Релокация

Глава 1

Дисклеймер:

Эта зарисовка – художественное произведение.

Все персонажи, события и описанные ситуации являются плодом воображения автора. Любые совпадения с реальными людьми или событиями случайны и неумышленны.

Буду рада вашей обратной связи.

Я никогда не думала, что однажды окажусь в другой стране, оставив за спиной всю свою жизнь. Но жизнь часто рушит планы – внезапно и бесповоротно, не спрашивая, готов ли ты.

Моя история началась в феврале 2022 года, когда между Россией и Украиной разразилась война. В тот момент я жила в Москве, а вся моя семья находилась в Екатеринбурге. И именно 22 февраля, за 48 часов до того, как всё началось, я прилетела к ним в гости. Поздравить отца с Днем Защитника отечества. Всё происходящее ещё позавчера казалось невозможным, но в один день мир, который я знала, рухнул.

Проснувшись утром в номере отеля, я, как обычно, взяла чашку кофе и машинально открыла новости. Через несколько секунд чашка застыла в руках, пальцы судорожно сжались вокруг керамики, а в горле встал ком. Строки с экрана словно прожигали сетчатку: Война. Удары по городам. Паника.

Я сидела в оцепенении, перечитывая заголовки и пытаясь убедить себя, что это ошибка, что это просто страшный сон, от которого я вот-вот проснусь. Но сон не заканчивался. Это была реальность.

В какой-то момент я поняла, что не дышу. Застывшая тишина номера отеля вдруг стала удушающей. Я вскочила, схватила вещи и, едва дождавшись такси, поехала к родителям.

Мой отец – бывший военный, ВДВ-шник в отставке. Он служил в Чечне. Я помню это время смутно: то ли мне было семь, то ли восемь лет, но глаза отца после той войны я запомнила на всю жизнь. Они были другие – в них поселилась какая-то тёмная усталость, грусть, которую невозможно было объяснить словами. Даже спустя годы он иногда смотрел так, как будто всё ещё видит что-то, чего не должны видеть дети.

Когда я зашла домой, он молчал. Просто посмотрел на меня тем своим взглядом – и мне не нужно было ничего объяснять. Он знал, что происходит. Он знал, к чему всё идёт. И я знала, что если начнут призывать “старых офицеров”, если что-то пойдёт не так – отец снова может оказаться на линии фронта. Никто из нас – ни он, ни мама, ни я – этого не хотел. Ему уже не 20, не 30 и даже не 45. Повестка, тревожный чемодан, повторная “служба Родине” – это всё стало бы для нас самым страшным сценарием.

Следующие часы и дни прошли в какой-то мутной тревоге. Телевизор, телефон, новости, звонки. Люди паниковали. Коллеги из Киева писали в слезах: «Мы не знаем, что делать, мы не можем уехать, мы боимся». Коллеги из Брянска не писали ничего. В Москве кто-то покупал валюту, кто-то уходил с работы, кто-то судорожно искал билеты. Я впервые в жизни почувствовала, что время утратило смысл – оно стало вязким, тянулось, как густая смола, застревая между страхом и неизвестностью.

Особенно странно и тяжело всё это ощущалось из-за моей работы. Я тогда работала в международной компании, где команда была разбросана по всему миру. Обычно мы обсуждали проекты, делились новостями, шутили, строили планы. Но в эти дни в рабочих чатах повисла полная тишина. Все пытались сохранить нейтралитет, не сказать ничего лишнего, чтобы не задеть чьих-то чувств, но в итоге даже простые рабочие вопросы казались неуместными.

Я не понимала, что и как писать. Обычные фразы вроде “Доброе утро!” или “Как дела?” вдруг казались абсурдными. Было ощущение, что каждое слово – как по минному полю. Никто не знал, как себя вести, что обсуждать, что можно и нельзя. Тишина в чате стала пугающей – как будто все замерли, и никто не решался сделать первый шаг.

В такие моменты я впервые поняла, насколько важно простое человеческое общение, и как быстро оно может исчезнуть, если вокруг рушится всё привычное.

Дома тоже никто особо не говорил о будущем, но тревога висела в воздухе. Было понятно: долго так продолжаться не может. Каждый день мы смотрели новости, обсуждали слухи, пытались просчитать хоть какой-то следующий шаг, но вариантов становилось всё меньше.

В какой-то момент родители собрали меня и сестер на кухне.

– В стране война. Мы уезжаем в Черногорию.

Просто, холодно, категорично. Как диагноз.

– Почему туда? – мой голос звучал глухо, словно говорил кто-то другой.

– Здесь небезопасно. Балканы – самая близкая нам территория. Тепло. Дёшево. Главное – Евросоюз нас не тронет. Мы сможем жить спокойно.

Жить спокойно… Я не понимала, как теперь вообще можно говорить о спокойствии.

Мне казалось, что это не со мной, не с нами. Я привыкла жить, планировать, работать. Я не была готова к тому, что в один момент моя реальность превратится в хаотичный бег с одним рюкзаком за плечами.

Через несколько дней я вернулась в Москву, чтобы собрать вещи. Эта неделя прошла как в тумане: растерянные лица людей на улицах, очереди в банках, тревога в глазах знакомых, которые не знали, как теперь жить. Пачки наличных, спрятанные в шкафах. Бесконечные звонки с единственным вопросом: «Что делать?»

Что делать? Я собрала чемоданы. Сдала квартиру арендадателю. Перевезла кошку. Купила билет.

На прощание я посмотрела на свой город. Он был таким же, как всегда, но мне казалось, что я вижу его в последний раз.

Через несколько дней я оказалась в Будве. В одной комнате с младшей сестрой. В городе, где я никого не знала. В стране, где я чувствовала себя потерянной.

Я вышла на балкон. Ветер с моря был тёплым, но перемены казались ледяными.

В темноте шумели волны, а я смотрела в ночь и не могла понять, где теперь мой дом.