Глава 1. Клио семьи
Семья Факасусов была родом из Греции, но имела одного родственника из Южной Дании по линии отца, который погиб шесть месяцев назад в автокатастрофе. После его смерти осталась жена лет тридцати пяти и подрастающая дочь четырнадцати лет.
Эмма с дочерью собралась в Данию для вступления в право наследования имеющегося имущества.
Мать окликнула девочку:
– Хазимат, ты уже собрала вещи?
– Нет, мама, я хочу взять с собой плюшевого медведя, подаренного отцом, – ослабевшим от горя голосом произнесла она.
– Хорошо, но имей в виду, у нас самолёт в семь часов вечера, а сейчас без десяти шесть, – произнесла мать, взглянув на часы, – давай быстрее.
Вещи были собраны, а часы показывали восемнадцать тридцать. Эмма с дочерью сидели в аэропорту и ждали посадки в самолёт, в этот раз он задерживался, как будто предупреждал о грядущей опасности.
Внимательно рассматривавшая стойку с журналами, Хазимат заметила слово на одной из обложек, попыталась запомнить, но не смогла, так как переживала о дальнейшем полёте. Рядом стоял мужчина, пивший кофе и всматривавшийся в сувениры, а особенно в их ценники и желавший купить хрустальный корабль. Хазимат, посмотревшая на него, снова задумалась, но вдруг её позвала мать и сказала, что производится посадка.
Все сидели на своих местах, в иллюминаторах было видно, что начинало темнеть. Проходившая стюардесса предлагала пассажирам рыбу или мясо. Эмма предложила своей дочери купить чего-нибудь поесть, но та отказалась и включила телефон с её любимым мультфильмом. Мать в это время читала книгу про детскую психологию, так как была обеспокоена поведением Хазимат в последнее время.
Прошли часы полёта, казавшиеся вечностью, и было до предела радостно сходить с рейса. В аэропорту их встречал брат мужа Эммы и спросил:
– Как прошёл полёт?
– Было очень утомительно, – прошептала мать.
– Мне очень жалко, что всё произошло так рано и внезапно, – проговорил Йорген, – мой брат был безумно рад в браке с тобой.
– Спасибо за тёплые слова, но я бы хотела поскорей пройти в отель, – проговорила Эмма слегка раздражённым голосом.
– Хорошо, я вас сейчас отвезу, – сказал Йорген, овеянный сомнением.
Они прошли и сели в машину чёрного цвета, что так безудержно навевала воспоминания о той катастрофе.
Приехав в отель, брат мужа ушёл обратно в транспортное средство, а мать и дочь принялись раздеваться и готовиться ко сну. Они сходили в душ, заказали себе еду в номер и, не успев её доесть, упали спать.
На утро следующего дня Хазимат разложила свои вещи и, прочитав последнюю переписку с отцом, заревела. Мать постаралась её успокоить и, обняв, заплакала вместе с ней. Слёзных минут было всего пять, но покрасневшие глаза выдавали их за целые часы.
Приехав домой к Йоргену, Эмма позвонила местным юристам и попросила назначить дату для согласования всех тонкостей наследования.
Деверь предложил вдовице чаю, но та отказалась, заверив, что ничего не хочет. В это время Хазимат исследовала дом владельца и, заглядывая в каждую комнату, находила отражения своего отца в виде совместных фотографий и вещах их быта. Заглянув в спальню, она обнаружила хрустальный корабль, который рассматривал незнакомец в аэропорту Греции. Призадумавшись и посчитав, что это совпадение, она спустилась вниз по лестнице на первый этаж, где располагался туалет. Зайдя в ванную комнату, девочка была поражена столь обильному наличию косметики за уходом лица и тела. Выйдя обратно, она прошла в зал, задумавшись о том, что будет дальше после их отъезда.
Эмма позвала дочь:
– Дорогая, подойди сюда.
– Слушаю, мамочка, – глубоко заинтересованным голосом откликнулась Хазимат.
– Посиди пожалуйста с Йоргеном, пока я схожу в магазин за продуктами.
– Хорошо, – произнесла она.
Эмма выбежала на улицу, словно забыла какой-то важный документ, и, перебежав дорогу, направилась к близлежащему магазину.
– Мистер Факасус, – произнесла девочка.
– Слушаю вас, – медленно и смущённо от столь официального обращения проговорил Йорген.
