Невероятный Адам

О молодом священнике

О древнем, наполненном богатой историей городе среди священников часто ходили мрачные слухи. Город дьявола – говорили в церковно–приходских школах и монастырях юные послушники. Существование церквей в городе доказывалось только постоянными прошениями послать из соседних городов священников, с которыми позже связаться уже не получалось. Город был маленький, далекий от всего мира, и власти долго закрывали глаза на странные исчезновения и суеверные слухи. Пока жертв не стало слишком много. Прошло целое десятилетие с момента пропажи первого священника, но большие начальники из Москвы, почему-то хотели разобраться с этим делом тихо, без лишней огласки.

Адам прилетел поздно. Сентябрь в городе был холодным и давил на грудь, пришлось кутаться в шарф по нос и греться надеждами на скорый сон. Отец Владимир, принявший Адама на работу, даже увидеться с ним не захотел, по телефону объяснил, что делать нужно будет. Адам заехал в съемную квартиру, забрал ключи, оставил вещи, и поехал по приказу отца Владимира работать. Странная работа – в морг ходить и за усопших молиться.

Расплатившись с таксистом, Адам поднялся по ступеням, миновал стоящую на крыльце пепельницу с тлеющим окурком, и вошел внутрь.

Морг выглядел так, как Адам его себе и представлял. Бетонные серые стены коридора принимали на себе тени пустующих каталок, ледяной свет в совокупности с низкой температурой заставлял продрогнуть, а в углу, за широким столом сидел молодой человек возрастом где-то двадцати лет. На спинке его стула покоился больничный халат. Заслышав скрип дверей и аккуратную поступь священника, молодой человек поднял глаза от конспекта, старательно списанного с экрана телефона.

Из вежливости Адам сделал несколько шагов ему на встречу. Вопрос был излишен. Пальто священник не застегивал и под ним можно было заметить сутану с белым квадратом на воротнике. Молодой человек тут же кивнул, разглядев одеяния и закатал рукава толстовки в, казалось бы, привычном жесте.

– Вы здесь работаете, – догадался священник, – меня зовут Адам…

– Максим, – коротко ответил молодой человек, – а я все думал, кого на этот раз отправят выполнять эту грязную работу.

И Максим протянул руку в знак приветствия, не поднимаясь со стула. Адам ее пожал.

– Любая работа достойна уважения, – нравоучительно ответил священник.

– Да, только с церкви никого сюда палками не загонишь, понаберут брезгливых святош.

Он взял в руки телефон и начал водить по экрану пальцем.

– На вашу работу тоже не стоит очереди.

– Дверь за твоей спиной, – Максим кивнул и вновь уткнулся в конспект, пытаясь не глядя найти пальцами ручку, – там их пять или шесть…не помню. Все трупаки, кто в сто первом, на кладбище поедут завтра, не ошибешься.

Когда стало очевидно, что большей информации от Максима Адаму ждать не следует, священник направился в кабинет сто один.

Стоило ему отвернуться, как воздух вылетел из легких, сжав их, будто бы пакет. На секунду в груди Адама образовался вакуум, будто бы кто-то стоит прямо за его спиной и тянется к его шее.

Адам почувствовал холодное дыхание на своей шее, потерял воздух вокруг себя, и резко обернулся, вытащив из карманов руки. Максим, нахмурив рыжие брови, листал конспект и нецензурно выражался одними губами, пока его пальцы все еще искали ручку, заправленную за ухо. Ничего пугающего за спиной не было.

Должно быть, предрассудки об этом городе измотали Адама, довели его до нервного состояния. На протяжении всего полета он думал о своих предшественниках, пропавших священниках. В результате, Адаму действительно стало казаться, что вокруг него таится какая-то опасность.

Но морг был тих и одинок, каким и должны быть морги. Слишком мрачен, слишком уныл, не более того. Сделав глубокий вдох, Адам успокоился и вошел в кабинет.

