Фара

ГЛАВА 1. Счастье

Великолепное утро. Один из тех прекрасных весенних дней – безоблачный и безветренный, насыщенный ароматами и звуками тихого, сонного леса. Тонкой дымкой стелился ночной туман, еще не успевший растаять после прохлады, мягко ложившийся в ложбинах у проселков и оврагов. Ярко-алый рассвет лишь коснулся верхушек вековых сосен, покачивающихся на слабом ветерке, но тени уже неумолимо отступали вглубь чащи. Сверчки допевали свои утренние трели, цветы готовились распуститься, а птицы оглашали перебранками новый день. Пчелы вовсю летали над цветочным ковром, стелющимся по долине, обитатели леса и полей просыпались от дремы.

Салем проснулся рано – слишком рано даже для него. Взглянул на часы, прищурившись от слабого света: «Четыре утра! И чего меня подняло в такую рань?!» С недовольным стоном он перевернулся на спину, уткнувшись взглядом в потолок палатки, сквозь край брезента уже пробивались тонкие лучи солнца. Салем отвернулся, натянул спальник повыше, стараясь продлить объятия сна, но сон бежал. Полежав еще пару минут, бормоча проклятия то ли природе, то ли богам, он выбрался из теплого кокона и потянулся, костяшки хрустнули. Подошел к дереву, снял бутылку свежего березового сока. Открутив крышку, сделал долгий глоток. Прохладная влага смочила пересохшие за ночь губы и хлынула внутрь, оживляя иссушенное тело. Мурашки пробежали по коже, разум прояснялся. Осушив бутылку наполовину, Салем вдохнул полной грудью влажный прохладный воздух и медленно выдохнул, наблюдая, как пар от его дыхания тает в утренней прохладе. Несколько секунд он стоял молча, вслушиваясь в голос леса, потом с трудом открыл слипающиеся глаза и побрел к умывальнику. Завершив утренний ритуал, подбросил в тлеющие угли дровишек и сырых веток, прогоняя комаров едким дымком, и принялся за завтрак. Завтрак был для Салема главным приемом пищи. Съев омлет с помидорами и базиликом, он уже потянулся к теплой палатке, как вдруг слева послышался резкий шорох – сухой лист? ветка? Вмиг сон как рукой сняло. Рефлекторно, одним плавным движением, Салем выдернул будто материализовавшуюся из ниоткуда винтовку ВСС «Винторез» из-под полога палатки, щелкнул предохранителем и замер, прислушиваясь, ствол направлен в сторону звука.

Можно подумать, что такая реакция больше похожа на паранойю, нежели на здравый поступок. Но Салем знал не понаслышке, что лучше перебдеть, иначе можешь оказаться в весьма затруднительном положении. Однажды, в один из погожих осенних дней, два года назад…

Однажды, в один из погожих осенних дней, два года назад, Салем проводил отпуск в своем схроне в Карелии. Тогда и произошел этот инцидент. Будучи не совсем зеленым новичком, но и не тертым волком, он уже несколько недель подряд мог провести на природе без связи и с самым минимальным запасом пищи. Взяв свою карманную пилу, Салем вышел за пределы лагеря, чтобы напилить дров для костра – занятие, которое приходилось повторять каждые два-три дня. В одном месте, где было полно валежника, он заметил пару массивных и сухих деревьев, из которых могли бы получиться отличные лавочки. Идти до места было недолго, его было видно даже из лагеря. В восточной стороне леса виднелись голые коричневые ветви. По неосторожности или ввиду отсутствия должных знаний Салем оставил свою винтовку в лагере, думая, что идти недалеко и вряд ли опасность будет подстерегать его так близко к убежищу. Эта оплошность могла тогда стоить ему жизни. Почти дойдя до места, Салем, как и сейчас, услышал треск ветвей где-то слева и остановился, резкий прилив адреналина сковал его тело.

Из-за кустов между деревьями медленно и лениво переваливаясь с боку на бок, вышел маленький медвежонок. Две мысли мгновенно пронеслись в голове Салема. Первая его обрадовала: «Это же всего лишь маленький безобидный медвежонок, зря я начал переживать», – и тут же вторая мысль: «Если рядом медвежонок, то с огромной вероятностью где-то поблизости находятся его родители». Перед глазами Салема словно пронеслась вся жизнь. Однако зверь так и не появился вслед за своим чадом. Отходя от оцепенения, Салем почувствовал, как вся кровь будто разом хлынула к ногам, и он медленно начал отходить назад. Медвежонок тем временем потупился и смотрел на своего соседа, не проявляя особого интереса. Чудом сумел Салем в тот день избежать судьбоносной встречи. Через несколько метров он уже мчался в лагерь во весь опор, маневрируя между деревьями, сердце бешено колотилось.

…С того момента и по сей день винтовка всегда находилась на расстоянии вытянутой руки, где бы он ни был.

Секунды шли как будто бы замедленно: одна, две, три… Легкая испарина украсила лоб, а кровь нарочито громко барабанила в висках и ушах. Вот уже из-за кустов показывался незваный гость, и сердце, казалось, замерло в ожидании. Но вместо зверя из чащи выскочила знакомая пестрая фигурка. Салем опустил ствол, выдохнул так, что аж засвистело, и провел ладонью по лицу.

«Ах ты негодница!» – голос дрожал от адреналина, но в нем явно звучало облегчение и упрек. – «Опять бегала охотиться на мышей? И так рано?» Рея, виляя хвостом как пропеллером и высунув язык, бодро трусила в сторону лагеря, игнорируя нравоучительный тон. Пробежав мимо хозяина, она уткнулась белой мордочкой в миску с чистой водой и сладко зачавкала. Собака по кличке Рея была из породы охотничьих гончих, поэтому лес для нее был вторым домом. Вдоволь напившись и отдышавшись от утренней пробежки, лучший друг человека лег у основания палатки, свернулся клубком и мирно засопел. Повесив винтовку обратно на сук, Салем щелкнул предохранителем и подошел к палатке.

Тихим шипением встретило его старое, еще со времен Советского Союза, радио, которое Салем когда-то приобрел на барахолке. Путешественник любил, приезжая в ближайший город, заглядывать в кварталы с барахолками. Он подошел к висящему на палатке агрегату, потрогал потертый, потрепанный годами бегунок. Пальцы привычным движением начали крутить его влево и вправо, пытаясь поймать чистую FM-волну сквозь треск и помехи. Белый шум сменялся неясными, хриплыми голосами и обрывками музыки, пока, наконец, голос диктора не зазвучал четче.

Сегодняшний день был одним из самых знаменательных для науки за последние годы: после долгих исследований термоядерной реакции ученые наконец создали прототип двигателя на ее основе. Это величайший прорыв. Хотя науке и образованию Салем уделял внимание, эти темы занимали его не больше, чем любая другая дисциплина. Ему нравились физика и химия, ведь именно на них держатся все фундаментальные законы природы. Без базовых знаний химии, биологии, ботаники и физики ему пришлось бы невероятно трудно существовать в таком ритме жизни.

Тем временем диктор уже заканчивал свою речь, и монолог плавно перетек в диалог с одним из ведущих ученых программы «Кулон». Вполуха Салем слушал разговор из радио, попутно занимаясь бытовыми делами: ворошил угли, подкладывал дрова, сметал листву метлой-голиком вокруг палатки. Солнце уже вовсю играло меж сосен и берез, выводя тенями ветвей на земле причудливые узоры. Радио продолжало вещать с пафосом: «Многие обыватели не понимают, но в эти самые дни вершится новейшая история человечества, огромный шаг в области космических путешествий. Для нас открыта дорога в самые отдалённые уголки галактики… Проблема заключается лишь в том, что для обитателей Земли это ровным счетом ничего не значит. Физика очень коварна и хитра: чем глубже ты в неё погружаешься, тем страннее и непонятнее она становится. Все участники программы «Кулон», астронавты, отправляющиеся в путешествие по просторам Вселенной, заочно прощаются с Землей и её обитателями, ведь им придется бороздить просторы космоса не один десяток лет. Космическое судно, названное в честь одного из величайших путешественников и первооткрывателей Фернанда Магеллана, было практически готово к запуску. Величественное сооружение, созданное лучшими умами человечества, гордо возвышалось над космодромом. Причудливые формы и изгибы космического корабля будоражили воображение обывателей».

По большому счёту Салему было всё равно на происходящие в мире изменения. Ему достаточно было просто наслаждаться спокойной жизнью.

Так незаметно и неизбежно время подходило к ночи. Изумрудный лесной пейзаж окрасился золотисто-багряными оттенками, и солнце неумолимо тянулось к тонкой нити горизонта. Удлиняющиеся тени мягко стелились по оврагам и проселкам, приближая уже довольно длинный день к часу суморочи. Этот короткий и таинственный миг, когда всесильное солнце уже оставило свой пост, а ночное светило еще не успело прибрать под своё крыло так быстро оставленный без присмотра мир.

Существует поверье, что в час суморочи два мира – мир живых и мир усопших – переплетаются. Каждый раз, когда Салем смотрел в это время на горизонт, по неизвестной причине у него перехватывало дыхание, ледяной холод пробегал от головы до ног, и мелкий озноб на долю секунды охватывал все тело, увлекая его мысли куда-то вдаль. Завораживающее зрелище. Этот вечер не был исключением. Отделавшись наконец от дневной суеты, заварив крепкий и душистый «лесной» чай – так Салем называл отвар из листьев и ягод, собранных в чаще, – он наконец смог посвятить время созерцанию столь любимой и родной ему картины.

Момент суморочи вот-вот наступит, и в предвкушении взгляд Салема впился в багровые облака у горизонта, медленно плывущие по небесной глади прочь от ночной мглы.

Еще секунда, еще миг… Но что же произошло? Чувства словно притупились, звуки леса утихли, и в ушах все громче и громче слышался только шум бьющегося сердца. В растерянности прошли секунды, пока мозг наконец-то смог донести до сознания происходящее: тело обдало ледяным потом. Это чувство невозможно спутать – оно сродни древнему инстинкту самосохранения, чувству чужого взгляда. На периферии зрения едва заметно мелькнуло что-то бесформенное, и вновь винтовка обдала холодом металла уже и без того поледеневшие руки Салема. В том месте, куда, казалось, ушла тень, ничего не было, однако путник и не думал расслабляться. Нет, ему не показалось, потому что до сих пор мирно сопевшая у ног Рея навострила уши и настороженно водила носом из стороны в сторону. Страх, первобытный страх, впервые за долгое время пребывания в лесу сковал Салема. Секунда, еще одна, но ничего не произошло. Лес все с тем же безмолвием смотрел на испуганного и маленького человека, стоящего неподвижно и устремившегося взглядом куда-то в его глубину. Салем выдохнул, дрожь постепенно утихала, и привычные звуки леса один за другим возвращались в мир. Рея, видимо убедившись, что поблизости действительно никого нет, лениво потянулась и прилегла ближе к костру.

Действительно ли ему что-то привиделось, и зрение вместе с воображением сыграли с ним злую шутку? Салем не особенно верил в эзотерику и прочую чушь. Долга и тиха была эта ночь, по ощущению Салема, даже слишком тихая. Долгое время он еще вслушивался в ночной лес, реагируя на каждый шорох резким движением и учащённым сердцебиением, пока вскоре не провалился в так долго ожидаемый сон.

Сон…

Он брёл по ночному лесу. Бледная луна, возвышающаяся над головой, сопровождала его, освещая путь, ведущий в никуда. Куда он идет и почему он здесь? Как попал в это холодное и мрачное место? Сознание было словно в тумане, звон в ушах, такой тихий и одновременно пронзительный, не давал собраться с мыслями. Правое плечо то и дело норовило утянуть его в сторону, рюкзак, внезапно ставший невыносимой ношей, вдавливал его в землю. В глазах постепенно темнело, земля начала уходить из-под ног. Шаг, еще один, и вот уже мягкая прелая подушка, покрытая сухими колючими иголками елей, неумолимо приближается к его лицу…

Прошло несколько дней с тех пор, как в тот злополучный час суморочи Салем столкнулся с неведомым доселе страхом…

Всё понемногу забылось, и Салему пора было возвращаться домой: оставалось всего несколько дней до конца его недолгого, но очень продуктивного отпуска. Было ужасно жаль, что он не сможет остаться здесь ещё хотя бы на пару дней. Так не хотелось покидать уже полюбившийся лес, опушку, полную душистых фиалок, и небольшое озеро, на берегу которого в ясный безветренный день Салем не прочь был вздремнуть под весенним солнцем.

Собрав рюкзак и потушив ещё тлеющие, покрытые белым пеплом угли, путешественник отправился в путь. Идти было неблизко: до первой стоянки, где можно было оставить машину в безопасности, добираться примерно пять-шесть часов, поэтому Салем отправился в путь с первыми лучами солнца. С каждым днём лес всё больше оживлялся. Проходя примерно одним и тем же маршрутом в обе стороны, путник не узнавал запомнившиеся ранее пейзажи: зелень расстилалась среди древесных изваяний, а листва, словно кучные облака, закрывала небо, игриво пропуская редкие лучи света на землю. Роса холодным потоком сбегала с травы и приятным бризом орошала ноги путешественника. Но кому сейчас действительно было хорошо, так это Рее. Ловко маневрируя среди деревьев и рассекая траву довольной мордой, с каждой секундой она становилась всё более мокрой и грязной, ловя шерстью по пути сухие ветки и листья. Разве это не счастье?

Счастье вообще очень растяжимое понятие. Для каждого оно разное. Кому-то счастье – это крепкая и любящая семья, для кого-то – престижная работа и высокая зарплата, ну а кто-то находит счастье на дне стакана. Наш же герой нашел его в лесу. Тихое место и верный друг, который будет с тобой несмотря ни на что, – для него истинное счастье.

И вот, за плечами уже половина пути. Салем сбросил рюкзак на мягкий мох под высокой сосной, потянулся, хрустнув спиной.

«Уфф… Пора бы остановиться на обед, как считаешь?» – спросил он, бросив взгляд на свою спутницу, которая тут же уселась перед ним, внимательно следя за каждым движением.

Рея задорно виляла хвостом и звонко гавкнула пару раз в ответ.

«Вот и договорились», – усмехнулся Салем, доставая из рюкзака завернутые в фольгу порции. Разводить костер не понадобилось: обед для себя и для Реи был заготовлен еще предыдущим вечером. Закончив трапезу, Салем все же достал походный примус. Он щелкнул зажигалкой, синее пламя запрыгало под крошечным баллончиком. Вода в походной кружке-котелке начала понемногу закипать, пуская мелкие пузырьки. Салем открыл баночку и отсыпал увесистую горсть того самого чая. Ароматная волна всевозможных запахов – мяты, иван-чая, земляничного листа – разлетелась по ближайшей округе. Он помешал ложкой, вдохнул пар с наслаждением. «Ну что ж, последний рывок!» – бодро сказал он Рее, допивая последний глоток душистого отвара.

Время чуть за полдень, и изрядно уставшие путешественники уже стояли у придорожной забегаловки с мотелем на трассе, хозяином которой был старый приятель Салема. Представьте себе, и у такого нелюдимого человека были друзья, правда, список ограничивался всего несколькими людьми.

Дверь с забавным колокольчиком, прикрученным к косяку, звякнула, пропуская путников внутрь. Запах кофе, жареной картошки и чего-то мясного ударил в нос. За массивной дубовой стойкой возвышалась знакомая фигура.

«Здорово, старый!» – крикнул Салем через почти пустой зал. – «Вот я и вернулся! В целости и сохранности, как видишь».

Лев оторвался от протирания бокала, медленно развернулся. Его рыжие, почти медные волосы и борода контрастировали с пронзительно-ледяными глазами. Угрюмое лицо расплылось в широкой ухмылке. «И тебе не хворать!» – рявкнул он басом, откладывая тряпку и бокал. – «Я-то думал, тебя уже волки по кущам высрали, а ты смотри-ка, цветёшь и пахнешь! Совсем лесной дух!» – Он вышел из-за стойки, протянул ручищу для приветственного хлопка по плечу.

Салем уклонился от слишком сильного удара с притворной брезгливостью: «Да уж, Лёва, как был ты воплощением тактичности и красноречия, так им и остался. Горбатого, говорят, могила исправит, только для тебя, дружище, размерчик подобрать будет той ещё задачей!» – он усмехнулся, сбрасывая тяжелый рюкзак у ног.

Лев фыркнул: «Ой, да ладно тебе! Шутка ж! Неужто весь юмор по пути растерял? Или медведь напугал?» – Он подмигнул.

На секунду в голове Салема промелькнул тот вечер, и его передёрнуло. Он махнул рукой, стараясь выглядеть небрежным: «Шутки шутками… Ладно, плесни-ка пивка уставшему путнику! Жажда замучила».

Лев покачал головой, вернулся за стойку, достал большую кружку: «Друг, тебе бы кофейку свежесваренного в дорогу, а не пива! С похмелья будешь орать, что я тебя спаиваю».

«Да не, сегодня останусь у тебя», – Салем опустился на барный стул, с облегчением потирая плечи. – «До дома ехать ещё будь здоров. Мне бы в душ да на кровать понежиться. Как вижу, народа у тебя негусто, – он оглядел пустые столики, – выдели комнату, дух перевести. А пивко… оно после дороги лечебное».

Лев наливал янтарную жидкость в кружку, пуская густую пену: «Без проблем! За твои деньги – хоть с джакузи. Оно у меня как раз свободно». – Он звонко хлопнул кружкой по стойке перед Салемом. – «На, лови.». – Он достал из-под стойки ключ на массивной деревянной бирке. – «Третий слева наверху. Душ горячий есть. Джакузи, правда, в воображении», – он хитро подмигнул.

«И на том спасибо», – Салем взял ключ и сделал большой глоток пива. Пена осталась на усах. – «Ох, хорошо-то как…»

Придорожное кафе с мотелем под названием «Фара» было для Льва его маленьким счастьем. Да-да, ещё один чудаковатый персонаж. Дела шли неплохо: нередко водители останавливались на ночлег. Хоть здание кафе и не было новым, в зале, как и в номерах, всегда царили чистота и порядок. Уютное место, окна которого выходили в сторону леса.

Искупавшись под горячим душем и забросив изрядно «уставшую» от лесных приключений одежду в стирку, Салем снова спустился в кафе. Время подходило к ужину.

«Бармен, будьте добры, два светлых нефильтрованных пива на мой счёт!» – попросил Салем, опускаясь на стул.

Лев, разливая пиво сам, отозвался: «Бармен нынче в запое стратегическом. Придется мои услуги терпеть».

«Лев, ты не перестаешь меня удивлять! Услада для моих ушей!» – усмехнулся Салем. – «Где ты набрал такие слова? Или спросонья закусил словарём вместо куска хлеба?»

«Да ну тебя!» – отмахнулся Лев. – «То ему не так, это ему не эдак!»

«Ну прости, Лёва, не со зла я, – смягчился Салем. – Соскучился по тебе, дуболому. Всё-таки пару недель только с самим собой да с Реей диалог вел – одичал чутка».

На столе уже стояли два запотевших стакана с «жидким золотом» и разного рода закуски: гренки местного приготовления, сыр и соленые орешки сомнительной свежести, которыми весело хрустел Лев.

Мягкий, с горчинкой вкус холодного пенного напитка обжёг горло и расплылся по всему телу, заставляя его покрываться мурашками, а глаза слезиться от газов. Одним махом Салем осушил добрую половину стакана и томно выдохнул, глядя на тёмную дорогу и мириады звёзд, беззаботно мерцающих на ночном небе. И это тоже может быть счастьем – мимолётным, практически неуловимым, но всё-таки счастьем.

Так и сидели двое старых друзей за столиком у окна, пили второе, а потом и третье пиво, изредка перекидываясь короткими бессмысленными фразами и глядя в ясное звёздное небо за стеклом. Пустые кружки и тарелки от закусок постепенно заполняли стол.

Салем отодвинул свою пустую кружку, с удовлетворением вздохнул и потянулся: «Ну что ж, Лёв, хорошо посидели, но пора и честь знать – ближе к обеду я отбываю. Нужно выспаться, чтобы не клевать носом руль по пути. А то в канаву съеду – не обрадуешься».

Лев, развалившись на стуле, неохотно поставил свою кружку: «Может, останешься ещё на денёк? Всё же не часто нам удаётся вот так посидеть, потрепаться. Дорога подождет».

Салем покачал головой, вставая: «Не могу, к моему глубочайшему сожалению. Ты же всё прекрасно понимаешь… Работа».

Лев тоже поднялся, провожая друга взглядом: «Чем чёрт не шутит! У тебя, собственно, семь пятниц на неделе, поди разберись, что у тебя в планах! То в лес на месяц, то вдруг работа срочная».

