Прекрасный принц существует! Он итальянец и наемный убийца

Anna Triss

Le prince charmant existe! (Il est italien et tueur à gages)

© Black Ink Editions

© Музыкантова Е., перевод, 2025

© Издание на русском языке, оформление. Строки

Посвящается моим родителям, которые всегда в меня верили и понимали даже в те минуты, когда я не понимала саму себя

Плейлист

♪ «Sweet dreams» Eurythmics

♪ «Ave Maria» Luciano Pavarotti

♪ «Happy» Pharrell Williams

♪ «Sexbomb» Tom Jones

♪ «You Can Leave Your Hat On» Joe Cocker

♪ «El Perdón» Enrique Iglesias

♪ «Bailando» Enrique Iglesias

♪ «I Don't Want to Miss a Thing» Aérosmith

♪ «Eye Of the Tiger» Survivor

♪ «The Scientist» Coldplay

♪ «Amore e Capoeira» Tagaki&Ketra

Пролог

От оглушительного техно вибрирует пол под ногами.

Облокотившись на перила второго этажа, я внимательно оглядываю переполненный танцпол. Из-за мигания стробоскопов кажется, будто люди движутся в слоу-мо.

Пахнущее потом человеческое море меня мало интересует. Равно как и развеселые пьяные компании, парочки, целующиеся на диванах, и скудно одетые девушки, которые призывно извиваются в надежде привлечь внимание хищников мужского пола.

Что до меня, я – хищник совершенно иного рода.

Неспешно высматриваю в толпе свою добычу. С самого приезда не сводил с нее глаз. Каждую субботу она по вечерам приходит в этот второсортный клуб, чтобы напиться и пофлиртовать. Неизменная рутина, призванная заполнить пустоту ее бесцельного существования.

Уже несколько недель я наблюдаю за ней издалека. Не раз провожал, оставаясь незамеченным. Я знаю, кто моя цель, сколько ей лет, чем занимается, где живет, кем работает, кто ее друзья, родственники, какие у нее привычки.

Да, вот такой вот я дотошный и прилежный. Всегда ответственно подхожу к делу. Аккуратно и методично фиксирую каждую мелочь. Придерживаюсь строгой дисциплины в рамках своей деятельности.

Доказательство: я в клубе, но не выпил ни капли спиртного.

Разум должен оставаться кристально ясным.

А еще я не реагирую на завлекающие жесты приметивших меня девушек. Все мое существо нацелено на другой объект.

Четыре часа утра. Моя уставшая цель пожимает руки друзьям, желает им доброй ночи и слегка неровной походкой направляется к выходу.

Я спускаюсь по лестнице и иду следом. Три встречные женщины шлют мне обжигающие взгляды и многообещающие улыбки – зря стараются. Я на голову выше большинства присутствующих мужчин и куда как мощнее сложен, поэтому люди обычно убираются с моего пути. Те, кто стоит ко мне спиной, заняты выпивкой, болтовней или танцами, они даже не замечают легкого движения воздуха, порождаемого моими скупыми движениями. Я прохожу мимо них, не сводя взгляда с силуэта моей добычи, который вьется между ними, словно призрачная змея. Однако иные из них, более чуткие, вздрагивают и оборачиваются к пустому месту, где две секунды назад был я. Они задаются вопросом, почему у них внезапно мурашки побежали по коже и выступил холодный пот. Слышали когда-нибудь об инстинкте самосохранения, который срабатывает при приближении неминуемой опасности? Вот он у них и есть, хотя бы в зачаточном состоянии. Представляй они точнее, что я за хищник, никогда бы не рискнули повернуться ко мне спиной.

Снаружи, под покровом темноты, я преследую свою жертву в прохладе ночи, тенью скользя вдоль стен. Мои ноги не издают ни малейшего шороха по грязному тротуару. Подвыпившая добыча после регулярных возлияний неизменно возвращается домой: жилище объекта всего в километре от ночного клуба. Моя цель и не заметила, что за ней кто-то увязался.

Я говорю о своей жертве в женском роде, но, вообще-то, это мужчина. Сорок два года, разведен, двое детей, госслужащий, обычного телосложения и с покладистым характером. Из тех людей, о ком забываешь, едва встретив, кто не представляет ни для кого никакой ценности.

Кроме меня.

Как и ожидалось, моя жертва сворачивает на перекрестке и направляется в темный переулок. Срезает путь домой. Я ускоряю шаг, готовясь действовать. Почти пора.

Как и ожидалось, переулок пуст. Ради очистки совести я быстро проверяю окна окрестных зданий. Никаких свидетелей.

Моя жертва не слышит, что я подкрадываюсь.

Неумолимый, точно сама смерть, я удобнее перехватываю рукоять ножа. Само действие занимает всего несколько секунд. Я зажимаю мужчине рот затянутой в перчатку ладонью и вспарываю ему горло пугающе быстрым и отточенным движением. Конечно, он пытается вырваться, бьется от ужаса в моих объятиях, но я надежно прижимаю добычу спиной к своей груди.

Наконец беспорядочные конвульсии жертвы стихают.

Я чувствую, как липкая кровь обильно стекает по моему черному рукаву, как последние спазмы сотрясают ослабевшее тело. Но отпускаю добычу лишь тогда, когда она больше не подает признаков жизни. Осторожно кладу труп на землю. Присев на корточки, еще раз проверяю, действительно ли мужчина мертв, забираю бумажник, чтобы сымитировать для полиции банальное ограбление, и тщательно осматриваю место преступления, не оставил ли я следов. Лишь затем убираю нож в карман куртки, вытираю окровавленный рукав платком и быстро ухожу в противоположную сторону. Бумажник и испачканный платок я уничтожу дома – сожгу, как обычно. Потом тщательно вымою нож, выстираю одежду. И наконец отправлю зашифрованное СМС своему двоюродному брату, сообщу, что контракт успешно выполнен. Завтра он свяжется с заказчиком, и тот выплатит нам вторую половину обещанного гонорара.

Конечно, если ситуация располагает, я предпочитаю работать с огнестрельным оружием. Так и сближаться с целью не приходится, и пачкаться не надо. Но в данном случае выбора не было. Мы ищем подход к каждому заказу, а этот требовал личного вмешательства.

Да, кстати, я же не представился.

Мое французское имя – для прикрытия – Валентин Лоран. Настоящее же – Валентино Массари. Я итальянец и наемный убийца, но об этом, думаю, вы уже догадались.

Se dici ad anima viva, mi metterò un contratto sulla testa[1].

Глава 1

Скандал, достойный разъяренной итальянской матроны

– Пугающая новость пришла к нам в воскресенье утром из Ле-Лож. Сорокадвухлетний мужчина был хладнокровно зарезан в переулке, после того как покинул клуб «Жаркая ночь». Поскольку у жертвы пропал кошелек, полиция считает, что на преступление злоумышленника толкнули корыстные мотивы. Орудие убийства не обнаружено. Полиция уже допросила друзей и родственников погибшего. Охрана заведения утверждает, что около четырех часов утра буквально следом за жертвой из ночного клуба вышел высокий мужчина в капюшоне, одетый во все черное, и проследовал в том же направлении. Для установления личности подозреваемого…

Я со стоном вырубаю телевизор. Вот почему терпеть не могу выпуски новостей. И так утро понедельника, ну куда еще такие «радостные» известия! Привет, депрессия и тревога. Аня скоро выйдет из душа, и я не хочу, чтобы дочка слышала подобные вещи. Она очень чувствительная девочка, может на весь день захандрить. Ей всего шесть лет. Я стараюсь максимально оградить ее от льющегося с экранов насилия, пусть и не могу отфильтровать все.

Спокойно допиваю кофе, и тут оживает мой телефон. По гостиной разносится «Sweet dreams» от Eurythmics. В такой час мне может звонить только Нина, моя лучшая подруга со времен колледжа. Мы с ней болтаем через день. Она, наверное, уже на работе. Начинает в девять, но всегда приходит на полчаса раньше. Нина трудится в регистратуре медцентра и обычно в понедельник утром звонит посплетничать, обсудить, как прошли выходные. Я с улыбкой принимаю вызов.

– Привет, треска! – радостно здоровается она.

– Привет, вараниха! – откликаюсь я.

– Как жизнь?

– Зашибенно.

Знаю, звучит странно. Мы с Ниной общаемся словно двенадцатилетки. И шуточки у нас в высшей степени посредственные. Кто впервые имеет с нами дело, вечно удивленно пялится на нас, тем более что порой мы переходим на довольно… цветистые выражения.

– Как там монстрик, завтракает? – интересуется Нина, пока я с телефоном в руке по привычке устраиваюсь у окна.

– Монстрик в душе. Она сегодня сильно не в духе, не выспалась, – рассеянно отвечаю я, глядя на грузовик, припаркованный у дома напротив.

– Ой, да ты, небось, опять разрешила ей допоздна смотреть мультики про феечек! – наполовину шутливо, наполовину укоризненно упрекает подруга.

– Виновна, ваша честь. Но в свою защиту должна сказать: она применила запрещенный прием! Изобразила котика из «Шрека», ну как тут было устоять? Вытаращила глазки, надула губки… Вот что ты от меня хочешь, вараниха? Я просто слабохарактерная мать, павшая под таким натиском.

– Эта маленькая манипуляторша отлично научилась с тобой управляться.

Даже отрицать не стану. Характер у дочки еще тот, однако она вовсе не пустая капризуля. Наоборот, Аня очень смышленая девочка и умеет добиваться желаемого – от одноклассников, от учительницы, от бабушки с дедушкой, ну и от меня, конечно. Нет, я не возвожу ее на пресловутый пьедестал и не кидаюсь выполнять каждое желание, но стараюсь быть хорошей мамой и обожаю радовать свою принцессу – в пределах разумного. Впрочем, Аня и не злоупотребляет моей любовью. Она прекрасно понимает, что мы ограничены в средствах. Раз мама трудится на двух работах, это не просто так.

– Ну, как прошли выходные? – спрашиваю я Нину.

– Офигенно! Я такого парня в баре встретила! Высший класс!

Она взахлеб расписывает мне своего очередного будущего бывшего. Я закатываю глаза. Подружка у меня неисправимый романтик, хотя с виду вся такая прагматичная стервочка. Упорно продолжает ходить на свидания, надеясь заарканить мужчину своей мечты. О ее любовных трагедиях можно слагать легенды – не возьмусь сосчитать, какое количество упаковок мороженого, бутылок текилы и коробок салфеток истребила она в моем доме после своих болезненных расставаний, однако сдаваться Нина не собирается. В этом плане я ей искренне восхищаюсь. Она продолжает верить в мечту, хотя много раз обожглась.

А вот я циничная и разочарованная женщина.

Нет, в лицее и мне мечталось о принце на белом коне. Влюбившись в будущего отца Ани, я думала, что отыскала среди гор мусора редкую жемчужину. А потом он вывалился из условного седла, показав истинное лицо… Да если на то пошло, конь тоже был не белым, а просто грамотно покрашенным. В общем, мой прекрасный принц оказался столь же морально уродлив, насколько физически красив.

Пока Нина расписывает, какие пируэты они с новым парнем выделывали в постели – чем невольно напоминает о зияющей пустоте в моей личной жизни, – я наблюдаю, как трое здоровенных грузчиков распахивают задние двери фургона и начинают вынимать из него вещи. Еще один парень стоит в сторонке, небрежно прислонившись к стене здания и скрестив ноги. Он просто курит, хотя, учитывая его еще более мощное телосложение, мог бы засучить рукава и помочь товарищам. Или этот лентяй – их начальник? Что-то меня одолевают сомнения, уж слишком хорошо он одет. Он не в джинсах и оранжевой футболке, как прочие, а в черных брюках и белой рубашке, которые идеально подчеркивают его мускулистую фигуру.

– Мама, я собралась, пошли в школу! – возвещает Аня у меня за спиной.

– Вараниха моя, прости, что перебиваю, но мне пора, монстрик уже рычит, – тихонько говорю я в трубку. – Набери днем на перерыве.

– Да без проблем, треска! Целую вас обеих!

– Чмок в пупок, – отвечаю я и отключаюсь.

– Эй! Никакой я не монстрик! – возмущается дочь, когда я поворачиваюсь к ней.

И правда, сегодня Аня – воплощение примерной школьницы. Две длинные светлые косички обрамляют ангельское лицо с зелеными глазами и круглыми щеками. Джинсовая куртка, розовая футболка, плиссированная юбка до колен и золотые сандалии довершают образ. Она сжимает лямки рюкзака с плывущим по радуге смеющимся единорогом. Дочка – само очарование. Хотите сказать, я преувеличиваю? Да идите на фиг. Она самая красивая девочка на земле, и точка!

– Доложите обстановку, солдат! Зубы почищены? – спрашиваю я, хватая сумочку.

– Так точно, мой генерал! – салютует мне Аня.

– В туалет схожено?

– Так точно, мой генерал!

– А обнимашки сделаны?

– Еще нет, мой генерал…

Я наклоняюсь и распахиваю объятия. Дочка со вздохом дает прижать себя к груди. От нее так вкусно пахнет, что я утыкаюсь носом ей в шею. Моя одержимость. Вставляет круче любой дури на свете.

– Ма-а-ам, ну прекрати эти телячьи нежности, мне ж не три года! – кривится Аня, пока я целую ее в щеку, нос и лоб.

– Так что, мне позорить тебя у школы, на глазах твоих подружек?

– Ни в коем случае! – с таким ужасом восклицает дочь, что я невольно смеюсь.

– В путь, моя предпубертатная принцесса, а то окажемся в числе опоздунов!

Дочь прищуривается и переводит оценивающий взгляд на уже почти полную банку штрафов за ругательства. Все лежащие в ней монетки – мои. А самое печальное – даже не я придумала ее туда поставить. Аня подсмотрела идею по телевизору и решила, что так мама станет следить за языком. Ничего подобного: ругаюсь я столько же, поэтому дочь неуклонно богатеет.

– Мам, а ведь «опоздун» – нехорошее слово?

– Вовсе нет.

– У бабушки уточню, – ворчит она, выходя в открытую мной дверь.

– А как же доверие друг другу?

– Стой, а ты что, куртку не наденешь? – удивляется Аня, указывая на мои обнаженные, украшенные татуировками руки и глубокое декольте черного платья с вишенками.

– Так тепло же.

– Мама, мне не очень нравится, когда ты так приходишь в школу. Все пялятся, – смущенно признается дочь.

Ох, а она уже начинает меня стыдиться! Хотя стоит признать, я точно не веду себя как скромница. Реакция прохожих меня или забавляет, или мне на нее плевать. Я почти не задумываюсь о чужом мнении. Мне просто хорошо, я собой довольна (хотя так было не всегда). Но Аня – ребенок, и не нужно, чтобы она страдала в школе из-за моих нестандартных увлечений. Дети бывают весьма жестоки.

Меня саму все школьные годы унижали и изводили насмешками из-за лишнего веса. Дали мне кличку «Обеликс»[2]. С того-то и начались все мои проблемы. До расставания с Аниным отцом пять лет назад меня швыряло из булимии в анорексию и обратно, я то набирала, то теряла десятки килограммов. Сегодня я вешу шестьдесят-шестьдесят пять при росте метр шестьдесят. Иными словами, я в форме и с формами, но спокойно принимаю собственное тело, просто дважды в неделю хорошенько бегаю ради тонуса. Моя мантра: никогда больше не сидеть на диете. Я – нормальный живой человек, который любит вкусно поесть, но и не обжирается, чтобы не вернуться к своим прежним подростковым комплексам.

Короче говоря, во имя душевного спокойствия Ани я иду на небольшую уступку и надеваю кремовую куртку, чтобы скрыть руки и пышный бюст.

– А кто на меня пялится?

– Мам, да все, – повторяет она. – Особенно папы одноклассниц.

Ой. Теперь понятно.

Я знаю, как меня воспринимают в школе. Этакая татуированная, фигуристая красотка в стиле пин-ап, которая одевается в яркие платья и перекрашивает волосы в зависимости от своего переменчивого настроения, точно героиня манги. На сегодняшний день моя длинная гладкая шевелюра отливает медью, а кончики на десять сантиметров выкрашены в ярко-красный цвет. Я делаю макияж в стиле Диты фон Тиз[3]: черная подводка, немного туши и малиновый блеск для губ, который отлично смотрится на моей коже молочного оттенка.

И если столь яркая внешность вполне подходит моему роду деятельности – татуировщица и бармен, – то на фоне других родителей я, конечно, выделяюсь. Уже привыкла к их косым взглядам. Люди норовят осудить меня, совершенно ничего обо мне не зная. Отношение разнится в зависимости от характера и личного опыта каждого человека. Непонимание, неприязнь, отвращение, презрение – или наоборот, любопытство, ревность, зависть, похоть. Хотя мы живем в свободном мире, который поощряет проявление индивидуальности, мой вид либо завораживает, либо раздражает окружающих. Так или иначе, я редко оставляю людей равнодушными. Чопорные матери-католички избегают моего общества, глядя на меня свысока, как на распутную девицу. Я лучше лажу с теми, кто не обременен предубеждениями, но таких тут мало. Что касается отцов, которые обращаются ко мне в школе… в большинстве случаев это разведенные мужчины с грязными фантазиями. Или, того хуже, неверные супруги, мечтающие замутить с эксцентричной матерью-одиночкой, чтобы потом похвастать вечерком перед друзьями. Да, клянусь, эти ублюдки смеют флиртовать со мной, забирая своих детей! Этой категории парней я жестко даю отпор, угрожая все рассказать их супругам.

Еще год назад Ане нравился мой необычный вид. Я даже покрасила волосы в конфетно-розовый цвет, когда дочь попыталась взять меня на слабо. Она носила яркие платья, очень похожие на мои, и рисовала на своих пухлых ручках цветы и звезды. Когда же Аня подросла, ее вкусы стали более сдержанными. Теперь она предпочитает сливаться со своей группой друзей, а не откалываться от них. Я понимаю эту потребность приспособиться, даже если не разделяю подобных взглядов. Мои единственные настоящие подруги – Нина и Лили, пожилая соседка через дорогу, и меня это устраивает.

Итак, о чем мы?

Дочь внезапно спохватывается:

– Мы забыли посадить Роджера обратно в клетку!

– И куда подевался этот грызун Апокалипсиса?

– Наверное, под мебелью прячется. И не надо над ним смеяться, он очень чувствительный!

– Милая, ему не понять наших шуток, у него мозг размером с арахис.

Для Роджера у меня имеются и другие прозвища, но, чтобы не оскорблять слух дочери, их я произношу только при Нине. Например, Ноготрахаль. Кролик у нас не кастрированный, поэтому зачастую у него гон. Я регулярно застукиваю его рядом со своей обувью, если имела несчастье не прикрыть дверцу шкафа. Когда Роджер не сношает мои туфли, он грызет все провода в пределах досягаемости и оставляет за собой след из какашек, точно длинноухий Мальчик-с-пальчик. Еще он не любит морковь, предпочитает хрустящие хлопья, которые Аня иногда отсыпает ему с завтрака, и ест только самые дорогие семечки из магазина. Не будь Роджер таким милым, я бы однажды приготовила рагу из кролика с горчицей.

Моя принцесса становится на колени и выуживает из-под буфета Роджера. Берет его на руки, нежно целует между ушей и сажает обратно в клетку, желая ему хорошего дня. Надо будет собрать помет этого паршивца, как вернусь.

Мы с Аней, весело болтая, выходим из дома и шагаем к моему старому синему кабриолету, припаркованному на стоянке. Этот кусок антиквариата без гидроусилителя руля мне подарил один небогатый парень в обмен на татуировку на правой ягодице – пылающий готический крест с распятой на нем обгоревшей Барби. Я назвала машинку Кристиной, хотя в отличие от кинговской она не красный «Плимут Фьюри» и не одержима никаким злым духом, кроме моего собственного[4].

