Злодейка желает возвышения

Глава 1. Шэнь Улан

Три недели. Три недели я томилась в золотом плену Запретного города.

Двадцать один день, каждый из которых тянулся словно густой, тягучий мед, сладкий от бессилия и горький от осознания собственной глупости. Мое новое жилище – пара скромных комнат в покоях на самом отшибе императорского дворца как нельзя лучше отражали мое нынешнее положение. Не темница с каменным полом и решеткой на окне, о, нет. Здесь были шелковые покрывала на жестком ложе, лаковый столик для чая и даже свиток с изображением цветущей сливы на стене. Самая настоящая, тщательно продуманная клетка, где каждую резную перегородку и каждый вздох за дверью оплатили моим унижением.

Я стояла у узкого окна, в которое едва проникал бледный свет скупого на солнце дня, и смотрела на внутренний дворик, заросший бамбуком. Его тонкие, упругие стебли гнулись под порывами ветра, но не ломались. Они не ломались, а я близка к падению.

Складывалось впечатление, что сама природа хочет преподнести мне урок.

Меня не убили. Эта мысль, холодная и рациональная, была моим единственным утешением. Бывшая и краткосрочная глава клана Шэнь, пусть и опозоренная, пусть и плененная, все еще оставалась пешкой на доске правителей. Слишком знатна, чтобы просто устранить, слишком опасна, чтобы отпустить. Особенно теперь, когда на границах снова сгущались тучи, а война с государством Чжоу, которую мы все считали почти законченной, грозила вспыхнуть с новой силой. Джан Айчжу и ее верный пес Мэнцзы нуждались в моих шпионах из княжества Шань. Я была их ключом к сведениям, и понимая, что от этого зависит моя жизнь, не поддавалась на их уловки и угрозы.

Впрочем, они пытались действовать и не через меня. Пару раз в маленьком оконце своих комнат я наблюдала, как выводили плененного принца и наследника государства Чжоу. При императоре Юншэне с ним обходились почтительно, но при регентше Джан Айчжу наследника низвели на последнюю ступень дворцовой иерархии. Хоть не в темницу отправили.

Молодой мужчина терпел все унижения, но не забывал напоминать, что его страна воинственная и позора не простит. Увы, регентша не славилась дальновидностью.

Ох, зачем я журю вдовствующую императрицу? Я тоже когда-то не умела думать наперед.

Память, словно назойливая муха, возвращала меня к тому дню, когда под строгим конвоем я впервые увидела принца из Чжоу.

Его, как и меня, провели по дальним коридорам, и наше с ним краткое скрещение взглядов было подобно вспышке молнии в предгрозовой тьме. Я вспомнила все, что знала о нем из прошлой жизни. Его отец, император Чжоу, был жестоким и импульсивным тираном, с которым договориться было все равно, что заключить сделку со львом. Но наследник… он был иным. Разумным, взвешенным. Его любили в родной стране, уважали в княжестве Шань. С ним можно было вести речи. Эта мысль упала в мое сознание, как семя в бесплодную почву, и теперь тихо прозябала, ожидая своего часа.

«Надо не забыть с ним как-то поговорить», – прошептала я сама себе, чувствуя, как в груди шевельнулся первый за эти недели проблеск чего-то, отдаленно напоминающего план.

Но следом за ним накатила знакомая, удушающая волна отчаяния. Небеса, я оказалась в западне, сплетенной из моих же слов, моего гнева и моего доверия к тем, кто его не стоил. И я была одна. Совершенно одна. И сама отправила на верную смерть единственную подругу.

Слезы, горячие и горькие, как полынь, выступили на глазах и покатились по щекам, не встретив препятствий. Я не сдерживала их. Здесь, в этой золоченой пустоте, не было никого, перед кем нужно было хранить лицо. Я плакала по Юншэну. По его наивной вере в добро, которую я сама в прошлой жизни растоптала, а в этой так и не успела по-настоящему защитить. Я плакала по Лин Джиа, по ее беззаботному смеху и легкомысленным увлечениям астрологией, которые обернулись для нее смертельным приговором. Их лица стояли передо мной, как безмолвные укоры, напоминавшие о цене, которую приходится платить за близость к трону.

А потом мысли неизбежно возвращались к Лю Цяо. Я сжимала кулаки до боли, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.

Крыса. Я пригрела на своей груди крысу, вдохнула в нее жизнь, делилась с ней крохами тепла в те годы, когда сама была лишена его, а она… она отплатила мне ядом одного-единственного слова, подхваченного и превращенного Мэнцзы в смертоносный клинок. Как же я могла быть так слепа?

И сквозь всю эту пелену гнева и скорби пробивался другой, более острый и тревожный шип.

Что он думает обо мне теперь? Яо Веймин. Тот, чья спина, холодная и неприступная, стала последним, что я видела в тот день. Он моментально поверил в то, что я способна на такую низость. Эта мысль жгла изнутри сильнее любого стыда.

Единственной светлой точкой в этом мраке была мать. Чен Юфей, мой верный Езоу, сумел ее укрыть. Он же шепнул, чтобы я о ней не беспокоилась, но даже эта уверенность была отравлена неизвестностью. Где она? В безопасности ли? Он не сказал, оставив меня в подвешенном состоянии, где надежда сменялась леденящим душу страхом. Я волновалась, и это слабое слово не могло описать ту пустоту, что разверзалась у меня внутри, когда я думала, что из-за меня она снова может пострадать.

Внезапно тишину покоев разорвал скрип двери. Мне не нужно было оборачиваться, чтобы понять, кто вошел. Меня навещали одни и те же люди. Воздух сгустился, наполнился тяжелым, сладковатым ароматом сандала, который он теперь предпочитал. Это был запах власти, новый и потому особенно навязчивый. Если кому-то этот аромат и нравился, то я сочувствовала. Запах сандала стал для меня вонью предательства.

– Сестрица, – прозвучал бархатный голос Мэнцзы. – Как поживаешь в своих новых апартаментах? Надеюсь, тебе здесь… удобно.

Я медленно обернулась, смахнув остатки слез тыльной стороной ладони. Мой пленитель стоял на пороге, облаченный в роскошные парчовые одежды. Думаю, он возомнил себя канцлером, а то и примерял роль императора. Каков глупец. Его поза, его взгляд – все в нем кричало о триумфе, о головокружении от успеха.

– Как рыба в воде, дорогой Мэнцзы, – ответила я, и мой голос прозвучал удивительно спокойно. – Особенно учитывая, что воду эту отравили твоими милостями.

Он усмехнулся, делая несколько неспешных шагов ко мне. Его глаза, когда-то смотревшие на меня с подобострастным обожанием, теперь пожирали мою фигуру с еще большей силой, и в этом взгляде было нечто неуместное, извращенное. Голод, смешанный с жаждой обладания.

– Всегда такая острая на язык, Шэнь Улан. Это твоя беда. Но сейчас… сейчас я могу позволить себе не обращать на это внимания.

Он оказался передо мной в один миг.. .В прошлые визиты он не позволял себе подобного, но сегодня его рука легла на стену возле моей головы, отрезая путь к отступлению. Он наклонился так близко, что я почувствовала его дыхание на своей коже. От него пахло вином.

Опять?

– Знаешь, а ведь ты по-прежнему прекрасна, – прошептал он, и в его голосе прозвучала та самая нотка одержимости, которую я с ужасом узнала. – Как черная орхидея, в честь которой тебе дали имя, ядовитая, но оттого еще более желанная. Ты думала, я забыл те дни, когда был для тебя никем? Когда ты смотрела сквозь меня? Теперь все изменилось.

Его пальцы потянулись, чтобы коснуться моей щеки.

Волна омерзения, горячая и тошнотворная, подкатила к моему горлу. Я не думала, не планировала. Древняя, дремавшая во мне сила, та самая, что вела меня по темному пути в прошлой жизни, проснулась сама собой. Я не взывала к ней. Это был всплеск воли, сконцентрированной ненависти. Я ощутила, как моя собственная энергия, Ци, что текла по моим жилам, сжалась в плотный комок в груди и выплеснулась наружу невидимым, но ощутимым толчком.

Это не был удар. Скорее, внезапное, необъяснимое давление, заставившее его отшатнуться. Он не упал, лишь споткнулся, сделав шаг назад. Легкое недоумение, а затем, тень страха мелькнула в его глазах. Мэнцзы выпрямился, поправил одежду, пытаясь сохранить маску уверенности, но я увидела то, чего он не хотел показать. Мой братец, победивший в последней битве, он… меня… боялся. Он почувствовал во мне что-то, что не мог объяснить, но инстинктивно опасался. Поэтому-то и напился.

– Не прикасайся ко мне, Мэнцзы, – обозначила я твердо. – Ты можешь запереть меня в этих стенах, ты можешь играть в свои игры, но не забывай, кто я. И чего я стою.

Он смотрел на меня, и его лицо исказила гримаса злобы и досады. Победитель, все еще побаивающийся своей пленницы. Пожалуй, я была резковата, и мне следовало промолчать, чтобы не нарваться на неприятности, но в этот момент, когда напряжение между нами достигло пика, в покои, не таясь, ворвалось спасение.

Дверь распахнулась с таким грохотом, что мы оба вздрогнули. На пороге стоял юный император Юнлун. Его маленькое личико было раскрасневшимся от быстрого бега, а в глазах, широко распахнутых, плескалась смесь любопытства и детской решимости.

– Улан, – выпалил он, не обращая ни малейшего внимания на Мэнцзы. – Мне сказали, что ты здесь. Почему ты не приходила играть? Я тебя искал.

Его появление было подобно порыву свежего ветра, развеявшего удушливый смрад нашей беседы. Мэнцзы застыл, пытаясь натянуть на себя маску почтительности, но сквозь нее явственно проступало раздражение.

– Ваше Величество, – он склонился в низком поклоне. – Мы как раз обсуждали с госпожой Шэнь важные дела.

Я тоже упала ниц, чтобы поприветствовать нового императора. До этого дня я не могла с ним встретиться, а сейчас торопливо его осматривала, искала следы насилия или какого-то скрытого послания.