Салем уже поднимался по лестнице, держась за перила: «Это скорее исключение. Приезжают серьёзные шишки, мы обязаны там быть. Чего ле не даром я устроился инженером в хорошую компанию? Отпуск кончился – надо вкалывать». – Он помахал рукой, скрываясь на повороте лестницы. – «Споки, Лёв!»

Поднимаясь по скрипучим ступеням, Салема слегка покачивало – последний стакан пенного явно был лишним. Мысли шумным прибоем бились о черепную коробку. Коридор второго этажа с обеих сторон был украден всевозможными постерами. Наконец, дверь – самая обычная, ничем не примечательная, обшарпанная годами дверь под номером три. Ключ щелкнул в замке.

Комната встретила приятным холодком. Уходя на рандеву со старым другом, Салем оставил окно приоткрытым. Луна мягким холодным светом разгоняла тьму по углам. По ту сторону окна доносились все те же приятные звуки ночной природы. Поодаль виднелся лес – тихий, неподвижный и с недавнего времени слегка пугающий…

Ночь в полной мере приняла свой пост. Звуки постепенно растворялись, но сон не приходил, будто чья-то невидимая рука смахивала его. Тревога в одночасье охватила всё тело. Салем открыл глаза. Мир будто замер. Звуков не было, лишь тусклый свет луны, лес… и силуэт! До боли и дрожи знакомый силуэт. Тело не слушалось, как если бы его отключили от питания. На грудь будто опустили пудовую гирю. Салем хотел было закричать, но та рука, что недавно отгоняла сон, уже крепко сдавливала его горло. Казалось, само пространство сжимается, сокращая расстояние между фигурой и неподвижным телом Салема. Перед глазами пролетали деревья. Сознание и взгляд неодолимой силой тянули вглубь леса, туда, где стояло «нечто». Единственная мысль набатом продолжала биться в голове: «Это ужас».

Салем открыл глаза и вскочил с кровати. Неужели это был сон? Нет, не сон… нечто похожее на него. Злая шутка сознания, называемая «сонный паралич».

«Черт возьми», – тихим дрожащим голосом произнёс Салем и подошёл к раковине у стены. – «Что не так с этим чёртовым лесом?»

Стакан холодной воды привел тело в чувство. Стрелки настенных часов показывали 03:15.

По пути к кровати Салем с опаской бросил взгляд в окно, но лес был спокоен и абсолютно пуст. Зашторив окно – конечно же, не из-за страха, просто лунный свет мешал уснуть, – Салем лег на кровать и закрыл глаза.

Снова сон… Непомерно тяжёлое тело, страх и боль, смешавшись в неистовом танце, поглощали тело и разум путника. Секунды растягивались в часы.

«Нужно идти, останавливаться нельзя. Остановка равносильна смерти. Вставай!»

Утро началось не с кофе… Пронзительный звонок прервал сон Салема – будильник провозгласил начало нового дня. Предательски резко застучала в висках кровь. Салем с трудом открыл глаза, зажмурился от тусклого света. Видимо, последнее пиво прошлой ночью действительно было лишним. Конечно, он не выспался – темные круги под глазами и тяжелая голова это подтверждали. Он с трудом поднялся, подошел к окну, раздвинул шторы, надеясь, что хотя бы солнце скрасит тяжелое и болезненное пробуждение. Но лес встретил его серыми, безжизненными красками, тонкими полупрозрачными нитями тумана и моросящим дождем. По запотевшему стеклу, словно играя в салки, одна за другой бежали мелкие капли воды. Путник поник еще больше. Умывшись ледяной водой, что заставило его вздрогнуть и прочихаться, и надев сухую чистую одежду, Салем спустился в кафе.

«Доброе утро, Лев!» – Салем вяло махнул рукой в сторону мужчины, чем-то занятого у плиты, откуда доносилось шипение и аппетитные запахи.

Лев обернулся, держа половник. Увидев помятое лицо друга, он язвительно ухмыльнулся: «Доброе! Смотрю, ты бодрячком! Прямо сияешь, как медный самовар после чистки!»

Салем плюхнулся на стул у стойки, оперся локтями о дубовую поверхность и опустил голову на руки: «Да брат, бодр и весел, как покойник на третий день. Кончай кривляться, сам же понимаешь, поганое утро. Нет ли какого супчика, поправить здоровье? Желательно погуще и погорячее».

Лев засмеялся, вернулся к плите: «Ну будет тебе, не бубни как старый дед. Я и сам с самого утра не могу гусей собрать. А после "пьяной" ночи у нас только оздоровительные супы и готовятся». – Он ловко снял крышку с кастрюли, от которой повалил густой ароматный пар. – «Представляю вашему вниманию!» – Лев с пафосом достал глубокую миску и щедро налил в неё дымящуюся жидкость. – «Суп-харчо! По фирменному рецепту! От всех болезней и скверных мыслей!» – Он с шумом поставил миску перед Салемом.

Вот оно блаженство! Мягкий, сладковато-кислый томатный запах, с нотками чеснока, острого перца и зелени будто обнимал тёплыми рукавицами все рецепторы гостя. Салем взял ложку, осторожно дунул и отправил ее в рот. Глаза его закрылись от наслаждения.

«Да уж, Лев, – пробормотал он с набитым ртом, – что что, а в готовке тебе равных не сыскать. И всё-то у тебя по фирменному рецепту! Просто волшебство какое-то».

Он ел медленно, смакуя каждый глоток, чувствуя, как тепло и острота разливаются по телу, прогоняя остатки похмелья и ночного кошмара. Водя оцинкованной ложкой по дну опустошенной тарелки, Салем непроизвольно вздохнул.

«Спасибо, друг мой сердечный, – сказал он искренне. – Не дал умереть от похмелья… Хотя я все ещё скорее мёртв, чем жив, в добавок и погода эта…» – Он кивнул в сторону окна, за которым моросил дождь.

Салем вышел на улицу, приоткрыв входную дверь, и подошел к своей машине, стоявшей под навесом. Мелкий дождик сеял колючую изморось, дул пронизывающий до самых костей ветер. Рэя мирно сопела в багажнике, но, почувствовав или услышав приближающиеся шаги, она залаяла, царапая перегородку когтями.

«Бестолковая твоя моська, это же я!» – крикнул Салем, открывая дверь багажника. – «Хватит распинаться, выходи, будем завтракать».

Рэя выскочила на мокрый асфальт, радостно виляя хвостом. Салем поставил миску с водой и другую – с едой. Пока собака ела, он присел за столиком на террасе под крышей и глубоко вдохнул сырой прохладный майский воздух. Его передёрнуло. Хотя погода была неприветливой, но тяжесть с головы постепенно отступала. Вдалеке глухо прогрохотал гром. Рэя насторожилась, подняла голову от миски.

«Да ладно тебе», – успокаивающе сказал Салем, поглаживая ее по мокрой спине. – «Не так страшен чёрт, как его малюют. Гром вовсе не умеет кусаться, в отличие от тебя. Он может только «лаять» вслед за молнией». – Еще один раскат, ближе. Собака заскулила, прижав уши. – «Ладно, ладно, не нервничай. Пойдём внутрь. Попрошу Льва взять тебя с собой».

Он завел собаку обратно в кафе. Лев как раз вытирал стойку.

«Лев, тут одна очень пугливая молодая особа, – Салем кивнул на Рею, которая робко жалась к его ногам, – навязалась в мою компанию и не хочет слышать никаких отговорок по поводу присутствия четырехлапых братьев наших меньших в твоём заведении. Разреши, пожалуйста, взять её в номер. Обещаю, она будет хорошо себя вести. Иначе она тут под столом дрожать будет от грома».

Лев посмотрел на собаку, потом на Салема, усмехнулся: «Ну, эту маленькую шалунью я знаю довольно давно, немало мелких бед натворила она тут. Но ладно уж, для тебя сделаю исключение. Только чтобы не гадила где попало!»

«Спасибо, дружище!» – Салем похлопал Льва по плечу. – «Я пойду еще немного покемарю, наберусь сил и в путь. Просьба до обеда не кантовать. Разбуди, если что».

Лев махнул тряпкой: «Добро! Оставлю вас наедине до отправления. А с шалуньей я как-нибудь договорюсь». – Он наклонился, протянул Рее кусочек чего-то съестного. Та осторожно взяла лакомство.

Повторно заведя будильник на телефоне, Салем поднялся в номер. Прохлада комнаты встретила его приятно. Он скинул ботинки и рухнул на кровать. Рея, особо не церемонясь, тут же запрыгнула следом, устроилась у его ног. Сначала Салем собирался прогнать беспардонную гостью, но, вспомнив, что она вчера была тщательно вымыта, а также ее страх перед грозой, позволил ей остаться. Он натянул одеяло, положил руку на теплый собачий бок. Потребовалось всего лишь несколько минут, чтобы Салем погрузился в глубокий, безмятежный сон, под мерное посапывание Реи.

Собрав оставшиеся чистые вещи, взяв с собой перекус в дорогу, Салем с Реей уже стояли на пороге мотеля. Лев вышел их проводить.

«Что ж, мой старый друг, – Салем пожал Льву руку, – пора прощаться. Время отдыха закончилось, и мне пора назад в каменные джунгли. Когда приеду – не знаю, врать не стану. Но если что – дам знать. Будем на связи».

Лев кивнул, похлопал Салема по плечу: «Смотри не задерживайся слишком. И осторожней на дороге. С такими-то вчерашними подвигами». – Он наклонился, погладил Рею по голове: «И ты, шалунья, береги дурака».

«Ладно, ладно, – усмехнулся Салем, открывая дверь машины для собаки. – Не провожай, а то разревемся. Всего!» – Он махнул рукой, сел за руль, завел двигатель. Машина тронулась, оставляя «Фару» и машущего им вслед Льва позади в серой пелене дождя.

ГЛАВА 2. Перепутье Вепсского леса

Гроза стремительно накрывала небесный каскад своим тёмным одеялом. Салем, сидя за рулем своей не новой, но безупречно ухоженной (не без его стараний) Mitsubishi Pajero Sport, оснащенной всем необходимым для экспедиций, принял решение: во что бы то ни стало скорее добраться до города. Утро уже поджимало. Он прибавил газу, машина послушно рванула вперед. Лес по обеим сторонам дороги неотступно следовал за ним, плотной стеной.

Спустился дождь. Но назвать это дождём было преуменьшением. Такого оглушительного ливня на памяти Салема не было – никогда. Вода хлестала по крыше и стеклам с такой неистовой силой, что видимость упала почти до нуля, а стеклоочистители безнадежно отставали.

"Ну и дождина, а, Рея?" – Салем едва перекрикивал грохот воды, съезжая на обочину и включая аварийку. – "Как нас угораздило с тобой вляпаться в очередную фигню? Утром я должен быть уже на работе, но такими темпами…"

Рея, свернувшись на пассажирском сиденье, лишь слабо вильнула хвостом в ответ. Если её «кожаному» нужно куда-то – это не её проблема, главное вовремя покормить и выгулять. Однако этот ливень всё же чем-то её тревожил. Она нервно облизывала нос и прижимала уши. Дождь… не прекращался! Даже ни на секунду! Уже практически час он лил всё с той же, если не с большей, силой.

"Люблю грозу в начале мая… – Салем пробормотал, глядя на сплошную водяную стену за стеклом. – Так вроде говорил один небезызвестный поэт. Только вот сейчас этот ливень ни в какое место не впёрся! Я всё понимаю: кругом болота и озёра, дожди тут не диковинка, но чтоб такие!"

Его негодование прервала молния. Она сверкнула настолько ярко и близко, что ослепила на мгновение. Спустя долю секунды на лес обрушился оглушительный, казалось, разрывающий барабанные перепонки грохот грома. Машина содрогнулась. Рея вжалась в сиденье с жалобным визгом, забилась в ногах у Салема.

"Тише, тише, девочка… – Салем автоматически погладил ее дрожащую спину, сам напряженно вглядываясь в хлябь за стеклом. – Делать нечего, кажется. Придется вернуться. Мы отъехали недалеко. Всё лучше, чем оставаться под этим гремящим водопадом посреди дороги…"

Он плавно развернул машину и медленно, напрягая глаза, будто от этого хоть что-то зависело, поехал обратно к знакомому огоньку «Фары», едва различимому сквозь пелену воды.

Дверь с колокольчиком распахнулась с грохотом, впуская Салема и мокрую Рею. Запах кофе, жареной картошки и чего-то мясного ударил в нос. За массивной дубовой стойкой возвышалась знакомая фигура Льва, протиравшего бокал.

"Лёва, друг сердечный!" – Салем скинул промокший плащ, его голос звучал с натянутой бодростью. – "Как долго мы не виделись! Похорошел! Помолодел!"

Лев медленно обернулся. В его глазах сейчас читалось скорее недоумение, чем радость.

"Слушай, Салем, – Лев поставил бокал, – мне начинает казаться, что тебя слишком много для такого маленького заведения за последние сутки… Чего вернулся? Неужто исподнее забыл?" – В его голосе сквозила привычная грубоватость, но без злобы.

"Лев, какое тебе дело до моего исподнего?! – Салем фыркнул, отряхиваясь. – А с виду приличный человек!.. Там снаружи…" – Он кивнул в сторону двери, за которой ревел ливень.

"Вижу, не слепой, – Лев махнул тряпкой в сторону окна. – Странная гроза, налетела, что с цепи сорвалась. Вон, деревьев мне наломала на заднем дворе и упёрлась, как будто баран невидимый в ворота какие."

"Да уж, дружище, со сравнениями у тебя слабовато, – Салем подошел к стойке, скинув рюкзак. – Но ты прав, действительно необычная. А как поливает! Только бы дорогу где на просеке не подмыло, а то влипну я, как мухи в мёд… Электричество есть?" – С надеждой посмотрел на горящие лампочки.

"Не переживай, – Лев ткнул большим пальцем вниз. – В подвале генератор есть, дизеля море целое. Сам понимаешь, сколько тут работяг-дальнобоев останавливается. Да и напряжно было бы, случись чего. А воз он и не там, жалобы знаешь, плодят отзывы и одну звезду в приложении…" – И Лев, уже едва сдерживая смех, расхохотался своим низким, едва срывающимся на бас баритоном.

Салем тоже невольно рассмеялся, скидывая напряжение от дороги и сюрреалистичности этого диалога. Он плюхнулся на барный стул.

Лев, домыв руки, полез в холодильник за стойкой. "Держи, принцесса, – достал он из морозилки несколько смерзшихся куриных лап, которые Рея любила больше всего на свете, и бросил их на плитку у мойки. – Это должно прибавить тебе немного храбрости. Только ешь, пожалуйста, тут, а то как попрячешь эту дрянь по всему залу, потом устану собирать."

Рея не заставила себя долго ждать. С радостным визгом она метнулась в заднюю комнату-мойку и плюхнулась брюхом на кафель, с упоением грызя лакомство.

"Беда не приходит одна…" – пробормотал Салем, достав из кармана телефон и безуспешно тыкая в экран.

"Не каркай, хватит нам и этой беды!" – Лев смотрел, как он возится.

"А я не каркаю, Лёва, я констатирую: – Салем показал ему экран. – Связи нет. От слова совсем! Ни сотовой, ни интернета."

"Не мудрено при таком-то ливне, – Лев пожал плечами, кивнув на старый телевизор на полке. – Сигналу сюда не добраться. Телек тоже вон отъехал, белый шум мне с самого утра показывает. Однако…" – Его лицо озарила мысль. – "…есть у меня один незаменимый друг, который и в снег и в дождь работает как стахановец!"

Немного порывшись в подсобке за стойкой, Лев вынес радио, не такое, как было у Салема, более новое, но тоже повидавшее на своем веку. Он аккуратно протёр его салфеткой, поставил на стойку и воткнул шнур питания в розетку. Первые несколько секунд радио было безмолвным, затем зашипело белым шумом, пародируя телевизор. Ловким движением Лев покрутил тюнеры – и сквозь треск пробился голос:

*«Уважаемые жители Ленинградской области! Объявлен красный режим опасности в связи с экстремальными погодными условиями, установившимися в нашей климатической зоне. Проблемы с сотовой связью пока решить невозможно, есть риски затоплений, оползней и падения деревьев. Телефон горячей линии МЧС – 112…»*

"Ну вот, приплыли, – Салем тяжело вздохнул, опершись локтями о стойку. – Думаю, в ближайшие пару дней путь к городу нам заказан. Да и вряд ли при таких погодных условиях большие боссы захотят по колено в грязи слоняться по объекту."

"Видишь, Салем, – Лев усмехнулся, вытирая стойку, – сама природа-мать позволила тебе ещё на пару дней погостить у старого друга."

"Да брат, – Салем драматично поднял глаза к потолку, – так обычно начинаются фильмы ужасов. Нелюдимое место, угрюмый и бородатый хозяин мотеля и нежная, хрупкая гостья, оказавшаяся по нелепому стечению обстоятельств в этом богом забытом месте…"

"Ну, в роли нежной и хрупкой гостьи я так понимаю выступаешь непосредственно ты сам?" – Лев ухмыльнулся, поднимая бровь.

"А как иначе? – Салем наигранно отвернулся. – Сейчас напоишь меня дешёвым пойлом, выкинешь парочку сальных анекдотов… А утром уйдёшь не попрощавшись. Все вы мужики одинаковые!" – Он показательно хмыкнул, задрав нос.

Лев снова расхохотался и дружески, но сильно хлопнул Салема по плечу. "Тебе бы с такими данными идти покорять Голливуд, а не по стройкам таскаться. Эх, ещё один самородок останется безвестным…"

"Одним талантом сыт не будешь, – Салем грустно улыбнулся, глядя на капли, стекающие по стеклу. – Иногда приходится поступаться принципами, отодвигать мечты в долгий ящик и усердно трудиться, зарабатывая деньги, чтобы в такие моменты, как сейчас, чувствовать себя хоть немного свободным."

"Хорошо сказано, – Лев кивнул, наливая два бокала пива. – Глубоко и по делу. В каждом из нас похоронен свой космонавт…"

"Лёва, покрути баранки, – Салем взял бокал. – Что-то мы совсем ударились в меланхолию. Давай разбавим этот дождливый гадкий день хорошей музыкой."

Лев потянулся к тюнеру радио.

И тут случилось.

Сначала стих дождь. Друзья, увлеченные разговором и попытками поймать музыку, сперва не заметили, как стихли последние капли, исчезли раскаты грома. Воцарилась гнетущая, неестественная тишина. Даже радио замолчало на полуслове.

Вдруг лампочки над стойкой вспыхнули ослепительно ярко, затрещали и погасли. Из подвала донесся яростный рев генератора, замигали тусклые, ненадежные аварийные светильники.

Земля дрогнула – не резкий толчок, а долгая, низкая волна, заставившая задребезжать стаканы на стойке и сорвать со стены старую гитару. Откуда-то издалека, но с чудовищной, всесокрушающей силой, донесся гул. Не гром, не взрыв – казалось, сама земля застонала от невыносимой боли.

Радио захлебнулось белым шумом, затем голос диктора исказился, стал металлическим, роботизированным: «…взрыв… Магеллан… реактор… критичес…» – и замолкло навсегда, сменившись пронзительным, режущим уши пиком.

За окнами на миг вспыхнуло. Не как молния – дольше, невыносимо ярко, ослепляя, выжигая сетчатку, оставляя кровавые пятна перед глазами. Потом погасло. И мертвая, абсолютная тишина сдавила уши тяжелее, чем грохот. Ни ветра, ни леса, ни капель – только бешеный стук сердца в висках да тяжелое, прерывистое дыхание Льва.

Из мойки донесся жалобный, полный животного ужаса вой Реи, разорвавший паралич. Она металась по скользкому кафелю, шерсть дыбом.

"Рея!" – Салем сорвался с табурета, поскользнулся на разлитом пиве, но удержался. Сердце колотилось где-то в горле. Собака. Нужно к собаке. Он бросился в мойку. Нашел ее прижавшейся в угол, дрожащую, с оскаленными зубами, но в глазах – чистейший, неконтролируемый ужас. "Тихо, девочка, тихо…" – присел рядом, гладя ее по вздыбленной шерсти. Его руки дрожали. Что это было? "Магеллан"… Взрыв. Не просто гроза. Чувствовал же, черт возьми, в лесу что-то не так… этот силуэт…

"ЧТО ЗА Х@#%?!" – Лев рванулся от стойки, схватив тяжелую дубовую скалку. Его лицо, освещенное мерцающим аварийным светом, было искажено яростью и страхом. Он метнулся к зашторенным окнам, но не подошел вплотную, озираясь по сторонам, дико вращая глазами. Его заведение, его мир – рухнул. Агрессия была щитом от паники. Он тряс безжизненный телефон, долбил кулаком по выключателю, пинал опрокинутое радио, все еще визжащее писком.

