Песня о Розе и Соловье

НАСТЯ НЕНАСТЬЕВА

ПЕСНЯ О РОЗЕ И СОЛОВЬЕ

Описанный сюжет затрагивает некоторые реальные исторические события, однако большая его часть является фантазийной и не претендует на достоверность.

Любовь бессмертна, потому что всегда будет тот,

кто готов ради нее отдать свою жизнь

ПРОЛОГ

Впервые Виктория увидела этот сон в детстве, и с тех пор он повторялся как минимум раз в год.

Он всегда начинался одинаково: калейдоскоп картинок, одна причудливей другой. Там были дамы в пышных нарядах, лошади, цветные бархатные портьеры, диванные подушки, расшитые причудливыми узорами, мебель из резного дерева…

А потом она – большая красивая кукла. С золотистыми локонами и блестящими синими глазами. Воздушное розовое батистовое кружевное платье дополняли черные ботиночки с бантом и такого же цвета чулочки.

Отчего-то всякий раз во сне Виктория ощущала себя маленькой девочкой. Как только она протягивала руку к этой дорогостоящей кукле – одно только расшитое серебром платьице на вид стоило больше, чем весь гардероб Виктории – в комнату с визгом врывалась другая девчушка лет девяти.

– Отдай!

Она в несколько прыжков оказывалась у дивана, на котором лежала кукла.

– Ты свою уже успела сломать, уйди, – говорила Виктория. – Эта кукла – моя.

Неизменно она успевала схватить игрушку, пока противная наглая девчонка не сцапала ее.

– Я старше, ты обязана отдать ее мне! Слышишь?

Девочка визжала так, что казалось, будто даже белоснежные статуи и фарфоровые фигурки на камине смотрели на нее с легким укором.

– Нет, – тихо, но твердо отказывала Виктория и крепче обнимала куклу.

– Обязана! Обязана! – верещала капризная девочка и от злости топала ногами. – Я приказываю тебе!

А затем в комнату входил пожилой мужчина. Высокие скулы, острый подбородок, осанка, манеры – все выдавало в нем аристократа. Наглая девчушка сразу же стихала под его строгим взглядом. И Виктория понимала – это был ее отец.

– Ступай в свою комнату, Тотти.

– Но папочка, я…

– Живо.

Его тон не терпел возражений. Обиженно надув губы, девочка, быстро присев в реверансе и послав взгляд полный ненависти и обещания расплаты Виктории, выбегала из комнаты. А мужчина неизменно обращался к ней с одним и тем же вопросом:

– Как назовешь свою новую куклу?

И всякий раз Виктория не знала, что ответить. Хотя, казалось бы, что может быть проще: назвать любое женское имя.

– Думаю, ей подойдет имя Лилия. Как думаешь?

Виктория машинально роняла куклу и касалась левой рукой правого рукава платья. Под приятной шелковой тканью она ничего странного не ощущала, но точно знала: там есть он, уродливый шрам.

Мужчина поднимал куклу, отряхивая невидимую пыль с платьица и протягивая Виктории.

– Ты не должна стыдиться. Он такой же красивый, как эта кукла.

– Неправда. Все смеются надо мной. Особенно Тотти. Она говорит, что никто не будет дружить со мной, когда увидит этот огромный шрам.

– Лилия – гербовый цветок нашей семьи. И то, что проявилась именно она – не иначе как знак. И ты должна его гордо носить.

Мужчина посмотрел на Викторию без улыбки. Во взгляде не было и толики ласки. Однако даже этого было достаточно, чтобы она почувствовала себя чуточку увереннее.

– Тогда… Да, – соглашалась Виктория. – Эту куклу зовут Лилия.

А дальше всегда происходило одно и то же. Снились непонятные вспышки, темнота, яркие огни. Слышались обрывки странного диалога:

– Тысяча фунтов.

– За такое… дело? Но… Вы оцениваете это в тысячу фунтов?

– И ни шиллинга больше.

– Но я не могу!

– Можете. Это приказ.

Затем наступала пустота. Тишина. Черный всепоглощающий цвет. И ощущение потери чего-то важного.

А к семнадцати годам сны вдруг прекратились. И Виктория напрочь забыла о них. До сегодняшнего вечера.

ЧАСТЬ I

ГЛАВА 1

О ЗАМАНЧИВОМ ПРЕДЛОЖЕНИИ

Лондон, 2019 год

Виктория с трудом дотянула до конца занятий. Часы перешагнули отметку «три», когда она, наконец, покинула здание колледжа. Тучи заволокли небо, предвещая сильный ливень. А воздух, казалось, сгустился так, что можно было взять кусок хлеба и намазывать его, как джем! Пахло сырой землей и цветами гортензии.

Ехать домой прямо сейчас не хотелось. Сон, который старательно опутывал ее последние несколько часов на занятиях, внезапно куда-то исчез, стоило выйти на свежий воздух. Голова была ясной. Поэтому Виктория решила заглянуть в магазинчик, доставшийся по наследству от родителей.

«Только в круглосуточное кафе забегу, – подумала она, поднимая глаза на хмурое небо. – Крепкий кофе на ночь не пьют лишь диетики, утверждая, что тело – это храм. А в моем храме бариста уже устроили склад мешков с кофейными зернами. Так что можно».

Мысленно благодаря милых сотрудниц, которые стойко улыбались в любое время дня и ночи, девушка поскорее взяла горячий стаканчик с кофе, проверила сумку (не забыла ли зонт?) и направилась к ближайшей станции метро.

… Удивительно, но всякий раз подходя к магазинчику виниловых пластинок Виктория чувствовала, как внутри что-то трепыхается. Оно то замирает, то отчаянно пытается вырваться из груди, как из плена. Это ощущение нельзя было совершенно точно обозвать ни тоской, ни радостью, ни волнением. Однако если смешать все эти эмоции воедино, то можно было бы получить что-то отдаленно напоминающее это чувство.

Вывеска «The Rose and the Nightingale» 1 горела ярко-желтым светом, отчего казалась солнышком в этот дождливый день. Впрочем, для города на Темзе хмурое настроение погоды было вполне себе обыденной вещью.

Привычно звякнул колокольчик, оповещая о посетителе. Перед тем как переступить порог, Виктория встряхнула зонт на улице и лишь тогда вошла внутрь.

Продавец – парнишка лет шестнадцати на вид – тут же подскочил со своего кресла за прилавком, быстро щелкнул мышью, ставя фильм на ноутбуке на паузу.

– Добро пожаловать! А, Виктория, это ты…

Удивительно, но абсолютно все из близкого и не очень окружения называли девушку лишь полной формой имени. Никаких Викки, Тори – только Виктория. В глазах людей она представала взрослой и не погодам мудрой девушкой.

Парнишка разочарованно плюхнулся обратно в кресло. Девушка раскрыла зонт, поставила его в угол и приветливо улыбнулась продавцу.

– Привет, Чарли! Б-р-р, терпеть не могу дождь. Так надеялась, что тучами все обойдется… – Она огляделась. – А ты ждал кого-то другого? И где миссис Коллинз?

– Как минимум кого-нибудь из потенциальных клиентов. За весь день ни одной продажи. – Он потянулся, зевая. – А миссис Коллинз отпросилась на час раньше: у дочери что-то стряслось. Вот просиживаю штаны до закрытия магазина.

От противного холодного дождя повидавший виды старый зонт спас все же плохо: Виктория слегка намокла. Она прошла в подсобку, сняла влажный плащ и повесила его на плечики.

– Если честно, мне иногда приходит мысль продать эту никому не нужную лавку, – вздохнула девушка. – Ну кто сейчас слушает пластинки? Прошлый век.

Виктория пригладила мокрые, выбившиеся из пучка, темно-каштановые непослушные волосы.

– Но?

– Что «но»?

– Но тебя что-то удерживает от продажи магазина.

Девушка вынула из сумки бумажные салфетки, достала одну и аккуратно подтерла растекшуюся тушь.

– Ты прав, Чарли, – удивленно отметила она, выбрасывая салфетку в урну и возвращаясь к прилавку. – Когда я думаю о продаже, сердце сжимается. Чувствую, что это неправильно.

Чарли крутанулся в кресле и со вздохом, показывающим всю скуку, которую вызывало у него это место, заявил:

– Да это все потому, что магазин – память о родителях. Каждая стена, каждая полка и каждая непроданная за много лет пластинка смотрит на тебя их глазами.

Виктория облокотилась на прилавок и посмотрела на брата так, словно видела его в первый раз в жизни.

– Куда дели Чарли? Кто этот парень, который рассуждает так взросло?

– Да ну тебя! – отмахнулся тот и снова крутанулся в кресле. – Да и вообще, ты говоришь «прошлый век». А разве это плохо? Всегда найдутся любители ретро.

Виктория деловито кивнула, соглашаясь, и, подавив смешок, отошла к журнальному столику, где скопилась корреспонденция на адрес магазинчика. Чарли включил фильм на ноутбуке.

– Как дела в школе? – между делом спросила Виктория, просматривая почту.

– А, сойдет.

– У тебя выпускной класс, Чарли.

– Ага, – снова отмахнулся брат и сделал звук погромче.

– Чарльз, – Виктория отложила конверт в сторону и серьезно посмотрела на парня. – Будешь днями бездельничать – не поступишь в колледж, не найдешь достойную работу. И до конца жизни тебе придется продавать пластинки в этом магазине. Если, конечно, не обанкротимся, что, скорее всего, скоро и случится.

– Эй! Я себя не на помойке нашел, – нахмурился Чарли.

– А ты себя вообще нашел? – Виктория улыбнулась, и недовольство брата тотчас улетучилось.

– Ну… – замялся он, скорчил грустную гримасу и театрально вздохнул.

– Вот именно. Пора уже повзрослеть. Вот другие в твоем возрасте…

Виктория показательно задрала указательный палец. Чарли закатил глаза и лениво протянул:

– Как же надоел повсеместный культ успешности и продуктивности. Из-за него я испытываю дикое чувство вины из-за…

– Безделья? – снова улыбнулась Виктория, закончив мысль за брата.

– Эй! Фильмы о технологиях будущего и путешествиях во времени – вовсе не безделье. Слышал бы твои слова сейчас мистер Смит, мой физик!Крутой дед, он знает все на свете, клянусь!

Чарли обиженно захлопнул крышку ноутбука.

– Путешествия во времени… Ну, да, да…

– Вот стану великим физиком и докажу, что они возможны! – И вдруг Чарли оживился: – Спорим на двадцать фунтов?

Виктория усмехнулась. Младший брат был невыносимым упрямцем и лентяем. Но вместе с тем Чарли был добрым малым. Непонятно, от кого он унаследовал влечение ко всякой паранормальщине и фантастике, к которым Виктория относилась с большим скепсисом.

Брат и сестра были совершенно разные по характеру. Да и с чего бы быть похожими, если они не являлись друг другу кровными родственниками?

О своих настоящих родителях Виктория не знала ровным счетом ничего. В семью Уильяма и Анны Роуз она попала в восемь лет. И самое интересное – совершенно ничего не помнила о своем детстве. Отсчет воспоминаниям дал тот день, когда обстоятельства столкнули ее с Уильямом. А Уильяму, в свою очередь, почти нечего было ей рассказать. Кроме истории «обнаружения».

В один ранний осенний день 2008 года кузен Уильяма позвал его на рыбалку. До этого Уильям никогда не рыбачил, тем более в черте города. Отдавать деньги на лицензию, снасти и прочие необходимые штуки было нерационально: Анна устроилась на новую работу, еще получала совсем мало, а единственный сын Чарли постоянно болел и требовал не только внимания, но и значительных материальных вложений.

Но кузен уговорил Уильяма, оплатил лицензию и даже снабдил всем необходимым. Для него были важны компания и процесс. Они отправились в Восточный Лондон, недалеко от Шадвелла. Удивительно, но даже в столице можно было увидеть множество рыбаков, которые ловят на фидер или облавливают акваторию реки спиннингами.

В тот день решено было остаться на ночь на берегу. Кузен шутливо предупредил тогда, что ночные рыбалки на Лондонских каналах могут быть сумасшедшими и опасными: пьяниц и женщин непристойного поведения обычно привлекают разбитые у канала палатки. И добавил, что наверняка Уильям запомнит свою первую ловлю на всю жизнь. И слова оказались пророческими.

Когда мужчины лежали в палатке и говорили о жизни, внезапно снаружи, совсем рядом раздалось противное, изрядно фальшивое пение: какой-то пьянчуга решил побродить у воды. Уильям выглянул наружу и прогнал «певца», боясь, что тот переломает все снасти. Тот послушно ретировался, но через минуту поодаль раздался душераздирающий противный вопль: «Помогите! Полиция!»

Рванув на крики, Уильям и кузен обнаружили на берегу тело ребенка. Девочка была жива, но без сознания. Как она попала туда, если, расставляя лески и удочки, ни Уильям, ни кузен ее не видели, оставалось большой загадкой.

Расследование, больница… Девочка не помнила ничего, только повторяла свое имя. Уильям отчего-то чувствовал большую ответственность за найденного ребенка. Отдельно от полиции он пытался через свои собственные каналы найти ее родителей, дальних родственников, школьных учителей. Ну хоть кого-нибудь! Но все попытки были тщетны. Казалось, что девочка появилась из ниоткуда.

Совершенно внезапно для Уильяма его жена Анна предложила взять малышку на патронажное воспитание. Глава семьи согласился: если, в конце концов, никого из привычного круга общения ребенка не будет найдено, то Виктория отправится в семью Роуз.

С одной стороны, тогда девочка обретет приемную семью. Пусть и не станет официально их дочерью, но, по крайней мере, будет иметь дом и опекунов. С другой – государственная поддержка для четы Роуз будет как нельзя кстати: пятьсот фунтов в неделю и пониженные налоги.

Время шло, и спустя еще почти год разного рода волокиты, Виктория отправилась в приемную семью. Через еще один Уильям и Анна решили: девочка будет носить их фамилию. Было решено удочерить ее. К Виктории привязались не только родители, но и Чарли. До появления сестры он часто капризничал, а после его как подменили.

Чарли смотрел на старшую (на вид Виктория была чуть взрослее, а потому в документы вписали, что ей восемь лет) сестру и перенимал ее спокойствие, уверенность, умение взвешивать решения и быть хозяином ситуации. Вот только справляться с упрямством и ленью даже в сознательном возрасте так и не научился. В отличие от Чарли Виктория была целеустремленной. Захотела поступить в колледж – поступила. Пусть и не совсем на ту специальность, куда хотела, но тем не менее. Со временем заинтересовалась реставрацией видеопленок – скопила денег на обучение. И так было во всем. Она любила и умела достигать поставленных целей. Хобби и те у нее были так или иначе связаны с доведением дела до конца: она обожала играть в шахматы и собирать паззлы.

– Что тут спорить? – усмехнулась Виктория, уловив замысел брата. – Перемещения во времени невозможны. Стивен Хокинг это уже доказал.

Она подошла к прилавку, облокотилась на него и подперла кулаком щеку.

– Да потому что Хокинг схитрил, – недолго думая парировал Чарли. – Он организовал вечеринку, на которую никто в итоге не пришел, потому что приглашения на нее разослал уже по окончанию торжества.

– И тем самым доказал, что путешествия во времени невозможны, – заключила Виктория, утвердительно кивнув.

– И ничего он не доказал. Мы сейчас, конечно, не видим на улицах толпы туристов из прошлого или будущего. Но ведь это не означает, что их нет где-то еще.

– Ага, или же они просто хорошо маскируются.

Чарли цокнул языком – ну, все ясно. У старшей сестры всякий раз в кармане найдется аргумент, на то она и старшая, что практически всегда права! Виктория мельком глянула на часы. До закрытия магазинчика оставалось всего ничего. Пора было привести его в порядок перед уходом.

– Но, если ты станешь выдающимся физиком, я буду только рада. – Она оторвалась от прилавка и пошла в подсобку. – Я уважаю физику. Никто не может нарушить ее законы. Даже за деньги. – Виктория вышла с ведром и шваброй в руках. – Магазин считай в центре города, а хоть бы один посетитель был за весь день! Ужас.

Чарли вдруг схватился и хлопнул себя по лбу.

– Так был же!

Он полез в ящик стола, вынул конверт и протянул сестре. Виктория отставила ведро со шваброй в сторону.

– Мне?

Чарли кивнул.

– Курьер заходил. Отдал конверт. Имя на нем твое.

– Не написано от кого… – Виктория осмотрела конверт. – Читал?

– За кого ты меня принимаешь, – насупился Чарли, но тут же оживился. – Вскрывай скорее! Не каждый день получаешь бумажные письма. Если только это не счета.

Виктория вскрыла конверт, развернула записку. Сначала пробежалась глазами, потом зачитала вслух.

– Достопочтенная, мисс Роуз! Хочу предложить Вам работу: реставрацию уникальной пленки девятнадцатого века…

– Чего-о?!Твой по-настоящему первый серьезный клиент! – в глазах брата сквозило искреннее восхищение и гордость за сестру.

– …Гарантирую щедрое вознаграждение. Настолько щедрое, что вы и представить себе не можете. Если согласны, мой человек будет ожидать вас на Тауэрском мосту. Аккурат после «five o’clock tea»2.

Виктория сложила записку и изумленно посмотрела на Чарли. Тот был удивлен не меньше.

– Чарли, это же фантастика… – пробормотала Виктория, снова пробегая глазами по строчкам.

– Конечно, фантастика! Они много заплатят, соглашайся!

– Я не об этом. В письме сказано, что пленка – девятнадцатого века.

– Ну, довольно старая. Но ты же справишься, да? – спросил Чарли и тут же ответил на свой вопрос: – Конечно, справишься!

Виктория в радостном возбуждении заходила по комнате, размахивая письмом.

– Это же нонсенс! Первый фильм сняли во Франции братья Люмьер. В 1895 году! – она призадумалась. – Были, конечно, еще и односекундные ролики, снятые до французов, но это не считается.

– Хм, девяносто пятом… Это уже конец девятнадцатого века, – Чарли круглил глаза. – То есть…

Виктория остановилась и развернулась лицом к брату.

– Если на той записи кадры викторианской эпохи, снятые до 1895, то это будет мировая сенсация! Понимаешь?!

– И весь мир узнает, что это мы были первыми в создании кино, а не лягушатники! – воскликнул Чарли.

Однако чувство восторга вмиг сменилось волнением и недоверием.

– А вдруг это уловка? Что, если письмо отправил какой-нибудь маньяк?

– Брось, переслушала тру-крайм подкастов.

– И все же… Какое-то странное предложение, не находишь?

– Нет, – пожал плечами Чарли. – К тебе обратились как к профессионалу своего дела. Только и всего.

– Профессионализм формируется в том случае, если у тебя есть опыт, Чарли, – заметила Виктория. – В остальных случаях ты просто дилетант.

– Не согласен, – возразил брат. – Ты умеешь работать со старыми пленками? Умеешь. – Он начал загибать пальцы. – Берешь другие заказы? Берешь. Отзывы положительные имеешь? Имеешь.

Возразить на этот счет было нечего. В семнадцать Виктория поступила в колледж искусств, планируя стать реставратором живописи. Но знакомство с одним профессором привело к тому, что девушка не на шутку загорелась реставрацией видеопленок. Профессор помог Виктории найти подходящее обучение этому делу, познакомил со знающими людьми.

С тех пор она каждые выходные проводила в специальной мастерской, посвящая время любимому занятию. А с недавних пор даже начала брать небольшие заказы, состоящие в основном из пленок с памятными событиями из 90-х.

И все же назвать себя профессионалом язык не поворачивался.

– Ну почему именно мост… Не парк, музей, кафе… – Пробормотала Виктория. – Там же кругом вода… Что, если я приду на встречу, а там все же меня будет поджидать убийца?

– Да брось, Виктория. Тауэрский мост! Там полицейских больше, чем в Скотленд-Ярде!

– И тебя не смущает, что автор письма не представился?

– Нет.

Виктория развела руками, ожидая пояснений.

– Подумай сама. У человека есть ценная, нет, уникальная вещь. Которая, к тому же, стоит несколько сотен тысяч, если не миллионов, фунтов, – Чарли недоуменно посмотрел на Викторию. – Неужели ты думаешь, что ему хочется светиться? А вдруг ты сочтешь это письмо шуткой? Тогда автор останется сумасшедшим анонимом и ничего не потеряет.

Девушка только было открыла рот, но брат не дал ей сказать:

– И, предвосхищая твое «Почему такую пленку хотят доверить малоопытной студентке?», отвечу: возможно, потому что остальные отказали, посчитав предложение розыгрышем. А реставраторов в Лондоне не так уж и много.

Виктория обошла прилавок и похлопала брата по плечу.

– А, может, мой брат и не такой уж глупенький бездельник? – спросила она и, рассмеявшись, обняла Чарли.

