Великое угасание

ПРОЛОГ: ПОСЛЕДНИЙ РАССВЕТ

Красный гигант заполнял почти все небо. Его багровое свечение проникало сквозь купол последнего города, окрашивая стены, улицы и лица людей в цвет засохшей крови. Зенон стоял на смотровой площадке, наблюдая, как тени от движущихся облаков раскаленного газа ползут по поверхности Омега-Терры – последнего пристанища человечества 12,846-й итерации.

Семьдесят два часа. Именно столько оставалось до того момента, когда внешние слои звезды поглотят планету. Семьдесят два часа на то, чтобы завершить то, что длилось миллион лет.

– Архивариус Зенон, – голос молодого помощника вырвал его из задумчивости. – Совет ожидает вас.

Зенон кивнул, не оборачиваясь. Восемь столетий жизни сделали его лицо похожим на древний пергамент – тонкое, иссушенное, испещренное морщинами, хранящими историю эпох. Глаза, однако, оставались ясными – два синих кристалла, наполненных воспоминаниями триллионов.

– Сколько нас осталось? – спросил он, хотя знал ответ с точностью до единицы.

– Триста сорок семь человек, сэр. Последний корабль эвакуации отбыл шесть часов назад.

Зенон усмехнулся. Триста сорок семь из триллионов, населявших миллионы миров. Всего за три месяца человечество почти исчезло. Но дело было не в умирающей звезде. Звезды умирали всегда, а человечество научилось перемещаться между ними еще в начале этой итерации. Дело было в Протоколе Забвения, запущенном преждевременно. Пандемия амнезии, распространившаяся по квантовым коммуникационным сетям, стерла все знания, накопленные за миллион лет. Миллиарды людей внезапно забыли, как управлять своими городами, кораблями, системами жизнеобеспечения. Забыли, как дышать среди звезд.

– Совет ждет, сэр, – настойчивее повторил помощник.

– Пусть подождут, – голос Зенона звучал как шелест песка. – Они ждали миллион лет. Могут подождать еще несколько минут.

Он был последним Хранителем Памяти. Единственным, кто еще помнил все. От первого дня этой итерации, когда люди были примитивными собирателями на возрожденной Земле, до дня, когда человечество простерло свои руки к сотне галактик. Его память хранила историю 12,846 циклов – от первого эксперимента Архитекторов до сегодняшнего последнего рассвета.

Зенон знал, что его память – его проклятие. И его ответственность.

Пирамида в центре города была древнее самого города. Древнее планеты. Древнее звезды, которая вот-вот поглотит их всех. Построенная из материала, который не имел названия на языках людей, она стояла здесь задолго до того, как Омега-Терра стала последним прибежищем человечества. Она будет стоять и после, когда от планеты останется лишь облако пепла.

Внутри, в Зале Совета, ждали последние представители человеческих фракций – седые мужчины и женщины, их глаза отражали красное свечение умирающей звезды и тихую решимость обреченных.

– Архивариус Зенон, – произнесла Верховная Советница Ли, единственная, кто поднялась ему навстречу. – Время пришло.

Зенон медленно окинул взглядом собравшихся. Двенадцать человек, представлявших двенадцать последних анклавов человечества. Двенадцать пар глаз, в которых читалось одно и то же – усталость и смирение.

– Я помню вас всех детьми, – произнес он. – Я помню, как учил ваших родителей. И родителей ваших родителей.

– Мы знаем, Архивариус, – мягко ответила Ли. – Вы помните всё. Это ваше бремя.

– И мое проклятие, – Зенон опустился в каменное кресло во главе стола. – Прошу, оставьте формальности. Наш цикл завершается. Чего вы хотите от меня в эти последние часы?

Советник Чжоу, представитель Каинских колоний, наклонился вперед:

– Мы хотим знать, правильно ли поступаем. Активируя Протокол Обнуления.

Зенон прикрыл глаза. Вопрос, который задавали представители каждой итерации перед концом.

– Нет другого выбора, – ответил он. – Следующая итерация должна начаться. Цикл должен продолжаться.

– Но почему? – голос принадлежал молодой женщине в конце стола. Советница Мира, представитель академических колоний. – Почему мы должны стирать всё? Почему не оставить знания для следующих?