Но нет. Кажется, с мальчиком обращались хорошо. А моему двоюродному брату он даже лучезарно улыбнулся, правда потом нахмурился.

– Вы все время обсуждаете важные дела, – проворчал он. – Это скучно. Я хочу, чтобы Улан рассказала мне еще какую-нибудь историю. Про феникса. Как он возродился. Мы так давно не виделись.

1.1

– С великой радостью, Ваше Величество, – подняв голову, я ответила тепло, ловя его взгляд. – Я расскажу вам любую историю, какую только вы пожелаете. Историю о фениксе, о драконе, о храбрых воинах и мудрых правителях.

– Ваше Величество, – с нажимом произнес Мэнцзы. Он шагнул вперед, заслоняя меня от мальчика. – Я понимаю вашу привязанность, но, возможно, сейчас не самое подходящее время для сказок. Положение госпожи Шэнь… шатко. Ее близкая дружба с генералом Яо Вэймином, который, как нам теперь известно, предательски покинул столицу, скрывая свое низкое происхождение и оставив вас, своего императора, в одиночестве… это бросает тень и на нее. Благоразумие требует соблюдать дистанцию.

Как ловко они обернули ложь в красивую обертку. Значит, для Юнлуна они выставили все так, что это он ушел и бросил брата? Жестоко, особенно если учитывать, как поступили с Юншэном и Лин Джиа.

Как меня не пытались отгородить, но слухи по Запретному городу разносились быстрее, чем ветер в коридорах и террасах. Я успела выяснить, что не было никакой болезни, Джан Айчжу подала собственному внуку отправленное вино, а еще, словно она совсем не боялась наказания небес, она все провернула на глазах у мальчика. Тут даже и слухи были не нужны. Мэнцзы сам похвастался, хотя и признал, что действовать в присутствии Юнлуна было очень опрометчиво.

Слова Шэнь Мэнцзы попали в цель. Личико Юнлуна помрачнело, его нижняя губа дрогнула. Он не понимал всех этих хитросплетений, но понял одно: у него хотят отнять еще одного близкого человека.

– Но почему? – дрогнувшим голосом спросил он, и его маленькие ручки вдруг обвились вокруг моей талии, прижимаясь ко мне с детской беззащитностью. – Он всегда был так добр ко мне! Генерал никогда не бросал меня! Неужели… неужели я больше не могу считать его своим братом? Потому что его отец не генерал Яо Хэси?

Внутри у меня все закипело. Едкий гнев подступил к горлу.

«Ах ты, лицемерный шакал!» – пронеслось в моей голове. За время моего плена, а может и раньше, Мэнцзы методично подбирался к мальчику.

Юнлун был одинок. У него не осталось никого, кроме евнуха Цзян Бо, чье положение не позволяло говорить открыто. И вот является милый, щедрый «дядя» Мэнцзы, который не ругает, дарит игрушки, говорит ласковые слова. Конечно, доверчивое детское сердце потянулось к нему. Конечно, мальчик стал слушать его во всем… и верить.

– Ваше Величество, – мягко, но настойчиво я освободилась от его объятий и взяла его маленькую ручку в свою. – Прогулки на свежем воздухе куда полезнее для императора, чем душные покои. Что скажете, если мы пройдемся по саду? Воздух прояснит мысли.

Мой взгляд скользнул по Мэнцзы, бросая ему безмолвный вызов. Он не мог отказать императору в такой безобидной просьбе. Его губы сложились в тонкую улыбку, но в глазах бушевала буря.

– Превосходная идея, – процедил он, и мы вышли.

Идя по извилистым дорожкам маленького, запущенного сада, я не могла не заметить, как Мэнцзы, шагая рядом с Юнлуном, пытался копировать манеру держаться Яо Вэймина.

Его спина была неестественно прямой, плечи отведены назад, подбородок высоко поднят. Он пытался воспроизвести ту самую военную, небрежную невозмутимость, что была так естественна для генерала. Но выходило это ужасно фальшиво, словно актер, играющий роль великого человека, не понимая его сути. Это было настолько комично, что меня бы смешило, не будь все так грустно. Он даже подарил Юнлуну воздушного змея – точную копию того, что когда-то подарил мальчику Яо.

Войдя в рощу кленов, Юнлун внезапно оживился.

– А давайте играть в прятки! – воскликнул он и, не дожидаясь ответа, пустился наутек. – Ищите меня.

Мэнцзы бросил на меня раздраженный взгляд, но мы молча разошлись в поисках. Я прекрасно знала, где он спрячется. В прошлой жизни маленький Юнлун не славился богатой фантазией. Свернула за большой резной павильон и нашла его, притаившегося в зарослях бамбука. Он сидел на корточках, прижимая к груди какой-то камешек.

– Ты нашла меня. – прошептал он.

– Нашла, – улыбнулась я, опускаясь перед ним на колени. Мгновение было драгоценным. Я знала, что нас могут услышать, посему следовало торопиться. Опустив голос до едва слышного шепота, я сказала: – Ваше Величество, слушайте меня внимательно. Что бы вам ни говорили, генерал Яо верен вам. Он любит вас как родного брата…

Его глаза расширились.

– Но он ушел…

– Он ушел не потому, что бросил вас. Он ушел, чтобы набраться сил и вернуться, чтобы защитить. Чтобы никто и никогда не мог причинить вам вред. Помните это. Не доверяйте всем подряд. Сейчас даже самый добрый человек может оказаться страшным врагом.

Я увидела, как в его глазах загорелся огонек понимания, маленькая искра надежды в том море лжи, что его окружало. Он снова бросился ко мне в объятия, и я на мгновение прижала его к себе, чувствуя, как хрупка детская вера.

– Какая трогательная сцена, – раздался позади шум, и мы узнали интонацию нашего сопровождающего.

Он стоял в нескольких шагах, и на его лице застыла маска презрительного спокойствия. Он открыл рот, чтобы добавить что-то, что, несомненно, должно было отравить этот миг. Но слова застряли у него в горле.

Из-за поворота аллеи, сопровождаемая свитой придворных дам и евнухов, медленной, величавой походкой выплыла сама вдовствующая императрица Джан Айчжу. Ее лицо, невозмутимое и холодное, как резная нефритовая маска, было обращено прямо на нас. На меня.

Кто-то донес. Кто-то всегда доносит.

1.2

Время застыло, как озеро в зимнюю стужу. Взгляд Джан Айчжу, тяжелый и безразличный, скользнул по мне, и в нем не было ни капли интереса. Просто пыль, соринка на рукаве ее власти. Она не удостаивала меня своим вниманием все эти недели, и я не удивлялась. В ее глазах я была ничем, мелкой неприятностью, которую следовало изолировать, а не удостаивать аудиенцией.

Но так было не всегда. Всплыла память, острая, как клинок. В прошлой жизни мне удалось переиграть эту старую тигрицу. Я была моложе, прекраснее, и слова мои находили дорогу к сердцам и ушам чиновников, чьи интересы она так долго игнорировала.

Мысль, дерзкая и внезапная, уколола меня: а почему бы и нет? Я снова здесь. Я все так же молода. Все так же знаю, какими слабостями болен каждый значимый сановник при дворе. Разве это не новый старый путь?

Однако все смолкло, когда она остановилась на Юнлуне. Мальчик, обнимавший меня, задрожал, отпустил руки, отстранился и выпрямился.

Он… поклонился… Джан Айчжу.

Немыслимо.

А она даже не сделала подобие поклона, наоборот, сдвинула брови и часто-часто задышала, выказывая свою немилость.

– Твое Величество, – ее голос был ровным, но каждый слог обжигал, как пощечина. – Разве этикет не учит тебя, что императору не подобает общаться с подлой тварью и возможной изменницей? Ее место в темнице, которую мы по необходимости и доброте пожалели. Аты якшаешься с ней, словно она твоя сестра.

Юнлун весь напрягся. Он не просто не любил бабку – он ненавидел ее тихой, детской, но абсолютной ненавистью, что пылала в его глазах ярче любого костра.

– Она не изменница! – выкрикнул он, и весь сад ахнул от ужаса. Перечить старшим, да еще и вдовствующей императрице? Это было неслыханно. – Она добрая! А генерал…

– Молчать! – ошеломленно взвизгнула Джан Айчжу. Лицо ее оставалось неподвижным, но я увидела, как побелели костяшки ее пальцев, сжимавших руку служанки. – Твое поведение недостойно. Раз ты забыл о долге и уважении, тебе напомнят о них. Палки!

Леденящий ужас сковал меня. Ударить императора? Его неуважение к старшим объяснялось, бабушка стала его главным кошмаром. Но чтобы она посмела наказать правителя?

Вот это было немыслимо, кощунственно. Но никто из свиты не шелохнулся. Все они, включая Мэнцзы, стояли с опущенными головами, бледные как смерть. Они боялись ее больше, чем гнева Небес. Готовы были выполнить любой приказ.

Я была пленницей. Всего в шаге от того, чтобы меня объявили рабыней или самой надавали палок. Одно неверное слово – и участь моя будет решена. Но я не могла позволить этому случиться. Не могла смотреть, как этот ребенок, уже переживший ад, будет унижен и избит по ее прихоти.

В сознании проступило озарени. Я не могла выступить открыто, но я могла заставить сделать это другого.

Пока все взоры были прикованы к Джан Айчжу и дрожащему Юнлуну, я сделала крошечный, почти невесомый шаг, сместив центр тяжести. Это не было физическим толчком. Это был направленный импульс, сгусток той самой энергии, что текла по моим меридианам. Невидимая воля, острая как игла, ткнула в спину Мэнцзы.

Он не упал. Он непроизвольно, нелепо шагнул вперед, нарушив застывший церемониал. Все взгляды тут же устремились на него.

– Ты хочешь что-то сказать, господин Шэнь? – заледенела вдовствующая императрица.

