мы просто работаем над одним проектом, не больше.

– Конечно, конечно! Думаешь, мать такая дура? Побольше твоего живу, всякое видела. И никогда такие истории хорошо не заканчиваются. Так что утри слюни, пока не поздно, и даже не думай о нём! Сделает тебе ребёнка и сбежит к своей красивой жизни с какой-нибудь дочерью лорда.

– Хорошо, я тебя поняла.

– Вот и славно. Я отдохну, а ты иди ужин готовить, а то брат твой с обеда не ел ничего ещё.

Отдохнёт она! Завалится спать, так что выстрелом из танка не разбудить. Бросаю вещи в прихожей и бегу в комнату Олли. Братик сидит на полу возле инвалидной коляски и пытается что-то нарисовать фломастерами в альбоме, но его движения сковывают лучезапястные ортезы, отчего двигается он немного неловко. Год назад Олли резко заболел, но врачи до сих пор не поняли, что с ним случилось и так и не смогли поставить правильный диагноз. Как итог – он не может ходить, хоть ноги и двигаются, руки тоже ослабли, но зато может сидеть, держит голову, интеллект не нарушен, задержек в развитии нет и пока ухудшений не наблюдается. Ему всего четыре, так что никто не знает, что нас ждёт впереди и с чем ещё предстоит столкнуться.

– Привет, Олли, – здороваюсь я и опускаюсь рядом с ним.

– Привет, Ника, – он смотрит на меня, и улыбка мгновенно стирается с его лица. – А что у тебя щека такая красная?

Сложно врать, глядя в его огромные зелёные глаза, но я давно привыкла – не надо ему знать обо всей той грязи, что творится у нас с матерью. Конечно, от всего его уберечь не получается, но как только выпадает такой шанс, я никогда его не упускаю. Олли слишком маленький, чтобы даже думать об этом.

– Поскользнулась и упала, представляешь? На улице дождь, а я под ноги совсем не смотрела.

– Больно? – мягко спрашивает он и тянется к щеке своими тоненькими пальчиками, а у меня на глаза наворачиваются слёзы. – Плачешь, значит, больно.

– Немножко совсем. Но если ты меня поцелуешь, то всё пойдёт, – отвечаю я, быстро вытерев скатившиеся по щекам капли.

Олли улыбается и чмокает меня в щёку, на что я тоже отвечаю улыбкой.

– Теперь всё прошло! Ты просто волшебник, Олли, – отвечаю я, а он краснеет и отводит взгляд. – Итак, что мы сегодня будем есть на ужин – макароны с сыром и сосисками, или жареную картошку?

Выбор у нас невелик, и я хочу приготовить что-то быстрое, потому что живот уже несколько раз подал сигнал, требуя наполнить его хоть чем-нибудь.

– Макароны с сыром и сосисками. И ещё конфету хочу, если есть, – заказывает Олли и прищуривается на последнем слове, произнося его шёпотом – сладости мама не покупает, но это делаю я.

Приходится подкармливать Олли конфетами в его комнате и забирать фантики с собой, чтобы потом выбросить в урну за пределами дома. Он пока держит обещание и ничего маме не рассказывает, иначе начнётся очередной скандал, что я неразумно трачу собственно заработанные деньги. Свои траты на алкоголь она бездумными не считает, пропивая не только часть мизерной зарплаты уборщицы в больнице, но и почти всё пособие брата. Но приходится мириться с этим и не жаловаться никому, иначе Олли заберёт социальная служба, найдёт ему новую семью, и я могу совсем его потерять. Неизвестно, что там будут за люди, и не превратят ли его жизнь в ад на земле. Дома же точно никто не навредит – мама его не трогает, а я стараюсь делать всё, что в моих силах, чтобы ему было хорошо с нами.

– Хорошо, но конфета будет только после ужина и только в твоей комнате, ладно?

– Ника, ну, я же не совсем глупый! – дует губы Олли.

– Ты совсем не глупый, Олли. Я никогда так о тебе не думала.

– Зачем тогда так сказала? Я же знаю, что это наш большой секрет!

– Да, извини меня, конечно, ты знаешь. Просто, мама уже дома и нам надо быть ещё осторожнее, договорились? Как твои галактические гонщики-шпионы из мультика.

– Договорились, – шепчет Олли и озирается по сторонам, будто кто-то может нас услышать и раскрыть, а потом прикладывает указательный палец к губам, давая понять, что будет молчать.

Замаскировать сложности под игру мне показалось не самой плохой идеей. Олли слишком маленький, чтобы понимать всё, что творится вокруг, но и не настолько мал, чтобы совсем не осознавать, что что-то не так. Поэтому мы играем в шпионов, потому что мама будто бы считает сладости плохими. Только вот это не имеет ничего общего с разумным ограничением сладкого у ответственных родителей, чтобы у ребёнка не было проблем со здоровьем. Я сама никогда не накормила бы его дешёвыми гадостями со смутным составом. Приходится неплохо тратиться на эти конфеты, но вид светящегося от счастья Олли того стоит.

Оставляю брата с мультиками и рисунками, а сама иду готовить ужин под аккомпанемент урчащего живота. Выпитый стакан тёплой воды не особенно помогает, но это лучше, чем совсем ничего. Первым делом выбрасываю пустые бутылки из-под какого-то неоново-синего коктейля, что выпила мама – убирать последствия своих «вечеров расслабления» она перестала уже давно. Вытираю стол, на котором полно крошек и засохших капель кетчупа. Полагаю, сама она что-то уже поела, но вот накормить сына не удосужилась, как и приготовить побольше еды, чтобы нам всем хватило. Не исключаю, что Олли отказался есть с ней, что тоже не редкость. Он любит маму, но терпеть не может запах алкоголя, а в последнее время трезвой она почти не бывает.

Открыв холодильник, застываю на месте, потому что все полки забиты едой. Когда я уходила, здесь была одна упаковка яиц, вскрытая пачка куриных сосисок, молоко, кетчуп, сыр и два помидора. Сейчас же чего только нет – фрукты, овощи, какие-то соусы и даже торт в пластиковой упаковке с красной подарочной лентой поверх неё. Откуда? Мама уже храпит на диване, так что будить её и спрашивать об этом я не собираюсь. Она ограбила магазин? Кто-то из соседей принёс это всё на хранение, потому что у них холодильник сломался? Иного объяснения у меня нет, ведь ещё вчера она жаловалась, что нам надо экономить, иначе мы не дотянем до конца недели, не то, что до её зарплаты. Для выплаты пособия Олли ещё рано. Откуда деньги? Она потратила фунтов двести, не меньше!

Решаю пока ничего из этого не трогать и достаю сыр и сосиски, как и планировала, чтобы избежать неприятностей, если вся эта еда не наша. Вариант со сломанным соседским холодильником кажется мне правдоподобным. Или же у них какой-то праздник намечается, и вся еда не поместилась в их доме, так что мама выручила.

Готовлю макароны с сыром и сосисками, раскладываю еду по тарелкам и несу всё в спальню Олли – есть под храп мамы мне совсем не хочется, да и брата лишний раз заставлять всё это видеть и слышать не стоит.

– Космические макароны готовы, капитан!

– Мы будем есть здесь? – удивляется Олли, забыв о фломастерах и мультфильме.

– Да, сегодня ужин прямо на базе. Пора пристегнуть ремни и заправиться топливом, пока оно не остыло! – отвечаю я и усаживаю его в кресло перед столиком.

– А конфеты будут?

– Обязательно, когда будем чай пить, как и договаривались.

Олли кивает, и я вставляю ему ложку в пальцы так, чтобы он смог удобно её держать. Он уже достиг того возраста, когда хочет всё делать сам и даже не рассматривает вариант кормления кем-то посторонним. Роняет макароны, пачкается, но я не вмешиваюсь и лишь сижу рядом, смотря то на него, то на экран телевизора, где непонятно как нарисованные человечки участвуют в гонках на разных планетах и спасают всех от злобных пришельцев.

Когда брат увлекается едой и мультфильмом настолько, что забывает о моём присутствии, я достаю телефон и перехожу по ссылкам, что прислала мне Эми. Как и ожидалось, сплетни, теории заговора и ничего отдалённо напоминающего факты. У этой семьи в собственности много земель и зданий, что объясняет богатство и влияние. Есть подозрения в организации подпольных казино и борделей, но ни одного факта, а только ссылки на «анонимных источников». Такая информация и фунта не стоит. Есть несколько свидетельств исчезновения конкурентов Виктора Романова, но куда они делись и действительно ли он с этим связан неизвестно. В нескольких статьях упоминают его конфликты с итальянской мафией из-за каких-то территорий в Лондоне и Милане, и вот в такую связь поверить можно, хоть это и не делает самого Виктора мафиози. У Дианы Романовой своя юридическая компания и репутация безупречна. Что ж, даже если там есть какая-то грязь, она умело её скрывает, что только подчеркивает профессионализм. Будь у меня проблемы с законом и будь деньги на такого адвоката, то я бы бежала именно к ней, роняя тапки. Старший брат – завидный холостяк, выпускник медицинского университета и вообще золотой мальчик, а Влад – тёмная лошадка, потому что прессе толком ничего о нём узнать не удалось, кроме как о его успехах в сфере IT и об увлечении теннисом. Всё дополнили фотографии их роскошного дома, их самих на вечеринках, ссылки на соц.сети и больше ничего. Да уж, или кто-то хорошо подчищает за ними всю грязь, или же ничего там на самом деле и нет.

Мой телефон вибрирует, и я на экране высвечивается сообщение:

Влад Романов: Вероника, как ты? Всё хорошо?

Лицо пылает, когда я вспоминаю то представление, что мама утроила перед ним. Сейчас мне хочется такую же суперспособность, как у персонажа из любимого мультфильма Олли – стирать людям память. Надо было попросить его остановиться в квартале от дома и спокойно дойти, но откуда мне было знать, что мама дежурит у окна и решит явить себя миру, да ещё и в таком свете? Прежде она таких концертов не устраивала.

Я: Всё нормально. Извини за это шоу. Иногда мама бывает слишком эмоциональной.

Эмоциональной…Мне приходится подумать лишнюю минуту, прежде чем я подбираю это слово. Да, оно совсем неподходящее, тут точнее было бы «пьяной дебоширкой», только писать такое мне совсем не хочется.

Влад Романов: У тебя из-за меня проблемы? Мне нужно объясниться перед твоей мамой?

О, господи, вот этого точно делать не надо! Я даже представить этот их диалог не могу. Мама не станет его слушать и просто устроит очередной скандал, потому что уверена, что всё мировое зло от денег и власти. Возможно, в чём-то она и права, но не Владу это предъявлять. А ей хватило только одного взгляда на его машину, чтобы сделать неправильные выводы, обвинить меня в проституции, а его записать в отряд почётных проходимцев.

Я: Нет, не бери в голову. Всё нормально, правда.

Влад Романов: Мне так не показалось.

Я: Она просто перебрала на дне рождения подруги, а алкоголь на неё плохо влияет.

