На расстоянии удара

Глава первая

Я сижу в этом небольшом кафе и, неспеша потягивая фанту, жду, когда подъедет мой клиент. За три дня я достаточно хорошо изучил его маршрут и знаю, что в 13:30 он обязательно заезжает в это кафе с романтическим названием «Шамбала» – есть, по-моему, такая легенда о волшебной стране в горах Тибета.

Привлекала ли клиента романтическая вывеска, или кухня, или что-то еще, но каждый день на протяжении всего времени, что я за ним следил, он ровно в 13:30 приезжал в кафе, обедал и в 14:10 уходил. По нему можно было часы сверять, настолько он был пунктуален, что, в принципе, только облегчало мне работу.

Из тех сведений о нем, что мне передали, и своих собственных наблюдений я вывел, что убрать его мне возможно только в этом кафе. Везде и всюду он ездил на своем бронированном лимузине; везде и всюду его окружали охранники, которые хоть и не являются помехой для профессионала, но могут иногда серьезно осложнить работу. Очевидно, бедный банкир опасался за свою жизнь, и, как выясняется, не без оснований. Лимузин подгоняли прямо к дверям подъезда, и клиент шнырял внутрь, как мышка. Под одеждой у него наверняка был пуленепробиваемый жилет, а все окна в квартире и кабинете занавешены плотными темными шторами. Таким образом, внимательно изучив все подходы к нему, я понял, что единственная возможность выполнить заказ предоставляется только здесь, в этом кафе, к которому банкир питал необъяснимое пристрастие.

Отправив в рот очередную порцию картофеля фри, я посмотрел на часы – 13:29. Через несколько секунд к дверям кафе подкатил черный лимузин. Первыми вышли четыре здоровенных лба, затем выкатился банкир, и все пятеро зашли внутрь. К ним уже спешил улыбающийся метрдотель, готовый проводить банкира в специальную кабинку, предназначенную только для него. Это я тоже предварительно выяснил, чтобы не произошло никаких сбоев. Также я узнал, что банкир мой всегда сидит на одном месте – в дальнем углу кабинета, сбоку от двери. Бедняга всерьез страдает манией преследования и явно считает, что, когда открывается дверь, кто-то может в него выстрелить. Наивный парень. Так может поступить только дилетант, а профессионал всегда играет по-другому.

Я потратил целый день, выясняя методику работы кафе и, собственно, банкирской кабинки. Открывалась она всего лишь дважды в сутки: утром – при уборке и днем – при банкире. Все остальное время она оставалась закрытой. Ключи имелись только у главного администратора и охраны. И тем не менее все эти, на первый взгляд, серьезные трудности только укрепили меня в моем решении отправить банкира в лучший мир прямо из его любимой кабинки.

Этой ночью я проник в кафе, нехитрую систему сигнализации которого отключил без труда, открыл кабинет и установил в банкирском кресле интересную вещицу, на создание которой у меня ушло полдня. Так же тихо и незаметно я ушел и сегодня спокойно ждал моего клиента, попивая фанту и хрустя картофелем фри.

Полная, мясистая морда банкира выражала крайнее раздражение. Он явно был чем-то очень недоволен и, не обращая внимания на расточающего улыбки метрдотеля, что-то сердито буркнул и поспешил к своей кабинке. Что ж, мысленно усмехнулся я, сегодня решатся все его проблемы. Тем временем телохранители заглянули в кабинет и, ошибочно решив, что жизни их босса ничего не угрожает, кивнули головой. Ищите другого босса, ребята, подумал я, наблюдая, как банкир опускает свое жирное тело в кресло. Телохранители встали у дверей, метрдотель побежал отдавать заказ, а я поднялся и пошел к выходу. Таймер на бомбе срабатывал при изменении веса и был установлен на 30 секунд.

У дверей я остановился, пропуская двух входящих девушек, которые даже не удостоили меня взглядом, и вышел на улицу. В этот момент прозвучал взрыв.

Поскольку заряд был небольшой и направленного действия, никто из посетителей не пострадал. Просто раздалось громкое БАХ! дверь кабинки распахнулась, и в густом дыму взору телохранителей предстало то, что осталось от их босса.

А я, счастливо улыбаясь, завернул за угол и не спеша зашагал по залитой лучами теплого мартовского солнца улице. Я совершенно не опасался, что меня могут опознать как единственного выходившего из кафе в момент взрыва. Ибо кому придет в голову подозревать в совершении столь сложного и тщательно продуманного убийства невысокого пятнадцатилетнего паренька, явно шагающего из школы домой.

Колчин подъехал к зданию кафе «Шамбала» и вылез из машины. Внутри уже суетилась бригада экспертов, а вокруг кафе столпились зеваки, пытаясь разглядеть, что там все-таки произошло, и передавая друг другу весть о новом убийстве.

Тяжело вздохнув, Колчин показал свое удостоверение милиционеру в дверях и вошел внутрь.

– О, вот и прокуратура приехала, – приветствовал его майор Зубравин, недавно назначенный замначальника городского УВД и первым прибывший на место преступления.

Зубравина Колчин знал давно, и относились они друг к другу с взаимной симпатией, хотя майор был старше молодого следователя лет на десять.

– Привет, – пожал протянутую руку Колчин. – Что тут у тебя?

– Хлопкова пришили, – хмыкнул Зубравин. – Кто бы мог подумать…

– Банкира? – изумился Колчин. – Я думал, он практически неуязвим.

– Все так думали, – улыбнулся Зубравин. – Три покушения, и из всех выходил живым и невредимым, а тут сразу бац! – и все.

– Что произошло?

– Сработал профи, сразу ясно. Телохранители говорят, что Хлопков сел в кресло и почти тут же раздался взрыв. Наши ребята предполагают, что в кресле было заложено взрывное устройство, которое сработало, когда банкир сел. Они сейчас пытаются отыскать какие-нибудь детали, но, думаю, вряд ли что найдут. Заряд был направленного действия, и Хлопкова тут приходилось чуть ли не отскабливать со стен, а о кресле и говорить нечего.

– Есть какие-нибудь версии, кто мог это сделать?

– Версий море, – отозвался Зубравин. – Я тебе хоть сейчас могу назвать десяток фамилий, кому наш покойный банкир очень мешал, но едва ли это поможет. Тут нужен исполнитель, а не заказчик.

– Свидетелей опросили?

– Ничего не дало. Кто-то сказал, что как раз перед взрывом выходили двое – бабка и мальчишка. – Зубравин ухмыльнулся. – Кто-то из них явно убийца, правда? Старая бабулька, например?

– Да перестань ты, Игорь, – отмахнулся Колчин, не совсем понимая причину веселья своего более старшего товарища. Он чувствовал, что с этим делом им еще придется наплакаться.

Глава вторая

– И еще раз о главных новостях дня. Сегодняшнее убийство известного банкира Николая Хлопкова стало…

Я выключил телевизор и лег на диван, осматривая книжные полки в поисках какого-нибудь занимательного чтива. У меня всегда, после выполненного дела, наступало желание отвлечься от повседневных забот и погрузиться в мир, выдуманный талантливыми писателями или снятый великолепными режиссерами, где все легко и условно, сложные проблемы обязательно разрешаются в самом конце и герои живут долго и счастливо, чего никак нельзя сказать о нашем, сошедшем с катушек, мире.

Вы, скорее всего, посчитали меня сумасшедшим, когда я сказал, что мне пятнадцать лет, и я совершил заказное убийство. Начать надо, наверное, с того, что мне на самом деле двадцать лет, хотя все мои знакомые утверждают, что выгляжу я на пятнадцать. И действительно: невысокого роста (170 см), не шварценеггеровского телосложения, темные волосы, серые глаза – самый обычный парень. Никому и в голову не придет, что я профессиональный убийца.

Вы шокированы? Я – нет. Оставшись в восемнадцать лет без родителей, я скоро понял, что на скромную студенческую стипендию не проживешь. Я обменял свою двухкомнатную квартиру на однокомнатную, недалеко от центра, и перебивался всевозможными заработками, пока случай не свел меня с Казаком.

Произошло это два года назад. В то время я подрабатывал грузчиком на стройке. Здоровенные мужики поначалу подшучивали над моим ростом и телосложением, но когда я уделал в пять минут двух самых ярых шутников, они приняли меня за своего. Мой внешний вид довольно обманчив, и на самом деле я могу дать фору любому «Шварценеггеру».

В семь лет, не желая терпеть тычки и затрещины старших, я записался в секцию дзюдо. В тринадцать перешел в каратэ и дополнил все эти знания разными подленькими, но эффективными приемчиками, почерпнутыми мной в уличных драках. Параллельно с борьбой я занимался стрельбой из пистолета и винтовки и в шестнадцать лет стал кандидатом в мастера спорта. В это же время я начал серьезно увлекаться химией, в основном, что касалось взрывчатых веществ, и перелопатил массу книг по теории взрывного дела.

Детское увлечение перешло в затягивающее хобби. Я бросил стрельбу, но не каратэ, и с головой погрузился в экспериментаторство. Правда, когда я чуть не спалил квартиру, опыты пришлось перенести в гараж, но в конце концов, методом проб и ошибок, я наконец создал свою первую радиоуправляемую бомбочку и тут же испробовал ее на следующий день, подложив ненавистной математичке. Нет, я ее не убивал. Взрывом просто снесло две задние ножки стула, и она шлепнулась на пол в тот самый момент, когда намеревалась влепить мне очередную пару. Никогда не забуду этого зрелища. Никто так ничего и не понял, а я продолжил заниматься любимым делом, не забывая о занятиях каратэ, да иногда постреливая в школьном тире, дабы не потерять навык.

