Сквозь пространство

Глава 1

Холодный февральский воздух щипал щеки, а снег, упорно падавший весь день, теперь превращался в настоящий снегопад. Крупные, пушистые хлопья кружились в свете фонарей и фар, медленно укрывая город плотным белым одеялом. На тротуаре, у самого края проезжей части, стояли две фигуры, тесно прижавшись друг к другу под одним зонтом – Анна и Елена.

Они ждали зеленого сигнала светофора, как делали это почти каждый вечер вот уже семь лет, с тех пор как выпустились из детского дома и поселились в соседних пятиэтажках. Двадцать пять лет жизни, из которых двадцать две – бок о бок. Детдомовское детство, где они, две "отказницы", нашли в друг друге не просто подругу, а сестру. Оно навсегда сплело их судьбы невидимыми, но невероятно прочными нитями. Даже институт они выбрали один, хотя специальности – полные противоположности. Анна, с ее мечтательным взглядом и любовью к красивым словам, погрузилась в изучение иностранных языков, будто строя мосты в другие миры. Елена, всегда готовая вступиться за слабого, с острым чувством справедливости, закончила юрфак – ее мир был миром законов, пусть и не всегда идеальных.

– Ну Ань, ну пожалуйста! – Елена тряхнула рукав подруги, отчего с зонта осыпался ком снега. – Сидеть дома в такую сказку? Это же кощунство! Представь: свежий воздух, солнце, искрящийся снег, скорость! Мы же на прошлых выходных так классно покатались!

Анна, укутанная в длинный шарф почти до глаз, только глубже в него нырнула. Ее голубые глаза смотрели на метель с легкой тревогой.

– Елка, родная, это же не просто снег, это снегопад! – ее голос, обычно мягкий, сейчас звучал убежденно. – Дороги заметет, мы можем застрять где-нибудь на подъезде к базе. Да и холодно… А у меня как раз вышел тот самый роман, про который я тебе рассказывала! Исторический, с интригами, с балами… Мы можем закутаться в пледы, сварить какао и…

– Какао и книжки! – Елена фыркнула, но в ее карих глазах светилась привычная нежность. – Ань, ты вечная мечтательница. Живешь то в прошлых веках, то в будущих временах. А жизнь-то – она здесь и сейчас! Морозец бодрит, снег скрипит под ногами… Нам нужно движение! А твои виртуальные балы подождут до вечера воскресенья, обещаю!

– Ленка-елка, ну ты же знаешь, я не очень на лыжах… – начала было Анна, но Елена уже энергично жестикулировала:

– Знаю! Поэтому я тебя научу! Или мы возьмем санки! Главное – вырваться из этой серой коробки! Посмотри, какая красота вокруг!

Анна невольно улыбнулась. Энергия Елены была заразительной, как всегда. Они так часто спорили – Анна тянула в тишину и книги, Елена – в движение и приключения. И почти всегда в итоге находили компромисс, а чаще Анна сдавалась под напором подруги. Возможно, сдалась бы и сейчас, глядя на ее горящие азартом глаза. Она уже открыла рот, чтобы сказать: «Ладно, уговорила…», как вдруг…

Елена первой услышала. Резкий, душераздирающий визг тормозов, пробивающийся сквозь шум метели. Громкий, неестественный, слишком близкий. Ее голова резко повернулась на звук. Из белой пелены, прямо по скользкой, заснеженной полосе встречки, на них, как призрачное чудовище, неслась машина. Фары, ослепительные и размытые в снегу, росли с невероятной скоростью. Водитель потерял управление. Совсем.

«Аня!» – вырвалось у Елены хриплым криком. Инстинкт юриста, всегда ищущего выход, и защитницы, привыкшей заслонять собой, сработал мгновенно. Она рванулась вперед, пытаясь оттолкнуть оцепеневшую подругу назад, на тротуар. Ее рука уже коснулась Анниного плеча…

Время сжалось до доли секунды. Анна только успела увидеть расширенные от ужаса глаза Елены, почувствовать толчок и ослепительный свет фар, заполнивший все поле зрения.

Потом – оглушительный, всепоглощающий ХЛОПОК. Не столько звук, сколько удар по всему телу. Мир взорвался белым светом, болью и… странной, звенящей тишиной. Анна почувствовала, как ее отрывает от земли, как будто огромная невидимая волна подхватывает и несет куда-то вверх, в вихрь снега и искр. Последнее, что мелькнуло в сознании – теплая, цепкая рука Елены, только что державшая ее за рукав, и ощущение ледяного ветра.

Хлопок.

Для Елены мир не взорвался светом, а провалился в темноту. Удар был чудовищной силы, отбросившей ее тело, как тряпичную куклу. Она не успела даже понять, оттолкнула ли она Анну. Острая, жгучая боль пронзила все, смешавшись с оглушающим грохотом металла и звоном бьющегося стекла. Пахнуло гарью, снежной пылью и чем-то резко химическим. Искры? Или это сверкает снег перед глазами? Мысль о Анне – «Аня! Где Аня?!» – пронеслась паническим импульсом, но тут же погасла под накатившей волной черноты. Она не чувствовала холода, только тяжесть и всепоглощающую тишину, наступающую после какофонии.

Хлопок.

И мир переломился.

***

Когда Анна пришла в себя, первое, что она ощутила – тепло. Непривычное, мягкое тепло, как от камина. И тишину. Глубокую, без городского гула, без воя ветра. Боль куда-то отступила, осталось лишь легкое, странное покалывание во всем теле. Она медленно открыла глаза.

Вместо заснеженного асфальта, разбитых фонарей и ревущей улицы перед ней… расстилался огромный зал. Высоченные потолки, расписанные фресками с золотыми узорами. Стены из темного полированного дерева, отражавшие мерцающий свет огромных хрустальных люстр. Под ногами – не снег, а толстый, невероятно мягкий ковер с причудливыми восточными орнаментами. Воздух был напоен тонким ароматом цветов и древесины. Анна лежала на чем-то очень мягком – на низком диване, обитом бархатом цвета сливы. Рядом, на изящном столике из светлого дерева, стояла ваза с незнакомыми, но прекрасными цветами.

Она замерла, не в силах пошевелиться. Где она? Что случилось? И… где Лена? Паника, холодная и липкая, начала подниматься из груди. Она попыталась приподняться, и ее взгляд упал на огромное арочное окно. За ним, в мягком свете какого-то невидимого источника, виднелись заснеженные, но аккуратные сады и… золотые купола на фоне розовеющего неба. Спокойного, мирного неба. Ни метели, ни машин, ни боли. Только роскошь и тишина.

– Лена… – прошептала Анна, и в этом шепоте был весь ее ужас. – Где ты?

***

Елена очнулась от холода. Ледяного, пронизывающего до костей. Она лежала не на мягком ковре, а на чем-то твердом и неровном, засыпанная снегом. Боль вернулась сразу – тупая, ломящая в ребрах, в голове, в ноге. Она застонала, попыталась открыть глаза. Ресницы слиплись от снега и, возможно, крови. Когда ей это удалось, она увидела не золотые купола, а низкое, свинцовое небо, из которого валил все тот же снег. И темные, угрюмые силуэты зданий, совсем не похожих на знакомые ей пятиэтажки. Каменные, мрачные, с узкими, как бойницы, окнами. Воздух пах снегом, дымом и чем-то затхлым.

Она попыталась пошевелиться – острая боль в ноге заставила ее снова сжаться. Где она? Что это за место? Паника, знакомая и жестокая, сжала горло. Но сильнее был другой вопрос, выжигавший мозг:

– Аня! – хрипло выкрикнула она в метель, отчаянно озираясь. Вокруг не было ни души. Только снег, ветер и холодные каменные стены, глядевшие на нее безмолвными, равнодушными глазами. Ни роскоши, ни тепла. Только суровая реальность чужого, враждебного мира. Елена стиснула зубы, заставляя себя подняться на локти. Боль пронзила тело, но в ее карих глазах, полных боли и страха, уже мелькнула знакомая искра – искра бойца. Она должна выжить. Она должна найти Аню.

Глава 2

Холод. Он был первым и самым навязчивым ощущением. Он пробирался сквозь тонкую ткань куртки, впивался иглами в кожу, заставлял зубы выбивать дробь. Елена лежала на спине, утопая в рыхлом, мокром снегу, и смотрела в низкое, серое небо, из которого без устали сыпались тяжелые хлопья. Боль, оглушительная и всеобъемлющая в первые мгновения после пробуждения, начала отступать, превращаясь в глухой, нудный гул в висках и острые уколы в левом боку и правой ноге. Тело протестовало, но слушалось. Сознание, затуманенное шоком, прояснялось с каждой ледяной снежинкой, падавшей на лицо.

Где я?

Вопрос бился в голове, как пойманная птица. Ни знакомых домов, ни ревущей улицы, ни даже обломков машины. Только эти мрачные, приземистые каменные здания с узкими, темными проемами окон, похожими на глазницы черепов. Архитектура была чужой, угрюмой, подавляющей. Воздух пах не выхлопами и городской пылью, а дымом, снегом, влажным камнем и чем-то затхлым, как в давно не проветриваемом подвале.

Авария… Машина… Свет фар… Обрывки воспоминаний проносились, как кадры сломанной киноленты. Она помнила визг тормозов, крик "Аня!", толчок, ослепительный свет и… хлопок. А потом – темнота. И вот это.

Аня! Где Аня?! Паника, острая и холодная, сильнее мороза, сжала горло. Елена судорожно поднялась на локти, озираясь. Ни души. Только снег, ветер и безмолвные каменные стены.

– Аня! – хрипло крикнула она, но ветер унес ее голос, растворив в белой круговерти.

Ответа не было. Только эхо отчаяния в собственной груди. Должна была оттолкнуть… Успела? Страшная мысль пронзила мозг: а если Аня… там? На асфальте? Под колесами? Елена резко встряхнула головой, отгоняя ужасные картины. Нет. Не может быть. Она должна быть жива. Должна! Логика юриста цеплялась за надежду: их было двое, авария была странной, вспышка света… Может, Аню тоже куда-то занесло? Но куда? И в каком она состоянии? Надежда, что Аня оказалась где-то теплом и безопасном, как в ее любимых романах, была слабым утешением, но единственной соломинкой.

