Пазл Пабло

Похороны

Кладбище застыло в безмолвии, словно само время остановилось, затаив дыхание в ожидании чего-то неизбежного. Могильные плиты, выстроившиеся в скорбный хоровод, хранили не только останки ушедших – они словно оберегали осколки прошлого, сплетённые из смеха, слёз и полузабытых клятв, которые теперь эхом отзывались в вечности.

Чёрные силуэты скорбящих медленно растворялись в воздухе, подобно чернильным кляксам на сером листе дождя. Лишь ветер, старый сплетник, продолжал свой бесконечный рассказ, перешёптываясь с берёзами, чьи ветви печально склонялись под тяжестью утраты. Редкие капли дождя, падая на камни, издавали почти неслышный звон, словно бросая монеты в копилку вечности.

В этой звенящей тишине каждый шорох казался ударом колокола, каждое движение – предательским звуком в царстве безмолвия. Природа сама словно погрузилась в траур, создавая саван из дождя и ветра для тех, кто нашёл здесь свой последний приют.

Но одна фигура стояла неподвижно – Веро́ника. Девушка, осиротевшая в двадцать с небольшим лет, стройная, как кипарис, в чёрном кожаном плаще, застыла у свежей могилы. Она держала губами сигарету, которую так и не смогла прикурить. В её побелевших от напряжения ладонях была зажата фотография: отец улыбался той самой улыбкой – с хитринкой в уголках губ, словно хранил секрет, унесённый с собой в вечность.

Ему было сорок пять лет… Возраст, когда жизнь должна была пахнуть сиренью и свободой, а не землёй, холодной и сырой, как тот нож в сердце, который остановил его жизнь. Её губы дрожали, удерживая сигарету, которая казалась символом незавершённости, как и вся её жизнь с этого момента. Фотография в её руках словно оживала – отцовская улыбка, полная тепла и какой-то тайной мудрости, смотрела на неё с укоризной, будто предупреждая о чём-то важном.

Ветер играл с полами её плаща, но она не замечала холода – внутри неё бушевала буря чувств, которую не мог унять даже могильный холод. В этот момент казалось, что время остановилось, превратив её в памятник собственной утрате, в символ непоколебимости перед лицом неизбежного.

Резким движением она выдернула сигарету из губ и отбросила её в сторону.

– Пап… – её голос рассыпался о кладбищенскую тишину, как хрустальный бокал, упавший с высоты. – Ты говорил, сила – это когда ты стоишь, даже если земля уходит из-под ног.

Её взгляд устремился к надгробию, где чёрно-белый портрет отца казался окном в безвозвратно ушедшее прошлое. На снимке он был живым: морщинки у глаз, расходящиеся лучиками от добродушной улыбки, тень недокуренной сигары в привычной руке. Сейчас камень хранил безмолвие, а дождевые капли струились по буквам имени, словно небо проливало свинцовые слёзы вместо обычной влаги.

Каждое слово, произнесённое ею, казалось ударом молота по сердцу. Сила, о которой говорил отец – та самая, что должна была помочь ей выстоять. Но как стоять, когда земля не просто уходит из-под ног – она разверзается бездной, готовой поглотить целиком?

– Значит, во мне есть эта сила, – прошептала она, и её голос утонул в шуме дождя.

Внезапно порыв ветра яростно сорвал с берёз листву – зелёные листья закружились вокруг Веро́ники, создавая вихрь из прошлого и настоящего. Где-то вдалеке гулко прокатился гром, словно небесный колокол, и девушка сжала фотографию так сильно, что костяшки побелели – будто пыталась удержать последний лучик того мира, где отец ещё смеялся, где слово «навсегда» не превратилось в пустой звук.

– И я буду сильной, – выдохнула Веро́ника, машинально поправляя воротник плаща, пропитанного запахом дождя и ладана. – Даже если за твоей смертью кроется… что-то ещё.

В этот миг ей почудилось, что тень от берёз скользнула по могиле слишком резко, будто её гнал не ветер, а что-то иное, невидимое.

Её пальцы дрогнули, касаясь гранитных букв: «Верный слову. Справедливый. Отец, брат». Морозный гранит надписи обжигал кожу, словно слова были выжжены не резцом мастера, а самой судьбой, оставив на камне неизгладимый след правды и боли.

– Справедливый… – голос сорвался в хриплый шёпот. – Ты клялся, что в нашем мире грязи есть кодекс чести. Но кто-то разорвал даже его! – ногти впились в ладони, оставляя полумесяцы на коже.

Из кармана плаща Веро́ника вытащила смятый лист. Бумага, пожелтевшая за неделю, будто век пролежала в гробу. Его почерк – угловатый, торопливый, последние буквы расплылись в кляксу, словно ручка выпала из мертвеющей руки. Адрес… Всего семь слов, но, возможно, там она найдёт ответ.

– Я узнаю кто, – прошипела она, и ветер подхватил слова, закрутив их в воронке из листьев. – Даже если придётся стать тенью в твоём проклятом бизнесе. Даже если… – взгляд метнулся к аллее, где чёрные лимузины уплывали в туман дождя, – придётся вскрыть гнойник, что ты называл дружбой.

Молния брызнула фиолетовым светом, осветив её профиль – острый, как клинок. Кожаный плащ обвился вокруг тела, словно второе нутро; распахнутый зонт-трость в виде ворона, словно чёрными крыльями, укрывал хозяйку.

– Ты говорил, что я – твоё отражение? – она прижала фотографию к губам, где застыла капля дождя. – Тогда смотри, как твоя кровь превратится в яд для них.

Внезапный град ударил по камням, заставив вздрогнуть. Но Веро́ника уже не чувствовала холода – в груди пылала лава, где смешались боль, ярость и… восторг? Словно отец шептал из глубин сознания: «Доведи игру до эндшпиля. Даже если придётся пожертвовать королевой».

– Ради тебя. Ради нашей правды, – бросила она в лицо ветру, поворачиваясь спиной к могиле. Зонт захлопнулся с хрустальным звоном – теперь дождь с градом хлестал по щекам, смешиваясь со вкусом железа на губах.

Гром прогремел в такт шагам, отбивающим: месть-месть-месть. Голубые глаза, вспыхнувшие в вспышке молнии, отразили две Веро́ники: одна – девушка с разбитым сердцем, другая – хищница, выслеживающая добычу, готовая разорвать любого, кто встанет у неё на пути.

– Не подведу, – прошептала она, исчезая в завесе ливня. Над могилой же, в луче внезапно пробившегося сквозь тучи света, закружилась одинокая ворона – будто сам прах отца обрёл крылья, чтобы лететь за ней следом.

Новый знакомый

Веро́ника направилась к лимузину, где её телохранитель, словно изваяние из базальта, уже открывал дверь. Однако внезапный стук каблуков по мокрому асфальту заставил её остановиться.

– Веро́ника Церцер, могу я поговорить с вами? – раздался за спиной решительный и уверенный голос.

Перед ней возник молодой человек в кожаной куртке, от которой исходил запах дыма и мятных леденцов. Дождь стекал по его куртке, оставляя на коже серебряные ручейки. Его голубые глаза горели холодным пламенем, слишком ярким для живого человека.

– Старший следователь Иван Курский, – он быстро достал удостоверение из нагрудного кармана и показал его Веро́нике. Бумага была испещрена печатями, словно шрамами.

– Поговорим? – спросил он.

Телохранитель сделал движение вперёд, но Веро́ника взмахнула рукой – жест, от которого даже вороны замолкали в её присутствии.

– О чём? – она скользнула взглядом по документу, будто это было меню в дешёвой забегаловке, после посещения которой можно подхватить брюшной тиф.

– О том, как ваш отец превратился в решето, – он намеренно растягивал слова, наблюдая, как её зрачки сужаются в игольные уколы. – Удары ножа были нанесены с предельной точностью, это не уровень обычной уличной шпаны.

Веро́ника усмехнулась, но это больше походило на рычание.

– О боже, вы открыли, что убийство не случайность? – она сделала шаг вперёд, и зонт-трость с вороньим набалдашником упёрся ему в грудь. – Может, ещё расскажете, что земля круглая?

Курский не отступил. Его дыхание пахло кофе и горечью риска. Иван был не из тех людей, которых можно было напугать. Он поднял решительно бровь и сказал:

– Я знаю, кто, возможно, заказал вашего отца. И знаю, что вы уже три дня ищете по притонам того, кто написал ваше имя на обоях в морге. – Он достал из кармана фотографию, где красовалась надпись: «В. Церцер». Кто это сделал и зачем, было загадкой, но одно было ясно: скорее всего, это была угроза.

Веро́ника ощутила, как под перчаткой холодеет рукоять ножа в рукаве. Этот нож всегда был с ней, куда бы она ни шла. Ей не нравился этот самоуверенный тип, но что-то было в нём, что её заинтересовало.

– Предлагаю сделку, – снова начал следователь, наклоняясь так близко, что Веро́ника услышала его дыхание. – Я – ваши глаза в полицейской базе. Вы – мои уши в вашей империи. Вместе мы вытащим тухлую селёдку, что воняет в этом деле и у вас, и у нас.

– Значит так, слово «возможно» меня не интересует, это первое, и второе: сотрудничество? – Веро́ника рассмеялась, и в смехе зазвенели лезвия. – Вы либо самоубийца, либо гений. А гениев, – она аккуратно взяла руками его белый воротник и, немного приподняв, притянула мужчину к себе, шепча на ухо, – я ломаю ещё в зародыше.

Она хотела его напугать или проверить. Этот следователь был скорее глупцом, раз решил лезть туда, куда не следует. Как только в «Чёрной орхидее» узнают, что он рыщет, его прихлопнут, как таракана.

Телохранитель хрипло задышал, сжимая рукоять пистолета. Курский ухмыльнулся, доставая из кармана конверт.

– Взгляните вначале на это, а потом решите, будете ли вы ломать меня в зародыше или нет.

Его голос звучал сухо, но уверенно. Веро́ника раздражённо схватила папку и открыла. Капли дождя тут же забарабанили по файлам.

Внутри, сразу на первой странице, было фото с камер видеонаблюдения, где её отец был запечатлён за день до смерти: он стоял у витрины ювелирного, а в отражении стекла виднелся силуэт со знаком «Чёрной орхидеи» на тыльной стороне руки.

– Завтра в десять я угощу вас кофе, – он сунул конверт ей в пояс. – Придёте – узнаете, кто замешан в убийстве. Нет – будете гадать, чья следующая очередь в крематорий.

Лимузин рванул с места, брызги из-под колёс окатили следователя. Но Веро́ника, глядя в зеркало заднего вида, видела, как он стоит под ливнем, сливаясь с тенями, будто он сам был частью тьмы.

– Что за напыщенный кретин? – возмутилась Веро́ника.

Телохранитель по имени Вениамин лишь покачал головой и седина в его висках блеснула серебром.

– Опомниться не успеете, его грохнут в его же кабинете.

Но Веро́ника не хотела его смерти, ей нужен был собственный человек, который будет информировать её из полиции. Но будет ли это именно этот напыщенный кретин, она не знала, но должна была проверить его на прочность.

Встреча в десять

Утренний свет, с трудом проникая сквозь пыльные окна полицейского участка, падал на лицо Веро'ники, превращая её чёрные волосы в воронье крыло. Следователь Курский, её недавний знакомый, встретил её у дверей, его взгляд был острым, казалось даже немного скучным.

– Доброе утро, Веро́ника, – произнёс он, и в его голосе послышались нотки азарта. Его кожаная куртка все также пахла сигаретным дымом и мятными леденцами. Он открыл перед ней дверь кабинета, приглашая войти.

Она вошла в кабинет, где хаос на столе следователя казался насмешкой над её безупречным порядком. Папки громоздились, как карточные домики, готовые рухнуть от малейшего дуновения. Вероника терпеть не могла беспорядок и, видя его у других, сильно раздражалась.

Михаил хотел сесть в кресло напротив и уже было открыл рот, чтобы что-то сказать.

– Без предисловий, – отрезала она, усаживаясь в кресло с грацией пантеры. Кофе, который протянул ей Курский, остался нетронутым – ведь в её венах текла не кофеиновая жижа, а чистейший адреналин. Она поставила свой зонт-трость и скрестила руки на груди, глядя на дерзкого следователя.

Иван раскрыл папку с фотографиями, и каждое движение его рук было точным, как у хирурга. Его пальцы, покрытые едва заметными шрамами от старых ранений, бережно касались каждой фотографии. Пока он возился с файлами, Веро'ника разглядела его лицо и только сейчас заметила, что левая часть щеки была покрыта шрамом от огня. Курский был вполне приятной наружности, его белесые волосы хорошо гармонировали с темной аккуратно подстриженной бородой и светлыми глазами. Но его излишняя уверенность в себе и дерзость раздражали Веронику.

– Смотрите, – он указал на снимки с места преступления. – Здесь нашли тело вашего отца.

– Знаю, – её голос был холоднее утреннего тумана. – Что дальше?

Он достал другую пачку фотографий, и его пальцы дрогнули, будто касались не бумаги, а живых улик.

– Обратите внимание на пол. Где следы крови? – его голос понизился до шёпота, и в этот момент за дверью офиса кто-то громко пробежал мимо, будто указывая на важность улики.

Веро́ника впилась взглядом в снимки. Крови не было. Совсем. Но на одном из кадров она заметила странное пятно, похожее на отпечаток ладони, выцветший добела.

– Хотите сказать, тело перенесли? – спросила она, чувствуя, как внутри всё сжимается в ледяной комок. Её перчатки похолодели, будто прикоснулись к смерти.

– Именно, – кивнул Курский. – Кто-то щедро заплатил за молчание. Настолько щедро, что даже прокуратура закрыла глаза. И знаете, что самое интересное? Деньги были переведены через офшорную компанию, зарегистрированную на Британских Виргинских островах.

– Неужели? – она наклонилась вперёд, её глаза горели ледяным пламенем. В этот момент её зрачки сузились в игольные уколы.

– Кто-то очень хочет, чтоб правда не вышла наружу, – ответил следователь, доставая из ящика стола обгоревший блокнот, в котором был записан адрес, обведённый в кровавое кольцо. – И я знаю, кто может помочь раскрыть эту тайну.

– И кто же?

– Есть один человек, завтра я навещу его, полученную информацию передам вам.

Веро́ника кивнула, а потом долго рассматривала фотографии, складывая в голове новую мозаику. На одной из них она заметила отражение витрины, где виднелся силуэт с знаком Чёрной Орхидеи на тыльной стороне руки. Она стала прикидывать в уме, кто мог носить такую тату? Члены группировки никогда так открыто не указывают о своём предназначении. Да и она никогда не видела никого с такой тату. А это была уже вторая фотография с этим человеком.

– Хорошо, – произнесла она наконец, откидываясь назад в кресле. – Что ещё у вас есть?

– Много чего, – улыбнулся Курский, доставая из кармана конверт с фото её отца за день до смерти. – Но это только начало. До меня дело вёл другой следователь, но он внезапно уволился. Знаете, почему? Потому что нашёл ту самую фотографию, где в отражении виднеется силуэт возможного убийцы, с чёрной орхидеей на руке.

Веро'ника сверлила его взглядом, следователь понял, что она ждёт ответа на свой немой вопрос.

– Все знают, что ваш отец был главой Чёрной орхидеи. Никто не хочет лезть в заварушку, в которой участвуют самые опасные люди группировки. Никому не хочется оказаться между двух огней.

– А вам хочется? – Отрезала Веро́ника, сверкнув своими ярко-синими глазами, прожигая следователя насквозь.

– У меня свои личные счёты с Орхидеей.

– Хорошо, предположим, мы с вами будем сотрудничать, что вы хотите от меня?

Молодой следователь присел на краешек стола и скрестил руки на груди, он взглянул на Веронику как-то иначе и сказал:

– Я всего лишь хочу получить информацию, которая поможет мне раскрыть это дело, – сказал следователь, пристально глядя на Веро́нику. Они были почти одного роста, и она с нескрываемым интересом изучала его лицо.

– Вы осознаете, во что вмешиваетесь? Вы знаете, кто я и какие люди входят в нашу группировку? – спросила она, не скрывая своего положения.

Следователь оставался невозмутимым. «Не боится, – подумала Веро́ника, – даже мускул не дрогнул. Глупец или храбрец?»

– Я знаю, кто вы и что можете со мной сделать, не понаслышке, – произнёс он, поворачивая голову и показывая ей свой шрам, который, казалось, навсегда запечатлелся в его душе.

– Месть, значит, – догадалась девушка и, подойдя к своему зонту, взялась за рукоятку. – Если вы хотите играть в игры с Чёрной орхидеей, то вам нужен человек, который будет вас защищать, а взамен вы будете делиться с ним информацией, не так ли?

– Именно поэтому я выбрал вас, Вероо́ника, вы очень проницательны.

– Я не состою в этой группировке, я лишь дочь того, кто её возглавил, у меня мало возможностей.

Ответила девушка и сделала шаг назад.

– Пока этого вполне достаточно, – тут же отозвался Курский и снова улыбнулся.

– Ладно, – согласилась Веро́ника, она в этом союзе пока ничего не теряет. – Что с человеком, который написал моё имя в морге? Вы его поймали, я надеюсь? Или все так же будете лишь трепать языком? – спросила она с легким раздражением.

– Я хотел оставить это на десерт, но да, я его поймал, – Иван с довольной улыбкой взглянул на Веронику, которая лишь приподняла бровь, пытаясь скрыть свои чувства. – Хотите его допросить?

Допрос

Спустя час Вероника стояла перед мужчиной, который сидел на стуле в небольшом заброшенном складе в центре города. Все вокруг было застелено полиэтиленом, а руки и ноги мужчины были связаны, глаза завязаны. Вероника с удивлением взглянула на следователя Ивана.

– А вы, я вижу, не из робких, – она была поражена методами ее нового знакомого, ведь он был прислужником закона, а по закону так не поступают. – Хотите меня впечатлить?

– Нет, я хочу, чтобы вы доверяли мне, а это в качестве подарка, – с улыбкой произнес Иван и добавил: – Я вас оставлю.

Следователь вышел из склада и остался ждать за дверьми. Вероника подошла к мужчине, который сидел сгорбившись и даже не дернулся, услышав голоса. Она сняла с него повязку и внимательно осмотрела: грязная одежда, исколотые руки, небритое и уставшее лицо. Мужчина поднял голову и взглянул на нее.

– А, это ты, – устало произнес он.

– Кто тебе заплатил за надпись в морге?

Мужчина пожал плечами.

– Не знаю, просто подкинули конверт с деньгами и записку. Ну и небольшой презент, – улыбнулся он.

– Какой презент?

Он снова поднял на нее взгляд и нахмурил брови.

– А то ты не знаешь, Орхидея всем дает то, что они хотят. Любит исполнять желания, а потом дергать за ниточки.

Вероника не понаслышке знала, как это происходит, но никогда не участвовала в этом.

– Можешь меня убить, мне все равно недолго осталось. Я ничего не скажу, потому что ничего не знаю.

Вероника терпеть не могла наркоманов и все, что с ними связано. Ее мать умерла именно по этой причине. Сумасшествие довело ее до зависимости, а зависимость отправила на тот свет. Вероника хотела пристрелить этого нарика, но рука дрогнула, когда она потянулась к пистолету.

– Пусть тебя убьет та дрянь, которую ты употребляешь.

С этими словами она вышла из склада и села в машину, где ее ждал Курский. Он посмотрел на нее вскинув брови.

– Я не слышал выстрела, – удивленно произнес следователь, смотря на спокойное лицо девушки. – Орхидея не оставляет свидетелей… – закончил он в ответ на молчание Вероники.

Вероника гневно посмотрела на него, ее глаза, казалось, стали полностью черными.

– Я же уже говорила, что не состою в группировке. У меня свои правила.

Иван улыбнулся ей и отправил кому-то сообщение. Какое именно, Вероника догадывалась, но не стала думать об этом. Они тронулись, не нарушая тишину до самого участка.

Проверка координат

Ночь была словно сотканная из паутины и стали, а ветер завывал, словно раненый зверь, безжалостно обрывая свежие листья с деревьев. Байк Вероники ревел сквозь пелену дождя, и капли, словно острые стальные иглы, впивались в кожу. В кармане её жгло что-то нестерпимо – пожелтевший листок, а точнее, вырванный клочок бумаги с координатами, выведенными словно кровью. Она должна была проверить, что именно оставил её отец перед смертью. Вероника была уверена, что эта записка предназначалась только для неё.

Особняк предстал перед ней чёрным саркофагом, окна которого мерцали фосфоресцирующим светом, словно внутри танцевали призраки прошлого. Плющ на стенах шевелился от ветра, словно щупальца спрута, пытаясь схватить её и утащить в свою бездну.

Вероника шагнула в зев входной арки, и дверь захлопнулась сама собой от дуновения ветра. «Как в детских кошмарах», – подумала она, оборачиваясь на резкий хлопок.