Салем поднял голову, все еще прижимая к себе дрожащую Рею. Его взгляд встретился со Львовым. Вопрос висел в воздухе плотнее смога: Ты видел? Слышал? Это не сон? В глазах Льва бушевал тот же немой, леденящий ужас, что сковал Салема.

"Лев…" – Салем с трудом выдавил слово, вытирая потный лоб тыльной стороной ладони. – "Это… это был не гром." Он кивнул на захлебнувшееся радио. "Взрыв…" Термоядерный двигатель…Взорвался?"

Лев осторожно раздвинул штору щелочкой, прильнул к стеклу. Его голос стал глухим, отрешенным: "Ни хрена… Темнота. Как в могиле. И тихо… Слишком тихо." Он обернулся, его лицо в мерцающем свете казалось вырезанным из камня. "Радио… Оно говорило про взрыв? Корабль? Весь мир в трубу, что ли?" Он посмотрел вокруг своего кафе. Моя "Фара…".

Салем осторожно подошел к другому окну, подтянув за ошейник притихшую, но дрожащую Рею. Заглянул. Ни огней. Ни звезд. Только непроглядная, зловещая тьма, казавшаяся осязаемой. Где-то очень далеко, на самом краю горизонта, чудилось слабое, больное, багровое зарево. Пожар? Холодный пот снова выступил на спине Салема.

Лев резко повернулся, направляясь к двери в подвал, хватая с полки мощный тактический фонарь. "Я вниз, генератор почти пустой. Надо заправлять. Без света мы как кроты.

Салем резко кивнул, отпуская Рею, но тут же схватив свой рюкзак, прислоненный у выхода. "Мой 'Винторез' в машине. И запасы. Надо принести." Он метнул взгляд на рацию, стоявшую на полке за стойкой. "Рации? У тебя есть частоты дальнобоев? Попробуем ловить, если генератор оживишь." Информация. Нужны голоса. Любые. Хоть чьи-то. Он двинулся к входной двери, проверяя запоры. "Нужно закрыть все, что можно, наглухо. Ставни, щиты.

Пока Лев скрылся в подвале (снизу доносились ругань, лязг и неравномерный рев двигателя), Салем быстро прошелся по первому этажу. Задвинул тяжелые внутренние ставни на окнах кафе (Лев, практичный, держал их на случай бурь), туже затянул засовы. Рея неотступно следовала за ним, прижимаясь к ногам, уши прижаты, хвост поджат. Ее страх был осязаем, заразителен. Она чувствует больше нас.

Подошел к крану в мойке. Крутанул. Вода хлынула сильным потоком. Пока есть надо запасать. Он начал наполнять все кастрюли, ведра, даже большой чайник, который нашел под стойкой.

Лев вылез из подвала, лицо и руки в мазуте, но аварийные лампы горели чуть ровнее и ярче. Его голос был хриплым от напряжения и копоти: "Чуть не заглох. Забился фильтр черт знает чем. Почистил. Топлива – достаточно, да плюс остатки в баке. На неделю хватит, если экономно." Он смотрел на Салема, наполняющего последнюю кастрюлю. "Вода еще есть?"

"Пока да. – Салем выключил кран. – Но кто знает, надолго ли." Он кивнул на рацию. "Попробуй. Любую частоту."

Лев покрутил ручки на рации. Тишина. Белый шум. Еще тишина. Где-то далекий, искаженный треск – ни слова не разобрать. Он выругался сквозь зубы. "Глухо. Как в танке."

Они стояли посреди кафе, освещенные неровным светом аварийных ламп. Опрокинутые стулья, разбитые стаканы, лужи. Генератор хрипел в подвале. Рея села у ног Салема, уткнувшись мордой ему в голень, но уже не дрожала так сильно. Тишина за окнами была пугающей, не природной. Как после взрыва. Только взрыв, понял Салем с леденящей ясностью, был глобальным.

Лев сжал кулаки, глядя на запертую дверь. "Поехали. В город. Сейчас. Надо узнать… " В его голосе звучала отчаянная решимость, отказ верить в масштаб катастрофы. Ему нужно было действие, движение, даже бессмысленное.

Салем резко шагнул к нему, перебивая: "Куда, Лев? Посмотри!" Он махнул рукой в сторону зашторенного окна. " Вспомни этот гул. Этот свет. Радио молчит. Рации молчат. А если там…" он сделал паузу, подбирая слова, "…радиация? Химия? Паника? Толпы? А мы…слепые и глухие."

Он подошел ближе, положил руку на массивное плечо друга. "Фара" – крепкое здание. Камень, кирпич. У нас здесь: стены, крыша. Еды и воды в достатке. Он посмотрел Льву прямо в глаза. "Мы знаем это место. Здесь мы можем оценить. Дождаться утра. Увидеть… что там." Увидеть новый ад, – мрачно добавил он про себя.

Лев замер. Адреналин, подпитывавший его ярость, схлынул. Его могучие плечи слегка поникли. В глазах мелькнуло отчаяние, быстро подавленное усталой решимостью. Он тяжело вздохнул.

"Ладно… – прохрипел он тихо. – Ладно, черт возьми. Остаемся. До утра." Он кивнул на запасы воды. "Умно. Надо и еду проверить. Холодильники…" он махнул рукой в сторону кухни, "…отключаю, оставляю только лари. Все, что может испортиться – в него. Съедим, что в морозилку не влезет."

"Договорились. – Салем взял рацию. – Я подежурю у окон. Ты выходи, как закончишь с продуктами, одному как то не по себе…"

Лев кивнул, уже двигаясь к кладовой. "И захвати пива… холодного. Заслужили, черт побери." Попытка шутки прозвучала плоской, но в ней была тень прежнего Льва.

Салем устроился у окна с лучшим обзором на дорогу (сквозь щель в ставне), поставив рацию рядом. Винтовка "Винторез" лежала там, в темноте и это заставляло его чувствовать себя более уязвимым. Рея улеглась у его ног, положив морду на лапы, но уши ее были напряжены, как локаторы. Он выставил рацию на частоту МЧС, потом на общий канал дальнобойщиков. Тишина. Лишь редкие, бессмысленные щелчки и потрескивания прорывались сквозь белый шум, словно последние судороги умирающего мира.

Он вслушивался. Не в эфир. В тишину за ставнями. Ни ветра. Ни капель. Ни шороха листьев. Ни крика птицы. Абсолютная, гнетущая тишина. Лишь неровное урчание генератора снизу да собственное дыхание. Как в вакууме. Или в гробу. Вспышка перед глазами – тот силуэт в лесу. Ледяной холод пробежал по спине. Это было предупреждение? Или… первая ласточка?

Лев принес четыре банки пива и тарелку с нарезанной колбасой и сыром. Молча протянул одну Салему. Они сидели в полутьме, прислушиваясь к мертвой тишине мира за стенами, к хриплому дыханию генератора – их нового, ненадежного сердца.

"Дождь… – тихо проговорил Салем, глядя в щель ставни в черную пустоту. – …если пойдет дождь…"

"…то будет первый барометр нашего нового, еб@ного мира, – мрачно отхлебнул Лев. – Ешь, Салем. Завтра… завтра будет долгим."

Рея тихо вздохнула. Генератор надсадно кашлянул в подвале. А тишина снаружи давила все сильнее, густая, тяжелая, бесконечная. Ночь только начиналась.

Они стояли у задней двери кафе, ведущей во внутренний двор мотеля. Тишина все еще висела тяжелым покрывалом, нарушаемая лишь их дыханием да тихим рычанием Реи, уставившейся в щель под воротами. Серый, безжизненный свет едва начинал пробиваться сквозь плотную пелену облаков.

"Черт, Лев! – Салем внезапно хлопнул себя по лбу. – Ружье! Твоё ружьё!"

Лев остановился, обернулся. В его глазах мелькнуло понимание, затем решимость. "Верно… Старая добрая 'Вепрятка' в сейфе, под стойкой. Сейф-то откроется?" Генератор работал, электроника сейфа должна жить. Он быстро подошел к массивному, вросшему в пол сейфу возле барной стойки, ввел код. Звук щелчков, тяжелая дверь отворилась. "Вот она, красавица." Лев вынул хорошо сохранившийся, но явно не новый карабин ' Вепрь' (12 калибр). Рядом лежали коробки с патронами (картечь и пули), масленка, шомпол, чистящие принадлежности. "Твой 'подарок' на прошлый Новый год – тоже тут." Он указал на аккуратный набор для чистки и регулировки, подаренный Салемом. "И патроны к твоему 'Винторезу' – сохранил как ты просил."

Салем кивнул с одобрением, беря коробки с патронами 9x39 мм. "Умница. Первое дело на заре – задний двор. Надо загнать 'Паджеро' во двор, за ворота. Будет дополнительная стенка. И все припасы из машины – сюда. Всё: аптечка, инструмент, еда, вода из багажника… Всё, что может пригодиться." Мобильное укрытие, баррикада и склад в одном.

Лев взглянул на запертые ставни. "Двор… Там же бардак после грозы. Деревья повалены, ветки…"

Салем уже осматривал карабин Льва, проверяя, не забит ли ствол, чисто ли в патроннике. Действия были уверенными, машинальными. "Значит, расчистим. Машина во дворе – это дополнительная защита. И припасы должны быть под рукой, а не в железном ящике на дороге."

Лев щелкнул затвором, заряжая ружье. Звук прозвучал громко в тишине. "Понял. Как рассветет – действуем. Я с 'Вепряткой' прикрою, пока ты машину загоняешь. "

Салем твердо кивнул.

"Я готов. Рея – ждать." Собака послушно села, не сводя глаз с ворот. Лев осторожно отодвинул тяжелый засов и приоткрыл массивную деревянную дверь ровно настолько, чтобы выглянуть.

Салем оценил обстановку во дворе. "Как и думал… Поваленные ветки, часть забора обвалилась. Но проезд к воротам… вон там, между елями – более-менее свободен." Он указал. "Я пойду вперед, расчищу дорогу для машины. Ты – здесь, у двери, прикрываешь. Рея – охранять."

Лев кивнул, прицел его карабина скользил по заваленному ветками двору, замершим кустам сирени, темному проему ворот. "Валяй. Быстро и тихо."

Салем, согнувшись, выскользнул наружу. Холодный, сырой воздух обжег легкие. Он быстро добрался до "Паджеро", стоявшего у переднего крыльца. Открыл багажник – там, среди ящиков с припасами, лежал тяжелый монтажный лом. Захватив его, он двинулся к намеченному проходу. Работа была грязной и нервной: каждый хруст ветки под ногами, каждый скрежет лома о камень казался оглушительно громким в мертвой тишине. Рея тихо рычала у двери, ее взгляд метался по периметру. Лев стоял как скала, ружье наперевес, его глаза, привыкшие к лесным просторам, сканировали каждую тень, каждое движение ветки в странном, почти безветренном воздухе.

Через десять минут напряженной работы узкий, но проходимый коридор к воротам был расчищен. Салем вернулся к машине, завел ее (звук мотора резанул по тишине, как ножом). Медленно, буквально сантиметр за сантиметром, он провел "Паджеро" через двор, аккуратно объезжая крупные ветки, и поставил ее задним бампером к воротам, создавая дополнительный барьер. Заглушил двигатель. Тишина снова сомкнулась, еще более зловещей после рокота мотора.

"Готово. – Салем вылез из машины, кивнул Льву. – Теперь разгрузка. Всё под крышу."

Лев расслабил хватку на ружье, но не опустил его. "Пошли. Я прикрываю, ты заноси."

Работа закипела. Ящики с консервами, бутыли с водой, канистры с бензином (запасная), аптечка, патроны, инструменты, спальные мешки, "тревожная коробка" Салема – все переносилось внутрь кафе и складывалось в углу за стойкой, под пристальным взглядом Льва, который лишь на минуту отлучался, чтобы запереть заднюю дверь после последней ходки. Рея бегала вдоль забора, настороженно обнюхивая воздух, но, к их облегчению, не подавала тревожных сигналов.

Салем поставил последнюю канистру с водой, вытер пот со лба. Глядя на груду припасов, он пробормотал: "Теперь хоть осаду держать можно… какое-то время." Он потрогал ствол своего "Винтореза", испачканный грязью и хвоей. "Чистка. Пора заняться делом. А то заклинит в самый неподходящий момент." Он взял набор Льва, достав масло и ветошь.

Лев уже разбирал свой "Вепрь" на знакомом куске брезента. "Именно. Чистота, смазка, проверка. Потом завтрак. А потом… посмотрим, что этот день нам готовит." Он бросил взгляд на запертые ворота, за которыми лежал уже незнакомый, пугающий мир. Но теперь у них баррикада, полный комплект оружия под рукой, припасы внутри крепких стен и верный пес на страже. Это было немного. Но это была точка опоры. Первая линия обороны готова, – подумал он, методично проводя шомполом по каналу ствола. Теперь можно подумать о том, что делать дальше.

ГЛАВА 3. Первые шаги

Мир за окном погрузился не в благословенную тишину леса перед рассветом, а в гнетущую, абсолютную могильную тишину. Она высасывала звук из самого воздуха, давила на барабанные перепонки, заставляя кровь стучать в висках оглушительным метрономом собственной бренности. Салем стоял у узкой щели в ставне, впиваясь взглядом в серую муть за окном. Рассвет наступил, но не принес света. Небо было затянуто сплошной, непроглядной пеленой, похожей на грязную вату, превращавшей день в мертвенный, унылый полумрак. Ни птиц, ни ветра, ни шелеста листьев. Даже комары, вечные спутники этих мест, исчезли. Мир замер, и только их маленькая крепость – кафе «Фара» – пока еще держалась, урча неровным дыханием генератора в подвале.

За спиной раздался приглушенный скрежет металла. Лев, склонившись над своей «Вепряткой» на барной стойке, масленкой протирал затвор. Движения были точными, привычными, но взгляд, мельком брошенный в сторону ставней, выдавал внутреннюю бурю.

"Ну что, старик?" – голос Льва, обычно громовый, прозвучал сквозь зубы, пока он втирал масло в механизм. – "Как там наша новая родина? Уже расстелила коврик? Ждет не дождется гостей?"

Салем не сразу ответил. Его взгляд скользнул по двору, где вчерашний ливень и ветер намешали хаос из поваленных ветвей и грязи. «Паджеро», притулившийся задним бампером к воротам, казался одиноким металлическим островком в этом месиве. Затем он заметил кое-что еще.

"Посмотри…" – негромко позвал Салем, не отрываясь от щели и указывая пальцем в сторону оврага за старым дубом. – "Туман. Не такой."

Лев отложил ружье, масленка глухо стукнула о дерево. Он подошел к другой щели, прильнул к холодному дереву.

"Черт…" – прошипел он. Туман стелился по дну оврага плотными, почти сизыми клубами, словно жидкий азот вылился вниз. И он не рассеивался. Напротив, казалось, сжимался, уплотнялся. На ближайших к нему травинках и низких ветках кустарника уже поблескивало что-то странное. Они ловили скудный свет и отбрасывали крошечные, острые тени. – "Что за напасть? От взрыва? Или радиация?"

"Не знаю," – честно ответил Салем, чувствуя, как сердце сжимается от ледяного предчувствия. Это было неправильно. Неприродно. Как и эта тишина. Как и небо. – "Но смотри, не везде. Только там, в низине, где влага. И туман этот странный только над оврагом и чуть вокруг."

У ног Салема Рея вдруг замерла. Уши встали торчком. Низкое, тревожное рычание вырвалось из ее глотки. Она не смотрела на овраг. Голова ее была повернута в сторону дороги, в серую мглу, нависшую над трассой. Шерсть на загривке медленно встала дыбом.

"Тихо, девочка," – Салем присел, положил руку ей на спину. Тело собаки напряглось как струна, под шерстью дрожь. – "Что там?"

Рычание усилилось, перешло в короткий, отрывистый, предупреждающий лай. Глаза Реи были широко открыты, полные животного страха, устремлены в одну точку в серой дымке за воротами.

"Лев," – Салем резко обернулся, рука инстинктивно потянулась к «Винторезу», прислоненному рядом. – "Что-то есть. Рея заерзала. Там."

Лев мгновенно схватил «Вепрятку», снял с предохранителя. Громкий щелчок гулко прокатился по гнетущей тишине кафе.

"Где?" – Он прильнул к своей щели, вглядываясь, щурясь. – "Ни хрена не видно! Сплошная пелена…"

Внезапно Рея взвизгнула и отпрыгнула от двери, шерсть дыбом, оскалив зубы на пустоту за окном. В тот же миг Салем почувствовал вибрацию – не гул, не звук, а чисто физическое ощущение мелкой дрожи под ногами, как от проезжающего вдалеке тяжелого грузовика. Но дорога была пуста. Дрожь шла из земли. И она нарастала.

"Земля…" – начал он, но не успел договорить.

Со стороны дороги, из серой пелены, донесся звук. Не крик, не вой. Это был… хруст. Громкий, отчетливый, влажный, как будто кто-то гигантский наступил на сухую ветку размером с дерево. Потом – глухой, сокрушающий удар, словно упало что-то тяжелое, очень тяжелое. И снова тишина, еще более зловещая после этого краткого, леденящего душу нарушения.

Лев медленно перевел дух, оторвавшись от щели. Лицо его было бледным под рыжей щетиной.

"Что это было, Салем?" – спросил он шепотом, в котором дрожал незнакомый страх. – "Что за херня там творится?"

Салем молчал. Его взгляд метнулся от странного кристаллического тумана в овраге к дороге, откуда донесся этот кошмарный хруст. Ощущение было таким, будто знакомый лес, его надежное убежище, вдруг превратился в гигантскую, незнакомую ловушку. Каждый уголок, каждая тень таили теперь неведомую, непонятную угрозу. И самое страшное было в этой непонятности. Они не знали правил, по которым «играет» новый мир.

Рея скулила, прижимаясь к его ноге. Дрожь земли стихла так же внезапно, как и началась. Но ощущение надвигающейся беды, как тот сизый туман, лишь сгущалось, заполняя двор и подбираясь к самым стенам «Фары».

Леденящий хруст за воротами повис в мертвой тишине, словно последний аккорд апокалиптической симфонии. Рея затихла, прижавшись к ноге Салема, но ее шерсть все еще стояла дыбом, а глаза лихорадочно метались, сканируя серую мглу за ставнями.

Лев сплюнул на пол, но рука, сжимавшая приклад «Вепрятки», была белой от напряжения, пальцы впились в дерево.

"На разведку?" – Он бросил взгляд на Салема. – "Сейчас? Прямо туда, откуда этот… хруст?"

Салем резко покачал головой, отшагнув от окна. Адреналин бил в виски, зовя к действию, но холодный рассудок пересиливал.

"Нет. Абсолютно нет. Самоубийство чистой воды," – он провел ладонью по лицу, ощущая наждачную бумагу усталости под пальцами. – "Мы слепые, глухие и валимся с ног. Сначала – крепость. Потом – разведка. При свете дня. Если он вообще будет." – Он кивнул на потолок. – "Помнишь, ставни на втором этаже… кое-где ветром расшатало. Работы – выше крыши."

Работа стала спасением. Методичная, почти механическая деятельность заглушала страх, давала иллюзию контроля. Первым делом Салем направился к своей «Паджеро». Задняя дверь кафе скрипнула, впустив волну ледяного воздуха, пахнущего сырой землей и чем-то резко металлическим. Он быстро добрался до машины, открыл багажник. Сняв «подпол» в багажнике Салем извлек небольшой, но емкий алюминиевый кейс – его походную лабораторию, о которой он практически забыл. Тут был и карманный дозиметр-радиометр – верный спутник скитаний по местам, где когда-то кипела техногенная жизнь или падали звезды с неба. Были респираторы с запасными фильтрами – для пыльных троп или работ с плесенью в старых бункерах. И компактный электронный анемометр-термометр с гигрометром – для точной оценки погоды в походе. Пригодилось как никогда, – подумал он, захлопывая кейс и возвращаясь в относительное тепло кафе.

Первым делом он включил дозиметр. Прибор ожил, замигал зеленым светодиодом и вывел на дисплей цифры. Салем замер, всматриваясь. Показания были… нормальными. Чуть выше фона, характерные для глухих лесов. Никаких зашкаливающих значений. Он медленно прошелся с прибором вдоль стен «Фары», поднес к щелям у дверей. Цифры колебались незначительно. Облегчение было осторожным, как глоток воды после долгой жажды, но не полным. Радиация – лишь один из возможных убийц. Этот туман, эта тишина, этот хруст… Дозиметр о них ничего не скажет.