Столь разносторонние знания, видимо, и привлекли ко мне внимание Казака, чей пристальный взгляд задержался на мне в тот день, когда один из грузчиков принес на работу пневматический пистолет и во время обеда решил показать всем, какой он «ворошиловский стрелок».

Желающих пострелять нашлось море. Установили мишень – круг с крестом в центре и выстроились в очередь. Мазали все ужасно, даже с такого близкого расстояния, какое требует пневматический пистолет. Большинство пулек поражало ближайшие тучи и кирпичи, и только некоторые попали в мишень, да и то не в центр, а так, где-то рядом.

Наконец Витюня, хозяин пистолета, разгоряченный, подсел ко мне за столик, где я поедал свой скромный обед, состоящий из пакета молока и половины батона. До стипендии оставался еще почти месяц, и я старался ограничивать свой, и без того скромный, бюджет.

– Эй, чего сидишь скучаешь! – жизнерадостно проорал Витюня. – Не хочешь пострелять? – он пододвинул ко мне пистолет.

– Не хочется что-то, – покачал я головой.

Мне действительно не хотелось стрелять из этой пукалки и раскрывать свое мастерство перед ребятами, но Витюня не отставал.

– Давай, – ухмылялся он. – Чего скис?

– Отвали, Витек, – пробормотал я. – Не мешай человеку есть.

– Ого! – заорал он. – Наш малыш не хочет! А может, ты оружия испугался, а? Естественно, оно ведь может выстрелить. Еще отстрелишь себе чего.

Вокруг раздался ржач, а я вспыхнул. Не выношу, когда меня называют малышом и трусом (потом Казак это из меня выбил. «Несдержанность, – говорил он, – недопустима в нашей профессии. Ты должен быть хладнокровен, как камень, иначе кранты».). Но в тот момент я еще не знал Казака. Кровь заиграла во мне. Я окинул взглядом хохочущие рожи, схватил пистолет и, мгновенно рассчитав отдачу и поправку на ветер, чуть прицелившись, влепил пулю прямо в середину креста. Наступила мертвая тишина, и только прозвучавший звонок на работу спас меня от долгих объяснений. Но всю оставшуюся половину дня я ощущал на себе удивленные взоры ребят и особенно заинтересованный, оценивающий взгляд одного парня, лет на пять постарше меня. Он не работал в нашей бригаде, но у него были какие-то свои дела с прорабом, так что видел я его довольно часто. И этот взгляд его я заприметил еще во время той драки, когда в глазах его мелькнуло одобрение после двух моих точных ударов по нервным центрам, успокоивших забияк. Теперь же он снова разглядывал меня, но уже с совершенно другим выражением. Впрочем, поскольку это был мой последний день на данной работе, я, получив деньги, тут же забыл про него. Но он нет.

Через два дня я, наплевав на институт, сидел на берегу реки, швыряя в воду камешки и мрачно размышляя о своем будущем, когда ко мне подсел человек. Скосив глаза, я увидел мужчину лет сорока с длинными отвислыми усами и хохолком на темноволосой голове. Столь колоритная внешность позабавила меня, но я продолжал молчать, наблюдая за бульканьем камешков. Мужчина тоже помолчал, а затем произнес:

– Я все знаю.

– Приветствую тебя, Господь, – невозмутимо отозвался я, запуская камешек и считая, сколько раз он отскочит от воды.

Лицо мужика приняло ошарашенное выражение, и он удивленно пробормотал:

– Не понял?

– Но ты же сказал, что знаешь все, – ответствовал я, поворачиваясь к нему. – А только Господь Бог всеведущ и знает все, и значит ты либо Бог, либо соврал.

Мужик изумленно посмотрел на меня, а затем громко расхохотался.

– Неплохо, парень, – сказал он, отсмеявшись. – Ты мне уже нравишься. Я просто имел в виду, что знаю все о тебе: о твоем увлечении стрельбой, боевыми искусствами, смерти родителей и тяжелом материальном положении.

– Любопытно, – подобрался я. – И чем же вызван такой интерес к моей скромной персоне?

– Видишь ли, – ответил мужик, – я стою во главе одной организации, которой требуются такие люди, как ты.

На этот раз уже не понял я.

– Подожди. Объясни получше: что за организация, чем она занимается и какие-такие мои таланты привлекли ваше внимание?

Мужик некоторое время помолчал, а потом заговорил. Когда же я наконец уяснил, что мне предлагают стать киллером, то на мгновение потерял дар речи. Никогда не думал, что то, что я являюсь кандидатом в мастера спорта по стрельбе и моя непримечательная детская внешность приведут к тому, что мне предложат стать профессиональным убийцей. Как ни странно, но внутренне я был совершенно спокоен. Меня ошеломила внезапность и странность предложения, а не его сущность.

Жизнь диктовала свои жесткие условия, и я давно усвоил, что чтобы выжить – нужно драться, сильнейший выживает, а слабый погибает. Мысли о ценности человеческой жизни пришли ко мне позднее, а в тот момент я, сознающий свое положение: один на белом свете, без денег, нелюбимый институт, беспросветное будущее, – неожиданно для самого себя дал согласие и тем самым навсегда отрезал себя от своей прежней жизни.

Мужика звали Казак, очевидно за его оригинальную внешность, и он стоял во главе развернутой сети киллеров. Работал он быстро, толково. Задание, деньги он получал от заказчика через свою, как он ее называл, «агентуру» (кстати, так он и вышел на меня, тот парень оказался одним из его людей). Исполнитель получал любое оружие, заказчику же гарантировали полную конфиденциальность. Умелая работа Казака завоевала ему популярность в определенных кругах, но внешне он оставался сереньким продавцом небольшого коммерческого ларька, и только избранные знали, насколько широко раскинулась его агентура.

Первым моим заданием была ликвидация зажравшегося руководителя одной преступной группировки. Посчитав себя суперкрутым, он решил потеснить своих конкурентов и начал готовиться к войне, но определенным людям реки крови были ни к чему, последовал заказ Казаку, а тот передал дело мне.

Клиент, конечно, был отъявленным мерзавцем, но, как только я поймал в оптический прицел его голову, меня вдруг скрутил такой приступ рвоты, что целых пять минут я не мог прийти в себя. Хорошо еще, что этот парень любил нежиться на солнышке, и был на месте, когда я дрожащими руками снова взял винтовку. Глубоко вдохнув, я, не давая себе мгновения на раздумье, выстрелил и, увидев, как лопнула голова клиента, поспешил по уже отрепетированному пути отхода.

За свое первое дело я получил десять тысяч долларов. Таких денег я никогда в руках не держал, и это окончательно склонило меня к кривой дорожке.

Так я стал киллером. Казак придумал мне кличку Малыш, на которую я не обижаюсь, гонорар мой становится все выше, исполнения все профессиональней, а мысли о законности и моральной стороне дела посещают меня все реже. Кроме того, убиваю я только подонков да зажравшихся нуворишей, и это дает мне какое-то облегчение, словно я очищаю, хоть немного, мир, хотя дело это абсолютно непосильное.

Глава третья

Казак нервничал. Он знал сидящих перед ним людей, знал их силу, возможности и поэтому постоянно вытирал вспотевший лоб платком.

– Надеюсь, вы поняли всю сложность стоящей перед нами проблемы, – проговорил один из посетителей. – Эту операцию нужно провернуть именно так, как я сказал, и в крайне сжатые сроки. У вас есть на примете подходящий исполнитель?

Казак задумался. Предстоящая акция требовала не просто умения убивать, но еще и нешуточного профессионализма, хитрости, актерского мастерства, принятия нестандартных решений.

– Да, такой человек у меня есть, – ответил он.

– Я хочу встретиться с ним, – проговорил посетитель. – Это можно устроить?

– Думаю, да.

– Тогда через три часа здесь же.

– Хорошо.

Звонок Казака насторожил меня. Условный шифр со звонком в зоопарк и ошибкой номером означал, что мне следует немедленно с ним встретиться. Насторожило еще и то, что вызов последовал через неделю после моей последней операции, чего практически никогда не бывало. У Казака было достаточно людей, чтобы не светить слишком часто одних и тех же. Очевидно, случилось нечто важное, раз он поступился своими принципами.

Казак встретил меня на оговоренной точке рядом с драмтеатром.

– Привет, Малыш, – хмуро кивнул он и залез в свой старый-престарый жигуленок. Правда, мотор у этого «старичка» был такой, что Михаэль Шумахер и вся его команда техников умерли бы от зависти прямо на месте.

– В чем дело? – спросил я, усаживаясь рядом. – Что за аврал?

– Серьезное дело намечается, – ответил Казак, – и большие люди в нем замешаны. Одним словом, они хотят посмотреть на тебя.

– Что я, зверь какой-нибудь, чтоб на меня глазеть, – сердито буркнул я. – Что за люди-то?

– Большие люди, Малыш. Ты их все равно не знаешь, да и не надо это тебе. В общем, прошу тебя – будь сдержанным.

– Ха, – хмыкнул я. – Можно подумать, я раньше буйствовал и бил заказчикам морду.

Казак покачал головой и завел машину.

– Я тебя предупредил, – произнес он.

Автомобиль тронулся с места, а я в задумчивости замолк. Намечалось что-то архисложное.

