Блеск на асфальте

Глава первая.

Солнечный луч, слабый и пыльный, пробился сквозь щель в спущенной римской штуке и уперся Жене прямо в глаз. Она дернулась, пытаясь увернуться, и чуть не свалилась с дивана. Голова гудела мерзким, знакомым гулом, вчерашнее пиво напоминало о себе. Будильник на телефоне трезвонил уже который раз, назойливо и бескомпромиссно.

– Вставай, рабочий день зовет! – усмехнулась она мысленно сама себе и, шлепнув ладонью по экрану, заставила его замолчать.

Комнатка, если это помещение можно было так назвать, была крошечной. Всю ее занимал продавленный диван, застеленный мятыми простынями, тумбочка с ощетинившимися пачками счетов и стол, на котором жили микроволновка и поломанный чайник. Воздух пах одиночеством, пылью и вчерашним ужином – лапшой быстрого приготовления. Женя потянулась, костяшка хрустнула. Она посмотрела на свои руки. Руки автомойщицы. В царапинах, с облупленным лаком на коротких ногтях, с кожей, пересушенной химией и вечной влагой. Но сильные руки. Которые могли отдраить до блеска чужую машину, а свою жизнь нет. Она пнула пустую банку из-под пива, покатившуюся по полу, и побрела к крошечной раковине. Умыться. Проснуться. Не думать.

Мысли отказывались слушаться, упрямо возвращаясь к цифрам. Тридцать тысяч за коммуналку. Сто двадцать по кредиту. Пятьдесят долг Катьке, а та уже намекала, что ей самой нужны деньги. Проклятая яма. Бездонная. И чем сильнее она пыталась из нее выбраться, тем глубже проваливалась. Заварила крепчайший чай из пакетика, заев его сигаретой. Единственный ритуал, который хоть как-то приводил мозги в порядок. Надо было идти на смену. Автомойка «Струя» ждала. Она натянула свои рабочие джинсы, протертые на коленях, толстовку с выцветшим принтом какой-то рок-группы и старую куртку на синтепоне, которая не спасала от ветра, но хоть как-то от воды. В зеркале, сколотом по углу, на нее смотрела девушка лет двадцати пяти с уставшим лицом, темными кругами под глазами и взъерошенными короткими темными волосами. Настоящая пацанка. Такой ее все и знали. Такой она сама себя знала. И тут зазвонил телефон. Не будильник, а звонок. Незнакомый номер. Женя замерла. Сердце привычно и гулко ушло в пятки. Коллекторы. Она сделала глоток воздуха и взяла трубку.

– Алло? – голос прозвучал хрипло и невыспавше.

– Евгения Олеговна? – вежливый, но до тошноты сладкий мужской голос. – Говорит менеджер коллекторского агентства «Финансовая опека». Напоминаем вам о просроченной задолженности в размере…

Она не слушала. Смотрела в свое отражение в осколке зеркала. Слушала, как этот голос, ровный и бездушный, перечисляет цифры, которые ей никогда не заработать на мойке машин.

– У меня нет денег, – перебила она его, стараясь, чтобы голос не дрогнул. – Я сказала, перезвоню, как будут.

– Евгения Олеговна, мы ждем уже три месяца. Дальнейшее бездействие повлечет за собой…

– Я на работе! – почти крикнула она. – Работаю! Зарабатываю! Отстаньте!

Резко бросила трубку. Руки слегка тряслись. В горле встал ком. Она глубоко затянулась оставшейся сигаретой, затушила ее о подоконник и швырнула в ведро.

– Вечером куплю банку пива, – пообещала она себе. -Сяду на лавочку у подъезда, выпью и все забудется. Ненадолго.

Это была ее единственная отдушина. Маленькая, дешевая, горькая ложь самой себе, что все может быть хорошо. Она натянула капюшон, сунула телефон в карман и вышла из квартиры, хлопнув дверью. Предстоял долгий день. День, который должен был изменить все, хотя она об этом еще не знала. Дверь захлопнулась с таким звуком, будто навсегда хоронила ее проблемы внутри. Но они, как навязчивые псы, последовали за ней по пятам, вцепившись в подол мыслями. Лестничная клетка встретила ее привычным запахом старого линолеума, табачного дыма и чьей-то переваренной капусты. Женя спустилась вниз, на ходу застегивая куртку. На улице было серо и прохладно. Осенний ветер гнал по асфальту растрепанные полиэтиленовые пакеты и опавшие листья. Таким же вымокшим и помятым чувствовала себя и она.

До мойки нужно было топать двадцать минут пешком или ждать вечно опаздывающий автобус. Она выбрала пешую прогулку. Экономия на проезде, уже маленькая победа. В кармане зазвенел телефон, СМС от банка. Напоминание. Она зажмурилась, сунула руку в карман и заглушила звук. Хватит с нее одного звонка сегодня. Прохожие спешили по своим делам, уткнувшись в телефоны. Кто-то смеялся. Девушка в элегантном пальто несла из кофейни стаканчик с парящим над ним ароматным паром. Женя сглотнула. Кофе. Настоящий, из зерен, а не растворимая бурда из пакетика. Она уже и забыла, какой он на вкус.

– Нет, не забыла, – поправила себя. – Помню. Просто давно не было.

Она засунула руки в карманы и ускорила шаг. Чем быстрее доберется, тем быстрее начнет зарабатывать. Каждая минута, потенциальная машина. Каждая машина, несколько сотен рублей. Несколько сотен рублей, крошечный шаг к тому, чтобы эти звонки прекратились. По дороге она машинально считала долги. Коммуналка, кредит, Катьке. А еще нужно купить еды. Макароны, яйца, еще пачку этих проклятых дошираков. Сигареты. И да, ту самую банку пива на вечер. Без этого никак. Это был ее ритуал, ее маленький акт неповиновения всему миру, который требовал от нее быть сильной. Вечером, на старой лавочке у подъезда, с холодной алюминиевой банкой в руках, она могла позволить себе быть просто Женей. Уставшей. Разбитой. Но хотя бы на полчаса свободной.

Мысль о вечерней «отдушине» немного успокоила ее. Появилась какая-то цель, пусть и столь призрачная. Вот и «Струя». Неказистое здание с двумя боксами, вечно мокрым асфальтом и запахом автомобильной химии, которая въелась в стены намертво. Уже стояла первая машина, рыжая десятка, вся в брызгах грязи. Хозяин, мужчина в спортивном костюме, разговаривал по телефону, активно жестикулируя. Женя прошла в подсобку, бросила сумку в ржавый шкафчик и натянула прорезиненный фартук. Он был тяжелым, холодным и неудобным.

– Опоздала на пять минут, – донесся хриплый голос из-за спины. Это был Аркадич, хозяин мойки, вечно недовольный мужик лет пятидесяти с сизым носом и вечными окурками за ухом.

– Автобус сломался, – автоматически соврала Женя, включая аппарат высокого давления. Тот взревел, заглушая все остальные звуки.

– Мне плевать, что там сломалось. Видишь машину? Мой! – крикнул он, указывая на «десятку». – И побыстрее! Клиентов нехорошо заставлять ждать!