Не знаю, зачем я пытаюсь выгородить её, Влад ведь не дурак и всё видел, но моя самооценка и так упала в грязь, так что это попытка хоть немного её реанимировать. Да и не хочется, чтобы он думал, что мама у меня совсем уж пропащая, хоть так оно и есть, если уж быть откровенной.

Влад Романов: Значит, ты сейчас в безопасности?

Я: Конечно. Смотрю мультики с братом :) «Галактические гонщики».

Влад Романов: Рекомендуешь?

Я: Для четырёхлеток самое оно.

Влад Романов: Нормально, как раз мой уровень.

Самоирония? Что ж, он продолжает зарабатывать очки! Но очаровываться нельзя – проект по литературе завершится, и мы разойдёмся в разные стороны.

Глава 4

Утром я проверяю Олли, и брат спит, обнимая свою мягкую игрушку в виде межгалактической гоночной машины. Пока он без ума от космоса и гонок я поддерживаю его тематическими игрушками. Эми тоже помогла, подарив ему на день рождения ночник в форме солнечной системы с вращающимися планетами. Мы пошли дальше и объяснили, что его занятия в реабилитационном центре, куда нам чудом удалось попасть по программе поддержки детей-инвалидов из бедных семей – это подготовка к полёту на межгалактические гонки, когда он вырастет. Нашли несколько видео с тренировками в спортзале настоящих пилотов Формулы 1, и это окончательно его убедило не пропускать свои занятия. Теперь Олли кажется вполне счастливым, в отличие от первых разов, когда он ехал в центр со слезами и истерикой.

Решаю не будить его, пока завтрак не будет готов, иначе не смогу ничего спокойно приготовить, и как только вхожу в кухню, вижу маму, сидящую за столом со стаканом минеральной воды с кубиками льда. Похмелье с утра – её привычное состояние. Она уже умылась и причесалась, но глаза всё равно выглядят припухшими, а на лице красные пятна. Похоже, аллергия появилась, но ей на это наплевать. Рядом на столе лежит мокрое полотенце, которое, судя по всему, она прикладывала ко лбу.

– Доброе утро, – здороваюсь я и иду к холодильнику, чтобы достать молоко, яйца и хлеб для французских тостов – готовить что-то другое у меня просто нет времени и желания.

– У кого как, – охрипшим голосом отвечает она и морщится, когда я ставлю бутылку с молоком на стол громче, чем ей хотелось бы. – Вот можно не грохотать так с самого утра? Никакого покоя в этом доме!

– Ты бы таблетку какую-нибудь выпила. Выглядишь неважно.

– Выпила уже, твои б советы ждала. Это всё чёртов коктейль! Лучше б водку купила и не экспериментировала.

Ну, да, многим водка лучше коктейля. Вариант вообще не пить, судя по всему, даже не рассматривается.

– О покупках – это всё наша еда? – спрашиваю я, кивнув в сторону холодильника.

– Нет, бойфренда твоего нового богатенького! Наша, конечно, что за дурацкие вопросы?

– Он не мой бойфренд, я же сказала тебе, что мы просто вместе работаем над проектом.

Если честно, я думала, что она забудет о нём или решит, что это всё ей приснилось, но и здесь не повезло. Ладно, больше Влад здесь не появится, так что надо просто подождать, пока она найдёт новый повод для жалоб на меня.

– Надеюсь, в проект не входят дети? Я ещё слишком молодая, чтобы быть бабушкой.

– Нет, не переживай. Лучше скажи, где ты столько денег взяла?

– Нарисовала! Ника, ты сегодня туго соображаешь, как я посмотрю, – она закатывает глаза, будто я глупость сказала, но вопрос ведь вполне логичный.

– И где ты столько заработала?

Ещё на прошлой неделе мы забирали уценённые продукты в местном супермаркете и ходили в продовольственный банк за бесплатной едой для бедных, а сейчас в холодильнике места свободного нет и упаковки тут такие, на которые мы и не смотрели, потому что стоит это всё дорого.

– Меня повысили и теперь мы заживём как нормальные люди, – ухмыляется она, подняв палец вверх.

– И какая у тебя теперь должность?

– Никакая, я привожу клиентов в клинику и получаю процент от каждой сделки.

После того, как её уволили с должности медсестры из трёх больниц, она нашла работу уборщицей в какой-то странной клинике на окраине района. Платили ей немного, но всё-таки это лучше, чем выживать на крошечное пособие по безработице, особенно когда цены растут буквально каждую неделю. Ей обещали повышение, но я не думала, что оно будет таким резким и с таким скачком в зарплате. Выглядит, мягко говоря, странно, но решаю больше ничего не спрашивать, потому что неизвестно, сколько она ещё продержится на своём новом посту. Алкоголизм и продвижение по карьерной лестнице несовместимы. По крайней мере, для таких людей как мы, за кем не стоит кто-то влиятельный, как за каким-нибудь артистом, например.

***

Подходя к университету, чувствую лёгкую тошноту, ладони потеют, а пальцы немного покалывает. Вот уж не думала, что буду бояться идти сюда, но после вчерашней встречи с Кэсси и её подружками не уверена, что они не попытаются достать меня снова. Не люблю конфликты, и меня жутко угнетает такая напряжённая атмосфера. Вся радость от поступления сюда и всех перспектив улетучилась, и для этого всего лишь нужно было опоздать на первую пару в первый же день и, не делая ничего специально, нажить себе врагов в лице неадекватных охотниц за парнем. Начало почти как в какой-нибудь комедии про неудачницу, вот только роль эта мне совсем не нравится.

На парковке вижу машину Влада и сердце пропускает лишний удар, когда он выходит из неё и машет мне рукой, мягко улыбаясь. Надеюсь, не из жалости. Машу в ответ и уже думаю шагать быстрее, как он сворачивает и идёт ко мне. Нет, я могла бы убежать и солгать ему, что опаздывала на встречу с какой-нибудь подругой, но как это будет смотреться со стороны? Позориться совсем не хочется, нам ещё вместе работать.

– Привет. Милая кофта, – улыбается он, указав на маленькие вязаные белые облачка на моём голубом свитере. – Если бы уют был человеком, то выглядел бы как ты.

Эми говорит, что меня тянет на уютные вещи, потому что всего этого мне не хватает дома и, возможно, она права. Нет, я не выгляжу как переросток в детсадовской одежде – всё гармонично, не зря ведь меня приняли на факультет дизайна. Думаю, отчасти этот стиль, отражающийся и в моих работах, и сыграл свою роль в зачислении, когда я представила приёмной комиссии портфолио. Приятные мелочи создают настроение, запоминаются и завершают любую композицию, будь то наряд, обложка для книги или макет сайта – всё кроется в деталях. И это поняли почти все студенты нашего факультета, так что каждого можно рассматривать и анализировать, как какой-нибудь арт-объект со своим посылом и концепцией. Мой стиль – это пастельные тона, заколки и резинки с забавными фигурками на них, много вязаных вещей, особенно шарфов. В Лондонском холоде они ещё и тепло дарят. И я обожаю маленькие детали вроде тех же облаков или ягод, что сама связала и пришила к старым кофтам, преобразив их. Мама назвала всё ребячеством, но мне нравится.

Эта фраза Влада такая простая и, кажется, искренняя, что я не могу сдержать улыбку.

– Привет. Это очень необычный комплимент, мне приятно.

– Как ты сегодня? Я волновался.

– Почему? Всё хорошо.

Можно назвать меня жертвой стереотипов, но никогда бы не подумала, что парень из богатейшей семьи Великобритании и с кучей поклонниц станет со мной возиться. И, да, он выглядит мило и даже мягко хоть в реальной жизни, хоть на фото в сети, особенно если сравнить Влада с его старшим братом, но внешность ведь часто обманчива. В кино ему подобные обычно разбивают девушкам сердца и уходят в закат. Ну, или всё осознают и влюбляются до безумия, но это мне точно не светит, потому что никогда ничего легко не достаётся.

– Ну, вчера много всякого произошло. Тебе точно больше не влетело от мамы? Я готов поговорить с ней, если нужно, правда.

Щёки горят, кровь стучит в висках, и я обхватываю себя руками, пытаясь хоть немного успокоиться – этот позор забудется нескоро.

– Честно, не надо ни с кем разговаривать. Мама быстро успокоилась, когда я ей всё объяснила.

– И больше проблем не будет, если она увидит тебя со мной?

Надеюсь, она больше никогда не увидит тебя со мной. Ради твоего же душевного спокойствия. Но озвучить это я не решаюсь.

– Нет, конечно. Она…её забота выходит за грани разумного, особенно когда она выпьет немного больше вина, чем стоило.

Звучит, мне кажется, правдоподобно. Пусть думает, что она гипер-заботливая мама, чем алкоголичка, не умеющая держать себя в руках и не просыхающая уже которую неделю.

– Да, ты говорила, что она была на дне рождения.

– Ага, и девочки увлеклись, – улыбаюсь я.

– Понимаю, – он согласно кивает. – Кстати, ты вчера читала задание от Линча? Как тебе?

Профессор прислал список требований к работе, но я так устала, что не думала об этом совсем. Ужин, уложить спать Олли, поработать над обложкой книги для писательницы, с которой я сейчас сотрудничаю, и отправить ей пример макета, после чего уложить спать себя – это всё, на что у меня хватило сил. Да и кто думает об экзаменационном проекте, когда мы ещё и предмет-то толком не изучили?

– Читала, но, если честно, не думала об этом ещё. А ты?

– Ну, у меня есть кое-какие идеи. Можем их обсудить, когда у тебя будет время.

А у него, значит, свободного времени вагон и нет никаких забот, раз наша встреча зависит от моего расписания? А как же работа на какую-то IT-компанию? Дела всякие мафиозные?

– Это можно сделать по переписке или надо встретиться лично?

– Лучше лично, так будет быстрее, и я наглядно смогу тебе всё показать. Сегодня ты свободна?

Господи, куда же он так торопится? Хочет сделать всё в первую неделю и забыть? Не ради встреч со мной же он так старается. Что ж, если у него никаких дел нет, то это не значит, что и я готова сутки напролёт проводить за этим проектом.

– Это так срочно? Просто, сегодня день рождения у моего отца и…

– А, окей, без проблем, встретимся в другой день, – перебивает он и улыбается, давая мне понять, что мой отказ его совсем не обидел.

– Это не отговорка, я…

– Не оправдывайся, я прекрасно всё понимаю. Семья – это главное.

***

Про день рождения отца я не врала. Пятый год, как его нет, но у меня так и не получилось с этим смириться и принять его смерть. И вот я снова собираюсь купить капкейк со свечкой и поехать на кладбище, потому что быть в это время рядом с мамой совсем невыносимо.

Обычно люди устраивают вечер памяти в день смерти человека, но мне такая идея совершенно не нравится. Я и так никогда не забуду пережитый кошмар, когда полицейские позвонили маме и рассказали об аварии. Всё было настолько плохо, что отца хоронили в закрытом гробу. Мама видела его в морге, и опознать получилось только по татуировке клевера на руке и по обручальному кольцу с гравировкой, но ДНК экспертизу всё равно провели для уверенности. Возможно из-за того, что я так и не увидела тело, мой мозг отказывается принять сам факт смерти отца. Он всё ещё живёт в воспоминаниях и часто мне снится. Иногда я даже забываю, что его нет. Вот только боль в груди не проходит, хоть люди и говорят, что со временем становится легче, что просто привыкаешь жить с этой потерей. У меня не получается.

