© Алексей Ракитин, 2025
ISBN 978-5-0067-9524-2 (т. 4)
ISBN 978-5-0060-3282-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
«Дом смерти» в тупике Ронсин
Французский президент Феликс Фор сейчас в России известен мало, о нём помнят разве что специалисты, изучающие историю отечественной дипломатии, военно-технического сотрудничества Российской империи и Третьей Французской республики или этапы развития международных финансов и кредита. Между тем время президентства Феликса Фора – речь идёт о 1895 – 1899 годах – чрезвычайно интересно как само по себе, так и теми воистину судьбоносными для России результатами, что явились следствием выбранного Фором курса.
Этот в высшей степени талантливый политик и финансист умудрился превратить Россию в стратегического союзника Франции, добившись от Императора Николая II пересмотра внешнеполитической доктрины его отца, ориентировавшегося на прочный военный союз с Германией. Причём проделал это Фор в кратчайшие сроки – во время двух личных встреч с Российским императором в 1896 и 1897 годах. В первом случае Николай Александрович вместе с супругой приезжали в Париж, а во втором – Фор отправился во главе французской эскадры в Санкт-Петербург. Во время этого визита французский президент принял участие в закладке постоянного Троицкого моста на месте наплавного, действовавшего с 1803 года.
Президент Феликс Фор во время государственного визита в столицу Российской империи в августе 1897 года.
Президент Франции купил расположение молодого российского императора за недорого, просто предложив выгодный кредит на различные инфраструктурные проекты. На деньги французских банков в европейской части России стали строиться водонапорные станции, канализация, линии «конного трамвая», промышленные предприятия с крупной государственной долей в уставном капитале и тому подобное. Упомянутый выше Троицкий мост в Санкт-Петербурге, кстати, тоже строился по французскому проекту французской же фирмой [с размещением части заказов в России]. Так состоялся противоестественный союз крупнейшей мировой монархии и самой скандальной на тот момент демократии в мире. И это при том, что в те годы Россию и русских во Франции ненавидели практически все… Министр иностранных дел граф Михаил Николаевич Муравьёв по этой причине в 1898 году не без горькой иронии пошутил, сказав, что к России во Франции хорошо относятся всего два человека.
Одним из этих двух человек являлся как раз таки Феликс Фор, а другим – Анри Бриссон, один из пяти премьер-министров, работавших с Фором. На самом деле, если уж доводить шутку графа Муравьёва до полного абсурда, то следует признать, что Россия имела во Франции трёх друзей, и имя третьего мы в своём месте назовём.
Президент Феликс Фор сослужил своей Родине большую службу, ведь его союз с Россией предопределил победу Франции в Первой мировой войне. Строго говоря, сама эта война стала возможна как раз потому, что между Францией и Россией состоялся союз. Если бы его не было, то и до мировой войны дело бы не дошло!
Строго говоря, биография седьмого президента Третьей Французской республики нас интересует мало, поэтому останавливаться на её изложении мы сейчас не станем. Жизненный путь этого мэтра французской политики с разной степенью детализации изложен на многих интернет-площадках – как отечественных, так и иностранных – так что все заинтересовавшиеся без труда утолят любопытство. Нас сейчас интересует лишь несколько аспектов жизни Фора, которые, как станет ясно из дальнейшего, имеют непосредственное отношение к сюжету. А именно – родился будущий президент 30 января 1841, и на момент смерти ему исполнилось 58 полных лет, а кроме того, он был счастливо женат – жена Берта была на 1,5 года младше – и в браке Феликс Фор стал отцом двух дочерей – Люси и Антуанетты. Старшей из дочерей на момент смерти отца шёл 33-й год, а младшей – 28-й. Обе дочери были не замужем, но старшая неофициально пребывала в статусе невесты, и женихом её являлся Марсель Пруст, начинающий, но уже широко известный писатель. На 59-м году жизни 16 февраля 1899 года Феликс Фор скоропостижно скончался. И это событие следует, пожалуй, взять в качестве отправной точки настоящего сюжета.
Президент Французской республики Феликс Фор возглавлял государство в очень непростой период внутреннего разброда и шатания. Доверие к органам государственной власти было подорвано так называемым «делом Дрейфуса». За полгода до смерти Фора страна оказалась на грани полноценного военного конфликта с Великобританией, и некоторые горячие головы из ближайшего окружения президента всерьёз призывали его к государственному перевороту и введению военной диктатуры с целью наведения порядка в стране. У Фора хватило мудрости удачно проскочить мимо Сциллы и Харибды, но результатов своей успешной дипломатии он не успел вкусить ввиду скоропостижной смерти, последовавшей 16 февраля 1899 года.