Женя кивнула, взяла в руки пистолет-распылитель. Струя воды ударила по грязному металлу, смывая первую грязь. Брызги полетели ей в лицо. Она почувствовала знакомый холод на коже. Она работала почти на автомате. Смочить, нанести пену, оттереть жесткой щеткой колесные диски, смыть. Снова и снова. Руки сами знали движения. Мысли ушли. Остался только рев аппарата, запах шампуня и бесконечная грязь, которую нужно было смыть. Именно в этот момент, когда она, сгорбившись, оттирала упрямое пятно на бампере, на территорию мойки плавно заехал безупречно чистый, ослепительно белый Mercedes S-класса. Он был таким чужеродным в этом мире грязи, шума и брызг, что Женя на мгновение замерла. Солнце глянуло из-за туч и ослепительно отразилось в его лакированном боку. Водительская дверь открылась, и из машины вышел он. Мужчина в идеально сидящем пальто цвета капучино, с дорогими часами на запястье. Его взгляд скользнул по замызганной «десятке», по Аркадичу, курящему у входа, и наконец остановился на ней. На Жене в грязном фартуке, с мокрыми волосами, прилипшими ко лбу, и с щеткой в руках.

Его глаза встретились с ее глазами. Всего на секунду. Но в них она прочитала все. Легкую брезгливость. Скепсис. Безразличие. И почему-то именно этот взгляд, полный холодного превосходства, заставил ее почувствовать себя не просто бедной и загруженной долгами. Он заставил ее почувствовать себя невидимой. Пятном грязи на идеально чистом асфальте его мира. Она опустила глаза и с еще большим ожесточением принялась тереть колесо «десятки», как будто могла смыть вместе с дорожной грязью и это неприятное, колющее чувство стыда и досады. Где-то там, за спиной, звучал спокойный, уверенный голос:

– Полная мойка, пожалуйста. И просушите салон. Тщательно.

«Конечно, тщательно, – едко подумала она. – Мы тут все делаем тщательно. Особенно тщательно мы тут чувствуем себя дерьмом». День только начался. А самый интересный клиент уже здесь.

Глава вторая

Мерседес замер, будто не решаясь пачкать свои безупречные шины о мокрый, замызганный асфальт мойки. Он был инородным телом, занесенным сюда случайным вихрем, яркой и неуместной глянцевой картинкой в сером, блеклом мире. Владимир выключил зажигание. Тишина в салоне, густая и бархатная, сменилась уличным шумом ревом аппарата высокого давления, скрежетом щеток и приглушенной руганью Аркадича. Он вздохнул. Ему всегда не нравились эти места. Вечная сырость, разводы на стеклах, запах дешевой химии, разъедающей не только грязь, но и, кажется, саму атмосферу. Но машина после вчерашней поездки за город требовала внимания, а его личный чистильщик был в отпуске. Пришлось ехать сюда, в первый попавшийся бокс по пути в офис.

Он вышел из машины. Его лакированные лоферы аккуратно ступили на мокрый пол, и он едва заметно поморщился. Взгляд скользнул по обшарпанным стенам, ржавым желобам и засаленному окну подсобки. Хаос и безалаберность. И тут он увидел ее. Девушка в громоздком прорезиненном фартуке, с лицом, испачканным брызгами грязи, отчаянно скребла щеткой колесо какой-то древней рыжей иномарки. Из-под капюшона выбивались темные непослушные пряди волос. Она была сосредоточена, вся ушедшая в это простое, почти примитивное действие. В ее движениях была какая-то злая, отчаянная энергия. Владимир скептически окинул ее взглядом. Худая. Неухоженная. Руки в царапинах, в неуместных для такой погоды тонких перчатках с обрезанными пальцами. Типичная представительница этого места. Одна из тех, кто, казалось, родился и умрет в этом запахе моющих средств и вечной сырости.

Его взгляд встретился с ее взглядом. Всего на миг. Большие, неожиданно светлые глаза, вспыхнувшие из-под темных ресниц. В них он прочитал не робость и не подобострастие, а скорее вызов. Острую, мгновенную реакцию на его молчаливую оценку. Как будто она прекрасно видела, что он о ней подумал, и уже готова была огрызнуться. Она тут же опустила глаза, уткнувшись в колесо, но напряжение повисло в воздухе. Владимир почувствовал легкое, странное раздражение. Его привыкли бояться. Его привыкли уважать. Или, по крайней мере, делать вид. А эта мойщица посмотрела на него так, будто он был очередной проблемой на ее и так нелегком дне. Аркадич, заметив дорогого клиента, резко сменил гнев на милость, засеменил навстречу, широко улыбаясь.

– Мужчина, вам помыться? Полный комплекс? У нас качественно и недорого!

Владимир кивнул, не отводя взгляда от девушки. Она теперь делала вид, что не замечает его, но по напряженной спине было видно, она чувствует его взгляд на себе.

– Полная мойка, – сказал он, голос прозвучал ровно и холодно, перекрывая шум воды. – И просушите салон. Тщательно.

Последнее слово он произнес чуть медленнее, глядя на нее. На ее руки, сжимавшие щетку так, что костяшки побелели.

– Жень, бросай всё! – рявкнул Аркадич в ее сторону. – Бери машину! Да смотри у меня, без косяков!

Женя медленно выпрямилась. Бросила щетку в ведро, сняла перчатки и, не глядя на Владимира, прошла к его Mercedes. Она обошла машину, оценивающим, профессиональным взглядом, совсем не тем, что он ожидал от забитого существа. Она заметила едва заметную полосу засохшей грязи на пороге.

– Ключи, – произнесла она хрипло, протягивая руку. Всего одно слово. Без «господина», без «пожалуйста».

Владимир молча опустил ключи ей на ладонь. Их пальцы не коснулись. Он видел заусенцы и ссадины на ее костяшках. Она села за руль его идеального, пахнущего кожей и дорогим парфюмом автомобиля и завела его. И на мгновение ему показалось диким и нелепым это зрелище: эта худая, испачканная девчонка в грубом фартуке в коконе его безупречного статуса и успеха. Мерседес плавно закатился в свободный бокс. Аппарат взревел с новой силой, и мощная струя воды ударила по белоснежному капоту, смывая дорожную пыль. Владимир остался стоять посреди грохота, наблюдая, как его машину, его гордость, его продолжение, скрывает густая белая пена. И сквозь эту пену угадывался лишь смутный силуэт той самой девушки с вызывающим взглядом, которая сейчас хозяйничала в его личном пространстве.

Он почувствовал необъяснимое желание, не просто забрать чистую машину и уехать. А посмотреть ей в глаза еще раз. Уловить в них то, что мелькнуло на секунду: не покорность, а скрытую, ощетинившуюся силу. Это было непривычно. И потому интересно. Пена, густая и пахнущая дешевой химической свежестью, полностью скрыла стекла Mercedes. Женя водила пистолетом-распылителем, следя, чтобы слой был равномерным. Руки действовали на автомате, отработанные годами движения. Но внутри все клокотало.

– Щеточкой из верблюжьей шерсти вычистить каждую пору на коже салона. Или вы предпочитаете замшу?

Она злилась. Злилась на его безупречный вид, на его холодные, оценивающие глаза, на то, как он смотрел на нее, словно на насекомое, случайно заползшее на его лакированный ботинок. Злилась на то, что этот взгляд задел ее за живое. Обычно на нее смотрели с безразличием. А он посмотрел с презрением. Это было ново и неприятно.

Аппарат оглушительно ревел, заглушая все другие звуки, и это было кстати. Не слышно было ни совкового смеха Аркадича, пытавшегося завести светскую беседу с клиентом, ни собственных ядовитых мыслей. Она переключила режим на ополаскивание. Струя воды хлынула, смывая пену, и постепенно из-под белых потоков проступал снова ослепительно-белый, сияющий бок машины. Женя работала быстро, эффективно, почти яростно. Она оттирала пятна, которые заметила еще на подъезде, полировала стекла до кристальной прозрачности. Не для него. Для себя. Чтобы доказать, если уж она тут моет машины, то делает это лучше всех. Чтобы он видел.