– Не забудь после получения гонорара вспомнить о младшем брате, который уговорил тебя пойти на встречу, – Чарли улыбнулся, глядя на сестру с легким прищуром. – Продадим этот магазин и купим ресторан. Нет, киностудию! Будем снимать фантастические блокбастеры!

Виктория отстранилась и задумалась. Магазинчик достался приемным родителям девушки совершенно удивительным образом. И даже мистическим. В одиннадцатый ее день рождения на пороге дома появилась незнакомая пожилая женщина. Она протянула Уильяму папку с какими-то бумагами и сообщила, что ему положено наследство от какого-то анонимного родственника. На резонный вопрос «Почему именно ему?» леди лишь развела руками и рекомендовала прочесть дарственную и обратиться к нотариусу. В документе и правда было вписано имя Уильяма. Ситуация настолько выглядела необычной, что Анна посчитала это внезапное наследство подарком свыше: за то, что они приютили несчастного ребенка.

В любом случае правдивости всему происходящему в тот день придавало название завещанного таинственным родственником магазина – «The Rose and the Nightingale». Где роза – фактически фамилия Уильяма. Оставалось только загадкой, кто же такой мистер (или мисс?) Найтингейл – тот самый соловей из названия.

Родители Виктории и Чарли погибли в автокатастрофе на Пасху в прошлом году. Внезапно и быстро: машина улетела в кювет, шансов выжить не было. Так, будучи уже совершеннолетней, Виктория стала владелицей магазина и старшей в семье Роузов.

– Знаешь, Чарли, нет. Мы не будем продавать магазин, – уверенно заявила она. – Он не просто так достался родителям.

– Ты же не веришь в мистику и знаки, – пожурил Чарли.

– Это совсем другое. Так! – Виктория выбежала из-за прилавка и схватила ведро и швабру, благополучно забытые у стены. – Я поеду на встречу, а ты, – она вмиг очутилась возле Чарли и пихнула в руки швабру, – вымой полы. И не как обычно, Чарльз!

Девушка метнулась в подсобку, накинула плащ, взглянула в зеркало, поправив пучок. С секунду подумав, распустила волосы: она терпеть не могла заплетать волосы и всегда предпочитала, чтобы они развевались на ветру, но дождливые дни вносили коррективы в ее прическу. Виктория оценивающе осмотрела себя и довольно кивнула.

«Хоть бы все это оказалось правдой. Неужели такое бывает?!» – пульсировало в мозгу.

– Виктория.

Она стремительно вышла из подсобки и вопросительно взглянула на Чарли, взяла зонт, сохнущий под прилавком.

– На всякий случай… Не поддавайся эмоциям, – голос Чарли был серьезным как никогда. – Если будешь видеть, что дело мутное, говори «нет». Отказываясь, ты не должна чувствовать себя так, словно ты предала отца, мать, Британию и все человечество.

Девушка кивнула, посмотрела на часы и быстрым шагом направилась к выходу. Чарли проследил за ней взглядом, и как только дверной колокольчик мелодично звякнул, отставил швабру в сторону и открыл ноутбук.

ГЛАВА 2

О СТРАННОЙ ПЛЕНКЕ

Минут через пятнадцать хмурое небо Лондона прояснилось, тучи унесло ветром на север, и наконец выглянуло солнце. Как по команде на улицы высыпались толпы туристов: привычное явление для большого города.

На мосту ожидаемо было многолюдно. Виктория знала: это все гости столицы. Местные жители, как правило, встречаются лишь по пути на работу и обратно. Или вовсе выезжают по возможности за город.

Открывающийся с моста прекрасный вид на Темзу заставлял людей останавливаться, фотографироваться и подолгу смотреть на воду. Всех, кроме Виктории. С детства она на дух не переносила водоемы, бассейны и аквапарки. Более того, не могла даже на воду в ванне смотреть без страха, поэтому пользовалась исключительно душевой кабиной. Одному Богу известно, как она много лет назад очутилась в лапах Темзы, но холодные объятия реки изрядно надломили ее психику.

У самого моста Виктория остановилась. «Придется идти, – отрешенно подумала она. – Нет, ну, а на что ты надеялась? Что за четверть часа река высохнет? – она мысленно укорила себя. – Или что придет Моисей и сделает так, что воды расступятся?»

Прождав пару минут, которые растянулись в сознании на час, девушка ступила на мост.

«Просто не смотри в сторону. И все. Что тут страшного? – успокаивала она себя. – Что о тебе подумает человек потенциального работодателя? К слову, знать бы, как он выглядит…»

Виктория пошла вперед по мосту, вглядываясь в лица прохожих. Но, ожидаемо, никто не обращал на нее внимания. Внезапно взгляд задержался на мужчине, одетом с иголочки и выглядевшим настоящим джентльменом. В руках у него был саквояж. Мужчина заметил это и очаровательно улыбнулся.

Виктория решительно сделала шаг в его сторону.

– Мисс Роуз? – услышала она незнакомый высокий женский голос за спиной, с досадой подумала, что приятный джентльмен ожидает кого-то другого, обернулась. – Виктория Роуз?

Совсем юная, примерно одного возраста с ней, девушка в одной руке держала телефон, а в другой – бумажный пакет.

– Добрый вечер. Да, это я. А вы…?

– А я нет, – коротко ответила незнакомка, и Виктории на мгновение показалось, что та занервничала.

– Ладно… Как вы узнали, что я та, кого ищете?

– Я стою здесь уже полчаса, а вы первая, кто очевидно ясно кого-то высматривает. Выходит, я не ошиблась.

Она протянула пакет.

– Вы даже не спросите, согласна ли я помочь вашему… Э-э-э… Вашему…

– А зачем спрашивать? Вы же пришли на встречу.

– Может, я пришла, чтобы узнать подробнее условия сделки. Не хочу показаться меркантильной, но в письме говорилось о щедром вознаграждении.

Незнакомка ощутимо напряглась и напряженно сглотнула.

– Послушайте, я ничего не знаю. И не хочу в этом вот всем участвовать. Просто заберите пакет.

Теперь настал черед волноваться Виктории.

– В чем участвовать?

– Слушайте, я не знаю, с кем у вас такие «интересные» игры и знать не хочу! – голос ее стал писклявым, как у ребенка. – Я просто сняла комнату на Ньюкомен-стрит у какого-то дедули! Не впутывайте меня в свои дела!

– О чем вы? Я не понимаю, объясните нормально и прекратите визжать, на вас люди смотрят.

Твердый и уверенный голос подействовал на незнакомку на удивление успокаивающе. Она глубоко вздохнула и, наконец, опустила руку с бумажным пакетом.

– Вы правда не ждете эту… посылку?

– Я узнала о том, что мне должны ее передать, полчаса назад, поверьте.

Отчего-то девушка перекрестилась и огляделась по сторонам. Под недоуменным взглядом Виктории она шепотом начала:

– На прошлой неделе я приехала в Лондон. Сняла комнату недалеко от центра. Дом оказался настолько старым, что… Хотя о чем это я? Владелец сам такой же трухлявый, как дом. Там еще…

– Я поняла, продолжайте, – нетерпеливо перебила ее Виктория, чувствуя, что история окажется совсем не простой.

– Так вот. Решила я там прибраться. Выбросить хлам, опорожнить старый шкаф. И наткнулась на странный сверток с письмом. На конверте были указаны лишь имя и адрес получателя.

– Значит, это вы отправили курьером письмо?

– Я. Была слишком занята, чтобы разъезжать по городу сама. А что еще оставалось делать?

– Продолжайте, пожалуйста.

– Ну, значит, развернула сверток, который, знаете ли, пах, как коровья лепешка, настолько ткань была старая и заплесневелая, – девушка поморщилась, – и обнаружила там упакованную в странный брезент консерву с пленкой и записку.

– Что было в записке? – с придыханием спросила Виктория.

Девушка понизила голос.

– Там было сказано, что человек, который увидит этот сверток, должен отправить письмо по конкретному адресу и затем шестнадцатого сентября две тысячи девятнадцатого года явиться на Тауэрский мост и вручить эту консерву Виктории Роуз.

– Это и правда чей-то дурной розыгрыш, – Виктория вытерла со лба испарину. – Признайтесь, нас снимает скрытая камера? – Она покрутила головой во все стороны. – Где этот человек?

– Заберите этот пакет, – девушка заскулила и пихнула пакет в руки Виктории. – Ну почему именно я нашла его! Почему не другие квартиранты?!Как хозяин вообще мог не заметить, что у него в шкафу лежит сверток? Хотя ладно, этот дед вообще там не жил, комната пустовала…

– Если все было так, как вы говорите, почему не обратились в полицию?

– Так в письме было сказано, что если человек, нашедший сверток, не выполнит указания, то будет гореть в аду, а весь его род будет проклят! – И она снова перекрестилась, бормоча что-то под нос.

«Ясно. Таких, как она, легко запугать, – догадалась Виктория. – И кто-то этим воспользовался. Возможно, и до нее находили пленку, но решили не участвовать в этом цирке».

– И вы поверили? Это же чушь.

– А вот и не чушь! Свертку на вид лет сто, а то и больше. Одному Богу, – она снова перекрестилась и продолжила: – … одному Богу известно, сколько сверток пролежал в шкафу. Я заехала в эту комнату, которая не видела людей вот уже сколько лет и сразу же обнаружила записку. И что там – предстоящая дата! Считаете это совпадением?

Как бы Виктория ни старалась отрицать, на совпадение это действительно не смахивало. То, что история была странной и очень даже фантастической, – это был неоспоримый факт.

– Но как же это…

Девушка мучительно застонала, переминаясь с ноги на ногу:

– Посылку из прошлого, если это так можно назвать, я вам передала. Отпустите меня, я не знаю больше ровным счетом ничего!

– Да-да, идите, конечно, – слегка растерянно кивнула Виктория, и девушка тут же рванула прочь.

«Чарли будет в восторге от такого поворота событий. Его любимые фильмы нервно курят в сторонке со своими банальными сюжетами», – подумала Виктория, аккуратно раскрыла пакет и заглянула внутрь.

Консерва была спрятана в странный на вид и на ощупь материал, похожий на прорезиненную ткань. Девушка аккуратно положила ее в сумку и направилась в сторону автобусной остановки.

«Если письмо не врало, и пленка действительно девятнадцатого века, то как можно ее вот так спокойно таскать по городу в бумажном пакете из супермаркета? Ей положено быть в музее, не меньше!»

– Ах!

Пожилой мужчина внезапно наскочил на нее, случайно оттолкнув в сторону. Виктория крепко уцепилась свободной рукой о перила.

Он что-то произнес, но девушка уже не слышала его слов.

Она смотрела на воду. Казалось, будто волны стремительно поднимаются и вот-вот поглотят Викторию, накроют с головой. И в этих темных водах навсегда скроется то светлое и живое, что есть в ней сейчас. Девушка отчаянно заглотнула воздух.

Тихий плеск становился все громче и начал бить по ушам. И внезапно все звуки приглушились, будто Виктория находилась под водой.

Мимо сновали прохожие. Как в тумане, Виктория ловила обрывки их разговоров.

– Тебя оценили в тысячу фунтов? Ого! Ха-ха-ха! Ну и свидание у тебя было!

«Тысяча фунтов. Тысяча? Фунтов!» – застучало в голове.

– Ну что за несносный ребенок! Прекрати вырываться!

«Прекрати. Прекрати. Прекрати!»

– Извините, леди, вы не желаете поговорить о Боге?

– А есть ли этот ваш Бог?

«Есть ли? Есть ли? Нет».

Кто-то коснулся ее плеча.

– Девушка, вам плохо?

Виктория с усилием оторвала взгляд от воды и медленно обернулась. Рядом стояла пожилая дама, из-за спины которой выглядывала толпа туристов из Азии. Девушка замотала головой и через не могу выдавила подобие улыбки.

– Ну, смотрите, – недоверчиво произнесла пожилая леди, призывно подняла вверх яркий красный зонт и пошла вперед, ведя за собой гудящую толпу.

Виктория, собрав в кулак всю свою волю, бросилась прочь с моста.

…Пленка в сумке только подогревала интерес. Виктория решила не тянуть до завтра и прямо сейчас поехать в лабораторию, где обычно проходят занятия по реставрации, которые она посещает.

По пути позвонила профессору, который организовывал занятия. Извинившись за столь поздний звонок, предупредила о визите в лабораторию: просто так туда не попасть, велась отчетность. Профессор знал, что девушка крайне ответственна и «горит» реставрацией, а потому позволял посещать исследовательский центр во внеучебное время: иногда Виктория восстанавливала там пленки по заказу.

Лаборатория встретила ее привычной прохладой, звенящей тишиной и легким жужжанием вентиляции. Виктория зажгла свет, бросила плащ и зонт на стул у негативной проявочной машины и направилась к столу.

«Ну, посмотрим, что там».

Резкое движение – и бумажный пакет полетел в сторону. На столе одиноко лежал сверток из странного материала. Виктория принюхалась и недовольно поморщилась.

«Раньше я работала со стандартными заводскими кассетами, – она аккуратно, двумя пальцами размотала ткань. – Что, если я все только испорчу? Я в руках никогда не держала пленку в бобине! – она вынула круглую тяжелую «шайбу». – Теперь уже держала».

Но делиться этим внезапным «счастьем» с тем же профессором не хотелось.

К большому удивлению девушки, консерва с пленкой выглядела как новая.

«Ни царапины, – Виктория внимательно осмотрела корпус и провела по нему пальцами. – Допустим, пленку аккуратно переложили в новую бобину, – она задумалась. – Но для чего? С тем же успехом ее можно было уже на этапе транспортировки передать хорошему специалисту. А не девочке-студентке, восстанавливающей кассеты с венчаниями и днями рождения».

На долю секунды Викторию даже посетила мысль, что все происходящее – таки нелепый розыгрыш. Но кому понадобилось разыгрывать ее и совершенно незнакомую девушку с Ньюкомен-стрит?

– Беднягу вообще запугали проклятьем, – припомнив недавний разговор с незнакомкой, хмыкнула Виктория . – Какая же чушь…

Аккуратно она достала пленку из футляра, мягкой замшей, слегка смоченной в специальной смеси, осторожно очистила от пыли и грязи, отметив про себя, что даже плесени на таком артефакте нет.

«Странно, негатив такой старый, а сохранился очень хорошо для нитроцеллюлозной пленки».

Спустя какое-то время Виктория уже перестала удивляться хорошему состоянию пленки: она не ломалась при любом сгибании, не требовала увлажнения в фильмостате. Но тем было и лучше: времени на реставрацию понадобится совсем немного.

Виктория вставила пленку в прибор для ручной перемотки и проверила ее на наличие деформаций. Затем бережно достала негатив и еще раз внимательно осмотрела. Перенесла на рабочий стол и занялась склеиванием кадров и заполнением поврежденных участков.

Телефонный звонок отвлек от дела.

– Чарли? – она прижала телефон ухом к плечу, чтобы не отрываться от работы.

– Жива! Отлично! И, судя по всему, домой вернешься поздно, – не спрашивал, а утверждал брат.

– Знаешь, не факт, – возразила Виктория. – Пленка оказалась в превосходном состоянии. Повреждений очень мало. В основном, выцветания. Против них я бессильна. А вот остальное я быстро реанимирую. Честно говоря, слабо верится, что эта вещица из 19 века. Уж больно она целая…

– А что курьер? Рассказал что-нибудь о заказчике или вознаграждении?

– Там странная история. Давай потом, хочу покончить с пленкой до полуночи.

– Ладно, как знаешь. Оставлю дверь открытой. Не засиживайся. Люблю тебя.

Попрощавшись с братом, Виктория вернулась к негативу.

Внезапно появившаяся работа захватила настолько, что девушка совсем забыла о времени. А когда подняла голову и посмотрела на часы, удивилась, что уже без четверти двенадцать.

«Как хорошо, что в девятнадцатом веке не снимали блокбастеры в режиссерской версии, – Виктория поднялась из-за стола и потянулась. – А то пришлось бы оцифровывать их неделю. Здесь же будет секунд 20-30, не более».

В предвкушении просмотра ролика она потерла вспотевшие ладошки.

«Боже мой, я, Виктория Роуз, первая во всем мире увижу кадры самого старого видео! Звучит как безумие!»

Фантазия активно подбрасывала варианты видеоролика: королевский бал, революция, строительство Тауэрского моста… А, может, она увидит саму королеву?

Девушка села за компьютер и немедленно приступила к сканированию и оцифровке записи. Мысли роем пчел кружились в голове, не давая сосредоточиться. Она смахнула со лба прядь волос и заклацала по клавиатуре.

Скоро основная работа по восстановлению негатива была завершена. Обычно такой процесс требует гораздо больше времени, но девушке повезло, что запись была в почти идеальном состоянии.

«Возможно, нужно будет еще восстановить звук. Хотя вряд ли он вообще будет. Это сейчас и узнаем».

Компьютер оповестил о завершении копирования и оцифровки. Момент Икс настал. Дыхание девушки сбилось, а сердце заколотилось как безумное.

Что там?

ГЛАВА 3

О НЕЗНАКОМЦЕ

Мысли о неожиданном открытии, способном перевернуть мир кинематографа и техники в целом, будоражили мозг, полностью захватили сознание Виктории.

Вместо того, чтобы кликнуть мышкой по файлу с видео, она резким движением встала из-за стола, отчего компьютерный стул отъехал назад и гулко стукнулся о массивную негативную проявочную машину.

Девушка нервно, в предвкушении чего-то невероятно-грандиозного, заходила по комнате.

«Может, стоит позвонить профессору? Пригласить его побыть свидетелем открытия? – размышляла она, меряя шагами узкое пространство помещения. – Нет. А если запись окажется фикцией? Вот позору тогда будет… – Она остановилась у стола и посмотрела на мобильный телефон. – Может, на видео все заснять? Да включай уже! – Внезапно рассердилась сама на себя. – Сколько можно тянуть!»

Она придвинула стул к столу, села, коснулась мыши. От волнения рука немного дрожала. Девушка запустила видео.

Несколько секунд на записи была тишина. Затем нечеткая картинка замелькала. На мониторе появилось лицо молодого мужчины, одетого по моде прошлых столетий. Он поправил камеру, помахал перед ней рукой и сделал шаг назад.

«Кто это?»

Затаив дыхание, Виктория наблюдала за мужчиной. Она пригнулась ближе к монитору, чтобы получше рассмотреть и незнакомца, и помещение, где он находится.

Комната на видео была оклеена обоями с цветочным, кажется, рисунком. Красивый письменный столик, заваленный книгами и бумагами. На стене висела картина, изображающая то ли какое-то восстание, то ли выступление. А за спиной мужчины было какое-то мигающее пятно. Камин? Скорее всего, он и есть.

Внезапно мужчина заговорил.

– Виктория!

Девушка ошарашенно уставилась на него. Несколько раз моргнула, непонятно для чего посмотрела по сторонам.

– Да, вы. Виктория Роуз. Надеюсь, фамилия у вас все еще эта, иначе может возникнуть небольшая путаница, – торопливо продолжил мужчина. – Впрочем, вы поймете, что я обращаюсь именно к вам.

– Ко мне? – шевельнула губами девушка.

– Ну вы же Виктория!

От такого неожиданного поворота Виктория дернула рукой, снесла со стола мышь и попятилась. Мужчина пристально смотрел с экрана.

– Так, я еще не совсем сошла с ума разговаривать с парнем из видео, – попыталась Виктория себя успокоить. – А с собой разговаривать – это нормально?

Мужчина постучал пальцем в экран.

– Вы не спятили. Запомните то, что я сейчас скажу. Завтра ровно в полночь вы должны быть на Тауэрском мосту. Заходите на него со стороны парка Поттерс Филдс. Отсчитайте ровно девяносто шесть шагов, перелезьте через перила и прыгните в воду.

– Что? Нет-нет-нет, это не у меня беды с головой, не я все это себе напридумывала. Это жуткие пранкеры сошли с ума! Я не буду заниматься этим!

Внутри все негодовало, клокотало, было готово выплеснуться наружу отборными ругательствами. Однако у мужчины из видео оказался свой козырь в рукаве.

– Вы же хотите узнать о своей семье? О прошлом? Или это вовсе не прошлое? – он заговорил быстрее, словно торопился изложить суть в ограниченное время: – Понимаю, что звучит абсурдно, но это не шутка и не розыгрыш, Виктория Роуз. Доверьтесь мне.

Виктория подъехала ближе к столу и с подозрением уставилась в монитор.

«Ты всерьез разговариваешь с компьютером?»

– Как я могу довериться мужчине с пленки 19 века? У меня нет ни одной причины верить любому вашему слову!

Мужчина на секунду отстранился. А затем в его руке появилась кукла. Виктория прищурилась, всматриваясь.