Грузчики, за которыми я наблюдала в окно, как раз достают какой-то особенно тяжелый прямоугольный стол из стекла и кованого железа. Один из мужиков поворачивает голову в нашу сторону, видит меня, сально ухмыляется и подмигивает. Я выгибаю бровь. Его напарник резко призывает нахала к порядку и требует сосредоточиться на работе. Курильщика уже нет рядом. Я ищу его глазами, сжимая в руке ключ.

– Мама, осторожно! – вдруг окликает дочь.

Слишком поздно.

Моя правая нога ступает в какую-то в скользкую субстанцию.

– Да твою ж мать направо и налево! – вскрикиваю я, отпрыгивая в сторону.

Зараза! Излишне говорить, что я наступила в какашки. И даже не левой ногой! Под гаденькие смешки озабоченного грузчика я сердито вытираю об землю подошву балетки, ругаясь на чем свет стоит. Аня закрывает уши руками. Похоже, сегодня придется высыпать в банку минимум десять евро.

В этот момент прямо на нас бросается предполагаемый виновник торжества. Весьма мускулистая немецкая овчарка… без поводка.

Пес с виду не агрессивный, но я инстинктивно прячу дочь за себя. Чокнутое животное прыгает на меня и едва не опрокидывает под своим весом. Я стараюсь держать его на расстоянии вытянутой руки, но зверюга слишком сильная. А уж когда пес в знак извинений пытается облизать мне грудь… Фу! Сначала насрал под ноги, теперь пускает слюни мне на сиськи… как еще на обувь не помочился, раз уж все равно подскочил? Ну чтоб территорию пометить.

Справа доносится пронзительный свист. Пес оставляет меня в покое и трусит назад к своему хозяину, козлу, который позволил собаке испражняться посреди парковки. Стиснув зубы, я готовлюсь взглядом убить на месте гада… который оказывается не кем иным, как тем самым курильщиком в черных штанах и белой рубашке. Мы смотрим друг на друга, и ругательства застревают у меня в горле. Пусть с такого расстояния я и не могу определить точный цвет его глаз, но нельзя не заметить красивое мужественное лицо и ту сексуальную привлекательность, которую он излучает. Верный пес садится у ног хозяина. Высокий, крепкий парень не говорит ни слова и не улыбается. Просто пронзительно смотрит на меня, держа руки в карманах. Что ж, я и сама могу подойти и потребовать от него извинений.

– Мама, мы в школу опоздаем! – тянет меня Аня за рукав куртки.

Я рассеянно киваю, не отрывая взгляда от незнакомца. Дочь дергает меня за подол платья.

– Мама!

– Да, идем!

Мы спешим к Кристине и открываем двери. Тихо ворча, я сажусь за руль.

– Фу, как воняет! – кривится Аня, морща нос и обмахиваясь.

Она права, от балетки несет дохлой крысой. Боже мой, что ест эта собака, если от ее говна так разит? У меня нет времени складывать крышу машины; я спешно кручу рукоятку, опускаю стекло и проветриваю салон. Теперь чтобы проводить дочь на урок, придется бросить балетки на коврике и заявиться в школу босиком… Вот тебе и «хотела сегодня не выделяться»! Это провал. На будущее – надо всегда держать в багажнике пару туфель на непредвиденный случай.

Заведя машину, я поправляю зеркало заднего вида, пытаясь разглядеть мужчину у здания. Он уже исчез вместе с собакой. Покачав головой, я выжимаю сцепление, одновременно включая первую передачу, и трогаюсь с места.

Руку на отсечение даю, я только что встретилась с новым соседом, тем самым, что въехал в недавно опустевшую квартиру прямо напротив моей.

Отвезя Аню в школу, я возвращаюсь домой. Сегодня у меня смена только в тату-салоне. Две записи: на 15:00 и на 17:Первая – татуировка саламандры в стиле трайбл на лодыжке, это не займет много времени. Вторая посерьезнее: я начала работу несколько недель назад и вот только теперь смогу закончить. Это своего рода мизанабим, картинка в картинке – изображение хребта поверх собственного позвоночника клиента, нашего завсегдатая, у которого на теле уже с десяток татуировок моего авторства. Мне еще предстоит поработать над тенями и рельефом.

У меня всегда был талант и страсть к рисованию. Чтобы стать татуировщиком, высшее образование не требуется. Владелец салона Крис – хороший друг Нины. Она рассказала ему обо мне, когда я отчаянно искала работу. Мы с ним встретились, я показала Крису свой альбом для рисования, и он сразу же меня нанял. Обучал всему по ходу дела. Крис занимается административными и финансовыми вопросами, а еще делает пирсинг и простые татушки; я же специализируюсь на сложных работах, которые требуют больше времени. Салон у нас, конечно, маленький и скромный, но мы следим за гигиеной, отличаемся серьезным подходом к делу и дотошностью. Благодаря этим принципам мы заслужили неплохую репутацию в городе, и наши клиенты нас хвалят. Сарафанное радио – лучшая реклама. Крис даже планирует этим летом нанять третьего мастера, если бизнес продолжит процветать. Он отличный босс, и я понимаю, как мне повезло. Поскольку дела у салона идут все лучше и лучше, недавно Крис выразил мне благодарность, увеличив мою ежемесячную зарплату на сто евро.

У меня так же нет претензий и к другой моей работе – ирландскому пабу «О'Брайен», где я тружусь барменом по вечерам в пятницу и субботу. Туда я устроилась недавно, всего два года назад. Мой молодой босс Алексис унаследовал паб после смерти отца. Сделал в заведении ремонт и разместил вакансию в Интернете. Я могла указать в резюме лишь опыт работы официанткой в пиццерии, но мой необычный вид, заразительная улыбка и общительность сыграли мне на руку во время собеседования. И, не буду врать, еще оказалось, что я… как бы это сказать… зацепила Алексиса.

Он флиртует со мной с тех пор, как меня нанял. Босс – довольно сдержанный молодой человек, мы прекрасно ладим, и он никогда не переходит границ приличия. Все просто и ненавязчиво. Комплимент здесь, комплимент там. Алексис никогда в открытую не предлагал мне зайти дальше. Моя коллега Карен убеждена, что я его отпугиваю и он боится получить отказ. Зная же параноидальную натуру шефа, я считаю, он просто опасается, вдруг я подам на него в суд за сексуальные домогательства. Как будто Алекс мог бы кого-то домогаться! Этот парень – милаха, он и мухи не обидит. Честно говоря, я рада, что босс не пытается ко мне подкатывать. Не то чтобы Алекс какой-то отталкивающий – он довольно милый, этот блондинчик с карими глазами и мягкой улыбкой, – но не стоит смешивать личную жизнь и работу. Я избегаю ситуаций, которые могут привести к серьезным неприятностям. И без того достаточно натерпелась с отцом Ани, Лукасом. В плане характера Алекс не имеет абсолютно ничего общего с моим бывшим, но он все равно мой начальник, и я дорожу местом.

Вообще я люблю обе свои профессии. Ни за что на свете не променяла бы их на высокооплачиваемую, но скучную работу в офисе. С клиентами не всегда легко, но что поделать. Я – девушка любознательная, ненавижу одиночество и тишину. Обожаю находиться среди людей, болтать с ними, заводить новые знакомства, пусть они и не перерастают в настоящую дружбу. Я берегу личные границы ради нас с дочкой и не слишком-то доверяю каждому встречному. Кроме того, все, кто меня хоть сколько-нибудь знает, в курсе – на нервы мне действовать не надо, я человек вспыльчивый. Например, в субботу вечером под изумленными взглядами клиентов и Алексиса я сама выставила на улицу пьяного козла, который хлопнул Карен по заднице. Никакого снисхождения к озабоченным придуркам! Я даже предложила боссу написать этот девиз на табличке и повесить в витрине паба, да только Алекс отказался. А вот я бы на его месте не сомневалась ни секунды.

Ближе к обеду, когда я уже заканчиваю стирку, приходит СМС от Криса.

«Запись на 15:00 отменилась. Клиентка занервничала и передумала».

Я вздыхаю, откладываю телефон и разбираю стиралку. Затем выставляю на балконе сушилку и достаю прищепки, чтобы развесить трусики и бюстгальтеры.

Сразу подмечаю, что грузовика на улице больше нет. Смотрю на квартиру напротив. Сквозь незашторенное французское окно вижу груды коробок и край черного кожаного углового дивана. Немецкая овчарка моего нового соседа дремлет на балконе на солнышке. Раньше там жила небогатая семья, но теперь они купили дом в пригороде. От Лили, которая была их соседкой по лестничной площадке, я знаю, что в той огромной квартире три красивые спальни, большая гостиная с дубовым паркетом и современная навороченная кухня. Жилье куда солиднее моего, ну так и плата за него вдвое выше, примерно тысяча евро. Предыдущие арендаторы получали пособие. Если этот парень один, ему такое не светит. Разве что к нему вскоре присоединится семья… Только у меня есть ощущение, что незнакомец холост.

Может, он какой-нибудь топ-менеджер. Или банкир. Или порноактер.

Зараза, что-то я снова отвлеклась.

В окне спальни то и дело мелькает мощный силуэт. Видимо, коробки распаковывает. Пока развешиваю белье, попутно гадаю, кем же работает мой молчаливый сосед. Наконец я возвращаюсь в комнату с пустой корзиной под мышкой. Надо будет Нине похвастать, что в доме напротив поселился красавчик.

Стоя на коленях перед огромным чемоданом, я набираю код на замке и приподнимаю тяжелую крышку. Внутри – весь мой тщательно упакованный арсенал. Револьверы, снайперская винтовка, дробовик, ножи, мачете. Я закрываю чемодан обратно и тащу его в шкаф. Разложу оружие с наступлением темноты, когда закрою все ставни.

Район не очень хороший, но квартира, которую я выбрал для аренды, неплохая. Просторная, функциональная, c хорошей отделкой: качественный паркет и белые стены. В любом случае я не планирую жить тут больше года-двух. Никогда не задерживаюсь на одном месте надолго. Судя по настрою хозяина, в мои дела он не полезет.

Подхватываю очередную коробку, но тут звонит мой мобильный, айфон последней модели. На экране высвечивается номер Джакомо. Я зажимаю телефон плечом, а сам принимаюсь расставлять книги в шкафу в спальне.

– Валентино! Ну как, уже обустроился в новом логове? – спрашивает меня кузен по-итальянски.

– Да вот, как раз коробки распаковываю, – отвечаю я на том же языке.

– Те грузчики, которых я порекомендовал, хорошо справились с работой?

– Более-менее. Очень уж торопились. К счастью, ничего не повредили. Я за ними приглядывал.

А если бы повредили, им бы пришлось очень, очень плохо.

– Лесс не слишком растерялся на новом месте? – спрашивает Джакомо.

Я с любовью смотрю на балкон, где привольно развалился шерстяной бездельник.

– Вообще не растерялся. Дрыхнет на солнышке. Он всегда мгновенно привыкает к новой обстановке.

– Прямо как его хозяин.

Я иронично улыбаюсь.

– Как хорошо, что ты переехал поближе к моей холостяцкой квартире, Валентино, – оживленно продолжает Джакомо. – Буду чаще к тебе заглядывать.

– Только не слишком часто, кузен. У тебя раздражающая привычка без малейшего стеснения опустошать мой холодильник.

Он смеется.

– Кстати о холодильнике – срочно подключи его и поставь туда упаковку пива! Сейчас разошлю письма, сделаю пару звонков и приду помогать тебе с новосельем. До встречи, олух.

Вешаю трубку. Если и есть в нашем мире человек, на которого я могу положиться в любой ситуации, это мой кузен. Он мне как брат родной – и это взаимно. Хотя должен признать, иногда Джакомо действует на нервы. Мы по характеру – полная противоположность друг другу. Уживаемся, конечно, но не без проблем. Он – порывистый и беззаботный, я – сдержанный и осторожный. Джакомо – душа компании и обожает закатывать festa[5], я же домосед, одиночка и предпочитаю размеренную и предсказуемую жизнь. Кузен считает меня совершенно асоциальным типом.

Предложи мне кто в двух словах описать наши с ним роли в организации, я бы выразился так: Джакомо – мозг, я – рука с оружием. Он удаленно собирает все кусочки информации, составляет план операции, я же его осуществляю. Но не заблуждайтесь: Джакомо не менее опасен, чем я. Пусть «в поле» кузен выходит куда реже, но вполне способен пустить пулю в голову цели, распевая «Ave Maria» на манер Паваротти.

Уже более десяти лет мы работаем наемными убийцами и за все это время ни разу не сорвали контракт. Успели приобрести солидную репутацию в определенных кругах, чем и объясняются заоблачные гонорары, которые нам платят за наши кровавые услуги. Закон предложения и спроса. Мы регулярно выполняем заказы всевозможных знаменитостей, бандитов, миллионеров и политиков. И уже убивали всевозможных знаменитостей, бандитов, миллионеров и политиков. Каждая пятая «трагическая смерть» актера или певца от «передозировки» – на нашей совести. Наши клиенты окрестили нас «итальянскими жнецами». Это прозвище либо шепчут с благоговейным трепетом, либо цедят с убийственной ненавистью. Bene[6]. Нам с кузеном нравится вызывать обе эмоции. Скажем так: если надеешься выжить и раскрутиться в нашей сфере, надо уметь навевать и то и другое.

Пока я загружаю пиво в холодильник, мой взгляд сам собой обращается к окну. Какое-то движение слева привлекает мое внимание. Оказывается, та фурия, что сегодня утром вляпалась в говно Лесса, – моя соседка напротив. Такую сложно не запомнить: черное с красным платье, медные волосы до талии. Нас разделяет около тридцати метров.

Замираю у кухонного окна точно вкопанный. Соседка развешивает на балконе постиранное белье… точнее, нижнее белье. На зрение я не жалуюсь, да и невозможно с чем-то спутать эти кусочки кружева и шелка – черного, белого, синего, зеленого, фиолетового и розового. Настоящее буйство красок. Украдкой произвожу подсчет. Четыре бюстгальтера, пять трусиков-бикини, две пары трусиков-шорт и три танга, если не ошибаюсь. Никаких стрингов. Некоторые женщины их не любят. Интересно, как выглядит это создание, которое словно выскочило прямиком из хентая[7], в нижнем белье. Например, в розовом бюстгальтере и подходящих по цвету танга.

Я немного старше ее; ей определенно не больше двадцати пяти. Однако она уже мать, ее девочке лет пять-шесть. Если бы я не увидел их вместе на парковке, никогда бы не догадался, что у моей соседки есть ребенок. Со всеми этими татуировками, макияжем в стиле пин-ап и броской внешностью она, мягко говоря, не похожа на классическую примерную мамочку. И что-то мне подсказывает: отец ребенка с ними не живет. Судя по тому, что я отсюда вижу, обстановка у них стопроцентно женская (ни один гетеросексуальный мужик не согласился бы жить в розово-лиловом доме) и напоминает чудовищную барахолку.

У моей новой соседки тело куда пышнее, чем у тех женщин, с которыми я привык спать, и очень красивое лицо с тонкими чертами. Она напоминает фарфоровую куколку, вот только не из тех, с которыми играют маленькие девочки… Пусть дамочка не совсем моего типажа, ее головокружительные формы, пухлый рот, подчеркнутый алой помадой, и коллекция белья навевают фантазии строго 18+.

Впрочем, замужем она или нет, я не собираюсь заигрывать с ней ради удовлетворения похоти. Предпочитаю знакомства на одну ночь, случайных женщин, которым плевать, кто я, и которые просто хотят поразвлечься. Я никогда не трахаю одну и ту же девушку дважды, никогда не даю номер телефона, никогда не приглашаю к себе. Мне совершенно не нужен лишний риск – а эта молодая красивая мать из квартиры напротив представляет собой максимальную опасность.

Словно почуяв взгляд, она поворачивает голову в мою сторону. Чтобы не попасться, отодвигаюсь вбок. Она смотрит на мой балкон. Вероятно, увидела Лесса и поняла, кто же сюда въехал. Через несколько секунд я возвращаюсь в комнату, чтобы продолжить уборку, и понимаю: соседка, глубоко задумавшись, так и стоит возле сушилки, с тазом под мышкой. Утром на миг показалось, что она устроит мне выволочку, точно заправская торговка рыбой, но девушка только посмотрела на меня с испуганным выражением лица и не сказала ни слова. Чуть не рассмеялся тогда. Да, женщины часто реагируют на меня именно так. Скажете, много о себе думаю? Нет, я просто реалист.

Наконец, bella ragazza[8] возвращается к себе в дом.

Двадцать минут спустя ко мне заваливается Джакомо. Лесс, как обычно, приветствует его лаем. Кузен оглядывает мое новое жилье так, будто сам собирается тут поселиться, и все комментирует по-итальянски. Обойдя каждый угол и одобрительно покивав, он выходит со мной на балкон, прихватив две бутылки пива. Я открываю их и закуриваю, а Джакомо садится в мое кресло и лениво почесывает за ухом Лесса, пристроившего голову ему на колено.

– Ого, какой тут, оказывается, район замечательный, – с понимающей улыбкой присвистывает кузен на родном языке.

Поворачиваюсь в направлении его взгляда. Развалившись на диване в невероятной позе – одна нога закинута на спинку, голова почти на полу, – моя «расписная» соседка болтает по телефону. Ее заразительный смех доносится даже до нас. Делаю три глотка пива и затягиваюсь сигаретой.

– А, она сегодня утром в говно Лесса вляпалась. Материлась, как добрая итальянская матрона, – непринужденно сообщаю я кузену.

Циничный смешок Джакомо смешивается с хрустальным смехом соседки.

– Вот она, наверное, на тебя разозлилась.

– Ага, только и пикнуть ничего не посмела.

– Неужели ты так запугал рыжулю?

– Нет. Думаю, она растерялась. Не ожидала, что хозяин Лесса – я.

Заслышав свою кличку, пес включается в беседу, подтверждая мои слова веселым тявканьем.

– Да стой рядом я, она б на тебя и не взглянула, – поддевает кузен, похлопывая Лесса по боку.

Пропускаю его слова мимо ушей. Не собираюсь вестись на провокацию. Вот когда мы были подростками и думали не мозгами, а гормонами – тогда вечно сравнивали свои достижения. Делали ставки, кто больше девушек за месяц поимеет. В большинстве случаев выигрывал я. Те глупые споры остались в далеком прошлом, но Джакомо до сих пор иногда ударяется в детство, будто жить не может без этого соперничества.

– У нее дочка маленькая есть.

Джакомо вскидывает бровь. На его лице читается смесь скептицизма и неприязни. Детей кузен не любит.

– Ой. Что-то она как-то резко подурнела. – «Ну это кому как». – И что, ты собираешься…

– Нет, – с ледяной яростью обрываю я. Надо ж было подумать о таких глупостях!

Кузен миролюбиво вскидывает руки.

– Ладно, Вал, не злись!

– Клиент перевел оставшиеся деньги? – резко меняю я тему, туша сигарету в стеклянной пепельнице.

Джакомо кивает и расплывается в широченной белоснежной улыбке. Он сразу улавливает, о чем я говорю – о том сорокалетнем мужике, которого пришлось зарезать. Итак, пятнадцать тысяч евро добавились к и без того внушительной сумме на нашем банковском счету в Швейцарии.

– Я только что получил новый контракт. Вал, это чертов подарок судьбы. Надо выполнить до конца месяца. На кону сорок тысяч.

Дергаю подбородком, приглашая кузена вернуться в дом и без лишних ушей обсудить детали следующего убийства.

Глава 2

Ерунда, все равно что курица пукнула

С тех пор, как наш загадочный горячий сосед въехал в квартиру, прошла почти неделя.

