Дом, куда хотелось приходить

Игорь Герман

ДОМ, КУДА ХОТЕЛОСЬ ПРИХОДИТЬ

роман

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Октябрьским утром 1993 года из здания железнодорожного вокзала уральского города «А» вышел приехавший пассажир с двумя тяжёлыми объёмными сумками в руках. Здесь всю ночь моросил дождь и прекратился только к рассвету. Сейчас октябрьская непогода гнала по плотно укрытому серым покрывалом небу более тёмные, рваные клочья облаков, уже порожних, проплакавших на остывшую, осеннюю землю конденсат накопившихся дождевых слёз.

Приехавший пассажир, молодой человек лет тридцати, спустившись с высокого крыльца вокзала, поставил на старый асфальт площади плотно набитые дорожные сумки, оттягивающие его руки. Осмотрелся по сторонам.

Остальные пассажиры, прибывшие на этом же поезде, целенаправленно разбрелись кто куда: одни – пешком в близлежащие многоэтажные дома, вторые – на автобусную и трамвайную остановки, третьи – обнявшись с родственниками, встретившими их, рассаживались в салоны ожидавших на парковке легковушек.

Молодой человек был, наверное, единственным, который пока не знал, куда идти, и поэтому никуда не спешил. Как человек, оказавшийся в незнакомых краях, он оглядывался по сторонам, пытаясь сориентироваться и сообразить.

От привокзальной площади начиналась центральная городская улица, широкая, с проложенными посередине трамвайными путями, образующими у железнодорожного вокзала кольцо. Здесь трамваи разворачивались и, забрав на остановке пассажиров, отправлялись обратно в город. Железнодорожный вокзал располагался на местности чуть ниже основного массива города, и прямая, как стрела, улица открывала хороший обзор. Микрорайоны старой застройки просматривались на пару километров вдаль, после чего, взобравшись на возвышенность, центральная улица терялась из виду сама и прятала свои жилые кварталы.

Город «А» – крупный промышленный центр региона и всей страны. Население города – свыше трёхсот тысяч человек. Это не областной центр, но второй по величине и, возможно, первый по значимости город области.

Передохнув, молодой человек вновь взял в руки тяжёлые дорожные сумки и скорым шагом пронёс их до трамвайной остановки, которая оказалась ближе автобусной. Здесь поинтересовался у ожидавших людей, как добраться до драматического театра.

– Да вот он, на горе, слева, – ответила одна из женщин. – Сколько?.. Четыре остановки на трамвае… – на секунду задумавшись, уверенно добавила: – Да, четыре. Там сами увидите, не ошибётесь, это самый центр.

Через несколько минут молодой человек со своей объёмной поклажей протискивался в служебные двери городского драматического театра. Сообщил сидевшей на вахте строгой женщине, что ему необходимо увидеть главного режиссёра. На вопрос «Зачем?» – представился и пояснил, что приехал по приглашению на работу. Вахтёр назвала этаж и номер кабинета главного режиссёра.

– Направо до конца коридора и по лестнице, – подсказала она.

– Можно сумки оставить здесь? – попросил молодой человек. – Очень тяжёлые. Руки оборвал, пока нёс.

– Да, пожалуйста, – разрешила вахтёр.

Время – начало десятого, и главный режиссёр находился в своём кабинете.

Постучавшись в двери и услышав приглашение, молодой человек вошёл. Поздоровавшись, представился:

– Сергей Северинов.

– А-а… – поднялся ему навстречу невысокий крепкий мужчина среднего возраста, с густыми усами и аккуратной короткой стрижкой, – наш новый актёр?.. Здравствуйте!.. Получили вашу телеграмму. Ждём.

Они пожали друг другу руки, и режиссёр предложил гостю стул.

– Моя фамилия Трошин. Трошин Валерий Павлович. Я главный режиссёр театра.

– Очень приятно, Валерий Павлович.

– Как добрались?

– Нормально.

– Сколько ехали?

– Полтора суток на поезде. Спасибо, что откликнулись и взяли меня к себе.

– Да, немного неожиданно. Сезон уже начался. Понимаю, что это не просто так?.. Наверное, что-то случилось, и что-то экстраординарное?..

Новый артист ненадолго задумался, решая, имеет ли смысл пускаться в откровенности, и, рассудив, признался:

– С семьёй разлад. От жены ушёл.

Главный режиссёр понимающе покачал головой.

– Жена – актриса?

– Да.

– Измена?.. Извините за прямой вопрос.

– Да, – чуть покраснев, подтвердил артист.

– Увы, ситуация нередкая в нашей профессии – привлекающей внимание и желающих этого внимания. Но… – режиссёр помедлил, – из-за этого уезжать?.. Я говорил с вашим главным: дела у вас там шли хорошо, вы были востребованы… Невыносимо?

– Нет, не в этом дело. Вернее, не столько в этом. Мне нужно порвать отношения окончательно. Там у меня остался сын… из-за любви к сыну я мог бы проявить слабость, опять сойтись с ней. А я этого уже не хочу. Поэтому вот такой шаг. Наверное, немножечко радикальный… или со стороны глупый.

– Считаете, расстояние поможет?

– Надеюсь. Расстояние, время и возможность хорошо подумать. В одиночестве. Это всегда помогает.

Опытный человек, знающий жизнь, сорокадевятилетний Валерий Павлович Трошин сочувственно вздохнул.

– Вы правы, Сергей: в личной жизни можно разобраться только лично, поэтому желаю вам одного – здравого смысла.

Северинов поблагодарил.

– Ну, хорошо… – на этом главный режиссёр решил завершить короткую ознакомительную беседу с приехавшим артистом. – Давайте сделаем так: сегодня отдохнёте с дороги, а завтра – на работу.

Сергея с его вещами отвезли на квартиру, которую театр снимал для приглашённых актёров.

Квартира оказалась с телефоном, двухкомнатная, но с подселением. Во второй комнате жил ещё один артист театра – Олег Внуков. Тоже молодой человек, двадцати восьми лет, почти ровесник Северинова.

Бывают совместимые друг с другом люди, малосовместимые и несовместимые вообще. Сергею и Олегу повезло: с первых же минут общения они на интуитивном уровне почувствовали, что психологически монтируются друг с другом. Ведь жить в одной квартире с кем-то – почти то же самое, что вдвоём лететь на космическую орбиту. Когда люди не принимают друг друга, но вынуждены сосуществовать вместе – это пытка для обоих.

Кто не представляет в реальности актёрской профессии, думает, что профессия эта полна романтики. Возможно – где-то… как-то… отчасти… но быта, рутинной работы и трудовой дисциплины неизмеримо больше. Период романтики в театре очень короток – это аплодисменты зрителей по окончании спектакля. Всё остальное – серые будни, в которых нет ничего праздничного и ничего возвышенного.

Вот такие рабочие будни и начались для тридцатилетнего Сергея Николаевича Северинова, артиста, принятого в начале творческого сезона в драматический театр уральского города «А» – репетиции, репетиции, репетиции…

Может ли что-нибудь ещё, кроме работы, интересовать молодого творческого человека?.. Да, может. И это – собственная личная жизнь. Тем более если она не устроена.

Совсем недавно расставшись с семьёй: порвав с женой и оставив ей сына, молодой мужчина должен сначала залечить свежие, саднящие и не дающие о себе забыть душевные раны. Просто немного подождать, отдышаться и разобраться в себе. Как-то ненадолго затаиться, спрятаться от жизни и дать возможность восстановиться утраченному интересу к ней. Но параллельно с заживлением ран, нанесённых одной женщиной, Северинов, как и всякий молодой человек, начал присматриваться к другим, окружавшим его по роду профессиональной деятельности. Всех свободных знакомых женщин свободный мужчина, имеющий серьёзные намерения, оценивает с точки зрения перспективы. И мужчины из сферы искусства не исключение.

Сергей поработал здесь месяц, другой, обвыкся, успокоился, осмотрелся.

Сердце пока не легло ни к кому. Нет, есть, конечно, женщины интересные, но просто не прикажешь сердцу. Да приказывать ещё и рановато, наверное. Прошло времени-то всего ничего. Два месяца – много?.. мало?.. С одной стороны – так, с другой – этак. И хотелось бы, но как-то пока не очень складывалось, не возникали симпатии и не завязывались знакомства с продолжением. Бывают такие периоды в жизни – и у мужчины, кстати, тоже, – когда есть и молодость, и здоровье, и желание, но судьба не предоставляет возможности. Словно говорит: пока – нет. Может, готовит к чему-то другому, серьёзному? Да, этим можно себя ненадолго успокоить – объяснить, надеяться, запастись терпением и ждать. Вот так и проходит время в ожидании главной встречи своей жизни. Иногда начинает казаться, что надежда и реальность – параллельные прямые: жизнь идёт, а встречи так и не случается. Человек начинает суетиться и торопить события, но это не помогает, потому что не в своё время ничто не может помочь. Нужно дождаться своего времени. И после утомительных пауз важно не обмануться и не принять за главное нечто мимолётно-случайное. Ведь для голодного и корка хлеба – пир. А человек в тридцать лет, лишившийся семьи, ребёнка, любви, внимания; человек в состоянии душевного голода всегда ли может отличить и разделить то, что отличать и разделять необходимо? Ошибки молодости – неизбежное составляющее всякой молодости или проблемы плохо усвоенных уроков?..

В начале апреля в театр вернулась молодая актриса, работавшая здесь ранее. Вернулась по причине той же беды, которая заставила приехать сюда в минувшем октябре Сергея Северинова – развода. Два года назад она вышла замуж за актёра, уехала вместе с ним в другой театр и вот теперь вернулась обратно. Вернулась одна. Детей с мужем не нажили, она была одна и на момент возвращения – одинока. Простая, обычная, даже заурядная, ничем не удивительная история. Но в этой своей банальности и очень болезненная для того, кому выпало её пережить. Такую рану заживляет только время и другой человек. И всегда хочется верить, что встреча с другим человеком будет иной, настоящей, счастливой. Непременно счастливее той, которая нанесла жгучие, рваные раны, требующие для своего заживления определённых обязательных условий.

Молодую женщину, новую актрису, звали Таней. Очень красивое и обещающее имя – Таня. И внешность её соответствовала имени.

Какими словами описать женскую красоту? И вообще, возможно ли это? Понятие красоты очень индивидуально и внушению через описание не передаётся. И даже общих критериев нет – у каждого человека они свои.

Но Таня Шатова была красива без всяких критериев и описаний. Просто красивая женщина – высокая, хрупкая, с тоненькой талией, внимательным взглядом из-под густых тёмных ресниц и неслышным водопадом тёмно-русых волос. Но именно взгляд её… казалось, что так проникновенно она смотрит только на тебя, и только ты таешь под этим её необыкновенным магическим взглядом, который притягивал, завораживал, манил. Хотя, на самом деле, нисколько не умаляя достоинств Таниных чар, надо сказать, что у Тани была небольшая близорукость и её лёгкий прищур, особенно когда она смотрела вдаль, выглядел невероятно соблазнительно и немножечко сводил с ума.

Свели с ума Танины глаза и Сергея Северинова. Сначала он этого не понял, просто согласился с самим собой, что новая актриса привлекательная молодая дама. Но очень скоро впал в зависимость от гипнотизирующего взгляда Таниных глаз. Всё произошло так, как это обычно и происходит в таких случаях – просто, легко и незаметно.

Они оба попали в один спектакль «Чайка» по легендарной пьесе Антона Павловича Чехова. Таня была распределена на роль Нины Заречной, а Сергея режиссёр назначил на роль невезучего, несчастного учителя Медведенко. Да, очень жизненный характер: женатый и нелюбимый. И героиня пьесы тоже безответно влюблённая и бесконечно несчастная.

Актёры переживают роль через призму собственной жизни. Реально пережитые эмоции, чувства и страдания служат палитрой красок для нанесения тонов, полутонов и придания перспективы живописному театральному портрету под названием сценический образ.

И вот то самое сокровенное из личной жизни, перенесённое на прекрасно выписанные чеховские роли, помогало молодым артистам – Татьяне и Сергею – глубоко вживаться и искренне передавать чужую придуманную жизнь как свою, то есть успешно выполнять профессиональную актёрскую работу.

Одиноких людей, как капельки ртути, тянет друг к другу. Хочется поговорить, пожаловаться, облегчить душу; найти в другом человеке сочувствие, понимание, поддержку; проверить взгляды на жизнь – в одну ли сторону или только друг на друга? Да просто отдаться приятному чувству взаимного притяжения.

То ли судьба благоволит симпатизирующим друг другу людям, то ли они сами изыскивают возможности, но у двоих, которые ищут уединения, это всегда получается, и они его обязательно находят. Иногда назло обстоятельствам ему и ей удаётся сбежать на другую планету. Туда, где можно просто побыть вдвоём, где нет хаоса жизни, где только пустота и космос.

Когда объявили очередной перерыв в одной из первых репетиций на большой сцене, Сергей и Таня как-то легко и непринуждённо нашли друг друга за кулисами, хотя как будто и не стремились к этому. Она опять взглянула на него своим невообразимо глубоким взглядом, и он опять подчинился ему. Сразу, безнадёжно и с удовольствием.

Они начали разговор ни о чём, как обычно и бывает. Заговорили здесь же, в сумрачном мире театрального закулисья. Перебросились несколькими фразами о работе, мнением о режиссёре спектакля, приглашённом на постановку: похвалили его, потому что ругать пока было не за что; перешли к апрельской погоде, потом – к здоровью и, наконец, дошли до главного. Коснулись в своём нечаянном откровенном разговоре темы личной жизни. Как-то так очень просто он спросил её об этом, и так же просто она ему ответила. Они сразу нашли друг в друге родственные души и остались довольны этим. Он ей начал рассказывать о себе, она ему – о себе, и они сочувствовали и понимали друг друга. Ей регулярно изменял красавец-муж; она, в конце концов, не выдержала этого и предпочла расставание, потому что лучше пережить болезненный разрыв один раз, чем бесконечно испытывать муки ожидания очередной супружеской неверности.

И Сергей в эту минуту откровенности понимал её, понимал болезненно-остро: ведь его самого вынудили пройти все круги этого ада.

За пятнадцать минут перерыва они сумели открыться друг другу. И хоть не успели наговориться вдоволь, и очень многое осталось невысказанным – затаилось в подтексте, они поняли, что оба хотят продолжения. Необходимого продолжения для двух ищущих душ.

А пока помощник режиссёра объявила по радиотрансляции об окончании перерыва и пригласила актёров на сцену.

ГЛАВА ВТОРАЯ

– Дима, кто эта женщина? – оглянувшись, спросила Елена своего рослого широкоплечего спутника, которого крепко держала под руку.

– Да так, занималась у меня в группе, – ответил тот.

Ещё раз обернувшись, Елена проводила взглядом стройную фигуру молодой дамы, затянутую в стильное зимнее пальто. Дама, пройдя несколько шагов, тоже оглянулась. В темноте февральского вечера, освещавшего место этой встречи лишь отсветом неона продовольственного магазина, оглянувшаяся женщина улыбнулась. Елене так показалось, по крайней мере. Улыбнулась, взглянув на них быстрым оценивающим взглядом.

– Она как-то странно поздоровалась с тобой.

Елена и Дмитрий, молодая пара, не спеша, прогуливались по улице зимнего города. В начале февраля в шесть вечера ещё темно, но сейчас тихо опадающие с небес крупные снежные хлопья делали тёмный вечер немного светлее, уютнее и словно преображали его в волшебную добрую сказку.

Пара никуда не спешила, шла прогулочным шагом, как ходят люди, обладающие в этот вечер свободным временем и получающие от простой прогулки по городу только им ведомое удовольствие.

И ему и ей около тридцати. Ему, может, чуть больше. И он, и она очень приятные молодые люди, просто красавцы – подходящая пара. Хотя, надо сказать, молодые все красивые – это понимаешь только тогда, когда собственная молодость, а вместе с ней и её преимущества остались уже позади.

Субботний февральский вечер немноголюден, но прогуливающимся влюблённым это только на руку.