Неужели это та самая кукла из снов? Девушку прошиб холодный пот.

– Откуда? – еле слышно прошептала она.

– Узнаете? – спросил незнакомец и сам же дал ответ: – Конечно, узнаете. Потому что это ваша кукла.

На фоне раздались какие-то резкие звуки, скрежет и падения. Мужчина что-то произнес еще, но разобрать слова было невозможно. Он приблизился к камере.

– Сделайте это. После того как очнетесь, найдите меня. Мое имя Эдвард…

Запись прекратилась. Закончить фразу мужчина не успел.

С минуту Виктория сидела неподвижно и пялилась в одну точку. Все, что только что произошло, казалось нереальным. Как она, образованная и не особо впечатлительная юная леди, могла поверить в происходящее? Да кто вообще мог поверить в то, что человек с видеоролика ведет с ним диалог? Это же запись! Если ее пересмотреть, она будет точно такой же!

Первой мыслью, которая посетила после минутного ступора, была следующая: срочно связаться с девушкой, которая передала ей пленку.

«О нет…»

Она осознала, что та не оставила ровным счетом никаких контактных данных, а искать ее на Ньюкомен-стрит, как искать ключи в дамской сумке.

«Мужчина на видео сказал найти его. Скорее всего, он и есть владелец, – догадалась Виктория и тут же издала нервный смешок: – Он правда думает, что я прыгну с моста? Кто бы там ни был, он явно знает, на какую мозоль надавить».

Подумав еще с полминуты, Виктория решила: нужно все в подробностях рассказать брату. Вместе будет проще решить, что делать с пленкой. Отнести ее в полицию или музей (как-никак она все же представляет историческую ценность)? Рассказать или нет полицейским о глупом розыгрыше? Выдать девушку, давшую пленку, или не втягивать в это дело ее? Вопросов было много. Виктория надеялась, что младший брат поможет ей разобраться во всем.

Так сложилось, что ближе человека, чем Чарли, у нее не было. За девятнадцать лет – из которых первые восемь можно было не брать в счет – она так и не обзавелась лучшими друзьями. Безусловно, у нее были хорошие знакомые, одноклассники и одногруппники, но ни с кем по-настоящему близка Виктория не была.

А о романтических отношениях и речи не шло. Несколько раз она все же ходила на свидания, но после этих немногочисленных встреч сделала вывод: самый лучший момент свидания – это возвращаться после него домой. Ей было скучно, неинтересно, а постоянное давление «нужно показать и доказать, что я достаточно хороша» напрягало. А некоторые встречи с мальчиками были для нее большим стрессом, похожим на визит к стоматологу.

После каждого неудачного свидания приемная мать Анна с улыбкой наблюдала за Викторией. «Когда ты встретишь того самого мужчину, то не нужно будет из кожи вон лезть, чтобы понравиться ему. Не нужно будет скрывать недостатки и выпячивать достоинства» – «Но как же я пойму, что это он?» – «Почувствуешь. Тебе захочется довериться ему. Вы совпадете как два кусочка разноцветного стекла. А другие будут удивляться, как вы смогли составить такую оригинальную витражную мозаику».

Девушка снова порылась в сумке, вынула оттуда флешку и сбросила на нее оцифрованное видео. Пленку забрала с собой. Выключив все приборы и свет, отметившись в журнале, она второпях покинула лабораторию.

…Чарли по своему обыкновению никогда не ложился спать раньше полуночи. В этот раз он сидел за компьютером и смотрел ролики с различными забавными экспериментами, которые проводили ребята его возраста.

– О, пришла! А ты знала, что самостоятельно выбраться из бассейна с ньютоновской жидкостью практически нереально? – прокричал Чарли, как только услышал стук двери в прихожей.

– А?

– Ну, крахмал с водой. Жижа такая. Представляешь, по ней еще можно ходить!

– А… Ага, – растерянно донеслось из прихожей.

Плащ полетел в одну сторону, зонт – в другую. Девушка влетела в комнату к брату, на ходу доставая флешку из сумки.

– А кроссовки снять! Правильно, когда моя очередь мыть полы, так можно топтаться, – он перевел взгляд на круглые глаза сестры и насторожился: – Виктория, не пугай. У тебя сейчас такое выражение лица… Я думал, что на ролике какой-нибудь усатый граф пьет чай с пудингом, а ты… Что ты увидела на той пленке?

– Я сейчас на твое лицо посмотрю, – она торопливо сунула флешку в компьютер.

– Надеюсь, ты помнишь, что мне еще семнадцать и совершеннолетие будет через неделю? – попытался пошутить Чарли.

– Чарли, шутки сейчас крайне неуместны. В отличие от совета.

– Совета? – насторожился брат.

Вместо ответа Виктория запустила видео. На протяжении полуминуты выражение лица брата менялось от подозрительно-выжидающего до удивленно-восхищенного.

– То есть, если я все правильно понял, человек с пленки девятнадцатого века искал тебя? – спросил он, как только запись остановилась.

– Да, но это невозможно!

– Да это гениально!

– Ты понимаешь, что я разговаривала с этим человеком? – Виктория стыдливо прикрыла ладонью лицо. – Я отвечала ему! Это ты сейчас просто так смотришь запись, а когда я говорила, то его реплики были ответами на мои слова!

– Как эксперт, ты подтверждаешь, что пленка действительно стара, как скелет динозавра в музее естественной истории?

– Похоже на то. Либо же это просто филигранная работа. Я имею в виду подделку.

– Фантастика!

– Как считаешь, стоит обратиться в полицию?

– Зачем?!

– Чарли, что значит зачем? Мне прислали анонимное письмо. Это раз, – Виктория принялась загибать пальцы. – Девушку, которая передала мне запись, запугали до смерти. Это два. Мне предложили спрыгнуть с моста, заманивая сведениями о настоящих родителях. Это три. Неужели недостаточно причин?

Чарли задумался.

– Кажется, в письме было сказано, что собственник пленки гарантирует настолько щедрое вознаграждение, что мы и представить не можем, верно?

– Видимо, только в мечтах. Работу я выполнила, а обратной связи с этим человеком нет. И вознаграждения, соответственно, тоже, – она фыркнула. – А свернуть себе шею – сомнительная награда.

Почесав затылок, брат предположил:

– А что, если заказчик под «слишком щедрым вознаграждением» имел в виду встречу с твоими родителями?

Виктория посмотрела на него, как на сумасшедшего.

– Чарли, о чем ты говоришь? Ты же будущий физик, человек науки, – пробормотала она, не веря своим ушам. – Пожалуйста, скажи, что ты не всерьез.

– Виктория, ну ты вот вроде почти гроссмейстер, тебе присуща логика. Включи ее! Что если взглянуть на эту ситуацию с точки зрения… Скажем… Путешествия во времени?

Виктория нахмурилась, сложила руки на груди и отошла к окну.

– Не далее как сегодня я говорила тебе, что думаю о твоем увлечении фантастикой. Не разочаровывай меня.

– Да с чего! Вот смотри, – он подхватился со стула и стал посреди комнаты. – Сейчас отбросим все нереальное и порассуждаем с научной точки зрения.

Расслабленная поза, приподнятая бровь, наклон головы, поджатые губы: все выдавало в девушке недоверие. Она кивнула головой, мол, вся внимание.

– Люди считают, что время – это последовательность событий, чередующихся одно за другим. Однако это не совсем так. Да, оно состоит из событий, но все они имеют разную степень вероятности.

Чарли взял со стола лист бумаги и начертил на нем кривую схему.

– Смотри. Ты странным способом получила древнюю пленку. Вероятность того, что она может попасть именно к тебе, была?

– Была, ведь я хотя бы мизерное, но все же имею отношение к реставрации видеозаписей, – согласилась Виктория, не до конца еще понимая, что хочет сказать брат.

– Одни из вариантов развития событий во времени могут быть более вероятны, другие – менее. Несмотря на то, что шанс проявиться вторым дается совсем ничтожный, они все равно продолжают существовать наравне с первыми.

Он резким движением перечеркнул криво нарисованные стрелки и блоки.

– Теоретически в момент скачка во времени порядок возможностей может перепутаться. И возможность, которая подверглась наименьшему темпоральному вмешательству, реализуется вместо самой вероятной возможности.

Виктория лишь недоуменно моргнула несколько раз.

– Все складно и красиво в твоем докладе. Особенно слово «теоретически».

– Ну, Виктория, подумай. Когда мы говорим «время», то что сразу же приходит в голову?

– Деньги?

– Пространство! – Чарли закатил глаза и постучал пальцем по лбу. – Пространство и время. И именно из представления о времени как о чем-то схожем с пространством и рождаются многочисленные книги и фильмы о машине времени.

Он отбросил лист бумаги в сторону.

– Смотри. Например, река движется по наиболее вероятной траектории – по руслу. Но человек может изменить эту траекторию, природная стихия может также ее изменить. Вспомни ураган несколько лет назад в США. Из-за него течение Миссисипи остановилось и развернулось в обратном направлении.

– То есть ты хочешь сказать…

– …что то же самое происходит и при перемещении во времени, – закончил Чарли. – Мы на пороге невероятной возможности!

С полминуты девушка стояла, пытаясь переварить услышанное. После она тряхнула головой, решительно подошла к компьютеру и выдернула флешку.

– Я уверена, что ты не завалишь экзамены при поступлении на физический факультет, но поверить в эту сказку я не могу.

– И что же ты будешь делать с этим всем?

– Завтра с утра пойду в полицию.

– И что ты им скажешь? – не унимался брат. – Что тебя шантажирует родителями джентльмен из девятнадцатого века? Или что ты присвоила себе историко-культурную ценность Соединенного Королевства?

– Что-нибудь да скажу. Я не хочу быть героем кинофильма, который мог бы избежать всех проблем, если бы просто в самом начале взял и пошел в полицию.

Воцарилось молчание. Чарли что-то обдумывал. Виктория же развернулась к окну и смотрела в свое отражение в стекле.

«Тик-так, тик-так».

В тишине звук настольных часов стал оглушительно громким, раздражающим. Виктория развернулась и резким движением руки уложила часы на бок.

– Не люблю этот звук. Он странно на меня влияет. Тяжело от него.

– Знаю. Но это мои часы, попрошу их не трогать! Ладно, я с тобой, – внезапно с готовностью сказал Чарли. – Хочется посмотреть на выражение лица полицейского.

– А как же школа?

– Виктория, уже суббота. Совсем за временем не следишь, – Чарли постучал пальцем по наручным часам. – Ложись спать. Насыщенный у тебя вечер был.

– Даже слишком, – согласилась Виктория и отправилась в свою комнату.

Едва забралась под одеяло, как провалилась в сон.

ГЛАВА 4

О РЕШИТЕЛЬНОСТИ

Ночью Виктория спала плохо. Сначала разбудили соседи за стеной, которые решили выяснить отношения. Пришлось принять снотворное, чтобы наутро не выглядеть побитой собакой. Уснула, приснилась какая-то ерунда. Около четырех утра разбудил вой сигнализации автомобиля за окном. Виктория набросила легкий халат и вышла в кухню.

Выпила стакан воды, подошла к окну. Мысли торопливо перебивали друг друга. Виктория думала о странном сне из детства. Как кто-то вообще мог узнать о нем? Конечно, она слышала, что есть такие люди, как онейроманты, умеющие видеть и толковать чужие сны. Но с ними она никогда не сталкивалась, да и слабо верила в возможность увидеть чужое сновидение.

Еще она думала о том, что в последнее время с ней то и дело случаются какие-то странные и неприятные вещи. Сначала она не поступила в колледж на специальность, которую хотела. Да, она обожает реставрацию, но изначально подумывала связать карьеру именно с живописью. И каким-то магическим образом именно в год ее поступления на нужный факультет отменили набор. Пришлось выбрать другую специальность, где открыли дополнительные места: терять год в подработках до следующего поступления не хотелось. Но «кто-то» словно знал, что новое направление придется Виктории по душе, а потому специально подтолкнул ее пойти учиться на реставратора видео.

Затем погибли приемные родители. После трагедии опека отчего-то ни в какую не хотела делать ее опекуном для брата, но хотя бы эта проблема решилась, повезло, что Чарли до восемнадцатилетия было рукой подать.

Магазинчик, который, тоже появился из ниоткуда. А теперь еще и странная пленка с призывом спрыгнуть с моста ради… А ради чего, собственно?

И за всем этим девушка не переставала думать о том, что ее жизнью управляет кто-то невидимый. Вроде бы ее никто не принуждал брать эту злосчастную пленку, никто не обязывал идти на Тауэрский мост и прыгать с него в полночь. Но…

С трудом собрав мысли в кучу, Виктория пошла в кровать досыпать остаток ночи.

***

– Давайте подведем итог. Вы, мисс Роуз, утверждаете, что некий аноним подбросил вам пленку девятнадцатого века в идеальном состоянии. На ней незнакомый мужчина призывает вас прыгнуть с моста. При этом он трясет в камеру игрушкой и говорит о ваших биологических родителях, о которых вы ничего не знаете?

Тон дежурного инспектора полиции участка на Брикстон Роуд был доверительным и ровным, однако на лице читалась усмешка: с какими только обращениями не приходят в полицию горожане.

– Все именно так, – вежливо ответила Виктория. – Я могу все изложить на бумаге для протокола, если это необходимо.

Инспектор пожал плечами.

– Мисс, вы хотите, чтобы отдел по борьбе с преступностью занимался расследованием проказ какого-то шутника? Вероятнее всего, малолетнего.

– Не какого-то, а Эдварда. Он упомянул имя, – заметила девушка.

– Мисс Роуз, вы знаете, сколько в Лондоне происходит убийств? Только в первом квартале года их было тридцать пять. А ограблений?

– Инспектор, не преуменьшайте мою проблему статистикой.

– О, мисс Роуз, поверьте, никакой проблемы у вас нет, – заверил инспектор. – Кто-то решил над вами зло подшутить, подделал какую-то запись, надавил на больное, – мужчина, зевая, посмотрел на часы, давая понять, что разговор окончен: – Мой вам совет: присмотритесь к своему окружению. Тогда и без полиции вычислите юмориста.

– То есть вы ничего не сделаете?

– Ну, вы же не собираетесь прыгать с моста в Темзу.

– Значит, мне обращаться, когда прыгну?

– Ага. Сразу в Скотланд-Ярд. К инспектору Лестрейду, приятелю Шерлока Холмса, – неприятно хохотнул инспектор. – Всего доброго!

От этих слов Виктория ощутила какой-то холод внутри. Некое непонятное беспокойство. Словно в лицо ей расхохотался не сотрудник полиции, а тот самый «кто-то», о котором она думала ранним утром, стоя у окна в кухне.

– Ну что? Как все прошло?

Чарли ждал ее в вестибюле полицейского участка.

– Как ты и предполагал: инспектор не воспринял меня всерьез, – вздохнула Виктория. – И что теперь делать?

– Ясное дело что, – как-то странно протянул брат.

Виктория закатила глаза.

– Выпить по чашечке твоего любимого кофе!

Девушка недоверчиво прищурилась.

– А вот пото-о-ом…

– Супер. Посмотрите, на что меня брат толкает!

– Ты, наверное, хотела сказать, что твой любимый и заботливый брат подталкивает тебя к мировому открытию?

– Что за чушь, Чарли! Я росла с умным, серьезным, пусть и ленивым братом под одной крышей, а теперь не узнаю тебя! – выпалила она. – Или ты как-то замешан во всем этом деле с пленкой и письмом? – Она сузила глаза. – Если это так, если ты скрываешь от меня что-то, я больше знать тебя хочу. Вот!

Чарли замер и посмотрел на нее, удивленно приоткрыв рот. И Виктории стало не по себе от того, что она вылила на него сейчас, да еще и так резко. И на виду у других. Она понимала, что улица – не место для семейных разборок, но эмоции взяли верх над разумом.

– Я просто хочу помочь, – понурился Чарли. – Прости. Я и сам не знаю, почему уцепился за эту идею с перемещениями во времени. Мой учитель физики, мистер Смит, уверен, что путешествия возможны. Но ты права, все это и правда сродни фантастике…

– Извини, – Виктория обняла брата, упершись лбом в грудь. Чарли был высоким парнем.

– Что ж, придется просто проигнорировать все произошедшее, – Чарли погладил ее по голове. – Хотя, конечно, невероятная сумма, которую хозяин пленки обещал заплатить, все же не выходит из головы.

Виктория фыркнула.

– Вот переводов от анонимных пользователей нам еще не хватало для полного счастья. То-то налоговая руки потирать будет!

– Зато для неполного счастья точно хватит кофе и пирожных. Пойдем в пекарню?

– А не будет ли казаться странным то, что мы после такого события будем просто сидеть и трескать пирожные?

– Нисколько. Иногда сладкое – лучшее, что может противопоставить хаосу.

– Ты всерьез считаешь, что печенье способно победить безумие?

– Конечно! Особенно шоколадное, – довольно причмокнул губами брат.

– Тогда чего мы ждем? – улыбнулась Виктория. – За печеньками!

… Вечером Виктория попыталась забыться в компании Чарли и его друга Сэма – такого же повернутого на фантастике парня – за просмотром фильма. Она следила за мелькающими картинками на экране, вполуха слушала комментарии парней, но в голове по-прежнему вертелись мысли о пленке. Она покосилась на стол, в ящике которого лежала флешка с оцифрованной записью и сама пленка.

«Эдвард… Есть ли у меня кто-то из знакомых с таким именем? Пожалуй, нет, хотя имя популярное…»

– Тут невозможно плыть, течение слишком сильное, – со знанием дела заявил Сэм, комментируя сцену из фильма.

– А ты бы смог? – поинтересовался Чарли.

– Даже не знаю. Хоть и выступаю за команду колледжа, было бы сложно справиться. Хотя нет… Пятьдесят на пятьдесят.

«Интересно, если бы я все же прыгнула с моста, мне была бы крышка сразу или я бы еще полюбовалась Лондоном с воды? – подумала Виктория и потерла виски. – О чем ты вообще думаешь?»

Но, сама от себя не ожидая, спросила:

– Сэм, а у Темзы сильное течение? Выжить можно?

Сэм удивленно посмотрел на девушку. Чарли же сощурился, понимая, что та имеет в виду.

– Ну… Вообще, Темза опасна подводными течениями. Иногда их скорость может достигать пять миль в час.

– Это много?

– Конечно. Даже опытному пловцу, – он приосанился, – непросто справиться с таким течением. Да и вообще, в Темзе запрещено плавать. Сточные воды, конечно, не смертельны, но подхватить инфекцию можно на раз-два. Слышали про блогера, который не так давно прыгнул ради хайпа с Тауэрского моста?

– Нет. А что он?

– Студент, с моей сестрой в одном колледже учится. Хотел снять эффектное видео, чтобы собрать лайков, а в итоге подхватил инфекцию и попал на больничную койку.

– С ним все в порядке сейчас?

– Да, но он мог погибнуть. Спасатели вовремя подоспели. И полиция, конечно же.

– М-м, – промычала Виктория и снова погрузилась в свои мысли, уже не слушая, что говорит Сэм.

Ближе к концу фильма у нее разболелась голова. Так и не разобравшись в перипетиях сюжета, Виктория бросила попытки понять, что происходит на экране, и отправилась в свою комнату. Стоило коснуться головой подушки, как она тут же провалилась в глубокий сон.

…Привычная гостиная, где Виктория видела красивую куклу, снова предстала перед глазами. Но что-то здесь явно поменялось. Предметы интерьера те же, но они будто… немного устали? Обивка диванов требовала обновления, полированный миниатюрный столик покрылся глубокими царапинами, обои из дорогой ткани пожелтели, бежевого цвета гардины утратили первозданный вид.

«Все такое же, как и раньше, – подумала девушка, – но где же кукла? Неужели та злая девочка все-таки забрала ее себе?»

В этот же момент в зал вбежала стройная девушка с волосами цвета темного шоколада, заплетенными в замысловатую прическу. На вид ей было лет восемнадцать. Томные темно-карие глаза, обрамленные пушистыми ресницами, недобро, оценивающе посмотрели на Викторию. Пухлые губы скривились. От взгляда незнакомки пошли мурашки по коже. В момент, когда девушка хищно улыбнулась, стало очевидно: та самая девочка из сна выросла.

– Ты, – прошипела она, силясь улыбнуться: видимо, манеры и воспитание обязывали это делать.

– Я?

– Ты снова сюда пришла. Никак не поймешь, что тебе здесь не место.

В комнату вошла еще одна девушка с подносом в руках. На нем размещались небольшой фарфоровый чайник, из носика которого шел пар. Судя по одежде, наверняка она была прислугой.

– Ваше королевское высочество, – обратилась она к черноглазой, – я принесла кипяток, как вы и просили. Только не пойму, к чему вам он без чаю…

«Королевское высочество?»