В комнате с облупленными обоями царил запах страха, а не плесени. Она прошлась по безжизненным и холодным комнатам, пока не наткнулась на встроенный в стену шкаф. Дверь слегка скрипнула, когда она её распахнула. Там, из общей картины старья, выбивался новенький сейф в стене. Веронике на миг показалось, что он пульсирует, как живой орган. На сейфе был установлен сканер, она приложила свой палец, и дверца открылась с хриплым стоном. Внутри, на бархатной красной подушке, лежали вещи:

Дневник в кожаном переплёте, пахнущий миндальным ароматом и порохом; фотография отца на фоне каких-то бочек;

кинжал с рукоятью в виде бутона, с огромным чёрным камнем в середине; небольшая табличка с надписью: «ОХ – Серая орхидея. Мы удобряем мир пеплом врагов» – эта фраза в дневнике обожгла её сетчатку.

Страницы дневника зашелестели в руках Вероники, открывая пометку: «12.09 – день, когда дочь узнает правду. Готов ли я?» Она стала листать дневник и поняла, что в нём может найти много интересного.

Вдруг девушка услышала тихие шаги. Затаив дыхание, она замерла: кто-то крался к ней. Вероника прижала к груди кинжал, чья рукоять вдруг стала немного тёплой, словно живая плоть. Она бесшумно спряталась за дверью и, смотря в щель между проемом, пыталась разглядеть силуэт. Шаги раздавались почти беззвучно, словно это был не человек. Вероника, казалось, не боится никого и ничего, но этот дом, темнота и страх перед неизвестным делают своё дело. Лучше не высовываться, если не знаешь, кто перед тобой.

Веронике казалось, что она стояла там целую вечность, прежде чем шаги неизвестного направились к выходу. Её сердце медленно успокоилось, и она уже смело выглянула из комнаты, прислушавшись. Тишина. Выждав момент, она сорвалась с места и побежала к другой двери, выбегая на улицу. Вероника бежала, не оглядываясь, и успокоилась только тогда, когда почувствовала под руками руль от мотоцикла.

Дома, в тишине, нарушаемой лишь треском камина, Вероника развернула пергамент, на котором рукой её отца была написана короткая записка. Чернила вспыхнули ультрамариновым пламенем, и перед её глазами предстали слова:

«Вероника, моя дорогая, мой нежный тайфун…

Если ты читаешь это письмо, значит, я, вероятно, уже покинул этот мир. Прошу тебя, будь осторожна, всё не то, чем кажется. Прости за всё…

P.S. Ищи ответы, скрытые в цветах, которые я дарил твоей матери.»

Офис группировки «Чёрная орхидея»

Посреди мегаполиса Кланстауна, вырос самый большой небоскрёб – Чёрная орхидея, словно титан, возвысившийся над другими строениями. Его стеклянные, черные стены отражали утреннее солнце, создавая гигантскую призму, рассыпавшую радужные блики по улицам. На высоте птичьего полёта, где воздух был разреженным и кристально чистым, располагались этажи, принадлежащие могущественной группировке, которая заправляла всем городом.

В тот самый день, когда земля сомкнулась над гробом отца, в почтовом ящике Вероники обнаружилось два конверта с золотым тиснением. Тяжелые, как приговор, они лежали в её дрожащих руках, пока она читала лаконичные приглашения от двух самых влиятельных главарей преступного мира Кланстауна.

Судьба, словно играя с ней злую шутку, толкала её в пасть хищника. Завтра ей предстояло встретиться с теми, кто мог одним словом разрушить её жизнь или… изменить её навсегда. Вероника знала – после этой встречи обратной дороги уже не будет.

Панель лифта была особенно гладкая, чёрная, с биометрическим сканером для тех, кто хочет подняться на определённые этажи. Вероника сначала приложила ладонь, а затем коин – валюту, используемую внутри группировки Чёрной орхидеи. Поверхность ожила, показывая нумерацию этажей, и она нажала кнопку «двадцать пять».

Поднимаясь в лифте, Вероника ощущала, как с каждым новым этажом меняется атмосфера. С двадцатого по двадцать четвертый этаж, где располагалась бухгалтерия группировки, воздух был пропитан запахом свежей краски и дорогих кожаных папок. Сто тридцать кабинетов, за дверями которых кипела работа, на самом деле были лишь фасадом для сотен теневых операций, различных организаций.

Латексный костюм Вероники, облегающий словно вторая кожа, переливался в свете ламп, а каска от мотоцикла в руках казалась неуместным аксессуаром в этом мире дорогих костюмов и безупречных этикетов. Но именно эта небрежность в одежде была частью её имиджа, она никогда не боялась показать, что не боится выделяться.

В коридорах двадцать пятого этажа работники почтительно расступались перед ней. Некоторые узнавали дочь Церцера, другие просто чувствовали исходящую от неё ауру власти. Её синие глаза, казалось, видели каждого насквозь, а лёгкая ухмылка на пухлых губах намекала на то, что она знает гораздо больше, чем показывает.

Кабинет Монарха группировки встретил её полумраком и тяжёлым ароматом дорогого коньяка.

Ратмир Шепер, известный как «Генерал», сидел за массивным столом из тёмного дуба, его седые волосы и борода создавали контраст с тёмным костюмом. Рядом с ним, словно призрак, расположился Пётр Кольцов – единственный альбинос в группировке. Его белые волосы и ресницы казались белым пятном во всём этом готическом стиле. Даже сам Пётр, в тёмно-синем костюме и тростью с набалдашником в виде льва, добавлял ему антуража. Он владел всеми фармацевтическим заводами в Кланстауне.

Ратмира Вероника знала давно, он был приближен к её семье как никто другой, до смерти отца. Они часто виделись на семейных праздниках и отдыхах, но, несмотря на это, Вероника была с ним не близка. Ратмир владел всеми шахтами в городе по добыче угля, драгоценных камней и металлов.

Петра же Вероника знала заочно и видела лишь пару раз. Из-за своей особенности, Петр появлялся очень редко, ведя в основном ночной образ жизни. Солнечный свет вредил его коже и глазам.

Кабинет был окутан полумраком, и единственным источником света служила настольная лампа с зелёным абажуром, отбрасывающая причудливые тени на стены. Ратмир, казалось, пытался запугать Веронику, специально приглушив свет, и она, изображая страх, сидела напротив них.

На столе лежала папка с документами, её чёрная обложка с золотым тиснением казалась зловещим приглашением в мир, где правила были написаны кровью.

– Это всё дела твоего отца, – произнёс тихим басом Ратмир, положив на неё ладонь. Немного выждав, он протянул папку ей. – Отныне ты – глава семейного бизнеса.

Вероника взяла документы, стараясь не выдать своего волнения. Внутри всё ликовало – это был шанс полностью погрузиться в дела отца и найти ответы на свои вопросы. Она вела с ним кое-какие дела, помогала во многом, только об этом никто не знал в группировке. Отец будто понимал, что рано или поздно именно она встанет на его место. Вероника, в свою очередь, даже не представляла, что ей настолько повезёт и отец сделает её своей преемницей.

– И хочу сообщить, что это назначение оспорить нельзя, – произнёс мужчина, поправляя манжету своего безупречного костюма.

Вероника, изображая дрожь в руках, сидела напротив, пожираемая взглядами двух мужчин.

– Что вы имеете в виду? – спросила она, хотя уже знала ответ.

– Твой отец был главной частью нашей организации. Его знания и связи слишком ценны, чтобы их просто так потерять, – вдруг заговорил Пётр, оценивающе смотря на девушку. Его пронзительно красные глаза будто горели огнем.

– Я понимаю, но…

– Никаких «но», дорогая, – перебил он её. – Ты либо принимаешь дела отца, либо… Я думаю ты понимаешь, что происходит с теми, кто знает слишком много.

Слова Петра повисли в воздухе, словно давя на Веронику невидимой стеной. Она ощутила, как по спине пробежал холодок, но это был не страх, а гнев, готовый вырваться наружу. «Пугает меня, ублюдок, дать бы тебе по роже! Так тихо, надо быть милой и доброй, молчи, пожалуйста, молчи, не стоит показывать им зубы, мужчины этого не любят», – повторяла она себе, стараясь сохранить спокойствие. Эти люди должны видеть в ней лишь запуганную молодую девушку, на плечи которой упала зона ответственности.

– А что будет с моим братом? – спросила она, хотя тоже уже знала ответ.

– С братом? С тобой и с ним… – вмешался Ратмир. Но Пётр его перебил:

– Если ты будешь послушной девочкой, то он останется в живых. Если нет… Что ж, у нас есть свои методы решения проблем.

Ратмир метнул злой взгляд на Петра, но промолчал. Вероника сглотнула ком в горле, осознавая, что это не пустые угрозы. Чёрная орхидея славилась своей жестокостью и умением избавляться от неугодных. Теперь Монархи и Служители группировки будут грызть друг другу глотки за свое место, и Веронику захотят порвать на части, ведь место Верховной орхидеи заняла она.

– Для всех будет лучше, если ты согласишься добровольно и подпишешь все бумаги, – сказал Пётр и протянул ей ручку. Вероника взяла её из его рук, и она показалась ей дико горячей. Через двадцать минут все документы были подписаны.

Охранник открыл дверь, и Вероника вышла в коридор, где свет был ярче, но воздух казался тяжелее. Её шаги эхом отдавались от стен, пока она шла к выходу. Теперь пути назад нет. Она должна принять дела отца, погрузиться в этот преступный мир и найти убийц… Или умереть, пытаясь это сделать.

Она повернула голову, смотря через прозрачную стеклянную стену, где сидел Ратмир и Пётр, о чём-то переговариваясь. Ратмир, заметив ее взгляд, задержал на ней свой, ей на секунду показалось, что он мысленно извинился перед ней, но это только показалось. «Как был ублюдком, так и остался,» – подумала Вероника, у нее были свои причины ненавидеть его.

Она снова зашагала, держа в руках свой шлем. В этот момент Вероника почувствовала, как что-то холодное коснулось её запястья. Это был браслет отца, который она всегда носила – единственное напоминание о том, что она не одна в этой игре. И в его прохладе она нашла силы идти дальше.

В доме отца

В особняке отца царила атмосфера, напоминающая хаос рабочего офиса, но теперь она отражалась в просторной гостиной, оформленной в спокойных бежевых тонах. Вероника сидела на диване рядом с опекуном своего брата, а рядом с ней, словно две тёмные тени, расположились два взрослых добермана – Тень и Буря. Эти собаки обычно сопровождали хозяйку повсюду, и теперь, словно предчувствуя надвигающуюся бурю, они не отходили от неё ни на шаг, даже ночью.

– Ты не можешь так поступить! – женщина сорока лет, с аккуратным рыжим каре металась по комнате, заламывая руки. – Твой отец втянул вас в эту грязь, но ты не должна следовать по его стопам! Кто знает, во что он ввязался на самом деле!

Её голос дрожал от волнения, а в глазах читался неприкрытый страх. Это была её двоюродная тётя по отцу, Елена Владимировна Церцер. Доберманы, подняв головы, настороженно смотрели на женщину, словно понимая серьёзность разговора. Вероника молчала, глядела на языки пламени в камине, которые отбрасывали причудливые тени на стены комнаты. Её глаза, обычно холодные и расчётливые, сейчас светились решимостью.

– Елена, послушай меня, – её голос звучал тихо, но твёрдо, как сталь. – Это единственный способ узнать правду об отце. Я должна понять, кто и почему его убил. Я не горю желанием вообще вести этот бизнес, но раз подвернулась такая возможность, нужно ее использовать.

Елена Владимировна, хрупкая женщина сгорбилась в кресле, её руки дрожали.

– А если это ловушка? – прошептала она. – Если они хотят использовать тебя? Я уверена, именно Орхидея убили его!

«Ты права, – пронеслось в голове Вероники, – именно этого они и хотят. Использовать.»

Елена так же, как и Вероника не верила в то, что ее брата хотели ограбить хулиганы, но немного перестарались, как сказала полиция.

Тень и Буря, встали у ног хозяйки, их глаза горели янтарным светом в полумраке комнаты, они будто тоже вели немую беседу с ней. Вероника погладила их по головам.

– Именно поэтому я должна принять это, – ответила она, её голос эхом отражался от стен. – Я буду готова к любым их играм. Я не такая безобидная, какую они себе представляют.

Елена знала: её племянница действительно может быть чудовищем, если нужно. Она сама видела это несколько раз, когда Вероника, прищурив глаза у монитора компьютера, разрушала планы врагов отца. Она обнародовала такие ужасные вещи о людях без зазрения совести, что волосы вставали дыбом. Елена хорошо знала своего брата, он был не совсем хорошим человеком, но порой ей казалось, что Вероника в разы хуже. Холодная, безжалостная, расчетливая, но даже эти черты характера не отталкивали ее от племянницы

– Ты так похожа на него… – вздохнула женщина, глядя на девушку, глаза которой горели яростью. – Такая же упрямая, безжалостная и ужасная.

– Может быть, я и правда чудовище, – Вероника сжала руки Елены. – Но я не хочу быть похожей на него во всём. Я хочу найти убийц и остановить этот кошмар. А потом… потом мы сможем начать новую жизнь. Ты же знаешь, я не смогу просто так выйти из этого бизнеса.

В комнате повисла тяжёлая тишина, нарушаемая только треском поленьев в камине. Обе женщины знали: просто так из этой игры живыми не выйти. Либо они играют, либо идут в могилу – третьего не дано.

– Что, если они убьют тебя, как твоего отца? – слёзы катились по щекам Елены, оставляя блестящие дорожки.

– Они и так убьют, – ответила Вероника с холодной уверенностью. – Но если я буду умнее своего отца, то будет всё так, как я хочу.

Елена Владимировна знала: её племянница всегда была не такой, как все. Её ум был изворотлив и хитёр, словно змеиный. Она просчитывала все ходы заранее и знала исход каждого события. Обмануть её было почти невозможно.

– Я не могу потерять ещё и тебя, – прошептала женщина, вытирая слёзы.

– Ты не потеряешь. Я обещаю, – ответила Вероника. – Я защищу нашу семью.

Теперь у неё был доступ ко всем документам, встречам и контактам отца. И она собиралась использовать эту возможность, чтобы докопаться до правды, какой бы горькой та ни оказалась.

– Я должна это сделать, – сказала Вероника, её голос звенел в тишине комнаты. – Ради папы. Ради нас. Я знаю, это опасно. Но я должна попробовать.

– Будь осторожна, моя драгоценная, – тихо произнесла женщина, сжимая руку девушки. – Пожалуйста, будь осторожна.

– Ты знаешь, что я буду, – ответила Вероника. – Мне всё ещё есть что терять.

С этого момента их жизнь превратится в постоянный риск и опасность. Она была готова пробивать стены лбом, если потребуется. Её глаза сверкнули в отблесках пламени, словно два драгоценных камня.

Тень и Буря тихо зарычали, будто чувствуя надвигающуюся опасность. Вероника погладила их по головам, её пальцы оставляли светлые следы на тёмной шерсти.

В кабинете отца

Янтарный свет лампы заливал комнату, создавая иллюзию, будто сама ночь замерла в стеклянном абажуре, боясь шелохнуться. Вероника, словно тень в этом зыбком полумраке, сидела за отцовским столом из чёрного дерева, на котором даже царапины хранили шёпот прошлого.

Её пальцы скользили по папкам, пока не наткнулись на конверт – золотой, словно солнечный блик в пепле, с бархатистой фактурой, будто обтянутый кожей. Курьер передал его утром, молча, словно боялся обжечься. Ни маркировки, ни печати – только холод металлической застёжки, впившейся в бумагу, словно клык.

Она с треском открыла папку, будто разрывая печать древней гробницы. Внутри – листы, испещренные символами: завитки, напоминающие змей, цифры, сплетённые в колючую проволоку шифра. Там не было ни слова на русском или каком-либо другом языке – только шифр. Минуты сливались в часы, а буквы танцевали перед глазами, дразняще меняя очертания.

Спустя три часа.

– Чёрт возьми! – прорычала Вероника, сжимая карандаш так сильно, что он треснул в пальцах. Откинувшись в кресло, она почувствовала, как усталость окутывает её, словно свинцовый плащ.

Вдруг её память скользнула в самые дальние уголки сознания. Она вспомнила своё детство.

« – Слушай внимательно, мой нежный тайфун, – произнес отец, расхаживая по своему кабинету. Вероника любила играть на полу, пока отец разбирал бумаги и напевал себе под нос. Он часто сидел так, с красной трубкой в зубах, потягивая виски. Однако иногда он рассказывал ей о своей работе, и Вероника внимательно слушала.

– Я расскажу тебе о том, как устроены корни нашей семьи, о том, что скрыто от посторонних глаз в тени лепестков «Черной орхидеи». В нашей группировке есть шесть каст.

На самой вершине, словно драгоценный камень в короне, сияет Верховная Орхидея – правитель, чья воля – закон. В его руках сосредоточена не только власть, но и несметные богатства. Его охраняет элитная стража – лучшие из лучших, отобранные не только силой, но и преданностью, подобной стали.

– Значит, Верховная Орхидея – это ты, папочка? – спросила маленькая Вероника, бросая ручки и карандаши.

– Да, милая, я и ты – мы с тобой самые главные лица в нашей группировки.

Под нами, как две тени в лунном свете, возвышаются Монархи – это те, кто управляет нашим бизнесом. Они ведут свои империи: от темных аллей до роскошных офисов, от контрабандных маршрутов до подпольных лабораторий. У каждого из них своя армия преданных людей, готовых выполнить любой приказ.

– Монарх – это Ратмир? – догадалась девочка.

– Да, моя драгоценная, ты такая сообразительная.

– Но монархов два, а у нас один? – задалась вопросом Вероника.

– Нет, их двое, второго зовут Петр, просто ты его ни разу не видела. У Петра особенная мутация, и он не может ходить днем.

– Он вампир? – удивлялась тогда Вероника.

– Ху-ху, – рассмеялся отец. – Нет, он человек, просто есть люди, которые боятся света, и совсем не обязательно пьют кровь.

– После идут Хранители – это наша сталь и наша ярость, наша охрана, мы это высоко ценим, поэтому они имеют третью касту. Они – как самураи в современном мире, живущие по собственному кодексу чести. Действуют в одиночку, иногда и группами, как волчья стая, где каждый знает свое место и свою роль. Хранитель словно тень, никто не знает как он выглядит, и кто он такой.

Ещё одна ветвь, Служители – это те, кто находится на острие наших интересов. Они собирают дань, устраняют препятствия, выполняют грязную работу. Но помни, дочь моя, даже самый низкий из них может подняться высоко, если докажет свою преданность и мастерство.

Пауки – это наши глаза и уши на улицах. Они приходят и уходят, как волны прилива, но каждый из них может стать ключом к большим возможностям.

И наконец, Сподвижники – эти хитрые лисы в овечьей шкуре, чиновники и бизнесмены, которые думают, что контролируют нас, а на самом деле сами находятся под нашим контролем. Они дают нам информацию и прикрытие, но никогда не узнают всей правды.

Запомни, мой нежный тайфун: наша организация – как луковица, где каждый слой знает только следующий, но не выше. Это не просто мера предосторожности – это искусство выживания. И когда придет твое время занять мое место, ты должна будешь помнить каждое слово этого урока, как молитву».

Следующее воспоминание, всплыло приятной дымкой, заставив ее улыбнуться.» – Мой папа – самый лучший, – каждый день говорила маленькая Вероника в детском саду. Все дети с восхищением рассматривали фотографии, на которых они были вместе: на рыбалке, на празднике в детском саду, а вот папа учит её кататься на велосипеде.

Вероника не понимала, почему воспитательница иногда вздрагивает, когда папа приходит, чтобы забрать её домой, и почему мамы других детей стараются не оставаться с ним наедине. Она не знала, что значит шепоток: «Это же Цербер, он весь город держит в кулаке». Она не понимала тогда, почему Цербер, если его фамилия Церцер, или как он держит город в кулаке? Кулак у папы хоть и большой, но целый город в него не поместится.

Самым ярким воспоминанием детства для неё стала история с плюшевым мишкой. Вероника забыла его в такси, когда ездила с тёткой Еленой в загородный дом. Когда папа узнал об этом, он просто собрал всех своих «коллег» и организовал поиски. Через час мишка был найден и торжественно вручён маленькой хозяйке. Для неё это было просто чудо, а для других – наглядная демонстрация того, как «Цербер решает вопросы»».

Сейчас, будучи взрослой, Вероника понимает, что её отец был далеко не тем человеком, каким она его считала в детстве. Но те тёплые воспоминания о его заботе и внимании навсегда остались в её сердце. Как и та история с мишкой, которая научила её тому, что даже в криминальном мире есть место для простых человеческих поступков.

Единственное, о чём она жалеет, – что никогда не спросила папу, почему он выбрал именно такой путь и что заставило его стать тем, кем он стал. Возможно, если бы она знала ответ, то смогла бы лучше понять и принять его непростое прошлое.

Следак-кретин

Телефон пронзительно завибрировал, заставив дрогнуть стеклянную поверхность стола. На экране вспыхнуло: «Следак-кретин». Она скривилась, словно откусила лимон, но пальцы сами потянулись к кнопке. Ей был нужен этот человек в полиции, и она должна была соблюдать вежливость.

– Вероника Павловна, есть минутка? Кофе? Новости… важные, – голос Курского звучал как всегда – ровно, словно диктор зачитывал прогноз погоды.

