90-е. Хроники возрождения. Книга 1. Пробуждение в Прошлом

Из 2200 года, оснащенный футуристическими тактиками и модификациями, элитный спецназовец Александр Романов внезапно оказывается в хаосе российских 90-х. Не симуляция, а грубая, архаичная реальность – царство беззакония, где передовые гаджеты бессильны перед первобытным криминалом.

Каждый день – битва за выживание, но Романов – не просто заложник времени. Его знание грядущего и уникальные боевые навыки дают ему арсенал, способный перевернуть этот дикий мир. Но какова цена такого вмешательства? Перед лицом абсолютного беспредела он принимает судьбоносное решение: не просто выжить, но изменить эту эпоху, переписать её историю. Но имеет ли он право на это?

Сможет ли он адаптироваться, используя будущее для влияния на прошлое? И какая моральная дилемма ждёт его там, где будущее сталкивается с необратимостью минувшего? Какие непредвиденные последствия вызовет его дерзкое вмешательство в ход времени?

Глава 1. Пробуждение

Боль. Острая, пронзающая, разрывающая череп. Рефлекторно выгнулся дугой, пытаясь сбросить ее. Металлический привкус во рту, каждое движение отзывалось пульсирующей судорогой. Организм на пределе, но инстинкты уже работали, сканируя окружающее пространство.

Внутренняя диагностика активировалась без сознательной команды. Пульс – 130 ударов, давление – 180/100, температура тела – 39,5. Показатели критические, но стабилизируются. Отклонения от нормы. Не просто сотрясение. Анализ повреждений указывал на обширные микроразрывы клеточных мембран, сбой нейронной проводимости. Последствия резкого временного смещения. Биоинженерные модификации работали в аварийном режиме, закачивая в кровь регенеративные пептиды и стресс-адаптогены. Это объясняло быстрое угасание острой боли, но не ее интенсивность.

Глаза распахнулись. Свинцовое, низкое небо нависало надо мной. Воздух был плотным, смесь гари, влажной земли и проржавевшего металла. Это был совершенно иной запах, чем тот, к которому я привык в чистых, фильтрованных пространствах. Холодный, пронизывающий ветер не заставлял дрожать, но требовал движения. Источник угрозы? Отсутствует. Первичная оценка: район неактивен.

«Где я?» – вопрос прозвучал глухо, почти беззвучно, но четко сформулированный в сознании. Голос хрипел. Стандартная реакция на обезвоживание. В мозгу промелькнула мысль о порции регенеративной суспензии из моего полевого рациона, но затем болезненно острое осознание ее отсутствия.

Поднялся одним плавным движением, отбрасывая остатки слабости. Вокруг – руины. Заброшенная железнодорожная станция. На стенах, когда-то выкрашенных в унылый серый цвет, теперь облупившаяся краска обнажала грязно-желтую штукатурку. Разбитые стекла зияли черными глазницами, сквозь них пробивался тусклый свет. Покосившиеся деревянные перроны, покрытые слоем пыли и мусора. Рельсы, давно забытые поездами, поглощенные буйно растущей травой. Это не просто разруха. Это ощущаемая деградация технологий, архитектуры, всей инфраструктуры. Слишком примитивно. Слишком грязно.

Взгляд автоматически скользнул к правой руке. Ассемблер. Где ассемблер, который я успел забрать до взрыва? Обшариваю пол вокруг. Вот он. Потрескавшийся корпус, мерцающие индикаторы. Повреждения серьезные. Темно-серый корпус был изрезан глубокими трещинами, голографические индикаторы мигали хаотично, без логики. Мертвенно-бледное пульсирующее свечение вместо привычного синего, яркого, живого света.

– Черт, – процедил сквозь зубы. Не отчаяние. Чистое, холодное раздражение. Повреждения критичны. Механическое воздействие не поможет.

Сухожилия на шее напряглись. Проверил порты за ухом. Нейроинтерфейс. Отключен. Полная, оглушающая тишина в голове. Ни потока данных, ни связи с глобальной сетью, ни со своей командой. Пустота. Отсутствие данных – это слепота. Самое опасное для оперативника. Мое сознание, привыкшее к постоянному фоновому потоку информации – анализу окружающей среды, прогнозам угроз, данным о здоровье, – теперь было лишено этой поддержки. Каждое решение приходилось принимать на основе грубых сенсорных данных, без привычной поддержки ИИ.

– Система, связь, – приказ, отданный в пустоту. Голос жесткий, без тени отчаяния. Только свист ветра и шорох сухой листвы.

Руки не дрожали. Это было осознание. Полное и беспощадное. Я застрял. Один. Где? Когда? Информации критически мало. Нужно больше данных. Любых. Я был оперативником элитного подразделения, и моя подготовка предусматривала действия в условиях полного информационного вакуума, но даже в самых жестких симуляциях не было ничего подобного этому.

Осторожно, скрываясь в тени, я перемещался вдоль перрона, сканируя окружающее пространство. Мои глаза, натренированные на выявление аномалий, цеплялись за каждую деталь. Граффити на обшарпанных стенах – кириллица, но архаичная, грубая, с ошибками и неровными линиями. Повсюду – неуклюжая, тяжелая советская архитектура в состоянии полного упадка, здания из грубого бетона, лишенные эстетики и функциональности. Очевидно, десятилетиями никто не проводил ремонт. Это не просто разруха, это глубокая историческая регрессия. Я видел свидетельства социального и экономического упадка – отсутствие современных материалов, изношенность всего, что попадалось на глаза, общая атмосфера безысходности.

Я продолжил движение к выходу со станции. Едва ступив на разбитый асфальт, почувствовал неприятный, липкий скрип под подошвами – остатки старой масляной пленки, смешанной с гравием. Заметил их. Двое. Спортивные костюмы кислотных цветов, сшитые из дешевой синтетики, с блестящими полосами, странные цепи поверх одежды, наглые ухмылки.

– Эй, в натуре, парень! Куда торопимся? – один из них перекрыл мне дорогу, расставив руки. Второй стоит чуть позади, в руках поблескивал нож.

– Часы, босяк. Гони цацки, по-хорошему, – добавил второй, покручивая лезвие. – Иначе щас тут ляжешь.

Я оценил дистанцию, траектории ударов, возможные контратаки. Медленно. Неэффективно. Моя рука скользнула к поясу, по привычке выхватывая тактический нож, но там была лишь пустота.

– Нерационально, – мой голос прозвучал сухо, безэмоционально. – Ваши действия не приведут к желаемому результату.

– Чего? Ты чё, быкуешь, ботаник? – заржал первый, делая шаг вперед. – Щас мы тебе объясним, чё тут рационально.

В одно мгновение я сократил дистанцию. Первый хулиган, не успев даже понять, что происходит, получил короткий удар в солнечное сплетение. Воздух с хрипом вылетел из него, глаза остекленели, и он рухнул, корчась. Второй, пораженный скоростью, замешкался. Его атака ножом была предсказуемой и легко блокируемой. Я перехватил запястье, вывернул руку, и нож с лязгом упал на землю, ударившись о треснувший асфальт. Затем резкий удар локтем в челюсть. Он отлетел к стене, сползая по ней, теряя сознание.

Я опустился на корточки перед тем, кто еще дышал относительно связно.

– Год, – спросил. – Какой год?

Хулиган, трясущийся от боли и страха, прохрипел:

– Д-девяносто т-третий… Ты обкуренный что ли?

– Принято, – произнес, выпрямляясь. – Продолжение агрессивных действий не рекомендуется. Отпускаю.

Едва он понял смысл слов, как поднялся, хватая за руку своего едва пришедшего в себя товарища. Они, пошатываясь, бросились прочь, их крики вскоре утонули в городском шуме.

На месте драки остались лишь пыль, разбросанный мусор и мое холодное осознание. 1993 год. Это было худшее из возможных времен. Эпоха хаоса, разрухи и преступности. Мое сознание лихорадочно перебирало информацию, доступную из исторических баз данных, которые я изучал в академии. "Лихие девяностые". Время распада, организованной преступности, обнищания населения. Психологический шок от увиденного был оглушающим: это был мир без порядка, без системы, без безопасности. Цивилизация, словно отброшенная на несколько веков назад, где правят грубая сила и выживание.

Желудок свело, но это была лишь физиологическая реакция. Когда я последний раз ел? Часы, дни? Неважно. Приоритет: выживание, сбор информации, адаптация. Мое мышление офицера спецназа взяло верх. Оценка ситуации, выявление угроз, поиск ресурсов, планирование дальнейших действий. Базовый протокол выживания. Установить безопасную зону. Определить источники пищи и воды. Найти способ связи, или хотя бы получения информации.

Моей главной задачей было найти безопасное убежище. Заброшенное здание вокзального буфета подходило идеально. Выбитые стекла, но крыша цела. Скользнул внутрь, сканируя пространство на предмет следов пребывания других. Пусто. Отсутствие современных средств безопасности или даже примитивных ловушек поражало. Устроился в углу, вне зоны видимости снаружи.

Достал ассемблер. Осмотрел повреждения при тусклом свете, пробивавшемся сквозь щели. Корпус не просто треснут – заметная вмятина, детали оплавились. Термическое воздействие? Или перегрузка. Симптомы указывали на мощный электромагнитный импульс или энергетический перегруз, сопутствующий временному скачку. Вопрос, что послужило причиной моего перемещения, оставался открытым. Был ли это результат моего участия в операции по подавлению эксперимента в лаборатории "Хронос", или что-то другое?

– Диагностика, – прошептал, активируя протокол. Слабое, почти невидимое мерцание. Один индикатор загорелся на секунду, озарив крошечный участок поверхности, и тут же погас. Признак жизни. Не полностью мертв. Есть шанс на восстановление.

Попытался вспомнить последние события. Спецоперация. Секретная лаборатория. Ученый… взрыв. Яркая вспышка. А потом я здесь. Отключение. Активация в 1993 году. Дезадаптация.