Двое сидевших в комнате людей сначала даже не обратили на меня внимания, и это дало мне возможность хорошенько их рассмотреть.

Один, постарше, лет 50–55, был невысок, худощав, с пышной седой шевелюрой и пронзительными холодными глазами на вытянутом аристократическом лице. Он спокойно сидел в кресле и задумчиво глядел в окно, и только барабанящие по подлокотнику пальцы выдавали его нетерпение.

Второй, намного моложе своего спутника, шагал из угла в угол по комнате и был не так спокоен. Довольно высокого роста и хорошо физически развитый, он не отличался тем аристократизмом, что был у пожилого. Со своей короткой стрижкой, агрессивным подбородком и в неизменной кожаной куртке он выглядел самым обычным телохранителем, ничем не отличаясь от тех бодигардов, что имеются у каждого мало-мальски уважающего себя бизнесмена – максимум мышц, минимум мозгов.

Поскольку они не заметили моего появления, я, кашлянув, негромко произнес:

– Добрый день, господа.

Молодой подпрыгнул, словно подброшенный пружиной, а пожилой удивленно посмотрел на меня.

– Чего тебе здесь надо? – прохрипел Бодигард, как я окрестил про себя молодого.

– Это вам надо, а не мне, – спокойно ответил я. – Я от Казака.

– Что?! – вылупил глаза Бодигард. – Он что, совсем сдурел? Прислал какого-то щенка.

Удивление в глазах пожилого Аристократа сменилось на интерес.

– Подожди, Федор, – остановил он разошедшегося Бодигарда. – Так вы и есть тот самый исполнитель, которого Казак подобрал для проведения акции?

– Скажем так, я действительно работаю на Казака, но ничего не знаю о предстоящей операции.

– И не узнаешь, – снова вылез вперед Бодигард Федя. – Владилен Георгиевич, да он издевается над нами.

– Ваш друг всегда такой горячий, – хладнокровно обратился я к Аристократу, – или только в критические дни?

– Что?! – от оскорбления голос Феди перешел в свистящие шипение. – Убью суку! – и он протянул свою громадную клешню к отвороту моей джинсовой куртки.

В следующую секунду ситуация кардинально изменилась. Федя согнулся в три погибели, одна его рука бесцельно молотила воздух, а другую удерживал я, надавив на нервные узлы.

– Ну что, – сказал я, – будем и дальше в бирюльки играть или поговорим о деле?

– О, прошу прощения, – Аристократ глядел на меня с нескрываемым интересом. – Думаю, если вы отпустите моего спутника, мы с вами сможем спокойно поговорить.

Выпустив бедного Федю, я отступил на шаг и заложил руки за спину. Бодигард медленно выпрямился и двинулся вперед, сверля меня ненавидящим взором.

– Федор! – в голосе Аристократа зазвенела сталь, и Бодигард застыл на месте. – Присаживайтесь, – Владилен Георгиевич указал на кресло напротив.

Я неспеша прошествовал мимо грозно сопящего Феди к указанному месту и, удобно устроившись, выжидательно посмотрел на заказчика.

– Видите ли, в чем дело, – проговорил он, сплетя пальцы. – Как вам должно быть ясно, убрать надо одного человека, но убрать надо так, чтобы не было понятно, что это заказное убийство.

– Не понял, – удивился я. – То есть вы нанимаете профессионального киллера, но убийства быть не должно?

– Нет, оно должно быть, но не должно быть понятно, что его убили специально, ибо в этом случае начнется война.

Я озадаченно почесал в затылке. Какую же свинью подложил мне Казак.

– Где живет клиент? – спросил я.

– В Петербурге.

– Срок исполнения?

– Не больше недели.

– Оплата?

– Пятьдесят тысяч, – ответил Аристократ после легкой заминки.

– До свидания, – поднялся я. – Ищите кого-нибудь другого.

– Да что ты о себе возомнил! – снова взорвался Федя. – Оборзел, в натуре.

– Подождите, – остановил меня Владилен Георгиевич. – Вы, кажется, не поняли…

– Нет, это вы не поняли, – перебил я. – Вы ставите передо мной нереальные задачи, которые надо решить в кратчайшие сроки, и при этом предлагаете смехотворную плату. Так дело не пойдет.

– Да ты… – начал было Федя, но Аристократ остановил его.

– Какова ваша цена? – спросил он.

Я посмотрел в его глаза и увидел, что он согласен на любые условия. Да уж, на что только не пойдет человек, если ему надо убрать с дороги ближнего своего.

– Двести, – сказал я. – И половину вперед.

– Хорошо, – голос Аристократа был ровен и спокоен. – Еще что-нибудь?

– Вся ваша информация по клиенту.

– Есть.

– Его медицинская карта.

– Будет.

– Билет на поезд и ваш человек в Питере.

– Человек есть, вся информация будет готова через два часа.

– Хорошо. Отдайте Казаку. Всего хорошего, господа. Ничего, до дождя уберем, – не удержался я напоследок от прикола и, не обращая внимания на вытянувшиеся лица, поспешил вниз. Надо было приготовиться.

Ночь за окном изредка озарялась вспышками семафоров, поезд неумолимо рассекал темноту по направлению к северной столице, а я, удобно занимая целое купе, еще раз пролистывал досье на моего клиента, размышляя, все ли я взял с собой и не придется ли мне отовариваться в Питере.

Досье действительно было впечатляющим. Аристократ постарался на славу. Была собрана вся информация на клиента со дня его рождения, плюс фотография и медицинская карта, что являлось немаловажным. Внешность его мне сильно не понравилась. Лет ему было под шестьдесят, и сразу было видно, что человек этот беспощадный, хитрый и умный. Даже на фотографии его глаза выдавали крайнюю жестокость и волчью настороженность. К таким людям бывает очень трудно подобраться из-за их потрясающего чутья на опасность, но в любой крепостной стене всегда найдется потайной лаз, и таким лазом как раз и оказалась его медицинская карта.

Почему-то люди думают, что для того, чтобы совершить заказное убийство, надо иметь под рукой пистолет, автомат, кило динамита или, на худой конец, нож. Но никто не обращает внимания, что у человека делается внутри, хотя это иногда является крайне важным, а в моем случае – вдвойне.

Поскольку вышеупомянутыми подручными средствами пользоваться было нельзя, я обратил внимание на медицинскую карту клиента и нашел наконец, что искал. У бедняги были больные почки. Ничего необычного, скажете вы, у тысяч людей больные почки, но мне тут открывалась лазейка, сквозь которую я мог проникнуть внутрь крепости и поднять на главной башне флаг победы.

Получив такие важные сведения, я тут же отправился к одному своему приятелю. Познакомились мы с ним где-то год назад на вечеринке, устроенной моим однокурсником. Звали приятеля Мирон, работал он анестезиологом в Первой городской больнице и имел необыкновенное хобби, которое заставило меня поближе познакомиться с ним.

Мирон коллекционировал яды и химикаты, которые можно было использовать в нехорошем деле уничтожения себе подобных. Коллекция у него была обширнейшая, начиная от мышьяка и кончая кураре, и он неуклонно пополнял ее. Денежки у него водились, поскольку он потихоньку торговал налево морфием, и ко всему этому надо еще добавить такое ценное качество, что он был абсолютно нелюбопытен и не болтлив.

Когда я заходил к нему, в кармане у меня был только бумажник с двумя штуками баксов, а когда через полчаса вышел, то бумажник полегчал на одну штуку, а в кармане появился небольшой пакетик с одним хитрым порошком. Хорошо растворимый, безвкусный и бесцветный, он дает сильное обострение пиелонефрита, и через пару дней после его употребления человек умирает, и все вокруг будут в полной уверенности, что виной всему больные почки. А чтобы выяснить, от чего он на самом деле умер, нужно провести тщательнейший и скрупулезнейший анализ, но вряд ли кто будет этим заниматься. «Вы слышали, господин N вчера умер». – «Ах, какой ужас! От чего?» – «От пиелонефрита». – «Ах да, у него же были больные почки. Весьма жаль. Ну что ж, займемся разделом его имущества».

Вот примерно все в таком ключе и будет, уверяю вас, и ни одна собака не подкопается, что здесь был нанесен точный и смертельный удар. Ведь совсем не обязательно нападать с ревом и грохотом, паля направо-налево. Можно все сделать тихо и спокойно, на расстоянии безопасном, но достаточном для нанесения одного точного удара. И не важно, измеряется ли это расстояние дальностью полета пули или взрывной волной, действием ли яда или броском кинжала, в любом случае я нахожусь на расстоянии удара и наношу его в самый подходящий момент.

В Питере меня встречали. Это было одним из условий, которые я поставил заказчику, ибо хоть я и ориентировался в северной столице достаточно хорошо, но могли измениться какие-то нюансы дела, появиться новая информация или вообще произойти отмена операции.

Хотя Аристократ, через Казака, и уверил меня в полной надежности своего человека, я все-таки потребовал его фотографию, а при выходе на перрон несколько изменил внешность. Надел шляпу и легкое серое пальто, нацепил очки с простыми стеклами и взял под мышку потертый дипломат. Таким образом, я весьма сильно походил на какого-нибудь задохлика-интеллигента, всю жизнь корпевшего над книгами, или заморенного учителя истории, живущего на одну зарплату.

Нужного мне человека я узнал сразу. Парнишка лет двадцати семи, невысокий, со спокойным, несуетливым лицом. Меня он не знал, и я, семенящим шагом проходя мимо него, бросил условную фразу:

– В Пальмире все спокойно?