– Через полчаса в «Кофемании» на площади святого Георгия. У меня тоже сюрприз, – отрезала она, уже натягивая кожаные перчатки. Швы на ладонях блестели, как змеиная чешуя.

Доберманы, словно тени, метнулись к хозяйке, тыкаясь мокрыми носами в ее руки. Два угольно-чёрных силуэта с янтарными глазами, преданно глядели на нее.

– Тихо, мои штормовые волчата, – шепнула Вероника, целуя их в бархатные лбы. – Я скоро вернусь.

Шлем с кошачьими ушками, подарок отца, ухмыльнулся ей с полки жёлтым пластиковым оскалом.

Байк взревел басовитым рыком, перекрыв гул вечернего трафика. Вероника ловко оседлала стального коня, кожаный комбинезон обтянул её стройную фигуру, словно вторая кожа. В зеркале заднего вида мелькнуло отражение – жёлтые ушки на шлеме задорно подпрыгнули, контрастируя с матовой чёрной эмалью.

– Ну погнали! – её голос растворился в рёве мотора. Заднее колесо взвыло, высекая искры из асфальта, а фары пробили сумеречный воздух двумя кислотно-зелёными лучами.

«Кофемания» встретила их ароматом свежесмолотых зёрен и гулким шёпотом кофемашин. Иван уже ждал в углу, его пальцы нервно барабанили по столешнице в такт джазу из колонок.

– Мотоцикл? – бровь следователя поползла вверх, словно пытаясь сбежать со лба. – Думал, вы из тех, кто такси вызывает под зонтиком.

– Вы ещё не видели, как я паркуюсь в час пик, – Вероника сняла шлем, встряхнув каштановыми волосами. Запах жасмина и бензина смешался в воздухе.

Он протянул папку. Бумаги внутри шелестели, как сухие листья.

– Тот человек, про которого говорил, я его навестил. Он сообщил мне, что щупальца Орхидеи везде: мэрия, суды, даже детские сады, – его губы искривились в отвращении.

– О, милые крохи с лопатками и взятками, – Вероника фыркнула, для нее это было не новостью. Она достала конверт с печатью «Совершенно секретно». – Папино наследство. – Голос дрогнул, будто струна, но пальцы оставались твёрдыми.

Следователь жадно вцепился в бумаги и стал листать документы, глаза бегали по строчкам, словно голодный ястреб высматривал добычу. Но там ничего такого не было, лишь названия организаций, и акты передачи.

– Ваше назначение Вероника Павловна, это ключ к их секретам, – он приглушил голос, словно боялся разбудить спящие микрофоны в стенах.

– Ключ? Скорее отмычка, – она наклонилась ближе, в нос Ивану ударил запах её помады – горький шоколад. – Меня держат для антуража. Красивая витрина, пустая внутри, – она сказала это с сарказмом и досадой, скривив губы в ухмылке.

Пауза повисла, как акробат на трапеции.

– Почему вы позволили им это, вы вроде не из тех, кто упустит свое?

Вероника скривила губы, будто Иван сказал что-то отвратительное. В этот момент бариста стал молоть кофе, создавая гулкий шум.

– А это и не мое, я пальцем не пошевелю, пока не узнаю что там за дела ведутся. Не хочу кровавых денег. К тому же мне пока выгодно находится в тени, пока я веду расследование.

Курский одобрительно кивнул, ее тактика была правильной и с его стороны. Вероника вдруг спросила:

– А почему вы против «Чёрной орхидеи»? – Спросила Вероника пронзая следователя взглядом, будто пыталась прочесть тайные чернила между строк.

– Я не против, просто хочу закрыть дело – Иван отвёл глаза, переводя их на кружку с дымящимся эспрессо.

– Борец за справедливость что ли? – сказала ехидно Вероника. – Ладно. Главное – вы не их садовник, – она щёлкнула замком маленькой нагрудной сумочки. Звук прозвучал как глухой выстрел.

– На «ты» можно? – спросил Иван неожиданно улыбаясь, и в этот момент стал похож на того парня из студенческого кафе, а не на следователя в строгом пиджаке.

– Только если перестанешь называть меня «Вероника Павловна», – её смех зазвенел громче чем полагалось.

Вся эта ситуация, с ее новым званием невероятно веселила ее. Карты ей открыли но не так, чтобы было видно их значения, это злило и веселило одновременно. Одно было точно, Вероника теперь имела больше власти, и с ней она докопается до правды.

Золотой секрет

Следующее утро началось с телефонного звонка, который Вероника одновременно ждала и боялась. Она осталась в доме отца, для разбора документов. На экране появилось имя: Анна. Её подруга, чьи пальцы были изрезаны от старинных фолиантов, разгадывала шифры быстрее, чем Вероника успевала заварить чай.

Анна выросла в строгой военной семье и не любила показывать слабость. Шрамы на её пальцах были не только от бумаги, но и от уроков выживания, которые преподавал ей отец-полковник. Анна всегда была готова помочь Веронике, потому что та была единственной, кто видел её слёзы после смерти брата Сергея. Они были родственными душами, с виду совсем разные, но на самом деле одинаковые.

Анна не просто вошла – она ворвалась, смахнув с плаща капли дождя, который лил без перерыва с тех пор, как гроб с телом отца Вероники опустили в землю. Её плащ цвета грозового неба оставил на полу мокрый след, словно метку из слез: «Ты не одна».

– Привет Ника, – Анна сдержанно кивнула, но в её карих глазах, обычно холодных как осенний гранит, теплилось что-то неуловимое. Она обняла Веронику так, как это умеют только те, кто сам пережил потерю: крепко, почти до боли, словно пытаясь передать ей часть своей упрямой жизненной силы.

– Рассказывай, что за шифр там тебя доконал?

Два дня они просидели за столом, заваленным картами, кофейными чашками и листами с безумными формулами. Анна, с её привычкой грызть карандаш и ворчать на непослушные буквы, казалась неутомимой. Вероника же чувствовала, как реальность расплывается: запах кофе смешивался с пылью отцовского архива, а в углу комнаты, будто призрак, маячила его любимая трубка для курения, забытая на полке.

– Готово! – Анна швырнула папку на стол на исходе вторых суток. Голос её звучал резко, но пальцы дрожали. – Вероника, это не просто шифр. Это… чертов детонатор.

Шифр доканал даже Анну, которая справлялась с любой сложностью.

– Кто-то очень сильно постарался, – сказала Анна падая в кресло.

Солнце, впервые за неделю пробившееся сквозь тучи, золотило пыль, поднятую упавшей папкой. Вероника взяла листы. Бумага пахла плесенью и временем, а строки, теперь понятные, кричали о «чистящих средствах», «поставках» и кодах вроде «Проект №5».

– «Черная Орхидея»… – прошептала она, вглядываясь в адрес отправителя.

Анна, отодвинув чашку, встала. Её тень, удлинённая утренним светом, легла на документы, как предупреждение.

– Твой отец… – она запнулась, поправляя очки с перекошенной дужкой – Он не был святым, Ника. Но если то, что здесь написано, правда… – Голос её сорвался. Анна ненавидела страх. Она выросла в семье военных, где слабость приравнивалась к предательству и измене.

– Я должна разобраться в этом в любом случае, – Вероника провела рукой по листу, где мелькнуло знакомое имя: Ратмир Шепер.

– Звони, если… – Анна не договорила, резко повернувшись к двери. Вероника не окликнула ее и не пошла провожать, Анна терпеть не могла все эти прощания у порога. Шаги подруги поскрипывали на полу, повторяя ритм старинных часов на стене.

Когда дверь захлопнулась, Вероника достала из ящика стола фотографию: отец смеётся, обняв её за плечи на палубе яхты десять лет назад. «Ты же меня знаешь,» – сказала он тогда ей. – Знает? Она могла ошибаться, но не мог ее отец делать того, о чем думает Вероника. Не мог же?

– «Чистящее средство», – произнесла она, указывая на строку, где объёмы поставок в тысячу раз превышали необходимые для уборки. Химическая формула в примечаниях словно осколок пазла, врезавшийся в её память. Год назад в новостях мелькнула информация о контрабанде через фармацевтические фирмы.

Сердце забилось быстрее, и Вероника потянулась к телефону, но замерла. В окне, за стекающими каплями после дождя, мелькнула тень – или ей показалось?

Часы пробили полдень. Где-то в городе, в здании «Чёрной Орхидеи», Ратмир, возможно, листал ее отчёт, который Вероника скинула вчера вечером, не подозревая, что дочь его покойного партнёра уже вскрыла шифр. Или всё же подозревал?

Она встала, расправив плечи. Страх, как в детстве, когда она забиралась на скалу выше всех, сменился холодной ясностью. Анна права: это детонатор. Но Вероника всегда умела разминировать мины, отец научил её этому.

– Нужно проверить эти поставки, – решила она. – Но как?

Внезапно её осенило – проникнуть в эту схему изнутри, ведь у нее есть все данные для этого. Однако сделать это нужно так, чтобы её никто не заметил и не узнал, и даже если поймают, то не тронули. Теперь нужно было разработать план.

«Если это действительно торговля наркотиками, то я должна узнать всё, – твёрдо подумала она. – Даже если правда окажется хуже моих худших опасений».

Пальцы Вероники летали по бумаге, составляя чёткий план действий. Её глаза горели решимостью, а мысли кружились в голове, словно вихрь. Первым шагом было организовать незаметную слежку за ближайшими поставками узнать расписание, маршруты и людей, вовлечённых в процесс. Вторым, более сложным, найти способ проникнуть в цепочку поставок и раскрыть истинную природу груза, перевозимого под видом безобидного «чистящего средства».

«Папа, я не знаю, что ты делал, – шептала она, закрывая тяжёлую папку с документами. – Но я должна докопаться до истины, даже если эта правда разрушит последний светлый образ тебя, который я храню в своём сердце».

Внезапно Веронику пронзила мысль её расследование только начиналось, и впереди её ждали открытия, способные потрясти до глубины души. Но теперь у неё появился конкретный след, за который можно было ухватиться, словно за спасительную верёвку в бушующем море сомнений. И она была готова следовать этому следу до самого конца, какой бы горькой и шокирующей ни оказалась правда.

В офисе «Чёрной орхидеи»

Город Кланстаун был окутан дымкой утренних выбросов и пыльных дорог. Офисы «Чёрной орхидеи» же стояли в таинственным полумраке, словно само пространство затаило дыхание. Лучи рассвета, пробиваясь сквозь пыльные жалюзи, оставляли на стенах полосатые шрамы. В воздухе витал аромат старого пергамента и тревоги, густой, как дым от невысказанных угроз.

Вероника шагнула в кабинет, крепко сжимая золочёную папку в руках. Её сердце билось, словно у беглеца, а под широкими рваными джинсами, и худи оверсайз, струился холодный пот.

Ратмир, словно тень отца, восседал за массивным дубовым столом. Его пальцы, похожие на стальные когти, перебирали документы, но взгляд ледяной, как январский ветер впился в девушку. Свет настольной лампы выхватывал шрам у его виска, напоминающий след от пули.

– Что это? – голос Вероники дрогнул, как струна перед разрывом. Внутри неё бушевала буря: страх глотал крик, а ярость жгла горло, словно кислота.

Мужчина медленно моргнул, будто Вероника уже утомила его. Девушка почувствовала, как его взгляд скользит по её шее, словно примеряясь где сомкнуть свои стальные пальцы.

– Не твоего ума дело, – спокойно ответил Ратмир, прожигая золотую папку взглядом. «Он знает что в ней».

Она вдохнула воздух, уловив аромат его одеколона – бергамот с примесью лайма. Проигнорировав его выпад, она стиснула зубы до треска в скулах.

– Хочу понять, что подписываю, – соврала она, заставив губы сложиться в наивную улыбку. В кармане её джинс ждал нож крохотный, с рукоятью где выгравирована орхидея, который она всегда носила с собой.

Внезапно Ратмир вскочил, чуть не опрокинув кресло, которое остановила стена. Грохот эхом прокатился по комнате. Его тень накрыла Веронику, словно саван.

– Ты думаешь, я не знаю, что ты там роешься в документах? – рык смешался со звоном хрусталя, брошенного о стену. Он шагнул вперёд, и Вероника отпрянула, наткнувшись на холодную стену. Бетон впился в её спину, словно напоминание: путь назад отрезан.

– Ты полезла не в свою игру! Не по зубам тебе то, что ты роешь! Это ясно?

Запах табака и железа заполнил лёгкие Вероники. Ей захотелось достать нож и полоснуть по его идеально выбритой шее. «Молчи, молчи, – повторяла она себе, – он все равно не узнает, что ты перевела документы, прикуси язык, пусть думает, что ты напугана».

– Хочешь лежать рядом с отцом? – прошептал он, и Вероника вдруг разглядела следы оспы на его щеке – крохотные кратеры, как на лунной поверхности. – Могильщики ещё не ушли с кладбища, – отрезал он.

Она зажмурилась, видя перед собой отца – его перекошенное лицо в гробу, белые розы на чёрной крышке. Это воспоминание всё же отозвалось болью, Ратмир нажал на кровоточащую рану. «Ублюдок, – проворчала она в своей голове, – почему я раньше не замечала, какой ты ублюдок?» Когда Веронике было пятнадцать, она была тайно влюблена в него, отец как-то заметил это и сильно отругал её. Ратмир годился ей в отцы и был его лучшим другом, это было неприемлемо.

– Я поняла, – выдохнула Вероника, открывая глаза. Все равно не было смысла пытаться выудить правду. Но зато теперь она точно знала, что речь идёт не о «чистящих средствах».

Ратмир отступил, устало проведя рукой по лицу. На мгновение в его взгляде мелькнуло что-то человеческое – утомление, может, даже страх. Но тут же исчезло.

– Умница, – он швырнул на стол пачку документов. Конверт на его столе соскользнул на пол, обнажив фото – она вчерашняя, выходящая из кофейни. – К пятнице принесешь мне эти документы с подписями.

«Следит за мной, – вспыхнуло в её мыслях, – чему я удивляюсь? Я и так знала об этом». Она буквально спиной чувствовала все эти объективы, направленные на неё.

Вероника взяла бумаги, стараясь сохранить спокойствие. Нож в кармане, словно раскалённый прожигал кожу на бедре, требуя свободы. «Скоро», – пообещала она себе, глядя на портрет отца с черной лентой. Его глаза, словно живые, подмигнули ей из позолоченной рамы.

Вероника вышла из офиса Ратмира. Ледяные пальцы пота ползли по её позвоночнику, превращая тонкое худи во вторую кожу. Она вспомнила, как Ратмир сломал запястье парню, который ухаживал за ней, когда ей было шестнадцать, тот осмелился подарить ей розу. Парню было около двадцати лет, и когда Ратмир узнал об этом, он пришёл в ярость. Даже её отец не проявлял такой пыл в отношении её поклонников. «Он не изменился. Только стал опаснее», – эта мысль засела у неё в голове, пока она шла по коридору, где даже воздух, казалось, был пропитан запахом ложью.

У стены, облицованной чёрным мрамором, она прижала ладонь к холодной поверхности. Стена дрожала или это её собственное тело предательски вибрировало, как натянутая струна? Где-то вдали звенел лифт, и этот звук напоминал смех Ратмира короткий, металлический.

– Вам плохо? – голос Молли прозвучал как пощёчина, вернув Веронику в реальность. Секретарша пахла ванильным печеньем и наивностью, её кудри белые, похожие на спагетти колыхались в такт дыханию.

Вероника покачала головой, сжимая в кармане лезвие-орхидею. «Если бы ты знала, что я держала его в мыслях у его горла минуту назад», – подумала она, глядя на родинку над губой девушки.

– Нет, Молли, всё в порядке, принеси мне латте, – ответила она и поспешила в свой кабинет.

За столом она в порыве гнева сломала ручку напополам. Чернильная капля упала на конверт с грифом «Уничтожить». «Именно так я поступлю с тобой», – мысленно обратилась она к Ратмиру, разглядывая фото в папке: он в чёрном пальто возле старого склада.

Телефон завибрировал, как живой. Три быстрых касания и короткое сообщение улетело следователю Ивану: «Шоколадница, 21:00».

– Ваш латте, – Молли поставила чашку с пеной в виде сердца. Вероника прищурилась, в узоре из корицы угадывался знак Орхидеи. Случайность? Она провела пальцем по краю, стирая символ. «Играешь в обе стороны, крошка?» – раздался в голове чей-то голос.

– Спасибо, – улыбнулась она, отмечая, как дрогнули ресницы секретарши. Молли всегда пыталась угодить Веронике, ведь она единственная в этом проклятом офисе, кто не осыпает её проклятиями.

Кланстаун за окном пылал огнями. Неоновые вывески мигали, как сигналы азбуки Морзе: «Они везде. Ты одна». Вероника прикоснулась к стеклу, оставляя отпечаток пальца поверх отражения Ратмира его силуэт витал за спиной, как призрак.

– Игра по моим правилам, – прошептала она, доставая из потайного ящика дневник отца. На последней странице, испещрённой дрожащим почерком, краснела капля – вино? Кровь?

Внезапно часы на стене в холле офиса пробили семь. Звон колоколов ближайшего храма, смешался с воем сирены на улице. Вероника замерла, в ритме совпало. Отец умер в семь вечера. Дежавю, снова это противное чувство, будто ты что-то делаешь не так. Или дежавю – это, наоборот, знак того, что ты идешь в правильном направлении?

– Кто ты? – выдохнула она, повернув голову на портрет отца, который смотрел на неё с чёрной рамки. Его глаза, всегда такие добрые, сейчас казались узкими, как щели в броне. Приятный, прохладный летний ветер ворвался в открытое окно, перелистнув страницу дневника. На обороте детский рисунок: девочка, мужчина и мальчик с лицом, зачёркнутым красным крестом.

Где-то хлопнула дверь. Вероника резко обернулась, но коридор был пуст.

Шоколадница

В «Шоколаднице» витали ароматы жжёного сахара и кофе. Неоновые буквы вывески мерцали за окном, окрашивая лицо Вероники в сизый свет, словно на ней лежала пепельная маска. Её пальцы, обвитые вокруг чашки раф-кофе, оставляли на стекле жирные отпечатки.

«Отец ненавидел это место», – промелькнуло в её мыслях, когда Иван, сгорбленный, как сыщик из старых нуаров, пробирался между столиками. Его пальто блестело от дождя, словно кожа рептилии.

– Ты опоздал на двести пятьдесят секунд, – голос Вероники разрезал гул кафе, как скальпель. Её взгляд был устремлён в экран ноутбука, где мерцали документы с красными знаками.

Иван сел, расплескав немного капучино. Коричневое пятно поползло по документам, смазывая буквы «СОВ. СЕКРЕТНО». Вероника бросила на него гневный взгляд, но Иван, взяв салфетки, принялся за работу.

– У меня нет времени на любезности, – наконец произнесла Вероника, и в её глазах сверкнули ледяные искры. – Давай перейдём к делу.

– Хорошо, – следователь открыл папку, его руки слегка дрожали от волнения. – Я узнал, кто организовал убийство твоего отца.

– И кто же? – её голос оставался спокойным, но в глазах промелькнула искра, похожая на отблеск пламени.

– Один из высших руководителей «Чёрной орхидеи», – ответил Иван, его голос стал тише. – Вы его называете Верховной орхидеей. Но это ещё не всё. У меня есть доказательства связи с крупными чиновниками этого же человека. Может они в сговоре?

– Это шутка? – произнесла она, вновь глядя в экран, её пальцы замерли над клавиатурой. – Верховная орхидея, только одна, ею был мой отец, а теперь это я. Есть Монархи, это Ратмир и Петр, Ратмир та ещё сволочь, но он не имеет отношения к убийству. Петр тоже, много о себе думает, но мало что из себя представляет.

– Возможно, ты ошиблась… – начал было Иван.

– Никакой ошибки быть не может! – воскликнула она, – Я ищейка, если ты не забыл, – в её голосе зазвучали металлические нотки, а в глазах промелькнула тень.

Иван понял, что Вероника не в духе, его взгляд скользнул по её напряжённым скулам.

– Знаю, – вздохнул следователь, его голос стал мягче. – Мы должны подозревать всех. У меня есть доказательства, но достать их пока не могу. Я должен действовать методично.

– У меня нет времени на методичность, – Вероника закрыла ноутбук с громким щелчком, словно затвор винтовки.

– Понимаю твои чувства, – осторожно начал Курский, его голос стал тише. – Но если ты наломаешь дров…

– Не смей говорить со мной как с ребёнком, – резко перебила она, её глаза вспыхнули гневом. – Я знаю, что делаю.

– Я не сомневаюсь в твоих способностях, – быстро поправился следователь, его лицо побледнело. – Но они опасны. Очень, я думаю, это-то ты знаешь не понаслышке.

– Именно поэтому я должна действовать быстро, – ответила Вероника, её голос стал ледяным. – Пока они не добрались до меня и моей семьи.

– У тебя есть охрана? – спросил Иван, его взгляд стал пронзительным.

– У меня есть мозги, – усмехнулась она, её улыбка была острее бритвы. – А это важнее.

