Жизнь служанки. Из грязи в…

Вступление

Не могу понять, как так получилось, что именно на описания быта дворянской усадьбы Джейн Остин равняются большая часть читательниц. У наших авторов таких описаний не меньше. Так что простите меня за заголовок, писать я буду не только об Англии, обещаю!

Работа мечты! Жизнь простой девушки в деревне, неважно, российская она или британская – трудная доля. Семьи были большими, хозяйство – натуральным, продукты – скоропортящимися, свет – солнечным, освещение – отвратительным, отопление – опционным, труд – малопроизводительным и в большинстве своём ручным.

А если на календаре 1809 год – так это вообще мрак. Хотя и в этом веке можно было найти свои плюсы: все продукты без ГМО и предельно свежие, ибо холодильников не существовало в природе. Перефразируя товарища Булгакова вы ели или свежую рыбу, или тухлую. В России, впрочем был ещё один минус – крепостное право. Решить изменить свою судьбу простая поселянка права не имела. В отличие от своей товарки с туманного Альбиона…

Самая вожделенная профессия для простой девчонки из деревни – работа горничной. Живешь в тёплом и чистом доме, одета, обута, накормлена, да еще и платят (британке). Не работа – мечта!

И пишу я это "мечта" без всякой издёвки. После работы в поле под палящим солнцем, дома – с ухватом, веретеном и скотиной, одним глазом следя за малолетними братьями-сёстрами, вторым – за чугунком в печи, третьим посматривая на веретено или спицы, работа горничной девушке действительно казалась раем земным.

Самая растиражированная картинка горничной – это девушка в темном платье с белоснежным фартучком, со строгой прической и наколкой в волосах. И российских сенных девушек, и британок господа режиссёры видят одинаково. Мода была такая!

Ах, как порой меняются термины! Во времена Джейн наколка – это кусочек кружева в волосах девицы, имитирующий чепчик, а нынче – творение тату-стилиста. На коже девицы из 19 века никаких рисунков, конечно, нет. Хотя… ;), бывало всякое и в те весёлые времена. Что там разглядишь, когда взору открыты только милое личико да кисти рук.

Но это, так сказать, парадный вариант! Конечно, он идеально подходит для фото или кинокартинки, но вот в жизни малофункционален. В таком наряде много по дому не поработаешь. Пыль смахнуть с резной позолоченной картинной рамы можно, но следы от пушистого веничка-дастра из пёрышек вполне могли остаться и на белоснежных накрахмаленных манжетах, и на кружеве передника. А ведь вся эта вышивка – ручной работы.

В России-матушке горничные девушки от такой заботы были избавлены – камины были больше для красоты, большие и богатые дома топили печами, сложенными по голландской технологии: чисто – топка была максимально закрыта, красиво – всё в ярких глазурованных изразцах, экономно – дровишки свои.

Пыль в английском доме – не та пушистая серая пыль начала века 20-го (в 21 веке городская пыль – это уже на 80 % сажа от покрышек). В начале 19 века все горизонтальные поверхности очень быстро покрывались сажей и угольной пылью. Отстирать её – занятие затруднительное, а передник ведь ещё и накрахмален.

Присмотритесь к картине внизу – горничная в тени, отдёргивает балдахин кровати. Передник девицы, подающей утренний кофе своей хозяйке – серенький, из грубой ткани. Скорее всего – это вообще личная камеристка своей госпожи и кофе она варила сама, не доверяя тонкий процесс кухарке. И платье останется чистеньким..

На фото и картинах мы видим на служанках строгого покроя платья не всегда чёрного цвета, какими любят одевать горничных киношники. Конечно, никто позировать художнику или фотографу в затрапезном виде не станет. Так что мы имеем возможность лицезреть только, так сказать, парадные варианты.

Подавать хозяйке завтрак в постель или чай гостям, принять у леди верхнюю одежду или подать утреннюю – вечернюю корреспонденцию можно и нужно элегантно. В этом случае горничная – лицо дома, по её вышколенности и аккуратности будут судить о самой хозяйке, так что требования к девушкам, поступающим в услужение, были строгими.

Чаще всего за закрытыми дверями девушка была одета в серый длинный халат с длинными рукавами и завязками на спине, чтобы не испачкать платье. Вот в нём отлично можно было справляться с многочисленными обязанностями, не страшась за чистоту и целостность весьма немногочисленной одежды.

За нерадивость британку просто увольняли, а нашу с вами соотечественницу ждала порка на конюшне.

И неизвестно ещё, что более жестоко: оправившись от розог русская девушка продолжала работать в доме или оказывалась на менее престижной работе огородницей, прачкой, скотницей. Британку ждала улица – без рекомендаций на работу её не возьмут, а чтобы добраться до дому нужны деньги. Многие выбирали панель.

Глава 1

Пыльная работёнка в доме Беннетов. Горничная в британском (и не только) доме. Мэри.

Мы помним, что британское общество делилось на 9 классов: Высший высший, средний высший и низший высший. То же самое со средним и низшим, градация шла по титулам и богатству. Беннеты относились к низшему высшему классу. 1% от населения Британии.

На часах пробило 4.30. Спят все слуги, и только горничная Мэри в сером застиранном халате поверх старенького бумазейного платья, позевывая в кулак и ёжась от утренней свежести, торопится в кухню.

Её первая обязанность на сегодня – растопить печь, чтобы кухарка времени зря не теряла, да натаскать воды из колодца в большущую бадью, что стоит на краю плиты.

Этой водой будут пользоваться и для приготовления еды, и для мойки овощей и для мытья посуды. Вода в чайники тоже польётся отсюда. Так что 5-7 вёдер – это разминка. Может случиться так, что придётся Мэри побегать ещё, если затеют внеплановую стирку.

Миссис Беннет мадам крикливая и вспыльчивая, попадаться ей под руку нет охоты, а потому туфли с войлочными подошвами неслышно ступают по коврам. Как ни щекочет нос сажа из камина, а чихнуть – значит поднять такие клубы, что потом замучаешься оттирать её. Так что совок и щётка в руках проворной Мэри мелькают осторожно, а ведро быстро наполняется серым порошком – шлаком.

В доме Беннетов всего 4 камина, плюс кухонная плита, так что "утренняя зарядка" быстро накачает мускулы простой деревенской девчонки из ближайшей деревни. Камины мало очистить, их нужно еще подготовить к новому дню: красиво и правильно уложить в камин растопку из щепок и принести полное ведерко угля.

Само бронзовое ведро должно сиять, как и щипцы, кочерга и решётка или экран перед камином. Пока натираешь – считай: короткий отдых. Зимой камины зажигаются с утра, летом – ближе к вечеру, когда хозяева и их гости соберутся в гостиной или столовой.

Но долго рассиживаться некогда. В кухне уже гремит кастрюлями и чайниками кухарка, потянуло ароматом овсянки и жареных яиц, стоит поторопиться, чтобы успеть сесть за стол и не попасть под разнос старого дворецкого.

Доход мистера Бенета аж 2 000 фунтов. Это позволяет ему держать достаточное количество прислуги: кухарку с помощницей, дворецкого, экономку, конюха с мальчишкой на подхвате, лакея, садовника, скотника, камеристку для супруги и горничную, Мэри. И пусть ей всего 15 лет, зато какое личико румяное.

Первый чай, на часах не больше 10.00, леди проснулась, но ещё не вставала.

На столе в кухне на общем подносе нарезанный ломтями серый ноздреватый хлеб. Белый пшеничный и булочки в печи – для господ. Сливочное масло – тоже для них, а слугам и топлёного нутряного жира достаточно.

Это им ещё повезло, дворецкий рассказывал, что в Лондоне кухарки из приличных домов частенько продавали яйца и жир, предназначенный для слуг и остатки от трапез господ, всем желающим, у кого хватит деньжат заплатить за угощение. Дешевле, чем в лавке, но для кухарки чревато скандалом с экономкой.

Чай не такой ароматный, как господский, но вкусный. Фермерам и арендаторам о таком только мечтать остаётся. Это заварка от вчерашнего хозяйского чаепития, если её залить свежим крутым кипятком да чуток притомить на плите, то не хуже господского крепость и аромат. В Лондоне и его можно продать в лавку, надо только хорошенько просушить сначала. Тоже пенни в кухаркин кармашек.

Долго за завтраком слуги не засиживаются – хозяйство большое.

А ей пора господ да их дочек будить. Захватив ведро горячей воды, горничная споро поднимается по лестнице, предназначенной для слуг, на второй этаж. Быстро наполняются кувшины для умывания, разносятся по комнатам. Первый достаётся хозяйской спальне, заодно открываются шторы на окнах, откидывается балдахин кровати. Ничто не смущает привычную ко всему служанку – спят хозяева часто в раздельных комнатах, своему хозяину поможет лакей. Её обязанность – хозяйка.

Пока та плещется в умывальном тазу, Мэри надо успеть на кухню за чайным подносом. Кухарка уже заварила чай, сделала тосты с маслом, поставила сахарницу, вазочку с джемом или мёдом, кувшинчик сливок.

Это самый первый чай, лёгкий, чтобы взбодриться и согреться. Спустившись к завтраку, хозяйка попотчует себя более плотным и сытным угощением. Будет и каша, и молоко, и белый хлеб, и булочки со свежим сливочным маслом, и мёд, и ветчина, и яйца всмятку, и чай с кофе.

Что удивительно, утро хозяйки русского поместья, барыни Благодатской, почти ничем не отличалось от утра её островной товарки, миссис Беннет (смысл фамилии тот же: благословенный, благодатный (фр. версия фамилии). Зато у русской горняшечки, Маши, совсем другие хлопоты.