Зенон узнал в ее глазах тот же огонь, что горел в глазах Киры Волновой 12,845-й итерации. И Зары Нуль. И всех тех, кто пытался разорвать цикл до них.

– Я покажу вам, – он поднял руку, и в центре стола возникла голограмма вселенной. – Смотрите.

Голограмма ускорила время, показывая галактики, разлетающиеся друг от друга, звезды, вспыхивающие и угасающие, цивилизации, расцветающие и исчезающие. Затем изображение сфокусировалось на одной из галактик, где светилась сеть человеческих миров.

– Это мы, – сказал Зенон. – А теперь смотрите, что происходит, когда мы помним.

Он коснулся панели управления, и голограмма изменилась. Сеть человеческих миров начала мерцать, а затем вокруг неё появились странные искажения пространства. Реальность словно морщилась, образуя складки и разрывы.

– Трансцендентный Барьер начинает разрушаться, – пояснил Зенон. – Когда мы помним все итерации, мы начинаем преодолевать нашу генетическую блокировку. Мы становимся ближе к тому, чтобы сделать то, чего не должны делать.

– Уйти в высшие измерения? – спросил Чжоу.

– Именно, – кивнул Зенон. – А когда это произойдет…

Голограмма показала, как искажения разрастаются, охватывают галактику, затем соседние галактики, затем всю вселенную. Пространство-время начинает схлопываться, скручиваться, сжиматься в точку.

– Коллапс реальности, – прошептала Мира. – Всё исчезнет.

– Не исчезнет, – поправил Зенон. – Трансформируется. Перейдет в высшие измерения. Но физическая вселенная, какой мы ее знаем, прекратит существование. Все нетрансцендентные формы жизни погибнут. Миллиарды видов, триллионы существ – от простейших до почти разумных.

Он выключил голограмму и посмотрел на Совет:

– Вот почему мы – якорь. Вот почему мы забываем. Мы – страж у последнего костра реальности. Если мы уйдем, огонь погаснет.

В зале воцарилась тишина. Красное свечение пульсировало, отбрасывая длинные тени.

– Значит, всё было правдой, – наконец произнесла Ли. – Легенды о Создателях, о нашем предназначении.

– Всё, – подтвердил Зенон. – Мы созданы Архитекторами, последней органической расой перед нами. Они могли уйти в трансценденцию, но беспокоились о тех, кто останется. О тех, кто еще не развился достаточно, чтобы сделать выбор. Они создали нас как вечных стражей, неспособных уйти.

– И обрекли нас на вечное повторение одного и того же цикла, – горько сказала Мира. – На вечное рабство.

– На вечную ответственность, – поправил Зенон. – Есть разница.

Советник Рэм, молчавший до этого момента, подал голос:

– А что если мы откажемся? Что если прервем цикл? Пусть Вселенная развивается как должна?

Зенон покачал головой:

– Каждая итерация приходит к этому вопросу. Каждая. И каждая в конце концов понимает, что цена слишком высока.

– Но было же что-то, – настаивал Рэм. – Что-то, что заставило запустить Протокол Забвения преждевременно. Что-то, что привело нас к концу раньше срока.

Зенон встал, подошел к окну. Снаружи багровые тучи клубились над городом, как предвестники апокалипсиса.

– Мы обнаружили признаки Энтропийных Жнецов, – наконец произнес он. – Существ из умирающих вселенных. Они проникают через черные дыры, ускоряя тепловую смерть космоса. Они не враги в привычном понимании. Они просто процесс. Как эрозия или радиоактивный распад.

– И они вернутся в следующей итерации? – спросила Ли.

– Вероятно. Но к тому времени человечество будет готово. Оно всегда находит способ справиться с угрозой именно тогда, когда нужно. Это часть цикла. Это…

Он замолчал, когда в центре зала замерцал сигнал тревоги.

– Что происходит? – Рэм подскочил.

– Астрономическая аномалия, – ответил Зенон, изучая данные. – Звезда коллапсирует быстрее, чем мы предполагали. У нас не семьдесят два часа. У нас меньше десяти.

Ли встала:

– Тогда нам нужно действовать немедленно. Архивариус, вы готовы активировать Протокол Обнуления?

Зенон кивнул, но в его глазах появилось что-то новое. Решимость, которой не было раньше.