Тем временем Лев уже гремел в подвале, вытаскивая старые доски, рулон рубероида и банку с вонючей битумной мастикой – остатки прошлых ремонтов крыши. Работа закипела. Салем, отложив приборы, присоединился. Они забивали щели на плоской части крыши (где когда-то мечтали поставить столик для посиделок), латали дыры рубероидом и мастикой. На покатую часть взобраться было сложнее, но и там нашли несколько трещин у конька, которые старательно законопатили. Каждая забитая щель, каждый приклеенный кусок рубероида были маленькой победой над хаосом снаружи. Лев, стоя на лестнице, с силой вколачивал клин, его спина была мокрой от пота, несмотря на холод.

Потом взялись за окна. Грязные, засиженные мухами стекла первого этажа отмыли до блеска тряпками и остатками чистящего средства – теперь видимость наружу стала хоть немного лучше. Окна второго этажа, выходящие в менее критичные стороны, наглухо закрыли ставнями изнутри и заперли комнаты – лишний барьер, лишний рубеж обороны. В коридоре второго этажа оставили только дверь на чердак и лестницу вниз. Работа была пыльной, вода в ведре быстро становилась черной.

Наблюдательный пункт устроили на плоской части крыши. Притащили старый, видавший виды походный стул и ящик для инструментов, чтобы сидеть и ставить рацию или фонарь. Обзор отсюда был на все 360 градусов – и на дорогу, и на лес, и на задний двор с «Паджеро», и на зловещий овраг с его сизым и поблескивающим туманом. Теперь загадочные «ледяные осколки» были видны отчетливо даже в унылом свете дня – хрупкие, мертвенно-красивые, но от этого еще более чуждые.

Работали молча, сосредоточенно, прерываясь только на быстрые перекусы консервами прямо на крыше или у барной стойки, запивая холодным чаем. Усталость валила с ног, делая движения тяжелыми, а мысли – вязкими. Нервы были натянуты как струны. Каждый неожиданный скрип, каждый стук инструмента заставлял вздрагивать и хвататься за оружие, всегда лежащее рядом. Рея неотступно следовала за ними по пятам, ее уши и нос работали без отдыха, но новых тревожных сигналов, кроме направленного в сторону дороги настороженного ворчания, не было.

К вечеру «Фара» преобразилась. Из полу заброшенного придорожного мотеля она превратилась в подобие форпоста. Все возможные дыры были заткнуты, наблюдательный пункт работал, окна сияли чистотой. Оставалась самая важная задача – организовать ночлег. Спать на втором этаже, в закрытых комнатах, теперь казалось неразумным. Если что-то прорвется на первый этаж, они могут оказаться отрезанными.

Решение пришло само собой. Просторный зал кафе с барной стойкой стал их спальней и командным пунктом. Сдвинули несколько столов с грохотом, освободив пространство у самой дальней от входной двери стены, подальше от окон. Притащили вниз две узкие, но крепкие кровати из номеров второго этажа, с трудом пронося их по лестнице. Поставили их рядом, изголовьями к стене. Между кроватями – ящик с патронами, фонари, рация и «Винторез» Салема. «Вепрятка» Льва заняла место рядом с его кроватью. У барной стойки, прикрывавшей их с одной стороны, поставили тревожный запас воды и еды.

Рея устроилась между кроватями на свернутом походном коврике Салема – ее пост. Любое приближение к дверям или окнам она почует первой.

"Красота," – хрипло усмехнулся Лев, оглядывая их импровизированный лагерь, вытирая потный лоб рукавом. – "Прям как в лучших домах Филадельфии. Пивасика бы теперь… да только не до жиру, быть бы живу."

Салем лишь кивнул, проверяя натяжение троса, которым привязал одну из кроватей к массивной ножке барной стойки – на всякий случай. Окончательный план ночи был прост: дежурство по три часа. Один спит, другой бодрствует у барной стойки, откуда хорошо просматривались и входная дверь, и окна, и лестница наверх. Рея – живая сигнализация. Первым дежурил Салем.

Ночь навалилась тяжело и бесшумно. Темнота за окнами была абсолютной, безлунной. Генератор в подвале урчал ровнее, чем днем – Лев настроил его на минимально необходимую мощность, чтобы экономить топливо и снизить шум. Тусклый свет аварийных ламп, питаемых от генератора, отбрасывал длинные, пляшущие тени по залу. Салем сидел на табурете за барной стойкой, «Винторез» на коленях, взгляд скользил от темного прямоугольника двери к черным квадратам окон. Каждые пятнадцать минут он вставал, бесшумно подходил к каждому окну, заглядывал в щели ставней. Ничего. Только та же непроглядная тьма и гнетущая, всепоглощающая тишина. Даже ветра не было. Мир казался вымершим. Иногда Рея тихо постанывала во сне, подергивая лапами.

Смена Льва прошла так же. Он сидел, подперев голову рукой, время от времени резко вздрагивая и хватаясь за ружье при звуке потрескивания остывающей бочки-печки. Ни хруста, ни дрожи земли, ни леденящих душу звуков. Только ровное урчание генератора снизу и тихое посапывание спящего Салема.

Когда Салем разбудил Льва для своей второй смены под утро, в его голосе впервые за двое суток прозвучала тень чего-то, отдаленно напоминающего надежду.

"Тишина, Лёв. Ничего. Абсолютно ничего. Как будто… затишье."

Лев, протирая сонные глаза и потягиваясь так, что кости затрещали, мотнул головой:

"М-да… Может, пронесло? Может, самое страшное – это тот грохот да вспышка, а дальше… тишина? А этот хруст… ну, дерево упало, и все?"

Они не решались произнести это вслух, но мысль витала в спертом воздухе зала: Может, «Фара» устоит? Может, они смогут переждать этот кошмар здесь, за крепкими стенами?

Последние часы дежурства Салем провел не только в наблюдении. Он разложил на барной стойке свои приборы. Анемометр показывал полный штиль. Гигрометр – запредельную влажность. Термометр – необычно низкую для мая температуру. Дозиметр по-прежнему молчал, показывая лишь незначительный фон. Он записывал показания в свой походный блокнот – автоматизм исследователя, попытка найти хоть какую-то логику в хаосе. Эти цифры, эта тихая ночь… Они не объясняли кристаллы в овраге или тот жуткий хруст, но они давали передышку. Драгоценную передышку.

Когда первые, едва уловимые проблески серого света начали пробиваться сквозь пепельную пелену неба, Салем разбудил Льва. Они стояли вместе у окна, глядя, как призрачный рассвет медленно прорисовывает контуры поваленных деревьев во дворе и сизую дымку над оврагом. Кристаллы все еще блестели там, как и вчера. Но они пережили ночь. «Фара» выстояла.

"Ну что, старик," – Лев хлопнул Салема по плечу, и в его голосе звучала усталая, но настоящая бодрость. – "Выспались, укрепились, враг не пришел… Пора и разведку боем проводить, а? Хотя бы до того оврага с его снежинками проклятыми. Глазам своим не верю – надо потрогать. Или хотя бы посмотреть вблизи."

Салем посмотрел на приборы, на свои записи, на спящую у его ног Рею, потом – на «Винторез». Усталость никуда не делась, но ее теперь оттесняло другое чувство – острый, сосредоточенный интерес к новому, пугающему миру за стенами. И тень уверенности, рожденная тихой ночью. Они были готовы сделать следующий шаг.

"Пора," – кивнул он, бросив взгляд на респиратор, висящий у стойки. – "Сначала завтрак. Потом – в новый мир. Надеюсь, он обрадуется незваным гостям." Первые шаги в новом, чудовищно изменившемся мире, нужно было сделать прямо сейчас. И эти шаги вели за порог…

Утренний чай был крепким и горьким, как сама реальность за стенами «Фары». Надежда, рожденная тихой ночью, требовала действий, а не размышлений. Салем собирался с методичной точностью часового механизма. Плотная фланель, поверх нее ветровка, шерстяной шарф, плотно обмотанный вокруг шеи – слои против сырого, пробирающего до костей холода. Прочные кожаные перчатки. Респиратор с новым фильтром – щит против неизвестного, что витало в воздухе. К поясу – дозиметр (зеленый светодиод мигал обнадеживающе), охотничий нож в ножнах. За спину – привычная, успокаивающая тяжесть «Винтореза». Блокнот и карандаш в нагрудном кармане ветровки – оружие исследователя. Он щелкнул предохранителем винтовки, движение автоматическое, отточенное годами.

Лев не отрывал взгляда от окна, за которым сизый туман над оврагом казался плотной, почти живой субстанцией. Его «Вепрятка» лежала на барной стойке, дуло смотрело в сторону двери, как верный страж.

"А может, я все же с тобой?" – спросил он, не глядя.

"С крыши видимость лучше. Прикроешь оттуда. Рея с тобой, предупредит, если что." – ответил Салем, его голос был ровен, но в глазах горел холодный огонь концентрации, смешанной с предельной осторожностью. Он присел перед собакой. Умные глаза пса смотрели на него с немым вопросом и глубокой тревогой. – "Сидеть," – скомандовал он твердо, глядя Рее в глаза. – "Охранять." – Команды прозвучали четко, как выстрел. Рея взвизгнула протестующе, тычась носом в его колено, но поджала хвост и послушно села у ног Льва, не сводя с хозяина преданного, тревожного взгляда. Лес за оврагом манил слишком многими неизвестными и скорее всего опасными тропами, учитывая что Рея, встав на след полностью игнорирует даже Салема он не мог так рисковать.

"Ладно," – Лев тяжело вздохнул, его ладонь легла на загривок собаки. – "Три выстрела подряд. Я буду у тебя через минуту. Не ищи приключений, понял? Разведка, а не героизм."

"Разведка." – подтвердил Салем кивком. Он подобрал с пола крепкий, обломанный сук, длиной примерно в руку – для проверки грунта впереди, отгона веток. Органичное продолжение руки в этом новом, диком мире. – "Открывай."

Передняя дверь скрипнула, впустив волну ледяного, пахнущего сырой землей, хвоей и чем-то резко металлическим воздуха. Салем плотнее натянул шарф, поправил респиратор и шагнул в гробовую тишину нового утра.

Каждый шаг по двору отдавался в висках гулким эхом, слишком громким в мертвой тишине. Дозиметр на поясе тикал с монотонным безразличием – фон стабилен, угрозы нет. Салем двигался медленно, сканируя пространство: поваленные ветви, кусты сирени с поникшими, обмерзшими листьями, зияющий провал ворот. Ни движения, ни звука. Только всепроникающий холод и тишина, давящая тяжелее каменных стен. Он чувствовал на себе взгляд Льва с крыши и смутный фон тревоги от Реи.

У края оврага он замер. Туман здесь был не просто дымкой – он стелился по дну плотной, почти осязаемой пеленой, скрывая русло ручья, превращенное в ледяную скульптуру. Но главное – склоны. Они цвели. Не зеленью, а смертельным хрустальным цветением. Повсюду – на пожухлой траве, на папоротниках, на обнаженных корнях старых сосен – росли кристаллы. Игольчатые, спиралевидные, собранные в хрупкие, мертвенно-прекрасные «розетки» и «звезды». Они ловили скудный свет и дробили его в холодное, слепящее сияние. Воздух над ними вибрировал от мороза, пробирающего до костей даже через одежду. Салем осторожно приблизил конец сука к небольшому кристаллу-розетке на ветке ольхи. Не дотрагиваясь. В сантиметре от него – тсюк! Из центра кристалла выстрелила тончайшая, острая как бритва ледяная игла, вонзившаяся в древесину сука с хрупким, звенящим звуком.

Салем резко отдернул руку. На конце сука торчала прозрачная, как стекло, заноза длиной в палец. Холодок страха скользнул по позвоночнику. Активная защита.

"Зона гипертрофированного явления," – прошептал он, доставая блокнот и карандаш дрогнувшей рукой. – "Эффект мгновенного обледенения. «Морозные Иглы»." – Он записал название, стараясь, чтобы почерк не дрожал. Точное. Безжалостное. Это была не просто область экстремального холода. Это была активная, агрессивная угроза. Он окинул взглядом картину. Кристаллы покрывали только овраг и его склоны на несколько метров вглубь леса. К «Фаре» они не подступали. Это лишь слабое эхо, отголосок чудовищной силы, бьющей где-то далеко. Он сделал несколько снимков цифровым фотоаппаратом, измерил температуру у границы зоны (минус 15°C против минус 2°C в дворе) и влажность (под 100%). Дозиметр упорно молчал. Радиация ни при чем. Принцип работы зоны оставался загадкой.

Отойдя от оврага, Салем внезапно ощутил тяжесть – не физическую, а давящее чувство чужого, невероятно древнего и мощного присутствия, исходящее из леса за дорогой. То самое, что смотрело на него у озера. Но теперь взгляд был не предупреждающим. Он был… насыщенным. Глубоким, как сама земля, и невыразимо скорбным.

Он поднял глаза, сердце бешено заколотилось. Серая пелена над лесом чуть рассеялась, обнажив мрачные кроны сосен. И там, в глубине, метрах в ста от дороги, у подножия исполинского валуна, вывороченного бурей, он увидел.

Не тень, не фигура. Сущность. Сгусток полупрозрачного, мерцающего сумрака, словно сотканного из лесной мглы, вечного холода и… невыразимой боли. Очертания ее были текучими, непостоянными – то нить, то сфера, то неясный силуэт. Внутри слабо пульсировал тусклый, ледяной свет, напоминающий тлеющие угли под пеплом. Оно не двигалось. Оно было. И смотрело. Не глазами – всей своей сутью. И в этом взгляде Салем прочитал не просто предостережение. Он увидел глубокую, древнюю тоску – боль самой Земли, которой нанесли смертельную рану. И сквозь эту боль пробивался всепоглощающий, холодный гнев. Жажда возмездия. Стремление покарать всех, кто причастен к этому опустошению. Сущность не угрожала ему лично. Она являла собой саму ярость искалеченной планеты.

Салем замер, леденящий холод сковал не тело, а душу. Он понял. Понял с тревожной, интуитивной ясностью. Это «Нечто» – не враг. Оно – вопль боли и гнева планеты. Оно пыталось предупредить его тогда, у озера, о грядущей катастрофе. А теперь являло ее последствия. Желание помочь, остановить это безумие вспыхнуло в Салеме, но тут же угасло, разбившись о стену собственного бессилия. Что он мог сделать? Один человек против последствий чужой космической авантюры? Беспомощность обожгла сильнее мороза.

В этот миг внутри него что-то щелкнуло. Тончайшая, незримая нить натянулась, став почти физической. Он ощутил Рею. Не просто знал о ее местонахождении. Он чувствовал ее состояние – напряженное ожидание, пронизанное глубинным беспокойством за него. Эхо ее страха отозвалось холодком прямо у него под ложечкой. И в ответ, как эхо в пустоте, в его сознании возникла простая, без слов, но кристально ясная мысль: «Сюда. Возвращайся.Опасность.»

Это было не чудо. Это было усиление той немой связи доверия, что всегда существовала между ним и собакой, выведенное на новый, невероятный уровень искаженной реальностью. Он не слышал мыслей. Он чувствовал ее эмоциональный фон, ее инстинктивные порывы. И она ловила его ключевые намерения, связанные с ней, с опасностью, с домом. Связь была хрупкой, интуитивной, но абсолютно реальной.

Сущность у валуна медленно растаяла, растворившись в серой хвое сосен. Предупреждение и откровение были даны. Салем глубоко вдохнул ледяного воздуха, наполненного запахом хвои, металла и… боли. Пора назад.

"Ну?" – Лев встретил его у двери, «Вепрятка» в руках, лицо напряжено вопросом. Рея бросилась к Салему, тычась носом в ноги, виляя хвостом с такой силой, что казалось, вот-вот оторвется. Под обычной радостью Салем чувствовал мощную волну облегчения и остаточный страх, как будто его собственный. Он потрепал ее по загривку, мысленно послав: «Я здесь. Спокойно.» Собака мгновенно успокоилась, села у его ног, но не сводила с него глаз, уши настороженно подрагивали.

"Зона мгновенного обледенения," – сказал Салем, снимая респиратор и показывая Льву снимки на камере. Он описал кристаллы, их агрессию при приближении, адский холод, четкую локализацию явления в овраге. Показал показания термометра. – "Назвал «Морозные Иглы». . Радиация в норме." – Он умолчал о «Нечто». И о новой, трепещущей нити связи с Реей. – "Похоже на… гипертрофированный физический эффект. Но почему именно тут? Почему такой формы? Без приборов точнее не скажешь. Опасно, но границы стабильны. Пока." – Он протянул Льву сук с торчащей ледяной иглой.

Лев осторожно взял сук, долго разглядывал прозрачную занозу, потом фотографии на экране камеры, его рыжие брови сдвинулись в суровую складку.

"Иглы… Точно. Красиво и жутко до чертиков," – пробормотал он, осторожно касаясь иглы кончиком пальца в перчатке. Он посмотрел в сторону оврага, потом на Салема. – "И все? Больше ничего? Ни звуков, ни… движухи? Ничего подозрительного в лесу?"

Салем сделал глоток воды из фляжки, его взгляд скользнул мимо Льва, к окну, за которым виднелся край леса.

"Тишина. Гробовая. И холод. Лютый холод там. Больше ничего не видел." – Ложь легла на язык легко, как защитный слой инея. Но это была ложь во спасение. Спасти Льва от паники перед лицом непостижимого. Спасти себя от преждевременных, невозможных объяснений.

Он положил руку на холодный приклад «Винтореза». Первая разведка завершена. Они нанесли на карту одну угрозу: зону «Морозные Иглы». Но лес за дорогой, где растворилось «Нечто», таил в себе несоизмеримо большее. И Салем знал: их крепость «Фара» стояла не просто на руинах старого мира. Она стояла на границе нового, где законы природы стали орудием возмездия, а тишина могла быть криком ярости. Этот мир только начал открывать им свои тайны. И свои клыки. Следующий шаг будет куда опаснее.

Треск дров в импровизированной печурке (старая металлическая бочка, приспособленная Львом в углу зала) был единственным звуком, нарушающим тягостную тишину «Фары». Салем сидел на краю своей кровати, чистя ствол «Винтореза» длинным шомполом – ритуал, приносящий успокоение. Лев возился у барной стойки, пытаясь реанимировать старую рацию, подключенную проводами к автомобильному аккумулятору от «Паджеро». Рея дремала у ног Салема, ее бок ритмично поднимался и опускался. Он чувствовал ее сонное спокойствие, как тепло от печки – умиротворяющий фон в море тревожных мыслей.

"«Морозные Иглы»…" – Лев отложил паяльник, плюхнулся на табурет с видом полного изнеможения и протянул Салему открытую банку тушенки с ложкой. – "Звучит как коктейль в дорогом баре, а не как способ превратиться в ледяной памятник самому себе." – Он ткнул ложкой в мясо, задумчиво пережевывая. – "Ладно, одну зону на карте отметили. Поздравляю, Колумб епона мать. Вопрос: сколько их таких… цветущих садов смерти развелось по округе? Или нам «повезло» с эксклюзивом?"

Салем закрыл крышку масленки, отложил ветошь. Мысль витала в воздухе с момента его возвращения.

"Если моя логика верна, и это лишь периферия…" – он жестом указал в сторону оврага, – "то главный очаг «Морозных Игл» где-то далеко. Но кто сказал, что он единственный?" – Он посмотрел на Льва. – "Взрыв… или то, что за ним последовало… могло породить десятки таких. С разными эффектами. Физика… она теперь играет по своим правилам."

Лев хмыкнул, выковыривая кусок жира.

"Разными? Ну давай, фантазируй. Кроме ледяных цветочков, что еще может расцвести? Зона вечного поноса? Или внезапного облысения? Хотя…" – он потер свою рыжую шевелюру, – "Последнее не так уж и страшно. Экономия на шампуне."

"Смейся, смейся," – Салем невольно улыбнулся. Черный юмор Льва был глотком воздуха. – "Представь зону спонтанного возгорания. Идешь по лесу – и бац, ты уже шашлык. Или гравитационные качели – шагнул, а тебя шлепнуло об землю с силой в десяток раз больше твоего веса. Или наоборот – подбросило к верхушкам сосен." – Он помолчал, глядя на язычки пламени в бочке. – "Вариантов – тьма."

"Веселенькие перспективки," – Лев отхлебнул чая из жестяной кружки, поморщился от горечи. – "И еще вопрос: они на месте сидят, наши «цветочки» и «качельки», или имеют привычку гулять? Сегодня овраг, завтра – наш двор? Или моя любимая барная стойка покрывается узорами инея?"

Салем нахмурился. Эта мысль не приходила ему в голову.