На железных столах, накрытых белыми простынями, лежали покойники.

Тел действительно оказалось шесть и Адам не мог понять, как Максим мог забыть такую простую цифру. Но шестое тело было каким-то не таким. Его колени были согнуты, спина сгорблена, руки, как можно было судить по силуэту, выпирающему из-под ткани, скрещены, а голова, будто бы чуть приподнята. Встав рядом с ним, Адам некоторое время думал, стоит ли ему сначала прочесть молитву или привести усопшего в должный вид. Ему не хотелось выполнять работу Максима или кого-то еще из сотрудников морга, не из-за брезгливости, а из-за ненависти к любому пренебрежению своих обязанностей. Однако, если для церкви положения тела окажется принципиальным, придется возвращаться или еще хуже, ехать за телом на кладбище и молиться у его могилы. Адаму этого не хотелось, у него была другая работа помимо постоянного общения с мертвецами.

Приняв решение, священник аккуратно поднял край ткани и откинул его от лица трупа.

Это была девушка. Чуть бледная, но в остальном практически живая. Хорошо накрашенная, совершенно неподготовленная к погребению, девушка была в одежде, в которой, скорее всего, умерла. Адаму показалось, что ее рот и глаза даже не были зашиты. Он взял тело за плечи и положил его на спину.

И в тот момент тело поднялось. Село на стол, впилось в Адама мертвенным взглядом, и открыло рот.

Пронзительный крик эхом пролетел по комнате. Тело спрыгнуло на пол, запуталось в ткани, свалилось, не переставая при этом извиваться и визжать.

Быстро обогнув его, Адам видел, как мертвая девушка приподнялась на локтях и наблюдала за ним.

– Вы кто? И почему вы меня лапаете?

Сев, девушка разгладила черное тонкое платье и смущенно прикрылась тканью. От неожиданности у Адама не было слов ответить.

– Что там происходит? – из коридора послышались шаги. – Кто там опять орет? Всех соседей перепугаете!

Дверь в кабинет быстро открылась, впустив внутрь Максима. Его взъерошенные волосы и хмурый, сонный взгляд, обрамленный кругами под глазами, прошелся сначала по Адаму, потом по девушке, которая все еще удивленно хлопала глазами.

Максим обошел Адама и развел руками.

– Лиля! – гневно произнес он, – опять?

И студент направился к девушке, чтобы помочь ей подняться. Адам наблюдал, как Максим распутывает белую кань, освобождая ноги Лили от плена и ставит ее на ноги.

– Кто просил спать в сто первом? Напугала бедного святошу! – Максим обернулся к Адаму, – Я надеюсь, ты над ней не молился? Потому что она не мертвая. Это Лиля. Я пускаю ее ночевать иногда, пока ей комнату в общаге не выдали.

Адам медленно выдохнул и прикрыл глаза. На несколько секунд ему действительно показалось, что перед ним был труп.

– Не молился. – прошипел он сквозь зубы. – Здравствуйте, Лилия.

– Можно Лиля, – кивнула незнакомка, смущенно улыбнувшись, – извините, пожалуйста, я не хотела вас пугать.

У Лилии были очень тонкие черты лица и какая-то божественная, неописуемая красота, нарушенная лишь спутанными волосами, но это нисколько не убавляло ей изящества. У Лилии были темные волосы и ледяные глаза, от которых Адам чувствовал холодное покалывание в пальцах.

– Не могли бы вы в следующий раз спать в другой комнате? – попросил Адам. – Чтобы в случае моего появления, мы не мешали друг другу.

Лилия сконфужено кивнула и спряталась под густыми ресницами, будто бы ее ругали. Адаму стало чуть совестно, так что он быстро попытался исправиться.

– И давно вам не могут выдать комнату? – поинтересовался он.

Бедная девушка, напуганная больше, чем сам священник, подняла свои ледяные глаза и застенчиво улыбнулась.

– Три года.