– Да, но скоро будет дождь, – невозмутимо ответствовал парнишка и, чуть обогнав меня, пошел впереди.

Серая «девятка» привезла меня в однокомнатную квартиру на Литейном. Парень положил на стол папку, номер телефона и, сказав: «Что понадобится, звоните», исчез.

Хмыкнув, я покачал головой. Серьезный парнишка, такие мне нравятся. Я подошел к столу и пробежал глазами информацию в папке. Ничего не изменилось, и клиент мой по-прежнему посещает по вечерам недавно открытое на Невском казино «Тибет» (везет мне что-то в последнее время на экзотические названия). Что ж, туда мы визит и нанесем.

Спустя три дня я сидел у стойки бара казино «Тибет» и, потягивая фирменное пиво «Джомолунгма», наблюдал за последней игрой клиента. На мне шикарный костюм-тройка от Версаче, туфли Bally, очки в золотой оправе, массивный перстень на среднем пальце левой руки. Волосы зачесаны назад и уложены гелем, над верхней губой ровная щеточка усов, а на плече виснет шикарная блондинка с самым умопомрачительным бюстом из всех, что я когда-либо видел. Одним словом, я ничем не отличаюсь от посетителей этого элитарного и супердорогого казино, куда имеют вход только те, у кого в бумажниках густо произрастает зелень, а у ворот хрипят и бьют копытами великолепные «лимузины» и «мерседесы».

Эти три дня съели добрую половину моего аванса, но цель была достигнута, и, узнав все, что мне нужно, я готовился нанести удар.

Клиент играл за дальним столиком в покер. За спиной у него маячили два телохранителя, а на столе, рядом с картами и фишками, стояла фляжка местного фирменного пива «Джомолунгма», к которой клиент время от времени прикладывался. Надо сказать, пиво действительно было неплохое. Его разливали в плоские пластмассовые фляжки вместимостью 0,33 литра, с фирменной наклейкой и откручивающейся крышкой. За время игры клиент, в зависимости от того, везло ему или нет, выдувал от пяти до десяти бутылочек. Сейчас ему как раз не везло, фляжка стремительно пустела, и видно было, что скоро он пошлет телохранителя за новой. Тут-то я и намеревался переслать ему «Джомолунгму» моего личного изобретения.

Прихваченная вчера домой фляжка лежала у меня во внутреннем кармане пиджака. Поскольку крышки легко откручивались, сегодня перед выходом я разбавил фирменное пиво, стоившее здесь как двадцать бутылок «Балтики», столь же дорого доставшимся мне порошком, а поскольку минус на минус всегда дает плюс, то клиента вскоре ожидали незабываемые впечатления. Также сегодня я звякнул в одну из многочисленных эскортных контор, телефонами которых пестрели все газеты, и попросил прислать красотку с самым огромным бюстом. Затем с помощью грима слегка изменил внешность, оделся и вместе с прибывшей девицей направился в казино.

Девушка, надо сказать, была потрясающая. Роскошные платиновые волосы, красивое личико, длинные ноги и такая большая грудь, что я удивляюсь, как она удерживает равновесие. И при этом ни грамма силикона. Грудь у нее была своя, данная от природы – два великолепных полушария правильной красивой формы с острыми сосками, ясно обозначившимися под тонким платьем и вызывавшими жадные взгляды всей мужской половины посетителей казино и завистливые женской. Звали красотку Паола и, поскольку я ангажировал ее на всю ночь, она явно считала, что я крутой миллионер и, как я видел, уже прикидывала способы захомутать меня. Ох, девчонки, насмотрелись вы «Красоток».

Ага, вот. Клиент взглянул на одного из своих телохранителей, и тот направился к бару. Одновременно с ним двинулась подтолкнутая мной Паола. Предварительно я сказал ей, что собираюсь разыграть одного моего друга, подкрепив свое предложение несколькими зелеными бумажками с портретами президентов США.

Телохранитель приблизился к стойке и кивнул бармену. Тот, уже знавший о пристрастиях его босса, снял с полки фляжку «Джомолунгмы», и в этот момент Паола, артистично споткнувшись, упала прямо в объятия пожилого респектабельного господина, напряженно следившего за вращающейся рулеткой.

– О, прошу прощения, – несколько оторопело произнес он, почувствовав у себя в руках пленительное тело.

– Конечно, просите прощения! – крикнула Паола, вырвавшись. – Облапали меня всю!

– И-извините… – господин был явно ошарашен.

– Не извиню! – еще громче закричала Паола. На них уже стали обращать внимание, что, собственно, мне и было нужно. – Все вы, мужики, одинаковы! Только бы полапать, пощупать!

Фляжка опустилась на стойку бара.

– Я не понимаю… – попытался было возразить господин.

– Все ты понимаешь! – бушевала Паола. – Что я, не видела, что ли! Весь вечер на меня глазел! Да пожалуйста, на, смотри! – и одним движением спустила бретельки платья.

Громкий вздох прокатился по залу, вырвавшись из десяток мужских глоток, когда чудо природы Паолы появилось на свет. Грудь, конечно же, была обалденная. Взоры всех устремились на нее. Пожилой господин, кажется, совсем впал в ступор, бармен и телохранитель застыли соляными статуями с открытыми ртами и выпученными глазами, и в это мгновение я быстро поменял фляжки. Нормальная улеглась у меня в кармане, а пиво с добавкой «Прощайте, белые березки» заняло свое место на стойке.

Паола еще продолжала обличать мужской род вообще и бедного господина в частности, но тут подоспела пришедшая в себя охрана и, подхватив ее под белы рученьки, нежно, но непреклонно, повлекла к выходу. Решив, что настало время вмешаться, я направился выручать подругу и приносить извинения, краем глаза замечая, что телохранитель, провожая Паолу жадным взглядом, не глядя сгреб фляжку «Джомолунгмы» и потопал к боссу.

Наконец, после объяснений с охраной, извинений и заверений, что этого больше не повторится, Паола была отпущена, и мы направились к гардеробу. Галантно подавая ей плащ, я кинул последний взгляд в игорный зал. Мой клиент угрюмо пялился в свои карты, а рядом с ним стояла наполовину опустошенная фляжка «Джомолунгмы».

А мы поехали на мою квартиру, где провели восхитительную ночь (не пропадать же деньгам в самом деле, да и Паола того стоила), а через два дня в газетах напечатали, что сегодня утром скончался во сне Пастухов Семен Сергеевич, негоциант, меценат, «владелец заводов, газет, пароходов» и прочая, и прочая, и прочая, а на самом деле обычный урка, и, прочитав эту статью, я взял свой дипломат и вышел из квартиры. Надо было успеть на поезд.

Глава четвертая

Лена сидела на вершине холма и откровенно любовалась открывавшейся перед ней панорамой. Свежий бодрящий ветерок развевал ее волосы. Солнце еще не спеша выкарабкивалось на небо, потягиваясь и зевая, и природа в это апрельское утро была полна какой-то нежной и призрачной красоты. Внизу лениво несла свои воды Десна, лесистый берег был укутан туманом, а далекие холмы скрывались в прозрачной дымке. Все вокруг было исполнено в таких мягких пастельных тонах, что Лена даже забыла про свои карандаши и альбом, восхищаясь величайшим художником – природой и с грустью вспоминая о том, что скоро опять придется возвращаться в шумные, провонявшие дымом и смогом города, ходить среди уродливых бетонных коробок, дышать пылью и выхлопными газами. Как она благодарила случай, позволивший ей вырваться на несколько дней из своего родного города и приехать сюда, в эту деревеньку под Брянском, и немного пожить в тишине и покое у своей старой бабки Евлампии.

Однако пора бы запечатлеть всю эту красоту на бумаге, чтобы умаслить своих суровых преподавателей. Весь альбом был уже заполнен видами природы, и Лена надеялась, что эти работы позволят преподавателям закрыть глаза на ее вынужденную отлучку из суматошной жизни художественного училища, где она училась на первом курсе.

Ленино умиротворенное состояние еще не совсем прошло, и девушка не сразу сообразила, что в окружающую ее тишину ворвался настойчивый и быстро приближающийся шум. Она подняла голову, удивленно оглядываясь и уже отчетливо различая треск, топот ног, сдавленные крики. Послышался чей-то возглас: «Нет! Не надо!», потом громкий хлопок, похожий на открывшуюся бутылку шампанского. Лена встревоженно вскочила на ноги, и в это время из густого подлеска, окружавшего холм, выскочил парень азиатского вида в дорогом, но заляпанном грязью костюме. За ним выбежал второй азиат, но снова послышался хлопок, и беглец, споткнувшись, рухнул наземь. Первый, затравленно озираясь, взлетел на холм в паре метров от Лены, которая испуганно отшатнулась, и завертелся на месте, даже не замечая ничего не понимающей девушки.

Послышались твердые спокойные шаги, и азиат замер, испуганно уставившись на подлесок. Проследив за его взглядом, Лена увидела, как из-за деревьев появился невысокий человек с пистолетом в руке.

– Нет, прошу тебя, – срывающимся голосом обратился к нему азиат. – Сколько бы тебе ни заплатили, мой отец даст в два раза больше. Только не убивай меня.

Лицо человека не выразило никаких эмоций. Пистолет дважды дернулся в его руке, с чуть более громкими хлопками, и азиат, судорожно всхлипнув, повалился на землю.