При каждом разговоре Нина убеждает меня наведаться к нему в гости. Подруга даже придумала грандиозный сценарий (прямиком из дешевой порнушки), где я прибегаю к мужику под дверь в насквозь мокром белом платье, под которым, разумеется, нет лифчика, и умоляю починить потекшие трубы в моей ванной. Или еще какую протечку устранить. Вот же извращенка!

Надо сходить занести продуктов Лили. Вдруг она мне побольше про него расскажет.

Так, стоп. Прежде чем столкнуть вас нос к носу с этой старой общипанной курицей, надо сперва вкратце о ней рассказать. Подготовить самых чувствительных читателей.

Лили – это ласковое прозвище. На самом деле она Жаклин, только до такой степени ненавидит собственное имя, что грозится вынуть вставную челюсть и плюнуть под ноги любому, кто посмеет произнести его вслух. Этой почтенной даме (почтенной, ха-ха) семьдесят три года. Ее муж умер десять лет назад от рака яичек, и с тех пор она живет одна. У нее есть двое внуков и дочь чуть старше меня, но та с матерью в ссоре.

Уже четыре года Лили не получает весточек от родных. Стоит признать, у моей приятельницы ужасный характер – и со временем он лучше не становится. Собственно, дочь и перестала с ней общаться после того, как Лили особенно едко прокомментировала «никакущий» уровень образования внуков и кривой пенис их «горе-папаши». И поскольку старуха горда, как павлин, и упрямее мула, она отказывается извиняться перед дочерью. Короче говоря, у Лили кроме меня подруг нет. Я навещаю ее раз в неделю. Приношу покупки и немного прибираюсь в доме, попутно болтая обо всем на свете. Соседи ненавидят Лили (это взаимно), и она растеряла даже тех немногих друзей, которые более или менее поддерживали ее после смерти мужа.

Эта старая зараза невыносима: постоянно язвит и обожает шокировать окружающих, но раз уж я сама в этом плане не без греха, то все равно люблю ее и воспринимаю как собственную бабушку.

Чтобы понять, каков характер Лили, представьте внебрачную дочь Сатаны и тетушки Даниэль[9], прибавьте щепотку психопатии Ганнибала Лектора – и получите примерное впечатление, что же там за старуха. Норман Бейтс[10] нервно курит за углом. Я не преувеличиваю. Хуже всего, что она вовсе не сумасшедшая – и от того еще страшнее. В Средние века жители деревни с удовольствием сожгли бы ее на костре как ведьму. Поселись Лили в доме престарелых, стала бы донимать чужих посетителей, сталкивать с лестниц старичков в инвалидных колясках и бить ходунками медперсонал.

Те, кто впервые ее встречают, покупаются на внешность милой бабули, думают, Лили – этакая благостная старушка, что по воскресеньям чинно ходит молиться в церковь. Фатальное заблуждение. За невинной улыбкой кроется паучиха, которая заманит вас в свои сети, а когда поймает – вот тут-то и раскроет свою натуру черной вдовы. Проглотит жертву как комара и не подавится.

Однако со мной Лили много смеется и может болтать о чем угодно. Если ее заносит – а это частенько случается, – я с ней спорю, но наши стычки не длятся дольше нескольких минут. В чем-то мы с ней похожи. Аня мне однажды высказала, что с возрастом я стану как Лили. У меня тогда мороз пробежал по коже, надо ж было выдать такое оскорбление устами принцессы!

Когда я только сюда переехала, почтальон перепутал нашу корреспонденцию. Моя фамилия – Льюис, а у Лили – Лавас. Этот прыщавый придурок решил, будто я ей какая-то родственница и живу с ней; исходя из такой дебильной логики, он и бросал ей в ящик мои письма. Однажды я зажала его в углу и спросила, отчего мне за несколько дней ничего не пришло. В итоге, бормоча невнятные извинения, он сознался в собственной дурости.

Пришлось идти и стучаться к Лили. Так мы с ней и познакомились. Она со смесью презрения и отвращения оглядела меня с ног до головы, обозвала, цитирую, «долбанутой лесбиянкой», пригрозила, что подожжет мой ящик, и захлопнула дверь перед моим носом. Я, колотя по ней, выматерила Лили в ответ и написала на ее ящике перманентным маркером «старая дрянь». На следующий день она подкинула в мою почту вонючую собачью какашку – ага, мне на них везет. Короче говоря, мы так грызлись несколько недель, а потом без всякой причины вдруг сошлись. Когда сегодня вспоминаем об этом, то смеемся, а она называет наши прежние размолвки прелюдией к прекрасной дружбе.

Между нами нет никаких секретов. Если у меня на душе паршиво, она тут же это чует и не отстает, пока я не сдамся и не расскажу, в чем дело. Лили ворчит, что дети вызывают у нее нервную почесуху, но с Аней всегда щедра и заботлива. Последние два года старухе трудно ходить, и я вызвалась ей помогать. Поначалу Лили заартачилась – говорю же, гордая, как павлин, – но в итоге сдалась под моим напором и пониманием, что сама уже по дому не справится. Лили хотела платить мне за услуги, но я наотрез отказалась от денег. Тоже ведь гордая, как павлин, и упрямее мула. Вдобавок, она живет на маленькую пенсию. И тратит ее на достаточно… необычные вещи.

Невзирая на преклонный возраст, старушка обладает либидо нимфоманки. Вот и скупает порнофильмы и эротические игрушки. Мне даже пришлось велеть ей сложить их в шкаф, чтобы я не натыкалась на них при уборке. Короче, ее сексуальная жизнь куда насыщеннее моей – что полный абсурд, как ни крути. Я говорила, что она подарила мне на день рождения тридцатисантиметровый золотой фаллоимитатор?

Еще Лили курит как паровоз и пьет как сапожник. Утверждает, что травка помогает ей при глаукоме, а алкоголь не дает повеситься на балке в спальне. Обычно, когда я навещаю ее, она либо пьяна, либо под кайфом. Иногда и то и другое одновременно. Однажды я застукала ее обнаженной в коридоре, где она исполняла стриптиз в попытках соблазнить засохшее растение, которое приняла за своего покойного мужа. В тот день мои глаза чуть не выпали из орбит, а только что съеденный завтрак попросился наружу. Лили накануне в одиночку приговорила бутылку красного вина и скурила мощный косяк.

Итак, вы получили представление, что у меня за подруга. Что ж, я предупредила…

Вернемся в настоящее. Груженная великолепной старой кошелкой в зеленую полоску (собственность Лили), я появляюсь перед витражной дверью ее дома и звоню в домофон. После четырех сигналов старая ведьма наконец отвечает и изрыгает свое обычное приветствие всем незнакомцам:

– Если вы приперлись с агитками, валите к дьяволу, долбаные леваки!

– Лили, это я, – устало отзываюсь я.

Мегера мгновенно смягчается:

– Робинетта, девочка, тащи сюда свою расписную задницу!

Дверь открывается.

Робинетта… боже! Ненавижу это дурацкое прозвище, о чем старая карга, конечно же, знает. Вваливаюсь в холл, волоча за собой тяжеленную уродливую сумку.

Вижу высокого мужчину, как раз заходящего в лифт, и изо всех сил спешу за ним на шпильках, но двери уже начинают закрываться.

– Подержите лифт! – в отчаянии кричу я.

Крупная загорелая ладонь тут же хлопает по датчику, и створки разъезжаются обратно. Я проскакиваю под длинной вытянутой рукой в кабину и сияю своей фирменной солнечной улыбкой, призванной растопить лед в душе моего невольного спасителя.

– Спасибо, это…

Я осекаюсь и не договариваю фразу.

Мир замирает.

Спасите! Помогите!

У меня перехватывает дух.

Сердце выпрыгивает из груди.

Глаза распахиваются.

Челюсть падает на пол.

Между ног… потоп.

Это он.

Нет нужды говорить, что если мой сосед издалека смотрелся потрясно, то вблизи оказался в сто тысяч раз привлекательнее. Этот парень точно стоит на вершине шкалы мужской красоты, придуманной нами с Ниной в школе (ну а что, парни же ставят девушкам оценки, почему бы нам не отплатить им тем же? У нас же вроде равенство полов, прости господи). Итак, шкала:

Ну такое.

Сойдет.

Красавчик.

Офигенный.

Ходячая секс-бомба, способная уничтожить здравый смысл любой женщины.

Однажды мне в баре попался парень на крепкую тройку. Мои гормоны тут же пустились в пляс. Но увы, богатенький сноб лишь мазнул взглядом по моим на тот момент фиолетовым волосам и отвернулся. Стыдно признаться, но я с досады кинула щепотку перца ему в бурбон. Остаток вечера мужик провел в туалете. Ну а как он хотел? Что посеешь, то и пожнешь. А я… слегка обиделась.

После фиаско и расставания с Лукасом я спала с единицами и двойками. Но выше не поднималась, даже на уровне флирта.

А теперь стою в тесной кабинке лифта с обалденной, нереальной пятеркой, высоким темноволосым и светлоглазым мужчиной, от которого буквально веет опасностью и сексом.

Ему, похоже, лет тридцать. Он одет в черные джинсы и бледно-голубую рубашку с закатанными до локтей рукавами. Одну руку он держит в кармане, в другой – пакет с собачьим кормом. Покрытые татуировками мускулистые предплечья не дают мне покоя – орнаменты лишь подчеркивают огромный рост и атлетическое телосложение парня. У него фигура боксера-тяжеловеса. А лицо так же притягательно, как и тело: убийственные бирюзовые глаза, которые смотрятся еще ярче на фоне смуглой кожи, квадратная челюсть, оттененная щетиной, и в довершение всего полные губы, которые я бы с удовольствием прикусила. Каштановые волосы с золотистыми бликами подбриты на висках. Шевелюра густая, шелковистая, так и хочется ее погладить. Из-под воротника выглядывает верхняя часть остроконечной черной арабески. Если что меня и привлекает в парнях – в смысле, помимо общей красоты, – так это татуировки.

– …было очень мило с вашей стороны, – договариваю я с жалким хрипом.

Он пожимает мускулистым плечом, демонстрируя полное безразличие, и отворачивается от моей ничтожной персоны, устремив взгляд на мелькающие на панели красные цифры. Вот зараза… Он мне ни слова за все время не сказал, этот здоровенный грубый ублюдок. Может, немой? Так мог бы хотя бы из вежливости улыбнуться, у него же есть рот и чертовы лицевые мышцы! Собираюсь со злостью ударить по кнопке пятого этажа, но понимаю, что она уже активирована. Что вполне логично… Я незаметно вдыхаю витающий в кабине тонкий сандаловый аромат. Этот надменный придурок еще и отлично пахнет! Делаю вид, будто мне плевать, прислоняюсь к стене и насвистываю какую-то веселенькую мелодию, постукивая носком босоножки по своей бабкиной сумке.

Краем глаза подмечаю, что пять баллов чуть повернул голову и украдкой посматривает на меня. Не стану врать, будто между нами искрит – все-таки для такого нужна заинтересованность обеих сторон. Молчание становится неловким.

Я же уже говорила, что ненавижу тишину?

В порыве отчаяния скрещиваю руки под грудью с расчетом повыгоднее продемонстрировать ее в вырезе ярко-зеленого платья. Зря старалась. Пять баллов не смотрит на мой бюст, как поступило бы большинство нормальных мужиков. Вместо этого он пялится строго перед собой и нетерпеливо барабанит пальцами по бедру. Вроде бы не голубой, хотя мой гей-радар не такой точный, как у Нины. Тогда несколько вариантов:

а) он не заметил моих внушительных красоток, потому что у него косоглазие,

б) он предпочитает размер поменьше,

в) он монах,

г) он инопланетянин.

Выбираю вариант А. Допустим, у меня своеобразная внешность, которая может отпугнуть неподготовленного человека, но я же не урод и заслуживаю чуть больше просто мимолетного взгляда!

Двери открываются.

По правилам приличия мужчина должен пропустить даму вперед, но пять баллов, похоже, так торопится выйти, что их не соблюдает. Я тихо костерю его, направляясь следом, но тут случается беда. Я не смотрю, куда наступаю, и тонкий каблук моей босоножки застревает в щели лифта. Пытаюсь освободить ногу, но тут, к моему ужасу, ремешок на лодыжке лопается. По инерции меня ведет, я шатаюсь, как ненормальная и в итоге падаю с изяществом пьяного бегемота. Не в сильные руки соседа – это было бы слишком хорошо, – а к его ногам, прямо на заплесневелый, грязный ковер площадки.

Я валюсь, грохаюсь, растягиваюсь, но главное – оказываюсь задницей вверх. Платье задирается до бедер. К счастью, сегодня я не забыла надеть трусики! (Уточняю, потому что раз уже забыла. Или два. Или три?) Белые трусики с розовыми черепами, между прочим. Краснея, я спешу одернуть подол, молясь, чтобы мой новый сосед не успел их разглядеть.

– Ничего не сломали?

От глубокого, раскатистого голоса по коже бегут мурашки. У парня легкий акцент… кажется, итальянский. Ну вот! Мало ему иметь божественное лицо, офигенное тело и приятный запах, этот гад еще и обладает сногсшибательным тембром и сексуальным акцентом. Какая несправедливость!

Я поднимаю голову, будто в замедленной съемке. Растерянно перевожу взгляд с большой вытянутой руки к лицу с нечитаемым выражением. Вот уж правда, ходячий секс… Качаю головой, сгорая от стыда за то, что уже второй раз выставила себя перед ним дурой. Затем встаю без всякой помощи, подбирая клочья моей и без того невеликой самооценки. Его рука опускается. Пока я отряхиваю платье и поднимаю сумку на колесиках, номер пять обходит меня, приседает и высвобождает каблук моей поврежденной обуви из ловушки. Затем плавно встает и протягивает мне серебряную босоножку.

– Вот твоя туфелька, Золушка.

Легкая улыбка приподнимает уголки его чувственных губ.

Золушка? Да он издевается!

– Это не туфли, а босоножки, и пошел ты на хрен! – взрываюсь я, ковыляю к нему и выхватываю обувь из его рук.

В ответ на мою вспышку ярости красавчик лишь приподнимает бровь. Он поджимает губы, словно опасаясь сболтнуть лишнего, а затем просто поворачивается ко мне спиной и открывает дверь в квартиру 508, за которой уже скачет его собака. Мужик заходит к себе, больше и не взглянув в мою сторону.

– Мудак, – ворчу я, звоня в квартиру 511 на той же лестничной площадке.

Лили поочередно отпирает все четыре своих замка. Проходя мимо, я целую ее в морщинистую щеку и снимаю вторую босоножку, опускаясь на оливковый диван. Затем рассказываю подруге о приключившемся несчастье.

Думаете, она мне сочувствует? Затянувшись сигаретой, старуха разражается противным смехом.

– Ты ж на ногах не держишься, Робинетта, так зачем вечно бегаешь на шпильках! Уж коли родилась коротышкой, так смирись!

– От них ноги кажутся стройнее, а я не такая уж и коротышка! Во мне метр шестьдесят, а не метр двадцать!

– Вот и не бойся своих пухлых ножек и талии. Кстати, ты вроде поправилась. Думаю, с прошлой недели прибавила не меньше двух килограммов, – заявляет она, щурясь на мою грудь и живот.

– А ты сама-то как постарела! Думаю, с прошлой недели у тебя прибавилась пара сотен морщин, – парирую я с не меньшим ехидством.

– Эй, а ты сегодня в на редкость паршивом настроении! Опять месячные?

– Нет, просто тебя увидела.

Лили с трудом устраивается рядом со мной на диване.

– Зараза. Так что стряслось? Ты расстроилась, что мой новый сосед не пускает слюни на твои сиськи? Да ерунда, все равно что курица пукнула, Робинетт!

– Нет, не ерунда! Этот парень дружелюбен, как тюремная охрана. Козел.

– Будь он козлом, не протянул бы копыто, чтобы помочь тебе подняться, и не стал бы вытаскивать твою шпильку. Он тебе нравится, да? – догадывается она, скабрезно мне подмигивая. – Хочешь с ним хорошенько покувыркаться?

– Да. Нет. Может быть. Не знаю!

– Точно нравится, – уверенно объявляет она. – Ты сейчас красная, как твои волосы. Что ж, шалунья, у тебя хороший вкус. Мужика явно есть за что пощупать. Мне он тоже приглянулся, так что придется тебе побороться за него со мной.

Недоверчиво смотрю на нее, но похоже, старуха не шутит. Она выдыхает дым и машет костлявой рукой на лежащую на столе пачку сахара.

– Я на сто шагов впереди тебя, Робинетта! Не стала плюхаться перед ним, как блин, а пошла вчера, позаигрывала, построила глазки, покрутила задницей. Сразила красавчика наповал. Ух, я с ним оторвусь! Чуйка подсказывает, ему по нраву опытные тигрицы, – подытоживает она, царапая скрюченными пальцами воздух.

– Тигрицы столько не живут, Лили, – закатываю я глаза. – Если только он не фетишист по мумиям или тайный некрофил, шансов переспать с ним у тебя ноль.

– Ставлю двадцать фунтов, что я затащу эту шикарную задницу в постель до конца месяца!

– Живьем и в здравом уме?

– Конечно!

– По рукам, – соглашаюсь я, шлепаю старуху по ладони, а сама про себя хихикаю.

Ну все, теперь Лили будет флиртовать с ним до тех пор, пока он не захочет вздернуться. Так тебе и надо, пять баллов!

– Он напоминает мне моего Бернарда, – говорит подруга с мечтательной улыбкой.

Я бросаю взгляд на висящую на стене фотографию в рамке, где изображен лысеющий пузатый старик без зубов, и невольно кривлюсь.

Лили пинает меня в голень. Ой! А у этой гарпии еще есть силы!

– В молодости, идиотка!

– Ты бредишь. Этот парень холодный, как ледышка.

– Да ладно, Робинетта! Говорят же, что холодные мужики в постели огонь!

– Ты смотришь слишком много порно, – упрекаю я, отправляясь раскладывать покупки.

– А ты слишком мало! Вот сколько у тебя уже мужика не было?

Застыв с бутылкой водки в руке, я замираю, постукивая себя пальцами по подбородку. Год? Полтора? Мое молчание говорит само за себя.

– Господь Всемогущий, девочка моя, у тебя что, в трусах устрицами протухшими воняет? Ты отрастила там джунгли? У тебя все затянуло паутиной?

– Лили, я хожу на эпиляцию и слежу за собой. И уж кто бы говорил! У тебя секса не было со времен промышленной революции девятнадцатого века!

– Я переспала с Бернаром накануне его смерти.

– Теперь понятно, отчего он помер…

Но она, похоже, меня уже не слышит.

– У него тогда оставалось только одно яичко, но с парой голубых таблеточек аппарат еще работал. Ну и не забывай о Бертране.

Бертраном она окрестила свой любимый фаллоимитатор. Да, да, знаю, легко запутаться.

– А можно сменить тему, ну пожалуйста? Меня уже подташнивает.

– Ты сегодня работаешь, Робинетта?

– Ага, у меня запись в тату-салоне.

– Как поживает малышка Аня?

– Изводит всех мальчиков в своем классе.

– Вся в мать!

Тут мне возразить нечего.

Не успев закрыть дверь, слышу, как неуклюжая темпераментная красотка от души обзывает меня засранцем. И как ее винить: пока она не упала, я вел себя с ней не слишком-то вежливо. «Это не туфля, а босоножка!» Давно со мной так никто не разговаривал…

Она крепко вспылила. Что ж, мне в лифте тоже было жарко. Из-за ее цветочных духов и роскошных форм, обтянутых платьем цвета нефрита, у меня приключилась жесткая эрекция, которая стала совсем уж невыносимой, когда я узрел круглую попу в невероятных белых трусиках с розовыми черепами. Если бы не встревожился, что красотка сломала себе что-нибудь, рассмеялся бы в голос.

Интересно, что же привело ее в мой дом? Прислушиваюсь к звукам в коридоре. Она звонит в дверь и с кем-то здоровается. Узнаю голос странной соседки, которая вчера наведалась ко мне за сахаром. Может, она бабка красотки?