С трудом, преодолевая боль и одеревенение мышц, Елена поднялась на ноги. Пошатнулась, оперлась о холодную, шершавую стену ближайшего здания. Осмотрелась внимательнее. Узкая, кривая улочка, мощеная крупным, неровным булыжником, скрытым под снегом. Дома стояли вплотную друг к другу, без просветов, создавая ощущение каменного мешка. Ни вывесок, ни фонарей, ни признаков жизни. Только дымок, вьющийся из нескольких труб. Сумерки сгущались быстро, окрашивая снег в синеватые тона. Холод усиливался.

Именно в этот момент она их услышала. Тяжелые, мерные шаги по снегу. Не один, не два – несколько пар сапог. Отчетливо, несмотря на вой ветра. Елена прижалась к стене, затаив дыхание. Из туманной пелены снегопада на другом конце улицы вырисовались четыре силуэта. Высокие, мощные, широкоплечие. По мере их приближения детали проступали сквозь метель. Кольчуги, поверх – грубые кожаные куртки-безрукавки. На головах – шлемы с наносниками, некоторые – с рогатыми украшениями или бляхами в виде звериных голов. На поясах – длинные ножи, топоры, у одного висела короткая, толстая дубина. Лица, видимые в просветах шлемов, были обветренными, жесткими, с пронзительными, бдительными глазами. Они выглядели… как воины. Как викинги из учебника истории, но какими-то особенно суровыми, будто выкованными из самого этого холода и камня.

Инстинкт самосохранения сработал молниеносно. Юрист, привыкший анализировать риски, мгновенно оценила ситуацию: Чужие. Вооруженные. Очень недружелюбно выглядят. Шансов ноль. Сумерки и снегопад были ее единственными союзниками. Рядом с тем местом, где она стояла, снег намело высокий сугроб у стены. Не раздумывая, Елена нырнула в него, зарылась поглубже, прижавшись к холодному камню, и замерла, стараясь слиться с белизной. Снег осыпался за воротник, холодил кожу, но страх был сильнее. Она видела лишь узкую щель между краем капюшона и снегом.

Шаги приблизились, остановились буквально в паре метров от ее укрытия. Она услышала голоса – низкие, хрипловатые, говорили на незнакомом языке, резком и гортанном. Но интонации были понятны: раздражение, настороженность, приказной тон. Один из них, видимо старший (его шлем украшала волчья голова), что-то отрывисто бросил, тыча рукой в сторону, противоположную той, где лежала Елена. Другой, помоложе, ответил что-то, и в его голосе слышалась тревога.

И тут Елена уловила знакомое слово. Вернее, не слово, а интонацию и контекст. Один из стражей явно произнес что-то вроде: "…видели? То свечение… на краю Опустошения…" И ответ: "…должны проверить… иначе нам влетит по полной от Ярла… или от Теней…"

Свечение! Сердце Елены бешено заколотилось. Как тогда, во время аварии! Значит, это не галлюцинация? Мысль о том, что это как-то связано с их попаданием сюда, мелькнула, но была тут же отброшена – выжить сейчас важнее.

Стражи стояли, обсуждая что-то, их взгляды скользили по заснеженной улице. Один из них повернул голову почти прямо в сторону сугроба. Елена замерла, кровь стучала в висках так громко, что ей казалось, они слышат. Он видит! – пронеслось в панике. Его взгляд, колючий и подозрительный, задержался на бесформенном намете снега. Казалось, прошла вечность. Он сделал шаг в ее сторону. Елена мысленно попрощалась с жизнью, сжав кулаки под снегом, готовая отбиваться, хоть это и было безумием.

Но тут старший рявкнул что-то повелительно и указал рукой вперед, по улице. Молодой страж заколебался, бросил последний взгляд на сугроб, но повиновался. Четверка двинулась дальше, их шаги постепенно стихли в завывании метели.

Елена не шевелилась еще долго, пока звуки окончательно не растворились в шуме ветра. Только тогда она осторожно, дрожа всем телом, выбралась из ледяного укрытия. Одежда промокла, тело ломило от холода и неудобной позы, но страх сменился лихорадочной решимостью. Они ищут что-то… свечение… "иначе влетит"… Этот мир опасен. Очень.

Она больше не могла оставаться на открытом месте. Нужно укрытие. Информация. Помощь. Ее взгляд упал на домики, из труб которых шел дым. Там люди. Может быть… не все здесь воины? Может, там кто-то поможет? Или хотя бы скажет, где я и как отсюда выбраться? Как найти Аню?

Преодолевая боль в ноге и пронизывающий холод, Елена пошла, прижимаясь к стенам, стараясь быть незаметной тенью в сгущающихся сумерках. Она шла к ближайшему дому, от которого струился в морозный воздух слабый, но такой манящий запах дыма и… чего-то похожего на тушеное мясо? Окно было узким, но за мутным, толстым стеклом горел огонек – тусклый, желтый, но живой. Огонек надежды в этом ледяном, каменном аду под названием… Свартальфхейм? – мелькнуло в голове название, услышанное в разговоре стражей. Звучало зловеще.

Елена замерла у тяжелой, окованной железом двери. Поднять руку, чтобы постучать, казалось подвигом. Кто там? Друг? Или еще одна опасность? Но выбирать не приходилось. Холод и страх за Аню гнали ее вперед. Она собралась с духом и постучала костяшками пальцев в грубую древесину. Звук был глухим, едва слышным в шуме метели. Она ждала, затаив дыхание, каждую секунду ожидая, что дверь распахнется и на пороге появится очередной суровый воин.

Но внутри послышались осторожные шаги. Заскрипел засов. Дверь приоткрылась на цепочку, и в щель глянул не воин. Глаза, встретившие взгляд Елены, были большими, испуганными и… очень старыми. Женские глаза, полные усталости и немого вопроса.

Глава 3

Дверь приоткрылась на цепочку, и в щель глянули глаза – не суровые, как у стражей, а старые, мудрые, полные тревоги и… внезапного понимания. Женщина за дверью окинула Елену беглым, но цепким взглядом: промокшая, дрожащая от холода, с лицом, исцарапанным ветками льда и страхом в широко распахнутых карих глазах. Взгляд задержался на неестественно бледной коже, на странном покрое куртки, на отчаянии, которое не нужно было переводить.

Без лишних слов, с удивительной для ее возраста проворностью, женщина захлопнула дверь. Елена услышала глухой стук снимаемой цепи. Сердце екнуло: неужели передумала? Но дверь распахнулась настежь, и морщинистая, но сильная рука схватила Елену за рукав, резко втягивая внутрь. Елена едва не упала, спотыкаясь о высокий порог.

– Тише, дитя, тише! – прошептала женщина, тут же захлопывая дверь на массивный засов и опуская тяжелую деревянную задвижку. В хижине было темно, лишь тусклый огонек камелька в углу отбрасывал дрожащие тени на грубые бревенчатые стены. Воздух был густой от запаха дыма, сушеных трав и тушеной похлебки. – Садись к огню, замерзла ведь!

Женщина засуетилась, помогая Елене снять промокшую, смерзшуюся куртку. Елена пыталась что-то сказать, поблагодарить, спросить, но слова застревали в горле. Более того, речь женщины звучала как поток незнакомых, гортанных звуков. Смысл ускользал, как рыба из рук. Елена лишь кивала, дрожа всем телом, протягивая закоченевшие руки к драгоценному теплу очага.

Женщина, видя ее растерянность, замедлила речь. Говорила простыми фразами, сопровождая их жестами. Пока она приносила грубую, но сухую и теплую рубаху и штаны из плотного домотканого полотна, ее слова начали обретать очертания в сознании Елены. Словно туман постепенно рассеивался. Сначала улавливались отдельные слова: «холод», «огонь», «еда», «опасно». Потом – короткие фразы: «Сядь», «Согрейся», «Они ищут».

Прошло минут пять – и Елена с изумлением поняла, что понимает почти все! Язык был чужим, но… знакомым, будто всплывал из глубин памяти. Она осторожно заговорила сама, подбирая слова, боясь ошибиться:

– Спасибо… Вы… кто?

Старушка улыбнулась, обнажив редкие зубы.

– Зови меня Бабушка Берта, дитя. Все здесь меня так зовут. А ты?

– Е… Елена, – выдохнула девушка, натягивая теплую рубаху. Ткань была грубой, но божественно теплой.

Берта кивнула, ее старые глаза изучали Елену.

– Елена. Хорошее имя. Сильное. Тебе повезло, что я тебя первой увидела, а не дворцовые ищейки или горные разбойники.

Она пододвинула Елене деревянную миску с дымящейся похлебкой.

– Ешь. Силы нужны. Я сразу поняла, когда увидела тебя на пороге. Свечение… Оно не было обычным. Не северным сиянием, не молнией. Оно… другое. Как тогда, давно…– Голос Берты дрогнул, и она отвела взгляд в тень.

Елена жадно проглотила несколько ложек горячей, простой, но сытной похлебки. Тело оттаивало, мысли прояснялись.

– Свечение? Да! Я видела его! Перед тем как… очнуться здесь. И стражи говорили о нем! Что это было, Бабушка Берта? И где я? Это… не Земля, да? – Голос Елены дрожал.

Берта вздохнула, села на низкую табуретку напротив.

– Нет, дитя моё. Земля далеко. Очень далеко. Ты в Свартальфхейме. Одной из Четырех Стран Круга Мидгарда. И, увы, самой… суровой. – В ее голосе прозвучала горечь. – Здесь правят Железом и Законом Ярла. Законы жестоки, как зимний ветер. Дворцовая стража – глаза и когти Ярла. На улице после заката – смерть. Незнакомцев, особенно таких… чужих, как ты, – либо в рабы, либо на плаху. Лучше им на глаза не попадаться, Елена.

Елена почувствовала, как по спине пробежал холодок, несмотря на тепло очага. Рабы. Плаха. Суровые законы. Мир, где ее юридическое образование было бесполезно.