Организм требовал пищи. Это базовая потребность. Нужен план получения ресурсов. Денег нет. Валюты будущего бесполезны. Альтернативные методы. Бартер? Навыки? Сила? Мои навыки, отточенные до совершенства в условиях высоких технологий и точной аналитики, здесь казались слишком грубыми или слишком продвинутыми. Как адаптировать их к этому примитивному миру?

Под покровом сумерек я выбрался наружу, двигаясь бесшумно вдоль стен. У витрины небольшого магазина, чьи тусклые лампы едва пробивались сквозь помутневшее стекло, я заметил силуэт. Пожилой мужчина, сгорбленный, с трудом тащил тяжелый деревянный ящик с борта старенького грузовичка «ГАЗ-53», стоявшего на обочине. Его движения были медленными, неловкими; было видно, что этот труд ему давался с трудом и мог принести травму. Ящик, судя по маркировке, был полон консервов. По моим прикидкам, разгрузка займет у него не меньше часа.

Мысль о бартере пришла мгновенно: физический труд в обмен на пищу. Минимум энергозатрат – максимум результата. Эмоции отсутствовали, только чистый, холодный расчет. Это был идеальный вариант. Не требовалось вступать в долгие социальные контакты, лишь предложить услугу, получить оплату и исчезнуть.

Я приблизился, не нарушая личного пространства.

– Готов оказать помощь в оптимизации погрузочно-разгрузочных работ, – предложил. – Стоимость услуг: одна порция горячей пищи после завершения операции. Условия приемлемы?

Мужчина вздрогнул, не ожидая появления незнакомца из сумрака. Он поднял на меня выцветшие глаза, полные усталости и недоверия. Моя одежда, хоть и без видимых знаков принадлежности, не вписывалась в местный колорит, а речь была слишком правильной, слишком отстраненной для обычного прохожего. Мой акцент, отсутствие жаргонизмов – все это выделяло меня. Но отчаянное положение заставило его принять помощь.

– Помочь, говоришь? И за что… за похлебку? – его голос был хриплым, взгляд скользнул по моей фигуре, пытаясь понять мотивы. Девяностые. Время, когда бесплатная помощь была крайне редким явлением, а предложение безвозмездной услуги вызывало подозрение. Однако безысходность и боль в спине взяли свое. Мужчина тяжело кивнул. – Ладно. Если справишься…

Я не ждал второго приглашения. Обошел грузовик, оценивая расположение ящиков. Мои движения были точными, выверенными до миллиметра. Ни одного лишнего шага, ни одной лишней траты энергии. Я рассчитал оптимальный хват, угол подъема, траекторию перемещения каждого ящика. Вес распределялся равномерно, рывков не было. Каждая единица груза поднималась, разворачивалась и помещалась на тележку или на заранее определенное место в подсобке без малейшего звука, без стука. Мужчина, наблюдавший за мной, поначалу пытался что-то подсказывать, но вскоре замолк, его глаза следили за каждым моим движением с расширяющимся недоумением, переходящим в восхищение.

Работа, которая заняла бы у него час с надрывом, была выполнена за двенадцать минут. Грузовик опустел. Ни единого поврежденного ящика, ни одной царапины. Моя дыхательная и сердечная системы функционировали в пределах базовых показателей. Ни усталости, ни перегрузки. Модификации организма, предназначенные для длительных операций в экстремальных условиях, сделали свое дело.

Я повернулся к мужчине. – Операция завершена. Ресурсы в обмен на ресурсы.

Он моргнул, словно выходя из транса. – Н-ну, ты даешь! Я таких грузчиков… век не видел. Он поспешно открыл дверь магазина, приглашая меня внутрь. За прилавком, среди товаров, он налил из термоса миску дымящихся, наваристых щей, добавил кусок черного хлеба и ложку сметаны. – Ешь, парень. Заслужил.

Я принял пищу. Анализ показал: энергетическая ценность достаточна для поддержания базовых функций в течение 8-10 часов. Вкус был непривычен, но питательные компоненты присутствовали. Это был мой первый ужин в этом времени – скромный, но честно заработанный, согласно законам бартера. Процесс адаптации. Продолжается. Каждый новый опыт, каждое наблюдение давало больше данных для анализа, для построения новой ментальной модели этого мира.

Стемнело быстро, погружая мир в непроглядную черноту, изредка прорезаемую тусклыми фонарями и светом из окон. Вернулся в свое убежище. Лег на холодный пол.

– Местоположение установлено. Временная шкала определена. Экипировка утрачена, данные недоступны. Это не сон. Боль, голод, угрозы – реальны. Я должен выжить. Должен понять, что произошло и как это использовать. Я не могу позволить себе умереть здесь, в этом грязном, забытом прошлом. План будет составлен.

Закрыл глаза. Завтра будем действовать. План выживания в чужом времени.

Глава 2. Хаос и Голод

Пробуждение было резким. Бетонный пол, холодный и жёсткий, впился в рёбра, отзываясь тупой болью в каждом суставе. Голова гудела, словно внутри бился загнанный маятник. Воздух в заброшенном буфете был спертым, пах пылью, затхлостью и тленом. Каждая клеточка организма кричала о нарушении гомеостаза. Усталость была не просто физической, а глубокой, клеточной, последствием внезапного перемещения и экстренной регенерации.

– Анализ состояния организма, – прошептал себе под нос, автоматически проверяя пульс на запястье.

Нейроинтерфейс молчал, тяжелым, мёртвым грузом покоясь в черепе. Ни единого сигнала, ни отклика. Полная изоляция. Я настойчиво пытался вызвать хотя бы базовую диагностику, но в ответ была лишь глухая, онемевшая пустота. Это было сродни потере зрения или слуха для человека моего времени, привыкшего к постоянному симбиозу с технологиями. Мой мозг, лишенный потока данных, работал по старинке, полагаясь только на примитивные органы чувств.

Выглянул из щербатого окна заброшенной станции. Пустые, ржавые рельсы змеились на восток, теряясь в молочной дымке рассвета. Туда, где должны были быть признаки цивилизации – люди, еда. Возможности. Яркий, осенний холод проникал сквозь тонкую ткань моей одежды, напоминая о хрупкости человеческого тела в этом негостеприимном мире. Этот буфет, когда-то шумный и полный жизни, теперь был лишь призраком. Стены были выщерблены, обои облезли клочьями, обнажая старую штукатурку. На полу валялись осколки разбитой посуды, ржавые консервные банки с потемневшими этикетками, давно истлевшие газеты с пожелтевшими заголовками, кричащими о проблемах, которые, казалось, тянулись через века. Покосившийся деревянный прилавок, за которым, вероятно, стояла дородная буфетчица, был покрыт толстым слоем пыли. Запах прогорклого масла и увядающей сладости всё ещё витал в воздухе, словно эхо прошлых трапез. На одной из стен, полустёртый, виднелся ценник на пирожки – 15 копеек.

Ассемблер лежал в кармане, холодный и бесполезный. Провёл по потрескавшемуся корпусу пальцами – царапины и сколы стали ещё заметнее. Устройство едва подавало признаки жизни, но в его глубинной памяти всё ещё хранились данные о пространственно-временных аномалиях. Единственная ниточка, связывающая меня с домом, с будущим. Без него я был потерян. Попытки реанимации пока безрезультатны, и это вызывало нарастающее напряжение. Стресс, вызванный полной изоляцией и неизвестностью, сказывался и на моих биоинженерных системах, которые, несмотря на все усилия, не могли полностью заглушить психологический дискомфорт. Ощущение уязвимости было для меня непривычным и крайне неприятным.

– Приоритет один: восстановление функциональности ассемблера, – определил вслух. – Приоритет два: выживание. Это два взаимосвязанных вектора. Без первого, второе значительно усложняется. Без второго, первое становится бессмысленным. Нужно двигаться. Не оставаться на одном месте.

Я провел быстрый, хотя и примитивный, анализ доступных ресурсов. В буфете не нашлось ничего съестного, что не превратилось бы в прах от одного прикосновения. Воды тоже не было, только лужи мутной жидкости в углу, непригодные для употребления. Безопасность локации была относительной – укрыться от дождя и ветра можно, но от случайных прохожих – нет. Следов пребывания животных или других людей, кроме меня, не обнаружилось. Это хорошо. Но мне нужен был источник пропитания и план, как не быть обнаруженным. В 2200 году я бы просто запросил данные о ближайших продовольственных точках и оптимальных маршрутах, но здесь… здесь каждый шаг был исследованием.

Двинулся по рельсам на восток, каждый шаг отдавал эхом в утренней тишине, нарушаемой лишь шорохом сухой листвы под ногами и редким карканьем ворон. Километр. Два. Третий. Солнце поднялось выше, пробиваясь сквозь серые тучи, но пронизывающий ветер не ослабевал. Сентябрь в этой временной линии оказался куда более суровым и неприветливым, чем значилось в моих архивных записях. Я осознавал, насколько уязвим мой организм без поддержки высокотехнологичных систем, привыкших к идеальным условиям.

К полудню показались первые признаки человеческого жилья. Небольшие, покосившиеся домики с провалившимися крышами, обветшалые заборы, местами выкрашенные ядовито-зелёной краской, которая давно выцвела и облупилась. Разбитые окна зияли чёрными провалами. Типичная периферия девяностых – нищета, запустение, хаос, отпечатавшиеся на каждом фасаде, на каждом клочке земли. Стены домов украшали неряшливые, выцветшие плакаты с рекламой давно несуществующих товаров или афишами местных выборов, забытых историей. Я сравнивал это с безупречными, самовосстанавливающимися городскими структурами 23 века, где любое отклонение от нормы немедленно устранялось. Здесь же деградация была нормой.

Остановился у края посёлка, скрываясь за кустом бузины. Наблюдал, собирая информацию.

