Pulsion de mort в пустой комнате

Pulsion de Mort, или ключ от комнаты с другим воздухом

Говорят, аварии – это пунктирный пунктир, которым Судьба подчеркивает особо важные места в тексте нашей жизни. Его личный текст после того дня оказался испещрен ими вдоль и поперек. Мир перевернулся в медленном, почти элегантном пируэте – не грубым падением, а скорее сменой декораций, где главную роль играли сверкающие осколки и скрежет металла, звучавший как диссонирующий аккорд в симфонии обыденности.

И первой мыслью был не страх. Не мысль вовсе. Чистый, незамутненный сигнал, пойманный на частоте, обычно заглушаемой шумом бытия. «Женись. Оставь потомство». Звучало это не как совет, а как команда с пульта, потерянного кем-то между измерением Ехо и Сумрака. Если бы не ремень, пристегнутый за десять минут до этого по необъяснимой прихоти – словно палец неведомой руки ткнул в кнопку на панели реальности – его история закончилась бы на этой странице. Он подчинился. Выбор был пальцем в небо, в первую же женщину, чье имя всплыло в опустошенном, выгоревшем сознании, как обломок корабля после шторма.

Их сына он любил тихой, отстраненной любовью смотрителя аквариума, наблюдающего за рыбкой через толстое, звуконепроницаемое стекло. С женой не сложилось с первого акта, но они исполняли роли с механической точностью, как два андроида в давно надоевшей, но почему-то все еще идущей пьесе.

А потом, ровно через семь лет – магическое число, не правда ли? – он встретил Её. Она была любовницей крупного бизнесмена, нелюбимая дочь матери – два одиночества, узнавшие друг в друге родственную частоту статического шума вселенной. Они говорили мало. В основном молчали, слушая, как трещит по швам тишина вокруг, обнажая каркас мироздания. В этом молчании было больше смысла, чем во всех словах, сказанных ему за предыдущую жизнь. Это было похоже на возвращение в комнату, которой в твоем доме никогда не было, но чей ключ ты всегда носишь в кармане.

Последовал болезненный, шумный развод. Его маленький бизнес, нежный росток, не пережил урагана. Он остался ни с чем, с чувством вины, что въелось под кожу, как старая, невыводимая магическая формула, и с грудой долгов, пахнувших остывшим пеплом сожженных мостов.