– Как… как я сюда попала? И…– Она не могла больше сдерживаться. – Бабушка Берта, я была не одна! Моя подруга, Анна! Мы попали в аварию, я толкнула ее… Вы не видели еще одну? Такую же… потерянную? Светлые волосы, голубые глаза?– В голосе Елены звучала мольба.

Лицо Берты стало печальным. Она покачала головой.

– Одно свечение было, дитя. Яркое, над Опустошением, где тебя и чуть не нашли стражи. Только одно. Твоя Анна… если она попала в Круг, то не сюда. Скорее всего, в одну из других Стран. Может, в зеленый Альвхейм, а может…– Она не договорила, но Елена поняла: «может» могло означать и другие, не менее страшные варианты.

Отчаяние накатило волной. Анна одна. Где-то. Возможно, в опасности. А она здесь, беспомощная. Елена сжала кулаки, глотая слезы. Нет. Нельзя падать духом. Для Ани нужно быть сильной.

Берта словно прочитала ее мысли. Она положила свою шершавую, узловатую руку поверх руки Елены.

– Пока ты здесь, под моей крышей, ты в безопасности. Оставайся. Перезимуем. Весной… что-нибудь придумаем. Дороги откроются, может, слухи дойдут…

Елена посмотрела на старуху. На ее морщинистое лицо, на глаза, видевшие столько горя, но все еще полные сострадания.

– Почему? – спросила она тихо, голос сорвался. – Почему вы мне помогаете? Рискуете собой?

Тишину нарушало только потрескивание дров в очаге. Берта отвела взгляд, ее глаза стали влажными.

– У меня… был муж. Ярмар. Сильный, добрый. Его забрали в дружину Ярла… двадцать зим назад. Не вернулся.– Голос её прервался. – Была дочь. Лив. Красивая, как весенний цветок. Забрали в дворцовые служанки… пять зим назад. Случайно уронила кубок Ярла. Плаха. – Слово прозвучало как удар топора. Старуха смахнула непрошеную слезу тыльной стороной ладони. – Никого не осталось. Только стены да память. А тут… ты. На пороге. Потерянная, как я когда-то. И я поняла. Сердцем поняла. Должна помочь. Хоть кому-то… протянуть руку. Чтобы смерть Ярмара и Лив не была совсем напрасной.– В ее словах не было пафоса, только простая, горькая правда и тихая решимость.

Елена не нашла слов. Она обняла старую, хрупкую женщину. Берта сначала напряглась от неожиданности, потом расслабилась, и ее костлявые руки мягко обняли Елену в ответ. В этом объятии было больше понимания, чем в любых словах. Две сироты, две потерянные души в жестоком мире, нашедшие друг друга у тепла очага.

– Спасибо, Бабушка Берта, – прошептала Елена. – Спасибо.

Берта отстранилась, смахнула слезы уже деловито.

– Ладно, ладно, не раскисай. Теперь слушай внимательно. Всем здесь ты – моя племянница. Из глубинки, с дальнего хутора у Черных Скал. Приехала погостить, помогать старой тетке перезимовать. Зовут… Лора. Запомни: Лора. Имя простое, не привлекает внимания. Твой язык, твои манеры…– Берта окинула ее критическим взглядом. – Будешь помалкивать, пока не научишься говорить без твоего… странного акцента. А научишься быстро, раз понимать стала. Весной…– Она махнула рукой, словно отгоняя далекие заботы. – Весной видно будет. А пока – живи, работай, учись. И не высовывайся.

Елена – теперь Лора – кивнула. В ее карих глазах, отражавших огонь очага, горел новый огонь: огонь выживания. Она будет жить. Она будет учиться. Она будет ждать весны. И она найдет Анну. Обязательно найдет. А пока… она посмотрела на Бабушку Берту, возившуюся у котла. У нее появился дом. И семья. Пусть крошечная, пусть в самом суровом уголке чужого мира. Но это был якорь. Якорь, который не даст ей утонуть в отчаянии Свартальфхейма.

Глава 4

Анна открыла глаза, и первое, что она увидела, – это высокий потолок с изящной росписью, изображающей звёзды и цветущие ветви. В носу щекотал сладкий аромат лаванды и свежеиспечённого хлеба.

– О, вы проснулись! – раздался мягкий голос рядом.

Анна повернула голову и увидела молодую девушку в простом, но аккуратном платье с белым передником. У служанки были тёплые карие глаза и добродушное выражение лица.

– Где я? – прошептала Анна, пытаясь приподняться. Тело слегка ныло, но сильной боли не было.

– В королевских покоях Альвхейма, – ответила девушка, поправляя подушки за её спиной. – Вас нашли вчера вечером в дворцовом парке после… необычного свечения.

Свечения.

Воспоминания нахлынули разом: авария, крик Елены, ослепительная вспышка…

– Лена! – Анна резко села, схватив служанку за руку. – Со мной была ещё одна девушка, темноволосая, в чёрной куртке! Её нашли?

Служанка покачала головой, но её взгляд не был пустым – в нём читалось понимание.

– Свечение было одно, госпожа. Если ваша подруга и попала в наш мир, то, скорее всего, в другое место.

Анна сжала кулаки, но паниковать не стала. Если она здесь, значит, и Лена где-то рядом. Надо просто её найти.

– Лекари вас осмотрели, – продолжала служанка, ставя на прикроватный столик поднос с едой – тёплым хлебом, фруктами и душистым чаем. – У вас пара ушибов, но в целом всё в порядке.

– Спасибо… – Анна машинально взяла чашку. – Как тебя зовут?

– Лира, госпожа.

– Лира… а почему меня привезли именно во дворец?

Девушка улыбнулась, как будто ответ был очевиден.

– Потому что вы – Призванная.

– Призванная?

– Те, кто появляется в нашем мире со свечением, всегда имеют свою роль. Иногда они становятся героями, иногда – мудрецами, иногда… – она слегка замялась, – ну, не всегда их ждёт что-то хорошее. Но вас свечение привело прямо к дворцу, а это редкий знак.

Анна задумалась. Значит, в этом мире есть какая-то система. И у меня теперь "роль"?

– Королевская семья ждёт вас на завтрак, – Лира достала из шкафа платье – лёгкое, голубого оттенка, с серебристой вышивкой. – Они будут рады познакомиться.

Королевская семья Альвхейма оказалась… неожиданной.

За длинным столом, уставленным яствами, сидели четверо:

Король Альдор – статный мужчина с проседью в тёмных волосах и властным, но спокойным взглядом. Он излучал уверенность, но в его манерах не было высокомерия.

Королева Илмария – красивая женщина с тёплой улыбкой и проницательными глазами. Она тут же подозвала Анну сесть рядом и спросила, как она себя чувствует.

Принц Каэл – высокий, почти на голову выше Анны, с идеальными чертами лица и слегка надменным выражением. Но когда он заговорил, в его голосе прозвучало любопытство, а не презрение.

Принцесса Элис – темноволосая девочка-подросток, которая тут же засыпала Анну вопросами: "А что есть в твоём мире? А ты умеешь драться?"

– Мы рады, что свечение привело именно вас в наш дом, – сказал король Альдор, отламывая кусок хлеба. – Призванные – большая редкость, и у каждого из них своя задача.

– Какая… задача будет у меня? – осторожно спросила Анна.

– Время покажет, – улыбнулась королева. – Но пока вы можете оставаться здесь столько, сколько потребуется.

– А… мою подругу? Её зовут Елена. Если она тоже попала в этот мир…

Принц Каэл нахмурился.

– Если она появилась в Свартальфхейме, то ей не позавидуешь.

– Каэл! – королева бросила на него строгий взгляд.

– Что? Это правда, – пожал плечами принц. – Там сейчас не лучшие времена.

Анна почувствовала, как внутри всё сжалось. Лена в опасности.

– Мы сделаем всё возможное, чтобы помочь вам её найти, – твёрдо сказал король. – Но пока вам нужно освоиться, набраться сил.

Принцесса Элис вдруг схватила Анну за руку.

– А пока я могу тебе всё показать! Дворец, сады, библиотеку! У нас тут столько всего интересного!

Анна невольно улыбнулась. Энергия девочки напомнила ей… саму себя в детстве.

– Спасибо, – она посмотрела на каждого из них. – Я очень благодарна.

После завтрака Анну отвели в её покои – просторные, светлые, с балконом, выходящим в цветущий сад.

Она подошла к окну и сжала подоконник пальцами.

"Лена… где бы ты ни была, держись. Я найду тебя."

Но пока оставалось только ждать. И надеяться.

Глава 5

Утро в Свартальфхейме начиналось с ледяного ветра и густого тумана, стелющегося между каменными домами. Елена – теперь Лора – уже привыкла к этому. Она затянула потрепанный шерстяной платок покрепче, подхватила корзину и крикнула в глубь дома:

– Бабушка, я на рынок! Овощей добрать и муки!

Из-за печки донеслось ворчание:

– Смотри, чтоб не обманули, как в прошлый раз! И не задерживайся – к полудню в таверне народ повалит, помогать надо!

– Не волнуйся! – Елена улыбнулась и вышла на улицу, плотно прикрыв за собой дверь.

Странно, подумала она, шагая по знакомой улочке. Как быстро этот мир стал почти… родным.

Всего несколько недель назад она дрожала от страха в снегу, а теперь знала каждого торговца на рынке, каждую трещину в стене своей улицы. Бабушка Берта, хоть и ворчала постоянно, заботилась о ней, как о родной. А в таверне «У Седого Волка», где Елена подрабатывала, к ней уже привыкли – даже суровые воины из дворцовой стражи перестали коситься и иногда даже оставляли чаевые.

Но это не навсегда.

Мысль о том, что придется уходить – искать Аню, покидать Берту, – вызывала странную тяжесть в груди.

Рынок шумел, как всегда. Торговцы с красными от холода лицами выкрикивали цены, женщины с корзинами яростно торговались, детишки шныряли под ногами, выпрашивая монетки. Елена ловко пробиралась между рядами, прицениваясь к моркови и картошке.

– Три медяка за мешок? Да у тебя половина уже подгнила! – возмутилась она, тыкая пальцем в овощи.

– Для тебя, Лора, два с половиной! – засмеялся торговец, толстый, с обмороженными ушами.