Машенька- чернавка

Все мы помним бессмертное:

" …Позвала к себе Чернавку,

И наказывает ей,

Сенной девушке своей,

Весть царевну в глушь лесную

И связав её, живую,

Под сосной оставить там

На съедение волкам…" Треш просто.

Всем понятно, кто будет отвечать за пропажу государевой дочки. Но, выполнив приказание, Чернавка возвращается к своей хозяйке. Почему? А выхода нет – она крепостная и полностью в воле своей хозяйки.

К сену эти девушки не имели никакого отношения, как ни подсовывай нам ИИ скабрезные фото. Сени – это прихожая флигеля или дома, расположенная с северной и восточной, не парадной стороны дома. Парадный вход и флигели максимально удалены. Фактически – это дом, внутри которого ещё один дом. Были сени холодные и теплые, без отопления или с небольшими печками.

В холодных сенях, где температура не опускалась ниже +5 С, в коробах и сундуках хранился садовый инвентарь и верхняя теплая одежда. В ларях, пересыпанные стружкой, покоились яблоки и груши, морковь, свекла и капуста. В тёплых сенях стояли прялки и ткацкие станки, вышивальные пяльцы и кружевные валики. Сенным девкам просто так, без работы, сидеть невместно! Большую часть светового дня они проводили в сенях, в которых работали, ожидая оклика хозяев. Тут же, по лавкам, спали.

Буквально, девушки по вызову!

Принести-унести, помыть-почистить, сбегать куда или позвать, спеть-сплясать, помочь кухарке или няньке. А между делом плетут кружево, прядут пряжу, вяжут и вышивают приданое хозяйским дочкам. Зовут их первыми, кормят последними.

Самая неквалифицированная рабочая сила на деревне и в поместье. Так хоть не в поле, в три погибели согнувшись, а в усадьбе. А не вот это непотребство голорукое да голоногое..

Эх, Маша, горюшко-горняша. На нашем календаре 1809 год. Почему? Сама не знаю… Захотелось!

Мэри в Лонгборне как раз готовит своей хозяйке, миссис Беннет, первую утреннюю чашку чая. В России, в имении Отрадное, Маша занята тем же в опочивальне своей хозяюшка, барыни Благодатской. Вот только по холодному гулкому дому, продаваемому сырыми сквозняками, Маша в войлочных туфлях не бегает с ведром для угля и совком. Для того в русском барском доме истопники имеются.

О туфлях Машенька 15 годов от роду только мечтать может. Она их видела, да, но никогда не надевала. Зимой и летом босиком по полу бегает. А если на двор или в сад, или в лес зачем барыня пошлёт, так зимой валенки есть, а летом лапти.

Или сенных девок отправит, ибо ей не по чину. Некоторые её товарки за всю жизнь туфли ни разу не примерили, да и разная у них жизнь бывает.

Её забота – развлекать хозяйку. Нитки распутать, коли вышивать примется, достать книги расчётные, передать кухарке поручение и поднос с заедками доставить. Волосы расчесать и переплести косу, новый чепчик из обрезков батиста сконструировать. И всё – с улыбкой, с поклоном глубоким, очи в пол потупив.

Её спальное и рабочее место – у порога светёлки её хозяйки, на войлочной кошме и рядом с ней, от рассвета до рассвета. Она горничная – горняшка, потому что в отличие от сенных девушек обитает в хозяйской горнице, светлице.

Делай, что велено! Круг её обязанностей простой – делай, что прикажут: пой, пляши, молчи, спину подставляй, если хозяйка гневается и постельку барину грей, если прикажет.

Дела у её хозяев идут неплохо, сахарный заводик работает, на казённый завод изрядно отправляют по первопутку водок да наливок, полотняный завод тоже приносит неплохой доход. Так что своих людишек Благодатские не продают. Больше трёх сотен душ у них да деревенек с пяток.

У каждой дочки свои горняшечки: с платьем управиться, новой вышивкой освежить наряд, прическу сделать, песню спеть о любви несчастной.

А в дому до полусотни прислуги работают. Есть кому на кухне работать и к столу подавать, кому полы воском натереть и в прачечной с бельём разобраться, с огородом, садом или ягодой управиться.

Вот как ягода-то пойдёт, так и забудут девки сенные да горничные, когда спали: киевское варенье из вишни в цене, по пяти рублёв за фунт в Петербурге идёт. А что тот фунт, ам и нету!

А попробуй ту вишню на решетах с сахаром трясти по трое суток, да в тенечке и ветерке. Чтобы сок не отдала, не сгнила, а завялилась, высохла до мягкости. Зато и самой можно полакомиться, пока собираешь ягоду. Хозяйка за то не бранится, лишь грозится батогами, а у самой искры в глазах пляшут. Деньги с той продажи пойдут на приданое юных барышень. О приданом дочек русская барынька всегда печётся, а коли сыновей нету, то и старшая наследницей станет. Мы люди не дикие, майоратом дочерей унижать не станем.

И сами девицы без работы не сидят: вышивают по батисту и шёлку, читают много, на иностранных языках разговаривают, поют и музицируют, науки изучают. Их горняшки вон и по-английски, и по-французски лясы точить умеют, и грамоте обучены. Хозяйка озаботилась – такую девку ежели продать, так до двух сотен рублей можно выручить. Дорого ученье!

Спит Маша на полу, а не на кровати. Удобно и экономит место. Проснулась, скатала валик и под кровать хозяйки спрятала. Какая простыня, какая подушка?! Вы ещё перину вспомните. Хорошо, хоть одеяло есть, всё же от двери порой дует. Скинула сарафан, да так, в рубашке до пят девушка спать и повалилась.

С первыми лучами зари ей просыпаться, а засыпать – как получиться. Намедни до полуночи барыне пятки чесала, комаров гоняла да сказки рассказывала. А я обозвала её Благодатской. По возрасту и состоянию души и кошелька как раз подходит!

Вот ведь незадача – много детей барыня родила, да только пять дочерей в возраст вышли. Все остальные пятеро деток – на погосте. Кто в младенчестве помер, кто вовсе на свет не родился.

Для справки не верящим в перманентные беременности светских дам: за 6 лет брака Наталья Николаевна Пушкина родила мужу 4 детей: "Машку, Сашку, Гришку, Наташку" – цитата папеньки детей. Ещё одного ребёнка она потеряла на позднем сроке. Через 10 лет второму мужу она родит ещё троих детей. И это было нормой.

Все дети Натальи Николаевны выжили оттого, что жили долго в деревне, а не в холодном промозглом Петербурге.

42 года барыне Евраксии Алексеевне Благодатской – в преклонных годах уже, и Маша надеется, что отправят её сенной девкой в приданое одной из дочек хозяйки. Там и из сенных девок в горняшечки попасть можно, или в няньки – тоже хорошо. Нянек чаще замуж отдавали, нежели горничных.

Тяжела доля крепостная. Жить, зная, что ты – имущество, было для Маши привычным. С пяти лет она в усадьбе, за звонкий голосок хозяйка её в дом забрала, чтобы песни печальные пела или сказки рассказывала. Так что всякое уже видали Машины глаза…

Замуж выйти, за кого прикажут, а не по кому сердечко сохнет. И после замужества не факт, что вместе жить придётся – любого своего человека можно продать, коли нужда в деньгах появится, или проиграть в карты – такое тоже случалось.

Маша Богу неустанно молилась за хозяина своего, только к книгам интерес имевшего, а не к вину и картам. Но и тут – как повезёт. Любому постнику молодая свежая кровь может в голову ударить. Или не в голову, а много ниже…

Всё от воли хозяина или хозяйки зависит. Тут главное – не зевать и поворачиваться, чтобы глаз хозяйский не задержался на богатой косе или тонкой талии, а хозяйка не разгневалась за медлительность или слишком привлекательную внешность.

Вон Марфа уже не знает, как повернуться, чтобы спрятать под сарафаном растущее пузо, чтобы хозяйка не заметила. Не барин – она виновной останется. Тому что – приказал, она и явилась в его опочивальню. А не явилась бы, так управляющий за косы приволок, а опосля подлого действа на конюшню отправил, розог или батогов отведать. А там бы и конюхи разлакомились – мимо них такое не пройдёт.

А теперь прячется в сенях от хозяйкиного взгляда и дрожит, как листик осиновый. Недолго остаётся прятаться: или в омут головой отправится, или дитё сама удавит, а может так случится, что смилостивится барыня, да отправит загулявшую девку замуж в дальнюю деревню.

По одной досточке Маша над пропастью ходит, да понимает, что недолго её девичьей чести с ней оставаться. Не хозяину, так гостю уважаемому достанется, а то и лакей какой растопчет цвет девичий в темном коридоре.

Глава 2 В хорошем доме ничего не пропадёт

Оставив хозяйку распивать чаи, Мэри отправляется вниз. Двухэтажный особняк Беннетов был утроен просто и разумно.

На первом этаже располагались гостиная, библиотека, западная и восточная столовые с каминами и кабинет мистера Беннета. Второй этаж занимали личные комнаты господ и их дочерей.

Младшие дочки спали, как и многие в благородных домах, на монументальных просторных кроватях по двое. Никто в те времена подростковой мебелью не заморачивался. Частенько мебель служила хозяевам не одно десятилетие.

Ни в одной спальне камина не было – во избежание пожаров, комнаты обогревались от каминных труб, проходящих по внешним стенам дома. Почему не по внутренним? Бог их, британцев, поймёт…

В цокольном этаже располагались службы: кухня, прачечная, людская, ледник и комнаты для хранения продуктов и белья. Здесь было тепло и сухо от монументальной печи, здесь же находился земляной туалет (об этом изобретении – я расскажу подробнее несколько позже). В мансарде, без печек и жаровен, по двое в комнате ютились слуги.