"Движение?" – Он покачал головой. – "Не знаю. Данных ноль. Но… если зона – это проявление какой-то энергии, поля… почему бы ему не флуктуировать? Не смещаться?" – Он посмотрел на Льва серьезно. – "Пока это чистая спекуляция. Но считай это рабочим допущением номер один. Ни одна зона не считается статичной, пока не доказано обратное."

"Записал," – Лев постучал пальцем по виску. – "«Зона может нагрянуть в гости без предупреждения». Отличный слоган для нового мира." – Он отставил кружку, его лицо стало серьезным, усталым. – "Но это все лирика, Салем. Песни будущего. А у нас проблема насущная."

Салем кивнул. Он знал, к чему клонит друг.

"Именно. Дизель." – Лев встал, подошел к схематичной карте района, нарисованной Салемом углем на обратной стороне старого рекламного постера со стены. Он ткнул грязным пальцем в точку к западу от «Фары». – "Наш запас – в баках генератора и в тех бочках – на неделю, максимум на две, если оставить только лари с заморозкой. А потом – тьма. Буквально. И конец нашей прекрасной электрической цивилизации в отдельно взятой забегаловке." – Он обвел пальцем район вокруг «Фары». – "Ближайшая заправка – «Северный путь», километров десять отсюда, на развилке у Ключевого. Дальнобойная, с большой подземной цистерной. Если ее не разнесло вдребезги и не разграбили в первые часы…"

"Большое «если»," – вздохнул Салем, представляя эту заправку – обычно освещенную, шумную, с забитой фурами стоянкой. Теперь… что там? Руины? Толпа отчаявшихся? Или своя собственная, уникальная зона? – "Но альтернатив? Колодец солярки в лесу не найдем. Обшаривать брошенные машины на трассе? Там бензин, и то по капле, да и зоны неизвестные… Рисковать, чтобы собрать ведро бензина? Не вариант."

"Значит, «Северный путь»," – заключил Лев, постукивая по точке на карте. – "Рискованно? Опасно как черт знает что. Но сидеть и ждать, пока кончится свет и тепло – гарантированный билет на тот свет. Особенно если этот холодный «цветник» вдруг решит прогуляться до нашей калитки." – Он кивнул в сторону оврага.

Салем молча согласился. Пять дней. Нужно готовиться к дальнему походу в неизвестность. Мысль о заправке, о возможных людях там, вызвала другой, тяжелый вопрос.

"А выжившие?" – спросил он тихо, глядя на пламя в бочке. – "Думаешь, кто-то еще…?"

Лев усмехнулся, но в его глазах не было веселья, только усталость и горечь.

"Кто ж их знает. Может, старушка Мария из деревни Заречье сидит у печки и вяжет носки, не заметив конца света. Может, банда мародеров уже режет друг друга за последнюю банку тушенки на той же заправке. А может…" – он понизил голос, – "все, кто был там… уже часть нового ландшафта. Радиоактивного, или ледяного, или еще какого." – Он помолчал, разминая плечи. – "Надеяться можно. Рассчитывать – только на себя, на нас и на эту псину." – Он кивнул на Рею. – "Люди сейчас… Они могут быть опаснее любой ледяной иглы. Отчаяние – страшная штука. Делает зверем."

"Значит, на заправку. С максимальной осторожностью. Как на вражескую территорию," – сказал Салем. Он встал, потянулся, кости затрещали. – "Начинаем готовиться завтра. Карта, разведка на ближний круг – дорога, лес в пределах видимости, оружие, экипировка… И молитва, чтобы наши «Морозные Иглы» не решили прогуляться до самой «Фары» пока мы будем в отъезде." – В его голосе прозвучала та же горькая ирония, что и у Льва.

"Аминь," – хрипло отозвался Лев, поднимая жестяную кружку с чаем в мрачном тосте. – "За выживание. За дизель, этот чертов нектар жизни. И за то, чтобы нас не превратили в ледяные скульптуры или в эталонный пример новой, улучшенной физики насильственной смертью. Веселого апокалипсиса, друг. Самого что ни на есть веселого."

Салем коротко кивнул, глядя в щель ставня на серый, мертвый мир за окном. «Веселого» не получалось. Но они были живы. У них был план. И пять дней, чтобы подготовиться и, возможно, найти ответы на некоторые вопросы. Или найти новые, еще более страшные. Рея потянулась у его ног и зевнула, обнажив острые клыки. Он почувствовал ее сонное спокойствие, смешанное с глубинным доверием.

ГЛАВА 4. Дорога на "Северный путь"

Пять дней висели дамокловым мечом над «Фарой». Пять дней света, тепла от печурки, работы приборов. Подготовка к походу на заправку «Северный путь» шла с лихорадочной, молчаливой интенсивностью. Карта района, нарисованная углем на обратной стороне рекламного постера, обрастала пометками Салема: предполагаемые очаги зон (основанные на старых знаниях местности и его собственной разведке к оврагу), возможные препятствия на дороге, укрытия.

Салем ткнул закопченным концом щепки в карту. «Маршрут. Старая трасса – самый прямой путь. Но…» Он провел линию чуть южнее, через редколесье и заброшенные поля. «Вот здесь. Объезд. Завалы, брошенные фуры, возможные засады. И главное – мы не знаем, не накрыло ли ее какой-нибудь новой "достопримечательностью". Лесная дорога хуже, медленнее, но дает больше маневра и укрытий.»

Лев, полирующий ствол своей «Вепрятки» до зеркального блеска, кивнул, не отрывая взгляда от работы. «Согласен. По асфальту мы как мишени в тире. По лесу хоть шанс есть свернуть, спрятаться.» Он бросил быстрый взгляд в сторону окна, за которым тускло серели стволы сосен. В последние дни Лев выглядел более угрюмым, чем обычно. Темные круги под глазами выдавали плохой сон, а в его привычно острых шутках появилась натянутость.

«Топливо, – продолжил Салем, откладывая карту. – Цель – максимум что найдем. Значит, нужна тара. Бочки есть?»

«В сарае, – Лев махнул головой в сторону заднего двора, откладывая ружье и берясь за масленку. – Две пустые двухсотлитровки. Чистые, под дизель. Раньше под осветительное держал, пока на электричество не перешли. Шланги, насос ручной – тоже есть. Закачаем, погрузим в «Паджеро». Тяжело будет, но проедем. Главное – добраться до цистерны целыми и чтобы там что-то было.» Он замолчал, лицо стало жестким. «А если там будут… гости? Не из числа дружелюбных?»

Салем встретил его взгляд. Этот вопрос витал в воздухе с момента принятия решения. «Варианты, – сказал он четко. – Первый: никого. Ура. Второй: мирные выжившие. Договариваемся, делимся, уходим. Третий: агрессивные. Предупреждающий выстрел в воздух. Если не сработает…» Он не договорил, но его рука легла на холодный приклад «Винтореза», стоявшего рядом. «Мы не герои-миротворцы, Лёв. Мы везем бочки для нашего выживания.»

Рея подняла голову, уши торчком. Салем почувствовал ее настороженное внимание, смешанное с готовностью. Он мысленно сфокусировался: «Спокойно.» Собака тут же расслабилась, положила морду на лапы, но глаза остались приоткрытыми, бдительными. Лев заметил это. Его взгляд скользнул от собаки к Салему, задержался на мгновение дольше обычного, в глазах мелькнуло что-то неопределенное – недоумение? – прежде чем он отвернулся, резко встряхнув масленкой.

Утро встретило их не проливным дождем, а… тишиной. Гнетущей, неестественной. «Паджеро», груженный до предела (две пустые бочки, инструменты, оружие), казался бронированным жуком, готовым к броску в неизвестность. Лев сел за руль, его лицо было каменным. Салем – на пассажирском сиденье, «Винторез» между колен, дозиметр и прибор для замера ЭМ-поля на торпедо. Рея устроилась сзади на тюках, уткнувшись носом в щель окна.

Они свернули с основной лесной дороги на заросшую, ухабистую просеку – кратчайший путь к заправке. И тут Рея заскулила, прижавшись носом к стеклу, ее тревога резко усилилась, волной докатившись до Салема.

«Стоп!» – скомандовал Салем почти инстинктивно, еще до того, как сам четко осознал почему.

Лев вжал тормоз. Машина дернулась. «Что?» – его голос был резким, напряженным.

Салем указал в окно. На границе видимости, там, где просеку пересекал старый мелиоративный канал, воздух казался… густым. Неподвижным. Ни шелеста листьев, ни писка птиц. Абсолютная тишина, наступившая мгновенно. Даже шум мотора «Паджеро» заглох, будто его поглотила вата, как только они остановились.

«Выходим, – тихо сказал Салем, открывая дверь. – Но не шагай дальше.»

Они вышли. Холодный воздух обжег лица. Салем поднял руку. «Слушай.»

Он хлопнул в ладоши. Звук – резкий, громкий – заглох в метре от них, не дав эха, словно его проглотила невидимая стена. Он нагнулся, поднял камень размером с кулак, бросил его вперед, в ту «густую» зону. Камень описал дугу и упал на землю… абсолютно беззвучно. Ни стука, ни шороха. Рея фыркнула, потянув поводок назад.

«Зона, – констатировал Салем, доставая блокнот и записывая. – Подавление звука. Граница визуально не определяется, только по отсутствию шумов и поведению Реи. Назовем… «Глухая Падь». Принцип? Возможно, сверхпоглощение средой. Опасно потерей ориентации, невозможностью услышать угрозу или друг друга. Обходим стороной.»

Они вернулись в машину. Лев завел мотор, звук вернулся лишь когда они тронулись с места. Он молча повел «Паджеро» по болотистой низине, огибая невидимую ловушку, но Салем чувствовал тяжесть его взгляда. Вопрос висел в салоне плотнее тумана: Как ты узнал?

Заправка «Северный путь» предстала мрачной картиной апокалипсиса. Забор частично повален, как спички. Стоянка пуста, если не считать три фуры, застывшие в неестественных, сюрреалистических позах: одна врезалась носом в здание кафе, две другие лежали на боку, словно игрушки, сброшенные гигантской рукой. Окна административного здания выбиты, стекла валялись осколками на асфальте. Ни огней, ни движения. Только ветер гулял меж разбитых витрин, выдувая последние следы жизни, и свистел в щелях перекошенных металлических конструкций.

«Как в кино про зомби, только без зомби, – хрипло пробормотал Лев, глуша двигатель. – Пока. Надеюсь, в цистерне не поселился местный Дед Мороз с ледяной метлой.» Его шутка прозвучала плоским, лишенным юмора звуком.

Они вышли, оружие наготове, затворы щелкнули в унисон. Рея сразу зарычала, низко и угрожающе, уставившись на зияющий вход в кафе, шерсть на загривке встала дыбом. Запах ударил в нос – смесь горелого пластика, старого машинного масла, разлитого бензина и… чего-то сладковато-тошнотворного, как у сбитой на трассе туши, но старой.

«Осторожно, – предупредил Салем, прижимаясь плечом к стене у входа. – Рея, рядом.»

Внутри царил хаос последних минут отчаяния или схватки. Перевернутые столы, разбитая посуда, разбросанные вещи, опрокинутые стеллажи с товарами. И трупы. Трое. Двое в синей форме заправщиков – один лежал ничком у кассы, в луже засохшей темной жидкости, другой сидел, прислонившись к двери в подсобку, голова неестественно запрокинута. Третий – водитель в грязной телогрейке, сжимавший в закоченевшей руке монтировку. Они не были изуродованы в привычном смысле. Скорее… иссушены. Кожа пергаментная, плотно обтягивающая кости, как на мумиях, лица застыли в немом крике ужаса, рты оскалены. Но самое жуткое – иней. Тонкий, игольчатый, покрывающий одежду, открытые участки кожи, даже ресницы и брови.

«Что за черт? – Лев брезгливо отвернулся, побледнев под рыжей щетиной. – Их… высушило? Или заморозило изнутри? Неужели и здесь свой "садик" зацвел?» Его голос дрогнул.

Салем присел у ближайшего тела, не касаясь. Достал дозиметр – стрелка дернулась, показав чуть выше фона. ЭМ-метр – тишина. Он осторожно осмотрел кожу на руке, видимую из-под заиндевевшего рукава. «Не радиация. Не термический ожог. Похоже на… мгновенное обезвоживание? Или кристаллизацию влаги в тканях на клеточном уровне? – Он медленно встал, ощущая холодок по спине. – Но это не «Морозные Иглы». Там был видимый лед, нарост. Здесь… просто иссушение. Новая зона? Или отдаленный эффект другой?» Он сфотографировал ужасную находку. «Будем звать «Сухие Кости».»

Спуск к подземной цистерне дизеля подтвердил худшие опасения. Массивный кран был грубо вскрыт, на бетоне виднелись жирные следы от шлангов. Эти следы вели к брошенной на стоянке цистерновозной полуприцепе. Лев полез внутрь ее цистерны с фонарем – пустота густо отдавалась эхом.

«Мародеры… или сами сотрудники пытались спастись в последний момент, – с горечью выдохнул Лев, пнув пустую канистру. Она звякнула, покатившись по асфальту. – Все к черту… Весь этот геморрой зря. Теперь сиди в темноте и жди, пока ледяные цветочки под окнами не расцветут.» Он вытер рукавом пот со лба, лицо серое от усталости и разочарования.

«Ищем припасы, – приказал Салем, подавляя волну отчаяния. – Любую полезную информацию. Рея, ищи!»

Салем нашел потрепанную, сложенную вчетверо карту области. На ней – жирные пометки маркером: маршруты, заправки, точки отдыха дальнобойщиков, зачеркнутые и вновь открытые участки.

«Есть! – показал он Льву, разворачивая карту. – Теперь есть куда двигаться дальше. И…»

Рея снова зарычала, но уже не настойчиво, а с леденящим душу, первобытным страхом. Она замерла, вжавшись в пол у ног Салема, скулила от ужаса, уставившись в большое разбитое окно, выходящее на опушку леса за заправкой. Салем почувствовал леденящую волну паники. Он резко развернулся, поднял «Винторез», вглядываясь в серую мглу меж стволов сосен.

За окном, в серой мгле между стволами сосен, стояло Оно. Сущность. Сгусток мерцающего сумрака, вечного холода и невыразимой скорби. Тот же тусклый, ледяной свет под пеплом внутри, те же текучие, непостоянные очертания – то шар, то неясный силуэт. Но теперь в ее «взгляде», направленном прямо на кафе, было… узнавание? Направленное внимание, сфокусированное на них? Оно не приближалось. Оно просто было, и его присутствие высасывало тепло из воздуха в кафе, делая и без того холодное помещение ледяным склепом.

Лев ахнул, отшатнувшись, лицо побелело, как мел. Глаза округлились в чистом, животном ужасе. «Э-это… – он задыхался, рука судорожно сжала «Вепрятку», поднимая ее. – Это ОНО! Из сна! Точно!… Боже… Оно… настоящее?! Оно здесь?!» Его голос сорвался на визгливый шепот.

Салем не отвечал. Он стоял, прицеливаясь в мерцающую фигуру, но палец не лежал на спуске. Он чувствовал не непосредственную угрозу, а… невероятную тяжесть. И он чувствовал Рею – ее животный ужас сливался с его собственным, но сквозь него пробивалось четкое, интуитивное понимание: "Оно не нападает. Оно… наблюдает? " Он мысленно скомандовал собаке: «Тихо.» Рея мгновенно замолчала, хотя дрожь не прекратилась. Она лишь уткнулась носом в его сапог.

Лев заметил это. Его взгляд метнулся от Салема к внезапно замершей собаке, потом снова к Салему. В его глазах мелькнуло невероятное подозрение, смешанное с ужасом от самого «Нечто» и теперь – от странного поведения друга и пса. Он промолчал, но его скулы напряглись, челюсть сжалась. Он отвернулся, пристально вглядываясь в Сущность, стараясь не встретиться с ее «взглядом», рука белела на прикладе ружья.

«Нечто» медленно растаяло, растворившись в лесной мгле, как туман поднимается от земли. Давящее, леденящее присутствие исчезло так же внезапно, как появилось. Тишина вернулась в кафе, но теперь она была звонкой, напряженной от невысказанных вопросов и страха.

«Пошли, – резко сказал Салем, срываясь с места. Голос был чуть хриплым. – Собираем все полезное. Консервы, аптечки, батарейки. Что найдем. Рея, рядом! К ноге!»

Собака вскочила, прижавшись к его ноге, готовая к бегству, ее тело все еще дрожало. Лев молча кивнул, его движения были резкими, механическими. Он швырнул в рюкзак найденные консервы и коробку с батарейками, даже не глядя, что берет. Его взгляд лишь мельком, острым и тяжелым, скользнул по Салему и прижавшейся к нему Рее.

Они вырвались с заправки, «Паджеро» рванул по лесной дороге обратно к «Фаре». Напряжение в салоне висело плотным, удушающим туманом. Лев молчал, стискивая руль до хруста в костяшках, взгляд прикован к ухабистой дороге. Рея скулила на заднем сиденье, забившись в угол.

Они снова приближались к развилке, где был объезд «Глухой Пади». Внезапно Рея заскулила сильнее, начала метаться на сиденье, тычась носом в дверцу, как бы указывая вниз и вперед. Салем почувствовал ее резкий, пронзительный сигнал тревоги, направленный не в сторону, а… вниз, под колеса? Он взглянул на приборы. ЭМ-метр молчал. Дозиметр – норм.

«Лев, стоп! Медленно тормози!» – крикнул он.

Машина остановилась с визгом полустертых колодок. Салем открыл дверь, вышел. Ничего необычного. Сосны, кусты, старая колея, утоптанная глина. Он поднял увесистый камень, бросил его вперед по дороге. Камень упал… и с глухим, приглушенным стуком вдавился в грунт, как в пластилин, гораздо сильнее и глубже, чем должен был от падения с такой высоты.

«Что?» – Лев выглянул в окно, его голос был плоским, лишенным интонации.

Салем нашел длинную, крепкую ветку, осторожно протянул ее горизонтально вперед, туда, где упал камень. Внезапно, как только конец ветки пересек невидимую границу, она резко прогнулась в его руках, потянув вниз с неожиданной, огромной силой. Он еле удержал.

«Гравитация… – прошептал он, отмечая мысленно границу. – Локальное усиление. Значительно. Кратно.» Он указал на дорогу чуть дальше, где виднелись глубокие, странные вмятины – следы чьих-то ног или колес, вдавленные в твердый грунт с невероятной силой. «Зона. «Тяжелый Перевал». Проходима с огромным трудом пешком. Машину раздавит, как консервную банку. Объезд. Только через ту ложбину. – Он указал в сторону заросшей колеи, огибавшей подозрительный участок.

Лев, не сказав ни слова, повел машину по указанному пути, объезжая невидимую ловушку. Его лицо было каменной маской. Он украдкой наблюдал за Салемом и Реей в зеркало заднего вида. За их странной синхронностью. Что ты за тварь такая, Салем? Или это твоя псина? – мысленно пронеслось у Льва. Доверие дало глубокую трещину.

Когда «Фара» показалась вдалеке, знакомый силуэт на фоне серого неба, Лев не выдержал. Он резко остановил машину на еще безопасном участке дороги, метрах в трехстах от ворот. Двигатель заглох. В гробовой тишине леса слышалось только тяжелое, прерывистое дыхание Льва и жалобный скулеж Реи.

Лев повернулся. Его глаза, обычно ясные, теперь были темными, мутными, полными неразрешенного конфликта, первобытного страха и холодной, аналитической оценки.

«Салем, – голос был тихим, но резанул как нож по стеклу. – Что там было на заправке?» – Он сделал паузу, сглотнув ком в горле. «И…» – его взгляд скользнул на Рею, которая притихла, почуяв взрывную напряженность, уши прижаты, – «…как ты знал? Про зону звука? Про эту… тяжесть?» – Он ткнул пальцем в сторону оставшегося позади «Тяжелого Перевала». – «Ты посмотрел на Рею, и она забилась как по команде! Ты видел эту штуку у валуна в лесу тогда? Это она тебе снилась? Как мне?! Ты…» – он запнулся, с трудом выговаривая невероятное, – «…ты что, чувствуешь эти зоны? Или…» – его взгляд стал ледяным, – «…ты с ними связан? Что происходит, Салем?!»

Салем закрыл глаза. Завеса тайны, которую он так тщательно берег, треснула под напором фактов и страха Льва. Он открыл глаза, встретившись со взглядом друга.