Старуха в засаленном, порыжевшем пальто, связанном поперёк верёвкой, тяжело толкала скрипучую тележку, доверху набитую пустыми бутылками и консервными банками. Её лицо было испещрено глубокими морщинами, глаза – потухшие. Мужчина лет сорока, в выцветшем спортивном костюме и кепке "Адидас", с остервенением чинил старый мотоцикл "ИЖ", изрыгая громкие, отборные ругательства. Чуть поодаль, у бетонного подъезда, двое подростков в потрёпанных джинсах и кожаных куртках курили, переглядываясь и обмениваясь смешками. Запах табачного дыма смешивался с едким выхлопом мотоцикла и сыростью. Это было общество, не связанное глобальной сетью, здесь информация передавалась из уст в уста, а статус определялся внешними признаками и поведением, а не цифровым рейтингом.

– Живая социальная структура. Функционирует, несмотря на аномалии, – пробормотал, анализируя увиденное. – Необходима интеграция. Осторожная.

Мои навыки для мира высокоточных операций и информационных войн, казались избыточными и одновременно бесполезными в этом хаосе. Здесь требовались не алгоритмы, а интуиция и адаптация к грубой реальности.

Спустился с железнодорожной насыпи, направляясь к центру посёлка, стараясь выглядеть обычным прохожим, хотя понимал, что моя выправка и отсутствие внешних признаков принадлежности к местному колориту выдавали меня.

У автобусной остановки, представлявшей ржавый каркас с остатками помутневшего стекла, собралась небольшая толпа. Человек двадцать, может, и больше. Очередь. За чем – пока неясно, но напряжение в воздухе ощущалось физически.

Подошёл ближе. Женщина лет пятидесяти, в нелепо яркой синей болоньевой куртке и цветастом платке, торговала пирожками. Перед ней стояла огромная, старая металлическая кастрюля, из-под крышки которой клубами поднимался густой, ароматный пар. Запах жареного мяса и дрожжевого теста ударил по рецепторам как кувалдой, вызвав нестерпимое урчание в пустом желудке.

Слюна наполнила рот. Желудок свело болезненной, острой судорогой. Организм, измученный голодом, реагировал на каждый раздражитель с утроенной силой. Голова начала кружиться от недостатка энергии. Это было не просто неприятно, это угрожало когнитивным функциям.

– Сколько стоит? – спросил крепкий парень в видавшей виды армейской куртке-афганке и выцветшей тельняшке.

– Десять рублей штука, – ответила торговка, не поднимая на него глаз, отсчитывая сдачу. Её пальцы были толстыми и обветренными. – Дорого? В городе за двадцать продают, а то и больше.

Парень покопался в карманах, достал мятые, грязные купюры, свёрнутые в плотный комок. На фоне других его деньги выглядели относительно новыми. Он расправил их, отсчитал нужную сумму.

– Давай два.

Стоял в стороне, скрытый частью толпы, внимательно изучая процесс. Денег не было. Совсем. Ни одной местной купюры. Но пирожки пахли так, что контроль над инстинктами давался с огромным трудом, истощая последние резервы воли.

Очередь двигалась медленно. Кто-то покупал по одному пирожку, заглатывая его тут же, горячим, обжигая пальцы. Кто-то брал по три-четыре, пряча в авоськи. У женщины с маленьким ребёнком в старой, скрипучей коляске денег не хватило на второй пирожок – она лишь горестно вздохнула, развернулась и медленно пошла прочь, толкая скрипящие колёса по щербатому асфальту.

– Эй, мужик! – окликнул меня тот же парень в армейской куртке. – Ты чего стоишь, столбом? В очередь вставай или проходи мимо, не загораживай проход.

Повернулся к нему. Лицо парня было грубоватым, глаза – цепкими и наглыми, с хищным прищуром.

– Изучаю ситуацию, – ответил спокойно, голос звучал ровно, без интонаций.

– Чего изучаешь? – усмехнулся парень, делая шаг вперёд, приближаясь. – Жрать хочешь – плати и жри. Не хочешь – вали отсюда по-хорошему.

Рядом с ним, словно из ниоткуда, появился второй. Постарше, с бритой головой, покрытой мелкими шрамами. Его взгляд был тяжёлым и пронизывающим.

– Проблемы, Вован? – спросил он хриплым голосом, оценивающе глядя на меня, сканируя с головы до ног.

– Да нет, Серёга, – Вован махнул рукой в мою сторону. – Тут чудак какой-то околачивается. "Ситуацию изучает", – парень передразнил мой голос, выделяя слова едкой интонацией.

Напряжение возросло мгновенно. В толпе почувствовали неладное – люди начали оборачиваться, шёпот пробежал по очереди, предвкушая зрелище. Некоторые отступили подальше.

– Извините за беспокойство, – произнес, делая полшага назад, демонстрируя отсутствие агрессии. – Прохожу мимо.

– Стой, – Серёга поднял руку, останавливая. – А ты кто такой? Откуда взялся?

Ситуация обострилась мгновенно. Два агрессивно настроенных мужчины, толпа свидетелей, готовых наблюдать, но не вмешиваться. И никаких путей отхода. В кармане пустота – ни местных документов, ни денег, ни средств защиты, кроме инстинктов.

– Прохожий, – констатировал ровно, фиксируя взглядом точки потенциального удара.

– Прохожий, значит, – протянул Серёга, щурясь, его взгляд не выражал ничего, кроме подозрения. – А что так интересуешься, прохожий? Местные тут всё друг про друга знают.

– Ничего особенного. Просто осматриваюсь. Адаптируюсь к окружающей среде.

Вован фыркнул и рассмеялся, его смех был резким и неприятным.

– Слышь, философ! Ты чего, беженец, что ли? Или бомж какой?

Толпа замерла, втягивая головы. Торговка перестала раскладывать пирожки, её глаза, полные беспокойства, метались между нами. Женщина с ребёнком отошла ещё дальше, прижимая сына к себе, словно защищая от невидимой угрозы.

– Ни то, ни другое, – отозвался, сохраняя нейтральный тон, но готовность к действию была максимальной.

– Тогда чего без денег шляешься, чучело? – Вован сделал шаг вперёд, сокращая дистанцию. – По-моему, ты тут что-то высматриваешь. Чужое. Может, карманы тебе проверить? На предмет ценностей.

Серёга едва заметно кивнул товарищу, его глаза холодно блеснули.

– Давай посмотрим, что у философа в карманах. Может, он "потерял" что-то чужое.

Они начали сближаться. Расчёт времени: три секунды до физического контакта. Вариантов немного – либо отступление, максимально быстрое и эффективное, либо превентивные меры, которые могли привести к непредсказуемым последствиям. В мое время подобные ситуации разрешались бы автоматически, системой безопасности, или же мои импланты обеспечили бы мгновенную нейтрализацию. Здесь же, каждый конфликт был потенциально смертелен.

– Учтите, – произнес спокойно, – конфликт не в ваших интересах.

– Ой, как страшно! Мы тебя прямо сейчас и забоимся! – засмеялся Вован, но в его движениях появилась едва заметная, но чёткая осторожность. Они уже столкнулись с моей необычной реакцией.

Что-то в моём тоне, в моей холодной уверенности, заставило их притормозить.

– Отойди, мужик, – сказал более мирно Серёга, но его голос всё ещё был напряжён. – Не хочется возиться. Пока.

Кивнул и отошёл. Конфликт был нецелесообразен – слишком много внимания, слишком мало ресурсов для последствий, слишком большой риск для моей миссии. Любая стычка могла привлечь нежелательные элементы.

Толпа выдохнула. Торговка снова занялась пирожками, люди вернулись к своим разговорам, словно ничего и не произошло. Но взгляды то и дело украдкой следили за мной, оценивая и запоминая.

Дошёл до угла обшарпанного, кирпичного дома и обернулся. Вован и Серёга о чём-то оживлённо шептались, поглядывая в мою сторону. Потенциальная угроза сохранялась. Их интерес ко мне был подозрительным.

Нужно было уходить. И быстро.

Свернул в переулок между домами. Грязь хлюпала под ногами, смешиваясь с размокшим мусором. Воздух здесь был густым, пропахшим мочой, гниющими отходами и сыростью. Типичная изнанка российской периферии девяностых – место, где время словно остановилось в ожидании лучших времён, которые так и не наступили.

Остановился у переполненных, ржавых мусорных баков, осмотрелся. Никого. Достал ассемблер из кармана.

Корпус потрескался ещё сильнее, по его поверхности расползлись тонкие, как паутина, нити трещин. Голографические индикаторы мерцали беспокойным красным светом, словно агонизирующее сердце. Критическое состояние, подтверждали они.

– Диагностика, – прошептал, проводя пальцем по сенсорной панели, надеясь на чудо.

Устройство откликнулось слабым, еле слышным гулом, похожим на стон умирающего механизма. На дисплее замерцали символы, словно кровь, проступающая сквозь ткань:

ДОСТУП К АРХИВУ: ОГРАНИЧЕННЫЙ (0.005%)ФУНКЦИОНАЛЬНОСТЬ: 0.1% ПОВРЕЖДЕНИЯ КРИТИЧЕСКИЕ АВАРИЙНЫЕ РЕЗЕРВЫ АКТИВНЫ (ЛИМИТ: 12%)

Коснулся раздела памяти. Строчки данных, мерцая, поплыли по экрану:

КООРДИНАТЫ НЕСТАБИЛЬНЫ: ВЫСОКИЙ РИСКПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННЫЕ АНОМАЛИИ: ОБНАРУЖЕНЫ КВАНТОВЫЕ ФЛУКТУАЦИИ: ВЫСОКИЙ УРОВЕНЬ ВРЕМЕННЫЕ ТУННЕЛИ: ПРИСУТСТВУЮТ

Сердце, несмотря на голод и усталость, забилось быстрее, отдаваясь глухим стуком в ушах. Информация о возвращении! Она была здесь, в памяти устройства. Но ассемблер работал на последнем издыхании, и каждая секунда его работы отнимала драгоценные доли процента энергии. Это была моя единственная надежда, мой мост назад, в будущее.

– Анализ материалов, – попробовал активировать другую, менее энергозатратную функцию, отчаянно ища любой способ выжить.

Устройство на секунду вспыхнуло тусклым зелёным светом и просканировало ближайший мусорный бак, полный ржавых банок и пищевых отходов.