Когда внешняя часть была готова, она взяла тряпки для салона – чистые, мягкие, единственная роскошь, которую она себе позволяла на работе. Открыла дверь. Теплый, насыщенный аромат дорогой кожи и едва уловимый мужской парфюм ударили ей в нос. Запах другого мира. Запах денег, успеха и порядка. Она на мгновение задержалась на пороге, словно боялась нарушить эту стерильную чистоту своим присутствием. Салон был безупречен. Ни соринки, ни пылинки. Казалось, в этой машине не ездили, а только любовались на нее. Но Женя была педантична. Она протерла все поверхности – панель, подлокотники, экран мультимедиа. Заглянула в бардачок (пусто, кроме документов и пары салфеток). Пропылесосила коврики, хотя на них не было ни песчинки.

Ее пальцы скользили по мягкой, матовой коже руля. Она поймала себя на мысли, что представляет, каково это сидеть здесь каждый день. Ехать не на автобусе, толкаясь локтями с сонными людьми, а в такой тишине и комфорте. Смотреть на мир через чистое стекло, зная, что тебя ждет не долговая яма, а… что-то другое. Мысль была такой чужеродной и горькой, что она дернулась и чуть не уронила флакон с очистителем для стекол.

– Не твое, – сурово сказала себе Женя. – Твое – это отдраить до блеска и забыть.

Она закончила уборку, выключила пылесос и вылезла из салона. Машина сияла. Снаружи и внутри. Она была идеальна. Владимир стоял все там же, у входа в бокс, беседуя с Аркадичем. Вернее, Аркадич что-то говорил, а он молча слушал, изредка кивая, он смотрел куда-то поверх головы хозяина мойки. Но когда Женя вышла, его глаза сразу нашли ее. Он закончил разговор кивком и направился к ней. Его шаги были бесшумными по мокрому полу.

– Готово, – бросила она, протягивая ему ключи. Снова избегая взгляда.

Владимир медленно обошел машину. Его взгляд скользил по кузову, заглядывал в салон, проверяя стыки, стекла, диски. Он искал изъяны. Не находил.

– Качественно, – произнес он наконец. В его голосе не было ни одобрения, ни похвалы. Констатация факта.

Он достал из внутреннего кармана пальто кожаный бумажник. Достал несколько хрустящих купюр, не считая, и протянул ей. Не Аркадичу, а ей.

– Сдачи не надо, – сказал он, увидев, как она потянулась к кассовому аппарату.

Их пальцы снова не коснулись. Он положил деньги ей на ладонь, поверх следов от химии и царапин.

– Спасибо, – кивнул он. Формально. И повернулся к машине.

Женя сжала купюры в кулаке. Они были теплыми от его тела. Она стояла и смотрела, как он садится в салон, поправил зеркало, завел двигатель. Звук был почти неслышным, приглушенным. Мерседес плавно тронулся с места, проехал мимо нее, вырулил на сухую часть асфальта и исчез за поворотом, растворившись в потоке машин. Только тогда она разжала ладонь. Три тысячи рублей. За одну мойку. Сумма, которую она обычно зарабатывала за полдня тяжелой работы. Аркадич тут же подскочил, как коршун.

– Ну, сколько оставил? Давай сюда, я посчитаю, я потом тебе твою долю отдам.

Она молча отдала ему деньги. Он быстро пересчитал, свистнул.

– Щедрый! Видать, понравилось как ты ему машину вымыла.

Он многозначительно подмигнул и сунул купюры в карман своих засаленных штанов.

– Ладно, работай дальше. Подъехала еще одна.

Женя повернулась к новой машине, старенькому Ford Focus, всего в брызгах осенней грязи. Контраст был разительным. Она натянула перчатки, снова взяла в руки пистолет. Но в кармане ее фартука лежала одна купюра. Тысяча рублей. Она незаметно сунула ее туда, когда пересчитывала деньги. Ее маленькая месть. Ее маленькая победа. И странное чувство. Она не чувствовала радости. Только горький осадок и навязчивую мысль о том, что белый Mercedes, скорее всего, больше сюда никогда не заедет. А зря. Она бы его еще раз отдраила до блеска. Чтобы он посмотрел ей в глаза. Чтобы увидела не просто грязь под ногами.

Глава третья

Смена тянулась бесконечно. Каждая новая машина казалась еще грязнее, каждый клиент более придирчивым. Мысли путались, то возвращаясь к холодным глазам того самого клиента, то упрямо пересчитывая долги. Тысяча рублей в кармане фартука жгла кожу, словно раскаленная монета. Не украденная – отвоеванная. Законная компенсация за испорченное настроение и чувство унижения.

Когда наконец стрелки часов подползли к концу смены, Женя чувствовала себя выжатой как лимон. Все тело ныло от усталости, спина затекла, а руки, несмотря на перчатки, покраснели и зудели от химии.

– Завтра не опаздывать! – крикнул ей вдогонку Аркадич, уже подсчитывая дневную выручку.

Она лишь махнула рукой, не оборачиваясь, и побрела к выходу. Первым делом в ближайший магазин «У дяди Васи». Привычной походкой она прошла между стеллажами к холодильнику с алкоголем и взяла две банки самого дешевого пива. Та самая тысяча позволила бы взять что-то получше, но тратить ее на это казалось кощунством. Эти деньги были на что-то важное. На еду. На долги. На ту самую проклятую коммуналку. Лавочка у ее подъезда была пуста. Осенний ветер гнал по двору перекати-поле из опавших листьев и мусора. Женя скинула тяжелую рабочую куртку, села, вскрыла одну банку и сделала долгий, жгучий глоток. Холодная горькая жидкость разлилась по телу, смывая накопившееся напряжение. Она зажмурилась, откинув голову на спинку лавочки. Тут же зазвонил телефон. Катя. Единственный человек, кто терпел ее под настроение и не надоедал с нравоучениями.

– Привет, солнышко! Как ты? Не умерла? – послышался бойкий, жизнерадостный голос. Катя работала администратором в салоне красоты и всегда была в курсе последних сплетен.

– Почти, – хрипло ответила Женя, отпивая еще пива. – День говеный.

– Опять Аркадич зверел? Или коллекторы достали?

– И то, и другое. А еще один тип.

В голосе Жени прозвучала такая ядовитая интонация, что Катя сразу насторожилась.

– Тип? Какой тип? Интересный тип? Детализируй!

Женя вздохнула и рассказала. О белом Мерседесе. О владельце в дорогом пальто, который смотрел на нее, будто на недоразумение. О его холодном, скупом «тщательно». О том, как он проверял работу, словно на заводе по ювелирной обработке.

– А потом сует мне деньги, даже не посмотрев в глаза. Сдачи не надо, мол. Как будто чаевые официантке в ресторане. Я, понимаешь, вся в мыле, в грязи, а он такой стерильный. Противно стало.

Катя слушала, затаив дыхание.

– Постой, постой. А он молодой? Нормальный такой? Не пузатый дядя в малиновом пиджаке?

– Молодой. Лет тридцати. Красивый, что ли… -Женя поморщилась, сама не понимая, почему это признание далось ей с таким трудом. – Ну, знаешь, как с обложки. Дорогой и недоступный.

– Ого! – Катя аж присвистнула. – Мажор! И он к тебе подкатил?

– Какая нафиг подкатил! – фыркнула Женя. – Он машину подкатил. Помыть. И все.

– Ну и что? Может, он просто стеснительный? Может, он тебя зацеловал бы, если б не Аркадич с его сизым носом? – фантазировала Катя.

