После самой тёмной ночи обязательно наступает рассвет

Размер шрифта:   13
После самой тёмной ночи обязательно наступает рассвет

Глава 1. Самолёт.

Время до регистрации на рейс тянется медленно, и я невольно наблюдаю за суетой вокруг. Наш наставник, кажется, увлёкся поиском идеального сувенира в небольшой лавке. Рядом с ним две девушки оживлённо что-то обсуждают, их смех разносится по всему залу.

А этот манящий аромат кофе… Кто-то только что купил себе чашечку, обволакивающий запах, которого заполняет всё пространство, создавая уютную атмосферу вокруг.

Но самое главное, что наконец-то Олимпиада для студентов позади. Можно выдохнуть и немного расслабиться. Это было очень напряжённо для моей нервной системы, но я справилась и завоевала призовое место, пусть это серебро будет моей первой ступенью к Победе в жизни!

Я купила себе бутылочку воды без газа, чтобы было чем освежиться в полёте, не беспокоя стюардесс. И с удовольствием читаю сейчас компактную книжку под названием «Иллюзия жизни», надеюсь, она поможет мне осмыслить всё, что произошло, и настроиться на новые свершения. Погрузившись в чтение, я погружаюсь в мир автора и в тишине, нарушаемой лишь шелестом страниц, рядом со мной опустился парень на соседнее сиденье. Он аккуратно достал смартфон и, присев чуть ниже, подключил его к розетке под креслом. Когда он выпрямился, его взгляд скользнул по мне, и он подарил мне лёгкую, мимолётную улыбку. Я, почувствовав смущение, улыбнулась в ответ и снова погружаюсь в чтение. Через какое-то время к нам подошла молодая женщина. Она поставила рядом с парнем свой небольшой чемоданчик на колёсиках, который выделяется ярким и немного неожиданным принтом – по всей его поверхности красуются оранжевые котики с милыми улыбками.

Я услышала, как она заговорила с ним на немецком языке. Я всё прекрасно понимаю, ведь немецкий был одним из моих предметом в институте. Из их разговора стало ясно, что они родственники: она его тётя, а он, следовательно, её племянник. Направляются домой, во Франкфурт-на-Майне. И она очень сильно нервничает из-за предстоящего полёта.

В эту же минуту моя подружка и по совместительству одногруппница Светка, немного взволнованная, подошла ко мне. Она начала расспрашивать меня, сколько времени осталось до регистрации на наш рейс, и успеет ли она быстро перекусить в кафе. При этом я заметила, что тот парень, на которого я сама пару минут назад бросала взгляд, теперь как-то более внимательно наблюдает за нами. Понимает ли он русский язык, я могла только предполагать. Я ей уверенно говорю, что она точно успеет, после того как посмотрела на время в смартфоне. И она вдруг предложила: «Пойдем тогда в кафе вместе?»

Я встала, разминая свои ноги, которые немного затекли. По пути, проходя мимо парня и его тёти, я случайно задела носком ботинка их чемоданчик на колёсиках, от чего тот покатился вперёд.

– «Sorry!» – вырвалось у меня.

Я попыталась придержать его рукой, чтобы остановить, и в этот момент наши пальцы слегка коснулись друг друга. Парень ответил мне: «No problem!» и я почувствовала, как на душе стало чуть легче после своей неловкости. Он улыбнулся мне, и наши взгляды встретились. Я чуть более пристально посмотрела в его глаза, которые были небесно-голубого оттенка, они словно отражали ясное небо в солнечный день. В этот момент Светлана мягко, но настойчиво потянула меня за собой, и мы направились в кафе. У стойки я попросила черный чай с лимоном и пирожное «Анна Павлова» хотелось зарядиться энергией перед долгим полётом. Светка выбрала пиццу и колу. Мы устроились у окна, и наблюдали, как самолёты, набирающие скорость мчатся по взлётной полосе, это было очень зрелищно.

Я проводил их взглядом и понял: они с подругой идут в кафе. Девушка была очень милая: светлые волосы, нежно-зелёные глаза, она сидела, погружённая в книгу. Обложка подсказала мне, что она русскоговорящая. А потом она так очаровательно растерялась, когда задела чемодан и тот покатился. Сказав тёте Анэт, что просто прогуляюсь, я отправился в том же направлении, что и девушки, не торопясь. В кафе они сидели, заливаясь смехом, и с каким-то особым восторгом смотрели на взлетающие в небо лайнеры. Купив шоколад, я отошёл от стойки и посмотрел на них. Девушка сидела спиной ко мне, а её подруга, заметив мой взгляд, наклонилась и что-то тихо сказала моей зеленоглазой фее. Для меня она была словно фея из сказочного леса. Она повернулась, и её взгляд на мгновение задержался на мне, в нём читалось лёгкое недоумение, как будто она пыталась что-то понять. Затем она снова отвернулась, сделала глоток из своей кружки и поднялась. А её подруга, не в силах сдержаться, заливисто хохотала, прикрывая рот ладонью, но смех всё равно вырывался наружу.

Светка тихонько шепнула мне на ухо, что тот парень, чей чемодан я неловко задела, теперь пристально меня разглядывает. Я обернулась и действительно увидела, что он смотрит на меня в упор, с неподдельным любопытством и интересом. Светка, сдерживая смех, проговорила: «Похоже, он пришёл требовать компенсацию за моральный ущерб!» – и её смех стал ещё громче. Мои же щёки предательски запылали, когда я двинулась к выходу из кафе. Светка же, заливаясь смехом, не отставала и шла за мной. Я не в силах сдержать улыбку, не поворачиваясь, крикнула ей: «Я в туалет, нужно умыться и привести себя в порядок!»

Когда моя фея, мило покраснев, отправилась в сторону дамской комнаты, я пошёл на своё место в зал ожидания, присев рядом с Анэт, я протянул ей шоколад, потом провёл рукой по своему лицу и волосам, и замер, всматриваясь вперед, в надежде снова увидеть её. Все мысли теперь были связаны почему-то именно с ней.

Прохладная вода приятно освежила моё лицо. Я внимательно посмотрела на себя в зеркало, потом просушила кожу салфеткой и нанесла бальзам на губы. Улыбнувшись своему отражению, я вышла и направилась к Светке. По пути мне бросилось в глаза, что парень, увидев меня, покраснел. Светка же, как всегда, не могла сдержать смех, хотя уже и не так звонко себя проявляла. Чуть улыбнувшись, она сказала, что объявили о начале регистрации и нам пора идти.

«Тогда пошли!» – бросила я ей в ответ, и мы тронулись с места. Наш путь лежал по аэропорту от терминала С к терминалу D, и мы начали своё путешествие по его просторам в поисках нужной нам стойки регистрации.

Анэт сказала, что хочет прикупить пару магнитиков в качестве сувениров, а потом нам нужно будет идти на регистрацию нашего рейса. Я кивнул ей, но сам не мог оторвать взгляд от удаляющейся зеленоглазой девушки, так похожей на фею. Но что-то в груди стало щемить, так похожее на чувство грусти.

Как только мы со Светкой оказались внизу на эскалаторе, мы сразу заметили нашу группу – они уже выстроились в очередь на регистрацию рейса. Вокруг было много людей, слышался смех и оживлённые разговоры, создавая атмосферу предвкушения от полёта. Внезапно она схватила меня за руку и прошептала, почти не дыша: «Не оборачивайся резко, пожалуйста, там наши старые знакомые стоят», она подмигнула мне, и я, повинуясь её просьбе, повернула голову как бы невзначай. Передо мной стоял мой немец с пронзительными небесными глазами и довольной улыбкой «Чеширского кота». Он переговаривался со своей тётей, но при этом не сводил глаз с меня. Я испытала целую гамму эмоций – от приятного волнения до дрожи в коленках. Я повернулась и увидела лицо Светки, которая подмигивала мне, намекая, что это судьба.

Когда я увидел, что мы регистрируемся на один и тот же рейс, я почувствовал, что это настоящий подарок судьбы. Я просто смотрел ей вслед, и это было невероятно.

Ну, вот регистрация наконец-то пройдена! И мы со Светой одновременно получили посадочные талоны с отметками и теперь по телетрапу идём к самолёту, предвкушая полёт. Когда мы вошли в салон, нас встретила улыбчивая стюардесса. Она быстро взглянула на наши посадочные талоны и указала нам, в какую сторону двигаться к нашим местам. По иронии судьбы наши места оказались не рядом. Я устроилась у иллюминатора, а Светка – через несколько кресел, чуть поодаль от меня. Ручную кладь я аккуратно сложила под сиденье перед собой и начала мысленно настраиваться на полёт. Все-таки, каждый раз перед взлётом я чувствовала волнение и трепет. Но сделав глубокий вдох затем выдох, я распахнула глаза и увидела их. Моими соседями по полёту оказались они: тот самый немец, с которым мы уже успели познакомиться много раз, и его тётя. Он устроился в центральном кресле, а она – у прохода. От этой неожиданной встречи моё сердце забилось ещё сильнее, слишком много совпадений для одного полёта домой.

Я протискивался по узкому проходу самолёта, и мои глаза были прикованы к поиску моей феи, а не к номерам мест. И каково было моё удивление, она сидела у окна, получается рядом с нами! Она явно была взволнована от этого, её дыхание стало частым и поверхностным, а грудь заметно поднималась и опускалась в такт.

Я присел и решил представиться, сказав по-английски: «Меня зовут Штефан». После этого я протянул ей руку, приглашая к рукопожатию, она с улыбкой пожала мою и представилась: «Елена». Сердце в этот момент подпрыгнуло, когда её имя сорвалось с моих губ, пусть и беззвучно. «Елена…» Я произнёс его про себя, смакуя каждый слог. Елена. Теперь я знал, как зовут мою зеленоглазую незнакомку. Простое имя, но оно звучало как музыка, как обещание чего-то светлого и волнующего. Елена. Это имя теперь навсегда связано с её взглядом, с оттенком её волос, с тем необъяснимым чувством, которое она во мне пробудила. Елена. Я буду повторять его снова и снова, пока оно не станет частью меня.

В этот момент Анэт окликнула меня. Она попросила найти в её сумке снотворное. Полёты для неё всегда были испытанием, и она надеялась, что с помощью лекарства сможет быстро уснуть и проспать добрую половину пятичасового перелёта.

Тем временем за окном иллюминатора медленно сгущались сумерки, окрашивая небо в глубокие, бархатные оттенки. Постепенно свет уступал место наступающей тьме. В салоне самолёта уже почти все пассажиры заняли свои места, и воздух наполнился приглушённым гулом голосов – кто-то тихо переговаривался, кто-то смеялся. Стюардессы, словно заботливые хозяйки, проходили вдоль прохода, проверяя и закрывая багажные отделения, аккуратно поправляя ремни сумок, чтобы всё было надежно закреплено перед взлётом. Затем как обычно, они провели инструктаж по технике безопасности. Где подробно рассказали о правилах поведения во время полёта и о том, что необходимо делать в экстренных ситуациях. Я заметил, что Елена слушала, их очень внимательно, не отрываясь. При этом её руки были плотно сцеплены в замок, что выдавало её волнение. Я улыбнулся ей, привлекая её внимание к огненному закату, пылающему за окном. В то же время, рядом, техники сосредоточенно работали над подготовкой самолёта к взлёту, а машина, только что доставившая багаж, неторопливо катила прочь, к зданию аэропорта.

В ответ на мою улыбку она тоже улыбнулась, но этот момент был прерван звуком входящего SMS. Она быстро разблокировала телефон и погрузилась в чтение. Я не мог разобрать ни слова, так как всё было написано по-русски. На её лице появилась милая усмешка, когда она смотрела на экран. Затем она набрала что-то в ответ, украсив его в конце парой сердечек и смайликов, изображающих поцелуи, и отправила. Затем она перевела телефон в режим полёта, чтобы не отвлекаться в пути, и аккуратно убрала его в рюкзак и поставила его к ногам, как ручную кладь, чтобы всё необходимое было под рукой.

Что-то неприятное зародилось у меня в груди – это был червь ревности. Я понятия не имел, кому она отправила то сообщение. Я закрыл глаза, пытаясь взять себя в руки. Я понимал, что она мне очень нравится, но мы ведь ещё даже не успели толком узнать друг друга, чтобы я уже начал так ревновать.

После завершения инструктажа на табло загорелась надпись «Пристегните ремни». Как по волшебству, все вокруг начали пристёгиваться. Затем в салоне раздался голос капитана. Он поделился своим опытом, упомянув, сколько часов он уже провёл за штурвалом, и объявил наш предстоящий маршрут.

Я застегнула ремень безопасности, чувствуя, как напряжение медленно отпускает меня. Глубокий вдох наполнил мои лёгкие, и я ощутила, как волнение, похожее на стайку трепещущих бабочек, разливается по животу. Я вжалась в мягкую спинку кресла, позволяя векам слегка опуститься. Рядом Штефан сидел с невозмутимым спокойствием, словно это был обычный полёт. В отличие от него, его тётя явно нервничала сильнее: я видела, как она достала таблетку и запила её водой, пытаясь справиться с тревогой. Самолёт плавно тронулся с места, и я, не отрывая взгляда от иллюминатора, наблюдала, как мимо проплывают другие лайнеры. На их хвостах красовались яркие флаги разных стран, словно приветствуя нас в этом воздушном путешествии. Здание аэропорта постепенно уменьшалось, уступая место бесконечной взлётной полосе. С каждой секундой наш самолёт набирал скорость, разгоняясь всё быстрее и быстрее. Я чувствовала, как под нами проносятся плиты взлётной полосы, и каждый удар колёс об них звучал как отчётливый, ритмичный стук, предвещающий долгожданный взлёт.