Лена придушенно охнула, и убийца резко повернулся к ней. Девушка увидела молодого человека с мужественным, правильно очерченным лицом, густыми темными волосами и уверенным взглядом прозрачно-серых глаз. Он был одет в короткий темный плащ, джинсы и кроссовки. В руке он держал пистолет с неестественно длинным дулом, и только много позже Лена сообразила, что это был глушитель.

Не говоря ни слова, убийца двинулся к ней. Вздрогнув, Лена отступила на шаг. Убийца подходил все ближе. Девушка сделала еще шаг назад, и вдруг земля поддалась у нее под ногой. Она была на самом краю. Лена взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие, и тут крепкая ладонь схватила ее за плечо. Девушка очутилась лицом к лицу с убийцей.

Несколько секунд протекли в молчании. Они смотрели друг другу в глаза, и Лена почувствовала, что внутри у нее творится что-то необъяснимое, зарождается что-то, чего она не могла понять. Она увидела, как взгляд убийцы потеплел. Он чуть улыбнулся, затем поднял пистолет. Поняв, что сейчас произойдет, девушка закрыла глаза, но вместо выстрела раздался едва слышный плеск, и, когда Лена открыла глаза, возле нее уже никого не было.

Последняя командировка не заладилась с самого начала. Задание было пустяковым – убрать сына руководителя одной японской группировки, в виде предупреждения для слишком ретивого папаши, но по приезде в Брянск я понял, что где-то произошла утечка, япошку кто-то предупредил, и он, вместе с двумя друзьями, заперся в одном из номеров гостиницы «Десна» и носа не показывал наружу. Окна были завешены плотными шторами, еду доставляли прямо в номер. Меня же поджимали жесткие сроки, которые установил заказчик, и времени было в обрез.

Ну в конце-то концов я их выманил оттуда, организовав поначалу два безвредных дымовых взрыва в людных местах, а затем ранним утром позвонив в милицию и сказав, что в гостинице «Десна» заложена бомба. И так сидевшие как на иголках менты отреагировали тут же. Весь персонал и проживающие в гостинице были немедленно эвакуированы. Япошек, несмотря на все их протесты, также выперли, но, едва оказавшись на улице, они тут же юркнули в свою «тойоту» (патриоты, блин) и рванули с места с такой скоростью, что я на своей «пятерке» еле поспевал за ними.

На пустынном в этот ранний час шоссе я старался держаться в отдалении, но едва мы выехали за город, прибавил ходу. Япошки заметили меня и еще больше увеличили скорость. Мотор у них был не в пример лучше моего, и я стал отставать. Пришлось демонстрировать чудеса стрельбы из мчащейся машины и прострелить им колесо. «Тойоту» занесло на обочину, они шуганули из нее, как зайцы, и устремились в густой перелесок. Я бросился за ними, навинчивая на бегу глушитель. Лес лесом, но шуметь не стоило.

Первого я настиг минут через пять. Он попытался было совместить несовместимые действия – просить пощады и попытаться пристрелить меня, и я решил все его сомнения, всадив пулю в голову. Второго достал на краю перелеска и вышел к сыну. Он стоял на краю обрыва над речкой и начал просить меня сохранить ему жизнь, предлагая золотые горы. С таким же успехом он мог обратиться к Венере Милосской с предложением провести с ним ночь любви. Дело тут даже не в деньгах, а в уважении и репутации. Один раз дашь слабину, переметнешься на другую сторону, и на тебе уже можно ставить крест, причем в самом прямом смысле. Поэтому я закончил его тираду двумя точными выстрелами, и в этот момент рядом послышалось чье-то восклицание.

Я резко обернулся. Совсем юная девчонка, лет восемнадцать, не больше, стояла метрах в трех от убитого японца, переводя полные ужаса глаза с него на меня. На вид ей было, как я уже сказал, лет семнадцать-восемнадцать, чуть пониже меня, нежный овал лица, яркий румянец на щеках, изящный рисунок губ, широко распахнутые синие глаза и роскошные светло-каштановые волосы. На ней были легкая болоньевая курточка, джинсы и полусапожки. На земле валялись раскрытый альбом и цветные карандаши, очевидно, наше появление застало девчонку в момент творчества.

Непроизвольно я сделал движение к ней, она в страхе отшатнулась и очутилась на самом краю обрыва. Сделай она еще шаг – и свалилась бы вниз, но, кажется, она совсем этого не замечала и, попятившись назад, потеряла равновесие и упала бы, не успей я схватить ее за плечо. Мы оказались слишком близко, и в ее большущих синих глазах я прочитал испуг, удивление, наивность и какую-то детскую надежду на спасение. Что-то дрогнуло у меня в груди. Конечно, по всем правилам не следовало бы оставлять ее в живых, но, черт возьми, я же не чудовище. У меня просто не поднялась бы рука на эту милую девочку, случайно оказавшуюся в неподходящее время в неподходящем месте.

Я слегка улыбнулся и поднял пистолет. Она явно решила, что я собираюсь убить ее, и закрыла глаза, отдаваясь на волю судьбе, чем еще больше покорила меня. Меня вдруг охватило дикое желание остаться здесь, услышать ее голос, поговорить с ней, просто так, ни о чем. Просто поболтать, как добрые знакомые. Но это было бы уж совсем безумием, и, швырнув пистолет в реку, я повернулся и скрылся среди деревьев. Добравшись до дороги, я сел в свой автомобиль и поехал домой за второй половиной денег, унося с собой чистый и светлый образ этой девочки и какое-то неясное томление в душе.

Ночь не спеша опустила свое темное покрывало на город, и Лена, открыв дневник, начала писать:

– Сегодня двадцать пятое апреля, вечер. День как день, ничем не отличается от других, но сегодня, впервые за пять лет, я не одна. Я познакомилась кое с кем. С мужчиной, с убийцей. И скоро он придет убить меня.

Лена остановилась и перевела взгляд в угол. Там, на мольберте находилась лучшая, как она считала, ее работа. Красивый молодой человек в темном плаще, сжимая двумя руками пистолет, целится из картины в пространство. Серые глаза смотрят спокойно, но в глубине просматривается затаенная грусть. Лицо уверенно, губы чуть иронично улыбаются, и весь образ кажется настолько живым, словно вот-вот сойдет с листа.

Лена вздохнула и вернулась к дневнику:

– Странно, а ведь я собиралась уехать из Брянска на день раньше, но передумала. Простое решение, которое изменило мою судьбу.

Она продолжала описывать последующие события: рисование, убийство, безмолвная сцена. После того, как убийца исчез, Лена спустилась с холма, добралась до дома бабки и вызвала милицию. Потом милиционеры долго допрашивали ее, но она сказала, что все произошло слишком быстро и она не видела лица убийцы. Старший лейтенант опергруппы, молодой парень с усталым лицом, ясно понимая, что это очередной висяк, все записал, дал сверить Лене, сказал, что ей очень повезло, что она осталась в живых, и, попрощавшись, покинул дом.

А девушка, успокоив охавшую от ужаса бабушку, в тот же день вернулась в свой родной город, в свой родной дом, порог которого никто чужой не переступал вот уже пять лет, с тех самых пор, как трагически погибли ее родители. Из всей родни у нее осталась еще тетка, и хотя она помогала ей сначала, а потом по мере сил после поступления Лены в училище, у нее все-таки была своя семья, да и не могла она заменить ей родителей, в чьей смерти девушка винила себя.

В тот роковой день они крупно поругались, а поздним вечером она, ослушавшись родителей, выскочила из дома на свидание, забыв закрыть дверь. А через два часа, вернувшись, обнаружила у порога машины милиции и скорой помощи и изуродованные трупы отца и матери. Оказывается, какой-то наркоман в поисках денег на новую дозу забрался в дом, а когда его обнаружил сошедший вниз отец, сорвался с катушек. На теле отца насчитали потом десять ножевых ран, мать получила пятнадцать. Затем в приступе ярости наркоман принялся крушить все вокруг, пока услышавшие шум соседи не вызвали милицию. Наркомана взяли, но родителей Лены спасти не удалось. Вполне обычная по нынешним временам история, но девушка, уверенная в том, что именно она явилась причиной смерти родных, с тех пор замкнулась в себе, пока неожиданная встреча на том речном берегу не вытряхнула ее из скорлупы печали.

Хотя она и сказала милиционерам, что не запомнила лица убийцы, тем не менее образ его не шел у нее из головы. Когда она вернулась домой, руки сами потянулись к листу и краскам, и под легкими уверенными движениями начали появляться черты этого странно знакомого и незнакомого человека. Их встреча длилась краткий миг и целую вечность. Лене казалось, что она знает его очень хорошо, будто всю жизнь он незримо ходил рядом с ней и наконец появился. Появился, чтобы освободить ее, освободить от всех забот и тягот этого мира, открыв ей двери в новый лучший мир, где она уже не будет так одинока.

Казак вызвал меня на следующий день после моего возвращения из Брянска.

– Топорно сработал, – проворчал он, когда я сел к нему в машину. – Оставил свидетеля.

– Да она меня практически и не видела, – запротестовал я.

– Она там была, и этого достаточно. Хорошо еще, что она живет в нашем городе, и ты сможешь ею заняться.

– Нет! – воскликнул я.

– Да! – отрезал Казак, сурово глядя на меня. – Ты убил львенка, но старый лев еще жив. Тагава завтра прилетает сюда и сразу направится в мэрию требовать убийцу, а поскольку девчонка – это след, а мэр ходит перед ним на задних лапках, то ее выдадут ему.