Хотя какое мне дело.

Одного только скрипучего голоса старухи хватает, чтобы весь мой интерес как ветром сдуло.

Я насыпаю корм в миску Лесса и сажусь за стол, чтобы внимательно изучить досье своей будущей жертвы, но перед глазами так и маячат белые трусики с розовыми черепами.

Выйдя на площадку, я (разумеется) совершенно случайно читаю бумажку, приклеенную на почтовый ящик квартиры Итак, пять баллов зовут Валентин Лоран. Странно, вообще не итальянская фамилия.

Валентин… милое имя для первоклассного мудака.

«Ерунда, все равно что курица пукнула», – заверила меня Лили.

Может, она все-таки права. Самую чуточку.

Я отправляюсь в магазин, расположенный в двухстах метрах от дома, а затем возвращаюсь и опускаю кое-что в ящик мсье Валентина Лорана.

Пачку полиэтиленовых пакетов для сбора собачьих экскрементов, которую только что взяла в бесплатном автомате.

На следующий день подхожу к своему ящику, чтобы забрать почту.

Моя челюсть падает на пол.

Под счетами лежит… тюбик клея для обуви.

Черт.

У этого ублюдка на все есть ответ!

А теперь он еще и знает мое имя.

Глава 3

Я не люблю утры, так что отвали до вечера

Воскресенье. День уборки.

Моя еженедельная кара.

Сказать, что меня окружает бардак – не сказать ничего. Я могла бы с легкостью подать заявку на участие в передаче «Уборка по вызову», где две пятидесятилетние тетки приезжают на дом, чтобы разгрести очередной свинарник. Если не ошибаюсь, одна из них истовая католичка. Так и вижу, как она, узрев мою квартиру, осеняет себя крестным знамением и возводит глаза к небу.

Стоя посреди поля боя, я окидываю мрачным взглядом масштабы разрушений. Словно строгий генерал, осматриваю свои войска, проверяю орудия и прикидываю стратегию. Дешевый пылесос? Подключен. Метелочка из разноцветных перьев? Готова. Губка? Терпеливо ждет своего часа. Вопрос в том, с чего же начать.

Бардак буквально повсюду. У меня по гостиной словно ураган пронесся. На полу разбросана скомканная вонючая одежда. На журнальном столике, прямо посреди кучи картинок радуги (моя малышка только ее и рисует с начала учебного года) валяется позабытая коробка из-под пиццы. Здоровенная упаковка от мороженого «Три шоколада», которую мы безжалостно приговорили во время очередного просмотра «Русалочки», укоризненно смотрит на мои белые ручки. В раковине высится гора немытой посуды, в баре завалы оберток и бутылок – короче, можно снимать ремейк «Изгоняющего дьявола». Практически слышу на фоне тревожную музыку. Хочется верить, я не найду на дне тарелок жутких ползучих тварей.

Учитывая вонь, первоочередная моя команда – «Воздух!». Распахиваю окна в гостиной и на кухне. Теплый весенний ветерок врывается в мою выгребную яму. Я делаю глубокий вдох. Птицы щебечут на деревьях, солнечные лучи ласкают кожу, и мое настроение волшебным образом поднимается.

Чисто рефлекторно бросаю взгляд на квартиру напротив. Ставни там еще закрыты. Сосед, в отличие от меня, похоже, соня, хотя сейчас, в конце концов, только десять утра. Представляю, как он спит на животе в своей кровати, голый, растрепанный, умиротворенный, округлые мускулистые ягодицы торчат из-под простыни и…

Останавливаюсь, пока не чересчур увлеклась. Даже шлепаю себя по щеке, чтобы привести мысли в порядок. Уймись, озабоченная! Сейчас не время фантазировать об Аполлоне по соседству, дел по горло.

Набравшись решимости, беру пульт управления колонкой и включаю бодрую музыку, но не слишком громко, чтобы не разбудить мою принцессу. Хотя обычно она спит как убитая. Землетрясение начнись, глаз не откроет. Впрочем, затишье у меня ненадолго: по воскресеньям она обычно просыпается где-то между 9:30 и 10:30.

Поехали! Я мысленно закатываю рукава и грозно смотрю на посуду.

Фальшиво подпевая колонке, чищу, полирую, скребу, драю, отмываю столовые приборы, чашки, миски, кастрюли и сковородки. Что я приобрету, едва разживусь деньгами? Чертову посудомоечную машину! Ненавижу эту возню. Еще и вечно что-нибудь разобью, с моей-то неуклюжестью. Приходится каждый месяц покупать новую утварь. Я пыталась уломать Аню мыть посуду за меня, но она мамина дочь и терпеть это не может. Даже когда я отчаялась и предложила ей десять евро за работу, она лишь перевела недоуменный взгляд с купюры на переполненную раковину и улизнула к себе в комнату. Предательница! Неблагодарная! Ничего-ничего, я ей припомню, когда она своего первого парня приведет знакомиться (лет в сорок, не раньше, иначе я его грохну). С поистине садистским удовольствием достану семейный альбом и продемонстрирую все компрометирующие фото любимой доченьки. Аня голышом на горшке с измазанной в какашке ручкой. Аня вся в следах от ветрянки. Аня с полным ртом камамбера. Полюбуйся, зятек. Я спец по уничтожению любви на корню и ударам ниже пояса.

Стоит лишь представить ситуацию, и я захожусь маньячным смехом.

– Мам, а чего ты тут сама с собой хохочешь? – раздается за спиной сонный голосок.

Я оборачиваюсь, гордо перебрасывая через плечо мокрое полотенце. Первая битва выиграна.

Робин – Уборка 1:0

Утрись, посуда.

– Да так, дорогая. Хорошо спала?

Моя взлохмаченная принцесса кивает и зевает, потирая глаза кулачком. На нежно-розовой ночной рубашке с радугами остались засохшие следы слюны. Под мышкой Аня держит розового зайца. Ну как не растаять от такой милоты? Не выдерживаю, наклоняюсь и осыпаю поцелуями еще теплые щеки.

– Мам, прекрати, ты меня сейчас задушишь! – смеясь, ворчит Аня.

– Кто? Я? Да ни за что. Я самая клевая мама на свете, – заявляю я, указывая на фиолетовую чашку, которую мне подарили на последний день рождения. Надпись на ней гласит: «Я не люблю утры, так что отвали до вечера».

Я делаю долгожданный перерыв в уборке, чтобы приготовить дочери завтрак: свежевыжатый апельсиновый сок, шоколадные хлопья с молоком и кусочек бриоши, намазанный «Нутеллой». Да, знаю, некоторые скажут, что это не самое сбалансированное питание, но, во-первых, дочке всего шесть лет, и она очень худенькая, а во-вторых, эти самые некоторые могут засунуть свое мнение себе в задницу.

Каждое утро, пока Аня жует хлопья, мы болтаем. Она пересказывает мне свой сон. Аня очень любит читать и у нее, как и у меня, живое воображение, поэтому ее сны часто абсурдны и всегда смешны. Я улыбаюсь, киваю, а сама записываю их в блокнот, чтобы не забыть, и сопровождаю иллюстрациями. Возможно, дочка сама потом с удовольствием перечитает свои истории и увидит мои рисунки. В худшем случае, если они ей не понадобятся, я буду рада полистать блокнот, когда стану дряхлой и окажусь в доме престарелых. Если не ослепну или не потеряю рассудок. Учитывая мое несколько шаткое на данный момент психическое состояние, все возможно.

– …а еще там была такая толстая тетенька в платье из мяса, она несла корзинку с одуванчиками, розами и грибами, и вот этим всем кидалась в гадкого бородатого эльфа и синего единорога с двумя рогами, – серьезно подытоживает дочь, помешивая хлопья.

«А сурок пока заворачивал шоколадку в фольгу», – отчего-то хочется добавить мне.

– Если у единорога два рога, то он уже не единорог, – замечаю я, дописывая ее рассказ.

– А кто тогда?

Отличный вопрос, дитя мое… Ломаю голову, постукивая ручкой по подбородку, а потом выдаю очевидное:

– Лошадь с двумя рогами.

– Лодварог, – от души хохочет Аня.

– Новое слово запатентовано, одобрено и утверждено матриархом! – восклицаю я и откладываю ручку, чтобы поаплодировать ее лингвистическому изобретению.

Затем выпиваю третью за утро чашку кофе, прежде чем вернуться к уборке.

Аня вызывается мне помочь, что весьма приятно. Обычно же вдвоем люди управляются быстрее.

Но если речь о нас…

Мы склонны несколько распыляться.

Поначалу все идет чудесно: Аня ходит по квартире и складывает нашу одежду в корзину для белья, а я собираю пустые упаковки в мусорное ведро. Пока все хорошо, мы максимально собраны и старательны – уверена, даже мегеры из «Уборки по вызову» прониклись бы. Но затем я, натирая барную стойку, забываюсь и начинаю мурлыкать себе под нос – и включается колонка. По квартире разносятся первые ноты «Happy» Фаррелла Уильямса.

Я радостно взвываю, и дочка тут же ко мне присоединяется. Швыряю губку в стену и бегу к Ане, а та уже подпрыгивает, точно мячик, радостно хлопая в ладоши. Ее зеленые глаза сияют, улыбка просто ослепительна.

Это же наша песня!

Она безумно заводная. Стоит услышать – и хочется подпевать, трясти головой и скакать как ненормальный. Понятия не имею, в чем секрет, но эта музыка стабильно вводит нас в такое состояние. В любом месте. Однажды мы спокойно брели себе по улице, как вдруг услышали мотив из окна проезжающей машины, тут же принялись орать припев и дергаться на мостовой под изумленными взглядами прохожих, словно две сбежавших из дурки психички. Мы знаем слова наизусть, даже если от нашего прекрасного акцента у англоговорящих зубы сводит.

Хватаю дочурку за протянутую руку и лихо кручу. Мы вопим громче исполнителя, хлопаем в такт и пританцовывая скачем по гостиной. Хорошо, что от дурости не умирают.

Одна знаю точно – теперь я куда счастливее, чем когда проснулась.

Просыпаюсь в отвратном настроении.

Спросите почему?

Да просто с улицы несется дебильная музыка.

Твою мать, у местных вообще совести нет, что ли? Воскресенье, дайте человеку поспать нормально. Я устал и хочу отдохнуть. Вчера, пока душил проволокой одного типа в его постели, жутко вымотался. Он так дергался. Пришлось серьезно попотеть. Этот coglione[13] меня пару раз локтем по ребрам двинул, наверное, синяки остались.

Надо было мне с вечера закрыть окно.

Захлопнув ставни, испускаю яростный стон и прячу голову под подушку. Зажимаю уши. Бесполезно. Назойливый мотив вгрызается в мозг, точно паразит.

Ненавижу эту песню. У меня от нее мурашки. Ее постоянно крутят на радио, показывают клип по телевизору, мотив вечно напевают прохожие. Застрелиться хочется. Вся эта наивная чушь про счастье – такое лицемерие в нашем мире. Хеппи, твою мать! Что-то я сейчас вообще не счастлив!

Откидываю одеяло, встаю и устало провожу рукой по лицу. Даже если музыка заткнется, уснуть больше не получится, а валяться в кровати я не привык. Раз уж спать не дали, хоть над новым контрактом поработаю.

Умываюсь, надеваю пижамные штаны и иду на кухню. Готовлю кофе – утром первоочередное дело – и, взбодрившись первыми глотками, нажимаю кнопку автоматических жалюзи в гостиной. Распахиваю балконные двери и жмурюсь на солнце. От гадской музыки кровь из ушей. Per l'amor di Dio![14] Выглядываю с балкона в поисках источника шума. Знай я, что будет толк, мигом позвонил бы в полицию, только сомневаюсь, будто кто-то захочет шевелиться ради такого вызова.

Певцу оглушительно вторят два женских голоса с дичайшим акцентом.

Шум доносится из квартиры напротив.

И почему я не удивлен?

С чашкой в руке я облокачиваюсь на перила, чтобы не упустить ни единой детали спектакля, который мне дарят пин-ап красотка – Робин Льюис, если верить бумажке на ее почтовом ящике, – вместе с дочерью. Настолько завораживает, что глаз не оторвать. Сушилка убрана, и ничто не мешает обзору.

Тихо посмеиваюсь. Дурное настроение куда-то испарилось.

Мать с дочкой явно очень близки, можно сказать, на одной волне. Их радостное пение то и дело прерывается взрывами смеха. Движения беспорядочны, но не лишены грации. Обе кружатся по комнате, держась за руки, их волосы развеваются от скорости. Вот Робин подхватывает дочурку, опрокидывает на диван и принимается щекотать. Вот девочка выкручивается и швыряется в мать подушкой, которая тут же летит обратно. Вот малышка скачет на диване, точно на батуте, хлопая в ладоши от восторга, пока Робин, словно рок-звезда, поет в пластиковую бутылку, как в микрофон. Девочка хохочет. Они буквально сияют. Такие трогательные. Такие простые, естественные и жизнерадостные…

– Да вашу ж мать, заткнитесь на фиг, тут люди спать пытаются! – нарушает идиллию грубый мужской голос, сопровождаемый грохотом.

Робин с дочкой застывают от неожиданности. Я стискиваю зубы и зло смотрю на их пожилого соседа, что, собственно, и ударил им сейчас в общую стену. Неужели никто не потрудился научить мужика манерам?

Девочка растерянно смотрит на мать. Робин мгновенно вскидывается, сжав кулаки от ярости, несется к стене, молотит по ней сама и орет в ответ:

– Вали в гребаный ад, старый мудень!

Я невольно проникаюсь уважением к ее познаниям в области ругательств. Судя по всему, сосед тоже.

– Мам, ты говоришь плохие слова! – с упреком восклицает девочка.

– Прости, милая. Дорогой, ни в одном месте не уважаемый сосед, а не сходить бы вам прогуляться в преисподнюю, дабы Сатана разнообразил вашу личную жизнь?!

Приходится зажать рот ладонью, чтобы не рассмеяться в голос. Побледневший сосед ретируется без дополнительных вопросов.

Вновь смотрю в квартиру напротив. Девочка протягивает уже наполовину полную банку с монетами Робин, и та со вздохом вываливает туда содержимое своего кошелька. Судя по ехидной улыбке малышки, это плата за ругательства. Девочка что-то говорит матери, но слишком тихо, не разобрать, и убегает к себе. Дурацкая «Happy» успела закончиться, и началась какая-то новая, незнакомая песня. Робин немного убавляет громкость и продолжает в одиночку заниматься уборкой. Обмахивает разноцветной перьевой метелкой мебель, перебегая из одного угла комнаты в другой.

Я потягиваю крепкий кофе, не покидая своего наблюдательного пункта, чтобы рассмотреть соседку повнимательнее. Ее сегодняшний наряд ничем не хуже того зеленого платья, в котором она попалась мне в лифте две недели назад. Пышная грудь – судя по всему, уверенная «четверка» – втиснута в белую хлопковую майку с принтом из шоколадных кексов. Да уж, вкусняшка что снаружи, что внутри. Талия тонкая, но майка, которая, похоже, села после стирки, открывает чуть округлый животик. Пара коротких нежно-розовых шорт мало что скрывают. У нее широкие бедра и аппетитные ягодицы. Там, где кожа не покрыта татуировками, она кажется молочно-белой. Волосы собраны в высокий, украшенный перьями хвост, который хлещет Робин по спине при каждом шаге. В общем, эта фигуристая, неуклюжая и языкастая женщина ужасно сексуальна.

Предательский член в штанах, похоже, приходит к тому же заключению, твердеет, прямо как в прошлый раз.

Зараза.

К счастью, деревянные перила прячут мое неуместное состояние.

Мне надо уходить, нечего играться в вуайериста, но оторваться невозможно. Это сильнее меня. Чертова Робин Льюис активирует все мои неприличные фантазии, особенно когда вновь начинает танцевать.

На сей раз это не дикие пляски, а нечто более… эротичное. Едва ли не стриптиз. Не переставая обмахивать этажерку метелкой, Робин виляет бедрами и покачивает тазом. Обалденная попка, лишь подчеркнутая короткими шортами, будто специально дразнит определенную часть моего тела. Лифчика на соседке нет, и полные груди свободно колышутся при движении. Непристойные образы заполоняют мой воспаленный разум. Эрекция становится невыносимой, почти болезненной, приходится поправить штаны. Cazzo![16] Ну не должен я возбуждаться от этой женщины, какой бы красоткой она ни была.

Это запретная зона, опасная. Соваться туда нельзя.

Робин томно потягивается всем телом, точно ленивая кошка. Запрокинув голову, встает на цыпочки, поднимает руки и выгибает спину. Кончик метелки почти достает до потолка. Стой я немного ближе, увидел бы, как соски проглядывают сквозь ткань майки. Закусываю губу, сжимаю в руке чашку, завороженный чувственной красотой женщины, которую я не могу трахнуть. Она поворачивает голову в мою сторону…

И подпрыгивает от неожиданности.

Сердце колотится как чокнутое. Она меня спалила.

Да твою ж мать направо и налево!

Это сколько он уже на балконе торчит?

Таращусь на него, не в силах отвести взгляд.

А он даже не пытается притвориться, будто ни при чем. Открыто меня рассматривает.

Полуголый Валентин Лоран с чашкой в руке стоит, облокотившись на перила. Если б у меня рот был открыт, весь пол бы слюной залила. Крепкие мышцы перекатываются под загорелой кожей, облитой полуденным солнцем. По геометрическим узорам на ней так и хочется провести языком. Каштановые волосы взъерошены со сна – ни одной женщине не устоять перед таким видом.

Однако очнувшийся здравый смысл дает мне хорошую затрещину.

Божечки, божечки, божечки!

Я краснею до кончиков ушей. Как же ужасно стыдно.

Он видел мои жалкие попытки убраться.

До сегодняшнего дня я уже дважды выставляла себя дурой перед этим шикарнейшим мужиком.

А где два, там и три, если верить пословице.

Он что, слышал, как я материла нашего соседа?

Видел, как я чокнутой белкой скакала по гостиной вместе с Аней, горланя «Happy»?

Судя по его насмешливой широкой улыбке… да и да.

Кровь стынет у меня в жилах.

Я не знаю ни что сказать, ни что сделать. Даже шевельнуться не смею.

Он склоняет голову в мою сторону, салютует мне чашкой и свободной рукой хлопает себя по запястью, изображая аплодисменты.

Так как мои мозги все еще затуманены гормонами, я не придумываю ничего умнее, чем вяло помахать ему метелкой в ответ.

Валентин разражается теплым хрипловатым смехом, от которого табуны мурашек мчатся у меня по коже, а затем разворачивается и уходит к себе в квартиру.

Очнувшись, я спешно задергиваю шторы, ругаясь на чем свет стоит.

– Ма-а-ам, ну ты опять! – кричит Аня из спальни.

Гадская банка меня вконец разорит.

Захожу в ванную и снова смеюсь, вспоминая ошарашенное лицо соседки.

Однако ноющий член опять дает о себе знать. Я спешу в душ и снимаю напряжение, представляя Робин, склоненную над моим стеклянным столом. Как я вхожу в нее сзади, держа за собранные в хвост волосы. Как она отчаянно сжимает свою метелку, выгибаясь и издавая стоны удовольствия. До этого в мечтах я сдернул с нее шорты и задрал наверх майку, отчего роскошная грудь распласталась по прохладной поверхности стола. С каждым толчком мои бедра шлепаются об аппетитные ягодицы Робин.

Я кончаю, опираясь на плиточную стену душевой.

Уже оборачивая бедра полотенцем, начинаю жалеть, что дал волю фантазиям… В каком же я дерьме. Ну и как теперь избегать это расписное торнадо?

Глава 4

Тоскания – это где?

Динь-дон.

Динь-дон.

Динь-дон.