ПРИГОДНОСТЬ ДЛЯ ОБРАБОТКИ: НИЗКАЯЖЕЛЕЗО: 67% (ОКСИДЫ ПРИСУТСТВУЮТ) УГЛЕРОД: 12% (ПИЩЕВЫЕ ОТХОДЫ) ПРИМЕСИ: 21% (ОРГАНИКА, ПЛАСТИК)

Хоть что-то. Простейший молекулярный анализ ещё работал. Возможно, это даст мне преимущество. Любая информация, даже такая, была ценна. Это было единственным напоминанием о моём технологическом превосходстве в этом мире.

Спрятал ассемблер обратно во внутренний карман куртки. Голод снова дал о себе знать – желудок сжался болезненной судорогой, вызывая тошноту. Запах пирожков, казалось, преследовал меня, дразня обоняние, вызывая фантомные вкусовые ощущения. Каждое движение становилось тяжелее, концентрация падала. Необходимо было найти еду и воду, прежде чем организм полностью истощится.

Нужна была еда. Срочно. Иным путём, не привлекая внимания.

Вышел из переулка с другой стороны, попадая на параллельную улицу. Здесь было тише, меньше людей, больше частных домов с небольшими огородами, обнесённых деревянными заборами.

У небольшого, ветхого магазинчика, украшенного выцветшей вывеской "ПРОДУКТЫ", стояла ещё одна старуха. Она сидела на шаткой скамейке, высыпая жареные семечки из мешка в стеклянные банки и взвешивая их на допотопных, самодельных весах со стрелкой, которую приходилось подкручивать пальцем.

– Семечки жареные! – кричала она хриплым, прокуренным голосом. – Свежие, вкусные! Берите, пока есть!

Подошёл поближе, стараясь не спугнуть.

– Сколько стоят?

– Полстакана – три рубля, стакан – пять, – ответила, не отрывая взгляда от весов, сосредоточенно пытаясь поймать баланс. Её руки были покрыты пигментными пятнами.

Кивнул и отошёл. Пять рублей – смехотворная сумма для моего времени, но здесь и сейчас – непреодолимая пропасть, отделяющая меня от минимальной порции еды. Это был целый мир, оторванный от реальности, где выживание зависело от таких мелочей.

Обошёл квартал, изучая местность. Помимо магазина, обнаружились парикмахерская с потемневшей от времени вывеской "Мужской зал", мастерская по ремонту обуви, из которой доносился стук молотка. Всё убогое, серое, пропахшее безнадёгой и бедностью. На стенах – объявления, написанные от руки, призывающие к обмену, продаже, поиску работы. Это были следы попыток социальной организации, хоть и хаотичной.

У магазина "Продукты" толпился народ. Женщины с тяжёлыми авоськами, мужчины с потёртыми дипломатами и сумками-торбами. Кто-то ругался у входа – видимо, не хватало товара или он был недоступен.

– Хлеба нет уже третий день! – кричала полная тётка в застиранном платке, её лицо было красным от возмущения. – Куда смотрит эта администрация? Опять всё попрятали!

– А что смотреть? – отвечал мужчина в засаленной, мятой куртке-"варёнке", его голос был усталым и циничным. – Везде одно и то же. Магазины пустые, а деньги – просто цветные бумажки, которые ничего не стоят.

Прислушался к разговору. Информация о местных условиях, о дефиците и настроениях, была критически важна для построения новой модели выживания.

– В областном центре говорят лучше, – отметила молодая женщина с ребёнком, укутанным в старое одеяло. – Муж ездил на прошлой неделе, привёз кое-чего. Там хоть колбаса есть, хоть сахар.

– Областной центр, – пробормотал себе под нос. – Значит, я в сельской местности. Значительное удаление от крупных логистических центров. Понятно. Это усложняло задачу получения ресурсов и, возможно, выхода на более развитую инфраструктуру, где шансы на ремонт ассемблера были бы выше.

Отошёл от магазина. Нужна была стратегия. Деньги, документы, хоть какая-то легенда – без этого выживание становилось невозможным. Привлекать внимание было крайне нежелательно. План краткосрочного выживания включал в себя избегание конфликтов, сбор информации и поиск стабильного источника пропитания и воды. Долгосрочная цель – восстановление ассемблера и понимание механизма возврата – оставалась приоритетной.

За углом, среди кучи строительного мусора, обнаружил группу подростков. Человек пять, возраст от четырнадцати до семнадцати. Курили, громко разговаривали, активно жестикулировали, размахивая руками.

– Серёга сказал, новый какой-то объявился, – говорил высокий парень в потёртой джинсовке с нарисованным шариковой ручкой на спине символом анархии. – Странный такой.

– Может, беженец? – предположил второй, более щуплый, с сигаретой в зубах.

– Не похож, – отмахнулся главарь. – Говорит как-то не так. Слишком правильно, что ли. Как из телевизора.

Информация обо мне уже распространялась. Нехорошо. Это создавало угрозы и повышало риски. Моя нестандартная манера речи, отсутствие типичных для этой эпохи вещей и реакций делали меня мишенью.

Ускорил шаг, минуя группу подростков. Один из них, самый дерзкий, окликнул:

– Эй, дядя! А ну стой! Куда так спешишь?

– Что требуется?

– Ты тот самый, что с Вованом и Серёгой разговаривал у остановки?

Пауза. Оценка ситуации: пятеро против одного, открытое место, потенциально много свидетелей. Мои навыки позволяли нейтрализовать их, но это повлекло бы ещё больше внимания. Нерационально. Мои биомеханические импланты, хотя и не работали на полную мощность, всё ещё давали мне значительное физическое преимущество, но применять его было рискованно. Нужно было минимизировать конфликты, а не провоцировать их.

– Возможно, – ответил спокойно.

Подростки переглянулись, их глаза загорелись любопытством и агрессией.

– А деньги у тебя есть? – спросил их главарь, медленно приближаясь, его руки были в карманах джинсов.

– Нет.

– Тогда валите отсюда, дядя. Наш район, понял? Здесь только свои ходят.

Кивнул и пошёл дальше. Конфликт был предотвращен, но проблема не решена. Это было лишь временное отступление. Понимание, что мне предстоит столкнуться с постоянной проверкой на прочность, укрепилось. Голод и жажда давили, но необходимость сохранять хладнокровие и анализировать была сильнее.

Глава 3. Точка Невозврата

К вечеру добрался до заброшенного двора за ветхими жилыми домами. Вокруг – старые, полуразрушенные гаражи, груды мусора, битое стекло, поросший сорняками, разбитый асфальт. Идеальное место для ночёвки – скрытно и относительно безопасно от посторонних глаз.

Голод превратился в постоянную тупую боль, пульсирующую в висках. Организм требовал пищи любой ценой, любой доступной энергией.

Устроился в одном из гаражей. Деревянные ворота были покосившимися, замок сломан. Внутри валялись ржавые автозапчасти, старые, истлевшие покрышки, обломки кирпичей. Пахло машинным маслом, сыростью и грызунами.

Достал ассемблер, включил диагностику.

ФУНКЦИИ: АНАЛИЗ, ПРОСТЕЙШИЙ СИНТЕЗ (МОЛЕКУЛЯРНЫЙ)ЭНЕРГИЯ: 0.2% ВРЕМЯ РАБОТЫ: 6 ЧАСОВ

Шесть часов. Больше устройство не протянет. Его батарея была на грани полного отказа.

Но кое-что сделать ещё можно. Небольшое, но важное.

Подобрал с пола кусок ржавого железа, обломок арматуры, и поместил в анализатор ассемблера. Устройство засветилось тусклым, слабым светом, начало обработку.

ВОЗМОЖНЫЙ ПРОДУКТ: ПРОСТЕЙШИЕ ИНСТРУМЕНТЫ (РЕЖУЩИЕ)ЧИСТОТА: 89% (ОКСИДЫ ЖЕЛЕЗА) ПРИГОДНОСТЬ: ВЫСОКАЯ (ДЛЯ ПРОСТЕЙШЕЙ ОБРАБОТКИ)

Хорошо. Это уже что-то. Инструмент.

– Создать нож, – скомандовал, вкладывая в слово всю свою решимость.

Ассемблер заработал. Тихое, едва слышное жужжание наполнило гараж. Молекулы железа перестраивались, формируя новую, упорядоченную структуру, очищаясь от примесей. Медленно, но верно.

Через полчаса устройство, издав слабый писк, выдало небольшой, но острый нож из матового, тёмного металла. Примитивный, грубоватый, но функциональный. Обоюдоострое лезвие и удобная рукоять, идеально ложащаяся в руку.

Энергия упала до восьми процентов. Критический уровень. Ассемблер был на грани.

Спрятал нож в карман брюк, ассемблер – во внутренний карман куртки. Теперь у меня было оружие. Небольшое преимущество в мире, где сила решала больше, чем разум, где закон был лишь пустым звуком.

Лёг на старые, продавленные покрышки, используя их как импровизированную подушку. Холод пробирался через одежду, пронзал до костей, но усталость оказалась сильнее дискомфорта, затягивая в забытье.

Перед сном попытался систематизировать информацию, собрать воедино разрозненные фрагменты:

Местоположение: сельская местность, периферия, но с автобусным сообщением до областного центра.

Социальная структура: низкий уровень жизни, глубокая социальная деградация, высокая криминализация, выраженная территориальность местного населения, недоверие к чужакам.

Экономика: дефицит товаров первой необходимости, высокая инфляция, преобладание бартера и "чёрного" рынка.

Моё положение: чужак без документов, без денег, вызывающий подозрение, потенциально опасный для местных группировок, лёгкая мишень.

Задачи: ближайшие – получение документов, легализация в социуме, поиск источника дохода для выживания. Среднесрочные – восстановление технической базы, поиск компонентов для ремонта ассемблера. Долгосрочные – создание нанобатареи, ремонт ассемблера, разработка оборудования для открытия портала в 2200 год.