– Прошу вашего снисхождения, – его голос прозвучал сдавленно, пока он сам пытался понять, что заставило его выдвинуться. Но не объясниться он уже не мог. – Его Величество еще ребенок, и гнев ему не на пользу… Ради его здоровья и спокойствия империи…

Он не успел договорить. Глаза Джан Айчжу вспыхнули таким бешеным огнем, что, казалось, воздух вокруг затрещал.

– Ты? – Она буквально сорвалась. Она повернулась к нему всем телом, отрезав его от Юнлуна и от меня. – Ты смеешь указывать мне? Пес, которого я пригрела у трона, вдруг возомнил себя голосом разума? Твое место – слушать и выполнять, а не высказывать мнение, которого у тебя нет!

Она отчитывала его, унижала, словно он был провинившимся слугой,, а не ее помощником и зятем человека, который поддерживал их алчные амбиции. Ее слова были бичами, хлеставшими по его самомнению. Мэнцзы стоял, и по его затылку было видно, как он пылает от стыда и ярости. Я достигла цели – ее гнев был перенаправлен.

Оскорбленная, но сохранившая видимость контроля, Джан Айчжу резко развернулась.

– На сегодня достаточно, – бросила она ледяным тоном и подалась вперед. Ее пальцы вцепились в руку Юнлуна. – Вы сопровождаете меня, Ваше Величество. И больше я не желаю видеть вас возле этой… особы.

Она потянула за собой мальчика, а он, бледный и испуганный, бросил на меня умоляющий взгляд. И я ничего не могла для него сделать.

– Евнух Цзян Бо, – обратилась Джан Айчжу к воспитателю императора, – с этого момента ты лично отвечаешь за то, чтобы Его Величество ни под каким предлогом не приближался к покоям госпожи Шэнь. Ни в коем случае. Ты понял?

Цзян Бо низко склонился, его лицо было совершенно бесстрастным.

– Как прикажете, вдовствующая императрица.

1.3

Свита удалилась, уводя за собой Юнлуна. Воздух в саду, лишь мгновение назад наполненный гневными вибрациями, застыл, густой и неподвижный. Мы остались одни – я и Шэнь Мэнцзы. Тишина между нами была звенящей, напряженной, как тетива лука перед выстрелом.

Он медленно повернулся ко мне. Его лицо, еще несколько мгновений назад пылавшее от унизительной отповеди, превратилось в бледную маску. В его глазах плескалась буря – злоба, замешанная на том самом страхе, что я заставила его испытать перед императрицей.

– Это ты, – его голос был тихим, но каждое слово падало, как камень в колодец. Он не спрашивал. Он констатировал. – Ты толкнула меня.

Я сделала вид, что поправляю складки на платье. Внутри все сжалось, но внешне я оставалась спокойной гладью озера.

– Ты переоцениваешь мои возможности, Мэнцзы. И, похоже, недооцениваешь мощь твоего собственного порыва. Возможно, твое сердце, вопреки твоей воле, все же дрогнуло при виде несправедливости. – Я позволила легкой насмешке зазвучать в голосе. – Если это так, я буду думать о тебе лучше.

Он фыркнул, резким движением отряхивая несуществующую пыль с рукава. Ему ненавистна была сама мысль о какой-либо слабости, особенно сострадании.

– Не веди себя, как дурочка, Улан. Я не слеп. – Он шагнул ко мне, и его тень накрыла меня. От него все еще тянуло перегаром дорогого вина и уязвленным тщеславием. – Я не знаю, как ты это провернула, но с тебя станется. Так чего же ты добилась этим дешевым фокусом? Унизила меня в глазах старой карги? Поздравляю, ты лишь сильнее приковала себя к этой клетке.

Он замолчал, будто реально обдумывал и прикидывал, как бы я успела его толкнуть, но доказать, конечно, ничего не мог.

Его взгляд скользнул по моему лицу, по шее, задержался на моих губах. В этом взгляде было нечто неприкрытое, голодное. Та самая помешанность, которую я с ужасом начала осознавать. Для него я была не просто врагом или заложницей. Я была трофеем, запретным плодом, который он жаждал сорвать, чтобы доказать свое превосходство над всем миром и над моим прошлым к нему безразличием.

– Я мог бы быть милостив, – прошептал он, сократив дистанцию до неприличной. – Гораздо милостивее. Ты все еще можешь замолить свою вину. Все эти дерзости, все неповиновения… я готов забыть.

Его пальцы потянулись, чтобы коснуться моей пряди волос, но я осталась недвижна, не отступая и не поощряя. Он принял это за знак.

– Ты могла бы стать моей наложницей, – выдохнул он, и его дыхание, горячее и тяжелое, коснулось моего лица. – Заложницей, но… важной, самой любимой. Представь: ты больше не будешь томиться здесь, в забвении. Ты будешь рядом со мной. В моих покоях, в моей постели. Все, что от тебя требуется – это ласка, доброе слово и помощь. Твои шпионы, твое знание сети торговых путей… все это пригодится мне в предстоящей войне. Помоги мне, Улан. Помоги, и я сделаю тебя счастливой и свободной.

От его слов, от этого абсурдного, чудовищного предложения, меня чуть не вырвало. Меня? Главу клана Шэнь? То, что он сейчас отвечает за клан – моя ошибка. Он говорит о счастье, стоя на костях моих друзей, попирая все, что у меня осталось. Он видел во мне не человека, а инструмент и украшение для своей новой власти.

Я медленно выдохнула, заставляя лицо оставаться невозмутимым. Гнев был плохим советчиком. Но холодный расчет совсем другим.

– Я… подумаю, – произнесла я, сделав свой голос тихим и задумчивым, будто его слова действительно нашли во мне отклик.

На его губах дрогнула победоносная улыбка. Он уже чувствовал себя победителем.

– Но знаешь, Мэнцзы, – продолжила я с беспокойной и, надеюсь, с искренней интонацией, – мне кажется, ты сам себя обманываешь. Ты строишь планы, будто твое положение прочно, как скала. Но разве то, что случилось сегодня, не доказало обратное?

Его улыбка сползла с лица.

– О чем ты? – буркнул он.

– Джан Айчжу держит тебя на коротком поводке, как верного пса. Ты полезен, пока за тобой стоит войско Фэнмин. Но, прости за прямоту, разве твоя полезность не становится уже сомнительной? Основные битвы выиграны, столица взята. Вы расправились с императором и его женой. Что ты можешь предложить вдовствующей императрице такого, чего не смог бы предложить, скажем… сам господин Мэнхао?

Я видела, как его зрачки сузились. Имя военачальника, его зятя, чья мощь превосходила его собственные ресурсы, явно задело мужчину за живое.

– У господина Мэнхао, как я слышала, полно дочерей и племянниц на выданье, – мягко, словно вдалбливая ему в голову шило, вещала я. – Молодых, свежих, с безупречной репутацией. Не проще ли будет Вдовствующей Императрице договориться напрямую с ним? Разве не захочет его скромный род породниться с сыном Неба? Можно выдать одну из них за Юнлуна, сделать ее какой-то младшей наложницей… а тебя, того, кто напоминает ей о нелицеприятных страницах переворота, тихо отодвинуть в сторону? Или даже устранить? Ведь мертвые псы не кусаются и не претендуют на власть? Джан Айчжу может стать только регентом, а на какую роль рассчитываешь ты? Дальше регентства тебе не продвинуться.

Я видела, как по его спине пробежала дрожь. Его лицо исказилось от гнева и страха. Я ткнула пальцем в его самую большую, тщательно скрываемую тревогу – страх быть использованным и выброшенным, как отработанный материал. Страх смерти, который он заглушал вином и спесью.

– Заткнись, – прошипел он, его рука непроизвольно дрогнула, будто он хотел меня ударить, но сдержался. – Ты ничего не понимаешь. Я не пешка в ее играх. Я…

– Ты тот, кого только что отчитали, как мальчишку, на глазах у всей свиты, – холодно закончила я. – Подумай об этом. Прежде чем предлагать мне место в своей опочивальне, убедись, что у тебя вообще будет опочивальня через месяц.

Он отшатнулся от меня, будто я была не женщиной, а ядовитой змеей. Его глаза пылали чистой ненавистью. Он больше ничего не сказал. Резко развернувшись, он почти побежал прочь из сада, и его наглость была разбита вдребезги. Главное – в его душе, я знала, теперь зияла трещина – та самая тревожная мысль, что я в него заронила. Семя сомнения, которое, я надеялась, прорастет страхом и парализует его.

Когда его шаги затихли, я осталась одна. Наступившая тишина давила на уши. И тогда ко мне вернулись все остальные мысли, все те чувства, что я отодвигала в сторону, чтобы не выдать в себе слабость.

Я едва не расплакалась, когда Юнлун спросил про генерала Яо. Меня расстроило то, что сообщали ему слуги и приближенные. Мальчик чуть не поверил в страшную ложь о том, что его брат его бросил.

Меня снова обуревал стыд за свой длинный язык. За ту самую фразу, что в сердцах я бросила Лю Цяо, и что обернулась против меня и против Яо Вэймина. Одно необдуманное слово, и вот я здесь, а он… где он теперь? В опасности? Его преследуют? Или он привычно разобрался с врагами?

И еще одно осознание, тяжелое, как свинец. Мой путь искупления, мое тихое желание загладить вину прошлой жизни, испарялось на глазах. Чтобы выжить здесь, чтобы защитить Юнлуна, мне снова придется ступить на дорогу жестокости и подлости. Интриги, манипуляции, лицемерие – это был язык, на котором здесь говорили. Отказаться от него значило подписать себе и мальчику смертный приговор.

Я посмотрела на высокие стены Запретного города. Я могла выбраться. Сила, дремавшая во мне, темная энергия, могла разнести эти стены в пыль. Меня бы не остановили. Но я решила остаться.

В прошлой жизни я умерла, пытаясь искупить свою вину перед этим ребенком. В этой… я не брошу его в одиночестве, даже если ради этого мне придется заново стать злодейкой и пройти по лезвию ножа, усеянному шипами собственной совести.

Глава 2. Шэнь Улан

Я никак не могла заснуть. Короткая встреча с Юнлуном придала решительности, а беседа с братцем – злости.