Я протираю надгробие влажными салфетками, касаюсь пальцами фотографии, на которой отец улыбается. Слёзы горячими ручейками скатываются по щекам. Ставлю капкейк с зажжённой свечой рядом и, скрестив ноги, сажусь напротив.

– Если бы ты знал, как нам тяжело без тебя, – говорю я, хоть и знаю, что никто меня не слышит. – Мама топит горе в алкоголе и даже не думает бросать – всё хуже и хуже становится. Олли растёт, вся эта терапия в реабилитационном центре ему помогает. Но не знаю, смогут ли они поставить его на ноги – никто никаких гарантий не даёт. Он, кстати, очень похож на тебя, особенно глаза. И гонки ему нравятся, только не Формула 1, но, думаю, это дело времени. Я всё-таки смогла поступить в университет на графический дизайн. Мама недовольна, но ничего нового. Зато прокачаю свои навыки и смогу брать какие-нибудь серьёзные заказы с хорошим чеком. Может, я слишком радужно всё себе представляю, но у меня ведь уже неплохо получается, так что, надеюсь, оно будет стоить того.

В ответ умиротворяющая тишина и шелест листьев. Многие боятся кладбищ, но мне здесь спокойно, да и охрана неплохая, так что опасаться каких-нибудь сатанистов не приходится. Я бы сидела тут хоть до самого вечера, но ветер проникает даже под тёплую одежду, поэтому в последний раз провожу ладонью по надгробию, ощущая холод под пальцами, и иду к выходу. Автобусная остановка в пяти метрах от ворот. Странное решение, но зато идти далеко не надо. Закутываюсь в шарф, прячу руки в карманы и хожу из стороны в сторону, чтобы согреться.

Моё внимание привлекает Мерседес, такой же, как у Влада – он так резко разворачивается посреди дороги, что визг шин разносится по всей улице. Уверена, сейчас водитель нарушил несколько правил дорожного движения. Его счастье, что рядом нет полиции, но, наверное, на городские камеры этот манёвр всё равно попал и штраф ему прилетит по почте. Он подъезжает к остановке, и я понимаю, что машина не просто как у Влада – она его и есть.

– Вероника? Что ты тут делаешь? – спрашивает Влад, выйдя из авто. – И почему у тебя глаза такие красные?

Глаза не только красные, но и болят от слёз. И я, конечно же, забыла солнцезащитные очки дома – выглядела бы нелепо в них в такую пасмурную погоду, но тогда никто б не увидел свидетельства моей эмоциональности. Несколько прохожих уже одарили меня внимательными взглядами, но прошли мимо, похоже, решив, что их помощь не требуется.

– Отца с днём рождения поздравляла, – голос предательски дрожит, а глаза снова увлажняются, но я успеваю стереть слёзы до того, как они скатятся по щекам.

Влад смотрит на ворота кладбища, а потом на меня, складывая кусочки пазла, пока я выдыхаю через рот, чтобы быстрее успокоиться. Ненавижу плакать при людях. И если на случайных прохожих мне всё равно, то вот знакомые начинают говорить какие-то ободряющие слова, от которых не успокаиваешься, а рыдаешь ещё громче и сильнее.

– Он… – Влад начинает говорить, но запинается, указывая рукой в сторону кладбища.

Только киваю в ответ, потому что не уверена, что голос опять не сорвется, и я не разрыдаюсь.

– Садись в машину, ты вся продрогла.

– Не стоит, скоро мой автобус приедет.

– Сильно ты в автобусе согреешься? – спрашивает он, выгибая бровь. – Давай, залезай.

Он обходит машину и открывает для меня пассажирскую дверь. Что за настырный человек такой? Я планировала успокоиться, пока доеду домой, подумать, побыть в своих мыслях. Влад мне приятен, но сейчас из меня самой так себе собеседник и компаньон, а вместе молчать пока, наверное, будет неловко.

– Правда, Влад, я…

– Садись, Вероника! – Его голос звучит строже, хоть и негрубо, и я решаю больше не спорить, потому что люди вокруг уже оборачиваются, того и гляди всё-таки влезут, а то и полицию вызовут.

– Просто Ника.

– Хорошо, просто Ника, – улыбается Влад и захлопывает дверь.

Глава 5

Мы второй день знакомы и я второй раз в этой машине. Надо не забыть попросить его остановиться при въезде на нашу улицу, потому что если мама это увидит, то меня ждёт очередной скандал, к которому я не готова.

– Ты кофе или чай обычно пьёшь? – спрашивает он, пока выруливает на дорогу и пристраивается в более-менее свободном ряду.

– Почему ты спрашиваешь?

– Ты дрожишь и тебе надо согреться. Заедем за чаем или кофе, что-нибудь из еды можем взять. Я лично проголодался, у меня только вот лекция закончилась.

– Нет, мне не надо ничего. Здесь и так тепло, я согреюсь.

– Будешь сидеть и смотреть, как я ем и пью? Нет, так дело не пойдёт.

В машине щёлкают замки, и я чуть не подпрыгиваю, а после перевожу взгляд на Влада.

– Это чтобы ты не выпрыгнула и не побежала к остановке, – поясняет он.

– Выглядит как похищение, знаешь ли.

– Зависит от того, как на эту ситуацию посмотреть. Так и? Чай? Кофе?

Я не успеваю ответить, как у меня звонит телефон и на экране высвечивается номер реабилитационного центра, где занимается Олли. Кровь приливает к щекам, потому что это не может быть хорошим знаком – они никогда не звонят просто так.

– Извини, это важно, – говорю я, и Влад кивает, замолкая. – Алло.

– Здравствуйте. Это Вероника Хейл?

– Да, это я. Что-то случилось?

– Миссис Хейл не забрала Оливера с занятий и мы не смогли ей дозвониться. В договоре вы указаны как второе контактное лицо. Вероника, вы можете приехать сейчас? Центр закрывается через час. В противном случае нам придётся отправить Оливера в ближайшую детскую больницу и обратиться к детскому консультанту в социальную службу.

Да, для полного счастья не хватало, чтобы Олли забрали и отдали в приют! Им ведь стоит только приехать с проверкой к нам домой и увидеть пьяную маму, чтобы сразу же поднять на уши все инстанции. А вернуть брата будет очень сложно, учитывая все его проблемы со здоровьем и ненадёжность маминого положения. Я бы сказала, что службам на детей, по большому счёту плевать, но иногда они выбирают какую-нибудь семью и устраивают публичную порку с привлечением телевидения, политиков и прочих. У нас ситуация не самая ужасная, но я уже вижу эти драматические кадры бардака, который я убрать не успела после маминой вечеринки, всё это под грустную музыку, дабы вызвать у зрителей эмоции и побудить их проклинать нас, выслеживать и превращать жизнь в ад.

Но сейчас женщина говорила эти слова так спокойно и размеренно, но у меня давление поднималось после каждого произносимого ею слова. Мама снова нас подставляет! Не удивлюсь, если она уже спит где-нибудь у своих друзей или дома.

– Нет, не надо в больницу, я успею!

– Хорошо, мы вас ждём, – отвечает она и отключается, а я замечаю, как у меня дрожат пальцы.

– Я… Ты можешь высадить меня где-нибудь здесь? – спрашиваю я у Влада, пока пытаюсь открыть приложение такси, но руки так трясутся, что я несколько раз промахиваюсь мимо нужной иконки.

Влад отбирает у меня телефон, и мы встречаемся взглядами.

– У меня, правда, очень мало времени, Влад, и мне совсем не до игр, – говорю я и понимаю, что уже на грани истерики.

Если я прямо сейчас вызову такси, то успею до закрытия, мы не так и далеко от этого центра. Успею даже с учётом пробок.

– Никто и не играет. Куда надо ехать?

– Влад, я…

– Куда, Ника? – перебивает он, звуча жестче и всё ещё держа мой телефон в своей руке. – Ты сама тянешь время, которого, как я понимаю, мало.

Я сдаюсь, понимая, что он уступать не собирается. Какой смысл спорить? Всё равно сделает по-своему. Называю адрес, а навигатор, выстроив самый короткий маршрут, приятным женским голосом сообщает, что ехать двадцать минут. Влад перестраивается в другой ряд и едет на предельно допустимой скорости. Смотрю в окно, как проплывают многоэтажки, разноцветные магазины и прохожие, кутающиеся в пальто, словно от лютого мороза, а не от сентябрьской прохлады. Внутри же меня – настоящая буря. Гнев, обида, страх, – всё переплелось в тугой клубок, который душит и не дает дышать.

– Что случилось? – спрашивает он, возвращая мне телефон.

– Мама не забрала Олли из реабилитационного центра, а закрытие через час.

– А Олли это?

– Мой младший брат. У него занятия каждую пятницу, но чтобы мама его не забрала – такое впервые.

Влад оставил мои слова без комментария, но, думаю, и сам обо всём догадался. По пятницам мама держалась до вечера, привозила Олли домой, а потом на все выходные уходила к своим подругам, чтобы пить до самого вечера воскресенья. Мы её утомляли, а там она могла расслабиться и забыть об этой каторге – её слова, не мои. Ощущать себя грузом на её шее неприятно, но всё стало более-менее терпимо, когда я начала зарабатывать на иллюстрациях и помогать финансово. Пойти куда-то работать даже на полставки я не могла, ведь кто-то должен был сидеть с Олли, а оплатить услуги няни, да ещё и работающей с детьми с особенностями, мы не смогли бы. Какой тогда смысл в моей работе, если все деньги придётся отдать? Да и не факт, что их вообще хватило бы.

***

Когда мы приезжаем в центр центру, Влад идёт вместе со мной. Сгорая от стыда, я извиняюсь перед персоналом, говорю, что, наверное, у мамы что-то случилось на работе, и поэтому нет связи. Обещаю, что такое больше не повторится, и мы наконец-то выходим. Понимаю, что теперь придётся контролировать и это и, возможно, забирать брата самой. Одна проблема наваливается на другую. Влад во время моей беседы с персоналом отвлекал Олли и знакомился с ним, так что ни один из них ничего не слышал.

– А где мама? – спрашивает Олли, пока я везу его к машине.

Влад бросает на меня взгляд, будто тоже ждёт ответа на этот вопрос – эх, если бы он у меня был.

– Не знаю, малыш. Наверное, что-то на работе случилось и ей пришлось задержаться. Знаешь же, что такое бывает, – улыбаюсь я и останавливаюсь у задней двери машины.

Так бывало, когда она медсестрой работала, а не уборщицей, но брату обо всех деталях знать не обязательно, как и Владу.

– А почему ты остановилась? Мы не на автобусе поедем? – Олли продолжает засыпать меня вопросами.

– Думаешь, автобус лучше этой машины? – спрашивает Влад, присев на корточки напротив коляски.