«Да, Лёв, – тихо, но очень четко сказал Салем. – «Нечто»… я видел его тогда у озера. До взрыва. Оно пыталось предупредить. О чем-то ужасном. И да… оно приходит. Во снах.» Он сделал паузу, видя, как каменеет лицо Льва. «А с Реей…» – он положил руку на голову собаки, которая тут же успокоилась, прижавшись к его ладони, – «…да. Что-то… изменилось. После всего. После взрыва, после этих кошмаров. Я… чувствую. Ее страх, ее тревогу, ее спокойствие. А она… ловит мои команды. Четкие, ключевые. «Тревога». «Тишина». «Идти». «Охраняй». Это… Я не знаю, как это работает. Но, это спасает жизни. Наши жизни.» Он запнулся, видя, как в глазах Льва смешиваются ужас и неверие. «Я хотел сказать… – голос Салема дрогнул, – …но не знал как. Боялся, что ты не поверишь. Сочтешь безумцем…»

Лев долго молчал. Он смотрел то на Салема, то на Рею, то в сторону «Фары», видневшейся вдалеке. Его лицо было непроницаемой, замкнутой маской. Он резко дернул рычаг коробки передач, тронул машину с визгом шин.

«Безумие, – наконец прошептал он, не глядя на Салема. Голос был пустым, бесцветным. – Все сплошное безумие. Зоны. Эта… хрень. Связь с собакой…» – Он резко хлопнул ладонью по рулю.

Не глядя на Салема, он вышел, взял свой рюкзак с припасами и «Вепрятку», и направился к двери кафе. Он не предложил помочь выгрузить ненужные теперь пустые бочки. Он не оглянулся. Рея жалобно взвизгнула, глядя ему вслед, потом вопросительно на Салема. Салем почувствовал ее растерянность и глубокую тревогу. Он потрепал ее по загривку.

«Знаю, девочка, знаю, – прошептал он, глядя на закрывшуюся за Львом дверь. – Идем.» Он взглянул на пометку на карте дальнобойщика – далекую точку у подножия холмов, обведенную жирным кружком. ««Тихая Гавань». Бывшая база геологов. Там могут быть запасы. Топливо. И… возможно, ответы. Хотя бы на часть вопросов.» Следующий шаг вел не только к «Тихой Гавани», но и в неизвестность их собственных отношений.

Возвращение на «Фару» было похоже на вползание в берлогу после боя – израненными, опустошенными и чужими друг другу. Лев первым шагнул за порог, бросив на пол рюкзак с припасами так, что жестяные банки громко звякнули, покатившись по полу. Он не оглянулся. Прошел прямо к импровизированной печурке-бочке, швырнул в нее охапку щепок и сухих веток с такой силой, что искры взметнулись к потолку, осветив на мгновение его хмурое, отрешенное лицо.

Салем молча разгружал «Паджеро», вытаскивая пустые бочки, инструменты. Каждый звук казался невыносимо громким в тягостной тишине. Рея вертелась у его ног, тычась носом в ладонь, скуля, чувствуя его подавленность. «Боится. Не понимает. Злой.», – попытался он передать, гладя ее по голове. Собака ответила коротким визгом.

Тяжелые, ненужные бочки Салем откатил к сараю. Возвращаясь, он увидел Льва у барной стойки. Тот яростно нарезал жесткую колбасу, ударяя ножом по доске с такой силой и частотой, что казалось – рубит не еду, а невидимого врага. Звук ножа был единственным, что нарушало гнетущую тишину «Фары».

Связан… Связан с псиной. Чувствует зоны. Видит эту… хрень… Да что за бред?! – Мысли Льва крутились, как раскаленные шарики в ловушке. Он знал! Знал про тот звук, про тяжесть! Собака – его детектор? А он что? Мутант? Колдун? Или… или это все галлюцинация? Может, и меня уже накрыло? Нож со стуком вонзился в доску рядом с колбасой. Лев резко выдернул его.

Но тогда… сны. Оно было на заправке. Точно как во сне. И он… он стоял и смотрел. Как будто… знал его? Или оно его знало? Он швырнул нарезанную колбасу в сковороду, уже стоявшую на печурке. Жир зашипел. А собака… замолчала по щелчку пальцев. Без слов. Но Салем не дрессировщик. Он… инженер. Странный, да. Лесной отшельник. Но не… не это!

Доверял… Как последний дурак. Годами. А он что скрывал? Всегда мог это делать? Или это после взрыва? Почему не сказал? Боится, что сочту психом? Так я же не чужой! Или… стал чужим теперь? Лев украдкой бросил взгляд на дверь. Салем заносил последние вещи. Его фигура в проеме, в сумраке вечера, казалась теперь незнакомой, отстраненной. А если он и правда… не совсем человек? Что тогда? Или… что он с этим может сделать? Страх сжимал сердце. Доверие рухнуло.

Салем поставил «Винторез» на привычное место у кровати. Тяжесть в груди была невыносимей груза пустых бочек. Надо было сказать раньше. Сразу после озера. После первого сна. Но как? "Привет, Лёв, мне снится дух Земли, а с Реей я телепат"? – мысленно оправдывался он, зная, что это лишь полуправда. Главное – боялся потерять последнюю опору. Боялся увидеть этот самый страх и отторжение, которые видел сейчас. Он видел. Видел, как Рея слушается без слов. Видел, как я знал про зоны. Видел "Нечто"… и узнал его из своих кошмаров. И теперь… он боится. Не зон. Меня. Эта мысль обжигала. Салем посмотрел на Рею. Собака сидела, уставившись на Льва у печурки, ее хвост нервно подрагивал. Она ловила волну его гнева.

Он подошел к разложенной на столе карте дальнобойщика. «Тихая Гавань». Последний шанс в ближнем радиусе. Но как идти туда вместе? Как делить паек, ночевать плечом к плечу, когда между тобой – пропасть недоверия и страха?

Объяснить? Но что я скажу? Что я не понимаю этого сам? Что связь с Реей – инстинкт, усилившийся под давлением реальности? Тогда, почему сразу не рассказал? Он и сам до конца не знал ответа на этот вопрос. Но сердце сжималось от горечи потери..

«Я на крышу, – сказал Салем громко, намеренно разбивая тишину. Голос прозвучал неестественно громко. – Буду дежурить. С Реей.»

Лев не обернулся. Лишь мотнул головой, помешивая что-то в сковороде. Его «Ага» прозвучало как хриплый, незначительный выдох.

Салем взял «Винторез», фонарь, рацию. Рея тут же вскочила, готовая следовать. Подъем по скрипучей лестнице на чердак, потом по приставной – на плоскую часть крыши. Холодный, тяжелый воздух встретил их. Небо, затянутое непроглядной пеленой, не пропускало ни звезд, ни луны. Только тьма, давящая сверху.

Он устроился на походном стуле, поставив рацию на ящик. Рея легла у его ног, положив голову на лапы, но не спала. Ее уши шевелились, улавливая каждый шорох внизу. Салем чувствовал ее фокус – большая часть ее внимания была прикована к тому, что происходит внутри «Фары».

Салем включил рацию. Белый шум, шипение пустоты. Ни всплесков, ни обрывков голосов, ни сигналов бедствия. Он выключил рацию. Тишина снова сомкнулась над крышей.

Он смотрел в темноту. Туда, где знал, был овраг. Туда, где за дорогой растворилось «Нечто». Лес молчал. Абсолютная, гнетущая тишина мертвого мира.

Как объясниться? – думал Салем, машинально поглаживая холодный, знакомый приклад винтовки. Сказать: "Лёв, я все тот же"? Но это ложь. Я изменился. Мир изменился. Мы оба изменились. Он положил руку на голову Реи. Она вздохнула, глубоко и по-собачьи грустно. Она подняла голову и посмотрела на него умными, понимающими глазами. В них читался немой вопрос.

Салем почувствовал ее тепло, ее абсолютную, безоговорочную преданность. Это была единственная неразрушимая связь. Внизу, в «Фаре», за столом сидел его друг. И между ними лежала невидимая, но непреодолимая зона отчуждения, опаснее и коварнее любой «Глухой Пади» или «Тяжелого Перевала». И как ее обойти, Салем не имел ни малейшего понятия.

ГЛАВА 5. Трещины и Мосты

Бледное, безразличное солнце едва пробивалось сквозь вечную пелену, окрашивая двор «Фары» в грязно-серые тона. Утреннюю тишину, густую и мертвенную, нарушал лишь скрип двери и тяжелые шаги Льва. Он вышел первым, не оглядываясь на спящих в кафе Салема и Рею. Его спина, обычно широкая и уверенная, напоминала натянутую тетиву.

Салем проснулся от звука падающих дров. Он увидел Льва у огня – тот стоял ко всем спиной, плечи напряжены до каменной твердости. Рея, почуяв пробуждение хозяина, лизнула ему руку, но ее умные глаза были прикованы к Льву, улавливая волну холодной настороженности, направленную прямо на Салема. Он боится меня, – с горечью констатировал Салем, чувствуя это через растерянность собаки.

Подойдя к столу, Салем развернул карту дальнобойщика. Палец ткнул в точку у подножия холмов. – «Тихая Гавань»… По карте это в двадцати километрах. Если выедем через час…

– Готовься, – отрезал Лев, резко обернувшись от печурки. Его голос был лишен интонаций, плоский и тяжелый. – Выходим через час.

Лев (мысленно, яростно помешивая угли): "Гавань… Какая гавань? Ловушка? Или он ведет туда, куда оно велит? Страх перемешивался с гневом на себя за слабость – и на Салема за то, что сделал его слабым.

Салем (глядя на карту, но не видя линий): "Час. Цель – топливо. Но как ехать, если единственный, кто был опорой, смотрит на тебя как на чуму? 'Тихая Гавань'… Название-насмешка." Он чувствовал взгляд Льва, скользнувший на него и тут же отведенный, полный немого вопроса и ледяного недоверия.

«Паджеро», нагруженный пустыми бочками и отчаянием, выкатился за ворота «Фары». В салоне висела гнетущая тишина. Лев вцепился в руль, взгляд прикован к разбитой колее лесной дороги. Салем сидел рядом, «Винторез» между колен, приборы молчали. Рея скулила на заднем сиденье, разрываясь между тревогой за хозяина и страхом перед напряжением, исходящим от Льва.

Неожиданно Рея заскулила громче, забилась в угол сиденья, уставившись в лобовое стекло и ткнув носом в щель. Салем почувствовал ее резкий сигнал тревоги – не на физическую угрозу, а на искажение. Впереди, где дорога делала поворот, воздух заколебался. Деревья по краям словно поплыли, их стволы искривились в немыслимых углах. Тени задвигались независимо от солнца, принимая формы то бегущих людей, то неясных чудовищ. Мираж.

– Лев, – Салем сказал тихо, но твердо, опираясь на сигнал Реи, указывая вперед. – Впереди… Просто едь медленно, по колее.

Лев резко нажал на тормоз, машина дернулась. Его взгляд метнулся к Салему, потом к Рее, потом к мельтешащим теням за стеклом. – Сам знаешь? – прошипел он, голос сорвался от напряжения. – Или она тебе опять нашептала? – Но рука его потянулась к рычагу КПП, переводя на пониженную передачу. Он медленно тронул, впиваясь взглядом в реальную колею под колесами, игнорируя пугающие видения по сторонам.

Салем сделал пометку. Зона « Фата-Моргана » или же по простому « Пустые картинки»

«Локальные зоны плотности и температуры атмосферы, действующие как гигантские линзы и призмы. Создают устойчивые и сложные миражи, искажающие рельеф и скрывающие реальные опасности. Основа: Гипертрофированная рефракция. Риск: Дезориентация, сход с безопасного пути, психологический стресс.»

Он снова знал… Черт, они оба ненормальные! – думал он, стискивая зубы до боли. Прагматизм заставлял слушаться – видения могли скрыть настоящую яму. Но каждое такое подтверждение их странной связи вгоняло новый гвоздь в гроб доверия. А если он может и на меня так влиять? – от этой мысли становилось физически дурно.

Они проехали зону "Пустых картинок", оставив позади искривленные тени. Напряжение в салоне достигло предела. Рея успокоилась, но Лев не расслабился ни на секунду. Его подозрения, подогретые кошмарными снами и реальностью зон, цвели махровым цветом. Салем чувствовал стену между ними и знал: слова бессильны.

"Тихая Гавань" предстала мрачным кладбищем надежд. Бывшая геологическая база: пара полуразрушенных корпусов, покосившийся гараж, забор, изрешеченный временем. Гробовая, неестественная тишина нарушалась лишь карканьем воронья над главным зданием.

Лев заглушил двигатель, его рука не выпускала "Вепрятку". – Никого… – пробормотал он хрипло, сканируя подозрительные развалины. – Слишком тихо.

Салем вышел первым, "Винторез" наперевес. Его взгляд сразу выхватил фигуры на земле у входа в главный корпус. Не в позах жертв зон. Они лежали неестественно, как сброшенные куклы. Пулевые отверстия в спинах и груди. Темные пятна запекшейся крови. – Мародеры, – хрипло заключил Лев, подходя и настороженно оглядывая окна. – Или свои перессорились за последний паек?

Цель была ясна. Молча они двинулись к задним строениям и гаражу. Напряжение висело в воздухе гуще смога. За гаражом стояла цистерна. Лев, стукнув по ней костяшками, услышал глухой, жирный отзвук – почти полная! Краткий миг облегчения сменился новой волной настороженности. Где те, кто убил охрану? Где хозяева пуль?

Лев судорожно начал доставать шланги и насос. Салем стоял на страже, спиной к гаражу, но все его внимание было приковано к Рее. Собака не лаяла, но неестественно напряглась, прижавшись к земле, шерсть на загривке дыбом, нос втягивал воздух короткими, резкими рывками. Он чувствовал ее острую тревогу – запах чужаков. Без слов, лишь кивком и мощным мысленным импульсом: "Охраняй. Ищи!" – он послал Рею вперед. Она метнулась вглубь территории, сливаясь с развалинами. Лев видел это краем глаза. Его губы сжались в тонкую белую нить. Опять… Их тайный сговор. Надеюсь, псина хоть гавкнет, если нас возьмут в прицел…

Пока Лев возился с насосом, присоединяя шланг к цистерне, а Салем держал первую канистру, ловушка захлопнулась. Не из зоны. Из человеческой подлости. Трое вышли из теней молниеносно: из-за угла склада, из провала подвала, из-за груды бочек. Изможденные, грязные, с глазами, горящими голодом и жестокостью. У двоих – обрезы, у третьего – монтировка. Они не кричали. Человек с монтировкой двинулся к Льву. Тот, услышав шаг, начал поворачиваться – слишком медленно. Мощный удар прикладом в висок! Лев рухнул на колени, потом на бок, лишь сдавленный стон вырвался из горла. Салем бросился на помощь – двое других были уже на нем. Грубые руки схватили, удары обрушились на ребра, почки, голову. Мир померк.

Их связали крепкой синтетической веревкой, руки за спиной, ноги у лодыжек. Рты забили грязными тряпками. Оружие, ножи, рюкзаки – все отшвырнули. Мародеры переговаривались шепотом:

«Живых долго не было… Повезло!» – радость была тусклой.

«Машину ихню заберем. Вещи… что ценное. Канистры уже наши.»

«Этих… в подвал к другим?» – Холодный взгляд скользнул по связанным, задержавшись на окровавленном виске Льва. Вопрос жизни и смерти решался как выбор тары.

Салем лежал лицом в холодной грязи. Боль пульсировала в висках, боку. Он видел, как один мародер копошится у «Паджеро», другой рылся в рюкзаках, третий стоял на страже. Лев рядом. Без сознания? Паника поднялась из живота. Рея. Где она? Он заставил себя дышать глубже, сквозь тряпку, отсекая боль и страх. Вложил всю ярость, весь страх в четкий, неистовый мысленный крик с образами: "РЕЯ! ОПАСНО! ТИХО! БЫСТРО!" Он кричал в ту часть сознания, где горела их связь, повторяя: Зубы. Волокна. Холодная сталь.

Где-то за углом гаража, в кустах бузины, Рея замерла. Ее нос ловил запах крови (Льва!) и чужой пот мародеров. Теперь пришел шквал ощущений: Острая боль в боку хозяина. Темнота. Скованность. Жгучая срочность. Яркий образ собственных зубов, рвущих волокна. Тяжелый образ «Винтореза». Она поняла.

Минуты растягивались в часы. Мародеры увлеченно делили добычу у «Паджеро». Часовой зевал. Салем лежал неподвижно, притворяясь безжизненным, все его существо – одно большое напряженное ухо. И вдруг – едва уловимое движение за спиной. Теплое, влажное дыхание на скрученных пальцах. Тихое царапанье острых клыков по синтетике. Рея! Она подползла с подветренной стороны. Она работала яростно, но бесшумно. Салем чувствовал, как волокна лопаются под ее напором. Веревки на руках ослабевали! Он напряг мышцы – еще немного!.. Льву повезло меньше. Его веревки были толще. Рея, почувствовав свободу Салема, переключилась на Льва. Мародер у цистерны что-то крикнул. Часовой повернул голову, взгляд скользнул в сторону связанных…

– Рррваааааать! – Салем рванул из последних сил. Последние волокна лопнули! Руки свободны! Он выплюнул кляп, голос сорвался на хриплый крик: – Рея! Оружие! Быстро!

Мир взорвался хаосом. Мародеры вздрогнули, обрезы взлетели. Рея, как стрела, рванулась туда, куда отбросили оружие. Она схватила ремень «Винтореза» и потащила его по земле к Салему. Выстрел! Пуля ударила в землю в сантиметре от ее лапы. Салем, едва успев освободить одну ногу, бросился вперед, падая рядом с ползущей Реей. Его пальцы впились в холодный металл приклада. Нет времени! Он падает на спину, прижимает приклад к животу, тычет ствол в сторону мародера, стрелявшего в Рею, и давит на спуск почти в упор! Оглушительный грохот! Мародер дернулся и рухнул.

Рея, без команды, с рыком бросилась на второго, отвлекая его. Салем перекатывается, пытаясь прицелиться в третьего, поднимающего обрез… ГРОХОТ! Оглушительный, рядом! Это Лев! Он очнулся! Его «Вепрятка» выплюнула заряд картечи почти в упор. Третий мародер отлетел назад. Тишина навалилась внезапно, тяжелая и звонкая, нарушаемая только тяжелым дыханием, скулежом Реи и предсмертным хрипом мародера, добитого короткой очередью Салема из уже вскинутого к плечу «Винтореза». Бой кончился.

Тишина после выстрелов была оглушительной. Три новых трупа. Лев сидел, прислонившись к колесу «Паджеро», зажимая окровавленный висок. Лицо мертвенно-бледное, глаза широко раскрыты, смотрели на… Салема и Рею.

Лев (внутренний монолог, сквозь шум в ушах): " Она спасла мне жизнь. Нам… Доверие к Салему как к другу не возникло. Но стена страха и недоверия, как к "чужаку", рухнула. Ее место заняла сложная смесь: Шок от убийства. Прагматичное признание факта: Связь спасла. Признание: Салем рисковал, спасая обоих. Всепоглощающая усталость. Все чувства тонули в необходимости действовать: собрать топливо, обработать раны, убраться с этого проклятого места.

Салем, превозмогая боль в ребрах, поднялся. Он видел взгляд Льва – не благодарность, а шок, опустошение и… начало тяжелого, неохотного признания реальности. Стена дала трещину. Он подошел, протянул руку. Голос хриплый от крика и боли. – Как голова? Держишься?

Лев взглянул на руку, потом медленно поднял глаза на Салема. Не было отторжения, не было страха. Была усталость до мозга костей. Он молча взял протянутую руку, позволил помочь себе встать. Шаги были неуверенными. Он не благодарил. Просто принял помощь. Это был первый, крошечный мостик.

Когда они закончили слив дизеля было уже за полночь. Загрузили тяжелые канистры в «Паджеро». Салем помог Льву устроиться на пассажирском сиденье. Лев не отстранился. Он сидел, уставившись в окно, взгляд расфокусирован, иногда останавливаясь на Рее, настороженно озиравшейся сзади. Они уезжали, оставив позади трупы, страх и иллюзии. В салоне пахло дизелем, порохом и свежей кровью. Не было враждебной тишины утра. Было тяжелое, шоковое молчание людей, переживших ад. Доверие не вернулось. Но Лев начал принимать Салема не как друга, а как пугающе эффективного, странного, но необходимого союзника. В их мире это было уже немало. Это был шаг от трещины – к хрупкому мосту.

ГЛАВА 6. Основание

Вечер опустился на «Фару» тяжело, как пропитанная дождем шкура. Но внутри кафе было светло, тепло и – что важнее всего – надежно. Генератор урчал ровнее и увереннее с полными баками. Запас дизеля из бочкек, привезенных с «Тихой Гавани» и бережно выставленных в подвале, обещал месяцы света и относительного комфорта. Эта мысль витала в воздухе, плотная, как запах жареного мяса и… чего-то крепкого, что Лев сейчас наливал в две потертые жестяные кружки.