Хватит, я устала сидеть сложа руки и ожидая спасения. Мне надоело терзаться мыслями о матери, о Яо Веймине, который, похоже, меня снова возненавидел и мечтает убить, и о мести. О мести, стыдно признаться, я думала больше всего. Я не прощу Джан Айчжу и Шэнь Мэнцзы их злословие и наговоры. Они просто не ведают, с кем столкнулись.

Я всматривалась в темное небо из окна, мой взор был устремлен в серую гладь дворцовых крыш, но на самом деле был обращен вовнутрь, в лабиринты памяти. Пришло время вспомнить, кто есть кто в моей старой партии в го.

Мне нужны были фишки, и я принялась мысленно их расставлять.

Канцлер. Самое высокое положение при императоре. Господин Вэнь Цзинь. Его лицо, всегда невозмутимое, словно вырезанное из старого сандалового дерева, всплыло передо мной.

Нет, на него надеяться не стоит. Если бы Юншэн с первого взгляда не влюбился в Лин Джиа, победительницей отбора стала бы его дочь. И сватался он через вдовствующую императрицу. Он ее человек, и у меня нет никаких сомнений. Лишь канцлер мог воспротивиться регентству, но Вэнь Цзинь промолчал.

Министерство наказаний. Новым главой совсем недавно назначили генерала Сюй Бо. При Яо Вэймине он был одним из его заместителей. Именно он, пользуясь своим знанием армейской жизни и доверием генерала, должен был расправиться с воинами Яо. Именно он передавал Лю Цяо неверные письма. Предатель. Его я в голове записала в столбец «смертельные враги».

В Министерство чинов царствовал Ван Цзюнь. Он контролировал назначения, а значит, именно он сейчас расставлял по ключевым постам верных Джан Айчжу людей. И мне было известно, что переворот он поддержал. Опасно. Очень опасно.

И тогда мой мысленный взор обратился к тем, кто, возможно, еще хранил верность трону. Вернее, тому, что трон олицетворял – законному императору, а не узурпаторам.

Ли Сянь, глава министерства финансов. Самый старый чиновник, чья мудрость и неподкупность были легендарными. В прошлой жизни он был одним из немногих, кто открыто противостоял мне, когда я, уже будучи императрицей правила в столице. Он не побоялся моего гнева тогда, сомневаюсь, что он испугается и теперь. Если он еще занимал свой пост, значит, Джан Айчжу пока не решалась тронуть этого старого мудреца. Его упрямство и авторитет могли стать щитом. Возможно, ему можно было доверять. Или, по крайней мере, попытаться выяснить его позицию.

Лин Вэй. Отец Лин Джиа. Сердце сжалось от боли при этом имени. Его, по милости Юншэна, поставили главой Министерства общественных обрядов. Он явно должен был ненавидеть новых правителей, они убили его дочь, пусть и сокрыли причины настоящей смерти. Его горе и ярость могли быть направлены в нужное русло.

Я перебирала в уме других. Главный евнух Хао Жань… нет, он служил Джан Айчжу всю жизнь, его душа полностью поддалась тигрице. А этот новый фаворит – шаман и астролог Цзянь Цзе? Выскочка и шарлатан, подобранный для придания «мистического» веса ее правлению. На него не стоило тратить времени.

Но были и другие. Заместители, те, кто оставался в тени, но чьи позиции могли быть крепки. Тянь Шуай, заместитель в Министерстве юстиции. В прошлой жизни он с открытым пренебрежением относился ко мне, считая выскочкой и обманщицей. Теперь это играло мне на руку – его неприятие должно было быть столь же сильным. А в военном министерстве… там остался Жуй Лин. Молодой, перспективный командир. Он никогда публично не выказывал дружбы с Яо Вэймином, сохраняя нейтралитет. Но я помнила, как генерал однажды похвалил его тактический ум. Была ли эта нейтральность маской? Могла ли за ней скрываться верность?

И над всем этим царила фигура господина Фэнмин Мэнхао, тестя Мэнцзы, того самого, чье имя я вчера бросила ему в лицо как угрозу. Именно он теперь заправлял военным министерством, подмяв под себя армейские ресурсы.

Силы были неравны. Джан Айчжу и Мэнцзы действовали стремительно и жестоко, поставив своих людей в канцелярию, министерства наказаний, чинов и поставив своего человека в армии. Под их контролем был и сам император. Ли Сянь в финансах и Лин Вэй в общественных работах были всего лишь островками, окруженными враждебным океаном.

Но в их, казалось бы, безоговорочной победе, я видела трещины. Глупые, самоуверенные ошибки. Джан Айчжу и Шэнь Мэнцзы были ослеплены легкой победой. Самое главное – они выпустили Яо Вэймина, побоявшись схватки. Сослали его, думая, что унизили и обезглавили. Они не поняли самой сути воинов, сражавшейся под его началом. Они были преданы не его титулу, не императорскому указу, не его славному роду, а Яо Веймину лично. Его «ссылка» была не поражением, а даром небес. Теперь он был на свободе, и за ним стояла не просто армия, а истинные герои империи Цянь, готовые по первому его зову обрушиться на врагов.

Да, отпускать Яо Веймина было глупостью, но я по-девичьи радовалась, что мои противники сглупили.

И вторая ошибка была в них самих. Мэнцзы умел быть обаятельным, гибким, он играл в долгую игру, очаровывая Юнлуна, да и меня саму. Но Джан Айчжу… она даже не старалась. Ее власть держалась на страхе и инерции. Она была как старый, сухой бамбук – с виду крепкий, но готовый сломаться под первым же серьезным напором. Между ними уже зрел конфликт, и я вчера подула на искры.

План начал обретать какую-то форму. Мне следовало связаться с теми, кого я не отмела, написать письма. Лаконичные, завуалированные, но недвусмысленные для тех, кто должен был понять. Ли Сяню. Лин Вэю. Возможно, Тяню Шуаю и Жун Лину. Намекнуть, что есть силы, не желающие принимать регентшу. Мне нужны были союзники здесь, внутри, те, кто мог бы подготовить почву, когда Яо Вэймин… если он решится вернуться.

Я уже мысленно составляла первые фразы, обращаясь к чиновникам, когда ночь окончательно вступила в свои права, погрузив покои в темноту, нарушаемую лишь тусклым светом одной масляной лампы.И тут дверь в мои покои бесшумно отворилась.

Я замерла, сердце заколотилось в груди, готовое вырваться наружу. Никто не входил так тихо, без стука, без предупреждения. Меня, что, пришли убить?

В проеме застыл евнух Цзян Бо, я выдохнула. От него почему-то я зла не ждала.

Он стоял неподвижно, его руки были скрыты в широких рукавах, а взгляд, тяжелый и пронзительный, был устремлен прямо на меня. В нем не было ни угрозы, ни подобострастия. Была лишь тихая, всевидящая серьезность.

– Цзян Бо? – с хрипотцой отозвалась я. – Чем обязана?

2.1

Он, совсем неожиданно для меня, упал на пол. Он склонился в низком, почтительном поклоне, коснувшись лбом холодного каменного пола моих покоев.

– Госпожа Шэнь, – его голос, раньше бесстрастный, прозвучал приглушенно. – Позвольте мне, ничтожному слуге, заверить вас в своей преданности. Я буду верен вам до конца.

Я застыла, не в силах скрыть удивление. Сердце, замершее было от страха, забилось с новой силой, но теперь от потрясения.

– Встань, Цзян Бо, – наконец вымолвила я. – Объяснись. Что это значит? Зачем ты пришел в столь поздний час? Зачем заверяешь в своей верности? Разве ты не знаешь, в каком положении я нахожусь?

Он поднялся с колен.

– Я не умен, не разбираюсь в интригах, но мне известно, что по вашему совету меня назначили слугой и наставником юного императора Юнлуна. Если бы не ваша проницательность и доброта, я остался бы при дворе императора Юншэна… – он грустно вздохнул, – и разделил бы его участь. Я обязан вам жизнью. Теперь моя жизнь принадлежит вам и моему господину. Госпожа Шэнь, помогите молодому императору. Я вижу, как он томится, и боюсь за него.

Небеса, он не представляет, как боялась я.

– Не тому человеку ты кланяешься, – мотнула я головой. – Я запомнила, как ты был добр ко мне и лишь попросила генерала Яо посодействовать, мы квиты, ты мне ничем не обязан. Но прости, я понятия не имела, что кто-то совершит злодеяние против почившего императора.

Мне было грустно и сложно говорить о таком. Я ведь не об одном Цзян Бо похлопотала. Лицо Лин Джиа так и стояло передо мной. Она умерла, а я живу.

Цзян Бо сделал шаг вперед, понизив голос до едва слышного шепота.

– Генералу Яо я тоже возношу молитвы, госпожа, но пока его нет, я бы хотел помочь вам. Вы же не оставите Его Величество?

В глазах Цзян Бо мелькнула настоящая тревога. Он действительно переживал за Юнлуна, и, по-моему, полюбил мальчишку.

– Не оставлю, – кивнула я. – Ты пришел только для того, чтобы обозначить верность?

Что-то мне подсказывало, что евнух бы не проделал столь опасный путь ради поклона на полу. Нет, он что-то желал рассказать.

– Я принес сведения, госпожа, – подтвержал он мои мысли. – Канцлер Вэнь Цзинь привел ко двору нового человека – шамана и астролога по имени Цзянь Цзе. Вдовствующая императрица, обычно недоверчивая, слушает его шепот, словно указ свыше. Он уже предсказал «божественное одобрение» ее регентству и нашептывает нечто о «зловещих тенденциях», исходящих от… определенных людей при дворе.

"Зловещие тенденции"?

Мда, это скорее всего я.

Мозг тут же начал анализировать информацию. Цзянь Цзе. Выскочка-шарлатан, чье имя я уже мысленно отметила. Но если Джан Айчжу и впрямь так сильно ему доверяет, он становится опаснее любого вооруженного воина.