Так настырно звонить в дверь умеет только Нина. Она сходу заявляет о себе: пришла королева неприятностей, расстилайте красную дорожку!

Суббота, одиннадцать часов. Аня гостит у подружки в двух кварталах от нас. Мы с Ниной решили воспользоваться этим и устроить вылазку на шопинг. Она собирается купить сексуальное платье, надеть его сегодня вечером на встречу со своим новым парнем и его друзьями и снести всем крышу. Что касается меня… В моем шкафу всего пятьдесят семь пар обуви, а я ненавижу нечетные числа. Это к несчастью.

Так что нужно срочно решить проблему.

Я открываю дверь. Загорелое лицо Нины озаряет ослепительная улыбка.

Подруга буквально сияет, ее большие темные глаза сверкают. Каштановые волосы цвета красного дерева, подстриженные под каре, сегодня уложены волнами. Со своими изящными чертами лица, безупречным макияжем и элегантным внешним видом Нина похожа на Одри Хепберн, и люди нередко это отмечают. Кроме того, она немного самовлюбленная и успешно играет на этой своей особенности. Хотя я получила работу в «Студии 71» благодаря ей, татуировки и пирсинг Нина не жалует, считает их признаками какого-то увечья. Между нами не раз возникали жаркие споры. Особенно после нескольких бокалов алкоголя.

– Привет, моя треска! – восклицает она, одаривая меня четырьмя поцелуями.

Почему четырьмя, а не двумя? Даже теперь, когда прошло более десяти лет с нашей первой встречи в школе, я так и не разгадала эту загадку.

– Готова ли ты распотрошить кредитку, вараниха?

– А то! Но сначала мне нужно кое-что сделать.

– Кое-что…

Не дав мне договорить, она обходит меня с сумкой в руках, ловко перешагивая через игрушки и мусор, которые валяются на полу в гостиной, и открывает дверь на балкон. Озадаченная ее поведением, иду за ней. Нина лезет в сумку и что-то достает.

Бинокль.

Она взяла с собой бинокль!

С потрясающей невозмутимостью Нина поднимает прибор и наводит его на окна квартиры напротив.

– Так, где там твой пятибалльный, о котором я столько слышала? У него хоть кубики пресса видны?

С придушенным криком я выхватываю бинокль из ее рук.

– Ты с ума сошла!

– Он дома?

– Я не знаю, Нина! У меня хватает дел, кроме как наблюдать за ним дни напролет, у меня есть своя жизнь!

Я слегка краснею, ведь на самом деле вчера за обедом почти полчаса любовалась, как он увлеченно читал газету, склонившись над кухонной стойкой. Разве мужчины его возраста покупают газеты? И все же каждый раз, когда он переворачивал страницу, я мечтательно вздыхала, точно девочка-подросток во время клипа Джастина Бибера.

Кстати, его тюбик клея пригодился: я починила ремешок на сандалии.

Ничуть не обманувшись, Нина хихикает.

– Раз уж ты дошла до стадии маленьких дурацких подарков, подкинь ему в почтовый ящик презерватив с запахом клубники, ну так, с намеком.

– О да, конечно. Как будто я ему нужна…

Она смотрит на меня строгим, надменным взглядом.

– Ты права, Роб, признаю! Ну с чего он на тебя посмотрит? Ты же просто уродка. Останься ты последней женщиной на земле и решись он тебя трахнуть, ему пришлось бы надеть тебе на голову мешок. Мало того, что ты страшна, как таракан, так еще и совершенно не в форме: сисек вовсе нет, а задница такая большая, что, когда ты идешь в кино, с тебя берут групповой тариф.

Я издаю тихий стон. Она шлепает меня по руке и продолжает выволочку:

– Ты – ходячая мужская фантазия, идиотка! Я бы грохнула своего отца за твои зеленые глаза и плюнула бы в лицо своей маме, если бы так мне достались твои большие сиськи. Режиссер «Кто подставил кролика Роджера» как будто рисовал Джессику Рэббит с тебя!

Я улыбаюсь, качая головой. Хотя ее необычная похвала радует меня и льстит самолюбию, Нина преувеличивает. Когда вы любите кого-то, то склонны приукрашивать его внешность и подчеркивать достоинства больше, чем недостатки.

– Нина, я даже не знаю, холост ли он.

– Ты его с кем-нибудь хоть раз видела?

– Нет, но…

– Никаких «но»! Иди и просто спроси его!

– Я не такая, как ты. У меня нет ни твоей легкости, ни твоей прямоты в общении с мужчинами.

При всей своей женской утонченности моя Нина флиртует и думает, как мужик. Дальше возможны два варианта: либо тот, на которого она положила глаз, соблазняется ее предприимчивостью и с разбегу ныряет в постель, либо пугается и убегает. Подруга не теряет времени даром, ожидая, пока кавалеры сами придут к ней. Что же до тех, кто осмеливается назвать ее шлюхой… Она смеется им в лицо.

Смотрели фильм «Когда Гарри встретил Салли»? Однажды Нина симулировала оргазм в кафе-мороженом, чтобы подразнить продавца, прямо как Мег Райан в знаменитой сцене в ресторане. Самое ужасное, что… это сработало. Парень так завелся, что потащил ее в туалет прямо на глазах прочих клиентов и персонала.

Третий лучший секс в ее жизни (да, Нина ведет учет талантам своих любовников).

В старших классах на школьной площадке за одним из зданий она показывала мне на банане, как делать минет. Однажды учительница нас застукала, и нам выписали четыре часа отработки.

Веселые были времена.

Нина очень поддержала меня в период моего расставания с Лукасом.

Тогда я была совсем другой Робин. Вышла замуж за человека, который издевался, принижал и контролировал меня, оказывал постоянное психологическое давление в сочетании с регулярным физическим насилием. Я считала себя некрасивой, неуклюжей толстухой, которая никому, кроме него, не нужна. Свято веря, что совершенно не заслуживаю такого мужчину, я редко открывала рот и во всем слушалась Лукаса, лишь бы его не расстраивать. Одевалась в темные растянутые хламиды. Мои волосы были тусклыми, цвет лица – ужасным, и я вообще не красилась. Посмей я тронуть косметику, Лукас обвинил бы меня: я, мол, навожу красоту, чтобы изменить ему с другим мужчиной, и подверг бы меня жестокой порке. Я была скромной, покорной и забитой. Существовала, а точнее деградировала исключительно в его тени. И мое тело, и мой разум были измучаны, я жила в полном отрицании себя.

Вырвавшись из удушающей хватки мужа, я наконец расцвела и раскрыла дремлющий потенциал своей женственности, точно бабочка, выбравшаяся из куколки. Стала тверже, превратившись из забитой тихони в женщину, которая понимает себя и свою жизнь, которая больше не боится говорить, что думает. Нина побудила меня отпустить ситуацию и заняться тем, с чем я всегда хотела поэкспериментировать – тем, чего я была лишена, ведь бывший долгие годы накладывал на это вето. Татуировки, яркие цвета, макияж, одежда… Подруга познакомила меня с косметикой и помогла вернуть уверенность в себе. Я работала над собой, чтобы полюбить свое тело, которое раньше вызывало у меня лишь отвращение, и принять его формы. Подруга стала мне опорой, за что ей огромное спасибо. В отношениях с отцом моей дочери я полностью пренебрегала собой, в итоге заново училась заботиться о своей внешности и теперь считаю себя красивой. Той женщиной, которой являюсь сегодня, я стала отчасти благодаря Нине, ее непоколебимой верности и хорошим – а также плохим – советам.

Однако я не из тех девушек, что делают первый шаг в отношениях с мужчинами. И дело не в застенчивости, а в недоверии. После Лукаса, который был совершеннейшим ублюдком, у меня было только два неудачных романа, я не часто бывала на свиданиях. С одним парнем мы переспали, но он потом так и не перезвонил. Второй казался неплохим, но не хотел иметь ничего общего с моей дочерью и избегал разговоров о моем материнстве. Бросила его без всяких сожалений. Короче говоря, я привлекаю внимание мужчин и часто флиртую с ними в пабе, но на этом, как правило, дело и заканчивается. Едва они просят мой номер или слишком наседают, я спускаю все на тормозах. Просто чем ярче улыбка, тем выше чаевые. А так я всегда начеку. Наблюдаю, оцениваю и анализирую каждого парня, размышляя, стоит ли игра свеч.

Попадает ли Валентин Лоран в категорию «определенно стоит»?

Если доверять интуиции… да.

Холодный как лед и горячий как пламя.

Кстати, помяни черта…

– Твою… же… мать, – тянет Нина, не сводя глаз с убойной фигуры моего соседа, что как раз пошел заглянуть в холодильник. – У меня глюки? Ты соврала, это не пять баллов, а все шестьдесят девять! Прямо актер из порнопародии на «Терминатора», супергорячий секс-робот из будущего, который отправит тебя к звездам с помощью своего дробовика! Быстро дай бинокль!

– Варан, успокойся, вдохни через нос и выдохни! – ворчу я, убирая предмет подальше от ее лихорадочно протянутой руки.

– Отдай сейчас же, Сара Коннор, он мой! – яростно шипит она.

Мы ссоримся, как две девчонки в песочнице. Нина тянет меня за волосы, пытаясь выхватить бинокль, а я матерюсь и стараюсь наступить ей на ногу. У нас настоящая схватка.

Вдруг в запале бинокль выскальзывает из наших рук, перелетает через перила балкона, падает на бетон пятью этажами ниже и разбивается вдребезги. Мы синхронно поворачиваем головы в сторону соседней квартиры. Фух, Валентин не заметил нашей возни: занят своими делами.

– Умница, Роб, ему конец! С тебя двести евро!

– Да брось, не могла ты его так дорого купить!

– Тридцать евро за бинокль и сто семьдесят за моральный ущерб!

– Ты просто грязная…

– Все хорошо, девушки? – окликает властный голос, и мы нервно подпрыгиваем.

Мы с Ниной прячемся за перила моего балкона, прижавшись друг к другу, точно два ветерана войны при вопле «Граната!». Глупо и бессмысленно: сосед нас уже увидел.

– Черт, это он? – пыхтит моя лучшая подруга.

– Нет, это папа римский в кигуруми[17]! – шиплю я сквозь зубы.

Она поднимает голову и бросает осторожный взгляд на здание напротив.

– Боже правый, он на балконе… Роб, кажется, у меня трусики намокли.

– Сочувствую, на меня он такой же эффект производит.

– Нет, я просто слегка описалась.

– Нина, ты… Нина, черт возьми!

Не обращая внимания на мои ругательства, она вскакивает на ноги и с ослепительной улыбкой, достойной модели зубной пасты, показывает моему соседу большой палец вверх.

– Все в порядке, просто моя подружка очень неуклюжая!

Я щипаю ее за лодыжку. В ответ она бьет меня коленом в плечо.

– Что он делает? – шепчу я.

– Кивнул и… пошел к себе, – озадаченно говорит она. – Какой-то странный парень.

– Так и мы не лучше.

Нина безразлично пожимает плечами. К чему спорить: мы с ней экстравагантные девушки, это общеизвестный факт.

Инцидент исчерпан.

На шопинг хочется еще больше.

Мы прыгаем в ее маленькую машинку и едем в торговый центр. По дороге Нина рассказывает мне о сомнительных постельных подвигах своего нового кавалера, постукивая большим пальцем по рулю и каждые тридцать секунд проверяя в зеркале заднего вида, не потекла ли косметика, аккуратно ли уложены волосы и чисты ли зубы.

– Никакой техники, Роб, – сетует она. – Меня будто лизал щенок, который безуспешно пытается поймать блоху. Уже хотела сделать ему фотографию своей киски и показать, где именно находится клитор. Он явно биологию в школе прогуливал. Даже спросил меня, писаю ли я через влагалище: думал, у женщин только одно отверстие для обеих функций.

Моя Нина – просто поэтесса.

– Представляю твое лицо… Он бы еще пенисом вертолетик сделал для полноты картины! Но ты и после такого его не послала?

У моей подруги есть определенные требования к мужчинам. Одно из них – обладать хотя бы базовыми навыками в постели. Нина считает, это качество незаменимо в отношениях. Отсюда и мой резонный вопрос.

Помимо сексуального аспекта, этот парень, кажется, в принципе умом не отличался.

Нина одаривает меня снисходительной улыбкой, ее глаза сияют. О, я знаю этот взгляд! Черт возьми, она уже прониклась чувствами к этому двадцатилетнему студенту-искусствоведу!

– Он милый, как зефирка, и такой старательный. Знаешь, до меня у него была только одна женщина. Ему очень хочется всему научиться. Он засыпает меня комплиментами и чуть ли землю под моими ногами не целует, словно я богиня.

– Нина…

– Роб, он радикально отличается от прочих придурков, с которыми я встречалась. Да, парень моложе меня и менее опытен, но думаю, с ним я могла бы построить будущее.

Если бы кто-то давал мне по евро каждый раз, когда она это говорит, я бы стала миллионершей.

– Ну да, если он добьется прогресса, – говорю я, указывая на пах.

– Добьется, – гордо заверяет она. – У него лучший учитель.

– А если нет, я всегда могу вытатуировать стрелку на твоем лобке, чтобы показать ему, где находится клитор.

Она громко смеется.

– Ты просто чудо, Роб!

День, проведенный с Ниной, пошел мне на пользу. Еще со времен средней школы у нас повелось: когда мы вместе ходим по магазинам (и когда у нас есть время!), то перед тем, как приступить непосредственно к делу, мы устраиваем сеанс дуракаваляния. Сегодня она выбрала мне вульгарные туфли на шестидюймовой танкетке с разноцветными стразами и резиновые сапоги с принтом, до ужаса напоминающим члены с антеннами. Я же откопала ей горчично-желтое платье с оборками, которое сплющило ее грудь, и балахон в клетку, в котором она утонула. Мы по очереди продефилировали друг перед другом, хихикая под презрительными, любопытными или веселыми взглядами покупателей и продавцов-консультантов. В общем, во время шопинга у нас два главных принципа: расслабиться и повеселиться. Мы проветриваем голову и отвлекаемся от повседневных проблем.

В итоге я взяла две пары туфель: черные с красными носами и каблуками для себя и малиновые балетки с маленькими бантиками для Ани – они ей понравятся.

Нина купила себе дорогущее полуночно-синее платье с открытой спиной, которое подчеркивает великолепную попу подруги, и серебряный клатч в комплект. Сердечный приступ студенту гарантирован.

Около пяти вечера мы забираем мою дочь от ее подруги, затем Нина высаживает нас на моей парковке и уносится прочь, радостно сигналя. Смена в пабе только в девять вечера, так что нам с дочкой хватит времени сходить в парк рядом с домом, а потом забросить Аню к моим родителям: те всегда присматривают за ней по пятницам и субботам.

Я одеваюсь в неоново-синие лайкровые легинсы и лавандовый спортивный топ. Пора на пробежку! Аня берет розовый велосипед Барби с украшенным лентами рулем. Она ждет в седле, пока я закончу разминочные упражнения и растяжку на траве. Потеряв терпение, Аня дудит в рожок:

– Мам, поторопись!

– Тише, принцесса! Я не хочу потянуть мышцу, – говорю я, выгибаясь вперед.

Ко мне подходит незнакомый молодой мужчина.

– Доброго дня, мадемуазель. Время не подскажете?

Выпрямившись, я с сомнением смотрю на улыбающегося темноволосого парня. Неужели он не заметил, что на мне нет часов? И что рядом со мной маленькая девочка? Ему придется серьезно пересмотреть свои пикаперские приемы! Пока я придумываю вежливый, но решительный способ избавиться от него, Аня вмешивается невинным тоном:

– Мамуль, а что этот мсье от тебя хочет?

Боже, как я обожаю свою принцессу.

Прохожий отрывает взгляд от моей промежности, заикаясь извиняется и несется прочь на первой космической скорости. Я целую Аню в знак благодарности, а она громко смеется. Дочка великолепна.

Размеренно дыша, я бегу трусцой справа от ее велосипеда. Мы движемся по тропинке вокруг озера, где среди островков кувшинок плавают лебеди и утки. Вдоль дорожки растут японские вишни, и в воздухе порхают розовые лепестки цветов. Где-то вдалеке лает собака. Мы обгоняем молодую маму с коляской и пожилую пару, что держится за руки.

– Ну, как там у вас с Мануэлем? – спрашиваю я дочь, пока та неспешно крутит педали.

– Пф. Он идиот. Я его больше не люблю.

– Что натворил этот бедный мальчик?

Она высовывает язык и морщит нос.

– Он спустил штаны на детской площадке и показал всем пенис. Такая гадость. Я достойна лучшего!

Невольно хохочу. Ах, дети и правда чудесные!

Моя пробежка выходит из-под контроля. Я принимаюсь дурачиться, чтобы рассмешить свою принцессу. Бегу перед ней задом наперед и размахиваю руками, точно индюшка. Вдруг она с криком нажимает на тормоза:

– Мама, сзади!

Моя спина натыкается на какую-то твердую, горячую поверхность. Я с кем-то столкнулась! Импульс отшвыривает меня от прохожего прямо к берегу. Нет, только не это!

Но…

Пара мускулистых рук спасает меня за миг до падения!

Я с облегчением выдыхаю.

– Мне начинает казаться, вы делаете это специально, чтобы привлечь к себе внимание, мадемуазель Льюис, – шепчет мне на ухо хриплый голос.

Я закрываю глаза.

Нет.

Нет, это не он.

Это его двойник.

Который прижимает меня к себе.

И знает мое имя.

Который, чтобы удержать меня, обхватывает меня за талию и кладет другую руку…

Мне на правую грудь.

Я мычу, как страдающий запором теленок. Сосед понимает, где его ладонь, одновременно со мной, и поспешно убирает ее, словно обжегшись. Я вырываюсь из объятий спасителя и поворачиваюсь к нему.

Конечно, это Валентин Лоран, ведь я – ходячее невезение.

Красивый, как демон в обличье ангела, в черной кожаной куртке и темно-синих джинсах, он разглядывает меня с ног до головы. И ухмыляется. Боже, мог хотя бы приличия ради смутиться, что лапал меня!

– Отличный спортивный костюм…

– Что вы здесь делаете? – рычу я сквозь стиснутые зубы.

В качестве объяснения он достает из кармана один из подброшенных мною пакетов для собачьих какашек. Я перевожу взгляд и вижу его немецкую овчарку, которая радостно обнюхивает куст метрах в двадцати от нас троих.

– Вам бы научиться смотреть куда идете, мадемуазель Льюис. А то в один прекрасный день с вами произойдет несчастный случай, гораздо более серьезный, чем безобидное падение на лестничной площадке. Вам стоило бы вложиться в новый бинокль.

Черт возьми…

– Мам, правда, послушай его, – подает голос моя дочь, слезая с велосипеда.

Она подходит к Валентину, задирает голову до упора и с поразительным апломбом протягивает свою крошечную руку:

– Привет, Валентин! Вы наш сосед напротив? Рада познакомиться. Я Аня Льюис.

Почти двухметровый Валентин, кажется, совершенно растерян пред лицом моей миниатюрной дочери. Он смотрит на ее протянутую руку, недоуменно моргает, а затем осторожно сжимает в своей… которая на контрасте выглядит просто огромной.

– Приятно с вами познакомиться, Аня Льюис. Я Валентин Лоран.

– Вы ведь иностранец, да? – спрашивает она, глядя на него своими большими, обманчиво-невинными глазами.

– Я тосканец.

Да ладно!

– А эта самая Тоскания, она где?

Валентин вдруг искренне улыбается Ане. Твою мать. А с улыбкой он еще красивее. Настолько горяч, что с ним не нужно включать отопление дома.

– Тоскана, – тихо поправляю я. – Это в Италии.

В этот момент к нам присоединяется пес Валентина, лает и виляет хвостом. Затем лижет щеку моей дочери, а она радостно хихикает, гладя его. Я задыхаюсь. О нет, эти двое никак не должны поладить!