Личные комнаты были только у старших слуг: экономки и дворецкого. Даже личная горничная госпожи делила комнату (и кровать ради тепла) с одной из служанок юных мисс. Не графская камеристка, чай. А что без жаровен – так огонь в доме вещь опасная, и угореть можно спросонок.

И во всех этих комнатах было необходимо вытереть пыль! Особенно в комнатах с каминами, от которых не только тепло распространялось, но и сажа летела, окрашивая все светлые поверхности, примешивая к атмосфере комнат изрядный аромат серы.

Ловкие пальчики девушки быстро прошлись по всем горизонтальным поверхностям чуть влажной ветошью после того, как метёлочкой отряхнула пыль и сажу с резных панелей на камине и стенах. Вся уборка всегда организовывалась сверху вниз, хотя резные части потолка протирали хорошо, если раз в месяц, но перед важными событиями – обязательно. В этом случае в помощь домашним слугам нанимали подёнщиц в деревне.

Для ухода за деревянной, а не изготовленной как наша – из опилок, мебели, вручную отполированной, имелось в запасе у Мэри средство из смеси натурального воска и скипидара. На чистый кусочек ветоши наносила она вязкую смесь и натирала мебель и резные панели, а через некоторое время проходила по ним же кусочком замши.

Следовало это делать Мэри по понедельникам и пятницам, но девица быстро смекнула, что есть возможность хорошо сэкономить и добавить несколько пенсов в свой кошелёк. Чуть поменьше лить мастики, а то и просто пройтись по дереву лоскутком замши, освежая блеск.

И всё это – голыми руками, без всяких перчаток, чистящих и уходовых средств.

Не избежали внимания Мэри и вот эти мягкие, уютные и безусловно дорогие кресла из натуральной кожи на фото вверху. Для них было припасено специальное средство – хлопковое, оливковое или льняное масло.

Импортное масло, хлопковое – из Персии или Америки, льняное – из России, оливковое – из Греции или Италии хорошо смягчало кожу, а стоило немало, экономка выдавала их девушке в маленькой мисочке. Да кто ж уследит, как толика малая в бутылочку перельётся. Дорогое масло и полироль у неё охотно покупал лавочник. Пенс к пенсу – вот уже и шиллинг. И с этого стола порой удавалось Мэри "отщипнуть" себе на приданое.

Вот уже и время завтрака, прозвенел гонг, которым дворецкий неукоснительно собирал членов семьи к завтраку.

Для Мэри – самое хлопотное время, зато и самое увлекательное: ухватить кусочек с блюда незазорно, коль не увидит никто. По чёрному ходу с крутыми лестницами мчится девушка из кухни с подносами, на которых тяжёлые серебряные судки с крышками установлены. Их надо поставить на буфет, на подогревательницы – серебряные спиртовки, чтобы не остывали. И не верьте, что ели остывшие блюда, раз кухня от столовой за 300 метров находится. Зимой даже ложки для обеда в таких подогревательницах к обеду подаёт Мэри, красотой любуется. И радуется, что не ей всё это добро после мойки чистить и полировать. И печалится – серебро всё же, дорого, а как же хочется себе в приданое хоть пару ложечек умыкнуть. Да экономка точно всё пересчитывает и до подачи, и после, когда посуда в кухню возвращается, а дворецкий пару раз в неделю всё это добро серебряное чистит.

Но Мэри девушка находчивая – обеды да званые ужины – хороший повод прикарманить пару ложечек или вилочку. Все гостьи с ридикюлями, кто же их проверять станет, а порой и вправду гости не стесняются – потихоньку в карман то кольцо для салфеток опустят, то вилочку для лимона. А на то и Мэри, чтобы шепнуть хозяйке на ушко, намекая на ловкость пальчиков дорогого гостя.

Самое главное – самой не попасться! А потому у Мэри есть схрон в саду, из него свои мелочи девушка домой носит нечасто, но регулярно. Никто о ней не позаботится так, как она сама!

Подала на буфет горячее, кофейник, чайник, на столе вазочки с джемом, вареньем, сливочным маслом, мёдом, сливки и молоко в кувшинчиках. Завёрнуты в салфетку поджаренные тосты. Бисквиты и булочки ждут на фарфоровом блюде.

Можно Мэри и самой чуток передохнуть.

За дверями гостиной присела на пуфик, прислонилась она головой в чепчике к стене и замерла, наслаждаясь недолгим покоем. Через полчаса, не раньше, прозвенит колокольчик для неё. Можно уносить грязную посуду и судки. А заодно – полакомиться вкусностями, оставшимися от господ.

На кухне до них желающих много найдётся. Но первый кус – ей!

Маша

Мало кто вдумывается в сакральный смысл выражения "крепостные души".

Помещики были властны над своей собственностью в прямом и переносном смысле. Они искренне и истово верили, что владеют и телами, и душами своих крестьян. И распоряжались ими, как их душенька захочет. Женили и выдавали замуж, разлучали семьи, а то и просто лишали возможности создать семью.. И я уж молчу про банальное насилие…

Одни имена у девушек, один возраст, даже время одно. А какие разные судьбы.. Как бы ни тешили свои мечты о "попадантстве" современные писательницы, пока никто не дерзнул "попасть" в тело крепостной из имения барыни Салтыковой. Уж больно незавидная судьба была у её крепостных женского пола.

До сих пор точно не выяснено, сколько душ погубила помещица, сколько женщин изуродовала. Да и Дзен быстренько наложит "вето" на подобные страсти, отправив автора на скамейку штрафников. И сколько на Руси было таких Салтыковых мужеска и женска роду…

Тише мышки сегодня перебирает Маша голыми пятками по наборному паркету, торопясь позвать у хозяйке дочку старшую. Хмурая барыня Евпраксия Алексеевна с самого утра, как привезли почту, не в духе. А как узнает новость барышня, Наталья Петровна, так и заголосит небось, а то и посудой кидаться начнёт. С неё станется!

Крутенького характера юная барышня – в маменьку. Третьего дня Глашке, подавшей слишком, по её мнению, горячую воду к умыванию, ошпарила тем кипятком пальцы. Маша самолично потом Глафире пальцы мазала гусиным жиром, да пеняла, что не проверила та воду.

На её место кухарка свою дочку мечтала поставить, да уж больно хорошо Глаша с волосами управляется – те у неё словно сами в кольца сворачиваются и на головке барышниной покойно укладываются. Вот и отомстила кухарка. Помог жир, даже волдырей не осталось. Зато теперь Глафира никому из дворни, крома Маши, не верит. И правильно делает!

Теперь Глаше осторожной надо быть вдвойне. А всё оттого, что в гости едет троюродный братец Петра Николаевича. Да не просто так, а с намерением! Мечтает он жениться на Наталье Петровне, первой дочке господской, старшенькой, раскрасавице. Ни разу её не видел, да на приданое щедрое разлакомился. А как увидит светлое личико Натальи Петровны, так и вовсе упрётся.

То и господам ясно, да как дело повернётся, неведомо. Могут отказать, уж больно родство близкое, а могут и согласиться, коли сам из себя и с капиталом. Да всё это дело господское, а вот сенным девкам да горняшкам может туго прийтись. Всё от барыни зависит, как распорядится, так и станется.

Как распорядится? Кому выпадет горькая участь прислуживать да постель греть господскому гостю? Коли не приглянется с первого взгляда гость нежданный – так приставит лакея. А если с виду благородный господин, да молод, да собой пригож – так и девку отправит в горницу к нему. Как бы не Глашку! Она ведь девка ещё, да сохнет по кузнецову сыну…

Но все они – в воле барской. И не только воды гостю подать умыться-побриться, но и в ночи изведать, каков он по женской части: горяч ли, спокоен ли, не крутенького ли нраву. Оттого и поджимаются в испуге Машины пальчики да по позвоночнику мурашки бегут. Оттого и торопится она Глафиру предупредить до того, как к матушке-барыне её позовут.

Можно ведь и хворой прикинуться, травку нужную Маша знает, так пузо сведёт, что до знахарки отправят, а не в спальню к гостю нежданному. И спрятаться не выйдет!

Чай подать – дело нелёгкое

Едва гость на пороге появился, как позвала его хозяюшка чаю откушать, да новости последние о себе рассказать поподробнее. Господам беседа, а Маше – труд тяжкий. Это у вас в 21 веке чашки чайные на стол поставил, конфет в вазочку насыпал, а чайник на газу вскипит за три минуты.

В нашем 1809 году всё сложнее. И тяжелее.

Бисквитница эта – особая гордость барыни. Из самого Парижу ей привезли эту диковинку ещё во времена её собственного девичества. Для самых дорогих гостей из горки посудной её достают. Хитро она устроена, бисквиты в ней совсем не черствеют оттого, что заперта. Одно нажатие пальчиком, и она раскрывается, как цветок.

Пока Маша скатерть стелит, кухарка чайный поднос готовит. Маше его нести надо осторожно не только потому, что кипяток расплескать нельзя. Под чайником тем хитрым, бульоткой который кличут, огонь сам собой горит.

Льют туда спирт, что на винокурне господской гонят, да поджигают. вечером этот синий дьявольский огонь очень страшновато смотрится. А хозяева над Машиными страхами смеются и над тем, как её личико в синем том свете выглядит.

Несёт этот поднос Маша, а он тяжёлый, да чайник сам собой качается на этих рогульках. Того и гляди, ошпарит. Да она уже привычная, знает, как правильно рогульки на ребристый поднос поставить и так плавно шагает, как лебёдушка плывёт, тот и не качнётся даже.

Но это только чайник. А есть ещё вазочки серебряные да хрустальные с прибором фарфоровым, из Китая привезённым. Чашечки в нём такие тоненькие, что даже прозрачные. И расписаны цветами дивными.