– Благодарю тебя, Цзян Бо, – сказала я искренне. – Твоя верность трону и его законному правителю делает тебе честь. Но сейчас тебе нужно вернуться к Юнлуну. Он не должен оставаться один. Защищай его.

Цзян Бо снова склонился в безмолвном поклоне и так же бесшумно, как и появился, растворился в темноте коридора.

Его уход словно щелчком пальцев меня сподвигнул. Почему я сижу? Для чего рассуждаю? Хватит ждать. Я, Шэнь Улан, уже не раз пробиралась в Запретный город как тень, когда его стены казались неприступными. А теперь, когда я оказалась в его сердце? Эти ограды для меня не преграда.

Быстро, отработанными движениями, я сбросила свои шелковые одежды и облачилась в темную, простую ткань, извлеченную из недр сундука. Перевязала лицо повязкой, подобрала волосы и выскользнула в ночь через окно. Стена под пальцами оказалась шероховатой, с едва заметными выступами. Легкий толчок ног – и я уже наверху.

Я скользила по конькам крыш, словно призрак. Мое тело сливалось с сумраком, и я ступала бесшумно. Вот и павильон канцлера Вэнь Цзиня. Из-под резного карниза узкого окна пробивалась желтоватая полоска света. Он не спал.

Подобравшись, я замерла и прислушалась. Ни звука. Значит, разговор ведется за закрытыми дверями. Высчитав в уме, где может находиться его кабинет, ведь все строения строились почти по одним и тем же чертежам, я осторожно начала сдвигать одну за другой тяжелые керамические плитки черепицы. Работа требовала терпения и аккуратности, и еще бесшумности. Наконец, между деревянными балками образовался зазор.

Я приникла к нему, вглядываясь в освещенную комнату внизу. Я не ошиблась.

Канцлер Вэнь Цзинь застыл за низким столиком из красного дерева, его лицо было непроницаемо. А напротив него, скрестив ноги на циновке, сидел тот самый Цзянь Цзе – тонкий, с хитрыми глазами-щелочками и длинными, костлявыми пальцами.

Их голоса доносились приглушенно, но я уловила обрывки фраз: «…звезды не лгут… тень сгущается… энергия нарушает гармонию…»

2.2

Слова, долетавшие до меня сквозь щель в черепице, впивались в сознание с такой силой, что я едва не потеряла равновесие. Они планировали не просто убийство. Они готовили ритуальное низвержение и становление новой власти.

– Мальчик слаб, его постигнет болезнь, посланная небесами за грехи предков, – Цзянь Цзе перестал притворяться и выпрямился.

Его голос больше не звучал потусторонним и глухим, он убрал мистический лоск и выражался деловито.

– Что это значит? – уточнил Вэнь Цзинь.

– В день коронации молодого императора опоят зельем, – устало произнес шаман, потерев переносицу. – Он будет слаб, начнет бесчинствовать, чем покажет свою неспособность править. Вдовствующая императрица станет при нем вечным регентом. – Он стал перечислять свойство зелья.

Лучше бы я не слушала, потому что захотелось избавиться от местного колдуна сразу же. Чего мне стоит? Впрочем, я начала догадываться, что он шарлатан. Хороший лекарь, сведущ в травах, сведущ в астрологии, но он не культиватор. Он не почувствовал меня, мое присутствие, и это показатель.

– Это хорошо, – наклонился вперед канцлер. – А вы, господин Цзянь, уверены в своей силе над госпожой Джан? Она будет делать все то, о чем вы говорите?

Боги, я почти не удивилась. Интриганка Джан Айчжу, покрывшаяся мхом, не уразумела, что и ее саму захотят сместить или манипулировать ею. Ах, мне надоело изумляться ее глупости, сама побывала на ее месте.

– Вдовствующая императрица мне доверяет. Она будет делать все, что я скажу. Юнлун лишится трона во время коронации, его бабушка станет регентом, а потом вы соберете вокруг себя верных чиновников и сместите ее. Не переживайте, план идеален.

Сердце заколотилось в груди, сжимаясь ледяным комом. Так вот что они задумали. Гнев, горячий и ясный, выжег остатки страха. Я не могла этого допустить. Ни за что. Мне было плевать, что там задумал Вэнь Цзинь, он может соперничать с Джан Айчжу, пока оба не попрощаются с жизнью. Но я не позволю испортить репутацию императора.

Осторожно отползла от зловещего просвета и бесшумно скользнула по крыше обратно, в свои покои, в свою золоченую клетку. Каждый шаг отдавался в висках четким, неумолимым ритмом. Из-за траура по Юншэну праздник коронации отложили на год. У меня есть только год, чтобы исправить ситуацию.

Вернувшись в свои покои, я долго стояла, размышляя об услышанном.

Мысли метались, натыкаясь на стены жестокой реальности. Чтобы спасти Юнлуна, мне нужно было бежать. Сидеть здесь и плести интриги было самоубийственно. Никакие письма и обращения не помогут. Дворец надо брать силой. Нужно действовать извне, потому что сроки сжатые. Нужна армия. Нужен Яо Вэймин.

Но и думы о том, чтобы оставить мальчика одного, в пасти этой старой тигрицы и ее прихвостней, заставляли меня содрогнуться. Я разрывалась на части.

Взять Юнулуна с собой? Это было бы чистейшим безумием. Бегство пленницы – одно, а похищение императора – совсем другое. Я поведу его на войну? В лишения, в опасности, под стрелы и мечи? Это было бы сродни убийству.

Сознание отпускало меня медленно, будто нехотя. Тело, изможденное ночным походом по крышам и леденящим дознанием, наконец, поддалось забытью. Я рухнула на жесткое ложе, и чернота накрыла меня с головой, не дав даже пространства для кошмаров.

Но покой был недолог. Утренний свет еще только пробивался сквозь туман, а мой сон, чуткий и тревожный, прервал знакомый шорох у двери. Я мгновенно пришла в себя, сердце застучало тревожной дробью. В щель проскользнула тень – Цзян Бо. Его лицо было еще бледнее обычного, а в глазах читалась спешка и осторожность.

Он не дождался ответа, но принялся помогать. Полагаю, это не просто так. Кто-то из чиновников довлел и над ним. Кто именно стало известно через минуту.

– Госпожа, – выдохнул он, прижимая к груди маленький, туго свернутый свиток. – Это от господина Лин Вэя. Служанки, что приставлены у ваших дверей, болтливы, как сороки, пришлось ждать, пока они отвлекутся на поднос со снедью.

– Я тебя не ждала, – нахмурилась я.

– Я понимаю, простите, – повинился евнух.

Я взяла свиток дрожащими пальцами. Шелк был тонким, письмо сжатым, без лишних церемоний. Глаза скользили по иероглифам, выхватывая суть: «Генерал Яо. Покинул место ссылки. Собрал верных воинов. Стоит лагерем в своем поместье».

Не сказать, что мне не было это известно, но я все равно поражалась. Я знала, что господин Яо силен, что за ним пойдут, но чтобы за такие сроки…

Внутри что-то болезненно сжалось и тут же вспыхнуло холодным восторгом. Молодец. Вот он, настоящий Яо Вэймин, не сломленный, не уничтоженный.

Горькая усмешка сорвалась с моих губ.

Чиновники, должно быть, шепчутся, вспоминая, что именно я, по слухам, «разоблачила» его происхождение, но мы-то вернулись в столицу вместе, плечом к плечу. Они видят в этом знак того, что я все еще связана с ним, что близка. Если бы они только знали степень его ненависти ко мне. Но я не стану их разуверять. Пусть их надежда станет моим оружием.

Я подняла взгляд на Цзян Бо, который терпеливо ждал, опустив глаза.

– Цзян Бо. Ты можешь связаться с Чен Юфэем? – спросила я тихо, – И… выполнишь ли все то, о чем я попрошу?

Евнух встретил мой взгляд, и в его обычно бесстрастных глазах вспыхнула решимость.

– Ради Его Величества я постараюсь. Что от меня требуется?

Он покорно склонил голову. И следующие несколько часов, пока за окном сгущались сумерки, а потом и наступила ночь, мы шептались в полумраке. Мой голос был тише шелеста шелковых занавесок.

2.3

Следующим утром я была разбитой и уставшей. Бессонная ночь не прошла даром, и я едва соображала, когда ко мне вбежало несколько служанок, запищавших на разные лады. Они напоминали канареек, ругавшихся у гнезда.

Девушки жались по углам, будто боялись моей реакции.

– Перестаньте суетиться, – попросила я, прикладывая пальцы к вискам. – Куда вы меня зовете?

Впрочем, ответ я знала заранее, догадалась, из какого дворца они пришли. Горничные вдовствующей императрицы сильно отличались своими халатами и украшениями от служанок бывших наложниц.

– Вас ждет Ее Величество, – робко произнесла одна из девушек. – Немедленно.

Хм, недолго Джан Айчжу держала паузу и отдаляла меня.

– Раз вдовствующая императрица ждет, то не станем ее задерживать.

Промедление было опасно как для них, так и для меня. Старая карга нетерпелива, скора на расправу и довольно жестока.

Меня привели в покои вдовствующей императрицы не как гостью, а как провинившуюся пленницу. Стража грубо подтолкнула меня к центру зала, где на высоком троне восседала Джан Айчжу. Она не удостоила меня взглядом, медленно потягивая чай из фарфоровой пиалы.

Минуту, другую, она заставляла меня стоять в молчании, на коленях, демонстрируя свое превосходство. Наконец, ее голос, холодный и резкий, как удар бича, разрезал тишину.

– Ну, подойди ближе, госпожа Шэнь. Или ты ослепла в своем заточении?

Похоже, она хотела, чтобы я подползла, ведь никто не давал разрешения мне встать, но я не стала потворствовать ее желаниям. Я выпрямилась, сделала несколько шагов вперед и только потом заново опустилась в низкий поклон.

– Встань,– она брезгливо сморщилась. – У меня мало времени на тебя. Ты же понимаешь, зачем я тебя позвала? Где печать, с которой твои доносчики приносят сведения? Отдай ее.