– Полтора, и я еще расскажу Марте, что ты её дочке прошлой неделей тухлятину подсунул!

Торговец ахнул, но сдался. Еще одна победа.

Она уже собиралась идти за мукой, как вдруг резко развернулась – и врезалась во что-то твердое, как каменная стена.

– Ой! Простите, я не…

Голос застрял в горле.

Перед ней стоял мужчина. Огромный. Даже местные крепкие воины не были такими массивными – широкие плечи, грудь, как доспехи, руки, которыми, казалось, можно было переломить дубовое бревно. Он был в длинном потертом плаще с капюшоном, наброшенным так низко, что лица не было видно – только темнота.

– Смотри куда идешь, – прорычал он хриплым голосом, больше похожим на скрежет камней.

Елена почувствовала, как по спине пробежал ледяной холод. Опасность. Её инстинкты кричали об этом. Она машинально отпрянула, готовая извиниться или даже бежать, но…

Незнакомец замер.

Он не двинулся дальше, не толкнул её, не закричал. Капюшон чуть приподнялся, будто он всматривался в неё. Елена не видела его глаз, но ощущала взгляд – тяжелый, пронизывающий, будто сканирующий её насквозь.

Потом, так же резко, он шагнул в сторону, обходя её, и затерялся в толпе, даже не оглянувшись.

Елена стояла, как вкопанная, с бешено колотящимся сердцем.

Что это было?

Она не знала. Но одно поняла точно – её спокойной жизни пришел конец.

Остаток дня прошел в тревожном ожидании. Даже в таверне, где обычно Елена легко болтала с посетителями, она вздрагивала от каждого скрипа двери.

– Ты сегодня какая-то бледная, – хмуро заметила Берта, разливая похлебку по мискам. – На рынке что-то случилось?

– Нет, – соврала Елена. Зачем пугать старуху? – Просто устала.

Но когда она поздно вечером шла домой по темным улицам, ей показалось, что за ней следят.

Где-то в переулке хрустнул снег.

Тень мелькнула за поворотом.

И снова – ощущение того тяжелого взгляда.

Елена ускорила шаг, судорожно сжимая в кармане маленький нож, подаренный Бертой «на всякий случай».

"Если он меня выследил… Если он из дворцовой стражи… Если он знает, кто я…"

Дверь дома Бабушки Берты захлопнулась за ней, как спасительный щит.

Но чувство опасности не ушло.

Оно только начиналось.

Глава 6

Прошла неделя, и тревожное ощущение, что за ней следят, не покидало Лену. Она ловила на себе чужие взгляды, оборачивалась – но за спиной оказывались лишь обычные горожане, занятые своими делами.

«Может, это просто нервы?» – пыталась убедить себя Лена, но интуиция шептала: «Он где-то рядом».

Бабушка Берта замечала её напряжение, но Лена отмахивалась – не хотела тревожить старуху понапрасну.

Но сегодня всё изменилось.

Весна наконец-то заявила о себе в Свартальфхейме. Ледяной ветер сменился прохладным, а на крышах закапало, смывая последние следы зимы. Лена шла в таверну в приподнятом настроении, вдыхая свежий воздух.

«Скоро можно будет отправиться на поиски Ани», – думала она, поправляя корзинку с провизией.

Таверна «У Седого Волка» в этот день была непривычно тихой. Обычно к вечеру здесь уже кто-нибудь дрался, пел похабные песни или спорил до хрипоты. Но сегодня за столиками сидели лишь редкие посетители, мирно потягивающие эль.

Лена уже начала расслабляться, как вдруг…

Дверь с грохотом распахнулась.

В проёме стоял Он – тот самый незнакомец в плаще. Высокий, массивный, с капюшоном, скрывающим лицо.

Лена замерла, чувствуя, как кровь стынет в жилах.

«Он пришёл за мной», – пронеслось в голове.

Но мужчина лишь медленно прошёл к дальнему столику и тяжело опустился на скамью.

Бабушка Берта, стоявшая за стойкой, резко напряглась. Её пальцы сжали край стола так, что костяшки побелели.

«Она его знает», – поняла Лена.

Набравшись смелости, она подошла к незнакомцу.

– Ч-чем могу помочь? – спросила она, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Из-под капюшона донёсся низкий, хриплый голос:

– Эль.

Лена кивнула и поспешила к стойке, чувствуя, как его взгляд буквально прожигает ей спину.

– Бабушка, кто это? – шёпотом спросила она, наливая кружку.

– Позже, – сквозь зубы процедила Берта. – Отнеси и не провоцируй.

Лена глубоко вдохнула и вернулась к столику.

– В-ваш эль…

Она поставила кружку перед ним, но в тот же миг его рука молнией схватила её за запястье.

– Кто ты? – спросил он тихо, но так, что мурашки побежали по коже.

Лена чуть не лишилась чувств от страха, но собралась.

– Лора… из Черных Скал. Племянница Берты.

Мужчина замер, будто оценивая её слова. Потом хмыкнул и разжал пальцы.

– Иди.

Лена едва не побежала, но заставила себя уйти спокойно.

Остаток вечера прошёл в напряжении. Незнакомец сидел в углу, не сводя с неё глаз, но больше не подходил. Когда он наконец ушёл, Лена выдохнула с облегчением.

Но главный вопрос оставался:

Кто он? И чего хочет?

Дома Берта долго молчала, пока Лена не выдержала:

– Бабушка, ты должна мне рассказать! Кто этот человек? Почему ты так испугалась?

Старуха вздохнула и опустилась на скамью.

– Их называют Ищейками… – её голос дрогнул. – Лучшие воины короны. Видимо их тоже пустили на поиски…

Лена похолодела.

– Значит… он знает, кто я?

Берта покачала головой.

– Не знает. Но подозревает.

– Почему?

– Потому что свечение было рядом с этим местом. А ты появилась как раз тогда.

Лена сжала кулаки.

– Что мне делать?

Берта посмотрела на неё усталыми глазами.

– Беги. Пока не поздно.

Глава 7

Неделя пролетела в лихорадочных сборах. Тишина, последовавшая за визитом Ищейки, была зловещей, как затишье перед бурей. Берта не обманывалась:

– Он не ушел, Лора. Он ждет. Принюхивается. Ищейки терпеливы.

Каждый день после работы в таверне они вдвоем готовили побег. Берта, несмотря на возраст, двигалась с удивительной целеустремленностью. Она достала из потайной ниши за печью потрепанный, но прочный холщовый мешок.

Деньги: Горсть медных и несколько серебряных монет – все, что Лена сумела скопить за месяцы работы и что Берта смогла отдать без ущерба для скудного хозяйства. – Дорога требует платы, дитя. И не только за еду.

Еда: Сухари из черного хлеба, завернутые в чистую тряпицу. Кусок копченого сала, долго не портящийся. Горсть сушеных ягод и грибов в маленьком мешочке. Бутылка с чистой водой. «Легко нести, долго хранится. Болотная вода – смерть».

Карта: Самый ценный дар. Берта развернула на столе кусок грубой, пожелтевшей кожи, испещренной линиями и условными знаками. – Держи путь вот сюда, – ее корявый палец ткнул в точку севернее их городка. – Через Лес Теней, что на Болоте Слез. Кратчайший путь к границе Альвхейма. Но осторожно! Трясина коварна, не видна глазу под мхом. Иди только по кочкам, что крепки, как камень. Если сомневаешься – бросай камень вперед. Утонет – не ступай. Держись тропы, что отмечена зарубками на деревьях. Забыла? – Берта строго посмотрела на Лену. -Нет, бабушка, – ответила та, заучивая каждый извив линии, каждую отметку опасного места. Карта была их надеждой и их страхом одновременно.

Одежда: Зима окончательно отступила. Снег лежал лишь грязными пятнами в тени, воздух пах сырой землей и обещанием тепла. Берта помогла Лене перешить теплую одежду в более легкую, но прочную: штаны из плотной ткани, рубаху, теплую безрукавку, плащ с капюшоном. – Днем солнце пригреет, но ночи еще холодные, да и в лесу сырость кости пробирает.

Каждый предмет, укладываемый в мешок, был пронизан горечью предстоящей разлуки. Лена ловила на себе взгляд Берты – старый, мудрый, полный немой боли. Они обе знали: это последние дни их маленькой, хрупкой семьи, согретой очагом посреди сурового Свартальфхейма.

Сегодня – последний вечер.

Лена работала в таверне с особым усердием, словно хотела впитать в себя каждый шум, каждый запах, каждое знакомое лицо. Даже драка, вспыхнувшая между двумя подвыпившими лесорубами, показалась ей почти родной. Она разнимала их с привычной ловкостью, но на душе было тяжело. Это последний раз. Она мыла кружки, подметала пол, улыбалась постоянным посетителям – и каждый взгляд, каждое слово прощания (хотя они не знали, что это прощание) отзывалось щемящей болью.

Берта за стойкой была сурова и молчалива больше обычного. Ее взгляд часто скользил к двери, будто она ждала, что вот-вот она распахнется, и в проеме встанет роковая тень Ищейки.

Но дверь оставалась закрытой для незваных гостей. Таверна опустела. Последний посетитель ушел, хлопнув дверью. Наступила тишина, нарушаемая только потрескиванием дров в очаге и их шагами по скрипучему полу.

Они молча прибрались. Молча погасили лишние светильники. Молча вышли в прохладную ночь, заперев тяжелую дверь «У Седого Волка» навсегда. Воздух был влажным, пах оттаявшей землей и далеким дымком.

Дорога домой была короткой, но казалась бесконечной. Лена несла свой мешок, чувствуя его непривычную тяжесть – тяжесть дороги, неизвестности и расставания. Берта шла рядом, маленькая и сгорбленная, но необычайно твердая.

Дома они не стали сразу ложиться. Берта раздула тлеющие угли в очаге, и они сели рядом на старую скамью, слушая тихое потрескивание поленьев. Пламя рисовало танцующие тени на стенах, на их лицах.

– Все готово? – спросила Берта тихо, не глядя на Лену.

– Да, бабушка.

– Карту помнишь?

– Каждую черточку.