– Хорошо, – следователь собрал бумаги, его руки слегка дрожали. – Но прошу все же позволить мне выделить тебе человека…

Вероника не дала ему договорить, её голос зазвенел сталью:

– Ты хочешь, чтоб я доверила свою жизнь первому встречному? Я тебе-то не полностью доверяю, и у меня есть телохранитель. – Вероника захлопнула ноутбук и метнула гневный взгляд на следователя, её глаза горели огнём решимости. – А теперь у меня встреча через полчаса. Что ещё успел узнать?

– Больше ничего, – ответил Иван, его голос звучал глухо.

– О, ты так помогаешь мне в расследовании, узнал то, что я и так знала без тебя. Видимо, наше сотрудничество подошло к концу, – сказала Вероника и встала, её движение было плавным и грациозным, словно у пантеры перед прыжком.

Она ушла, бросив на Ивана полный презрения взгляд, её силуэт растворился в толпе, словно тень, оставив после себя лишь холодный след недоверия и разочарования.

В этот момент Иван понял – Вероника не просто мстит за отца. Она ведёт свою собственную игру, где нет места ни жалости, ни компромиссам. И, возможно, именно это делает её самым опасным противником «Чёрной орхидеи».

Морской волк

Солнце уже приближалось к горизонту, окрашивая небо в тревожные оттенки меди, когда Вероника подошла к пристани. Ветер с моря приносил запах ржавчины и солёной сырости, а чайки, словно предчувствуя бурю, молча кружили над волнами. Она решила самостоятельно проверить, что перевозится на одном из корабле.

Согласно переведённым документам, «Морской Волк» должен был начать погрузку завтра в восемь утра, но Вероника решила проверить всё заранее. В восемь часов вечера доки обычно пустели, оставляя корабли на милость приливов.

Она остановилась в тени склада, сжимая поводки доберманов. Буря, чья шерсть отливала сталью, прижала уши, а Тень, чёрная как смоль, замерла, будто слившись с полутьмой. Их напряжённые мышцы дрожали в унисон с шёпотом волн.

«Морской Волк» походил на призрак былых времён: облупившаяся краска, ржавые якорные цепи, скрипящие под порывами ветра. Но Веронику насторожили детали – свежие срезы на канатах, следы смазки на лебёдке. Кто-то явно готовил судно к отплытию.

– Тихо, – прошептала она, отпуская собак. Буря бесшумно вспорхнула на палубу, а Тень последовала за ней, оставив на свежей краске досок едва заметные царапины. Сама Вероника взобралась по трапу, кожей ощущая липкую тишину. Ни голосов, ни шагов – только вой ветра в снастях.

Она уже подошла к люку трюма, когда за спиной раздался скрип.

– Так-так, у нас тут залетная птичка, – прозвучало из темноты, и высокий мужчина с лицом, изборождённым шрамами, шагнул в полосу света. Его пальцы нервно перебирали рукоять ножа за поясом. – Заблудилась, красавица?

Сердце Вероники ёкнуло, но голос прозвучал спокойно:

– Собаки сбежали. Ищут крыс, наверное.

– Крыс, значит? – Мужчина оскалился, обнажив почерневшие зубы.

Внезапно из трюма донёсся приглушённый стон, словно чья-то рука ударила по металлу. Тень зарычала, уставившись на люк, а Буря ощетинилась, обнажая клыки.

– Отойди от края, красотка, – произнёс мужчина, делая шаг вперёд. Но, заметив, как Вероника скользнула взглядом к его правому карману, он замолчал. Годы занятий боксом научили её читать намерения противников: его плечо дёрнулось, готовясь к удару.

Всё произошло в мгновение ока. Он рванулся вперёд, но её нога уже взметнулась вверх, попав точно в его запястье. Нож звякнул о палубу, а её кулак врезался в горло. Мужчина рухнул, хрипя, но из трюма уже выскочили двое: один с пистолетом, другой с монтировкой.

– Стоять! – крикнул вооружённый, но Вероника уже была в движении. Прыжок в сторону, удар каблуком по руке – выстрел грохнул в небо, а пистолет улетел в сторону. Второй нападающий замахнулся монтировкой, но Тень вцепилась ему в ногу, а Буря, словно пантера, вскочила на грудь, сбив его с ног.

Вероника молниеносно подобрала выпавший пистолет.

– А теперь поговорим, – холодно произнесла она, целясь в него. – Что за чистящее средство вы собираетесь грузить завтра в восемь утра?

Её взгляд был твёрд, а руки не дрожали. Она знала, что в любой ситуации главное – сохранять хладнокровие и использовать все свои навыки. А её навыки были более чем впечатляющими.

– А ты тварь из полиции? – выругался мужчина, но она предупредительно выстрелила в воздух.

Тогда он медленно поднял руки, его взгляд метался между двумя доберманами и пистолетом в руке Вероники.

– Слушай, мы просто делаем свою работу, – начал он, но Вероника перебила его:

– Какая работа? Контрабанда?

– Ты не понимаешь… – начал было один из нападавших, но осёкся под её ледяным взглядом. Потом он виновато посмотрел на трюм, и она поняла: там что-то есть, или кто-то.

– Открывай трюм, – скомандовала Вероника, кивком головы указывая на люк. – И без глупостей. Мои собаки быстрее пули.

Буря и Тень, словно понимая каждое слово, синхронно оскалились, демонстрируя острые клыки. Мужчина, стиснув зубы, направился к люку.

Внутри трюма царил полумрак. Вероника осторожно присела, разглядывая содержимое, держа пистолет наготове. То, что она увидела, заставило её брови удивлённо подняться: трюм был заполнен странными контейнерами с символами, которые она уже встречала – трезубец.

– Что это за дрянь? – спросила она, указывая на контейнеры.

– Это… это экспериментальное средство, – запинаясь, ответил мужчина. – Мы должны были доставить его…

Внезапно его взгляд упал на что-то за спиной Вероники. Она резко обернулась, но было уже поздно. Сильный удар по голове погрузил её во тьму.

Последнее, что она помнила – как её просили в трюм, верные доберманы рвались к ней, когда дверь кто-то захлопнул.

– Похоже, наша маленькая игра только начинается, – услышала она чей-то голос перед тем, как потерять сознание.

ОМОН

Холодный морской ветер обжигал лицо Вероники, пока она была привязана к палубе старого грузового корабля. Рядом с ней, притихшие и сонные, сидели её доберманы, также связанные веревками. Их остекленевшие глаза вызывали у неё тревогу и ярость – было ясно, что преступники что-то им ввели.

Из открытого трюма доносились разговоры:

– Идиоты, я отлучился всего на час, а вы с девкой справиться не могли, – прозвучал мерзкий и сиплый голос.

– Она руками и ногами машет, как Джеки Чан, и, если ты не заметил, у нее два добермана, один из которых чуть яйца Кроту не откусил, – оправдывался другой.

– Лучше бы и откусил, может быть, хоть головой стал думать, а не одним местом, – снова сказал сиплый голос. – Что будем с ней делать?

– Я не знаю, вышел поссать, а она на палубе стоит.

Вдруг раздались шаги, кто-то поднимался на палубу.

– Очнулась, птичка? – раздался сиплый голос. Это был главарь, он ухмыльнулся, подходя ближе. – Придётся тебе с нами покататься. Далеко не уплывём, не волнуйся.

– Только попробуй прикоснуться ко мне, – процедила Вероника сквозь стиснутые зубы. – Как только освобожу руки – вырву твой кадык собственными руками.

– О, какие мы грозные, – фыркнул он, но в его глазах мелькнуло беспокойство, он что-то услышал. Мужчина вскочил на ноги и в его глазах остался ужас.

Внезапно тишину разорвал гул сирен. Со всех сторон к кораблю побежали бойцы ОМОНа, беря судно в кольцо. Главарь побледнел и потянулся за пистолетом, но было уже поздно – спецназовцы действовали молниеносно, нейтрализуя его людей одного за другим.

В толпе спецназовцев Вероника заметила знакомое лицо – следователя Ивана Курского. Он шел осторожно среди мужчин в масках и бронежилетах. Выглядел, как всегда, уверенно, держа наготове пистолет. Вдруг его взгляд зацепился за Веронику, которая сидела связанная, со слипшимися от крови волосами. Его лицо вытянулось в удивлении, и он подбежал к ней.

– Какого чёрта ты здесь делаешь? – воскликнул он, тяжело дыша.

– Могу задать тебе тот же вопрос, – ощетинилась девушка, разминая запястья, которые он освободил. Она сидела так несколько часов, и связанные руки сильно отекли.

– Ты что, шла по следу и залезла сюда в одиночку? – догадался следователь, глядя на Веронику то ли с восхищением, то ли с интересом.

– Я просто ищу ответы на вопросы, – прошипела девушка.

– Что за ответы такие, ради которых ты готова умереть? – выпалил Иван с раздражением в голосе.

– В документах я нашла информацию об этой отгрузке, – пояснила она, потирая запястья. – Отец работал над каким-то важным делом, и этот корабль – ключ к разгадке.

– Почему не сказала мне? – он увидел взгляд Вероники и понял. – Не доверяешь, значит. Ты хоть понимаешь, насколько это было опасно? – возмутился следователь все еще держа в одной руке пистолет.

– Заделался моим новым папочкой? – огрызнулась Вероника. Иван лишь скорчил гримасу и вздохнул, глядя на сонных собак.

– А с ними что? – он указал подбородком на двух спящих собак.

– Кажется, снотворное, – ответила Вероника, осматривая псов, – или еще какая дрянь.

– Ладно, вызову ветеринара, если позволишь, – сказал Иван доставая телефон. Вероника только кивнула на это.

– Нужно проверить груз, – она уже была на ногах, готовая действовать. – Там может быть что-то, что поможет мне.

– Ты никуда не пойдёшь, – строго сказал Иван. – Сначала нужно дождаться экспертов, там может быть что угодно.

– Эксперты подождут, – отрезала она, направляясь к трюму. – А у меня нет времени на это дерьмо.

Иван только покачал головой, глядя ей вслед. Эта женщина была настоящим стихийным бедствием, но именно благодаря ей он сможет раскрыть дело Церцера и отомстить орхидее за то, что они сделали. А пока она осматривала груз, его люди занялись задержанием преступников.

«В следующий раз,» – подумал Иван, – «я найду способ держать её подальше от опасности. Хотя бы до того момента, как мы будем готовы действовать.»

Но он уже знал, что это пустая надежда. Вероника не собиралась ждать, пока другие сделают за неё работу. Особенно теперь, когда она так близка к разгадке тайны смерти своего отца.

Вероника, превозмогая пульсирующую боль в голове от недавнего удара, крадучись вернулась в тёмный трюм. Её телефон, превратившийся в тусклый фонарик, выхватывал из мрака ржавые борта корабля и покрытые многолетней пылью углы. Дрожащим пальцем она провела по холодному металлу контейнера с узнаваемым символом трезубца. Сердце забилось как сумасшедшее – момент истины приближался.

С трудом открыв замок, Вероника затаила дыхание. Внутри контейнера, словно зловещие гробы, выстроились аккуратные ряды упаковок. Резкий химический запах ударил в ноздри – безошибочный признак подпольной лаборатории.

– Мать честная! – вырвалось у неё, когда она прикинула масштабы операции. Тысячи упаковок, каждая с загадочной маркировкой, складывались в пугающую картину: не меньше тонны запретного груза.

Дрожащими руками она сделала фото содержимого, стараясь не оставлять следов своего присутствия. Выбравшись из трюма, Вероника столкнулась с ожидающим Иваном.

– Ну что, убедилась? – его ухмылка резала хуже ножа.

Не удостоив его даже взглядом, она опустилась рядом со своими доберманами, ожидая приезда ветеринаров. В голове крутились мысли, словно вихрь. Её мир рушился: отец, её идол, её опора, оказывается, жил двойной жизнью. Благотворительность, пожертвования, забота об инвалидах – всё это было маской, за которой скрывалось нечто тёмное и страшное.

Рана на сердце кровоточила всё сильнее, превращаясь в гнойную язву. Теперь она понимала, почему его убили – такие тайны не прощают. Но что делать дальше? Завершить расследование, доказав его вину, или продолжить искать убийц, ставших невольными мстителями за правду?

Офис «Черной орхидеи»

На следующее утро, как только Вероника вошла в офис, её встретила секретарша Ратмира. Женщина с идеальным каре стояла словно грозовой фронт перед ураганом, сжимая папку с бумагами так крепко, что они хрустели, словно от ужаса ее силы.

– Вероника Павловна, доброе утро, вас ожидает Ратмир Сергеевич, – произнесла она, и эти слова прозвучали как приговор. Сердце Вероники забилось быстрее, но она взяла свои эмоции под контроль.

Дверь кабинета, словно врата в логово минотавра, возвышалась перед ней массивной глыбой. Ладонь, поднятая для стука, на мгновение замерла, словно сама судьба вцепилась в её запястье. «Что этому дракону от меня нужно? Неужели уже доложили о вчерашнем?» – мелькнула мысль, пока костяшки пальцев издавали глухой звук.

В кабинете за своим дубовым троном восседал Ратмир, напоминая короля на поле брани. Тёмное дерево столешницы бликовало, как чёрный лёд под редкими лучами солнца, отражая его профиль – острый, как клинок катаны, дерзкий и изящный.

Изумрудный костюм облегал мощные плечи, словно доспехи, а алый галстук пылал на белоснежной рубашке, словно рана на теле. Ратмиру от силы было около сорока пяти лет, но выглядел он прекрасно, всегда подтянутый, с модной прической и идеально ровно бородой. Серьга в ухе сверкнула, когда он поднял свой холодный взгляд. «Да он и правда чертов дракон, – подумала Вероника, не в силах отвести от него взгляд. – Красивый, сильный и опасный, что ещё нужно?» Она мысленно поругала себя за такие мысли, он не тот, кто должен нравится.

Обычно его лицо напоминало грозовое небо, но сегодня в нём читалась странная умиротворённость – словно океан, застывший перед цунами. Взгляд скользнул по ней медленно, оценивающе, и где-то в глубине янтарных глаз дрогнула искра. Улыбка? Или отблеск пламени, пожирающего таких девушек, как Вероника? Сердце Вероники снова забилось, как крылья пойманной бабочки. «Улыбается мне, серьёзно?»

– Присаживайся, – его бархатный голос заставил мурашки пробежать по спине. От страха ли?

Вероника опустилась на стул, словно на электрический. Каждый нерв в её теле звенел, как колокол. Он знает. И сейчас устроит ей разнос.

– Я хочу извиниться, – неожиданно для Вероники выпалил он. Пальцы Ратмира сплелись в костяной клубок. – За слова. За угрозы, в общем, за всё. – Голос вдруг дрогнул, он прочистил горло и посмотрел на Веронику, которая с удивлением уставилась на него.

«Ничего себе поворот, – удивлённо думала девушка. – Такого я точно не ожидала, как-то всё подозрительно».

– Твой отец был мне братом, – снова заговорил мужчина, поправляя галстук. После он медленно повернулся к окну, где летняя гроза выписывала в небе яркие вспышки. – Мы прошли ад рука об руку. Его смерть… – Челюсть сжалась, будто тиски. – Это была не гибель, это было предательство вселенной.

«Предательство вселенной, – посмеялась Вероника про себя. – Как же, скорее чье-то другое предательство». Она вспомнила вдруг слова следователя, что может она ошибается, и это действительно был Ратмир или Петр? Они ведь готовы были глотку ей перегрызть за то, что отец все завещал ей, а ни им. Ведь все эти бизнесы, именно их наследие.

Вероника почувствовала, как по рёбрам ползёт ледяной паук. Она и не подозревала, что балансирует на лезвии – там, внизу, в пропасти, мелькали тени «Орхидеи»: безликие фигуры с ножами вместо пальцев. «Или Ратмир тоже думает, что смерть отца была не просто случайностью, он подозревает кого-то из «Орхидеи. Или он понял, что я копаю и могу наткнуться на его следы».

– Хочу сообщить тебе, что я взял тебя и твою семью под своё крыло, – голос Ратмира громыхал в такт грома. – Мои люди присматривают за тобой и за Еленой с Марком. Будь уверена, что ты всегда в безопасности.

«Что вообще происходит? Да какая муха его укусила?»

Его глаза встретились с её взглядом – и вдруг сталь в них растаяла, обнажив трещину:

– Твоё расследование – игра с огнём в пороховом погребе. В той истории, где умер твой отец, правда жрёт правду, а ложь рождает чудовищ.

Он говорил какими-то загадками, Вероника уже перестала понимать его метафоры. «Знает про расследование, ну конечно. Вот же хитрый ублюдок». Вся его внешность вдруг снова стала для нее не приятной.

– Я должна знать! – Наконец подала голос девушка, вскинув подбородок, и в этом движении вспыхнул весь её отец. Она не покажет истинных эмоций, пусть думает, что она повелась.

«И чего я ожидал от дочери Церцера? – думал Ратмир, – У него был позывной Цербер, но, по всей видимости, она унаследует и его. Эта девушка не остановится даже перед смертью. Бесполезно пугать ее».

– Тогда слушай! – Ратмир встал с места, превратившись в вулкан в костюме от Бриони. Ладонь с рубцами от пуль врезалась в стол: – Я стану твоим проводником в этом аду. Но! – Палец взметнулся, как клинок. – Каждое твоё «спасибо» будет стоить мне крови. Каждая твоя ошибка – ножом в спину мне.

Он наклонился так близко, что она увидела в его зрачках своё отражение – маленькое, хрупкое, но с глазами, полными уверенности.

– Ты унаследовала его дело, а я взял тебя под свою защиту. Поэтому… – Внезапно он сжал её плечо – жест, похожий и на угрозу, но слишком аккуратный и нежный. – Я несу ответственность за твои действия.

Вероника вопросительно посмотрела на его руку на своём плече, а когда он её убрал, уверенно заговорила:

– С чего ты взял, что мне нужна твоя помощь?

Ратмир лишь улыбнулся ей и прошелся по кабинету, остановившись у панорамного окна, смотря на город, который был в их власти.

– Другого я и не ожидал от дочери Цербера. Только вот у тебя не три головы, а гораздо больше.

Ратмир так же, как и Вероника, читал людей, как открытую книгу. Только он видел характер человека, а не его сущность. Вероника была даже опаснее Павла, она не знала пощады, не знала поражения и никогда не отступала назад. Только из-за ее молодости, она еще не открыла свои некоторые темные стороны, но Ратмир уже видел их, и они рвутся наружу. Мужчина знал, когда те вырвутся, нужно быть ей другом. Иначе, от того, кто стоит на ее пути, даже костей не останется.

– Я могу идти? – спросила Вероника, вставая с кресла. Её мокрый плащ оставил мокрые следы на кожаном кресле, как противостояние.

– Иди, – сказал мужчина, глядя на мегаполис в свое большое панорамное окно.

Вероника покинула кабинет, оставив после себя аромат темного шоколада, который казался неуместным в этом мире. Ее молодость, энергичность и, как ни посмотри, наивность создавали вокруг нее ауру юношеского света. Ратмир шумно втянул воздух ноздрями, прикрыв глаза.

«Она только начала искать, – думал он. – Спаси и сохрани, когда эта маленькая кобра докопается до истины? Хотя кто знает, в последнее время я и сам не узнавал Павла. У него действительно были свои тайны, и он не унёс их с собой в могилу. Найти того, кто убил его, не составит труда».

Ратмир вернулся за свой компьютер и сел в кресло, кожа которого издавала неприятный скрип. «Проблема в том, что мы обнаружим, когда узнаем правду. Что-то подсказывает мне, что здесь всё не так просто».

– Павел, – сказал Ратмир вслух, приглаживая свою аккуратную бороду. – Если ты меня слышишь, то прошу тебя, береги ее.

Человек из прошлого отца

Вечер надвигался на город, словно чёрный бархатный саван, пропитанный туманом после затяжного дождя. Фонари зажигались один за другим, словно жёлтые глаза ночных хищников.

Вероника неторопливо шла по мраморным ступеням, её каблуки отбивали дробь, похожую на тиканье карманных часов. Воздух, пахнущий дождём и сыростью с бензиновой рябью, обвивал горло холодной петлёй. Она машинально поправила кожаный воротник своего плаща, а мысли, как стая ворон, кружили вокруг утреннего разговора с Ратмиром. То, как он двигался, как звучал его голос, как смотрели его глаза – Вероника старалась забыть об этом, но воспоминания снова и снова настигали её.

У кофейни, чьи витрины слезились от конденсата, её остановил уверенный и грубый голос. Из тени, словно фантом, появился молодой человек, сжимая папку в руках, словно щит от невидимых стрел.

– Кто ты? – голос Вероники разрезал воздух так резко, что парень, казалось, врос в землю.

– Михаил Цепкин.

Имя упало между ними, как стеклянная горошина.

Водитель Вениамин, которого, казалось, не было поблизости, вырос словно из-под земли в чёрном пальто и шагнул вперёд – каждый мускул в его теле напоминал сжатую пружину.

– Здравствуй, Вениамин, – парень кивнул ему, и телохранитель ответил едва заметным движением подбородка. Вероника поймала этот взгляд-молнию: они знали друг друга.

– Хочу помочь раскрыть дело о смерти Павла, – Михаил протянул папку. Его рука немного дрожала, но по уверенным движениям было ясно, что это просто от холода.