План казался невыполнимым. Человек из далёкого будущего, офицер спецназа, застрявший в нищете и хаосе девяностых, пытается восстановить технологии, до которых этому миру расти и расти ещё сотни лет. Это было почти безумием.

Но альтернативы не было. Сдаться – означало погибнуть.

За стенами гаража послышались шаги. Скрип гравия под ногами, приглушённые голоса. Кто-то ходил по двору, шуршал мусором, что-то искал. Они вернулись. Или это были другие.

Замер, контролируя дыхание, сливаясь с темнотой и запахом сырости.

– Здесь кто-то прячется, – раздался знакомый, наглый голос Вована.

– Точно здесь? – спросил второй голос, незнакомый, но властный, с хрипотцой. – Ты уверен?

– Михалыч видел, как он сюда заходил, Серёга, – ответил Вован. – Тот самый чужак. Странный тип. Может, беглый какой, скрывается.

Шаги приближались к гаражу. Сердце билось ровно, но ощущал прилив адреналина, обостряющий все чувства. Запах мазута, сырости, пыли.

Сжал нож в руке, его холодный металл успокаивал. Если они войдут, придётся драться. Безжалостно. Эффективно.

– Эй, философ! – крикнул Вован, его голос был полон ложной бравады. – Вылезай, поговорим по-человечески! А то потом будет поздно.

Молчал, оставаясь неподвижным, как хищник в засаде.

– Не хочешь по-хорошему? Тогда по-плохому будет, – угрожающе добавил второй.

Скрип металла – кто-то тяжело толкает ворота гаража. Ржавые петли заскрипели, издавая пронзительный звук.

Встал, готовясь к схватке. В полной темноте гаража преимущество было за мной – запомнил расположение препятствий, контролировал каждое движение, каждый звук.

Дверь открылась с протяжным скрежетом. В проёме, на фоне тусклого света улицы, появился силуэт.

– Тёмно тут, хоть глаз выколи, – пробормотал незнакомец, его голос был низким и грубым. – Фонарик есть?

– Есть, Серёга, – Вован ответил, его голос звучал ближе, увереннее.

Яркий луч света, словно прожектор, ударил в глаза. Инстинктивно отклонился вправо, за груду старых, истлевших покрышек, избегая прямого контакта.

– Вон он! – крикнул Вован, указывая пальцем. – Сидит, как крыса в норе!

Двое мужчин вошли в гараж. Серёга держал в руке фонарик, луч которого метался по стенам, выхватывая из темноты обломки и мусор. Вован стоял чуть позади, его руки были сжаты в кулаки.

– Вылезай давай, – властно произнес незнакомец, направляя луч фонаря прямо мне в лицо, пытаясь ослепить. – Поговорить надо, серьёзно.

– О чём? – спросил.

– О том, кто ты такой и что здесь делаешь. Тут не проходной двор, чужак.

Медленно вышел из-за укрытия, держа руки на виду, демонстрируя отсутствие оружия. Нож остался в кармане – пока что его применение было нецелесообразно. Стоял в луче света, позволяя им рассмотреть себя.

– Меня зовут Александр, – произнес, моя речь была размеренной и чёткой. – Временные трудности с жильём.

– Александр, значит, – усмехнулся незнакомец, оценивающе глядя на чистую, хоть и потрёпанную одежду, на спокойное лицо. – А документы у Александра есть? Паспорт, прописка?

– Утерял, – ответил, это была ложь, но максимально близкая к правде.

– Угу, утерял. А деньги? У такого "философа" наверняка заначка есть.

– Тоже нет. Обстоятельства непреодолимой силы.

– Занятно. И что ты собираешься делать дальше, Александр, без всего этого?

Пауза. Вопрос требовал немедленного, но обдуманного ответа, который соответствовал бы их менталитету.

– Восстанавливать документы. Искать работу. Интегрироваться в социальную структуру. Строить новую жизнь, – объяснил.

Вован рассмеялся, его смех был резким и злым.

– Слышишь, Серёга, как говорит? "Интегрироваться в социальную структуру"! Точно не наш, таких слов тут не знают. Инопланетянин, что ли?

Незнакомец, которого Вован назвал Серёгой, изучал меня внимательным, пронизывающим взглядом. В его глазах читалась смесь подозрения и странного любопытства.

– Ладно, Александр. Завтра с утра валишь отсюда. Чтобы духу твоего здесь не было. Наш район, понял? Чужакам здесь не место. Иначе пеняй на себя.

Кивнул, подтверждая, что понял их условия.

– Понял.

– И больше не попадайся нам на глаза. А то в следующий раз разговаривать не будем, сразу действовать начнём. По-своему.

Они ушли, оставив ворота гаража нараспашку. Их шаги удалялись, растворяясь в предрассветной тишине.

Собрал немногие вещи и покинул гараж. Ночевать в посёлке стало небезопасно. Угроза была реальной и ощутимой.

Шёл по тёмным, пустынным улицам, обдумывая следующий шаг. Время работало против меня. Каждый день без пищи и крова приближал к критической черте, к физическому и моральному истощению.

Но не сдавался. Офицер спецназа 2200 года не имел права сдаваться. Моя миссия была важнее личных страданий.

Впереди, за горизонтом, сквозь предрассветную мглу, мерцали тусклые, размытые огни большого города. Это было обещание. Обещание новой среды, новых вызовов.

Там были возможности. Там была надежда. Там был шанс найти путь домой.

Туда и направился, уходя в ночь, растворяясь в тени и холоде, оставляя позади заброшенный посёлок.

Глава 4. Тень Города

Спустя несколько дней после первых попыток адаптации к хаотичной реальности девяностых, где витрины магазинов зияли пустотой или были заклеены пестрящими, часто кустарными объявлениями о "невиданных скидках" и "срочной покупке валюты", а каждый угол мог скрывать опасность, начал системную разведку города. Мои биометрические показатели стабилизировались, хотя острый информационный голод от поврежденного нейроинтерфейса продолжал создавать дискомфорт. Было раннее утро. Покосившиеся фасады дореволюционных зданий стояли вперемешку с серыми, типовыми хрущевками, многие окна были забиты фанерой или грязным картоном. На тротуарах виднелись выбоины и трещины, кое-где – остатки асфальта, пробитые сорняками. Редкие автобусы и троллейбусы, громыхая, проносились по улицам, оставляя за собой облака сизого выхлопа, а между ними лавировали старые "Жигули" и "Москвичи, реже – редкие иномарки, вызывающие завистливые взгляды. Вдоль дорог, прямо на картонных коробках или раскладных столах, велась стихийная торговля всем подряд: от сигарет поштучно до самодельных пирожков. Переулки центральной части города, ещё хранящие прохладу ночи и запах бензина вперемешку с прелыми листьями, представляли собой сложную экосистему. Здесь криминальные элементы в спортивных костюмах и засаленных кожаных куртках, мелкие торговцы с баулами, полными "челночного" товара, и спешащие по делам обычные граждане взаимодействовали по неписаным, но жёстким правилам выживания. Двигался по теневой стороне улиц, мимо облупившихся фасадов и исписанных граффити стен, используя навыки скрытного перемещения, привычно сливаясь с городской средой.

Первый объект наблюдения – продовольственный рынок на Тверской, импровизированно раскинувшийся прямо на асфальте, уставленный разномастными, часто сколоченными на скорую руку прилавками. Плотность толпы была максимальной, люди двигались медленно, локтями пробивая себе дорогу. Слышались крики зазывал, наперебой расхваливающих свой товар, ругань, смех и обрывки разговоров. Из старых магнитофонов хрипло доносились хиты этой эпохи, заглушаемые шумом машин и гомоном. Прилавки ломились от банок с тушёнкой, дешёвых сигарет, ярких упаковок импортных сладостей и фруктами сомнительной свежести. Рядом с ними лежали вязаные носки, старые книги, ремонтные инструменты, бывшие в употреблении видеокассеты и даже мешки с картошкой, которую продавали поштучно или на вес. Цены были указаны мелом на картонных табличках, но часто корректировались в процессе торга. Некоторые продавцы принимали к оплате не только рубли, но и сигареты, водку, или даже какие-то бытовые предметы в рамках примитивного бартера. Анализ поведенческих паттернов показывал чёткую иерархию: торговцы, многие из которых были пожилыми женщинами или бывшими инженерами, платили "дань" крепким парням в кожаных куртках, которые периодически, с вальяжной неспешностью, обходили ряды, собирая свой оброк. Их взгляд, надменный и пустой, скользил по лицам продавцов, которые старались не встречаться с ними глазами, поспешно отсчитывая купюры. В этих сценах читался не только страх, но и обреченность, привычка к неизбежности. Процент от выручки составлял приблизительно 15-20%, судя по передаваемым в грязных купюрах суммам.

– Володя, ну дай ещё день, завтра точно принесу, – торговец, щуплый мужчина с измученным лицом, нервно перебирал пачки сигарет "Прима", его глаза бегали, пытаясь избежать прямого взгляда вымогателя.– Сашка, опять задерживаешь! – грубый, прокуренный голос принадлежал мужчине лет тридцати пяти, с короткой стрижкой и заметным золотым зубом в верхней челюсти. Его куртка из грубой свиной кожи скрипела при каждом движении.

Зафиксировал временные рамки: сбор дани происходил ежедневно в утренние часы, с методичностью банковского инкассатора. Отказ влёк за собой немедленные и жёсткие санкции. Система работала эффективно и без сбоев, как отлаженная военная логистика.

Перемещаясь между рядами, где кричали зазывалы, а из старых магнитофонов хрипло доносились хиты 90-х, отметил присутствие молодого мужчины, с цепким взглядом и быстрыми движениями, который торговал импортными сигаретами, жевательной резинкой и мелкой электроникой, вроде китайских плееров и батареек. Его поведение отличалось от остальных – он не демонстрировал откровенного страха перед сборщиками, хотя исправно платил требуемое, каждый раз отсчитывая купюры с тщательно скрытой досадой.