И вот, когда спина моя вжалась в кресло, мы плавно оторвались от земли. Это чувство просто ни с чем не сравнить – такое волнующее и неповторимое! Самолёт набирал высоту, и мир под нами начал преображаться. Земля превращалась в лоскутное одеяло из разных оттенков, а машины, дома и целые здания становились крошечными, словно игрушечные. Вдруг самолёт слегка накренился в другую сторону, и пейзаж за окном мгновенно сменился. Передо мной развернулась картина, где уже сгущались сумерки, окутывая всё вокруг плотной, почти чёрной вечерней дымкой.

Наконец-то погасло табло «Пристегните ремни». С облегчением выдохнув, я немного потянулась, разминая затёкшие плечи. Вскоре по салону начали курсировать стюардессы, предлагая пассажирам мягкие, тёплые пледы. Многие с благодарностью принимали их, готовясь к долгому сну в полёте. Я взяла свой плед и положила рядом на кресло, отстегнула ремень и собралась посетить туалет перед сном. Я поднялась и двинулась чуть вперёд, при этом мои колени задели его, и вот в этот самый неподходящий момент спинка кресла пассажира находящегося за мной откинулась назад, и я, совершенно неожиданно для себя, начала падать прямо на Штефана. От этого внезапного ощущения я вскрикнула, теряя равновесие. Одна моя рука нашла опору на его плече, другая на прохладном изголовье его кресла. Моя грудь оказалась на уровне его глаз. Сердце забилось быстрее, и я снова залилась краской, чувствуя его близость. Его руки, удивительно нежные, тут же обхватили мою талию, не давая мне упасть ещё больше. Я опустила взгляд, а он смотрел на меня.

– Прости, – пробормотала я.

Его тётя, словно прочитав мои мысли, быстро встала и отошла в проход. Это дало мне возможность переставить ноги и наконец, освободиться из его тёплых объятий. Я поправила на себе одежду, чтобы чувствовать себя комфортнее, и продолжила свой путь по проходу, всё также заливаясь краской. Проходя мимо, я заметила, что Светлана уже крепко спит. Я подошла к двери и увидела, что две кабинки совершенно свободны недолго думая, я зашла внутрь одной из них.

Анэт снова устроилась по удобнее, придвинулась ближе и прошептала мне на ухо, что собирается немного вздремнуть. Затем она положила голову на подушку для сна, прикрыла глаза и погрузилась в дрёму. А я, в это время, не мог перестать думать о Елене. Всего несколько минут назад она была так близко, в моих руках… Эти воспоминания заставляли сердце биться чаще. Она мне определённо нравилась, и это было уже не скрыть.

Вернувшись обратно, я увидела, что тётя Штефана мирно уснула в кресле. Он, заметив моё приближение, слегка отстранился. Я, стараясь двигаться как можно тише, начала пробираться к ним спиной, цепляясь за спинки кресел рукой впереди. И вот когда я оказалась между центральным креслом, в котором находился Штефан, самолёт резко качнуло. Я потеряла равновесие и, к своему смущению, оказалась на коленях у парня. Его ноги были широко расставлены, и я неловко почувствовала жёсткую ткань его ширинки своей пятой точкой. Прежде чем я успела что-либо сказать или извиниться, самолёт начал трястись ещё сильнее, как будто мы проезжали по неровностям просёлочной дороги. Я инстинктивно обхватила руками спинку кресла впереди, пытаясь сохранить равновесие. Штефан же, словно в попытке меня удержать, положил одну руку мне на живот, а другой сжал моё бедро. От этого прикосновения моё лицо снова залилось краской. В очередной раз за короткое время этого дня. Когда самолёт, наконец-то, успокоился после турбулентности, я почувствовала странное смешение чувств. Сидя на его коленях, я ощущала одновременно и неловкость, и удивительное спокойствие на грани комфорта. Даже когда тряска прекратилась, я не спешила вставать. Любое моё движение лишь усиливало остроту ощущений от пережитого мгновения.

Я повернула голову и встретилась с его взглядом. В полумраке салона его глаза, казалось, сияли особенно ярко, словно два небесных огонька.

«Думаю, теперь всё позади, и трясти больше не будет», – прошептала я, намекая, что можно отпустить. Штефан кивнул в ответ и разжал руки, обнимавшие меня за талию. Я быстро вернулась на своё место, пристегнула ремень и, укутавшись в плед, закрыла глаза, притворяясь, что засыпаю. Но на самом деле, в голове моей прокручивались события последних минут, оставляя после себя волнение и приятное послевкусие.

Неловкость момента, её близость, то, как она сидела у меня на коленях, пока самолёт трясло – всё это неожиданно возбудило меня. Она отвернулась к окну и закрыла глаза, а я, стараясь не привлекать внимания, поднялся и направился в туалет. К счастью, в салоне было темно, и большинство пассажиров спали, так что, надеюсь, никто не заметил предательскую выпуклость на моих брюках. Зайдя в кабинку и закрыв дверь, я облегчённо выдохнул. Одной рукой я опёрся о раковину, а другой, через ткань брюк, слегка сжал и надавил на член, пытаясь унять внезапное возбуждение. Закрыв глаза, я сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Затем нажал на кран и умылся прохладной водой. Почувствовав, как напряжение спадает, я вытер лицо бумажным полотенцем, выбросил его в урну и вышел из кабинки. Вернувшись на своё место, увидел, что мои спутницы крепко уснули. Скрестив руки на груди, я тоже закрыл глаза, пытаясь немного отдохнуть. Под монотонный гул в салоне обычно не спится, но день выжал меня как лимон до последней капли.

Удивительно, но я всё-таки провалилась в сон. Снилось что-то странное, смутное, а потом все вокруг начали кричать и плакать. Я резко открыла глаза и поняла, что этот кошмарный шум – не сон. Самолёт трясло так, что казалось, он вот-вот развалится на части. Сигнал «Пристегните ремни» мигал и пищал, словно его заклинило, добавляя паники и без того напряжённой обстановке. Я так сильно испугалась, что слёзы сами хлынули из глаз. Трясло нещадно. Я повернула голову и увидела Штефана – в его глазах читалось беспокойство, но он держался молодцом, не поддаваясь панике. Его тётя, к счастью, спала крепким сном под действием снотворного. Я даже позавидовала ей в тот момент, потому что ей не пришлось переживать то, что чувствовали мы все.

Моя рука, словно ища опоры, лежала на подлокотнике кресла. И тут же, сверху, я почувствовала тепло его ладони. Штефан сжал мою руку, и это простое прикосновение стало для меня якорем в этом хаосе. Вокруг нас в салоне сотрясали крики и плач, но я, лишь моргнув, посмотрела на него, и в этом взгляде, полном благодарности, было всё, что я хотела сказать в данную секунду.

Внезапно, как будто кто-то выключил свет, вокруг сгустилась непроглядная тьма. Салон погрузился в абсолютный мрак, и вместе с ним наступила такая тишина, что казалось, даже воздух замер. Я всем своим существом почувствовала самолёт перестал двигаться, словно завис в воздухе. А потом, резкий толчок, небольшой наклон, и мы начали падать. Внутри всё сжалось, внутренности, будто пытались вырваться наружу от чудовищного напряжения. Я даже пискнуть не успела, как нас понесло вниз с ужасающей скоростью.

Говорят, перед смертью вся жизнь пролетает перед глазами. Но у меня было иначе. Я просто чувствовал тепло рук – Елены в одной своей руке, моей тети в другой. И в голове звучала лишь одна мольба: пусть всё это скорее закончится. Мы неслись вниз, с какой-то невероятной скоростью. Что пульс бешено, стучал в голове. Затем был удар такой силы, что меня буквально выдернуло из кресла. Я почувствовал, как тело взлетает вверх, но ремни спасли, не дав улететь. В тот же миг, от перегрузки и стресса, сознание просто покинуло меня. Спустя время резкий звук плача и настойчивые похлопывания по лицу вырвали меня из забытья. Кто-то отчаянно звал меня по имени, просил очнуться. Я с трудом разлепил веки. Передо мной была Елена, и в её глазах светилась такая радость, что я сразу понял – я жив. Она схватила меня за руку и, указывая куда-то за моё плечо, заговорила сбивчиво: «Ты очнулся! Смотри!»

Я перевёл взгляд и увидел ужасающую картину: наш самолёт был разорван на части, а салон заполняла вода, уже почти доходящая до моих щиколоток.

Но самое ужасное было не это. Из груди моей тёти торчала деталь самолёта, пробившая её насквозь. Она сидела в проходе, и именно она пострадала первой. В тот момент я пережил всё: от полного отчаяния и боли утраты до какого-то странного, горького принятия. Я думал о том, что она уснула под действием снотворного и ушла во сне, даже не осознав, что произошло.

«Нам нужно выбираться, самолёт уходит под воду! Помоги отстегнуть ремень!» – голос Елены дрожал, когда она произнесла эти слова. Мы уже сидели по колено в холодной воде, которая стремительно прибывала. Я быстро расстегнул свой ремень безопасности, затем принялся за неё. Она подхватила свой рюкзак, который всплыл прямо, у её ног. Вокруг царил хаос. Люди, охваченные паникой, пытались выбраться из своих кресел, а те, кто уже не мог двигаться, оставались пристёгнутыми, словно застывшие во времени. Внутри самолёта было жутко тихо, если не считать булькающих звуков проникающей воды. Я уже с трудом мог разглядеть в полумраке тело Анэт. Обломок металла, торчащий из её груди, я с тяжёлым сердцем слегка отодвинул, чтобы освободить себе путь. Вода уже поднялась почти по пояс. Я выбрался и, чувствуя ледяной холод, протянул руку Елене. «Давай же, хватайся!» – крикнул я, стараясь перекричать шум воды. Я изо всех сил потянул её на себя, надеясь вытащить из этого тонущего ада. Нам нужно было выбираться отсюда как можно быстрее.

Я, почти не задумываясь, накинула рюкзак на плечи и инстинктивно схватила Штефана за руку. Он тут же притянул меня к себе, и я оказалась погружённой в воду почти по грудь. Я прижалась к нему, обхватив его плечо своей рукой, и почувствовала, как моя грудь касается его. Взгляд мой упал вперёд, где в кресле, наполовину скрытое водой, покоилось безжизненное тело его тёти. Он прижимал меня к себе изо всех сил, его рука была моей единственной опорой. Другой он упорно расчищал нам путь сквозь обломки и разбросанную ручную кладь. Ещё мгновение – и мы уже были за бортом, в бурлящей воде. Вокруг нас суетились другие люди, кто-то отчаянно отплывал от тонущего самолёта. Я видела спасательные жилеты на некоторых из них – яркие пятна надежды в этой страшной картине хаоса.

Холод пробирал до костей, и я инстинктивно прижалась к Штефану ещё сильнее. Дрожь была такой сильной, что я теряла связь с реальностью, не понимая, что из этого – адреналин, а что – просто холод. Я обхватила его руками ещё крепче, прижимаясь щекой к его небритой щеке, чувствуя его тепло и надежность.

Вода обволакивала нас, и сквозь толщу пробивался призрачный свет полной луны. Он играл на поверхности, словно насмехаясь над нашей беспомощностью. Я осторожно отодвинул Елену, стараясь не причинить ей боли, и посмотрел в её глаза. В них плескался страх, но где-то глубоко мерцала искорка надежды.

«Всё будет хорошо», – прошептал я, хотя сам не верил в свои слова до конца.

И в этот момент реальность обрушилась на нас с новой силой. Мы увидели, как салон самолёта, ставший нашей подводной ловушкой, окончательно уходит под воду. Мелькнули обломки, чьи-то вещи, пузырьки воздуха, поднимающиеся к поверхности, последние свидетельства трагедии. Я закрыл глаза, окончательно смирившись со смертью. В голове промелькнул образ тёти, её доброе лицо, её тихий голос. Прощай, мысленно сказал я.

Но в тишине, нарушаемой лишь бульканьем воды, раздался голос Елены:

«Штефан, всё будет хорошо», – сказала она, «Мы живы и это главное сейчас».

Я кивнул ей, чувствуя, как страх пытается взять верх, но я боролся с ним. Вокруг звучала какофония голосов на разных языках, и вдруг чей-то взволнованный крик пронёсся над толпой: «Остров! Вон там остров!» Это было как глоток свежего воздуха. Мы не пойдем ко дну вместе с нашим самолётом. В наших глазах блеснул луч надежды, указывая путь к острову. Я встретился с ней взглядом и решительно произнёс: «Давай, плывём к нему. Я буду рядом, подстрахую». И мы, не торопясь, начали прокладывать путь сквозь тёмную гладь. Мы плыли, а я, словно одержимая, всматривалась в мельтешащую толпу, ища глазами свою подругу.

В глазах Елены была такая отчаянная надежда, что я невольно выпрямился, пытаясь увидеть то, что пыталась увидеть она, или то, что она искала. Но за её спиной было лишь море незнакомых лиц. Не хотелось разрушать её хрупкую надежду, поэтому я тихо сказал: «Мы ёе обязательно поищем, обещаю, потом».

Минуты тянулись долго, но вот, наконец, ноги коснулись песка! Можно было расслабиться, и перестать грести. Я подал Елене руку и подтянул её к себе. Разница в росте: я 1.80, она около 1.69 – ощущалась, но сейчас это было неважно. Берег уже был близко. Елена замерла, почувствовав под ногами землю, и выдохнула, восстанавливая дыхание. После короткой паузы я протянул ей руку, и мы двинулись дальше вперёд. По мере нашего приближения к берегу, вода становилась всё мельче, а мокрая одежда, плотно прилипнув к телу, создавала ощутимое препятствие в каждом шаге.