– Помочь? – её смех прозвучал издевательски и немного грубо. – Вы выглядите как щенок, лающий на грузовик, а я должна принять вашу помощь?

Михаил не моргнул, лишь, к удивлению Вероники, слегка улыбнулся.

– Ваш отец называл вас «нежный тайфун». Слишком самоуверенна, слишком… живая.

Вероника замерла. Эти слова были точь-в-точь как в детской записке от отца, спрятанной в её старом дневнике. Только она и он знали, как он называл её: тайфун, буря, цунами, ураган.

Михаил, заметив замешательство на её лице, продолжил:

– Знаю о «чистящих средствах», – прошептал он, и эти слова впились Веронике под рёбра ледяной иглой. Она с таким трудом добывала эту информацию, а он так легко о ней говорит. – И знаю, что случилось недавно с «Морским волком».

Она шевельнулась медленно, как тигрица, выбирающая угол атаки:

– Говори. Или твой язык станет ковриком для моих туфель.

Михаил раскрыл папку, кожаные перчатки затрещали на его руках. Среди документов мелькнула фотография: бочки с жёлтым треугольником «Опасно!», а на обороте – почерк отца: «Они превращают смерть в жизнь».

– Что вам нужно? – её голос стал тише скрипа мышиных лапок по бетону.

– Сотрудничество. Вы – доступ к архивам «Орхидеи», я – ключи от лабораторий, – он указал на штамп «Совершенно секретно» с печатью отца.

Вероника провела пальцем по кромке документа. Бумага пахла пылью, миндалём и дорогим коньяком – точь-в-точь как кабинет отца после смерти.

– Если соврёшь или попытаешься подставить меня, – она подняла глаза, в которых плясали демоны, – Вениамин превратит твои кости в мозаику, а я ему помогу.

Михаил кивнул, его горло сглотнуло воздух, как рыба на берегу. Вероника развернулась, бросая через плечо:

– Ждите звонка. И… – её губы дрогнули в подобии улыбки, – молитесь, чтобы я не накопала на вас ничего такого, что бы мне не понравилось.

– Я знаю, – ответил он, – я знаю правила игры, Вероника.

После этих слов он удалился, сливаясь с темнотой.

Разговор с Михаилом

Автомобиль словно укрыл Веронику коконом из шёлковой тьмы. Кожаные сиденья источали аромат дорогого коньяка и тревоги – запах который всегда шлейфом следовал за отцом. На коленях лежала папка Михаила, её уголок впивался в ладонь, словно говоря: «Открой меня, и мир перевернётся».

– Как часто отец ездил с этим… щенком? – её голос потонул в гуле двигателя.

Вениамин на мгновение замер, его пальцы сжали руль с такой силой, что кожа заскрипела.

– Четыре раза. Каждый раз – как похороны. Ваш отец возвращался бледнее мрамора.

Она провела ногтем по визитке Михаила. Буквы «М.Ц.» отпечатались на подушечке пальца, словно клеймо.

В её квартире пахло одиночеством и старыми книгами. Уже три года она жила одна, но теперь часто навещала Елену с братом, чтобы посидеть в кабинете отца, проверить документы, принять почту от курьера. Но самое главное, чтоб они не чувствовали себя одинокими в этом огромном, загородном доме.

Вероника разложила документы на столе, превратив его в алтарь расследования. Фотографии словно шептали: склад номер сорок пять, бочки с изображением трезубца и надписью «Опасно!».

Телефон вздрогнул, высветив на экране сообщение: «Не ищите иголку в стоге лжи. Я – нить, что свяжет всё». Она сравнила номер телефона с номером, указанным на визитке Михаила, – они совпадали.

Вероника бросила взгляд на пистолет в ящике. Ствол блестел, как слеза. «Спокойно, – шепнул внутренний голос, – кажется он может помочь».

Она взяла телефон и нажала на кнопку вызова. Трубку взяли почти сразу, и Вероника без приветствий и лишних слов сразу заговорила:

– Откуда уверенность, что я поверю вам? – её голос звенел в тишине как-то неестественно.

В трубке послышался смешок – сухой, как шелест ядовитых листьев:

– Уверенности нет, я сам верю в то, что верить можно только трупам.

Вероника ничего не ответила на это, и Михаил стал тараторить так быстро, что она еле успевала улавливать слова:

– Посмотрите на фото две тысячи тридцать восьмого года. На заднем плане – цистерна с кодом «Х-12». Ваш отец называл их «сосудами Аида», к сожалению у меня нет информации почему у них такое название. Но похожие бочки недавно грузили сами знаете от куда.

Она вгляделась. Серая громадина за спиной отца на фото, действительно носила роковую маркировку. По спине пробежал холодок – это бочки грузили из здания «Черной орхидеи». Но что в них может быть, вот вопрос.

– Завтра в полдень, – голос Михаила стал резким, как щелчок затвора, – или «Орхидея» сорвёт лепестки с нашей с вами могилы.

«Как бы не так», – подумала Вероника.

Перед сном она разложила на комоде:

Пистолет с глушителем – подарок Ратмира на 20-летие. Нож-бабочка от первого любовника-морпеха, еще один нож с рукояткой орхидеей. Флакон с синильной кислотой – наследство от матери.

Вероника пробежалась глазами по своим доспехам и посмотрела на своё отражение. На нее смотрела девушка, молодая, красивая, с черными струящимися волосами, темно-синие глаза были полуприкрыты и смотрели уверенно. «Спи, – шептало зеркало, – а завтра станешь палачом если потребуется». Она не пойдет на встречу с Михаилом одна и уж тем более без оружия.

Ей снились эти бочки с названием «Сосуд Аида». Они плыли по кровавой реке, а на берегу стоял отец с лицом Михаила. Вероника стояла на другом берегу и смотрела на него, его лицо иногда становилось похожим на лицо отца, но при попытке рассмотреть его оно тут же менялось. Она кричала ему, но он стоял и смотрел на неё, словно статуя.

Вероника вскочила и взглянула на время – циферблат электронных часов светился во тьме зеленым цветом, показывая время: четыре тридцать пять. Девушка села на кровати и тяжело вздохнула – больше она не сможет уснуть.

Луна стекала по оконному стеклу ртутными каплями, отбрасывая на стену узор из теней, похожий на шифр. Вероника сидела, прижав колени к груди, её пальцы машинально гладили холодный металл пистолета. В тишине квартиры слышалось тиканье настенных часов – каждый щелчок выбивал буквы в воздухе: «Смерть… Жизнь… Месть… Смерть…»

Она открыла старый флакон с духами – горький аромат жасмина смешался с запахом пороха. «Мама носила этот парфюм в свой последний день», – всплыло в памяти. Теперь этот флакон стал амулетом, связующим звеном между двумя могилами.

Документы на столе шелестели под порывом сквозняка, словно пытаясь сложиться в осмысленные строки. Вероника провела ладонью по фотографии отца – его глаза на снимке казались живыми, наполненными немым укором. Мать не запомнилась ей так сильно, ведь она потеряла ее еще совсем ребёнком. Отец заменил ей тогда и мать тоже, оберегал ее, научил как выжить в этом проклятом мире.

– Ты предупреждал, – прошептала она, касаясь кончиками пальцев его застывшего лица. – Говорил, что мир держится на паутине лжи. Но почему не сказал, что сам стал мухой в этой сети?

Телефон завибрировал, вырывая из пучины раздумий. Неизвестный номер. На экране всплыло сообщение: «Они знают о встрече». «Плевать», – подумала Вероника.

Сердце ударило в рёбра, как молот в наковальню. Пальцы сами потянулись к ножу-бабочке – плавным движением она раскрыла клинок, наблюдая, как лунный свет играет на гранях.

– Нет, – голос прозвучал громче, чем она ожидала. – Хватит бегать…

«Если я буду прятаться как мышь, то они станут кошкой».

Она встала, и ей вдруг показалось, что ее тень на стене вдруг обрела очертания Ратмира – массивные плечи, властный наклон головы. Призрак как будто кивнул, растворяясь в полумраке.

– Я схожу с ума, – сказала она вслух. Вероника стала слишком часто думать о нем, и это сыграло свою роль.

Когда первые лучи солнца позолотили горизонт, Вероника уже стояла у зеркала, вдевая серебряную серёжку в форме гранаты – подарок отца на шестнадцатилетие. Губная помада легла на губы красной печатью обета.

– Ты станешь огнём, что спалит их паутину, – сказала она своему отражению.

Встреча с Михаилом

Дождь, словно маршируя, стучал по крыше «Кристалла», когда Вероника вошла в ресторан. Её столик под номером двадцать пять располагался у витражного окна, где переплетённые стёкла создавали узор, напоминающий спираль ДНК. Она провела пальцем по холодному хрусталю бокала – этот жест всегда напоминал ей о том, как её отец всегда делал перед важными переговорами.

Михаил возник беззвучно, словно возникнув из полумрака. Его пальто, словно ртутная лужица, стекало на спинку стула.

– Вы похожи на него, – произнёс он первым, разглядывая её, словно редкий экспонат. – Тот же взгляд – будто видишь не лицо, а рентгеновский снимок черепа.

Вероника ничего ему на это не ответила. Михаил сел напротив, без слов достал папку, и шуршание бумаг заглушил хрип саксофона, доносившийся из угла зала. Он протянул их Веронике и она стала читать.

– Компромат на тридцать семь человек, фальшивые счета в пяти банках, схема отмывания через цветочные аукционы… – её ноготь коснулся фотографии отца на фоне теплиц с орхидеями. – Почему вы решили, что мне это интересно?

Михаил наклонился вперёд, и свет люстры раздробился в его очках на сотни серебряных блёсток:

– Потому что вы уже три недели пытаетесь попасть туда, куда вас не пускают.

Вероника сощурилась, недоумевая, откуда он всё это знает. Неужели он следит за ней или является таким же умелым хакером, как и она сама?

Лёд в бокале затрещал, словно пытаясь что-то сказать. Вероника сжала под столом миниатюрный пистолет-зажигалку – подарок Елены на совершеннолетие. Она достала сигарету, но не стала прикуривать – девушка пыталась бросить эту привычку, и чтобы хоть как-то забыться, иногда просто держала сигарету во рту, щёлкая зажигалкой. Михаил, заметив этот жест, достал зажигалку, предлагая огонь, но она отмахнулась, продолжая сидеть с сигаретой в зубах. Мужчина нахмурился, а в его голове мелькнула мысль: «Такая же странная, как Павел».

– Допустим, я поверю вашему архиву, – она провела пальцем по строке «экспериментальные удобрения для орхидей». Она знала, что отец начал свой бизнес с редких цветов и часто экспериментировал с удобрениями, но её зацепило то, что эти эксперименты были под знаком «секретно». – Что вы хотите взамен?

Его рука в черной перчатке внезапно закрыла её ладонь над фотографией. Холодный металл кольца Вероники с выгравированной орхидеей впился в искусственную кожу, оставляя вмятину. Вероника тут же убрала руку, показывая своё недовольство – она терпеть не могла, когда к ней прикасаются без спроса, особенно незнакомые и подозрительные личности.

– Видите ли, ваша мать… – он поправил галстук, и Вероника заметила шрам у сонной артерии, похожий на след от ножа. – Её последние картины перед смертью… Вы никогда не задумывались, почему на всех изображены мутантные цветы орхидеи? Почему она так ярко рисовала их корни?

– Моя мать была сумасшедшей, – отрезала Вероника. – Всё, что она рисовала, не имело никакого смысла. Обычные картины.

Весь город знал, что Анна Церцер была сумасшедшей. Все следили за тем, как она в порывах сумасшествия создавала нереальные художественные произведения, хотя до болезни и карандаша в руках не держала. Она рисовала в основном цветы, но они были так прекрасны, что продавались на аукционах за огромные деньги.

– Вы в этом уверены? – спросил Михаил, загадочно смотря на неё.

– Так, – резко сказала Вероника. – Вы в психолога играете? Заплатить вам за сеанс психотерапии? Или как?

Он заметил, что Вероника злится, и передал ей следующую папку.

– Ладно, отложим этот разговор на потом. Взгляните.

Вероника быстро пролистала документы и поняла, что перед ней чертежи и планы помещений, которые были закрыты в здании Орхидеи для обычных посетителей, даже для неё. Заметив восторг на лице Вероники, Михаил расплылся в улыбке.

– Это лаборатории… – прошептала Вероника, бегая глазами по схемам.

– В которые, как мне известно, вы еще не попали.

– На один из этажей меня проведёт Ратмир. Это детище моего отца и он обязан мне это показать, ведь по документам, этот этаж полностью только мой.

– Отлично, а что будем делать с остальными этажами? – уточнил Михаил, и Вероника подняла на него свои синие глаза. Они сверкнули холодом, и мужчина слегка отодвинулся.

– Будем? – удивленно спросила девушка.

– Я хочу помочь вам, – произнес Михаил. – Давайте вместе найдём как можно больше компромата на Орхидею и найдем убийцу Павла. Так будет быстрее. К тому же я знаю, где искать.

Вероника не выдержала и закурила сигарету. Серый дым тут же поднялся вверх кольцами, и она сощурилась, оценивающе глядя на парня. Несмотря на небрежный внешний вид, уверенности ему было не занимать. К тому же Вероника заметила, что под одеждой скрывается сильное, мускулистое тело. Информатор не смог найти на него ничего стоящего, но в его глазах была загадка, которую она вскоре раскусит как орех.

– Ищите без меня, раз у вас такая обширная база, я-то вам зачем? – произнесла она.

И тут до нее медленно дошла догадка: он точь-в-точь как Иван, который преследует только свою цель, а она просто подвернулась ему.

– Ах вот оно что, – протянула девушка. – Вам нужна крыша на случай, если что-то пойдёт не так.

Михаил слегка улыбнулся, подтверждая ее догадку. Вероника глубоко затянулась и выпустила струю дыма ему прямо в лицо.

– А не страшно? Я владелица этого бизнеса и могу пристрелить вас в любой момент, – произнесла она.

Михаил поправил свой плащ и сказал:

– Я такой же, как вы, Вероника. Я просчитываю все ходы, у меня всегда всё под контролем. Как то, что у вас минимум три оружия с собой, так и то, что прямо за моей спиной сидит ваш охранник. И как то, что вы не хотите меня убивать. Мне не нужна крыша, мне нужна правда, ваш отец… – Он слегка запнулся, что не осталось незамеченным. – Я обязан ему и сделаю всё, чтобы наказать виновных.

Звучало убедительно. Вероника потушила сигарету об стол, забрала все документы, что он принес, и встала.

– Вы же знаете, что было на том корабле, не так ли? – Михаил лишь едва заметно кивнул, но в его глазах промелькнуло что-то похожее на тревогу.

– Так, может, его убили из мести? Кто-то из родных отравился этой дрянью, а дилера решили наказать. А мы с вами тут играем в Шерлока Холмса, – в её голосе звучала неприкрытая ирония, но Михаил чувствовал, что она не просто насмехается.

Михаил машинально взъерошил свои непокорные каштановые вихры, будто пытаясь вытрясти из головы нужные мысли. Его длинные пальцы в элегантных черных перчатках замерли у подбородка, издавая едва уловимый скрип при каждом движении.

В его небесно-голубых глазах читалась смесь задумчивости и легкой иронии, пока он неторопливо изучал Веронику. Казалось, он пытается сложить в единую картину разрозненные фрагменты головоломки, где каждый элемент мог оказаться как ключом к разгадке, так и отвлекающим манёвром.

– Вы же знаете, что это не так – его убил кто-то из своих, – его голос звучал твёрдо и уверенно, но Вероника заметила, как нервно дернулся его кадык.

Он лишь подтвердил её самые мрачные опасения. Она прямо нутром чуяла, что это не простая месть. Что-то гораздо более тёмное и зловещее скрывается за этой историей.

Вероника, развернувшись, молча ушла, но взгляд её, брошенный через плечо, говорил о том, что она согласна продолжить эту игру вместе с ним. И что бы ни случилось, они доберутся до правды, какой бы горькой она ни оказалась.

Двадцать шестой этаж

Из динамиков лифта доносилась нежная мелодия Бетховена, но в безмолвной высотке её звуки казались неестественными.

Вероника, поднимаясь на двадцать шестой этаж офисного центра, нервно переминалась с ноги на ногу. Её сердце билось так сильно, что, казалось, эхом отдавалось от стен тесного лифта. На циферблате не было номеров с двадцать шестого по тридцатый – этажи, доступные только по специальной карте-ключу. Ратмир обещал показать ей один из таких этажей, который, согласно документам, возглавлял её отец.

Ратмир застыл рядом, машинально перекатывая во рту мятную жвачку – настолько чуждая его образу привычка, что Вероника едва сдержала усмешку. Его безупречный костюм цвета спелой сливы, белоснежная рубашка и темно-синий галстук как и всегда идеально на нем сидели. Начищенные коричневые туфли отражали свет, словно маленькие зеркала, а их владелец явно чувствовал себя в них уверенно. «Интересно, что заставило его так вырядиться?» – промелькнуло в голове у Вероники, пока она изучала его безупречный образ.

Её собственный наряд – высокие шнурованные сапоги, облегающие кожаные штаны и потрепанная джинсовая куртка с оторванными рукавами – говорил о ней всё без слов. Белый кроп-топ, едва выглядывающий из-под куртки, подчеркивал её естественность и свободу от условностей. Она никогда не пыталась притворяться кем-то другим – её стиль был её второй кожей, такой же настоящей, как и она сама. Вероника наплевала на условности офиса, где нужно было соблюдать дресс-код.

– Ты уверена, что хочешь это видеть? – спросил он, бросив взгляд на её сапоги, и слегка улыбнулся. – Иногда незнание – лучший антидепрессант.

– Ты обещал мне помогать, – ответила девушка, глядя на него.

– Да, но каждое твоё «спасибо» будет стоить мне больших проблем, забыла?

– Пусть идут куда подальше эти твои проблемы, – она намекнула на тех людей, которые могли бы их устроить. – Это и мой бизнес тоже, и я имею право знать.

Ратмир пожал плечами, и его глаза зловеще сверкнули, когда дверь лифта с тихим шипением распахнулась.

Они оказались в помещении, напоминающем лабораторию Виктора Франкенштейна, совмещённую с оранжереей. В аквариумах плавали чёрные орхидеи на листках которых казалось пульсировали вены. Лаборанты в противогазах вводили шприцы в стебли, и казалось, что цветы пульсируют в такт какому-то потустороннему ритму. Вокруг были странные колбы с разноцветными жидкостями, а в воздухе витал странный запах, напоминающий смесь медицинского спирта и чего-то более зловещего.

Ратмир взглянул на Веронику, которая с ужасом осматривала помещение. Её глаза расширились от шока, когда она увидела, как модифицированные растения плавают в своих резервуарах. «Это не может быть правдой, – думала она. – Отец не мог заниматься такими вещами».

– Наш хит экспорта, – произнёс Ратмир, швыряя ей перчатки из кевлара. – ГМО-цветы с псилоцибином. Один бутон – и клиент готов продать душу за партию. Твой отец называл это «ботанической дипломатией».

Вероника почувствовала, как земля уходит из-под ног. Она уже знала, что отец был связан с наркотиками, но реальность изменилась, он создавал эти наркотики. Он превращал красоту природы в инструмент манипуляции, эта мысль была невыносима. Её начало подташнивать, и она едва успела добежать до урны с символикой организации.

– Что на остальных этажах? – спросила она дрожащим голосом, вытирая рот рукавом, но по лицу Ратмира было ясно, что он открыл ей лишь малую часть тайны.

– Остальные этажи тебя не касаются, только этот, как детище твоего отца.

– Всё, что находится в этом здании, касается меня! – Вероника оскалилась, словно доберман. – Мой отец основатель этой группировки, ты не забыл? А верховная орхидея теперь я! И ты, МОНАРХ, должен мне подчиняться! – Она вышла из себя, вся эта ситуация с цветами дико злила её.

Ратмир грубо на неё посмотрел, подошёл ближе, схватил за локоть и оттащил в сторону.

– Не забывайся, – процедил он, сжимая ее плоть до боли, – я сказал, тебя это не касается…

Она вырвала руку, ударив его самым ненавистным взглядом, от которого у Ратмира сперло дыхание. «Да этим взглядом можно убивать», – подумал мужчина, а вслух произнёс:

– Я обещал ему держать тебя подальше от всего этого.

– То есть это, и то что было на… – Она осеклась, смолчав про корабль. Вероника развела руками, указывая на помещение, – в прямом смысле ещё цветочки?

Ратмир молча нажал на кнопку лифта, и тот тут же открылся. Он указал жестом, и Вероника, не скрывая злость, вошла в лифт. Через пару минут они уже были в кабинете Ратмира.

Вероника стояла у окна, переваривая увиденное. Она уже приняла мысль, что отец связан с наркотиками, но чтобы настолько, она не хотела верить. «Это не мой отец», – думала она. «Это не может быть правдой».

– Так и будешь молчать? – спросил Ратмир, подкуривая сигару.

– Мне нечего сказать, – отрезала девушка, продолжая напряженно смотреть на утренний город. Солнце уже было высоко, и, казалось, весь мир радовался новому дню, но только не она. «Спасибо тебе, папочка, – думала она, – за наследство твоё кровавое».