– А если не выдадут? Для ментов я тоже ценная добыча.

– В любом случае это неважно, потому что Тагава не должен покинуть мэрию. Слишком он мешать стал в последнее время, слишком большое влияние приобрел. Это твое новое задание.

– Ты же знаешь, что я не люблю работать в родном городе, – пробурчал я.

– Любое дело надо доводить до конца. Ты напортачил, ты и закончишь. Вот задаток, – он передал мне конверт с деньгами. – Какое оружие нужно?

Я задумался, мысленно представляя себе план центральной площади, где находится мэрия. От винтовки придется отказаться – поблизости ни одного мало-мальски пригодного здания: ни пронести оружия, ни расположиться. Лихой наезд на машине со стрельбой из автомата тоже не пройдет. Тагава начеку, и охранники мгновенно отреагируют на любое подозрительное движение, пулями изрешетят так, что мало не покажется. Так, а если… Опаньки! Решение пришло мгновенно.

– Машина нужна для отхода, с проверенным человеком, – сказал я.

– Василия пошлю, – кивнул Казак. – Помнишь Василия?

Еще бы мне его не помнить. Ведь именно он и навел на меня Казака. Крестный отец, можно сказать.

– А насчет оружия… – я прикинул, а затем назвал.

– Ты уверен? – при всем своем самообладании Казак удивленно вытаращился.

– Да.

– Ну как знаешь, – Казак пожал плечами. Впрочем, он уже давно уяснил, что мои, на первый взгляд бредовые, идеи дают превосходный результат. – Сегодня вечером получишь. На этом же месте.

– Тогда до вечера, – я вылез из машины.

– До вечера.

Казак уехал, а я не спеша направился в сторону мэрии. Надо было еще раз осмотреть место будущей операции и все продумать.

Колчин встретил Зубравина в здании мэрии около одиннадцати утра.

– Ты чего здесь делаешь? – спросил он, пожимая протянутую руку майора.

– Так Тагава же приезжает, – хмыкнул Зубравин, – а я как-никак свежеиспеченный заместитель начальника уголовного розыска. Впрочем, здесь сейчас всяких начальников выше крыши, вон даже тебя прислали.

– Да, – вздохнул Колчин, – будто особу королевской семьи встречаем, а на деле – обычный мафиози.

– Не забывай, что он собирается вложить большие средства в развитие города, – напомнил Зубравин, – и мэр ему чуть ли не в рот заглядывает, а поскольку Тагава будет требовать убийцу своего сына, то он и собрал всех руководителей силовых ведомств.

– Но убийство же было совершено в Брянске, так какого хрена он сюда приперся?

– А шут его знает, – пожал плечами Зубравин. – Он – японец, другой способ мышления… Ага, – он заметил оживление у входных дверей, – похоже, началось.

Ровно в одиннадцать к центральному входу мэрии подкатили два черных «лимузина». Высыпавшие оттуда с десяток азиатов в темных костюмах застыли на ступенях, фиксируя окружающее пространство. Один из телохранителей открыл дверцу второго «лимузина», и оттуда вылез невысокий пожилой японец лет шестидесяти. Сопровождаемый охранниками, он прошел к дверям, где уже находился мэр, решивший лично встретить такого важного гостя. Охранники остались в холле, а Тагава последовал за мэром в его кабинет, где, кроме Колчина и Зубравина, находились начальник прокуратуры, начальник уголовного розыска, начальник горУВД, представитель ФСБ и секретарь-стенографист. Мэр провел своего гостя, представил его и сел, предлагая Тагаве сказать речь. Японец обвел всех непроницаемым взглядом узких темных глаз и начал:

– Меня зовут Тецу Тагава. Два дня назад, в Брянске, погиб мой сын, – голос его сорвался, в нем звучало тщательно скрываемое бешенство. – Подлая смерть от руки наемного убийцы. Свидетельницей убийства была девушка – Лена Изотова. Она живет в вашем городе. Она видела убийцу.

При этих словах Колчин наклонился к Зубравину и прошептал:

– Нужно срочно найти эту Лену Изотову.

Тот согласно кивнул, неслышно встал из-за стола, вышел за дверь и, отдав своим сотрудникам необходимые распоряжения, тут же вернулся.

Тагава тем временем продолжал:

– Меня уверяли, что процент раскрываемости таких убийств очень низкий, но я верю в правосудие России. Мне нужен убийца и заказчик. Но если через сорок восемь часов вы их не отыщете, – в глазах японца сверкнула ярость, – мне придется заняться этим самому. Я закончил.

– Мы даем ему убийцу, а он обязуется не начинать войну, – тихо шепнул Зубравин. – По сути, он предъявил нам ультиматум.

– И хуже всего, что мэр его примет, – так же тихо ответил Колчин.

И оказался прав. Финансирования Тагавы были для мэра важнее какого-то убийцы и всех преступных группировок, вместе взятых, и он даже не подозревал, что такой влиятельный бизнесмен, каким представлялся ему Тагава, на самом деле являлся одним из руководителей всемирно известной японской мафии – якудза, решившей распространить свое влияние на Россию, и чему активно сопротивлялись традиционные славянские и кавказские группировки, уже успевшие поделить сферы деятельности. Поэтому вскочивший после заявления Тагавы мэр долго распинался о росте преступности, неоценимом вкладе господина Тагавы в экономику города, о необходимости поймать убийцу и т. д. и т. п. Судя по скучающим лицам присутствующих, все это они слышали сотни раз, однако война между бандами никому из них была не нужна, и они прикидывали, как бы так провернуть это дело, сохранив при этом свои места.

Вскоре мэр закончил и, продолжая уверять Тагаву, что все будет прекрасно, направился вместе с ним к дверям. Остальные потянулись следом. Зубравин, выходивший последним, кинул взгляд в окно и, усмехнувшись, подозвал Колчина.

– Еще одна напасть. Ты посмотри.

Колчин подошел к майору. На улице перед входом в мэрию столпилось десятка два человек, держащих в руках плакаты с призывами выдать наконец зарплату, пенсию, прочими разнообразными требованиями и галдящих что было мочи.

– Коммунисты опять митинг организовали, – хмыкнул Колчин. – Все им неймется.

– А чего им еще делать, – отозвался Зубравин. – А вообще, правильно. Зарплату уже давно пора выдать. Раньше это хоть вовремя делали.

– Ты смотри при шефе это не брякни, – усмехнулся следователь. – Он у вас ярый антикоммунист.

– Да уж, – зазвонил телефон. Зубравин вытащил из кармана мобильник, выслушал, сказал: «Отлично» – и повернулся к Колчину. – Вот и хорошая новость. Ребята отыскали эту Лену, везут сюда.

– Тогда пошли быстрее, – сказал Колчин, – пока соседи не перехватили.

И в этот момент один из «лимузинов» Тагавы вдруг вспыхнул ярким пламенем.

То, что около мэрии был митинг, в принципе, только облегчало мне работу. Тут уж, вопреки известной поговорке, чем больше, тем лучше. Тагава приезжал в одиннадцать, митинг начинался в половине двенадцатого, и в указанное время, когда собралась приличная толпа, я и появился.

Искусный грим, седоватый парик и усы состарили меня лет на двадцать. На мне были потертые штаны, кроссовки и кожаная куртка с широкими рукавами. В руке я держал початую бутылку водки (обычная минералка) и всем своим видом походил на обычного работягу, которому уже полгода не выплачивают зарплату и который с удовольствием нажрется и поругает нынешнюю власть.

Шатающейся походкой я проследовал мимо «лимузинов», мастерски споткнулся и, поднимаясь, прикрепил под днище одной из машин небольшую мину. Тот же фокус я проделал со вторым «лимузином» и затесался в толпу митингующих, гневно обличающих мэра города, главу администрации, премьер-министра, президента и чуть ли не самого Господа Бога. Немного поорав вместе со всеми, дабы ничем не выделяться, я, однако, ждал появления совсем другой личности, по моему глубокому разумению, гораздо хуже всего нашего правительства.

Наконец в дверях показался Тагава и, окруженный охранниками, начал спускаться вниз. Толпа заволновалась при виде столь экзотических личностей, и в этот миг я активировал одну за другой две мины.

Когда первый «лимузин» взлетел на воздух, эффект получился неописуемый. В мэрии со звоном вылетели стекла, митингующие с шумным вздохом подались назад, а Тагава с телохранителями застыли, словно Лотова супружница. Тут взорвался второй автомобиль, и все пришло в движение. Охранники выхватили пистолеты, озираясь по сторонам. Митингующие с воплями бросились бежать. Я повел рукавом куртки, и мне в ладонь упал маленький бесшумный ПСС.

Пылали остовы «лимузинов», слышались крики, вопли, команды, кругом стоял сплошной бедлам. Ломанувшаяся толпа неслась мимо застывшего Тагавы, с напряженным лицом озирающегося вокруг. Я поднял руку, наши глаза на мгновение встретились, и он понял все. Он открыл было рот, но ПСС дважды хлопнул у меня в руке, почти неслышно из-за общего шума, и Тагава начал заваливаться назад с пулями в горле и голове. Я разжал ладонь, укрепленный на резинке пистолет исчез у меня в рукаве.