–Да брось ты, – отрезала Женя, делая очередной глоток. – Он на меня посмотрел как на говно засочившееся на его лакированный ботинок. Я ему не пара. Я ему даже не человек. Я услуга. Услуга «мойка-антистресс» с видом на городскую грязь.

Она умолкла. Во рту стояла знакомая горечь, но на этот раз не только от пива.

– Знаешь, – тихо сказала она после паузы. – Я тут сижу, пью это свое дешевое пойло, вся в царапинах, и понимаю, что он прав. Я и есть эта грязь. Я в ней вся, по уши. И не отмоешься.

– Жень, перестань! – голос Кати стал строгим. – Что ты несешь? Он придурок с завышенной ЧСВ, который кроме своей тачки и ценника на одежде ничего в жизни не видит. А ты крутая! Самостоятельная. Сама на ногах. Пусть не так, как хотелось бы, но держишься!

– Держусь на пивном банке, Кать. На одной банке, – горько усмехнулась Женя.

–Ну и что! Зато своя! – не унималась подруга. – Слушай, а если он еще раз приедет?

–Не приедет, – уверенно сказала Женя. – Один раз посмотрел на всю эту обшарпанность и на меня, и понял, что больше здесь ему делать нечего.

– А ты возьми и удиви его! – азартно предложила Катя. – В следующий раз, как приедет, улыбнись ему во все тридцать два зуба и скажи: «Здравствуйте, Иван Иванович! Рады видеть вас снова!» Представь, какой у него будет лицо!

Женя фыркнула. Представила. Его холодное, надменное лицо с легкой тенью недоумения. Стало немного смешно.

– Ладно, фантазерка, – с нежностью в голосе сказала она. – Спасибо, что выслушала. Иду отогреваться в свою каморку. Завтра новый день.

– И новые машинки! А вдруг опять белый Мерс? – подначила Катя.

–Мечтай, – рассмеялась Женя. – Пока.

Она сбросила трубку, допила первую банку и принялась за вторую. Вечер окончательно опустился на город, зажигая в окнах желтые квадраты света. Где-то там люди ужинали, смотрели телевизор, смеялись. Жили своей нормальной, не задолженной жизнью. Мысль о том, что «мажор» может приехать снова, казалась абсурдной. Но почему-то именно она согревала ее лучше любого пива. Не надежда. Скорее, злорадное любопытство. А что, если? Она допила пиво, смяла банки и побрела к подъезду. На душе было по-прежнему тяжело, но уже не так одиноко. Спасибо Кате. И пусть он не приедет. Но если вдруг, она будет готова. Готова посмотреть ему в глаза снова. Уже без злости. С вызовом.

Дверь в квартиру закрылась с тихим щелчком, отсекая внешний мир. Тот самый мир, где были белые Мерседесы, снисходительные взгляды и навязчивый голос коллектора. Здесь, в четырех стенах, пахло одиночеством, старыми обоями и вчерашней лапшой. Женя бросила ключи на тумбочку, скинула куртку на диван и прошла на крохотный, заставленный хламом балкон. Он был ее смотровой площадкой в жизнь других людей. Отсюда она видела освещенные окна, машины, возвращающиеся во двор, соседей, выгуливающих собак.

Она щелкнула кольцом второй банки. Шипение углекислоты было единственным живым звуком в ее маленьком мире. Прислонившись спиной к холодному остеклению, она сделала первый глоток. Холодное и горькое растекалось по горлу, притупляя остроту дня. Внизу гудел город. Где-то там ехал он. Владимир. Сидел в своем стерильном салоне, слушал, наверное, классическую музыку или деловые новости. И уже наверняка забыл о существовании мойщицы с мойки «Струя».

– А чего он вообще хотел? – зло думала она, глядя на огни машин. – Привез тачку, заплатил, уехал. Делов-то. А я тут мозги себе парю.

Она потянулась за пачкой сигарет, зажала одну между пальцев, привычным движением чиркнула зажигалкой. Дым, горький и едкий, смешался с холодным воздухом и вкусом пива. Стало немного легче. Взгляд упал на ее руки, лежавшие на коленях. Шершавые, с облупленным лаком, с сетью мелких царапин и ссадин. Руки работяги. Руки, которые не боятся грязи. А он, у него руки, наверное, ухоженные. С идеально подстриженными ногтями. Без единой заусеницы. Он ими не моет чужие машины. Он ими подписывает документы. Или проводит пальцем по экрану дорогого телефона. Женя отхлебнула еще пива. Глупости. Какая разница, какие у него руки? Они находятся в параллельных вселенных. Его вселенная, чистая, пахнущая кожей и деньгами. Ее пахнущая дешевой химией и отчаянием.

Она потянулась к телефону, бесцельно пролистала ленту соцсетей. Яркие картинки чужой, красивой жизни. Путешествия, рестораны, улыбки. Она быстро закрыла приложение. От этих картинок становилось еще горше. Остаток пива допился залпом. Пустая банка полетела в угол балкона, присоединившись к своей предшественнице. На душе осталась та же пустота, что и в банке. Ничего не изменилось. Ничего не произошло. Завтра будет такой же день. И послезавтра. И через месяц. Она закурила вторую сигарету, уже почти не чувствуя ее вкуса. Ветер усиливался, пробираясь под куртку. Пора было заходить в комнату. В ее маленькую, но хоть немного теплую клетку. Последний раз взглянув на ночной город, Женя развернулась и прошла внутрь. Балконная дверь закрылась, оставив снаружи весь этот блестящий, недоступный мир вместе с призрачной мыслью о белом Мерседесе. Она была просто Женя. С долгами. С работой на мойке. И с парой пустых банок на балконе как итог дня. Все как обычно. Но где-то очень глубоко, под грузом усталости и пива, шевельнулось крошечное, настырное чувство. Не надежда. Нет. Скорее, любопытство. Словно она увидела первую серию захватывающего сериала и теперь, против воли, ждала продолжения.

– Не дождешься» – строго сказала она себе вслух и повалилась на диван, накрывшись курткой с запахом мойки. Но мысль уже была посеяна. А семена, как известно, прорастают даже в самой неплодородной почве.

Глава четвёртая

Два дня прошли в привычном, монотонном ритме. Грязь, пена, рев аппаратов, замечания Аркадича. Женя почти забыла о том случае. Почти. Мысль о белом Мерседесе иногда всплывала в памяти, как навязчивая мелодия, но она тут же ее гнала, сосредотачиваясь на колесах и бамперах. Она как раз с яростью оттирала засохшую глину с колесных арок внедорожника, когда краем глаза заметила знакомый силуэт. Сердце неожиданно и глупо екнуло. Нет, не может быть. Может. Белый Mercedes S-класса плавно заруливал на территорию мойки, будто и не уезжал. На этот раз он остановился подальше от брызг, с почтительной дистанции человека, который не хочет пачкаться. Женя выпрямилась, смахивая тыльной стороной ладони капли с подбородка. Из машины вышел он. Владимир. Снова в безупречном пальто, с тем же невозмутимым, холодным выражением лица. Но в его движениях была какая-то нерешительность, которую она уловила сразу, научившись считывать язык тела вечно спешащих и вечно недовольных клиентов. Аркадич, как шакал на запах свежего мяса, уже несся к нему, загодя потирая руки.

– О! Наш меценат! Снова к нам? Машина-то у вас чистая, блестит, как новенькая!

Владимир кивнул, его взгляд скользнул по боксу, явно кого-то выискивая. Он нашел Женю. Его глаза задержались на ней на секунду дольше, чем того требовала вежливость, и он тут же отвел взгляд, обратившись к Аркадычу.

– Да, вроде чистая, – произнес он слегка натянуто. – Но после мойки начал замечать. Стучит что-то в подвеске. Когда моешь, вода могла куда-то попасть? Может, нужно еще раз промыть получше, под давлением?