Но вот мы ступили на песчаный берег, и словно по команде, рухнули на колени. Я, немного отдышавшись, легла на спину и уставилась в чёрное небо над нами. Шум человеческих голосов вокруг не утихал. Я закрыла глаза, пытаясь прийти в себя. Штефан был рядом, молча, тоже переводя дыхание. Тишина, нарушаемая лишь нашим прерывистым дыханием, окутала нас. Мы слышали, как на берегу появляются другие выжившие, их голоса становились всё отчетливее. Навалившаяся усталость и пережитый стресс были настолько сильны, что я просто отключилась и уснула на берегу.

Я повернул свою голову в её сторону, Елена быстро задремала, а я остался наедине со своими мыслями, переваривая события последнего часа. Впереди нас ждал остров, который мы должны были исследовать с первыми лучами солнца. Эта перспектива, смешанная с усталостью, наконец, унесла и меня в сон.

Мой сон был таким ярким и таким живым… Тётя. Её лучезарная улыбка, словно солнце, освещала всё вокруг. Она смеялась, заразительно и беззаботно, как в старые добрые времена. И вот она протягивает мне руки. Я, не раздумывая, хватаюсь за них, наши пальцы сплетаются в крепком объятии. В этот момент, в этом тёплом, светлом сне, я чувствую её близость, её любовь ко мне. Но даже здесь, в этом призрачном мире, меня не покидает мысль, горькая и неизбежная: в реальности её больше нет. Анэт больше нет! И это знание, словно тень, омрачает радость встречи, напоминая о невосполнимой утрате.

Глава 2. Остров.

Я проснулась от того, что солнце стало настойчиво припекать, хотя утро только-только начиналось. Приподнявшись, я огляделась. Штефан спал рядом, на боку, не подозревая о моём скором пробуждении. Впереди, у кромки берега, я увидела печальную картину: волны прибивали вещи пассажиров и обломки самолёта. Мой рюкзак стоял рядом, словно верный спутник. Я запустила руку вовнутрь, пытаясь понять, что уцелело после всего пережитого, а что безвозвратно испорчено. Паспорт выглядел так, будто выцвел от времени, а посадочный талон превратился в труху от влаги. Книга к удивлению была менее пострадавшей в этой общей компании. Я вытащила шорты и пару футболок, чтобы просушить их на воздухе. Косметичка пострадала наполовину, часть декоративной косметики осталась целой, а часть разбилась вдребезги. Единственное, что меня порадовало, так то, что крем для лица и рук к счастью, уцелели. Энергетические батончики были в полном порядке, герметичность упаковки не нарушена. Также нашлись тюбик зубной пасты на 50 мл и зубная щётка в футляре. Всё остальное, что уже не подлежало дальнейшему использованию, я аккуратно сложила рядом как мусор, чтобы не таскать с собой.

Штефан застонал, и я сразу поняла, что ему снится вчерашнее крушение. Я наклонилась, и осторожно положила руку ему на плечо, пытаясь его разбудить. Он открыл глаза, его взгляд сфокусировался на моём лице, и когда он понял, что это я, то резко поднялся и крепко-крепко обнял меня за плечи. Я тоже прижалась к нему, чувствуя, как он нуждается в этом сейчас. И спросила его, как он держится после смерти тёти. Он, не выпуская меня из объятий, ответил: «Я справлюсь. Спасибо». В его словах чувствовалась вся тяжесть пережитого, но и какая-то тихая решимость идти дальше.

Когда Елена меня обняла, я почувствовал сильную поддержку! Сейчас я остался совсем один, и её объятия были для меня просто спасением. Это было невероятно важно. Она слегка отстранилась от меня, оставив приятное тепло в месте соприкосновения.

– Нужно перекусить, – проговорила она, потянувшись к рюкзаку, в её руке зашуршали, обертки от батончиков и она протянула мне их, – «Нам нужны силы». В её голосе звучала не только забота о себе, но и обо мне, и это было трогательно. В этом простом жесте и желании подкрепиться и поделиться чувствовалась какая-то особая близость между нами.

Я взял батончик, разорвал обёртку и откусил. Кушать совсем не хотелось, но я заставлял себя, понимая, что это необходимо. Требовалось ещё выяснить, где мы находимся, и что это за остров. Если бы не весь этот кошмар с крушением, то это утро могло бы показаться даже прекрасным.

Мне сильно захотелось пить к счастью, в рюкзаке была бутылочка чистой воды объёмом 0.5 л, которую я купила ещё в аэропорту. Открыв её, мой первый глоток стал просто блаженством приятно утолив жажду. Потом я поделилась водой со Штефаном, он тоже сделал глоток и вернул её мне, сказав по-немецки: «Dankе».

Штефан поднялся, чувствуя, как тело постепенно оживает после сна. Он приложил ладонь ко лбу, пытаясь осмотреть обстановку, и обвёл взглядом пляж. Вокруг нас также просыпались другие выжившие, и их движения были полны растерянности. Никто пока не знал, что всех ждёт дальше. Он протянул мне руку, и я, не задумываясь, вложила свою ладонь, его пальцы сомкнулись вокруг, и он мягко потянул, помогая мне подняться. Ноги мои слегка подкосились, и я чуть не упала, но Штефан удержал меня, и я инстинктивно прижалась свободной рукой к его груди. Я замерла, ощущая тепло его тела и ритм сердца. Он наклонил голову и его небесные глаза, такие прекрасные, устремились на меня.

– Всё хорошо? – спросил он. Я всего на секунду потеряла дар речи, очарованная их глубиной.

– Да, всё хорошо, просто немного закружилась голова от жары, – наконец ответила я.

Штефан, не дожидаясь моей реакции, подхватил рюкзак и ловко перекинул его через плечо. Я, в свою очередь, подняла с песка бутылку с остатками воды, при этом чувствуя, как солнце уже начинает припекать чуть сильнее.

– Тогда пошли – сказала я, и мы двинулись вдоль берега, по самой кромке воды. Хотелось уже осмотреть остров, и понять, что нас ждёт за тем поворотом, какие тайны он хранит в своих скалах и зарослях, пряча всё от любопытных глаз. Идти по мокрому песку было приятно, а лёгкий бриз только освежал в этот утренний зной. Впереди нас ждала неизвестность.

Мы шли, замечая тут и там обломки, прибитые волнами после крушения. В какой-то момент наш взгляд упал на едва заметную тропинку, которая уходила вглубь острова. Штефан и я переглянулись, но любопытство оказалось сильнее осторожности, и мы, не торопясь, ступили на эту дорожку.

Шли и вслушивались в переливы голосов тропических птиц, что прятались где-то в густой, непроницаемой зелени. Солнечные лучи, словно пытаясь пробиться сквозь плотные кроны деревьев, лишь робко просачивались, создавая причудливую игру света и тени. И вдруг услышали падающий звук воды, быстро преодолев густую растительность кустарников, перед нашими взорами открылся водопад. Он был великолепен, обрамлённый камнями, а внизу плескалось неглубокое озеро с такой прозрачной водой, что казалось, будто смотришь сквозь стекло. Вокруг буйствовала тропическая листва, превращая это место в настоящий рай. Я подошла к водопаду чуть ближе и опустила ладони в воду, чтобы смыть усталость с лица.

Рядом росли невысокие пальмы, и на них зрели спелые бананы. Штефан, снял целую гроздь с урожаем и протянул мне несколько самых аппетитных, ярко-жёлтых плодов. Мы насладились самыми вкусными бананами, которые прекрасно утолили наш голод. Затем он подобрал оставшуюся гроздь с земли, и мы отправились обратно к месту крушения, ведь нам нужно было накормить остальных пассажиров. Принесённые нами бананы быстро разошлись, и многие с аппетитом их поедали. Я обратила внимание, что среди выживших были только одни студенты, и никто из них не был старше 22-х лет. Нас было двадцать человек. Самым взрослым среди нас всех был Штефан.

Увидеть Светку в этой не большой группе людей было настоящим счастьем! Я не удержалась и подбежала к ней. Мы крепко обнялись, и в этих объятиях было столько радости, что мы тут же расплакались. Это было самое долгожданное и приятное чувство. Я обернулась и встретилась взглядом со Штефаном. «Света жива!» – крикнула я ему, переполненная радостью.

Он быстро подошёл и, положив свои руки нам на плечи, затем обнял, словно разделяя наше общее чувство. В его прикосновениях была поддержка и тепло, как будто он говорил этим «Я рад, что всё хорошо девушки».

Пальцы Светланы дрожали, когда она подносила к губам кусочек банана. Казалось, даже этот простой фрукт был для неё чем-то невероятным после всего пережитого. Она говорила, и в её голосе смешивались усталость и странное, почти сюрреалистическое спокойствие: – «Я… я помню, я помню только, как всё рухнуло», – начала она говорить, проглатывая фрукт. «А потом… потом была вода. Много воды. Я просто плыла, не знаю, как долго это длилось. И вот… берег» – она замолчала, прикрыв ненадолго глаза.

Штефан тем временем привлёк к себе внимание и стал тем, кто повёл за собой остальных. Он отдавал распоряжения: необходимо было как можно скорее собрать вещи, которые уцелели после крушения. Их вытащили и аккуратно разложили на берегу, чтобы они просохли. Люди, узнавшие свои сумки или личные вещи, с облегчением и радостью бросались к ним, чтобы проверить, всё ли в порядке. Потом мы все двинулись вглубь острова, к его центру, где парни сразу же принялись за работу. Из обломков самолёта они строили лагерь, сооружая навес, чтобы хоть как-то сделать наше существование здесь более менее сносным.

Из того, что чудом уцелело, девушки решили приготовить парням настоящий ужин. Пока те трудились, пытаясь наладить наш общий быт, мы проявили настоящую находчивость, превратив скудные запасы в сытное и согревающее блюдо. Это был наш общий способ показать, как мы заботимся и ценим друг друга.

Вечером все сидели вокруг костра, его тепло ласкало лица, а дымок щекотал ноздри. Ужин был прост, но казался особенно ценным. Вокруг меня разворачивались разные эмоции. Кто-то, казалось, смирился с тем, что уготовила ему судьба, принимал свою участь с тихим достоинством. Другие же не могли сдержать слёз, их плечи сотрясались от беззвучных рыданий. А были и те, кто, несмотря ни на что, находил силы смеяться и шутить, их веселье, словно искры, разлетались вокруг, пытаясь развлечь остальных.

Я сидела между Штефаном и Светкой, не спеша, отправляя в рот кусочки еды, погружённая в свои мысли, почти ни о чём не думая, просто ощущая момент. После ужина я почувствовала непреодолимое желание оказаться у воды.

Я дошла к кромке моря, чтобы сохранить в памяти этот первый вечер на острове. Солнце не спешило уходить, разливая по небу золотисто-розовые краски. Я обняла себя за плечи, чувствуя, как ветерок пробирается под одежду, и уставилась на горизонт, запоминая его краски. Внезапно услышала движение за спиной. Обернувшись, я увидела Штефана. Он держал в руках уютную, тёплую кофту.

– Ночь будет холодной, – сказал он, протягивая её мне.

Я взяла её, почувствовав приятное тепло, поблагодарила и прижала к себе, ощущая, как забота согревает меня не только физически, но и морально. От кофты исходил тонкий аромат духов.

– Это Анэт? – спросила я, пытаясь понять. Он подтвердил: «Да, её чемодан с рыжими котиками прибился к берегу», и его глаза, полные какой-то печали, устремились к горизонту. Светка подошла к нам и сообщила, что все уже собираются ложиться спать. Парни, оказались настоящими героями. Они соорудили для девушек что-то вроде спальных мест, используя обломки. Сами же они собирались спать прямо под открытым небом. По крайней мере, пока нет сильных дождей.

– Хорошо, мы идём, – ответил Штефан, говоря, словно за нас двоих.

Светка бросила на него долгий, многозначительный взгляд, потом перевела его на меня. «Ладно», – сказала она, и, не дожидаясь ответа, направилась обратно в лагерь.

Штефан взглянул на меня и спросил: – «Не будет страшно спать одной?»

Его тон выдавал намёк на то, что он имел в виду отсутствие его самого рядом. Я на секунду задумалась, пытаясь понять, а затем ответила: «Думаю, нет. Света будет рядом, так что мне будет вполне комфортно».

– Да, конечно, – ответил он и затем проводил до лагеря. Там меня уже ждала Светка. Она хлопнула по подстилке и приоткрыла плед, приглашая устроиться на ночь.

– Спокойной ночи, – услышала я от Штефана.

– И тебе – повернувшись, ответила я.

Бессонница меня совсем не тревожила, я уснула почти мгновенно. Наверное, сказалась усталость после насыщенного дня на острове. Проснулась уже под утро, услышав звонкий смех. Это была девушка, украинка, которая, судя по всему, возвращалась с ночного свидания. Она прошла мимо нас, спящих девушек, не слишком церемонясь, чтобы никого не разбудить и улеглась на своё место. А я, после этого, так и лежала, глядя на раскинувшиеся над головой тропические ветви, которые прикрывали бескрайнее небо. Сон упорно не приходил, и я решила подняться. Да и лежать почти, что на земле было не слишком-то уютно. Я слегка потянулась и отправилась вновь к морю, чтобы полюбоваться рассветом. Я шла вдоль берега, глядя как на границе неба и воды, начинал рождаться новый день. Солнце, словно ленивый гигант, медленно поднималось из-за водной глади, и его первые лучи, нежные и золотые, начинали окрашивать пробуждающееся утро. Тьма, словно отступая перед этой красотой, постепенно рассеивалась, уступая место свету. Как же здорово, что у меня была эта тёплая кофта, она так приятно грела, и я чувствовала себя хорошо и комфортно.