Толпа вынесла меня на площадь, я завернул за угол и поспешил к ожидавшей машине. Неподалеку притормозил милицейский «луноход». Из него с ошарашенными лицами выскочили двое ментов. Я слегка оглянулся, и в этот момент из машины вылез еще один человек. Красивая девушка лет восемнадцати. Свидетель. Моя следующая жертва. Наши взгляды встретились, и по тому, как расширились ее глаза, я понял, что она узнала меня, узнала, несмотря на весь мой грим, но я уже вскочил в поджидавший автомобиль, и Василий рванул с места, отрезая меня от места акции и этой случайной встречи.

– Ну как? – спросил Василий.

– Порядок, – ответил я, снимая парик и усы.

– Тогда сразу поедем к этой девчонке и окончательно завершим дело.

Я не стал говорить ему, что видел ее только что на площади и лишь кивнул, доставая лосьон и вату.

– Ну и шороху ты там наделал, – продолжал Василий. – Теперь не скоро опомнятся.

Я не отвечал, снимая грим. Потом передал пистолет Василию, убрал лосьон в бардачок, выкинул ватку в окно и, посмотрев на водителя, наконец сказал:

– Разве теперь это обязательно?

– Конечно, – понял, о чем речь, Василий. – Теперь, после убийства Тагавы, на нее навалятся менты – раз, азиаты – два, для них это тем более дело чести. Надо опередить их всех, а то якудза умеет развязывать языки.

Я замолчал и больше не произнес ни слова, пока Василий не остановился около высокого темно-синего забора.

– Вот здесь, – произнес он и, достав из-за пояса ТТ, протянул мне. – Сделай это быстро.

Глубоко вздохнув, я сунул пистолет во внутренний карман куртки и выбрался наружу. Кивнув Василию, что можно уезжать, я огляделся и, не обнаружив рядом не одной живой души, быстрым движением перемахнул через забор. Чуть присел, настороженно озираясь.

Каменный двухэтажный добротный дом. Небольшой садик вокруг. На яблонях уже набухли почки. В доме, похоже, никого не было. Дверь я открыл легко. Проникнув в дом, я сперва тщательно обыскал первый этаж, а потом поднялся на второй. Толкнув ближайшую дверь, я зашел в спальню, обежал ее глазами и замер. Из угла с большого мольберта на меня глядел… я сам. Сжимая пистолет, я с портрета смотрел на меня в дверях, точно мое отражение. Выполненный с поразительным искусством, портрет словно загипнотизировал меня. Приблизившись, я присел напротив, и так мы с ним и сидели вдвоем, словно пытаясь сообща решить одну из самых сложнейших задач в нашей жизни.

Ее продержали в прокуратуре почти до вечера, пытаясь выяснить дополнительные подробности убийства сына Тагавы, но Лена упорно говорила то же самое, что и милиционерам в Брянске. Напрасно Колчин и Зубравин грозили, умоляли, умасливали – девушка стояла на своем: ничего не видела, так как все произошло очень быстро.

– Да поймите же вы! – воскликнул Колчин. – Вы же сейчас живая мишень. Убийце наплевать, что вы его не видели. Достаточно того, что вы там были, и это повод, чтобы убить вас. А после сегодняшнего убийства Тагавы за вами будут охотиться и японцы, а уж они не будут вести с вами такие вежливые разговоры. Понимаете вы это или нет?

Лена покачала головой.

– Что я вам могу сказать, если ничего не видела и ничего не знаю? Послушайте, уже поздно и, кажется, я ответила на все ваши вопросы. Могу я идти?

Зубравин устало махнул рукой.

– Хорошо. Наши сотрудники отвезут вас.

Лена молча поднялась и вышла.

– Пусть двое наших подежурят возле ее дома, – ответил майор на немой вопрос следователя. – Авось какая-нибудь рыбка и клюнет.

Совсем стемнело, когда Лена подъехала к своему дому. Провожая ее до калитки, молодой лейтенант подал ей небольшую черную коробочку с красной кнопкой.

– Мы всю ночь будем у вашего дома, – сказал он. – В случае чего, вам надо только нажать кнопку, и мы тут же придем на помощь.

Лена кивнула и прошла по тропинке к дому. Все предложения милиционеров подежурить внутри она вежливо, но твердо отклонила. Никто, кроме тетки, не переступал порог этого дома с тех пор как погибли ее родители, и она вовсе не намерена нарушать эту традицию, тем более сейчас, когда у нее наконец появилась возможность покинуть этот озлобленный и жестокий мир.

Лена сняла куртку, сапожки и прямо с порога прошла в ванную. Она долго стояла под душем, смывая с себя события этого суматошного дня: приезд милиции, взрывы и вопли у мэрии, долгий допрос, но самое главное – встречу с тем самым убийцей. Пусть он был замаскирован, пусть эта встреча была мимолетной, но тем не менее она узнала его. Конечно, она ничего не сказала следователям. Зачем? Для них это всего лишь убийца, преступник, для нее же – посланец небес, явившийся избавить ее от боли, которую она так долго носила в душе.

Вытершись большим махровым полотенцем, Лена накинула халат и, завязывая пояс, поднялась наверх в свою спальню. Она открыла дверь, зашла и прямо с порога в глаза ей бросились обугленные куски холста на полу. Ее картина! Взгляд Лены метнулся по комнате и замер. В углу неподвижно, сжимая в руке пистолет, стоял Он. Человек, чье лицо являлось ей во снах с момента их первой встречи на лесистом берегу под Брянском. Человек, которого она ждала всю свою жизнь. Ее судьба. Ее убийца.

Лена прошла к своей кровати и легла, закрыв глаза. «Путь только это будет быстро», – подумала она.

Услышав шаги внизу, я понял, что момент настал. Поднявшись со стула, я прошел в угол спальни и замер там, приготовив оружие.

Картину, как она мне ни нравилась, я тем не менее сжег. Не стоило оставлять ментам такую великолепную улику. Вряд ли бы они поверили, что я просто натурщик, а уж если бы все-таки сумел отбрехаться, то работа моя накрылась бы медным тазом. Это было одно из правил Казака – прекращать всяческие отношения с теми, кто попадал в поле зрения милиции.

Зашумела вода в ванной, и мои мысли вновь свернули к девушке. Все мое существо бурно протестовало против ее смерти. Я, конечно, не ангел, и на моем счету немало жизней, но, повторюсь, все это были подонки. Ни одного мало-мальски честного человека среди моих клиентов не было, как, впрочем, и среди заказчиков. Вопрос был только в том, кто доберется друг до друга первым. Но в чем виновата эта девочка? В том, что стала свидетелем убийства? И что из этого? Ничего! Ментам из нее ничего выжать не удалось, иначе вокруг меня давно бы плясал десяток омоновцев с автоматами наперевес. Так не нужно ли было оставить ее в покое, и пусть продолжала бы себе жить той жизнью, какой жила до того момента, когда наши два мира так неожиданно пересеклись. Но приказ Казака был строг, и я маялся в своем углу, не зная как мне поступить.

Послышались легкие шаги, и она возникла на пороге – чистая, свежая, словно появившаяся из какого-то другого измерения, где не слышны выстрелы, не гремят взрывы и люди не готовы перегрызть друг другу глотку за каждую лишнюю тысячу. Сердце в моей груди бешено скакнуло, и тут она увидела остатки картины, затем меня и замерла. Наши глаза снова, в который раз, встретились, и я вдруг увидел в них какую-то странную смесь радости, облегчения и ожидания. Она прошла к своей кровати, легла и закрыла глаза. Ничего – ни попытки закричать, позвать на помощь, убежать. Просто легла. Я не мог поверить своим глазам. Она желала смерти!

Не знаю, что произошло в ее жизни, но она хотела умереть.

В моей душе творилось что-то невообразимое. Рушились какие-то барьеры, возникало что-то, что я не мог определить. Я медленно двинулся вперед, положил одно колено на кровать, оперся рукой о подушки и наклонился над ней. Она повернула голову и, открыв глаза, посмотрела на меня. И именно в этот момент, глядя в ее чистые красивые синие глаза, я вдруг с неожиданной пронзительной ясностью осознал, что нашел Ее – свою вторую половину, женщину своей мечты, называйте как хотите, нашел ту, что самим небом была предназначена только мне. Навеки. Навсегда.

И все исчезло вокруг, кроме ее сияющих глаз, пряных губ, к которым я тут же приник, словно изможденный путник к холодному источнику. И по тому, с какой страстью она ответила, я понял, что она тоже долго искала и ждала меня.

Я уже не помню, как освобождался от одежды, но помню, как ласкал ее тело, как покрывал поцелуями ее тугие полные груди с маленькими нежно-розовыми сосками. Спускался все ниже, к животу, к светлому треугольнику волос между ног. Язык мой проник в святая святых. Она чуть охнула, и, уже не в силах сдерживаться, я приподнялся и одним сильным движением вошел в нее. Легкий вскрик вырвался из ее уст, но затем она охватила меня ногами, и безумная пелена наслаждения накрыла меня с головой.

Сидевшие в машине милиционеры откровенно скучали, когда внезапно по обе стороны автомобиля выросли черные тени. Раздались два тихих хлопка, и со скукой офицеров было покончено навсегда. Несколько человеческих фигур открыли калитку и неслышно направились к дому.

Не только одни милиционеры знали адрес Лены Изотовой. Обозленная убийством своего лидера, якудза выяснила адрес свидетельницы и направила к ней своих людей со строгим наказом вытрясти из нее всю информацию.