Девушка мельком глянула на служанку, кивнула на столик. Та поставила поднос и удалилась. Кареглазая тотчас же взяла чайник, приподняла крышку. Облако пара обдало лицо жаром.

– Кто ты? – спросила Виктория. – Почему та девушка назвала тебя «королевским высочеством»?

– Кто я? – насмешливо переспросила незнакомка. – Та, кто будет сниться тебе в ночных кошмарах. Не смей сюда возвращаться.

– Но ты и без того мне…

Виктория не успела договорить. Девушка сделала резкий шаг вперед. Мир вокруг завертелся, тьма окутала колючим пледом и безжалостно выплюнула в привычную Виктории спальню. Девушка резко открыла глаза. Она дома? Действительность возникала постепенно, будто из тумана. Под потолком привычно висела модель самолета, которую когда-то склеил Уильям.

«Дома», – облегченно подумала Виктория.

Машинально она коснулась правой руки. Сколько себя помнила, там, чуть выше кисти, был небольшой уродливый ожоговый рубец. Если присмотреться, то отдаленно он напоминал цветок. Виктория не раз хотела замаскировать его татуировкой, но почему-то в последний момент все же отказывалась от этой идеи. Откуда он взялся? Где и когда она могла обжечься? А, может, кто-то сделал это намеренно? Ответов на эти вопросы не было. И лишь этот странный сон отдаленно, косвенно намекал, что знает, откуда этот рубец.

«Это не просто сны, – поразила внезапная догадка. – Могут ли они быть взаимосвязаны с записью? Конечно, могут».

При этом Виктория осознавала, что сны – это всего лишь плод ее воспаленной фантазии. Но даже в жутком кошмаре не нафантазируешь такого.

Выйдя из спальни, прошла в комнату брата. Тот лежал на диване под пледом и смотрел в телефон.

– Чарли, голова раскалывается, – простонала Виктория. – Где-то в твоем шкафу должна быть аптечка.

– Что с тобой?

– Кошмар приснился… Давно не чувствовала себя так плохо, – она потерла глаза. – Который час?

– Почти половина одиннадцатого. А что?

Виктория молчала. Недавний сон вцепился бульдожьей хваткой в нее и совсем не хотел отпускать.

– Мне кажется, я схожу с ума.

Она присела на край дивана и вкратце рассказала брату о преследующих ее вот уже много лет снах и о сегодняшнем кошмаре. На удивление, Чарли отреагировал совершенно серьезно, будто речь шла не об игре воображения, а о чем-то материальном, осязаемом.

– Что, если твои сны – это знак? Может, кто-то наслал их, чтобы ты наконец узнала о семье, своем прошлом, кто ты есть и все такое.

– Кто наслал?

– Бог, дьявол, вершитель судеб… Да кто его знает кто, я в этом не разбираюсь.

– Может, это случайность…

– Один раз – случайность, два-три – уже закономерность. Что, если все вот это – кошмар, внезапная пленка из эпохи мамонтов, когда еще и видеокамеры не изобрели, странный мужчина на записи, который зовет тебя по имени о говорит о кукле из твоих снов – твой спасательный круг. Последняя ниточка, с помощью которой ты можешь распутать клубок прошлого?

– Но ведь это полное сумасшествие…

– О! – Чарли внезапно вскрикнул. – А что, если ты королева, которую отправили в будущее? Выходит, я тогда принц!

– Принц из двухкомнатной квартиры на старом диване без штанов, – улыбнулась девушка.

Чарли сбросил с себя одеяло. Оказалось, все это время он лежал одетым.

– Что? После того, как ты спросила у Сэма о течении Темзы, я был уверен, что ты решишься, – ответил он на вопросительный взгляд сестры и со знанием дела добавил: – Если Виктория Роуз что-то задумала, то непременно доведет дело до конца.

– То есть ты уже собрался провожать меня на тот свет? Какой замечательный братик!

– Ну ты же колеблешься, я вижу. Признаться, я бы струсил. Но ты не такая. Ты смелая, упертая, ты…

– Боже мой, я спятила, – девушка, держась за голову, заходила по комнате. – Сошла с ума… Неужели я решусь?

– Уже решилась, – добродушно пожал плечами Чарли и взглянул на часы. – До полуночи всего ничего. Как раз успеем собраться и добраться до нужного моста. На берегу будет ожидать Сэм.

– Сэм? – Виктория остановилась и удивленно посмотрела на брата.

Тот утвердительно кивнул.

– После того, как ты ушла в спальню, я сказал, что ты намерена побороть свою боязнь воды раз и навсегда, а потому хочешь прыгнуть с моста.

– И у него не возникло вопросов, с чего бы это делать ночью? Почему прыгать нужно именно с Тауэрского моста в центре Лондона, а не с мостика в закрытом бассейне?

– Не-а, – протянул Чарли. – Сэм хоть и добрый малый, но ума у него как у ракушки: внутри пусто. Зато он отличный пловец. Подстрахует тебя. Сразу же, как ты коснешься воды, он бросится навстречу.

– А полиция? Наверняка, там будет прогуливаться какой-нибудь патруль.

– Если и будет, то я возьму полицейских на себя, – со всей ответственностью заявил Чарли. – Отвлеку внимание. А в тебе росту всего пять футов, такую и заметить-то сложно.

Это была чистая правда. Виктория была очень низенькой хрупкой девушкой. Из-за такой конституции частенько водители автобусов принимали ее за школьницу, пробивая ученический билет.

Виктория задумчиво разглядывала лицо брата, пощипывая подбородок. Она колебалась.

– Знаешь, – сказала она неожиданно, – да.

– Решилась?

– Решилась.

Внезапно после сказанного Виктория ощутила оцепенение внутри. Она забралась на диван с ногами и обхватила колени. Сжалась так, что стало больно.

«Это ведь все происходит со мной. Наяву, – подумала она. – Не с Чарли, не с кем-то еще, а со мной».

– Виктория?

– Да? – не сразу отозвалась она.

– Ты все хорошо обдумала? Не подумай, что я тебя подстрекаю. Ты все же моя сестра. Просто с точки зрения физики…

Она решительно встала. Мышцы неприятно потянуло.

– Дай мне пять минут, чтобы собраться. Хотя, что такое пять минут в моей ситуации? – И сама же ответила: – Вечность.

…Часы показывали без десяти двенадцать, когда Виктория и Чарли добрались до центра Лондона. Мост красиво подсвечивался, притягивая внимание к себе. Хотелось достать телефон и запечатлеть его, а вовсе не взбираться на перила и прыгать в реку.

На удивление, людей на мосту практически не было. Виктория отметила в уме, что это очень странно, ведь сентябрь – туристический месяц, и гостей города можно было видеть на каждом углу и днем, и ночью. Тем не менее, одиноко шагающие по своим делам пешеходы все же встречались на пути.

«Безумие», – подумала Виктория, держа под руку брата, который вел ее и делал вид, что развлекает болтовней.

Уцепившись в Чарли, она отводила взгляд в сторону, лишь бы не смотреть на воду.

– Какая прекрасная сегодня погода! – с деланным восторгом воскликнул Чарли, когда рядом с ними поравнялась пара полицейских.

Те недоуменно взглянули на него – погода была отнюдь не прекрасной – и молча проследовали дальше.

– Интересно, почему полицейские всегда патрулируют минимум вдвоем? – спросил Чарли, оборачиваясь им вслед. – Потому что одному скучно?

– Нет. Потому что если полицейский останется один, то он начнет рефлексировать, загоняться и в конце концов уйдет из полиции, чтобы играть на укулеле, как мечтал в детстве.

– Скажешь тоже, – рассмеялся Чарли и тут же посерьезнел. – Пятьдесят пять, пятьдесят шесть… Ну, пришли.

Виктория отцепилась от руки брата и коснулась перил. Темные воды манили, звали. Внутри все сжалось в комок. Девушка вдруг почувствовала, что больше нельзя ждать. Нужно просто взять и сделать это. В конце концов, там на берегу уже ждет Сэм, готовый броситься за ней. И вода сегодня спокойная. И прыгать она будет не с центра моста, а ближе к суше. И Чарли обязательно возьмет все внимание на себя. И… И…

Брат что-то говорил, но она не слышала его. До Виктории вдруг дошло, что еще вчера она была простой студенткой со своим кругом общения и хобби. У нее были свои неприятности и радости. А сейчас в один миг все сместилось. Перевернулось с ног на голову! Она изо всех сил зажмурилась так, что перед глазами поплыли яркие круги.

– Может, все же ну его? – засомневался в последний момент Чарли. – В теплой квартире мне эта затея казалась совсем другой, а сейчас…

Девушка открыла глаза. Ожоговый рубец словно начал жечь огнем, давая сигнал к старту.

– Отстань от меня! – внезапно завизжала Виктория, отталкивая Чарли.

– Что?! – округлил глаза тот.

– Помогите! – вопила она не своим, словно чужим голосом. – Полиция! Этот мужчина домогается!

– Чего-о?!

Девушка начала переживать, что Чарли сейчас даст заднюю и расскажет патрульным всю правду, поэтому торопливо прокричала что есть мочи:

– Он еще и телефон мой украл!

Полицейские, обернулись на крики.

– Стоять! – приказал один из них. – Ни с места!

Чарли, наконец, догадался, что происходит, и изо всех сил дал деру в обратном направлении. Стражи порядка тут же кинулись за ним. Вдали послышался гулкий бой часов: Биг Бен оповещал о полуночи. Времени мешкать не оставалось.

«Ты уже натворила дел на десяток часов общественных работ, отступать не имеет смысла», – успокаивала себя Виктория, забираясь на перила.

– Мисс, что вы делаете?! – заорал как не в себе один из прохожих на другой стороне моста. – Немедленно слезайте! Полиция! – Он завопил еще громче.

Оцепенение. Всего на несколько секунд. В животе образовался бесформенный холодный ком. Сердце лихорадило, а ладони покрылись потом.

– Бом-бом, – оповещали башенные часы.

«Бом-бом!» – отзывалось в висках.

– Ненормальная! Больная! – орал прохожий.

– Мисс, остановитесь, мы сейчас вызовем медиков! Побойтесь кары Божьей! – на бегу взывал к ее совести полицейский.

«Чарли, прости меня. Встретимся в другом мире», – само собой всплыло в голове, и темные воды реки, отливающие серебром и свинцом, раскрыли перед Викторией свои объятия.

Нестерпимая жгучая боль в руке утихла.

ГЛАВА 5

О ДИВНОМ НОВОМ МИРЕ

– …Жива ли?

– Вряд ли. Ну и удача привалила, Приблуда! Не придется сегодня ночью на кладбище идти. Хоть отоспимся.

– Молоденькая. Доктор должен отвалить за такую месячное жалование, не меньше.

Лежа на спине с закрытыми глазами, Виктория отчетливо слышала мужские голоса. Один был противно-хриплый, второй – скользкий и масляный.

– А жалко ее, симпатичная…

– О, это еще что! Вчера наблюдал картину в Уйатчепел. Одна вдова предпочла покончить собой, потому что не в состоянии прокормить троих дочерей. И тело наказала продать. Ну, чтобы детям досталось хоть что-то.

– И что было?

– А что было? «Дилеры» погрузили тело в тележку и укатили. Ни денег, ни вдовы. А красивая была-а-а… Получше этой. Выше и фигуристее. Груди во такие были!

Второй зацокал, и голоса смолкли. Виктория вдруг ощутила, что ее кожу ласкает прохладный ветерок. Она сделала усилие открыть глаза – не получилось, веки словно слиплись. Тело болело так, будто ее побили палками. Девушка попыталась уловить другие привычные уху звуки: сирены, визг тормозов, лай собак, отбойные молотки, песни уличных музыкантов. Ничего этого не было. Лишь тихий плеск воды, шелест листьев над головой, шорох песка и скрип деревянного мостка совсем рядом. И запах. В нос ударял запах человеческих нечистот и конского навоза, смешанный с тиной.

Послышалось копошение. И когда чьи-то холодные руки коснулись ее лодыжек, Виктория вздрогнула и подала голос:

– Чарли…

– Да чтоб тебя! – хрипло выругался мужчина и выпустил ее ноги. – Живая.

– Грузи давай, может, по дороге откинется, – недовольно приказал его напарник. – Глянь, какая слабая.

«Меня грузить? Зачем?..»

Голова соображала плохо. При попытке выдавить из себя вновь хоть какое-нибудь слово, внутренности скручивало. Виктория догадалась, что изрядно наглоталась воды и после этого отключилась. Вот только где брат и его друг? Кто эти люди?

Длинное платье было липким и влажным, неприятно холодило кожу. Стоп. Платье? Почему на ней платье?

– Ну что стоишь, хватай за ноги!

– Да сейчас, сейчас!

«Говорят по-английски, но выговор какой-то… старомодный что ли», – пронеслось в голове.

В ожидании касания холодных противных рук снова, девушка замерла. Но ничего не произошло. Неожиданно совсем рядом раздался еще один голос. Женский. Виктория наконец приоткрыла глаза. Яркий солнечный свет на долю секунды ослепил ее, а когда глаза привыкли, увидела возвышающихся над ней людей: двух тощих, заросших мужчин, которые ванну видели, наверное, только во снах, и худощавую светловолосую девушку примерно ее возраста.

Девушка, заметив, что Виктория очнулась, перевела строгий взгляд на мужчин и приняла самую что ни на есть воинственную позу. Один из них неловко развел руками, словно оправдываясь. Другой хотел под шумок скрыться вместе со своей «тачкой».

– Стоять! – рявкнула незнакомка, и Виктория вздрогнула – настолько командный и не терпящий возражений тон голоса у нее был. – Если я еще раз хоть когда-нибудь увижу, что вы девушек из нашего приюта на органы живыми таскаете, пойду к королю! – Она пригрозила пальцем и добавила: – Он с вами знаете, что сделает?

Она провела большим пальцем по горлу справа налево. Но мужчин такой жест не напугал.

– К королю она пойдет, как же, – прохрипел один и смачно высморкался. – Король сам скоро уже… того.

– Не больно-то и хотелось девушек трогать «ваших», – обиженно произнес второй, будто выплевывая последнее слово. – С такими, как вы, свяжешься, а потом в жизни не отмоешься!

– Что ты сказал?!А ну повтори!

– Да ну тебя, – махнул рукой первый и кивнул другу, намекая на то, что пора уходить. – Может, ты вообще чумная… Пойдем, Приблуда, не хватало еще закончить, как Джо. Повеселился до гробовой доски с такой вот…

Второй тут же схватился за свою большую корзину на колесиках и пошагал прочь. Первый последовал за ним.

И тут до Виктории дошло, кем были эти люди. Обычно «кладбищенская мафия» – похитители тел – орудовала по ночам, так как у благочестивых граждан их деятельность вызывала неподдельное возмущение. Однако эти два джентльмена сыска отчего-то решили поискать никем не востребованные тела днем. И, на счастье Виктории, рядом оказалась незнакомая спасительница. Вот только одно в голове не укладывалось: похитители тел существовали как минимум век назад, эта профессия изжила себя. Тогда что это было?

Смелая девушка не стала ничего кричать им вслед, лишь скрутила неприличный жест. Затем она присела, поддерживая подол длинной юбки, коснулась лба Виктории теплой рукой.

– Говорить можешь?

– Да, – засипела Виктория, кашлянув. – Кажется, могу. Я жива?

– На твое счастье. Давай, поднимайся, – она подала руку и помогла встать. – Идти сможешь?

– Да…А где мы?

Незнакомка покосилась на нее, но спокойно ответила:

– Понятно где – в Лондоне.

– А почему все такое… Странное?

– Это какое это – такое?

– Ну… Ты одета не так, – попыталась сформулировать мысль Виктория, но получилось из рук вон плохо.

– Не так – это как? – не унималась незнакомка.

– Не по моде, – Виктория старалась подобрать более понятные слова. – Точнее, по старой моде.

– Это я не по моде? Нет, вы слышали?! – девушка обиженно надула губы, словно обращаясь к невидимым слушателям. – За два фунта в месяц законодательницей моды крайне сложно стать, знаешь ли. Да ко мне все соседи приходят за капорами3!И прачка Люси, и старая Джун, и торговка… эта… как ее… А сама-то по какой моде одета? – налетела на нее девушка.

Видимо, слова Виктории не на шутку задели незнакомку. Но думать о чувствах других людей она сейчас не могла. Голову пронзила мысль: неужели она и правда попала в прошлое? Это не сон?

Подобравшийся из ниоткуда страх мгновенно заглушил боль и усталость.

Не двадцать первый век.

Не Лондон.

Точнее, Лондон, но совсем не тот, к которому она привыкла.

А Чарли? Что сейчас происходит там? Что он скажет Сэму? Да и не только ему. И сколько времени ее не будет в настоящем? Может, с момента ее путешествия пройдет лишь минута? А что, если целых десять лет?

Виктория понимала, что ответов на эти вопросы не будет.

Путешествие во времени.

Эти слова вызвали еще одну волну страха. А следом подступил приступ злости на саму себя: как она могла поступить так безрассудно! Почему не подумала хорошенько о последствиях?!

Можно ли назвать ее исчезновение путешествием? С точки зрения времени и пространства – да. А с точки зрения туризма? И тут, кажется, да. Никто не принуждал ее прыгать с моста, подвергая опасности не только себя, но и Чарли, Сэма. Разве что косвенно. Но в целом это был ее пусть и не до конца, но все же осознанный выбор.

– Что молчишь, модница?

Голос девушки выдернул из раздумий. Виктория вздрогнула, чувствуя, как внутренности свернулись в один тугой узел. Она осмотрела свой наряд. Вместо привычных джемпера и брюк – длинное серое платье, чем-то смахивающее на старомодную ночную рубашку, из какого-то очень неприятного на ощупь материала.

– Прости, я вовсе не хотела тебя обидеть, – она приподняла полы платья и добавила чуть тише: – И почему я одета в… это?

Черты лица незнакомки смягчились, она усмехнулась.

– Ты у кого спрашиваешь? Я же впервые тебя вижу! Кстати, меня зовут Эффи, – представилась девушка, прочистила горло и более громко заявила: – Эуфимия Люси Блэквуд.

– А меня Виктория зовут. Просто Виктория. Не припомню, чтобы меня называли как-то по-другому.

– Какое необычное имя, – удивилась Эффи, поймав при этом недоуменный взгляд Виктории. – Никого лично с таким не встречала. Самое странное имя на моей памяти носит торговка рыбой – хромая Наджиба. Но она-то и кожей смуглая. А ты нет. Чужестранка?

– Англичанка.

– А, ну да, ну да. По-английски хорошо говоришь, – согласилась Эффи.

– Сколько себя помню – живу в Лондоне. А вот как я оказалась конкретно здесь – не знаю… Последнее, что запечатлелось в памяти – это прыжок с моста. А теперь все вокруг кажется таким странным…

– С моста-а-а? – присвистнула от удивления Эффи. – А ты смелая. От кого так удирала? Дай угадаю, – она снисходительно покачала головой. – Своровала что-то. Карманница.

– Я не воровка!

– Можешь не оправдываться, в наше время это нормально, – успокоила Эффи. – Ну, как нормально… Нехорошо, конечно, но если по-другому не выжить, то что тут такого? Вот у меня есть знакомый, ворчун Рон, так он на чужих кошельках состояние скоро сколотит!

– Я не вор, – твердо повторила Виктория. – И никто за мной не гнался. Я прыгнула с моста по своей воле.

– Зачем? – удивилась Эффи.

– Сложно объяснить, – Виктория опустила глаза, убрала руки за спину, сцепив пальцы в замок, и стала нервно покачиваться с носков на пятки. – Боюсь, я теперь и сама не знаю, зачем решилась пойти на этот дурацкий Тауэрский мост в полночь.

Эффи посмотрела на Викторию, как на умалишенную. Она подняла с земли корзинку, в которой лежало несколько отрезов ткани, и сделала шаг назад.

– Что? – Виктория вернула руки в прежнее положение, но покачиваться не перестала.

– Тауэрский?

– Да.

– А Тауэрский – это какой?

– Тот, который находится рядом с Тауэром. Очевидно же.

– Точно с Тауэром? – с недоверием переспросила Эффи.

– Ну да!

– Тем Тауэром, который тюрьма?

Эти странные вопросы начали Виктории порядком надоедать. В самом деле, чего вдруг пристала с этим Тауэром?

– Ну, конечно! Зачем спрашивать по десять раз?

– Нет там никакого моста, – совершенно серьезно сказала Эффи и пожала плечами.

– Не самое удачное время шутить.

– И не думала. Обернись.

По телу пробежал неприятный холодок. Виктория понимала, что, скорее всего, Эффи права, с такой уверенностью она говорила. Просто ей самой было страшно в это поверить.