Олли поджимает губы и осматривает машину, похоже, серьёзно обдумывая слова Влада и сравнивая Мерседес с автобусом. Его детская непосредственность вызывает у меня искреннюю улыбку, так что я выныриваю из пучины грустных мыслей. Брат проводит ладошкой по отполированной дверце и, кажется, ему нравится. Кто бы сомневался!

– Нет, эта машина, я думаю, лучше. Но я никогда на такой не ездил. Она быстрая?

– Очень.

– Как у «Галактических гонщиков»?

– Почти. Согласен на такой прокатиться?

– Да, – соглашается Олли и кивает, широко улыбаясь.

– А как…– начинает Влад, кивнув на коляску, и я понимаю, что он не знает, как пересадить Олли в машину.

– Я сама, он не тяжёлый, – отвечаю я.

Усаживаю Олли и пристёгиваю ремнями безопасности, а Влад ещё и подушку вручает, чтобы брат сидел повыше и мог видеть дорогу через лобовое стекло. Я складываю коляску и Влад загружает её в багажник. Замечаю там клюшку для гольфа и какое-то оружие, накрытое курткой. Похоже, во время всех его манёвров на дороге она съехала. Может быть это муляж, но выглядит правдоподобно. Да и зачем такому взрослому парню игрушечный пистолет? Ворон пугать? И насколько небезопасно провозить оружие так? А если полиция остановит для проверки? Наверное, надо было испугаться и спросить, что это такое, но я быстро отвожу взгляд и возвращаюсь в машину к Олли. Почему-то мне не страшно, хоть это всё и странно. Влад не кажется опасным, и я не думаю, что ему есть смысл хоть как-то вредить мне или Олли. Какой от нас толк? А его личные дела меня не касаются, этому правилу я научилась, живя в Ист-Энде – что там только не вытворяют, но если их не трогать, то тебя не зацепят.

– Прости меня, – вдруг говорит брат, когда я усаживаюсь рядом с ним и ещё раз проверяю ремень безопасности.

Влад от этих слов тоже замирает, зажав в руке ремень безопасности, и на мгновение мы встречаемся взглядами в зеркале.

– Ты о чём, Олли? – не понимаю я, повернувшись к брату. – За что ты извиняешься?

– За то, что я такой и за то, что тебе так сложно со мной, – отвечает он, а я готова разрыдаться прямо в этот момент.

Кто ему такое сказал? Он слишком маленький, чтобы самостоятельно такие выводы делать. Я никогда, даже когда было действительно очень сложно, не показывала этого. И уж тем более не говорила ничего и близко похожего на те слова, что он произнёс.

– Ты что такое говоришь? – спрашиваю я и обнимаю его, чтобы он не видел мои увлажнившиеся глаза. – Мне совсем несложно с тобой и ты именно такой, каким мы тебя всегда хотели видеть!

Влад, поняв, что ситуация выходит из-под контроля, заводит двигатель и выключает свет в салоне, отвлекая внимание Олли, так что тот отпускает меня и смотрит перед собой.

– Готов к поездке, Олли? – спрашивает Влад и заставляет двигатель взреветь, приводя брата в восторг.

– Ого! Да! Ты поедешь как галактический гонщик?

– Ну, нет! Убиться нам на мокрой дороге не хватало! – вмешиваюсь я, а Олли хмурит брови.

– Мы будем ехать быстро, но не так, как галактические гонщики. Гонять надо на специальных машинах и на специальных трассах, ты же знаешь об этом, да?

– Да, знаю, я же будущий гонщик, – улыбается Олли, но восторг от рёва двигателя всё ещё не прошёл. – А ты можешь ещё раз сделать вжинь-вжинь?

Он выполняет его просьбу, а я только качаю головой – мальчишки. Судя по взгляду, Влад в не меньшем возбуждении от происходящего, чем мой брат.

– Итак, куда мы заедем за едой? Я всё ещё очень голодный, ты всё ещё не согрелась, и будущему гонщику, думаю, тоже хочется перекусить? – спрашивает Влад.

– А можно вообще всё что хочешь? – спрашивает Олли, опередив меня, хотя я думала отказаться и покормить брата дома – он не должен очень уж проголодаться, потому что два часа назад в центре был ужин.

– Конечно.

– Картошку фри! И сок! – заказывает Олли.

– А гамбургер? Или наггетсы? – предлагает Влад.

– Ну, можно и их тоже.

– Что было на ужин после занятий? – вмешиваюсь я. – Ты опять ничего не ел?

– Скользкие овощи и картошка половинками. Это было невкусно, поэтому я мало поел. Почти все мало ели, Ника, я не один такой!

Скользкими овощами он называет любые тушёные овощи. Безусловно, они полезны, но можно ведь для детей придумать какой-то другой способ их подачи или даже приготовления, а не просто потушить на пару и разложить по тарелкам. Не каждый взрослый такое любит, что уж говорить о маленьких привередах.

– Я тоже не люблю скользкие овощи. Тогда сейчас закажем гамбургеры, наггетсы, картошку фри и сок, хорошо? – спрашивает Влад, повернувшись к Олли, на что тот согласно кивает.

***

В зале совсем нет свободных мест, так что Влад заказывает еду через окошко для авто и предлагает есть прямо в машине, потому что столик на троих освободится нескоро.

– Он обязательно накрошит, – предупреждаю я. – Или просто уронит еду на пол или сидение.

– Всё решается пылесосом. Если что, заеду на автомойку и там всё вычистят, не волнуйся. Пусть крошит. Поедим на парковке и поедем домой, идёт, Олли?

– Да, – соглашается брат.

Нам дали влажные салфетки, но я всё равно заставляю их обработать руки антисептиком – он всегда у меня в сумке и вот снова пригодился. Олли ест и рассказывает о галактических гонщиках и о своих занятиях в центре, а Влад только раззадоривает его вопросами. Обо мне они, кажется, вообще забыли, и я просто молча слушаю их и ем свой гамбургер, запивая его тёплым чаем. Мне удаётся наконец-то согреться, и тело расслабляется, так что в сон клонит. Но мысли о матери возвращают в реальность. Где она, почему не забрала Олли, не устроит ли очередной концерт, если увидит машину Влада и его самого? Стыдно даже думать об этом – если бы не он, я бы потратила кучу денег на такси и не меньше нервов. Клянусь, я полностью поседею к двадцати годам!

Вижу, как моё маленькое китайское радио наедается и устаёт говорить, зевая и едва не засыпая с картошкой во рту, но в итоге проигрывает эту битву и проваливается в сон. Решаем не будить его и Влад помогает мне занести брата в дом. Пока я укладываю Олли спать, Влад приносит коляску. Мамы нет, но в нашей ситуации это и к лучшему – хотя бы один скандал мы избежим. Вижу, как он осматривается и вся эта атмосфера ему не близка. Что ж, не все живут в хоромах или просто в домах с красивым ремонтом. По крайней мере, у нас чисто и, мне кажется, уютно. Обои сохранились ещё со времён, когда бабушка тут жила, мебель тоже почти вся её. Но в условиях, когда приходится даже на еде экономить, как-то не до новых вещей. Пока папа был жив, мы копили на новый дом, а после его смерти мама просадила все сбережения, так что не то что на новый дом, на самый простой ремонт не хватает.

– Спасибо тебе за всё, – говорю я, когда мы выходим из спальни Олли.

– Да это пустяки. У него классная комната. Я так понимаю, увлечение гонками у него серьёзное? – улыбается он.

– О, ты даже не представляешь насколько!

– Мой брат Алекс раньше тоже увлекался этой темой, и у него много игрушечных машинок было. Могу привезти их Олли, если ты не против. Алексу они всё равно не нужны и пылятся где-то в кладовой. А наш будущий галактический гонщик, думаю обрадуется.

– А если они ему понадобятся? Или его детям будущим?

На самом деле мне просто неловко принимать от него какие-то подарки. Пусть это и для Олли, мы ведь знакомы всего второй день. Хотя, надо признать, событий за эти два дня произошло больше, чем за несколько предыдущих недель моей жизни.

– Он оставил себе несколько коллекционных моделей, а остальные выбросить хотел, но в итоге мы просто убрали их вместе с моими игрушками в кладовую. Так что ничего ему не понадобится, а если будут дети, чего точно не произойдёт в ближайшем будущем, то он в состоянии купить им всё, что они захотят.

– Это неудобно, правда, ты и так много всего для нас сделал.

– Неудобно шорты через голову надевать. Я лишь подбросил тебя домой и с братом немного помог, это мелочи. Если бы не хотел, то ничего бы и не делал. Но мне нравится проводить время с тобой, пусть и таким образом, – от этого признания бросает в жар и я смотрю на него, не моргая. – Да, знаю, что мы знакомы второй день, но я не перестаю думать о тебе с того самого момента, как увидел в коридоре.

– Я…не знаю, что сказать.

– И не говори ничего. Просто хотел, чтобы ты знала. И я не буду торопить события, чтобы ты не подумала, что я какой-то мажор с плохими намерениями – это не так. Знаю, что тебе нужно время, чтобы это понять и чтобы мы узнали друг друга, но не отталкивай меня, ладно? Обещаю, я не буду давить на тебя, но мне бы хотелось, чтобы мы виделись чаще и общались не только о проекте для профессора Линча.

Мысли сейчас как улей с обеспокоенными пчёлами. Я тоже этого хочу, но вспоминаю предостережение мамы, что такие парни лишь играют и уходят. Как понять, какой он на самом деле? Говорить красиво многие умеют. С другой стороны, он помог мне в первый день, сегодня спас в ситуации с братом и, кажется, искренне наслаждался нашей компанией. Возможно, это просто развлечение для него – поиграй с бедняками и почувствуй себя принцем на белом коне, но что-то мне подсказывает, что Влад совсем не такой.

– Наверное, мы могли бы попробовать, – слышу я собственный голос, и парень улыбается, демонстрируя красивые ямочки на щеках.

– Отлично, я очень рад! – он едва не подпрыгивает, перекатываясь с пятки на носки и обратно. – Ну, я поеду тогда, пока твоя мама не вернулась и не вытащила меня отсюда за волосы.

– Не драматизируй, она не настолько сумасшедшая. А вот соседи слить бензин или испортить машину могут, – говорю я, кивнув в сторону Мерседеса, когда мы выходим на улицу.

– Для поцелуев ещё слишком рано, да? – спрашивает он и встаёт напротив меня.

– Наверное.

– А если в щёчку?

– Это, думаю, можно, – усмехаюсь я, и он быстро целует меня в уголок губ.

Ну, это почти в щёчку. И всё равно меня охватила волна невесомой легкости, пронизывающая каждую клеточку тела. Кожа пылает от прикосновения его губ, хоть оно и было мимолётным.

– Спокойной ночи, Ника.

– И тебе спокойной ночи.