– Ничего странного, она просто поздоровалась со мной, как со знакомым человеком, – помолчав, объяснил Елене Дмитрий, но, видя, что не совсем убедил её, добавил: – Если ты предполагаешь что-то другое, то ошибаешься. Я фитнес-тренер и общался с ней по долгу своей работы. Она, действительно, ходила к нам в зал, но недолго. Уже давно. Это ещё до тебя было. Сейчас увидела меня и вспомнила. Всё.

– Ладно, не оправдывайся, – она крепче сжала его руку, – я тебе верю.

Снег начался только к вечеру, спокойно и неторопливо ложился под ноги, выбеливая городские тротуары и загрязнённые автомобильной копотью обочины дорог.

– Так хорошо, правда, Дима? – мечтательно произнесла она, не столько спрашивая, сколько утверждая.

– Да, чудненький вечер, – согласился он. – И нехолодно.

– Я, правда, уже немножечко устала.

– Устала?.. – приостановился он, а вместе с ним остановилась и она. – Тогда пойдём обратно.

– Нет, давай сделаем так: дойдём сейчас до универмага, там сядем на автобус и доедем. Далеко обратно идти пешком. Я не рассчитала силы. Устала.

– Ладно, – согласился он. – Всё хорошо, когда в меру. И даже такие романтические прогулки.

Они двинулись дальше под медленный ленивый танец опускающихся сверху снежинок. Молодые люди разговаривали о том, о чём говорят счастливые мужчина и женщина под вечерним зимним небом, укрывшись темнотой вечернего зимнего города.

Они дошли размеренным шагом до трёхэтажного здания городского универмага. На остановке в ожидании автобуса стояло несколько человек. Вскоре подошёл нужный маршрут – дребезжащий старостью жёлтый «ЛиАЗ», и Елена с Дмитрием вошли в автобус. В салоне оказалось несколько свободных сидений, и они присели на одно из них, устроившись вместе и прижавшись друг к другу. Сиденье впереди занимала женщина с ребёнком, дочерью. Елена обратила на них внимание потому, что, когда они с Дмитрием усаживались, девочка, ёрзавшая на своём месте и с любопытством озиравшаяся по сторонам, обернулась и посмотрела на них.

Вновь вошедших начал обходить кондуктор, и Дмитрий заплатил за проезд.

Девочка в вязаной шапочке с большим пушистым помпончиком, продолжала вертеть головой и бросать детские любопытные взгляды на сидящих позади Елену и Дмитрия. Ребёнку, наверное, лет пять.

– Катюша, не вертись, – строго сказала ей мама.

Тогда девочка, ещё раз выглянув через спинку сиденья и скользнув взглядом по Елене, очень странно отреагировала на Дмитрия. Поймав его взгляд, она по-детски стыдливо отвернулась, затем ещё раз выглянула из-за сиденья сбоку и шепнула маме так, как это по секрету делают дети – громко и на весь автобус:

– Мама, а с нами дядя Дима едет!

Мама, молодая женщина, оглянулась. Оглянулась просто на слова ребёнка, вероятно, не успев даже вникнуть в смысл слов, сказанных дочерью. Встретившись взглядом с Дмитрием, а затем и Еленой, она поспешно отвернулась. Елена успела заметить в чужих женских глазах мимолётную растерянность, похожую на лёгкий испуг. Недоумённо посмотрела на своего спутника. Дмитрий сохранял полное спокойствие и ответил ей совершенно невозмутимым взглядом. Елена подумала, что ребёнок ошибся. Однако девочка, ещё раз украдкой взглянув на дяденьку, сидевшего позади неё, тем же самым громким детским шёпотом обратилась к маме:

– Мама, а когда дядя Дима к нам опять придёт?

Понимая, что ребёнка слышит весь автобус, мать цыкнула на дочь и для большей убедительности одёрнула её за рукав детской шубки. Но секрет уже перестал быть секретом. Даже для Елены, вдруг побледневшей при тусклом свете автобусного освещения. Она сняла свои белые кожаные перчатки и сжала их в руке. Затем надела их снова.

Дмитрий по-прежнему сохранял присутствие духа. Только сел ровно, прямо, перестав прижиматься плечом к сидящей рядом возлюбленной.

Автобус подъехал к следующей остановке. Молодая женщина с первого сиденья немного нервно поднялась сама и взяла за руку дочь.

– Пойдём, Катя.

– Зачем?

– Идём, нам выходить.

– Это ещё не наша остановка, – попробовала закапризничать девочка.

– Нет, наша, – излишне строго ответила ей мать.

Она встала у передней двери спиной к салону и, взявшись за поручни, заслонила собой дочь от любопытных взглядов понимающих пассажиров.

Длинный старенький «ЛиАЗ» плавно затормозил на остановке и, зашипев открываемыми дверями, выпустил торопившуюся выйти молодую маму и её маленькую дочь. Они единственные вышли на этой остановке. Автобус закрыл двери и тронулся с места.

Елена настолько растерялась, что эта растерянность придавила её к месту. Ей было невыносимо стыдно, и она в эту минуту позавидовала вышедшей на остановке женщине. Ей казалось, что внимание всего автобуса сейчас приковано только к ней – унизительное, насмешливое внимание. Наверное, так чувствует себя человек, которого без всяких предисловий публично окатили помоями.

Елена непроизвольно дёрнулась, сделав полупопытку встать, но, не поднявшись и не зная, как поступить далее, осталась сидеть на месте. Но место это жгло её словно раскалённая печь. Она нервно взялась за круглый металлический поручень переднего сиденья.

– Пойдём, – тихо сказала она Дмитрию.

– Ты тоже хочешь выйти? – спокойно спросил он.

Нет, ситуация не выбила его из седла. Он держался всё так же уверенно.

– Идём, – чуть слышно повторила Елена. – Я прошу тебя, давай выйдем из автобуса.

– Ну, хорошо, – согласился он.

Когда подъезжали к остановке, они поднялись с места. Елене показалось, что она простояла у закрытой автобусной двери не несколько секунд, а целую вечность. Дмитрий сошёл первым и подал даме руку. Дама руки его не приняла.

Когда автобус уехал, Елена несколько раз глубоко вдохнула свежий морозный февральский воздух. Дмитрий поправил на своей голове норковую шапку-формовку и только этим выдал своё некоторое внутреннее смущение.

– Тебе плохо? – спросил он.

– Да, – ответила она.

Они немного постояли, не зная, что предпринять далее.

– Мы могли бы проехать эти две остановки, Лена.

– Нет, лучше пойдём пешком.

Он пожал широкими плечами своего пальто с норковым воротником, выражая этим то ли согласие, то ли безразличие.

– Давай, я тебе всё расскажу, – предложил он, когда они в молчании прошли значительное расстояние.

– Я не хочу об этом говорить, – довольно резко ответила она.

– И всё-таки?..

Она промолчала. Им предстояло идти до дома ещё полторы остановки. Она не взяла его под руку, и они, сменив прежний, прогулочный шаг на более энергичный, шли порознь.

– Да, я знаю эту женщину, – наконец признался он. – И у нас были отношения.

Она вздохнула так, как будто хотела что-то сказать, но, передумав, опять промолчала.

– И всё-таки, Лена, давай, я всё объясню.

– Зачем? Мне и так всё понятно.

Она была очень обижена, и он это чувствовал.

– Лена…

– Я всё поняла, Дима. С тобой мне всё теперь понятно.

– Хорошо… – в сложившихся обстоятельствах Дмитрию следовало объясниться прямо. – Лена… у меня с этой женщиной был роман, но до тебя. Если ты помнишь, эта девочка, Катя, спросила: «Когда я ещё к ним приду?»… Разве это не говорит о том, что я уже давно там не был. Просто ребёнок меня помнит и узнал. Вот и всё.

– И сейчас врёшь? – через паузу спросила она.

– А когда я тебе врал ещё?

– Послушай, Дима, – глядя в сторону и немного раздражённо проговорила она, – за сегодняшний вечер, просто гуляя с тобой по улице, я встречаю двух твоих баб, с которыми ты жил. Чтобы не встречаться с ними, может, мне вообще не выходить из дома?.. – и обиженно добавила: – Это уже перебор.

Высокий красавец Дмитрий сдержанно выдохнул:

– Ты ревнуешь к прошлому, Лена.

– А я не уверена, что это прошлое.

– Это значит, что ты просто не веришь мне.

С его стороны это было встречным обвинением, и на него следовало отвечать. Или же прекращать ссору. Женский разум требовал одного, душа склонялась к другому.

– Мне очень трудно, Дима, – устало произнесла она, – верить мужчине, который в каждой встречной узнаёт своих любовниц, пусть даже бывших.

– Ну, ты ведь сама знаешь, что преувеличиваешь.

– Знаю. Всего немного.

– Мы уже почти два года живём с тобой. Скажи: часто происходило то, что произошло сегодня?

– Не знаю.

– Ты уходишь от ответа.

– Нет, не часто, – подумав, согласилась Елена. – Сегодня впервые. Но… – от обиды её голос дрогнул, – сегодня очень урожайный день. Я не хочу больше такого.

Помолчали.

– Давай, поговорим о чём-нибудь другом, – предложил он.

– Не хочу, – продолжала дуться она.

– Ну, Лена… хватит уже. Нет повода для ссоры. Я не хочу ссориться с тобой.

Несколько шагов она собиралась с духом, чтобы сказать это:

– Я тоже не хочу с тобой ссориться. Не хочу.

– Тогда – мир?

Дмитрий предложил ей руку, чуть согнув её в локте.

– Мир, – всё же не сразу ответила Елена, взяв его под руку.

Некоторое время помирившаяся пара шла молча.

– Нагулялись сегодня вдоволь, – оптимистично заговорил он. – И надышались тоже. Если бы ещё заводы воздух не отравляли, тогда совсем было бы здорово, да?

– Я согласна, – ответила она. – Я со всем согласна.

– Хорошо снежок очистил воздух, – продолжал он, глядя на стремящийся к земле рой белых звёздочек, образующих густую живую завесу.

Она вздохнула и промолчала.

– Завтра воскресенье, можно ещё и завтра прогуляться, – предложил Дмитрий. – Если ты не против, конечно.

– Завтра вечером у меня спектакль. Я ведь тебе говорила.

– Ах, да, – спохватился он. – Я забыл. Прости.

Когда подошли к первому подъезду девятиэтажного дома, в котором театр снимал актрисе Елене Хмельницкой квартиру и где она проживала вместе с Дмитрием, пара остановилась. Вернее, остановилась Елена, и Дмитрий, вынужденный сделать то же, вопросительно посмотрел на свою спутницу. По её глазам, серьёзным и влюблённым, понял, что сейчас произойдёт окончание разговора – главной темы сегодняшнего вечера.

– Дима, – тепло обратилась она к нему, – скажи мне, пожалуйста, честно, вот как на духу… мне просто нужно это услышать, чтобы жить спокойно… скажи: у тебя правда кроме меня никого нет?

– Правда, – сразу и уверенно ответил Дмитрий. – У меня никого нет, кроме тебя.

– И… не было? – чуть дрогнувшим от волнения и надежды голосом спросила Елена. – За эти два года, что мы вместе?

– Да не было, не было, – снисходительно улыбнувшись, ответил он.

– Дима… правда?

– Леночка, конечно, правда.

Они потянулись друг к другу одновременно. Она обняла его жарче, он её – крепче.

– Я тебе верю, – проговорила она сквозь слёзы, не выпуская своего красавца из объятий. – Я верю тебе.

Окончательно помирившись, они вошли в подъезд своего дома.

Снег продолжал падать, превращая обычный город и всё происходящее в нём в самую настоящую зимнюю сказку с её надеждами, ожиданием и, самое главное, волшебством. А разочарований в сказках не бывает.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Не очень погожим выдался последний апрельский понедельник. На смену тёплому южному антициклону ветер перемен пригнал с запада плотный слой хмурых облаков, и сразу похолодало. Хотя, собственно, такие сюрпризы погоды неудивительны и на самые майские праздники. Это как раз норма в наших умеренных широтах, где даже снег на Первомай не удивляет. Но тем не менее и самая скверная погода не способна повлиять на настроение молодых: ведь весна, надежды, любовь… вернее, пока влюблённость.

Понедельник в театрах – выходной. У нормальных людей выходные дни определены календарём и совпадают с ним, а у актёров – не совпадают.

Сергей и Таня накануне договорились о встрече – первой встрече. На репетициях «Чайки» они несколько раз говорили друг с другом, присматривались, прислушивались к себе, и вот Таня пригласила Сергея в гости. Вернее, Сергей ненавязчиво напросился сам, но и Татьяна не была против, надо сказать. По крайней мере, подготовилась и уже как будто ждала этого.

Приглашённый на обед к четырнадцати часам, Сергей зашёл в продуктовый магазин, выбрал коробочку конфет, взял бутылочку шампанского и направился пешком в соседний район города, называемый Красная горка, где Тане театр снимал квартиру. Сергей ни разу ещё не бывал в этом районе и с удовольствием совершил пешую прогулку.

Таня проживала в новостройке, в девятиэтажном доме на девятом этаже.

Сергей поднялся на новеньком лифте, позвонил в новенькую дверь. Новенькая дверь, радостно щёлкнув замком, отворилась. Таня встретила гостя чуть затуманенным, завораживающим взглядом и полуулыбкой Джоконды. Сердце молодого человека сразу отозвалось учащённым сердцебиением, вызванным предвкушением блаженства, почти счастья. Сиюминутное блаженство ведь и есть счастье в краткосрочной перспективе.

Танина квартира однокомнатная, новой планировки, и развернуться есть где: большая комната и большая кухня. Квартира к тому же меблированная, хотя и достаточно скромно, без изысков, но для жизни есть всё. В том числе холодильник и телевизор. На кухне – стол, табуретки, мойка, плита. В комнате – шкаф, столик, зеркало, ну и, конечно же, кровать. Широкая деревянная двуспальная кровать…

Когда они уже сидели за столом, допивали шампанское, доедали конфеты и то, что приготовила Таня, дошла очередь, наконец-то и до разговора по душам.

– Ты развёлся с женой? – спросила она.

– Нет, я уехал так. Принял решение и уехал.

– Значит, там ещё не порвал?

– Нет, там – всё, – убедительно ответил он. – Я и уехал затем, чтобы порвать. Не вернусь к ней.

– Почему?

– Бессмысленно, потому что бесперспективно.

– А сколько прожили вместе?

– Восемь лет.

– О-о… большой стаж семейных отношений. И так резко порвать?.. не знаю… У тебя будет ломка.

– Никакой ломки не будет.

– Тебя не тянет к семье?

Сергей подумал и ответил честно:

– К сыну тянет, к ней – нет.

– Может, ты обманываешь сам себя?

– Нет… – сказал он.

Но сказал как-то неопределённо и поэтому повторил уверенней:

– Нет.

Таня решила не продолжать эту тему. Зачем, ведь главное сказано.

– Налей мне ещё шампанского, – попросила она.

Они выпили опять за знакомство, на которое по умолчанию возлагали надежды и в котором хотели бы видеть перспективы.

– А ты к мужу не собираешься возвращаться? – в свою очередь поинтересовался Сергей.

– Он мне не муж, мы разведены.

– В отличие от меня, – усмехнулся он. – И всё-таки?

– Ты знаешь… – она поставила на стол бокал с недопитым шампанским, который удерживала тонкими аристократическими пальчиками, – я так устала от него…

И замолчала, не договорив.

– В каком смысле? – не понял Сергей. – Пил?

– Даже не в этом дело. Он на год моложе меня, ему двадцать три…

– И что?

– Он странный какой-то. Я не принимаю такие странности. То ли бабы уже успели его так испортить, то ли он вообще такой?.. В общем… – она сделала невольный брезгливый жест, – в общем, не хотела бы о нём говорить. Извини.

– Да, конечно, – согласился Сергей.

– Он тоже актёр, – добавила она вослед закрытой ею же теме, – недавно окончил институт… Нет, с ним – всё. Хочу строить свою жизнь без его участия. Пусть теперь другая мучается с ним. Её очередь.