Аркадич заморгал, пытаясь понять логику: промыть под давлением, чтобы избавиться от стука, который появился после мойки. Но клиент всегда прав, особенно когда он платит тысячами.

– Конечно, конечно! – закивал он. – Вода она такая, знаете ли, коварная! Просочиться может куда угодно! Щас все промоем, просушим! Жень! – он обернулся к ней. – Бросай всё! Займись машиной!

Владимир молча кивнул и отошел в сторону, уставившись на телефон, делая вид, что поглощен важным делом. Но он украдкой наблюдал за ней. Женя медленно приблизилась к Mercedes. Она обошла его кругом, внимательно глядя на колеса, на арки, на чистый кузов. Стучит? После мойки? Это было смешно. Он придумал это. Но зачем? Она посмотрела на него. Он упорно не смотрел в ее сторону, но по напряженной спине было видно – он чувствует ее взгляд.

– Играешь в какие-то игры, мажор? – сказала она с внезапным интересом.

Она взяла шланг с пистолетом. На этот раз она работала не с яростной энергией, а с холодной, выверенной точностью. Хирург, оперирующий пациента. Она тщательно промыла каждую щель в колесных дисках, каждую полость в арках. Она заглядывала туда, куда обычно не заглядывала, делая вид, что ищет источник мифического стука. Владимир смотрел на нее. На ее сосредоточенное лицо, на уверенные движения рук, на то, как она, вся в нелепом фартуке, командует мощной струей воды, подчиняя ее себе. Он и сам не мог объяснить, почему задержался здесь на два дня, почему придумал этот идиотский предлог. Просто образ этой девушки , ее вызывающий взгляд, ее гордая, не сломленная осанка не выходил у него из головы. Ему было интересно. Любопытно разгадать эту загадку. Он поймал себя на том, что ищет в ее чертах не грубость, а характер. Не неряшливость, а следы тяжелого труда. Это было ново и непривычно. Женя закончила мойку. Машина и так была чистой, теперь же она сияла стерильностью.

– Всё промыла, – сказала она, подходя к нему. В ее голосе не было подобострастия, только легкий, едва уловимый вызов. – Если и теперь будет стучать, значит, дело не в мойке.

Он встретился с ней взглядом. И снова тот же острый, прямой взгляд, без тени робости.

– Спасибо, – сказал он, и на этот раз в его голосе прозвучала не формальность, а что-то вроде искренней благодарности. Он снова достал бумажник.

– Не надо, – неожиданно для себя сказала Женя. – За бесплатную диагностику подвески мы денег не берем.

Она повернулась и пошла к своему внедорожнику, оставив его стоять с деньгами в руках и с легким недоумением на лице. Аркадич, наблюдавший за сценой, подскочил.

– Что она вам наговорила? Не слушайте вы ее! Бесплатно это не у нас! Она шутит!

Но Владимир медленно убрал бумажник в карман. Уголки его губ дрогнули в едва заметной улыбке. Она не только упрямая и дерзкая. Она еще и с чувством юмора.

– Все в порядке, – сказал он Аркадичу. – Девушка права.

Он сел в машину и завел двигатель.

Перед тем как тронуться, он еще раз посмотрел на нее. Она уже вовсю работала, не обращая на него внимания, вся во власти брызг и пены. На этот раз, уезжая, Владимир не чувствовал раздражения. Он чувствовал легкое, непонятное оживление. Как будто нашел что-то любопытное. Что-то, во что хочется копнуть глубже. А Женя, оттирая грязь с внедорожника, думала о том, что его предлог был до смешного прозрачным. И от этой мысли на душе стало почему-то немного теплее. И даже как-то победоносно. Аркадич ждал ее, уперев руки в бока. Его лицо, всегда красное, теперь пылало багровым цветом, а сизый нос, казалось, вот-вот задымится от ярости.

– Ты совсем охренела, что ли?! – рявкнул он, едва только Mercedes скрылся за поворотом. Слюна брызнула из-за его желтых зубов. – Бесплатно?! Кто тебе разрешил от моих денег отказываться?! Я тебя на работу взял, кормлю, а ты тут благотворительностью занимаешься?!

Женя, все еще стоя по колено в луже, сжала рукоятки щетки. Усталость мгновенно сменилась адреналином.

– Аркадич, он придумал этот стук! Ему просто… – она запнулась, не в силах объяснить даже себе, что ему было нужно.

– Мне плевать, что он придумал! – перебил он, шагнув к ней так близко, что она почуяла запах перегара и пота. – Он привез тачку, он должен платить! А ты стоишь и корчишь из себя принцессу! «Не надо, мол»! Да я тебя на улицу вышвырну!

– Он и так переплатил в прошлый раз! – огрызнулась Женя, чувствуя, как красные пятна заливают ее шею и щеки. – Ты с него три тысячи содрал за простую мойку! Хватит с него!

– Это я решаю, что с него хватит, а что нет! – просипел Аркадич, тыча толстым пальцем ей в грудь.

– Я тут хозяин! Ты поняла?! Хозяин! А ты никто! Зараза, которую я из жалости держу! Еще раз такое выкинешь, ищешь себе новую конюшню!

Слово «зараза» повисло в воздухе, тяжелое и оскорбительное. Женя замерла. В глазах потемнело. Все обиды, вся усталость, вся беспросветность ее жизни сконцентрировались в этом одном моменте.

– Говори со мной нормально, – тихо, но очень четко сказала она. Голос дрожал от ярости, но не от страха.

– А как еще с тобой говорить?! – продолжал орать Аркадыч, не замечая опасности. – На хорошее ты не понимаешь! Долги у тебя, работать нормально не можешь, еще и клиентов отпугиваешь! Может, ты ему еще и номер свой дала, а? Чтобы бесплатно ему потом мыть?

Это было уже слишком. Женя резко швырнула щетку в ведро. Брызги грязной воды обрызгали засаленные штаны Аркадича.

– Ах ты сволочь! – взревел он.

В этот момент зазвонил ее телефон в кармане фартука. Назойливо, настойчиво. Скорее всего, снова коллекторы. Или банк. Этот звонок, ворвавшийся в самую гущу скандала, словно отрезвил ее. Она посмотрела на Аркадича – красного, захлебывающегося от злости. На его сжатые кулаки. На мойку – грязную, убогую, ее личную тюрьму. На свои руки в царапинах. И внезапно вся злость ушла, сменилась леденящим, абсолютным спокойствием.

– Увольняйся, – хрипло сказал Аркадич. – И чтобы духу твоего тут не было.

– Хорошо, – неожиданно легко согласилась она.

Она сняла фартук, мокрый, пропахший химией, и бросила ему под ноги.

– На, подавись.

Она повернулась и пошла к подсобке, оставив его орать ей вслед что-то невнятное. Телефон звонил и звонил. В подсобке она взяла свою рваную сумку, вытащила из шкафчика куртку. Телефон наконец умолк, а затем запищал о новом СМС. Она машинально глянула на экран. Не коллекторы. Рекламное сообщение от салона красоты. «Подари себе преображение! Скидка 20% новым клиентам!»

Женя фыркнула и сунула телефон в карман. Преображение. Да ей бы на хлеб заработать. Она вышла на улицу, не оглядываясь на орущего Аркадича. Скандал был окончен. Работа потеряна. Денег нет. Перспектив тоже. Но на душе, как ни странно, было легко. Словно гнойник прорвало. Она больше не должна была терпеть его унижения. Она была свободна. Беспросветно, ужасающе свободна. Она засунула руки в карманы и побрела прочь от «Струи». Куда? Не знала. Оставалось только одно , та самая тысяча рублей в кармане. На одно дело хватит. На две банки пива. Сегодня она была нужна ей как никогда.