Салем сидел за столом у окна, раздвинув ставни на щелочку. Ребра ныли тупой, знакомой болью, виски гудели от усталости и адреналинового похмелья после перестрелки. Лев, с перевязанным виском, подошел, поставил перед ним кружку с глухим стуком. Жидкость внутри была прозрачной, как слеза, и пахла лесом после грозы и чем-то металлическим – самогон двойной перегонки, «лекарство» из глубинки, которое Лев припас для особых случаев. Или особо тяжелых дней.

"На," хрипло произнес Лев, тяжело опускаясь на стул напротив. Звук был грубым, но в нем не было утренней ледяной стены. Была усталость. Глубокая, вселенская. И что-то еще. Признание необходимости. "Зацепились. Пока."

Салем кивнул, не глядя на друга. Взял кружку, ощутив холод металла. Глоток обжег горло, разливаясь по телу волной жара, за которой потянулось долгожданное, пусть и обманчивое, расслабление. Он крякнул, поставил кружку. "Пока," эхом отозвался он, его взгляд скользнул к двери. Она была приоткрыта. Во мрак двора, где уже сгущались непроглядные сумерки, бесшумно метнулась серая тень. Рея. Он почувствовал ее движение – не звук, а скорее сдвиг воздуха, изменение фона в той части сознания, что теперь была неразрывно связана с собакой. Уверенный, быстрый ритм патруля. Осмотр периметра. Она видела в этой тьме то, что им было недоступно. Улавливала запахи за километр. Слышала шелест листа за ветром. Страх отпустить ее сменился холодной уверенностью: она была их лучшим часовым. Лучше любого прибора, лучше их собственных настороженных чувств. Он больше не боялся за нее здесь. Он боялся за то, что могло прийти к ним, пока ее не было рядом. Но сейчас – она была на посту.

"Отпустил?" Лев проследил за его взглядом, отхлебнул из своей кружки с громким «гхык». Голос был ровным, без прежней колючей подозрительности, но и без тепла. Констатация факта.

"Да," коротко ответил Салем, снова поднося кружку к губам. Второй глоток был мягче, жар сменился глубоким теплом, разливающимся изнутри. "Видит лучше. Слышит лучше. Чует опасность раньше. Надежнее нас с тобой вместе взятых в этом… деле." Он поставил кружку, осторожно потрогал бок.

Лев хмыкнул, звук был похож на скрип не смазанной двери. Он потрогал повязку на виске, поморщился от боли. "Не поспоришь. Особенно после…" Он не стал договаривать. После «Тихой Гавани». После зоны «Пустых картинок». После мародеров. После той немыслимой связи, что позволила Рее найти их, перегрызть веревки и принести винтовку под пулями. После того, как он, Лев, увидел это своими глазами и вынужден был принять. Принять как инструмент выживания. "…после всего." Он закончил обезличенно и отпил еще, долгим глотком.

Тишина повисла между ними, но теперь она была другой. Не враждебной, не ледяной. Тяжелой, как влажный полог, но дышащей. Наполненной усталостью, болью в телах, горечью на душе и… крепким самогоном. А еще… Воспоминаниями. Они витали в воздухе, толкаемые алкоголем и необходимостью найти хоть какую-то точку опоры в этом рухнувшем мире. Точку опоры друг в друге, несмотря на трещины.

Лев поставил кружку с глухим стуком, почти пустую. "Помнишь…" начал он вдруг, глядя не на Салема, а куда-то поверх его плеча, в прошлое. Голос его потерял привычную грубость, стал чуть глуше. "Помнишь, как мы встретились-то? Не здесь же."

Салем медленно повернул к нему голову. В глазах Льва не было привычного едкого огонька. Была какая-то усталая задумчивость. И боль. Не только физическая. "На «Северном Тракте»," тихо сказал Салем. Трасса. Та самая, что теперь, возможно, перекрыта завалами или зонами. "Зима. Метель. Моя «Нива» угодила в кювет. Снега по пояс." Он закрыл глаза на мгновение, словно снова ощущая тот пронизывающий холод. "Думал, замерзну, как щенок. А ты…" Уголки его губ дрогнули, пытаясь сложиться во что-то, отдаленно напоминающее улыбку. "…ты на своем допотопном «Урале», как призрак из снега, вынырнул. Борода обледенела, глаза, как у бешеного медведя. Кричишь в окно: «Чего, городской, в сугробе гнездо свил? Вылазь, давай трос цеплять!»"

Лев фыркнул, в его глазах мелькнула искорка – слабый отблеск былого. Он снял фуражку, провел рукой по коротко стриженой голове. "А ты, бледный как смерть, весь в снегу, вылез, и первое, что ляпнул: «У вас есть горячий чай? А то я, кажется, отморозил принципы оказания первой помощи»." Он покачал головой, с неожиданной неловкостью взялся за кружку. "Хамло, блин. Чуть не скис, а туда же, остроты строчить."

"Зато чай был," парировал Салем, делая еще глоток. Жидкий огонь согревал изнутри, разгоняя холод воспоминаний о той метели. "Крепкий. С сахаром. И с бензиновым привкусом из термоса. Но лучший в моей жизни."

"Еще бы," Лев хмыкнул, но уже беззлобно. Он налил себе еще, плеснув через край. Капли самогона упали на стол, он их не вытер. "Мне тогда жалко тебя стало. Такой… тощий. Интеллигентный. Как будто ветром сдуть. А сам в такие дебри, куда нормальные мужики на тракторах боятся. Думал, геолог заблудившийся или биолог-чудак." Он помолчал, разглядывая свою кружку, крутя ее в руках. "А ты… инженер. Из города. С мозгами. И с винтовкой классной. И с характером…" Он не договорил, но Салем понял. С характером, который не сломили ни метель, ни кювет, ни перспектива замерзнуть. Характером, который Лев, сам человек суровый и нелюдимый, невольно уважал.

"А ты," Салем повернулся к нему, осторожно опираясь локтем о стол, щадя ребра, "сразу как свой. Не лез с расспросами. Вытащил. Обогрел. Напоил тем ужасным чаем. И… предложил работу. Помочь с проводкой в этом самом кафе. «Фара» тогда еще щелей не конопатила, а провода висели, как лапша."

"Ага," Лев усмехнулся, коротко. "Думал, ты за три дня сбежишь. От холода, от грязи, от моей кухни." Он ткнул пальцем в сторону импровизированной кухонной зоны. "А ты… вкалывал. Не хуже местных. И мозги включал. Схему сам нарисовал, материалы рассчитал…" Он махнул рукой, отмахиваясь от деталей. "И не сбежал. Задержался. На пару дней. Потом еще. Потом… стал заезжать. С винтовкой. С собакой. Рассказывать про свои походы. Покупать пиво. Помогать с дровами…" Он замолчал, глядя куда-то внутрь себя, на дно пустой кружки. "Друзьями стали. Не сговариваясь. Так, само."

«Так, само». Эти слова повисли в воздухе. Просто. Без пафоса. Констатация факта, который когда-то казался таким же незыблемым, как стены «Фары». До взрыва. До зон. До «Нечто». До этой чертовой связи с собакой и леденящих снов.

Салем молча поднял кружку. Лев, не глядя, поднял свою. Они не чокнулись. Просто одновременно отпили. Долгими глотками. Горячая волна накатила с новой силой, смывая часть напряжения, часть боли. Не все. Но часть.

За окном, в кромешной тьме, мелькнул слабый отблеск – отражение в ее глазах. Быстрый, уверенный шаг по периметру. Охраняет. Чувствует их состояние – усталость, тяжесть разговора, но и… слабое тепло, пробивающееся сквозь лед. Она знала. Они были ее стаей. И она их берегла.

"«Так, само»," тихо повторил Салем, ставя пустую кружку на стол с легким звоном. Голос его был хриплым, но твердым. Он посмотрел прямо на Льва. Впервые за долгое время. "Основание, Лёв. На чем все держалось. Держится." Он сделал паузу, переводя дыхание. "Даже если фундамент дал трещину. Даже если надстройку штормит. Основание – оно никуда не делось."

Лев долго смотрел на него. Его байкальские глаза в полумраке кафе казались темными, непроницаемыми. Потом он медленно кивнул. Один раз. Тяжело. "Основание," пробормотал он хрипло. И потянулся к бутылке, чтобы налить еще. Не для веселья. Для тепла. Для молчаливого согласия. Для того, чтобы попытаться пережить еще одну ночь в этом новом, безумном мире. Опираясь на то немногое, что от старого мира у них еще осталось. Друг на друга. И на собаку за дверью, чутко охраняющую их покой.

Неделя превратилась в череду изнурительных рейдов. «Тихая Гавань» перестала быть тайной и надеждой, став местом тяжелой, опасной работы. На «Паджеро», теперь оснащенном дополнительными бочками, они совершили еще четыре поездки. Каждая – напряженный маршрут сквозь зону «Картинок» и мимо других, пока лишь подозреваемых зон, с постоянным ожиданием засады или новой встречи с «Нечто».

Работа была мрачной и методичной. Выкачали всю солярку из цистерны в припасенные бочки и канистры. Разгрузили склад базы: ящики с консервами (непритязательные «тушенка по-армейски» и гороховая каша), мешки с крупой и солью, рулоны брезента, катушки прочного троса, ящики инструментов – все, что могло пригодиться в их новой реальности. Нашли даже небольшой запас медикаментов в разгромленном медпункте – антибиотики, бинты, обезболивающие. Каждая поездка заканчивалась разгрузкой у «Фары», превращением двора в подобие партизанской базы снабжения.

Тот самый подвал… Нашли его случайно во время последнего рейда, отодвинув сломанный шкаф в одном из корпусов. Запах ударил в нос еще до того, как луч фонаря Льва выхватил жуткую картину. Несколько тел. Не мародеров, а их жертв. Водители в заправленных в сапоги телогрейках, двое в робах, похожих на форму заправки «Северный путь». Лица были искажены предсмертной мукой, руки связаны за спинами. Пулевые отверстия в затылках. Холодный, методичный расстрел. Лев долго стоял, освещая фонарем одно из лиц – молодое, с щетиной и широко раскрытыми, уже мутными глазами.

"Знакомый…" голос Льва был глухим, как из колодца. Он опустил фонарь, свет дрожал на его сжатых кулаках. "Возил муку на хлебозавод в Луге. Вечно торопился, гнал как угорелый… Любил анекдоты похабные рассказывать на стоянке." Он резко выключил фонарь, повернулся и вышел, не глядя на Салема, толкнув плечом дверь. Тот почувствовал волну ледяной ярости и боли, исходящую от друга. Они не стали хоронить. Просто завалили вход в подвал обломками и ржавым железом.

Логово мародеров обнаружили в полуразрушенном бункере на краю территории базы. Вонь немытых тел, дешевого спирта и отчаяния. Импровизированные нары из грязных матрасов. Пустые бутылки, обрывки грязной одежды. Жалкие остатки еды – крошки сухарей, пустые банки. И оружие, спрятанное под нарой: еще два обреза, патроны к ним, несколько ножей разной степени кривизны, самодельная «колотушка» из арматуры. Ничего ценного, кроме самого факта устранения угрозы и пары коробок патронов 12-го калибра, подошедших к «Вепрятке» Льва. Забрали все. Убежище подожгли перед уходом. Пламя пожирало грязь и память о тех, кто выбрал путь падальщиков, оставляя за спиной столб черного дыма.

Вечера после рейдов проходили в «Фаре» за крепким чаем, а позже – за тем же самогоном Льва. Усталость была костной, но напряжение немного спало. Безопасность «Фары» укрепилась запасами. И Лев, наблюдая за Салемом и Реей, начал задавать вопросы. Осторожно, без прежней агрессии, но с неистребимым прагматизмом и остатками тревоги.

Однажды вечером, когда Рея патрулировала двор, Лев пристально посмотрел на Салема, попивая из кружки. "Ты ее… чувствуешь всегда?" спросил он наконец, поставив кружку. "Вот сейчас она на улице, у забора. Ты знаешь?"

Салем помолчал, прислушиваясь к внутреннему компасу. Он закрыл глаза на секунду. "Не всегда "знаю". Скорее… ощущаю фон. Как тихий гул. Где она, в каком состоянии – спокойна, настороже, испугана. Четкие команды, мысли… они работают на расстоянии. Но не как радио. Чем дальше, тем слабее сигнал, туманнее. Километра полтора-два – предел. Дальше – только смутное ощущение, что она есть, жива."

Какова цена такой связи? Это был главный вопрос Льва. Его взгляд стал жестче. Он бессознательно потер перевязанный висок. "А ей?" спросил он резко. "Это… ей не больно? Не тяжело? Я видел, как она вздрагивала, когда ты сильно концентрировался тогда, на заправке. И после… она спала как убитая." Он кивнул на Рею, мирно сопевшую у печки после патруля.

Салем вздохнул, наклонился и погладил спящую собаку по загривку. Она лишь глубже зарылась носом в лапы. "Цена есть. Для нас обоих. Сильная концентрация, передача сложной команды или образа… это как бег на пределе. У меня – гул в голове потом, как после удара. У нее… да, усталость. Головная боль, думаю, тоже. И нюх… на время притупляется. Слишком много информации." Он посмотрел на Льва. "Это не магия, Лёв. Это… нагрузка. Как тащить тяжелый рюкзак по горам. Без тренировки – надорвешься."

Лев долго молчал, разглядывая огонь в бочке. Потом поставил кружку с решительным стуком. "Сильное оружие," констатировал он сухо. "Опасно. Но… на заправке оно спасло наши шкуры." Он посмотрел на Рею, потом на Салема. В его глазах не было дружбы, но была холодная, расчетливая оценка. "Держи это в узде, Салем. Не загоняй ее. И себя." Он указал пальцем на стол. "И… веди записи. Что чувствуешь, как далеко, что происходит с ней после. Может, закономерности есть. Чтобы знать, на что рассчитывать. И где предел."

Это было не прощение и не полное доверие. Это было признание инструмента и условий его использования. Признание необходимости. Лев встал, потянулся, кости хрустнули громко в тишине кафе. "Завтра последний рейд. Заваруха кончена, пора закругляться. "Гавань" нам больше не друг." Он бросил взгляд на зашторенное окно, за которым лежал мир зон, теней и неведомых угроз. "Теперь у нас есть свет, тепло, еда и… твоя псина." В его голосе прозвучала горькая ирония. "Значит, мы теперь не просто выживальщики. Мы – мишень покрупнее."

Он ушел к своей кровати, оставив Салема наедине с потрескивающими дровами, храпящей Реей и тяжелыми мыслями. База была основана. Запасы собраны. Связь признана необходимым злом. Но спокойнее от этого не стало. Мир за стенами «Фары» был огромен, непредсказуем и враждебен. А их хрупкий альянс, скрепленный кровью, самогоном и странной связью человека и собаки, только начинал свое испытание на прочность. Следующий шаг был не за горами – защитить то, что они так тяжело отвоевали.

ГЛАВА 7. Эхо Жизни

Три дня над «Фарой» стоял грохот молота Льва, скрежет пилы и глухие удары, вбивающие колья в землю. Кафе постепенно сбрасывало облик забегаловки, обрастая брустверами из бревен, вытащенных из развалин склада на «Тихой Гавани». Проломы в кирпичном заборе исчезли под плотной кладкой древесины. Ржавая, но прочная арматура скрепила ворота, превратив их в тяжелую преграду. На плоской крыше натянули брезент – импровизированный наблюдательный пункт, укрытие от любопытных глаз и внезапного ледяного дождя. Лев работал с яростной сосредоточенностью, словно пытался вбить в землю не только колья, но и собственные сомнения. Каждый удар молота по железу был выстрелом по призракам прошлого, по страху перед будущим.

Салем тем временем учился заново. Не управлять сложными механизмами, а слушать. Слушать тот тихий гул в затылке, который был Реей. Сидя на крыльце, он закрывал глаза, концентрировался, посылая простые, как азбука Морзе, импульсы: «Тихо. Идти. Смотреть. Опасность?» Где-то в десятках метров, в чаще леса, приходил отклик – не словами, а всплеском настороженности, ощущением направления движения, сменой «фона» в их общей связи. Усталость накатывала волнами, особенно после сложных команд. Головная боль пульсировала в висках, перед глазами иногда мелькали черные мушки. Он чувствовал и отклик Реи – легкую дрожь в мышцах после интенсивного «сеанса», чуть более тяжелое дыхание. «Цена», о которой говорил Лев, была ощутима. Но прогресс был: теперь за считанные секунды он мог определить, где собака, спокойна ли она, видит ли что-то необычное в радиусе сотни метров, как настройка хрипящего, но живого радио.

Его короткие вылазки в ближний лес за сушняком или на разведку периметра стали иной проверкой. Мир не был мертв. Следы косули у ручья. Обглоданная кора на осине – работа бобров? Где-то в глубине стучал дятел, мелькнула рыжая спина лисы. Эти встречи, такие обычные раньше, теперь казались чудом. Жизнь цеплялась. Это знание, как глоток свежего воздуха после подвала «Тихой Гавани», придавало сил. Если выжили звери, могли выжить и люди. Не все из них мародеры.

Как-то раз, когда Салем вернулся с охапкой сушняка, ощущая знакомую усталость от поддержания связи с патрулирующей Рей, Лев прервал плотницкий труд. Вытер лоб замасленной рукавицей, оперся на молот. – Ну что, лесной маг? – спросил он, и в привычной грубоватости голоса пробивалось нечто новое – не насмешка, а усталое любопытство. – Зверье шевелится?

Салем швырнул дрова в поленницу у печурки за барной стойкой, с хрустом разминая затекшую спину. – Видел следы. Не только звериные. Старые, но… человеческие. Одинокий путник, неделю назад, не меньше. – Он прищурился, вспоминая картину. – Шел осторожно. Огибал открытые места. – Помолчал. – И Рея… чует что-то. Не опасность. Чужое. Далекое. Как эхо костра за холмом. Не постоянно. Только когда ветер с юга.

Лев нахмурился, потер бороду, оставляя на щетине следы смолы. – Юг… За Вепсской грядой, деревеньки были. Затерянные. – Его взгляд, оценивающий, уперся в Салема. – Твоя… связь. Насколько далеко она эту «чужизну» чует? Точнее, твоя псина, а ты – через нее.

Салем замер, погружаясь в себя, в тот тихий гул. – Трудно сказать. Чувство нечеткое. И это не конкретный человек. Скорее… намек на присутствие. На жизнь. Не враждебную, но чужую.

– Намек, – повторил Лев, отбрасывая молот. Он прошелся по залу, тяжелые сапоги глухо стучали по дощатому полу. – Намек – это не адрес. Но это больше, чем мы имели. – Остановился, повернулся. – Сидеть тут, как суслики в норе, запасы копить – дело нужное. Но знать, что там, за грядой… знать, не одни ли мы в этом еб… в этом новом мире… – Он сплюнул. – …это тоже ресурс. Информация. Может, важнее тушенки.

Он подошел к разложенной на столе потертой карте дальнобойщика, ткнул толстым пальцем в область южнее «Фары», за обозначенными холмами. – Вот. Примерно там. Заречье да Подгорное. Километров пятнадцать по прямой. Лесом, оврагами – больше. – Взгляд его стал жестким. – Риск? Да, черт возьми. Зоны, твари лесные, которые теперь могут быть не такими уж и лесными… И люди. Кто их знает, какие они теперь. – Он уперся взглядом в Салема. – Но если твоя псина-радар может вести… если она почует засаду или эту… хреновину зонную раньше, чем мы вляпаемся… Шанс есть.

Мурашки побежали по спине Салема. Не только от страха. От вызова. От возможности действовать, а не ждать. И от доверия, пусть осторожного, выстраданного, в словах Льва. Он рассчитывал на их связь. – Рея может, – сказал Салем, стараясь звучать увереннее. – Я могу. Но это не волшебство. Если зона тихая, как та «Глухая Падь», или мародеры затаились… – Всплыл образ подвала «Гавани», холодный ужас связанности. – …мы можем не успеть. И… это выматывает. И меня, и ее.

Лев кивнул, лицо каменело. – Знаю. Видел. Значит, не лезть в пекло. Разведка. Осторожная. Посмотреть, послушать. Узнать, есть ли жизнь. И если есть – какая. Не геройствовать. Увидели дым – не бежать с распростертыми объятиями. Услышали выстрелы – не лезть на рожон. Наша цель – глаза и уши. Ноги – чтобы унести ноги. Понятно?

– Понятно, – в груди Салема зажглась искра решимости, смешанная с тревогой. – Когда?