Фарфор тоненький, прозрачный, драгоценный. Попотчуйся, гость дорогой! Оцени заботу и достаток хозяйский.

Когда-то давно Маша разбила одну тарелочку из того сервиза. И до сих пор помнит, как болела спина после розог. Больно было – страсть просто! Да понимала Марья, что натворила, что виновата. И теперь этот сервиз никому не доверяла, сама расставляла на скатерти, любуясь дивными цветами заморскими, хризантемами.

И всё это великолепие Маша на столе расставляет под бдительным оком экономки. Ей ответ держать перед барыней за малейшую оплошность её подчинённых.

А из-под платка отслеживает взгляды жениха самозванного: оценит ли тонкость фарфора, богатство убранства, щедрость господскую. Не вспыхнут ли алчностью глаза, не дрогнут ли губы в ухмылке хищной. Вот в этот момент, когда лакеи вносят главное украшение – вазу серебряную с рыбой!

Дёрнулся глаз! Как есть дёрнулся. Не смог алчности своей скрыть, сверкнули глаза восхищением и жадностью. А Машенька как раз в этот момент на подставку сию торт воздушный водрузила.

Ох, недаром старались барыня, Евпраксия Алексеевна и Наталья Петровна, учили Машу, как руки поднять, да как двигаться. Рубашонка у Маши так натянулась на известных округлостях, что гость аж закашлялся. Сипло так, с отдышкой, нехорошо. А потом не столько чай прихлёбывал, сколько наливками да настойками баловался. И всё на Машину грудь поглядывал. Пышную да вольную, корсетами не стянутую, сарафаном узорчатым подчёркнутую.

Марья в это время прям напротив него стояла, за спиной Евпраксии Алексеевны, очи свои в пол потупив. И только кусочки барыне своей отрезала да на тарелочки подкладывала то, на что её пальчик указывал. За мужчинами лакеи стояли, свою работу исполняли. А на столах такое ароматное изобилие, что глаза разбегаются

Пироги на поду печёные и пряженые в масле (коли рецепты нужны, так я готова!) с творогом, курагой и изюмом, с абрикосами свежими, соком истекающими, с зайчатиной, с рисом шафранным, с белугой, крольчатиной и свининой мелко нарубленной, с грибами и селёдками. Калачи, ситники да саечки крупитчатые.

И так Маша хитро расставила пироги, что как ни потянись, куда ни укажи гость дорогой, так непременно на солёные пироги попадает. А каждому на Руси известно, что сладкое на столе – для гостей любимых, дорогих, а солёная – для нежданного гостя, нежеланного.

А как хохотали потом барыня с дочками, когда лакеи передавали потом в лицах, как отреагировал гневно батюшка, Пётр Николаевич, на просьбу прислать ему девку Марью той же ночью. Мол, рубашка у него в дороге прохудилась, починить надобно да прачке снести.

Как после такого афронту нетрезвого свататься?

А Марья за смелость свою да находчивость платок получила. Краасивыыый, с кистями. И разрешение к матушке в деревню сбегать, проведать. С гостинцами! До земли поклонилась Маша барыне своей, убежала к матушке радостная, а в горнице девичьей ещё долго девицы Благодатские хохотали.

Глава 3 Почём душа ваша, Маша?

Тяжела и неказиста жизнь прислуги. Как только снесла вниз Мэри посуду от завтрака, так и унеслась наверх. Мыть посуду – не её забота. На кухне, хоть и теплее, да сейчас кухарка вся в трудах – обед проворит.

Гостя ждут хозяева, так что ей помимо сегодняшнего обеда хозяйка дала задание сделать желе. А его готовить в 1809 году, это не вам развести пакетик желатина – это на крохотном нагреве варить кости говяжьи или овечьи пару дней понадобится.

Да не ребра, а голяшки или лытки, так что самое время озаботиться, кладовку проверить, запасы перечесть, меню продумать да хозяйке на проверку отнести.

Сложив и убрав в буфет скатерть со стола, Мэри прошлась веником по коврам. От греха подальше, пока ей новую пыльную работу не нашла вездесущая экономка, сбежала она в комнаты юных хозяек. Там тоже работа для неё всегда сыщется.

От завтрака до обеда вертится Мэри, как заведённая. Сейчас в верхних комнатах пусто. Пользуясь хорошей погодой, барышни отправились на прогулку, а ей ещё предстоит взбить и проветрить их постели, вынести содержимое ночных ваз и вымыть их, заправить постели заново, да так, чтобы экономка, которая обязательно проверит качество её работы, не начала высказывать ей замечания.

Сегодня по расписанию, составленному для неё заранее, самое время заняться щётками для волос.

Собрав в передник все гребни и щётки, Мэри спускается в прачечную. в тазу разводит мыльную стружку и начинает работу. Драгоценные щётки миссис Беннет, подаренные ей к свадьбе – предмет особой гордости хозяйки. Украшенные самоцветами, они однажды попадут в приданое одной из её дочерей или будут оставлены в наследство. Зная взрывной характер хозяйки, Мэри догадывается, что последний вариант вероятнее всего.

Позолоченное серебро чистится особо аккуратно. для очистки щетины Мэри заваривает кипятком отруби и протирает ими свиную щетину. Надо быть внимательной, чтобы резные ручки не запачкались. Ими же чистится и черепаховый панцирь, из которого сделан гребень. Осталось только протереть всё фланелью и заняться менее пафосными щётками юных мисс.

На щётку мисс Китти даже смотреть страшно. Здесь придётся всё тщательно отмыть в мыльной воде. и вот уже стараниями горничной, чей труд незаметен и привычен, щётка становится предметом гордости юной леди.

Впрочем, Мэри знает, что с любовью Китти к природе и валянию среди цветов на лугу, она очень быстро загрязнится вновь.

Вычистить щётки мисс Лиззи и мисс Джейн, кокетки мисс Лидии и тихони мисс Мэри – пара пустяков. Они всегда опрятны. У старших мисс они из тяжёлого серебра и черепахового панциря. В наборах и расчёска, и щётка, и зеркальце, и щёточка для одежды, есть даже маленькая щёточка для ногтей. Их не видно тут, они наверняка в ридикюлях.

Разложив вымытые аксессуары для просушки на туалетных столиках мисс, Мэри вновь спускается вниз. Ей ещё предстоит вычистить все щётки для пола, отчистить от грязи скобу у крыльца и натереть все ручки на дверях, чтобы сияли. Коробочка с мелом и лоскут фланели уже ждут её, а экономка вздыхает и хмурится. Как только вся грязная работа по дому выполнена, самое время бежать наверх, переодеваться.

Белоснежный накрахмаленный передник с аккуратной наколкой в волосы уже ждёт хозяйку разложенный на кровати, каки чёрное бумазейное платье. На туалетном столике, рядом с кувшином и тазом для умывания, лежит щётка для ногтей. Умыться, вычистить малейшие остатки грязи ей куда труднее чем благородным девицам, причесаться и переодеться – на всё совсем немного времени.

И вот она уже внизу, с книксеном открывает двери вернувшимся с прогулки хозяйкам.

А ей ведь надо ещё собрать цветов, чтобы украсить свежими букетами дом! И она торопится по замшелым дорожкам парка на полянку, где как раз сияют рассыпанными солнечными зайчиками нарциссы.

Встретить тут постороннего почти невозможно, но Мэри всё равно торопится, ей не хочется вновь становиться мишенью для мисс Лиззи или экономки.

Всё время до обеда она находится в людской. Раз за разом звенит колокольчик, вызывая её то в комнаты мисс, то в комнату миссис. И только в библиотеку, кабинет и личные комнаты мистера Беннета отправляется лакей.

Кому и куда бежать, показывает специальная доска, на которой колокольчик и значок отмечают комнаты, в которых дёрнули за сонетку.

Красивая вышитая лента есть в каждой комнате. Это – предмет особой гордости, часто их вышивали девушки из благородных семей, показывая всем гостям своё искусство во владении иглой.

В Ловуде, загородном поместье, Мэри не так часто приходится открывать двери гостям, как пришлось бы в городском особняке. Но и тут ни минуты девушка без дела не сидит. Сегодня её посадили помогать кухарке – чистить яблоки для пирога. пара долек, отправленных в рот, вызвали искренний смех поварихи и экономки.

На плите побулькивает бульон для будущего желе, ароматно пахнет корицей и девушке даже налили чаю, чтобы утолить голод. Вместе с сэндвичем с огурцом, выращенным в теплице, это настоящее блаженство для неизбалованной деревенской девчонки.

Вот уже и обед поспел. На обеде и ужине в столовой командует дворецкий, а разносят блюда горничная и лакей.

Пока хозяева наслаждаются обедом, слуги тоже могут пообедать. Это во времена королевы Виктории придёт обычай "русской подачи", когда несколько перемен блюд подаются постепенно. Сейчас на столе стоит всё вместе: суп, запечённый картофель, сыры, ветчина или ростбиф, соусы, вода, вино и даже десерт на буфете.

Для слуг наступило блаженное время отдыха. Никогда господский обед не длился менее часа. Можно неторопливо сытно и вкусно покушать, передохнуть на заднем дворе, посплетничать и даже выкурить трубочку, чем господин дворецкий и занялся, оставив женщин отдыхать.

Дом, милый дом. Радостная, бежала Маша к матушке своей, в крепкую избу недалёкой деревеньки. Крепко сжимала она в руках ручку корзинки с гостинцами, для меньших братьев и сестричек припасённых.

Высушенные в сухарики маленькие кусочки белого хлеба – такого Маша и не едала никогда до барского дома. Свою долю редких лакомств от барского стола Маша съедала редко – пару раз потешилась, да и довольно. Младшие её никогда такого не пробовали, горбушке ржаной радовались, солью присыпанной.