И мысль о том, что он, Владимир, косвенно стал причиной этого скандала, вызывала не злость, а горькую иронию. Его мир случайным шквалом ворвался в ее мир и разнес его в щепки. Теперь ей нечего было терять. И где-то в глубине души шевельнулся крошечный, безумный вопрос: а приедет ли он завтра? И что он скажет, когда не найдет ее на привычном месте?

Глава пятая

Офис Владимира занимал весь верхний этаж небоскреба из стекла и стали. Отсюда, за панорамными окнами, город лежал как на ладони, игрушечный, упорядоченный, подчиненный. Здесь царила идеальная тишина, нарушаемая лишь тихим гудением системы кондиционирования и шелестом бумаг. Владимир сидел за массивным дубовым столом, слушая отчеты своих менеджеров. Они говорили четко, по делу, подкрепляя каждое слово графиками и цифрами на огромном экране. Миллионы. Проценты. Рынки. Рост. Падение. Он кивал, задавал уточняющие вопросы, делал пометки на планшете. Его лицо было бесстрастной маской профессионала. Он был в своей стихии. Он был богом в этом хрустальном замке.

Но сегодня что-то было не так. Его взгляд то и дело уплывал за стекло, к крошечным машинам, ползущим по ленте проспекта. Он ловил себя на том, что думает не о колебаниях акций, а о том, каково это – стоять там, внизу, в потоках брызг и реве аппаратов. Быть частью этого хаоса, а не наблюдать за ним с высоты. Совещание закончилось. Менеджеры, подобрав бумаги, почти бесшумно вышли. Владимир остался один в огромном, наполненном бездушной роскошью кабинете. Он подошел к окну. Его отражение – успешный мужчина в идеально сидящем костюме, накладывалось на панораму мегаполиса. Иконка стиля и власти. Но за этим фасадом скрывалась усталость. Глубокая, застарелая, как пыль на книгах в его же библиотеке.

Все в его жизни было предсказуемо. Каждое утро тренировка с персональным тренером. Завтрак, приготовленный поваром. Одно и то же смузи, тот же омлет. Дорога в офис в бесшумном салоне Mercedes. Совещания. Переговоры. Обеды в одних и тех же ресторанах с одними и теми же людьми. Вечером либо деловой ужин, либо пустая квартира. В кабинет без стука зашел Эдуард, близкий друг. Владимир молча встал, подошел к бару и достал виски. Двухсотлетний, выдержанный в дубовых бочках, с дымным послевкусием. Он сделал глоток, но не почувствовал ни сложного букета, ни привычного умиротворения. Во рту стояла лишь горечь собственных сомнений. Эдуард, сел напротив в мягкий кожаное кресле, поднял бровь. Он знал Владимира с университета и видел его в разных состояниях. Но таким задумчивым, почти растерянным не видел давно.

– Ты сегодня какой-то не свой, Володя. Сделка сорвалась? Курс доллара опять скачет?

Владимир провел рукой по лицу.

– Нет. Дела в порядке.

– Тогда что? – Эдуард отставил свой бокал – Женщины? Та модель из Милана опять начала звонить? Я же говорил, беги от нее подальше, у нее аппетиты больше, чем у…

– Нет, не она, – перебил Владимир. Он помолчал, выбирая слова. – Ты помнишь, я пару дней назад говорил, что ездил на ту мойку, утром?

– Помню. Нашел там какую-то перламутровую жемчужину в куче навоза? – усмехнулся Эдуард.

Владимир не ответил на шутку. Его лицо оставалось серьезным.

– Там есть одна девушка. Работница.

Эдуард замер с бокалом на полпути ко рту.

– Ты серьезно? Та самая мойщица, которая тебя чуть не облила?

– Она не обливала. Она… качественно работает.

Эдуард громко рассмеялся.

– Качественно работает! Володя, дорогой мой, ты влюбился в автомойку? В прямом и переносном смысле? У тебя что, свой чистильщик сломался?

– Все гораздо сложнее, – мрачно произнес Владимир. – Она не такая.

– О, Боже! – Эдуард откинулся на спинку кресла, смотря на друга с комическим ужасом. – Он произнес это! Знаменитое «она не такая»! Дальше скажешь, что у нее чистая душа и любящее сердце, в отличие от всех этих продажных стерв нашего круга.

Владимир поморщился.

– Прекрати паясничать. Я говорю серьезно. Она смотрела на меня так, будто я не знаю, пустое место. Или надоедливую муху. Без подобострастия. Без интереса к моему кошельку. С вызовом.

– Может, у нее просто плохое зрение? – пошутил Эдуард, но, увидев, что Владимир не смеется, стал серьезнее. – Ладно, прости. И что? Ты нашел ту, что не падает в обморок при виде твоего банковского счета. Редкий экземпляр. И что ты собираешься делать? Привезти ее на следующий благотворительный бал? Представить маме? «Мама, это Женя, она виртуозно оттирает птичий помет с лобового стекла».

Владимир молча смотрел на золотистую жидкость в бокале.

– Я не знаю, что я собираюсь делать. Это идиотизм. Полный.

– Абсолютный, – согласился Эдуард. – Но, черт возьми, забавный!

Его лицо расплылось в широкой улыбке.

– Владимир Нестеров, железный бизнесмен, покоритель сердец и рынков, падает от первой же девчонки, которая послала его подальше! Это же прекрасно! Поэма!

– Она меня не посылала.

– Но хотела, я уверен! По твоим глазам видно, что тебя этим подцепили. Острое ощущение, да? Как экстремальный спорт. Только дешевле и опаснее для репутации.

Эдуард сделал глоток виски, смакуя ситуацию.

– Ну, и как выглядит эта гроза Мерседесов? Настоящая пацанка из 90-х? В спортивном костюме и с золотым зубом?

– Нет, – Владимир покачал головой, и в его глазах мелькнуло что-то теплое, чего Эдуард никогда раньше не видел. – Она худая. Глаза большие. Руки в царапинах. И смотрит прямо в душу, будто видит там все твое нутро и ей это не особо нравится.

Эдуард свистнул.

– Ого. Ты совсем сдурел, дружище. Это не влюбленность. Это нужда в психоаналитике. Или в хорошем отдыхе. Поезжай на Мальдивы, найди себе какую-нибудь безмозглую блондинку, которая будет улыбаться твоим деньгам, и забудь про эту Золушку с мойки.

Владимир отхлебнул виски. Совет был правильным. Рациональным. Таким, каким он всегда руководствовался.

– Возможно, ты прав.

– Конечно, я прав! – хлопнул его по плечу Эдуард. – Мир полон красивых, доступных женщин. Зачем тебе эта проблемная? С долгами, наверняка, с кучей тараканов и с непонятными принципами.

Но чем больше друг отговаривал его, тем упрямее Владимир хотел сделать наоборот. Потому что Эдуард описывал всех женщин, которых он уже знал. А Женя была другой. Настоящей. И в этом был ее главный козырь.

– Ладно, – Владимир поставил бокал. – Забудем. Пустая болтовня.

– Вот и умница! – обрадовался Эдуард. – Обещай, что не поедешь завтра на эту чертову мойку.

Владимир улыбнулся самой невинной улыбкой.

– Обещаю.

Он солгал. И Эдуард, знавший его как облупленного, понял это. Но ничего не сказал, только покачал головой с ухмылкой. «Ну, посмотрим, чем это закончится, – думал он, наблюдая, как Владимир заказывает еще один виски. – Будет по крайней мере весело».