– Аня, немедленно отойди от него!

– Но он хороший, мама!

– Он не кусается, – мягко говорит Валентин. – И не страшнее чихуахуа. На самом деле… он сам до ужаса боится чихуахуа. И мышей тоже. И вообще всего, что имеет больше двух ног.

Его попытка пошутить меня не успокаивает. Я напряжена и паникую.

– Да плевать, отзовите его!

– Лесс, vieni subito![18] – восклицает мой сосед голосом, излучающим властность – и сексуальность.

Пес немедленно повинуется и подходит к его ноге. Валентин ласково чешет питомца за ушами, чтобы вознаградить за послушание.

– Его зовут Лесс? – спрашивает Аня.

– Для краткости. На самом деле он Лесси.

– Вы шутите? – ошарашенно спрашиваю я.

– Вовсе нет, – уверяет Валентин с ленивой улыбкой.

Лесси. Как собака колли из старого одноименного сериала. Этот парень назвал свою немецкую овчарку Лесси. Я не знаю, смеяться мне или плакать.

– Он такой красавчик, – вздыхает моя дочь, старательно хлопая ресницами Валентину.

Хм… Я уверена, что эта маленькая манипуляторша говорит не о собаке.

– Сколько ему лет?

– Шесть, – отвечает сосед.

– Прямо как мне! Ты слышала, мама? Какое совпадение!

Повисает тишина. Мы с Валентином оглядываем друг друга, как соперники в вестерне. Кто первым выхватит пистолет? Та-да-да-да… та-да-да.

– По крайней мере, вы усвоили урок, мсье Лоран, – ворчу я, кивая на полиэтиленовый пакет в кулаке соседа.

Его бирюзовые глаза опускаются к моим фиолетовым кроссовкам.

– И вы тоже, мадемуазель Льюис.

Я и не знала, что можно испытывать непреодолимое желание одновременно ударить и поцеловать кого-то. Теперь знаю.

– Приходите как-нибудь на апельсиновый сок и кекс… М-м!

Затыкаю рот дочери, шипя от неодобрения, но уже слишком поздно. Валентин улыбается с оттенком нерешительности и замешательства, отчего кажется еще более очаровательным.

– Спасибо за приглашение, Аня Льюис, но сейчас я очень занят работой.

Фух, отказался! Предательское дитя отнимает мою ладонь от своего болтливого рта.

– О, пожалуйста, зови меня Аней! – Она что, уже с ним на «ты»? – Ой, какие крутые татушки! – восклицает дочь, указывая на полурасстегнутый воротник его рубашки. – А мама – татуировщица.

– Правда? – с интересом спрашивает Валентин, снова обращая на меня внимание.

– Ага, – недовольно бурчу я.

– А еще она по выходным работает барменом, – добавляет Аня к моему вящему ужасу. – В ирландском пабе «О'Брайен».

А точно ли детоубийство во Франции запрещено?

– Аня, твою… доченька, почему бы тебе заодно не продиктовать ему мой номер социального страхования?

– Я не знаю его наизусть, мам! – говорит она, слегка пожимая плечами.

Глаза моего соседа озорно блестят. Ему явно нравится наш дуэт.

– Нам пора! – отрезаю я, легонько похлопывая по плечу свою дьяволицу в коротких штанишках. – Возвращайтесь на свой велосипед, юная леди.

– До свидания и до скорой встречи, Валентин и Лесси! Как это по-итальянски?

– Arrivederci e a presto, – переводит наш сосед.

– Арраверчиди и а пророто!

Я знаю это ангельское личико, ведь сама его создала и девять месяцев укрывала в своей утробе. Аня намеренно коверкает слова, чтобы изобразить милашку. Как низко. Эта маленькая проказница далеко пойдет!

Когда мы вновь отправляемся в путь, глубокий смех Валентина рокочет у нас за спиной, вызывая у меня не пару жалких бабочек в низу живота, а чертову стаю.

Через несколько минут Аня спрашивает, крутя педали:

– Мам, а почему ты не пригласила Валентина к нам в гости?

– Потому что мы не зовем в дом чужих, доченька!

– Но Валентин не чужой, а наш сосед. Он тебе не нравится или что? Ты как-то странно себя вела. – Я молчу. Боже, она меня убивает… – Ну а мне Валентин нравится! Он красивый и милый. А еще у него татуировки! – «Правда? А я ж и не заметила!» – Думаю, он холост. Тебе стоит пригласить его в кино или в ресторан. Он все время смотрел на твою грудь, пока ты не видела.

Я давлюсь собственной слюной. Приходится остановиться, упереть руки в колени и долго надрывно кашлять, точно старый курильщик.

Прошлой ночью мне приснилась Робин Льюис, но это был не эротический сон.

А лучше бы он.

Она стояла ко мне спиной.

Прямо на краю моста, в нелепом свадебном платье цвета слоновой кости с розовыми точками. На ней не было фаты: длинные волосы развевались на ветру, как мерцающее пламя факела. Скрестив руки, она собиралась прыгнуть.

Покончить с собой.

Я рванулся к ней, чтобы удержать от этой чудовищной ошибки, но не смог приблизиться. Будто двигался в воде. Расстояние между нами не уменьшалось. Чем быстрее я разгонялся, тем больше терял контроль. В какой-то момент я выкрикнул ее имя и сам не узнал собственный голос. Робин бросила на меня извиняющийся взгляд через округлое плечо, ее бледные щеки были мокрыми от слез. Кроваво-красные губы беззвучно прошептали имя, данное мне при рождении – Валентино. В глазах цвета мяты плескались боль, страх, горечь и сожаление. На животе на белом свадебном платье расплывалось пятно крови…

И она прыгнула в пустоту.

Я резко проснулся, вспотевший, запыхавшийся и сбитый с толку кошмаром. Было 3:30 утра. Я пошел в ванную освежиться и плеснул водой на лицо. Не хотелось обдумывать значение сна. Я похоронил его на задворках сознания, принял снотворное и вернулся в постель.

Но теперь наутро меня почти лихорадит от нервов. Необычно. Я мечусь по гостиной, как лев по клетке, изредка бросая тревожные взгляды на квартиру Робин. С тех пор как проснулся, одержимый страшной догадкой, я уже выкурил десяток сигарет и выпил четыре чашки кофе.

У меня всегда была отличная интуиция. Когда за углом поджидает опасность, я ее чую. Джакомо шутит, что у меня нюх. Наверное, когда так часто соприкасаешься со смертью, вырабатывается некая сверхчувствительность.

И вот у меня ощущение, что над Робин нависла серьезная угроза.

Но я еще не знаю, не сам ли тому виной.

Боже, да я ни-ка-ка-я.

Весь день хожу как вареная. Даже клюнула носом, когда набивала клиенту иероглиф на голени. Слава богу, он этого не видел, и я не сбилась. В итоге у меня чудовищные темные круги под глазами и видок словно у зомби. Не стоило вчера вечером залпом смотреть весь третий сезон «Ходячих мертвецов». А ведь я должна подавать пример дочери, быть взрослой и ответственной!

Если я и смотрела сериал всю ночь, то лишь по одной причине: хотела занять свои мысли и не думать о Валентине Лоране.

С нашего разговора в парке два дня назад я одержима этим мужчиной. Зациклилась на каждой секунде того взаимодействия. Грудь горит, будто его большая рука раскаленным клеймом оставила на коже свой отпечаток. Вынуждена признать, что влюбилась в соседа по уши, и… это меня пугает. Я не испытывала такого влечения к парню с тех пор, как встретила Лукаса в школе.

Теперь я снова в постели. Ворочаюсь под простынями, вздыхая каждые пару минут. Я устала, но сон продолжает ускользать. Уже поздно, по крайней мере, три часа ночи.

И вдруг я слышу в гостиной металлический лязг.

Сердце начинает колотиться.

Медленно сажусь, прислушиваясь к зловещему звуку.

Холод пробегает по позвоночнику: я понимаю – кто-то вскрывает замок на моей входной двери.

Бросаю взгляд на тумбочку у кровати.

Мобильного телефона там нет.

Лихорадочно соображаю, где я его оставила.

На столе в гостиной.

Я тяжело сглатываю.

Устала, отвлеклась и так торопилась в постель, что забыла смартфон.

Ужасная расплата.

Возьми себя в руки, Роб. Возьми себя в руки, мать твою!

Сдерживая тошноту, поспешно встаю с кровати и рысью бегу на кухню. Взломщик продолжает возиться с замком. Открываю ящик со столовыми приборами и дрожащей рукой хватаю нож для мяса. Решаю забаррикадироваться в спальне Ани – подопру дверь шкафом, – но сначала мне нужно достать мобильный телефон, чтобы позвонить в полицию.

Стол в гостиной стоит прямо напротив входной двери.

В полумраке я крадусь за смартфоном, живот сводит от страха.

Осталось два метра.

Скрежет прекращается, и ручка опускается.

Я замираю, как кролик посреди дороги, ослепленный светом фар автомобиля.

Дверь медленно открывается. Перед глазами проносится вся моя жизнь.

Высокая широкоплечая фигура входит в мою квартиру.

Дверь закрывается.

Раздается щелчок. Незваный гость включает свет у меня в гостиной.

Я потрясенно смотрю в серые глаза, которые не видела уже пять лет.

Передо мной стоит Лукас.

Отец моей дочери вышел из тюрьмы.

Глава 5

Хочешь меня убить? Стань в очередь!

Не могу уснуть.

Плохое предчувствие насчет Робин за день не прошло. Напротив, усилилось и достигло пика. Я на взводе. Как бы ни старался рассуждать логично, инстинкты предупреждают меня об опасности. Чувствую, как кровь пульсирует в венах. Мышцы напряжены до предела.

Не проглотить ли снова пару таблеток снотворного? Кладу их в ямку правой ладони. Левая рука сжимает стакан с водой. Пока смотрю на таблетки, приходят болезненные воспоминания.

Пустой флакон из-под лекарства, валяющийся на ковре рядом с безжизненной женской рукой. Огромные лазурные глаза, обрамленные черными ресницами и остекленевшие в смерти. Этот взгляд преследовал меня долгие годы.

Охваченный яростью, я со всей силы швыряю стакан в ближайшую стену. От удара он разлетается на тысячу осколков, и те осыпаются на пол.

Придя в себя, убираю воду на полу и протираю стену, а затем сгребаю стекло веником. В глубокой задумчивости выбрасываю все в мусорное ведро.

Нервно проверяю экран мобильного.

3:30 утра.

Время, когда я проснулся вчера после кошмара.

Приоткрываю жалюзи кухонного окна, осознавая, что мой поступок выглядит глупо. Робин и ее дочь, должно быть, крепко спят и…

Ставня в их гостиной открыта.

Свет горит.

Моя догадка оказывается верной: Робин не одна.

Она замахивается на мужчину кухонным ножом.

Боже… Эта девчонка сумасшедшая?!

Застыв на месте и вцепившись в подоконник, я ругаюсь сквозь зубы.

Cazzo! Иногда мне очень хочется ошибиться.

«Вал, перестань, ты же почти не знаешь эту девушку! Не твое гребаное дело», – сказал бы мой кузен.

Если я рискну сорвать свое прикрытие, связавшись с этим парнем…

«Не смей! – пронзительно кричит мне голос Джакомо. – Каждому свое. Не вмешивайся!»

Остекленевшие голубые глаза пляшут передо мной.

Я закрываю свои, чтобы вытеснить из головы чувство вины.

Оно несовместимо с моей работой.

Я не гребаный герой.

Я гребаный убийца.

Указательный палец тянется к кнопке, что закрывает жалюзи.

– Не подходи, Лукас… – бесцветным голосом говорю я.

Похоже, мой нож его совсем не впечатлил.

Он чуть покачивается и воняет алкоголем, как в последний раз, когда поднял на меня руку при годовалой Ане.

По решению суда Лукас получил пять лет лишения свободы и еще два года условно за регулярное насилие в семье при отягчающих обстоятельствах. Его должны были освободить только через четыре месяца, но, судя по всему, сукин сын вышел раньше, чем ожидалось! Но почему мне никто не сказал? Мой адвокат должна была меня предупредить!

Лукас с благосклонной, почти довольной ухмылкой внимательно осматривает меня со всех сторон, похабно посвистывая. За время заключения он похудел на несколько килограммов. Цвет лица стал бледнее, а каштановые волосы намного короче, но в остальном он все тот же.

– Роб, ты так сильно похудела! Рыжие волосы и татуировки тебе идут. Черт возьми, ты так похорошела, дорогая! Даже красивее, чем на фотографиях, которые они мне показывали.

Я вздрагиваю. Фотографии?

Он что, шпионил за мной?

«Конечно, шпионил, – шепчет мне внутренний голос. – Должно быть, узнал твой новый адрес через свою чертову наркоманскую сеть».

– Я тебе не «дорогая», ублюдок! Убирайся из моего дома, тебе запрещено приближаться к нам!

Из горла Лукаса вырывается хриплый смех.

– Ну и агрессивная же ты, милашка! Твой запрет действовал только до суда. Меня освободили досрочно за хорошее поведение, Роб. Разве ты не рада встрече? Я вот рад. Так скучал по вам обеим!

Я потрясена и огорчена этой новостью. Вынесенный судом акт истек! Для нашей же безопасности Лукасу было официально запрещено приближаться к нам или связываться со мной. Чтобы получить новый охранный ордер, мне придется снова подать на бывшего заявление. Шпионаж и взлом – законные причины, не так ли?

– Разве тебе не положен электронный браслет? Или ограничения по передвижению?

Он качает головой, и его лицо внезапно ожесточается.

В животе у меня бурлит, а на языке появляется привкус желчи.

– Я должен отмечаться у своего инспектора, Роб. Хватит. Я заплатил за свои ошибки и изменился в тюрьме. Дай мне второй шанс, дорогая. Пожалуйста, прости меня.

Его взгляд смягчается, а голос становится приторно-сладким. Он мгновенно переходит от одного настроения к другому. О да, все тот же Лукас. Самовлюбленный извращенец во всем своем черном великолепии.

Прежняя Робин повелась бы на его мнимое раскаяние и приняла бы предложение.

Пара пощечин? Он бы извинился, покрывая мое лицо поцелуями.

Удар в живот? На следующий день Лукас принес бы букет роз.

Принуждение к близости посреди ночи? Он подарил бы мне золотое украшение, купленное на его грязные деньги.

Долгие годы я молча все это терпела.

Замазывала синяки тональным кремом, улыбалась, когда обеспокоенные родители справлялись о моем самочувствии, верила в каждую ложь, вылетавшую из уст мужчины, которого я любила с пятнадцати лет. Я замкнулась в своей роли жертвы, никому не жаловалась, свято веря, что заслужила свою судьбу и что сама по себе ничего не стою. Ежедневно терпела жестокость, угрозы, унижения и оскорбления Лукаса, пока не наступила точка невозврата.

Пока он не напал на мою годовалую дочь.

Больше никогда.

Тот момент послужил катализатором, который заставил меня бросить этого ублюдка, подать на него в суд и развестись с ним. Я выиграла дело благодаря упорству моего адвоката, подкрепленному медицинскими справками, фотографиями моих травм и показаниями Нины. Вердикт судьи о пяти годах лишения свободы показался тогда несправедливым и смехотворным, учитывая все, что Лукас причинил мне до и во время нашего брака…

Не окажись у меня Ани, родителей и Нины, моя жизнь была бы разбита, и я никогда бы не сумела оправиться.

– Ты все тот же, Лукас! Вижу это по твоим глазам. И даже если бы ты изменился, даже если бы до смерти винил себя за то, что сделал с нами, я бы никогда не вернулась к тебе, ясно? Уходи сейчас же, или я закричу.

Бывшему мужу не нравится мое упрямство, и он хмурится. Затем делает шаг вперед. Я отступаю, поднимая свое оружие. Мой мобильный телефон вне досягаемости…

– Ну же, Роб, не будь дурой! – резко предупреждает Лукас. – Опусти нож, я не собираюсь причинять вреда. Тебе нужно время, чтобы подумать и прийти в себя? Хорошо, валяй, переваривай мое возвращение. Но дай мне увидеть дочь. Не отнимай ее у меня. Я же гребаный отец!

– Ты потерял право зваться ее отцом в тот день, когда поднял на нее руку, – ледяным тоном отрезаю я. – Она больше не твоя дочь.

Он раздраженно вздыхает.

– Это была всего лишь легкая пощечина, Роб. Ты вечно суетишься, как и твоя сука-мать!

«Легкая пощечина», которая рассекла Ане губу до крови.

«Легкая пощечина» после того, как бывший тряс дочку, точно куклу, и в итоге бросил на пол, потому что ее плач его раздражал.

Хрупкий детский череп мог треснуть при падении.

Сотрясения могли вызвать серьезные и необратимые повреждения мозга.

Мы с Аней выжили.

– Убирайся, – с ненавистью рычу я. – Убирайся из нашей жизни!

– Мама? Кто там? – От сонного голоска за спиной я застываю как вкопанная.

Сердитый взгляд Лукаса, устремленный через мое плечо, меняется.

– Аня… – с чувством бормочет он.

– Кто вы? Почему кричите на мою маму?

Лукас падает духом, осознав, что она его не помнит.

Ну а чего он ждал? Что я стану хранить его фотографии и показывать Ане? Что буду приукрашивать гнусную правду, лишь бы сохранить их связь? Она знает только его имя, но не внешность. Я объяснила дочке простыми словами, что ее отец причинил боль нам обеим и за это сидит в тюрьме. В прошлом году Аня робко спросила меня, можно ли ей послать ему туда письмо и рисунок. Я начала всхлипывать. Она обняла меня и сказала: «Все хорошо, мама. Все хорошо, я здесь».

Да, вроде просьба безобидная, но… Аня видит нормальных пап своих одноклассников и не очень понимает, почему я запрещаю ей общаться с собственным отцом.

Она не знает, что он поднимал руку на нее, что Лукас бил и насиловал меня много лет.

Не знает, что отец принимал наркотики и напивался каждый день.

Не знает, что он продавал кокаин проституткам и с пистолетом грабил пожилых людей у банкоматов.

– Аня, это я, папа, – напоминает ей Лукас хриплым голосом.

Словно в кошмарном сне, я оборачиваюсь к дочери. Она качает головой и смотрит на моего бывшего мужа. Что касается меня – я напряжена, как сжатая пружина.

– Это неправда! Мой папа в тюрьме!

– Я вышел раньше, Аня, я не…

– Заткнись, Лукас, не смей с ней разговаривать! Аня, вернись к себе комнату. Сейчас же!

– Но мама…

– Живо!

Она вздрагивает и смотрит на меня полными слез глазами.

Мое сопротивление ослабевает. Я сама готова разрыдаться, ведь напугана до смерти.

– Ты такая красивая, Аня, – говорит Лукас с нежностью, которая приводит меня в ужас. Просто копия своей мамы. Я скучал по тебе, понимаешь? Думал о тебе все время, пока был в тюрьме, не мог дождаться, когда увижу тебя снова. Ты так выросла! – Он протягивает к ней руку. – Подойди и поцелуй меня, обними, милая.

– Нет, Аня! Не двигайся!

Излишняя осторожность: видя, в каком я состоянии, дочь не шевелится ни на миллиметр.

Лукас хмурится. Его злые серые глаза мечутся туда-сюда между ней и мной.

– Твоя мама наверняка наговорила тебе обо мне кучу всякой ерунды! Роб, я чертовски устал. И без того долго просидел вдали от тебя. Вы моя семья! Ты моя жена, а она – моя дочь. Иди ко мне, Аня. Бегом, или я разозлюсь, маленькая дрянь!

Угроза и оскорбление приводят меня в чувство.

Я разворачиваюсь и мчусь к дочери, намереваясь схватить ее и сбежать.