Ночь выдалась беспокойной. Я почти не сомкнул глаз, ворочаясь и прислушиваясь к каждому шороху вокруг. Сердце сжималось от тревоги за Елену, но, как, ни странно, она спала крепким сном. Под утро меня разбудил чей-то смех. Это была парочка – американец и украинка. Он на прощание шутливо хлопнул её по ягодице, и она, улыбнувшись, пошла в сторону женской половины. Я видел, как их разговор, или, может быть, сам этот момент, разбудил Елену. Она встала и отправилась встречать рассвет у моря. Я тоже поднялся, заварил две кружки кофе из пакетиков, и пошёл встречать утро с ней на берегу. Подойдя чуть ближе, я протянул Елене кружку и сказал: «Доброе утро». Она улыбнулась, и в этой улыбке было что-то почти детское, как будто она была приятно удивлена моим жестом.

Я улыбнулась Штефану: «Доброе утро!» – сделала глоток ароматного напитка и задала ему вопрос – «А ты почему не спишь, ещё же так рано?»

– Меня разбудила одна весёлая парочка, – ответил я Елене, зевая и потягиваясь.

Она улыбнулась мне в ответ, и в её глазах мелькнул какой-то озорной блеск: «Да, некоторые, несмотря на крушение, зря времени не теряют», – ответила она, с лёгкой иронией в голосе.

Штефан сделал очередной глоток и сказал: «Когда все проснутся, будем тщательно изучать этот остров».

Я подняла на него глаза и спросила: «А ты не боишься, что кто-то может оспорить твоё лидерство?»

Отпив кофе, он решительно заявил: «Ну, пусть попробуют это сделать! Я с детства всегда беру на себя всю ответственность, это заложено в моём характере от природы». И после этих слов он отправился обратно, в лагерь. Я пошла следом за ним. Там почти все уже проснулись, и суетились вокруг костра. Штефан подошёл к огню, эффектно хлопнул в ладони и, оглядев всех, заявил: «Ребята, слушайте внимательно! Нам нужно серьёзно взяться за исследование данного острова. Пора понять, что у нас тут есть и выяснить, сможем ли мы здесь выжить и как долго мы сможем продержаться до приезда спасателей».

Для этого нам нужно и Штефан тезисно стал пояснять: «Разделиться на группы и исследовать разные участки. Кто-то пойдет вглубь острова, кто-то вдоль береговой линии, кто-то к возвышенностям. Внимательно нужно осматривать всё вокруг. Ищем источники пресной воды, съедобные растения, места, где можно укрыться от непогоды, и, конечно, любые признаки цивилизации, если таковые имеются». Он посмотрел уже более внимательно на каждого и продолжил: «Так мы составим карту острова и отметим на ней все эти важные находки. Будем также разумно использовать все наши ресурсы. Не тратим зря спички, воду и еду. Думаем всегда наперёд и планируем свои действия. Поддерживаем друг друга. Не паникуем, не ссоримся, помогаем тем, кто слабее. Вместе мы сила и это должен знать каждый».

Речь Штефана, как это обычно и бывает, вызвала оживлённую дискуссию. Пока одни его поддерживали, другие начали ставить под сомнение его право называться лидером, громко задавая этот вопрос ему. Штефан повернулся к парню, который, казалось, не соглашался с его планом.

– А у тебя есть другие мысли о том, как нам выжить? – спросил он, и его взгляд стал проницательным, словно он ожидал услышать что-то действительно стоящее.

Парень замялся, как будто проглотил язык. Он переминался с ноги на ногу, избегая взгляда Штефана, и не мог выдавить из себя больше ни слова. Неловкая тишина тут же повисла в воздухе, давящая и напряжённая. Штефан же, наблюдая за его мучениями, вздохнул и, придав голосу твёрдости, продолжил: «Так что ты решил? У нас мало времени и мы не можем все ждать, когда ты созреешь! Раз никто больше не хочет взять на себя роль лидера и не собирается больше оспаривать мои решения, я готов продолжить» – сказал чётко Штефан и продолжил.

– Итак, от нашей организованности и находчивости зависит, как долго мы сможем продержаться до приезда помощи. Все согласны?

В этот раз атмосфера была иной больше никаких возражений, только единый, громкий возглас: «Да!»

После Штефан, чётко сформулировал задачи, и направил каждую группу на выполнение их. Мне, Свете, а также Мариле девушке из Польши и Вите из Украины выпала такая миссия: мы должны были отправиться на поиски фруктов. С Витой было так легко и весело! Мы шли по тропинкам, болтали без устали, шутили и обсуждали много всего. Совсем другая история была с Марилой. Она как-то странно на меня смотрела, иногда даже игнорировала мои слова. Это было немного сбивающим с толку, ведь мы же только познакомились совсем недавно.

Спустя время нас ждала удача! Мы обнаружили деревья с апельсинами сочными и спелыми! Солнце щедро заливало их, и воздух был напоён сладким, цитрусовым ароматом. Ветки гнулись под тяжестью урожая, и казалось, что фрукты сами просятся к нам в руки. Мы, словно дети, с азартом принялись срывать их. Не удержавшись, мы тут же, на месте, попробовали несколько сочных плодов. Сладкий, с лёгкой кислинкой, вкус брызнул во рту, даря ощущение лета и беззаботности. Это было настоящее наслаждение! И минутки радости для нас!

Я тут же предложила: «Девчонки, давайте, скорее, заполним ту сумку на колесах, которую мы взяли с собою!»

Отлично проведя за работой какое-то время, мы двинулись в обратный путь, прихватив наши рыжие «трофеи» с собой. И уже предвкушали, как все будут счастливы, отведав данное угощение!

Елена вернулась в лагерь с такой заразительной улыбкой, что сразу стало, понятно случилось, что-то хорошее! Они с девчонками прикатили целый чемодан, доверху нагруженный яркими апельсинами. Как только раскрыли крышку, по всему лагерю мгновенно распространился невероятно сладкий аромат. Этот цитрусовый взрыв радости не оставил никого равнодушным. Девушки тут же пустились в зажигательный танец, щедро угощая всех вокруг этими плодами.

Солнце играло в волосах Елены, когда она, улыбаясь, направилась в мою сторону. В своих руках она держала по сочному, спелому фрукту. От них так и веяло летним ароматом. Я уже ожидал, что это угощение она приготовила для меня, но в самый последний момент её опередила Марила. Она, словно тень, возникла рядом и протянула дольку порезанного апельсина мне, сок, яркий и янтарный, стекал по её руке.

– Попробуй, он очень вкусный, – сказала она, и в её лукавой улыбке читалось что-то требовательное.

Я заметил, как Елена почувствовала себя неловко, она стала оглядываться, явно ища глазами кого-то другого, кому могла бы предложить свой плод. Недолго думая, я громко окликнул её, чтобы все услышали, кто стоял рядом: «Елена, я здесь! Я готов!» – и протянул руку к её угощению. В этот же момент глаза Марилы загрустили, и она отошла в сторону, словно не желая больше видеть происходящее.

Я замерла на мгновение, потом румянец разлился по моим щекам вплоть до кончиков ушей. Я не спеша приблизилась к Штефану, протягивая ему апельсин. Его пальцы, такие умелые и ловкие, быстро освободили фрукт от кожуры. И вот, первый, сладкий кусочек коснулся его губ, а время для меня словно остановилось. Я посмотрела в его глаза, они были такими пронзительно голубыми, словно два озёра. Я невольно приоткрыла рот, и он, как бы прочитав мои мысли, угостил меня долькой апельсина. Сок был невероятно сладким, он заполнил моё нёбо, и в этот миг мои губы едва коснулись, его пальцев. Я закрыла глаза, наслаждаясь этим вкусом, этим прикосновением, этим моментом, который казался вечностью.

– Ммм, как же сладко! – протянул Штефан каждое слово, облизывая свои пальцы, но его искренняя улыбка говорила сама за себя.

Я снова покраснела, словно пойманная с поличным, от осознания всей ситуации. Штефан же, съев ещё одну дольку, оставался невозмутимым. Только его игривый взгляд говорил о том, что он прекрасно понимает, что происходит сейчас между нами.

Но я не могла просто так это оставить. Чувствовала, что должна ответить на его вызов. Поэтому, набравшись смелости, подошла к Штефану почти вплотную. Он держал очищенный апельсин, и я, недолго думая, взяла очередную дольку из его рук. Но вместо того, чтобы съесть её самой, я поднесла её прямо к его губам. Играть по-крупному, так играть, подумала я, наблюдая за его реакцией. Штефан приоткрыл рот, но он, вместо того чтобы взять её, начал посасывать её прямо из моих пальцев. Я, затаив дыхание, наблюдая за этим процессом, а затем почти томно выдохнула, ожидая его дальнейшей реакции. Взгляд Штефана, сначала был полный чистого удивления, но потом мгновенно преобразился. В глазах мелькнула озорная искорка, словно он поймал мою мысль или увидел что-то в моей реакции запретное. Я не могла больше оставаться невозмутимой, и из меня вырвался звонкий, заливистый смех. Затем я, немного смутившись, прикрыла рот ладошкой, но смех всё равно прорывался сквозь пальцы. Смех сквозь слёзы, наверное, так можно описать то, что я чувствовала сейчас. Мне кажется, что Штефан тоже был немного растерян от этого моего состояния, но в, то, же время весел. Мы оба были какие-то смущённые после «наших игр». Вокруг нас царила общая атмосфера веселья, все смеялись и шутили, и это только усиливало ощущение какой-то особенной, немного неловкой, но очень приятной близости между нами.

Когда я смотрел на Елену, её глаза сияли, она была такая жизнерадостная и игривая. В ней была какая-то особенная искра, этакая чертовщинка, которая меня просто очаровала. Я почувствовал, такое сильное желание пережить эти ощущения вновь и вновь находясь рядом с нею.

– Я отправлюсь к водопаду, чтобы освежиться, – сказала я, скорее себе, чем ему.

– Я провожу тебя, – тут же отозвался Штефан, и в его голосе прозвучала явная надежда на совместную прогулку.

Я покачала головой и добавила: «Не нужно. Ты здесь важнее, в лагере».

И в этот момент я увидела, как в его глазах промелькнула грусть, словно он понял, что его помощь не требуется.

Сегодняшний день так вымотал меня, что единственное, чего мне хотелось – это скорее ощутить прохладу водопада. Затем я направилась к своему месту для сна. Быстро собрав в рюкзак всё необходимое, перекинула его через плечо, повесила полотенце сверху и неторопливо отправилась в путь.

Я видел, как Елена уходила из лагеря, и тут мой взгляд упал на Мехди того самого турка, который пытался оспорить моё лидерство с утра. Он направился следом за ней, и это случайное совпадение вызвало у меня нехорошее предчувствие. Я двинулся следом за ними, но тут мне дорогу преградила Марила. Она буквально засыпала меня вопросами о Франкфурте-на-Майне, о том, куда там лучше всего сходить. Её назойливость стала меня сильно напрягать. Я старался быть сдержанным, но в итоге сказал, что не справочное бюро, и поспешил уйти, не теряя больше не секунды.

Наконец-то я добралась до водопада! Медленно, наслаждаясь каждым мгновением, я начала снимать с себя одежду. Затем, с замиранием сердца, погрузилась в воду, как в прохладные объятия. Это были невероятные ощущения, она смывала усталость, наполняя меня свежестью и покоем.

Когда я уже почти добрался до водопада, моему взору предстала неприятная картина. Этот турок подглядывал за Еленой, пока она наслаждалась купанием в воде. Внутри меня закипел гнев, и я, не раздумывая, пошёл к нему, чтобы твердо пояснить, что так поступать нельзя. Резко подойдя, я схватил его за ворот футболки и встряхнул так, что он едва не потерял равновесие. Увидев меня, он замер, и в его глазах промелькнул страх. Я сжал воротник крепче и произнёс: «Разве тебя в детстве не учили, что подглядывать – это не есть хорошо?»

Он что-то пробурчал в ответ и, положив свои руки сверху моих, попытался их оттолкнуть и вырваться из моей хватки. Я не дал ему этого сделать, применил силу и повалил его на землю. Он тут же дёргаться, пытаясь освободиться, как раненый зверь. Я, не теряя времени, ударил его в лицо, и он сразу же затих.

– Это последнее предупреждение тебе! Больше не приближайся к ней ни на шаг, понял меня? – произносил я, глядя ему в лицо.

– Ты так переживаешь за неё, а ведь вы даже не пара! – сказал Мехди, почти выплёвывая эти слова. Меня опять накрыла злость. Я схватил его и с силой приложил плечом об землю. Почти рыча ему в лицо, я сказал: «Она моя! Запомни это!» И с силой оттолкнул его, – «Проваливай, если понял».

Он вскочил и, не оглядываясь, рванул в сторону лагеря. Я проводил его взглядом, а потом повернулся к водопаду. Елена, плескаясь в воде, шум воды заглушал всё вокруг, и она, увлечённая купанием, не слышала нашей борьбы и речи. Я отвернулся, опустился на землю и тяжело выдохнул. Сердце колотилось, как пойманная птица, в груди. В глазах всё ещё стояла ярость, но сейчас она сменялась решимостью. Я готов каждому доказать, что она моя. Готов драться, спорить, кричать, что угодно, лишь бы все знали: «Елена принадлежит мне! И только мне!»

После освежающих процедур и приведения себя в порядок, я потянула руку к полотенцу. Оно мягко обхватило меня, пока я высушивала тело и волосы, словно укутываясь в тёплое облако. Затем я сменила одежду на чистую и, почувствовала себя гораздо лучше, пошла обратно в сторону лагеря.