Смотрю, как он садится в машину и уезжает, и возвращаюсь в дом, совсем позабыв о сне. Я вляпалась! Сильно! Ох, бедное моё сердце…

Глава 6

Мама так и не пришла домой ночевать, а её телефон до сих пор отключен. Знаю, что это бесполезное действие, но я всё равно пыталась ей дозвониться каждый час. Думала, что у неё телефон разрядился, и ждала, что она всё-таки хоть немного его зарядит и ответит или хотя бы СМС напишет. Такое уже раньше случалось, но она никогда не пропадала на целую ночь без предупреждения. Дурные мысли заселили мой разум, и из-за этого я почти не спала, вздрагивая от каждого звука с улицы. Но то были или соседи, начавшие отмечать еженедельный праздник под названием «выходные», или дерзкие парни на странно тюнингованных в собственных гаражах машинах, невесть на что похожих, зато с такими колонками внутри, от звука которых окна в доме дрожат, когда они мимо проезжают.

Есть один плюс – сегодня выходной, а это значит, мне не придётся будить Олли и самой везти его в садик. За посещаемостью в детских садах в Англии следят строго, но не в нашем районе. Они не попросили никакой подтверждающий документ, когда я сказала им, что по пятницам брат ходить не будет из-за занятий в реабилитационном центре. А когда я забирала его раньше времени, потому что было по пути, когда я возвращалась из школы и просто не хотела туда-сюда несколько раз ходить, они были только рады – чем раньше детей разберут, тем скорее воспитатели уйдут домой. Но кто будет их винить? Точно не я. Ну а сегодня же мы проведём весь день дома, тем более на улице дождь и серость.

Когда тревожность превышает все мыслимые лимиты, пишу Эми, что мамы до сих пор нет, и я не знаю, куда себя деть от нервов. Подруга в это время всегда спит, но мне всё равно становится чуть легче от того, что я хоть с кем-то поделилась. С кружкой чая и разогретой в микроволновке булочкой усаживаюсь за старый деревянный стол у окна, наполовину затянутого плющом. Дождь стучит по подоконнику, и я ёжусь от одного только звука, заворачиваясь в тёплую кофту как в кокон. Надо ли говорить, что отопление здесь ужасное? Туман, окутавший всю улицу, настолько густой, что, кажется, его можно резать ножом. Такая погода всегда приносила с собой уныние, но сейчас, вспомнив о вчерашнем вечере и лёгком поцелуе Влада, понимаю, что очень даже рада и мне всё равно на эту сырость и серость. Если бы не мама и её внезапная пропажа, то, наверное, я светилась бы от счастья.

Господи, я знаю человека всего два дня, а влюблённость уже проникла в каждую клеточку моего тела. Опасно, но мне хочется рискнуть. Впервые случилось так, что моя симпатия взаимна. Обычно я тихонько вздыхала в сторонке, любуясь объектами своего обожания, пока они встречались с кем-то другим. Со мной же почти не пытались знакомиться, предпочитая девчонок-спортсменок – «повезло» мне попасть в класс волейболисток с бесконечными ногами, длинными красивыми пальцами и атлетическими телами богинь. Сначала чувствовала себя гадким утёнком, но потом смирилась и приняла всё как есть. И вот Влад. Хочу верить, что это не какая-то изощрённая игра моими чувствами, после которой я останусь на руинах своей и без того раненой души.

***

Мечты и фантазии улетучиваются, как только я вижу знакомый силуэт, приближающийся к дому нетвёрдой походкой. Облегчение и злость смешиваются в странный коктейль – я счастлива, что она жива, и злюсь, что мама предпочла попойку своему сыну. Выхожу в коридор и вижу в её руке бутылку Мартини. Неплохой переход с дешёвой водки и каких-то непонятных коктейлей на дорогой алкоголь.

– О, а вот и дочь! – говорит мама, привалившись к двери, и улыбается. – И тебе доброе утро! Что такая хмурая? Так, сейчас, подожди, мы это исправим.

Она протягивает мне большой чёрный пакет, полный конфет и шоколада. И это не дешёвые товары со скидкой девяносто процентов, это качественные сладости, как те, что я беру для Олли. Она скупила половину полки в магазине? Брала всё, что видела? Украла это всё? Мама никогда не покупала сладости с того момента, как папы не стало.

– Тебе нужна глюкоза, съешь что-нибудь тогда настроение поднимется, – объясняет она, пока я стою, ошалело смотря то на неё, то на пакет. – Ты конфеты не видела никогда? Что за реакция такая?

– Где ты это всё взяла?

– В магазине. Не проснулась ещё что ли? Соображаешь туго, возвращайся в кровать. Я тоже пойду спать, а то устала совсем.

– А где ты была всю ночь?

– Деньги зарабатывала. Мы больше не бедные, Ника! Бедность теперь в прошлом, – смеётся мама и вытаскивает из кармана пачку, в которой не меньше тысячи фунтов, так что у меня дыхание перехватывает.

Во что она ввязалась? Это не может быть законно. Сначала забитый едой холодильник, теперь пакет шоколада и пачка купюр. Плохо, всё очень и очень плохо. Я будто оказалась в сериале, и мы приближаемся к кульминации, когда к нам ворвутся полицейские или бандиты. В первом случае мы дружно поедем в участок давать показания и, вероятно, загремим за решётку. Во втором – останемся лежать в лужах собственной крови прямо в доме или умрём в муках где-нибудь на заброшенных складах.

– Где столько платят?

– Я же говорила тебе уже, что ищу клиентов и получаю процент от сделок с больницей. Вчера хорошо поработала и сразу же получила то, что заслужила.

– Для чего ты их ищешь, мама? – не понимаю я, и у меня трясутся руки от нервов. – Что это за сделки такие?

Она ввязалась в криминал. Большие быстрые деньги – это всегда что-то незаконное. Мы столько близко не видели, а сейчас она держит их в руках и машет ими, будто веером.

– Мне нельзя об этом никому рассказывать, я договор подписала. Теперь надо карточку новую завести и туда их положить для сохранности, а то мало ли, всякое бывает, – размышляет она, вытаскивает несколько купюр и протягивает мне. – На, ты же там на какую-то доску для рисования копила. Это мой вклад, так сказать.

Забираю деньги и решаю отложить их на всякий случай.

– Ты вчера не забрала Олли из центра. Мне позвонили за час до закрытия. Если сама не могла, то почему мне не сказала, я бы сразу после занятий поехала за ним.

– Эдди, вот бессовестный! – ругается мама, ударив себя по бедру. – Я просила его забрать Олли, и он сказал, что это не проблема! Ничего доверить нельзя!

– Кто такой Эдди?

– Мой бойфренд и коллега.

Кровь отливает от лица, и я понимаю, что мы избежали катастрофы благодаря безалаберности этого самого Эдди. Всё ещё хуже, чем я себе представляла. Слушаю и не верю своим ушам. Она никогда не была надёжным родителем, но чтобы настолько наплевательски относиться к больному маленькому ребёнку…это что-то новое. Гнев затуманивает разум, и я едва держу себя в руках, чтобы не кричать, потому что не хочу разбудить и перепугать брата.

– Мама, как можно доверить Олли неизвестно кому? А если бы он с ним что-то сделал?

– Да что б он сделал-то? У него у самого двое таких дома, ну, немного постарше.

– С этого дня я сама буду заниматься Олли – водить его в садик и на эти занятия. И это не обсуждается! Никаких Эдди рядом с ним! Господи, папа в гробу бы перевернулся, если бы узнал обо всём этом, – вздыхаю я, прижимая ледяную дрожащую ладонь ко лбу.

Сейчас и Эми не смогла бы обвинить меня в том, что я пересмотрела документалок про маньяков – дети пропадают, над ними издеваются самые близкие, а мама была готова подвергнуть риску нашего маленького Олли! Не то чтобы другим малышам в такой ситуации было легче, но брат даже попытаться убежать не смог бы. Воображение рисует страшные картинки, и теперь меня всю трясёт. Олли – слишком лёгкая мишень для кого угодно, и я намерена защищать его любыми способами.

– Папы вашего давно нет! Прикажешь мне оставшиеся годы гнить в одиночестве?

– Я никогда этого не говорила и не была против твоих отношений – встречайся с кем хочешь, но не в этом доме! И я не допущу, чтобы рядом с Олли были едва знакомые люди! Как так можно, мама? Ты о нём вообще не беспокоишься?

– А обо мне кто побеспокоится? Думаешь, легко было рожать его, зная, что мы остались без Джеймса? Легко было вас тянуть всё это время на мою нищенскую зарплату? Я заслужила любящего мужчину рядом с собой, ясно? Наконец-то хоть кто-то видит во мне человека, а не кошелёк, кухарку и прачку! Работу помог найти. Да, не забрал Олли, значит, не смог. Ты же съездила сама, что начинаешь тут? И сразу думаешь плохо о человеке!

Ей платят пособие на нас, и, конечно, оно небольшое, но если б мама не пьянствовала, то мы бы могли жить более-менее нормально и не считать каждый пенс. И у неё хватает наглости в чём-то нас обвинять!

– Я ничего о нём не думаю. Но не приводи его в этот дом и не подпускай к Олли. Если придётся, вызову социальные службы.

Это была бы катастрофа, но если она приведёт в дом какого-то непонятного мужика, мне придётся это сделать, а потом искать способ оформить опекунство над братом. Слишком много забот и бюрократии, но другого выхода просто нет. Надо начать изучать это всё как можно скорее, чтобы, в случае чего, действовать без промедлений.

– Посмотрите на неё, в службы она позвонит! Умеешь настроение испортить, этого у тебя не отнять! Что ты за человек такой мерзопакостный? Ни капли благодарности нет. Это всё воспитание Джеймса, он тебя распустил совсем!

– Я благодарна тебе за всё, что ты для нас сделала, но если ты хочешь быть с этим мужчиной, то переезжай к нему. Для нас это может быть небезопасно, и я не прощу себе, если с Олли что-то случится. Ты сама говорила, что чужие дети никому не нужны, а у нас он ещё и инвалид.

Не может этот Эдди быть хорошим и надёжным человеком, раз втянул её в какую-то грязь, которая неизвестно чем обернётся в будущем. И подпускать черт знает кого к себе и Олли я не могу, хватит с нас матери-алкоголички, которой плевать, что и как с нами будет. Не хочется стать героями какого-нибудь подкаста об убийствах, где ведущие будут смаковать каждую деталь, описывая нашу трагическую смерть.

– Эдди любит детей!

– Мне всё равно, кого он любит, и я тебя предупредила мама! А если опека возьмётся за нас, то отберёт Олли и твою работу проверять начнёт. И если вдруг там что-то не совсем законное, то плакали все эти фунты, – говорю я, хоть и понимаю, что этот разговор стоило бы отложить до момента, когда она проспится.

– Лучше в нищете жить, да?

– Да, лучше уж так, чем играть с законом. Потому что такие как мы не выигрывают, мама! У нас нет влиятельных друзей или родственников, которые могут прикрыть наши спины! И если ты так любишь этого Эдди и хочешь жить с ним, то к нему и перебирайся, а мы сами тут как-нибудь справимся.

Она разражается смехом, сгибаясь пополам. Не понимаю, что такого смешного я сказала. Да, придётся найти какую-то постоянную работу и попросить Эми помочь с Олли – она никогда не отказывала, работает удалённо, так что на какое-то время это может сработать, а дальше посмотрим. На необходимый минимум я заработаю, да и стипендия у меня пока неплохая, так что с трудом, но справились бы. Я уже обдумывала подобные сценарии, когда мама стала пропадать у подруг на все выходные, обсудила это с Эми, и мы решили, что пока это лучший вариант.

