Кровные

– Долго ещё? – спросил Василич и  поставил на застеленный липкой клеёнкой стол два стакана.

– Готовенько! – Юрик снял с печки старую чугунную сковороду, в которой шкворчала жареная картошка с луком и грибами.

За окном бытовки смеркалось, накрапывал мелкий дождик, внутри было тепло, под колбой керосиновой лампы теплился огонёк, освещающий тесное помещение. В углу громоздились бензопилы, топоры, на вешалке, прибитой к двери, висели грязные штормовки.

Мужчины устроились за столом, разлили в стаканы горячительное и с аппетитом принялись за еду. Ели из сковороды, черпая картошку алюминиевыми ложками. Юрка – простоватый паренёк, хлопнул себя по лбу, метнулся к грубо сколоченным нарам и вернулся с банкой квашеных огурцов, плотно уложенных в мутном рассоле.

– Мамка нагрузила, еле допёр от дороги, – пояснил он, выкладывая огурцы в эмалированную миску с отбитыми краями.

Василич задумчиво посмотрел в окно.

– Что загрустил-то? – спросил Юрик, предвкушая уютный вечер. – Через несколько дней вахта твоя закончится, домой поедешь, отдохнёшь, выспишься. А там и делянку сменим, здесь уже всё вырубили.

Василич вздохнул, отправил в рот очередную порцию картошки, без аппетита прожевал, сказал:

– Этот натюрморт напомнил мне одну историю.

– Какую? – глаза Юрика блеснули, он обожал слушать истории бывалого Василича.

– Не слишком она весёлая.

– Атмосфера как раз к меланхолии располагает, – серьёзно ответил парень.

Василич усмехнулся, но не стал спрашивать, откуда Юрик таких слов понабрался, мыслями он был уже в воспоминаниях.

– В девяностые мы с братом Славкой кражами промышляли, – начал мужчина, – по коллективным садам лазали, домишки хлипкие вскрывали, металлолом тыбзили. Да и вообще, что приглянется из скарба огородного, то и прикарманивали. Особо не осторожничали, но туда, где свет горел или голоса слышались, ясное дело, не совались. А ещё урожаем чужим не брезговали, матушка наша его на рынке продавала под видом своего. Нравилось ей это занятие. С утра грузила товар в сумку на колёсиках и на рынок тащила, клиентура у неё наработана была, товарки – языками почесать. К первому сентября из ворованных цветов мать такие букеты крутила, любой флорист позавидует!

– Ох, как моя бабуля таких воришек ненавидела! – с жаром воскликнул Юрик. – Однажды слив набрала два ведра, по стремянке туда-сюда лазила. С больными-то ногами! В саду сливы оставила, домой нести тяжело было, а утром мы пришли с ней – ни ягод, ни вёдер, ни стремянки! Я совсем пацаном был, но как же мне за бабулю обидно было!