– Мне мама рассказывала, что вы работали в кампании с моим отцом и он вам на прощание подарил значок. Не могли бы вы мне его показать?
– Конечно, мне очень приятно тебе его представить, – слегка смущённо и озабоченно проговорил Факасус.
Вытащив из-под полы, он протянул знак девочке. Она, внимательно рассмотрев его, отдала Йоргену обратно. Тут же прозвучал звонок в дверь, и в дом вошёл статный мужчина лет пятидесяти, принёс местную почту и положил вместе с письмом на пол. Факасус сразу забрал газеты и журналы с письмом и отнёс к хрустальному кораблю, что стоял в спальне на втором этаже. Как только он спустился, в дверь снова раздался звонок, и вошла мать, вернувшаяся из магазина с двумя большими пакетами продуктов.
Через пару часов унылых разговоров Эмме позвонил юрист и объявил ближайшую дату на послезавтра, а именно четырнадцатого мая.
Возвращаясь в пять часов вечера в отель, Хазимат обнаружила при в ходе в номер отрывок того журнала, что смотрела в аэропорту, и, вспомнив слово, она его тут же произнесла, это было слово «Арахос», но что бы оно значило? Так и не поняв, она подняла его и положила в карман своего голубого жакета.
Тринадцатое мая, тринадцать часов дня. Это был единственный свободный день в этом городе. Плотно позавтракав, оставшиеся пока ещё в живых члены семьи пошли по торговым центрам и музеям. Сперва они зашли в продуктовую бакалею, располагавшуюся в пятидесяти метрах от их отеля. Там были куплены масло, сахар, мука, яйца, молоко, а также какао, ведь Эмма собиралась вечером готовить шоколадный кекс в микроволновке. Выйдя из магазина, они направились на вещевой рынок для покупки дочери красных вельветовых брюк и новой пары обуви, так как те, в которых она приехала, порвались от столь длительного хождения от отеля до дома мистера Факасуса.
Рынок был пропитан атмосферой оживлённой и крайне нагнетающей от частых предложений смутных бенефициаров. Мать еле сдерживалась, чтобы не накричать на них. Хазимат в это время засматривалась на национальные костюмы Дании и была уверена, что национальные костюмы всех стран схожи между собой.
Обувь и брюки были куплены, а нервы измотаны до предела. Дочь предложила маме сходить в музей Ганса Христиана Андерсена, потому что очень любила его сказки. Эмма согласилась и утомлённо произнесла:
– Скоро всё закончится.
– У меня есть плохое предчувствие, мама, – озабоченно проговорила Хазимат.
– Не глупи, всё будет хорошо, – чуть приободрившись, произнесла мать, – бумаги скоро будут подписаны, и мы будем жить в новом доме.
– Хорошо, – озадаченно сказала девочка.
– Пошли скорее, пока музей не закрылся.
– Побежали.
На экскурсии были рассказаны биографические и творческие моменты из жизни писателя. Всем они понравилась, и все были рады хоть чуть-чуть отвлечься от обыденных дел.
На улице начинало темнеть, а дороги пустеть. Всё то, что казалось прекрасным днём, в лунном свете приобретало совершенно другие черты. Продуктовая бакалея казалась не такой большой, а цветы, росшие у входа в отель, были скудными и не проявляли признаков жизни.
– Мама! – крикнула Хазимат, смотря в окно.
– Что случилось? – встревоженно отозвалась женщина.
– Посмотри в окно, там идёт Йорген.
– Где?! Я не вижу.
– Вот поворачивает за угол продуктового магазина.
Посмотрев туда, куда ей показала дочь, Эмма никого не увидела и сказала:
– Ложись спать, у нас завтра ответственный день.
Хазимат кивнула и пошла в ванную чистить зубы. Посмотрев на себя в зеркало, она увидела маленькую и беззащитную девочку, которой пришлось пережить большое горе. Она быстро отогнала от себя все скверные мысли, вышла из ванной и направилась к своей кровати, ещё раз взглянув в окно.
Ночь выдалась беспокойной и бессонной, никто не выспался, каждый думал о своём.
Четырнадцатое мая, девять часов утра. Убитая бессонницей мать, открыв глаза, произнесла молитву, которую еле вспомнила, в надежде хоть как-то себя успокоить.
Переступив порог своей комнаты, она почувствовала, что даже не в состоянии поднять свои обвисшие руки. Плелись только ноги и леденящие воспоминания о том дне. Измученность и отягощённость всего происходящего загоняли её ещё дальше в свои мысли.