– Не доверяй никому в пути. Никому. Даже тем, кто кажется добрым. Ищейки хитры.

– Я помню.

– Ищи тропу с зарубками. Камень бросай.

– Буду бросать.

– Весна обманчива. Болото проснется, станет еще опасней. Не торопись, но и не мешкай.

– Постараюсь.

Пауза. Огонь в очаге веселее перекинулся на новое полено.

– Найдешь свою Аню… – голос Берты дрогнул, – берегите друг друга. Как сестры. Как мы с тобой.

Лена не смогла сдержаться. Она обняла старуху, прижалась к ее худой, но такой крепкой спине, вдыхая знакомый запах дыма, трав и родного тепла.

– Я вернусь, бабушка Берта. Обязательно вернусь. С Аней. Мы обе вернемся к тебе.

Берта лишь тяжело вздохнула и погладила Лену по голове, как маленькую. Она не верила в возвращение. Она знала цену обещаниям в этом мире. Но ей было нужно это слышать.

– Спи, дитя, – прошептала она. – Рассвет близко. Тебе нужны силы.

Они устроились на ночь рядом, на общем тюфяке у очага. Лена прислушивалась к ровному дыханию Берты, к треску огня, к тишине за стенами. Страх перед дорогой, тоска по Ане, боль расставания с Бертой – все смешалось в тяжелый ком под сердцем. Она боялась заснуть, боялась пропустить рассвет, боялась этого шага в неизвестность.

Но еще больше она боялась остаться. Потому что знала – спокойной жизни больше нет. Тень Ищейки витала где-то рядом, и рассвет станет началом ее бегства. Бегства через Лес Теней, через Болото Слез, навстречу надежде найти Анну и навстречу новым, неведомым опасностям.

Последняя ночь под крышей Бабушки Берты тянулась мучительно долго. За окном, в предрассветной мгле, мир Свартальфхейма замер, затаив дыхание перед ее уходом.

Глава 8

Библиотека Альвхеймского дворца стала для Анны убежищем. Высокие сводчатые потолки, пропускающие мягкий, рассеянный свет через цветные витражи, тишина, нарушаемая лишь шелестом страниц и мерным тиканьем старинных часов, ряды книг, уходящие в бесконечную темноту залов – здесь она могла дышать. Дышать и ждать. Ждать новостей, ждать чуда, ждать хоть какого-то намека на судьбу Лены.

Прошел месяц. Месяц, наполненный внешним блеском и внутренней пустотой. Анна освоила тонкости придворного этикета, научилась отличать герцога Элийского Рога от барона Серебряных Рос, могла поддержать светскую беседу о погоде, охоте или новейших стихах придворного поэта. Королевская семья относилась к ней с неизменной, почти болезненной для Анны добротой. Королева Илмария часто приглашала ее на чай, деликатно расспрашивая о ее самочувствии и настроении, принц Каэл, хоть и сохранял легкий оттенок снисходительности, стал чаще заговаривать с ней, иногда даже шутить. Принцесса Элис была ее неугомонной тенью, таская Анну по всем уголкам дворца и садов, пытаясь развеять ее тоску. Король Альдор держался чуть более отстраненно, но и в его обращении чувствовалась забота – он лично контролировал поиски.

Именно поиски были главным источником ее тревоги. Ответы из двух дружественных стран – солнечного Ванахейма и загадочного Йотунхейма – пришли быстро и были однозначны: никаких необычных свечений, никаких чужеземных девушек. От Свартальфхейма, той самой «злой страны», как ее мысленно называла Анна, не было ни слова. Глухое, угрожающее молчание. Каждый день Анна приходила в кабинет короля или ловила его советника, надеясь услышать: «Есть вести!». И каждый день разочарование сжимало ей горло все туже.

Сейчас она сидела в своем любимом кресле у высокого окна в одном из дальних залов библиотеки. На коленях лежала раскрытая книга – старинный фолиант о легендарной дружбе двух эльфийских воительниц, сражавшихся плечом к плечу против драконов Тьмы. Но Анна не читала. Ее пальцы бесцельно водили по пожелтевшим страницам, взгляд был устремлен в окно, но не видел ни изумрудной зелени пробуждающихся садов, ни лазурного неба. Она видела снежную бурю, темную улицу, фигуру Лены, отчаянно пытающуюся оттолкнуть ее от мчащейся машины. Слышала тот хриплый крик: «Аня!». Чувствовала последний толчок и ослепительный свет.

Где ты, Елка? – мысль, ставшая навязчивой молитвой. Жива ли? Тепло ли тебе? Есть ли кто-то, кто протянул руку, как в моих мечтах? Или ты одна, в этой страшной стране, где, как шепчут здесь, за малейшую провинность – плаха? Анна сжала книгу так, что костяшки пальцев побелели. Я должна найти тебя. Но как? Я нахожусь здесь в тепле и уюте , а ты… ты где-то там, в кромешной тьме.

Тишину библиотеки, такую привычную и успокаивающую, вдруг разорвал резкий, нетерпеливый стук в тяжелую дубовую дверь. Анна вздрогнула, оторвавшись от мрачных мыслей. Дверь распахнулась прежде, чем она успела ответить. На пороге стоял принц Каэл. Его обычно безупречно спокойное лицо было оживленным, даже взволнованным. В глазах горел непривычный для него огонь – огонь срочности.

– Анна! – его голос, обычно столь размеренный, звучал громче обычного, нарушая священную тишину залов. – Ты здесь! Скорее, идем!

Анна замерла, сердце вдруг бешено заколотилось, как птица, бьющаяся о клетку. Новости? О Лене? Она вскочила, книга с глухим стуком упала на ковер.

– Что случилось? – вырвалось у нее, голос сорвался на шепот.

– Во дворец… – Каэл сделал шаг внутрь, его взгляд выхватывал Анну из полумрака. – Привели девушку. Странную. Заблудившуюся. Говорит… – он чуть запнулся, – говорит, что ищет тебя.

Мир вокруг Анны поплыл. Звуки – шорох страниц, тиканье часов, собственное дыхание – слились в оглушительный гул. Единственной реальностью стали слова Каэла: «Ищет тебя». Лена! Это могла быть только она! Кто еще в этом мире? Кто еще мог искать ее?

Надежда, яркая, ослепительная, как то самое свечение, ударила в виски. Анна не слышала больше ни слова. Она рванулась вперед, обогнав принца, не видя ничего перед собой, кроме образа темноволосой подруги. Ее ноги несли ее по знакомым коридорам, мимо ошеломленных слуг, мимо роскошных гобеленов, мимо всего этого великолепия, которое в этот миг не значило ничего. Только Лена. Только встреча.

– Анна, подожди! – позади звучал голос Каэла, но она уже не обращала внимания.

Она влетела в Парадный Зал Приемов, где обычно король принимал менее важных гостей. Несколько стражников стояли у стен. В центре зала, спиной к входу, стояла небольшая женская фигура. Анна замерла на пороге, захлебываясь надеждой и страхом.

Девушка была одета в грубую, поношенную одежду из темной ткани – не дворцовое платье, но и не лохмотья. Волосы, виднеющиеся из-под простого платка, были… светлыми. Почти соломенного цвета. Анна почувствовала, как что-то холодное и тяжелое опускается у нее внутри. Нет…

Девушка услышала шаги и обернулась. Лицо было незнакомым. Миловидным, но заурядным, с испуганными серыми глазами. На щеках горел румянец, от волнения или от быстрой ходьбы. В ее взгляде не было ни капли узнавания, только робость и любопытство.

– Ваше высочество? – девушка сделала неуклюжий реверанс, глядя на Анну с подобострастием, которое не могло быть фальшивым. – Я… я слышала, вы ищете девушку? Лену? Я… я могу быть ей! Я пришла издалека, я потерялась…

Ложь. Грубая, корыстная ложь. Анна стояла, как истукан, чувствуя, как та самая яркая надежда не гаснет, а взрывается у нее внутри тысячами осколков боли и разочарования. Каждый осколок впивался в сердце. Не Лена. Совсем не Лена. Какая-то проходимка, решившая поживиться на чужом горе, воспользоваться слухами о «Призванной», ищущей подругу.

Анна не слышала, что говорила дальше девушка – что-то про тяжелую дорогу, про голод, про желание служить при дворе. Она не видела, как королевский советник, стоявший рядом, хмуро сдвинул брови. Она не заметила, как принц Каэл, нагнавший ее, остановился позади, его лицо стало каменным.

Она видела только эту чужую девушку, слышала только ее жалкий лепет, и все это накладывалось на жестокий контраст с тем, кого она так отчаянно ждала увидеть. Где Елка? Если не эта… то где же она? Может, ее уже… нет? Может, эта жуткая страна Свартальфхейм поглотила ее без следа?

Волна отчаяния, черного, липкого, поднялась из самой глубины ее существа. Анна больше не могла стоять. Она не могла дышать в этом зале, где ложь витала в воздухе, смешиваясь с пылью. Она резко развернулась и побежала. Слепо, не разбирая дороги, отталкиваясь от стен, смахивая с лица предательски навернувшиеся слезы. Ее ноги сами понесли ее обратно, в единственное место, где она могла спрятаться, – в библиотеку.

Она ворвалась в тихий зал, миновала ряды стеллажей и рухнула в свое кресло у окна. Книга о дружбе все еще лежала на полу, где она ее уронила. Анна схватила ее, прижала к груди, как единственную опору, и наконец позволила слезам хлынуть потоком. Горькие, бессильные, душащие рыдания сотрясали ее тело. Все напряжение последнего месяца, вся надежда, обернувшаяся таким жестоким обманом, вся неизбывная тоска по Лене – все вырвалось наружу. Она плакала тихо, но отчаянно, уткнувшись лицом в грубый переплет старой книги, словно он мог впитать ее боль.

Она не услышала тихих шагов. Не заметила, как тень упала на ковер рядом с ней. Она почувствовала лишь легкое, осторожное прикосновение к своему плечу. Анна вздрогнула, инстинктивно съежившись, готовая к упреку, к формальному утешению, к чему угодно, лишь бы ее оставили одну со своим горем.

Но голос, который прозвучал рядом, был неожиданно мягким, лишенным привычной надменности или придворной вежливости:

– Не плачь, Ани. Пожалуйста.