В официальном правительственном сообщении до сведения населения доводилась следующая картина произошедшего. Около часа пополудни 16 февраля президент, работавший в своём кабинете в Елисейском дворце в Париже, почувствовал недомогание. Он подошёл к двери в комнату личного секретаря Ла Галля (Le Gall), сообщил тому о дурном самочувствии и попросил помощи. Секретарь немедленно уложил президента на диван в его кабинете и сразу же по телефону вызвал доктора Хамберта (Humbert), находившегося как раз в ту минуту в Елисейском дворце. Доктор прибыл немедленно. По его мнению, состояние Феликса Фора «не выглядело опасным», однако врач остался дежурить возле президента и обратил внимание, что тому становится хуже. Не желая терять ни минуты, доктор Хамберт распорядился вызвать опытнейших врачей Ланне (Lanne), Лонго (Longue) и Шёрле (Sheurlet). Каждый из них лечил прежде Фора, и потому мнение каждого могло представлять немалую ценность.
Упомянутые врачи прибыли в Елисейский дворец со всей возможной скоростью, взяв по дороге также доктора Дюпюи (M. Dupuy). Следует подчеркнуть, что этот врач не имел никакого отношения к Чарльзу Дюпюи, одному из пяти премьер-министров, сменившихся во главе правительства во время президентства Фора. После первого консилиума упомянутые четыре доктора посчитали нужным вызвать специалиста по заболеваниям мозга Берджерея (Bergerey). Последний, осмотрев по прибытии президента, сообщил, что дело безнадёжно и надлежит обеспокоиться последними распоряжениями. Президент Фор в этом время всё ещё оставался в сознании.
К больному были вызваны его близкие, находившиеся в другом крыле дворца – супруга Берта и старшая дочь Люси [младшая находилась в отъезде]. Они появились в кабинете президента в 20 часов. Они оставались возле него до 22 часов – той самой минуты, когда доктор Дюпюи, следивший за пульсом Феликса Фора, констатировал его смерть.
Одна из иллюстраций той поры, воспроизводившая события в кабинете президента республики согласно официальной версии событий.
Случившееся грозило серьёзными беспорядками и застало страну врасплох. Фор пришёл к власти в 1895 году в результате тяжелейшего затяжного правительственного кризиса. Теперь же его скоропостижная смерть грозила ввергнуть страну в такую же точно неспокойную пору. Тело президента ещё не было предано земле, а по Парижу уже покатились политические демонстрации под самыми разными лозунгами, повсеместно перераставшие в кровавые побоища представителей различных партий и воззрений.
Впрочем, политическая история Франции нас не интересует совершенно, поскольку область интересов автора ограничена историей криминалистики и уголовного сыска. Поэтому будем держаться ближе именно к заявленной тематике.
Сразу после смерти президента Фора в Елисейский дворец прибыл Октав Хамар (Octave Henry Adeodat Hamard), комиссар республиканской контрразведки [начальник отдела, если говорить в более близких нам понятиях]. Современный читатель, пожелавший собрать информацию об этом человеке, скорее всего, узнает, что тот являлся высокопоставленным сотрудником Уголовной полиции, известной под названием «Сюртэ», но это не вполне так. Служба в «Сюртэ» являлась оперативным прикрытием Хамара, который во исполнение служебных обязанностей должен был легально появляться в различных местах и на различных закрытых мероприятиях. В своём месте нам придётся ещё сказать несколько слов об этом необычном человеке, поскольку его имя ещё не раз будет упомянуто в этом сюжете.
Октав Хамар в течение ночи осуществил сбор информации на месте происшествия и провёл то, что мы сейчас назвали бы предварительным расследованием. Закончив своё дело, комиссар контрразведки удалился вместе со своими сотрудниками, число которых достигало двух дюжин. Хамар, считая картину случившегося не до конца ясной, настаивал на проведении вскрытия тела Феликса Фора. Его можно было понять – он подозревал отравление президента. Выгодополучателей от такого отравления было очень много, и все они были весьма и весьма влиятельны. Первым таким выгодополучателем могла быть Великобритания, с которой Французская республика в тот момент находилась на грани открытого военного столкновения. Для тех, кто не в курсе специфики внешней политики Франции тех лет, автор рекомендует быстро навести необходимые справки в интернете по ключевым словосочетаниям «фашодский кризис» или «поход Жана-Батиста Маршана». Вторым потенциальным выгодополучателем являлась Германия, заинтересованная в ухудшении отношений Российской империи с Французской республикой и возвращении Императора Николая II к идее возрождения русско-германского партнёрства. Ну, а третьим по счёту выгодополучателем, вернее, целой группой таковых, могли быть внутренние партии, заинтересованные в устранении Феликса Фора. Последний считался слабым президентом, поскольку был вынужден постоянно играть на противоречиях гораздо более сильных противников. Помните старую советскую шутку про «стул с пиками точёными» – так вот, Феликс Фор последние годы сидел на таком стуле, и желающих вонзить в него нож поглубже было не просто много, а очень много. То есть логика Октава Хамара представлялась вполне понятной – он хотел знать, не отравлен ли президент Французской республики.