Он усмехнулся, тонкие морщинки собрались в уголках глаз: – Правильно. Здоровье дороже. Михаил, – он протянул руку, широкую, с мозолистыми пальцами. – Александр.– Закуривать будешь? – он протянул пачку "Мальборо". Остановился, оценивая ситуацию. Это был первый прямой контакт с местным населением за несколько дней, и почувствовал лёгкое возбуждение, предвкушая новую информацию. – Не употребляю никотин, – ответил, применяя максимально нейтральный тон, чтобы не выдать себя.

Рукопожатие было крепким, без излишней демонстрации силы, но с ощутимой энергией. Михаил оценивал меня взглядом, в котором читался не только интерес, но и какая-то подсознательная настороженность. Понимал, что это не случайная встреча. В его глазах читался интерес торговца, который видит потенциальную выгоду или, по крайней мере, нечто необычное, что можно использовать. Он явно был тем типом людей, кто инстинктивно ищет возможности в любой ситуации, даже самой безнадежной.

– Новенький в районе? – Михаил продолжал изучать меня, одновременно ловко раскладывая товар.

– Временно нахожусь здесь.

– Временно, – он повторил моё слово с усмешкой. – Все мы здесь временно. Работой не обзавелся ещё?

Анализировал его мотивацию. Михаил искал информацию, возможно, оценивал меня как потенциальную угрозу или союзника, инстинктивно пытаясь определить моё место в этой суровой экосистеме. Его вопросы были направлены на определение моего статуса в городской иерархии, на "свой-чужой" идентификацию.

– Рассматриваю различные варианты трудоустройства.

Он засмеялся, откинув голову, и этот смех был жёстким, безрадостным: – Трудоустройства! Слушай, братан, тут таких слов не говорят. Здесь либо крутишься, как уж на сковородке, либо сдыхаешь. Или тебя сдыхают.

В этот момент к прилавку подошёл покупатель – мужчина средних лет в поношенной, но чистой куртке и выцветшей шапке-петушке. Михаил мгновенно переключился на работу, его лицо снова стало непроницаемым.

– Что нужно, дядь Вась?

– Пачку 'Примы' и батарейки для фонарика, – голос покупателя был усталым, потухшим.

Сделка заняла несколько секунд. Михаил быстро отсчитал сдачу, его пальцы привычно ловко перебирали купюры. Наблюдал за скоростью обслуживания, манерой общения, мгновенным ценообразованием. Михаил работал профессионально, без лишних движений, каждый жест был отточен годами торговли.

– Видишь, – сказал он, когда покупатель, крякнув, ушёл, – каждый день одно и то же. Покупают, продаёшь. Главное – не нарваться.

– На что именно?

– На крышу, на облаву, на разборки. Вон, позавчера на соседнем ряду Петька не заплатил вовремя. Теперь торгует с костылём, – Михаил коротко кивнул в сторону дальнего ряда, где действительно хромал человек.

Зафиксировал эту информацию как подтверждение системы принуждения. Физическое воздействие применялось регулярно для поддержания дисциплины и страха.

– Эффективная система контроля, – отметил, записывая детали в ментальный лог.

Михаил странно посмотрел на меня, прищурившись: – Система? Ты откуда такой, Александр? Говоришь, как по телевизору.

Вопрос был логичным. Моя речь действительно отличалась от местных языковых паттернов. Необходимо было скорректировать коммуникационную стратегию, чтобы не привлекать излишнего внимания.

– Из другого города. Привык к иной лексике. Стараюсь адаптироваться.

Следующие два часа провёл в систематическом наблюдении за деятельностью криминальных группировок, оставаясь незаметным, но внимательным. Михаил оказался ценным источником информации, хотя, как мне казалось, и не осознавал этого, просто изливая душу случайному собеседнику. Я собирал данные о структуре их власти, зонах влияния, методах воздействия. Каждый диалог, каждое наблюдение было элементом сложной мозаики.

– Это Валера, правая рука Черного. Лучше не попадаться ему на глаза, он на людей, как на говно смотрит.– Видишь того в синей куртке? – он кивнул в сторону высокого мужчины с характерными шрамами на лице и тяжёлой походкой. Его взгляд постоянно сканировал толпу.

– По какой причине?

– Любит поговорить кулаками, сразу в лицо лезет. А если совсем не понравишься – может и ножичком полоснуть, без разговоров. Он отмороженный.

Мысленно классифицировал угрозы по степени опасности. Валера демонстрировал поведенческие признаки профессионального насильника: широкие, уверенные шаги, постоянное сканирование пространства, руки всегда были в готовности, чуть выдвинуты вперёд, словно для быстрого доступа к оружию. Его глаза были пустыми и холодными, выдавая полное отсутствие эмпатии. От него исходила явная угроза, ощутимая даже на расстоянии.

– Сколько таких работает в районе? – поинтересовался, стараясь максимально уточнить оперативную обстановку.

– Человек двадцать активных, самых отбитых. Плюс шестёрки всякие, сопливые пацаны. А вообще территория большая, делят между собой, как шакалы.

Во время нашего разговора произошёл инцидент, который изменил течение дня. К прилавку, размахивая руками и громко разговаривая, подошли трое молодых людей в одинаковых спортивных костюмах "Адидас" с тремя полосками и дешёвых китайских кроссовках.

– Михаил Петрович, – сказал старший, блондин лет двадцати двух, с потрёпанным кожаным портфелем в руке, который выглядел скорее как символ, чем как утилитарный предмет, – у нас к тебе деловой разговор, минуточку внимания.

Почувствовал, как напряглись мышцы Михаила. Его дыхание участилось, а руки, до этого уверенно сортирующие товар, слегка дрогнули, рассыпав несколько пачек сигарет.

– Ребят, у меня всё чисто. С Черным рассчитываюсь регулярно, без задержек.

– Чёрный скоро уйдёт на покой, сам понимаешь. А мы заходим на его территорию, теперь здесь наши правила.– Вот в этом-то и проблема, – блондин приблизился вплотную.

Классическая схема передела сфер влияния, отработанная до автоматизма в этом городе. Михаил оказался между двух огней, что делало его положение крайне уязвимым, как загнанного зверя.

– Я ничего не понимаю, – Михаил отступил назад, но прилавок не давал свободы маневра, прижимая его к своей точке.

– Поймёшь. С завтрашнего дня платишь нам. Двести баксов в неделю. И не забывай, где бабки, там и мы.

Сумма была нереальной для мелкого торговца, который едва сводил концы с концами. Это означало либо немедленное закрытие бизнеса, либо открытый конфликт с новыми "хозяевами".

Ситуация требовала немедленного анализа. Трое мужчин против одного мирного торговца. Соотношение сил критическое. Мой статус наблюдателя позволял остаться в стороне, но это противоречило базовым этическим принципам, заложенным в моей программе.

– Ребят, может договоримся? – голос Михаила дрожал, он с трудом удерживал равновесие.

– Уже договорились. Завтра деньги на стол. Иначе – будут проблемы, которые тебе не понравятся.

Блондин, демонстрируя серьёзность намерений, резко выхватил из-за пояса складной нож с блестящим лезвием-стилетом и щёлкнул им, приводя в боевое положение. Двое его спутников заняли позицию, блокируя пути отступления Михаила. Оценил тактическую обстановку. Расстояние до ближайшего противника – два метра. Нож в правой руке блондина, хват непрофессиональный, но опасный. Остальные без видимого оружия, но вероятность скрытого ношения пистолета или заточки – высокая.

– Советую пересмотреть подход к переговорам, – произнёс, делаю шаг вперёд, движения и экономичны.

Трое обернулись, их лица исказились от удивления и злости. Блондин прищурился, его взгляд остановился на мне: – А ты кто такой, умник? Не суй нос не в своё дело!

– Заинтересованное лицо, – ответил, сохраняя спокойствие.

– Заинтересованное? – он засмеялся. – В больнице заинтересуешься, если не свалишь отсюда, пока цел.

Угроза была сформулирована прямо и недвусмысленно. Это упрощало дальнейшие действия, исключая необходимость долгих рассуждений. Переместился в позицию, обеспечивающую максимальный обзор всех противников, мышцы напрягаются, готовые к действию.

– Сейчас поговорим, нахрен, – блондин направился ко мне, держа нож на уровне пояса. Его движения были предсказуемы для обученного бойца. Выпад с ножом в сторону живота, классическая атака снизу вверх. Ушёл в сторону, одновременно захватив его запястье и применив рычаг, мгновенно вывернув руку. Нож с металлическим лязгом упал на грязный асфальт.

Второй противник, здоровяк с бычьей шеей, бросился на меня справа, размахивая кулаками. Удар локтем в солнечное сплетение, точный и резкий, остановил его атаку. Он согнулся пополам, хватая ртом воздух.

Третий, более мелкий, попытался зайти сзади, но получил подсечку и оказался на земле, его голова ударилась о грязный бордюр.

Вся стычка заняла менее тридцати секунд. Трое лежали на асфальте, стонали, но серьёзных повреждений не получили.

– Рекомендую пересмотреть территориальную политику, – говорю блондину, который пытался подняться, хватаясь за вывихнутую руку.

Михаил стоял за прилавком с открытым ртом, его глаза были распахнуты, как у человека, увидевшего призрака. Его взгляд метался между мной и лежащими на земле людьми. – Ты… ты их всех… – он не мог закончить предложение, его голос был лишь хриплым шёпотом.

– Нейтрализовал угрозу. Временно, – поправил, осматривая поле боя.

Блондин поднялся на ноги, держась за плечо, его лицо было искажено гримасой боли и злости. – Ты не знаешь, во что ввязался, – прохрипел он, его взгляд был полон животной ненависти. – Мы ещё встретимся, ты поплатишься.

– Вероятность повторной встречи действительно высока, – отметил. – Рекомендую подготовиться более тщательно. И подумать о смене рода деятельности.

Трое, пошатываясь, поспешно удалились, переговариваясь между собой и бросая угрожающие взгляды в нашу сторону. Михаил проводил их взглядом, затем повернулся ко мне, его лицо было пепельно-бледным. – Слушай, Александр, спасибо, конечно, но ты понимаешь, что наделал? Ты же им такую взбучку устроил, что они просто так не отстанут!