Глава шестая

Вечерний город тек за стеклами Mercedes ровным, блестящим потоком. Владимир медленно ехал по залитым неоном улицам, но не видел ни рекламных щитов, ни огней. Перед ним стояло одно единственное лицо. С темными, непослушными прядями волос, прилипшими ко лбу, и большими, слишком прямыми глазами, полными скрытого вызова. Он поймал себя на том, что специально сбавил ход, оттягивая момент возвращения в свой безупречный, стерильный пентхаус. Там ждала тишина, дорогой виски и кипа неотложных документов. Но мысли его были совершенно не о работе. Он привык к женщинам своего круга. К их отполированному до блеска гламуру, к безупречным манерам, к умению вести светскую беседу и вовремя сделать комплимент. Они были как дорогие аксессуары – красивые, статусные, предсказуемые. С ними было удобно. С ними не было сюрпризов.

А эта Женя. Девушка с автомойки. Грубоватая, колючая, вся в какой-то вечной обороне. Она смотрела на него не с восхищением, а с… что? С раздражением? С презрением? С вызовом? И именно это цепляло его. Эта абсолютная, подлинная не искусственность. Она не пыталась ему понравиться. Не пыталась произвести впечатление. Она была собой – целиком, без прикрас и фильтров. В ее хриплом голосе, в ее неухоженных руках, в ее прямом взгляде была какая-то дикая сила, которой не было в отлакированных светских львицах. Он вспомнил, как она швырнула фартук и ушла, оставив его стоять с деньгами в руках. Уголки его губ снова дрогнули в улыбке. Наглость. Невероятная наглость. Никто и никогда не позволял себе так с ним себя вести.

– Что во мне находит? – размышлял он, ловко перестраиваясь в другой ряд. – Деньги? Статус? Нет». Она, кажется, вообще не понимала, кто он такой. Или понимала, но ее это абсолютно не впечатляло. Для нее он был просто «мажором на Мерсе», который придумывает глупые предлоги, чтобы приехать помыть уже чистую машину.

Это было одновременно забавно и притягательно. Он чувствовал себя не Владимиром, успешным бизнесменом, владельцем холдинга, а просто мужчиной. Которому бросили вызов. Которого задели за живое. Которому стало интересно. Он представил, что скажут его друзья или, что хуже, его мать, если бы узнали, что он увлекся девушкой, которая моет машины на задворках города. Подняли бы на смех. Объявили бы сумасшедшим. Но именно в этом и был кайф. Выйти за рамки. Нарушить правила своей же собственной скучной, предсказуемой жизни. Увидеть что-то настоящее. Настоящие эмоции. Настоящую страсть, не отточенную светскими тренерами. Он вспомнил ее глаза. В тот первый раз, когда их взгляды встретились. В них не было ни капли подобострастия. Только огонь. Огонь борьбы. За что она боролась? Против чего?

Ему захотелось это узнать. Расколоть этот жесткий орешек и увидеть, что скрывается внутри. Не из жалости. Из любопытства. Из того самого влечения, которое он не мог объяснить логически. Он припарковался у своего дома, но не вышел сразу. Сидел в тишине салона, смотря на подъезд, где жили такие же, как он, успешные и пустые люди. Он хотел увидеть ее снова. Не на мойке. Не в ее стихии. Увидеть ее без этой защитной брони из грязи, фартука и колючек. Увидеть просто женщину. И он придумал, как это сделать. Это было рискованно. Глупо. Не по-взрослому. Но тем вечером Владимиру, впервые за долгие годы, захотелось сделать что-то глупое и нерациональное.

Он достал телефон. Не ее номера у него его не было. Он нашел номер самой мойки «Струя». Тот самый, что был на ржавой вывеске. Позвонить? Нет. Слишком прямо. Слишком очевидно. Но он мог приехать завтра. Под другим предлогом. И если ее не будет спросить о ней. Сказать, что она забыла в машине какую-то вещь. Да, это звучало глупо, но сработало бы. Он улыбнулся сам себе в темноте салона. Он, Владимир, строивший многомиллионные сделки, теперь придумывал детские схемы, чтобы увидеть грубоватую девушку с мойки.

Что-то в этой девушке цепляло его за самое дно души, за те струны, которые он давно считал атрофированными. И он был готов идти до конца, чтобы понять что именно.

Его квартира. Пентхаус с видом на всю Москву. Дорогой, выдержанный в стиле хай-тек интерьер. Все на своих местах. Ни пылинки. Ни лишней вещи. Как музей или кадр из глянцевого журнала. Здесь не жили. Здесь существовали. Здесь не было ни души, ни хаоса, ни неожиданностей. Даже цветы, которые раз в неделю привозил флорист, были всегда одинаковыми холодными, идеальными орхидеями. Он прошел по безупречно чистому полу к бару. Налил себе виски, того самого, выдержанного, дорогого. Сделал глоток. Не чувствовал ни вкуса, ни удовольствия. Это был просто ритуал. Он включил огромный плазменный экран. Полистал каналы. Новости, ток-шоу, сериалы с накачанными актерами и пластиковыми актрисами. Все было знакомо до тошноты. Предсказуемо. Он отложил пульт. Тишина снова поглотила его. Он стоял посреди своей безупречной, стоившей целое состояние тюрьмы и чувствовал невыносимую, оглушающую пустоту.

Именно эта пустота и заставила его в тот раз свернуть с привычного маршрута и поехать на первую попавшуюся мойку. Не из-за машины. Из-за жажды хоть какого-то диссонанса. Желания увидеть что-то настоящее, не отполированное, не прилизанное. И он увидел. Увидел ее. Девушку с глазами, полными огня и злости. Девушку, которая не боялась посмотреть на него с вызовом. Которая жила в мире грязи, шума и борьбы, но казалась… живее его. Она была его полной противоположностью. Ее жизнь была непредсказуемой, трудной, возможно, даже отчаянной. Но в ней не было этой мертвящей, тотальной предсказуемости. Он снова подошел к окну, упираясь ладонями в холодное стекло. Где-то там, в этом огромном городе, она была. Возможно, так же смотрела в окно своей «каморки», пила свое дешевое пиво и мечтала о другой жизни.

Он устал от своего идеального, выхолощенного мира. А ее мир, грубый и неидеальный, манил его своей настоящностью. Это было безумием. Авантюрой. Но именно этого азарта, этого риска ему и не хватало. Завтра он снова поедет на мойку. И на этот раз не придумывая глупых предлогов. Он предложит ей… он еще не знал, что. Но что-то, что вырвет его из этой золотой клетки. И, возможно, поможет вырваться ей. Он допил виски. На душе было неспокойно, но впервые за долгое время не скучно.

Глава седьмая

Дни без работы тянулись мучительно долго. Женя металась по квартире, как тигр в клетке. Деньги из спасенной тысячи таяли на глазах. Коллекторы, почуяв слабину, звонили чаще, их голоса становились все наглее и злее. Она уже всерьез подумывала пойти в какой-нибудь круглосуточный супермаркет кассиршей или уборщицей, лишь бы не возвращаться к Аркадичу с повинной головой. Гордость гордостью, но есть хотелось каждый день. Она вышла в магазин за дешевыми макаронами и еще одной банкой того самого пива, без него уже не могла уснуть. Возвращалась, уставшая, с серым лицом, и вдруг услышала сзади знакомый, пропахший сигаретами и безалаберностью голос:

– Женька! Настоящая! Я тебя узнал по походке!