Не сказать, что совсем голодно жили, оброк платили исправно, на барщине не убивались особенно. Матушка её, крепкая и телом, и здоровьем женщина, успела произвести на свет 12 деток, да почти все они померли от оспяного поветрия, когда самой Маше уже 10 исполнилось и её в барской усадьбе крепко-накрепко заперли. Чтобы домой не сбежала и в в усадьбу заразу не принесла.

Тогда барскую усадьбу барин велел запереть и за калитку никто не смел выйти. Скотница Ульяна, матушка Глафиры, тогда тайком-тишком в деревню наведалась, родные у неё там были. Думала, не узнает никто, да не знала, что барин своих псов со сворок спускать велел Те-то лай и подняли.

Ульянку обнаружили псари, да рогатками да ворота усадьбы вытолкали. Все померли: и Ульяна Тимофеевна, и вся её родня. Одна Глашка осталась, сиротой горемычной, бесприданницей. Ибо барин все избы с поветрием сжечь велел. Со всем скарбом так всё по ветру и пустили.

Как потом сказывали, прибился к деревне пацанёнок пришлый, беглый, видать. На сеновале дальней избы, у самой околицы, схоронился. Да по крикам нашли его, как в жару метаться стал. Дурные бабы его пытались водицей колодезной отпаивать, да сами и заразились.

После того поветрия привёз барин доктора, что всем его чадам и домочадцам на руках надрезы делал, да втирал в них дрянь какую-то. Даже Маше сделали, впрочем, как и всей дворне, включая огородниц, от младенцев до стариков. Никого не пропустили! Бабы сначала вой подняли, да как хозяин сказал, что день барщины за то каждой семье спишет, так и примолкли.

Немало хворей по деревням со странниками ходит, тот доктор сказывал. То кашель нападёт, то горячка такая, что всё тело ломает и в жару бьёшься сутками напролёт. Бывает такая зараза, что незаметно чахнуть человек начинает, а бывает, что за несколько дней помирает в страшных муках.

А Машины родители тогда как раз на барщине были, в дальнем овраге, где капуста барская самая крепкая растёт. В балагане решили несколько дён переждать, поработать без толку до дому не бегая. И скотину даже с собой пригнали со строгим от барыни приказом не травить поля хозяйские. А чего их травить, коли у оврага самая зелёная да сочная трава растёт, которую как раз и полоть бабы отправились.

Спасла их капуста. Как есть спасла! Половина деревни перемёрла, а кто выжил, те с рубцами на физиономиях долго сами своего отражения в речке да пруду пугались. Но и Машины младшие братья с сёстрами, что у бабушки были оставлены на пригляд, в том же поветрии сгинули вместе с бабушкой. Все вшестером потом в том пламени сгорели.

А дом Маши, что отец к свадьбе срубил, осиротел на детские голоса, а матушка больше понести не могла. Четверо их осталось, и маша среди них – средняя, да самая на личико пригожая, самая голосистая, за что и была барыней примечена.

Едва переступив порог да на иконы в красном углу перекрестившись, Маша свою корзинку отнесла за печь, в бабий кут. Матушка потом сама разберёт гостинцы. А пока ей помочь надобно.

Схватив небольшой топорик, побежала Маша к ивам, что за околицей у пруда росли да нарубила веток молоденьких целую кипу. С трудом волоча за собой по деревне сноп прутов для кролов, заприметила она, что соседские мальчишки расшатали доски в заборе – никак опять за яблоками незрелыми повадились. Не сказывая матушке, заколотила щепой расшатанные доски накрепко. С тех яблок по лету насушенных, да по осени в лари ссыпанных их батюшка на рынке весной немалую деньгу получал. Немногие яблоки до весны крепкими лежат, а батюшка секрет ещё от своего деда знал, да не выдавал никому.

Удивилась Маша тишине в дому: вроде и печь тёплая, а не слыхать никого. Видать, или на покос ушли, или в поле работают. В огороде нет никого, так и Маша сиднем сидеть не будет: пару гряд прополола от сорной травы, которую в коровник снесла, падалицу собрала да в решето ссыпала. Заметила, что вишня поспевать стала – о том экономке бы сказать не забыть. Она, хоть и такая же крепостная, да рангом самая высокая в доме, ближе её хозяйке только её нянька будет. Уж её Евпраксия Алексеевна завсегда слушала, хоть и смеялась над её причитаньями да воркотнёй изрядно.

Не зная, когда вернутся родные, не стала Машенька тесто заводить, перекиснет ещё. а вот яблоки собранные нарезала ломтиками, да на чердаке на рядне и разложила. Малая работа, а всё матушке облегчение…

Воды натаскать от колодца, огород полить, полы вымыть да стол обеденный выскоблить песком начисто ей в радость в родном-то доме. да время летит, пора уже в усадьбу возвращаться. Помолившись перед родными иконами, отправилась Мария Тимофеевна на службу свою, в дом господский. Чистый, большой, уютный, тёплый…Хозяйский.

В котором она – лишь вещь, имеющий и ценность свою, и цену.

Глава 4 Маленькие радости маленькой служанки

После церковной службы (утренней уборки и растопки каминов) Мэри отправится домой, к матушке. Сегодня у неё законный выходной. Правда, уйти она должна после церковной службы и вернуться в поместье – до 22.00. До того святого для британцев часа, как дворецкий запрёт на ночь двери и проверит все окна, иначе штрафа и выволочки не миновать.

Помните бессмертного Бэрримора? Это его святая обязанность и привилегия: проверить, что всё заперто, везде потушены свечи и камины.

Почистив и повесив у окна проветриваться свои рабочие платья, Мэри одевает прелестное платьице, которое ей подарила миссис Беннет на прошлое Рождество. Это платье из тонкого полосатого сукна цвета какао мисс Китти случайно порвала на перелазе, возвращаясь из Мэритона от тётушки.

Прореха на боку не сильно бросалась в глаза, но штопать его не стали. Вместе с остальными вещами мисс Китти и мисс Лидии его отдали Мэри. А вшить в прореху карман горничная догадалась сама. Свежий кружевной воротничок Мэри вышивала сама, как и оборки на выходном чепчике. Мило и практично!

Осталось помочь одеться старшим мисс Беннет и можно отправляться в церковь. сегодня все должны выглядеть безупречно! А Лидия всё копается…

Конечно, перед выходом из дома Мэри снимает чепчик и белоснежный фартук, а нарядный воротничок уже приколот к вороту. Само платье под плотным плащом из колючей шерсти, защищающим от пронизывающего ветра, не видно. Но походка Мэри, знающей, что она одета нарядно, на выход, от этого сильно меняется. Её шляпку сегодня украшают свежие нарциссы. Вон, как смотрит на неё сынок сыровара. Даже проповедь слушает невнимательно и получает от батюшки своего ощутимый тычок в бок.

Мэри сидит слева, на третьей скамье, сразу за своими господами, и отлично видит, что происходит справа.

Сегодня в сумочке Мэри притаилась небольшая вчерашняя булка и кусочек ветчины. Свою долю на завтрак Мэри припрятала в салфетку, чтобы побаловать матушку, ей и простой каши сегодня хватит. А саму полотняную салфетку тоже можно оставить дома. Хорошее полотно, да ещё и с вышивкой, тоже денег стоит. И пусть продать не получится из-за невыводимого пятна от соуса, зато и самим попользоваться не грех тем, что на стол господам уже положить зазорно.

Март на дворе, начинаются полевые работы, а у мисс скоро новое обновление в шкафах произойдёт. Что-то они оставят для себя, для переделки, а что-то и Мэри достанется. Полинявшее, прохудившееся, ветхое. На минувшее Рождество Мэри много вещей матушке принесла. Что-то переделали для её младших сестричек, а что-то продали.

Ткани на платьях юных мисс всегда отменного качества, а ручное кружево, даже тоненькая ленточка, дорого стоят. Простой селянке или фермерской дочке платье новое такого качества, как и благородных мисс, не по карману, а вот слегка поношенное – вполне.

Шляпка, которую мисс Лидия купила в Мэритоне, наполовину распорола, желая переделать, да так и не переделала, тоже оказалась в том свёртке. Наверное, мисс Китти с мисс Лидией сами сунули её туда.

Если бы миссис Беннет заметила, она бы стала браниться и велела Мэри обновить отделку, коли барышням лень. Основа совсем новая и соломка яркая и блестящая. Сегодня эта шляпка украшает головку самой мисс Мэри, а её никто даже не узнал, только мисс Лиззи глянула насмешливо, но ничего не сказала, а с неё станется – эта мисс за словом в карман не лезет!

Бальные башмачки и прогулочные ботинки, из которых выросли обе мисс, совершенно крепкие, только немного поношенные.

Кстати, интересный факт, о котором вы вряд ли знаете: вся обувь на ножках мисс, миссис и даже мистеров в те времена шилась без разделения на левую и правую стопы. И создатели сериала "ГиП" в 1995 году (подумать только, 30 лет ему в этом году исполняется!), честь им и хвала, не стали изменять исторической правде. Вся обувь сшита исторически правильно, без разделения, но по меркам актёров. Обошлось без натёртостей, травм и мозолей

Видела Мэри, как поглядывала на те башмачки экономка миссис Беннет. За них в лавке можно не один шиллинг выручить. Ботинки-то модные, господские, на каблучке изящном, из отличной телячьей кожи.

Мэри сама их носить не станет, больно дорого, а матушка в Мэритон их снесёт. В городской лавке, если их предварительно хорошо почистить и смазать жиром для мягкости, можно продать любой горожане среднего достатка. У лавочника тоже дочка на выданье. Вон она, вторая слева стоит, рядом с батюшкой своим.