– В наших кругах Павла звали не Павлом, а Пабло, – сказал мужчина выпуская густой дым, наполняя кабинет запахом дорогого табака.

Тяжелый вздох Вероники эхом отразился от стен просторного кабинета. В голове крутилась одна мысль: «Прозвище „Пабло“ отец получил не просто так. Его империя раскинулась на тысячи километров, а масштабы операций могли бы заставить самого Эскобара нервно курить в сторонке.»

– Я не хочу вариться в этом дерьме, Ратмир, – произнесла она, и тот чуть не подавился дымом.

– Поясни, – протянул он, и кожаное кресло затрещало под его натиском.

– Нечего пояснять, я не буду торговать наркотой, это ясно?

Ратмир встал с кресла и подошёл к ней. Запах дорогого табака ударил ей в нос, приглашая закурить. Она достала сигарету и закурила. «Бросишь тут с вами…»

– Никто тебя лично это делать не заставляет, твои активы оплачивают другим людям за это.

– Да плевать, кто и что оплачивает, я сказала, я не стану…

Ратмир перебил её.

– Ты знаешь правила игры, Вероника, кто не играет, тот умирает, всё просто.

Вероника кинула непотушенную сигарету на пол и сказала:

– Мне плевать, – протянула она по слогам. – Я напишу свои правила.

В её глазах горел огонь решимости. Она больше не могла оставаться в стороне от этого кошмара. Пришло время положить конец наследию отца и начать новую главу своей жизни, даже если для этого придётся идти против всей организации.

Ева среди змей

– Ты в своём уме? – Вероника с возмущением уставилась в экран, её взгляд был настолько яростным, что мог бы воспламенить азот. Её пальцы на столе выстукивали гневную морзянку, словно передавая сигнал бедствия. – Какой ещё «знатный вечер»? Я не из тех, кто посещает подобные места.

– Это не зависит от твоих предпочтений, – Ратмир произнёс эти слова с такой сладостью, что Веронике на мгновение представилось, как он поправляет галстук перед зеркалом, довольный собой. – Тебе нужно появится на этом вечере. Платье уже в пути. Алый шёлк – твой любимый цвет.

«Откуда он знает? – подумала девушка. – Я никому не говорила о своей любви к алому цвету». Хотя, возможно, это было очевидно по цвету её помады, которую она носила почти каждый день.

– Мне? Шёлк? – Она фыркнула так громко, что даже уличная кошка на подоконнике вздрогнула. – Ты точно не перепутал меня ни с кем?

– Я зову тебя не поэтому, – его смешок прозвучал как щелчок замка в клетке. – Там будут все сливки общества, ты вроде как ведёшь дела, и все должны знать тебя в лицо.

«Ключевое слово – „вроде как“», – подумала Вероника.

Когда курьер протянул коробку с бантом, Веронике показалось, что он дразняще подмигнул ей, а затем в ужасе убежал, заметив гнев в её глазах. Внутри лежало творение из алого ада – платье с вырезом до пупка и открытой спиной, где могла бы поместиться карта её жизненных ошибок. Ткань струилась, как расплавленное алое золото, подчёркивая каждую линию тела с хирургической точностью.

– Убийца в красном, – прошептала Вероника, усмехаясь, примеряя наряд перед зеркалом-сообщником. Кружевные рукава обвисли, как смирительная рубашка, а декольте кричало громче, чем её байк, когда она выжимала газ.

Ее телефон завибрировал на дисплее мигало сообщение: «В следующий Четверг, гонка на Байкер Стрит». Вероника обожала адреналин который получала от байкерских утех, но в этот раз, лишь сжала в руках телефон, игнорируя сообщение. Ее рука снова набрала номер Ратмира.

– Ратмир! В нём же можно только стриптиз танцевать! – закричала она ему в трубку.

– Уверен, оно сидит на тебе идеально, – его голос звенел, как бокал с шампанским. Казалось с издевкой, но с неприкрытым восторгом. «Какая муха его укусила? Комплименты, этот тон голоса», – крутилось в ее голове.

Ратмир несколько мгновений помолчал и вдруг выпалил:

– Ты же знаешь правило: чтобы уничтожить систему, нужно сначала войти в неё… босиком.

Вероника поняла, что он ведёт её туда не только чтобы показать, у него есть свои планы. «За какую команду же ты играешь? Отстраняешь меня от дел, не договариваешь, а теперь намекаешь на что-то?» – она не могла избавиться от этих навязчивых мыслей, будто что-то не так.

Когда лифт спускал её в холл, платье шелестело, как осенние листья под ногами приговорённого. В ее пупке красовалась серьга в виде черепа, она специально оставила ее, как маленький бунт, против Ратмира.

Ратмир ждал у лимузина, одетый в смокинг цвета кофе с молоком. Его взгляд скользнул по её фигуре – не восхищение, а расчёт снайпера, проверяющего траекторию, он стрелял глазами, чётко оценивая каждый изгиб её тела. Ратмир задержался на сережке в пупке и уголок его губы медленно пополз вверх. От его взгляда Вероника почувствовала приятные мурашки, которые тут же приструнила.

– Готова сыграть Еву среди змей? – Он открыл дверь с театральным поклоном.

– Лучше бы ты прислал кольчугу, – Вероника впорхнула на сиденье из кожи цвета воронёной стали, чувствуя, как шпильки туфель впиваются в коврик с монограммой. – Но учти – если кто-то «случайно» заденет мой вырез взглядом, я задушу его собственным галстуком.

Машина тронулась, увозя её в мир, где алый шёлк станет камуфляжем, а каждое движение – выстрелом. Вероника поймала своё отражение в тонированном стекле: женщина-вулкан в оправе из кружев. Сегодня вечером лава будет особенно горяча.

Петр Кольцов

Величественный особняк, к которому подъехали Ратмир и Вероника, словно сошёл со страниц исторического романа. Белоснежное здание в неоклассическом стиле, украшенное золочёными барельефами и лепниной, гордо возвышалось на холме, окружённое идеально подстриженными газонами и фонтанами с хрустальными струями.

– Кролики?! – взвизгнула Вероника, резко затормозив и едва не растянувшись на траве. Разноцветная волна пушистых беглецов, словно сорвавшиеся с цепи, носилась по лужайкам, превращая ухоженные газоны в поле битвы. Снежно-белые, угольно-чёрные, рыжие и серые – все они, будто сговорившись, давили клумбы и распугивали голубей, которые с возмущённым гоготом разлетались в стороны.

Ратмир, не отрывая взгляда от массивных дверей особняка, лишь хмыкнул, его губы искривились в снисходительной усмешке.

– Последний писк моды, – процедил он, словно речь шла о чём-то настолько очевидном, что даже смешно.

Чёрные брови Вероники взлетели так высоко, что, казалось, готовы были скрыться под копной её иссиня-чёрных волос. Она машинально поправила волосы, и прошипела:

– Эти ваши богатеи совсем с ума сошли! Не удивлюсь, если они потом устраивают на них охоту, как на дичь…

Её лицо выражало такое неподдельное презрение, что даже пробегающий мимо кролик, поскользнувшийся на мокрой траве, замер, словно почувствовав исходящие от неё волны негодования.

Перед ними встал особняк. Белоснежные колонны портика, увитые живыми цветами, величественно тянулись к вечернему небу, словно руки древних богов, а массивные двери из красного дерева с инкрустацией драгоценными камнями приглашали войти внутрь.

Внутри дом дышал роскошью, но без излишеств. Просторный холл с мраморным полом, и хрустальной люстрой, усыпанной словно тысячами бриллиантов, поражал своими размерами. Стены были украшены произведениями искусства из частных коллекций, среди которых можно было увидеть как классические полотна в золочёных рамах, так и современные инсталляции из драгоценных металлов и камней.

Гостиная, где проходил приём, была выдержана в стиле современной роскоши. Мягкие диваны и кресла из итальянской кожи с отделкой из соболя и шиншиллы располагались группами для непринуждённого общения. Между ними стояли низкие столики из полированного стекла с платиной и золотом, уставленные хрустальными бокалами ручной работы и серебряными подносами с канапе, украшенными съедобным золотом.

В дальнем конце зала располагался буфет с изысканными закусками. Здесь были и миниатюрные тарталетки с чёрной икрой и конаетками, канапе с фуа-гра в золотой фольге, и крошечные порции севиче из редких сортов рыбы с добавлением бриллиантовой пыли. Официанты в безупречных смокингах с золотыми пуговицами и шёлковыми галстуками-бабочками из паучьего шёлка разносили шампанское Cristal в хрустальных бокалах с имитацией бриллиантовой лепнины и другие премиальные напитки в графинах из горного хрусталя.

Гости вечера представляли собой настоящую элиту города Кланстауна, каждый из которых излучал уверенность и безупречный стиль.

Мужчины в сшитых на заказ костюмах от лучших ателье мира двигались с особой грацией, присущей людям, привыкшим к роскоши и вниманию. Их золотые запонки с драгоценными камнями сверкали при каждом жесте, а шёлковые галстуки-бабочки из шёлка подчёркивали безупречность их внешнего вида. В их движениях читалась властность и привычка командовать, они вели неторопливые беседы о бизнесе и политике, их голоса звучали размеренно и уверенно.

Дамы в роскошных нарядах от известных дизайнеров двигались с кошачьей грацией, их украшения переливались в свете хрустальных люстр, создавая вокруг них сияющие ореолы. Их платья, усыпанные бриллиантами и жемчугом, словно вторили их манерам – изысканным, но сдержанным. Они обменивались сплетнями, их голоса звучали приглушённо, но выразительно, а взгляды были острыми и проницательными.

В курительной комнате мужчины с наслаждением затягивались сигарами в хрустальных мундштуках и кальянами, их голоса звучали чуть громче, обсуждая более серьёзные темы. Дым поднимался к потолку, создавая витиеватые узоры в свете ламп, а их собеседники внимательно следили за каждым словом.

На террасе, окутанной мягким вечерним светом, гости с упоением любовались искусственным озером, чьи воды волшебно мерцали благодаря подсветке, играющей в глубине. Прозрачная гладь, переливающаяся всеми оттенками аквамарина, создавала иллюзию бездонной глубины, затягивая взгляды присутствующих в свой гипнотический танец света и тени.

Их беседа текла плавно и неторопливо, словно выдержанное бургундское, разлитое по хрустальным бокалам. Коллекционные вина, искусство старых мастеров, редкие экспонаты – темы для разговора подбирались с той же тщательностью, с какой сомелье выбирает вино для особого случая.

В каждом жесте, в каждом движении сквозила уверенность людей, для которых время утратило свою власть. Они могли позволить себе эту роскошь – никуда не спешить, смакуя каждый момент, словно изысканное блюдо, наслаждаясь обществом друг друга и красотой окружающего мира, где искусственный водоём, подсвеченный снизу, казался порталом в другой, более совершенный мир.

Вероника, притягивала к себе взгляды как магнит. Её красота, усиленная особой аурой, присущей представительницам большого состояния, создавала вокруг неё невидимое сияние. Каждое её движение, плавное и грациозное, словно парящее над землёй, говорило о многолетнем воспитании и уверенности в своём положении, но без тени высокомерия.

Ратмир, шагавший рядом с ней с грацией хищника, представлял её обществу с видом истинного триумфатора. Его осанка, прямая и горделивая, словно высеченная из мрамора, дополнялась лёгкой, чуть ироничной улыбкой. В его походке читалась сила и уверенность, а в каждом жесте – осознание собственной власти и влияния. Вместе они составляли впечатляющую пару, словно сошедшую с полотен старых мастеров, где благородство и сила сплетаются в едином танце власти.

Их появление вызвало в зале едва заметную, но ощутимую волну напряжения. Словно воздух сгустился от предвкушения – все понимали, что становятся свидетелями рождения новой звезды на небосклоне светского общества. Благородные лорды и дамы обменивались многозначительными взглядами, шепчась о том, как далеко зайдёт эта амбициозная пара.

Но никто ещё не догадывался, что за ее безупречными манерами и безупречным внешним видом скрывается нечто большее. Эта звезда, казавшаяся такой яркой и притягательной сегодня, со временем обернётся настоящей чёрной дырой – безжалостной и всепоглощающей. Она будет затягивать в свой омут судьбы, состояния и репутации, не проявляя ни капли сострадания. И когда придёт время, эти же люди, сейчас с любопытством наблюдающие за Вероникой, станут первыми, кто окажется в её смертельной гравитационной хватке.

– Видишь, – прошептал Ратмир, склонившись к её уху так близко, что его дыхание коснулось её шеи, пока они проплывали мимо гостей, чьи пальцы нервно подрагивали над золотыми визитницами, – ты здесь самая яркая звезда, и это не только из-за платья.

– Я и без тебя это знала, – парировала Вероника, её усмешка была холодной как лёд, а пальцы машинально поправили бриллиантовую брошь, сверкающую на фоне белоснежного декольте. – Всем интересно поглазеть на дочь криминального босса, как на экзотическое животное в зоопарке.

Ратмир лишь слегка изогнул губы в улыбке – она была права, как всегда. В их мире статус дочери влиятельного криминального авторитета был не просто меткой – это была корона, выкованная из стали и украшенная алмазами, которую она носила с той же грацией, с какой другие носили драгоценности. Но Ратмир отметил про себя, что она держится очень уверенно, будто была рождена для этого.

Внезапно Вероника замерла, словно наткнувшись на змею в оперном театре. Из тени мраморной колонны выплыла фигура, от которой кровь застыла в жилах. Петр Кольцов – альбинос с волосами цвета лунной пыли и глазами, словно два замерзших вишневых ликёра – приближался, поправляя перчатки из кожи новорождённого телёнка. Его смокинг поглощал свет, как черная дыра, а улыбка напоминала трещину на фарфоровой кукле.

«Мой личный демон,» – мысленно выдохнула она, вспомнив их первую встречу. В день ее назначения на место отца он угрожал ей и ее семье, а такое Вероника не прощает.

– Вероника, – его голос пропел сквозь зубы, будто нож через масло, – ты напоминаешь алмаз в свинарнике. Прелестно и нелепо.

Она ощутила, как Ратмир напрягся, словно тигр перед прыжком, но сама лишь провела языком по кромке бокала с шампанским, оставив кровавый след помады.

– Ах, Пётр, – её смех зазвенел так громко, что мог разбить рядом находящийся хрусталь, – какой у тебя интересный смокинг. Ты в нем похож на гробовщика, который хоронит собственные шутки.

Альбинос протянул руку Ратмиру, и в воздухе запахло озоновой яростью. Его ладонь была холоднее мраморного пола.

– Друг мой, – прошипел он, – ты обучил нашу дикарку этикету? Или она просто притворяется человеком, пока не завоет на луну?

Вероника перехватила инициативу, шагнув так близко, что увидела в зрачках Кольцова собственное отражение – алое платье заклубилось вокруг неё, как адское пламя.

– Знаешь, чем пахнет власть, Пётр? – её шепот оставил иней на его щеке. – Кровью. Твои прихвостни уже лижут раны после одного несчастного случая.

В его глазах метнулись тени, словно крысы в подвале. Она знала, перехват «Серого волка» стал занозой в его тощей заднице.

– Милая, – он поймал прядь её волос, но она резко дёрнула головой, будто рванула уздечку, – ты играешь с вулканом, прикрываясь бумажным зонтиком. Наследство отца для тебя… – его палец скользнул по её ключице, но не прикасаясь, – это не кошелёк. Это детонатор с циферблатом, и когда время закончится, он взорвётся.

Ратмир вклинился между ними, его смокинг внезапно казался доспехами.

– Кольцов… – прошипел Ратмир, но Пётр уже отступал, растворяясь в толпе, как яд в вине. Его последний взгляд говорил яснее слов, и он заметил самый ужасный секрет Ратмира, и уже давно.

– Что он знает? – Ратмир схватил её за локоть, но она вырвалась, чувствуя, как платье жжёт кожу, будто оно действительно превратилось в раскалённую лаву.

– Думает, что всё, – её губы искривились в улыбке, – и поэтому проиграет.

Гости посматривали в сторону Вероники и Ратмира, они заметили напряжение между ними и Петром. Но зато больше никто не рвался к ним на глупые разговоры.

Покерная комната

Ратмир подвел Веронику к необычной двери, которая резко выделялась на фоне окружающей роскоши. Она открылась с тихим скрипом, и в нос ударил запах старинной кожи, смешанный с ароматом чего-то неуловимого.

Вероника застыла на пороге, пораженная открывшимся видом. В центре комнаты с низкими сводами, напоминающей склеп ростовщика, стоял массивный дубовый стол, словно гильотина. За ним сидели четверо мужчин в смокингах, которые словно погребальные саваны скрывали их тела. Они перебирали фишки, и звук их действий напоминал звон костяшек домино в руках палача. Тут витал запах дорого коньяка и сигар смешанных с мужским парфюмом и азартом.

– Здесь вершатся судьбы компаний и заключаются самые выгодные сделки, – произнес Ратмир с мечтательной интонацией.

Вероника, хоть и понимала основы игры, никогда прежде не участвовала в ней. Она стала наблюдать за происходящим со стороны, словно завороженная.

Они сели за стол, один из мужчин откланялся и покинул комнату, видимо проиграв все свои деньги.

Игра велась в техасский холдем с блайндами в пятьсот и тысячу долларов. Бледнолицый дилер, словно колдун, ловко тасовал колоду своими длинными пальцами, раздавая карты и собирая ставки. Раунд начался с того, что один из игроков, седой мужчина с пронзительным взглядом и большим животом, поднял ставку до трех тысяч.

Ратмир получил в руки пару тузов и уверенно ререйзил, увеличив ставку до десяти тысяч. Его лицо оставалось бесстрастным, не выдавая ни единой эмоции. Двое других игроков сбросили карты, а седой, после долгой паузы, перетянул, добавив двадцать тысяч в центр стола. На его пухлом лице появилась самодовольная ухмылка, и тень за его спиной, казалось, стала шире.

На флоп вышли три карты: валет червей, тройка бубей и семерка пик. Седой игрок снова сделал ставку в двадцать пять тысяч, явно намекая на стрейт-дро. Ратмир, не колеблясь, поставил все свои сто пятьдесят фишек.

– У вас есть что-то интересное? – спросил седой, разглядывая свои карты. Его голос дрожал от напряжения, а на лбу выступили капельки пота, которые он смахнул, достав белую салфетку из кармана.

Вероника прикусила нижнюю губу, стараясь скрыть улыбку. Её нога в изящной лаковой шпильке случайно коснулась икры Ратмира, и между ними промелькнул молниеносный импульс, словно электрический ток. Ратмир оставался невозмутимым, лишь мизинец его левой руки слегка подрагивал – единственная предательская улика волнения. Но волнение это было вовсе не из-за карт.

– Достаточно интересное, – произнёс наконец Ратмир с лёгкой улыбкой, но в его глазах мелькнула сталь. Наблюдая за ним со стороны, Вероника ощутила исходящую от Ратмира опасность.

На тёрне выпал король червей, не улучшивший ни одну из рук. Однако на ривере появилась двойка бубей, сделав сет тузов Ратмира непобедимым. Седой игрок, после минутного раздумья, гневно сбросил карты – у него был лишь стрейт до валета.

– Твою мать! – выругался седой игрок и снова вытер пот платком.

– Впечатляет, – пробормотал один из оставшихся игроков, наблюдая, как Ратмир собирает внушительную стопку фишек, улыбаясь от уха до уха.

Следующая раздача началась с карманных валетов у Ратмира. Он сделал стандартный рейз до двух тысяч, получив колл от молодого блондина в дизайнерских очках.

На флоп вышли две карты одной масти и девятка. Блондин сделал ставку четыре тысячи, а Ратмир – рейз до двенадцати тысяч. Блондин, подумав, сбросил карты – у него был лишь онер.

Третья раздача оказалась более драматичной. Ратмир получил туза и короля разных мастей. На флоп вышли туз, двойка и четвёрка одной масти. Блондин и седой сделали колл на ставку Ратмира в полторы тысячи.

– Сет тузов, – пробормотал один из игроков, когда на тёрн выпал ещё один туз.

Ратмир, сохраняя покерфейс, сделал ставку:

– Поднимаю до десяти тысяч!

Седой сразу сбросил карты, а блондин, после долгой паузы, поставил все свои оставшиеся фишки и повысил ставку до тридцати тысяч.

– Олл-ин, – спокойно произнёс Ратмир, собирая карты соперника.

Ривер принёс карту, не улучшив руку противника. Ратмир собрал ещё одну крупную стопку фишек, и его стек достиг двести пятьдесят тысяч долларов. Он достал сигару и прикурил её, выпуская клубы густого дыма в потолок. Вероника вдруг осознала, что впилась руками в подол своего платья от напряжения. Она была в восхищении от хладнокровия Ратмира. Он словно читал мысли соперников, предугадывая их ходы. Его блеф с карманными тузами против седого игрока, расчётливая игра с валетами и мастерское использование сета тузов – всё это свидетельствовало о высочайшем уровне его мастерства. Он думал иначе, будто в игре стал не Ратмиром Шепером, а кем-то другим.