Лили поправила кардиган на плечах и застегнула две пуговицы. Ладони от холода спрятала в рукава.

– Помимо Лили, – ворчливо напомнил о себе Максим, проверяя время на телефоне, – ты за всех помолился? Если да, то вали давай. Нам завтра еще на учебу.

Сжав зубы, Адам улыбнулся Максиму и застегнул пальто. Он и сам не желал оставаться в морге слишком долго, а бестактность студента дала ему возможность побыстрее уйти от бессмысленной работы. Придумали ведь, за упокой мертвых молиться! Очевидно, усопшим уже все равно, стоит над их телами Адам или нет.

– Конечно, – сказал он кратко. При общении с таким человеком как Максим соврать было не грех, – обо всех пяти покойниках. До свидания.

Коротко кивнув обоим, священник развернулся и быстрым шагом направился к выходу. Странная была ночь.

– Еще раз извините, – прощебетала в след Лиля.

Когда силуэт Адама в стекле двери скрылся из виду, Лиля осторожно подошла к Максиму.

– Я не виновата, – заявила она.

– Ты никогда не виновата. – со вздохом студент выпустил изо рта немного пара.

За их спинами раздалось какое-то шуршание. Обернувшись, Максим с Лилией увидели, как одно из тел поднялось с железного стола и, оглядевшись, огорченно выдохнуло.

– Он соврал. – поговорило оно печально. – Он за нас не помолился.

– Не переживай. На кладбище ты его еще увидишь. – Заверил Максим.

Мимо них, неспешно шагая, прошел босой человек в больничной пижаме. На плечах его была старая, измазанная в чем-то красном куртка, а в правой руке пачка сигарет «Парламент».

– Куда? – строго спросил Максим.

Человек повернул к нему голову.

– Можно покурить, шеф?

– Нельзя. Еще и двух часов ночи нет, только стемнело. Давай обратно в холодильник. И ложитесь обратно, до часу ночи чтоб я никого из вас не видел!

Разочарованно опустив взгляд в пол, труп засунул сигареты в карман куртки и поплелся обратно по холодному коридору.

О звонке

Работать в ночную смену – утомительное занятие, а в этом городе еще и опасное. Тем не менее лучше быть утопленным или заживо закопанным, чем вставать в девять утра пять дней в неделю, а то и все семь, чтобы развозить таким же смертникам–работягам, как ты, еду.

Так считал Влад – высокий темноволосый ловелас проклятого города, который, в свободное от общения с девушками время развозил пиццу и был, что важно, единственным ночным доставщиком. Не нашлось еще одного такого высокомерного дурака на целый город, которому жизнь была не дорога.

Иногда Влада удручало его положение. Конечно, от своей любимой работы он никогда бы не отказался, да и не мог, потому что в любое другое место его бы не взяли, но порой, сидя в машине возле ресторана и ожидая доставки, ему становилось до смерти скучно. В такие ночи Влад был единственным, кто проводил время в одиночку. Мимо, маняще мигая, проносились кареты скорой помощи и полицейские машины. Им точно было не скучно ехать по работе со своими напарниками. В такие смены даже катафалки вызывали приступы душащей завести.

Но у Влада была его машина и, провожая глазами проезжающий мимо бездушный катафалк, Влад ласково погладил руль прежде, чем уйти к ресторану, в котором он работал. Повара особо не разбавляли его тоску. Словно призраки, они ходили по кухне, убирая посуду, и при первой удобной возможности валились на стулья, будто кто-то вытащил из них батарейки. Повара были хуже покойников, но они делали кофе.

– Опять? – крикнул кто-то недовольный с кухни, когда Влад открыл дверь черного хода, – опять мыть за тобой кружку?

– Уж будь добра, дорогая, – ухмыльнулся доставщик и напрямую прошел в зал, попутно расстегивая куртку, – сегодня на шестом канале ночь живых мертвецов, и я надеюсь…

Звонок, оповещающий о новом заказе, раздался прежде, чем Влад успел закончить.