– Справятся они, ну-ну, я бы на это посмотрела! Картинки свои будешь на улице продавать? Ладно, не истери ты так, никого я не приведу сюда – куда тут от вас спрячешься? – фыркает она, будто мы тараканы какие-то. – Неблагодарная ты, Ника. Не думала, что из тебя вырастет такая эгоистка!

Она машет рукой и уходит в спальню, бормоча что-то себе под нос о том, какая я ужасная дочь. Я же возвращаюсь на кухню, чтобы написать об этом Эдди Эми, пока меня не разорвало от эмоций. Не к добру всё это, не к добру!

Глава 7

– Чёрт, Никки, это совсем нехорошо! – говорит Эми сонным голосом, и я слышу шелест одеял.

Чтобы она поняла весь масштаб трагедии, я рассказала ей обо всём, хоть и понимала, что это может быть небезопасно. Но Эми можно доверять и она точно никому не разболтает, ей самой прекрасно известны законы и правила нашего района – молчи, если хочешь жить, а не быть очередной статистикой в отделе убийств местной полиции. У меня голова идёт кругом и я в такой панике, что не знаю, за что хвататься – искать работу, изучать информацию об опекунстве, составлять текст обращения в детский сад, чтобы Олли не отдавали никому, кроме мамы и меня? Столько всего навалилось, что дышать тяжело.

– Я знаю, Эми, знаю. Что мне делать? Я не справлюсь! Это всё слишком! Ещё и университет…

– Так, стоп! Прекратила панику немедленно! Ничего ещё не случилось.

– Но может! – перебиваю я, разодрав заусенец на пальце до крови.

Иду в ванную, чтобы обработать рану и заклеить лейкопластырем. Дурацкая привычка с годами не прошла, как обещали доктора. Они прописывали горький лак, чтобы я не грызла ногти, и терапию, на которую, конечно, меня никто не водил – мама предпочитала посиделки с подружками, а мне приказала врать папе о занятиях, на которые мы сходили всего один раз. Я была ребёнком и только радовалась, что вместо бесед и упражнений с социальным психологом мне разрешали смотреть мультики или играть с детьми маминых подруг. Так, собственно, мы с Эми и познакомились. Тогда я и представить не могла, насколько мы сблизимся и сколько всего переживём вместе.

– Знаю, но паникой сейчас не поможешь. Опеку над Олли оформить не так-то просто – тут надо ещё доказать несостоятельность вашей матери, ведь тебе нужно не временное лишение её родительских прав, иначе она пустит службам пыль в глаза, лишь бы не терять пособие и избежать проверки её этой мутной работы. А тебе придётся найти какую-то официальную работу, чтобы денег хватало на содержание брата. И это не должно быть в ущерб учёбе, ты понимаешь?

– Ты, правда, думаешь, что учёба важнее брата? – ушам не верю, что Эми такое сказала.

Ни одна учёба не стоит того, чтобы оставлять Олли в опасности. А зная нашу мать, я – его единственная надежда на более-менее нормальную жизнь. Прекрасно понимаю, что это тоже не идеальный вариант, но кому ещё будет до него дело? Опеке? У них таких детей вагон с прицепом. Приёмной семье? Там могут попасться психи, заботящиеся лишь о выплатах и льготах. Системе плевать, и я не могу допустить, чтобы эта машина раздавила моего брата.

– Нет, конечно, но ты не можешь рушить свою жизнь и своё будущее. Не сейчас. Другого такого шанса поступить сюда может и не быть, ты же это понимаешь?

К сожалению, и это я прекрасно понимала. Каждый год абитуриентов всё больше, финансирование всё скуднее, и руководство делает всё возможное, чтобы загнать людей в кредиты и заставить платить огромные деньги. Это ведь не только о хорошем образовании, но и о шансе на лучшую жизнь. И когда ты рождаешься с золотой ложкой в зубах, то и проблем у тебя нет, а если нет – держись за эту возможность, потому что от неё буквально зависит твоя жизнь. Ведь здесь проще завести нужные знакомства, получить стажировку в крутых агентствах, которые сотрудничают с университетом, проявить себя, создать профессиональное портфолио. Для меня это не просто красивая корочка – это доказательство, что я смогла, я в состоянии выбраться из положения, в котором мы оказались благодаря маме. Если бы только папа был жив…

– Да, но…

– Никаких «но»! Я присмотрю за Олли, ты знаешь, что это не проблема. Но опеку-то такой расклад дел не устроит, если ты будешь работать сменами, например, а ребёнок – болтаться по твоим друзьям. И преподаватели не оценят прогулы. Поэтому тут надо подумать хорошо о разных вариантах, всё оценить и действовать с холодной головой. Я тоже поспрашиваю своих знакомых о вакансиях для тебя, поэтому, Никки, прекрати панику хотя бы здесь!

Если бы это было так просто. Мозг будто воспалён, решение никак не находится и кажется, что выхода нет. Проблемы разом рухнули мне на голову, и я не в состоянии справиться сама. Если бы не Эми…даже представить не могу, что бы делала без неё. Подруга всегда остаётся голосом разума и не даёт мне скатиться в бездну катастрофической паники.

– Что мне делать сейчас?

– Найти пример заявления, чтобы Олли не отпускали ни с кем другим, написать его и после выходных отнести в детский сад. Даже если это можно сделать онлайн, лучше напиши, так у них точно не будет отговорки, что они не увидели, письмо улетело в спам и так далее. Сама знаешь, как наша система работает. И с этим Эдди – попытайся достать его номер, чтобы я смогла узнать о нём как можно больше. Сама понимаешь, одного имени недостаточно. У нас таких Эдди штук сто в Ист-Энде, если он отсюда, конечно. Если хочешь, я могу расклад таро сделать на него?

– Господи, Эми…

– Ты недооцениваешь силу карт, моя дорогая!

Тут и без её гаданий ясно, что ничего хорошего от этого человека не жди. Вопрос времени, когда всё станет хуже и сможем ли мы вообще выбраться из этой ямы, которую мама выкапывает своими же руками.

– Не трать зря время. Мы и так знаем, что он принесёт одни неприятности.

– Справедливо. А теперь иди и достань мне его номер.

***

Заглядываю в спальню Олли, чтобы убедиться, что брат спит и не позовёт меня в самый неподходящий момент, а после тихо крадусь по коридору, на цыпочках ступая по немного скрипящим половицам. Останавливаюсь у двери и перевожу дух, чтобы собраться с силами и забрать этот чёртов телефон. Прикидываю, где он примерно может находиться – на тумбочке у кровати, в сумке, на столе, в кармане кофты. Если в руках, то придётся отступить.

Храп разносится по тихому дому, и я медленно поворачиваю ручку и ещё медленнее открываю дверь. Жуткий запах ударяет в нос, так что я едва не задыхаюсь. Она не проветривала свою комнату несколько дней, и получился убийственный коктейль из перегара, пролитого на пол дешевого алкоголя и застоявшегося затхлого воздуха. Неужели ей самой не противно так жить? Когда папа был жив, мама была примером чистоплотности, а сейчас их спальня превратилась в помойку. Вещи свалены горой на стуле, дверцы шкафов открыты, кругом пыль. Она просила меня не трогать эту комнату, а у меня и желания не было сюда входить, но теперь понимаю, что зря я этого не сделала – надо будет хотя бы минимально разобрать этот бардак, когда мама проспится и уйдёт на работу.

Из-за плотных штор здесь полумрак, но я всё-таки различаю силуэт матери, безвольно раскинувшейся на кровати, так что одна рука почти касается пола, а голова запрокинута под непонятным углом. Внимательно смотрю под ноги, чтобы не запнуться о валяющиеся здесь бутылки и вещи и всё-таки нахожу телефон на прикроватной тумбочке. Мама стонет и переворачивается на бок, а я замираю, не сводя с неё глаз. Спит. Не дыша, подхожу к тумбочке и медленно беру телефон в руки, после чего, прижав его к груди, быстро ретируюсь, и рискую выдохнуть только в коридоре. Нет, быть воровкой я бы точно не смогла. Уверена, что за эти короткие минуты я обзавелась несколькими седыми волосами.

***

– Ну? Что там? – в очередной раз спрашиваю я, пока Эми стучит по кнопкам своего ноутбука.

– Ничего. Номер зарегистрирован на какую-то женщину, но информации о ней тоже нет ни в одной базе, я думаю, что документы поддельные и её вообще не существует. Как и той чёртовой больницы, о которой ты говоришь. Уверена, что название именно такое?

– Да, я видела её трудовой договор. Сейчас перепроверю, подожди!

Все документы мы храним в одной папке в шкафу у самого выхода, чтобы в случае пожара успеть взять её с собой и не состариться в очередях в самых разных инстанциях, пытаясь восстановить их. Фотографирую договор и отправляю снимок Эми, чтобы она перепроверила, правильно ли ввела данные.

– Странно и то, что на карте эта больница вообще не отображается. Есть устаревшие данные, что на этом месте какие-то склады и заброшенный завод. Ты сама была там хоть раз?

– Нет, что мне там делать?

– Ну, не знаю, мало ли. И ни в одном реестре она не числится. Ничего не понимаю, это просто невозможно. Какая-то больница-призрак, так просто не бывает! Скину своим товарищам, у которых более серьёзные программы есть, и попробую что-то через них узнать, ладно? Может, у меня здесь что-то сломалось.

– Хорошо. Как только узнаешь любую информацию, даже если она бесполезной тебе покажется, скажи мне, ладно?

– Конечно, не сомневайся.

***

Товарищам Эми тоже ничего узнать не удалось. Следующие несколько недель я думала о том, как бы спросить у мамы о её работе и об этой больнице, чтобы не звучать как параноик и не вызвать подозрений, но она пресекала любые попытки поднять эту тему, чем только подкрепила мою уверенность в незаконности всего, что творится в том месте. Если бы не Влад и работа над проектом для мистера Линча, я бы окончательно сошла с ума. Он отвлекал и заполнял те пустоты в моей душе, о которых я раньше и не задумывалась, пока барахталась в собственных проблемах. Сейчас же я поймала себя на мысли, что мне спокойно даже от того, что он просто сидит рядом и пишет очередной код, то и дело облизывая нижнюю губу.

– Ты пялишься, – говорит он, глядя на меня поверх очков.

– Знаю.

– И тебя не смущает, что я поймал тебя с поличным?

Его бровь выгибается, а на щеках появляются мои любимые ямочки. Этот человек – произведение искусства. Именно так в моём представлении должен выглядеть Дориан Грей Оскара Уайльда.

– Ни капельки, – улыбаюсь я, а он качает головой. – Ты очень красивый.

– Больше не считаешь меня опасным мафиози? – усмехается он, на что я закатываю глаза.