«Если я сейчас обернусь, а моста не будет, что тогда делать? Что, если все, к чему я привыкла, все, что мне с детства внушали, – ложь», – она сглотнула.

И все же обернулась.

Берег реки, где ее, вероятно, и нашли расхитители могил, зарос рогозом. Слева возвышался раскидистый клен. Чуть подальше, справа, – полугнилой деревянный причал, пара лодок, развешенные на перилах рыболовные сети, деревянные ящики и бочки. Все это никак не ассоциировалось с центром города. Позади виднелись малоэтажные домики, возле которых сновали босые чумазые дети.

– Во-о-он на том берегу – Тауэр, – показала пальцем Эффи.

И действительно: через реку виднелись знакомые башни знаменитой крепости. Но все остальное было чужим и незнакомым. И совсем не городским.

Моста не было. Виктория зажмурилась и перестала раскачиваться. Первая мысль, пришедшая в голову, ошарашила: как же она теперь попадет обратно домой? Прыгать не с чего, раз мост еще не построили! А далее ее просто накрыло волной вопросов.

«А вдруг Чарли оказался прав и путешествие во времени существует? Неужели все реально? В какой временной отрезок меня унесло? – она потрясла головой, прогоняя все мысли и открыла глаза. – Сейчас наверняка будет…»

– Эффи, какой сейчас год?

– Тысяча восемьсот тридцать седьмой, – покосилась на нее Эффи.

– Ты уверена?

– Да ты блаженная что ли? Не задавай больше никому такие вопросы, иначе отправят в дом для душевнобольных. А, учитывая, что ты еще и бездомная…

– И вовсе не бездомная. Или бездомная… – Виктория закрыла лицо руками. Пальцы задрожали. – Эффи, во что же я вляпалась. Если все это не розыгрыш, не скрытые съемки какого-нибудь глупого шоу, то я совершенно не знаю, что мне сейчас делать!

– Если честно, я не понимаю тебя, – призналась Эффи, вздохнув. – Спрашиваешь о странных вещах, говоришь о несуществующих мостах… И словечки чудные. Но ты не смахиваешь на умалишенную.

«Отличная находка для основ психиатрии девятнадцатого века! Соберись. Нужно как-то адаптироваться. Что лучше всего делать, чтобы тебя ни в чем не подозревали и постарались помочь? Правильно – косить под дурочку».

– Кажется, я потеряла память. Я помню, что упала с моста, знаю, как меня зовут, – и глазом не моргнув, соврала Виктория, хотя отчасти это была чистая правда. – А куда мне сейчас идти – понятия не имею. Может, ты подскажешь, куда стоит обращаться в таком случае?

Глаза Эффи чуть заметно сузились: она словно искала подвох. И не найдя его, сочувствующе кивнула.

– Так вот в чем дело, – протянула она. – Бедняжка. Может, обратиться к полицейским?

«Отличная идея. Только вряд ли мне там помогут», – подумала Виктория.

– Полицейские сочтут меня полоумной. Да и кто захочет искать родственников незнатной дамы? А, судя по моему платью, я не из высшего сословия…

– Ну, вообще, да. Серое платье из тика4 не по фигуре, хотя и довольно новое, – со знанием дела сказала Эффи. – Поношенные ботинки… Погоди. Выходит, что я – единственный человек, которого ты сейчас знаешь? – она ужаснулась и всплеснула руками.

– Выходит, что так. Хотя постой, я помню, что мне нужно найти некоего Эдварда.

– Ну, это непросто будет. В Лондоне знаешь сколько Эдвардов…

– Значит, только ты, – грустно заключила Виктория.

Эффи почесала подбородок. Ситуация и правда была необычной. Не каждый день она встречала на улице девушку, потерявшую память. И уж тем более она не спасала ежедневно незнакомок от смерти.

Виктория задумалась.

«А что бы я сделала на ее месте, попади в такое положение? Ну, уж точно бы не бросила бедняжку на произвол судьбы. Виктория Роуз, а ну прекрати себя жалеть! – она рассердилась на собственные мысли. – Ты сама выбрала этот путь, так будь добра довести дело до конца! Ах, знать бы еще, что делать…»

Звонкий голосок Эффи выдернул ее из мыслей.

– Есть один вариант. Какого ты года рождения?

– Я? – Виктория, которая с детства не особо дружила с цифрами, стала лихорадочно считать, но в итоге, чтобы случайно не обсчитаться, увильнула от прямого ответа: – Мне девятнадцать.

– О! – удивилась Эффи. – Как и мне! А так и не скажешь. Думала ты младше. – Она прикинула что-то в уме. – Да. Пойдешь со мной.

– Куда?

– В приют.

– Ты живешь в приюте?

Виктория вспомнила, как один из похитителей тел обмолвился, что «не больно-то и хотелось ваших девушек трогать» и догадалась, что, скорее всего, Эффи живет в приюте для падших женщин. Из учебников по истории она знала, что такие дома были очень популярными заведениями в девятнадцатом веке. Работниц древнейшей профессии в таких домах наставляли на путь истинный, давали жилье, одежду и еду, а те взамен работали на приют и больше не промышляли своим телом.

Но Эффи нисколько не смахивала на одну из таких женщин. Более того, ее и беднячкой можно было назвать с натяжкой: чистое и аккуратное платье с вышивкой, такие же ботинки, хоть и видно, что изрядно поношены, тонкая талия перевязала синей лентой. Светлые волосы аккуратно спрятаны под неизвестным Виктории головным убором.

Эффи уловила изменения в лице Виктории и догадалась, о чем та подумала. Несмотря на то, что в девятнадцатом веке вполне нормальным считалось работать проституткой, все же эта профессия не была в почете и осуждалась гражданами.

– Там не живут блудницы, – сказала Эффи. – Точнее, живут, но не только они. Мисс Кук дает кров разным девушкам. Более того, она еще помогает учиться и найти хорошую работу. Святая женщина.

– И все это безвозмездно?

– Нет. Мы платим аренду. Но это гроши в сравнении с возможностями, – Эффи почесала подбородок. – Собственно, это и не приют вовсе. Просто мы все привыкли так называть его. Говорю же: мисс Кук святая женщина. Пойдешь со мной. Она не откажет.

– Но у меня нет денег.

– Она подберет какую-нибудь работу. Ну, или на первых порах поживешь в моей комнате. Правда, тебе придется спать на полу, но ничего страшного, крысы там не водятся. А потом попробуем поискать твоего Эдварда. Меня пол-Лондона знает, – она вдруг смутилась и кашлянула. – Ну, почти. Так вот! – она оживилась. – Наверняка это твой возлюбленный!

– Что? Нет!

– Откуда ты знаешь? – прищурилась Эффи. – Ты же ничего не помнишь!

– Ну, да. Но… – на секунду Виктория задумалась и решила не спорить, чтобы не вызывать подозрения. – Пожалуй, ты права. Я совершенно ничего не помню. Может, и возлюбленный.

– Точно-точно возлюбленный! А, может, супруг? Никто просто так не будет хранить в памяти имя человека, который ему безразличен.

Эффи мечтательно закатила сверкающие синими льдинками глаза и прижала руки к груди.

– В любом случае, – Эффи перевела глаза-колодцы на Викторию, – думаю, что, если очень хорошо попросить, мисс Кук может помочь найти твоего Эдварда. Она не последний человек в Лондоне, уж поверь.

«Выбора особо нет. Даже если все происходящее не что иное как сон, стоит просто плыть по течению. А если все это реальность, то самое время обзавестись друзьями. Сама-то себя слышишь? Какая реальность может быть в тысяча восемьсот тридцать седьмом?!И по какому течению плыть? Наплавалась уже, молодчина».

– Ну что ты такая задумчивая. Ты жива, это главное. Все хорошо будет, найдем мы твоего Эдварда.

– Эффи, почему ты мне помогаешь?

– Как это почему? – искренне удивилась Эффи. – Разве у меня есть другой выбор?

– Конечно. Ты можешь просто развернуться и уйти, но ты решила приютить меня, незнакомого человека. Стоит хоть раз пожалеть человека и помочь ему, он может сесть на шею и использовать тебя. Ты совсем не боишься?

– Чудные вещи говоришь. И так складно у тебя это получается! – восхитилась Эффи.

– Вдруг я маньяк? – продолжала Виктория.

– Ты имеешь в виду убийца?

– Да. Вдруг я очередная Мэри Энн Коттон?

Эффи непонимающе посмотрела на Викторию. В ее белокурой головке закрутились невидимые шестеренки.

– Ну, как же. Еще и считалочка детская есть: «Mary Ann Cotton, she’s dead and she’s rotten.Lying in bed with her eyes wide open»5. Она очень старая, не слышала что ли?

– Ни разу.

– Известная серийная убийца викторианской эпохи, – пояснила Виктория.

– Какой такой «викторианской»? – скептически выгнула бровь Эффи.

«Возможно, я обсчиталась со временем, и считалка появилась чуть позже, но эпоха-то правления королевы Виктории. В каком конкретно году она на престол взошла? Глупая, почему не учила историю как следует!»

– Я хоть и не помню подробностей своей жизни, но точно помню, что сейчас Англией правит королева Виктория.

– Да-а-а… – протянула Эффи. – Знатно тебя тряхнуло, пока ты с несуществующего моста летела. Страной уже много лет как правит король Георг II. Но говорят, что вот-вот его должна сменить принцесса Шарлотта, которой исполнилось уже двадцать два. Неважны его дела.

– Как?! – воскликнула Виктория.

– Ну, как-то так, – пожала плечами Эффи. – Я уж не разбираюсь в делах королевского двора. Знаешь, у нас тут и без того проблем хватает. И главная – как бы выжить.

– А как же королева Виктория?

– Да нет никакой такой Виктории! – вспыхнула на секунду Эффи, но тут же успокоилась, вспомнив, что говорит с девушкой, у которой отшибло память. – Я же тебе уже сказала, что никогда до сегодняшнего дня не слышала даже имени Виктория. Ты первая. И уж извини, ты вовсе не похожа на королеву.

«Выходит, ни в какое не прошлое я попала. Викторианская эпоха без королевы Виктории? Нонсенс! А где же я тогда? Параллельная вселенная?»

– И все же, почему ты решила мне помочь?

– Почему, почему… Прошлая работа научила меня тому, что женщины должны помогать друг другу. Вместо того, чтобы соревноваться или завидовать, нужно поддерживать и вдохновлять таких же, как ты. Вместе девушки могут достичь многого. – На секунду она замолчала и после короткой паузы добавила: – Большего, чем просто обслуживание мужчин.

– Эффи, ты невероятная. Твои слова, они… Они… Спасибо тебе за все, – совершенно искренне поблагодарила Виктория.

Эффи смутилась и махнула рукой.

– Ты же вся промокла. И волосы не заплетены. Ну кто же так ходит?

Она порылась в потрепанной корзинке, вынула оттуда самый большой кусок ткани и пихнула его в руки Виктории.

– Набрось на плечи. Лучше, чем ничего. И возьми меня под руку. Ты такая слабая, что сейчас ветром сдует! Да бери-бери, не заразная я. Вшей нет, чесотки тоже.

Виктория слегка смутилась, но все же набросила на себя ткань, которая от силы прикрывала спину. Аккуратно взяла Эффи под руку. Легче не стало. Она вздохнула. Эффи восприняла ее вздох по-своему.

– Не расстраивайся, вернется память. Зуб даю – вернется. А зубы в наше время знаешь какие дорогие? Ого-го! Я даже завидую тебе немного, Виктория. Хотелось бы мне забыть о своей прошлой жизни.

– У тебя что-то случилось? Что-то плохое?

Эффи рассмеялась.

– Вот чудачка! Покажи мне хоть одного человека из Ист-Энда, кто доволен своей жизнью. Уверена, никого не найдешь.

– Разве? Я думала, в Ист-Энде только богатые живут.

– Ха-ха-ха, сильно же у тебя память отбило, – рассмеялась Эффи. – Скажешь тоже – богатые. Пойдем. Может, успеем к ужину. Разделим с тобой тарелку овсянки.

– Вы едите овсянку вечером?

– И утром, и днем, если больше ничего нет, – Эффи покачала головой. – А такое случается. Или ты не голодала никогда? Вот уж не поверю. Странная ты, Виктория. Будто не от мира сего.

– Почти так оно и есть, – прошептала она в ответ.

Дорогу, покрытую брусчаткой, по которой шли девушки, с обеих сторон обступали невысокие каменные и кирпичные дома, так тесно расположенные друг к другу, что Виктории казалось, будто они идут вдоль одной сплошной стены. А вместо привычных столбов с электрическими фонарями вдоль тротуара возвышались необычные газовые, которые наверняка ночью создавали атмосферу мистики не самым живописным пейзажам города.

Но как Виктория ни старалась, как ни пыталась воспроизвести в голове карту Лондона, она не могла понять, по какой улице идет. Ее будто забросили в компьютерную игру, и оставалось лишь смотреть по сторонам и привыкать.

Немногочисленные покосившиеся деревянные дома стояли в узких кривых переулках, почти соприкасаясь крышами. Припомнив кое-что с уроков истории, Виктория догадалась, что дома пережили Великий лондонский пожар в семнадцатом веке, отчего и выглядели полузаброшенными.

Остатки былой роскоши в них выдавали резные ставни и крепкие двери с металлическими петлями. Теперь в этих домах жили бедняки. Виктория мельком заглянула в одно из окон. В маленькую комнатку набилось столько народу, что яблоку негде было упасть.

Но что-то было будто не так. Ощущался какой-то непонятный страх. На улице патрулировали отряды стражи, прохожие говорили тише при их приближении, а то и вовсе замолкали, шли медленнее, не смотрели стражникам в глаза. Казалось, будто даже повозки стараются не скрипеть, а церковные колокола звонить осторожнее и тише. В голове пронеслась мысль, что все это очень и очень странно и пугающе.

«Почему именно девятнадцатый век? Вот не мог этот Эдвард отправить пленку из будущего, раз ему так хотелось! Тогда я хотя бы смогла бы подсмотреть результаты лотерей. Разбогатели бы с Чарли и уехали жить на райские острова!»

Она обиженно пнула камешек под ногами.

«Почему именно я должна была оказаться в прошлом? Хм, чисто теоретически, если бы я вернулась в прошлое, то ничего тогда бы не знала о будущем. С другой стороны, прошлое уже не было бы прошлым, ведь отправляясь в любую из вариаций прошлого, я фактически отправляюсь в неизвестное, то есть – в будущее! Да и прошлое моментально становится будущим, если в него прибывает человек из буд…»

– Ай!

Задумавшись, Виктория наткнулась на Эффи. Та внезапно остановилась и присела на корточки.

– Кис-кис! – ласковым голосом позвала она.

Отойдя на шаг влево, Виктория заметила грязно-серого котенка. Эффи потянулась к нему. Котенок запищал и ласково потерся о ее руки. Девушка погладила его и с сожалением заметила:

– Прости, малыш, нечем тебя угостить. Но, если вы, – она деловым тоном обратилась к котенку, – мистер кот, подождете на этом же месте до завтра, я обязательно что-нибудь добуду. Мисс Кук не разрешает заводить животных…

Резкий грохот раздался позади. Из-за угла выскочил кэб. Эффи испуганно дернулась в сторону. Котенок в несколько прыжков скрылся в щели между домами. Ошарашенная Виктория застыла на месте. Повозка, запряженная одной лошадью, пронеслась мимо нее, едва не задев и потянув за собой. Лихой кучер будто не замечал пешеходов и гнал изо всех сил.

– Ах ты клоп постельный! – ругнулась вслед Эффи, а Виктория вспомнила многочисленные истории о том, как Шерлок Холмс лихо останавливал на ходу кэб и мчался куда-то по своим делам. И как у него это получалось?

– Пойдем, – Эффи потянула Викторию за рукав. – Пока нас не переехали.

– А как же котенок? Вдруг он не вылезет?

– Вылезет, конечно, – спокойно ответила Эффи, будто ей не впервой было наблюдать за бездомными котятами. – И обязательно выживет. Все мы, лондонцы, живучие.

Мимо проходили торговцы, рабочие, сновали туда-сюда дети в поисках завалявшейся на дороге монетки, неспеша прогуливались прохожие. Рассматривая их, Виктория сделала вывод, что находится в районе, где проживает так называемый средний класс и рабочие. Ну, по крайней мере, внешний вид людей на это намекал.

Большинство из них были одеты в простую, непритязательную одежду: мужчины – в широкие брюки, жилеты и пиджаки из дешевых материалов, женщины – в платья без кринолинов, фартуки и шляпки. И ни одного мужчины в костюме и шляпе-цилиндре или дамы в платье с корсетом. А ведь именно такие всегда мелькали в кадрах любого исторического фильма.

Приютом оказалось довольно большое двухэтажное здание с двумя мансардами, смахивающими на чердаки. Чем-то оно напоминало старинную частную школу и на фоне других домов выглядело впечатляюще. Приют не был огорожен забором, пусть даже самым низким и ни от чего не защищающим. Окна с левой стороны прикрывала крона высокого массивного дуба.

– Пришли, – сообщила Эффи, и толкнула входную дверь.

Холл был просторным. Вдоль стен стояли шкафы для хранения вещей и длинные скамейки. Интерьер был довольно скромным: никакой знаменитой викторианской вычурности. Нейтральные и пастельные оттенки создавали атмосферу спокойствия, и даже казалось, что это вовсе и не приют никакой, а самый обыкновенный гостиный дом. Со своим шармом и колоритом. Пахло холодным мылом, влажным камнем и почему-то церковной свечкой. Над входной дверью висел деревянный крест, а сбоку от двери – табличка с надписью «Труд и послушание – залог благодати».

– Я и не думала, что приют выглядит как отель, – удивилась Виктория.

– Обычно приюты так и не выглядят, поверь. Однажды мне довелось ночевать на веревке. И это за целых два пенса!

– Как это – на веревке?

– Не слышала? Подвес такой. Платишь, садишься на длинную скамейку с такими же нищебродами, как ты. Перед тобой – натянутая веревка, чтобы можно было на ней повиснуть и подремать. А к пяти утра, когда и поспать-то не удалось толком, тебя выгоняют на улицу, как бродячего пса. Так что благодаря мисс Кук мы можем чувствовать себя здесь как дома. Даже если и дома толком не было.

– Должно быть эта мисс Кук и правда святая женщина.

– Это уж точно. Не всякий человек захочет предоставлялась помощь, поддержку и возможность начать новую жизнь беднякам.

– А где находится ее комната?

– Мисс Кук не проживает здесь. Она эта… как ее… забыла слово. А! Домовладелица.

– Такая молодая, а уже домовладелица?

– А с чего ты взяла, что она молодая?

– Ну, как же. Ты называешь ее «мисс», а не «миссис».

– А, так это потому, что она не замужем. И детей у нее нет. Но она уже стара. Ей лет сорок.

– Эффи, – улыбнулась Виктория. – И это ты называешь стара?

– Конечно! Такую возрастную даму ни один джентльмен замуж не возьмет. Разве что, – она понизила голос, – только из-за толстого кошелька.

– О, дивный новый мир!

– Вот уж и в самом деле дивный, когда совершенно ничего не помнишь.

***

Мисс Кук появилась перед ужином. Она оказалась весьма привлекательной женщиной. Невысокая, немного тучная, с внимательными и слегка хитрыми карими глазами. Русые волосы аккуратно спрятаны под шляпкой, но несколько прядок с сединой выбивались из-под нее, говоря о том, что их владелица – женщина мудрая. Ничто в ее внешнем виде не выдавало даму благородных кровей: она была максимально непритязательно одета, на голове была неприметная шляпка. Однако манеры и взгляд выдавали в ней человека если не голубых кровей, то, как минимум, близкого друга аристократа.

Новенькую она приметила сразу. На мгновение Виктории показалось, что мисс Кук удивилась.

– Добрый вечер, мисс Кук, – Эффи поздоровалась первой.

– Добрый вечер, душечка, – мисс Кук перевела взгляд с Эффи на Викторию. – Меня зовут Агнес Кук. Я владелица этого места. Эуфимия, не представишь эту юную леди? И не расскажешь ли, что она здесь делает?

– Меня зовут Виктория, – опередила Эффи Виктория. – Прошу прощения, что заявилась сюда без разрешения. Я попала в неприятности, а Эффи… то есть Эуфимия, мне помогла.

Виктория понимала: чтобы спасти свое положение и не оказаться ночью на улице, нужно постараться понравиться домовладелице.

– Она столько о вас рассказывала, ну столько… Что вы святая, не меньше.

– Виктория память потеряла, – вставила пару слов Эффи, округлила глаза и покачала головой.

– Виктория? – с подозрением в голосе спросила мисс Кук. – И даже не помнишь, какая у тебя фамилия, цветочек?