Она подняла заплаканное лицо. Принц Каэл стоял на колене рядом с ее креслом. Его обычно насмешливые или холодные глаза сейчас смотрели на нее с искренним, неподдельным сочувствием. В них не было ни капли осуждения за ее «непринцесское» поведение, только понимание и какая-то усталая грусть.

– Она… она не… – Анна попыталась говорить, но слова срывались на истеричный шепот.

– Знаю, – тихо сказал Каэл. Его рука, лежавшая на ее плече, слегка сжала его, не навязчиво, а скорее в знак поддержки. – Подлая ложь. Но она не последняя надежда.

Анна смотрела на него сквозь пелену слез, не веря ни его тону, ни его словам. Каэл выдержал ее взгляд.

– Мы найдем ее, Анна. Твою Лену. – Он произнес имя подруги с непривычной для себя теплотой. – Мы не остановимся. Молчание Свартальфхейма… оно само по себе ответ. Значит, там что-то произошло. Значит, там и нужно искать. Отец уже готовит более настойчивые запросы, отправляет доверенных людей к самой границе. Мы не сдадимся.

Его слова не были пустыми обещаниями. В них звучала твердая уверенность, решимость, которая раньше была направлена на охоту или политические интриги, а теперь – на помощь ей. Анна почувствовала, как ледяной ком отчаяния внутри нее чуть-чуть дрогнул, уступая место крошечному огоньку новой, более осторожной надежды.

– Но… но если им что-то известно… если они скрывают… – прошептала она.

– Тогда мы это узнаем, – Каэл отвел взгляд на мгновение, и в его глазах мелькнуло что-то жесткое, воинственное. – Свартальфхейм силен, но Альвхейм не беззащитен. И мы не позволим им скрывать правду о Призванной. Особенно если она – твоя сестра души. – Он снова посмотрел на Анну, и в его взгляде появился знакомый ей огонек, но теперь он был направлен не на нее, а против невидимых врагов. – А пока… – его голос снова смягчился, – не трать силы на слезы. Они тебе понадобятся. Твоя Лена… – он чуть улыбнулся уголком губ, – судя по твоим рассказам, она боец. Она не сдастся легко. И ты не должна. Ради нее.

Анна глубоко вдохнула, пытаясь унять остатки рыданий. Его рука на плече, его слова, неожиданно проникновенные и лишенные привычной маски, его вера… это было не то утешение, которого она ждала, но оно было искренним. И оно давало опору. Она кивнула, с трудом выдавив из себя:

– Спасибо, Каэл.

Принц немного помолчал, словно собираясь с мыслями, потом осторожно поднялся.

– Отдохни. Позволь Лире принести тебе успокаивающего чаю. – Он указал взглядом на упавшую книгу. – А эта история… о дружбе… она закончится хорошо. Я уверен. Настоящая дружба всегда побеждает.

Он не стал ждать ответа, повернулся и тихо вышел из зала, оставив Анну одну, но уже не в прежней пропасти отчаяния. Слезы еще подступали к глазам, но теперь они были другими – слезами облегчения от того, что ее боль не осуждают, а разделяют, слезами усталости и… слабой, но упрямой надежды. Она подняла книгу с пола, осторожно разгладила помятую страницу. Образ Лены встал перед ее глазами – не потерянной и беспомощной, а такой, какой она знала ее всегда: с упрямым огоньком в карих глазах, с поднятым подбородком, готовой дать отпор любой невзгоде. «Она боец», – сказал Каэл. И это была правда.

Анна прижала книгу к груди и посмотрела в окно, на синеву неба Альвхейма. Где-то далеко, за горами, за лесами, в суровых землях Свартальфхейма, ее боец сражался. За выживание. За надежду. За их встречу. И Анна должна была быть достойной этой надежды. Она вытерла слезы. Плакать было некогда. Надо было ждать. Надо было верить. И, как сказал Каэл, готовиться. Потому что ответ из Свартальфхейма должен был прийти. И когда он придет, Анна будет готова. Готова идти за Леной хоть на край света. Хоть в самое сердце тьмы.

Глава 9

Неделя, последовавшая за инцидентом с самозванкой, пролетела в странном, нервном ритме. Дворец, казалось, выдохнул после первого всплеска ложной надежды, но вскоре волна эта не только не схлынула, а, напротив, пошла на рост. Каждые два-три дня появлялись новые «претендентки». Одни были жалкими и неумелыми в своей лжи, как та первая девушка – они приходили с путаными историями о похищениях, о потере памяти, о долгих скитаниях, и их быстро разоблачали простейшими вопросами вроде «какого цвета были глаза у Анны» или «как звали вашу первую воспитательницу в детском доме». Другие – были куда опаснее и изощреннее. Одна, темноволосая и смуглая, даже знала несколько деталей из детства, подслушанных, видимо, у слишком разговорчивых слуг. Она говорила о «драном мишке с оторванным ухом» и о «тайном месте на чердаке, где они с Аней прятали конфеты». У Анны на мгновение ёкнуло сердце – показалось невероятным, чтобы кто-то посторонний мог знать такие мелочи. Но когда девушка с уверенностью заявила, что Лена ненавидела сладкое (а на самом деле Елка была страшной сластеной и могла за раз умять полторта), обман раскрылся.

Анна научилась не бежать сломя голову при каждом новом известии. Она шла в тронный зал или в кабинет к королю с каменным лицом, сжимая в кармане платка крошечную пуговицу от той самой куртки, в которой была Лена в последний вечер. Это был её талисман, якорь реальности в этом водовороте лжи. Она молча слушала очередную выдуманную историю, смотрела в чужие, жадные или испуганные глаза, и безошибочно определяла фальшь. Разочарование каждый раз было горьким, но уже не таким острым, не таким сокрушительным. Оно превратилось в привычную, ноющую боль, в фон её существования. Она просто ждала. Ждала настоящей вести.

Однажды утром за завтраком, когда солнце уже вовсю заливало столовую золотым светом, а через распахнутые балконные двери доносилось щебетание птиц и аромат цветущего жасмина, королева Илмария положила свою изящную руку на руку Анны.

– Дорогая, я вижу, как ты измучена этими… неприятными историями, – начала она мягко. – Но жизнь во дворце не стоит на месте. И нам нужно немного отвлечься, позаботиться о чём-то приятном.

Анна с надеждой посмотрела на неё, ожидая, не последует ли новое, на этот раз правдивое известие.

– Через неделю у нас ежегодный Весенний Бал, – продолжила королева, и её глаза заискрились. – Это очень важное событие для всего Альвхейма. Знаменует окончательное пробуждение природы, начало нового цикла. Весь цвет королевства будет здесь. И, конечно, ты будешь нашей главной гостьей.

Идея бала сначала вызвала у Анны легкое воодушевление. Бал! Как в её любимых романах! Платья, музыка, танцы… Она почти физически ощутила давно забытое чувство предвкушения праздника. Но почти сразу же на него накатила тяжёлая, тёмная волна вины. Она представила Лену. Где бы та ни была – в холодном каменном подвале, на грязной улице, в душной мастерской – она вряд ли готовилась к балу. Она боролась за выживание. А Анна тут будет наряжаться, кружиться в вальсе, есть изысканные яства… Это казалось предательством. Нелепой, жестокой пародией на их дружбу.

– Я… я не знаю, Ваше Величество, – смущённо пробормотала она, отводя взгляд в тарелку с фруктами. – При всём уважении… Мне как-то неловко. Веселиться, когда Лена…

– Именно когда Лена пропала, ты и должна быть сильной, – мягко, но твёрдо перебила её Илмария. – Уныние и отчаяние – плохие советчики в поисках. Они истощают силы. А бал – это не просто веселье. Это демонстрация силы и стабильности королевства. Твоё присутствие на нём покажет всем, в том числе и нашим… недоброжелателям, что «Призванная» под нашей защитой и мы уверены в будущем. Это может быть важно. И потом, – она улыбнулась, – сегодня после обеда к тебе придёт модистка. Уж позволь мне это маленькое удовольствие – нарядить тебя. Ты будешь прекрасна.

Анна хотела было возразить, но в разговор вмешался принц Каэл, до этого момента молча поглощавший омлет.

– Мать права, – сказал он неожиданно серьёзно. – Сидеть в четырёх стенах и киснуть – тебе не поможет. А вот сменить обстановку – поможет. После завтрака, если хочешь, я могу показать тебе город. Не парадные улицы, а самые его сокровенные уголки. И свожу в одну пекарню, – он хитро подмигнул, – где пирожные такие, что наши дворцовые кондитеры плачут от зависти в подушку.

Предложение было таким неожиданным и таким заманчивым, что Анна не смогла отказаться. Замок, несмотря на всю свою роскошь, начал напоминать ей позолоченную тюрьму. Ей до боли хотелось увидеть настоящую жизнь этого мира, не приукрашенную придворным лоском. Услышать шум улиц, почувствовать биение сердца Альвхейма.

– Я бы очень хотела, – искренне улыбнулась она Каэлу.

– И я! И я с вами! – тут же запищала принцесса Элис, подпрыгивая на стуле.

Королева и король странно переглянулись. Это был бысткий, почти неуловимый взгляд, но Анна его поймала. В нём было что-то… расчётливое? Тревожное?

– Нет, Элис, – мягко, но не допуская возражений, сказала Илмария. – У тебя занятия с наставником. Грамматика древнего языка, если я не ошибаюсь. И потом, – она обвела взглядом стол, – Каэл и Анна… им нужно немного побыть наедине. Поближе познакомиться.

Фраза прозвучала невинно, но почему-то заставила Анну внутренне напрячься. Каэл лишь покачал головой, но ничего не сказал. Элис надула губки, но ослушаться не посмела.

Через пару часов, сменив дворцовое платье на что-то более простое (хотя «простое» здесь всё равно было изумительного покроя и качества), Анна вышла в главный двор, где её уже ждал Каэл. Он тоже был одет не по-царски – в тёмно-зелёный камзол без обилия вышивки и удобные сапоги. Без свиты, без охраны – просто молодой человек, готовый показать город своей… гостье. Анна поймала себя на мысли, что он выглядит очень привлекательно без своего обычного надменного напускного вида.

