Зов Авроры

Посвящается всем, кто когда-либо смотрел на звезды и мечтал о доме.

Глава 1. Последний рассвет

Земной рассвет, последний в их жизни, был несправедливо, пронзительно красив. Он заливал багрянцем и золотом стартовую площадку космопорта «Восточный», отражаясь в зеркальных забралах скафандров, лежащих наготове в предстартовом модуле. Семья Беловых стояла у панорамного окна, глядя на мир, который они покидали навсегда.

Алексей Белов, глава семьи, пилот и инженер, обнимал жену Елену. Его рука на ее плече была твердой, как шпангоут их будущего дома-корабля, но он чувствовал легкую дрожь, проходившую по ее телу. Елена, биолог и врач экспедиции, всматривалась в далекие сопки, словно пытаясь запомнить каждую травинку, каждое дерево. Она покидала не просто планету, а целую биосферу, миллиарды лет эволюции, чтобы ступить на землю, где единственной известной жизнью будут они сами и эмбрионы в крио-камерах «Одиссея».

Рядом стояли их сыновья, три ступени одной лестницы, ведущей в будущее.

Марк, семнадцатилетний, скрестил руки на груди, его лицо было маской угрюмого безразличия. Для него этот полет был не подвигом, а изгнанием. Он оставлял здесь друзей, первую любовь, гул стадионов и запах озона после грозы. Его пальцы нервно теребили край рукава комбинезона. Вся его поза кричала о протесте, который он не мог выразить словами.

Лео, шестнадцатилетний, был полной противоположностью брата. Его взгляд, устремленный на восходящее солнце, был полон меланхоличной задумчивости. Он был художником и поэтом в душе, и для него это расставание было трагедией эпического масштаба, источником будущего вдохновения и нынешней боли. Он видел не просто рассвет, а прощальный салют целой цивилизации, данный в их честь.

И только одиннадцатилетний Тим, самый младший, не чувствовал горечи утраты. Его глаза горели чистым, неразбавленным восторгом. Он прижимался носом к холодному стеклу, его дыхание оставляло на нем маленький туманный кружок. Для него все это было величайшим приключением в истории человечества, и он был его главным героем. Космос не пугал его, он манил.

– Красиво, – тихо сказала Елена, и в этом одном слове была вся ее любовь и вся ее скорбь.

– Мы увидим другие рассветы, Лен, – ответил Алексей, хотя и сам понимал, что ни один из них не будет похож на этот. Там, на Кеплере-186f, их ждало красное солнце. Красные рассветы над багровыми лесами. Чужие.

– Они не будут пахнуть дождем, – прошептал Лео, и никто ему не ответил.

Время сжалось, превратившись в натянутую струну. Последние объятия, последние слова, сказанные не вслух, а взглядами. Затем команда, сухой голос из динамика, и они, пять человек, маленький клан, повернулись спиной к рассвету и пошли к своему стальному ковчегу, уносящему их от единственного дома, который они знали.

Глава 2. Тяжесть невесомости

Рев двигателей был не звуком, а всепроникающей вибрацией, которая вжимала в кресла, вытряхивала душу и превращала мир за иллюминатором в смазанную акварель. Тело налилось свинцом, каждая клетка протестовала против чудовищного ускорения. Тим восторженно охал, пытаясь поднять руку и смеясь, когда она бессильно падала обратно. Марк сидел с закрытыми глазами, его челюсти были плотно сжаты. Лео смотрел на экран перед собой, где цифры перегрузки горели алыми вестниками новой эры.

А потом все стихло.

Тишина была оглушительной. Вибрация исчезла, сменившись едва уловимым гулом систем жизнеобеспечения. Тяжесть ушла, и на смену ей пришла легкость, обманчивая и дезориентирующая. Пылинка, сорвавшаяся с комбинезона Алексея, не упала, а лениво поплыла в воздухе, переливаясь в свете ламп.

Невесомость.

– Порядок, – голос Алексея в шлемофоне был хриплым, но уверенным. Он отстегнул ремни и плавно оттолкнулся от своего кресла, его движения были отработаны сотнями часов на тренажерах. – Отстыковка от разгонного блока через три минуты. Елена, как дети?

– Пульс в норме. Тим в восторге, Лео адаптируется, Марк… Марк с нами, – дипломатично ответила она.

Она знала, что сейчас происходит в душе ее старшего сына. Это был момент невозврата. Пока корабль боролся с гравитацией, еще оставалась иллюзия, что можно вернуться. Теперь, в тишине космоса, пути назад не было.

«Одиссей» мягко дернулся, отсоединяясь от последней нити, связывавшей его с Землей. Алексей вывел на главный экран изображение с внешней камеры.

Они увидели ее.

Земля висела в черном бархате пустоты, сияя, как драгоценный сапфир. Белые вихри облаков, синева океанов, изумрудные и охристые пятна континентов. Она была живой. Она дышала. И она стремительно уменьшалась, превращаясь из мира в шар, из шара в мяч, из мяча в сияющую точку.

В рубке повисла тишина, нарушаемая лишь тихим всхлипом. Это был Лео. Он не пытался скрыть слез, которые не катились по щекам, а собирались в дрожащие шарики у уголков глаз.

– Она… она уходит, – прошептал он.

Даже Марк отвернулся от стены и посмотрел на экран. Его маска безразличия треснула, и на мгновение в его глазах отразилась та же вселенская тоска, что и у брата.

Елена подплыла к сыновьям, обнимая их обоих.

– Мы несем ее частичку с собой, – сказала она мягко. – В нашей крови, в наших воспоминаниях. И в семенах, которые мы посадим в новую землю.

Тим, не обремененный ностальгией, подлетел к иллюминатору, пытаясь поймать ртом шарик слезы брата.

– Эй, соленая вода в космосе! Круто!

Этот детский возглас разрядил напряжение. Алексей усмехнулся. Елена покачала головой, вытирая глаза Лео салфеткой. Жизнь продолжалась. Даже здесь, в пустоте, где само понятие «вверх» и «вниз» потеряло смысл, их маленькая семья оставалась семьей. Они были крошечным островком человечности посреди бесконечного холодного океана.

Глава 3. Ковчег

«Одиссей» был не просто кораблем. На следующие восемь месяцев полета он стал их вселенной. Алексей, как его главный конструктор, знал каждый его винтик, каждый кабель. Он спроектировал его как дом, а не как консервную банку.