– Не то чтобы… Но припоминаю. Кажется, Роуз, – неуверенно сказала Виктория, еще не до конца понимая, правильно ли сделала, что сообщила свою фамилию.

«Хотя какое кому здесь дело до девушки из двадцать первого века?» – мысленно успокоила она себя.

– Ах, Роуз… И правда цветочек! – всплеснула руками мисс Кук и Виктории показалось, будто та обрадовалась. – Эуфимия, дорогая, почему ты не проводила Викторию в полицию? Уверена, зная фамилию девочки, они бы попытались найти ее родственников.

Эффи покраснела и потупилась как провинившийся ребенок.

– Не наказывайте, пожалуйста, Эффи. Она хотела мне помочь, поэтому привела в приют. А я, в свою очередь, хочу попросить у вас разрешения пожить здесь недолго, пока не почувствую себя лучше. Я могу спать на полу в спальне Эффи.

Мисс Кук всмотрелась в глаза Виктории: правду ли говорит эта девушка? Из-за немного затянувшейся паузы стало отчетливо слышно тиканье: на груди домовладелицы на шейной цепочке красовались часы, украшенные рельефными цветами. Виктория поежилась и повела плечом.

– Мы не пошли в полицию, потому что побоялись. Ведь Викторию могли отправить в приют для психически больных. А она вовсе не умалишенная! – Эффи подняла умоляющие глаза на домовладелицу. – Виктория найдет работу и сможет платить аренду! Она знаете какая умная! Такие словечки выдает, что мне и не снилось!

Виктория слегка смутилась: никогда в жизни она не могла и подумать, что незнакомый человек будет горой стоять за нее. И от этого в груди становилось теплее.

«На таких эмпатичных людях и держится весь этот гребаный мир».

– Тот, кто обязуется вести себя достойно, всегда найдет радушный прием в моем приюте. Что ты умеешь? Чем занималась до того, как потеряла память? Хоть что-то, может, вспомнишь? – серьезно спросила мисс Кук, и от этих слов у Виктории появилась надежда на кров.

«Говорить о том, что я учусь в колледже на реставратора и занимаюсь восстановлением видеокассет будет странным. Что бы сказать… Какие там профессии были в почете в девятнадцатом веке?»

– Уколы ставить умею, когда-то приходилось это делать. Вроде бы, – сказала Виктория первое, что пришло в голову.

«Старой собаке родителей делала уколы, значит, и человеку смогу. Лишь бы не скитаться по улицам, – успокоила себя Виктория. – Тем более, что медики всегда были в почете во все времена»

Она незаметно скрестила пальцы за спиной.

– Так ты сестра милосердия, значит? Тогда мы быстро найдем тебе работу. В больнице Святого Фомы сейчас столько солдат привезли раненых с афганской войны6… Рук не хватает.

«Как благодарили в девятнадцатом веке? Пожать руку? Сделать реверанс? Да кто его знает, как делается реверанс, еще выставлю себя полной дурой!»

– Спасибо, мисс Кук, – искренне поблагодарила Виктория. – Как только я все вспомню, я уйду!

– Все так говорят. А в итоге остаются надолго.

Виктория сглотнула. Перспектива остаться непонятно где совсем не радовала.

– Все постояльцы обязаны соблюдать дисциплину. Свободных комнат нет, как я уже сказала ранее. Я могу поселить тебя только в подсобке. Но какая юная леди будет жить в подсобке?

– Я слышала, что Сара Рэйн съезжает. Скоро ее комната освободится, – заметила Эффи. – Ей надоело горбатиться прачкой. Музыка ее все.

Мисс Кук приложила пальцы к вискам и помассировала их. Губы скривились. Весь ее вид выражал недовольство от услышанного об этой Саре.

– Леди не занимаются сплетнями, Эуфимия. И тем, чем занимается мисс Рэйн. Но ты права. В таком случае Виктория может остаться в твоей комнате, а после займет место Сары. Несколько дней придется потесниться. Правила проживания и аренды объясню чуть позже. Хочу повидать других девушек до ужина.

– Конечно-конечно! – радостно закивала Эффи.

– Завтра пришлю врача для осмотра. Все девушки должны быть здоровы. По поводу твоего трудоустройства, душечка, также узнаю завтра. Добро пожаловать, Виктория Роуз.

ГЛАВА 6

О РАЗБИТОЙ ВАЗЕ

Лондон, 1837 год

Скудный ужин состоял из жидкой овсянки и куска хлеба. Виктория не привыкла к таким приемам пищи, а потому голод не то что не притупился, он разгорелся еще сильнее. И никакого любимого кофе. Только кипятка крашеного невесть чем плеснули в стакан. Однако высказывать претензии было бы как минимум оскорбительно для принявших ее людей. Она искренне поблагодарила девушек, ответственных за еду, но те лишь сухо приняли ее слова и занялись своим делом. Казалось, что в приюте никому не было ни до кого дела. Но ведь это и не летний лагерь, где все хотят с тобой познакомиться и подружиться, верно?

После ужина мисс Кук провела с Викторией долгую и довольно скучную беседу, смысл которой сводился к следующему: не шуметь, не драться, вести себя скромно и уважительно по отношению к другим, мужчин не водить, а завидев непотребства или тараканов с клопами – оперативно сообщать домовладелице. Хотя, конечно, немного странновато ставить любовные утехи и клопов в одну строку. Но вот за насекомых виновнице придется потратить лишних пару пенсов на ртутную мазь, а за любовные связи – лишиться крыши над головой.

В комнатушке Эффи было тесно. Спальное место состояло из кровати, накрывавшего железную сетку льняного матраса, набитого конским волосом, простыни из жесткой ткани, стеганого цветастого покрывала и подушки.

Помимо кровати в комнате теснились небольшой сундук, умывальник с зеркалом, прикроватный столик и стул – все, что нужно для жизни девушки девятнадцатого века.

«Больше похоже на тюремную камеру, чем на жилое помещение», – подумала Виктория, когда впервые вошла туда.

Но кое-что из этой скудной обстановки выбивалось. Обрезы ткани, мерные ленты, кружева и коробка с принадлежностями для шитья. А на стене на небрежно прибитых гвоздях висело несколько платьев, наверняка сшитых Эффи вручную. Вешалок в то время скорее всего еще не было, и Виктории пришла мысль, что неплохо было бы «подарить» это изобретение барышням девятнадцатого столетия: в конце концов в ящиках и сундуках одежду могла испортить плесень, а на простых крючках платье запросто выцветет. Но можно ли вот так брать и менять историю? Ведь кто-то же изобрел вешалки, а она вот так возьмет и украдет его идею? Было над чем поразмыслить.

Сейчас Эффи сидела на кровати, подогнув под себя ноги, и расчесывала гребнем непослушные кудри. Виктория лежала на полу, на некоем подобии современного матраса.

– Виктория, каково это? – задумчивый голос Эффи напомнил, что она тут не одна.

– Каково что?

– Не помнить ничего. И никого.

– Это… странно. Будто начинаешь жизнь с чистого листа, – Виктория проглотила ком в горле и перевернулась на бок. – Хотя до этого у тебя накопилась целая папка с картинками. И вдруг все они стерлись.

Отвечая на вопрос, она не врала: уже однажды ей случилось потерять память, а сейчас будто все повторяется. Только немного иначе. Хотя нет, совсем иначе.

– И этот лист будет белоснежным только для меня. Но где-то там есть люди, у которых этот лист исписан воспоминаниями, – Виктория тихонько вздохнула. – С другой стороны, тебя постоянно мучает совесть: почему не помнишь? Ты должна быть в вечных поисках, а не пускать все на самотек!

– Ты говоришь так, будто потеряла память много лет назад, а прошло-то всего полдня. И я так и не поняла: зачем нужно было прыгать с моста? И какого именно – тоже не поняла…

– Наверное, я просто устала. Вот и говорю всякие глупости, – Виктория проигнорировала вопрос. – После произошедшего надо бы уже, наконец, «включить мозги» и не вести себя, как умалишенная.

– Ты не права, – заявила вдруг Эффи. – Мозги у всех всегда включены. И выключаются они исключительно крепким подзатыльником. И то не всегда. А твои мозги после полета с моста просто… просто…

– Вернулись к базовым настройкам?

– Не знаю, что ты имеешь в виду, но, скорее всего, так и есть. Слишком странными и умными словами говоришь, – она встрепенулась. – Виктория, а что, если ты медичка, а оттого и умная? Ты сказала мисс Кук, что умеешь ставить уколы. Наверняка, это все воспоминания из врачебной практики. Все доктора умные.

Виктория улыбнулась, подперла голову рукой и посмотрела на девушку снизу вверх.

– Думаешь, я врач?

«А что, неплохое начало. Главное, чтобы меня не отправили резать животы или принимать роды».

– Нет, конечно. Максимум – акушерка или медсестра.

– И почему же? Если я одета в простое платье, то не могу быть терапевтом или хирургом?

– Дело совсем не в платье. Кто из англичан хочет видеть у себя дома женщину-хирурга?

– Все, кто в этом нуждаются?

– Никто. Другое дело – медсестра, которая подчиняется надзору врача-мужчины.

– Но женщина может быть прекрасным доктором. В сто раз лучше мужчины.

Виктория прикусила язык. Она все еще не свыклась с обстоятельствами, временем и местом, где сейчас находится. Разумеется, для Эффи и общества, в котором она живет, это было как само собой разумеющееся. Чем должна была заниматься женщина в этом времени? Штопать белье и торговать рыбой? Или, что еще хуже, – своим телом.

– По правде сказать, – Эффи почему-то понизила голос, почти перейдя на полушепот, – я согласна с тобой. Все считают, что хорошие профессии – врач, учитель, банкир – должны доставаться только мужчинам. А женщина и думать не должна об образовании и работе. А должна придерживаться условностей, возложенных на нее волей Божьей.

– Рожать детей и ухаживать за мужем?

– Именно. Как же жаль, что женщинам не разрешено наравне с мужчинами изучать науки в университетах. Так что даже если ты и медсестра, считай, что тебе крупно повезло.

– Завтра и выясним, если меня все же пристроит в госпиталь мисс Кук.

– О, поверь, она сделает все, что в ее силах.

«Странно, конечно, что богатая женщина помогает чужим девушкам. Кто я для нее? Да никто. Но, может, раньше и люди были добрее?»

– А теперь главный вопрос: где будем искать Эдварда? – Эффи отложила гребень в сторону, подперла кулачками подбородок и томно вздохнула: тема потерянного возлюбленного явно доставляла ей удовольствие.

– Понятия не имею. Хм… Может, в госпитале смогу получить хоть какую-нибудь информацию о нем? – предположила Виктория.

– Там сейчас много солдат после войны. Можно будет поспрашивать, – согласилась Эффи.

Виктория хлопнула себя по лбу.

– Мне нужно искать его на Ньюкомен-стрит! Точно!

Чуть было не проговорившись о мужчине на странной пленке и о девушке, которая эту самую пленку передала, Виктория вовремя закрыла рот. И как она забыла о том, что незнакомка сняла комнату именно на той улице! Сто процентов все это взаимосвязано!

– Ты вспомнила? Вспомнила?! – радостно захлопала в ладоши Эффи.

В стену постучали, отчего девушка перешла на полушепот.

– Моя соседка – жутко противная дамочка. Лучше не выводить ее из себя, а то нажалуется мисс Кук.

Но, несмотря на предупреждение, Виктория подорвалась с пола и заметалась по комнате. Зацепившись ногой о прикроватный столик, чуть не упала. Она вовремя подхватила маленький подсвечник с огарком свечи, а вот деревянный гребень гулко стукнулся о пол, отчего в стену постучали более нервно.

– Мне срочно нужно туда. До Ньюкомен-стрит далеко? – судорожно проматывая в голове карту города, Виктория никак не могла сообразить, где и что может располагаться в Лондоне девятнадцатого века.

– Ты же не думаешь, что я пущу тебя прямо сейчас на улицу, еще и в таком виде?

Голос Эффи вмиг стал серьезным и обеспокоенным. Противная соседка, казалось, ее уже не волновала.

– Но мне нужно туда, Эффи!

– Ты в ночной сорочке. Моей сорочке. За окном темень, а в любом переулке можно наткнуться на душегуба! Кем бы ни был твой Эдвард, он, как настоящий мужчина, подождет до утра.

Огарок свечи на столике отгонял подступающую со всех сторон темноту. Тотчас же вспомнились истории о Джеке Потрошителе, охотившемся на женщин в бедных районах Лондона. Виктория поежилась.

– И не исключено, что он сам тебя ищет и уже обратился в полицию, – закончила Эффи.

– Пожалуй, ты права, – Виктория вернулась на прежнее место и уставилась в потолок, обдумывая завтрашний план действий.

Эффи тоже вытянулась на кровати и какое-то время молчала, думая о своем. Через минут пять она все же подала свой звонкий голосок:

– Как же тебе повезло встретить свою любовь… Это так романтично: помнить о человеке, даже когда потеряла память! Вот бы и мне так… В смысле, не память потерять, а найти такого мужчину.

– Эффи, ты еще обязательно встретишь свою любовь. Ты же такая добрая, красивая, умная, – начала перечислять Виктория с энтузиазмом. – Да я уверена, что любой кавалер Лондона будет рад получить в жены такую, как ты!

Но Эффи внезапно помрачнела. Улыбка слетела с ее губ.

– Я недостойна быть любимой. И любить тоже.

– Никогда не говори так, слышишь? Ты достойна любви, заботы, понимания и прощения. И не существует ни одной причины, которая могла бы помешать этому.

– Существует, – вздохнула Эффи и, немного помедлив, добавила: – Никто не возьмет такую в жены. В Англии репутация очень много значит. А моя – запятнана навсегда.

Виктория, кажется, начала догадываться, что Эффи имела в виду.

– Но Эффи… Если мужчина полюбит, он не посмотрит на твое прошлое.

– Ты будто с другой планеты, Виктория! – внезапно разозлилась Эффи, но тут же сменила раздраженный тон на грустный. – В Англии у многих девушек типа меня только три выхода: либо всю жизнь гнуть спину в исправительном приюте, которым руководят религиозные фанатики, либо работать в борделе. Замужество таким, как я, и не снилось.

– А третий выход какой?

– Самый простой: из окна.

– Не смей даже думать о таком! Ты же швея, ведь так? Портниха?

– Так…

– Значит, жизнь уже налаживается. Тем более из трех выходов нашелся и четвертый: который достался сейчас тебе. Не вини себя за прошлое, потому что ты там больше не живешь.

Эффи молча смотрела в потолок.

– Ведь так? – с нажимом переспросила Виктория.

– Я не знаю. Ты, наверное, была все же из небедной семьи, раз, даже потеряв память, не можешь на более…ммм…интуитивном уровне понять, что швеей много не заработаешь. А вот в публичном доме…

– Эффи…

– Сколько я получаю? Меньше фунта. Падшие девушки за один вечер могут даже 5 фунтов заработать. Это сейчас я живу в приюте мисс Кук. Но ведь в любой момент может что-то произойти, и тогда что? Выселение, голод и бродяжничество. И как заключительный аккорд – торговля единственным «товаром» каким-нибудь портовым грузчикам, вечно воняющим рыбой, и пьяным морякам.

Виктория нечего было возразить. Она не была никогда ранее в подобной ситуации, не нуждалась в еде или одежде. Приемные родители дали ей все, о чем только может мечтать любой ребенок викторианского Лондона.

«Я ведь совсем не знаю эту девушку. Как она попала в такую ситуацию? Где ее родители и живы ли они вообще? Она сейчас как потерянный ребенок в этом огромном мире и не знает, что делать, – подумала Виктория. – Почти как я».

– Нет, – вдруг резко выдала Эффи. – Не вернусь туда ни за что.

– И правильно! – тут же подхватила ее настрой Виктория. – Впереди все самое лучшее! И думать забудь о всеобщем осуждении и о клеймо!

Эффи решительно встала с кровати. Со стороны могло показаться, что она прямо сейчас шагнет в новую жизнь и забудет о прошлом. Но она всего лишь достала из замасленной коробки новую свечу.

Виктория взобралась на кровать Эффи, уселась, поджав ноги по-турецки. Эффи зажгла свечу и села рядом, упершись спиной в холодную стену. Она хотела нарушить немного затянувшуюся паузу, но не могла подобрать нужных слов. И Эффи ее спасла.

– Спать совсем не хочется, да? – спросила Эффи.

– Точно. Даже удивительно.

– Но на самом деле я почти всегда специально не ложусь спать как можно дольше, даже если сильно хочу.

– Почему?

– Потому что на следующий день опять нужно просыпаться и делать какие-то взрослые дела. А ночью хорошо, ночью ты никому ничего не должен.

– А вот я наоборот люблю ложиться в постель пораньше. Только ночью можешь делать все, что угодно, и быть кем угодно. В мечтах. Но сейчас спать не хочется от слова совсем.

Эффи лишь грустно хмыкнула.

– Расскажи о себе, – решилась Виктория. – О семье, друзьях. О желаниях.

Так хотелось проявить благодарность этой девушке за спасение, но кроме беседы и предложить пока было нечего. Эффи посмотрела на Викторию, словно пыталась понять: умеет ли она держать язык за зубами? И, видимо, посчитала, что умеет.

– Даже не знаю, будет ли тебе интересно. История моя слишком заурядна. Добрая половина девушек Лондона живет, как я.

Виктория чуть склонила голову, давая понять, что готова слушать. Эффи задумчиво почесала подбородок.

– С чего бы начать… Я родилась на севере Англии, но из-за того, что отец работал на строительстве железной дороги, приходилось часто переезжать. В конце концов, матери в какой-то момент надоело таскать за ним шестеро детей, и она уговорила отца пойти работать в шахты.

– Так у тебя есть братья и сестры! А где они?

– Все они не дожили и до четырех лет. Я – самая живучая.

– И ты так спокойно об этом говоришь?

– Во всех семьях младенцы умирают, – пожала плечами Эффи. – Не от хорошей жизни. Оно ведь как: один ребенок умер – другой на его место родится.

– Но ведь рождение малыша регистрируется. Как можно просто так взять и заменить одного другим?..

Виктория понимала, что времена были другие, но информация в голове просто не желала укладываться.

– Рождение-то, может, и регистрируется, а вот смертность – нет. Так вот… Когда мне было тринадцать, отец упал в ствол шахты и погиб. Мать осталась с тремя детьми на руках. Да, ртов было меньше, но поскольку дом, в котором мы жили, был связан с работой отца, нас выселили.

Поражало, с каким спокойствием девушка говорила о таких вещах.

– В поисках лучшей жизни мать взяла детей в охапку и поехала в столицу. Устроилась прачкой, сняла комнату. Я помогала уличным торговкам. Но этих грошей не хватало ни на что. Обе сестры, – Эффи все же нервно сглотнула. – умерли. Работа прачки не приносила дохода, но уйти с нее мать не могла. Увольнение означало выселение из съемной комнаты. А дальше были бы голод, бродяжничество и, вероятно, как заключительный аккорд – торговля единственным своим "товаром" в Уайтчепеле.

Эффи замолчала. А Виктория не знала, что нужно говорить в подобной ситуации, чтобы убрать эту паузу. И стоит ли вообще. Эффи не спешила продолжать свой рассказ. Она уставилась на пламя свечи и о чем-то думала. И тогда все же Виктория осмелилась спросить:

– И что же было потом? Она нашла способ решить проблему?

– Да. Мать решила продать меня за семь фунтов.

– Что?!

– То самое, о чем ты подумала.

– Ты боролась? Сопротивлялась? Скажи, что да, умоляю!

От ее вскрика в стену снова постучали, после чего послышалось недовольное неразборчивое ворчание.

– Нет. Потому что я даже не догадывалась, что меня ждет. В один вечер к нам пришли две незнакомые женщины и предложили матери забрать меня на службу горничной у одного богатого пожилого джентльмена. Мать была пьяна и не вникала в суть, поэтому сразу же согласилась, потирая руки от воображаемых денег, которые бы я получала ежемесячно.

– Просто так взяла и отдала своего ребенка?

– Она как увидела семь фунтов аванса, чуть с ума не сошла от радости. Так что неудивительно. Мать и раньше сообразительностью не блистала. Так я и уехала вместе со сводницами, тоже поверив в сказку о богатом джентльмене. Но мне было четырнадцать, как я могла догадаться!

– И ты… Ну… Стала…

– Проституткой? О, нет! Чудом меня миновала эта участь. Хозяйка заведения пожалела меня. Я напомнила ей внешне трагически погибшую дочь. Я стала прислугой при борделе. Чистила постели, стирала, мыла полы, носила еду. Обитатели борделя менялись так часто, что даже имена не запоминала. Кто уходил, кто… исчезал. А я ведь мала была, не сразу поняла, где нахожусь.