Этого вопроса я ждала, почти удивилась, что она затянула так долго. Без моей печати ни один шпион не передаст письмо. Этому меня сразу научил Чен Юфей, когда я решила заняться коммерцией. Он объяснял, что слабую женщину будут плохо воспринимать, завидовать, а уж если та достигнет успеха, то попробуют отнять этот успех.

Я последовала его мудрому совету, и в это мгновение отдавала мысленные похвалы Езоу. Без него я бы сегодня пропала. По его же советам печать всегда хранилась в надежном месте. И… какая ирония, я понятия не имею, где в данный момент надежное место.

– Ваше Величество, эта печать… – протянула я, – это последнее, что связывает меня с моим родом. Без нее я…

– Что ты мямлишь? – она перебила меня, и ее голос зазвенел сталью. – Ты думаешь, мы позвали тебя для переговоров? Ты – пленница, Шэнь Улан, а еще ты не дура. Твоя жизнь не стоит и ломаного ляня. Ты либо принесешь мне пользу, либо завтра же твое тело выбросят в канаву для отбросов. Ты осознаешь последствия?

Губы мои задрожали, но не от страха, а от ярости, которую я с невероятным усилием сдерживала. Я снова заставила себя поклониться.

– Ваше Величество, я понимаю. Но как же я ее отдам, если потом стану не нужна?

Я говорила нагло, и это, конечно, взбесило вдовствующую императрицу.

– Или станешь не нужна сейчас, – парировала Джан Айчжу. – Я не прошу, я требую. У тебя есть один день. До завтрашнего рассвета. Если печати не будет у меня на столе, тебя публично высекут плетьми, чтобы все забывшие свое место помнили, что бывает с мятежными тварями. Надо ли добавлять, что твое молодое, изнеженное тело… – она говорила с очевидной завистью, – не выдержит пыток?

Она отхлебнула чай и с отвращением отставила пиалу, словно чай был горьким.

– Ступай. Видеть тебя противно.

Я поклонилась в очередной раз, глубоко и смиренно, скрывая пылающее от унижения и гнева лицо. Внутри все кричало. Я представляла, как сжимаю ее старую шею и давлю из нее последние вздохи. Но я снова сжала кулаки в рукавах и, не поднимая головы, пятясь, как приличествует слуге, покинула зал.

Когда я переступила порог своих покоев, пытаясь перевести дух, дверь снова распахнулась. На пороге стоял Шэнь Мэнцзы, его взгляд был жаден и полон торжества. Он то ли обдумал мои слова и нашел выход из своего положения, то ли нашел новый способ, чтобы обойти регентшу, а может и вовсе был очень глуп.

– Ну что, сестрица? – он вошел без спроса, захлопнув дверь. – Мне доложили, что Джан Айчжу требует у тебя печать, но я советую, чтобы ты передала ее мне.

– Тебе? – усмехнулась я. – Замыслы Айчжу я понимаю, но ты то тут при чем, братец?

После общения с тигрицей в груди бушевал ураган. Зря Мэнцзы пришел именно в этот час.

– Улан, ты неглупа, – устало выдохнул он. – Карга от тебя избавится, как только получит желаемое, а я готов проявить милость, несмотря на твою грубость. Смирись, ты проиграла. Ты отдашь печать либо мне, либо вдовствующей императрице. Она тебя не пощадит.

– Да, господин Шэнь, – прошептала я покорно. – Я отлично знаю, что меня ждет в будущем, если печать заберет она…

Он удовлетворенно хмыкнул, повернулся и ушел, уверенный в своей победе.

Да, если выбирать из этой двоицы, я бы больше доверилась кузену. Он не стремится меня уничтожить, скорее мечтает покорить. Но оба не ведали, что в моей голове уже созрел план.

Оба сказали, что я не дура. Диву даюсь, отчего они считают, что я не продумала третий вариант.

В моих глазах не было ни страха, ни покорности, только холодная, отточенная сталь решимости. Они хотели войны? Что же, они ее получат.

2.4

Я дождалась ночи, как своего самого верного союзника. Она опустилась над Запретным городом и прикрыла все неровности и шероховатости.

Вскоре пришел Цзян Бо. Ни слова не говоря, он кивком указал мне следовать за собой. Мы скользили по безлюдным коридорам и заброшенным дворикам, словно призраки, от которых не оставалось и воспоминания. Евнух, как и обещал, сделал первое дело – провел меня к дальнему, уединенному павильону, где под бдительным, но не слишком усердным караулом томился наследник Чжоу.

Стражи у его дверей дремали, размягченные скудным вином, которое я через верных людей велела поднести им «от имени благодарного Мэнцзы». Легкий толчок энергии – и древний замок на двери с щелчком отскочил изнутри.

Взору моему открылись скромные покои, походившие на мои. Но тут обстановка была еще скуднее. Кажется, пленника специально стремились держать плохо, но хотя бы в темницу не отправили.

Молодой человек в простых одеждах, испорченных заточением, сидел на циновке с прямой спиной. Его звали Сюань Джэн – наследник престола воинственного государства Чжоу, сын безумного тирана Сюань Мина. В его глазах, поднятых на меня, не было страха, лишь настороженность и та самая разумная ясность, которую я помнила из прошлой жизни. Тогда он не был пленников, но с ним заключался мирный договор, по которому я отдавала территории Цинь, потому что они победили.

– Ваше Высочество? Вы не удивлены? – спросила я, а после поклонилась. – Меня зовут…

– Вас зовут Шэнь Улан, я в курсе, – отозвался наследник. – Стены Запретного города тесны, а слуги болтливы. Мне известно, кто вы такая.

Меня радовало, что он в курсе обстоятельств. Нет времени погружать принца в хитросплетения двора.

– Это хорошо, вы же согласны со мной в том, что вам не время умирать в этой позорной клетке, Ваше Высочество, – я прошептала, опередив его вопросы. – Если вы хотите жить и вернуть себе положение, следуйте за мной. Сейчас.

Он, не колеблясь, встал. Этого было достаточно. Мы выскользнули обратно в ночь, где Цзян Бо уже ждал, чтобы провести нас по самому тайному пути к задним воротам, ведущим к каналу.

– Если ваш замысел получится, госпожа Шэнь, – прищуривался в темноте наследник, – я буду вечно вам обязан.

– Я буду признательна, что вы об этом не забудете.

Городские ворота с наступлением темноты были наглухо закрыты, но небольшая артерия для ночного вывоза нечистот и доставки рыбы к утреннему рынку все еще работала.

Мне было стыдно за такое отношение, но я не придумала ничего лучше. Мой Езоу через Цзян Бо устроил целый спектакль. Он подкупил торговцев, вызвал возницу, и пока Сюань Джэн медленно осознавал, каким способом он пересечет ворота, обоз, груженный бочками с соленой рыбой, проходил досмотр. Несколько монет и искусно разыгранная сцена о «несвежем товаре, который нужно срочно вывезти, чтобы не нарушать санитарию дворца», сделали свое дело. Стража, брезгливо морщась, поторопилась пропустить вонючий обоз.

Я толкнула Сюань Джэна вперед, к одной из самых крупных бочек, крышка которой была приоткрыта изнутри.

– Ваш паланкин, Ваше Высочество, – сказала я без тени улыбки. – Пройдет немного времени, и вы будете за пределами города. Мой человек обеспечит вам лошадь и провизию до границы.

Принц из Чжоу, наследник воинственной страны, на мгновение застыл, глядя на свое «спасение». Затем его взгляд устремился на меня. Он брезгливо таращился и недоумевал.

– В бочку? С рыбой? Какого вы обо мне мнения?

Я выдохнула.

– Честного. Вы хороший и благородный воин. Вы мудры и могущественны. Вы можете сбежать подобным способом или остаться здесь. Но спешу вас заверить, что регентша и ее прихвостни на рассвете будут очень разозлены. На ком они будут спускать свою злость?

Мне не хотелось выдавать всех своих тайн, но завесу я немного приоткрыла.

– Хорошо, госпожа Шэнь, слухи о вас, кажется, правдивы. Вы враг Джан Айчжу и ее прихвостня. Я готов вам довериться, ведь как известно…

– Враг моего врага – мой друг, – закончила за него известную мысль и поторопила с тем, чтобы Джэн побыстрее забирался в бочку.

Сцена была бы комичной, не каждой девушке удается запереть благородного принца в вонючем пространстве, но мне все равно было боязно и неприятно. Я смущалась, но и не забыла напомнить наследнику о долге.

– Не забывайте того, что видели сегодня, Сюань Джэн, помните о моей доброте и хватке. А еще запомните, на что я способна, – предупредила его на всякий случай. – Вы будете обязаны мне жизнью, и когда придет время, я попрошу вернуть этот долг.

Он склонил голову в почтительном поклоне. В его глазах горел огонь благодарности и осознания сложившейся ситуации.

– Госпожа Шэнь Улан, я не забуду. Ваша воля будет исполнена. Я всегда держу свое слово.

Он забрался в зловонную бочку, и крышка захлопнулась. Я наблюдала, как обоз, пыхтя, тронулся в путь и вскоре скрылся в ночном тумане.

Сердце сжалось от странной горечи. Я только что выпустила на волю будущего правителя враждебного государства. Я свела на нет результаты побед Яо Вэймина, который когда-то сражался с армиями Чжоу. Это была измена. Люди принца уничтожали воинов Яо, а я помогла Сюань Джэну сбежать.

Но я утешала себя мыслью, что безумный император Сюань Мин не вечен. А разумный и понятливый Сюань Джэн, обязанный мне всем, станет куда более ценным союзником в долгой игре, чем труп в подвале дворца. Пусть Джан Айчжу и Мэнцзы теперь ломают голову над тем, куда делся их ценный заложник. Пусть армия Фэнмин получит нового врага на своих границах.

Я осталась стоять возле ворот. Первый ход был сделан. Настала моя очередь исчезнуть

Глава 3. Шэнь Улан

Сердце все еще отчаянно колотилось в груди, словно пойманная в силки птица, но в душе уже пела победа. Я скоро выберусь, еще немного, еще несколько минут, и я верну свою свободу. Забуду о низости брата, о подлости Лю Цяо, о надменности Джан Айчжу.