Но Лукас с ревом бросается следом и ловит меня за волосы. Рывком оттаскивает, и я вскрикиваю от боли.

Аня в ужасе зовет меня и разражается слезами.

Я вслепую замахиваюсь ножом, но Лукас хватает мое запястье и безжалостно выкручивает, пока я не роняю оружие. Мне удается вырваться, пнув бывшего по голени. Он пытается удержать меня, но я не поддаюсь: царапаю ему рожу, как тигрица, даю пощечины и молочу кулаками по груди.

– Прекрати, Роб! Прекрати! – орет Лукас, сжимая мои плечи.

Я пытаюсь ударить его коленом по яйцам, но мой пьяный бывший оказывается быстрее. Его кулак врезается мне в лицо с такой силой, что я отлетаю к стене. Падаю на пол, оглушенная ударом. В ушах звенит. Зрение помутилось, но я вижу, как ко мне бежит дочь. Ее испуганный голос разрывает душу на части.

– Мамочка! Мамочка! Что ты с ней сделал? Ты не мой папа! Ненавижу тебя!

– Нет… – хриплю я, когда Лукас хватает Аню за талию и поднимает вверх.

– Ты не оставляешь мне выбора, Робин! – бушует бывший муж, не обращая внимания на крики дочери, которая тщетно пытается вырваться. – Все было бы иначе, если б не твое упрямство!

Моя жизнь рушится буквально на глазах.

Ругаясь под нос, Лукас шагает к двери, унося мою дочь.

Он собирается украсть у меня Аню. Увезти ее бог знает куда.

И я больше никогда не увижу дочку.

Я этого не переживу.

Боль, пронизывающая все тело, просто отвратительна, но мне удается подняться на ноги, опираясь на стену.

– Мамочка! Помоги мне! Помоги! – умоляет Аня.

– Пожалуйста, Лукас… – издаю я слабый стон. – Не забирай ее у меня! Я сделаю все, что захочешь!

Бывший замирает в метре от полуоткрытой двери.

Я моргаю. Разве он не закрыл ее?

– Все, что я захочу? – повторяет Лукас, оглядываясь на меня через плечо.

Этот взгляд, полный извращенных фантазий и злобы, мне до боли знаком. Но я киваю, застыв на месте. Ради дочери я готова на все.

Мерзкая улыбка растягивает губы Лукаса. Судя по всему, ничего хорошего меня не ждет.

Вдруг я слышу щелчок снимаемого предохранителя.

Улыбка моего бывшего застывает.

К его виску приставлен ствол пистолета.

Мой сосед-итальянец, Валентин Лоран, держит Лукаса на мушке.

Если и есть какой-то тип мужиков, что раздражает меня больше прочих, так это вот такие уроды, которые плохо обращаются со своими женами и детьми.

У Робин, как я вижу, шары крепче, чем у ее бывшего.

– Ты кто такой, мать твою? – кричит человек, на которого я наставляю пистолет.

– Да ты редкий дебил. Будь у тебя хоть немного ума, не стал бы интересоваться, кто я. Тебе было бы интересно, что я могу с тобой сделать, если ты не отпустишь ребенка в ближайшие десять секунд, figlio da puttana[19], – отвечаю я с ледяным спокойствием.

– Ты не знаешь, с кем связался, ублюдок! У меня есть приятели, с которыми шутки плохи. Если не уберешься отсюда, так отметелим, что родная мать в морге не узнает!

Я лишь смеюсь. Это он не знает, с кем связался. Как и его друзья.

– Моя мать мертва, coglione[20], а вот твоя плохо тебя воспитала. Я обязательно сообщу ей об этом, когда в следующий раз трахну на столе твоего отца.

Мой сарказм усиливает его ярость в десятки раз. От этого мерзавца несет дешевым виски: алкоголь делает его смелее и непредсказуемее. Я не могу просто врезать ему без риска навредить ребенку. Так что приходится думать. Я никогда не был хорош в дипломатии, и терпение нельзя считать моей главной добродетелью. Не держи он Аню, я бы устроил ему побоище всей его жалкой жизни и сунул бы головой в унитаз, чтобы хоть так отрезвить.

Сильнее прижимаю пистолет к его виску.

– Хватит шуток, – властно говорю я. – Отпусти девочку. Она не хочет идти с тобой.

– Она моя гребаная дочь! Не лезь не в свое дело, гадский испанец!

– Он итальянец, а не испанец! – кричит Аня, молотя кулачками по ноге отца.

А мне нравится этот ребенок.

Только вот ее папаша все больше раздражает.

Бросаю короткий взгляд на Робин. Та прикрывает рот дрожащей рукой.

Соседка остолбенела, увидев меня здесь с оружием, и, естественно, боится за дочь. Бывший сильно избил Робин: из разбитой скулы течет тонкая струйка крови. От ее вида я лишь сильнее злюсь на мерзавца.

Говорил же, что не отличаюсь ни дипломатичностью, ни терпением.

Лукас не успевает предугадать мою атаку, я двигаюсь слишком быстро. Приклад пистолета разбивает уроду нос. Треск костей разносится по гостиной, а из глотки ублюдка раздается рев боли. Не медля и полсекунды, я выворачиваю ему плечо жестоким точным приемом.

Верный расчет. Лукас роняет девочку, и я ловлю ее, не дав упасть на пол. Притягиваю Аню к себе одной рукой и бегу к ее матери, чтобы передать девочку ей. Робин крепко обнимает дочь, шепча на ухо что-то успокаивающее.

Мы обмениваемся взглядами, затем я поворачиваюсь к Лукасу, который прижимает ладонь к окровавленному носу, согнувшись пополам от боли.

И чего ноет? Он же все еще жив.

Заслоняя собой соседку и ее дочь, я снова направляю ствол пистолета ему в голову.

– Последний шанс, придурок. Вали.

Он смотрит на меня со смесью ненависти, ярости и страха.

Хочешь меня убить? Стань в очередь!

– Это еще не конец, Роб! – угрожает он ей гнусавым голосом, сверля нас взглядом.

– Отвали, Лукас! – кричит соседка из-за меня.

– Не смей возвращаться к ним, coglione, – добавляю я обманчиво-ласково. – В следующий раз я не буду к тебе так снисходителен.

Лукас демонстративно сплевывает кровь на пол и убегает.

Следую за ним и проверяю лестницу. Поскольку он и впрямь удрал, я закрываю дверь, так и держа в руке свою «беретту». Выжидаю пару мгновений на случай, если он окажется настолько stupido[21], чтобы вернуться.

Робин стоит перед окном кухни и оглядывает парковку, нежно поглаживая волосы дочери, уткнувшейся лицом ей в плечо. Руками Аня обхватывает мать за шею, а ногами – талию.

Из груди Робин вырывается вздох облегчения. Расслабилась – хоть немного.

– Он прыгает в машину. Заводится. Уезжает, – сообщает она.

Я ставлю пистолет на предохранитель и засовываю его под футболку за пояс брюк. Сжав зубы, осматриваю рану соседки.

– Вам нужно в больницу, мадемуазель Льюис.

– Нет, это всего лишь царапина, – гордо отрезает она, вытирая капли крови со щеки тыльной стороной ладони.

– Никогда не знаешь, вдруг…

– Мне не нужно в больницу, говорю вам! В прошлом он поступал со мной гораздо хуже.

Напрягаюсь, услышав последнюю фразу. С удовольствием бы вышиб мозги этому ублюдку.

Что до женщины, она упряма как мул.

Хотя в своей черной ночнушке выглядит чертовски смелой и сексуальной.

– Как малышка?

– С малышкой все в порядке! – фыркает Аня.

– Bene[22], – соглашаюсь я, хватая со стола мобильный Робин, и разблокирую его щелчком большого пальца.

– Эй, вы чего! Кто дал вам право туда лезть?

– Я не лезу, мадемуазель Льюис. Просто записал свой номер, чтобы вы могли позвонить мне, если этот подонок решит вернуться и поиздеваться над вами. Я бы посоветовал вам всегда держать телефон заряженным, поставить более надежные замки на дверь и купить оружие получше, – подытоживаю я, махнув смартфоном на кухонный нож, что так и валяется на полу.

– Слезоточивый газ или перцовый баллончик?

– Складной нож. В первую очередь.

– А во вторую, мсье Лоран? – иронично спрашивает она.

– Учитывая вашу ситуацию, как можно скорее получите лицензию на огнестрельное оружие, потренируйтесь в тире и купите ствол.

Кладу ладонь на дверную ручку. Теперь, когда опасность миновала – по крайней мере, на сегодня, – я не хочу задерживаться рядом с ними, не говоря уже о том, чтобы вступать в долгие беседы.

– И последнее, мадемуазель Льюис… Решите вызвать полицию, я буду признателен, если вы не расскажете им обо мне.

Робин у меня за спиной молчит.

Терзаемый сомнениями, не сотворил ли я сейчас огромную глупость, иду домой.

Глава 6

Освежует тебя и сохранит твою татуированную шкурку как трофей

В ту ночь я не сомкнула глаз.

Лежала в постели Ани, обнимала ее и напевала ей на ухо «À la Claire Fontaine»[23], пока она не уснула. Когда дыхание дочки стало спокойным и размеренным, я осторожно выскользнула из ее кровати.

Не выпуская из руки мобильный, всю ночь пила кофе, чтобы не задремать. Караулила на случай, если вернется мой кретинский бывший муж. Не сводила взгляда с входной двери, для верности загородив ту комодом. В голове царил хаос.

Часы тянулись как дни. Казалось, я вновь перенеслась на пять лет назад, в то время, когда пугалась малейшего шума и жила в атмосфере постоянного страха и неуверенности. Как же больно вернуться в самое сердце прошлого и опять ощутить связанное с ним отвратительное чувство бессилия. Я проклинала Лукаса, что он все еще такой ублюдок. И задавала себе тысячу вопросов о человеке, который помог нам, показав себя с пугающей стороны. Его последняя фраза меня не отпускала. «Решите вызвать полицию, я буду признателен, если вы не расскажете им обо мне». Итак, он не был полицейским, но пистолет носил.

Возможно, нелегально.

Здравый смысл подсказывал бежать от этого парня, который излучал опасность каждым сантиметром своей татуированной кожи. Опасность куда более серьезную, чем та, что представлял собой Лукас.

Но мои инстинкты не предостерегали меня от него самого. По правде говоря, я была бесконечно благодарна Валентину за вмешательство. Без него бывший похитил бы мою маленькую девочку.

Я долго колебалась, но в конце концов, перебрав все аргументы «за» и «против», не стала звонить в полицию. Солгать бы не сумела, да и нервы бы сдали. Полицейские бы догадались, что я не сама прогнала бывшего мужа. Посоветовали бы мне подать жалобу, возможно, переехать. Стали бы допрашивать Аню. А я не хотела подвергать свою дочь такому испытанию. Лишь молилась, чтобы Лукас на сей раз усвоил урок. Я никогда не видела бывшего таким испуганным, как в тот момент, когда Валентин сломал ему нос и вывихнул плечо. Меня накрыло чисто садистское ликование. Наконец-то роли поменялись: хищник стал добычей перед лицом гораздо более сильного зверя.

Наверное, есть две категории мужчин, с которыми лучше не пересекаться. Лукас относится к разряду «плохишей» – горластых головорезов, которые в основном нападают на людей слабее себя, за исключением тех случаев, когда сбиваются в стаи. А есть еще высшая категория: опасные мужчины, у которых практически нет границ и перед которыми плохиши – жалкие клоуны…

Нутром чую, Валентин как раз из вторых.

Около 7:30 я бужу Аню. Утром она выглядит немного поникшей, отчего у меня щемит сердце. Предлагаю ей прогулять школу. Дочка отказывается. Ее учительница запланировала пикник на берегу озера, а затем сплав на каноэ. Идеальный способ отвлечься.

Я делаю ей сэндвич с ветчиной и сыром, пока она принимает душ, и отвожу в школу. Воспользовавшись случаем, перекидываюсь парой слов с учительницей. Та уже знает о нашей семейной истории. Не вдаваясь в подробности вчерашнего вечера, я рассказываю ей, что Лукаса выпустили из тюрьмы и ни при каких обстоятельствах нельзя отпускать мою дочь с ним, если он появится. Учительница взволнованно кивает, но успокаивает меня. Обещает быть особенно бдительной, тем более Ане разрешено покидать территорию школы только в сопровождении меня или моих родителей. Обняв свою принцессу и пожелав ей всего наилучшего на прогулке, я с тяжелым сердцем отправляюсь домой. Все гадаю, правильно ли поступила, что не обратилась к властям. Я даже набираю номер полицейского участка… но после первого же гудка вешаю трубку.

Вместо этого решаю позвонить Леа Верже, своему адвокату по вопросам домашнего насилия, и добиться от нее объяснений.

Но попадаю на ее секретаршу. Оказывается, сейчас у мэтра Верже совещание и она перезвонит мне как только сумеет.

– Нет, соедините с ней прямо сейчас. Это срочно, – холодно настаиваю я.

– Простите, но это невозможно, мадемуазель Льюис.

– Мадам, мой бывший муж только что вышел из тюрьмы на четыре месяца раньше срока, но никто мне не сказал! Если вы немедленно не свяжете меня с мэтром Верже, я заявлюсь в офис и устрою скандал в приемной на глазах у клиентов, подчеркнув вашу профессиональную халатность. Что вы предпочитаете, мадам? Отвлечь своего босса на три минуты или получить чертовски плохую рекламу?

Пауза № 1.

– Я узнаю, не проконсультирует ли она вас по телефону, – говорит секретарша.

Бинго.

Через тридцать секунд адвокат берет трубку.

– Мадемуазель Льюис?

– Мэтр Верже.

– Моя секретарша проинформировала меня о причине вашего звонка. Мне очень жаль, мадемуазель. Уверяю вас, четыре дня назад я оставила вам голосовое сообщение, что Лукас Мартин был досрочно освобожден за хорошее поведение.

Я считаю до десяти, чтобы не сойти с ума.

– Я не получала вашего сообщения, мэтр. Хотя проверяю голосовую почту каждый день.

Пауза № 2.

– Вы случайно не меняли в последнее время номер телефона?

Зараза! Да. Я взяла более дешевый абонемент у другого оператора. Нужда экономить!

– Нет, – вру я, хлопнув себя по лбу ладонью.

– Мне очень жаль, мадемуазель Льюис. Вероятно, возникла техническая проблема. Я должна была перезвонить вам, убедиться, что до вас дошла информация, но в последние несколько дней совершенно завалена работой, – говорит она искренне извиняющимся тоном, от которого мне становится очень стыдно.

Пауза № 3.

– Мадемуазель Льюис, как вы узнали об освобождении вашего бывшего мужа?

Пауза № 4.

– Мадемуазель Льюис? Он связывался с вами?

Пауза № 5.

Я откашливаюсь.

– Нет, нет, мэтр Верже. Моя мама видела его вчера в супермаркете.

Я ужасная лгунья. Поверит ли она мне?

Пауза № 6.

– Он подошел к ней?

– Нет, он ее не узнал, но она не ожидала… увидеть его.

– Не беспокойтесь о себе и своей дочери, мадемуазель Льюис. Ваши данные скрыты. После суда вы переехали, сменили район и номер телефона. Он не сможет вас отследить.

Уже отследил.

– Но что, если… вдруг это все равно случится?

Пауза № 7.

– Не буду вам лгать. По закону он снова имеет право подходить к вам и говорить с вами. Запретительный приказ…

– …больше не действует. Не сомневаюсь, – шепчу я.

– С другой стороны, если он проявит по отношению к вам физическую агрессию, его надолго отправят в тюрьму. Ваш бывший муж на испытательном сроке, и судья не потерпит рецидива преступления.

Касаюсь кончиками пальцев своей опухшей скулы.

– Доказательства?

– Улики, свидетели…

На всякий случай я сфотографировала сломанный замок и следы на лице. Валентин – свидетель, но я не могу втянуть его в это дело. Может, он и защищал нас, но сам же приставил пистолет к голове Лукаса и жестоко с ним расправился. Упоминание о нем может привести к обратному результату, и у него наверняка возникнут большие неприятности с законом.

Придется отступить.

– Если это произойдет, немедленно обратитесь в полицию.

Просто заткнись.

– Так и сделаю. Спасибо, мэтр Верже.

– Мадемуазель Льюис, если позволите… Не корите себя за случившееся. Вы – боец. Я редко видела, чтобы клиенты так быстро восстанавливались после подобных испытаний. Большинство жертв впадают в депрессию и нуждаются в психологической поддержке, но вы с самого конца судебного процесса демонстрировали оптимизм и жизнелюбие. И никогда не опускали руки после развода, не так ли? Это было возрождение, полет к свободе и самостоятельности. Оставшись одна с ребенком, вы сразу же переехали и через месяц устроились на работу. Когда я слышу от клиенток, как они сомневаются, что делать дальше после ухода от жестоких мужей, то часто привожу в пример вас – разумеется, не называя имени. Когда мы впервые встретились, вы были в отчаянии. Но сами выкарабкались из пропасти, в которую вас столкнул Лукас Мартин, без веревки и лестницы вытащили себя на поверхность одной лишь силой воли. Это достойно восхищения, мадемуазель Льюис.

– В ваши профессиональные обязанности входит подлая лесть?

Мой адвокат коротко усмехается.

– Сосредоточьтесь на главном, Робин: ваша дочь, вы сами, настоящее и будущее. Прошлое осталось далеко позади.

К сожалению, недостаточно далеко…

– Доброго дня, мэтр Верже.

– И вам доброго дня.

Я вешаю трубку.

Чувствуя потребность выпустить пар, звоню Нине и выкладываю, что же произошло ночью. О таком я могу рассказать только лучшей подруге: родители с ума сойдут от беспокойства и за шиворот потащат меня в ближайший полицейский участок. Она вскрикивает: «Нет! Черт! О боже! Черт! Ты что, издеваешься?» – на протяжении всего моего монолога. Когда я признаюсь, что не сообщила властям о взломе и ударе Лукаса, Нина внезапно замолкает. И без слов понимаю, что она не одобряет мое решение.

– Нина, больше он нас не потревожит, – говорю я, чувствуя ее беспокойство. – Сосед напугал его до смерти. Лукас будет держаться от нас подальше.

– Роб, твой бывший – полный психопат с IQ, как у мидии! На твоем месте я бы не спешила трубить о победе. Будь начеку. Уж если ему в голову что-то стукнет, этот ублюдок… Он может спрятаться и ждать, пока ваш рыцарь в сияющих доспехах не уйдет из дома, а потом снова попытать счастья, да еще и с подкреплением! Пусть даже у тебя теперь есть номер твоего красавца соседа, он не всегда успеет прийти к вам на помощь.

«Придет с подкреплением».

Я сглатываю. Черт, Нина права! Валентин редко выходит из дома, но и не сидит в своей квартире круглые сутки.

– Роб, как Лукас добыл твой новый адрес?

– Понятия не имею… Не так много людей его знают, и я им полностью доверяю. Наверное, ему пришлось обратиться к своим дружкам.

– У этого ублюдка язык длиннее, чем член!

Хорошая метафора. Типичная Нина.

– А твой Валентин? Что с ним думаешь делать?

Мой план – пожирать его глазами на расстоянии, оплакивая личную жизнь. Горячий итальянец не хочет нарываться на неприятности, а я, как оказалось, ходячий нарушитель спокойствия с красной мигалкой на голове.

– Мой Валентин? Моя хорошая, ты что-то путаешь!

– Роб, не говори мне, будто между вами не искрит! Думаешь, он пришел бы тебе на помощь, если бы ему было на тебя плевать? Или…

– Или что?

– Он серийный убийца!

– Серьезно?

Она что, весь ковролин у себя в комнате скурила?

– У него есть пистолет, треска! – запальчиво напоминает Нина.

– Он просто обычный парень, который держит оружие для самозащиты. В конце концов, мы живем в довольно неспокойном районе, – возражаю я, но без особой убежденности.