Сергей плеснул шампанского себе и долил Тане.

– Ладно, – попытался успокоить он взволнованную подругу, – не переживай. Значит, это был не твой человек. Как и со мной столько лет была не моя женщина. Давай выпьем.

– Давай, – согласилась она, и они выпили шампанское, защекотавшее нос взрывающимися газовыми шариками.

– Не знаю, как продержался наш брак столько лет. Может, из-за сына не уходил?.. хотя должен был… после одного случая… но остался. И получается, что зря. Всё равно пришлось расстаться. Знаешь, я для себя понял одну вещь: прощение измены – это не попытка сохранить семью, это только отсрочка неизбежного разрыва. Просто обрекаешь себя на продолжение мучений. Своеобразный мазохизм, короче.

– Согласна… – произнесла она, но как-то неуверенно, и чем была вызвана неуверенность в её интонации, Сергей не понял.

– А почему ты обратил внимание именно на меня? – вдруг неожиданно спросила Таня. – Чем я тебе понравилась?

Это был прямой вопрос, и она ждала прямого ответа.

– Ты красивая.

– Это я знаю, – улыбнулась она. – А ещё?

– Но ведь это так много… – Сергей тоже заулыбался. – Для первого впечатления.

Как и всякий мужчина, он любил глазами и в своём ответе был искренен. Но ведь женщине этого недостаточно, поэтому нужно было что-то додумывать.

– Потянуло к тебе. Не знаю, почему.

И это тоже правда. И здесь он не слукавил.

– Твоя жена любила мужчин? – с некоторой провокационностью спросила она.

– Почему – любила? И сейчас любит.

– А если я тебе скажу, что и я тоже?.. – она посмотрела на него прямым взглядом своих изумрудных глаз.

Взгляд её был честным и по-женски вызывающим.

Расслабленного свиданием с прекрасной молодой женщиной Сергея тотчас кольнуло в сердце нечто знакомо-холодное.

– Что ты имеешь в виду? – осторожно спросил он.

– А для этого – ещё шампанского, – с такой же очаровательной улыбкой попросила она.

Он налил ей и себе.

– Видишь, Серёжа, – начала она, – я молодая женщина, которая осознаёт свою привлекательность. Это я тебе без лукавства. Поэтому не обделена вниманием мужчин. Любой женщине нравится мужское внимание, это ясно. Поэтому и мне это тоже приятно. Когда я была замужем, конечно, я не изменяла мужу, хотя и следовала бы, но… Но замужем я была чуть больше года. Меня атаковали несколько раз, но я устояла. Так что год-два я за себя ручаюсь, Серёжа. А там – кто знает? Я обыкновенная, слабая женщина. Я слаба на комплименты. Мне скажут комплимент – я таю. Меня можно с улицы увести в ресторан.

Она выпила шампанское и закусила шоколадной конфетой.

В этой паузе взгляд её затуманился воспоминаниями, она прожевала и продолжила:

– Однажды возле меня затормозила дорогая иномарка. Из неё вышел молодой парень и окликнул меня. Я шла по тротуару и остановилась. Он подошёл ко мне и заговорил. Предложил познакомиться, сделал несколько комплиментов, сказал что-то ещё. Разговорчивый и бойкий юноша. Сначала я осторожно отнеслась к такому знакомству, но он оказался такой… такой обаятельный, милый. Разговорил меня и… ну, и пригласил в ресторан.

Она замолчала и опустила взгляд, будто стесняясь сказанного. И вот так, с вопросительно склонённой головой, ожидала реакции Сергея.

Сергей молчал.

– Да, он увёл меня в ресторан, – повторила она в затянувшейся паузе.

– А потом? – зачем-то задал он глупый вопрос.

Теперь промолчала она.

Ему не понравилось то, что она сказала, а она почувствовала, что ему это не понравилось.

– Нет, Серёжа, если ты подумал, что я… такая, то – нет, ты ошибся. Я обыкновенная молодая женщина, и мне нравится то, что нравится всем молодым женщинам – это нормально. Это в порядке вещей, Серёжа. Просто я сказала тебе правду, сразу предупредила тебя, потому что хочу быть честной перед тобой. И чтобы ни ты, ни я, не строили иллюзий. И не придумывали для себя друг друга. Мы такие, какие есть. Я вот такая. Я влюбчивая. Да, влюбчивая. Могу влюбиться мимолётно, на один день, но именно влюбиться и искренно. Самой может показаться, что – насмерть, а на самом деле… Ты должен знать это… Так же быстро разочаровываюсь в мужчинах. Я, конечно, хочу семью, мужа, детей, но… я такая, и ты должен принимать это. Или не принимать. Поэтому я тебя сразу ставлю в известность. Потому что при всём при том я не люблю обманывать.

– Да, я понял. Хорошо, что ты мне это сказала.

– Хорошо?.. – она подняла на него глубокий взгляд своих больших зелёных глаз. – Хорошо в каком смысле? Тебя всё устраивает?..

– Да, – через небольшую паузу ответил Сергей. – Меня всё устраивает.

Но Таня как чуткая женщина через его запинку перед ответом, сам его ответ поняла правильно.

– Серёжа, я скажу тебе ещё вот что: если у меня появится другой мужчина, ты первый узнаешь об этом.

– Договорились, – осторожно согласился он, – пусть будет так.

Молодые провели свой первый день очень хорошо.

Вечером Сергей вернулся домой.

Его сосед, Внуков Олег, сидел на кухне и ужинал. Олег – высоченный худой парень – в официальном разводе с супругой не состоял, но приехал сюда, в театр, без семьи, по его собственной версии – присмотреться. Он жил здесь один, и, что бы ни говорил, дома имел серьёзные семейные проблемы. Вариант без неизвестных: если женатый мужчина приезжает работать в другой город без супруги, он или уже потерял семью, или сделает это в ближайшее время. Одиночество по приезде – показатель неблагополучия в семье. Если приезжаешь один, рассчитывая здесь присмотреться и через год перевезти семью, то не факт, что осмотревшись, обязательно сделаешь это. Гораздо чаще заводят здесь семью новую, а прежнюю забывают на время или навсегда. Логично: жёны – не отпускайте мужей одних!

Олег Внуков, надо сказать, приехал сюда в некоторой степени, вынужденно. Он тоже, как и Северинов, работал здесь первый год, уволившись из труппы областного академического театра. Уволился из-за конфликта с начальством. В чём конкретно заключался конфликт, Олег особенно не распространялся, а Сергей в душу не лез. Поэтому семья у Олега осталась там, в том городе. Хотя, наверное, не только поэтому. Ещё и потому что, по собственным же словам Олега Внукова, с женой у него отношения тоже не идеальные. Менять квартиру и срывать не очень благополучную семью на новое место жительства Олег посчитал преждевременным. Поэтому и приехал поработать сезон, пообтереться. А там – как бог даст. Собой Олег не красавец, но по-мужски обаятелен, а, главное, уверен и смел. Возможно, даже дерзок в смысле взять своё – где посчитает, что это своё. В нём чувствовалась и внутренняя сила, и принципиальность. Также в товарищеских беседах парень демонстрировал живой, острый ум. Характером обладал спокойным, уравновешенным и в целом был, как говорится, адекватным, договороспособным человеком.

Сергей и Олег понимали друг друга. Поводов для конфликта за полгода вынужденного соседства между ними пока не возникало.

– Где гулеванил? – спросил Олег Сергея, когда тот вернулся домой, после первого свидания с Таней Шатовой.

Кухонный стол, за которым сидел Внуков, занимал почти половину пространства небольшой кухни. Пятиэтажка – хрущёвка, дом старый, квартира с двумя проходными комнатами. Кухня крохотная, коридорчик – условный, от входной двери до кухни – три шага.

– Да так, – уклончиво ответил Сергей, снимая куртку и переобуваясь в домашние тапочки. – В гости ходил.

– К кому-то из наших?

– Нет, – уверенно соврал Сергей.

Он не был трепачом, и не имел некрасивой мужской привычки хвастать своими победами. Личные тайны на то и личные, что согревают души только двоих и посторонним там не место. Человек, настроенный серьёзно относительно другого человека, никогда не станет опускаться до неуместных откровений и обсуждений. Не будет этим унижать ни себя, ни обладателя второй половины тайны.

Сергей умылся в ванной и переоделся в своей комнате. Вышел на кухню к товарищу.

– Чай будешь? – спросил Олег.

– Разве что чая. Так-то я не голодный.

Северинов взял с электроплиты старый эмалированный чайник и налил в свою кружку кипятка. Бросил на горячую поверхность воды пакетик дешёвого чёрного чая. Пакетик начал быстро темнеть, пропитываясь водой и распространять вокруг себя густой коричневый цвет – то ли самого чая, то ли красителя.

– Я печень потушил с луком, будешь?

– Нет, спасибо. Я сытый.

Олег подозрительно посмотрел на товарища.

– У бабы был, – сделал он вывод. – Точно.

Сергей не подтвердил догадки товарища, но и не стал её опровергать.

– Ну и правильно. Сколько одному куковать можно?

Сергей опять промолчал.

– Я, конечно, верный муж, но и мне уже тяжко. Могу сорваться. Тебе проще, у тебя с женой – всё. Тут, в театре, только успевай – поле непаханое. Завидую по-хорошему…

Этой ночью Сергей долго ворочался в постели. Не мог уснуть. Думал. Он опять начал отношения с женщиной – молодой красивой актрисой театра. Нет, не стремился к этому, целенаправленно не искал женщину, работающую в театре, но так сложилось. Отношения можно начинать, преследуя одну из двух целей: временное удовлетворение сексуальных потребностей или создание семьи. Случается, что предполагают первое, но заканчивается вторым – и это тоже нормально. Сергей фактически порвал с одной семьёй, в которой супруга была театральной актрисой, и впредь серьёзных отношений с актрисами заводить не желал. Просто по причине боязни повторения ситуации, не желая второй раз наступать на те же грабли. А теперь получается так, что наступил?.. Нет, ему не понравилось то, что сказала Таня. Совсем не понравилось. Конечно, он благодарен ей за честность, это замечательно, что ещё на этом берегу она поставила его в известность. Но что делать ему теперь?.. Она ясно дала понять, что её женская природа изменчива и непостоянна, а против своей природы человек бессилен – и мужчина, и женщина. Бессилен, как бы ни клялся другому и самому себе. Самого себя не обманешь, хотя другого обмануть можно. Поэтому рассчитывать на серьёзные отношения с Таней Шатовой, а также надеяться на её постоянство – наивность, граничащая с глупостью. А это значит, что его впереди ждёт тот же результат, который он недавно пережил в отношениях со своей бывшей супругой. Танина измена случится обязательно, рано или поздно. Следовательно, жить с влюбчивой женщиной, как себя охарактеризовала красавица Татьяна, то же самое, что сидеть на бочке с порохом и ждать, когда она взорвётся. Но взорвётся она непременно. Вопрос времени. И как себя будет чувствовать обречённый человек, ожидающий взрыва? Он истреплет себе все нервы и тысячу раз умрёт до предназначенного ему срока. На эти муки обрекает себя сам человек, рассчитывающий изменить сущность другого и обмануть судьбу. Судьба жестоко карает за попытку обмана, даже если эта попытка была искренней и имела самые благие намерения. Природа человека неизменна, чем раньше поймёшь это, тем меньше набьёшь шишек в жизни. Хотя на практике и не факт, иногда и опыт жизни не помощник. Но всё же – начинать отношения с понимания их бесперспективности и ожидания психологической травмы от неизбежного предательства!!.. Что делать?.. Оборвать всё сразу и объяснить ей – почему?.. Глупо. Оборвать, ничего не объясняя?.. Тоже глупо. Правильно, но глупо. Не всегда хватает духу сделать верный шаг, именно потому, что боишься выглядеть при этом дураком. А правильность в такой перспективе всегда малопривлекательна. Более заманчиво выглядит ошибка, сливки с которой ты снимешь сегодня, а в дураках останешься только завтра.

Сергей, поразмыслив, поворочавшись и повздыхав, тоже не нашёл другого выхода из сложившейся для него ситуации, как пустить её на самотёк. И там уже как вынесет. Да, он всё понимает, конечно, но изменить пока ничего не может. А надо ли что-то менять, в самом деле?.. Всё, что случается, случается для чего-то, имеет свою причину, следствие и цель. Поэтому, если обстоятельства изменить нельзя, то надо менять отношение к ним. Да, потом будет больно. Но это потом. А пока – пусть будет, как будет. Всё… пора спать.

Далеко за полночь Сергей, обнявшись с подушкой и утонув в приятных воспоминаниях прошедшего дня, наконец-то заснул.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

– Дима, мы будем как-то приводить в порядок нашу с тобой жизнь?

– В каком смысле?

– В самом прямом… Димочка, это не претензия, мой хороший, это просто вопрос.

Елена и Дмитрий сидели в комнате за накрытым праздничным столом. Погода в этот сегодняшний праздничный день Восьмого марта хоть и нагнала на небо хмури, но весенняя капель всё же стучала за окном, пробивая в мокром, отяжелевшем снегу аккуратные отверстия – нанося сквозные раны одряхлевшей, уходящей зиме.

В центре стола в большой зелёной вазе стоял мужской подарок – букет пышных разноцветных пионов, любимых цветов Елены Хмельницкой. Между тарелками с холодными и горячими закусками возвышались две высокие красивые бутылки: сладкого ликёра «Клубничный» и крепкого напитка «Александер», заявленного торговыми точками как греческий коньяк. Две хрустальные рюмки с остатками алкоголя на дне: потемнее – в её, посветлее – в его.

Время забежало далеко за полдень, и праздничный обед, собственно, подходил к своему завершению.

Она осталась довольна поздравлением и подарком, он – обедом, после которого говорить хотелось только о малозначащих вещах. Какой же сытый человек приветствует серьёзные разговоры? Нет, серьёзные разговоры – удел голодных людей. Только тогда для этого есть энергия и желание.

Но Елена решила начать этот разговор именно сейчас, Восьмого марта и под занавес праздничного застолья.

Дмитрий, конечно же, сообразил, что имела в виду Елена, поэтому не стал изображать непонимание. Но задумался.

– Ты думаешь, – скорее утвердительно, чем вопросительно произнесла она.

– Да, – просто согласился он. – Я думаю.

– О чём?

– О нас с тобой. Обдуманно принимать решения – это нормально. Это в моём характере.

– Когда я ушла от мужа к тебе, сразу подала на развод. Нас развели. Я теперь девушка свободная. Да, с пятилетней дочерью, но свободная. Я тогда всё честно объяснила мужу, не хотела обманывать, я никогда не обманываю. А ты?.. – она помедлила и чуточку нетрезвыми глазами внимательно, даже пытливо посмотрела на него. – Ты до сих пор не развёлся, хоть мы и обещали это друг другу… помнишь, когда решили жить вместе?.. Ты медлишь, Дима, или тянешь – я не знаю. Это тоже в твоём характере?

Он не ответил, возможно, её вопрос показался ему не к месту резким, слишком прямым, даже вызывающим. Так говорит с любимым мужчиной обиженная им женщина.

Не дождавшись его ответа, она продолжила:

– Я сказала это потому, что мы с тобой уже почти два года вместе, а вопрос семьи у нас пока не решается. Я со своей стороны сделала сразу и всё. Ты, Дима, пока только обещаешь, и то в последнее время всё реже и реже. Я не права?

Он как-то неуверенно пожал плечами.

– Не обижайся, Дима, что я заговорила об этом, но ты ведь понимаешь, что в нашей неопределённости есть ещё и бытовые трудности. Мало того, что сейчас жизнь такая: всё сломали да переломали, так ещё и быт наш не устроен. Театр мне как одинокой снимает однокомнатную. Я подходила к директору, говорила, что вот, мол, с ребёнком – нет, говорит, на двухкомнатную театр пока не имеет возможности. Да я понимаю, что сейчас все на грани выживания, лишь бы с голоду не помереть, всё это понятно. Ты ушёл от жены, квартиру ей оставил – тоже правильно, я поддерживаю тебя в этом. Но… нам втроём жить здесь, в одной комнате с Ксюшей… неудобно, согласись.