Я услышал, что она собирается уже уходить и решил отойти потихоньку, чтобы не попасться ей на глаза. Не хотел, чтобы у неё возникло впечатление, будто я наблюдал за ней всё это время, когда она купалась в водопаде.

Подойдя к костру в лагере, я увидела странную картину, Мехди выглядел немного потрёпанным, а Марила, казалась глубоко опечалённой. Когда она подняла на меня свои глаза, её лицо исказилось ещё сильнее, будто само моё появление только усилило её горе.

Внезапно я почувствовала чье-то присутствие за спиной. Это был Штефан. Он подошёл совсем близко, его руки мягко легли мне на плечи, и я ощутила его дыхание у самого уха.

– С лёгким паром! – прошептал он мне, и в его голосе звучала нежность. Я повернулась, чтобы ответить ему, и поблагодарить, как в этот момент наши губы едва коснулись друг друга в коротком поцелуе. Я почувствовала, как лёгкий ток пробежал по телу. Это было неожиданно, мы этого не планировали. Но этот невесомый поцелуй вызвал волну мурашек. Мой взгляд опустился на землю, и я тихо произнесла, что устала и ищу покоя, сна. Штефан пожелал мне доброй ночи, и его взгляд провожал меня, пока я шла к себе.

Проводив её взглядом. После взяв своё полотенце, я направился к пляжу. В голове моей роились мысли только об одном человеке, о Елене. Она словно застряла в моей голове, не желая отпускать ни на миг. Каждый её жест, каждое слово, даже мимолётный взгляд – всё это крутилось в моей памяти, не давая покоя. Дойдя до пляжа, я расстелил полотенце на песке, и принялся за отжимания. Сделал их столько, сколько выдерживало моё тело, где-то более ста подходов. Целью было полностью измотать себя физически, чтобы тело наконец-то сдалось и позволило мне уснуть, избавив от мучительных размышлений о моей фее. В моменты усилий, когда я отжимался, её лицо, словно появлялось передо мной. Даже с закрытыми веками я видел её, такую желанную, такую манящую, как будто она была со мной рядом сейчас.

Последний отжим дался уже с трудом. Я тяжело вздохнул, упал на полотенце и перевернулся на спину. Провёл рукой по разгорячённому лицу. Мышцы приятно ныли, наполняя тело усталостью. Я закрыл глаза, позволяя себе расслабиться. Затем сделал рывок и присел, нужно было освежиться перед сном. Снял футболку, шорты, и боксеры заодно, кинул всё на песок рядом с полотенцем. Сменной одежды я не взял с собою, так что обратно пойду только в боксерах. Я медленно погружался в ласковые объятия морской воды. Она освежала, даря приятную прохладу. Несколько раз я нырял и проплывал под водою, и когда открыл глаза, вынырнув, то увидел приближающийся женский силуэт к моим вещам. Приглядевшись, я понял – это была Марила.

Глава 3. Познание.

Ох, ну вот опять! Только я собрался с мыслями, только настроился на нужный лад, и … бац! Она тут как тут. Первая мысль, которая пронзила мою голову: «Ну как она это делает? Как умудряется появляться именно в самый неподходящий момент?» Это уже даже не смешно, а скорее похоже на какой-то закон подлости, действующий исключительно в отношении меня. Интересно, она специально выжидает, или это просто невероятное совпадение? В любом случае, сейчас придётся срочно перестраиваться и думать, как разрулить эту ситуацию.

– О, ты купаешься? – спросила она, как будто мы просто так встретились у кромки моря.

– Ага, – ответил я, стараясь скрыть, что меня эта встреча немного раздражает.

– И как водичка тёплая? – спросила она, и её взгляд невольно упал на мои шорты и боксеры, небрежно брошенные рядом с полотенцем. В этот миг она, кажется, поняла всю полноту ситуации, что я стоял полностью обнажённый под водой прямо напротив неё.

– Холодная, – ответил я.

Я не хотел, чтобы она присоединялась ко мне, да и не стремился к тому, чтобы она подходила ещё ближе. Она что-то хотела сказать, но я, не дождавшись, двинулся вперёд, выходя из воды. Внутри меня росло ощущение, раздражения. Я шёл прямо, не обращая внимания на Марилу, и на то, что я полностью обнажён. Вода стекала с моего тела, и я чувствовал, как свежий ветер обдувает кожу. Мысли о том, что происходит вокруг, постепенно ускользали, оставляя желание только двигаться дальше.

Подняв полотенце с песка, я обмотал его вокруг себя, стараясь прикрыть наготу в паху. Она, будто только в этот момент, осознав происходящее, театрально ойкнула и отвернулась в сторону.

Я собрал свои вещи, и, удаляясь, сказал: «Приятно поплавать», и направился в сторону лагеря. Когда я подошёл к костру, вокруг царила тишина, и большинство уже улеглось спать. Лишь у самого огня слышались тихие голоса тех, кто ещё не готов был расстаться с этим вечером. Я посмотрел на Елену, спящую так безмятежно, и улыбнулся. Пора было и мне отправляться к своему месту, чтобы тоже погрузиться в сон.

Утром меня выдернула из сна Светка, назойливо пихая в бок и требуя мой крем для лица. Ей, наверное, тоже хотелось выглядеть прилично по утрам на острове. Сонная, я начала шарить в рюкзаке, ища заветный тюбик, как вдруг наткнулась на свой гаджет. Каково же было моё удивление, когда он включился! Этот малыш пережил со мной погружение в воду во время крушения, но, конечно, никакой связи он не показывал. Даже экстренные службы были недоступны, так что оставалось только надеяться на лучшее.

Я протянула ей тюбик с кремом и добавила: «Свет, телефон-то включился, но толку от него никакого». Она посмотрела на дисплей, и на её лице появилась грусть.

– А я свой потеряла, – сказала она, – и понятия не имею, где он может быть сейчас.

– Может, погуляем по острову и поищем связь? Вдруг он её где-то словит, – предложила я, и Светка словно ухватилась за эту идею, как утопающий за соломинку. В этом безнадёжном месте, где цивилизация казалась далёким воспоминанием, даже призрачная надежда на сигнал мобильной сети была глотком свежего воздуха. Это была не просто прогулка, это была наша ниточка, связывающая нас с внешним миром, с возможностью позвать на помощь, сообщить, что мы живы. И Светка, как и я, отчаянно хотела за неё удержаться. Обойдя остров по периметру, мы так и не увидели заветного сигнала на дисплее. Солнце палило нещадно, и мы нашли спасение в тени деревьев, чтобы перевести дух. Я отпила воду из бутылки и передала потом Свете. Она сделала глоток и, пожав плечами, произнесла: «Ладно, ничего страшного. Зато теперь мы точно знаем, что остров необитаем. И мы тут… в полной ж…» – она многозначительно покрутила пальцем у виска, подразумевая нечто совсем неприличное. Её мысль вызвала усмешку, но тут, же на сердце легло тяжёлое чувство. Сколько нам ещё суждено провести здесь, на этом острове? Неизвестность была нашим единственным спутником, и она пугала жутко.

Вдруг наше внимание привлекло какое-то движение справа. Повернув головы, мы увидели Штефана. Он как раз совершал свою пробежку и был совершенно взмокшим, пот буквально струился по его телу. Заметив нас, он радостно улыбнулся. Подбежав к нам, он стянул футболку, вытер ею лицо и присел рядом.

– Привет, девчонки! Что случилось, почему грустим? – поинтересовался он. Его стальные мышцы пресса, которые так эффектно выделялись, привлекли наше общее внимание. Мы даже не заметили, как залюбовались этим зрелищем. Пауза затянулась, и, чтобы разрядить обстановку, я первой нарушила тишину.

– Вот, проверяли связь на пляже, но смартфон, ни словом не отозвался, – произнесла я, стараясь отвлечься от своих не детских мыслей, которые закрались в мою голову минуту назад.

Светка кивнула, но в её глазах всё ещё читалось восхищение от увиденного.

Штефан хотел что-то нам ещё сообщить, но вдруг слева раздался чей-то голос. Обернувшись, мы увидели Марилу. Она шла, пила воду и так неловко обливалась ею, что её белая футболка стала просвечивать, демонстрируя грудь без нижнего белья.

Штефан в этот момент как-то странно вздохнул и потёр переносицу, что создавало впечатление полного его раздражения. Светка же, хихикая, прошептала мне на ухо, что она выглядит как «неуклюжая» только для определённого вида. Я пыталась оставаться спокойной и невозмутимой в этой ситуации, но, признаюсь честно, это мне не удалось, улыбка предательски появлялась на моём лице, по мере приближения Марилы.

Она подошла к нам вплотную и, как будто не замечая ни меня, ни Светку, сразу же обратилась к Штефану, пояснив, что его ищут парни, чтобы обсудить какие-то постройки в лагере. Пока она говорила, то указывала рукой в сторону лагеря, от чего её грудь активно двигалась под прилипшей к телу футболке.

Светка, не в силах больше сдерживаться, вдруг сорвалась и сквозь проступившие слёзы, которые уже текли по её щекам, она издала звук, похожий на всхлип, но тут, же перешедший в заливистый смех. И, словно пытаясь удержать ускользающую нить здравого смысла, чётко, по-русски, произнесла: «Пани пришла к «Херу» рассказать про свой молокозавод!»

При этом её руки активно жестикулировали, будто пытаясь нарисовать в воздухе всю абсурдность ситуации.

– Светлана, прекрати прошу! – вырвалось у меня, и я уже тоже не могла перестать смеяться. Я посмотрела на Штефана, он, не зная русского языка, естественно всё отлично понял. Светкина интонация и смех – это был целый рассказ о том, что происходит, и он его прочитал безошибочно.

Я встала и легонько похлопала его по плечу, – «Иди в лагерь, тебя там уже ждут, наверное. А нам нужно ещё кое-что тут проверить».

Затем я перевела взгляд на Свету, она вновь что-то говорила про молокозавод, а потом вдруг завалилась на бок, заливаясь смехом ещё громче, это уже выглядела, как настоящая истерика.

Марила же в этот момент просто светилась от счастья. Она была так рада, что Штефан пойдёт с ней, что даже не смущалась смеху моей подруги. Сам же Штефан такой эйфории не испытывал. Он, подхватив майку, и направился в сторону к лагерю, даже не дожидаясь, пока она его догонит.

Когда они скрылись из виду, подруга, успокоившись, поделилась:

– Я, честно говоря, не ожидала, что некоторые девушки могут быть настолько навязчивыми. И добавила: – «Но он совершенно не интересуется ею. Я вижу, как он смотрит на тебя – ты ему гораздо больше интересна, чем она и её молочный завод вместе взятые».

Слова Светланы заставили меня погрузиться в размышления. И тут она задала вопрос: «Он тебе самой-то нравится?»

– Мне сложно дать однозначный ответ. Перед Олимпиадой у нас с Димой возник конфликт, и мы не разговаривали всё время, пока шли соревнования. Всё сейчас настолько запутанно, и я пока не могу сейчас говорить об этом конкретно. Да или нет – сказала я, и опустила глаза в песок, пытаясь спрятаться от всего, но тут меня обняла Светлана.

– Всё будет хорошо, подруга, не переживай. Прорвёмся! – сказала она, и я почувствовала, как в её голосе звучит искренняя поддержка.

Я ускорял шаг по направлению к лагерю, стараясь держаться подальше от Марилы, которая почти бежала следом за мной. Я не хотел ни встречаться с ней взглядом, ни произносить, ни слова. Её навязчивость была уже просто невыносима. Но вот она догнала меня, и я почувствовал, что она хочет что-то сказать. Я резко повернулся, от чего она не успела остановиться, и ударилась мне в грудь.

– Марила, если ты когда-нибудь думала, что между нами, возможно, что-то большее, чем просто дружба, то это ошибка, – произнёс я, делая жест рукой в воздухе, как бы обозначая черту разделяющую нас.

– Ты мне очень нравишься, Штефан, – сказала она, и, взяв мою руку в свою ладонь, прижалась ко мне.

Я не смог сдержать громкого выдоха, встречаясь с ней взглядом.

– Мне не нравится, как ты себя ведёшь, понимаешь? – сказал я, выдергивая свою руку и отстраняясь от неё.

Её лицо мгновенно помрачнело, и она с явной грубостью бросила: «Ты что, в серьёз полагаешь, что эта русская тебе что-то позволит? Ждёшь когда, она раздвинет, свои ноги и пригласит тебя!» – она почти задыхалась от слов, которые вырывались из неё, и рассмеялась, словно пытаясь скрыть что-то за этим смехом.

Я подошёл к ней ближе, и, не раздумывая, сжал пальцами её скулы. Боль была ощутимой, и её смех оборвался, сменившись тут же тихим скулением. В этот момент между нами возникло напряжение, которое было пугающим.

– Если ты ещё, хоть слово скажешь про Елену своим поганым ртом, я не ручаюсь за свои действия в дальнейшем, – сказал я, разжимая пальцы, которые держали её скулы.

Она приложила свои руки к лицу, слёзы брызнули из её глаз, и она бросилась бежать прочь. Я смотрел ей в след, пока она не скрылась из виду. Сделав выдох, чтобы привести мысли в порядок, я направился к парням в лагерь, чтобы оказать им помощь.

Гуляя дальше по острову, мы со Светой наткнулись, на такой фрукт, как маракуя. Это отличный повод приготовить освежающий тропический напиток для всех наших ребят сказала она, и мы нарвали его и отправились в лагере. Когда добрались, сразу же принялись, за дело и стали готовить тропический сок, отжимая их в ёмкость.