Цзян Бо, прячась в тени арочного проема калитки, смотрел на меня широкими глазами, когда мы проводили Сюань Джэна. В его обычно бесстрастном взгляде читалось неподдельное изумление, почти суеверный трепет.

– Госпожа… это… как… – он запнулся, не в силах подобрать слов.

– Помощь верных друзей – великая сила, Цзян Бо, – отрезала я, сглатывая комок нервного напряжения. – Не время для расспросов. Ты сказал, повозка уже ждет?

Он кивнул, взгляд его снова стал собранным и острым. Он указал рукой в сторону темного коридора и пошел вперед, показывая, чтобы я за ним следовала. Мы долго шли в сумерках, и дорогу нам освящал скудный на свет фонарь, который он держал в руках. Мне казалось, что этот путь никогда не закончится, но, наконец, Цзян Бо обернулся, прижал палец к губам, а потом отодвинул разросшийся плющ, свисавший с высокой стены. За ним оказалась широкая дыра, которую укрывала вся эта трава.

– Так легко? – поразилась я. – Я могла выбраться в первый же день.

– Кирпичи выдалбливали по одному, госпожа, – повинился евнух. – Этот проем известен очень немногим, его делали несколько лет. Так что это совсем нелегко.

Да, в прошлой жизни я всегда недооценивала ум прислуги. Станется, что победы Яо надо мной были созданы руками моих поваров, горничных, евнухов и других. Что сейчас стенать? Я была глупа и слепа. Была такой же, как Джан Айчжу, но я выучила этот суровый урок. Нельзя пренебрегать обычными жителями.

Мы вышли из проема, и за густой тенью, за поворотом узкой улочки, где смутно угадывались очертания крытой повозки, застыли две темные, неподвижные фигуры.

– Это охрана, госпожа, – поклонился мне Цзян Бо. – Я им доверяю. Они отвезут вас в безопасное место. В одно поместье, а оттуда вы сможете отправиться куда пожелаете.

Я кивнула, делая шаг вперед, но затем обернулась. В свете фонаря лицо евнуха казалось вырезанным из старой, пожелтевшей кости.

– Цзян Бо. Позаботься о нем, о своем императоре. Он так мал и наивен…

Мне было неловко и грустно, что я бросаю мальчика среди своры шакалов, но ради его будущего я обязана действовать.

– Я люблю императора, конечно, я никогда его не брошу, – он отвернулся, избегая моего взгляда.

Я сочла, что он, как и я, не любит долгих прощаний.

– И о себе, Цзян Бо, подумай. Когда гроза грянет… – я недоговорила, но он понял. Он понимал все с полуслова.

Нежданная улыбка тронула уголки его губ.

– Не тревожьтесь, госпожа. Я привык. Я укроюсь так, что гнев властителей пройдет мимо меня, словно ливень мимо горной пещеры.

Больше говорить было не о чем. Цзян Бо скользнул обратно в стену Запретного города, а я направилась к повозке.

С каждым шагом внутри росло странное, почти тревожное ощущение легкости. Все шло слишком гладко. Слишком по-глупому удачно. Вывести наследника вражеского государства, проскользнуть мимо стражей, найти помощь… Неужели фортуна, так долго отворачивавшаяся от меня, наконец удостоила меня своей милостью? Глупая надежда зашевелилась в груди, но я придушила ее на корню. Расслабленность в нашей игре была верной дорогой к гибели.

Охранники молча раскрыли занавески повозки. Внутри пахло кожей, пылью и сушеной полынью. Я сделала последний шаг, вцепилась пальцами в деревянный косяк и втянулась в темный салон.

И застыла…

Дыхание перехватило, сердце, только что утихомирившееся, оборвалось и рухнуло куда-то в бездну. В тусклом свете, пробивавшемся через занавеску, на сиденье напротив сидел он.

Маленький. Завернувшийся в слишком большой для него плащ. Его большие, темные глаза, полные страха и решимости, были устремлены на меня.

Юнлун.

3.1

Ноги сами подкосились, и я с глухим стуком опустилась на колени прямо на грязный пол повозки. В ушах стоял оглушительный звон, перекрывавший все другие звуки.

– Ваше Величество… – вырвалось у меня хриплым. – Что вы… здесь?..

Он тут же сорвался с места и, припав ко мне, закрыл мои губы холодной ладошкой. Его глаза, огромные и испуганные, горели в полумраке.

– Тс-с-с, – его шепот был горячим и отчаянным. – Никаких титулов! Ты обещала не бросать меня!

Я отшатнулась, отодвигая его руку.

– Мы должны вернуться. Сию же минуту. Это безумие! – мои пальцы впились в его плечи, я попыталась приподняться, чтобы выглянуть и крикнуть вознице, но он вцепился в мою одежду с силой, какой я не ожидала от такого щуплого ребенка.

– Нет! – в его голосе послышались слезы, но не от обиды, а от яростного отчаяния. – Я не вернусь к ней! Никогда!

– Ваше Величество, вы не понимаете…

– Я все понимаю! – он выкрикнул это так громко, что я теперь попыталась закрыть ему рот. – Она убила их! Маму! Брата! Императрицу Лин Джиа! Я все видел, все слышал. Она чудовище. Если ты вернешь меня, я все равно сбегу. Один. И тогда я точно умру, если бабушка не погубит меня раньше.

Слова его вонзились мне в самое сердце. Я смотрела на это искаженное болью и ненавистью детское лицо, на глаза, видевшие такую тьму, какая не должна сниться и старикам. Вся моя решимость, все доводы рассудка рассыпались в прах перед этой бездонной детской травмой. Что стоила моя вина перед его реальным, прожитым кошмаром?

Я обмякла, и он тут же прильнул ко мне, спрятав лицо в складках моего платья. Его тело трепетало, как у загнанного зверька. Я медленно, почти невольно, обняла Юнлуна, ощущая, как лед в моей груди тает, сменяясь горькой, всепоглощающей жалостью.

Он прошептал, уткнувшись в ткань:

– Отныне ты будешь моей мамой.

Этот наивный, невозможный приказ заставил меня горько усмехнуться сквозь навернувшиеся слезы.

– Никто в Цянь не поверит, что я ваша мать, мой император, – я отстранилась и с нежностью вытерла грязь со щеки большим пальцем. – Я слишком молода, чтобы иметь такого рослого сына, но… – я замялась, приучившись обращаться к нему официально, и в горле будто стоял ком, чтобы изменить это обращение на формальное, – если хочешь, можешь звать меня сестрицей Улан.

Он на мгновение задумался, а затем кивнул с серьезностью, не подобающей его годам.

– Хорошо, сестрица Улан. А ты… а ты как будешь звать меня? – в нем читалась неуверенность, будто он и сам забыл, кто он без своего титула.

– Мы не можем использовать твое имя. Оно известно. – Я окинула его взглядом. Цзян Бо проявил удивительную смекалку: простые штаны и куртку из грубой ткани, волосы, собранные под невзрачной полотняной повязкой. Выглядел он как сын бедного торговца или мелкого ремесленника. – Будешь Чжан Мином. Моим младшим братом. Помнишь, как тебя называли в моей лавке? Согласен, Чжан Мин?

– Чжан Мин, – повторил он, пробуя звучание. И кивнул. – Я Чжан Мин.

Повозка тронулась, и мир за ее стенками поплыл мимо. Я прижала его к себе, глядя в темноту, и искала в памяти что-то, что могло бы утешить. Зря я мучилась, Юнлун уже придумал способ, как его развлечь.

– Сестрица Улан, а расскажи еще раз историю про феникса? Она мне понравилась.

Учитывая, что дорога предстояла дальняя, а делать было нечего, я не противилась и повторила свой рассказ.

– Давным-давно, когда мир был еще юн, жила-была прекрасная птица Фэнхуан. – начала я тихо, под мерный стук колес. – Ее перья переливались всеми цветами радуги, а пение было слаще самой изысканной музыки. Она была воплощением добродетели и благодати. Но пришел великий пожар, испепеливший ее рощу. И вместо того чтобы улететь, Фэнхуан осталась, пытаясь спасти каждую травинку, каждое гнездо. Огонь опалил ее крылья, дым поглотил ее песню, и она пала, сгорая заживо.

Мальчик затих, слушая.

– Но на этом история не закончилась, – продолжила я. – Из холодного пепла, оставшегося после нее, поднялся новый росток. Он тянулся к солнцу, крепчал, и вскоре из него вырвалось пламя, а из пламени вновь родилась Фэнхуан. Еще прекраснее, еще сильнее. Она возродилась, потому что ее жертва была чиста, а сердце – добродетельно. С тех пор она символизирует возрождение из руин и надежду, что даже из самого страшного пепла может возродиться новая жизнь.

Я замолчала, давая ему осмыслить. А про себя подумала: «Как поэтично. Я тоже возродилась". А потом пришло серьезное осознание: "Но я – не Фэнхуан. Моя жертва никогда не была чиста. Я сгорала в огне собственной алчности и жестокости. И я возродилась не из пепла добродетели, а из углей стыда и отчаяния. Возрождение Фэнхуана – это награда. А мое второе рождение… не наказание ли это? Вечно биться в конвульсиях раскаяния, пытаться все исправить, но снова и снова приходить к тому, что дорогой ценой платишь за старые грехи? Быть может, в этом и есть мое искупление – вечно пытаться и вечно терпеть неудачу?»

Юнлун прижался ко мне крепче.

– Хорошая история, сестрица, – прошептал он. – Надеюсь, мы тоже возродимся.

Я хмыкнула, не удержавшись, погладила юного императора по голове.

Повозка катилась вперед, увозя нас в неизвестность, а в моей душе бушевал огонь, который, увы, не оставлял после себя очищающего пепла – лишь едкий дым сожалений.

3.2

Мы ехали очень долго. Успели забыться тревожным сном, проснуться, я рассказала Юнлуну еще одну старую легенду, а когда его желудок забурчал, я нашла в глубине повозки корзинку с лепешками. Заботливый Цзян Бо продумал и это.