– Оп, – голос с кухни повеселел, – я налью тебе кофе с собой.

Адрес доставки, к которому на огромной скорости ехал Влад, чтобы развеять скуку, показался странным еще в ресторане. Не то чтобы доставлять пиццу ночью приходилось в обычные дома, Влад несколько раз заезжал даже в морг, но ни разу в отделение хирургии.

В попытках припарковаться, доставщик то и дело краем глаза улавливал прозрачные силуэты, бродящие между корпусами единственной в городке больницы, но уже не обращал на них никакого внимания. Стоило лишь повернуть голову, как силуэты исчезали, а голову тут же посещала мысль о медленно ползущей в сторону безумия крыше.

Вытащив ключи, Влад вышел из машины и хлопнул дверью. Закрывать ее не стал, уверенный, что его девочка ни за что не подпустит к себе незнакомцев.

За стойкой регистратуры, сопела медицинская сестра с отвисшими щеками. Ее усталое, но смиренное лицо расчертили морщины вдоль и поперек, а круглые очки грозились упасть с носа и разбиться об пол.

Заметив старушку еще с улицы, через окно, Влад аккуратно приоткрыл дверь, зашел внутрь, надел бахилы и на цыпочках подкрался к стойке регистратуры, стараясь не шуршать ногами. После чего громко и с наслаждением ударил термосумкой по столу.

– Принимайте! – сказал он так торжественно, как полагалось очень истосковавшемуся хоть по какому–то общению человеку.

Медсестра от шума, мгновенно проснулась и, будто по инерции, перекрестилась. Почему-то костяшками пальцев. Потом поднялась со стула и посмотрела на Влада сквозь толстые очки, распахнутыми испуганными глазами.

– Здесь нельзя шуметь! – Выкрикнула она, – нельзя, молодой человек! Имейте совесть! Никакого уважения к больным! Вы кто?

Доставщик озадачено почесал левую бровь, после чего вытащил пиццу, два салата и большую бутылку вишневой газировки.

– Доставка. Обо мне должны были предупредить.

Глаза, увеличенные через стекла окуляров, удивленно захлопали.

– Как это? Какая доставка? Кому?

Влад похлопал ладонью по коробке.

– Пиццы. Нам звонят, мы привозим. Откуда я знаю, кому? Пациенту, наверно…

– Здесь нельзя пиццу! – Пропищала медсестра, ударив указательным пальцем по своему столу. – Нельзя. Имейте совесть! Здесь лечатся! Здесь диеты! Имейте совесть, не искушайте пациентов! Как можно быть таким циничным мальчишкой? Это вам шутки?

Мальчишка чуть неловко потрогал свою щетину на подбородке и через стекло оценил свою двадцативосьмилетнюю рожу.

– И врачи не заказывали? – Уточнил он.

– Имейте совесть! – Воскликнула медсестра, будто бы говорила с Владом на другом языке. – Врачи не травят себя так безбожно! Они все взрослые умные люди! Поучиться бы…

Удерживаясь от того, чтобы спросить, как божно себя травят врачи, Влад залез в карман рукой, вытащил оттуда телефон и принялся проверять номер заказа, адрес доставки и имя заказчика.

– Неужели разыграли? – пробурчал он себе под нос. – Не пойму…

– Что бы вы понимали! Немедленно уберите телефон! – Медсестра начала краснеть от возмущения и ткнула карандашом в упаковку салата. – И отраву свою забирайте! И сумку! Имейте совесть, здесь стерильно!

Из-за угла со стороны лестницы вышел мужчина в больничной пижаме и банковской картой в руках. Шоркая тапочками, он спокойно, но немного неуверенно, шел в сторону медсестры и Влада.

– Наконец–то! – доставщик нетерпеливо сунул телефон в куртку, – заказ ваш?

– Мой, – кивнул мужчина подходя ближе.