Я всё-таки спросила у него обо всех этих сплетнях, и моя догадка оказалась верна – конкуренты его отца-бизнесмена пытаются навредить любой ценой. А оружие в багажнике принадлежит его старшему брату Алексу, который увлекается стрельбой и брал машину Влада, когда ездил на тренировку. Он даже показал мне пустой багажник, чем убедил больше не поднимать эту тему и не сомневаться в его словах.

– Кто это тебе такое сказал? Я всё ещё жду звонка, когда ты попросишь меня прикрыть тебя перед полицией, пока сам будешь закапывать очередной труп своего врага в каком-нибудь лесу.

– Даже так? И ты прикроешь?

– А что ещё мне останется делать? Я должна организовать тебе минимум три алиби за ту коробку с машинками для Олли и за то, что помогаешь забирать его из центра.

– Это пустяки, вот когда мы на настоящую гонку Формулы 1 с ним поедем, тогда и поговорим.

– Тогда я с тобой за всю жизнь не рассчитаюсь.

– Одного алиби хватит.

Он говорил, что Алекс дружит с пилотом Формулы 1 Дэмиеном Кальдероном и неплохо общается с другим пилотом Лэндоном Фостером, но в моей голове всё ещё не укладывается, что такие известные люди находятся буквально через одно-два рукопожатия. Всё как-то нереально, будто это сон, вот только просыпаться не хочется. Я чувствую себя самозванкой, пробирающейся на чужой праздник жизни, хоть и понимаю, что это мои собственные комплексы говорят за меня. Но пока мы окончательно не сменили тему, всё-таки решаюсь спросить о том, о чём волнуюсь уже многие недели.

– Тогда могу я у тебя ещё кое-что попросить?

– Конечно, – отвечает Влад, и остатки веселья исчезают с его лица.

– Мы с подругой пытались узнать хотя бы что-то об одной клинике, но зашли в тупик. Ты не мог бы посмотреть?

– Да, а в чём проблема? Мне надо волноваться?

– Нет. Просто о ней говорил наш знакомый, ну, что он хотел бы туда устроиться работать, но всё это как-то подозрительно выглядит. И ещё у меня есть контакт человека, который ему эту работу предлагает, так вот о нём мы тоже ничего найти не можем.

Не хочется врать ему, но я не могу признаться, что в этом замешана моя мать. У него и так о ней не лучшее впечатление сложилось, пусть и правдивое. Мне же важно знать, во что она вляпалась и что это всё-таки за Эдди. Она больше не говорит о нём и не пытается пригласить к нам, но сама частенько ночует где-то в его квартире. Полагаю, часть своего заработка тоже у него оставляет, потому что перестала сорить деньгами, хоть и обновила кое-какую технику в доме и даже заказала забор, дабы отгородиться от соседей и их собак, любивших оставлять «сюрпризы» у нашего крыльца.

– Пришли мне всё, что у тебя есть, и я посмотрю, что можно сделать. Хотя… ты помнишь адрес?

– Да.

– Тогда у меня есть идея получше! – улыбается он и захлопывает ноутбук.

***

– Мне совсем не нравится эта идея! – в сотый раз говорю я, пока мы едем в сторону клиники.

Он ради этого даже последнюю пару прогулял, соврав преподавателю, что плохо себя чувствует. Оно и видно – гонит так, будто от этого зависит его жизнь. Я пыталась отговорить его, но после пятнадцати минут бесполезного спора сдалась.

– Говорю тебе, мы не будем подъезжать слишком близко. Просто посмотрим, что там за обстановка.

– Ехать туда вечером в принципе небезопасно.

– Если по нам огонь не откроют, то всё нормально, эта машина достаточно быстрая, чтобы скрыться.

– Ты как-то не очень умеешь успокаивать! Какой ещё огонь?

– Да я же шучу, расслабься. Тебе, правда, надо бы перестать смотреть столько криминальных роликов, – усмехается Влад.

Теперь у них с Эми появилась общая забава – упрекать меня в излишней подозрительности. Я же не понимаю их безалаберность и наплевательское отношение к тому, что творится вокруг. И, нет, я не считаю, что драматизирую. Уверена, что почти все жертвы преступлений и представить не могли, что с ними всё это случится.

– Издевайся, сколько влезет!

– У меня и в мыслях не было издеваться над тобой, – отступает Влад, проведя рукой по моим волосам, но я шлёпаю его по ладони.

– Оно и видно! Держи руль обеими руками, пожалуйста!

– Ты просто во всём пытаешься найти криминал. Его не так много, как тебе кажется.

– Если такое самовнушение тебе помогает, то ради бога. Я останусь при своём мнении!

– Хорошо, хорошо, как скажешь.

Мрачная промзона под серым небом выглядит как съёмочная площадка фильма с каким-нибудь сюжетом о гангстерах, заключающих свои грязные сделки в этих богом забытых зданиях. Ну, или про апокалипсис – тоже подойдёт. И чем дальше мы едем, тем хуже. Какая здесь может быть больница? У кое-каких построек и вовсе нет окон, асфальт давно разбит и в ямах образовались лужи. На гравийной дороге видны следы шин, значит, это место всё-таки не пустует. Я пыталась изучить местность через онлайн-карты, но запрос не обрабатывался, выдавая мне картинки леса или просто белые пятна. Подумала, что был сбой, но теперь кажется, что «сбой» вполне себе контролируемый и неплохо проплачиваемый кем-то влиятельным. Тишина здесь звенит, словно натянутая струна, которая вот-вот лопнет. Время тут будто остановилось, причём, не в этом десятилетии. Влад не рискует подъехать ближе, за что я мысленно благодарна ему.

– Ты уверена, что не перепутала ничего? – спрашивает он, выключив фары и изучая разруху, что перед нами.

– Уверена. Но это совсем не похоже на больницу. Даже не рядом.

– Да, странно это всё. Друг ваш, кажется, собирается вляпаться в какие-то неприятности. Объедем по периметру?

– Нет! Нет, пожалуйста, давай уедем прямо сейчас? Мне здесь не нравится. Совсем не нравится.

Возможно, он бы и хотел проехать вдоль зданий и внимательнее изучить обстановку, но увидел моё почти паническое состояние и передумал. Нет, правда, не надо нам здесь кататься. Не сомневаюсь, что машина у него быстрая, но всё-таки не пуленепробиваемая. Да и нарваться на какую-нибудь банду тоже не хочется. В планах умирать сегодня не было, мне ещё ужин готовить и Олли кормить.

– Вам надо серьёзно поговорить со своим другом, – отвечает он, выезжая за пределы этого жуткого места, и я чувствую, как тревога от нахождения там постепенно угасает.

– И мы поговорим. Обязательно поговорим. Может, ему адрес дали неправильный. Потому что я ничего не понимаю. Но ты всё-таки поищи информацию о том человеке и об этой клинике.

– Поищу, я обещаю.

Надо было давно проверить, что это за «клиника» такая. Но откуда мне было знать, что мама будет обманывать? Я ведь не могу контролировать каждый её шаг, да и не хочу становиться ей родителем – хватит с меня Олли, которому я заменила мать. Он только в этом году перестал называть меня мамой и переключился на имя, да, настолько всё было плохо.

Когда я вхожу в дом, то слышу музыку и голоса на кухне. Мама смеётся, а я вздыхаю, понимая, что спокойной ночи сегодня не будет. За столом сидит темноволосый загорелый крупный мужчина с такими чёрными пронзительными глазами, что хочется сбежать и спрятаться под одеялом, предварительно подперев дверь комодом.

– О, дочь! Наконец-то соизволила вернуться! – говорит мама, и её язык уже прилично заплетается.

На столе нет алкоголя, только две чашки чая и печенье. Мужчина не выглядит нетрезвым, его взгляд более чем ясный.

– А что здесь происходит?

– Знакомься, это Эдди. Эдди – моя дочь Ника.

Чёрт…

Глава 8

Гнев вскипает во мне с такой скоростью, что я едва удерживаюсь, чтобы не схватить стоящую в углу швабру и не ударить ею по столу. И пусть этот чёртов чай окажется на маме и её, прости господи, Эдди. И это имя… так ему не идёт, и я не удивлюсь, что оно фальшивое, как и он сам.

На плите вижу только чайник, из носика которого идёт пар. Ни сковороды, ни кастрюли, ничего, в чём могла бы быть еда. Мойка тоже пустая. Прекрасно!

– Где Олли? Ты его кормила? – спрашиваю я и сама удивляюсь, насколько жёстко звучит мой голос.

– Что за тон? – мама разворачивается и выгибает бровь, будто у неё есть право возмущаться в этой ситуации.

– Нормальный. Я спрашиваю, ты кормила своего сына или нет?

– Раз такая заботливая, что же сама не накормишь? Вперёд, плита в этом доме без пароля! Не помню, чтобы я нанималась в прислуги, Мисс Университет.

Ясно, никто никого не кормил. Хорошо, если она вручила ему пакет чипсов, а не просто посадила перед телевизором. Пару раз было так, что он кое-как приползал на кухню и ел сухарики прямо их пачки, сидя на полу, потому что это была единственная еда, до которой он мог дотянуться. А когда он немного окреп и смог открывать холодильник, то я ловила его с сырыми сосисками и немытой морковью. С тех пор всегда оставляю хоть какую-нибудь еду в его комнате и на эти полки на кухне ставлю воду, а ещё тщательно промываю овощи, на случай, если вдруг он проголодается, а меня в этот момент дома не будет. Такое могло случиться лишь в выходные или если меня задерживали после занятий, но рисковать и без того хлипким здоровьем брата я не собиралась.

– Я была на занятиях!

– Любовным наукам обучалась со своим богатеньким сосунком? – усмехается мама, но её шутку никто не оценил.

Нормальные родители бы радовались, что их ребёнок поступил в хороший университет без всяких взяток и связей, получает стипендию и хорошее образование. Мама же упрекает меня, будто я, правда, в проститутки пошла и всей улице об этом объявила с гордостью.

– Лена, угомонись, – просит Эдди, ёрзая на стуле.

– Да, Лена, угомонись. А вам уже пора домой, Эдди.

– Ты кто такая? Ты кем себя возомнила? Приказы она раздаёт! Полюбуйся, Эдди моя дочь-проститутка! Не успела порог университета переступить, как сразу же нашла богатенького мальчика. Он её и в гости приглашает в свой золотой район, ясно для чего, и на Мерседесе катает. Девочка-то не промах! Всегда знала, что ничего хорошего из неё не выйдет!

Эту песню я слушаю с того самого момента, как она впервые увидела Влада. А когда узнала, что мы проводим много времени вместе, то совсем с катушек слетела и то, что она несёт сейчас – цветочки. Обычно обвинения перерастают в истерику, и она орёт до тех пор, пока не закашляется от сухости в горле и перенапряжения голосовых связок.

– Лена, правда, прекрати, – этот Эдди явно такого не ожидал.

– Я ещё даже не начинала! Маленькая потаскушка решила, что может командовать в этом доме! Кто оплачивает твоё проживание здесь, а? Я! Кто еду покупает? Я! Сама палец о палец не ударила, а туда же – приказы раздаёт. Неблагодарная соплячка! А знаешь что, Эдди, нам, действительно, пора. Такая самостоятельная, да? Вот и разгребай всё это дерьмо сама! А я наконец-то поживу спокойно. Подожди меня здесь, Эдди, я скоро.