– Ты действительно любишь это, – прошептала Вероника, наблюдая, как Ратмир методично анализирует каждую раздачу, как следит за руками соперников, за их глазами, даже за их мелкими эмоциями на лице.

– Да, – ответил он, не отрывая глаз от карт. – Так же, как ты любишь скорость и ветер в волосах.

В этом признании было что-то интимное, словно Ратмир открыл перед ней часть своей души, которую раньше никому не показывал. Веронике показалось, что тот Ратмир в офисе Орхидеи, и тот, что перед ней сейчас, это два разных человека.

Игра продолжалась, и с каждой новой раздачей ставки становились всё выше. В комнате царила напряжённая атмосфера, словно воздух звенел от ожидания. Наблюдая за Ратмиром, Вероника вдруг осознала, что этот вечер открыл ей глаза на совершенно нового человека – такого, о существовании которого она даже не подозревала. Его ум был острым, расчётливым и внимательным.

Внезапно дверь кабинета приоткрылась, и в комнату заглянул Пётр Кольцов. Его красные глаза сверкнули в полумраке, а белые волосы казались почти призрачными в свете ламп.

– О, какие люди, – протянул он, и в его голосе прозвучала насмешка. – Неужели Ратмир решил показать своей маленькой подружке, как настоящие мужчины играют в покер?

Ратмир даже не поднял глаз от карт, но его рука, сжимавшая фишки, слегка дрогнула. Вероника почувствовала, как напряжение в комнате достигло предела.

– Пётр, – произнёс Ратмир ровным голосом, – не хочешь присоединиться? У нас как раз есть свободное место.

Седой игрок бросил на Кольцова косой взгляд, явно узнавая давнего соперника. Блондин в очках нервно поправил очки, ощущая, как атмосфера накалилась до предела.

– О нет, – протянул Пётр, прислонившись к дверному проёму. – Я просто проходил мимо. Хотя, знаете, всегда интересно посмотреть, как некоторые думают, что могут обыграть систему.

Его красные глаза остановились на Веронике, и она почувствовала, как по спине пробежал холодок. Он говорил не об игре.

– Система, говоришь? – Вероника медленно поднялась из-за стола, её голос звучал холодно и решительно. – А мне кажется, что ты просто боишься, когда кто-то играет лучше тебя.

Кольцов усмехнулся, но в его глазах промелькнуло удивление, как и в глазах Ратмира. Этот хитрый лис, что-то задумал, Кольцов и это было видно по его самодовольному лицу.

– Осторожнее, девочка. Ты играешь с большими мальчиками, – ответил Пётр.

– Я уже давно не девочка, – отрезала Вероника. – И я вижу, что ты боишься честной игры.

Ратмир напрягся, наблюдая за развитием ситуации. Остальные игроки затаили дыхание, чувствуя, что атмосфера на грани взрыва.

– Знаешь что, Кольцов? – Вероника встала с места и сделала шаг вперёд. – Почему бы тебе не развернуть свою паршивую рожу в сторону выхода?

– Ты переходишь все границы, – прошипел Кольцов, его глаза сузились, – тут высшее общество, тебе здесь не место.

– Думаешь, что можешь запугать меня? – Вероника сделала ещё один шаг. – Ты просто боишься, что кто-то может раскрыть твою истинную сущность.

В комнате повисла напряжённая тишина. Кольцов выпрямился разворачивая плечи, его взгляд стал опасным. Люди, наблюдавшие за перепалкой, давно перестали понимать, о чём идёт речь. Даже дилер замер с колодой в руках, наблюдая за этой сценой.

– Уходи, – процедил Пётр. – Пока я не решил показать тебе, кто здесь главный.

– Все и без слов понятно, кто тут главный, – отрезала Вероника, наблюдая, как в глазах Петра вспыхивает огонь. – И мне, в отличие от тебя, никому ничего доказывать не приходится.

Она вышла из комнаты, оставив после себя атмосферу напряжения и недоумения. Ратмир проводил её взглядом, в котором смешались восхищение и тревога.

Кольцов обратил взгляд на дверь, за которой исчезла Вероника, и его красные глаза сверкнули недобрым светом.

Голос сердца

Ратмир нашел Веронику у пруда, где она задумчиво наблюдала за рябью на воде. В его руках покоилась солидная стопка фишек, а в глазах плясали азартные огоньки – победа в игре пьянила не хуже шампанского. Он подошел неслышно, словно тень, и встал рядом, не проронив ни слова. Вместе они замерли, любуясь багровыми и золотыми красками осеннего сада, отражающимися в колышущейся воде.

Вероника чувствовала, как с каждым мгновением воздух между ними наполняется электричеством. Их взаимное притяжение было настолько осязаемым, что почти звенело в тишине. Случайные встречи взглядов, легкие улыбки – все говорило о том, что они оба испытывают нечто большее, чем просто симпатию. Но какой-то невидимый барьер не позволял им признаться в этом даже самим себе.

Внезапно её взгляд упал на его правую руку – на коже алела свежая царапина. «Неужели он всё-таки ударил его?» – промелькнула тревожная мысль. В этот момент пруд словно замер, а осенний ветер на мгновение стих, оставив ее наедине с этой пугающей догадкой.

– Устала? – внезапно спросил Ратмир.

– Немного, – ответила Вероника, переводя взгляд на ночное небо. Ее ноги непривыкшие к шпилькам истошно ныли, но усталости она как таковой не испытывала. – Этот вечер был… странным.

– Да, – согласился Ратмир, но не стал развивать тему, не желая вспоминать о мерзком поведении Петра.

В ночной тишине каждый звук казался оглушительным: далёкие городские огни мерцали, словно звёзды, а сад создавал свою неповторимую симфонию – шорох листьев переплетался с тихим плеском воды в пруду. Ратмир машинально теребил манжет рубашки, а Вероника нервно поправляла прядь волос, выдавая своё волнение.

– Знаешь, – начал Ратмир, и его голос предательски дрогнул, но он тут же взял себя в руки. – Я рад, что ты сегодня здесь.

– Я тоже, – тихо ответила Вероника, избегая его взгляда. Её пальцы судорожно сжимали ремешок сумочки, выдавая внутреннее напряжение.

Их руки случайно соприкоснулись, и по телу Вероники пробежала электрическая волна – тысячи крошечных иголочек пронзили кожу. Ратмир застыл, чувствуя, как бешено колотится сердце, а в его глазах отразилась целая гамма эмоций, среди которых отчаяние было самым заметным. Время словно остановилось, превратив этот момент в вечность, где каждый вздох казался громче грома, а каждый взгляд – тяжелее свинца.

– Может, поедем домой? – спросил он, отступая на шаг, но его взгляд не отрывался от её лица, пытаясь прочитать в нём ответ на вопрос, который он боялся задать.

В машине по дороге домой царила напряженная тишина. Музыка из радио едва слышно лилась из динамиков, а за окнами мелькали фонари, отбрасывая причудливые тени на их лица. Вероника смотрела в окно, но видела лишь размытые огни, а Ратмир то и дело украдкой бросал взгляды на её профиль, пытаясь разгадать её мысли.

– Спасибо за вечер, – прошептала Вероника, когда машина мягко остановилась у её подъезда. В полумраке салона её голос немного подрагивал, выдавая скрываемое волнение.

– Всегда пожалуйста, – наконец произнёс Ратмир, и в его обычно спокойном голосе прорезалась едва заметная хрипотца, выдавая и его напряжение.

Несколько мгновений они сидели неподвижно, словно ожидая чего-то. Момента, когда один из них сделает первый шаг, но каждый из них не решался его сделать, ведь они не предназначены для друг друга. Их взгляды то и дело встречались в зеркале заднего вида, и каждый раз они быстро отводили глаза, словно боясь того, что могли там увидеть.

– Спокойной ночи, – сказала Вероника, открывая медленно дверь автомобиля, её сердце готово было выпрыгнуть из груди.

– Спокойной ночи, – эхом отозвался Ратмир, и ей на мгновение показалось, что он хотел сказать что-то еще.

Вероника вышла из машины и уже поднималась по ступенькам подъезда, когда услышала его голос. Её сердце замерло, а затем забилось с удвоенной силой.

– Вероника!

Она обернулась, и их взгляды встретились. В этот момент они оба поняли – то, что между ними происходит, невозможно игнорировать. Их дыхание участилось, а сердца забились в унисон. Но вместо того, чтобы признаться в своих чувствах, Ратмир просто сказал:

– Завтра я буду занят, в офисе меня не будет.

– Хорошо, – ответила она, хотя в её голосе звучала явная грусть, а в глазах промелькнула боль.

Вероника вошла в дом, а Ратмир еще долго сидел в машине, глядя на её окна.«Испугался как мальчишка, – думал Ратмир, – она ведь хотела чтоб я остался. Или я просто наивный дурак и сам себе это придумал». Его пальцы нервно барабанили по обивке автомобиля, а в голове крутились мысли, которые он не мог упорядочить. Он знал, что должен что-то решить – либо признаться в своих чувствах, либо отпустить эту ситуацию. Но пока он не был готов сделать ни то, ни другое. Его руки сжимались в кулаки, а затем снова расслаблялись, выдавая его внутреннюю борьбу. Он понимал, что этот вечер стал поворотным моментом в их отношениях, но что делать дальше – не знал.

А где-то наверху, в своей спальне, Вероника смотрела на фотографии со своей последней гонки, нервно теребя рамку в руках. Её глаза были влажными от непролитых слез, а в груди жгло от невысказанных слов. Она тоже не знала, как поступить. Но одно она понимала точно – нужно игнорировать все чувства, связанные с этим человеком. «Он не такой. Он вел себя так любезно только из своей выгоды, не более. Забыла, как он мерзкий? Что он делает, как разговаривает с тобой, вот и напоминай себе почаще. Чтоб в голову всякая брехня не лезла», – повторяла она себе, пытаясь заглушить голос сердца, который кричал совсем другое.

Орден

В полумраке кабинета, где тени игриво плясали на стенах, следователь Иван Курский, чей облик излучал властную уверенность, словно аромат выдержанного коньяка, с нетерпением ждал прихода своей гостьи. Вероника Церцер, по его мнению, была девушкой с нравом, подобным буре, а её эмоции пылали ярче, чем огонь адского пламени, словно искры от кузнечного горна. Он одновременно и ждал, и боялся этой встречи. Эта непредсказуемая и яркая девушка вызывала в нём чувства, которых он никогда прежде не испытывал.

Вероника вошла в кабинет без стука и устало опустилась в кресло напротив Ивана. Она сидела в нём, как хозяйка не только этого кабинета, но и всего мира, словно королева на троне. Её искусно сшитая чёрная кожаная косуха казалась второй кожей, а алая помада мерцала, словно кровь, подчёркивая яркие синие глаза, в которых таилась бездна. Вероника хотела вывести Ивана из игры, но после того, как он спас её с того корабля, она изменила своё решение. Благодарность, подобно драгоценному камню, вспыхнула в её душе, но на поверхность не пробилась. Он так и не дождался от неё слов благодарности, что забавляло молодого следователя.

– Выглядишь потрёпанной, – произнёс Иван, разглядывая синеву под её веками, словно разлитые чернила по пергаменту кожи. – Или это новый тренд у молодёжи?

– Вчера Ратмир водил меня по знатному вечеру, как циркового медведя на цепи, – Вероника щёлкнула жвачкой, и звук лопнувшего пузыря прозвучал как выстрел в тишине кабинета. Она задёргала ногой. – Показывал толпе ручную пантеру.

Следователь сжал стакан с кофе так, что треснула картонная ручка. Аромат горечи смешался с запахом её духов – дымчатым, как пепел после пожара. Его почему-то злила мысль, что она проводила время с другим мужчиной.

– И? Понравилось быть марионеткой?

– Как льву в клетке, – Вероника бросила взгляд на окно, где солнце играло лучами, а деревья громко шумели листвой. «Шум аплодисментов… Или это грохот замков на моих кандалах?» – пронеслось в ее мыслях.

Он пододвинул ей стакан, но она отстранилась, словно от яда. Кофе колыхался тёмным зеркалом, отражая трещину в потолке – тонкую, как её судьба. В последнее время, она слишком часто стала пить этот напиток, от чего качество ее сна ухудшилось.

– У меня для тебя искра, – голос Ивана упал до шёпота, заставив воздух вибрировать, как струны расстроенной арфы. – Не улика, взрывчатка.

Вероника замерла, её нога перестала раскачиваться. Зрачки сузились, она взглянула на следователя, с надеждой, что наконец-то он будет полезен в ее расследовании.

– Я узнал о группировке Орден, – произнёс он, и слово повисло в воздухе чёрным пауком на невидимой паутине. – Их ещё называют чёрными пауками, и насколько я понял, они копают под Орхидею.

Вероника резко вдохнула, будто воздух стал вдруг ледяным. Память метнулась, как раненый зверь, но ничего такого она не вспомнила.

– Думаешь, какая-то мелкая организация сможет сломить нашего монстра? – она снова цокнула жвачкой, закатив глаза.

– Пауки едят себе подобных, – сказал Иван с улыбкой на лице. – Их яд растворяет даже сталь.

«Что если они имеют причастность к смерти отца? – думала девушка. – А если нет, то смогут помочь мне в борьбе с этими наркоторговцами.»

– Нужен доступ к их паутине. – Неожиданно для Курского выпалила Вероника и вскочила, её тень на стене изогнулась, как одержимая демонами. – Сегодня же!

– Эй, остынь, Покахонтас! – усмехнулся следователь. – Нужно сделать всё грамотно.

Противостояние или дружба двух львиц

Иван Курский установил контакт с Орденом, и, как оказалось, это они искали встречи с Вероникой.

В просторной комнате, окутанной сумраком, мерцали свечи, отбрасывая длинные тени на стены, словно танцующие демоны в ночном полумраке.

Катрина, статная женщина сорока лет, глава Ордена, восседала в глубоком кресле, словно средневековая королева теней. Её белые волосы, собранные в тугой узел, казались пылают огнем, от мерцания свечей. Холодные голубые глаза, похожие на льдинки, пронзали насквозь каждого, кто осмеливался встретиться с ней взглядом. Четверо лучших бойцов Ордена стояли по периметру комнаты, их напряжённые позы выдавали готовность к любой неожиданности.

Вероника вошла, сопровождаемая тремя закалёнными в боях бывшими военными, один из которых был её личным телохранителем Вениамином. Их взгляды встретились – две воительницы, два лидера, две противоположности, притянувшиеся друг к другу словно магнитом. В глазах Катрины промелькнуло удивление – она не ожидала увидеть столь юную женщину во главе соперничающей организации, будто весенний цветок расцвёл среди осенних гнилых листьев.

– Здравствуй, Вероника, – произнесла Катрина мягким, почти материнским голосом, в котором звенели хрустальные нотки. – Ты оказалась моложе, чем я предполагала. Прошу, присаживайся.

Её мелодичный голос, несмотря на возраст, сохранял юношескую звонкость, словно горный ручей. Вероника уверенно заняла место напротив, её поза излучала силу и решимость, что не скрылось от зорких глаз Катрины.

– Я знаю, зачем ты здесь, – продолжала Катрина, подаваясь вперёд, словно змея, готовящаяся к смертельному броску. – И у меня есть то, что ты ищешь.

Вероника усмехнулась, её улыбка напоминала больше оскал, чем что-то хорошее.

– Я готова выслушать твоё предложение. Но предупреждаю – я не привыкла торговаться.

Катрина прищурила глаза, но сохранила спокойствие:

– Именно это я и ценю в людях, – её голос звучал почти ласково. – Давай обсудим детали.

Напряжение в комнате сгущалось, словно предгрозовая атмосфера, заряжая воздух электричеством, превращая его в осязаемую субстанцию. Две сильные женщины готовились сплести сделку, которая могла изменить судьбу целого города, а может и больше. Подобно двум паучихам, сплетающим общую паутину судьбы.

Катрина поднялась, её чёрное дорожное пальто зашелестело при движении, словно крылья ворона в ночной тиши. Подойдя к окну, она смотрела на сгущающиеся сумерки Кланстауна, её профиль казался высеченным из камня. «Слишком идеален,» – подумала Вероника.

– Мне нужны твои люди, – произнесла Катрина, не оборачиваясь, её голос эхом разносился по комнате. – Твои лучшие бойцы. Они нужны мне для одной операции.

Вероника нахмурилась, её взгляд стал острым, она окинула взглядом ее охранников, отмечая, что ее люди выглядят более устрашающе.

– Мои люди не продаются, – отрезала девушка. Она не станет продавать своих людей, тем более тому, кого не знает.

– Я и не прошу продать, а одолжить ненадолго.

– О чем идет речь?

– Речь пойдёт о старом складе на окраине города, – глаза Катрины сверкнули злобой. – Там скрывается группа, которая угрожает нашему существованию.

– И что с того? – Вероника скрестила руки на груди, её поза выражала неприкрытое презрение, словно королева, взирающая на нищего.

Катрина сделала паузу, одарив собеседницу улыбкой, в которой промелькнуло искреннее желание прихлопнуть её прямо сейчас.

– После успешного завершения, – начала женщина с кривой улыбкой, – ты получишь доступ к информации о предателях в твоих рядах. И ещё кое-что… Нечто, что ты давно ищешь, – ответы.

Глаза Вероники вспыхнули, словно внутри неё разгорелся пожар.

– Что именно? – нетерпеливо спросила Вероника.

– То, что поможет тебе отомстить, – тихо произнесла Катрина, её голос зазвучал как шёпот древнего заклинания. – То, что ты так долго искала.

– Откуда вам известно, что я ищу? – в голосе Вероники скользнуло удивление.

– Я знаю о тебе всё, милая, – Катрина произнесла это с едва заметной усмешкой, не отрывая взгляда от своих безупречных ногтей. – Прежде чем назначать встречу, я всегда заочно знакомлюсь со своим гостем.

Вероника невольно напряглась. Интересно, что ещё эта женщина успела разузнать о ней? Сама она тоже подготовилась основательно, изучив каждую деталь в биографии Катрины, каждое её движение в бизнесе, каждый шаг в карьере. Похоже, они оказались достойными противниками, и эта мысль отчего-то заставила её почувствовать прилив адреналина.

В комнате воцарилась тишина, слышно было лишь, так тихо потрескивают свечи. Две группы людей настороженно следили друг за другом, их взгляды скрещивались в невидимом поединке, подобно клинкам, замершим в миллиметре от смертельного удара. Вероника понимала, что это предложение может стать либо её спасением, либо погибелью. Но что-то подсказывало ей, что это шанс, который нельзя упускать, словно путеводная звезда в океане тьмы.

– У вас не хватает людей? – удивилась Вероника, внимательно разглядывая стоявших рядом с Катриной людей.

– Не хватает? – Катрина издала сухой, каркающий смех, который эхом разнёсся по комнате, словно крик хищной птицы в ночной тиши. Её глаза вспыхнули недобрым светом, превращаясь в два чёрных провала в бездну. – У меня всегда достаточно людей. Но твои… особенные, я знаю не понаслышке. Они умеют выживать там, где другие ломаются.

Она медленно обошла вокруг Вероники, её движения были плавными и грациозными, как у танцующей пантеры. Её голос стал тише, но в нём появились металлические нотки:

– Знаешь, что я вижу, когда смотрю на тебя? Маленькую девочку, которая думает, что может играть со взрослыми игрушками, – голос Катрины внезапно стал холодным и пронзительным. Вероника замерла, чувствуя, как по спине пробежал неприятный холодок. Ещё мгновение назад собеседница казалась воплощением любезности, но теперь атмосфера в комнате накалилась до предела.

Катрина бесшумно приблизилась сзади, её дыхание обожгло затылок Вероники. Каждая клеточка тела покрылась мурашками от этого неожиданного вторжения в личное пространство.

– Я могу уничтожить тебя одним движением пальца, только потому что ты Орхидея, – прошептала Катрина, почти касаясь губами уха собеседницы. – Но… я предлагаю сделку. Потому что мне нравится твой стиль. Ты напоминаешь мне меня саму… в молодости.

В этой паузе Вероника отчётливо услышала тиканье часов и поняла – судьба даёт ей ровно столько времени, чтобы принять решение.

Катрина резко крутанулась на месте, её длинное пальто взвилось в воздух, словно крылья хищной птицы, создавая вихрь теней в полумраке комнаты. Тени заплясали по стенам, искажая реальность.

«Думает запугать меня, чтобы получить своё? – промелькнуло в голове Вероники. – И кто здесь ещё из нас маленькая девочка? Привыкла всё решать силой, а не мозгами… Сейчас покажу ей настоящий мастер-класс».

Её сердце забилось чаще, но лицо оставалось бесстрастным. Она чувствовала, как адреналин разгоняется по венам, готовя её к решающей схватке.

Смех Катрины эхом отразился от стен, заставляя хрустальные бокалы на столике издавать тонкий звон, а пламя свечей затрепетать в безумном танце. Этот звук был похож на перезвон погребальных колоколов.

– Ты думаешь, что контролируешь ситуацию? – прошипела Катрина, снова оказываясь непостижимым образом прямо перед Вероникой. – О, дорогая, ты даже не представляешь, насколько глубоко ты уже в моей паутине.