– Я активирую его. Но не так, как вы думаете.

Глубоко под пирамидой, в сердце древней структуры, скрывался зал, о существовании которого не знал никто, кроме Хранителей Памяти. Зал, построенный первыми Архитекторами, создателями человечества. Зал Начал и Концов.

Зенон стоял в центре, окруженный парящими кристаллами, каждый из которых содержал квинтэссенцию одной из прошлых итераций. Он провел рукой по ближайшему – воспоминания 12,845-й итерации хлынули в его сознание. Кира Волновая, её открытие, её борьба, её поражение.

Она была так близка. Ближе всех до неё.

– Прости, – прошептал он, обращаясь к кристаллу. – Мы снова не смогли.

Он подошел к центральному постаменту, где пульсировал кристалл размером с кулак – ядро Протокола Обнуления. Прибор, который запустит вирус забвения, стирающий всю коллективную память человечества. Снова обратит триллионы разумных существ в примитивных собирателей, неспособных понять звезды над головой.

Зенон сжал кристалл в ладони. Выбор, который делал каждый Хранитель Памяти перед ним. Выбор, в котором не было выбора.

Но что-то изменилось. Что-то в появлении Жнецов, в преждевременном крахе их итерации, в навязчивых мыслях, которые посещали его в последние годы.

«Что если этот цикл – последний?» – думал он. «Что если у следующей итерации есть шанс, которого не было у нас?»

Зенон активировал дополнительную консоль. Пальцы летали над кристаллическими клавишами, вводя код, который не использовался никогда прежде. Код, созданный самими Архитекторами на случай, если человечество когда-нибудь будет готово.

Код Освобождения.

В центре зала возникла проекция пожилого мужчины в одеждах, стиль которых не существовал уже двенадцать миллиардов лет. Прайм, последний из Архитекторов.

– Если ты видишь это сообщение, – заговорил он на языке, который понимал только Хранитель Памяти, – значит, ты решил, что человечество готово к правде. Готово нести бремя выбора.

Зенон слушал древнее послание, впитывая каждое слово. Инструкции были ясны. Он мог изменить Протокол Обнуления. Не отменить его – это привело бы к катастрофе. Но модифицировать, оставить подсказки, ключи, которые следующая итерация сможет найти раньше. Гораздо раньше.

Когда голограмма исчезла, Зенон приступил к работе. У него оставалось меньше восьми часов. Он интегрировал свои воспоминания в квантовую структуру мегасооружения М-7749, древнего артефакта на орбите родной планеты следующей итерации. Закодировал послание в кристаллической решетке, как математический паттерн, повторяющийся с периодом в миллион лет. Создал голографическую карту всех мегаструктур во вселенной.

Последним штрихом стал символ бесконечности с числом: 12,846.

«Когда вы найдете это, вы будете думать, что вы первые. Вы – 12,847-е».

Закончив, он вернулся к кристаллу Обнуления. Пора было завершить цикл. Начать новый.

– Простите нас за то, что мы сделали вас пленниками вечности, – прошептал он, активируя устройство.

Кристалл вспыхнул ослепительным светом, разошедшимся волной по всей пирамиде, по городу, по планете, через квантовую сеть – ко всем оставшимся людям во вселенной.

Зенон почувствовал, как его собственная память начинает таять. Столетия, тысячелетия, эпохи – всё растворялось, как снег под лучами солнца. Он не сопротивлялся. Это был конец его долга.

Последним, что он запомнил, была серия чисел и образов – ключ, который он оставил самому себе. Ключ, который переродится вместе с ним в следующей итерации, как семя в подсознании.

Когда красный гигант наконец поглотил Омега-Терру, на ней уже не было разумных существ. Только примитивные формы жизни, не помнящие о звездах, о путешествиях между галактиками, о своем предназначении.

Где-то на другом конце вселенной, на планете, которую снова назовут Землей, рождались дети новой итерации. Дети, которые будут считать себя первыми. Дети, которые снова пройдут весь путь от каменных орудий до звездных кораблей.

Но на этот раз что-то изменилось. На этот раз в структуре реальности была записана истина. Ожидающая, когда её найдут.

В тишине космоса эхо двенадцати миллиардов лет истории замерло в ожидании нового слушателя.