Штефана не было видно. А вот Марила лежала на своём месте, и её заплаканное лицо выдавало, что ей было нелегко. Как только она меня заметила, она тут же спряталась с головой под плед, словно даже жара её не волновала, настолько она была погружена в свои переживания.

Спустя время наши парни вернулись, вымотанные до предела. Они проделали большую работу, принеся деревья для укрепления пола, чтобы больше никто не спал на холодной и сырой земле. Мы немедленно предложили им угоститься только что приготовлённым, освежающим соком.

Мой взгляд встретился со Штефаном, и я, взяв стаканчик с соком, направилась прямо к нему.

– Угощайся, это маракуйя, – подала я сок, улыбаясь. Он сделал жадный, долгий глоток, вернул мне стакан и, посмотрев мне в глаза, сказал:

– Спасибо Елена. Ещё. Хочу.

– Да, конечно, – кивнула я и уже собиралась повернуться и пойти к нашему мини-бару, как вдруг Штефан перехватил меня за руку.

– Послушай, – сказал он, – «я нашёл у берега скальное укрытие. Там можно будет спать, не опасаясь, что ночью обдувает холодным ветром».

– Признаюсь, я немного в замешательстве от такого предложения. Почему ты решил, что это мне подойдёт? – произнесла я, глядя на него.

Он улыбнулся и сказал: «Потому что мы всегда помогали друг другу, помнишь? И сейчас, в этом тропическом месте, это особенно важно. Я не хочу, чтобы ты спала на сырой земле, это опасно для здоровья. Понимаешь?»

– Да понимаю – ответила я, но мысль о том, что моя подруга теперь останется одна, меня очень беспокоила.

– Это так неожиданно, – вырвалось у меня.

Штефан ответил мгновенно, его слова прозвучали как призыв, как руководство к действию: «Нужно жить здесь и сейчас, и брать самое лучшее, когда предлагает судьба».

В его голосе слышалась решимость, уверенность в том, что будущее строится именно в этот самый момент, и упускать его категорически нельзя. Он словно говорил: «Не бойся, не сомневайся, просто живи и бери от жизни всё, что она предлагает тебе».

– Хорошо, я подумаю,– ответила я. Но он, не отпуская моей руки, настоял: «Сначала давай ты осмотришь наше новое жилище, а потом уже будешь размышлять, что и как. Хорошо?»

И, не давая мне времени на раздумья, потянул меня за собой. Мы шли не долго, и спустя время увидели укрытие в скале! Оно оказалось просто идеальным. Внутри можно было спокойно сидеть, и не биться головой о камни. Места было ровно на двоих, и, что самое главное, оно совершенно не пропускало ветер – это был настоящий плюс в дождливую погоду. Внезапно, осматривая все эти стены, я почувствовала себя так, словно мы новобрачные, впервые заглядывающие в своё будущее семейное гнездышко. Эта неожиданная мысль заставила меня смутиться и покраснеть.

Штефан присел на большой плоский камень у входа. Он огляделся по сторонам, наслаждаясь тишиной, и тихо произнёс: «Как тебе это место?»

– Вполне уютно, – кивнула я, оценивая обстановку.

– Значит, решено. Сегодня же перебираемся сюда, – ответил он, словно подводя итог.

– Мне кажется, ты слишком торопишь события, – сказала я, стараясь говорить мягко, но твердо.

– Мы с тобой ещё не настолько близки, чтобы жить вместе, как … – и тут я резко замолчала, подбирая слово.

Штефан встал и сделал шаг ко мне, остановился так близко, что я могла разглядеть каждую ресничку на его веках. Наклонившись, он заглянул мне в глаза и произнёс, его голос был ровным: «Ты сама всё видела. Я не принуждаю тебя ни к чему. Выбор всегда за тобой Елена».

Мы стояли в полумраке, и я не могла отвести от него взгляда. Молчание между нами было наполнено чем-то большим, чем просто отсутствием звуков вокруг. Я слышала, как стучит его сердце, и этот ритм отдавался во мне, создавая ощущение невероятной близости.

– Я тебя услышала, – ответила я, и, развернувшись, направилась к выходу из пещеры. Штефан молча, последовал за мной. Мы шли плечом к плечу и не проронили больше ни слова, каждый был погружённый в собственные мысли. Что сейчас творилось в его голове, я могла только догадываться. А мои собственные мысли роились, словно потревоженный улей.

После ужина Штефан собрал свои вещи и перенёс в своё новое жилище. Засыпая рядом со Светой, я почувствовала себя неловко, словно мне действительно стало одиноко без него рядом.

Под утро меня снова разбудила Вита. Она возвращалась с ночного свидания, и, как оказалось, уже с другим парнем. Проходя мимо нас, она весело смеялась. Эта сцена заставила меня задуматься. Что переезд к Штефану уже не кажется таким уж неуместным. Бессонница вновь взяла верх, поэтому я взяла свой телефон и направилась к другому краю песчаного берега. Там, где ещё не успело припечь солнце, я включила плейлист и отдалась танцу под любимые мелодии. Это всегда было моим спасением от напряжения для снятия стресса.

Солнце ласкало своими лучами, и я, в своём ярком раздельном купальнике, решила совместить приятное с полезным: потанцевать и заодно подзагореть. Музыка создавала отличное настроение, и я, отдавшись ритму, двигалась, чувствуя, как тёплые лучи ласкают мою кожу. Внезапно, идиллия была нарушена. Я почувствовала резкий толчок в спину. Обернуться не успела, меня с силой впечатали в дерево, стоявшее передо мной. От неожиданности я вскрикнула. Когда пришла в себя, то увидела, что за мной стоит Грег, американец, который проводил ночи с Витой. Его лицо расплывалось в широкой, совершенно невинной улыбке. Я была в полном замешательстве и не понимала, что только что произошло. Он схватил мою руку, и прижал её, заводя мне за спину так сильно, что я почти встала на цыпочки от резкой боли. Другой рукой он сорвал верх моего купальника и швырнул его куда-то в кусты. Затем мне на ухо, он прошипел: «Развлекаешься, малышка и без меня?»

Слёзы текли по моим щекам, но я сказала, превозмогая боль: «Отпусти меня. Ты делаешь мне больно».

– А если я не хочу? – сказал Грег, и тут же, в ответ, я почувствовал резкий удар ладонью по ягодице. Место удара мгновенно начало сильно саднить.

Я вскрикнула громче, отчаянно пытаясь вырваться из его хватки. Мои плечи горели от напряжения, а сердце колотилось в груди, как пойманная птица. Но он, казалось, только забавлялся моими усилиями. Его смех, низкий и глухой, звучал как издевательство, подчёркивая всю мою беспомощность сейчас.

Его свободная рука метнулась и сжала мою грудь. От внезапной боли я вскрикнула, и мой голос прорвался сквозь громкую музыку, игравшую на смартфоне.

Он наклонился и прошипел вновь: «Знаешь Елена, с Витой мне стало скучно. Она такая предсказуемая. А ты… ты такая недоступная, и у тебя такое выражение лица, что хочется просто стереть все эти эмоции в одну секунду» – и тут же он стал смеяться.

– Ты псих! – вырвалось у меня, мой голос дрожал от страха и отчаяния.

Он лишь усмехнулся, в глазах мелькнул опасный огонёк: «А что если нет?» – прозвучал его голос, низкий и угрожающий. И в тот же миг, словно невидимая сила его отбросила, как щепку, в сторону. Я обернулась, инстинктивно прикрывая грудь руками, и увидела Штефана. Рядом с ним лежала связка бананов. Не говоря ни слова, он стянул с себя футболку и кинул её мне, чтобы я могла прикрыться, а сам стремительно двинулся к Грегу. Без лишних слов он набросился на него, удары посыпались один за другим. Лицо Грега мгновенно покрывалось кровью, которая разлеталась во все стороны. Он едва мог дышать, захлебываясь от боли. Американец стоял на коленях перед Штефаном, его лицо становилось неузнаваемым от ударов. Через какое-то время, Штефан схватил его за волосы на затылке, и потащил по песку в мою сторону, поставил на колени рядом со мною, и сжал волосы его так, что тот, задрав голову, смотрел на меня своим изуродованным, окровавленным лицом.

– Проси прощения у неё, сука! – прорычал Штефан, сжимая руку на затылке сильнее, от чего тот, заскулил от боли, и кровь хлынула из его рта, как ручей. Потом сквозь этот поток, сдавленным голосом, Грег прохрипел: «Прости …» – при этом его тело сотрясалось от боли.

Я смотрела ему прямо в глаза, и единственное слово, которое слетело с моих губ, было: «Мразь!».

Штефан ударил его ещё несколько раза по лицу, а затем оттолкнул на песок.

– Если ты ещё, хоть что-нибудь выкинешь, – прорычал Штефан, – я вышвырну тебя из лагеря, и с этого острова и заставлю плыть в сторону горизонта!

– Я всё понял – сказал Грег и начал отползать на четвереньках дальше от нас.

Я не удержалась и бросилась в объятия Штефана, снова заливаясь слезами.

– Моя Леночка, – произнёс Штефан, его голос звучал с тревогой, но и с безграничной нежностью. – «Всё позади. Ты в безопасности. Успокойся, я успел вовремя. Не плачь, прошу».

Эта связка бананов, лежавшая на песке, стала для меня настоящим спасением. Я безмерно благодарна ей, ведь благодаря ней, Штефан меня спас. Слова благодарности вырывались из меня тихим шёпотом, смешиваясь со слезами, которые я не могла остановить. Я крепко обнимала его за плечи, ища в этом объятии утешение и силу. Штефан подхватил меня на руки и понёс в сторону лагеря. На песке осталась лежать связка бананов, а мой смартфон, который я оставила у дерева, теперь молчал, и любимые треки больше не звучали из него.

Я прижалась к груди Штефана, когда он нёс меня. Мои рыдания утихли, и я почувствовала, как меня наполняет спокойствие, словно его сильное сердцебиение стало моим собственным якорем.

Я шёл и нёс Елену, и мысли роились в голове. «А что, если бы я не пошёл за бананами в ту сторону?» – думал я. Тогда бы я не стал свидетелем этой кошмарной картины, как Грег распускал руки в сторону Елены. Меня захлестнул тогда такой гнев, что я почувствовал, как готов взять на душу грех, как готов был даже убить человека.

Зайдя в лагерь, я подошёл к костру, и мой взгляд, полный решимости, обвёл каждого, кто там был. Елена была у меня на руках, её дыхание было спокойным, но я чувствовал, как напряжение нарастает во мне самом.

– Я скажу это один раз, и пусть каждый запомнит, – мой голос звучал ровно, но с металлом, – Если кто-то ещё посмеет сделать что-то подлое, что-то гадкое по отношению к кому-либо, и особенно к моей Елене– я перевёл взгляд на неё, – Я лично выгоню этого человека из лагеря. И единственным способом покинуть это место для него будет плыть через всё море куда угодно.

Тишина, которая тут же воцарилась, была оглушительной. Все замерли, словно ожидая приговора. Потом перевели взгляд на скрюченного Грега лежащего на своём месте, с разбитым лицом и стонущего от боли.

Я понёс Елену к месту её отдыха, и когда она, закрыв глаза, взяла меня за руку, наступил такой тихий, интимный момент между нами. Но этот покой был мгновенно нарушен. К нам подлетела её подруга Света, вся взбудораженная, она начала наперебой расспрашивать, что же произошло, её слова звучали как быстрый поток воды. Елена вдруг перешла на русский язык, и лицо Светы стало настоящим полем битвы эмоций. Сначала на нём отразилось удивление, словно она услышала что-то совершенно неожиданное. Потом удивление сменилось злостью. И так несколько раз, эти две эмоции сменяли друг друга, словно на качелях. В конце концов, она посмотрела на меня с благодарностью в глазах и тихо сказала: – «Спасибо».

Я кивнул ей в знак согласия и поднялся. В лагере накопилось много дел, которые требовали моего внимания. Но я был спокоен, зная, что Света сейчас присмотрит за Еленой. Однако прежде чем продолжить заниматься делами в лагере, я направился на тот берег, чтобы забрать смартфон Елены и связку бананов. Идя по песку, я невольно опустил взгляд на свои руки. Костяшки пальцев ныли и пульсировали – это Грег почувствовал мою силу. Но даже если бы мне дали шанс всё переиграть, я бы поступил точно так же. Ради Елены я готов на всё.

Пальцы Светы скользили по моим волосам, и это было такое успокаивающее прикосновение. Я чувствовала, как напряжение, накопившееся от всего пережитого стресса, постепенно отступает. С каждым её движением я всё глубже проваливалась в сон, словно находилась в нём, как в убежище. И уснула. Следующие утро же принесло мне не радость пробуждения, а внезапную, сильную боль в животе. Симптомы были настолько явными, что я сразу поняла – это менструация началась раньше срока, на целых несколько недель. Было ли это следствием пережитого стресса или акклиматизации, сейчас не имело ни какого значения. Главным ударом стало осознание: я на острове, и у меня нет ничего необходимого для гигиены. Эта мысль повергла в шок. Я закрыла глаза, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями и найти хоть какое-то решение.

Я позвала Светлану, она как раз о чём-то болтала с девушкой стоя рядом. Я объяснила, что у меня начались месячные, и спросила, может ли она чем-то помочь. Света пожала плечами, на её лице отразилось такое понимание и даже некоторая озабоченность, что она, казалось, чувствовала мою ситуацию как никто другой. Потом она сказала, что пойдёт и поспрашивает у других в лагере. Эта мысль стала моей единственной опорой, и я снова закрыла глаза, цепляясь за неё, как за соломинку.