– Тебя ведь не тронули?

– Нет. Я всегда старалась быть тенью.

– Тогда я не понимаю, почему ты говоришь о том, что тебя такую никто никогда не полюбит и не возьмет замуж.

– Потому что репутация – это даже не поступок, а прикосновение к месту. Стоит один раз работать под той крышей – и тебе навсегда ставят клеймо. Я сбежала оттуда через год. Скиталась. Хваталась за любую работу. Но к матери не могла возвратиться, – продолжила Эффи. – Да и не хотела. Она, наверное, даже не знает, жива ли я. А потом попала к мисс Кук. Вот и все мое прошлое.

– Эффи, каким бы оно ни было, не нужно туда возвращаться. Оно прошло. И к тому же это еще не приговор. Многие женщины девятнадцатого века были вынуждены…

– Были? Говоришь так, будто этого уже не существует. Это большая проблема Англии, вот только никому до этого нет дела. Может, хотя бы новая королева возьмет все в свои руки. Она же женщина… Хотя я сильно сомневаюсь. Ей кроме себя ни до кого дела нет.

Виктория потянулась и обняла девушку. Эффи, не привыкшая к объятиям, исходящим от самого сердца, качнулась в сторону. Но, едва теплые ладони коснулись ее спины, прильнула головой к плечу Виктории.

– Прости меня. И чем я вообще думала, когда просила тебя рассказать о своей жизни.

– Ну, есть и плюсы.

– Какие же в такой ситуации могут быть плюсы?!

– Кто знает, что было бы со мной, если бы осталась с матерью-алкоголичкой. А теперь у меня есть крыша над головой и любимое дело.

– О да, ты замечательно шьешь! – воскликнула Виктория, стараясь как можно быстрее перевести тему. – Уверена, в скором времени станешь личным портным королевы! – Она отстранилась.

– Скажешь тоже, – покраснела Эффи и улыбнулась.

– Кстати, а какая она, королева?

– Будущая королева, – поправила Эффи. – Принцесса Шарлотта. Не видела ее никогда. Но говорят, принцесса очень красива. Такой восковой кожи и во всей Англии ни у кого нет, как у нее. Вот только характер не сахар.

«Шарлотта? Кто это?» – подумала Виктория, а остаток мысли сам по себе шепотом вырвался наружу:

– Неизвестно еще, лучше станет в Англии при Шарлотте или хуже. Ведь такой правительницы и не было в истории…

Эффи не услышала ее слова, зато деланно заломила руки и вздохнула:

– Как же я устала. Живу, как в шестнадцатом веке! Только и думаю о том, удастся ли купить на неделе хлеб, придет ли за мной святая инквизиция, чтобы сжечь на костре за мое грешное прошлое, умрут ли мои дети от эпидемии неизвестной хвори…

– Но у тебя же нет детей.

– У меня и детей-то нет! Я порченая. Как вещь. И не вздумай отрицать! – она выбросила вперед указательный палец. – Я хоть и глупенькая, но очевидные вещи вижу.

– И не подумаю.

– Правда?

– Конечно.

– В детстве я очень хотела поскорее вырасти. А теперь все чаще думаю о том, что лучше бы я осталась маленькой девочкой. Нет ничего хорошего в том, чтобы быть взрослой.

– Знаешь, Эффи, когда мне было пятнадцать, я очень ждала двадцатилетия. Думала, что тогда начнется отсчет самых лучших лет моей жизни. Что тогда весь мир будет у моих ног. А сейчас мне почти двадцать, и в итоге я сама лежу у ног… Твоих и непонятно где.

Поняв, что проговорилась чуть больше, чем положено девушке, потерявшей память, Виктория закусила губу. Но Эффи даже не обратила на это внимание. Тогда Виктория продолжила:

– И знаешь, эти «двадцать» могут ощущаться совсем не так, как ты себе намечтала. Но они твои и никогда не повторятся.

Виктория выдохнула, не ожидав от себя такой яркой речи, несмотря на то, что любила выступать перед публикой и обожала посещать в колледже занятия по риторике.

– Слышала когда-нибудь о Японии?

– Нет, – Эффи захлопала длинными редкими ресницами.

– Это на востоке.

– У всех стран и городов есть восток.

– На востоке нашего земного шара. Так вот там сломанные и разбитые предметы часто реставрируют при помощи золота. Например, вазу. Ее трещины или осколки не заслуживают урны, ведь ваза была очень красивой. И она обретает новую жизнь. И в ней уже другая красота.

– И ее снова любят?

– Обязательно.

На секунду Эффи задумалась.

– Выходит, я – ваза?

– Помни об этом всякий раз, когда будешь разбита, – заключила Виктория.

Несмотря на то, что эта девушка вряд ли умела читать и писать, глупой ее назвать точно не повернулся бы язык. И следующие рассуждения Эффи это только подтвердили.

– Раньше я думала, что разговоры – это ключ к счастливым отношениям или крепкой дружбе. Но у меня нет ни одного друга, и я в свои девятнадцать все еще не замужем. Подумать только! А прямо сейчас до меня дошло: ключом является вовсе не пустая болтовня, а понимание. Можно разговаривать сколько угодно, но какой в этом смысл, если люди не понимают друг друга?

– И после таких выводов ты до сих пор считаешь себя глупенькой, Эффи Блэквуд?

– Нет, я считаю себя твоим новым другом! А ты считаешь так же?

Пара синих глаз, в которых бликовала свеча, с надеждой уставились на Викторию. Это было так неподдельно и мило, что она улыбнулась.

– Уверена, что мы с тобой будем отличными подругами. Я сразу поняла, что ты хороший человек, Эффи.

– Потому что я разоткровенничалась, как девчонка?

– Нет. После твоего «что же нам делать» там, на берегу реки, я поняла, что ты человек с большим сердцем. А еще ты позвала бездомную кошку и приласкала.

– И что же с того?

– А то, что, если человек, проходя мимо кошки, не говорит ей «кис-кис», то он явно не человек, – Виктория улыбнулась. – А ты приласкала кошку, не отказала ей в ласке, не пнула ногой. Люди, любящие животных, не могут быть плохими.

Эффи с энтузиазмом схватила Викторию за руку. Та сжала ее тонкие пальчики в ответ.

– Мы обязательно найдем выход из твоей ситуации!

«Если бы все было так просто», – мысленно вздохнула Виктория.

ГЛАВА 7

О ГРОМКИХ СЛОВАХ

Пронзительный крик петуха где-то снаружи разбудил Викторию, когда за окном было еще темновато. Вчерашние события легли на плечи тяжким грузом, и всю ночь она проспала беспробудно. Даже на полу. Даже на жестком и неудобном матрасе. Девушка открыла глаза и увидела плохо выбеленный потолок.

«Где я?»

Скрипнула дверь.

– Проснулась? Не стала рано будить, пожалела. Как долго ты спишь! Теперь уже и сомнения берут: а не из высшего ли ты сословия?

Виктория приподнялась на локтях, спина заныла: постель на полу все же оказалась слишком неудобной.

– Зачем ты поднялась так рано? Еще даже не рассвело. Или у вас так заведено в приюте?

– Рано? Это уже поздно.

Она взяла с умывальника отрез ткани – полотенце – и протянула Виктории.

– Смывной туалет находится на лестничной площадке, он один на весь приют. Ванная комната и прачечная – на втором этаже. Если ты в следующий раз не встанешь пораньше, то ни за что не успеешь согреть себе воды в кухне и занять очередь. Некоторые попросту не успевают за всю неделю принять ванну. Хотя, признаться, кто-то из девушек считает ее и вовсе ненужной вещью…

– У вас тут ванна? – Виктория сглотнула ком в горле.

«Конечно, ванна! Откуда у них душевые кабины? Скажи спасибо, что хоть что-то есть!», – разозлилась она сама на себя.

– Есть, – гордо сказала Эффи. – Все благодаря усилиям нашей достопочтенной мисс Кук.

Но надежда все же умирает последней, поэтому Виктория уточнила:

– Но наверняка же есть какие-то бани?

– Есть, конечно. В нескольких кварталах от приюта полгода назад открылась баня и прачечная для бедняков. Там даже можно за пенни погладить одежду! Хотя кому это тут нужно… – она расправила складки на удивление выглаженной юбки. – Но я считаю, что девушка обязана выглядеть аккуратно в любой ситуации. Если так хочешь, то сходим в баню в конце месяца.

Виктория попыталась подняться с пола, но спина заныла еще сильнее.

– Ладно. Я принесу горячей воды в комнату. Бедняжка. Умывальник с зеркалом хотя бы в комнате, – сочувствующе произнесла Эффи и скрылась за дверью.

В течение десяти минут Виктория окончательно проснулась и уже была готова бежать на поиски загадочного мужчины с пленки, но суровый взгляд новоиспеченной подруги, вернувшейся с полным кувшином, остудил ее пыл.

– Ты же не собираешься никуда бежать в спальной сорочке?

Она отставила воду в сторону, открыла сундук и принялась копошиться в нем. Вынув оттуда корсет, наметанным глазом оглядела фигуру Виктории.

– Тебе будет как раз. Я слишком худощавая для корсетов, а утягивать талию, как некоторые сумасшедшие девицы, не собираюсь.

– Тогда зачем тебе корсет?

– Как это зачем? – та округлила глаза. – В высших кругах все носят корсеты! Кто беднее – вообще не может себе позволить. А я могу, – она гордо приосанилась. – Потому что с ниткой и иголкой дружу.

Шитье было для Эффи любимым делом. И, если Виктория за всю жизнь иглу в руках держала пару раз, то Эффи уверяла, что уметь шить – это настолько же естественно, как уметь дышать.

Виктория наскоро умыла лицо и вопросительно посмотрела на Эффи.

– Снимай сорочку, а затем я тебя перетяну, – скомандовала та.

– Не хочу, – запротестовала Виктория, представляя, как внутренности сминаются, будто конфетный фантик. – Я ненамного крупнее тебя, не нужен мне никакой корсет!

– Поворачивайся, – настаивала Эффи. – Вдруг ты все же из аристократок? Вдруг твой Эдвард тебя увидит на улице? Нужно соответствовать!

Виктория не стала больше сопротивляться. Она покраснела, отошла к двери и стянула длинную сорочку через голову. Продела руки через лямки корсета.

– Втяни живот, – приказала Эффи. – Чтобы платье потом хорошо село.

Жесткий корсет выбил остатки воздуха из легких. Виктория ойкнула. Эффи ловкими пальцами зашнуровала корсет и залюбовалась своей работой.

– И долго так ходить? Это же жутко неудобно!

– И думать забудь о том, чтобы его снять! Ты же английская леди! Все леди мечтают об осиных талиях.

В сундуке у Эффи оказалось все, что было необходимо девушке вплоть до нижнего белья. Конечно, изысков, как у дам с картинок исторических книг, не было, но одежды было вполне достаточно. Одно из платьев соседки, длинное, чуть свободное, бежевого цвета, досталось и ей.

Завидев в руках Эффи головной убор, похожий на тот, в каком она была вчера, Виктория скрестила руки на груди и скривилась.

– Ну ты будто и не англичанка в самом деле!

– Я не ношу шапки, шляпки и чепчики.

– Откуда ты знаешь? Ты же не помнишь!

– Уверена.

– И почему же?

– Потому что знаю свои вкусы. И головные уборы – не мое, – Виктория проследила глазами за движениями Эффи, которая достала из-под раковины коробку с лентами: – И заплетенные волосы – тоже.

Эффи недоуменно посмотрела на нее, но коробку все же отставила в сторону.

– И что же ты собираешься делать? Ты же леди!

– Леди-леди… – пробормотала Виктория. – Что у нас все девушки выглядят одинаково, что два столетия назад…

– Любой леди не полагает ходить не заплетенной. И что ты там ворчишь?

Вместо ответа Виктория схватила с раковины гребень и на глазах недовольной Эффи стала расчесывать волосы. Затем заплела волосы со лба тонкими прядями назад, каждый раз выпуская предыдущую. Через минуту на голове красовался своеобразный ободок, похожий на косу, остальные же волосы по-прежнему струились по плечам.

Эффи поджала губы – сказать было нечего, ведь волосы как-никак, но были заплетены. Виктория, довольная своей работой, заглянула в зеркало.

Черные густые брови, задорно сверкающие карие глаза. Слегка круглое лицо украшал вздернутый нос. Виктория улыбнулась своему отражению. На щеках проступили ямочки. Взгляд скользнул ниже, к рукам и… Виктория побелела. Молниеносно задрала рукав. Ожогового рубца не было.

Она провела по мягкой чистой бледной коже подушечками пальцев. Как такое возможно? Шрам послужил предметом телепорта и после того, как она попала сюда, благополучно исчез? Но так не бывает!

Виктория натянула рукав и постаралась принять спокойный вид, хотя в голове бушевали мысли и предположения.

– Хороша, ой хороша! – Эффи притворно вздохнула. – Вот только как можно выйти в свет без шляпки? Осудят.

– Я не боюсь общественного мнения.

А мысленно добавила: «Я боюсь мира, куда попала».

И снова коснулась руки.

***

Несмотря на ранний час, приют напоминал пчелиный улей. Девушки, по большей части ровесницы Виктории, завтракали, прибирались, убегали по своим делам. Создавалось впечатление, что это и не приют вовсе, а частная школа. И только худоба, темные круги под глазами, небрежная и потертая одежда выдавали в юных особах не студенток, а измученных жизнью и тяжелым трудом девушек.

Завтрак оказался более чем скромным: хлеб и теплое молоко. Никакого чая и кофе. Оказалось, что чай стоит восемь пенсов, кофе – еще дороже, так что позволять их себе каждый день было довольно накладно. И хотя в ценах того времени Виктория еще не успела разобраться, но уже понимала – придется бороться со своей кофейной зависимостью.

Со вчерашнего вечера не особо изменилась и ситуация с гостеприимством: практически никто из жительниц приюта не пожелал знакомиться с ней. Девушки будто не обращали на Викторию внимания. Лишь две холодно и равнодушно поинтересовались, как ее зовут, отчего Виктория сделала вывод: публика в приюте часто меняется по каким-то причинам и особого смысла заводить крепкую дружбу нет. Но Эффи, разумеется, это не касалось.

Эффи Блэквуд работала в небольшой мастерской в Ист-Энде, где обслуживались небогатые заказчики. Можно было с уверенностью сказать, что она вытянула счастливый билет. Да, до модисток и портних королевского двора ей было далеко, но, по крайней мере, она не пахала по шестнадцать часов на швейном предприятии, где обычно из женщин все соки выжимали.

Она шила простые рубашки, сорочки, капоры, оплаты за которые хватало на проживание в приюте и некоторые мелочи. Летом, когда был «сезон» и заработки были выше (зимой темнело рано и свечи требовали дополнительных затрат, которые вычитались из зарплат портних), Эффи даже что-то откладывала на ткани, ленты и кружева для себя. А когда с заказами совсем была беда, Эффи шила воротнички, простые шляпки и нижнее белье, подушечки для булавок и продавала все это добро соседкам. Словом, крутилась, как могла.

Убегала на работу она рано. Виктория не хотела оставаться одна, поэтому решила уйти вместе с Эффи. Та, как могла попыталась объяснить, как добраться Ньюкомен-стрит, как найти на следующем перекрестке некоего одноногого Джо, который, по ее словам, знает Лондон лучше всех и заведет, куда надо за шиллинг. Одно было непонятно: как этот одноногий Джо будет ходить.

Слушая стрекотание Эффи, Виктория взгрустнула от осознания того, что здесь и сейчас нет смартфона с картами, интернета, где можно в поисковике найти любую информацию. Да даже хорошей бумажной карты и той не было.

Казалось, что она попала в компьютерную игру, но и тут не повезло: на улице не подойдешь к человеку, который подсвечивается восклицательным знаком и ежедневно стоит на перекрестке в ожидании, пока ты к нему обратишься и заведешь диалог.

Но, к своему удивлению, Виктория осознала, что достаточно «мягко» и быстро вливалась в эту эпоху, а со стороны могло показаться, будто она давно уже тут. Это не могло не радовать.

План по поиску мужчины с пленки и проложение маршрута нарушила мисс Кук. Она появилась как раз тогда, когда девушки собирались уходить. С порога домовладелица заявила, что медицинский осмотр переносится на завтра, а через пятнадцать минут Виктории нужно быть в больнице Святого Фомы, куда она оперативно смогла ее пристроить.

Мисс Кук явно была горда собой. Это чувствовалось в ее твердой позе, ровном и четком голосе. Ее широкий нос на круглом лице был вздернут, а большие карие глаза едва блестели. Прикинув в уме, что приют находился в минутах двадцати от еще не существующего Тауэрского моста примерно в районе Бермондси, девушка удивилась:

– Как же я успею попасть в другой район так быстро? Больница Святого Фомы находится в Ламбете, прямо через реку от Вестминстерского дворца! – она осеклась. – Насколько я могу припомнить, конечно… Мне так кажется…

– Что ты, кисонька, госпиталь находится в Саутуорк, совсем недалеко отсюда. Если поспешишь, то успеешь вовремя.

«Что-то не сходится… Стоп, в Саутуорке есть другая больница, Гая!Т очно-точно, там еще есть крыло с музеем, – припомнила Виктория. – Наверняка, в девятнадцатом веке где-то там располагался и госпиталь Святого Фомы. Надо было учить историю Лондона получше. Но кто же знал!»

– Скажешь, что ты от меня. Работы много, зарплата небольшая, – продолжила мисс Кук.

– Я пояснила Виктории, где найти одноногого Джо, – вклинилась в диалог Эффи. – Он точно поможет с указанием дороги куда угодно.

– Птичка моя, ну какой одноногий Джо! Вы же леди! – возмутилась мисс Кук. – Незамужняя девушка не может оставаться наедине с мужчиной и пять минут!

От всевозможных птичек, кисонек и прочих прозвищ Виктории стало смешно. Мисс Кук практически во всех разговорах игнорировала имена и предпочитала либо ласковые эпитеты, либо прозвища. Так, когда домовладелица приходила в приют, он автоматически превращался в сказочный лес: вокруг были лишь рыбки, птички и феечки.

– Спасибо за помощь, мисс Кук, – Виктория сделала неуклюжий реверанс, отчего Эффи хихикнула в кулак, а мисс Кук, приподняв бровь от удивления, молча кивнула головой и направилась к лестнице.

«Ну, ничего. Все к лучшему. Если бы я сейчас отправилась на Ньюкомен-стрит, то что бы делала? Стучалась во все двери? Это же сколько домов там нужно обойти! – Виктория прикинула в уме. – В итоге меня забрала бы полиция в участок. А так… Нужно думать наперед».

Виктория на секунду прикрыла глаза, взвешивая все за и против.

«Я здесь надолго. Так? Значит, нужно налаживать полезные связи. Кто знает, когда я выберусь отсюда и выберусь ли вообще? Эффи и мисс Кук – уже замечательно. А в больнице наверняка смогу получить куда больше информации. К тому же, будет подозрительно отказываться от помощи этой милой женщины и подставлять Эффи».

Приняв окончательное решение, Виктория попрощалась уже на улице с Эффи и побежала искать больницу Святого Фомы.

***

Больница располагалась и правда не так далеко от приюта, почти на берегу Темзы. Она представляла собой несколько двух- и трехэтажных зданий, которые образовывали внутренний двор. Он включал в себя холл на восточной стороне и небольшую церковь, а также еще несколько маленьких домов, назначение которых Виктории было пока что не понятно. Возможно, там были морг и операционные.

Услышав, что за нее поручилась Агнес Кук, медицинские работники без лишних слов выдали униформу: платье с белым передником и белый платок для волос. Как Виктория ни старалась, снять неудобный корсет ей так и не удалось: Эффи слишком туго затянула шнурки, а просить помощи у малознакомых людей не хотелось. Еще не хватало, чтобы ее увидели полуголой, и это в девятнадцатом веке. Пусть и немного альтернативном. Поэтому так и натянула мешковатое платье поверх корсета. А вот с платком смирилась. В конце концов, она сейчас находится в больнице, а там существуют санитарные нормы. Для полного комплекта не хватало лишь перчаток. А их изобрели уже вообще? Судя по всему, нет.

– Умеешь хоть что-нибудь? – сухо и без особого интереса поинтересовался пожилой усатый врач, когда Виктория следом за одной из сестер прошла в небольшой кабинет.

– Да!Я…

– В крыло с ранеными солдатами ее, – скомандовал он сестре милосердия, даже не желая дослушать. – Горшки выносить.

Не успела девушка «обрадоваться» привалившему счастью, как сестра потянула ее за собой в левый корпус госпиталя, в котором и размещали покалеченных бойцов.