По спине пробежали мурашки. Она обернулась. Из подъезда ее дома выходил Сергей. Ее бывший. Тот самый, с которым она несколько лет назад пила на этой же лавочке, курил на этом же балконе и вместе с которым они благополучно пропили все ее первые, еще не такие большие, долги. Он почти не изменился. Все такая же косуха с выцветшими нашивками, потухшая сигарета за ухом, хищная ухмылка на небритом лице. Только в глазах прибавилось цинизма.

– Серега, – безразлично кивнула она, стараясь обойти его.

– Куда ж это ты так спешишь? – он ловко перегородил ей дорогу, пахну перегаром и дешевым одеколоном. – Старых друзей не узнаешь? Давно не виделись! Как ты? Где пропадаешь?

– Работаю, – буркнула она, глядя куда-то мимо него.

– Где? На той же мойке? – он фыркнул. – Ну и что? Заработалась? Деньги, поди, копишь?

Он оглядел ее с ног до головы, ее поношенную куртку, простой пакет из магазина.

– Видать, не очень получается.

Женя стиснула зубы. Он всегда умел задеть за живое.

– Отстань, Серег. Не до тебя.

– А до кого? До какого-нибудь новенького? – он подмигнул. – может появился кто, может мажор какой-нибудь. Правда, что ли? Подцепила кого-то?

Слухи в их дворе расползались мгновенно. Вероятно, кто-то видел, как Владимир подвозил ее тогда.

– Не твое дело.

– Как это не мое? – он сделал вид, что обиделся. – Я же за тебя переживаю! Чтоб тебя не обдурили. Эти буржуи, они поиграются и бросят. А я вот какой был? Настоящий! Свой в доску!

Он попытался обнять ее за плечи, но она резко отшатнулась.

– Руки убери. Иди своей дорогой.

– А куда мне идти? – развел он руками. – Дела у меня, Жень, не очень. Нужно немного подзаработать. Думал, ты поможешь своему бывшему. А у тебя, я смотрю, тоже шаром покати. Может, тогда отметим встречу? Как раньше?

Он достал из кармана потертую фляжку и соблазнительно потряс ею.

– У меня тут самогоночка, огонь! С одного глотка ноги отнимаются. Забудешь про все долги.

Именно так все и начиналось в прошлый раз. С одного глотка. Потом еще одного. Потом пропажа с работы, новые долги, чтобы заткнуть старые. Сергей был воплощением ее старой жизни – жизни по принципу «сегодня гуляем, а завтра хоть потоп». Он тянул ее на дно, и ей когда-то хватило сил оттолкнуть его. И сейчас он снова был здесь. С той же ухмылкой, с той же фляжкой. В самый неподходящий момент.

– Нет, – твердо сказала она. – Я не пью.

– Да ладно тебе! Я же тебя знаю! Помнишь, как мы с тобой на вокзале…

– Я сказала нет! – перебила она его, и в голосе зазвенела сталь, которую она недавно открыла в себе. – Уходи.

Его ухмылка сползла с лица, сменившись обидой и злостью.

– О! Видать, правда, мажор нашел! Уже и со старыми друзьями знаться не хочешь! Зазналась! Смотри, чтобы не упасть с высоты, это больно.

Он плюхнулся на ее лавочку, открутил крышку фляжки и сделал большой глоток. Потом с вызовом посмотрел на нее.

– Я тебя ждать буду. Когда он тебя кинет, ты ко мне приползешь. Я не злопамятный.

Женя, не говоря больше ни слова, развернулась и быстрыми шагами пошла к подъезду. Она чувствовала его взгляд у себя на спине. Липкий, противный, тянущий назад. Она захлопнула за собой дверь квартиры, прислонилась к ней спиной и закрыла глаза. Сердце бешено колотилось. Он был как призрак из прошлого, напоминание о том, кем она была и кем могла снова стать. Слабой. Зависимой. Беспомощной. Ей страстно захотелось выпить. Ту самую банку пива, что лежала в пакете. Запить этот страх, эту неуверенность, это назойливое прошлое. Но она посмотрела на пакет, потом на свою дрожащую руку. Нет. Она не позволит ему снова все испортить. Не позволит себе сорваться. Она отнесла пиво в холодильник и захлопнула дверцу. Не сегодня.

Сергей был ошибкой прошлого. Владимир непонятной фантазией будущего. А реальность была здесь и сейчас. И заключалась она в том, что ей нужна была работа. Любая. Чтобы не скатиться обратно. Чтобы доказать ему, себе, всему миру, что она сильнее. Она достала телефон и стала лихорадочно искать вакансии. Кассир, уборщица, грузчик. Все что угодно. Лишь бы не назад. Стук в дверь прозвучал как выстрел. Тяжелый, настойчивый, знакомый до тошноты. Женя вздрогнула, уронив телефон на диван. Сердце ушло в пятки, в горле пересохло.

– Жень! Открывай! Я знаю, ты дома! – донесся из-за двери хриплый, уже изрядно подвыпивший голос Сергея.

Она замерла, надеясь, что он подумает, что никого нет, и уйдет. Но стук повторился, еще более громкий и раздраженный.

– Евгения! Хватит дуру валять! Открывай!

Сжав кулаки, она подошла к двери и рывком открыла ее. Сергей стоял на площадке, облокотившись о косяк. От него разило перегаром и чем-то едким, паленым. Его глаза были мутными, но в них горел знакомый упрямый огонек.

– Ну вот, – он ухмыльнулся, пытаясь переступить порог. – А то я стучу, стучу…

Женя преградила ему дорогу, упершись рукой в косяк.

– Я сказала, уходи. Мне не до тебя.

– Да что ты как чужая?! – его голос внезапно сорвался на визгливую нотку. – Мы же свои! Я тебе предлагаю по-хорошему, по-старому, а ты нос воротишь! Из-за какого-то мажора?!

– При чем тут он? – взорвалась она. – Просто отстань! Оставь меня в покое, наконец!

– В покое? – он фыркнул, и его лицо исказилось злой гримасой. – А кто тебя вгонит в эту жизнь, а? Кто с тобой бухал, когда тебе тошно было? Кто тебе плечо подставлял? А? Это я! Серёга! А не какой-то ушлепок на тачке!

– Плечо подставлял? – ее голос зазвенел от ярости. – Ты меня в яму вогнал, а не плечо подставлял! Это из-за тебя я с работы вылетела тогда! Это ты меня научил долги заливать водкой! Это ты моя прошлая ошибка, которую я до сих пор расхлебываю!

Она тяжело дышала, чувствуя, как слезы подступают к глазам от бессилия и злости. Она не хотела плакать перед ним. Ни за что. Сергей отшатнулся, будто она его ударила. На его лице мелькнуло что-то похожее на осознание, но тут же погасло, затопленное алкогольной мглой.

– Ах, так? – он просипел. – Я ошибка? Ну ладно, Женька. Я пошел.

Он повернулся к лестнице, пошатываясь.

– Но помни. Когда он тебя кинет, а он кинет, ты ко мне не приходи. Ошибок не прощают.

Он начал спускаться, неуклюже цепляясь за перила. Женя захлопнула дверь, повернула ключ и, прислонившись спиной к холодному дереву, медленно сползла на пол. В ушах стоял оглушительный звон. Тело трясло. Он ушел. Но его слова, ядовитые и правдивые, повисли в воздухе маленькой квартиры. «Он кинет». «Ты ко мне не приходи». Она обхватила колени руками и закрыла глаза, пытаясь отогнать прочь и его образ, и образ Владимира, и весь этот невыносимый груз прошлого и неопределенного будущего. Она осталась одна. Снова одна. Запертая в четырех стенах со своими долгами, своими страхами и призраком бывшего алкоголика, который не хотел ее отпускать.