Её улыбка превратилась в оскал, обнажая острые клыки, скрытые в уголках рта. В этот момент Вероника осознала – перед ней не просто лидер преступной организации. Это древняя хищница, наслаждающаяся властью над чужими судьбами, безумная, готовая пойти на всё ради достижения своих целей.

– Примешь моё предложение? – продолжала давить Катрина, пока Вероника напряжённо выискивала момент для контратаки. – Знай, моё сотрудничество стоит очень дорого, – её голос вновь обрёл мягкость и мелодичность, словно она напевала колыбельную. – Или предпочтешь узнать, на что я способна, когда мне отказывают?

В воздухе повис вопрос способный искрить. Две женщины замерли в безмолвной дуэли взглядов, и только тени, пляшущие по стенам, выдавали истинную природу их противостояния.

Вероника усмехнулась, её глаза сверкнули вызовом:

– И вы думаете, что я испугаюсь высокой цены? Я всегда платила наличными, – произнесла она с ледяным спокойствием, от которого Катрина буквально вспыхнула от гнева.

Катрина наклонилась ближе, её дыхание обожгло лицо Вероники, а в глубине зрачков промелькнуло что-то древнее, почти демоническое:

– Я предлагаю тебе то, о чём ты даже не смеешь мечтать. Но для этого тебе нужно сделать всего один шаг…

– Или что? Вы убьёте меня? – парировала Вероника. – Я видела, как вы смотрите на моих людей. Вы боитесь их.

Катрина протянула руку, её ладонь окуталась призрачным свечением:

– Твой выбор, дорогая? – проигнорировала она слова Вероники. – Знай – такие возможности появляются лишь раз в жизни.

Вероника выпрямилась во весь рост, её голос зазвенел сталью:

– Знаете что, Катрина? Я не нуждаюсь в ваших подачках. У меня есть всё, что мне нужно. И если вы думаете, что можете манипулировать мной… вы глубоко ошибаетесь.

Она шагнула вперёд, её глаза пылали не менее ярким огнём:

– Я пришла сюда не за милостыней. Я хочу то, что принадлежит мне по праву, и желаю разорвать порочный круг, который начал мой отец. И я сделаю это, с вашей помощью или без неё.

В воздухе повисло напряжение, густое, как туман. Две властные женщины стояли лицом к лицу, их взгляды скрещивались как клинки.

– Что касается вашей сделки… – Вероника улыбнулась холодной, расчётливой улыбкой. – Я принимаю её. Но на моих условиях. – Она протянула руку в ответ. – Либо мы договариваемся сейчас, либо я ухожу.

Катрина отступила на шаг, впервые показав признаки неуверенности:

– Ты играешь с огнём, Вероника, но мне нравится. Я проверяла тебя. Мне нужны были гарантии, что ты не очередная выскочка, пригревшаяся у папиных денег.

В этот момент обе женщины поняли – сделка состоится, но цена за неё будет куда выше, чем они предполагали изначально.

– А вы думали, что имеете дело с ребёнком? – усмехнулась Вероника. – Я здесь не для того, чтобы меня использовали или ставили мне оценки.

В этот момент обе женщины поняли – они нашли равную. И это делало их противостояние ещё более опасным, лучше жить в мире, иначе их столкновение будет сравнимо с Армагеддоном.

Катрина медленно опустила руку, её глаза сузились:

– Я убедилась, что имею дело с женщиной со стержнем, но, дорогая, вы действительно думаете, что можете диктовать условия?

Вероника ответила ледяным взглядом:

– Я не думаю – я знаю. Ваши люди сильны, но мои – уникальны. И вы это понимаете, они нужны вам для той операции, иначе ваша группировка канет в Лету.

В комнате повисла тяжёлая тишина. Бывшие военные за спиной Вероники напряглись, готовые к любой команде. Люди Катрины ответили тем же.

– Ваши условия? – процедила Катрина, её голос звучал как скрежет металла о камень.

– Операция пройдёт по моему плану, – начала Вероника, её голос резал воздух как бритва. – Мои люди действуют автономно, так как привыкли. И… вы дадите мне доступ к нужной информации немедленно, а не после выполнения задания.

Катрина рассмеялась, но смех её звучал натянуто:

– А что, если я откажусь?

Вероника пожала плечами:

– Тогда я уйду, а вас всех перестреляют, всё просто.

Она сделала паузу, её взгляд буравил собеседницу:

– Но я знаю вас, Катрина. Вы не отступите. Потому что вы тоже хотите того, что я могу предложить вам.

Катрина поднялась во весь рост, её фигура казалась монументальной в тенистых складках чёрного пальто:

– Хорошо. Допустим, я соглашусь. Но будет одно моё условие.

Вероника приподняла бровь:

– И какое же?

– Вы останетесь на ужин, – произнесла Катрина с хищной улыбкой. – После того, как ваши люди выполнят свою часть сделки.

Её глаза сверкнули:

– Знаете, почему все мои гости остаются на ужин?

Вероника улыбнулась в ответ, её улыбка была не менее опасной:

– Потому что они становятся частью семьи. Или частью истории.

– Именно, – кивнула Катрина. – А в семье не должно быть предательства.

Две женщины заключили негласное соглашение, скреплённое не рукопожатием, а взаимным уважением и страхом.

– Что ж, – произнесла Вероника, её голос снова зазвенел сталью. – Тогда давайте обсудим детали операции.

Она села обратно, её поза излучала уверенность и власть. Катрина последовала её примеру, их взгляды продолжали скрещиваться, словно невидимые клинки в вечном поединке.

Две властные женщины, две противоположности, две силы, обречённые на противостояние. И никто не знал, кто выйдет победителем из этой игры.

Улики

Вероника, словно танцуя в темноте, погружалась в глубины своего личного расследования. Каждая фотография, каждый клочок бумаги на стенах были наполнены скрытым смыслом, а красные нити улик сплетались в зловещий готический узор. Карта города, словно древняя карта сокровищ, хранила тайны, отмеченные кровью жертв.

Ее пальцы замерли над пожелтевшим листком, когда взгляд упал на загадочные слова: «Цветы, что я дарил твоей матери». Аккуратный, но чужой почерк казался почти незнакомым, словно был написан кем-то другим.

– Никогда. Он никогда не дарил цветов. Особенно ей. Как дилеру редких растений, ему было чуждо убивать красоту, – шептала она, пристально всматриваясь в ржавые бочки на фотографии, словно пытаясь прочесть в их коррозии правду.

На столе, словно на алтаре, покоились артефакты: кинжал с орхидеей-рукоятью, чья красота контрастировала со смертоносным предназначением, и рамка с надписью «Мы удобряем мир пеплом врагов» – манифест безумия, написанный кровью жертв.

Комната дышала тайной, каждый предмет рассказывал свою историю. Карта на стене, увешанная уликами, напоминала нервную систему монстра, а красные нити, переплетаясь, создавали образ хищной паутины, готовой поглотить любого, кто попадёт в ее ловушку.

«Цветы, что я дарил твоей матери», – повторяла она, словно заклинание, и каждая буква на листке начинала оживать, рисуя перед ее глазами картины прошлого, которые она никогда не знала.

Ее взгляд упал на фотографию с ржавыми бочками, а затем переместился на старинный кинжал с рукоятью в виде бутона орхидеи, лежащий на столе. Рядом стояла рамка с табличкой, на которой было выгравировано: «ОХ – Серая орхидея. Мы удобряем мир пеплом врагов».

«Что за странная организация?» – подумала Вероника, беря в руки фотографию с бочками. «И при чем тут орхидея? Да еще серая?» В интернете не было ни слова ни об ОХ, ни о Серой орхидее. «Что это? Пародия на Черную орхидею? Или ее последователи, и как всё это вообще связано с отцом?»

Она начала соединять фотографии нитками: кинжал – табличка – фотография с бочками. Нити образовали треугольник, в центре которого она прикрепила листок с надписью: «Ищи ответы в цветах, что я дарил твоей матери».

«Цветы, что я дарил твоей матери. Дарил матери цветы, что же за цветы…», – повторяла она, разглядывая карту города. «Чёрт! Нужно съездить в особняк отца, проверить комнату мамы, поспрашивать Елену, может, она что-то помнит».

Мысли кружились в голове Вероники подобно растревоженному улью, создавая оглушительный гул. Резким движением она ударила кулаком по столу, и канцелярские принадлежности взлетели в воздух, словно испуганные птицы. Тупик, зияющий черной бездной в конце всех рассуждений, выводил её из себя, превращая спокойствие в бурю. Загадка, которую она не могла разгадать, разжигала в её сознании пожар, превращая упорядоченные мысли в хаотичный вихрь. Она схватилась за красную нить и замерла, снова и снова прогоняя все в голове. Вероника потеряла счет времени, сколько так простояла пытаясь найти ответы.

В дверь постучали, прервав ее размышления. Вероника вздрогнула и обернулась, всё ещё держа в руке конец красной нити.

«Кто бы это мог быть?» – подумала она, направляясь к двери, глядя на часы, на которых уже была полночь.

Вероника замерла у дверного глазка, ее сердце пропустило удар. Ратмир стоял на пороге, его фигура в полумраке коридора казалась почти угрожающей.

– Что ты здесь делаешь? – спросила Вероника, открывая дверь, но ее голос слегка дрогнул.

– У тебя сработала кнопка вызова, – ответил Ратмир, демонстрируя устройство. В его глазах читалось что-то похожее на беспокойство.

За его спиной маячили силуэты людей в форме службы безопасности орхидеи. Вероника отступила, но дверь не открыла полностью.

– Я не вызывала помощь, – прошептала она, чувствуя, как по спине пробежал холодок.

– Мы получили сигнал тревоги, – настаивал Ратмир, шагнув вперед. Его прикосновение к ее плечу было почти нежным, когда он прошел в квартиру. Доберманы тут же вскочили на ноги, но Вероника дала команду сидеть, псы синхронно прижались к полу, наблюдая за вошедшими.

Служба безопасности рассыпалась по комнатам, их взгляды сразу зацепились за стену с уликами. Но только Ратмир задержался перед ней, его брови сошлись на переносице.

– Где ты все это взяла? – спросил он, проводя пальцем по красным нитям на карте города. Его взгляд зацепился за фотографию корабля, недавно захваченного ОМОНом.

– Твоих рук дело, значит, – пробормотал он, не отрывая глаз от карты.

– Все чисто, видимо, система неисправна, – доложила одна из безопасников, молодая девушка.

Ратмир кивнул, и команда быстро удалилась. Он остался наедине с Вероникой, его взгляд бурил ее насквозь, словно пытаясь прочесть все тайны, скрытые в ее глазах.

– Ты что-то скрываешь, – прошептал он, делая шаг ближе. – И я намерен это выяснить.

– Если ты еще не понял, я не отступлюсь, – произнесла Вероника, и ее синие глаза вспыхнули холодным пламенем. В голосе звучала сталь, а в позе – непреклонность.

Ратмир отвернулся к стене, и его взгляд потускнел, словно затуманенный воспоминаниями.

– Месть, Вероника, – прошептал он едва слышно, – это яд, который мы пьем, надеясь отравить других, а отравляемся сами.

– О, так ты говоришь по собственному опыту? – ее голос дрожал от сдерживаемого гнева, руки скрестились на груди защитным жестом.

Ратмир окинул ее взглядом. Домашняя клетчатая пижама из шёлка и небрежный пучок на голове делали ее почти беззащитной. Где была та хищница, которую он привык видеть? Где острые когти и оскал? Перед ним стояла женщина, излучающая тепло и уязвимость, и это сбивало его с толку.

Желание обнять ее, прижать к себе, спрятать от всего мира нахлынуло внезапно и остро. Но он отвёл глаза, уставившись на дверь. «Уходи», – мысленно повторял он, как мантру. «Уходи, пока не поздно».

– Доброй ночи, – бросил он через плечо, спеша покинуть квартиру, пока не совершил то, о чем мог пожалеть.

Вероника застыла у двери, вглядываясь в темноту коридора. «Неужели он просто так ушел? Где его привычная язвительность? Или он действительно сдался?» – мысли кружились в голове, словно осенние листья на ветру.

В это время Ратмир метался по улице, как загнанный зверь. Чувства, которые он так долго подавлял, рвались наружу, разрывая его на части. Обещание Павлу, долг, честь – всё смешалось в безумный калейдоскоп. При одном взгляде на нее кровь закипала, а руки сами собой сжимались в кулаки от желания притянуть ее ближе. Но нельзя, правила группировки запрещали ему даже думать о Веронике, как о женщине. Он Монарх, а она Верховная, их отношения могут быть только рабочими.

Эта одержимость началась задолго до того, как Павел покинул этот мир. Втайне от всех, в своих мечтах, он касался ее губ, чувствовал ее дыхание. А после смерти друга, когда судьба свела их вместе в работе, каждый день превратился в пытку. Грубость стала его щитом, отстраненность – броней, но чем сильнее он пытался оттолкнуть ее, тем острее чувствовал, как сгорает изнутри.

Его разрывало между долгом и желанием, между обещанием другу и зовом сердца. И с каждым днем эта борьба становилась все мучительнее, превращаясь в личную войну, где не было места победителю.

На следующий день

В зеркальном лифте Вероника с удивлением наблюдала, как блики хрустальной люстры танцуют на стенах, создавая причудливые узоры, похожие на призрачные орхидеи. Её пальцы машинально теребили золотой коин – холодный металлический диск с рельефным цветком, который оставлял на коже следы, словно укусы древнего змея.

Лифт открылся с тихим шипением, словно недовольный её присутствием. На панели вместо кнопок – лишь гладкая чёрная панель с биометрическим сканером, похожим на глаз хищной птицы. Она приложила коин, и поверхность ожила, показывая нумерацию этажей, словно раскрывая карты судьбы. Нажав кнопку «двадцать пять», она направилась к кабинету Ратмира.

В кабинете на столе стояли чёрные коробочки, которые привлекли её внимание, словно загадочные саркофаги, хранящие древние тайны.

– Что в этих коробках? – спросила она, кивком указывая на них. Она часто видела, как Ратмир передавал эти коробочки на встречах.

Ратмир поднял глаза, и его взгляд пронзил её, словно ледяной клинок. Жестом он пригласил её сесть, но его движение было похоже на приглашение в ловушку.

– Коины, – ответил он, закрывая крышку одной из коробок с тихим щелчком, напоминающим звук захлопывающейся пасти. – Особая валюта, используемая не только в нашем здании, но и в определённых закрытых местах. Возможно, когда-нибудь и ты там побываешь.

Вероника кивнула, держа в ладони такой же коин, который пульсировал в её ладони, словно живой. Она пришла сюда не просто так – Ратмир показал ей двадцать шестой этаж, но что находится на этажах с двадцать шестого по тридцатый? Каждый раз, когда она спрашивала об этом, он впадал в бешенство, словно дикий зверь, охраняющий свою территорию. Она решила испытать удачу в последний раз.

– Что происходит на закрытых этажах здания? – спросила она, пытаясь сохранить спокойствие в голосе, но её слова дрожали, как листья на ветру.

Мужчина поднял глаза, и его лицо мгновенно изменилось, превращаясь из мраморной статуи в извергающийся вулкан. Вся его предыдущая сдержанность исчезла, уступив место холодной ярости, подобной арктическому ветру.

– Похоже, ты решила проверить моё терпение, – его голос звучал как скрежет металла по стеклу.

– Это важно для расследования, – попыталась объяснить Вероника, но он перебил её с яростью, от которой воздух в комнате заискрился:

– Ты лезешь туда, куда не следует, Вероника.

Ратмир встал и подошёл ближе, его голос понизился до угрожающего шёпота, похожего на змеиное шипение:

– Закрытые этажи – это не то место, куда стоит совать свой маленький носик, я уже тебе об этом говорил.

Ратмир зашёл за её спину, и Вероника вся напряглась, словно натянутая тетива лука. Она совсем забыла, кто перед ней, и почему-то вспомнила об этом именно тогда, когда потеряла его из виду. Он наклонился и прошептал ей прямо в ухо, его дыхание было подобно ледяному ветру:

– Чтобы больше я не слышал этих разговоров, мы договорились?

Вероника молчала, она не могла дать ему такое обещание, её сердце билось как пойманная птица в клетке. Тогда Ратмир резко повернул её к себе вместе со стулом, и она оказалась прямо напротив его лица, их разделял лишь волос ширины. Они были так близко, что она почувствовала его запах – мягкий, даже пленительный, словно аромат редких специй, захотелось вдохнуть ещё раз, чтобы уловить его снова.

– Я не слышал ответа, – теперь она почувствовала запах его мятного дыхания вперемешку с сигаретами, словно дым от далёкого костра. – Вероника, прошу, не испытывай моё терпение.

Продолжал он, и под натиском его силы она еле прошептала, сама не ожидая от себя, её голос дрожал как пламя свечи на ветру:

– Хорошо.

– Отлично, можешь идти.

Вероника покинула кабинет, её шаги эхом отдавались в пустых коридорах, словно капли дождя по металлической крыше. А Ратмир стоял и смотрел на свой стул, вцепившись руками за кресло, в котором она сидела, его пальцы впивались в подлокотники как когти хищника. Вероника оставила шлейф своего вишнёвого аромата с примесью горького шоколада, который висел в воздухе подобно туману над болотом. Он корил себя за свою несдержанность – ещё мгновение, и он поцеловал бы её шею, его мысли метались как пойманные птицы в клетке. Как она отреагировала бы? Ударила бы его? Ответила бы на поцелуй? Наверняка в глубине души она ненавидит его. «Это и к лучшему, – подумал Ратмир, его мысли были как осколки льда, – надо напоминать себе об этом почаще, чтоб не было соблазна».

Тем временем Вероника, словно призрак, скользила по коридорам, чувствуя, как внутри неё бушует ураган. Если Ратмир так бурно отреагировал на простой вопрос о закрытых этажах, значит, там действительно происходит что-то важное – тайна, которая пульсировала в воздухе, как невидимое магнитное поле. А вдруг это что-то, что может быть связано с убийством её отца? Ратмир может наоборот препятствовать её расследованию, чтобы защитить свою империю, свои тёмные секреты, спрятанные за семью печатями.

«Ладно, – подумала Вероника, следуя в свой кабинет, её мысли были острыми, как осколки льда. – Если ты не хочешь мне помогать – я справлюсь сама. Но на этот раз ты меня не остановишь», – её решимость крепла с каждым ударом сердца, словно закалённая в пламени сталь.

Она решительно направилась прочь от кабинета, понимая, что теперь ей придётся действовать осторожнее, но не сдаваться. Закрытые этажи стали для неё новой целью, словно маяк в тумане, даже если Ратмир решил сделать из них свою личную территорию, окружённую невидимыми стенами.

Вероника шла по коридору, и каждый шаг эхом отдавался в её голове, словно вторя её раздражённым мыслям. «Какого чёрта я сказала „хорошо“? – думала она, сжимая кулаки так крепко, что ногти впивались в кожу, как когти. – Он просто отчитал меня, как какую-то провинившуюся школьницу!»

В её кабинете она остановилась перед окном, глядя на город внизу, словно на карту сокровищ, где каждый небоскрёб мог хранить свою тайну. Её взгляд был острым, как лезвие бритвы, а мысли – холодными, как лёд. Ратмир может думать, что она отступит, но он ошибается. Она узнает правду, даже если придётся пройти через ад и обратно.

«Закрытые этажи, – думала она, её голос в голове звучал как звон мечей. – Я доберусь до вас. И тогда мы увидим, кто на самом деле здесь главный».

Её решимость была непоколебима, как скала, а жажда правды – обжигающей, как пламя. Ратмир может думать, что победил, но он не знает Веронику так хорошо, как ему кажется. Она не просто так носит этот коин в своём кармане – он не только ключ к зданию, но и символ её власти над собственной судьбой.

В её голове крутились обрывки разговора с Ратмиром, словно осколки разбитого зеркала. Его холодный взгляд, властный тон – всё это должно было разозлить её ещё больше, но вместо этого… что-то другое. Что-то, что она не могла объяснить даже самой себе, словно невидимая нить, связывающая их души.

«Почему я так реагирую на него?» – спрашивала она себя, входя в свой кабинет и падая в кресло, её мысли метались как пойманные птицы в клетке. Он же просто… просто… Всё усилилось, когда они провели тот вечер вместе на светском приёме. Она увидела его с другой стороны, поняла, какой Ратмир на самом деле, и ей на мгновение показалось, что он тоже что-то почувствовал.

Вероника не могла найти подходящее слово, какой этот мужчина на самом деле. Жестокий? Властный? Опасный? Всё это было правдой, но не объясняло того странного чувства, которое появлялось, когда Ратмир был рядом – словно электрический разряд пробегал между ними.

«Может, это из-за отца? – размышляла она, её голос в голове звучал как звон мечей. – Ратмир был его лучшим другом, почти братом. Может, я просто… пытаюсь понять его через него?»

Но даже сама себе она не могла признаться, что дело не только в этом. Что-то в Ратмире притягивало её, несмотря на его грубость и властность. Может быть, это была его загадочность, окутывающая его как туман? Или то, как он менялся, когда говорил об отце, словно солнце пробивалось сквозь тучи?