– Ну-ну, конечно! Ты же говорила, он вроде умеет им пользоваться.

– Да, наверное, на курсы ходил! Он и мне посоветовал это сделать.

– Лукас – не легковес и дерется еще со школы. А твой итальянец отметелил его как в «Бойцовском клубе»! Может, он мафиози?

А эта дурочка умеет утешать друзей…

– Нина, не доставай меня со своими параноидальными теориями! Ты смотришь слишком много фильмов и шоу по телику!

– Иди и спроси его, Роб! «Спасибо за помощь, красавчик, я у тебя в долгу! Кстати, чем занимаешься на досуге? Часом не рубишь девушек на куски и не закапываешь их ночами в лесу? Что задумал для меня? Выпотрошишь, зарежешь, задушишь, расчленишь?»

– Ты зарываешься, Нина. Зачем ему приходить и спасать нас от Лукаса, если он сам хочет меня убить?

– Чтобы втереться в доверие, треска! Может, он играет с тобой, как кошка с мышью. Может, ты – его следующая цель. Может, ему не нравится, что твой бывший обошел его на повороте. «Роб – моя игрушка, а не твоя!» Может, он планирует освежевать тебя и сохранить твою татуированную шкурку в качестве трофея!

– Может, тебе стоит научиться держать рот на замке, – рычу я, бросая трубку.

Она сразу же пишет мне сообщение:

У тебя талант притягивать психически больных людей!

Ага, а наша дружба – наглядный тому пример

Она присылает мне селфи: зажав в кулаке нож для писем, Нина притворяется, что перерезает себе горло.

Я смеюсь в голос. Она неисправима!

Еще одно сообщение от нее:

Шутки в сторону, будь осторожна, треска. Решишь пожить у меня несколько дней – всегда пожалуйста

С улыбкой печатаю ответ:

Ты прелесть, но все будет хорошо

Затем я звоню слесарю и договариваюсь о встрече на завтрашнее утро. Придется потратить свои скудные сбережения на ремонт замка, но выбора нет.

Мой взгляд устремляется на открытые ставни квартиры напротив. Удивительно. Обычно сосед просыпается позже. Я заметила – совершенно случайно, конечно, – что Валентин не любит рано вставать.

Кстати, вчера вечером я даже не поблагодарила его!

В моем воспаленном мозгу возникает моральный конфликт эпических масштабов.

«Пойти к нему и сказать спасибо – это самое малое, что ты можешь сделать. И надень свое самое откровенное платье!» – подсказывает один внутренний голос.

«Нет, просто отправь ему лаконичное вежливое сообщение», – возражает другой.

«Нет, стоит держаться от него подальше», – шепчет третий.

«Ой, да заткнитесь все, ничего она не сделает, у нее духу не хватит туда пойти!» – рычит четвертый, самый злобный из всех.

Да, в моей голове их несколько, разве я не говорила?

Поколебавшись, поразмыслив и побормотав, я прислушиваюсь к первому голосу.

Поскольку с пустыми руками идти глупо, ищу, что бы предложить соседу. «Свое тело!» – с лихорадочным энтузиазмом скандирует первый голос. Все остальные кричат в унисон, и я заглушаю ими неуместную мысль. Идеальным вариантом стала бы бутылка хорошего вина, но у меня ее нет. Я достаю из холодильника шоколадный кекс с малиновой начинкой из последней партии, которую мы с Аней испекли, на ходу смотрюсь в зеркало – прическа в порядке, макияж в порядке, наряд в порядке – и неуверенным шагом пересекаю парковку, разделяющую два наших здания.

В домофон звонить не нужно: как раз выходит пожилой мужчина и придерживает мне дверь. Я благодарю его приветливой улыбкой, вхожу в лифт и поднимаюсь на пятый этаж.

При виде двери 508 меня внезапно охватывает паника. Сердце колотится в груди, а ладони потеют. Я переступаю с одной ноги на другую. Стоит мне идти, не стоит? Должно быть, со своим несчастным кексом я выгляжу как идиотка. Мой неоспоримый талант. Валентин наверняка рассмеется мне в лицо. Или скажет, что не любит шоколад или что у него аллергия на малину. Или отмахнется от меня. Или посмотрит в глазок и решит вообще не открывать, поскольку считает меня занозой в заднице. Или…

Внезапно дверь открывается, а я даже не постучала.

БО. ЖЕ. МОЙ.

Я атеистка, но на долю секунды верю в провидение. Это знак. Чудо. Божественное вмешательство. Господь явно сжалился над бедной грешницей. Я могла прийти в любое другое время, но нет, мне повезло, и теперь передо мной открывается захватывающий вид, который я не раз представляла себе с тех пор, как сюда переехал итальянец.

Валентин только что из душа.

Спасибо, Господь милосердный. Спасибо.

Мои фантазии ничто по сравнению с реальностью.

Его мокрые каштановые волосы торчат во все стороны.

Капли воды стекают по смуглой коже.

Угольно-черное полотенце повязано на талии. Я уже видела Валентина без рубашки, издалека, на балконе, что дало мне многообещающее представление о его телосложении. Но вблизи? Визуальный оргазм, как сказала бы Нина. «Ням-ням», – облизывается шаловливый гремлин в моей голове.

Бицепсы и трицепсы обхватом с мои бедра. Широкие плечи. Ярко выраженные косые мышцы виднеются над полотенцем. Темная поросль украшает верхнюю часть груди и живот с заметным прессом. Ни грамма лишнего веса. Татуировки лишь подчеркивают мускулы. Или мускулы подчеркивают татуировки, как посмотреть. Рисунки просто завораживают. Этнические мотивы, смысл которых мне неизвестен; в основном геометрические фигуры и спирали. Никаких животных, фигур или надписей, как у меня, только абстрактные рисунки. Вдобавок Валентин, похоже, весит не менее девяноста килограммов. Лукас, хоть и крепко сложен, рядом с ним кажется почти дохляком. Тем более что от этого мужественного тела исходит аура чистой, почти животной силы.

Не будь я в таком восторге от вида, испугалась бы до смерти.

«Sexbomb, sexbomb, you're a sexbomb»[24], – поет Том Джонс в моей голове.

Кажется, я покраснела как вареный рак. И все же не могу оторваться от его точеного торса. Наверняка выгляжу как идиотка. Да еще и нахалка. Я заставляю себя снова поднять глаза и, осознав, что он тоже изучает меня, роняю кекс.

Валентин с ловкостью жонглера ловит его одной рукой в тридцати сантиметрах от земли. Ошеломленная его реакцией, я выдаю:

– Вот дерьмо!

– Да нет, вроде выглядит очень аппетитно, – едко отвечает сосед, разглядывая кекс.

Я нервно смеюсь. Черт побери, ну и дура. Я безнадежна.

Валентин молча осматривает меня, словно чего-то ожидая. Я откашливаюсь. Все слова будто улетучились из головы. Мои многочисленные внутренние голоса молчат. Я предоставлена сама себе перед этим, мягко говоря, обескураживающим мужчиной с пронзительным взглядом.

– Я хотела… я пришла сказать вам… ну… вот, – заикаюсь я, неопределенным жестом указывая на кекс.

– Вы сами его приготовили?

– Мы с Аней. Вчера. Утром. До.

Он кивает, как будто понял мою тарабарщину.

Опять повисает тишина. В коридор влетает муха. И жужжит.

Я вытираю ладони о белое платье в красный и зеленый горох – наряд для дальтоников, как называет его моя дочь, – что привлекает внимание соседа к моим голым ногам. Валентин вновь устремляет свой острый взгляд на меня.

«Говори! Говори! Говори!» – кричат все мои голоса в унисон.

– Спасибо-что-вчера-вечером-в-смысле-сегодня-утром-это-было-благородно-с-вашей-стороны-не-знаю-что-бы-я-без-вас-делала-и-вы-не-должны-были-но-я-не-звонила-полицейским-и-надеюсь-вы-любите-шоколадно-малиновые-кексы, – выпаливаю я на бешеной скорости, не переводя дыхания.

Мой сосед вздергивает брови. Затем медленно, миллиметр за миллиметром, его губы растягиваются в улыбке. Мои же кривятся в пародии на ухмылку. Не милую, а как у психопатки.

– Ок, – просто говорит он.

«А ты болтун».

Я думала, он спросит о нас с Лукасом. Но сосед не развивает тему. Из уважения? Безразличия? Презрения?

Этот парень, несомненно, ходячая загадка и определенно не похож на других. Он подстегивает мое любопытство – и не только его. Я тереблю подол платья и замечаю, что Валентин пытливо изучает мое лицо.

– У вас не видно синяка на щеке, мадемуазель Льюис.

– О, я профи в макияже! – с деланой беззаботностью отвечаю я. – Немного тонального крема и все. Обычно я…

Проглатываю остаток фразы, заметив тень убийственного бешенства, внезапно мелькнувшую в его бирюзовых глазах. Этакая контролируемая жестокость…

Дрожь пробегает по спине.

– А что с Аней? Он бил ее? – серьезно спрашивает Валентин.

Качаю головой и не могу сдержать глубокий вздох. Обстановка давит. Я вынуждена заполнить тяжелую тишину признанием, известным только самым близким мне людям.

– В ту ночь я дождалась, пока он уснет, собрала чемодан и ушла с ней на руках. Дочка еще ходить не умела. Я не могла смотреть, как он срывается на ней. Его бесили ее крики. Лукас надавал Ане пощечин, тряхнул и бросил на пол, как мешок. Самый страшный момент в моей жизни. Я поклялась, что он первый и последний раз поднял на нее руку.

Валентин с минуту смотрит на меня, затем выражение его лица чуть смягчается.

– Вы хорошая мать, мадемуазель Льюис.

Я краснею еще больше. Его неожиданный комплимент проникает прямо в сердце, хотя мы едва знакомы.

И снова мой сосед хмурится.

– Спасибо за кекс, – сухо говорит он.

– Не за что, мсье Лоран, – отвечаю я, немного разочарованная его внезапной холодностью.

Он формально кивает мне и закрывает дверь, завершая наш разговор.

Выхожу в общий коридор и моргаю. Не могу понять этого угрюмого парня. От него постоянно веет то жаром, то холодом. В его присутствии я чувствую себя одновременно желанной и нежеланной.

Поворачиваюсь на каблуках, разрываясь между раздражением и горечью.

Я не люблю кексы.

Мне также не нравится хаос, который эта женщина вносит в мою упорядоченную жизнь.

Я услышал ее шаги еще из ванной, стук каблуков по коридору в сторону моей квартиры. На комоде лежал пистолет – осторожность никогда не помешает… Рассмотрев в глазок свою утреннюю гостью, я долго не решался открыть дверь. Но когда увидел, как Робин мнется на пороге, взял инициативу на себя. Мои пальцы отодвинули засов и повернули ручку еще до того, как мозг успел сообразить, что происходит.

Изумрудные глаза Робин обожгли огнем. Она смотрела на меня так, словно хотела съесть. А когда я заметил, как ее короткое платье подчеркивает все чувственные изгибы и обнажает ноги, мне пришел конец. У меня встал. Я вновь стал представлять, как задираю подол ее платья и прижимаю к стене.

Она восхитительно пахла. Свежими цветами… как в лифте.

Лицо ангела, перед которым исповедался бы даже демон, и дьявольское тело, которым соблазнился бы даже святой, – вот какое впечатление сложилось у меня о Робин.

Мне нельзя приближаться к ней, а ей – ко мне. Я хуже, чем ее бывший. Ей стоило понять это еще вчера вечером. Вероятно, она скрытая мазохистка, иных объяснений нет.

Под конец разговора я специально повел себя неприятно. Надеюсь, Робин от меня отстанет. Она и ее девочка уже достаточно натерпелись. Я для нее не решение, а проблема. Короче говоря, нельзя мне с ней спать, совсем. Даже если я буду хотеть ее все больше и больше.

Она – милая девушка. А я – убийца. Мы совершенно несовместимы.

Я должен был выбросить этот дурацкий разноцветный кекс в мусорное ведро.

Но потом ни с того ни с сего попробовал угощение.

Черт, как же вкусно.

Я не люблю кексы, предпочитаю соленое сладкому, но это… черт. Проглотил бы дюжину таких. Пока не начнется несварение желудка.

Позже, когда я застегиваю рубашку, мне приходит сообщение… от Робин.

Невероятно.

Вараниха, не поверишь! Я пошла поблагодарить своего горячего итальянского Терминатора, а он как раз вышел из душа. Чистый восторг. В одном полотенце. Пресс как бетон и грудные мышцы как у Криса Хемсворта[25]. А его гребаные татуировки! У меня так намокли трусики, что дома пришлось сушить их феном:)

Хохочу так, как не смеялся уже много лет.

Ее горячий итальянский Терминатор? Что ж, по крайней мере, комплимент оригинальный!

Спустить бы все на тормозах, но ничего не могу с собой поделать. Пишу ей ответ.

Мадемуазель Льюис, мне кажется, вы ошиблись номером

Десять секунд… Двадцать… Тридцать… Представляю ее выражение лица! Оно, должно быть, уморительное. Ответит ли она, станет все отрицать или просто сольется?

ОМГ!!! Извините!!! Это просто отстойная шутка, я писала подруге. Мне очень стыдно!

ОМГ? Что это значит?

При иных обстоятельствах я бы ответил:

Жаль, что я испортил твои трусики. Нет, не жаль, я в восторге. В следующий раз при встрече, если хочешь избежать подобных инцидентов, не надевай их вообще

Но я такое не напишу.

Мой мобильный снова пищит.

Кстати, а как вам кекс? Уже съели?

Ох, не кекс бы я сейчас съел, моя прекрасная соседка…

Еще нет. Я не голоден, оставлю его на потом. Что значит ОМГ?

Это сокращение от Oh My God. Вам сколько лет, шестьдесят? Старый пенек?

Пенек, ага. И в штанах у меня сейчас натурально сучок торчит. Какой же я жалкий.

А вы как-то уж очень дерзите старшим, мадемуазель Льюис. Особенно тем, кого описали как «чистый восторг». Ваши трусики уже просохли?

Флирт меня ни к чему не обязывает, это просто безобидная игра. Ну так я себя уверяю.

Еще нет, мсье Лоран. На такое потребуется время

М-м… а в переписке она смелее и откровеннее, чем при личном разговоре.

Наверное, не очень приятно сидеть в сырых

Воистину. Пришлось их снять, чтобы не испортить диван

Cazzo! У меня член ноет. Она победила, придется сперва подрочить, прежде чем идти выгуливать собаку!

Завязывай, Вал.

Что-то я вам не верю

Да что на меня нашло?

Экран гаснет. Робин молчит. Неужели я ее обидел?

Женщины…

Вывожу Лесси на полчаса прогуляться в парке, а по возвращении заглядываю в почтовый ящик. Только вместо писем оттуда выпадает клочок лазурного хлопка… причем влажный.

Ну ничего себе. Она восприняла мое последнее сообщение как вызов!

Достаю мобильный и печатаю:

Мадемуазель Льюис, а вы не из трусих. И без трусов

😉

Теперь верите?

Теперь верю

Пишу это, запихивая свободной рукой трусики соседки себе в карман.

Затем стремительно поднимаюсь по лестнице, но как раз, когда собираюсь войти к себе, слышу долгий, жалобный крик из квартиры 511, от старушки, которая одолжила у меня сперва сахар, а недавно и соль. Лесси яростно лает, царапая дверь. Должно быть, соседке очень плохо.

Я громко стучу к ней. С той стороны доносится стон, а затем слабый крик о помощи. Она не может подняться. Наверное, упала, а может, расшиблась. Господи, я превращаюсь в чертова благотворителя, дайте мне кто-нибудь медаль! К счастью, дверь не заперта, иначе пришлось бы выбивать ее ногой. Мой пес врывается в квартиру старушки и несется внутрь, как пуля. Через три секунды его торжествующий лай из ванной извещает, что он нашел соседку. Я бросаюсь туда.

И замираю на пороге. Ее сморщенное, костлявое тело лежит на плитке рядом с ванной. Не похоже, что она истекает кровью. Я не обращаю внимания на ее наготу, сосредоточившись на лице, и опускаюсь рядом с ней на колени. Глаза старушки полны благодарности.

– Мадам, вы меня слышите?

– Слава богу, ты здесь, мой маленький Валентин… Я поскользнулась.

– Где болит?

– В основном в правом бедре, ниже бедра…

Я вынужден посмотреть на место, которое она… ласкает. Вообще-то, там ни синяка, ни покраснения. Невольно мой взгляд перемещается на…

Вид морщинистого безволосого лобка наполняет меня тихим ужасом. Вот и как мне теперь с этим жить?

– Вы можете пошевелить ногой, мадам?

Она слабо качает головой.

– Я вызову скорую, – успокаиваю я ее, доставая из кармана мобильный.

– Нет, нет, ничего страшного! – возражает старушка, с неожиданной силой перехватывая мое запястье. – Не беспокойте их по пустякам, молодой человек. Мне не впервой падать, так что я просто приму обезболивающее и через час буду как новенькая. Если только вы отнесете меня на диван…

Я хмурюсь, с сомнением глядя на ее милую улыбку. Сахар, соль и теперь… Она что, притворяется? А ведь из крана не течет вода. Наверное, старушка успела его выключить, но кто, кроме ребенка, станет принимать ванну в десяти сантиметрах воды? Что-то тут нечисто. Более того, входная дверь не была заперта, странное совпадение…

Я беру с вешалки махровый халат, накрываю им пожилую соседку и осторожно поднимаю. Она легка как перышко, но цепляется за меня мертвой хваткой, облизывая свои шершавые губы. Я содрогаюсь от отвращения.

Сомнений нет: вовсе она не падала. А я как дурак угодил в ловушку.

Надо выбираться отсюда как можно скорее!

– М-м, такой сильный, – бормочет она, слегка поглаживая мои грудные мышцы. – Мой герой.

Trappola![26] Все больше нервничая, я ускоряю шаг и опускаю ее на диван. Затем поспешно шагаю назад, но не успеваю: одним быстрым, точным движением старая извращенка с довольным выражением лица шлепает меня по попе. Я даже застываю от неожиданности.

– Большое спасибо, молодой человек! Если хотите чашку чая, угощайтесь, а я…

– Мне нужно идти, у меня назначена встреча, я опоздаю, – отрезаю я, отступая.

– О, но разве вы не останетесь ненадолго? У меня может быть сотрясение мозга! – восклицает она, театрально прижимая тыльную сторону ладони ко лбу.

– Вы не ударялись головой.

– Может, и ударялась, но не помню. Знаете, в моем возрасте память…

– Мадам, перестаньте держать меня за идиота.

– О чем вы говорите, молодой человек?

– Вы знаете историю о мальчике, который кричал «Волки, волки!»? В тот день, когда с вами действительно что-то случится, никто не придет вам на помощь.

Лицо моей соседки внезапно ожесточается. Она достает пачку сигарет и зажигалку и прикуривает, глядя на меня с прищуром развратной рептилии.

– Да не прикидывайся, ты ж с меня глаз не сводил! – ворчит старуха, выпуская клубы дыма. – Вы, итальяшки, еще более озабоченные, чем французы.

Вот она и показала свое истинное обличье. Теперь все понятно.

– На самом деле, глаза мне придется вымыть. Желательно серной кислотой.

– Ты понятия не имеешь, что теряешь, красавчик! Я знаю такие грязные трюки, о которых ты даже не догадываешься, вмиг бы на меня подсел! – хвастается она, щелкая пальцами. – В шестьдесят девятом я участвовала в стольких оргиях, что сбилась со счета. Даже принимала ванны со спермой для увлажнения кожи.

Вал, отключи воображение. Пожалуйста, отключи!

– Предложение заманчивое, но… я пойду. Лесс, за мной!

Когда я уже вхожу к себе следом за псом, до меня доносится голос старухи: