Онли фулс гоу ту скулс

Глава 1

– Что-то многовато у вас троек…

Александр Михайлович вдумчиво листал мой вкладыш в диплом, изучая все отметки. Аукнулось мне безделье в студенчестве.

– О, а вот и «отлично»! По философии!

Сдержанно улыбнулась. Ну наконец-то, хоть одна спасительная пятерочка.

– Я и сам немного разбираюсь в философии. Так вы, говорите, окончили лингвистический факультет и два года работали у Розы Сергеевны?

– Все верно, – я растянула улыбку во все лицо и скрестила пальцы.

Вранье. С Розой Сергеевной я познакомилась только за пару часов до этого момента. Директор школы, Храпов, – ее давний знакомый, поэтому она сразу же при мне позвонила ему и назначила собеседование, не обращая внимания на отсутствие у меня педагогического образования. Видимо, школа очень нуждалась в новом учителе, потому что он притворился, будто тоже этого не заметил.

Храпов ткнул себя пальцем в переносицу, поправляя очки.

– Тут написано, второй язык у вас немецкий?

– Ну да…

Храпов растекся в улыбке, и его широкое лицо собралось в большие складки.

– Значит, вы сможете вести еще и немецкий в старших классах! У нас как раз и учителя немецкого не хватает.

Факинг шит.

– Пожалуй, смогу.

– Прекрасно! Педагогического стажа у вас нет, поэтому, сами понимаете, зарплата пока будет маленькая. Но вот через… Через сколько, Маргарита Александровна? – обратился он к сидящей рядом завучу.

Завуч поправила прилизанную прическу и улыбнулась, натянуто, как сотрудник отеля в Таиланде.

– Я думаю, если она годик тут поработает, то-о… Можно подавать на категорию. Будет на сто рублей в час побольше.

– На сто рублей в час! – улыбнулся во весь рот Храпов и взял ладонь завуча в свою руку, протянувшись через весь стол.

– Уверен, вы быстро обживетесь у нас, Анастасия Юджиновна. Каникулы кончатся через неделю, и тогда же сразу приступите к работе. Вы же согласны?

Нет, блин, я не согласна. Пахать за такую зарплату, как он мне предлагает, – себя не уважать. Да еще и дали мне немецкий. Если английский я еще хоть как-то помню, то с немецким у меня беда. Я не знаю его от слова «совсем». Преподы в универе ставили мне «три» в конце четвертого курса со словами «ни на какой работе не берите немецкий, а если возьмете, не говорите, что учились у нас». И вообще, я не люблю детей. Вот эти «сюси-муси», «он же ребенок». Для меня они такие же взрослые люди, только укороченные. Поэтому если я злюсь на них, то в полную силу, если соревнуюсь, то в полную силу, и никаких там поблажек.

Но сейчас отступать было некуда. В этом году судьба плотно взяла меня в тиски и дотащила в них до жесткого кресла в директорском кабинете. И вот, если я хочу вернуть себе нормальную жизнь, мне придется на какое-то время прикусить язык и на все соглашаться.

– Да, Александр Михайлович, буду с нетерпением ждать начала четверти!

– Замечательно! – Храпов потер ладони и зычно крикнул подслушивающей у двери секретарше: – Амали, оформи, пожалуйста, документы по трудоустройству!

Глава 2

Когда я училась в школе, нам регулярно устраивали разные лекции. Учеников огромной толпой сгоняли в актовый зал, плотно рассаживали, хотя стульев на всех все равно каждый раз не хватало. Приглашенный полицейский или военный – или же просто наш обжшник – выходил на сцену и читал заготовленную речь о вреде алкоголя и правилах ПДД, а мы проводили это время за болтовней, не обращая внимания на шикающих нам дежурных. У учителей примерно такое же происходит на каждом педсовете. На сегодняшний я опоздала минут на десять, но директор с командой завучей еще вообще не явился. По всему залу учителя громко разговаривали, ругались, слушали музыку, играли на телефонах. Кучка бальзаковских женщин шумно обсуждали свои каникульные приключения, сидящие кучкой физруки тупо уставились в телефон, где транслировался футбольный матч.

Прибывший наконец директор попытался было утихомирить своих сотрудников. Безрезультатно. Пока представители начальства один за другим выступали с докладами, я тоже под шумок достала телефон и принялась листать инсту. Директор сетовал на зарплаты, на то, как его прессуют в комитете образования, а денег ни на что не выделяют.

– Я понимаю, вам денег мало. Вы, небось, хотите, как у москвичей, по сорок тыщ в месяц получать. А кто ж не хочет!

Сорок тысяч! Я не выдержала и рассмеялась, но тут же осеклась. Кроме меня не смеялся никто. Видимо, для них всех эта минимально прожиточная зарплата действительно считалась чем-то баснословным. Сколько же они получают и как живут? В Москве сорока тысяч хватит на то, чтобы снимать комнату и жить без изысков. Я уж не говорю о поездках за границу и спонтанных дорогих покупках.

– Я бы и сам был бы рад, чтобы вы так шиковали, клянусь, – продолжал распинаться Храпов, – но я, как и вы, – заложник обстоятельств.

– Только сам на Лексусе сюда приехал, а не на элке, – пошутил толстый мужик в спортивном костюме и сразу получил подзатыльник от сидящей рядом в таком же костюме крупной тетки. Женщина была уже в возрасте, с сединой, но настолько массивная и крепкая и с таким грозным взглядом, что, пожалуй, в стайке физруков именно она была вожаком.

Толстый мужик недовольно айкнул, но ничего ей не сказал. Сидящий рядом с ним пацан обернулся на меня. За прошедшие полчаса педсовета он оборачивался на меня раз двадцать, но по его блеклому лицу нельзя было прочитать – делал он это с интересом, восхищением или презрением.

– С особой осторожностью отнеситесь к тем ребятам, которые на учете в детской комнате милиции, – продолжал директор. – Да, школа у нас непростая, и ребята непростые. Бывает и такое.

Ну, тут Александр Михайлович поскромничал. Школа эта считается одной из самых проблемных в городе. Я навела собственные справки и выяснила, что адекватные люди стараются бежать отсюда. И теперь ясно, почему. Малолетние уголовники в классах! На которых, судя по всему, нет никакой управы, никаких рычагов воздействия! На всякий случай я записала их фамилии в блокнот.

Наверное, самое страшное в работе учителя – попасть в класс к таким отморозкам. Чувства подростков гипертрофированы, поэтому они не знают жалости, не оглядываются на общепринятые нормы и не задумываются о последствиях. Они могут быть жестоки друг с другом и с тобой, а ты к ним быть жестока не можешь. Свои чувства и вспыльчивость лучше попридержать в узде, если не хочешь присесть на бутылку правосудия. Система так повернулась, что, защищая права и свободы детей, мы практически полностью лишили этих прав педагогов.

Что нам остается делать в этой ситуации? Балансировать. Ни в коем случае нельзя поддаваться на провокации. А они наверняка будут. Не вписавшиеся в приличное общество подростки всегда пробивают нового человека на пределы допустимого. Иногда это может доходить до абсурдных вещей, и начинаешь чувствовать себя не педагогом в новом коллективе, а новеньким сидельцем на зоне. Так что границы свои в любом случае нужно знать и отстаивать. Следует сразу поставить себя как педагога, как лидера и наставника. Сильного, но мудрого и справедливого. Если удастся заполучить уважение школьников, это дорогого будет стоить. Ведь, как говорит мой батя, неизвестно, кто из них кем станет в будущем и кого куда занесет судьба. Утверждают, будто в каждом отбитом подростке прячется искалеченный взрослыми ребенок, просящий внимания и любви. Я, конечно, с этим не спорю. Но порой пока докопаешься до этого внутреннего ребенка, сам кукухой поедешь.

Храпов прервался, чтобы смочить горло минералкой, и перешел к вопросу ведения журналов.

– Мы заметили, что у вас появилась такая тенденция: оценки в электронном журнале исправлять. Получит ученик у вас тройку, а потом через неделю мы с завучами открываем электронный журнал – нет тройки, а на ее месте пятерка стоит. Это не по правилам, понимаете вы? Мы уже говорим родителям, что у ребенка тройка, все уже настроились, а вы тут бац! – захотели и исправили. В общем, чтобы больше никаких исправлений в журнале не было, я вас предупредил!

– Но как же, – возразил кто-то из зала. – А если ученик пришел и переписал мне эту работу на хорошую оценку?

– Вы же говорили, мы должны давать им возможность провести работу над ошибками!

– Должны! – Директор как-то машинально схватил за руку сидящую рядом завуча. – Должны! Но это же не значит, что оценки можно исправлять.

– Ну тогда у них не будет никакой мотивации работать над ошибками!

– Смысл им вообще тогда стараться?

Второй рукой директор принялся поглаживать руку другой завуча. Я сидела на последнем ряду, но даже со своей галерки видела, как забегали у него глаза.

– Ну нет, ну что вы такое начинаете! Мотивация у детей должна быть. Ребенок должен отчетливо видеть, что любая его работа не остается незамеченной. Наша задача – подтолкнуть их к новым свершениям, к развитию в интересных для них сферах. Кстати, об этом… Яна Митчевна, зачитайте свое сообщение об олимпиадах…

– Так что с оценками-то, исправлять или не исправлять? – воскликнула тетка в спортивном костюме.

– Не исправлять!

– Но как же! – загудели в зале. – Вы же только что сказали: «Любая работа не останется незамеченной»! Что тогда делать с теми, кто переписал?!

Директор еще сильнее занервничал и стиснул ладонь несчастной завуча.

– Ну, значит, в таких случаях исправляйте… Но исправлений быть не должно… И я это буду проверять строго!

В общей сложности собрание продлилось 57% зарядки моего телефона. Наконец директор поднялся и поблагодарил всех за внимание. Завучи начали складывать свои бумаги в папки. Сидящий неподалеку от меня мужик с довольным видом выключил сериал на телефоне и вынул из ушей наушники. Толстый физкультурник терпеливо что-то объяснял в телефоне пожилой женщине в спортивках. Собираясь, я опять столкнулась взглядом с тем остриженным пацаном, судя по спортивкам и олимпосу, тоже физкультурником, и, пока шла от своего места до выхода, я точно знала, что он не отводил от меня глаз.

Глава 3

Мне повезло: в первый рабочий день мне поставили всего лишь три урока: у самых маленьких второклашек, у взрослых девятиклашек и у середнячков-шестиклашек. Первый урок был у малявок. Казалось бы, перфект. Маленькие, послушненькие, еще не испорченные. Это у подростков там – гормоны, становление авторитета перед сверстниками, а у этих пока все просто: учитель – главный, школа – чтобы учиться. К тому же я успела познакомиться с их классной руководительницей, и у меня не было сомнений: в ее классе проблемных не окажется.

В 8:20 я открыла дверь своего чистенького и просторного кабинета. Прошлась между партами, поправила неровно стоящий стульчик, раздвинула занавески. Здесь я чувствовала себя величественной, солидной и спокойной. В кабинете просторно, свежо и тихо. В 8:30 прозвенел звонок. Я села за стол, нацепила очки и с некоторым волнением стала дожидаться второклашек. В 8:40 за дверью послышались шаги множества ног. Я скрестила пальцы. Вот он, первый в моей жизни урок.

По мере того как шаги приближались, шум становился все громче, и громче, и громче, как в фильмах ужасов. Наверное, пар тридцать ног вразнобой неслись к дверям кабинета.

«Что ж, может быть, я погорячилась, когда решила, что будет легко», – успела подумать я.

Дверь распахнулась, и оглушительная волна из ребятишек влетела в кабинет. Они занимали места, снимали стулья с парт, доставали учебники и все это время шумели, шумели, шумели.

Я ошалела от этого гвалта и просто сидела на месте. Классная попыталась построить их. Малыши встали около своих парт. На меня смотрели двадцать пар озорных глаз. Каждый старался стоять тихо, держать спинку ровно, но в силу детской непоседливости все равно получалось не очень. Их классная слегка виновато улыбнулась мне.

– Извините, сегодня они какие-то чересчур шумные.

– Я справлюсь, – ухмыльнулась я.

Не факт.

Все так же улыбаясь, классная руководительница вышла из кабинета, и у руля осталась только я.

– Садитесь, ребята, – властно сказала я. – Запишите себе мое имя: Анастасия Юджиновна.

«Анастасия Юджиновна?»

«Анастасия Юджиновна!»

«Значит, папа – Юджин!»

«А посмотрите, я записала!»

«А я записала фиолетовой и красной ручкой!»

«А я вот нарисовала цветочки!»

Каждый из них что-то лопотал, пытаясь привлечь мое внимание. И весь урок этот фоновый гул не стихал. Они постоянно что-то переспрашивали, беспрестанно уточняли всякие глупости, вроде «можно я здесь зачеркну ручкой?». Они были, словно стая воробьев в парке. Когда гул начинал нарастать, малыши пытались утихомирить друг дружку, громко шикали и многозначительно прикладывали указательные пальчики ко рту, но по факту зачастую шикали они даже громче, чем болтали их товарищи.

– Ну все, давайте тихо, – прикрикнула я в какой-то момент, – а не то не отпущу вас на переменку.

Ребята в ужасе зашептались.

«На переменку?!»

«Но… у нас же… завтрак…»

«Анастасия Юджиновна, как же мы позавтракаем?»

Паника в классе нарастала вместе с общим гамом. Я быстро поняла свою ошибку: сейчас я покусилась на святое.

– Ладно, ладно, – я устало закатила глаза. – Отпущу вас вовремя, только давайте потише!

«Ура!»

«Ес!»

Мелкие подняли радостный гвалт и тут же, спохватившись, опять принялись шикать друг на дружку. Переходя от парты к парте, я невольно улыбалась. Меня не могла не подкупать их непосредственность. Возможно, в других условиях я бы уже давно рявкнула пару раз, но малыши же наоборот старались помочь мне вести занятие. Эта их шумливость и полное отсутствие концентрации – не издевка надо мной, а побочный эффект детства, когда все вокруг ярче и интереснее, а каждая твоя мысль кажется настолько важной, что ты хочешь выкрикнуть ее погромче своим еще плохо регулируемым голосом.

Моя мама работала в детских садах и рассказывала, что, когда кто-то из рук вон плохо себя вел, высшей мерой наказания у нее было посадить этого ребенка на стульчик рядом с собой и заставить просто сидеть. Она не давала им никаких заданий, не отчитывала их. Просто сажала рядышком и занималась своими делами. И для крох это было худшим испытанием. Уже через несколько минут они начинали хныкать и канючить. Потому что им тяжело долго сидеть на одном месте и заниматься одним и тем же.

Опрашивая всех по списку и делая пометки, я понемногу знакомилась с детьми.

– А сейчас на этот вопрос ответит нам Илья Велосипедкин.

Вот он сосредоточенно водит пальчиком по учебнику, поднимает растерянный взгляд на меня, пыхтит, опять наклоняется к книге. Чтобы не терзать его весь урок, я решила ускорить процесс.

– Хорошо, раз Илья не может ответить, давайте спросим Рэя Покровских.

Рэй тут же подхватился и начал бойко отвечать. Я поняла, что он только и ждал, когда подойдёт его очередь. Я перевела взгляд на Илью. Илья беззвучно ревел, растирая слезы кулаками по мордашке, и бросал на меня многозначительные взгляды, словно Цезарь на Брута. Факинг шит, Настюха, отлично, в первый же свой урок довела ребенка до слез!

Я не стала прерывать ответ Рэя, и Илья, немного похныкав, успокоился, правда, до конца урока смотрел на меня все так же исподлобья. Урок вышел веселым. Ровно со звонком я, как и обещала, отпустила малюток и, слушая, как их топот удаляется от кабинета, облегченно вздохнула.

Между уроками у меня выпало окно, и, пока я сидела и изучала содержимое рабочего стола, в дверь постучали. На пороге стояла женщина, маленькая и объемная, будто коробочка, в типичном для женщин ее возраста невзрачном костюме, сморщенных на коленях капроновых колготках и туфлях на низком толстом каблуке.

– Анастасия Юджиновна? Я вот пришла проверить, как у вас дела, и заодно познакомиться.

Ее звали Чейнь Ариадна Каевна, и она была вторым учителем английского. Вообще-то по образованию она была инженером-технологом, но судьба вынудила ее переехать из глухой деревеньки в наш город, впопыхах пройти переквалификацию, параллельно нарабатывая педагогический опыт, встретить на своем пути Александра Михайловича и теперь усердно и добросовестно работать в этом новом корпусе с самого его открытия.

Вторая англичанка была настроена по отношению ко мне очень дружелюбно. Она поинтересовалась, как прошел мой первый урок, ввела меня в курс дела, рассказала про всех учеников, показала, где взять учебники, и предложила провести экскурсию по корпусу. И вот мы уже вышли из класса и направились исследовать окрестности. Англичанка величаво вышагивала впереди, со всей силы цокая каблуками, и важно рассказывала мне о школе, останавливаясь в самых важных, по ее мнению, местах. Осмотрев верхние два этажа, мы спустились в столовую. Сейчас тут уже было пусто, только длинные столы стояли накрытыми к завтраку.

– Вот, Анастасия Юджиновна, здесь у нас столовая, завтраки после первых-вторых уроков, обеды после четвертых-пятых. За обед платим по сто рублей, за завтрак – по пятьдесят. Вы можете кушать здесь, за учительским столом, – она покровительственно указала рукой на один из столов у окна.

– Ариадна Каевна? – послышалось откуда-то из глубины помещения. К прилавку вышла женщина в белой форме.

Ариадна Каевна важно посмотрела на нее.

– А, Анастасия Юджиновна, это вот Ксения Юриковна, к ней со всеми вопросами по питанию. Ксения Юриковна, познакомьтесь, это наш новый преподаватель.

– Вы мне зубы не заговаривайте, – Ксения Юриковна насупилась и уперла руки в бока. – Ариадна Каевна, вы когда мне за питание заплатите? Уже все оплатили, кроме вас.

– Эм-м… А я разве не заплатила? – замялась англичанка.

– Конечно, нет! Одна остались, Ариадна Каевна! А еще и прячетесь от меня уже две недели. Что за детский сад, Ариадна Каевна! Я уже из своих денег за вас вкладываюсь.

На моих глазах нимб важности слетел с англичанки и со звоном разбился вдребезги о блестящий линолеум.

– Хорошо, хорошо, – пробормотала она, беря меня под локоть и разворачивая к выходу.

– Опять убегаете, Ариадна Каевна, ну что вы как маленькая! Учтите, последнюю неделю жду! – басом распалялась нам вслед Ксения Юриковна, пока мы торопливо покидали столовую.

Урок с девятым классом оказался самым лайтовым. Еще во время перемены в класс вошел высокий светловолосый пацан и вежливо меня поприветствовал, улыбаясь от уха до уха. Красивый, плечистый, с огромными голубыми глазами, он был похож на солнышко, веселое и простодушное. Когда с тобой разговаривают вот так, сложно не улыбаться и не быть дружелюбной в ответ. Следом за ним появился его друг, такой же высокий и спортивный, с глубокими глазами, только темненький и кудрявый. Шит, с каких пор девятиклассники выглядят как рил моделс? Вскоре я поняла, что эти самые красивые и вежливые – еще и самые умные и вообще лидеры группы. Светленького пацана звали Антон Тимофеев, а кучерявого – Сева Дыркин.

Когда приходишь работать в новый коллектив, очень важно сразу определить лидера. Если ты смог поладить с лидером – значит, поладил и со всем коллективом. И это работает не только со школьниками. К счастью, Антон и Сева сами легко шли на контакт. Им был интересен мой предмет, а мне – интересно работать с такими умниками.

– Всеволод Гаряков, переведи теперь нам этот кусок текста.

Гаряков, тоже высокий и спортивный парень, тихо сидевший за последней партой и всю дорогу робко мне улыбавшийся, взялся за дело. Получалось у него плохо.

– Two – это «два», а «второй» будет по-английски second, – в очередной раз поправила я его.

Он как-то подозрительно замолк, сгорбил спину и склонился, совсем уткнувшись в учебник.

Факинг шит, еще одного обидела

Чтобы не дожидаться, пока и он не дай Бог заплачет, я спешно прервала его ответ.

– Достаточно, Сева, а дальше нам продолжит… – Тимофеев, как обычно, тянул руку и доверительно улыбался. – Продолжит Антон Тимофеев, – с облегчением произнесла я.

В недавнюю перемену я, проходя по коридору, услышала из-за угла, как Тимофеев говорит одноклассникам:

– Короче, нам в этой четверти фортануло с английским. Главное ее не бесить, и все по лайту будет.

Черт возьми, Антоха, спасибо, что сам догадался и мне не пришлось это озвучивать при всех! И с того дня между мной и девятиклассниками действовал негласный договор. Они хорошо себя вели на уроках, были вежливы и приветливы, Антон и Сева активно работали на уроках и тянули за собой остальных, и я никогда не применяла к ним санкций.

А еще за первые два урока я отметила, что в моем кабинете совсем не работает интернет и рабочий ноутбук стоит словно просто для красоты. Факинг шит, вот развели у себя бардак в школе! Я не знала, к кому по такому поводу обращаться, так что обратилась к документу, который мне прислала Маргарита Александровна. Эта вечно занятая женщина позаботилась о том, чтобы выдать мне краткий список ответственных лиц в новом корпусе. Судя по документу, жалобы на технику я должна была адресовать некой Хрюшкиной. Мне даже номер ее написали, но она никак не брала трубку.

Эти мелкие секретари постоянно строят из себя занятых, хотя по факту в их работу входит не так уж и много обязанностей. Но нет, они постоянно где-то пропадают, а когда находятся, еще и корчат недовольное лицо и заставляют тебя ждать еще дольше, только чтобы оформить какую-нибудь мелочь, необходимую для твоей работы. Я сталкивалась с подобными и осталась очень недовольна. В общем, эта Хрюшкина мне уже не нравилась.

Не сидеть же теперь всю большую перемену в классе с выключенным компом? Поэтому я решила прогуляться до столовой. Ксения Юриковна пока еще внушала мне некоторый страх, но нужно было посмотреть, что у них в столовой вообще имеется. К тому же, может быть, там я встречу того молодого физрука. По ходу, так же, как я, рассудила вся школа. Столовая оказалась забита. Стоял шум, гвалт и запах тушеной капусты. Как они вообще едят в такой суматохе?

– Добрый день, вам что-то подсказать?

Со спины ко мне подошла высокая женщина с короткой ассиметричной стрижкой. Горделивая осанка, почти военная выправка, твердый низкий голос. Ай бэт, она постоянно тут командует.

– Да мне, если честно, нужно с компьютером разобраться. Сказали найти Хрюшкину, а она где-то шлындает. Наверняка где-то здесь чаи гоняет.

Я рассмеялась. Женщина напротив тоже усмехнулась, оголив выпирающие, как у коня, белые зубы. Она кажется веселой. Возможно, мы подружимся.

– Это я Хрюшкина. Хрюшкина Виктория Петровна. Заведующая учебной частью по этому корпусу, – отсмеявшись, сообщила она ровным тоном, все еще продолжая улыбаться. Весь наш разговор она так и стояла будто по стойке смирно, только руки аккуратно скрестила на груди.

Факинг шит, Настюха, вот кто тебя за язык тянул! Никогда не надо болтать что попало малознакомым людям. Особенно обсуждать других людей. Особенно в новом коллективе, где ты ни с кем не знакома. Факинг шит.

– Я пошлю к вам моего секретаря на следующей перемене, – продолжала тем временем Хрюшкина. – Она со всем разберется и еще выдаст вам колонки и проектор.

– Спасибо!

Хрюшкина улыбнулась поджатыми губами. Черт, она теперь недолюбливает меня или мы еще друзья? Что на уме у этой поджатой женщины? Почему таких сдержанных людей всегда сложнее всего читать!

Глава 4

Последний урок. Шестиклашки. Последний урок и у меня, и у них. Это можно было отметить по тому, какими взбудораженными они внеслись в мой класс. Нет смысла заставлять детей делать сложную работу на последнем уроке. Скорее всего, вся их усидчивость уже растрачена за день. Но я этого еще не знала.

Я ожидала от них большей работоспособности. И они честно старались. Но получилось, как получилось. Я решила взять новую тему, начала объяснять, но посреди лекции кое-что отвлекло мое внимание. На первой парте парнишка случайно разлил воду и теперь пытался слизать ее с поверхности стола, придерживая галстук, чтоб не намок. Я почувствовала, как моя бровь сама ползет вверх.

– Не обращайте внимания, он всегда так, – прошептала мне с соседней парты долговязая девчонка.

– Как тебя зовут? – отходя от шока, спросила я пацана. Он поднял глаза и робко улыбнулся.

– Иван Порепко.

Я оценила его рубашку известного недешевого бренда. Наверное, его родители думали, что растят гламурного сердцееда, а воспитали пацана, вылизывающего стол.

– Иван, только вылижи стол начисто, чтобы ничего не осталось.

– Это я мигом! – он засиял и радостно вернулся к своему занятию.

Я думала, что, закончив со столом, он успокоится и перестанет привлекать внимание. Но когда стол стал сухим, Иван посидел еще десять минут спокойно, а затем достал какой-то контейнер и принялся его гладить. В глазах его читалась искренняя нежность.

– Порепко! – не выдержала я.

Порепко встрепенулся и испуганно поднял на меня глаза, однако контейнер свой из рук не выпустил. – Порепко, что там у тебя?

– Там бутерброды, с сыром и бужениной. Сейчас есть нельзя, поэтому пусть пока рядом полежат, порадуют меня. А вот после урока…

Он наглаживал контейнер с бутерами, как хозяйка свою старую кошку. Как мужчина любимую женщину. А как он мечтательно закатывал глаза… А ведь я сегодня с самого утра ничего не ела! В солидарность с мечтами Порепко мой желудок доверительно заурчал. Фак.

Остаток урока мог бы пройти спокойно, если бы по плану у нас не шло аудирование на тему ресторанов. Теперь желудок урчал не только у меня: шестиклассники скорчили страдальческие лица, а Порепко печально прижал к груди контейнер.

Когда урок закончился, все немедленно бросились собираться, не записывая домашнее задание. «Вот невоспитанные засранцы!» – сразу подумала я и, соответственно, не поскупилась на заметки про них в электронном журнале. У 6 «Д» имелись все шансы стать моим нелюбимым классом. Только позже в тот день я узнала, что домашку в дневник уже давно вообще никто не записывает, ведь все есть в электронном дневнике, что они в тот день отсидели пять уроков до меня без обеда и что я чуть не подвергла неоправданным репрессиям целый класс.

Глава 5

Шло время, и я понемногу вливалась в коллектив и привыкала к школьному распорядку. Доверие руководства и коллег ко мне быстро росло, несмотря на явное отсутствие опыта, и это не могло не радовать. Как-то раз меня попросили подменить преподавателя у старшеклассников.

– Там ничего сложного. Главное, помните, что это на один раз, – по-наставнически улыбнулась мне их классная, Милена Антоновна.

Я помнила эту молодую девицу без мейка. Еще на общем педсовете она громче всех жаловалась на дисциплину и сотрясала воздух восклицаниями «что делать?!». Любопытно, что Милена Антоновна была явно моложе меня, но принципиальный отказ от косметики, растрепанные кудряшки, худи с веселыми надписями, в которые она вечно наряжалась, и очки с толстыми стеклами делали ее похожей на носатую школьницу, однако она упорно требовала ото всех обращения к ней по имени-отчеству и просто на Милену не откликалась. Было заметно, как ей хочется быть важной, быть той, от кого что-то зависит, поэтому она первой вызывалась на общественные работы, составление расписания и планирование праздников, чтобы потом иметь возможность поучать остальных. Что ж, как говорит мой батя, в каждой избушке свои погремушки. Я не видела от Милены Антоновны откровенного зла, и обращаться к ней, как ей нравится, для мня не представляло проблемы.

Ее класс действительно был каким-то неблагополучным. На педсовете не нашлось учителя, отзывавшегося об этих детях хорошо. Особенно часто звучала фамилия Чекки. При его упоминании преподаватели ежились. Судя по всему, Чекки был трудным подростком без планов на будущее. Он не хотел учиться, игнорировал учителей, не делал ничего дома. Когда его пытались вызвать на откровенный разговор, он спокойно сообщал: «Родители купят мне диплом, а потом купят бизнес. А когда он разорится, я уйду в наркоторговцы». Это было похоже на правду: родители у него жили в элитном районе и каждое утро привозили сына в школу на Порше. На уроках пацан нередко просто выводил учителей из себя своим бездельем. Лично мне Милена Антоновна по-товарищески посоветовала его игнорировать, так же, как и все остальные учителя. Мол, если он захочет сам работать, то начнет, а так – только зря себе нервы трепать.

Начался урок, я затеяла перекличку.

– Даблир Чекки!

– Я!

Поднял руку и перевел на меня взгляд. Я подозрительно сощурилась. Голос спокойный, вежливый, взгляд немножко флегматичный, аккуратная одежда, пробор на правую сторону, длинные пальцы. Так вот ты какой, Даблир Чекки, гроза педсоветов! Рада знакомству.

Надо сказать, класс принял меня на удивление тепло. Поэтому я не стала терять времени, раздала школьникам распечатки и приступила к работе. Каждый устно делал по одному упражнению, и так по кругу, а я ходила от стола к столу.

– Теперь ты, Даблир!

– Я?!

– Ну да, твоя же очередь.

Видно было, как он удивился. Сегодня он и не собирался работать – распечатка лежала нетронутая на противоположном от него конце парты. Очевидно было, что парень уже полностью привык к тому, что его не трогают на уроках, и относился к этому спокойно. Что ж, я решила включить дурочку и притвориться, будто не наслышана о нем.

Я подошла к его парте и нависла над сидящим. Чекки весь съежился от дискомфорта.

– Ты потерял, наверное? Смотри, вот этот номер.

Неловко оглядываясь на меня, он придвинул к себе бумажку и начал читать, сбивчиво и с ошибками. Я исправила каждую.

– Спасибо, Даблир.

Затем я перешла к следующему ученику. И так по порядку, пока я снова не оказалась над партой Чекки.

– Даблир.

– Я?!

– Да. Вот этот номер.

Чекки смотрел на меня снизу вверх, и его узенькие глаза, показавшиеся мне вначале совсем бесстрастными, сейчас выражали микс непонимания и удивления. Он думал, что после первого раза я от него отстану. Только вот он совсем меня не знал.

Все так же неловко сбиваясь и оглядываясь на меня, он прочитал свое задание.

– Очень хорошо, Даблир.

К следующему кругу он, уже ничего не спрашивая, начал отвечать.

– Молодец, Даблир.

Круг за кругом я хвалила его ответы, и круг за кругом видела, как он начинает следить за тем, что происходит в классе и отвечает все увереннее. Он оказался совсем неглупым и быстро соображающим мальчишкой, этот Чекки. К концу урока он наравне со всеми сдал мне самостоятельную творческую работу. Никто не любит, когда его игнорируют, что бы они вам ни говорили. Человек такое существо – нужно ему чувствовать себя частью коллектива и видеть, что его воспринимают всерьез, на равных с остальными. Игнор – это крайняя мера, более серьезная, чем выговоры, крики и чтение нотаций. И порой обычное человеческое участие так много может изменить.

Я заметила, что за последней партой осталась какая-то синяя тряпочка. Я подошла поближе и нагнулась ее поднять. Бандана. Причем, кстати, прикольная. Интересно, кто это оставил?

Кто сидел за этой партой? Я вспомнила парня, который в самом начале урока попросился выйти и, кажется, больше я его и не видела. Вроде бы он сидел здесь. И волосы у него как раз длинные.

– Эй, молодежь, а как звали мальчика, который отпросился в начале урока?

– Ваня.

Ну точно, здесь как раз буква «V» нашита.

– Спасибо.

Даблир обернулся и пристально посмотрел на меня, а затем вышел из класса.

Уже на выходе из школы меня догнал запыхавшийся Ваня.

– Анастасия Юджиновна, извините меня, пожалуйста, я больше так не буду. Не сообщайте, пожалуйста, родителям, – пробормотал он, пряча глаза и теребя рукава худи.

– Надеюсь, что не будешь.

Я ухмыльнулась и достала его бандану из сумки.

– Ладно, забей. Я просто хотела узнать, где отхватил такую.

Ваня улыбнулся.

– Так это, на AliExpress’e. Хотите, я вам на этого продавца ссылку напишу? – И уже более искренне и уверенно добавил: – Извините, что ушел, Анастасия Юджиновна. Со следующего раза ни одного вашего урока не пропущу!

Глава 6

Учебный процесс – он такой же, как и сама жизнь. Бывают взлеты, бывают провалы. Кому-то ты понравишься и перевернешь весь его мир, а кто-то так и будет до конца учебы тебя ненавидеть и ничего-то ты с этим не поделаешь. В школе те же конфликты, те же интриги, те же хитрости. Ходят слухи, что, если познаешь психологию детей, то и со взрослыми строить взаимоотношения будет проще. В конце концов, все мы на самом деле дети, просто с бородами или пуш-апом в бюстгальтерах.

Четвероклассники начали прибывать еще в начале перемены. Они вроде такие же воробьишки, как второклашки, но глаза у большинства уже взрослые, и говорят между собой они резче.

Какая-то девочка с аккуратным хвостиком и большими, как два блинчика, ушками, грустно миновала дверь, подняла лицо и столкнулась взглядом со мной. Тут же ее лицо все засияло, а большой рот растянулся в улыбке. То ли оттого, что я отлично выгляжу, то ли оттого, что заметила мои уши, а у меня они так-то тоже оттопыриваются.

До прихода в школу я работала моделью, и весьма успешно, поэтому оказаться самой роскошной девушкой в школе для меня не составляло труда. Я знала, что здесь я самая красивая – это было видно по взглядам коллег, по перешептываниям школьников, по улыбкам работающих в школе мужчин. В нынешней работе моя красота стала ценным инструментом, который помог завоевать больше симпатий и союзников. Не стоит недооценивать такой скилл, как приятный внешний вид, ведь по факту он в кармане у каждого, а польза от него колоссальная. К тому же, дети склонны очень сильно доверять красивой оболочке. Яркие визуальные образы подкупают юные умы. Неюные, кстати, тоже. Красивому и молодому учителю могут простить многое, чего не потерпят от менее симпатичного коллеги. Возможно, не очень честно, но зис из лайф. Все мы встречаем по одежке.

Ушастенькая девчонка вприпрыжку убежала за последнюю парту и сосредоточенно принялась что-то калякать в тетради. В кабинете появилась стайка других девочек в аккуратных сарафанах и с замудренными прическами. Они переговаривались, не оглядываясь на остальной класс. Сливки общества из американских мультиков.

Одна из них подошла ко мне.

– Здравствуйте. А это вы у нас вместо Игоря Сергеевича будете? – вежливо спросила она, галантно склонив голову.

Я улыбнулась.

– Да, я.

– Скажите, пожалуйста, а как вас зовут?

– Зовут меня Анастасия Юджиновна.

– Очень приятно! А меня – Наташа! – Ее черные глаза хитро заблестели. – Только не Наталья или Наталия, а Наташа, хорошо? Как Королёва.

Тут стоящая рядом девочка прыснула и тихонько заметила:

– Наташу вы еще запомните!

– Ну конечно, запомню!

Наташа очень быстро отвлеклась на болтовню с одноклассниками, и в этот момент от группы отделилась девчонка с темным каре, в платье ниже колена. Она подошла к моему столу и заглянула мне в лицо.

– Скажите, пожалуйста, а вы давно работаете учителем?

– Средне, – я листала списки учеников в компьютере, отыскивая нужный.

– Вы знаете, Наташе все учителя многое позволяют, вот она и распоясалась. Вам бы следовало быть с ней построже. Не бойтесь наказывать, – вдруг произнесла девочка очень серьезно. Я посмотрела на нее поверх очков и хотела было что-то сказать, но ее лицо в тот момент было таким несуразно взрослым, взгляд таким осмысленным и ясным, что я только молча ей кивнула, и она твердой, уверенной походкой направилась к своей парте.

Когда начался урок, четвероклассники сидели смирно и молча, лишь изредка перешептываясь и хихикая. Только Наташа, как заводная, регулярно вставляла шуточки, но, правда, извинялась быстрее, чем я успевала сделать ей какое-либо замечание. Я задала размеренный и спокойный тон урока и решила пока что проверить, что они умеют и на каком уровне.

Серьезную девчонку с каре звали Михаэлла Давидова, и она оказалась отличницей и активисткой. Михаэлла с детского сада занималась с репетиторами, поэтому на каждом уроке видела возможность блеснуть знаниями перед менее образованными одноклассниками. Девчонку с ушами звали Виолетта Себеряк. Она много знала и умела, но была очень скромной и тихой, и чтобы услышать, как она отвечает, мне приходилось подходить вплотную к ее столу.

А вот когда я спросила Наташу, та резко застеснялась и уставилась в пол. Я подумала, что она не расслышала, поэтому подошла поближе и повторила задание. Наташа подняла на меня глаза, но все так же молчала. Ее одноклассники захихикали громче.

– Анастасия Юджиновна, вы можете не спрашивать Наташу, она все равно ничего не знает по-английски. Наш старый учитель так и делал, – крикнула Михаэлла.

Я посмотрела на Наташу, а она по-прежнему не отводила от меня грустных черных глаз и виновато улыбалась. Я вдруг почувствовала, как все внутри меня сжимается в комок от жалости и какого-то ощущения несправедливости.

– А у меня будут отвечать все! – нарочито громко выпалила я. Класс затих. – Давай, Наташа, продолжай.

Ее ответ оказался очень долгим. Она не могла произнести ни одного слова без моей предварительной помощи. Ее голос постоянно переходил на шепот, а руки дрожали от волнения. Но все равно весь класс сохранял тишину, пока я терпеливо стояла над ней и подсказывала.

Когда Наташа закончила задание, все вопросительно посмотрели на меня. Уровень знаний у Наташи оказался просто терибл, но она приложила столько усилий и так расстроилась, когда все засмеялись… Я постаралась сделать как можно более доброжелательное лицо и на весь класс произнесла:

– Молодец, Наташа, это был хороший ответ, но, надеюсь, со временем они у тебя станут еще лучше.

Все лицо Наташи резко изменилось, выражение старой побитой собаки пропало, и на меня снова смотрели два озорных уголька ее глаз.

– Анастасия Юджиновна, а можно я еще вам отвечу? – уже громко и уверенно спросила она.

– Давай дадим сегодня возможность всем, – я ухмыльнулась и продолжила опрос.

Когда я спросила с места Макара Бивня, в классе опять стало тихо, а сам Макар поднял на меня расширившиеся от ужаса глаза и пригнулся к парте.

– Макар не умеет читать по-английски, – громко заявила Наташа.

– Замолчи, Наташа! Тебя же спросили, пусть теперь и Макар отвечает!

– Да, пусть будет честно! Игорь Сергеевич и тебя, и его не спрашивал! – тут же закричали школьники со всех сторон.

Макар покраснел и весь вжался в стул, пытаясь стать незаметным. Я подошла к нему поближе, предварительно прикрикнув на ребят, чтоб помолчали. Голос у Макара был тихий-тихий, и дрожал он весь так, что, казалось, сейчас свалится в обморок. И да, читать по-английски он действительно не умел, несмотря на то, что учился уже в четвертом классе. Общими усилиями мы с ним сделали упражнение, но, когда я хвалила его за старания, он так и не переставал дрожать, словно осиновый листок.

К моему счастью, Макар Бивень и Наташа Верина оказались единичными случаями. У остального класса какие-никакие знания языка имелись.

После звонка с урока Виолетта, краснея и смущаясь, подошла ко мне и протянула сложенный пополам листочек. На нем была нарисована женская фигура в таких же юбке и кофте, как у меня, с длиннющими ногами, пышными волосами и огромными глазами во все лицо, а рядом разноцветными ручками было написано: «Мы вас любим». Я почувствовала, что не могу сдержать улыбки.

– Анастасия Юджиновна, а можно я вас обниму? – тихо спросила Виолетта.

– Ну конечно, можно!

Ее маленькие тонкие ручки тут же обвились вокруг меня. Это было так искренне и трогательно, что в тот момент я забыла о том, как поначалу не хотела идти сюда работать. Может быть, именно из-за таких мгновений люди и отправляются работать с детьми – заряжаться от них позитивной энергетикой. Виолетта закончила обнимашки, подхватила огромный портфель и скрылась в коридоре. Наташа все это время ждала своей очереди и теперь подошла ко мне.

– Анастасия Юджиновна, а я правда хорошо отвечала?

Я вздохнула.

– Честно говоря, не очень хорошо. К следующему уроку подготовься лучше и регулярно повторяй правила чтения, тогда сможем тебе и оценки подтянуть. Хорошо?

Ее хитрые глазки блестели из-под густых бровей. Она положила руку на мой стол.

– Вы знаете, я хотела сказать, что вы мне очень понравились. Больше, чем Игорь Сергеевич. Я английский раньше не очень любила, а теперь буду любить.

Я усмехнулась.

– Надеюсь, теперь и учить его будешь как следует.

Хитрая улыбка растянулась по ее лицу, но она ничего не ответила.

Наташа ушла из кабинета, а у меня все еще было тепло на душе. Прекрасный класс, прекрасный урок. Есть в детях такое непосредственное дружелюбие, которого нам очень не достает во взрослой жизни.

На третьей парте я увидела обрезки какой-то бумаги. Но вместо того, чтобы найти и заставить убираться того, кто здесь сидел, я с блаженной улыбкой выкинула обрезки сама. «Лапочки», – подумала я, про себя умиляясь. Эх, тогда я еще не знала, сколько кровушки у меня попьют эти хитрюги и какими изворотливыми и находчивыми они могут быть, когда нужно. Но, надо отметить, на каждом уроке то Виолетта, то еще кто-то из девочек рисовали мой портрет, и к концу четверти у меня скопилась целая стопочка. А так как я падка на лесть, эти рисунки регулярно спасали детей от моего гнева.

Глава 7

Кроме преподавания, на Ариадну Каевну было еще и возложено классное руководство 8 «Г». Ребятами они были неплохими, но Ариадна Каевна всегда характеризовала их мне как «проблемный класс, полный подленьких детей и интриганов». Налаживание с ними контакта давалось ей с большим трудом.

Лично я не понимала, чем они ей так насолили. У меня они достаточно хорошо занимались, шутили со мной на переменках, работали дома, было там несколько очень сильных учеников, тянущих за собой остальных. Когда я вела у них самый первый урок, девочка с мелированным каре с охотой вызвалась рассказать мне, на чем они остановились с Игорем Сергеевичем, что уже сделали, а что еще стоит повторить.

Это была Гардения Лужина. Удивительно, но в классе все как будто слушались ее, замолкали, когда она говорила, и не рисковали ей перечить. У Гардении было взрослое лицо, рост ощутимо выше моего и вообще характер ее рассуждений показывал, что в развитии она уже шагнула далеко вперед в сравнении с незрелыми одноклассниками.

Гардения мне сразу понравилась. Я чувствовала, какая внутренняя мощь от нее исходит, и сама тихонько уважала ее. Думаю, окажись мы ровесницами, мы бы стали хорошими подругами. Ну, или серьезными врагами, и тогда она стерла бы меня в порошок, потому что постоять за себя она умела лучше многих моих знакомых. Лужина никогда не лезла за словом в карман, будь перед ней старшеклассники, взрослые или администрация. Она знала себе цену и стояла на своем. Я всегда считала себя сильной женщиной, но рядом с ней мне даже казалось, что и я недостаточно сильная.

Гардения хорошо училась, и я хотела было отправить ее на коллективную олимпиаду, но сначала нужно было обсудить это с классным руководителем. Ариадна Каевна моих симпатий к Лужиной не разделяла.

– Гардения? Лужина? Скажите честно, она вас уже успела вывести?

– Да нет, мы с ней даже хорошо ладим.

– Да? Ну хорошо, если так. А то у меня от этой Гардении одни проблемы…

– Ну, мне кажется, вы преувеличиваете.

Она нахмурилась.

– Понимаете, Гардения, она очень…

– Взрослая?

– Именно. Даже слишком, – вздохнула Ариадна Каевна. – Когда этот класс собрали, все девочки стеснялись друг с другом знакомиться, каждая сама по себе была. А Гардения всех вокруг себя объединила. Они чувствуют ее силу и тянутся к ней, а она ими манипулирует, как хочет. Она же девица гаденькая. Старосту со своего поста выжила, мне регулярно палки в колеса вставляет. Как-то на меня обиделась и подговорила Лёву в моем классе по партам попрыгать. Парта сломана, родителям Лёвиным платить пришлось, а Гардения вроде как и не при делах.

Лёва Шахтанаров – тоже парень из 8 «Г». Страшненький, долговязый и нелепый, добродушный, но абсолютно не умеющий спокойно сидеть на месте, вечно веселый шутник и остряк. Я любила его и его шутки. Да и как его можно было не любить. Несмотря на бесчисленные проделки, от которых содрогалась вся школа, он был парнем славным и отзывчивым. Правда, по словам Ариадны Каевны, «слишком влияемым».

– Понимаете, Гардения – она не лидер. Она манипулятор. Все девочки думают, что она о них заботится, но она думает только о себе. И если ей что-то надо, она никакими подлостями не гнушается. В общем, ее вся школа знает, и вряд ли кто-то из учителей согласится готовить ее вместе с командой к турниру, – уверенно заключила Ариадна Каевна.

Я посмотрела на ее уложенную стрижку и вздохнула. Это все совсем не вязалось с моим видением. Гардения девчонка бойкая, но со мной она улыбалась и вежливичала, и я была очень рада, что она оказалась именно в моей группе.

– Знаете, а мне нравится Гардения. Зря вы ее так не любите, – заметила я, все еще пытаясь добиться справедливости.

– Ну, хорошо, если вы ее полюбите. Ей на самом деле эта любовь нужна. У нее там в семье тяжелая ситуация. Отец от них недавно ушел, и она это близко к сердцу восприняла. До сих пор из-за этого переживает. Хоть и хорохорится, но видно, что эта тема для нее больная, не простила его, да и не простит никогда.

Бедная Гардения! Я знала людей из неполных семей – им бывает очень трудно по жизни. Они плохо строят коммуникацию, страдают от различных комплексов. Но самое сложное начинается, когда они решаются заводить семью. Неважно, какого из родителей их лишили, в любом случае картина семьи, которую они знали – неполная. А значит, они понятия не имеют, как должны взаимодействовать люди в семье, как каждый родитель должен относиться к детям, что именно им давать. Они не знают, что за свою семью надо биться и сражаться, ведь за них-то, получается, не поборолись.

– Так что, может, и правда выйдет из нее что-нибудь. Но человек она трудный. Подлая, мстительная, амбициозная. Такая может и по головам пойти, – Ариадна Каевна замялась, подбирая слова. – И мужика из семьи увести, и семью разрушить.

Для Ариадны Каевны это было самым страшным грехом, на какой человек способен.

Я подула на чай в кружке и сделала большой глоток.

– Возможно. Зато она никому не позволит разбить себе сердце и всегда будет знать, чего достойна. А это, мне кажется, важнее.

Глава 8

Если ответить на вопрос «какой класс был моим любимым» мне всегда было сложно, то с самым нелюбимым сомнений не возникало. Это был 4 «Г».

Чем они меня так сильно выбесили? Они оказались непослушными и неуправляемыми, голоса из-за переходного возраста звучали громко и по-петушиному, а сами они постоянно пытались самоутверждаться, но делали это так нелепо и неумело, что мне постоянно мерещилась в их действиях издевка.

Как и со всеми остальными, с 4 «Г» я постаралась с первого урока выстроить добрые взаимоотношения. Я говорила вежливо и поначалу только нестрого журила их за шум и невнимательность. Но, видя бездействие с моей стороны, они разгуливались все больше и больше. За ходом урока большинство из них не следило. На последней парте ребята рубились в фишки. Один пацан опоздал на пол-урока, плюхнулся за пустой стол и на мою просьбу открыть учебник истерично заявил, что забыл все вещи дома.

– Тогда попроси кого-нибудь поделиться с тобой, – велела ему я и перешла к следующему заданию. Но он, конечно же, ничего не попросил.

Последней каплей стало то, что в стену напротив меня под чей-то громкий смех прилетела бутылка с водой и с грохотом шлепнулась на пол. Я подпрыгнула от неожиданности и обернулась на класс.

Факинг холли шит, как же в тот момент ярость клокотала у меня в груди! Мои руки сжались в кулаки, и сама я вытянулась, как лом, и разъяренно уставилась на учеников. По ходу взгляд мой в тот момент действительно был выразителен, ибо весь класс как-то мгновенно затих, даже на последних партах гогот оборвался.

– Кто нафиг это сделал?! – в зловещей тишине прошипела я, скрипя зубами.

Естественно, мне никто не ответил. Какой-то мальчишка подорвался с места, поднял бутылку, бросил ее в мусорку и, неловко пошаркивая, быстро вернулся за свою парту. Остальные все так же молчали.

Чертовы засранцы!

Ладно, придется продолжать занятие, тем более осталось уже минут десять. Очевидно, что сегодняшний урок все равно для нас всех безрезультатен. Я продолжила разбирать тему, хотя внутри у меня все кипело и гремело от негодования. Со звонком они с дикими воплями посрывались с мест и выбежали из класса, а я осталась одна в тишине кабинета и наконец-то спокойно вздохнула.

Первая наша встреча с четвертым классом морально пошатнула меня. Я как-то не была готова к тому, что с кем-то не смогу справиться. Они были еще совсем мелкими, но, безусловно, уже наглыми, дикими и дурно воспитанными. Это оказался очень тяжелый класс, и, пока я искала с ними точки соприкосновения, они мне никак не помогали. Но в чем была лично моя ошибка? Я не использовала самое главное правило психологии: правило кнута и пряника.

Год назад моя сестра устроилась на работу в частный лицей. Ее поставили работать в корпус, где заведующей работала Нина Вагановна Бынь, или просто Быча. Это был первый рабочий опыт моей сестры, и поэтому с каждым новым вопросом она бежала к Быче или своим сменщикам, а Быча с завидной регулярностью чихвостила ее за неопытность.

– Вы должны были изучить это, прежде чем приступить к работе, – повторяла Быча.

Инструкций и подсказок она давала мало, но зато спрашивала за каждый косяк по полной, иногда подстраивая ситуации, где сестре сначала говорили сделать одно, а на выходе оказывалось, что требовалось другое. Надо отметить, что Быча никогда не повышала на работников голос, была подчеркнуто вежлива, но именно эта нарочитая холодная вежливость в итоге и звучала обидно, как издевка. Орудием Нины Вагановны были манипуляции, психологическое давление, интриги, козни, науськивание, но никак не силовые методы и открытая конфронтация.

– Разве вы не знали, что заполнять журнал должны не вы, а старший по группе? – говорила Быча.

– У вас совсем нет понимания, как влиять на детей, Дарина Юджиновна, – говорила Быча.

– Да как же она задолбала докапываться! – с жаром стонала Даринка, каждый раз возвращаясь домой, и швыряла сумку. – Эту Бынь да по лбу бы хлобынь!

Мы все ее горячо поддерживали, ведь действительно – ну пришел к тебе новый человек, ну зачем сразу закапывать, обучи, объясни. Батя однажды даже поехал якобы «подвезти ее до лицея», а по факту познакомиться с Бынь, но когда увидел ее, смирно стоящую у ворот, только и смог сказать:

– Суровая баба. Тут я бессилен.

Так и продолжалось две или три недели: Быча старательно выискивала недочеты в работе Дарины, чем доводила ее до истерик, но заступиться за нее никто не мог – уж слишком сильно было в заведении влияние Бычи. Дарина становилась все злее и замкнутее. С работы она подумывала уволиться.

А потом однажды с утра Дарина как всегда принесла Быче ведомость присутствующих детей, а та, вместо обычной холодной колкости, заявила:

– Спасибо, Дариночка, самая первая из воспитателей принесла. Кстати, у тебя что это, помада новая? Тебе очень идет!

От неожиданности Даринка только и пролепетала «спасибо». А уже вечером она сидела за семейным ужином, довольная и румяная, и хвалилась, как Быча назвала ее «Дариночкой». А потом, отрезая кусок запечённой перепелки, задумчиво произнесла:

– Нет, вообще Нина Вагановна человек совсем не плохой. Ее тоже понять можно: жизнь непростая, работа нервная, а тут я еще от дополнительных занятий отказывалась. Нехорошо вышло.

Возможно, Нина Вагановна действительно была неплохим человеком, но в любом случае знатоком психологии она была отменным. Вот она как раз правильно понимала выражение про «кнут и пряник». Сначала человека всегда нужно кнутом угостить. Тогда и пряник слаще кажется. А задарма розданные пряники быстро теряют ценность.

Я же начала свою работу с того, что раздавала пряники направо и налево. Подсознательно мне хотелось угодить школьникам, стать для них своей. В принципе, сначала все шло как по маслу, но вот с четвертым классом у меня, что называется, нашла коса на камень. Ну ничего, значит, пора расчехлять кнуты.

Первым делом я отыскала в списке электронные адреса семей и отправила родителям каждого плохого ребенка одинаковые длинные письма о том, насколько недопустимо такое поведение в обществе и к каким последствиям оно может привести в дальнейшей жизни. В сумме я отчитала так десять человек из пятнадцати. К тому же каждый из них получил двойку за поведение в журнал.

Я еще не успела выучить их всех, поэтому, когда собралась ставить двойку борзой девчонке с первой парты, я поняла, что не знаю ее имени. Отсекая тех, кого запомнила, я добилась того, что в списке остались двое: Дружинина Дездемона и Соловьева Ира. Но как я ни билась, вспомнить, кто из них кто, у меня не получилось.

«А, будь как будет», – плюнула я и наобум отослала письмо матери Соловьевой.

Вторым моим шагом стало подключить классного руководителя. Благодаря Ариадне Каевне у меня имелся список телефонов всех классных руководителей. Я набрала нужный номер и вежливо высказала все, что думаю о сегодняшнем уроке.

– Я надеюсь, вы примете какие-то меры или хотя бы посоветуете мне, как быть?

– А что я могу поделать? Я для них не авторитет, – проныли мне в трубку. – Мой класс – худший во всей школе. Вы правы, вот такой вот я плохой классрук. Самому худшему учителю самый худший класс. И повлиять на них никак не могу. А уж какие у них родители… Мне все на них жалуются, а я ничего поделать не могу. Так что привыкайте, больше мне сказать нечего.

Тьфу! Кажется, меня через телефон залило соплями. Она, судя по голосу, молодая женщина. Но как ее, с такой чувствительностью, в школу взяли?

– Хорошо, спасибо за информацию, Александра Сатиевна! – поспешно оборвала я ее, опасаясь, что она бесконечно может продолжать свой монолог, и повесила трубку. Ох, как же я терпеть не могу истеричных барышень! Каждый раз с ними общаешься, как с больными: непонятно, что вызовет слезы, а что – бесконтрольную вспышку агрессии. Да уж, бесполезней союзника в моей битве и не придумаешь.

На следующий день все было уже по-другому. В самом начале урока я поставила их и не давала сесть, пока не наступит полная тишина. Я отметила, что некоторые из хулиганов сегодня сами были тихими и виновато прятали от меня глаза.

Когда все сели, я стальным голосом объявила:

– Сейчас все, начиная с первой парты, по одному подойдут к моему столу и сложат на него свои телефоны.

Они возмущенно зашептались. Пара человек вынесли мне телефоны, остальные не спешили покидать места.

– Хорошо, – промурлыкала я спокойно. – Давайте подождем. Я не начну урок, пока каждый не сдаст мне телефон, а все, что мы не успеем пройти и сделать в классе, вы будете делать дома.

Неохотно, строя траурные мины, они стали по одному подходить ко мне. Куча техники на моем столе значительно выросла. Но число телефонов все равно не совпадало с числом учеников.

– Егор Халявьев. Дима Халявьев. Жду только вас.

– Так у нас, это… нет телефонов… – озадаченно сказал Дима. Егор сидел и хлопал глазами.

– За дуру меня держите?

– Анастасия Юджиновна, это правда, – робко вступились сидящие рядом одноклассники. – Им мама не дает с собой телефоны.

Вдох – выдох. Вдо-о-ох – выдох.

– Хорошо, но давайте договоримся так: увижу у вас в руках телефоны – и забирать их уже будете не у меня, а у директора.

– Халявьевы – маменькины сынки, – попытался пошутить какой-то узкоглазый парень. Плоско и тупо, но все равно кто-то хихикнул.

Я молча подошла к его парте и со всей силы хлопнула ладонью по столу. Он подпрыгнул, и глаза его округлились.

– Говорить в классе можно только после поднятия руки.

В наступившей тишине слова будто продребезжали. Я неспешно вернулась к своему столу и взяла в руки учебник.

– Итак, на прошлом уроке мы проходили тему Past Simple. Я так поняла, вам вчера все было понятно, поэтому сегодня давайте закреплять материал упражнениями. Вопросы?..

Какая-то аккуратно причесанная девочка уже несколько минут держала руку, но я ее только заметила. Когда она начала говорить, я отметила, что голос у нее взрослый и выразительный.

– Анастасия Юджиновна, – тихо начала она. – А за что вы мне вчера два поставили?

Пока она говорила, ее глаза испуганно бегали по мне.

Факинг шит.

– Видимо, я ошиблась, – я сама смутилась от этой несправедливой ситуации. Еще ведь и родителям ее написала! – Не волнуйся, Ирина, я ее уберу.

Ира улыбнулась.

Дездемона сидела прямо перед ней. Такая же наглая и уверенная, как и вчера. Сидела и улыбалась мне.

Я подошла к ее парте.

– Дездемона, ты же понимаешь, что эта двойка предназначалась тебе. Получается, за вчерашний кавардак ты единственная ничего не получила. Но запомни, я легко могу это исправить.

Мне казалось, я не с ребенком разговариваю, а с развязной самоуверенной девкой со двора, которой палец в рот не клади, поэтому я старалась сохранять максимально угрожающий вид. Кажется, подействовало. Во всяком случае улыбка ее пропала.

Весь урок я держалась, словно старый мафиози. Возможно, из-за этого урок в итоге прошел хорошо и я даже успела больше, чем задумывала. Пару раз мне все равно приходилось делать замечания. Один раз Дездемоне, за то, что чересчур громко болтала со своей подружкой, Алиной Кураж. Я попыталась их рассадить.

– Не надо нас рассаживать, – испуганно пролепетала Алина, а глаза ее сделались жалобные-жалобные, как у кота из «Шрека». Дездемона начала открывать рот, и я резко поняла, что она не сдастся и не отсядет от Алины. Я могла бы ввязаться с ней в долгую словесную перепалку, в которой еще неизвестно, кто выиграл бы, и точно растерять весь авторитет перед классом. Но вместо этого я подошла к ней вплотную и пригрозила пальцем.

– Последнее китайское предупреждение. Еще раз – и пеняйте на себя, договорились?

Дездемона посерьезнела и уверенно кивнула. Видимо, поняла, что я с ней шутить не намерена.

До конца урока я рассадила еще одну пару мальчиков, а Дездемона с Алиной сидели тихо как мыши. Хорошо, что у четвертого класса только два моих урока в неделю! Отмучился быстро – и до конца недели можно о них и не думать. Работать с ними действительно было сложно. Сложно затыкать их, сложно заставлять что-то запоминать. С Дездемоной на самом деле все оказалось не так уж плохо. С ней можно было найти общий язык, и впоследствии я это и сделала. Дерзкая девчонка, но еще не успела ссучиться.

В конце дня у входа меня перехватила какая-то высокая женщина.

– Добрый день, я мама Иры Соловьевой, – дружелюбно объяснила она, придерживая меня за локоть. – Хотела у вас узнать, что она такое вчера вытворяла? Я с ней вчера беседу провела, спрашиваю ее «за что двойка?», а она молчит, объяснить ничего не может. Что, урок срывала, да? Стоит ее выпороть?

Я посмотрела на ее сильные руки и сглотнула слюну.

– Вы знаете, – начала я, попутно пятясь от нее к выходу. – Произошла ошибка. Я тут человек новый, еще не всех запомнила. Всякое бывает. Но вы не волнуйтесь, я у Иры из журнала эту двойку уберу. Вы ее только не ругайте.

И с этими словами я спешно выскочила из школы и направилась к поджидавшему меня такси, а то мало ли что.

Глава 9

Каждый раз, как устроишь неожиданные репрессии, на следующий день все ведут себя тише воды, ниже травы. Вчера в порыве плохого настроения я понаставила шестиклассникам кучу плохих оценок и замечаний, и сегодня они, притихшие, ждали своей участи.

Я села за стол, надела очки и открыла журнал. Шестиклассники молча с опаской поглядывали на меня.

– Так, на сегодня вам было задано учить слова, – сверилась я с журналом. – И у вас как раз много кому нужно исправлять оценки.

Я подняла голову и окинула взглядом аудиторию.

– Ну, кто готов ответить первым?

Все молчали.

– Порепко, может быть, ты?

Порепко побледнел и вжался в стул. Остальные все так же молчали.

– Ладно тебе, это же не больно, – попыталась успокоить его я, мысленно бесясь на саму себя за то, что так их запугала.

«Факинг шит, Вареньева, из них же теперь слова клещами не вытащишь», – недовольно пыхтела я про себя, параллельно осматривая класс. Почти все ученики боязливо прятали взгляд, кто-то суетливо листал учебник, кто-то нырнул под парту за колпачком от ручки. И вдруг…

– Анастасия Юджиновна, а можно я отвечу? – послышалось с задней парты.

Я повернула голову в сторону говорящего и столкнулась взглядами с Энькиным.

Он все еще бесил меня после первого дня нашего знакомства. Я была уверена, что этот гиперактивный засранец еще принесет мне проблем. Не люблю я шумных детей.

– Что ж, Костя, прошу к доске. Надеюсь, ты помнишь, что учить надо было не только произношение, но и написание?

Он утвердительно кивнул и уверенно прошел к доске.

– Нифига себе Энек отчаянный, – ошеломленно прошептал кто-то с соседнего ряда.

Энькин молча подошел к доске, взял в руки мел и с уважением посмотрел на меня.

– Что ж, давай начнем. Напиши мне по-английски слово «аптека»…

Я называла слова из списка, а Энькин безукоризненно правильно записывал их ровным почерком, после чего разворачивался ко мне и молча устремлял на меня большие карие глаза. Сама не заметив, как, я назвала ему все слова по теме, и ни в одном он ни сделал ошибки. На последнем словосочетании он немножко запнулся, остановился и перевел озадаченный взгляд на меня. Я улыбнулась и еле заметно кивнула ему, показывая, что он все делает правильно, после чего он так же резво продолжил записывать.

Когда вся доска была исписана правильными английскими словами, а Энькин стоял рядом, скромно опустив глаза, я, наконец, сказала:

– Что ж, достаточно.

Я открыла журнал, поставила оценку и снова посмотрела на Энькина.

– Молодец, Энькин, хорошо подготовился к уроку, садись. Видно, что занимался. Всем бы поучиться у Энькина! – не в силах сдержать восторга, выпалила я.

Круглые щеки Энькина порозовели, как клубничный сорбет.

– Да, только я не учил ничего, наугад ответил, – буркнул он и пошел к своему месту, разглядывая свои кроссовки и краснея еще больше.

И вот тут я поняла, что Энькин был хоть и совсем маленьким, но мужиком. А мужиков, как, пожалуй, и подростков, не стоит сильно активно захваливать. Они этого боятся и стесняются. Умеренная похвала вызывает гордость и желание ей соответствовать. Чрезмерная похвала вызывает неловкость и желание возразить, показать, что ты не такой уж и паинька.

Этот урок я усвоила. Но так как Энькин все равно отвечал идеально, заслуженную пятерку в журнал я ему поставила.

Остальные ребята, кажется, вдохновились примером Энькина. Они начали робко поднимать руки и отвечать. Даже Порепко вызвался к доске, помямлил там минут пять и, получив причитавшуюся ему тройку, сел на место. От Энькина на том уроке проблем не было. Он постоянно поднимал руку, даже если я еще не до конца произнесла задание, все время старался высказаться и заметно расстраивался, если я его не спрашивала.

После урока в шестом классе у меня шел немецкий с одиннадцатиклассниками, а перед этим – большое окно, поэтому мной было принято решение отправиться в канцелярский магазин за всякой мелочевкой, которой мне не хватало. И конечно, время я снова рассчитала неправильно! В том дурацком районе ближайшая канцелярка находится не пойми где. А еще эти абсолютно одинаковые дома, выстроенные ровными рядами… Короче, я заплутала и, пока искала дорогу до магазина и обратно, умудрилась все-таки опоздать. Когда я вернулась, у входа в здание меня перехватила Маргарита Александровна. Завидев ее, я морально настроилась на выговор и поспешно выплюнула жвачку.

– Вот вы где, Анастасия Юджиновна! Пойдемте, я покажу вам кабинет немецкого и познакомлю вас с 11 «А».

Вдвоем с Маргаритой Александровной мы блуждали по зигзагам корпуса. Надо сказать, что здание наше так сконструировано, что от центрального холла отходят четыре «рукава», каждые два из которых абсолютно идентичны друг другу. Лестницы находятся сбоку, в самых неприметных местах, а номера кабинетов на верхних этажах перепутаны, поэтому, чтобы найти нужный класс, нужно попотеть. Но Маргарита Александровна на удивление быстрым шагом огибала углы коридоров, пересекала лестницы, а я едва поспевала за ней.

Наконец мы вошли в один из классов, и я смогла перевести дыхание. В классе уже находились пятеро ребят. Они сидели за задними партами и негромко о чем-то переговаривались, но, завидев нас, быстро поднялись и вышли вперед.

– Вот, Анастасия Юджиновна, это 11 «А». Точнее, его малая часть, – представила их мне Маргарита Александровна. – А это – ваша новая учительница, Анастасия Юджиновна. Уроки у вас будут два раза в неделю. По расписанию должны быть три. Можем поставить вам восьмой урок во вторник…

Пацаны округлили глаза.

– … или можем сделать третий урок дистанционно, если вы не будете возражать.

– Не надо восьмого урока, Маргарита Александровна, – тихо взмолился парень в толстовке Pull and Bear. – Мы лучше дистанционно все задания будем делать, честно.

Стоящие рядом с ним две девочки хитро заулыбались и закивали.

– Я тоже почему-то так и подумала. Анастасия Юджиновна, надеюсь, вы дальше сами разберетесь, – Маргарита Александровна поправила челку и вышла из класса, цокая каблуками.

Одиннадцатиклассники выглядели очень взрослыми. Трое парней были ощутимо выше меня, девочки – одного со мной роста. У двоих из парней я заметила на подбородках небольшую щетину.

Я подошла к столу, села за него и достала свой журнальчик. Ребята все так же стояли.

– Да вы садитесь, чего вы… – растерянно пробормотала я. Синхронно, будто в армии, они опустились на места. Я чувствовала, что у меня пересохло в горле от волнения.

– Итак, как уже сказали, меня зовут Анастасия Юджиновна и я буду вести у вас немецкий язык вместо Игоря Сергеевича. Сразу хочу вас предупредить: я по образованию переводчик, а не учитель, и с немецким работала очень давно, поэтому некоторые вещи могла забыть. Так что, если я буду делать ошибки, не обижайтесь.

– Не волнуйтесь. Мы вообще немецкий не знаем, – добродушно сказал с места самый красивый из парней: подкачанный, с выразительными глазами и длинными ресницами. Он улыбался, и остальные так же с пониманием заулыбались.

– Кажется, мы найдем с вами общий язык. Кто может рассказать мне, как все было при Игоре Сергеевиче? По каким учебникам вы занимались?

Девочки достали учебники и ввели меня в курс дела. Я все еще неуверенно теребила журнал в руках.

– Можно попросить вас начать с повторения? – попросил пацан в Pull and Bear’е. – Я ничего с прошлой четверти не помню.

– Конечно, повторим. Только у меня в списке вас гораздо больше, – растерянно заметила я.

– У вас, наверное, список всего класса, – вмешался красивый пацан. – А почти весь класс учит английский. Немецкий только у нас пятерых.

– Оу, – выдохнула я. С пятью работать все-таки попроще, чем с тридцатью. – Тогда давайте я составлю новый список.

Девчонок звали Маша Хови и Дарина Степанова. Они выглядели практически одинаково, даже в плане одежды, и все время держались вместе. За все время работы я никогда не видела их по отдельности. Кажется, они даже болели одновременно, словно единый организм. Красивого пацана звали Байн Джонни. Он был очень высоким и мускулистым, что вообще-то объяснялось тем, что Байн был главным спортсменом и гордостью школы. К тому же Байна назначили старостой класса, и он решал все организационные вопросы, участвовал во всех школьных мероприятиях и всегда готов был всем помочь.

Парня с нарочито небрежной прической, в толстовке Pull and Bear и очках, звали Игорь Даликов. Он больше всех любил поболтать и всегда носил в кармане электронную сигарету. Обычно от парней в очках ждут послушания и хорошей учебы. Так вот Даликов был совсем не такой. Но злостным хулиганом его тоже нельзя было назвать. Он был открытым, понимающим, веселым парнем, с хорошим чувством юмора, но учеба его перекатывалась с двойки на тройку. И наконец последнего, скромного парня, звали Вениамин Богословов. Внешность у него была не слишком примечательной или симпатичной, говорил он мало и вообще почти никак не обращал на себя внимания. Богословов особенно дружил с Даликовым и все время старался держаться поближе к своему уверенному товарищу.

Вообще мне повезло с ними. Джонни был главным достоянием школы во всех сферах. Хови и Степанова шли на золотую медаль, а Степанова еще и выигрывала спортивные олимпиады уже два года подряд. А Даликов и Богословов… Ну, они были просто Даликов и Богословов.

Я украдкой посмотрела на циферблат на телефоне. До конца урока оставалось всего пятнадцать минут.

– Что ж, – я скрестила руки на столе. – Учебника у меня с собой сегодня нет, и, по правде говоря, к уроку вашему я совсем не подготовилась. Поэтому, может, на этом сегодня разойдемся по домам?

– Ничего не имеем против! – просиял Джонни.

Ребята начали тихо поднимать стулья.

Собрав вещи в сумку, Даликов подошел ко мне.

– Анастасия Юджиновна, сходить вам в библиотеку за учебником? – негромко спросил он.

– Да, Анастасия Юджиновна, мы бы как раз сейчас сбегали! – встрял Джонни.

Мне повезло с этими ребятами.

– Спасибо, не надо, – улыбнулась я. Даликов порозовел и неуверенно улыбнулся в ответ.

Все вместе мы вышли из класса, обменялись на всякий случай номерами телефонов, распрощались и разошлись в разные стороны. Мне было легко с этими ребятами. Как будто в компании старых друзей.

По первой же увиденной лестнице я спустилась вниз и подошла к блоку охраны. Сегодня дежурил дядя Олег. Я работала в школе недолго, но уже успела запомнить всех охранников и почти со всеми из них подружиться. Все-таки от таких маленьких людей много что зависит на работе, поэтому дружба с ними никогда не будет лишней.

– Дядя Олег, а столовая еще открыта? – приветливо окликнула я его.

Дядя Олег сосредоточенно нахмурил седые брови.

– Так там уже ушли все… Подожди, я сейчас, – спешно добавил он, заметив, как изменилось мое лицо, и скрылся в своей каморке. Вернулся он с пакетиком пирожков в руках.

– На вот, возьми! Это я себе сегодня купил в палатке, вот здесь, рядом. С картошкой. Не обед, но хоть какой-то тебе перекус. Угощайся!

Да, вот такие вот дела. Еще месяц назад меня угощали лобстерами в ресторане в Праге, а сегодня угощают пирожками из палатки. Но главное ведь не подарок, а кто его дарит, и чтобы шел он от чистого сердца. И эти остывшие пирожки, купленные на нищенскую зарплату охранника, были сейчас прекрасней самых изысканных блюд.

Я взяла пакетик из его протянутой морщинистой руки и от всей души произнесла:

– Спасибо Вам, дядя Олег!

Он по-старчески добродушно улыбнулся во все свои двадцать восемь зубов.

Глава 10

Постепенно со временем работы в школе стали появляться у меня свои любимцы. Хотя, наверное, «любимцы» здесь не совсем подходящее слово. Некоторые ребята стали мне ближе, чем остальные, с ними мне легче было ладить и приятней взаимодействовать.

Во-первых, это, конечно же, были Сева и Антон из девятого. Я никак не могла перестать поражаться их дружелюбию, эрудированности и безукоризненным манерам. Помните, раньше самыми крутыми мальчишками в классе считались плохиши и бэдбои? В этом классе все было наоборот. Антон и Сева своим примером тянули весь класс и задавали какое-то общее дружелюбное настроение. В их классе никто никого не травил, все помогали друг другу, и в принципе приветствовалось вежливое, адекватное поведение.

К тому же Антон действительно интересовался английским. На уроке он часто задавал необычные вопросы, а во внеурочное время подходил ко мне с книгами на английском и просил помочь перевести заковыристый отрывок. В общем, на их примере я не могла нарадоваться на подрастающее поколение.

В шестом классе с первого же дня отметилась тихая и интересная девочка Аня Каренина. В ее внешности не было ничего необычного, одевалась она неброско, но какая глубина мыслей и чувств раскрывалась в ней, если поближе с ней пообщаться! Развивалась она однозначно быстрее своих сверстников. Она помогала мне решать организационные вопросы, всегда впитывала всю даваемую мной информацию на уроках, а на переменках могла принести мне сладостей или фруктов, и мы вместе начинали обсуждать любимые книги или сериалы. Вкус в книгах и сериалах у нее тоже был недетский. Ей нравилось, когда в сюжете затрагивались актуальные глобальные проблемы, и на каждый вопрос у нее имелось собственное, аргументированное и обдуманное мнение.

Был в том же 6 «Г» еще один яркий мальчишка – Костя Энькин. Этот пухлый коротышка обладал природным обаянием и некоторым даром убеждения, из-за чего одноклассники часто повторяли все за ним. В первый день нашего знакомства Энькин мне жутко не понравился. Он постоянно выкрикивал с задней парты свои ответы, перебивая остальных, как будто я должна вести урок с ним одним. Всеми возможными способами он привлекал мое внимание, и я постоянно отвлекалась на него, а когда не выдерживала и просила его помолчать, он вытягивал шею и не сводил с меня глаз.

В первый же день я написала в его электронном дневнике: «Знания у тебя, может, и хорошие, но поведение все перекрывает». Я знала, что в этом возрасте обычно сами дети, а не родители проверяют дневники, и он обязательно увидит мое послание. И на следующий урок Энькин пришел очень нарядный и подозрительно тихий. Он поздоровался, сел к себе за заднюю парту и принялся внимательно следить за мной.

Когда прозвенел звонок и дети начали с гамом рассаживаться по местам, а я думала, как их поскорее успокоить, Энькин вдруг рявкнул на них, да так, как я бы и не смогла. В классе тут же воцарилась тишина, а Энькин повернулся ко мне и, добродушно улыбаясь, сказал:

– Продолжайте, Анастасия Юджиновна.

Я не самый опытный преподаватель иностранных языков. Но я опытна в общении с людьми, и мужскую симпатию могу отличить даже в таком ее самом наивном и бескорыстном виде. Так уж вышло, что я стала первой влюбленностью Энькина, а он – моим самым мелким поклонником. Я знала, как заставить всех мужчин в здании смотреть только на меня; знала, как обольстить мужчину в короткие сроки. Но все равно нельзя было сказать, что я понимала, как работает мозг влюбленного мужчины. И особенно как работает мозг влюбленного одиннадцатилетнего мальчишки, впервые столкнувшегося с незнакомыми ему чувствами, страдающего от постоянного дефицита внимания и не знающим, что именно ему делать, чтобы это внимание заполучить. Общение с Энькиным впоследствии стало для меня бесценным опытом. Ведь детские чувства – такая хрупкая штука, добродушие может быть неоднозначно расценено, а строгость несет в себе риск наградить комплексами и загнать до конца жизни в скорлупу самокопания и в постоянные клиенты психиатра. У детей и подростков каждое слово, каждый жест умножаются на два. Так что сами думайте, какую силу несут ваши действия.

По непонятным мне причинам с первого же дня я была покорена еще одним школьником: Женей Гротовым из 2 «Г». Причины действительно были необъяснимы: Гротов знаниями не блистал и особого интереса к учебе не проявлял, в отличие от того же Рэя Покровских, баловался на уроках и нередко задирал одноклассниц. Остальные учителя его, прямо говоря, не жаловали. Гротов был смышленым парнем, но, видимо, из-за недостатка желания и усердия никогда не учился на хорошие оценки. У него были очень красивые черты лица, точеные и немножко восточные, густые красивые волосы и глубокие карие глаза. Поговаривали, его папка какой-то араб.

Хотя, пожалуй, я понимаю, чем меня зацепил Женя. Это был яркий пример той самой природной харизмы. Он был абсолютно уверен в себе. Не могли его задеть ни взрослые, ни одноклассники, ни полоумная уборщица тетя Бэк. Однажды на переменке я стала свидетелем того, как он лихо влетел в массовую драку старшеклассников. Этот гусёнок Женька был им по пояс, ребята в недоумении вытесняли его, а он встряхивал головой и все равно рвался в бой, как настоящий тигр.

Но в отношениях с одноклассниками он скорее был дурашливым, чем агрессивным. Для ребенка он обладал потрясающим чувством юмора и очень богатой мимикой, а в чрезвычайных ситуациях, пока остальные ждали указки от кого-нибудь из взрослых, он быстро адаптировался и принимал решения сам и даже начинал командовать остальными. Ну как на такого можно было сердиться?

Но, конечно же, там, где есть любимцы, появляются и настоящие фрики. Не надо далеко ходить за примером: старшеклассница Лена Бай. Эта полная неряшливая девочка просто проспала за партой весь мой первый урок. Когда прозвенел звонок, она поднялась с парты, осоловело осмотрела класс и нарочито фамильярно спросила:

– Простите, как вас? Анастасия…?

– Юджиновна.

– Анастасия Юджиновна. Мне в общем понравился ваш урок, буду на них ходить.

Я скрипнула зубами и решила не обращать на нее внимания. Но дальше больше. Лена Бай стала подбегать ко мне в коридоре, чтобы поздороваться и непременно дать мне «пятюню», и приходить в мой кабинет поболтать. На эту странную девочку не действовало то вежливое безразличие, которое коробит взрослых людей. Да даже если я, уже забыв про вежливость, разворачивалась и уходила посреди ее рассказа, она просто направлялась за мной и продолжала трещать без умолку. Какого-то лешего она решила, что мы с ней подруги.

Подруг в классе у нее не было. Частенько я видела, как она ошивается у третьих классов и играет с ними. Вот бы она скорее нашла себе хоть каких-нибудь друзей-ровесников!

– У меня в третьем классе братик учится, так он шарахается от нее каждую перемену, – сказала мне как-то про нее наша самая красивая и молодая – после меня – учительница Барб. В этот момент Бай с диким ором пронеслась мимо нас в кабинет.

Чем-то она даже пугала меня. Она вся была какая-то резкая, шумная и неадекватная. А еще, если уж она настигала меня, то отцепиться от нее было чертовски сложно. Поэтому вскоре я уже знала все про ее подружек-третьеклашек, про ее работу по выходным, про то, как проходит ее утро, день и вечер, про ее парня-отелло. Только не ясно, фор уот мне вообще сдалась эта информация.

Глава 11

В понедельник 18 февраля симпатичный физрук пришел ко мне знакомиться.

До этого все наше с ним взаимодействие заключалось только в оценивающих переглядках.

Пару раз он пытался заговорить со мной. В первом случае окликнул меня после собрания, чтобы узнать, как дела у его класса, но я шагала вся в своих мыслях и, получается, просто проигнорировала его. В другой раз я шла по коридору, а он мне навстречу. Завидев меня, он заулыбался и явно намеревался что-то сказать, но тут, еще не доходя до него, я увидела между нами бормочущую саму с собой Лену Бай, и, пока она меня не заметила, я быстро юркнула в другую сторону на лестницу, опять его проигнорировав. И в понедельник, когда у меня выдалось окно и я собиралась пойти пообедать в столовую, он пришел в мой кабинет с колой, шоколадкой и добродушной улыбкой.

– Будем знакомы, Хелл Владимир Давидович, – озорно улыбнулся он и протянул мне руку.

– Вареньева Анастасия Юджиновна, – протянула я ему в ответ свою.

Мы официозно обменялись рукопожатием, улыбаясь при этом, как два придурка. Фак, я чувствовала, что робею перед ним, как школьница, но все равно рядом с ним было комфортно. Продолжая улыбаться, он нервно почесал затылок, скрестил руки и, не зная, куда их деть дальше, почесал затылок еще раз. Он что, тоже волнуется?

– Я тут, кстати, тебе принес, угощайся. Ты же любишь шоколад?

Терпеть, блин, не могу. Еще и горький, противный Бабаевский!

Но я сказала ему:

– Конечно, очень люблю! Да ты присаживайся!

Все мое окно, пятьдесят минут, мы проболтали с физруком в моем кабинете. Я старалась выведать о нем как можно больше. Итак, ему было 24 года, он телец по гороскопу, жил в соседнем городе и ездил на Форде Мондео, всю сознательную жизнь только и делал, что играл в футбол, и это, пожалуй, было единственным, в чем он преуспел, поэтому ничем другим он особо и не интересовался. Окончил физкультурный факультет плохонького педа, где получал всевозможные поблажки за то, что был капитаном университетской футбольной команды, отслужил срочную службу в армии, а после армии, прогуляв и пробухав пару месяцев, не придумал ничего лучше, чем пойти работать по специальности. Вообще он мечтал работать в Москве. Ему, как и многим жителям небольших городов, казалось, что это какой-то заоблачный потолок – Москва. Но ему нечего было предложить белокаменной, кроме своего диплома педа и годов, проведенных в беге за мячом. А московские школы не испытывали нужды в обычных физруках. Этим летом он разослал свое резюме, куда только мог, но что-то никто не откликался. Поэтому днями он играл в футбол в любительском клубе города, а по вечерам рубился в тот же футбол на приставке или пил пиво с друзьями.

Храпов позвонил ему в середине августа. В час ночи, как раз после одной такой попойки. Когда посреди ночи мужик с незнакомого номера заявил, что желает поговорить с Владимиром Давидовичем Хеллом, еще не протрезвевший и злой физрук рявкнул в трубку:

– Я – Владимир Давидович, а вот ты что за чертила?!

– А я – Александр Михайлович Храпов, директор школы, – невозмутимо ответил Храпов. – Жду вас завтра в 10 часов на собеседование, – и повесил трубку.

Физрук немножко офигел, но на следующее утро, в чистых спортивках и с едва уловимым запахом перегара, появился у директора в кабинете. Директор предложил ему стул. Физрук сел. Директор скрестил руки и испытующе смотрел на физрука. Физрук в ответ так же молча уставился на него.

Они сидели так друг напротив друга где-то минут сорок. У самого физрука еще болела голова с похмелья, поэтому что-то говорить первым ему было лень. Директор начинать беседу тоже не спешил.

– Что ж, Владимир Давидович, человек вы, я вижу, серьезный, а мне такие как раз и нужны. Беру вас на работу, – наконец почтительно изрек Александр Михайлович. Физрук от неожиданности икнул, но что говорить в таких случаях, он не знал, поэтому продолжил сурово молчать.

– Давайте ваши документы, – серьезно продолжил директор.

Физрук выложил на стол все, что принес с собой. Директор обратил внимание только на вкладыш из диплома с оценками, взял его в руки и принялся изучать.

– Так, а почему у вас тройки? Вот, по философии?

– Потому что я, блин, физрук, а не философ.

– Логично.

Директор отложил документы и с тихим уважением посмотрел на физрука.

– Вы приняты. Идите, оформляйтесь.

– Че, к той бабе в приемной?

– Нет, это моя секретарша. А оформляться нужно в отделе кадров, – уже менее уважительно сказал директор.

Так Хелл оказался в нашей школе. В первый же год работы ему навесили кучу часов, да еще и классное руководство в 9 «В».

Честно говоря, физрук не отличался особым умом или сообразительностью, но он принес с собой много привычек из армии, в том числе приверженность дисциплине, и поэтому быстро вымуштровал свой класс так, что они могли в считанные секунды построиться, четко пройти строем по плацу перед школой и встать по стойке «смирно» по одной его команде. Его класс стал самым дисциплинированным в школе.

– Кстати, че там мои, не тупят на уроках? – поинтересовался он, сидя на одной из парт и болтая ногой. Он доверительно улыбался и постоянно смотрел мне в глаза. Раздражающая привычка у тех, кто нам неприятен, но очень умиляющая, если так делает кто-то, нам симпатичный.

– Нет, что ты! Наоборот, хотела сказать, что они мой самый любимый класс!

– Ну да, у тебя же в группе все самые умные. Я специально отбирал. Тимофеев, Дыркин…

– Так, значит, я должна тебя поблагодарить?

Физрук вдруг как-то смутился и спешно отвел глаза.

– Да я же не для тебя старался… Это еще Игорек попросил.

Ну вот, опять начинается.

– А вы были дружны с ним? С этим Игорем?

– Ну да, он норм пацан, – ответил физрук. – Недавно вот заходил сюда. Он, жучара, в Москву устроился. Получил первую зарплату – 60 тысяч, – он вздохнул, стараясь скрыть явную зависть. – Я бы от такого тоже не отказался…

Когда он вздыхал, черная футболка натягивалась на его широком торсе, подчеркивая каждую мощную мышцу. Я изо всех сил старалась не пялиться туда. С показным равнодушием я поправила воротник рубашки и выгнула спину, так, чтобы грудь казалась больше.

– Кстати, как ты проводишь свободное время? Как относишься к ночным клубам?

– Вообще-то положительно. Люблю иногда выбраться с друзьями, развеяться, и не вижу в этом ничего зазорного.

– Круто, я тоже! На прошлой неделе как раз ездили с друзьями в Москву, в Crazy Daisy. Бывала там когда-нибудь? Там кайфово и по выходным девчонкам бесплатное пиво.

– Эм, нет… Я в прошлые выхи была в Soho Rooms…

– Там какой-то вход по фришкам был?

– Да нет, мы просто часто там зависаем…

– Оу… Ну, ясно…

Его прозрачные глаза вдруг озорно блеснули.

– Наверное, твой муж с ума сходит, когда ты ездишь по клубам?

Вот оно! Игра началась! Но, чтобы она продолжалась, в начале необходимо следовать правилам.

– У меня нет мужа, – непринужденно бросила я.

– Ничего себе! Значит, у свободных молодых мужчин, которые знакомятся с тобой, есть шанс?

Я скользнула взглядом по его шее и кадыку.

– Возможно.

Хелл замолчал, довольно ухмыляясь, как кот, приметивший добычу. Для него началась охота. И плевать, что я уже пару недель пялюсь на него и регулярно стараюсь пройти мимо спортивного зала в мини-юбке и на шпильках. Ему хочется думать, что охотник здесь он, а мне не сложно ему подыграть.

Хелл взглянул на часы.

– Кажется, скоро звонок. У меня сейчас еще будет урок в шестом.

– А у меня – в одиннадцатом.

– Ну, тогда я пошел, – смущенно улыбнулся он. – Ты заходи ко мне, если что.

Я одобрительно кивнула.

Уже около дверей он снова обернулся и неловко помахал рукой.

Когда он скрылся, я еще какое-то время смотрела туда, где только что маячила его удаляющаяся фигура. Потом перевела взгляд на циферблат часов. Без пяти два. Время обеда уже закончилось, и вряд ли Ксения Юриковна еще осталась на работе, чтобы покормить меня. Но черт, у Хелла такая аппетитная задница, что ради этого и обед пропустить было не жалко.

Глава 12

После уроков я просто шла в столовую и размышляла, что можно взять на обед: майонезную пиццу или пюре с рыбной котлетой, когда со стороны пожарной лестницы распахнулась дверь и оттуда гурьбой выкатились четвероклассники. Обгоняя друг друга, они шумно смеялись. Вася Танфой, мелькавший среди них, завидев меня, резко остановился.

– Анастасия Юджиновна, а вы слышали, что вчера случилось с женщиной с продленки?

Его узенькие глаза лучились от радости, растопляя сердца всех, кого он встречал на пути. Его друзья, заметив, что он отстал, тоже остановились и с любопытством и нетерпением поглядывали то на него, то на меня.

– С какой-такой женщиной?

– Ну с той сумасшедшей женщиной с продленки, которая еще детей бьет. Ее вчера менты повязали.

Кажется, я поняла, о ком речь. В нашей школе работала воспитательница продленки, Мальцева, и слава за ней закрепилась действительно нелестная. Коллектив со смехом и пренебрежением обсуждал все ее выходки, но в то же время со мной, как с человеком новым, Мальцева еще пыталась подружиться. Ее регулярные неумелые попытки завязать разговор, пристальные взгляды на меня издалека на улице. Однажды я засиделась на работе: на Netflix вышли новые серии моего любимого сериала, а в школе имелся прекрасный интернет и мой персональный ноут. Вообще я уже собиралась домой, но заскочила в столовку попить водички. Группа продленки уже собралась там, дети полдничали. Ксении Юриковны на месте не было, и я устало присела за ближайший стол.

– Добрый вечер! Покушать зашли, Анастасия Юджиновна? – излишне приветливо защебетала откуда ни возьмись взявшаяся рядом со мной Мальцева, так что я аж дернулась от неожиданности. И, не дожидаясь моего ответа, она закинула в рот два бутерброда с маслом.