Дочь, встав ото сна, снова посмотрела в окно и пошла собирать нужные ей вещи. Она была чуть бодрее, чем Эмма.
Они вышли из дома, заказали такси и поехали к Йоргену. Подъехав к нужному дому, таксист с лёгкой таинственностью сказал им быть осторожнее и высадил из машины. У порога в здание стоял деверь вместе с юристами и обсуждал завещание, оставленное его братом.
Эмма подошла к ним и сказала:
– Давайте пройдём в дом, я очень утомилась.
– Конечно, разумеется, – проговорили юристы.
Когда зашли внутрь, было видно, что дом пустовал целые сутки. На столе лежала тарелка с той самой недоеденной кашей, а на пороге лежали две кучи ежедневных газет, на кухне виднелся заплесневелый хлеб, а в доме чувствовался ужасный лёгкий и навязчивый запах. Посчитав это странным, женщина поинтересовалась:
– Йорген, вас тут не было целые сутки?
– Почему? – удивлённо проговорил мистер Факасус.
– Потому что на столе лежит тарелка с недоеденной кашей, а на кухне виднеется заплесневелый хлеб.
– От вас ничего не скроишь, Эмма! – нервно перекладывая и сжимая папку руками, проговорил Йорген.
– Я был вчера в своём гараже, неподалёку отсюда, у меня была рабочая встреча с коллегами.
– Поняла, – абсолютно твёрдо сказала мать.
В разговор резко вмешались двое юристов, стоявших у порога:
– Может, мы уже начнём? Вы у нас не одни на сегодня.
– Конечно! – проговорили все члены семьи в унисон.
– Завещание зачитывалось пятьдесят минут сорок девять секунд, – проговорил один из юрисконсультов.
Всё было внимательно изучено, все были согласны с завещанием.
Эмме переходило два небольших дома и одна машина. Брату переходило тридцать тысяч датских крон.
Все чужие ушли, и брат говорил о жизни ещё три часа. Хазимат сказала, что устала и хочет спасть. Время было позднее, было принято решение переночевать у Йоргена.
Девочке вспомнились строчки одного из стихов:
Задумавшись над своими идеями, она осознавала, что скоро больше не вернётся домой, но окликнувшая надежда внутреннего самоубеждения дала надежду на всё светлое, что только может быть.
В три часа ночи Эмме послышались шаги, но, посчитав, что это Йорген встал в туалет, она закрыла глаза и принялась спать.
На утро было видно, что по дому никто не ходил, так как все вещи были нетронуты, а путь к туалету не расчищен от двухдневной газеты.
Хазимат и мать собирались уходить, но резкий голос деверя окликнул их и попросил остаться ещё на один день. Он запер дверь изнутри, забрав ключи, уселся на запыленный диван и закурил. Хазимат и Эмми уселись напротив, чтобы выслушать Факасуса.
Глава 2. Арахос
Гордфорд, 1968 год, 1 сентября, 13 часов дня
В отделение полиции поступило сообщение о пропаже девочки 5 лет. Первыми подозреваемыми были родители ребёнка, которые подали заявление о пропаже. Их вид навевал страх и живой ужас. Мать была в бежевом драповом плаще, который был полностью измаран землёй и чей-то кровью, отец был в чёрной кожаной куртке и с грязными красными руками. Полиция допрашивала их несколько часов и, более подробно узнав причину их внешнего вида, отпустила домой. Позже выяснилось, что, когда отец сообщил о пропаже девочки матери, она выбежала на дорогу, где её сбила машина, это объясняло кровь и землю на одежде женщины; отец, увидев жену, лежащую на дороге, подбежал и поднял её.
(Девочка не была найдена. Следствие остановило поиски 2 года спустя.)
Гордфорд, 1971 год, 2 сентября, 14 часов дня
У ворот больницы была найдена женщина 42 лет с сердечным приступом. Придя в сознание, она сообщила врачам, что потеряла свою шестилетнюю племянницу, когда отлучилась в общественный туалет.
Поиски девочки продолжались год и десять месяцев.
(Астрид пропала без вести. Тёте пришло письмо с поддержкой от семьи прошлого преступления.)