Уютно свернувшись на груди человека, подарившего ей надежду на лучшую жизнь, Лена услышала внезапно легкий стук внизу и тут же почувствовала, как напряглось тело лежащего рядом с ней мужчины. Она удивленно подняла голову, собираясь что-то сказать, но крепкая ладонь властно закрыла ей рот, а затем человек одним гибким и сильным движением поднялся с постели. Натянув брюки, он взял со столика рядом с кроватью пистолет и встал за дверью. Лена встревоженно следила за ним, понимая, что произошло нечто, и тут послышались шаги, дверь в спальню открылась, и на пороге появились два, одетые в черное, японца с пистолетами в руках.

При виде замершей девушки они, ухмыльнувшись, переглянулись, затем один из них сделал шаг вперед.

– Вставай, сучка, – сказал он с сильным акцентом. – Поедем кататься.

Дверь сзади захлопнулась, и обернувшиеся японцы успели увидеть только черный ствол глушителя. Дважды прошипел выстрел, и азиаты рухнули на пол. Убийца повернулся к Лене.

– Надо уходить, срочно, – произнес он.

Лена кивнула, приподнимаясь, но раздался чей-то крик, дверь распахнулась, и в проеме возник еще один азиат с автоматом в руках.

Малыш среагировал мгновенно. Резким движением он вздернул перед собой одно из тел, и пули, выпущенные из «узи», попали в него. Толкнув дважды мертвеца на противника, Малыш бросился на пол и открыл огонь из двух пистолетов разом – своего и японца. Не успевший увернуться от трупа боевик получил три пули в грудь и отлетел к стене. В спальню влетел четвертый японец с «узи», с порога начиная стрелять, но точный выстрел Малыша уложил его на месте.

Сзади послышался тихий стон, и я в ужасе обернулся. Простыня, на которой лежала Лена, была красной. Я вскочил на кровать, отбросил покрывало… Одна из пуль японца все-таки попала в цель. Лена лежала на боку, под левой лопаткой темнело небольшое отверстие. Такое же отверстие было над левой грудью. На ее лице застыло спокойное, умиротворенное выражение, в широко открытых глазах медленно угасали тревога и любовь.

Кажется, в тот момент я потерял разум. В памяти остались только какие-то куски. Помню, как я выл от боли и ярости. Помню, как стрелял в мертвые тела боевиков. Помню, как что-то говорил Лене, пока, наконец, вой сирен не вернул меня к действительности. Поцеловав Лену на прощание, я собрал свою одежду и бесшумно выскользнул в ночь.

Известие о бойне в доме Изотовой Колчин получил около часа ночи. Приехав туда, он уже застал там Зубравина и целую бригаду экспертов-криминалистов.

– Что произошло? – спросил следователь.

– Что могло, все уже произошло, – сердито буркнул майор. – Пять трупов в доме и двое наших в машине.

– Кто? – выдохнул Колчин.

– Изотова и четыре японца, – ответил Зубравин. – Очевидно, якудза решила сама во всем разобраться, да не приняла в расчет одного фактора.

– Какого?

– А вот сейчас и спросим. Валера, ну что? – окликнул Зубравин выходящего из дома эксперта.

– Окончательное заключение делать, конечно, рановато, – ответил тот, – но могу с уверенностью сказать, что наши офицеры и Изотова погибли от рук японцев, а вот с ними самими более сложно. В каждом из них сидит по меньшей мере десяток пуль, причем большая часть выпущена уже после смерти и из их собственного оружия. Кроме того, у Изотовой перед смертью был половой контакт.

– Улавливаешь? – взглянул на Колчина Зубравин.

– Кто-то… – начал было следователь.

– Не кто-то, – перебил Зубравин, – а именно тот. Наш убийца. Обрати внимание на цепочку: сын Тагавы – сам Тагава – свидетель. Вот только в последнем случае имело место совсем другое.

– Что ты имеешь в виду? – удивился Колчин.

– Пойдем пройдемся, – вздохнул Зубравин, – тут и без нас разберутся. Ох, чую полетят погоны с плеч, да и не только, – загадочно произнес он и зашагал по саду. – Я внимательно следил за Изотовой во время допроса, – после короткого молчания сказал наконец майор, – и понял, что знает она гораздо больше, чем говорит. И она знает убийцу, по крайней мере в лицо.

– Но почему же она молчала? – воскликнул Колчин.

– А ты так и не понял? – повернулся к нему Зубравин. – Она хотела умереть. Я приказал собрать о ней всю информацию и знаешь, что выяснил? Пять лет назад погибли ее родители, были убиты наркоманом, ищущим денег на дозу. А она в ту ночь побежала на свидание и оставила дверь открытой. Можешь представить себе ее состояние. Пять лет жить с ощущением того, что ты виновата в смерти своих родителей, чувствовать, как это гложет тебя изнутри. А затем ты становишься свидетелем убийства и понимаешь, что можешь быть следующей. Вот избавление от мук, искупление грехов. Теперь понимаешь?

– Ее логику да, – ответил Колчин. – А его?

– А что, убийца не человек, что ли? – усмехнулся Зубравин. – И я даже думаю, здесь не было никакого насилия, наоборот – мне кажется, тут имела место любовь. Ну что смотришь большими глазами. Поверь старому оперу, продолжение последует очень скоро.

Предсказания Зубравина сбылись. Уже через день в ресторане «Фудзияма», где происходил сбор главарей якудза в российском регионе, прогремел взрыв. Из мафиози не уцелел никто. Прилетевший из Японии контролер будет убит вместе со своим телохранителем прямо в аэропорту. «Это – месть», – скажет Зубравин и будет прав. Пытавшемуся проникнуть в Россию японскому дракону надолго был сломан хребет. Убийцу же так и не нашли.

А на небольшой ухоженной могилке Лены Изотовой каждую неделю появлялся десяток красных гвоздик.

Глава пятая

В кабинете находились трое. Первый, хозяин кабинета, был достаточно и широко известен – один из тех, кого в России называют олигархами. Второй был руководителем одного из самых крупных банков, но руководителем только номинальным. Истинным владельцем также являлся хозяин кабинета. Третий был заместителем директора ФСБ и чувствовал себя не в своей тарелке в этом шикарном кабинете, однако обстоятельства сложились так, что эти трое разных, но достаточно влиятельных человека вынуждены были собраться вместе, чтобы обсудить общую для них проблему.

Хозяин кабинета смотрел на расстилавшийся за окном своей дачи январский пейзаж. Банкир и заместитель директора ФСБ молчали, но мысли всех были об одном и том же. Столь внезапная отставка президента в конце года и активность молодого и энергичного и. о. вызвала в верхах власти нешуточное брожение, тем более, что срок президентских выборов передвинулся на март.

– Итак… – нарушил наконец молчание хозяин кабинета, поворачиваясь к гостям. – Как же это все-таки случилось?

Банкир, съежившись под его пристальным взглядом, беспомощно пожал плечами и забормотал:

– Где-то произошла утечка. Очевидно, кто-то из персонала работает на другую сторону.

– «Где-то», «очевидно», – сердито прервал его хозяин кабинета. – Все это только предположения. А между тем документы пропали. Вы понимаете, что будет, если они попадут на стол и. о. Все знают о его серьезной позиции по чеченскому вопросу. А если выяснится, что один из крупнейших банков переводил сотни тысяч долларов главарям чеченских боевиков, то от нас даже мокрого места не останется!

– По моим сведениям, – подал наконец голос заместитель директора, – документы попали к одному из вице-премьеров.

– Кто? – резко повернулся к нему хозяин кабинета.

Замдиректора назвал фамилию.

– Ну конечно, – по-волчьи усмехнулся хозяин кабинета, – набирает очки, готовит почву, в случае победы и. о.

– Наши аналитики утверждают, – снова проговорил генерал, – что и. о. победит с большим отрывом и еще в первом туре.

– Ну и, конечно, наш друг станет премьер-министром.

– У него есть все шансы, – подтвердил генерал.

– Что мы можем сделать? – хозяин кабинета даже не смотрел на банкира, обращаясь только к генералу.

– По моим сведениям, – произнес замдиректора, – информация о делах нашего банка не совсем полная, а ему нужны убедительные доказательства, чем он сейчас и занимается. Через десять дней заседание правительства, где, я думаю, он и выложит все и. о.

– Значит, через десять дней, – нахмурился хозяин кабинета. – Заседание никак нельзя прервать?

Генерал отрицательно покачал головой.

– А если выкрасть документы?

Снова покачивание.

– Мы даже не знаем, где он их держит, – сказал замдиректора. – Я вообще думаю, что об этих документах никто, кроме него, не знает.

Глаза хозяина кабинета вспыхнули.

– Значит, остается только один выход.

– Да, – кивнул генерал. – Однако в Москве это будет слишком вызывающе, вот если бы…

– Через пять дней он едет в один из филиалов нашего банка, – пискнул банкир, с ужасом следивший за этим разговором.

– Куда? – повернулся к нему хозяин кабинета.

Банкир назвал город.

– Отлично, – хозяин кабинета потер руки. – Значит так. Ты, – ткнул он в банкира, – что хочешь делай, но найди мне ту суку, что передала документы, а твоя задача, – посмотрел он на генерала, – сделать так, чтобы наш друг не вернулся из своей поездки.

– И все-таки, слишком вызывающе, – покачал головой замдиректора.

– А ты организуй показательное раскрытие этого дела, – усмехнулся хозяин кабинета. – Наш и. о. сам бывший чекист, ему понравится, что фээсбешники отличились. И потом, при формировании нового правительства всякое возможно… В противном случае узнать нам об этом придется, созерцая небо в клеточку, и это еще хорошо.