Она протискивается мимо меня, специально сильно толкнув плечом, плетётся в спальню и гремит там дверцами шкафов. Я так понимаю, вещи собирает. Чувствую себя так, будто родитель в этом доме я, а она – бунтующий подросток, что решил в очередной раз показательно уйти из дома.

– Что вы здесь делаете? – спрашиваю я, пока Эдди выполняет приказ мамы, дожидаясь её, как верная собака.

– Привёз её домой и не планировал входить, но Лена настояла, – спокойно отвечает он, кивнув на пустую чашку. – Но мы в любом случае бы когда-то встретились. Думаю, она говорила тебе обо мне?

– Упоминала. И мы договорились, что она встречается с вами за пределами этого дома.

Не понимаю, откуда во мне появилась эта смелость и даже наглость, но он должен знать, что ему здесь не рады. Я в одном шаге от того, чтобы позвонить в опеку и полицию. Эдди ничего нам не сделал, а вот маме проблемы и проверки обеспечены. Но если это единственный способ защитить меня и Олли от её непонятных партнёров, то я буду действовать. Надеюсь, Влад сможет что-то найти на него и тогда обращение в полицию будет не беспочвенным. Можно попробовать выбить запретительный ордер на приближение. Да, это совсем не гарантия безопасности, но хоть что-то.

– Ты негативно настроена по отношению ко мне, как я посмотрю, – улыбается он, будто мои слова его совсем не задели, хотя, полагаю, так оно и есть.

– Я защищаю себя и брата. Мама этого сделать не в состоянии, очевидно. Ничего личного.

– Как-то не очень уважительно по отношению к матери, не находишь?

– У нас это взаимно, не находите?

– Нахожу. Значит, тебе всё равно, если она уйдёт?

– Мешать её счастью я не собираюсь. Но строить его в этом доме она не будет, – отвечаю я, потому что сказать «да» не могу, не настолько мне всё равно.

Не будь она алкоголичкой и не путайся с непонятными мужиками, то я бы и слова не сказала. Конечно, потерять папу было больно – да до сих пор больно, о чём это я, но никто не ждал, что она будет хранить верность погибшему человеку. Какой смысл в этом? Только вот её понесло совсем не в том направлении, и теперь я не могу остаться в стороне.

– Что ж, я, пожалуй, на улице подожду. Хорошего вечера.

Манеры не спасают положение – он пытался сбить меня с толку, но этот взгляд…Чёрт, с этим мужчиной что-то не так, я знаю. Назовите интуицией, шестым чувством, предчувствием. Уверена, если бы Эми увидела его, то не стала бы и думать о том, чтобы достать свою любимую колоду карт и сделать расклад – всё ясно, как небо в солнечный день.

– И вам.

Я ведь видела припаркованный Фольксваген у нашего дома, но решила, что это кто-то к соседям приехал – у них подъездная дорожка занята их развалюхой и встать там просто негде. А оказалось, что мама наплевала на наше соглашение и забыла о своих словах, что тут не протолкнуться и от нас с Олли не спрятаться.

– Можешь звонить куда хочешь, поняла? Я буду только рада избавиться от такого балласта в виде вас с братцем! – выплёвывает мама и выходит из дома с чемоданом, громко хлопнув дверью.

Итак, это случилось – она ушла и теперь всё на мне. Не знаю, надолго ли, но я ведь предполагала, что такое произойдёт рано или поздно. И я так зла и расстроена, что не сожалею. Мне страшно. Очень страшно. Я нашла работу иллюстратором в издательстве и подрабатываю графическим дизайнером в рекламном агентстве, но надо будет разобраться с пособием на Олли, с опекунством и прочей бюрократией. Эми помогла мне изучить информацию по теме, и мы даже подготовили несколько заявлений, которые теперь, если мать не образумится и не вернётся, мне придётся подписать и отправить в опеку. Можно было бы попытаться всё это скрыть, но если органы опеки или полиция узнают об этой лжи, то у меня совсем не будет шанса оставить Олли с собой.

Пока мама сорила деньгами, я спокойно принимала их и откладывала, чувствуя, что они могут пригодиться – не зря. Там немного, но на первое время хватит, а дальше уже придётся поднапрячься. Готова ли я к этому? Нет. Есть ли у меня выбор? Тоже нет. Пока мне платят мало, но, надеюсь, всё изменится. Или же просто начну искать ещё одну работу, и тогда я не представляю, как с этим справлюсь. Сегодня надо принять снотворное, чтобы не утонуть в пучине катастрофических мыслей. Я не могу сломаться, у меня нет на это права!

– А что такое балласт, Ника? И куда она ушла? – слышу я голос Олли и собираю все силы, чтобы обернуться и выглядеть спокойно, будто ничего страшного не произошло, и наша мать только что нас не бросила, убежав с любовником.

– Глупости она говорит, Олли. Даже не бери в голову.

Он так испуган и растерян, что я поднимаю его и крепче прижимаю к себе.

– Она не вернётся?

– Вернётся, конечно! Но она какое-то время поживёт у своего друга, потому что оттуда ей ближе добираться до работы. А дел очень много. Но мы же с тобой уже достаточно взрослые, чтобы справиться самим, правда?

Олли слабо кивает, и я несу его обратно в спальню. Там на полу нахожу пустой пакет от кукурузных палочек – вот таким и был его ужин.

– Ты голодный?

– Да. Палочек мало было и я не наелся.

– Тогда смотри мультики, а я быстро что-нибудь приготовлю.

– И мы опять будем есть здесь? – он смотрит на меня щенячьими глазами, что отказать ему я не в состоянии.

– Конечно. Это же наша космическая база!

Включаю новую серию «Галактических гонщиков» и иду готовить омлет с овощами, всё ещё не осознавая, как наша жизнь в очередной раз изменилась за пару мгновений.

***

Влад звонит, чтобы узнать, как у нас дела, потому что переживает каждый раз, оставляя меня здесь, хоть я и врала ему всё время, что мама больше не нападает на меня и у нас всё хорошо. Он по голосу понимает, что что-то не так и через сорок минут уже стоит на пороге. Не хочу втягивать его в семейные драмы, но от его присутствия мне спокойнее. Мы укладываем Олли спать и Влад тоже решает остаться. Мама сегодня точно не придёт, так что я не сопротивляюсь.

– Говорят, поцелуи снимают стресс, – лукаво улыбаясь, говорит Влад, практически сидя на моём рабочем столе и проводя пальцами по моим губам.

– Я тоже слышала эту теорию.

– Может, проведём эксперимент на практике и сделаем свои выводы?

– Умеешь ты пошлости в красивую обёртку завернуть, – усмехаюсь я, и он сокращает расстояние между нами.

Его губы касаются моих мягко и осторожно, будто опасаясь спугнуть трепетные моменты нашей близости. Но с каждым новым прикосновением возбуждение нарастает, пальцы скользят по коже, источая дрожь предвкушения. Закрываю глаза и позволяю себе раствориться в его объятиях. Я чувствую его сильные руки, бережно обнимающие меня, ощущаю биение его сердца, синхронизирующееся с моим. Поцелуй полон нежности и страсти, сводящих меня с ума. Я таю в его объятиях, забывая обо всем на свете, кроме наших переплетенных тел и сплетающихся языков.

– У меня никогда, я… – говорю я, отрываясь от его припухших губ, когда мы оказываемся на кровати.

– Первый раз? – он выдыхает мне в губы, и я киваю. – Хочешь остановиться?

– Нет хочу. Просто посчитала правильным предупредить.

– Хорошо. Я осторожно, доверься мне, – ободряюще улыбается он и снова накрывает мои губы своими.

Чувствую тепло его тела и слышу тяжёлое дыхание, пока руки осторожно обвивают мою талию и скользят ниже, пока он целует и немного покусывает кожу на шее. Закрываю глаза, и ощущения усиливаются, а тело покрывается мурашками. Теперь я понимаю, что такое потеряться в удовольствии. Всё вокруг будто исчезло, есть только он и я. Сначала мы медленно двигаемся в такт друг другу, а после движения становятся куда интенсивнее, дыхание сбивается и приходится закрывать рот рукой, чтобы не издать слишком громких звуков и не разбудить Олли.

В этот момент я поняла, что нашла в нём своё убежище, ощутила себя как никогда счастливой.

Глава 9

До Рождества остаётся всего ничего, а мама так ни разу и не переступила порог дома с того момента, как бросила нас с Олли. Никакой информации о клинике и человеке, на которого зарегистрирована сим-карта Эдди, мы ничего не узнали. Но ясно одно – мама всё время лгала о месте своей работы. Я уже и не уверена, что хочу знать, с кем она связалась и на какой тюремный срок «наработала». Что примечательно – Эдди стабильно приезжает раз в две недели и оставляет конверт с деньгами в почтовом ящике. В каждом есть записка, что с мамой всё хорошо и это её помощь нам. Не уверена, что она вообще знает о его «благотворительности», потому что ни разу не позвонила и не написала нам, чтобы хотя бы спросить о том, как мы вообще тут живём. И сказать, что это странно – ничего не сказать. Но деньги нам нужны и я не настолько гордая, чтобы от них отказываться.

Тем не менее, справляемся мы лучше, чем я себе представляла – заказов от писательниц на обложки и открытки к их книгам становится всё больше, и я берусь даже за те, что мне не нравятся и не откликаются, потому что сейчас совсем не до избирательности. Мама Эми, которая, конечно, в курсе всей ситуации, посоветовала пока не писать никакие заявления в опеку, потому что сейчас они не сочтут меня надёжным опекуном из-за учёбы и не самой стабильной работы. Действовать начнём только в том случае, если вдруг у кого-то появятся какие-то вопросы и подозрения – тогда Эми и её родители, а также Влад подтвердят, что мама ушла совсем недавно, поэтому никаких заявлений никто никуда не подавал. А пока будем справляться так. Мечтала, что буду лучше местных, что никогда не стану обходить закон, ведь стоит только ступить на эту дорожку, как не заметишь, что уже бежишь по ней вприпрыжку, но иллюзии разбились о реальность.

– Ника, а когда мы найдём ребёнка под ёлкой? – спрашивает Олли, когда они с Владом появляются на кухне с бумажными снежинками в руках.

Я в этот момент перемешиваю овощи в духовке и едва не обжигаюсь, когда слишком резко оборачиваюсь и смотрю то на брата, то на Влада, который улыбается своей фирменной улыбкой. И такая она у него невинная, будто не он Олли какие-то сумасшедшие идеи подкидывает.

– Кого мы найдём под ёлкой? – мой голос выше на несколько тонов и, кажется, кое-кого это забавляет.

– Ребёнка, – невозмутимо отвечает Олли, пока Влад усаживает его за столик для кормления.

– Какого ещё ребёнка, Олли? Ты хочешь куклу? – не понимаю я, и блондинистый паршивец, который точно знает, о чём говорит мой брат, совсем не помогает ситуации. – Что ты ему наобещал? Какой ребёнок? Что происходит?