После обеда колеса наконец замерли, и наступила оглушительная, непривычная тишина, не пронизанная дворцовым шепотом и скрипом половиц. Возница, суровый мужчина с лицом, прожженным ветрами, объявил, что нужно дать передохнуть и лошадям, и седокам.

Мы выбрались наружу, и я потянулась, чувствуя, как затекшие мышцы наполняются теплом. Мы остановились на небольшой поляне, окаймленной стройными бамбуковыми зарослями. Солнце, перевалив за зенит, отбрасывало длинные тени, а воздух был напоен запахом нагретой хвои и влажной земли. От столицы мы отъехали достаточно далеко, чтобы я могла на мгновение закрыть глаза и просто дышать, не ощущая на спине тяжелого взгляда стражей. Воздух трепетал волосы и приятно холодил спину.

Чжан Мин, сбросивший на время дорожную апатию, бегал по траве, разглядывая полевые цветы и пытаясь поймать кузнечика. Я наблюдала за ним, и на сердце становилось немного светлее. Но долго эта идиллия не продлилась. Он подошел ко мне, его лицо снова стало серьезным.

– Сестрица Улан… – он потянул меня за рукав. – А Веймин… он правда не предал меня? Он… он помнит обо мне?

Я присела перед ним, чтобы быть на одном уровне. К нему опять вернулась тоска.

– Слушай меня, Мин, – сказала я твердо, глядя прямо в его глаза. – Генерал Яо Вэймин – самый верный человек во всей империи. Он не предавал тебя тогда и не предаст сейчас. Все, что он делал, все сражения, все победы, они были ради империи и ради тебя. Твоего брата. Твоей семьи.

Он хмуро смотрел на землю.

– Но бабушка говорила… и другие при дворе шептались… что он ублюдок, что ему нельзя доверять, что он жаждет власти для себя…

– Зачем ты слушаешь ее сплетни, учитывая, как она обманом расправилась с твоей семьей? Ее окружение поэтому и шепчется, – я взяла его за подбородок и заставила поднять глаза. – Потому что боятся его! Джан Айчжу хочет, чтобы трон принадлежал ей. А чтобы ты был слаб, ей нужно, чтобы ты был одинок. Если тебе некому доверять, ты будешь вынужден довериться первому. Но скажи мне, разве генерал Яо когда-нибудь причинил тебе зло? Обидел тебя? Нарушил данное слово?

Он задумался, а потом медленно покачал головой.

– Нет… Он всегда дарил мне деревянных солдатиков и учил меня держать меч… И обещал научить меня ездить верхом, как подрасту…

– Вот видишь, – я улыбнулась, и на этот раз улыбка была почти искренней. – Генерал Яо сделает для тебя все. Поверь мне. Он сейчас собирает силы. И он обязательно вернется.

Казалось, мои слова немного успокоили его. Он кивнул и снова побежал по поляне, но уже с меньшей тревогой в плечах.

Мы тронулись в путь, когда солнце начало клониться к западу, окрашивая небо в нежные персиковые тона. Возница сказал, что к вечеру будем на постоялом дворе и сможем по-настоящему отдохнуть. Я мысленно представляла себе горячую похлебку и твердую, чистую постель.

Идиллию нарушила природа. Ровная проселочная дорога сменилась узкой колеей, вьющейся среди густого, старого леса. Деревья сомкнули над нами свой полог, погрузив повозку в зеленоватый полумрак даже до захода солнца. Воздух стал влажным и прохладным, пахло гниющими листьями и хвоей. Я прислушивалась к звукам леса: к пению невидимых птиц, стрекотанию цикад, пытаясь заглушить нарастающее внутри беспокойство. Лес всегда был местом опасностей, будь то разбойники или дикие звери.

Внезапно повозка резко затормозила, едва не сбросив нас с сидений. Я услышала приглушенный, но резкий разговор возницы с одним из охранников. Сердце упало. Я осторожно отодвинула край занавески.

– Госпожа, – приблизился наш сопровождающий. Он был спокоен, но я уловила в нем нотку нетерпения. – За нами погоня.

Легкий ветерок донес отдаленный, но неумолимо приближающийся звук – четкий, дробный цокот копыт по твердой земле. Не один, не два – целый отряд.

Ледяная волна ужаса накатила на меня, сжимая горло. Вся та легкая, почти насмешливая удача, что сопутствовала нашему побегу, оказалась миражом. Песком, утекающий сквозь пальцы. Зачем же я расслабилась, поверила в свою удачу? Стены Запретного города, казалось, вырастали из самого сумрака леса, чтобы снова захватить нас в свою каменную пасть.

3.3

– Значит нам придется от них уйти, – твердо обозначила я. – Вы же знаете, за чью жизнь отвечаете?

Стражник кивнул, а Юнлун вцепился в мое запястье.

– Сестрица Улан, что-то случилось?

– Ничего, – прикусила я нижнюю губу, потому что врать императору было боязно, но потерять его еще страшнее. – Братец Мин, ты просто держись за меня покрепче.

Кажется, воины меня поняли. Повозка рванула вперед с такой силой, что меня отбросило к жесткой деревянной стене.

Юнлун вскрикнул. Грохот колес слился в оглушительный гром, заглушающий все остальные звуки. Но сквозь этот грохот, как острые лезвия, пробивалось яростное, чужое ржание лошадей. Они были уже совсем близко, сзади, с флангов, повсюду. Определенно, нас нас пытались окружить.

– Не отпускай меня, – попросила я мальчика, хотя сама едва держалась, обеими руками упираясь в раму, чтобы не улететь.

В голове пронеслись обрывки мыслей. Врагов слишком много, они слишком быстрые. Нам не уйти. Но ведь и я не просто госпожа Шэнь, не обычная благородная дама, а та, которая когда-то захватила трон, вела за собой армии, которая сумела убить самого храброго и прославленного генерала.

Ко мне вернулась холодная, ясная решимость. Я могу, я буду им противостоять.

Я уже собиралась с силами, чувствуя, как знакомое леденящее тепло разливается по жилам, готовясь к выбросу.

Но в этот миг воздух перед повозкой просвистел. Не сзади, а спереди. Тонкий, смертоносный свист, разрезающий сумеречный воздух. Я ненавидела этот звук, он снился мне в кошмарах с первого дня перерождения.

Ш-ш-ш-тах!

Ш-ш-ш-тах!

Пара стрел с черным оперением вонзилась в дорогу перед несущимися лошадьми, словно ядовитые ростки, внезапно проросшие из-под земли. Предупреждение, чтобы мы остановились.

Бедные животные, и без того обезумевшие от страха, взвыли в ужасе. Одна из них встала на дыбы, ослепленная мельканием темных древков перед самой мордой. Другая, дернув поводья в сторону, запуталась в постромках.

Мир опрокинулся.

Дерево заскрежетало, с треском ломаясь. Земля и небо поменялись местами. Мы с Юнлуном кубарем полетели внутри этого деревянного ящика, который мгновение назад был нашим убежищем, а теперь стал ловушкой. Сильный удар пришелся по плечу, в висках заплясали искры. Что-то больно полоснуло по моему лицу. Я инстинктивно притянула к себе мальчика, пытаясь прикрыть его своим телом от ударов о разлетающиеся в щепки сиденья.

Повозка замерла на боку. Наступила оглушительная тишина, по сравнению с шумом ранее. Но и эту тишину нарушало наше тяжелое дыхание, стоны людей и коней, а еще цокот чужих копыт.

– Юнлун, – мой голос прозвучал хрипло. – Ты цел?

– Сестрица… – его ответный шепот был полон слез и паники, – я здесь.

Слава всем богам, он был напуган, но невредим.

Мы выползли через развороченный бок повозки, падая на сырую, холодную землю. Я вдохнула полной грудью, пытаясь отдышаться, и подняла голову. Лес стоял стеной, его тени уже сгустились в непроглядную черноту. И из этой черноты, словно порождения самого мрака, возникли всадники.

Человек десять, не больше. Они выстроились полукругом, отрезая нам путь. Я сжалась, обдумывая, как поступить дальше, но потом двое всадников выделились из этой толпы…

Наступило короткое облегчение.

Справа находился Кэ Дашен, встретивший мой взгляд едкой ухмылкой. А слева, на вороном коне сидел Яо Веймин.

Яо Веймин…

Он сидел в седле небрежной, с присущей ему врожденной грацией генерала. Его темные, почти черные одежды сливались с сумерками, и только лицо, освещенное последним отсветом угасающего дня, резалось ярким, резким пятном. Высокие скулы, прямой нос, упрямый подбородок. И эти глаза… синие, как глубокое озеро в ясный день, столь необычные для Цянь… Сейчас они были непроницаемы. В них не было ни гнева, ни радости, ни удивления. Лишь ледяное, всевидящее спокойствие.

Мое сердце, уже и так бешено колотившееся, замерло. Потом рванулось с такой силой, что перехватило дыхание. Глаза отказывались верить. Разум, выстроивший все логические цепочки, рассыпался в прах.

Он не мог быть здесь. Он был в изгнании. Он был далеко. Он… он…

Юнлун, забыв всю осторожность, вырвался из моих объятий и рванулся вперед.

– Брат Яо!

Этот крик разрезал гнетущую обстановку, обратил ее вспять.

Яо Вэймин очень медленно сошел с коня. Он не взглянул на меня, опустился на одно колено, и мальчик попал в его объятия. Генерал на мгновение закрыл глаза, и я увидела, как дрогнули его скулы, словно он сдерживал мощную, бурную эмоцию. Его большая рука, привыкшая сжимать рукоять меча, легла на голову Юнлуна с потрясающей, почти невероятной нежностью.

– Я ждал тебя, мой братец, – улыбнулся он ребенку.

Идиллия могла длиться вечно, если бы Яо не воззрился на меня. Тут я вспомнила нашу последнюю встречу, его разочарование, его спину, когда он, узнав весть от Мэнцзы, добровольно меня покинул.

Глава 4. Шэнь Улан

Я дрожала, как бумажный фон