– Соглашаюсь, – наконец ответил Дмитрий, – всё верно. Я же понимаю, что живу у тебя как альфонс…

– Нет, не говори так! – перебила Елена и задержала на нём строгий, но любящий взгляд. – Просто у нас обстоятельства такие.

– Да, и обстоятельства тоже способствуют этому.

– Но в наших силах изменить их, согласен?

– Давай, я тебе налью ликёрчика, – предложил он.

– Давай, – с готовностью ответила она.

Дмитрий налил Елене рюмку ароматного алкоголя – красивого, алого оттенка; себе – коньяка. Подал рюмку ей и взял свою.

– За тебя! – предложил он.

– За нас! – поправила его она.

Дмитрий мило улыбнулся и согласился:

– Хорошо. За нас.

Елена выпила рюмку до половины, обожгла губы градусами приторно-сладкого напитка. Он по-мужски браво справился с рюмкой греческого коньяка. Даже не закусил. Она заела крепкое клубничное послевкусие ложечкой салата.

– А ты уверена, что, если у нас будет, так скажем, законная семья, тебе театр снимет квартиру побольше?

– Нет, не уверена, но шанс есть.

– Моё начальство, я сразу говорю, навстречу не пойдёт. Мне дали квартиру как победителю на соревнованиях. Я получил мастера спорта, своего жилья у меня не было. А то, что я оставил потом квартиру ребёнку и жене, это мои проблемы. Больше мне никто ничего не даст. Снимать сейчас тоже накладно: платят копейки, что в театре, что у меня. Я же сейчас простой тренер. На пожрать не всегда хватает.

– Все эти сложности, Дима, можно преодолеть, и я согласна их преодолевать, но только нужно понимать – ради чего? Одно дело, когда мы сожительствуем вместе сегодня, а что будет с нами завтра мы и сами не знаем. Ведь у нас нет обязательств друг перед другом. Вот это уже другое дело. Мы сегодня вместе, завтра – врозь. Это поезд, с которого в любой момент и на любой остановке можно сойти. Сойти с чистой совестью. Я понимаю, что и законный брак не гарантия, конечно, я отдаю себе отчёт, но… Димочка, нет ничего ненадёжнее такого сожительства, вот как у нас. А мне нужна надёжная гавань… и с любимым человеком.

Дмитрий налил себе ещё рюмку и выпил, на этот раз сдержанно выдохнув и закусив. В паузе он взял время, чтобы подумать.

– Ты не согласен? – осторожно спросила Елена.

– Почему?.. Согласен, – не очень бодро ответил Дмитрий.

– Согласен… с чем? – допытывалась она, чуть склонив голову набок.

Так человек, понимающий, что собеседник уклоняется от деликатной темы, всё же упрямо продолжает настаивать на ней.

– С тем, что такое продолжение нашего сожительства бесперспективно или… – Елена не окончила мысль, предлагая это сделать возлюбленному.

– Я согласен и с «или», – возлюбленный ответил как-то очень легко.

Елена услышала лёгкость в его ответе и уточнила вопрос:

– Я имела в виду, может нам изменить статус наших отношений?

– Можно и изменить.

Елена помолчала, раздумывая, насколько верно она поняла слова любимого и поняла ли она их вообще. Он ведь, в самом деле, практически не задумываясь, согласился с тем, что сама она считала главным вопросом в их отношениях.

– Я могу понимать твои слова как предложение? – ещё не веря себе, спросила Елена, и сама испугалась своего вопроса. – Или как я должна их понимать?

Дмитрий сделал уверенное движение плечами.

– Ты правильно всё поняла.

Елена это подтверждение восприняла эмоционально. Губы её чуть дрогнули то ли улыбкой, то ли внезапно подступившими слезами счастья, она поднялась и пересела к Дмитрию на колени. В благодарном порыве нежно и крепко обняла его. Он ответил на её объятия, прижав к себе разгорячённое женское тело…

Потом они пили чай и ели торт. Выбранный Димой специально для неё торт оказался очень вкусным. Счастливая Лена положила себе ещё кусочек.

– Растолстею как корова, – пообещала себе при этом.

– Ничего, не растолстеешь, тебе это не грозит, – он налил себе коньячка. – И вообще, не нарывайся на комплимент!

– А если я хочу нарваться?.. – игриво ответила она. – Ведь сегодня мой праздник, хочу комплиментов.

– Тогда скажу тебе, что ты самая красивая артистка в театре. Я за этот год пересмотрел все ваши спектакли. Лучше тебя никого нет. Но это, извини, не комплимент. Это правда.

– Спасибо, – скромно произнесла польщённая Елена. – Очень приятно слышать. Сегодня у меня вообще счастливый день. Столько положительных эмоций!.. – она подняла на него взгляд, ставший в секунду серьёзным. – А теперь, Дима, я хотела бы поговорить с тобой ещё по одному важному вопросу. Он как бы продолжение предыдущего, так что…

Дмитрий, хоть и совсем немного, но напрягся – пережить второй важный вопрос в один и тот же день мужской психике тяжеловато.

– Ладно, говори. Внимательно слушаю.

– Год с небольшим назад у меня умерла тётя… помнишь, когда у нас всё только начиналось, я ездила к ней на похороны?..

– Да, помню.

– Так вот, она оставила мне квартиру. У неё нет детей, она мамина сестра и решила подарить квартиру мне. Я тебе раньше не говорила, потому что… ну, не говорила, считала – рано. А сейчас вот говорю. Квартира эта теперь моя на законных основаниях. Все документы готовы.

– Хорошо, – сказал он. – И что?

– Это… – она назвала город. – Далеко отсюда. В Сибири.

– Знаю. Был там на юношеских соревнованиях когда-то. Деревня.

– Там тоже есть театр.

Теперь уже он внимательно посмотрел на неё.

– Ты хочешь перебраться туда?.. Серьёзно?

– Дима, там двухкомнатная хорошая квартира. Там нормальные условия для жизни. Устроенный быт – очень важно, я думаю, ты и сам это прекрасно понимаешь.

– А здесь?

– Смотри: мы здесь втроём в этой маленькой однушке. Ксюше даже поиграть негде, мы ютимся на этом пятачке. Сейчас её взяла мама, а так мы и уединиться не могли бы даже на праздник, – она помолчала, как молчит вымотавшийся человек, доказывающий свою усталость. – Дима, стеснённые бытовые условия, это всегда назревающий повод для недовольства друг другом, для ссор, для бытовых конфликтов. Я со страхом жду этого и боюсь. Ведь это как скала, о которую вдребезги разбилась не одна семейная лодка. Давай не пойдём по этому пути. Есть возможность свернуть на другой.

Он думал и не отвечал.

– Тебе не понравилась моя идея?

Он продолжал молчать.

– Но, Дима…

– Там деревня, – повторил он, и в тоне его послышалась категоричность. – А здесь у меня работа. Хорошая работа. И перспектива. Не хотел тебе говорить раньше времени, но… в общем, Иваныча, директора нашего спортивного комплекса, отправят на пенсию. Официально, по состоянию здоровья. Так вот, намекнули, что предложат его должность мне. Сейчас молодым дают дорогу. Из министерства со мной уже разговаривали. Представляешь – директор спортивного комплекса! А там?.. Всё сначала?

Она поникла.

– Да, я понимаю, Дима.

– И потом… Ты видишь, какое сейчас время. Ломка всей жизни. Ладно, мы молодые, здоровья хватит пережить всё это, а мой отец умер от инфаркта два года назад, когда вся эта бадяга началась. Когда ему сказали, что жизнь он прожил зря.

– Сейчас всем несладко, Дима. Но мы должны думать, прежде всего, о себе. Нашу жизнь жить нам и устраивать её тоже должны мы сами. Надо жить и выжить в таких условиях. Когда-то же всё наладится.

Дмитрий наполнил себе рюмку, но пить не стал. Просто налил и всё.

– Видишь, в чём дело… Сейчас опасно срываться с места, везде сокращения. Уволиться легко, устроиться трудно, – он взглянул на неё слегка захмелевшим взглядом, внимательным и каким-то чужим. – Лена, ты уверена, что там возьмут тебя в театр?

Она робко пожала плечами.

– Надеюсь.

– Там, может, от своих баб деваться некуда.

– Может.

Он решил извиниться за резкость.

– Нет, ты, конечно, красивая и талантливая – это не дешёвый комплимент, это правда, но сейчас всё с ног на голову. Может, красота и талант там как раз и не нужны.

– А что тогда нужно?

– Ты у меня спрашиваешь? Я не знаю этого. Я так же потерялся, как и все. Что сейчас хорошо и что плохо, решаем не я и не ты. Сейчас свои критерии и мы должны подстраиваться под изменившийся мир. Я тоже, может быть, не хочу, но должен. Поэтому сейчас надо десять раз подумать, прежде чем сорваться с места.

В наступившем молчании оба задумались. Правда была как в предложении Елены, так и в логике Дмитрия, в его предостережении. Важно поступить правильно и не сделать ошибки. А вот это самое сложное на перекрёстках жизни. Иногда кажется, что принятое решение единственно верно, но проходит время и понимаешь, насколько оно было ошибочным. И, наоборот – на расстоянии видится правильным то, что изначально оказалось отвергнутым.

Елена поднялась из-за стола и подошла к трельяжу, на котором, помимо шкатулок, баночек с кремами и изящно изогнутого белого флакона с женской туалетной водой стояла новенькая, хоть уже и распечатанная коробочка стильной чёрно-белой расцветки. Елена взяла коробочку в руки и извлекла из неё маленький флакончик духов.

– Чудо… – тихо сказала она, брызнув на запястье и насладившись ароматом цветочного запаха. – Спасибо огромное, Дима. Это настоящие французские?

– Продавали как настоящие, а на самом деле кто знает? Судя по цене, всё же, наверное, нет.

– А сколько стоят? – обернулась к нему Елена. – Не стесняйся, можешь сказать.

– Пятнадцать, – ответил он.

– Пятнадцать тысяч! – изумилась Елена. – С ума сойти. Это почти зарплата.

– Сейчас всё и везде подделка, Лена, – снисходительно оправдывался Дмитрий. – Так что, если что – не обижайся.

Она бережно вложила флакончик в коробочку и поставила коробочку на место. Подошла к Дмитрию, присела рядышком и нежно обняла его.

– Подарок – сказка, – чувственно прошептала она, – и меня не интересует, подделка это или нет. Мне нравится, а это главное.

– Чека нет, выбросил.

– Господи, для чего мне чек?.. Не выдумывай… Положить тебе ещё тортика?

– Ну, положи, – согласился он.

Елена направилась на кухню, аккуратно отрезала пышный кремовый кусок, положила его на чистую тарелку, взяла чистую ложечку и принесла сладкое лакомство любимому.

– Спасибо, заинька, – Дмитрий вернул ей нежный поцелуй. – А почему себе не положила?

– У меня ещё остался маленький кусочек, его мне хватит. Тем более, я на диете. С этой минуты.

– Ладно, буду теперь толстеть один.

Она смотрела с обожанием, как он поддевает ложечкой рыхлый пористый бисквит, богато декорированный белыми и розовыми кремовыми цветами, как с удовольствием поедает вкусный десерт.

– Заинька… спасибо тебе за шикарный стол, – доев последний кусочек и запив его чаем, сказал Дмитрий.

– Да это тебе спасибо за праздник!.. – счастливо улыбнулась Елена. – Праздник удался!.. – и тут же стала серьёзной. – Дима, я вот о чём подумала… Дело в том, что… раз ты не хочешь переезжать туда, как я поняла, тогда давай продадим квартиру там и купим здесь. Как тебе такой вариант?

Дмитрий задумался. Ответил не очень уверенно:

– Этот вариант уже лучше.

Елена услышала его неуверенность.

– А в чём минус? Если он есть?..

– Ты хочешь именно продать? А если обменять на сюда?

– Обменять сложнее и гораздо дольше. Продать сейчас проще.

– Согласен, но опять же вопрос в дикой инфляции. Продать, потом купить – требует подготовки документов, а, значит, времени. А сегодня время не только деньги, но и скорость. Причём, в большей степени скорость, чем деньги. Ты можешь там продать, конечно, но где гарантия, что успеешь купить здесь? Цены растут каждый день и на всё. Причём тот город меньше, чем наш, там – Сибирь, тут – европейская Россия, соответственно, здесь квартиры дороже. Пока будешь подбирать варианты, цены скакнули – всё! Ты без квартиры – и там, и тут. Деньги сожрёт инфляция, и у тебя той суммы хватит только на кожаную куртку.

Елена как-то неуверенно притихла.

– Я не пугаю, – продолжал Дмитрий, – просто предупреждаю, что может быть и так. Кстати, это самый реалистичный сценарий, имей в виду.

– Думаешь, лучше обмен?

– Лучше. Это дольше, но надёжнее. Сейчас время хитрое. Нужно суметь обмануть его. Потому что иначе оно обманет тебя.

– Прислушаюсь к твоему совету, – грустно усмехнулась Елена. – Сама я ничего не понимаю в этом.

– Да всё нормально, справимся, не переживай.

Он улыбнулся широкой голливудской улыбкой, но тут же сбросил её и добавил:

– А теперь я должен тебе кое-что сказать. А то всё ты да ты.

– Что? – немножечко насторожилась она.

– Ничего такого. Мой приятель из министерства попросил меня подменить одного человека на дежурстве сегодня, с шести часов. Там, на одном объекте. Побыть ответственным – ничего особенного, просто поторчать там и всё. Но – до конца смены. Тот сегодня уезжает в ночь. У него какие-то проблемы с женой, что ли, чуть ли не до развода. Сама понимаешь, я не смог начальству отказать.

– То есть?.. – не поняла она. – Ты сейчас уходишь, что ли?..

– Ну, не сейчас. Через часок.

– И надолго?..

– До утра. Я должен подменить его, Лена, прости.

Елена растерялась.

– Господи… Восьмого марта?.. На самый праздник?.. А как же я?..

Дмитрий грустно вздохнул.

– Я так и знал, что ты обидишься… Ну, заинька, я не мог поступить иначе. Человек из министерства физической культуры и спорта попросил меня об одолжении. Я как бы ему отказал?.. Это он мне, кстати, намекал про должность директора спорткомплекса. И я ему скажу – нет?.. Человек этот, за кого он просил, он его родственник, я так понял. Он должен срочно куда-то уехать сегодня. У них там с женой проблемы, пойми…

Он подсел поближе и попытался обнять её, но она сердито отстранилась.

– У них проблемы, а у нас нет?

– У нас какие проблемы, Ленусь? У нас всё хорошо.

Он повторно обнял ей, и на этот раз она не стала сопротивляться.

– Ну, чего ты?.. – он нежно целовал её чудно пахнувшие волосы, шею, мочку уха, щёку, аккуратный носик, тронутые обидой губы. – Это ведь не последний праздник в нашей жизни. А товарища выручать надо. Он ведь за меня хлопочет… Согласна?

Она не ответила и не только потому, что заплакала.

Праздничный день для Елены был безнадёжно испорчен.

Оставшийся час они просидели за столом – что-то ели, о чём-то говорили. Он шутил, пытался хоть как-то поднять упавшее настроение любимой, оставляемой им в одиночестве в главный женский праздник года. Елена собралась, перестала плакать, сделала вид, что пришла в своё обычное настроение. Даже улыбнулась на его шутку, когда он поцеловал её в дверях. Но когда Дмитрий вышел, и она замкнула за ним дверь, вернулось острое состояние обиды и одиночества. Уже не сдерживая себя, она прошла в комнату, упала на диван и разрыдалась. Не заплакала, а именно разрыдалась. И эти рыдания не являлись соразмерной платой за испорченный праздник, они были больше той обиды, которую, желая того или не желая, нанёс своей любимой женщине покинувший её на этот вечер мужчина.