– Предотвратил вымогательство. Это было рациональным решением.

– Предотвратил? – он нервно засмеялся, этот смех был полон отчаяния. – Ты начал войну, чёрт тебя дери! Они вернутся, да не одни, со стволами придут! А Черный узнает, что на его территории чужие разборки. Капец полный! Нам обоим конец!

Анализировал его реакцию. Страх был обоснованным. Моё вмешательство действительно нарушило баланс сил и могло привести к эскалации конфликта, что было нежелательно на текущем этапе адаптации.

– Какие варианты действий ты считаешь оптимальными в данной ситуации? – спросил, пытаясь структурировать его панику.

– Вариант один – сваливать отсюда к чёртовой матери, пока они не вернулись. И побыстрее!

Михаил начал торопливо, почти лихорадочно упаковывать товар в клетчатые "челночные" сумки, его движения были суетливыми, руки дрожали. – Помоги хотя бы, – бросил он, не поднимая головы. Начал складывать пачки сигарет и жвачки в коробку.

– Где планируете разместиться? – спросил, пытаясь заранее спланировать следующую фазу перемещения.

– У меня есть один вариант, знакомый там торгует. Но там не особо места для двоих, надо будет разговаривать.

Логично. Не был его союзником, скорее случайным защитником. У него не было обязательств передо мной, кроме чувства внезапной благодарности и, возможно, страха.

– Понимаю. Действуйте согласно своим интересам. Не стану препятствовать.

Михаил закончил упаковку и взвалил на плечо тяжёлую сумку с товаром. Он колебался, очевидно размышляя о чём-то, его взгляд метался по моему лицу.

– Слушай, – сказал он наконец, словно решившись, – а ты где живёшь? Вообще.

– Временное размещение.

– То есть нигде, – он кивнул с пониманием, в его глазах промелькнула искра жалости. – Тогда так. Один день можешь переночевать у меня. Только один, понимаешь?

Предложение было неожиданным и тактически выгодным. Стабильная база, хотя и кратковременная, позволила бы лучше изучить местную обстановку и получить новые данные. Мне нужно было время.

– Принимаю предложение. Благодарю.

Мы покинули рынок, двигаясь по пыльным, местами разбитым переулкам. Михаил знал город хорошо, выбирал маршруты, избегая основных, просматриваемых дорог, лавируя между старыми советскими зданиями и гаражными кооперативами. Запоминал ориентиры, анализировал архитектуру районов, отмечая изменения в плотности застройки и уровне благоустройства. По пути встречались стихийные рынки поменьше, где люди продавали вещи прямо с земли, а уличные музыканты играли грустные мелодии, пытаясь заработать на хлеб. Разноцветные обрывки объявлений, выцветшие от времени и дождя, были расклеены на каждом столбе, предлагая всё от "быстрых кредитов" до "помощи в трудоустройстве".

– Там, где мы идём, – сказал он на ходу, – тихий район. В основном пенсионеры, мамаши с детьми. Бандиты сюда редко суются, неинтересно им.

– По какой причине?

– Невыгодно. Деньги небольшие, а шума много. Им нужны торговцы, предприниматели. Где бабки крутятся, где можно быстро срубить, – он махнул рукой в сторону центра.

Логичная экономическая модель. Криминальные структуры действовали как паразитные системы, выбирая наиболее доходные объекты, как пиявки присасываясь к денежным потокам.

Через двадцать минут мы дошли до древнего пятиэтажного дома времён хрущёвской постройки, с потемневшими от времени панелями и типовыми балконами, заставленными старым хламом. Подъезд был на удивление чистым, без окурков и надписей на стенах, что указывало на относительно благополучный район и бдительность местных жильцов.

– Третий этаж, – сказал Михаил, поднимаясь по шершавым бетонным ступенькам, скрипящим под нашими ногами.

Квартира оказалась небольшой: две комнаты, крошечная кухня, совмещённый санузел. Обстановка скромная, но функциональная, типичная для советского быта: старый диван с продавленными пружинами, полированный шкаф-"стенка", видавший виды стол. На столе стояли недопитые бутылки с водкой и пивом, в углу – массивный, ламповый телевизор советского производства с антенной.

– Располагайся, – Михаил поставил тяжёлую сумку с товаром в угол, шумно выдохнув. – Жрать хочешь?

– Пищевые потребности минимальны, – ответил, осматривая помещение.

Он снова посмотрел на меня странно, его брови приподнялись: – Ты точно русский? Что за слова такие?

Вопрос требовал осторожного ответа. Мои языковые паттерны в очередной раз выдавали инородность, и эту особенность ещё предстояло корректировать.

После скромного ужина – несколько кусков чёрствого хлеба, банка рыбных консервов и крепкий, заваренный в стаканах чай – Михаил, измотанный событиями дня, улегся спать на диване. Его дыхание вскоре стало ровным и глубоким. Я же остался на кухне, используя время для анализа собранной информации и планирования дальнейших действий, пока город за окном погружался в предрассветную тишину.

Ассемблер по-прежнему функционировал на критически низком уровне. Диагностика показывала возможность создания простейших инструментов, но на это требовалось время и значительное количество энергии. Нейроинтерфейс не отвечал совсем, его повреждения были слишком серьёзны.

Около полуночи, когда дом полностью уснул, бесшумно вышел из квартиры для рекогносцировки района. Ночная обстановка кардинально отличалась от дневной. Улицы пустели, редкие фонари давали тусклый, дрожащий свет, создавались идеальные условия для скрытого наблюдения и перемещения. Двигался по теневой стороне зданий, прижимаясь к стенам, используя навыки ночной разведки, которые были отработаны до рефлексов.

Район действительно был тихим, лишь изредка доносились звуки лая собак или далёкой музыки, но не полностью безопасным. В нескольких местах отметил следы наркоманской деятельности: пустые пластиковые бутылки, использованные шприцы, мелкие пакетики из-под кустарных наркотиков, сигаретные окурки.

Возвращаясь к дому, услышал характерный звук приближающегося автомобиля – старого, расхлябанного двигателя. Инстинктивно переместился в тень подъезда, сливаясь с темнотой, и наблюдал. Старинные "Жигули" седьмой модели, тёмно-зелёного цвета, с погнутым бампером, остановились напротив дома. Из машины вышли четверо мужчин в тёмной одежде, их силуэты были напряжены. Их поведение, скоординированные движения, постоянное наблюдение за окружением, указывало на профессиональную подготовку и явно недобрые намерения.

– Третий этаж, квартира двенадцать, – произнёс один из них, и узнал грубый, скрипучий голос блондина с рынка.

Ситуация стала критической. Было несколько минут, чтобы принять решение: предупредить Михаила и оказаться в открытом конфликте в замкнутом пространстве, или избежать конфронтации, оставив его на произвол судьбы. Выбрал первый вариант. Поднялся по пожарной лестнице, скрип металла почти заглушался ветром, на второй этаж и через окно бесшумно проник в подъезд. Звук шагов на лестнице был отчетливо слышен. Четверо поднимались медленно, тяжело, очевидно готовясь к штурму, их голоса были приглушены.

Дверь квартиры Михаила, тонкая и старая, была непрочной. Один удар ногой – и они окажутся внутри. Спящий человек, без подготовки, не имел шансов. Принял решение действовать немедленно.

Когда группа поднялась на третий этаж, находился в тени лестничной площадки выше. Блондин жестом показал спутникам занять позиции у двери, приготовившись к взлому.

– Тихо работаем, – прошептал он, его голос был полон предвкушения. – Сначала того козла, что вчера вмешался. Потом торгаша, чтобы урок был на всю жизнь.

Спустился на один пролёт и оказался позади группы. Крайний в цепи, худощавый мужчина не ожидал атаки сзади. Удар ребром ладони в основание черепа отключил его мгновенно.

Остальные трое резко обернулись, их лица исказились от удивления и замешательства. В узком пространстве лестничной клетки их численное преимущество нивелировалось, превращаясь в недостаток. Наоборот, они мешали друг другу, не имея возможности развернуться. Блондин выхватил нож, его глаза яростно сверкнули:

– Ты сам пришёл, ублюдок!

Второй достал нож, но был уже в движении. Прыжок через перила, удар ногой в грудь. Он рухнул на лестницу, тяжело прокатившись по ступенькам, оружие полетело вниз и исчезло в темноте подъезда. Третий, здоровяк, попытался схватить меня за куртку, его пальцы вцепились в ткань. Бросок через бедро отправил его в стену, его голова с глухим стуком ударилась о бетон.

Блондин остался один, его нож вспыхивал в тусклом свете едва горящей лампочки, отбрасывая зловещие тени.

– Кто ты такой, падла?! – прошипел он, его лицо было искажено злобой и болью.

– Заинтересованное лицо, – повторил свой вчерашний ответ.

Он бросился с ножом, целясь в горло, его глаза горели безумием. Движение было быстрым, но недостаточно точным для моей реакции. Блок предплечьем, захват запястья, резкий рывок и перелом в локтевом суставе. Нож выпал из ослабевшей руки. Блондин завыл от боли, схватившись за руку, его тело согнулось.

– Рекомендую прекратить территориальную экспансию, – сказал, подбирая его нож.

В этот момент со скрипом открылась дверь квартиры Михаила. Он выглянул в растрёпанном виде, его глаза были сонными и испуганными.

– Что за хрень тут происходит?! – начал он, но осекся, увидев картину на лестничной площадке. Четверо мужчин лежали в различных позах, двое не двигались, двое стонали. Стоял с ножом в руке, сохраняя невозмутимый вид.

– Визит нежелательных гостей, – объяснил, не меняя тона. – Угроза нейтрализована.

Михаил молча, словно зомбированный, осматривал результаты ночного столкновения. Его лицо было бледным, руки дрожали, он с трудом удерживал равновесие.

– Они все живы? – спросил он тихо, его голос был почти неразличим.

– Функции жизнедеятельности сохранены. Два сотрясения мозга, один перелом руки, один временно без сознания, – отчитался, как о выполненном задании.