– Завтра на рассвете, – Лев хлопнул ладонью по карте. – Чем раньше, тем меньше шансов нарваться на кого не надо. Соберем паек. Воды, сухарей, аптечка. Оружие – на виду. И твоя… связь. Держи ее наготове, но не дергай попусту. Экономить батарейки надо, даже если они в твоей башке. – Попытка пошутить вышла сухой. – Я за руль. Ты – наводчик. Рея – главный маячок. Такой план устраивает, лесной маг?

Салем взглянул в окно. В сумерках мелькнула серая тень – Рея завершала обход. Он послал ей импульс спокойствия и готовности. В ответ пришла волна настороженного внимания и… преданности. Готовности идти куда угодно. – Устраивает, – повернулся он к Льву. – Завтра на рассвете. Ищем эхо жизни.

В ту ночь Салем долго ворочался. Он чувствовал Рею, свернувшуюся клубком у его ног, ее ровное дыхание, ее спокойную силу. Перед мысленным взором проплывал маршрут по карте – каждый поворот, каждая лощина. Что они найдут? Пустые пепелища? Новых врагов? Или… надежду? Лев храпел на своей кровати, но его сон, судя по подрагивающим векам и сжатым кулакам, был беспокойным. Давление грядущего дня висело в воздухе «Фары» гуще дыма от печурки. Они шли не просто в лес. Они шли навстречу неизвестности, неся с собой хрупкий дар связи и тяжелый груз оружия. Искать не тушенку и не бензин. Искать подтверждение, что человечество – не только тени в подвалах и падальщиков на развалинах. Искать огонь жизни в мертвой тишине нового мира.

Тишина на «Фаре» стала гулкой, натянутой, как струна. Не та тишина «Пустошей», а тревожная пауза перед неизвестным. Мотивация Льва была проста, как гвоздь: сострадание к возможным выжившим, приправленное холодным расчетом. Пустые комнаты мотеля могли стать убежищем для других, а дополнительные пары рук – шансом превратить «Фару» из убежища в крепость. Выжить в одиночку в этом мире, где законы физики играли в кости с дьяволом, было иллюзией.

Прагматизм и сострадание победили страх. – Ладно, – буркнул он, швыряя в угол ржавую арматуру. – Но «Фару» на авось не бросим. Пусть мародеры, если придут, попляшут.

Работа закипела. Салем, с его смекалкой и опытом, стал мозгом операции. Лев, с его грубой силой и знанием механики – руками. Они превратили родные стены в смертельную ловушку.

Главная дверь мотеля получила «подарок» – обрез водопроводной трубы, туго набитый порохом из патронов и обрезками гвоздей. Привод – тонкая, почти невидимая проволока на уровне щиколотки. «Сработает при сильном толчке, – пояснил Лев, закрепляя растяжку с мрачным удовлетворением.

Окна первого этажа забили изнутри щитами из досок. Но за каждым щитом, в проеме, висела граната Ф-1 с выдернутой чекой, удерживаемой натянутым тросиком. «Сдвинешь щит – получишь ливень осколков», – предупредил Салем, аккуратно устанавливая последнюю «лимонку». Запах пороха висел в воздухе.

Склад/Генераторная: Сердце «Фары». Лев лихо соорудил систему поджога из старого автомобильного аккумулятора и куска нихрома: открыл дверь – нихром раскалился докрасна, поджигая фитиль из пороховой мякоти, ведущий к канистре с бензином. «Бухнет так, что кишки на деревьях висеть будут», – мрачно пообещал он, любуясь работой.

Лестничные пролеты усыпали «сюрпризами» – досками с вбитыми ржавыми гвоздями, остриями вверх, присыпанными пылью. Капканы-медвежатники, снятые Салемом еще в первые дни, ждали своих жертв в темных углах коридоров.

Рея скулила, чуя запах пороха и металла. Салем присел, погладил ее по загривку, мысленно успокаивая: «Терпи, девочка. Для чужих. Наши – знают где ходить». Собака легла, положив морду на лапы, но уши оставались настороженными.

Перед выходом загрузили минимум: фляги с кипяченой водой, сухари, немного вяленого мяса. Оружие – «Винторез» Салема с глушителем и прицелом "малыш" , «Вепрятник» Льва – мощное ружье 12 калибра.

Салем завел свой «Мицубиси Паджеро Спорт». Дизель урчал глухо, но уверенно. Бак был полон драгоценного топлива. Рея прыгнула на заднее сиденье. Лев, устроившись на пассажирском месте, похлопал ладонью по приборной панели. – Ну что, адский экспресс? Поехали за новыми постояльцами в наш пятизвездочный ад.

Они ехали на юг, к поселку Заречье. Дорога петляла через знакомый, но теперь чужой лес. По карте Салема, южнее преобладали относительно «спокойные» участки – заброшенные поля, перелески. Но ключевое слово было «относительно». Главная угроза здесь – «Стеклянные Реки». Обширные низменные болота к югу от «Фары» и берега медленных рек могли в любой момент превратиться в смертельные ловушки со сверхтекучей водой.

Салем вел машину осторожно, объезжая подозрительно ровные, блестящие участки земли, напоминающие мокрый асфальт. – Видал? – Лев ткнул пальцем в придорожную канаву. – Вода стоит столбом. Как в стакане. Ни ряби. Жуть. – «Стеклянная Река, назвал так из за свойств, мы с реей видели такое в лесу», – ответил Салем, крепче сжимая руль. – Малейший неверный шаг – и тебя засосет как в масло. Тормозим только если надо. И только на твердом.

Оба заметили странность. Отсутствие той «сущности», которая норовила появиться в самое неподходящее время. Ни леденящего страха, ни мерцающего сумрака. Ни одного намека за всю дорогу. Это должно было облегчать душу, но вместо облегчения росло напряжение. Как перед бурей. Слишком тихо. Слишком… нормально. – Спряталось, сволочь, – проворчал Лев, потирая виток повязки на виске. – Или копит силы для грандиозного пинка под зад? – Может, просто не здесь его территория, – предположил Салем, но сам не верил до конца.

Поселок предстал печальным кладбищем надежд. Половина домов сгорела дотла, от других остались почерневшие срубы и покосившиеся печные трубы. Улицы завалены обломками, перевернутыми машинами, мусором. Трупов не было видно.

Они оставили машину на въезде, за полуразрушенным гаражом. Дальше – пешком, с оружием наготове. Рея шла впереди, низко прижав уши, постоянно обнюхивая воздух. Она вела их не к руинам, а к уцелевшему двухэтажному дому на окраине, рядом с небольшим озерцом. У дома был огород, частично вытоптанный, но видно было, что за ним ухаживали недавно. На втором этаже мелькнуло движение за занавеской.

Салем кивнул Льву. Тот сделал шаг вперед, руки в стороне от ствола, и крикнул громко, но без агрессии: – Эй, в доме! Люди? Мы не мародеры! Ищем выживших!

Тишина. Потом скрипнула форточка. Выглянуло осунувшееся, испуганное мужское лицо с недельной щетиной. – Вы… вы как выжили? – Голос был хриплым от неиспользования и страха. – Повезло, – коротко ответил Салем, тоже держа руки на виду. – Стены крепкие. У нас убежище. Еда, вода, генератор. Места хватит. Есть желающие?

Дверь открылась не сразу. Сначала выглянул ствол самодельного обреза, потом вышел сам хозяин лица – мужчина лет сорока, в грязной телогрейке. – Николай, – представился он коротко, опуская обрез, но не выпуская из рук. За ним вышла женщина, Ольга, лет тридцати пяти, с тщательно убранными, но седеющими волосами и умными, уставшими глазами. Она крепко держала за руку девочку лет десяти, Аню, которая жалась к матери, широко раскрытыми глазами глядя на незнакомцев и на Рею. Последней вышла вторая женщина, Настя, моложе, лет двадцати пяти. Она выглядела особенно измотанной, бледной, опиралась на косяк двери, машинально потирая лоб. – Мы… мы уже собирались уходить, – сказал Николай. – Запасы кончаются. Колодец почти сухой, а к озеру страшно – вода странная… как масло. А вчера Петрович с Ниной ушли на восток, к Тихвину, попытать счастья. Пятеро их. А мы… не решились. – Он кивнул на женщин и ребенка. – Да и Настюшка совсем без сил…

Салем пристально посмотрел на Настю, оценивающе, как выживший на возможную проблему. – Больна? – спросил он прямо. Настя слабо улыбнулась. – Устала просто. Голова кружится иногда. С тех пор как… все случилось. Думаю, недоедание. Ольга, врач по профессии (как выяснилось позже), внимательно посмотрела на подругу, но промолчала.

Решение было принято быстро. Видя организованность пришедших, Николай, Ольга и Настя согласились ехать. Аня молча кивнула, крепче сжав мамину руку.

Задержались на день. Николай знал поселок. Нашли несколько банок тушенки, пару мешков картофеля из погреба (часть подпорчена), ящик с домашними закатками. Аптечка Ольги была собрана под стать врачу (йод, бинты, анальгин, антибиотики) и кое-что достали из развалин аптеки. Ржавый топор, лопаты, пилу-ножовку, моток веревки, набор гаечных ключей из гаража Коли. В квартире местного радиолюбителя – мощный коротковолновый трансивер «Родина-307» с бензо-генератором и пачкой аккумуляторов. Антенна сломана, но Николай, ковырявшийся в радио с детства, пообещал починить.Скудные личные запасы тоже погрузили в машину, теплые одеяла, кастрюли, соль, спички, свечи, мыло.

Паджеро был забит под завязку. Люди и Рея теснились среди мешков и ящиков. Дорога обратно была напряженной. Лев грузно сидел на ящике с картошкой, «Вепрятник» между колен. – Ну что, соседи, – его голос прорвал гул мотора, – готовы к нашему курорту? Бассейна нет, зато есть уникальные оздоровительные процедуры. Например, «не наступи в "Стеклянную реку" , а то похлебаешь жижи как суп». Или «уворачивайся от "Картинок" , а то поджаришь себе мозг». Включено в стоимость проживания. Николай хмыкнул. Ольга слабо улыбнулась. Настя, прижавшись к окну, смотрела на проплывающий мертвый лес. Аня тихо спросила: – А собачка… она добрая? – Добрее нас со Львом, – ответил Салем, видя в зеркале, как Рея осторожно обнюхивает девочку. Аня медленно протянула руку, коснулась шерсти. Собака не отдернулась. – Она наша… ищейка. Чует беду раньше всех.

Машина подъехала к воротам «Фары». Салем и Лев мгновенно оценили обстановку. Ничего явно сломанного, не взорванного. Но… – Дверь в кладовку у гаража, – тихо сказал Лев, указывая пальцем. – Она была приперта кирпичом изнутри. Кирпич сдвинут. Салем кивнул. Он тоже заметил. И еще: нечеткий след на пыльном полу у входа в кафе – не от их ботинок. Чей-то, более мелкий и легкий.

Они высадили новых жильцов у машины. – Ждите здесь, – приказал Салем. – Не шумите.

С оружием наизготовку, зная расположение каждой ловушки, Салем и Лев вошли первыми. Рея шла впереди, низко опустив голову, но не рычала – признак, что живых чужаков сейчас нет.

Осмотр подтвердил: кто-то был внутри. Аккуратно. Ловушки не тронуты. Растяжки на месте. Самое тревожное: заряд в генераторной – не сработал. – Хитрая тварь, – проворчал Лев, присев у растяжки на двери склада. – Прошла как тень. Ничего не взяла? Или взяла то, чего мы не заметим? – Или разведка, – мрачно добавил Салем, осматривая сдвинутый кирпич. – Узнала, что здесь есть, кто здесь есть. И ушла доложить. – Он посмотрел на Льва. Лев неожиданно фыркнул, поднимаясь. – Да пошел он, этот вор! Главное, что склад цел, генератор на месте, и дизель наш не уперли. А мины… мины еще выстрелят. Не в этого, так в другого. – Он махнул рукой. – Зови новых соседей. Пусть заходят. Осматриваются. А мы… мы теперь не двое.

Они вышли к ожидавшим. Лица новых жильцов были бледными от страха и неизвестности. – Все чисто? – спросил Николай, сжимая свой обрез. – Пока да, – ответил Салем. – Заходите. Добро пожаловать… домой. Ольга осторожно переступила порог, оглядываясь. Настя, опираясь на Колю, глубоко вздохнула. Аня крепко держала маму за руку, но ее взгляд упал на Рею, которая терлась боком о ногу Салема. Девочка сделала маленький шаг вперед.

Лев распахнул руки, пытаясь разрядить обстановку своей грубоватой манерой: – Ну, вот и Фара! Люкс-апартаменты в стиле «постапокалипсис»! Ванна – озеро в пятистах метрах, правда, иногда оно ведет себя как жидкое стекло, но это мелочи! Горячая вода – когда генератор работает и котел не протекает! И главная фишка – уникальная система безопасности: «Случайно-Смертельный Интерьер»! – Он ткнул пальцем в проволоку у порога. – Не наступайте на проволоку и не трогайте щиты на окнах, а то ваши внутренности украсят наш ландшафт! Весело, правда? Николай смотрел на него, не понимая, смеяться или плакать. Ольга покачала головой, но в уголках губ дрогнула тень улыбки. Настя тихо спросила: – А… а где можно прилечь? Салем кивнул на лестницу. – Второй этаж. Комнаты свободны. Выбирайте любые, кроме тех, где на полу лежат доски с гвоздями. Это не беспорядок. Это… система оповещения.

Пока новые жильцы, осторожно ступая, поднимались наверх, Лев подошел к Салему, смотревшему в щель в ставне на темнеющий лес. – Фаровцы, – пробурчал Лев, кивнув в сторону лестницы. – Теперь их надо кормить, поить, защищать. И от зон, и от людей. И от того, что залезло сюда, пока нас не было. – Знаю, – тихо ответил Салем. – Но одни они точно не выжили бы. Это начало, Лев. Только начало.

После последней, перенесенной в дом коробки Лев тяжело вздохнул, достал из кармана потертую фляжку, отхлебнул. Потом протянул Салему. – Ну что ж… За новоприбывших, сосед. Добро пожаловать в наш общий ад.

ГЛАВА 8. Осколки прошлого

Вечер в «Фаре» был непривычно… живым. В большой зале кафе, где пыль уже успела лечь ровным слоем на заброшенные столики, теперь горел очаг – точнее, большая жестяная печка-буржуйка, вытащенная Львом из подсобки. Два стола сдвинули вместе. На них стояла праздничная трапеза: жареная картошка с тушенкой, приготовленная на буржуйке, сухари, чай с заваренной брусничной веточкой . Запах еды, смешивался с запахом дыма, влажной одежды и человеческого страха, начинающего понемногу оттаивать.

Салем сидел во главе стола, спиной к забитому окну. «Винторез» стоял рядом, на полу, в мгновенной доступности. Рея лежала у его ног, чутко следя за новыми людьми, но без агрессии. Лев напротив методично уплетал картошку, поглядывая на Колю, который ел с аппетитом человека, долго не видевшего горячей пищи. Ольга кормила Аню, девочка клевала носом, уставшая от переезда и впечатлений. Настя сидела чуть поодаль, ковыряя еду вилкой, бледная, с синяками под глазами.

Тишину нарушил Лев, громко хлебнув чай из кружки и поставив ее со стуком. "Ну что, соседи," – его голос прозвучал слишком громко в настороженной тишине, – "как вам наш гостеприимный кров? Не хуже «Метрополя», а? Только без портье. И без горячей воды. И без электричества, пока генератор не крутанем. Но зато с уникальной коллекцией смертельных ловушек! Ощущение экстрима – бесплатно."

Николай хмыкнул, вытирая губы тыльной стороной руки. "Кров – это слабо сказано. Стены целы, крыша не течет. После того, что было… это уже дворец." Он помолчал, глядя как пламя в топке буржуйки лижет жестяные стенки. "Дворец среди руин."

Ольга отложила ложку, взглянула сначала на него, потом на Салема. "Вы… вы оба были здесь? Когда все… случилось?"

Салем кивнул, отодвинув пустую тарелку. "Я был тут, вместе с Львом и Реей. Мы здесь с первого дня."

"А я…" – Коля отложил ложку, голос его стал глуше, – "я на поле был. За селом. Трактор чинил. Увидел… как небо над лесом на западе разорвалось. Словно второе солнце взошло. Грохот… такой, что земля под ногами заплясала. Потом ветер… Думал, конец. Пригнулся за трактором, накрылся брезентом. Очнулся – трактор перевернут, небо черное, дышать нечем. Домой побежал…" Он замолчал, сжав кулаки так, что побелели суставы. Лицо исказила гримаса боли. "Половины поселка не было. Наш дом… стоял на краю. Стены треснули, крыша провалилась. Жена…" – Голос сорвался. Он резко вдохнул, вытер глаза грязным рукавом. – "Она была внутри. Не выбежала. Наверное, спряталась в подполе… думала, как в войну. Не вышла. Я откопал…" Он не договорил, просто покачал головой, уставившись в пустоту перед собой. "Потом ливни начались. Холод. Радио молчало. Собрались те, кто выжил… но людей все меньше становилось. Болезни, голод. Мы остались. Ждали чуда или конца."

Тяжелое молчание повисло в воздухе. Треск дров в буржуйке казался оглушительным. Аня прижалась к матери, испуганно глядя на плачущего мужчину.

Ольга тихо взяла слово, ее голос был ровным, профессиональным, но в глубине глаз таилась усталость веков. Она обняла дочь. "Мы с Аней были в больнице. В райцентре. Я дежурила. Вдруг – свет погас, аппараты завизжали, все задрожало. Стекла посыпались. Я схватила Аню, мы под койку… Потом крики, пыль, темнота. Выбрались – город горел. Половина здания рухнула. Коллеги… пациенты…" Она сжала губы, гладя Аню по волосам. "Мы выжили чудом. Шли пешком домой, в Заречье. Шли неделю. По дорогам… лучше не вспоминать. Трупы, брошенные машины, пожары. Люди с пустыми глазами. Настя присоединилась к нам позже, когда мы нашли остальных.

Настя вздрогнула, словно от прикосновения. Вилка выпала у нее из ослабевших пальцев. Она подняла на Ольгу большие, полные слез глаза. "Я… я из соседнего села. Приехала в Заозерье на автобусе… к подруге. Только вышла… и началось. Этот грохот… как будто мир лопнул. Меня отбросило в канаву. Очнулась – вокруг ад. Автобус перевернут, люди кричат… Потом я увидела деда Федора… он жил рядом с остановкой. Он вылез из-под забора, весь в крови. Я побежала к нему… а его… камнем придавило, хрипел так страшно, я испугалась, оставила его…" – Слезы потекли по ее грязным щекам. Она обхватила себя руками. "Я так устала с тех пор… все время устаю. И голова кружится. Будто силы нет совсем."

Ольга положила руку Насте на плечо, но ничего не сказала. Ее взгляд был красноречивее слов: подозрения крепли. Салем заметил этот взгляд. Лев тоже, хмуро ковыряя вилкой остатки каши.

"А что… что это было?" – тихо спросила Аня, глядя на Салема большими глазами. – "Этот взрыв? И почему… почему теперь лес такой страшный? Вода в лужах как стекло, а в овраге… холодно как зимой, и все в иголках?" Она поёжилась, вспомнив «Ледяные Цветы» у ручья по дороге в «Фару».

Все взгляды устремились на Салема. Он почувствовал тяжесть ожидания. Лев скептически хмыкнул, но промолчал.

"Взрыв," – начал он ровно, глядя на пламя в буржуйке, – "был на термоядерном корабле «Магеллан». Наверное, ты слышала по радио перед… всем этим?" Аня кивнула. "Мощность была чудовищной. Но дело не только во взрыве. Он… спровоцировал что-то. Глобальный сбой. Как короткое замыкание в системе планеты."

Он взял со стола пустую консервную банку и кусок сухаря. "Представь, что мир – это большая, сложная машина. Со своими правилами – гравитация, время, как течет вода, как распространяется звук, как замерзает влага." – Он поставил банку. – "Взрыв «Магеллана» ударил по этой машине как кувалдой. Не просто разрушил города… он сломал сами правила в некоторых местах. Создал… зоны. Очаги, где законы физики работают неправильно, гипертрофированно. Как перекосившаяся шестеренка, которая крутится не так и все ломает вокруг."

"Как… как в овраге?" – спросила Аня.

"Да," – кивнул Салем. – "Это зона спонтанной кристаллизации. Теплый влажный воздух мгновенно превращается в лед на любой поверхности. Физика фазового перехода. Гипертрофированный эффект." – Он смял сухарь в крошки и бросил их на стол перед банкой. – "Или «Тихие Пустоши», которые у нас на болотах к северу. Там сломано распространение звука. Почва и воздух поглощают его почти полностью. Акустический метаматериал, созданный катастрофой."