Гордфорд, 1974 год, 3 сентября, 15 часов дня
Подросток шестнадцати лет гулял со своей четырёхлетней сестрой в Новом парке. Усевшись на скамью почитать книгу, он не обратил внимание, куда убежала его сестрёнка. Придя домой, он рассказал родителям о потере сестры, и они все вместе пошли её искать. Поиски ничего не дали.
(Пропала в Новом парке. Местонахождение неизвестно.)
Серия пропаж продолжалась вплоть до 2004 года. За это время без вести исчезли 13 детей женского пола. Новые пропажи возобновились в 2010 году и длились до сих пор (2015 год).
В каждой семье, в которой рождались девочки, было принято освящать дом и обращать детей в веру. Родители считали, что это поможет им избежать новых несчастий.
Многие считали, что сбылось пророчество старой легенды о «Замене жертвы судьбы».
В 19 веке была зажиточная семья, имевшая придворного гадателя, однажды он предвестил смерть ребёнка главы семьи. Гадатель Арахос сказал, что нужно провести обряд, чтобы обменять душу дочери на чью-либо другую, тогда она останется жива, но есть главное условие, чтобы это тоже была девочка. Тогда отец приказал найти ребёнка среди его подданных и изъять его. Обряд был совершён, но дочь всё равно умерла. Тогда озлобившийся глава дома приказал убить дочь Арахоса Сонтьеле, а его самого изгнать. Гадатель наложил проклятие на семью и всех рабочих дома и сказал, что каждая рождённая девочка после 13 лет (именно столько было его ребёнку) будет убита невиданной силой.
Рассказав это, Йорген предложил приехавшим членам семьи чаю. После услышанного отказа мать с Хазимат отправились домой, по пути зайдя в магазин и купив продукты с новой новостной прессой.
Была глубокая ночь, когда Эмма проснулась и увидела, что оставленный ею журнал с сводкой новостей был открыт и сиял так, что слепило глаза.
Отражавшая лунный свет глянцевая страница переливалась и просила прочесть написанное.
– Мама? – проговорила девочка сонным голосом.
– Я встала прочитать журнал. Ночь не сильно меня клонит спать.
Эмма, призадумавшись, кивнула и легла обратно.
Новый день предвещал предостережения. Он давал почву для рассуждений, а также давал понять, что надо уметь вовремя отступать, ведь горе и иные человеческие чувства туманят людям разум и закрывают глаза.
Спустившись на первый этаж своего отеля, мать и дочь позавтракали и пошли гулять. Проходя по свободным улицам мимо странно смотревших прохожих, они шли и чувствовали присутствие НЕЧТО, что когда-то могло забрать их отца и любящего мужа. Лёгкий холод овевал их сознание и настаивал идти дальше.
Проходя вдоль торговых витрин, Хазимат остановилась и увидела своё отражение в стекле свадебного магазина. Платье смотрелось бы на ней прекрасно, а фата прикрывала бы все те чувства, которые могли бы быть у новобрачных. Она зашла внутрь магазина и долго смотрела на ассортимент, пока не почувствовала, что падает в обморок.
Эмма не заметила любопытства дочери и шла дальше, простирая острые углы своей памяти.
Хазимат очнулась в старом доме на окраине леса. Он был рухлым, пах старым ковром, и гвозди торчали, обнажая всю мерзость этого МЕСТА. На полу виднелись осколки некогда висевших семейных портретов с её изображением. С потолка свисала люстра с грязной бахромой, а на стенах и оконных рамах виднелась чёрная жидкость, медленно стекавшая вниз и всасывавшаяся в щели гнилых досок. Дом был двухэтажный. Пройдя вверх по лестнице, она увидела пожилого мужчину, стоявшего к ней спиной. Хазимат всматривалась в его седую голову и хотела понять, кто он и о чём думает.
Она не вспоминала о матери и не задумывалась, как здесь оказалась. Всё давно было понятно, но мать её не слушала.
Пожилой мужчина спросил, не разворачиваясь от окна:
– Хазимат, это ты?
– Я, – ответила она дрожащим голосом.
– Наша встреча состоялась, – отозвался радостный голос.
– Любопытно, что вы меня ждали.
Лицо мужчины расплывалось в добрых понятиях. Он развернулся и, посмотрев в потолок, сказал:
– Почему ты обращаешься на вы, дочка?
Девочка отшатнулась и снова упала в обморок.
Эмма была убита горем. Прошло 3 дня с момента пропажи дочери.