Выплакав обиду, а, может, просто заглушив её, Елена поднялась с дивана. Подошла к зеркалу, поправила волосы, стараясь не смотреть на своё припухшее и покрасневшее после пережитой бури лицо. Включила телевизор и присела к опустевшему праздничному столу. И эта пустота праздничного стола едва не спровоцировала её вновь на слёзы, но она сдержалась. Налила себе рюмочку клубничного ликёра или, скорее, ликёра с клубничным вкусом и отчаянно выпила его. Закусила оставшимся кусочком торта на своей тарелочке, механически прожевав его и не почувствовав приторно-сладкого вкуса.

– Как быть?.. – спросила себя вслух и пожала плечами. – Как быть?..

В состоянии растерянной задумчивости она оставалась ещё довольно долгое время, не имея сил выйти из неё или не желая этого делать. Мучительнее всего неопределённость. Ясность, пусть и болезненная, переживается острее, но короче.

Стряхнув с себя, наконец, бесчувствие внутреннего оцепенения, Елена решила убрать со стола. А к чему эти остатки пиршества?.. Для кого?.. Салаты – в холодильник, мясное – туда же, грязную посуду – в раковину!

Елена активно, даже немножечко зло, вымыла посуду, не выключая тугой, яростно бьющей в белый эмалированный корпус раковины водяной струи. Громыхая, составила тарелки в подвесной шкафчик, ложки и вилки побросала в выдвижной ящичек. Закрыла краны горячей и холодной воды. Энергично осмотрелась вокруг, решая, к чему ещё можно приложить деятельную энергию, вырвавшуюся из недр обиженной женской души. Решила вынести полное ведро с мусором. Да, нехорошая примета выносить вечером мусор, а сейчас именно вечер – начало седьмого. Но из чувства протеста она решила вынести на ночь это дурацкое ведро с бытовыми отходами. Будь что будет – и на всё плевать!

Открыла дверцу тумбы под кухонной раковиной, вынула оттуда переполненное пластмассовое ведро, но тут же поставила его на пол, потому что пустая жестяная баночка из-под консервированного горошка выпала и откатилась в сторону. Елена подняла её и втиснула опять в ведро, умяв внутрь мягкий мусор. Сделала это осторожно, чтобы не порезаться об острые жестяные края других банок. Пустые банки сместились, брякнули друг о друга, и на долю секунды глаз Елены зацепился за белевший между банками тугой шарик из бумаги.

Несколько секунд она стояла над ведром, раздумывая, откуда взялся здесь белый бумажный комочек, потому что сама она такой в ведро не выбрасывала – это помнит точно. По причине простого любопытства решила посмотреть – что же это такое? С некоторой брезгливостью извлекла из мусора туго скатанный бумажный шарик и развернула его. Оказалось, что шарик состоял из двух одинаковых по размеру бумажных четырёхугольников, которые при рассмотрении оказались магазинными чеками. Елена ладонью разгладила, насколько это оказалось возможным, оба бумажных отрезка и попыталась прочитать информацию, заложенную в мелких буквах и цифрах.

В первом чеке она нашла название своих духов, которые подарил сегодня возлюбленный и их цену – пятнадцать тысяч рублей. Всё верно.

Второй же чек был выбит за духи «Испахан» на сумму в двадцать пять тысяч рублей. Дата покупки стояла одна и та же – вчерашнее число тут и там. Название магазина – одно.

Елена осторожно присела на кухонный табурет.

Ещё раз внимательно изучила оба чека. Всё верно – ошибки нет. Одни духи – ей. А вторые?..

Елена прислушалась к себе. Как ни странно, почувствовала некоторое движение в похолодевшей душе, похожее на облегчение. Посидела ещё немного так, будто проверяя, не ошиблась ли? Затем оба чека положила на стол и аккуратно сложила их пополам. Решительно, даже слишком решительно, поднялась и взяла ведро. У входного коврика переобулась, вышла на площадку и спустилась к мусоропроводу. Опрокинула ведро, хлопнула железной крышкой люка и вернулась в квартиру.

Спрятала сложенные пополам чеки под пачку с гречневой крупой в кухонном шкафу, тщательно вымыла руки и села в комнате смотреть телевизор.

ГЛАВА ПЯТАЯ

В театрах регулярно случаются романы: иногда бурные, иногда тайные, которые, впрочем, как бы ни пытались их скрыть, всё равно становятся явными. И тогда коллегам есть, обо что почесать языки. Есть, за что проехаться по товарищам. Особенно, если кто-то из закрутивших женат или замужем. А если ещё здесь же работает тот или та несчастная, кому наставили рога, то для коллег разыгрываются самые разнообразные по жанру сцены из семейной жизни. Иногда именно тайные романы вскрываются через разгоревшийся скандал, и уже из него становится всё всем известно и всё всем понятно.

Как правило, театральный роман, вернее, его завязка происходит в процессе работы над спектаклем, где заняты оба реагента, и тесное сценическое общение даёт ту искру, которая и вызывает реакцию: возгорание или даже взрыв. Театральный роман – это событие, в которое вовлечены многие действующие лица и которое даёт мощный эмоциональный импульс всему театру. И театр перестаёт быть сонным, вялым, скучным и на какое-то время начинает активно бурлить. Иногда романы, в самом деле, оказываются повестью, а то и просто жалким графоманством. И тогда все говорят:

– Мы так и думали, что ничем хорошим всё это у них не закончится!

Если же на первоначальном этапе отношений у влюблённых обещается что-то склеиться, то говорят:

– Это ненадолго, вот увидите!

И, к сожалению, эти языки тоже оказываются правы, потому что достаточно хорошо знают его или её, или их обоих.

Недолговечность и отсутствие любви до гроба в театральных романах обусловлена самой природой творческого человека, его психологией. Чтобы было понятно, о чём идёт речь, приведу слова одной пожилой актрисы, прошедшей огонь, воду и совсем немножко – медные трубы. Она как-то сказала по этому поводу:

– Я никогда не лягу с ним в постель, если он плохой актёр!

А если завтра в театр придёт лучший?.. Что будет с семейной лодкой при таком раскладе?..

В случае вспыхнувшего романа между артистом Севериновым и артисткой Шатовой драматических сцен и разборок в театре не предвиделось, так как оба они были свободными. Конечно же, при кулуарном обсуждении начавшихся отношений молодой пары каждый считал своим долгом высказать предположение о перспективах этого романа. И большинство аналитиков театральной личной жизни сходилось во мнении, что романчик-то не обещает стать продолжительным. Нет, не обещает.

Ну, как говорится, знающим людям виднее.

Отношения Сергея и Тани ещё даже не развивались, они только-только начали складываться. Складывающиеся отношения хрупки, как тонкое стекло. Малейший нажим – и только осколки. А где осколки, там и порезы…

В театре взяли к постановке драматический мюзикл. Известная экранизированная история о беспризорниках послереволюционного периода с включением в сюжетную линию множества танцев и песен. Проект предполагал зрительский успех, потому что спектакля такого жанра в репертуаре не было. Всякая новинка, особенно необычная, яркая, да ещё и с самым выигрышным смешением сценических жанров – комедии и мелодрамы! – по определению обречена как минимум на интерес широкой театральной публики.

В масштабном проекте главный режиссёр Валерий Павлович Трошин, он же постановщик спектакля, занял всю труппу. По крайней мере, молодёжь оказалась занятой вся, если не в основных ролях, то в танцевально-хоровых массовках; все молодые и условно молодые (до пятидесяти) – даже не поющие и не танцующие!.. В драматическом театре не обязательно петь поставленным голосом и поражать воображение зрителей танцевальной чудо-пластикой – нет, здесь требуется другое. От драматического актёра не ждут мастерства хореографии или вокала, драматический актёр и поёт, и танцует актёрской природой – нутром, как говорят в театре. Можно не иметь голоса, но спеть так, что зал будет тронут искренностью чувств артиста и, не имея танцевальных данных, покорить зрителей своей энергетикой, которая на драматической сцене важнее всех прочих навыков и умений.

Как всякий путь, начинающийся с первого шага, рождение спектакля начинается с первой репетиционной читки взятой в работу пьесы. Занятые в будущем спектакле собираются вместе за рабочим столом и впервые читают пьесу по ролям.

Олег Внуков, сосед по квартире Сергея Северинова, попал на одну из главных ролей. Высоченный худой парень имел специфическую внешность: довольно ровненький и стройный, с длинными руками и ногами, а также с выразительным, живым, но несколько грубоватым лицом. Прямые, длинные, до плеч волосы довершали облик сегодняшнего Тарзана, повелителя обезьян. Олега нельзя было назвать красивым, но он обладал безусловной мужской харизмой. Олег, как признавался Северинову сам, ранее пил, теперь – в завязке. Довольно интеллектуальный, выдержанный, уверенный в себе, обаятельный молодой мужчина.

На первой читке, когда актёры расселись по обе стороны длинного ряда сдвинутых столов, получилось так, что Сергей сел по одну сторону, а Таня Шатова и Олег Внуков оказались сидящими рядышком – по другую, напротив Северинова.

Олег галантно попросил у дамы разрешения присесть возле неё и дама, бросив быстрый взгляд на просителя, с очаровательной улыбкой позволила ему это сделать.

И Танин взгляд на Олега и её улыбка не понравились Сергею. Всего чуточку, но задели его самолюбие. Он даже сам не понял, чем именно, почувствовал только, что в сердце неприятно кольнуло.

На протяжении всей репетиции, пока читали пьесу, Сергей исподволь и, наверное, сам не отдавая себе отчёта в этом, следил краем глаза за Таней и Олегом. Ничего предосудительного не заметил. И он, и она вели себя как коллеги, случайно присевшие рядом. Всё в пределах нормы. Зачем кольнула иголка?.. Глупо. Хотя такая подозрительность к первому встречному неизбежна в отношениях пары, где один, хоть немного, хотя бы всего чуть-чуть, но не доверяет другому. И это уже маленький персональный ад. Кто прошёл через него, тот знает, что унять себя невозможно, и ты обречён в каждом коллеге видеть потенциального соперника, в каждом самце предполагать угрозу. Прощай, душевное спокойствие. В эту реку не надо входить, она мелкая, но бурная и стремительная. Шанс поскользнуться на любом камне велик; и течение может сбить с ног, подхватить, унести к неведомым берегам, где заблудиться и потеряться можно навсегда. Но если решился перейти стремнину, то уже никуда не денешься, и пока не переберёшься на другой берег – все скользкие камни твои.

Когда утренняя репетиция закончилась, Сергей поехал с Таней к ней на квартиру, так как последнее время фактически у неё жил.

Когда собирались на вечернюю репетицию, Таня, сидя перед зеркалом и проводя красным столбиком помады по своим губам, вдруг ни с того ни с сего сказала Сергею, обнявшему её сзади и любовавшемуся её отражением:

– Странный парень этот Внуков. Такой страшненький… – помолчала, выравнивая движением губ нанесённую на них помаду и добавила: – Но в нём есть какое-то мужское обаяние. – И подтвердила в насторожившиеся глаза возлюбленного: – Неотразимое обаяние.

Потом звонко и очаровательно рассмеялась.

Через несколько дней, когда рабочая группа завершила подготовительный этап работы над спектаклем – разбор пьесы за столом, в театр приехал приглашённый Трошиным балетмейстер – постановщик танцев в готовящийся спектакль. Мужчина за пятьдесят, некрасивый, невысокий, лысый, но очень энергичный и живой, подвижный и бесцеремонный. На первой же танцевальной репетиции он начал обращаться на «ты» ко всем присутствующим. Разгорячённый пластической разминкой, которую сам же и проводил, снял рубаху, оставшись в мокрой от пота спальной майке. Нимало не смущаясь, продолжил репетицию, демонстрируя время от времени свои не подготовленные для публичного показа подмышки.

Женщины дружно решили, что приглашённый хореограф – неприятный тип.

Однако уже на следующем танцевальном занятии к его непосредственному мужскому хамству как-то попривыкли: потная майка уже воспринималась как творческое, а не интимное откровение, а обращение на «ты» – приглашением в мир для своих.

Одна из актрис в курилке полушутя заметила, что новый танцор хорош тем, что ему, в отличие от некоторых других танцоров, ничего не мешает. А его французские манеры напоминают ей киногероев Жана-Поля Бельмондо: этаких полуджентльменов, полумерзавцев, но всенепременно чертовски сексуальных мужчин.

Хореограф очень скоро расположил к себе все женские сердца, специально ничего не предпринимая для этого. Почему-то когда не стремишься понравиться, то именно этим и завоёвываешь симпатии. Но если же изо всех сил хочешь стать хорошим, то ничего хорошего, как правило, из этого не получается. Получается, скорее, наоборот. То ли мир перевёрнут, то ли это один из законов мира?!

Постановщик танцев, будучи мужчиной уже в хороших летах и предположительно любящий выпить, обладал в своём возрасте недюжинным запасом энергии, благодаря которой и сам на репетициях потел как конь и заставлял это делать весь вверенный ему коллектив.

Танцразминка стала обязательной, ежедневной и занимала в общей сложности два часа репетиционного времени – час утром и час вечером.

И вот в перерыве одного из вечерних хореографических уроков уставшие и разгорячённые артисты ушли на пятиминутную паузу.

Таня Шатова, пришедшая на урок танца в одном из своих красивых повседневных костюмов – короткой юбке и удлинённом красно-чёрном пиджаке, на второй части занятия, разгорячившись, решила снять с себя… но не пиджак, а юбку. Осталась, таким образом, с длинными голыми ногами и в полудлинном пиджаке, смотревшимся теперь на ней коротким платьем. Красивая Таня с красивыми стройными ногами, конечно же, отвлекала внимание всей мужской половины танцующих, что мешало ребятам сосредоточиться на выполнении творческих задач.

Танцующий мастер не счёл нужным сделать замечание Тане, потому что и сам время от времени косил взглядом в её сторону.

Сергей заметил, что Олег Внуков через зеркало танцевального класса, вместо того чтобы контролировать самого себя со стороны, откровенно любовался голыми ногами Татьяны Шатовой.

По окончании занятий Олег подошёл к Тане и что-то сказал ей. Таня улыбнулась своей дежурной очаровательной улыбкой и, скромно опустив глаза, что-то ему ответила.

Сергей не знал, как вести себя в этой ситуации: коллектив осведомлён о том, что Северинова и Шатову связывают отношения. И такая откровенная демонстрация себя со стороны своей девушки удивила и даже покоробила её возлюбленного. С другой стороны, она свободная женщина и исключительных прав на неё сегодняшний возлюбленный не имеет.

Олег Внуков не отходил от Тани в перерыве. Потом они репетировали сцену из спектакля вместе. Потом Северинов застал их, мирно беседующих друг с другом у дальнего окна театрального коридора.

После репетиции Сергей не подошёл к Тане и не поехал к ней ночевать. Собравшись домой и, проходя мимо неё, он по-приятельски попрощался с ней и вышел из двери служебного входа.

Олег Внуков ушёл немного раньше.

Оставшись в неожиданном одиночестве, Таня Шатова, одевшись в гримёрной, постояла некоторое время, соображая, как ей оценивать сложившуюся ситуацию. Затем вышла из театра и направилась к трамвайной остановке.

Дома Северинов и Внуков перебросились несколькими общими фразами и разошлись по своим комнатам.

Взволнованный, эмоционально перевозбуждённый, Сергей опять долго не мог заснуть. Его одолевало знакомое чувство: он уже пережил его в отношениях со своей женой и очень не хотел бы переживать этого снова. То, как вела себя сегодня его девушка Таня, не было криминалом, но читалось вызовом. Вызовом на глазах у всех. Весь коллектив стал свидетелем того, как легко можно увести девушку в принципе, если она сама не против этого. Наверное, обиженный любовник должен бороться за свою любовь, а не бросать её при первом подозрении. Наверное, он должен защищать и проявлять активность. Наверное… А он оставил её одну в театре и даже не проводил до дома в этот поздний час. С его стороны это резкий, категоричный и не совсем благородный поступок.