До дома Мэри идёт вместе с родными, которые не могли пропустить воскресную службу даже сейчас, когда и землю надо пахать, и за коровами присматривать – отёл скоро, и овечки с малышами того и гляди через перелаз на чужое поле сбегут.

Много у них новостей: у младшего братишки зубки режутся, старший брат нанялся в лавку, мясо рубить, а батюшка чуток простудился, надо бы ему горчичники поставить да в носки её сухой перед сном насыпать. Да как убедишь упрямого мужчину, что это для его же блага куда полезнее, чем 4 пенса за пинту эля в пабе оставить. В пабе веселее, и не пилит никто…

Слушает ворчание матушки Мэри и всё крепче её убеждение, что ей с местом повезло! Пока она в услужении – не будет у неё семьи. Слуга только одному господину служить должен! А муж для жены всегда первый после Господа.

Вот сосватается к ней кто-нибудь, так уволят её тут же, коли согласится. А потом рожать без остановки, как матушка: семь ребятишек у неё, мал мала меньше.

Лицо, некогда столь же свежее и прелестное, как у Мэри, обветрилось, морщинки горькие появились – троих малышей она схоронила – и это немного, поверьте. Руки огрубели от вечной стирки, от мытья посуды в холодной воде, от дойки да уборки навоза в стойле.

До дома Мэри идёт вместе с родными, которые не могли пропустить воскресную службу даже сейчас, когда и землю надо пахать, и за коровами присматривать – отёл скоро, и овечки с малышами того и гляди через перелаз на чужое поле сбегут.

Много у них новостей: у младшего братишки зубки режутся, старший брат нанялся в лавку, мясо рубить, а батюшка чуток простудился, надо бы ему горчичники поставить да в носки её сухой перед сном насыпать. Да как убедишь упрямого мужчину, что это для его же блага куда полезнее, чем 4 пенса за пинту эля в пабе оставить. В пабе веселее, и не пилит никто…

Слушает ворчание матушки Мэри и всё крепче её убеждение, что ей с местом повезло! Пока она в услужении – не будет у неё семьи. Слуга только одному господину служить должен! А муж для жены всегда первый после Господа.

Вот сосватается к ней кто-нибудь, так уволят её тут же, коли согласится. А потом рожать без остановки, как матушка: семь ребятишек у неё, мала мала меньше. Лицо, некогда столь же свежее и прелестное, как у Мэри, обветрилось, морщинки горькие появились – троих малышей она схоронила – и это немного, поверьте. Руки огрубели от вечной стирки, от мытья посуды в холодной воде, от дойки да уборки навоза в стойле.

Оттого, хоть и готовит себе Мэри приданое, а мечтает дорасти до экономки в доме миссис Беннет. И пусть мистер Беннет уже мужчина в годах, новому хозяину Лонгбона понадобится прислуга, которая всё и всех знает в округе, так почему бы не Мэри подсуетиться.

Вот уже и смеркается, пора возвращаться. Нежно целует Мэри матушку, батюшку и малышей, но возвращение в господский дом, просторный, тёплый, красивый – как путешествие в другой мир.

Стоило Маше подойти к воротам имения, как услыхала она звон колокольцев почтовых. И так они заливисто и радостно звенели, так свистал с облучка ямщик, что Машенька остановилась в недоумении. А тот радостно улюлюкал, стоя на облучке, да шапкой размахивая.

– Передай барину, что война со шведами к финалу близится. Виктория! Как во времена Петра Лексеича. Передай. – Он ловко кинул Маше прямо в корзинку связку писем и несколько газет, а сам, развернув тройку, рванул дальше, даже коней не напоив. И только, заворачивая коней прокричал фразу непонятную.

Сломя голову, метнулась Маша с почтой в сени, а там и в господские покои, спеша передать почту, да, споткнувшись о порожек растянулась во весь рост прямо у ног управляющего.

– Чего носишься, оглашенная, никак пожар где? Колокольцы больно быстро отзвенели, нешто почта? – Сильные пальцы оторвали оглушённую девицу с пола да встряхнули слегка. – Ну неси, коль так торопишься, нешто вести важные, коли носа расшибить за ради них не жалко. – И слегка шлёпнул Марью пониже спины, то ли подгоняя, то ли с намёком каким..

Робея, вошла Маша в библиотеку, куда дворне женской путь был строжайше заказан без особого вызова. Подала с поклоном связку, что бросил ей почтмейстер и только и молвила, глаз от полу не поднимая, что вести, мол, важные, с полей бранных.

– Почтальон велел передать, что даз Швёдишен кёнигсрайх скоро капут.

В тот же день батюшка-барин слегка перебрал с наливками да настойками, радостно выговаривая на ворчание своей супруге:

– Ах, душа моя, Прасковьюшка, да думали ли мы, что сбудутся чаяния? Ведь не просто так радуемся. К миру все идет! Никак к осени и заключат договор со шведами, а там глядишь и блокаду континентальную усилят британцам. Где им воду брать, если шведы свои порты для них закроют? То-то! А у государя Александра Павловича губа не дура, он уже Финляндию под крылышко российского орла взял, так и еще землицы урвёт, не сомневайся! Ведь только в марте графу Шувалову две тыщи шведов сдались, а граф Барклай де-Толли с князем Багратионом недаром маршем в марте месяце по Ботническому проливу рванули. К победе этой спешили. Воинам нашим в туретчине легче станет. Авось, и там сдюжим султана османского.

Дворня, испуганная и обрадованная, с трепетом прислушивалась к новостям, громко вещаемым обрадованным барином. Были у каждого забритые в солдаты – кто сына, кто племянника, кто дядю отдали непрекращающимся войнам, ознаменовавшим начало 19 века. Каждый с трепетом ждал возвращения родной кровинушки, да редко кто дожидался. По 25 лет служили солдатики в те годы на Руси Великой.

А Маша за радостную новость получила из рук барина серебряный рубль! И никто не отобрал заветный подарок…

Радости радостями, а работать надобно. С поклоном обратившись к управляющему, рассказала Машенька о зреющей вишне, за что получила от него похвалу и одобрение. А от сенных девок – косые взгляды да шёпот страдальческий.

И уже на следующее утро закипела в саду работа. Обобрать вишню надобно на киевское варенье осторожно, не помяв, и только совершенно зрелые.

Рецепт настоящий! А уж какая вишня вкусная!!!

В огромных медных котлах на заднем дворе кипел сахарный сироп: растворённый в соотношении 2,5 фунта сахара к литру колодезной воды (1 кг на литр воды). В него прямо на решете опускали ягоды, да там и оставляли до остывания сиропа. Потом, не вынимая, вновь кипятили около 10 минут. И так повторяли 4 раза, не меньше.

К вечеру вынимали решёта и оставляли ягоды подсохнуть, а утром пересыпали ягоды пудрой сахарной да трясли в решётах над чистым полотном.

Трое суток трясли каждое сито по десять раз на дню, а кто ленился и давал ягоде сок пустить или загнить, тех за волосы барыня лично таскала нещадно за испорченный сахар: ягоды-то много, сахарная пудра дорога.

По серебряному рублю, по пяти – ассигнациями, продавала барыня в столице нежные цукаты, не боящиеся сырости, сочные и вкусные. А фунт – это всего 409,5 граммов!

Хранили и перевозили киевское варенье в холщовых мешках, а продавали в бумажных пакетах. И никогда барыня в накладе не оставалась. Целые поезда подвод снаряжая в столицу, где не гнушалась держать личную кондитерскую лавку. Не только вишню так заготавливали, но и малину, и клубнику, и сливу, и абрикосы.

А какие ароматные пироги с сухим вареньем получались – объеденье просто! Ни одна сенная девка или горняшечка не увиливала от тяжёлой работы. Всем дело находилось. За то и куксились на глазастую Марью, что работы прибавила. Ну да летом каждый день год кормит, Маша не роптала. Всё едино в барском дому так не ломались, как в поле. Зато ягоды зрелой много можно было мимо лукошка пронести.

Барыня в рот не заглядывала, да песни петь при сборе ягодном не велела. Вот малина пойдёт – так запоют рощи девичьими голосами. Малиновое варенье в три раза вишнёвого дороже.

Пропитанный ароматным соком сироп заливали в глиняные крынки и завязывали свиным пузырем и бечевой. Пузырь ссыхался, и зимой благоухал свежей ягодой на весь дом, когда хозяева чаёвничать изволили. Дворня без своей доли тоже не оставалась, кто те крынки считал? Да не своевольничала сверх меры, а то конюшня рядышком…

Глава 5 Сельские пасторали

Общественное положение, статус и доход делали жизнь англичан, и особенно – англичанок, максимально дистанцированными.

Нам сейчас невозможно осознать всю ту пропасть, что лежала между людьми разного достатка. Именно поэтому я отвернулась от мисс и миссис Беннет и рассказываю о жизни их прислуги. Мне это интереснее, чем вечные балы и беседы лентяек в муслине, о жизни которых не один том написан.

Мэри стояла перед мистером Эткинсом, дворецким, потупив глаза и не смея даже поднять на него взгляд. Сухощавый желчный старик, злобно шипя, выговаривал ей за поведение, неподобающее юной девушке в приличном доме, коим, несомненно, является дом мистера Беннета.

Причиной выволочки стала щётка. Та самая, которой Мэри подметала главную лестницу именно в том момент, когда мистер Беннет решил спуститься из своей спальни на втором этаже в библиотеку, расположенную на первом

Что уж ему там понадобилось в столь раннее утро, Мэри ведать не ведала.

Всего шесть часов утра! Она уже успела вычистить и растопить камины в покоях первого этажа и вымести пыль из общего коридора на втором этаже. Всё её внимание в этот момент было уделено главной лестнице.