Полиция искала, но не нашла. Эмму поддерживал Йорген и его знакомые. Придя вечером домой, она заварила чай и пошла в ванную, где, посмотрев в зеркало, увидела отражение дочери, плачущей и кричавшей о чём-то. Эмма взяла зубную щётку и разбила стекло, осколки ранили ей руку, и потекла тёмно-красная с синеватым оттенком кровь. Она наложила давящую повязку, которая стягивала не только рану, но и её душу. Слёзы смывали остатки крови с её лица, а волосы начали выпадать.
Прошло три часа, состояние раны улучшилось, и Эмма собрала осколки, вымыла ванную комнату, а также сполоснулась в душе. После мытья заварила чай и, выпив его, уснула прямо в кресле.
На следующий день к ней в гости пришли Милисса Иларджан, которая приходилась Йоргену девушкой, и Вигга Фокс, которая была местным психологом. Они прошли в номер и стали утешать мать, одновременно говоря, что новых обстоятельств дела не выявлено. Женщина смотрела в пол, и выражение её глаз было похоже на «взгляд в две тысячи ярдов», обычно им обладают люди, прошедшие войну, но поле боя своих мыслей было страшнее всего. Её самобичевание отрешало от реальности и состояло в прострации.
Через час гости ушли, и она почувствовала недомогание. Она видела отражение своей дочери во всём, что могло отражать. Холодные руки касались тяжёлых ног, а волосы падали на обнажённые плечи. Туман на улице бился в окно, а оно в свою очередь пропускало его в номер.
Через пять часов Эмма поднялась и, сделав три шага, упала на пол и больше не встала. Её тело нашли на утро следующего дня и отвезли в морг.
Глава 3. Хазимат
Прошлое тянет назад, а порою заставляет делать страшные вещи.
Хазимат очнулась, и первым, что она увидела пред собой, был прекрасный портрет Анастасии П., когда-то владевшей этим домом. Он был высок и полон тайн, которые ей ещё придётся разгадать.
Она вышла из комнаты и пошла на улицу. В небе сияли звёзды, была ночь. Хазимат зашла внутрь сарая и увидела своего отца, он стоял к ней спиной, а в руках у него были ножницы. Ещё в недавние времена, когда её папа был жив, он занимался изготовлением плюшевых игрушек, бо́льшую часть из которых дарил своей дочери.
Отец ей сказал:
– Я режу ткань для новых игрушек.
Хазимат молчала.
– Подойди ко мне, – сказал Иаков ухмыляющимся голосом, – ты поможешь мне надрезать материал.
– Хорошо, – проговорила дочь хриплым голосом.
Подойдя к отцу, она почувствовала запах плоти, который истончал неприятные ноты аммиака. Взяв одной рукой свой нательный крест, она читала молитву про себя, а другой взяла ткань и смотрела на отца, мотавшего головой из стороны в сторону, словно маятник.
Он выглядел так, как будто его состарили на двадцать лет. Пальцы на руках были длиннее чем обычно, а глаза смотрелись настолько голубыми, словно чистые воды океана казались грязнее. Кожа была бела как мел, а его серые штаны на лямках так и норовили спасть. Смотреть на свою дочь он не хотел, но, тем не менее посмотрев, сказал отпустить ей своё нательное распятие, так как оно ей ни к чему.
– Завтра мы с тобой сходим в нашу церковь, и я тебя познакомлю с местным пастором.
Хазимат подняла глаза на своего отца и спросила:
– Ты же умер, как такое может быть?!
– Глупышка, – проговорил отец, – я не умирал, это вы с мамой заснули, а я оставался здесь и ждал вас. Я очень переживал, вот и плохо выгляжу.
– Нас?! – проговорила Хазимат удивлённо. – Мама тоже здесь?!
– Конечно, мы все здесь, как и должны быть, просто она немного приболела и находится в специальной больнице, но скоро ей будет лучше, и МЫ СНОВА БУДЕМ ВМЕСТЕ, – проговорил Иаков смердящими устами.
После того как Хазимат придержала ткань, она отправилась в ту комнату, где проснулась. Посмотрев на картину Анастасии П., она увидела глаза своей матери на полотне. Юная девушка смотрела на неё так, как смотрела Эмма. Чуть позже, пройдя в другую комнату на втором этаже, она заметила раму, занавешенную синей бархатной материей. Сдёрнув ткань, она увидела отражение своего отца, настоящего, который бродил с свечой в руках в доме этого симулякра. Она поняла, что надо выбираться.