Внуков понимал, что вмешался в личную жизнь своего товарища. Он чувствовал себя отчасти виноватым, весь вечер молчал и в душу к соседу не лез.

Теперь Сергею предстояло объясняться с Таней… но уже надо ли это?.. Надо ли теперь продолжать отношения, и не закончены ли они сегодняшними поступками с обеих сторон? Она ни в чём не виновата перед ним. Ведь она честно предупреждала его ещё на этом берегу – он помнит. Вот оно теперь и случилось, просто немного скорее, чем предполагал Сергей. Должен ли он за это обижаться на неё? Да, мужское самолюбие страдает, по нему нанесён очередной удар. Это чувствительно, болезненно и заживает долго. Но это случилось вскоре после начала их отношений: физически он уже привязался к ней, но крепкой душевной связи ещё не возникло. Самый болезненный разрыв – это разрыв именно душевных связей. Тогда наступает конец света. Хорошо, что их отношения пока не дошли до этой стадии. Но что же делать дальше?.. Мириться?.. Рвать окончательно?..

На следующее утро Сергей до репетиции не подошёл к Тане и не стал объясняться с ней. Она обиженно и недоумённо поглядывала на него, но он твёрдо решил играть в оскорблённого и старался не встречаться с нею глазами.

Олег Внуков так откровенно как вчера не вился возле Шатовой, но они разговаривали между репетициями, уединяясь при этом куда-то от посторонних глаз.

Сердце Северинова весь рабочий день учащённо билось, Сергей старался избегать встречи с ними. А когда всё же увидел вместе Таню и Олега, идущих рядом и о чём-то тепло беседующих, возмущённое сердце заколотилось так, будто собиралось взломать грудную клетку и вырваться из неё.

Вечером, когда оба соседа вернулись после репетиции домой, на кухне, за столом, Внуков решился на откровенный мужской разговор с Севериновым.

– Ты чего-то, брат, вторую ночь дома ночуешь, – заговорил он, нарезая кружками батон варёной колбасы.

– Да так, – немного дёрнулся всем телом Северинов.

Хотел ещё что-то добавить, но сдержался.

Сосед нарезал колбасу и разложил кусочки на тарелку.

– Бери, не стесняйся, – сказал он, видя, что товарищ хлебает пустой, густо заваренный чёрный чай. – Угощаю.

– Спасибо. Не хочется.

– Ну… ладно.

Олег намазал хлеб маслом из бумажного брикета. Сверху положил кусок колбасы. Размешал ложечкой сахар в стакане с чаем.

– А я поем. Жрать хочу.

Он с аппетитом съел бутерброд, и запил его сладким чаем. Сергей не уходил из-за стола, хотя и ужинать не ужинал: так, швыркал из кружки и всё.

– У тебя с Татьяной серьёзно? – вдруг и без всяких предисловий спросил Олег.

Сергей помедлил с ответом – растерялся и не сразу сообразил, что сказать. По глазам товарища, внимательным и чуть виноватым, понял, что тот предлагает откровенный разговор. То есть открывается шлюз, через который можно ослабить давление, ставшее к этой минуте невыносимым. Сергей как облегчение принял предложение товарища.

– Не знаю, – ответил он на его вопрос. – Теперь уже не знаю.

– Я спрашиваю, потому что…

– Я понял, почему ты спрашиваешь.

Не глядя товарищу в глаза, Олег согласно покачал головой.

– Точно. Поэтому.

Помолчали.

– Я не мог не поговорить с тобой по поводу, – продолжал Внуков. – Всё-таки товарищи. Как-то нехорошо получилось.

– Уже получилось, что ли?

– Всё идёт к тому.

– Я мешаю?

– Понимаешь… Я женатый человек… это я себе говорю. Но… как солнечный удар какой-то. Как у Бунина. Примерно так же: раз – и зацепились… А отцепиться уже нет сил и желания… не погрешу против истины, если скажу – у обоих. Да и зачем, если вдуматься?.. Если всё идёт так, как идёт, значит, так и надо. Значит, это правильно. Согласен?

– Не знаю.

– Я понимаю тебя: имеешь право не соглашаться. Ты обиженная сторона.

Сергей нервно дёрнулся, и Олег поспешил загладить колкую неловкость.

– Не в унизительном смысле, Серёга, – поправил он себя. – Я поэтому и спросил: у тебя с ней серьёзно?

– Да я и в самом деле в дурацком положении, – согласился Северинов. – Оказавшийся лишним всегда в дураках.

– Сейчас бы выпить.

– Я не буду.

– Да я тоже в завязке. Развязывать не хотелось бы. С тормозами проблемы. Хотя ситуация требует.

– Нет, не будем, – отказался Сергей. – И так говорим нормально.

– Первый раз делю бабу без бутылки.

– А её никто и не делит.

Внуков пристально посмотрел на Северинова.

– Даже так?.. Сразу уступаешь?

– Уступаю.

– Понял… Не твоя?

– Не моя.

– А чего так?

Северинов пожал плечами.

– Доверяю интуиции.

– Интересно, – подумав, усмехнулся Внуков. – Так вот, без боя. – Подозрительно посмотрел на товарища. – Может, знаешь то, чего я не знаю? Поделись.

Товарищ ответил прямым честным взглядом.

– Нечем делиться. Ничего плохого не знаю про неё. Просто не моя женщина. Зачем цепляться, если не моя.

– А твоя тогда какая?

Сергей допил чай и отставил стакан.

– Пока сам не знаю: встречу – пойму.

– Тоже на уровне интуиции?

– Да. Свою не пропущу. Сразу узнаю.

– Такая уверенность?

– Даже предчувствие. Больше не буду размениваться. Боюсь. Пока будешь хватать чужое, судьба мимо пронесёт твоё.

– Чудно рассуждаешь, брат, – Олег в удивлении сжал и опустил вниз уголки губ. – Мне темновато как-то.

Скупо поговорили, но, в общем-то, высказались. И всё выяснили.

– Ну, ладно, – поднялся из-за стола Сергей. – Пойду спать. Устал.

Олег тоже встал со своей табуретки и как знак примирения молча протянул товарищу руку. Сергей пожал её.

Ушёл в свою комнату, прикрыл дверь, расстелил постель, разделся и лёг спать. На душе стало немного легче.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Актриса Елена Хмельницкая собиралась на гастроли.

В конце мая областной театр планировал четыре гастрольных дня по малым городам области. Гастроли – обычный, привычный и необходимый процесс в творческой жизни всякого театра и его артистов. Вообще, театральные гастроли – это как физиологическое кровообращение – жизненная необходимость. Что произойдёт при остановке крови?.. Даже малые гастроли, а таковыми называют трёх-четырёх-пятидневные выезды по городкам и весям разогревают энергетические чакры артистам и радуют скучающего по искусству зрителя глубинки.

Гастрольная группа везла детскую сказку и вечерний спектакль. Актриса Хмельницкая занята была только в вечернем. Планировалось после утреннего четырёхчасового переезда и последующего небольшого отдыха в этот же день отыграть спектакль для взрослого зрителя. Утром следующего дня – детский, вечером – взрослый, на третий день – также, и утром четвёртого дня – сказку в райцентре по дороге домой. Такой вот обычный прозаический гастрольный календарь.

– Не люблю такие выезды, – говорила Елена, укладывая вещи в гастрольную сумку. – Суетни много, толку мало. Хотя бы на неделю ехали, другой разговор. Собираешь эти шмотки, собираешь… потом, как приедешь, стираешь всё, грязь разводишь, а из-за чего?.. из-за трёх с половиной несчастных гастрольных дней!

– Работа у тебя такая, – отвечал на её ворчание Дмитрий, наблюдавший неторопливые сборы возлюбленной. – Вот и не жалуйся.

– А я и не жалуюсь.

– Ты ведь любишь гастроли.

– Гастроли – да, а сборы-разборы – нет.

– Давай кофе попьём.

Она оторвалась от сумки, выпрямилась, задумалась.

– Вообще-то я – за, но надо дособирать хахаряшки, пока не забыла, что хотела взять. Погоди немножко, не сбивай с мысли. Так… в садике я предупредила, что Ксюши эти дни не будет. Мама только рада, она любит Ксюху. Пусть пока она там, под маминым присмотром… Иди поставь чайник.

– Чайник давно вскипел. Всё для вас, моя волшебница.

Она с нежностью посмотрела на него.

– Спасибо тебе, заботливый мой. Может, ещё и к кофе собрал?

– И к кофе всё собрал: сыр нарезал, печенье, конфеты. Всё готово, всё тебя ждёт.

– Господи, и где же я тебя нашла, такое сокровище?

– Там больше таких нет.

– Да уж, такие – штучный товар. Не пьёт, не курит, спортсмен-чемпион, вот если бы ещё…

– Что если бы ещё?..

Она сделала лёгкое изящное движение плечами.

– Ну, это я размечталась. Такого не бывает, это я уже слишком.

Он понял и по-мужски обаятельно улыбнулся. Она любила его улыбку. Она любила, когда он смотрел на неё. Она любила его.

– Я буду скучать без тебя, – трогательно, искренне, чуть дрогнувшим от этой искренности голосом проговорила Елена.

Дмитрий не выдержал взгляда её преданных глаз. Подошёл и обнял её. Она крепко обвила его спортивный торс тонкими руками.

– Никому тебя не отдам, – сказала по-детски упрямо и твёрдо.

– Всё хорошо… – немного растерявшись от прилива женской нежности, прошептал он, целуя Елену в шею. – Всё хорошо.

– Я буду скучать, – повторила она.

– Всего четыре дня, – успокоил её он.

– Три с половиной, – тоном обиженного ребёнка поправила она.

Они ещё некоторое время стояли так, обнявшись, потом Елена заставила себя выпустить любимого из своих крепких объятий и бодро произнести:

– Пойдём пить твой кофе!..

Утром Дмитрий встал пораньше, и пока Елена приводила себя в порядок, организовал завтрак. Без двадцати восемь взял гастрольную сумку любимой и они, спустившись вниз на лифте, вышли в свежее майское утро. Сели в машину Дмитрия – новенькую девятую модель «жигулей» вишнёвого цвета, как в популярной песне.

Театр находился в пяти минутах езды.

В театральном дворе у служебного входа уже стоял гастрольный автобус, пофыркивая и подрагивая, готовый к четырёхчасовому скоростному броску.

Майское утро быстро прогревалось солнечным теплом и становилось на открытых участках даже жарким.

Гастрольная группа, почти в полном составе собравшаяся к этой минуте, стояла в тени дворовых деревьев и дружно курила.

Въехал во двор и аккуратно остановился новенький автомобиль – вишнёвая «девятка». Из машины вышла молодая красивая пара: актриса Елена Хмельницкая и её друг Дмитрий Тернов – высокий атлет с широкими плечами и узкой талией, подчёркнутой заправленной в джинсы футболкой.

Молодые и красивые поздоровались с курящей группой, изучающей их внимательными, любопытными и где-то не очень доброжелательными взглядами. Две родные сёстры – зависть и ревность – очень комфортно себя чувствуют абсолютно во всех творческих коллективах. Это, опять же, природа, а против природы бороться неумно.

Атлет Дмитрий занёс сумку Елены в салон автобуса, где его возлюбленная выбрала себе свободное местечко у окна. Вместил багаж под впереди стоящее сиденье. Потом нежно поцеловал любимую, пожелал доброго пути и вышел из автобуса.

До отправления оставалось всего несколько минут, и главный администратор, руководитель группы, объявила посадку. Отъезжающие артисты и работники творческих цехов начали занимать свои места в салоне. Опоздавших не оказалось и, проверив наличие списочного состава гастролёров, руководитель группы дала команду на отъезд. Водитель закрыл двери, и автобус тронулся.

Дмитрий, стоявший под окном, за которым сидела его прекрасная Елена, послал ей воздушный поцелуй и помахал рукой. Она ему улыбнулась и так же ответила прощальным взмахом руки.

Через три часа пятьдесят минут служебный автобус с театральной группой прибыл в гастрольный пункт назначения. Гастролёров разместили в городской гостинице, и уже в девятнадцать часов должен был состояться вечерний спектакль…

Третий день малых гастролей выпал на воскресенье.

В выходные дни театральные спектакли начинаются раньше, чем в будние.

Проснувшись воскресным утром в гостиничном номере и на гостиничной кровати, Елена Хмельницкая отчего-то почувствовала себя не в духе. То ли упадок сил, то ли упадок настроения. И чем вызвано с самого раннего утра состояние некоторого душевного минора, она не понимала сама. Сегодня – последний день гастролей. Завтра утром – домой. На полпути, в большом посёлке, в двенадцать часов отыгрывается последняя сказка, и где-то в три часа, в четвёртом – дома! В сказке она не занята, полдня свободна и может завтра спокойно отдыхать.

Лёжа в постели, Елена задумалась. Мысль, вдруг пришедшая ей в голову – мысль ясная, простая и очень неожиданная – заставила сильнее биться сердце и живее работать ум.

Хмельницкая отбросила одеяло и села на кровати. В гостиничной комнате она осталась одна – Илона, молодая актриса, с которой они вместе делили номер, занята в сказке. Соседка уже ушла в Дом культуры, который находился неподалёку – минут семь пешком.

Елена умылась, надела халат, вскипятила мини-кипятильником воду в кружке и опустила в кипяток пакетик с зелёным чаем. Её одолевала навязчивая мысль, и она обдумывала её. Мысль эта заставляла действовать, даже подталкивала к поступку.

Наскоро позавтракав, она начала одеваться, понимая, что не столько сама принимает решение, сколько некая внутренняя сила за неё это решение уже приняла; Елена только подчиняется ей и послушно выполняет её указания.

Утро потягивало майской прохладой из-за набежавших облаков, закрывших солнце. Ну, что же делать – май ещё не лето.

Актриса Хмельницкая, надев поверх платья трикотажную кофточку, взяла с собой деньги, замкнула гостиничный номер, оставила ключ дежурному администратору и вышла из гостиничных дверей на улицу.

Осмотревшись по сторонам и сориентировавшись, направилась по центральной улице, в сторону Дома культуры. Спросила первого попавшегося прохожего, где находится городской автовокзал. Прохожий указал вверх по улице, добавив, что это недалеко. Елена засекла время и, в самом деле, через двенадцать минут подошла к автовокзалу.

Вошла вовнутрь и нашла стенд с расписанием движения автобусов.

Последний рейс домой был на девятнадцать тридцать пять. Значит, приезжает примерно полдвенадцатого вечера. Практически ночью. Стало быть, придётся брать ещё и такси. Расходы, конечно,… ради чего?.. Можно уехать завтра утром со всеми вместе и не морочить себе голову. Но молодую женщину уже понесло и сдавать назад она не собиралась. Вот бывает такое – захочешь что-нибудь сделать, и ничто тебя не может остановить. Даже здравый смысл. Сейчас Елену ужалила та же бешеная пчёлка.

Спектакль начинается сегодня в пять, идёт два часа с антрактом – вроде как укладывается, но если задержат начало, то можно и опоздать на рейс. Если только поторопиться?.. Взять вещи с собой в Дом культуры, а ДК как раз по дороге на автовокзал – идти несколько минут. Тогда даже если и задержат с началом минут на пять-десять, она всё равно на автобус должна успеть.

Елена взяла билет на автобус на девятнадцать тридцать пять.

Она сама не знала, для чего так внезапно решила ехать домой, просто решила и всё. Да, она понимает, что в глазах Дмитрия это будет выглядеть вызывающе, как явная демонстрация недоверия к нему. И он будет иметь право обидеться. Недоверие близкого человека ведь всегда обижает. Хотя… по такому поводу в глубине души мужчины, скорее всего, приятно щекочет его самолюбие.

Елена, впрочем, по дороге в гостиницу несколько раз меняла своё мнение: то жалела о задуманном и хотела вернуться на автовокзал, чтобы сдать билет, то, уже замедлив шаг и раздумывая, всё же убеждала себя, что поступает правильно. В решении на поступок, наверное, самое сложное не момент его принятия, а последующий период – до реализации. Всё это время мучительно спорят между собой «за» и «против». И слабая человеческая природа склоняется то в одну сторону, то в другую.