Величественная, красивая, с резными балясинами, выполненная из тёмного полированного дерева, она требовала особого ухода. Мэри уже очистила от пыли и неизбежной грязи верхний пролёт и поворот, как раз отчищала метлой особо присохший к ступеньке комок земли, когда мистер Беннет начал спускаться по лестнице.

Она просто не заметила хозяина! Не успела отвернуться носом в угол, как того требовали правила поведения для прислуги, и продолжала борьбу с комком земли.

Когда она нос к носу столкнулась с хозяином, то просто от изумления и неловкости выпустила из рук злосчастную щётку и та упала черенком прямо на хозяина поместья!

Конфуз, скандал и повод к увольнению.

Да, вам смешно, мой дорогой читатель! Особенно, если вспомнить разных баб-Мань, прибирающих в наших поликлиниках и офисах и бормочущих: #Ходют тут и ходит, топчут и топчут, грязюку носят, нет бы дома сидели!#…

Для девушки из английской деревни, прислуги в богатом доме, подобный афронт очень часто мог закончиться увольнением. Иногда даже без рекомендаций! Их отсутствие – веский повод для будущих нанимателей задуматься о поведении и честности девицы и …отказать.

Так что не зря Мэри дрожала сейчас перед таким же слугой, как она, но имеющим несравненно более высокий статус. Пусть выговаривает, пусть брызжет слюной, но не выгоняет из дому.

Вернуться в дом матушки, к хлеву, коровам, овцам, чадящей кухне, грязному загону со свиньями для неё сейчас – падение в пропасть. За спиной начнут шушукаться, пойдут сплетни: ведь совсем недавно в гости к Беннетам приехал молодой пастор, будущий наследник имения.

Всё могло случиться. Мэри наверняка застали за неподобающим поведением, иначе бы не выгнали без рекомендаций. Её даже замуж теперь никто не возьмёт с таким пятном на репутации! И болтать будут долго, не один год, ибо скучна жизнь в захолустье на новости, особенно скандальные.

Всё это Мэри знала, всё понимала, но мистер Эткинс повторял все её страхи вслух, отчего на глаза девушки набегали жаркие слёзы стыда и страха.

– Идите мисс, выполнять свою работу и впредь будьте предельно внимательны! Я не потерплю в Лонгборне от вверенных мне слуг подобного падения нравов.

Не веря себе, Мэри присела в коротком реверансе и опрометью кинулась в свою комнату, выплакаться, умыться и переодеться перед завтраком.

Счастье, что она не потеряла место, буквально окрыляло её.

За столом она сидела тише мышки, а потом вернулась к привычным делам. И не забывала Бога благодарить, что мистер Беннет настолько неразговорчивый джентльмен, даже супруге своей ничего не рассказал.

Миссис Беннет сегодня была особенно не в духе, ибо мисс Лиззи всячески от мистера Коллинза, гостя-кузена, пастора по совместительству, ускользала. Мистер Коллинз искал её и в саду, и в библиотеке, и в верхних комнатах, и в нижних. Даже в прачечную нос любопытный засунул, куда Мэри как раз снесла хозяйское бельё. А на такие предметы дамского гардероба, что Мэри в тот момент сортировала, даже мужу смотреть не положено!

Хорошо, что Мэри быстренько прикрыла ладошками самое интимное бельё, а то бы ещё одной выволочки ей не избежать, на этот раз от экономки. А то аж вспыхнули любопытством маленькие глазки на полном лице мистера Коллинза.

А что вы хотели – холостяк! Таких предметов он ещё не видел, если только…

Разобрав и замочив в кадке батистовое дамское бельё, Мэри принялась за более плотные ткани. На манжетах мистера Беннета обнаружились пятна от чернил – их она замочила в молоке, пятна от свечного воска очистила и пролила кипятком, следы клея залила крепким джином с содой. Куда сложнее было отстирать пятна от фруктов с платья мисс Лидии. Пришлось долго тереть в холодной воде с уксусом, а потом тщательно прополоскать в горячей воде.

Закончив в прачечной, Мэри заглянула к миссис Хилл, экономке, чтобы сообщить о выполненной работе и получить новые указания. С приездом гостя хлопот у всей прислуги прибавится: ей предстоит закончить стирку, а на кухне может понадобиться её помощь. Плита одна, и кухарке нужна будет вся её площадь и возможности.

Уверив Мэри, что с кипятком на завтра проблем не окажется, миссис Хилл велела отправляться Мэри к садовнику за шпинатом, мятой и зеленью к обеду, заглянуть к мяснику в лавку за свежей бараньей ногой и к бакалейщику – напомнить о поставке новой партии свечей.

Подхватив корзину пообъёмнее, Мэри отправилась в путь.

Машенькины горести или Мученья автора, для мисс Беннет непонятные

Ох, недаром говорят, что жизнь полосатая. То платок на Машину голову свалился подарком, то рубль серебром. Всякая радость худую подкладку имеет. Недаром народ российский язвительную пословицу придумал.

Не всё коту масленица, будет и великий пост! Начался пост и в Машиной жизни, такой спокойной, такой размеренной. А всё с того самого шлепка началось. Не стало ей прохода от господина управляющего. Да ладно бы вольного, а то ведь такого же крепостного, как и вся дворня в доме господ Благодатских.

То он велит ей, личной горняшке барыни, Евпраксии Алексеевны, присутствовать при пересчёте столового серебра и фарфора. То начнет отчитывать за недовольство барыни прислугой своею, нерасторопный да ленивой, два решета вишни так и упустившей из вида и подгнившей…

Больше всего Машеньку его взгляд пугал: пристальный, жадный, непонятный.

А тут случилось страшное – захворала барыня, Евпраксия Алексеевна.

Первой неладное почуяла именно Марья, свернувшаяся калачиком на своём войлоке у изголовья барской кровати. Как ни уставала она за суматошный день, а сон имела чуткий, по единому скрипу кровати просыпалась.

Вот и заметила, что барыня, всегда засыпавшая быстро и покойно, в этот вечер всё вертелась, крутилась, места себе удобного найти не могла. А среди ночи вдруг застонала жалобно. Подскочила Маша, да к барыне метнулась, а та в жару мечется.

Пришлось Марье разбудить лакея барина да управляющего, а дальше понеслась дурная весть по дому. Менее, чем через полчаса за доктором на коляске господской кучер отправился, а Маше было велено при хозяйке находиться неотлучно до приезда врача.

Со страхом и трепетом ждали все в доме вердикта врачебного. А барыня то в жару мечется, то в холодный пот её кидает и жалуется на острую боль в правом боку.

Первым делом велел доктор принести в её покои большую бочку да наполнить её теплой водой, в ту бочку барыню усадить и давать ей пить прохладную чистую воду с каплями маковыми по чуть-чуть, но часто. А сам отправился к барину, Петру Николаевичу.

Думает он, что у барыни камни в пузыре желчном появились, да один камушек и сдвинулся. Помается барыня, Евпраксия Алексеевна, немало, да с Божьей помощью выздоровеет, коли камень маленький.

– А если большой, – посмурнел доктор, – то медицина помочь не в силах, только облегчить боль страждущей настойкой опийной. – И перекрестился.

Диета, которую доктор барыне прописал, несказанно удивила всех, а кухарку – так первую. Лёгкий куриный бульон, котлета куриная на пару и никакого студня, так долго готовившегося. Никакой буженины, копчёной свинки да жареных с маслом коровьим блинов. Этак барыне и с тела схуднёт, и с голода злиться будет.

Обошлось!

Отправил доктор барыню, которой после его лечения куда как полегчало, на воды целебные, в Карлсбад или Виши. Мол война в Европе идёт, а лечиться надобно. Курорты никто громить не станет!

Глава 6 Британская стирка и небританские страсти

Ох, уж эта большая стирка!

Она занимала в Британии не день, даже не 2 дня, а четыре! Как?! Нам, владелицам стиральных машин разной степени прогрессивности в это не верится. Давайте проверять с календариком:

День первый. Замочить!

Бельё отсортировать по плотности ткани и степени загрязнения. Бельё может быть как хлопковым, так и льняным, и даже шерстяным. Но не искусственным и не синтетическим – вот бы Гринписовцы и Антиойловцы порадовались!

Обработать все пятна подходящим пятновыводителем. Опять же, абсолютно натуральным. Вот бы я за этих любителей "Назад, к природе" порадовалась! Как следует прополоскать и замочить в холодной воде, которую надо самолично из колодца в прачечную вёдрами натаскать.

Шести вёдер хватит на первый день стирки одежды семьи из 7 человек плюс 7 человек прислуги (кухарка с девочкой-помощницей, экономка, камеристка мадам, дворецкий, конюх и сама Мэри). Так это только первый день!

День второй. Стирка!

Натаскать и нагреть воды. Натереть мыло (да, оно уже изготавливается промышленным способом и напоминает наше хозяйственное, хотя есть и нежное, туалетное, для дам) на тёрке. Развести стружку в горячей воде. Замоченное накануне бельё прополоскать и отжать вручную. Грязную воду (вручную) слить в сточную канаву, расположенную на задней части господского поместья.

Ага! Никакой канализации нет в природе. Именно туда, к канаве, Мэри ежедневно относит ведра с грязной водой от мытья пола и стен, содержимым ночных горшков, а помощница кухарки – воду от мытья посуды. На то она и сточная канава!

Амбре от неё непередаваемое. Сюда же попадает содержимое свинарника. Отходы жизнедеятельности лошадок и коровок отправляются на поле в качестве удобрения.

В горячей мыльной (и едкой) воде вальком бить бельё. Долго бить. Пока не отстирается.

Те, кто жил в общагах в конце 80-х знают простой метод. Очень похож. Вода, порошок, ведро и швабра + простыня или пододеяльник. Перекладина швабры снизу, ткань сверху, движения руками вверх-вниз. 7 минут активного бултыхания и можно отжимать и полоскать. Просто и эффективно! Аллилуйя стиралке-автомату, канализации и водопроводу!

День третий, полоскание

А что тут скажешь? Руки болят от тяжести вёдер, связки ноют от выкручивания, а кожа горит от ледяной воды. Развесила Мэри бельё тут же – рядом кухня и горячая печь. Так что до завтра всё успеет высохнуть..

День четвёртый. Глажка!

Это огнедышащие чудовище меньше всего похоже на утюг. Огромное тяжеленное чугунное тело с полостью внутри – туда Мэри маленьким совочком горящие угли насыпает, чтобы грелся равномерно. Впрочем, есть и утюжок для кружев, и валёк для постельного белья.

Валёк – выгнутая доска с насечками и ручкой. Простыня, скатерть или полотенце накручивается на скалку и вальком прокатывается по столу. Белье льняное, жёсткое после стирки, мягким да нежным становится.

А ведь помимо непосредственно стирки, есть у прислуги ещё и повседневный тяжкий труд: уборка комнат, проветривание матрасов и постелей, чистка и топка каминов. Вчера Мэри замешкалась, хозяина не заметила, и носом у угол вовремя не отвернулась, так её за это отчитали. Едва до увольнения дело не дошло.

Так что она с удовольствием сегодня провела в прачечной всё время после обеда. И лишила себя таким образом зрелища Большого Скандала. Ибо мисс Шарлотта Лукас увела из-под носа у мисс Лиззи мистера Коллинза.

Сама мисс Элизабет (мисс Беннет следовало называть только старшую незамужнюю дочь, остальных – по именам) от священника нос воротила и строила козью морду.

Чем уж он ей не понравился, Мэри было непонятно: высокий, симпатичный, услужливый. Правда, весь какой-то паточо-липкий. Ну так верно, это от смущения, ведь ему в будущем имение отойдёт, а мисс и миссис придется из имения съезжать. Вышла бы Лиззи за мистера Уильяма и всего делов. Все бы дома остались.

Подумаешь, без любви замуж выходить?! В 23 года уже как-то не до выбора, тем более с таким крошечным для благородной леди приданым: всего-то тысяча фунтов, и то, после кончины миссис они ей достанутся. С таким-то приданым не до переборов. Но мисс Лиззи всегда была леди своевольная и с характером.

Вон как ей красиво в любви признавались, даже картина за спиной – на ту же тему: молодой кавалер признается даме в нежных чувствах. На полотне девушка кокетничает и стоит глазки. Но наша мисс только фыркала и одёргивала родственника.

Мэри своими ушами слышала, она под окнами пряталась и подслушивала цветы для букетов в гостиную и холл собирала. Всё внимательно выслушала, чтобы точно знать, как благородные люди признания делают, а леди – соглашаются.

Ей не понравилось! Хотя мистер Коллинз так красиво говорил. Если б ей, Мэри, сын кузнеца или лавочника такие слова говорил, предлагая руку и сердце, она бы точно не устояла.

А что теперь?! От ворот поворот жених получил. И тут же себе замену нашёл, рядышком, леди Шарлотта как раз в гости к мисс Лиззи шла, они в саду и столкнулись.

Вот по этому поводу миссис Беннет скандал и устроила. Едва за доктором не послали. Прислуга тоже обсуждала в кухне ситуацию, да Мэри за плеском воды ничего не расслышала. Не до того ей было. Зато позже, при уборке, она в комнате миссис нашла под комодом шкатулку фарфоровую с отколотой с крышки фарфоровой фигуркой.

На каминную полку или туалетный столик благородной дамы такое уже не поставишь.

И продемонстрированная хозяйке изуродованная шкатулка (без содержимого) одним мановением кружев на руке рыдающей дамы отправилась к Мэри в карман. А вместе с нею и пара шпилек с жемчужинами на верхушках. Леди столько по дому и двору металась, что и не заметила, как они выскочили.

Кому горе, а кому-то прибыток!

Мэри искреннее мисс Шарлоттой восхищалась: умная, вежливая, спокойная, трезвомыслящая. Вот только совершенно не симпатичная. Нет в ней женского обаяния и на фартинг!

Кокетничать не умеет, глазки строить тоже, восхищаться речами джентльменов, чушь несущих. Так ведь при этом она – леди, дочка баронета! У неё выбор куда скуднее, чем у Мэри, например. За кого попало замуж не выйдешь, а приданое скудное.

Мисс Шарлотта небось уже и чепчик надеть собиралась, как знак, что смирилась с участью старой девы. Мол, к этой девице можно не свататься – откажет. Так что ей мистер Колинз как яблочко зрелое наливное, сам в руку упал. Она и довольна, как кошка, вылизавшая горшок сметаны.

Зато теперь она – невеста, и Лонгборн ей принадлежать будет. Самое время Мэри подсуетиться и себя зарекомендовать. Вызнать у мисс Хилл всё самое важное в работе экономки. "Учиться всегда полезно!", – правильно матушка говорила. И шанс свой упускать нельзя, как скользкое мыло в корыте с горячей водой.

Маша. Не британские страсти

На воды-то барыня отправилась, да Машу с собой брать не захотела. Молодая девка, пригожая, шустрая – а ну как сбежит? В дальней-то стороне, в чужом государстве, – как, кому и где её искать?

Выскочила девка-служанка в лавку или на рынок с корзинкой, в которой серебро хозяйское или украшения драгоценные, и пиши пропало. Так что надёжнее со старой кормилицей, старшей над сенными девками, состарившейся для горняшки, да со старшей дочкой.

Для девицы на выданье поездка за границу на воды – первый повод жениха найти. А дома и экономка есть, и управляющий, и дочки младшие, и прислуги полный штат. Будет, кому за мужем и поместьем приглядеть..

А дама иногда и отдохнуть право имеет!

Вот матушка Дяди Фёдора, пока все четыре платья не выгуляла, с Черноморского курорта не уехала. А какая просвещённая женщина, культурная во всех отношениях, с дядей с большими усами за роялем поёт голосом Толкуновой. А ребёнок в деревне один, позабыт – позаброшен. Оставлен в возрасте 10-11 лет на попечение кота и собаки, топить печь, из колодца воду носить, корову доить и сено косить.

А она на морях с мужем, батюшкой мальчонки-отказника-скаута-выживальщика загорает, и ни у одного из родителей сердечко не захолонуло… А всего-то делов: чемодан-вокзал-пляж.

Подготовка к поездке в начале века 19- го – это отдельная песня. Горькая

Первым делом дворня озаботилась каретой, в которой барыне предстоит путешествовать.

Выкатили из каретного сарая старый дормез, да полностью у него колеса перебрали, обковали полосками железными, кожу и деревянный каркас как следует жиром и воском обработали. Поставили новые оси и полозья не забыли под днище дормеза закрепить. Ибо сколько его, того лета?

Пока барыня до Чехии доберётся, в России уже первые белые мухи полетят. Во Францию ей ехать боязно – Наполеон в Европах лютует, страсть! Авось в Чехии тихо…

Конечно, после Аустерлица (1805 г), расположенного как раз в Чехии, здесь тихо! (Это сарказм) Е.А. ещё не знает, что как раз в эти июльские дни 1809 года у города Зноймо, (Моравия, что в те годы тоже Чехия и заодно Австрия) французы разгромили австрийцев…Но соцсетей и электронных СМИ ещё не существует. Быстро разнести новость по миру невозможно.

На почтовых ехать долго и муторно, дорого и чревато.

На перегонах между станциями иногда грабят. На постоялых дворах еда не для хворых печенью, в постели клопы, на стенах – тараканы. И лошадей не дождёшься. Поговаривают, по два дня путешествующим своей очереди ждать приходится.

Так что, как Поэт описывая "старушку Ларину", которая "Боясь прогонов дорогих, Тащилась тихо, на своих", описывал вполне обычную ситуацию. В другое время заложили бы кибитку или возок, но летом на них ехать – пыль глотать.

Это ж вагон класса люкс!

Сиденья в лежанки раскладываются, печурка на случай похолодания имеется, даже отхожее место в наличии, скрыто дощечкой на дне. Это вам не русская кибитка или заграничный почтовый дилижанс. Серьёзное средство передвижения, на долгие вёрсты предназначенное.

За качеством подготовки следил управляющий. Его мнения мужики, кузнец, плотники да шорники, слушаются безоговорочно. А за сбором вещей и припаса следила экономка.

Маша сама в короба грузила и чайный погребец, и кофр с обувью и платьями, и бельё и многое другое, что описывал классик.

Ваш выход, товарищ Пушкин! Он, современник событий, так описывал отъезд в Москву:

"Осмотрен, вновь обит, упрочен

Забвенью брошенный возок.

Обоз обычный, три кибитки

Везут домашние пожитки,

Кастрюльки, стулья, сундуки,

Варенье в банках, тюфяки,

Перины, клетки с петухами,

Горшки, тазы et cetera,

Ну, много всякого добра."

А это не в первопрестольную отъезд, а куда как далее…

Дальние проводы – лишние слёзы . Бегала Маша по дому с вещами, а сама слёзы украдкой смахивала, так ей с барыней хотелось уехать – мОчи нет.

И не оттого, что на курорт барыня отправилась, а от того, что страшно ей здесь, в имении, у родной матушки под боком, одной оставаться. Управляющий всё чаще её останавливал в коридорах, да расспрашивал о разном, а руки его то за плечо её держат, то по спине жарко придерживают.