– Господи… – он присел на корточки, прижимая руки к лицу. – А ты… ты их просто… как так?

– Применил необходимую силу для устранения угрозы. Это было вынужденной мерой.

Михаил встал и потёр лицо руками, его взгляд был растерянным: – Что теперь делать? Мне здесь больше нельзя жить. И тебе тоже, они сюда ещё вернутся, но уже не одни.

Логичный вывод. Эскалация конфликта делала район небезопасным для проживания. Необходимо было искать альтернативные варианты, пока не стало слишком поздно.

– Какие у нас имеются варианты перемещения? – спросил, пытаясь спланировать отступление.

– Есть один знакомый в промышленном районе. Может пустить на время, там никто не будет искать. Но это далеко от центра, торговать неудобно, глушь.

– Временная дислокация допустима. Принимаю к сведению.

Мы начали быстро, почти лихорадочно собирать вещи. Михаил упаковал товар и личные принадлежности в две сумки, бросая в них всё, что попадалось под руку. Помог ему, одновременно наблюдая за лежащими на лестнице людьми, которые постепенно приходили в себя.

– А с ними что? – Михаил кивнул в сторону блондина, который уже пытался ползти.

– Покинут место происшествия самостоятельно. Их состояние не критично. Способны к самостоятельному перемещению.

Через полчаса мы были готовы к выходу. Михаил запер квартиру, хотя возвращаться сюда он явно не планировал, понимая, что его жизнь здесь закончилась.

– Слушай, Александр, – сказал он на лестнице, его голос был полон недоумения, – ты не объяснишь, откуда у тебя такие навыки? Ты же не простой человек, таких на улице не встретишь.

– Специальная подготовка.

– Армия, что ли? Спецназ?

– Можно сказать и так. Нечто более серьёзное.

Мы покинули дом, растворяясь в предрассветной мгле. Михаил знал маршруты, позволяющие избежать основных дорог, петляя по дворам и подворотням. Следовал за ним, анализируя изменения в городской среде по мере удаления от центра: панельные дома сменялись кирпичными пятиэтажками, затем – заброшенными пустырями и мрачными промзонами.

Древний промышленный район кардинально отличался от центра. Воздух здесь был пропитан запахом мазута, пыли и прелого железа. Очень старые заводские корпуса с выбитыми окнами, заросшие бурьяном склады, обшарпанные рабочие общежития создавали атмосферу упадка и запустения. Многие предприятия стояли без работы, их территории зарастали сорной травой, пробивающейся сквозь трещины в асфальте, а кое-где уже появились стихийные свалки. Гулким эхом раздавались мои шаги по разбитому асфальту, а в воздухе витал привкус застарелой промышленной копоти.

– Вот здесь, – Михаил остановился у обшарпанных ворот небольшого завода, с которых почти полностью облупилась зелёная краска. Табличка, чудом уцелевшая, гласила: – Завод точных приборов имени Ленина. Закрыт на реконструкцию. Но по факту – давно заброшен.

Знакомый Михаила оказался сторожем по имени Василий. Мужчина лет пятидесяти, с обветренным лицом, в старой, выгоревшей военной форме, вероятно, ещё советских времён, и с проницательными глазами, которые, казалось, видели всё насквозь.

– Михаил, какими судьбами? – он пожал руку торговцу. – И кто с тобой?

– Александр. Помочь нужно, Василий. На пару дней переночевать.

Василий внимательно изучил меня взглядом, в его глазах читался опыт: – Военный?

– В прошлом, – ответил, не вдаваясь в подробности.

– Понятно, – сторож понимающе кивнул. – Заходите. Только тихо. Формально завод охраняется, но реально я тут один, да и собак нет. Так, видимость.

Территория завода была обширной, окутанной полумраком предрассветного неба. Несколько цехов с заколоченными окнами, административное здание, огромные склады. Идеальное место для временной базы: скрытность, множество помещений для маскировки, относительная безопасность от посторонних глаз.

– Можете разместиться в конторе, – сказал Василий, ведя нас в небольшое двухэтажное здание, некогда, видимо, служившее управлением. – Электричество есть, даже отопление работает, от старой котельной. Только с едой проблемы.

– Проблема решаема, – отметил Михаил, его голос звучал чуть бодрее.

Осматривал помещение. Просторный кабинет с обшарпанной, но массивной советской мебелью: тяжёлый письменный стол с зелёным сукном, несколько жёстких стульев, старый сейф в углу, кажется, заржавевший намертво. На столе лежали забытые технические чертежи и пожелтевшая документация с гербом СССР.

– Что здесь производили? – спросил, разглядывая схемы.

– Приборы для военной промышленности, – ответил Василий, его голос наполнился грустью. – Точная механика, оптика. Хорошее производство было, на весь Союз гремели. Теперь всё развалилось.

Изучил чертежи. Некоторые решения были примитивными по меркам моего времени, но базовые принципы оставались актуальными. Возможно, здесь можно было организовать мастерскую, используя сохранившееся оборудование.

– Василий, – обратился к сторожу, – а оборудование на заводе сохранилось? То, что не растащили.

– Частично. Что не растащили, то стоит, ржавеет. Но без электричества большинство станков не работает, там цеха обесточены.

– Токарные, фрезерные станки имеются?

– Имеются, конечно. Цехами стоят. А что, разбираешься? Для чего тебе?

– Базовые навыки присутствуют. Возможно потребуется для работы.

Михаил с интересом наблюдал за разговором, его усталость немного отступила: – Александр, ты ещё и техник? Что ты за человек такой?

– Универсальная подготовка, – отозвался, уходя от прямого ответа.

Вечерело, сгущались сумерки. Василий ушёл в сторожку, оставив нас в конторе. Михаил развернул спальные принадлежности на старом диване, расположился в кресле, погружённый в мысли.

– Слушай, – сказал он в темноте, его голос звучал задумчиво, – а долго ты планируешь здесь оставаться?

– Пока не стабилизируется ситуация. Пока не найду новый путь.

– А что потом? Куда ты потом?

Вопрос был сложным. Мои планы зависели от возможности восстановить технологии будущего. Пока что располагал только поврежденным ассемблером и обрывками знаний, которые нужно было систематизировать.

– Потом увидим.

– Знаешь, а ты не такой, как все. И говоришь странно, как из книжки. И дерёшься, как спецназовец из кино. Откуда ты на самом деле, Александр?

– Из далека, – повторил, стараясь максимально приблизиться к истине, не раскрывая её.

– Это я понял. Но откуда именно?

Долго молчал, слушая шум ветра за окном, который гулял по пустынным цехам. Потом проговорил: – Из того времени, когда всё было по-другому.

– Ностальгируешь по СССР, что ли?

Не ответил.

Михаил больше не задавал вопросов. Вскоре его дыхание стало ровным и глубоким – он заснул, измотанный событиями дня. Я же остался один с мыслями о будущем и прошлом, которые странным образом переплелись в этой альтернативной реальности девяностых. Город засыпал за окнами конторы, окутанный тусклым светом далёких фонарей. Завтра предстояло начать новый этап адаптации. Этап, когда от простого выживания можно было переходить к активным действиям, к созданию новой реальности в этом разрушенном мире.

***

Через три дня после нашего прибытия на завод, Василий, который изначально казался надёжным, проявил признаки тревожности. Он вошёл в нашу «контору» с озабоченным видом, его обычно проницательные глаза бегали, избегая моего взгляда.

– Александр, Михаил, нам тут неспокойно, – начал он, нервно теребя рукав старой телогрейки. – Ходят слухи, проверка будет. Насчёт «бесхозного имущества» шушукаются. А тут вы… да ещё и после вчерашнего. Запахло жареным.

«Вчерашнее» означало небольшой инцидент с группой мародёров, попытавшихся вынести ценный металл из одного из цехов. Я нейтрализовал угрозу быстро и бесшумно, но, видимо, Василий всё равно ощущал последствия.

– Какие риски вы видите? – спросил я, анализируя его поведенческие паттерны. Страх был реальным, но его источники могли быть разными: от угрозы увольнения до прямого физического воздействия со стороны «новых хозяев» района, если слухи о нашем присутствии достигнут их ушей.

– Риски? Да весь завод риски! Если узнают, что я вас тут прячу, мне несдобровать. А если ещё и про то, как вы там… ну, понимаете. Так что… либо платите больше, серьёзно больше, либо придётся вам искать другое место. В общем, я тут не хозяин, начальство спрашивает.

Михаил нахмурился. – Василий, о чём ты говоришь? Мы же договаривались…

– Договаривались, да. Но ситуация меняется, Миша. Я не могу подставлять свою шкуру, – он уставился на меня, видимо, пытаясь оценить мою реакцию.

Его запрос на дополнительную компенсацию или прямая угроза выселением были прогнозируемы.

– Понимаю. Считаете, что дальнейшее пребывание здесь несёт повышенные рисковые параметры? – констатировал я, глядя прямо в его глаза.

Василий быстро кивнул, облегчённо выдохнув, будто я снял с него груз ответственности за озвучивание неприятного решения.

– Странно говорите, но именно так, Александр. Я не хочу проблем ни себе, ни вам.

– У нас есть сутки на сборы, – сказал я Михаилу, уже прокручивая в голове новые варианты логистики.

Михаил молча кивнул. Его лицо было расстроено, но он понимал неизбежность ситуации. Мы оперативно упаковали наши скромные пожитки. Ассемблер был надёжно спрятан.

Когда мы выходили за ворота завода, Василий лишь коротко махнул рукой, не глядя нам вслед. Его приоритеты были очевидны: минимизация личных потерь.

– Ну что, куда теперь?

– Необходимо найти стационарное место дислокации. И оптимальную базу для операций.

– "Стационарное место дислокации" это типа хата, что ли? – Михаил усмехнулся. – У меня есть один вариант. Есть знакомые, через которых можно снять комнату или даже квартирку. Правда, без документов… Тут так многие живут, по устной договорённости. Ну и наличкой, конечно. Но хоть от крыши этой подальше.