– Готовы к путешествию? – спросил он, предлагая ей руку.

– Более чем, – улыбнулась Анна, принимая его руку.

Они вышли за ворота, и на Анну сразу же обрушился какофония жизни. Воздух, уже по-настоящему тёплый, пах свежим хлебом, цветами, древесиной и чем-то пряным. Улицы были полны народа: торговцы зазывали покупателей, ремесленники что-то мастерили прямо у своих лавок, женщины с корзинами спешили по делам, детишки носились под ногами. И всё это – на фоне невероятной, сказочной архитектуры. Дома казались выращенными, а не построенными – с плавными линиями, резными орнаментами, напоминающими ветви деревьев, и балкончиками, утопающими в зелени и цветах.

Каэл оказался блестящим гидом. Он не просто показывал достопримечательности – он оживлял их историями.

– Видишь эту площадь? – кивнул он в сторону просторного мощеного пятачка с фонтаном в центре. – Здесь когда-то был жестокий бой с троллями, пробравшимися через горы. Мой прадед, говорят, лично зарубил вожака вот там, где сейчас стоит лавка со сладостями. Теперь здесь самое мирное место в городе.

Он рассказывал о каждом переулке, о каждой мастерской. Вот кузнец, который ковал меч ещё его отцу. Вот старая библиотека, где хранятся свитки, которым тысячи лет. А вот и та самая стена, с которой маленький принц Каэл не раз сбегал ночью, чтобы поиграть в прятки с детьми пекаря или послушать байки старых моряков в портовых тавернах.

– Отец меня потом отдубасил за эти выходки, – смеясь, вспоминал он. – Говорил, что принцу негоже валяться в пыли с простолюдинами. А мать… мать потом тайком мазала мне синяки целебной мазью и просила рассказать, что же такого интересного я там нашёл.

Анна слушала, завороженная. Она видела не надменного наследника престола, а человека, который по-настоящему, искренне любил свой город и его жителей. Эта любовь светилась в его глазах, слышалась в его голосе. И эта любовь начала потихоньку передаваться и ей. Альвхейм переставал быть просто местом, где она оказалась в заточении. Он начинал ощущаться… почти как дом. Таким же, каким когда-то был их общий с Леной детдом, – местом, которое защищает и согревает, несмотря на все трудности.

Наконец они вышли на небольшую, уютную улочку, от которой потянул умопомрачительный аромат свежей выпечки, ванили и корицы.

– А вот и святая святых, – торжественно объявил Каэл, останавливаясь перед скромной на вид лавкой с расписной вывеской «Сладкие грёзы старого Элрона». – Готовься, твоё представление о кондитерском искусстве вот-вот перевернётся.

Внутри было тесно, но уютно. Полки ломились от румяных булок, круассанов, пирогов с самыми невероятными начинками, витрины сверкали глазурью и безе. Хозяин, пухлый весёлый эльф с седой бородой и в заляпанном мукой фартуке, узнав Каэла, лишь кивнул ему как старому знакомому и продолжил замешивать тесто.

Они выбрали несколько разных пирожных. Анна взяла кусочек нежного безе с ягодами, тающее во рту, и шоколадный торт с вишнёвой начинкой, который был идеальным сочетанием сладости и лёгкой горчинки. Это было действительно нечто божественное.

– Ну как? – с самодовольным видом спросил Каэл, уплетая эклер с заварным кремом.

– Это… это нечестно! – засмеялась Анна, облизывая пальцы. – Я теперь никогда не смогу есть дворцовые десерты!

– Вот и отлично. Значит, у меня будет повод чаще выводить тебя «на прогулку», – ухмыльнулся он.

С пирожными в руках, завёрнутыми в аккуратные бумажные пакеты, они вышли из пекарни и неспешно пошли дальше, вниз по извилистым улочкам. Шум города постепенно стихал, смениваясь на шелест листвы и щебет птиц. И вот, свернув за угол, они вышли на набережную.

Анна замерла, затаив дыхание. Это было самое прекрасное место, которое она видела в этом мире. Широкая, плавная река, вода в которой была настолько чистой и прозрачной, что виден был каждый камешек на дне. Она переливалась всеми оттенками изумрудного и сапфирового, отражая высокое голубое небо и склонившиеся к самой воде деревья с серебристой листвой. Воздух здесь был свежим и прохладным, напоённым ароматом воды и цветущих прибрежных трав. Мост, перекинутый через реку, был ажурным, словно сплетённым из ветвей самими эльфами.

– Это Река Лирий, – тихо сказал Каэл, подходя к самому краю воды. – Но в народе её зовут иначе. Слёзы Любимой.

– Какое красивое и грустное название, – прошептала Анна.

– Есть старая легенда, – начал Каэл, и его голос приобрёл напевность, будто он рассказывал сказку, услышанную в детстве. – Давным-давно, когда мир был моложе, а жизнь текла свободнее, жила здесь эльфийская девушка невиданной красоты по имени Лирий. И полюбила она не эльфа, а простого смертного юношу – охотника, который забрёл в наши леса. Любовь их была такой сильной, что затмевала солнце и заставляла цвести самые суровые скалы. Но отец Лирии, могущественный лорд, был против их союза. Он заточил дочь в высокую башню, а юношу изгнал, наложив заклятие забвения. Юноша ушёл, забыв о своей любви, а Лирий месяцами смотрела из окна башни на дорогу, по которой он ушёл, и лила слёзы. Слёз было так много, что они пролились дождём, напоили землю и проложили себе путь к морю, став этой рекой. Говорят, её воды до сих пор хранят печаль и верность той любви. А ещё… – он обернулся к Анне, и в его глазах играли блики от воды, – говорят, что если двое по-настоящему влюблённых поцелуются на берегу этой реки, их души навеки свяжутся невидимой нитью. Ни расстояние, ни время, ни даже забвение не смогут их разлучить. Они обязательно найдут дорогу друг к другу.

Легенда тронула Анну до глубины души. В ней была и безнадёжная грусть, и бессмертная надежда. Она смотрела на переливающуюся воду и думала о Лене. Если бы всё было так просто… Она мысленно бросила бы в эту реку все свои слёзы, все свои мольбы, лишь бы нить судьбы указала ей путь к подруге.

Она не заметила, как Каэл сделал шаг к ней. Как его рука легла поверх её руки, лежавшей на парапете набережной. Его прикосновение было тёплым и уверенным. Анна вздрогнула и подняла на него глаза.

Он смотрел на неё не как принц на подопечную, не как знакомый на знакомую. Его взгляд был глубоким, серьёзным, в нём было что-то неуловимое – восхищение? Нежность? Та самая надежда, о которой говорила легенда? В его глазах плескалась вся глубина Реки Слёз, и в них теперь отражалась она, Анна.

Сердце её бешено заколотилось. Воздух между ними внезапно наэлектризовался, стал густым и сладким, как запах цветущего жасмина. Анна почувствовала, как её лицо заливает краска. Она видела, как его взгляд опустился на её губы, как он сам сделал едва заметное движение вперёд. И у неё не было ни малейшего желания отстраняться. В этот миг не было ни дворца, ни бала, ни самозванок, ни даже тоски по Лене. Был только он, эта река, эта легенда и бешено стучащее сердце.

Но поцелуй не последовал. Каэл замер в сантиметре от её лица, его дыхание коснулось её кожи. Он сжал её руку чуть сильнее, а потом медленно, почти с усилием отстранился. В его глазах бушевала борьба.

– Нет, – тихо выдохнул он, и его голос был немного хриплым. – Ещё не время.

Напряжение спало, сменившись лёгкой, но горьковатой пустотой и жгучим любопытством. Что значит «не время»? Что он имел в виду? Но спрашивать вслух Анна не посмела. Она просто смотрела на него, всё ещё не в силах полностью прийти в себя.

Каэл глубоко вздохнул, словно стряхивая с себя очарование момента, и снова принял свой привычный, слегка насмешливый вид, но это уже была маска, и Анна это видела.

– Нам пора возвращаться, – сказал он, отпуская её руку. – Как-никак, тебя ждёт модистка. Нельзя опаздывать на встречу с великой мадам Лиорель, она этого не прощает.

Он повернулся и пошёл обратно к городу, не оглядываясь. Анна последовала за ним, её ум был хаосом из противоречивых чувств. Смущение, досада, недоумение, какая-то щемящая нежность и всё тот же предательский стыд перед Леной. Она украдкой посмотрела на широкие плечи принца, на его затылок, на уверенную посадку головы. Кто он такой? Надменный наследник? Заботливый друг? Человек, который только что чуть не поцеловал её у реки, хранящей слёзы вечной любви?

Она не знала. Но знала одно – прогулка, начавшаяся как простое развлечение, перевернула что-то в её душе. Альвхейм, его улицы, его люди, его легенды проникли в самое сердце. И образ принца Каэла теперь был не просто знакомым лицом при дворе. Он стал сложнее, глубже, притягательнее.

А где-то там, за горами, в холодном Свартальфхейме, её вторая половина, её сестра по душе, возможно, в этот самый момент смотрела не на искрящуюся реку, а на чёрную, бездонную трясину. И Анна снова почувствовала укол вины. Но теперь к нему примешивалась новая, странная мысль: а что, если её присутствие здесь, её возможное… счастье?.. не предательство, а часть какого-то большого плана? Часть той самой «роли», о которой все тут говорили?

Она шла за Каэлом, и в голове у неё звенела тишина, нарушаемая лишь шепотом реки и эхом его слов: «Ещё не время».

Глава 10

Неделя, предшествующая балу, пролетела в каком-то сумасшедшем вихре. Анна чувствовала себя куклой, которую безжалостно тиранят ради её же блага. Мадам Лиорель, модистка с пальцами, острыми как булавки, и взглядом, способным заставить расплакаться даже самого стойкого гвардейца, стала её личным кошмаром. Она являлась трижды, и каждый визит длился не меньше двух часов. Бесконечные примерки, уколы иголками, критические замечания о осанке («Сударыня, вы сутулитесь, как гоблин-рудокоп!») и бесконечные споры о фасоне и ткани. Анна, обычно мягкая и уступчивая, в какой-то момент даже вспылила, что, кажется, лишь прибавило ей уважения в глазах суровой эльфийки.