А Виктория уже и не сопротивлялась: жизнь в данный момент напоминала ситуацию, когда ты после долгого и тяжелого дня сел не в тот автобус, и он повез тебя без остановок непонятно куда, но ты уже настолько бессилен, что тебе до лампочки.

На ходу сестра принялась обучать новенькую.

– Не спорь, не сунь нос куда не надо. Рабочий день может закончиться в шесть, а может – в десять. Твое дело простое: делай все, что скажет врач.

– А если он ничего не сказал?

– Как же нет? Горшки ночные убирать. Что кривишься? Да ты не принимай на свой счет, милая. Мистер Грин всегда так говорит и всем. А на самом деле рук не хватает. – Она вздохнула. – Многие сестры не умеют ничего. Приходится учить элементарным вещам.

– Но почему больница не принимает женщин и девушек, уже обученных сестринскому делу?

– Да где же ему учат?

Виктория оставила ее вопрос без ответа и просто приняла это как данность: в том времени, куда она попала, много чего еще не было, и с этим стоило лишь смириться.

Коридор первого этажа левого крыла больницы, куда привела девушку сестра, был ярко освещен солнцем. В воздухе летали пылинки. Побеленные стены, чисто вымытые полы. Пахло вареной брюквой вперемежку с хлоркой. Где-то за углом гулко хлопали двери и эхом раздавались шаги.

Пронзительный крик раненого солдата из какой-то палаты совсем рядом заставил сердце сжаться. Сестра, завидев как переменилась девушка в лице, снисходительно покачала головой.

– Бояться не нужно.

– Я и не боюсь. Просто… Непривычно. Пока что.

Она соврала. Было страшно. Виктория и подумать не могла, что окажется среди полуживых людей, да еще и будет обязана облегчать им боль и страдания всеми возможными способами. А под «всеми» подразумевались наверняка куриные бульоны и компрессы: вещи, не сильно помогающие умирающим.

Крик больного перешел в стон, а через пару секунд и тот вовсе смолк. Виктория постаралась сосредоточиться на других вещах: здесь она может найти хоть какую-то информацию о мужчине с пленки, завести полезные связи, заработать денег в конце концов. Нужно просто отбросить в сторону эмоции.

Она глубоко вдохнула и поспешно выдохнула. Сестра указала на палату, самую последнюю в конце коридора, где была необходима помощь, и убежала по другим делам, оставляя девушку одну.

Палата оказалась огромной: в ней теснилось кроватей сорок, не меньше. Виктория мысленно сравнила ее с ангаром. На койках лежали или сидели мужчины, все как на подбор молодые. Кто-то спал, кто-то вел диалог, кто-то читал библию. Сестры милосердия – Виктория насчитала пятерых – лишь мельком глянули на нее и продолжили ухаживать за больными.

«Понятно, с новенькими тут нигде не церемонятся, – подумала Виктория и поморщилась. – Придется сразу все брать в свои руки».

Девушка решительно шагнула к ближайшей кровати.

– Здравствуйте… сэр. Чем я могу вам помочь?

Сэр никак не смахивал на сэра в полной мере. Это был молодой человек примерно одного с Викторией возраста. С изящными тонкими чертами лица. Густые рыжие волосы до плеч, которые подчеркивали и без того бледный цвет лица, рассыпались по подушке в старой застиранной и заштопанной наволочке. Виктория бывала пару раз с приемными родителями в Ирландии – стране рыжих – но никогда не встречала мужчин с волосами такого шикарного светлого оттенка.

Раненый не проронил ни слова. И даже не моргнул. Он лежал и стеклянными глазами смотрел в потолок. Взгляд Виктории зацепился за нетронутую жестяную миску полужидкой и, судя по запаху, горелой каши на прикроватном столике: завтрак в больнице разносили ранним утром.

– Давайте я помогу вам поесть. Иначе не успеете – каша застынет.

Позади раздался смех.

– Успеть поесть! Он теперь успеет только душу праотцам отдать.

– Видите, сестра, уже готовится! Даже стишки для Бога написал.

Рядом с миской и правда лежала толстая тетрадь в кожаной обложке, заляпанная чернилами, и металлическое перо. Чернильницы не было.

– Как вам не стыдно. Человек ранен, возможно, и правда умирает, – Виктория обернулась к мужчинам, которые смеялись, и покачала головой.

Оба были вполне себе живыми. Один, лысый и толстый, с пальцами-сосисками, ограничился повязкой на груди, другой, с носом, как у хищной птицы, – перебинтованной рукой.

– Так тут все такие, сестричка. Умираем. Все с одной войны вышли, – ухмыльнулся лысый.

– Вот только мы в афганцев из ружей стреляли, а он что делал? Хорошо быть сыном богатого папаши, – ехидно поддержал носатый.

– Какие вы… – Виктория запнулась и после короткого замешательства произнесла: – Жестокие.

– Да и ты что-то не смахиваешь на сестру милосердия, – тот, что с перебитой рукой, хохотнул. – Не распыляйся так, милая. Он даже не смотрит на тебя, защитница.

Виктория развернулась к лежачему парню. Он по-прежнему глядел в потолок, словно ничего не слышал.

– Может, меня покормишь? – лысый мотнул головой, напоминающей блестящий бильярдный шар, но, упершись в недовольный взгляд Виктории, снисходительно произнес: – Ну хотя бы газетку подай солдатику. – И кивнул на прикроватный столик.

Признаться, Виктории совсем не хотелось контактировать с этими, как ей показалось, противными людьми. Обвинять человека только за то, что он родился в той или, наоборот, не той семье – последнее дело. Но медсестра обязана помогать всем пациентам. Поэтому она подошла к столику лысого, который почему-то стоял у двери, а не у кровати, и взяла газету.

Бумага приятно царапнула кожу пальцев, в нос ударил химический запах краски. Целая история, подумать только! Наверняка такой экземпляр лежит где-нибудь в одном из музеев Лондона. Взгляд упал на дату, и глаза тут же отказались верить цифрам. На первой странице «Таймс» черным по белому было написано: вторник, двенадцатое июня тысяча восемьсот тридцать седьмого года.

«Я еще не родилась. Безумие какое-то».

– Ну? – вопросительно посмотрел на нее лысый.

Виктория молча протянула ему газету и снова вернулась к кровати безмолвного пациента. Чем-то он притягивал ее внимание, хотя за все время даже ни разу не посмотрел на девушку.

– Так что? Будете молчать? – она отодвинула край куцего клетчатого одеяла и присела на кровать солдата.

Этим действием Виктория наверняка тут же нарушила миллион правил этикета девятнадцатого века, но почему-то никто не отреагировал на ее поступок. То ли все были заняты собственными делами, то ли молодой солдат все же имел какой-то важный титул, что время от времени и помогало пресекать издевки. И, скорее всего, дело было именно в нем. Но почему тогда солдат лежит в общей палате, а не лечится дома с частным доктором?

– Я ведь медсестра. Вы обязаны отвечать, – попробовала Виктория надавить на него.

Тот молчал.

– Послушайте, сэр…

Виктория придвинулась ближе, и лежавший до этого неподвижно солдат напрягся и стиснул кулак. Девушка только сейчас заметила с другой стороны кровати костыль, приставленный к железному изголовью. Она тотчас же поднялась, поняв, что надавила на ногу и причинила солдату боль.

А он молчал!

Решив все же больше не трогать раненого, она подошла к соседней кровати. Совсем молоденький солдатик, чем-то смахивающий внешне на Чарли, оказался куда разговорчивее. Он представился, затараторил о прекрасной погоде, хотя и знать не знал, что там творится за пределами лазарета, попросил сменить ему повязку на голове. Виктория выдохнула: это она сможет сделать, хоть какая-то работа нашлась и для нее.

И работы этой потом было хоть отбавляй. Полдня девушка провела на ногах. Меняла повязки раненым, выносила мусор, протирала пыль, мыла полы. Она не была белоручкой и такой труд не казался чем-то противным. Приемная мать с детства учила ее одной мудрости: все работы хороши.

В обед все сестры милосердия отправились в столовую, которая напоминала небольшую кухню с подсобкой. Едва Виктория вошла туда, в нос ударил противный запах дешевой рыбы и жареного лука. Она решила не рисковать пробовать такой обед, несмотря на то, что все медсестры уплетали его за обе щеки. Сжевав парочку белых сухарей, она засобиралась покинуть столовую, но планы изменились, как только увидела на полке с продуктами две баночки. Заглянув в одну из них, Виктория чуть в обморок не упала от радости. Кофе! Получив от сестер одобрение взять хотя бы пол чайной ложки, она в предвкушении залила заветный порошок кипятком. Конечно, напиток и рядом не стоял с привычным для человека 21 века напитком. Но прямо сейчас Виктория и подумать не могла, что чашку одного из самого вкусного кофе в ее жизни она выпьет в больнице на задворках викторианского Лондона!

Остаток дня пролетел незаметно. Работы на нее свалили столько, что некогда было и присесть, не то что думать, как бы и где раздобыть информацию о мужчине с пленки. После парочки неудачных попыток она на время забросила это дело. В приют возвращалась, когда уже стемнело.

Оказалось, что даже короткая дорога до него таила в себе множество опасностей: по пути встречались пьяные моряки, бросающие на редких женщин неоднозначные взгляды, странные типы в длинных плащах и с наброшенными на головы капюшонами, девушки легкого поведения. Воздух был наполнен непристойными звуками, смехами и бранью, которые то и дело раздавались за закрытыми дверями домов. Воняло протухшей рыбой, дымом с фабрики и выгребной ямой. И нет-нет кто-нибудь да выплескивал содержимое ночного горшка прямо из окна на голову случайного прохожего.

В приюте Эффи встретила Викторию с распростертыми объятьями: оказалось, за день у нее накопилось несколько историй и сплетен, которыми так хотелось поделиться. Однако увидев, что новая подруга буквально валится с ног, Эффи почувствовала угрызения совести и отстала. Едва девушка коснулась головой неудобной твердой подушки, как уснула.

…К концу недели Виктории стало казаться, будто и не существовало никогда другого времени, где она жила, – настолько привычным стало все, что ее окружало. Это было… странно. То ли мозг в экстренной и непредвиденной ситуации решил быстренько перестроиться на новый лад, то ли… То ли что? Девушка и сама не знала ответ на этот вопрос. Главное – жива, а там уж как-нибудь постепенно придется разобраться со всем этим.

За прошедшие дни она еще больше сблизилась с Эффи. К работе в госпитале, к сестрам милосердия, раненым солдатам, нет-нет да рассыпающимся в комплиментах, молчаливым соседкам по приюту тоже почти привыкла. И даже на улице, где располагался приют, ее уже узнавали торговцы, фонарщики и крысоловы.

Однажды, ужиная вместе с Эффи в столовой вареной репой, Виктория внезапно поймала себя на мысли, что жизнь только-только по-настоящему начинается именно сейчас, а, значит, скоро все станет на свои места. Странная была мысль, но почему-то в тот момент она показалась ей единственно верной.

Спустя несколько дней ожидания и ночевки на полу у Эффи, Виктории досталась своя комната в приюте мисс Кук, за которую она обязалась платить по два шиллинга. Эффи не сильно нравилась коморка, куда переселилась ее подруга: она была чуть ли не вдвое меньше ее комнаты и к тому же располагалась на последнем этаже, смахивающем на мансарду. Виктории же наоборот пришлось по нраву ее скромное жилье, она здраво заметила, что кто-то называет такое место «чердаком», а кто-то – «пентхаусом». Нужно только посмотреть на него под другим углом. И пусть Эффи не поняла значения слова «пентхаус», она согласилась с подругой: та наверняка грамотнее и знает, что говорит.

Несмотря на то, что работа в больнице Святого Фомы отнимала практически все время, отказаться от нее Виктория не могла. Поэтому поездку на Ньюкомен-стрит пришлось отложить до первого выходного. Эффи со своей стороны тоже изо всех сил пыталась помочь найти Эдварда. Оказалось, у нее были неплохие связи с торговцами, портными, рабочими фабрик. У всех она интересовалась, знают ли они что-либо о некоем Эдварде, который наверняка разыскивает свою возлюбленную. Но все было тщетно.

Не клеились дела с поиском и в больнице. Медперсонал оказался крайне несговорчивым и даже молчаливым. Узнать хоть что-нибудь у них тоже не получилось.

Большинство солдат-пациентов оказались неместными. Они прибыли в Лондон на лечение после ранений в Афганистане: первая англо-афганская война началась три месяца назад по приказу короля. Разумеется, никто из них не слышал об Эдварде с видеопленки. И тем более не знал, что за птица такая – видеопленка. А объяснить даже на пальцах о вещи, которой, кажется, тут еще и не существовало, было сложно.

Пустые разговоры в больнице Викторию мало интересовали. Но, несмотря на это, мужчины любезничали, строили глазки и игриво крутили усы и бороды, как только девушка появлялась в их палате.

Так поступали все солдаты крайней палаты левого крыла, кроме одного. Того рыжеволосого. И своим безмолвием и отстраненностью он привлекал Викторию.

С первого дня знакомства (если, конечно, это можно было назвать знакомством) солдат с раненой ногой так и не проронил ни слова. И так, и эдак девушка пыталась вывести его на разговор. Даже была мысль, что парень попросту немой. Однако немой вполне себе неплохо односложно реагировал на вопросы доктора. Но всякий раз после ухода врача снова принимал обет молчания.

Из принципа Виктория не спрашивала у других, кто такой этот парень, а по имени никто к нему не обращался. Виктория не привыкла к тому, что ее откровенно игнорировали. Ни разу за всю жизнь она ни за кем не бегала, никого ни о чем не просила, а тут какой-то юнец вот так просто берет и не реагирует на нее!

Долго так продолжаться не могло, и она решила схитрить. Сегодня, ранним субботним утром, Виктория принесла в больницу пузырек с чернилами, которые купила на одолженные у Эффи деньги.

После завтрака девушка поставила его на прикроватный столик молчуна рядом с тетрадью и пером. Сама же подошла к койке его более разговорчивого соседа, делая вид, что поправляет сбившуюся простынь. А сама искоса поглядывала на парня, ожидая его реакции. Но солдат даже не посмотрел на чернила, лишь закрыл глаза, задумавшись о своем.

«Ах ты вредная морковка!» – раздраженно подумала Виктория и едва ли не топнула ногой от недовольства.

Никогда ранее она не встречала человека, у которого бы и волосы, и брови, и даже ресницы были одного цвета – рыжего. Но не ржавого, не ярко-огненного, а очень светлого, отчего его кожа лица казалась фарфоровой, слегка припудренной веснушками.

– Нет, вы только посмотрите, какие цены на квартиры! Четыре фунта в неделю! – пожаловался лысый напротив своему соседу по палате, тряся газетой в руке.

– Да траурная церемония стоит столько же! Где это видано! – согласился тот. – Схватил бы пулю в голову – и похоронили бы тебя. Дешевле вышло бы.

– Да и комнаты не шибко бюджетнее. Кто-то просит за соседство в квартирке на Бейкер Стрит аж девять фунтов! Нет, ты слыхал?

– Неподъемные цены, – поддержал остроносый и укоризненно зацокал языком. – Всю военную пенсию выкладывать за проживание!

«Знала бы, что Шерлока Холмса не существовало в реальности, подумала бы, что это он дал объявление», – мысленно улыбнулась Виктория.

Она поправила передник и направилась к другой койке.

– О! Снова оно! – лысый солдат удивленно присвистнул. – Клянусь короной, я это странное объявление уже не в первый раз вижу.

– Что за оно? – вытянул шею сосед с перебинтованной головой.

– Так… Порядочный джентльмен… Тра-та-та… Сдает комнату на Ньюкомен-стрит… Ага! Вот! Прошу беспокоить только розу, знающую все о квантовом скачке и пространственно-временном континууме.

Виктория встрепенулась. Рука дернулась в сторону и едва не снесла с прикроватного столика миску с остатками прилипшей холодной овсянки.

Некий джентльмен хочет увидеться с розой? Предположение превратилось в ясность, кровь прилила к лицу, а сердце заколотилось как бешеное. С ней! А под квантовым скачком наверняка подразумевается путешествие во времени и пространственно-временном континууме. И хоть Виктория почти ничего не смыслила в этих терминах, сомнений не оставалось: это Эдвард с пленки дал объявление в «Таймс»!

– Что?! – чуть ли не крикнула Виктория, развернувшись на каблуках к койке лысого и едва не упав.

Солдаты удивленно уставились на нее. Одна из сестер, находившаяся в другом конце палаты, от неожиданности выронила жестяную миску, которая со звоном упала на пол. Виктория собрала в кулак все свое спокойствие и самообладание, прочистила горло и невозмутимо пояснила:

– Ох, простите. Мой… дядюшка… да, дядюшка живет на Ньюкомен-стрит. Он, знаете ли, немного не в себе. Старческий маразм. Вот и удивилась: не он ли дал это объявление в газету?

Медсестра покачала головой, а солдаты снова вернулись к своим делам: разговорам, чтению или сну. Остроносый авторитетно закивал:

– Знал я одного такого. Это все бесы.

– Чего? – поморщился лысый. – Бесы? И что с ним сделали?

– Ну, заперли в тюрьме года на два. Это теперь для таких, как он, условия комфортные. Больницы, видите ли, специальные! А вот раньше…

– Какой там точный адрес указан, сэр? – ласковым голосом поинтересовалась Виктория, перебивая солдата и подходя к его кровати.

Лысый прищурился, всматриваясь в помятую страницу газеты.

– Ньюкомен стрит. Дом шестьдесят пять «бэ». Твой дядюшка что ли? – присвистнул от удивления остроносый, уловив изменения в лице девушки.

– Что? Ах, нет. Мой живет в другом доме.

Она кашлянула и поправила платок на голове.

– Повезло, повезло. А то я слыхал, что такие болезни, ну…психические или как их там… словом, передаются по наследству, – он покосился на Викторию.

– Ну собачий хвост! – воскликнул лысый и отложил газету. – Сам же сказал, что бесы это все! – он подмигнул Виктории, а та в ответ улыбнулась.

– В любом случае, здоровый джентльмен не станет писать такое странное объявление, согласись, – заметил остроносый.

– Хм, пожалуй. А слова-то какие: квантовый скачок, пространственно-временной конт… конте… континентум!

– Континуум, идиот!

– Да какая разница! Слова-то громкие, а толку от них? К чему это вообще?

И тут молчавший все время рыжий внезапно подал голос:

– Не стоит недооценивать силу громких слов.

Виктория обернулась. Их глаза встретились. Стеклянный взгляд солдата разбился на осколки. В глазах была искра интереса. Или не только его? На миг Виктории показалось, будто парень знал, что объявление адресовано ей. Виктория прищурилась и как можно более безразлично спросила:

– Сэр, вы что уже вышли из экзистенциального кризиса?

Позади раздались смешки.

– П-предпочитаю называть это меланхолией или же «настроением ля-минор». Так более п-поэтично, – одними уголками губ улыбнулся солдат.

«Он немного заикается. Стесняется? Чего-то боится?» – предположила Виктория, а вслух спросила:

– Что вы имели в виду, сэр? Насчет громких слов.

– Вы прекрасно знаете, что я имею в виду. Роза.

Сердце в груди снова ухнуло.

– Сэр?

– Второй виконт Генри Мельмот. Сын генерал-губернатора Индии и п-первого виконта Томаса Мельмота.

ГЛАВА 8

О ЗНАКОМСТВЕ

Виконт в общей палате с простыми солдатами?

Не то чтобы Виктория разбиралась в титулах, но слово «виконт» говорило само за себя: точно не из простой семьи парень. А еще и отец генерал-губернатор.

Несмотря на то, что в словах Генри не послышалось и капли гордости, хвастовства или презрения, лысый подавил смешок, а остроносый хмыкнул. Веснушчатый виконт изо всех сил пытался сохранить невозмутимость, но все же щеки его зарделись. Он стыдливо отвел взгляд.

Вероятно, прямо сейчас Генри Мельмот чувствовал себя куда хуже, чем если бы стоял голым посреди больничной палаты. Скрыться (а еще лучше – провалиться сквозь землю) было невозможно: с раненой ногой и на костылях далеко не убежишь.

Солдаты напротив зашептались. Шепот вышел нарочито громким.

– Говорит так, словно виконт – это пуп земли, перед которым все должны расшаркиваться и делать книксен, как перед королем.

– Так то ж сын генерал-губернатора, не песье отродье.

– И что же ему папаша личного лекаря не нанял?

– Известно почему: стыдно за такого сына!

– Да ну его. Смотри, в спортивной колонке пишут, что чемпионами графства по крикету…

Девушка сделала вид, что пропустила мимо ушей все колкости в адрес Генри и как можно любезнее произнесла:

– Приятно познакомиться, сэр. Вы не против, если я осмотрю вашу ногу, сэр? Виконт? Мистер?