Генрих Микрасян ощущал себя так, будто его пропустили через шредер, а потом запихнули в гигантскую соковыжималку для аперитивов и добавили туда немного лайма и гренадина – липким, кислым и абсолютно бесформенным, глаза слипались. Банкет в честь запуска новой линии помад «Эльвира Косметик» завершился.
Все прошло грандиозно. Дамы блистали, ведущий рассыпался в комплиментах, «звезды» зажигали публику, все прошло великолепно. И, главное, Эльвире – понравилось. Именно она была главной звездой вечера и она сияла. Собственно все мероприятие было именно для этого, она хотела показать себя и это удалось.
Зато теперь зал походил на поле брани: горы посуды, хрустальные осколки бокалов, поблёкшие лепестки роз и призрачный запах дорогого парфюма, смешанный с ароматом выдохшегося уже шампанского и остывшей еды.
В самом сердце разгромленного зала, словно нетронутый островок потусторонней гармонии, высился гигантский аквариум – настоящий собор из стекла и света, где в сияющей синеве фосфоресцирующей воды плавали живые драгоценности: алые и лимонные рыбы-клоуны, подобные ожившим конфетти, полосатые зебросомы, вычерчивающие невидимые геометрические узоры, всякая живность поменьше и… величественная, почти неподвижная скала-рыба в роскошном одеянии из перламутровых плавников, чья медлительная грация была воплощением аристократической скуки.
Демонтаж после мероприятия шел полным ходом. На смену подвыпившим нарядным дамам пришли толпы сосредоточенных и трезвых людей в черных комбинезонах. Они выглядели командой супергероев. Деловито сновали по площадке, разбирая гигантские бутафорские цветы, столы со скатертями и циклического размера сцену. Ровно посередине зала, словно ось для стрелок циферблата, сидели трое руководителей евент-агентства. Они сидели спиной к аквариуму и были тайными триумфаторами этого вечера. При этом – самыми опустошенными.
– Это капец. Кажется, мой внутренний ребёнок сегодня умер, – хрипло произнёс Димас, техник, пытаясь пнуть забастовавший Wi-Fi-роутер. – И похоронили мы его здесь, на этом банкете.
Таня, правая рука Генриха, молча протянула ему банку тёплого Редбула… Её идеальный чёрный костюм смягчился и покоробился, но макияж был безупречен, как и её собранность. Только взгляд выдавал вселенскую усталость.
– Не ной. Считай, что мы почти выполнили квест «Эльвира», – бросила она, смотря куда-то сквозь стену. Запуск бренда «Крем-Наш» и правда был непростым.
– Это был очень травмирующий опыт. Я не смогу его забыть.
Зазвонил телефон. Не обычный звонок, а кастомизированный – сирена, переходящая в фонк-ритм «Metamorphosis». Генрих вздрогнул, как от удара током, по лицу прошли несколько волн эмоций. Это был рингтон для Эльвиры, владелицы «Эльвира Косметик».
– В два ночи? – прошептал Димас с суеверным ужасом. – Она же поехала на свой late dinner.
Генрих махнул рукой, вешая на лицо маску делового радушия, и включил громкую связь.
– Эльвира, добрый вечер. Как Вы? Чем могу помочь? – его голос прозвучал подчеркнуто бодро.
– Май френд Генрих, ар ю алрайт? – послышался томный, слегка хриплый голос.
– Да, спасибо. Все хорошо.
– Ваш режиссер – Вахтанг – просто душка. Он очень талантливый. Мы сейчас ужинали, у него столько идей. Я хочу с ним сотрудничать.
– Мы очень рады, – коротко взглянув на часы, сухо ответил Генрих.
– Но я не поэтому звоню. Сорри за беспокойство, я знаю, вы наверное уже дома отдыхаете… но у меня кризис! Сatastrophe!
Генрих обвел взглядом примерно сотню человек, суетящихся в зале.
–
А что случилось, Эльвира?
–
Я потеряла свой лабутен!
–
Простите, к-какой
?
– не удержался Генрих.
– Туфельку, май френд! Красную, пигмент-лак, каблук-стилетт, семисотдолларовый, если что. Купила его на Manhattan. Куда он делся, просто ума не представляю. Но, я уверена, он остался где-то у вас. Вы должны его найти. Для меня это не просто обувь, это мемори.
– Конечно, Эльвира, – автоматически ответил Генрих. – Мы ещё на площадке. Сейчас мы всё обыщем. Перезвоним.