Елена предупредила руководителя гастрольной группы о том, что сегодня, после вечернего спектакля, она уезжает домой на рейсовом автобусе.

– Что-то случилось? – встревожилась главный администратор.

– Нет, нет, всё в порядке, – поспешила успокоить её актриса. – Всё в полном порядке. Просто так хочу.

Главный администратор пытливо заглянула в глаза молодой женщине.

– По мужу соскучилась?

– Да, – подтвердила Елена. – Не хочется терять целые сутки. Домой надо.

– Хорошо. Езжай. Я в курсе. Твой номер не сдаём, там остаётся Илона.

Вечерний спектакль начали вовремя, поэтому Елена не нервничала – она успевала.

Попросила одного из молодых актёров, занятых в спектакле, помочь ей донести сумку до автовокзала.

Конец мая – долго светло. В девятнадцать часов ещё день.

Елена уместила сумку под сиденье, сэкономив на багаже, заняла место у окна и отпустила себя. Теперь уже жалеть о чём-либо было поздно. Пусть будет, как будет. Да, она поступает, как ревнивая дура, но делает это искренне, из любви к человеку, из желания сохранить его. Как это свяжется с её сегодняшним поступком и как этот поступок оценит любимый, её уже мало интересовало. Она не будет врать ему, она скажет правду. Скажет, что очень захотела его увидеть, независимо от того, что он подумает о ней и как воспримет её внезапный приезд.

Погружённая в свои мысли, кружившиеся и повторяющиеся в сознании, она не заметила, как пролетели четыре часа дороги. Вернее – три часа сорок минут. Вечерний рейс – скоростной. Все стремятся раньше домой попасть, поэтому остановки покурить – короче, ужин водителя в придорожном кафе – быстрее, скорость автобуса – чуточку, но выше. Кажется, что дорога домой даже становится глаже.

На городской автовокзал прибыли в двадцать три пятнадцать. Ещё не окончательно стемнело, горизонт на западе оставался светло-голубым.

Елена с двумя попутчиками села в такси и ещё через пятнадцать минут, рассчитавшись с водителем, вышла из машины у дверей своего подъезда.

Первое, на что она обратила внимание, была машина Димы, припаркованная на своём обычном месте, у огромного дворового тополя – значит, Дима дома. Он без своей машины никуда, как без рук.

Елена вошла в подъезд. Лифт уже не работал, и она начала легко подниматься по лестнице. Сердце у неё при этом почему-то учащённо забилось. Не от нагрузки – нет, а от чего-то другого. И чем ближе подходила она к площадке своего этажа, тем тревожнее колотилось сердце.

У двери она остановилась перевести дух. В квартире чуть слышно играла музыка – вероятно, любимый ещё не спал и смотрел телевизор.

Она поискала в кармашке своей сумки и вынула ключ от квартиры. Чуть дрожащей рукой вставила его в замочную скважину и отомкнула дверь.

В коридорчике было темно, но в комнате горел свет. Громко работал телевизор, заявляя о себе какой-то англоязычной песней музыкально-развлекательного канала. Елена закрыла за собой дверь и включила в коридоре освещение. При свете вспыхнувшей лампочки первым, что она увидела, были чужие женские босоножки, аккуратно поставленные к стеночке у дверного коврика. Одновременно с этим Елена услышала из комнаты женский смех и весёлый голос Дмитрия, ответивший на этот смех какой-то шуткой.

Елена не поняла, поставила ли она свою сумку или просто выронила её.

Не разуваясь, с совершенно заледеневшей душой и помутившимся разумом она сделала несколько шагов по коротенькому коридору и заглянула в комнату.

Там актриса Елена Хмельницкая, вернувшаяся с гастролей, увидела пасторальную картинку романтической встречи. На красивом четырёхугольнике её нового покрывала, расстеленного на полу, на подушках по-восточному, прямо как в шатре султана, сидели двое: её возлюбленный Дима и незнакомая молодая рыжеволосая женщина в его рубашке с закатанными рукавами и голыми ногами, изящно подобранными под себя. На импровизированной скатерти-самобранке стояла бутылка шампанского, бутылка водки, несколько тарелок с какими-то закусками и бесстыдно-раскрытая коробка хороших шоколадных конфет.

До того мгновения, когда хозяева праздника заметили неожиданно появившуюся гостью, лица их светились счастьем и безмятежностью. В сознании Елены эта доля секунды отпечаталась как идиллическая картина. Романтическая пара, увидев внезапно появившуюся, словно призрак, словно по волшебству, третью фигуру в этой комнате, мгновенно окаменела в шоковой паузе. Пара окаменела не только душами, но и телами и даже, казалось, мимикой, будто выхваченной фотографическим снимком. Словно сказочный джин из случайно задетого кувшина, Елена вошла в чужой праздник для двоих, где ей никто не был рад. Эта минута стала для всех минутой откровения и минутой истины.

Первым попытался прийти в себя мужчина.

– Лена?.. – искренно, но очень растерянно произнёс он. – Что-то случилось?

– Что это? – глухим, чужим голосом, неузнаваемым для неё самой, спросила неожиданная гостья, бывшая, собственно, хозяйкой этого дома.

Дама с голыми ногами, застигнутая врасплох, молчала, глядя на Елену большими испуганными глазами.

– Ты ведь должна завтра к вечеру… – пытался сообразить Дмитрий.

Он понимал, что глупо выглядит, но нужно было что-то говорить, и он нашёлся только на то, что первым пришло в голову. Вообще классически глупый любовный треугольник – это понимали все три стороны, пойманные и запертые в его границах.

Между ним и ней последовал короткий диалог информативного характера с предсказуемо глупыми вопросами и такими же глупыми ответами, в течение которого оба соображали, что делать дальше. Несмотря на всю остроту и пикантность ситуации, Дмитрий сумел сохранить хладнокровие, по крайней мере, в той степени, чтобы внести в патовую ситуацию первое здравое предложение.

– Вика, – обратился он к полуголой прелестнице, – давай-ка я тебя провожу.

Девушка с готовностью сделала движение поджатыми ногами, намереваясь подняться.

– Вика, сидеть! – резко и неожиданно скомандовала Елена.

Дмитрий и его девушка замерли, удивлённые решительным тоном некстати нагрянувшей хозяйки квартиры.

Елена почувствовала как её, наконец, затрясло, потом бросило в жар и сразу после этого отпустило. Терять всё равно было уже нечего. Стрессовая ситуация часто провоцирует на несвойственные в обычном состоянии поступки, иногда доводя их до неадеквата.

– Сидеть! – сдержанно повторила Елена Вике, не спускающей с неё испуганного взгляда, и обратилась к смущённому возлюбленному: – Может, ты представишь нас друг другу?

– Зачем?.. – нащупывал выход из положения Дмитрий.

– Ну, как?.. Странно… В моей квартире посторонний человек… Кто она? Хотя бы познакомь нас. Кстати, ты помнишь о том, что сам бездомный и что живёшь здесь, у меня, под моей крышей?

Дмитрию явно не понравился укол Елены, но он вынужденно стерпел его.

– Помню.

– То есть у меня в квартире два гостя. С одним я худо-бедно, но знакома, а вот вторую впервые вижу. Наверное, это твоя одноклассница, Дима?.. случайно встретившаяся в магазине, и вы вспоминаете выпускной вечер?

– Нет.

– Однокурсница, и вспоминаете обеды в студенческой столовой?

– Нет.

– Тогда твоя ученица из фитнес-студии, которой ты показываешь упражнения для коррекции ягодичных мышц?

– Нет.

Елена выдохнула.

– Спасибо, что хоть в этом не врёшь. Так кто же эта очаровательная девушка?.. Представь нас.

Дмитрию некуда было деваться, и он выполнил настойчивое требование своей Елены – хозяйки дома, а теперь уже и положения:

– Вика… Лена…

Елена вежливо сказала, что ей очень приятно, Вика же осторожно промолчала.

– Уже хорошо, Дима. Давай дальше. Расскажи мне, кто она.

Пойманный на месте преступления Дмитрий Тернов поднял на Елену прямой виноватый взгляд.

– Она моя хорошая знакомая.

Обманутая возлюбленная тихо закипала.

– Вообще-то твоя самая хорошая знакомая – это я. По крайней мере, официально. А эта… – она небрежно указала взглядом на девушку, прячущую глаза в пол, – значит, просто хорошая знакомая. Теперь понятно, приоритеты расставлены. Дима, тебе как фитнес-инструктору сколько полагается по штату хороших знакомых?.. Это чисто для меня, чтобы я была в курсе.

Ситуация поехала туда, куда и должна была ехать в подобных обстоятельствах, но Дмитрий всё же предпринял безнадёжную попытку остановить её:

– Лена… не надо.

Елена возмущённо развела руками.

– Странная просьба с твоей стороны. Хотя бы потому, что я ещё ничего не начинала.

– Она сейчас уйдёт.

– Нет, она уйдёт не сейчас.

– В смысле?

– Она уйдёт тогда, когда ответит мне на один вопрос.

Смущённая девушка нашла в себе силы поднять глаза на тихо ярившуюся соперницу. Елена словно давила её тяжёлым холодным взглядом.

– У меня к тебе вопрос. Вика,… ничего, что я на «ты»?

– Ничего, – впервые подала голос девушка с голыми ногами, но чуть поперхнулась собственным голосом.

– Ты мне ответишь на один вопрос?

– Смотря на какой, – подумав, предупредила Вика.

– На безобидный. Одну секунду… я за вещественным доказательством.

Елена стремительно вышла из комнаты, яростная и распалённая, влетела на кухню и выхватила в шкафчике из-под пакета с гречневой крупой два измятых кассовых чека. Вернулась обратно скоро, но за десять секунд её отсутствия девушка Вика успела скинуть с себя рубашку Дмитрия, надеть свою футболку, натянуть джинсы и в момент, когда Елена опять входила в комнату, она уже торопливо застёгивала молнию.

Пойманному с поличным, Дмитрию Тернову оставалось только беспомощно переживать глупую, анекдотичную, но очень неприятную на самом деле ситуацию.

– Скажи, пожалуйста, – обратилась Елена к Вике, – наш с тобой общий друг дарил тебе на прошедшее Восьмое марта духи «Испахан»?

– Когда? – то ли не поняла, то ли не расслышала Вика.

Бледное и растерянное лицо Дмитрия не выдало никаких дополнительных эмоций, но, внимательно взглянув в его глаза, Елена заметила, что они чуточку, но потемнели.

– Этой весной, на наш праздник девочек, он дарил тебе духи «Испахан»?

Вика недоумённо промолчала.

– Я спрашиваю, потому что одни духи наш Димочка подарил мне… – она кивнула на флакончик, стоявший на стеклянном столике, – а вторые?.. Так как ты случайно зашла сюда в гости, я и подумала: может быть, тебе? – Елена добавила твёрдости в голосе: – Тебе?!

– Нет, – вынуждена была ответить девушка. – Не мне. Таких он мне точно не дарил.

– А вы были уже, так сказать, знакомы в то время? На день Восьмого марта, я имею в виду?..

– Лена, перестань… – Дмитрий попытался прекратить накалявшийся разговор, обещавший так просто не закончиться. – Хватит уже. Пожалуйста…

– Нет, не хватит! – неожиданно резко оборвала его Елена. – И не «пожалуйста»!.. Я вообще-то сейчас не с тобой разговариваю.

– Давай не будем, и так уже всё понятно.

– Тебе понятно, а вот твоей девушке ещё нет. И твоей бывшей девушке тоже пока ещё не всё ясно. Поэтому, пока девочки разговаривают, мальчики стоят у стеночки… – ноздри её аккуратного носика сжались от негодования. – Молча!..

Фитнес-инструктор вынужден был подчиниться.

– Ну, так что? – продолжала Елена, обращаясь к Виктории. – В марте вы были уже знакомы или ещё нет?

Смущённая девушка подумала и тихо призналась:

– Да.

– Понятно, – нервно выдохнула Елена. – Это, значит, он к тебе ушёл вечером Восьмого марта?

– Н-нет, – ответила Вика как-то не совсем определённо.

– Врёшь. Сейчас не надо врать. Теперь имеет смысл говорить правду.

– Я и говорю правду.

– Восьмого марта Дмитрий наш Сергеевич сказал мне, что подменяет кого-то на дежурстве по просьбе своего физкультурного товарища из министерства и к шести вечера слинял. Я правильно понимаю, что он был у тебя?

– Нет, – уверенно ответила Виктория, – неправильно понимаете. Он не мог быть у меня в этот день.

– Это почему?

– Потому что у меня муж был дома.

– Так ты замужем?!

– Да.

– Боже мой! – всплеснула руками поражённая Елена. – Что происходит, друзья мои!.. Тебе что, мужа мало?.. Зачем позарилась на чужое?

– Но ведь это и не твоё. Вы не женаты.

– Ах, вот ты как заговорила… – Елена усилием воли сдержала гневный порыв. – Ладно, не будем отвлекаться. Значит, в женский праздник наш Димочка ушёл от меня и не пришёл к тебе?.. Вопрос – где он был? Как думаешь?

– Я не знаю, – помолчав, ответила Вика.

– Давай спросим у нашего фитнес-начальника…

– Лена, хватит ёрничать! – недовольно повысил голос Дмитрий.

– Так где ты был? – вкрадчиво обратилась к нему Елена. – Нас с Викой это очень интересует. Правда, Вика?

В напряжённом молчании Хмельницкая подошла к Тернову, в самом деле, стоявшему вплотную у стеночки, взяла его руку и положила на раскрытую мужскую ладонь те самые кассовые чеки.

– Дорогой Дима, – сказала при этом, – эти вещественные доказательства твоей неверности нужно было уничтожить там же, в магазине, или выбросить в ближайшую урну, а ты зачем-то принёс их домой и спрятал в наше мусорное ведро. А так поступает только начинающий преступник. В следующий раз будь умнее. Я случайно увидела этот скомканный бумажный шарик, когда выносила мусор. Почему взяла его и развернула – не знаю. Наверное, по той же причине, по которой решила вернуться с гастролей сегодня. Просто решила и всё. Как будто что-то подтолкнуло меня. Наверное, этот второй чек – подарок другой женщине. А своей Вике всё же расскажи, дорогой, к кому ты ходил Восьмого марта. Мне уже – ладно, но ей, я думаю, это будет интересно. Хотя… ну, вам виднее.

– Всё? – спокойно, хоть и с едва уловимой ноткой раздражения спросил Дмитрий. – Ты всё сказала?

– Пока всё.

– Концерт окончен?

– Это был спектакль.

– Хорошо. Твой спектакль окончен?.. Аплодисментов не будет.

– И не надо… А почему – мой?.. Я в нём всего лишь актриса с ролью второго плана. Так же, как теперь и эта девушка. А вот режиссёр ты.

– Дима, проводи меня, – тихо попросила Вика.

Эта её робкая просьба взбесила державшуюся на грани истерики Елену. Взбесила наглостью своего заявления права на этого мужчину, на которого она не имела ну абсолютно никаких прав! И вот когда эта молодая стерва Вика в сопровождении чужого кавалера проходила мимо, Елена внезапно и с невообразимым удовольствием вцепилась в её рыжие волосы!..

Ну, разумеется, такую встречу две леди никак не могли завершить по-джентльменски, просто потому, что они – леди.

Атакованная Вика истерично заголосила и попыталась защититься – схватить пальцами с длинными лакированными ногтями соперницу за волосы. Кричали обе: одна от боли, вторая от ярости.

Дмитрий безуспешно пытался прервать этот бой без правил, но мягкой силой, которой он действовал, растащить дерущихся дам было невозможно.

И наконец, когда Елена впилась ногтями в Викино лицо, и та дико взвизгнула, Дмитрий вынужден был немалым усилием оторвать свою молодую пассию от взбешённой соперницы и грубо оттолкнуть Елену вглубь комнаты. Елена сделала несколько неловких шагов назад, взмахнула руками, но, удержав равновесие, устояла на ногах.