Однако вдова президента – Берта Фор – запретила проводить судебно-медицинское вскрытие трупа и связанное с ним судебно-химическое исследование крови и внутренних органов. И её тоже можно было понять – скоропостижно скончавшийся президент являлся наркоманом, но объективные тому доказательства были совершенно недопустимы. Феликс Фор нюхал кокаин, который сам же называл «ядом», но от употребления которого не мог отказаться. Вдова президента знала, что судебно-медицинская экспертиза непременно отыщет некий яд, вот только яд этот умерший принимал вполне добровольно… Разве можно допускать разглашение такого рода интимных подробностей?!
Пока во Франции справляли государственный траур, и пытливые умы обывателей бились над вопросом о преемнике скоропостижно скончавшегося президента, в прессе стали распространяться разного рода неполиткорректные и прямо предательские выпады. Спустя сутки с момента смерти Фора некоторые парижские газеты дали короткие заметки, из которых следовало, что рядом с президентом в последние минуты его жизни находилась некая женщина, чья фамилия начиналась на букву «S». Как нетрудно догадаться, эта женщина не являлась женой и… кхм… вообще не являлась родственницей усопшего. Хотя и была близка ему не менее жены, а может, и более. Находчивые журналисты даже высказали кое-какие соображения о личности таинственной дамы, чья фамилия начиналась на букву «S». По мнению одних знатоков высокой политики, это была некая очень привлекательная еврейка из хорошей еврейской банкирской семьи, по мнению других – не менее привлекательная француженка, актриса Сесиль Сорель (Cecile Sorel), и, наконец, по мнению третьих знатоков светского закулисья – это была Маргарита Штайнхаль (Marguerite Steinheil), жена известного художника, державшая в своём доме салон и… коротко дружившая с президентом.
Как известно, языком трепать – не мешки ворочать, поэтому парижане и прочие французы не без удовольствия обсуждали пикантные подробности смерти нелюбимого президента. Вернее, предполагаемые пикантные подробности… Ибо истинной картины случившегося не знал почти никто. А те, кто знал – тут сразу на ум приходит Октав Хамар – предпочитали в те дни молчать.
До поры до времени все эти рассуждизмы и намёки выглядели как-то вздорно и легковесно. Однако 26 февраля 1899 года в иллюстрированном журнале «Progres illustre!» появилась очень любопытная картинка, изображавшая момент смерти президента Фора. На ней были показаны его жена, старшая дочь и врачи, перечисленные выше, однако отсутствовал секретарь Ла Галь. Вместо него почему-то был изображён пожилой Бюиссон, личный слуга президента. Но самая главная странность этой иллюстрации заключалась в том, что на ней была запечатлена некая неизвестная женщина, третья по счёту, чьё присутствие символически олицетворяла Мона Лиза. Та самая, нарисованная Да Винчи.
Это был очень странный рисунок, который, с одной стороны, был не вполне точен, а с другой – удивительно точен. Да-да, так бывает!
Уже 26 февраля 1899 года, то есть ещё до похорон президента Фора, иллюстрированный журнал «Progres illustre!» разместил на обложке картинку, призванную проиллюстрировать главную национальную сенсацию – скоропостижную смерть государственного руководителя. Рисунок этот в целом соответствовал официальной версии случившегося, и изображённые на нём персоны были хорошо узнаваемы – супруга и старшая дочь Президента, доктор Дюпюи, следивший за пульсом больного и официально объявивший его кончину… Вот только помимо этих фигур, рисунок изображал ещё одну, не менее узнаваемую – Мону Лизу. Художник давал понять, что ему известно о существовании и активном участии в произошедшем третьей женщины. Её загадочная улыбка никого не могла сбить с толку – слишком многие знали, кем именно являлась таинственная дама.
Тот, кто нарисовал его, безусловно, был очень хорошо информирован о событии, которое взялся изображать. Этот человек знал, что смерть президента Феликса Фора неким образом связна с загадочной женщиной, имя которой никто из хорошо осведомлённых должностных лиц в силу неких причин называть не желал. Именно её присутствие художник и замаскировал образом Моны Лизы.
Художник был прав в главном – в момент приключившегося с Феликсом Фором кризиса рядом с ним была женщина, причём в весьма интимной обстановке. Если говорить совсем уж посконным языком и исключить эвфемизмы, то президенту стало плохо во время сексуального контакта с любовницей, которую звали Маргарита Жанна Штайнхаль (Marguerite Steinheil). И поскольку весь криминальный сюжет, которому посвящён этот очерк, связан непосредственно с нею, на биографии и особенностях личности этой дамочки необходимо остановиться подробнее.
Родилась Маргарита в апреле 1867 года в деревне Бокур (Beaucourt) на самой франко-швейцарской границе [почти в 370 км от Парижа] в семье довольно крупного провинциального землевладельца Эдуарда Джапи (Edouard Japy). Род отца был очень богат, его предки владели различными фабриками и мануфактурами, вошедшими в компанию «Japy Freres», однако Эдуард ещё до рождения дочери разорвал отношения с роднёй и вышел из семейного бизнеса. Он жил доходами с имения и никакого иного бизнеса не вёл. Мать Маргариты – в девичестве Эмили Рау (Emilie Rau) – являлась дочерью трактирщика. Семья была зажиточной, но, как видим, о благородном происхождении Маргариты не могло быть и речи. У Маргариты был старший брат и сёстры старше и младше неё. Интересная деталь – все дети, кроме Маргариты, получили более или менее приличное образование – они отдавались в пансионы, а братишка Жюльен даже окончил провинциальное военное училище и стал кавалеристом – а вот юная Марго в школу или пансион не ходила. Сама она называла собственное образование «домашним».
Отец скоропостижно скончался в ноябре 1888 года. С этого времени начались финансовые проблемы, которые Эмили Джапи пыталась решать энергично, но не очень удачно. Сначала она вложилась в строительство крупного парникового хозяйства, которое должно было приносить хороший урожай цветов круглый год. Оказалось, что во французских грязях розы и гладиолусы зимой никому не нужны… Тогда Эмили решила отгрохать свинарник на 100 свиноматок по последнему слову ветеринарной науки. Денег потратила много, прибыли не получила, вонь свинячьего дерьма разносилась на километры вокруг и удовольствия не приносила. Что ж, как говорится, бывает и хуже, но реже.
В распоряжении матушки оставалось последнее средство пополнения домашнего бюджета – выдача доченьки замуж. Старшая из дочерей уже была пристроена за малозаметным чиновником столичной администрации по фамилии Херр (Herr), и ей поручили подыскать приличную партию для сестры. И та подыскала – притом какую! Мадам Херр устроила знакомство младшенькой сестрички с Адольфом Штайнхалем (Adolphe Steinheil), довольно известным в Париже художником, происходившим из семьи, оставившей след в культурной истории Франции. Отец Адольфа – Луи Штайнхаль (Louis Charles Auguste Steinheil) – был известен работами по стеклу и со стеклом, он делал замечательные витражи, а также занимался иллюстрацией христианской и художественной литературы. Муж тётки Адольфа – Эрнест Мессонье (Ernest Meissonier) – являлся очень талантливым и успешным в материальном отношении художником. Достаточно сказать, что он построил для себя в Париже особняк, достойный статуса королевского дворца, и участвовал в возрождении Национального общества изящных искусств (SNBA), президентом которого и стал в 1890 году.
Адольф Штайнхаль считался художником-ремесленником, хотя и лишённым таланта родственников, но тем не менее обладающим высоким уровнем профессионального мастерства и способным рисовать очень качественно. Кроме того, переняв от отца навыки работы со стеклом, Адольф являлся очень компетентным реставратором средневековых витражей, и эта работа приносила ему даже больший доход, чем рисование картин. Не будет ошибкой сказать, что к 1890 году это был человек очень известный в Париже и в каком-то смысле популярный. Он являлся владельцем столичного особняка, имевшего почтовый адрес «дом №6 в переулке Ронсин» (impasse Ronsin). Одна из сторон принадлежавшего ему земельного участка выходила на улицу Вожирар, поэтому иногда можно встретить указание на нумерацию по этой улице, но следует иметь в виду, что корректный адрес связан именно с переулком Ронсин.