Через какое-то время рядом со мной бесшумно присел Штефан. В руках он держал полотенце, а внутри него лежали тампоны и обезболивающие лекарство. Он протянул мне мой смартфон, как бы намекая, что если за нами кто-то и следит, то увидят, они как он передаёт, мне смартфон. Затем он тихо прошептал: «Это было у тёти в чемодане, они тебе сейчас помогут».

Я лишь одними губами прошептала «спасибо». Вскрыв таблетку обезболивающего, я запила её тут же водой, чувствуя, как благодарность наполняет меня при одном взгляде на Штефана.

– Хочешь, провожу тебя до водопада прямо сейчас? – спросил он.

– Да, – вырвалось у меня почти автоматически.

Его улыбка была полна понимания, он видел, как я начинаю ему доверять, и как между нами возникает что-то новое.

– Тогда я буду ждать тебя у выхода из лагеря, – сказал Штефан и, оставив меня собираться, отошёл в сторону.

Я встала, обмотала вокруг талии полотенце и, сложив всё необходимое в рюкзак, а самое главное теперь – тампоны, отправилась к нему.

Мы шли не спеша. Боль почти отступила благодаря таблетке, и я перестала на ней циклиться. Но по дороге случилась курьёзная ситуация меня напугал какой-то зверёк, выскочивший буквально из ниоткуда. Я так закричала и подпрыгнула от испуга, что почти запрыгнула на руки Штефана без поддержки! А он, надо сказать, совершенно спокойно отреагировал на данную ситуацию, и даже вида не подал от всего происходящего. Мне же было так неловко, я безумно переживала, что мой крик был настолько пронзительным, что он мог оглохнуть от него навсегда, полагаю, что и звёрек тоже. И вот смеясь и продолжая наш путь, мы наконец-то оказались у водопада. Штефан, не говоря ни слова, повернулся ко мне спиной, давая мне время раздеться и нырнуть в освежающую воду. Как только я погрузилась в неё, я позвала его: «Можно поворачиваться!»

Он подошёл и сел спиной к камням, чтобы не нарушать мою приватность. Он так интересно что-то рассказывал, что я не удержалась и подплыла к самому краю, чтобы рассмотреть его поближе. И тут наклонившись, совершенно случайно, капли с моего лица попали ему на макушку. Он от такого внезапного сюрприза поднял голову и рассмеялся, а я почувствовала, как краска заливает мои щёки.

Штефан, с озорной улыбкой, произнёс: «Ах ты, шалунья!»

Он встал и начал игриво брызгать в меня водой. Я, не желая попадать под его водные «атаки», отплыла дальше, к самому краю водопада заходя за его водную завесу, чтобы спрятаться полностью. Я выставила руку сквозь падающую воду, как будто подзывала его, «Иди сюда», – и пальчиком поманила к себе. Только шум воды нарушал тишину вокруг. Я была уверена, что Штефан не рискнет. Но потом услышала всплеск. Это было его молчаливое согласие. Он шёл сейчас ко мне. Когда же он прорвался сквозь водную пелену, я почувствовала, как холодные капли обжигают мою кожу, но это было ничто по сравнению с жаром, который разгорался внутри меня. И вот он, мокрый, с волосами, прилипшими ко лбу, глаза, полные той самой решимости, которую я почувствовала ещё издалека. Вода стекала по его телу, подчеркивая каждую линию, каждый мускул. Он остановился в нескольких шагах, и в этот момент шум водопада словно отступил, оставив нас наедине с нашими мыслями, с нашим общим, невысказанным желанием. Я видела, как он смотрит на меня, и в этом взгляде было всё: и вызов, и страсть, и некое подобие трепета. Я не двигалась, позволяя ему сделать следующий шаг, позволив ему завершить эту игру, которую начала я. Воздух вокруг нас стал плотнее, насыщенный предвкушением. Я чувствовала, как дрожат мои пальцы, но не от холода, а от нахлынувших эмоций. Он сделал шаг, потом ещё один, и я знала, что теперь нет пути назад. Эта вода, этот водопад, стали свидетелями нашего молчаливого договора, нашего общего погружения в бездну страсти. И я была готова к этому погружению.

Его взгляд не отрывался от моего, словно пытаясь прочесть все мои тайные мысли, все мои скрытые желания. Я видела, как его губы слегка приоткрылись, словно он хотел что-то сказать, но слова терялись в шуме воды, в силе момента. И тогда я сделала то, что должна была. Я протянула руку, уже не сквозь струи, а к нему, к его мокрой коже, к его теплу. Мои пальцы коснулись его щеки, и он замер, словно ожидая этого прикосновения, словно оно было тем самым ключом, который открывал все двери. Его глаза закрылись на мгновение, и я почувствовала, как его дыхание стало глубже, как он впитывал этот момент, эту нашу общую реальность. А потом Штефан наклонился, и мир вокруг нас перестал существовать. Остались только мы, водопад, и это молчаливое, но такое громкое признание в том, что мы оба хотели этого, оба ждали этого, оба готовы были рискнуть всем ради этого.

Его губы нашли мои, и мир вокруг растворился в едином поцелуе. Вода продолжала свой бег, но теперь она лишь усиливала нашу страсть, смывая все преграды. Мы были двумя душами, объединёнными стихией и взаимным желанием.

В тот самый момент, когда мы погрузились в сладкое забытье поцелуя, внезапно раздался крик, такой пронзительный, что казалось, он разрывает саму душу на части.

Глава 4. Потеря.

Мы прервали наш поцелуй, выходя из укрытия водопада. К нам, громко рыдая, бежала француженка Катрин. Она остановилась у кромки воды, опёрлась руками об камни и, захлёбываясь слезами, прокричала: «Двое парней попали в ловушку, когда исследовали остров! Они там лежат за пределами лагеря, истекая кровью!»

Мы со Штефаном быстро переглянулись. В одно мгновение он выпрыгнул из воды и протянул мне руку.

– Иди скорее на помощь к парням! Я тут справлюсь, – крикнула я ему.

Штефан, не теряя ни секунды, надел шорты и футболку и помчался в след за Катрин.

Я же, приведя себя в порядок через некоторое время, двинулась следом. Неизвестность пугала очень сильно. Что там произошло?

Страх заставил выйти за пределы лагеря. И я словно попал в кошмар. Парни оказались в ловушке, на дне ямы, усеянной острыми, как бритва, кольями. Они были проткнуты ими, и вид их тел, искажённых болью, пугал до дрожи. У Майкла были раны в плече и бедре. Но Томасу было, ещё хуже кол выходил прямо из его шеи, а второй торчал из живота. Я смотрел на них, и в голове билась одна мысль, что помочь им уже невозможно. Но как я мог просто бросить их здесь, обречённых на медленную смерть? Сердце сжималось от бессилия и отвращения к жестокости, которая привела к этому.

Каждый вздох Майкла, каждый стон Томаса отдавался во мне эхом. Я чувствовал их боль, их страх, их отчаяние.

В голове проносились обрывки мыслей: кто это сделал? Зачем? Была ли это ловушка, расставленная специально для нас, или просто случайная жестокость дикой природы, усиленная человеческой злобой? Неважно. Сейчас важно было только одно – эти двое умирали, и я был ответственным, кто мог хоть что-то сделать для них. Но что? Я не был врачом, я был историком, который не имел при себе сейчас никаких медикаментов. Любая попытка вытащить их могла лишь ускорить их конец, причинить ещё больше страданий. Я чувствовал себя загнанным в угол, между молотом и наковальней. Оставить их – значит предать человечность. Попытаться помочь – значит, скорее всего, обречь их на ещё более мучительную смерть.

Я огляделся по сторонам, пытаясь найти хоть какой-то выход, хоть какую-то подсказку. Пальмы вокруг казались безмолвными свидетелями этой трагедии, они стояли как безликие стражи, хранящие тайну этого места. Солнце уже начинало клониться к закату, окрашивая небо в кроваво-красные тона, словно предвещая ещё более мрачные события. Время уходило, и с каждой минутой надежда таяла на глазах.

Взгляд мой упал на обломки веток, на острые края камней, на землю, пропитанную чем-то тёмным. Я не мог просто стоять и смотреть. Не мог позволить этой жестокости победить. Даже если помощь будет лишь иллюзией, даже если мои действия лишь продлят их агонию, я должен был попытаться. Это был мой долг, моя единственная возможность сохранить остатки собственной человечности.

Я осторожно приблизился к Майклу. Его глаза были полуприкрыты, дыхание совсем прерывистым. Я не знал, что сказать, как утешить. Слова казались пустыми и бессмысленными перед лицом такой боли. Я прикоснулся к его плечу, стараясь не задеть рану. Он слабо застонал, но не отдернул голову. Это был знак доверия, или, возможно, просто последняя искра жизни, цепляющаяся за любую нить.

Затем я перевёл взгляд на Томаса. Его лицо было бледным, губы синели. Кол, торчащий из шеи, казался чудовищным продолжением его тела. Я не мог даже представить, какую боль он испытывает сейчас. Любое движение, любое прикосновение могло стать для него смертельным. Я чувствовал, как пот стекает по моему лбу, как дрожат мои руки. Страх смешивался с решимостью, отчаяние с надеждой.

Я начал осматривать яму, пытаясь найти хоть что-то, что могло бы послужить инструментом или опорой. Мои пальцы нащупали что-то твёрдое у края ямы – обломок кости, острый и крепкий. Мысли метались, пытаясь найти хоть какую-то логику в этом хаосе. Если бы я мог как-то стабилизировать раны, остановить кровотечение. Но как? Без бинтов, без обезболивающего, без малейшего понятия о том, как действовать в такой ситуации.

Я снова посмотрел на Майкла. Я осторожно подложил обломок кости под его плечо, пытаясь создать хоть какую-то опору, чтобы уменьшить давление на рану. Он снова застонал, но на этот раз в его стоне было что-то похожее на облегчение. Или, может быть, это была лишь моя отчаянная надежда.

Теперь Томас. Его состояние казалось ещё более критическим. Я не мог даже приблизиться к его шее, не рискуя причинить ему невыносимую боль. Я мог лишь наблюдать, как жизнь медленно покидает его. Это было невыносимо. Чувство вины начало разъедать меня изнутри. Я был здесь, я видел его, и я ничего не мог сделать. Я был бесполезен.

К этому моменту за моей спиной собрались все обитатели нашего лагеря. Их лица были бледными, испуганными, но в глазах читалась надежда, надежда на то, что я смогу что-то сделать. Я обернулся к ним и, собрав всю свою волю в кулак, произнёс твердо, хотя знал ответ заранее: «Среди вас есть медики?» Тишина. Лишь тихий шелест листьев и тяжёлое дыхание раненых нарушали её. Никто не двинулся. Никто не поднял руки. Только молчание, тяжёлое, давящее, как камень на груди. Я знал, что они не медики. Мы были здесь, вдали от цивилизации, выживали, как могли, и медицинские знания были для нас роскошью, которую мы не могли себе позволить сейчас. Но надежда она ведь всегда цепляется за соломинку, даже когда знаешь, что соломинка эта сломана.

Я посмотрел на Майкла. Его веки дрожали. Я склонился над ним, пытаясь уловить его взгляд.

– Держись, Майкл, – прошептал я, хотя слова эти звучали пусто и бессмысленно. Я чувствовал, как мои собственные силы иссякают, как отчаяние подкрадывается всё ближе, готовое поглотить меня целиком.

Я огляделся по сторонам, ища хоть какой-то проблеск решения. Взгляд мой упал на аптечку в руках Одри, которую мы нашли после крушения самолёта. Она только что подошла с ней. Я бросился к ней, мои ноги подкашивались от усталости и напряжения. Внутри, я нашёл: несколько бинтов разных размеров, стерильные перчатки, обезболивающие, успокоительные, антигистаминные таблетки, глазные и ушные капли, йод и маленький пузырёк с чем-то, что могло быть антисептиком. Это было ничто, но это было хоть что-то в данной ситуации.

Я вернулся к Майклу, мои руки дрожали, когда я пытался разорвать упаковку с перчатками. Каждый мой шаг, каждое движение были пропитаны страхом, страхом сделать хуже, страхом не успеть. Но я продолжал. Я должен был продолжать. Ради них. Ради той искры жизни, которая еще теплилась в их телах. И ради тех, кто стоял за моей спиной, чьи испуганные глаза смотрели на меня с немой мольбой. Я был их единственной надеждой, и я не мог их подвести.

Я осторожно вынул кол из его плеча, а затем прижал бинт к ране Майкла, пытаясь остановить пульсирующее кровотечение. Грязь и кровь смешивались, образуя липкую, тёмную массу. Я не знал, правильно ли я делаю, но инстинкт подсказывал, что нужно давить, нужно закрыть эту зияющую дыру. В голове проносились обрывки знаний из старых фильмов, из детских книг о выживании, что-то про жгуты, про перевязки, но всё это казалось таким далёким и нереальным в этой тропической глуши. Мой взгляд скользнул по Майклу. Его дыхание стало совсем поверхностным.

– Майклу нужно остановить кровь. Я пытаюсь, но… мне нужна помощь. Кто-нибудь может принести мне больше ткани? Чистой, если есть. Или хотя бы просто ткани, чтобы прижать рану сильнее, – сказал я, чувствуя, как мои пальцы, перепачканные кровью и грязью, дрожат уже от напряжения.

Я осторожно вынул кол из его бедра и прижал бинт к ране Майкла, чувствуя, как пульсирующая боль отзывается в моих собственных пальцах. Ветками я пытался стабилизировать его ногу, понимая всю примитивность своих действий, но, не имея другого выбора. Спустя время нам удалось, совместными усилиями с парнями вытащить Майкла из той злополучной ямы подложив под него ткань. Затем переместили тело на ровный обломок от обшивки самолёта, и остальные парни понесли его в сторону лагеря, словно на носилках.