– Расскажешь мужу, кто и за что тебе расцарапал рожу! – выпалила победительница: напряжённая, готовая к продолжению схватки, с разметавшимися волосами и багровая от гнева, она дышала тяжело и часто. – Вот он тебя пожалеет!

Дмитрий прикрыл собою торопливо обувающуюся Викторию.

Хлюпая носом и роняя на пол слёзы, она никак не могла натянуть дрожащими руками ремешок на пятку.

Елена с чувством превосходства от сознания своей физической и моральной победы, наблюдала позорное бегство соперницы.

Наконец растрёпанная рыжая Вика справилась с непослушным завернувшимся ремешком, открыла дверь и, второпях споткнувшись, выскочила в коридор.

– Всего хорошего, Вика! – крикнула ей вслед торжествующая Елена и добавила в спину выходящему возлюбленному: – Дима, я надеюсь, проводив даму, ты вернёшься…

Он остановился в дверях и обернулся.

– За вещами!!! – зло выпалила Елена в его ожидающие глаза.

Громко хлопнув за ним дверью, она, совершенно опустошённая, рухнула на пол там, где стояла, у дверей, и громко во весь голос зарыдала.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

В жизни порой происходят случайности, которые, совершившиеся в нужном месте и в нужное время, меняют в дальнейшем человеческую судьбу. И такие случайности, если задуматься, очень трудно назвать случайностями. Особенно, когда в непростой жизненной ситуации судьба вдруг словно протягивает тебе руку. И ты понимаешь, что само собою так сложиться не могло и нельзя назвать это слепым случаем. Иногда это понимание приходит сразу, иногда с течением времени. И с течением же времени неизбежно осознаёшь, что жизнь – это цепь закономерных случайностей, и не нужно человеческой волей препятствовать тому, что уже предусмотрено и выверено самой судьбой.

В первых числах июня, ближе к вечеру, в квартире, где проживали артисты драматического театра города «А» Северинов и Внуков, раздался телефонный звонок.

Сергей был дома один. Олег пропадал у Тани Шатовой, практически жил у неё, только изредка захаживая сюда по бытовым вопросам: что-то взять, что-то принести, что-то унести. Молодые переживали бурный роман, с удовольствием обсуждаемый всем театром.

Сергею в этом треугольнике выпало играть роль тупого угла. А как иначе назвать долю брошенного любовника?.. Брошенного на глазах всего театра?.. Очень неприглядная и очень болезненная роль. Но драматическому артисту и на сцене и в жизни приходится играть разноплановые роли: героев и трусов, любимых и отверженных, счастливых и несчастных, святых и грешных. И так как сцена – лишь художественное отображение жизни, то, собственно, в самой жизни им приходится играть те же самые роли, только с предельным эмоциональным включением в них, с абсолютной верой в предлагаемые обстоятельства и подлинным искусством переживания.

Какие вулканы сейчас извергались в душе Северинова, догадается каждый, кому довелось в своё недоброе время оказаться брошенным. Ведь по долгу службы в театре Сергею нужно было держать двойной удар. И с бывшей возлюбленной стараться не упасть лицом в грязь, и со своим преемником сохранять ровные товарищеские отношения: не только убедительно делать вид, что ничего не произошло, но и пожимать ему при встрече руку.

Собственно, Внуков Олег не виноват, да и в Шатовой Тане, если вдуматься, тоже вины, как таковой, нет. Обо всём об этом она предупреждала Сергея, и Сергей по доброй воле пустился в опасное плавание на непрочном судне. На первой же большой волне судно перевернулось – вот и всё путешествие. Если и искать вину, то виноват тот, кто совершает поступок вопреки логике и разуму. Хотя в оправдание Сергея можно сказать, что в любви поступки, противоречащие здравому смыслу, совершают все… ну, почти все. И тем не менее неприятная, саднящая, жалящая ситуация. Это как открытая рана, которая должна затянуться сама, без средств для обезболивания и медицинской помощи. Даже если в отношениях и не было большой любви, а только обычная сексуальная горячка – с его стороны, по крайней мере. Чувство досады, как у лётчика, которого сбили на взлёте: и полетать ещё не успел, и крылья уже обломаны.

Итак, телефонный звонок застал Сергея в квартире одного. Прозвенел он очень неожиданно – сюда практически никто не звонил. Пару раз за сезон – из театра, да пару раз ошиблись номером.

Сергей взял трубку.

– Алло?..

– Серёжка, это ты? – активно поинтересовался мужской голос на том конце провода.

Голос показался знакомым и незнакомым одновременно.

– Да, я. А это кто?

– Это Степченков. Не узнаёшь?

Это был главный режиссёр театра сибирского города «Б», из которого Северинов осенью уехал сюда, на Урал.

– А-а, здравствуйте, Анатолий Петрович, – обрадовался и воодушевился Сергей. – Как вы нашли меня?

– Из космоса на чакру сообщение пришло. Ну, а если серьёзно, то в театр звонил, твоему главному. Он дал этот номер. Вот так, парень… – Степченков помолчал. – Как жизнь, рассказывай.

Сергей ответил, что нормально, но собеседника не убедила интонация его ответа.

– В смысле?.. С работой что-то?.. Роли есть?

– Да всё в порядке, потихоньку втягиваюсь.

– На личном опять проблемы, что ли? – допытывался Степченков.

– С чего вы взяли?

– Да голос какой-то… не слышу удовлетворения от жизни.

Степченков был прав, и Северинов промолчал.

– Слушай, Серёж, твоя-то, говорят, рассталась со своим новым.

– Она уже не моя, Анатолий Петрович.

– Гордо сказано. Но вы не разведены, поэтому я и осмелился, извини. Но это так, дополнительная информация, чтобы ты был в курсе. Они разбежались. Яна немножечко осталась в дурах – и мужа потеряла, и с френдом не ужилась.

– Вы поэтому мне звоните, Анатолий Петрович?

– За кого ты меня принимаешь? Нет, конечно. Произвожу разведку. Поэтому тонко намекаю: к нам возвращаться не планируешь?

– Н-нет, – сразу, но не очень твёрдо ответил Сергей.

И опять же опытный творческий человек, театральный режиссёр Степченков услышал то, что хотел услышать.

– Ну, брат, это дело твоё, конечно, но подумать – всё же подумай. Здесь у тебя есть свой режиссёр, это твой покорный слуга. А найти актёру своего режиссёра ой как непросто, чтобы видел, чтобы понимал, чтобы двигал. Большинство актёров за всю творческую жизнь не могут найти своих режиссёров. А у меня на тебя планы. Были и есть. Я их отложил в связи с твоим внезапным отъездом осенью, но не отказался. Хочу их реализовать. Тебе интересно?

– Я слушаю, – ответил и в самом деле заинтересованный Северинов.

– У меня несколько лет крутится идея постановки «Идиота» Фёдора Михалыча. И вот здесь, в этом театре, у меня как-то всё сложилось: есть Настасья Филипповна, есть Рогожин и, самое главное, был Мышкин – ты. Но ты уехал, а другого Мышкина не вижу. Смысл брать «Идиота» если нет Мышкина?.. Понимаешь, к чему клоню, да?.. – Степченков сделал паузу и, не дождавшись ответа осторожно помалкивавшего Северинова, продолжил: – Возвращайся, и возьмёмся за большую работу. У тебя будет одна из мощнейших ролей мирового репертуара. Может, никто и никогда роль такого уровня тебе не предложит. Вот.

Оба помолчали в трубку.

– Можешь сразу не отвечать, – опять заговорил Степченков. – Подумай, пораскинь, как говорится. Не знаю, как там, но здесь ты нужен. В спектакле бы получилось классное актёрское трио.

– Рогожин – Дима Королёв? – спросил Северинов.

– Да, это его роль.

– А Настасья Филипповна?

Степченков чуть запнулся:

– Настасьей будет твоя Яна. Извини, что опять называю твоей. Просто по привычке. Она и в жизни Настасья Филипповна. Такой же темперамент… ну, не мне тебе рассказывать.

– Понятно, – неопределённо произнёс Северинов.

– Но актриса она хорошая, это объективно. Или ты против?

– Нет, против ничего не имею, просто спросил.

– В общем, брат, думай. Мой звонок про это. Надумаешь до отпуска – сообщи. Мне нужно строить планы. А работа такого масштаба будет главной за сезон… и не только за сезон. Замысел немножечко грандиозный. Всё-таки Фёдор Михалыч… Вы когда в отпуск уходите?..

– Точную дату не знаю, говорят – в середине июля.

– Ну и мы примерно так же. Ну, всё, Серёж, давай. Привет тебе от коллектива.

– Спасибо. Коллективу тоже.

– Давай.

– До свиданья.

– Хорошо сказал. Жду согласия.

Они закончили разговор, и Сергей положил трубку. К этому моменту он и сам не понял, что уже определился с окончательным ответом Степченкову.

И звонок режиссера, и его предложение случились в момент душевного неравновесия Северинова, перетянув чашу весов. Сергей решил, что это судьба и не стал сопротивляться. Выждал несколько дней, прислушиваясь к себе. Душевных мук по поводу возможной совершаемой ошибки не испытывал, ночами спал хорошо и даже растревоженная психика вновь пришла в уравновешенное состояние. Прекратил внутренне дёргаться, когда видел в театре Таню с Олегом. Нет, игла, конечно, колола, как же без этого, но раненый уже понимал, что пытка продлиться недолго, он уедет, забудет всё, и на месте открытой раны останется только рубец на долгую память.

Хотя уезжая прошедшей осенью оттуда, он тоже предполагал начать здесь новую жизнь. И она, собственно, началась, но вот как-то сразу и категорично не сложилась. Конечно, неполный сезон в этом театре далеко не показатель перспективы. Это вообще только предисловие, возможно, к какому-то будущему большому роману, но раз так уже случилось, значит, так оно и надо.

Северинов созвонился со Степченковым и сказал, что согласен.

– Отлично! – обрадовался Степченков. – Значит, летом пиши заявление на отпуск с последующим увольнением. Мы выходим с четвёртого сентября, ориентируйся. Тебе нужно будет отдельное жильё?.. Или как?..

– Нет, не «или как». Отдельное жильё.

– Добро. Значит, договорились. Пока, дорогой. До встречи. Да… сходи к своему главному, предупреди, что уходишь, чтобы он скорректировал планы на артистов. Лучше заранее предупредить.

– Хорошо, – пообещал Северинов.

На следующий же день он пришёл в кабинет главного режиссёра Трошина.

Валерий Павлович искренне расстроился.

– Жаль… А чего так?

– Возвращаюсь обратно.

– У нас не понравилось?

– Понравилось. Всё отлично. Просто возвращаюсь.

– Понял. С семьёй воссоединяетесь, – решил Трошин.

Именно решил, потому что не столько спросил, сколько поставил точку.

Северинов хотел возразить, даже сделал внутреннее движение к этому, но подумал, а зачем?.. Пусть каждый предполагает, что хочет. И промолчал.

Конечно, решение артиста Сергея Северинова уволиться и уехать вскоре стало известно всему театру. Такие новости, как и новости о чужой личной жизни, сразу становятся всеобщим достоянием. Ну, а впрочем, увольнение того или иного артиста по собственному желанию секретом не является.

К Сергею подходили коллеги, заглядывали в глаза, спрашивали, сочувствовали и жалели, что он уезжает. Сергей понял, что у коллектива театра сложилось своё мнение по поводу его увольнения. И разубедить коллектив ему не удастся, даже если встать на уши. Словом, коллеги решили, что Сергей уходит из-за того, что его бросила Таня Шатова. Ну… возможно, где-то отчасти это и было так. Если смотреть с точки зрения влюблённого человека, вынужденного наблюдать развивающийся служебный роман своей возлюбленной с другим, то в этом есть сермяжная правда. Ведь и новая сложившаяся пара чувствует себя в таких обстоятельствах неуютно, ибо они тоже люди и понимают, что острый осколок в ране брошенного возлюбленного беспрестанно колет, ранит и заставляет несчастного по капле истекать кровью.

Конечно, Сергею Северинову, меняющему место работы и жительства, от этой перемены станет морально легче, но главная причина всё же состояла не в этом. А вот в чём она состояла на самом деле, Сергей внятно и честно ответить не мог даже самому себе. И не за главной ролью, не за князем Мышкиным решил он вернуться. Хотя это тоже, безусловно, важная и невероятно привлекательная причина для драматического артиста. Но всё же подтолкнула на поступок не она.

После второго разговора по телефону со Степченковым и данного ему согласия Сергей уселся на кухне и в одиночестве долго думал, спрашивая себя: почему решился на это. Тот театр по статусу ниже этого, меньше штатом, слабее труппой. И сами города несопоставимы количеством населения, и общий культурный уровень городов неодинаков. Хотя благодарный зритель, любящий искусство театра и жаждущий его, был там и был здесь. И всё-таки?.. Зачем?.. Нет, всё же честного объяснения не нашёл. Просто не было ответа, решение произошло на уровне интуиции, или, как пошутил Анатолий Петрович, спустилось из космоса. Случается такое иногда: прислушиваешься к внутреннему голосу, откуда-то из далёкой-далёкой глубины, едва слышно подсказывающему на первый взгляд нелогичный, парадоксальный, но, возможно, правильный ход в шахматной партии, называемой жизнью… Ну, тогда космос за всё последующее и ответственен. В этом случае Северинов был спокоен. Душа не протестовала.

Как-то пришёл ночевать домой Олег Внуков.

Сергея чуть насторожил его приход. Он мог прийти сюда либо поссорившись с Таней, что по сроку их отношений ещё маловероятно, либо по причине другой, требовавшей от него ночевки на старой фазенде.

Весь вечер Олег был разговорчив, обращался к Сергею с вопросами, шутил, смеялся. Когда сидели на кухне, он вдруг сказал:

– Поговорить хочу, Серёга.

Тон был серьёзным, но Северинов попробовал отшутиться:

– Да и так весь вечер балаболим.

Олег вздохнул, как вздыхают перед тяжёлым объяснением.

– Я закурю?

– Кури.

Внуков задымил сигаретой, открыв настежь окно в прохладный июньский вечер. Довольно долго молчал, подбираясь к первому вопросу. Спросил как-то немного суетливо:

– Ты точно уезжаешь?

– Да, вопрос решённый, – ответил Сергей.

– Из-за нас с Танюхой?

– С чего ты это решил?

– Из-за нас с Танюхой?.. – упрямо повторил он. И добавил, дёрнувшись рукой с сигаретой: – Правду скажи.

– Ну, хорошо, скажу правду, – согласился Северинов. – Нет. Не из-за вас.

– А по причине? – допытывался Олег.

– Не по причине. Просто уезжаю.

Олег Внуков подумал, пару раз глубоко затянувшись.

– Нехорошо получилось, Серёга. По отношению к тебе.

– Всё нормально, не мучайся. Мы ведь говорили уже об этом.

– Да ты как-то неожиданно решил уехать. Мы с Татьяной чувствуем вину.

– И она тоже?

– Да. Я сказал ей, что поговорю с тобой, – Олег докурил, вдавил окурок в пепельницу. – Знаешь, я хочу тебе сказать… вот что… у нас с ней серьёзно. И у неё, и у меня. Я, наверное, буду разводиться. Ещё не решил, но уже думаю в ту сторону.

– Хорошо подумай, – посоветовал Сергей.

– В смысле? – насторожился Внуков.

– В прямом: всё же семья, дочь.

Внуков как будто выдохнул спокойнее.

– Да это всё я понимаю, но… Солнечный удар – и ничего не поделаешь. Как у Бунина. Читал?

Северинов молча кивнул головой.

– Ну вот, примерно такая же петрушка, только с продолжением… – Внуков пожевал губами. – Не советуешь? На Татьяне?

– Не моё дело. В своей бы жизни разобраться.

– Это точно. Мне бы тоже в своей не помешало бы разгрестись. Вязну. Чувствую, что вязну…