И когда мучения наконец закончились, и мадам Лиорель, скрепив последний шов, отступила с редким одобрительным кивком, Анна выдохнула с чувством глубокого облегчения. Она была даже готова простить ей все эти часы стояния на одном месте.

Эта неделя принесла ещё одну странность – поведение принца Каэла. После той прогулки, после того почти-поцелуя у реки, он словно подменился. На общих трапезах он был вежлив, но холоден и отстранён. Его шутки исчезли, взгляд скользил мимо Анны, а если их взгляды и пересекались, он тут же отводил глаза, словно обжёгшись. Он больше не предлагал прогулок, не заговаривал с ней наедине. Эта перемена резала Анну по живому. Она ловила себя на том, что ищет его взгляд в толпе придворных, ждёт его появления, надеется на возвращение того тёплого, заинтересованного человека с набережной. Но его не было. Вместо него был ледяной, вежливый наследник престола. Что она сделала не так? – этот вопрос терзал её по ночам. Может, он пожалел о своей минутной слабости? Считал теперь её слишком доступной? Или… или всё это было просто игрой, развлечением скучающего принца, а она, глупая, поверила?

Самозванки продолжали появляться с завидной регулярностью, но Анна выработала свой собственный, железный фильтр. Она попросила королевского советника, ведавшего этим вопросом, задавать всем претенденткам один-единственный вопрос: «Как Анна в детстве называла свою подругу?» Ответ «Елена» или любая его вариация не принимались. Только одно слово могло быть пропуском к ней: «Елка». Этого не мог знать никто, кроме них двоих. Это было их сокровенное, детское, глупое и самое дорогое. Этот пароль стал её последним якорем к реальности, к вере в то, что Лена жива и когда-нибудь отзовётся.

И чем больше времени проводила Анна в Альвхейме, тем призрачнее становились воспоминания о прежней жизни. Москва, институт, авария… Всё это казалось теперь сном, ярким, но быстро тающим наяву. Здесь же всё было осязаемым, насыщенным, настоящим. Запахи, вкусы, краски – всё было ярче, острее. Она уже почти не удивлялась летающим в воздухе огонькам-светлячкам (оказалось, это малые элементали, прирученные эльфами для освещения), привыкла к тому, что цветы на столе сами поворачиваются к солнцу, а вода в кувшине всегда кристально чиста и прохладна безо льда. Этот мир становился её домом, и это пугало её почти так же сильно, как и тоска по Лене.

И вот настал день бала. Утро прошло в нервной суете. Анна не могла ни на чём сосредоточиться. Она помнила слова королевы, сказанные за ужином пару дней назад: «К тебе будет приковано все внимание, дорогая. И не всегда доброе. Многие будут завидовать твоему статусу «Призванной», многие – считать тебя выскочкой, а некоторые… некоторые могут видеть в тебе угрозу. Будь осторожна в словах, не доверяй льстивым речам». Эти слова заставляли её ёжиться. Она не была готова к придворным интригам. Она была всего лишь девушкой из детдома, которая мечтала о тихой жизни с книжкой в руках.

Вечером в её покои вошла Лира с целым выводком служанок. «Пора, госпожа», – объявила она с торжественной улыбкой. Начался долгий, почти ритуальный процесс подготовки. Её купали в воде с лепестками роз и каплей какой-то эссенции, от которой кожа становилась шелковистой и благоухала. Затем последовала сложная причёска: волосы были завиты в мягкие, блестящие локоны, которые живописно спадали на плечи и спину, в то время как на макушке часть их была изящно подобрана и закреплена тонким серебряным обручем с каплевидным рубином, точно подходившим к цвету платья. Макияж был лёгким и искусным – всего лишь немного сурьмы для подчёркивания разреза глаз и легкий румянец на щеках, чтобы скрыть следы нервной бессонницы.

И наконец, настал главный момент – платье. Его внесли две служанки, держа с почти религиозным благоговением. Анна ахнула. Все мучения мадам Лиорель стоили того. Платье было не пышным, как у других дам при дворе, а струящимся, подчёркивающим каждый изгиб фигуры. Алый шёлк, цвета спелого граната или первого рассвета, мягко переливался при свете ламп. Лиф был облегающим, с приспущенными бретелями и кокетливым вырезом «сердечком», открывающим ключицы и совсем чуть-чуть – грудь. Юбка ниспадала мягкими складками, струилась за ней, как капли крови. Это был наряд не невинной девочки, а молодой женщины, полной скрытой силы и очарования. В нём она чувствовала себя уязвимой и невероятно сильной одновременно.

Когда всё было готово, она подошла к большому зеркалу и не узнала себя. В отражении стояла не Анна, а Аннариэль. Принцесса из сказки. В её глазах, подведённых сурьмой, горели и волнение, и решимость. Она была прекрасна, и это осознание придавало ей уверенности.

– Госпожа, пора, – тихо напомнила Лира, распахивая дверь.

Сердце Анны заколотилось где-то в горле. Её повели по знакомым, но сейчас кажущимся чужими коридорам к боковому входу в большой бальный зал. За тяжелой дверью уже слышалась музыка – лёгкая, воздушная, словно сотканная из самого ветра и шелеста листьев. И гул десятков голосов.

В небольшой, затемнённой нише перед выходом уже собралась королевская семья. Король Альдор в парадном мундире, увешанном орденами, выглядел могущественно и строго. Королева Илмария в платье цвета лунного света была воплощением элегантности и спокойной силы. Элис, прыгающая от нетерпения в своём розовом платьице, напоминала ожившую фею.

И принц Каэл. Он стоял чуть поодаль, в идеально сидящем темно-синем камзоле, расшитом серебряной нитью, и о чём-то тихо говорил с отцом. Его профиль в свете факелов был резким и прекрасным.

Анна сделала шаг вперёд. Её появление в нише было подобно вспышке молнии. Король прервал разговор. Королева улыбнулась одобрительной, чуть грустной улыбкой. Элис захлопала в ладоши: «Анна, ты просто волшебная!»

Каэл обернулся. И… запнулся на полуслове. Его глаза, встретившись с ней, расширились. В них промелькнуло что-то дикое, первобытное – шок, восхищение, желание. Он замер, словно громом поражённый, на две, три, пять секунд. Его привычная маска холодности треснула и рассыпалась в прах, обнажив того самого человека с набережной. Воздух между ними снова наэлектризовался, стал густым и тяжёлым.

Затем он резко, почти грубо, отвернулся, сделав вид, что поправляет манжет. Но Анна уже всё увидела. Она поймала этот взгляд, этот миг чистого, незащищённого восхищения. И всё его последующее холодное отстранение, его попытки не смотреть в её сторону, его натянутые ответы на реплики родителей – всё это теперь было плохой игрой. Он не был безразличен. Он был заинтересован как никогда. Но что-то сдерживало его. Что-то заставляло надевать эту ледяную маску.

«Ещё не время», – снова прозвучало в её памяти. Чего же ты ждёшь, Каэл? – спрашивала она его мысленно, следя за его напряжённой спиной. Какого знака? Какого разрешения? Или… ты боишься?

В этот момент распахнулись главные двери зала, и церемониймейстер громким, мелодичным голосом возвестил:

– Их величества король Альдор и королева Илмария! Его высочество наследный принц Каэл! Её высочество принцесса Элис! И… высокочтимая гостья двора, Призванная Светом, Аннариэль!

Музыка смолкла. Сотни пар глаз устремились на них. Анна глубоко вдохнула, выпрямила плечи, поймав себя на мысли, что мадам Лиорель была бы ею довольна, и сделала шаг вперёд, навстречу своему новому будущему. Она шла, чувствуя на себе восхищённые, завистливые, любопытные и изучающие взгляды. Но сильнее всего она чувствовала на себе жгучий, невидный никому другому взгляд принца, который ждал. А она пока могла только гадать – чего?

Глава 11

Бальный зал дворца Альвхейма превзошёл все самые смелые фантазии Анны, почерпнутые из романов. Он был похож на гигантский хрустальный цветок, распустившийся под самым куполом неба – ведь потолка, по сути, и не было, лишь сложнейшее переплетение прозрачных магических кристаллов, сквозь которые лился мягкий, серебристый свет луны и мириады настоящих звёзд. Стены, живые стены, увитые цветущими лианами, источали тонкий, опьяняющий аромат. Музыка – не просто звуки скрипки и арфы, а сама плоть волшебства – витала в воздухе, то превращаясь в осязаемые переливы света, то в прохладные струйки ветерка, ласкавшие кожу танцующих.

И всё это великолепие кружилось, двигалось, смеялось и шепталось. Анна, стоявшая сначала рядом с королевской семьёй, очень быстро стала центром этого водоворота. К ней тянулись, как мотыльки к огню. Девушки в лёгких, как паутинка, платьях с любопытством и восторгом расспрашивали о «том мире»: правда ли, что люди там летают в железных птицах? А правда, что вместо магии у них «электричество», которое может и свет дать, и убить? Их глаза округлялись от изумления, когда Анна пыталась описать смартфон или метро.

Женщины постарше, с умными, пронзительными глазами, заточенными под придворные интриги, задавали вопросы иного рода. Их интересовала не экзотика, а политика. «Какова, по вашему мнению, ваша истинная роль здесь, дитя?», «Свет привёл вас прямо к королевской семье… не слишком ли это знаково?», «Считаете ли вы, что судьба Альвхейма теперь в ваших руках?». Их улыбки были сладкими, а слова – отточенными кинжалами, обёрнутыми в шёлк. Анна, вспомнив наставления королевы, отделывалась общими фразами о воле судьбы и надежде на лучшее.

Но больше всего докучали мужчины. Молодые повесы, важные сановники, седовласые генералы – все они считали своим долгом пригласить «диковинную Призванную» на танец. Их руки были навязчивыми, взгляды – оценивающими, а комплименты – штампованными, словно заученными наизусть. Анна, измученная вниманием, уже автоматически улыбалась, кивала и позволяла вести себя в вихрь вальса.