Но, к сожалению, Томас к тому моменту больше уже не дышал и не подавал признаков жизни. Елена подошла ко мне и крепко обняла. Её поддержка была сейчас как нельзя кстати. После её объятий я, собравшись с духом, посмотрел на оставшихся парней. И мы приняли решение, что эта яма станет могилой для Томаса. Без лишних слов мы принялись за работу, закапывая его. Каждый из нас работал, молча, с сосредоточенным выражением на лице. Не было ни жалости, ни злости, только холодная решимость. Когда последний кусок земли был сброшен, мы отступили, тяжело дыша. Яма была заполнена, поверхность выровнена, но под ней теперь покоится человек. Мы постояли так с минуту, и пошли обратно в лагерь.

К тому моменту солнце уже скрывалось за горизонтом, погружая всё вокруг в сумерки. Холод начал пробирать до костей, но я не чувствовал его. Мы собрались вокруг огня, чтобы почтить память Томаса. Его внезапная гибель легла тяжёлым грузом на плечи каждого из нас.

Вдалеке, под сооружённым укрытием, слышались приглушённые стоны. Это был Майкл. Боль, казалось, не отпускала его. Я подошёл к нему, проверил пульс и убедился, что он в сознании.

– Нужно организовать дежурство, – сказал я, обращаясь ко всем.

– Каждый по очереди будет следить за Майклом, давать ему воду и обезболивающие средства из аптечки, которые будут помогать, ему справиться с болью.

Я обвёл взглядом лица, освещённые пламенем. В них читалась усталость, страх и решимость: «И ещё одно», – продолжил я, понизив голос.

– Передвигайтесь по острову с максимальной осторожностью. Мы не знаем, что здесь есть ещё за ловушки и где они могут таиться. Смерть Томаса – это уже слишком. Больше случайных жертв быть не должно. Будьте внимательны, пожалуйста.

Тишина, повисшая в воздухе, была нарушена лишь потрескиванием дров в костре. Все понимали серьёзность ситуации. Мы были одни, на враждебном острове, и должны были держаться вместе, чтобы пережить эту ночь и все последующие.

Я чувствовал тяжесть ответственности, которая легла на мои плечи. Каждый взгляд, направленный на меня, был полон надежды и страха одновременно. Мы потеряли одного из нас, и это стало суровым напоминанием о хрупкости нашего существования здесь. Но Майкл был жив, и его жизнь теперь зависела от нашей заботы и бдительности.

Ночь сгущалась, принося с собой новые тревоги. Звуки джунглей, которые раньше казались просто фоновым шумом, теперь приобрели зловещий оттенок. Каждый треск ветки, каждый шорох листвы мог означать опасность.

Ситуация с парнями очень огорчила Штефана. Я взяла его за руку, и крепко сжала, чувствуя, как ему нужна моя поддержка. Я обняла его и сказала: «Не казни себя, ты сделал всё, что мог».

Его плечи дрожали под моей рукой, и я чувствовала, как напряжение медленно покидает его тело. Он не ответил сразу, лишь прижался ко мне сильнее, словно ища в моём объятии убежище. Я продолжала гладить его по спине, стараясь передать ему всю свою силу и веру в то, что он не виноват.

Я знала, что слова не всегда могут залечить раны, но иногда они могут стать первым шагом к исцелению. Я хотела, чтобы он знал, что он не один, что есть я, кто видит его страдания и готов разделить с ним эту ношу.

Постепенно он отстранился, но не полностью. Его взгляд был всё ещё полон печали, но в нём появилось что-то новое. Как проблеск принятия, или, возможно, просто усталость от борьбы. Он посмотрел на меня, и в его глазах я увидела благодарность. Это была не громкая благодарность, а тихая, глубокая, которая говорила больше, чем любые слова. Я лишь кивнула в ответ, понимая, что наша связь в этот момент становится крепче.

– Сегодня я хочу спать рядом с тобой, – прозвучало из моих уст.

Штефан, казалось, был приятно удивлён от моих слов.

– Я сейчас соберу свои вещи, и мы отправимся. Согласен?

Он кивнул и отошёл, чтобы дать распоряжения Катрин, касающиеся наблюдения за состоянием Майкла.

Я собрала всё необходимое и Светлане сказала, что буду ночевать теперь рядом со Штефаном, на что она мне ответила «удачи, голубки» и мы двинулись с ним по пляжу в ночи к нашей скале. Ветер был тёплый с этой стороны острова, он ласково трепал мои волосы, которые я не стала собирать, позволяя ему играть с ними. Под ногами мягко шуршал песок, влажный от прибоя, и каждый шаг оставлял на нём мимолётный след, который тут же смывался набегающей волной. В воздухе витал солоноватый запах моря, смешанный с ароматом каких-то ночных цветов, растущих где-то у подножия скал.

Штефан шёл рядом, его рука иногда касалась моей, и это простое прикосновение наполняло меня теплом и спокойствием. Мы шли, молча. Казалось, весь мир затих, оставив нас двоих наедине с этой ночью и бескрайним морем. Скала, к которой мы направлялись, уже вырисовывалась на фоне тёмного неба, её силуэт казался таинственным и притягательным. Я чувствовала, как моё сердце бьётся в унисон с шумом воды.

– Вот мы и пришли, – сказала я, остановившись у тёмного зева пещеры. Штефан достал зажигалку, и маленький огонёк выхватил из мрака лишь небольшой участок входа. Внутри было пусто, и, не видя никакой опасности, мы шагнули внутрь. Усталость от всего, что произошло за целый день, давила на нас тяжёлым грузом, и мы почти сразу же улеглись спать, не в силах больше держаться на ногах.

Эта ночь была тяжёлой. Мне снился мой бывший, Дмитрий. Я находилась в таком странном состоянии, на грани сна и пробуждения, что непроизвольно произносила его имя вслух. При этом я совершенно не могла понять, чего он хотел от меня в этом сне. Это было не просто воспоминание, а скорее отголосок чего-то более глубокого, чего-то, что осталось неразрешённым между нами. Его имя, произнесённое в полусне, казалось ключом к какой-то тайне, но ключ этот был утерян, и дверь осталась закрытой. Я пыталась ухватиться за ускользающие образы сна, за его взгляд, за интонацию, но всё рассыпалось в прах, оставляя лишь смутное чувство и лёгкую тревогу. Что же он хотел? Может быть, прощения, может быть, объяснения, а может быть, просто хотел напомнить о себе, о том, что когда-то было между нами. И эта неопределённость, эта недосказанность, пожалуй, была самой тяжёлой частью моего пробуждения.

Я проснулся от звуков, которые вырывались из сна Елены. Она стонала, и в этих стонах звучало одно имя, снова и снова: «Дима», оно повторялось так настойчиво, так пронзительно, что само это имя начало въедаться в меня, словно яд, отравляя моё собственное пробуждение.

Лёжа в полумраке нашей пещеры, я пытался отделить реальность от остатков сна. Но имя «Дима» эхом отдавалось в голове, заглушая все остальные мысли. Я смотрел на спящую Елену, её лицо казалось безмятежным, но губы продолжали шептать это проклятое имя. Кто этот Дима? Друг? Бывший возлюбленный? Или просто плод её фантазий, вырвавшийся наружу в самый неподходящий момент?

Ревность, холодная и липкая, начала просачиваться в моё сердце. Этот настойчивый шёпот чужого имени, посеял зерно сомнения. Я не хотел будить её, не хотел устраивать сцену, но и молчать было невозможно. Имя «Дима» висело в воздухе, словно невидимый призрак, отравляя тишину ночи и мою душу. Я чувствовал, как внутри меня нарастает раздражение, смешанное с тревогой и какой-то болезненной обидой. Я повернулся на бок, чтобы лучше рассмотреть её лицо. В свете луны оно выглядело умиротворённым, почти ангельским. Но я знал, что под этой маской спокойствия скрывается что-то, что тревожит её, что заставляет её звать кого-то другого. Это знание было как острый осколок, впившийся под кожу. Я чувствовал себя преданным, хотя и понимал, что это всего лишь сон. Но сны, как, оказывается, могут быть очень реальными в своём воздействии.

Я попытался вспомнить, упоминала ли она когда-нибудь это имя раньше. В разговорах, в шутках, в случайных воспоминаниях. Ничего. Полная пустота. Это делало ситуацию ещё более мучительной. Кто этот Дима, который так прочно обосновался в её подсознании, что вырвался наружу в самый интимный момент? И почему именно сейчас?

Я знал, что завтрашний день будет другим, омрачённым этим ночным откровением, и мне предстояло найти способ избавиться от этого яда, прежде чем он полностью поглотит меня.

Я увидел, как Елена проснулась и пошла к выходу из пещеры, чтобы встретить рассвет. И я тут же, почти не думая, спросил вдогонку: «Кто такой Дима? Я слышал, как ты звала его во сне».

Её шаги затихли, но я не видел, как она обернулась. Только лёгкое, едва уловимое напряжение повисло в воздухе, словно предгрозовая тишина. Я почувствовал, как кровь приливает к лицу, осознавая всю неловкость и внезапность моего вопроса. Это было не просто любопытство, а скорее отголосок чего-то глубоко засевшего, чего-то, что тревожило меня, пока она спала. Я ждал, затаив дыхание, но ответа не последовало. Только рассвет, медленно окрашивающий небо за выходом из пещеры, продолжал свой безмолвный ход, оставляя меня наедине с моими мыслями и невысказанными вопросами.

Тишина, казалось, стала ещё плотнее. Это имя оно не давало мне покоя. Оно было чужим, но в, то, же время звучало так, будто принадлежало какой-то части её, которую я ещё не знал. Во сне она звала его с такой нежностью, с такой тоской, что это проникало в самые глубины моего собственного существа, вызывая странное, необъяснимое чувство ревности и одновременно страха. Страха перед тем, что может скрываться за этим именем, перед тем, что могло быть до меня, или, что могло быть важнее меня. Я хотел понять, но боялся услышать ответ. Боялся, что он разрушит хрупкое равновесие, которое мы строили, или, что он откроет пропасть между нами, которую я уже не смогу преодолеть.

Рассвет, тем временем, набирал силу, заливая пещеру мягким, золотистым светом, но для меня он был лишь фоном для внутренней бури, для вопросов, которые, казалось, навсегда застряли в горле.

Глава 5. День рождения.

Обернувшись, я произнесла, стараясь, чтобы голос звучал ровно: «Дмитрий, это мой бывший. Наше расставание было бурным, прямо перед моим отъездом на Олимпиаду, и с тех пор мы не поддерживали связь».

Я выдохнула, опуская взгляд на свои босые ноги, земля под ними была усыпана камнями, но вместо ожидаемой прохлады я чувствовала лишь нарастающий жар, словно всё тело охватило пламя.

– У тебя остались к нему чувства? – спросил я, пытаясь сделать голос нейтральным и не выдать себя. Но внутри меня бушевал ураган ревности, каждая клетка тела кричала от страха услышать утвердительный ответ. Я посмотрел на Елену, пытаясь прочитать правду в её глазах.

Её взгляд, обычно такой открытый и ясный, сейчас казался затуманенным, словно скрывал что-то. Секунда растянулась в вечность, наполненная моим собственным учащённым дыханием и тихим гулом в ушах. Я ждал, затаив дыхание, готовясь к любому исходу, но надеясь на чудо. Солнечный луч, пробившийся в пещеру, упал на её лицо, высветив лёгкую тень сомнения на губах. Этого было достаточно, чтобы мой внутренний ураган усилился, предчувствуя бурю. Я видел, как она собирается с мыслями, как слова медленно формируются в её голове, прежде чем обрести звучание. И в этот момент, когда я был готов услышать любой ответ, я понял, что моя собственная реакция, моя собственная ревность, уже окрасила этот вопрос, сделав его не просто провёркой, а мольбой.

Именно эта мольба, эта отчаянная надежда, заставила её колебаться. Я видел, как она борется с собой, как пытается найти слова, которые не ранят, но и не лгут. Её губы слегка приоткрылись, но звук не последовал. Вместо этого она отвела взгляд, устремив его куда-то за моё плечо, словно ища там опору или, быть, может, пытаясь избежать моего взгляда, который, я знал, сейчас был полон невысказанных вопросов и боли.

Моё сердце сжалось ещё сильнее. Это молчание было хуже любого признания. Оно говорило о том, что прошлое не просто осталось в прошлом, оно тлело где-то внутри, готовое вспыхнуть от малейшей искры. Я хотел крикнуть, потребовать ответа, но слова застряли в горле. Я был пленником собственного страха, заложником этой тягучей тишины, которая, казалось, проникала в самые глубины моей души, выставляя напоказ все мои уязвимости.

Я сглотнул, пытаясь прочистить горло, но ком страха никуда не делся. Тишина давила, словно бетонная плита. Я знал, что должен что-то сказать, что-то сделать, чтобы разорвать этот порочный круг молчания, но слова застревали в горле, словно колючки. Я боялся услышать правду, но ещё больше боялся неопределённости, этого мучительного ожидания, которое разъедало меня изнутри.

Я медленно подошёл к стене пещеры, стараясь не смотреть на Елену. Упёрся лбом в холодный камень, пытаясь хоть немного охладить пылающее лицо. Я закрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями. Я должен быть сильным, должен принять любой ответ, каким бы он ни был. Я должен уважать её чувства, даже если они причиняют мне боль. Но как это сделать, когда внутри меня бушует ураган ревности, когда каждая клетка тела кричит от страха и отчаяния?

Продолжить чтение