– А что тогда не предупреждаете этого… цербера… – Влад развернулся к медсестре и тут же прогладил свои слова.

Старушка быстрым движением сняла очки и начала безостановочно креститься. Опять костяшками пальцев.

– Спаси и имей совесть, спаси и имей совесть…– зашептала она под нос, после чего без сознания упала на пол.

Влад сразу же бросился к ней, желая помочь, но удар лбом о кристально чистое стекло, заставил доставщика отшатнуться.

– И часто так?

Заказчик лишь махнул рукой.

– Она у нас вообще странная. Куда прикладывать? – И помахал картой в воздухе.

Достав терминал, Влад протянул его пациенту, а сам не сводил глаз с медсестры. Ждал пока пойдет кровь, чтобы можно было спокойно и непринужденно поднимать на уши всех, только задремавших врачей.

Тем временем терминал брезгливо думал, стоит ли ему проводить оплату, после чего противно запищал и объявил о какой-то ошибке. Влад развернул его к себе.

– Карта заблокирована, – он чуть напрягся, – может быть, наличка есть?

– Есть, – опечаленно кивнул мужчина, – в палате. Только меня туда не пускают, почему-то.

Влад снова почесал левую бровь, после чего следка дернул за пирсинг, чтобы взбодриться. Боль дала ему ясность ума на несколько секунд и доставщик заметил в компьютере медсестры лицо заказчика. Боясь подтвердить свои худшие опасения, Влад просунул руку в окошечко и развернул монитор к себе.

На документе с именем, возрастом, группой крови и диагнозом стояла красным шрифтом впечатанная дата смерти.

– Э, мужик…– Влад развернул монитор к заказчику, – ты прости, но ты вроде уже три часа как мертв.

Мужчина обернулся к монитору.

Грустно было Владу, паршиво на душе. Из ресторана не позвонили, а значит, других заказов не было, а единственный клиент за ночь оказался не способным заплатить за пиццу, которую сейчас доставщик лениво жевал, сидя на ступеньках крыльца хирургии. Еще и платить пришлось из своего кармана. Одни расходы с этой работой.

– Ты прости меня, – заказчик, поникнув, сидел рядом, – я правда не знал.

Влад отмахнулся. Что тут ответишь, тем более, рот занят.

– А я ведь столько не успел сделать…

Снова молчание.

– И куда меня теперь? В морг?

Доставщик лениво сделал один глоток вишневой газировки, омерзительной на его вкус.

– А оттуда на кладбище, – припомнил он.

Заказчик поджал уже синие губы и молча смотрел как ветер колышет деревья, по небу рассекают кометами самолеты и мелькают из-под темных облаков звезды. В некоторых окнах уже зажгли свет темные силуэты, город постепенно просыпался. Если бы заказчик мог, он бы наверняка сделал бы глубокий вдох, так по крайней мере сделал бы Влад. И кто сказал, что перед смертью не надышишься?

–Вкусно? – наконец спросил труп.

– Вкусно, – пессимистично ответил доставщик.

– Я рад.

Влад закрыл коробку и принялся за менее интересные для его желудка салаты. Тем временем заказчик взял полупустую бутылку газировки и потряс ей в воздухе. После прижался ухом и закрыл глаза.

– Интересно, как там на кладбище? – спросил он, будто бы Влад знал.

А Влад, по счастливому стечению обстоятельств действительно знал.

– Знаешь, – доставщик развернулся к трупу и забрал у него бутылку, –тебя если навещать никто не будет, ты возьми у сторожа телефон и позвони мне. А то ночью на работе так одиноко и тоскливо, хоть в гроб ложись. Тебе наверняка весело будет, может и не вспомнишь меня. Но если живые тебя не сильно достали, если захочется узнать, что происходит в мире… звони.

История о пистолете

Посещать морг и молиться над трупами усопших стало постоянным занятием Адама на протяжении двух первых недель пребывания в городе. Он несколько раз просил Отца Владимира дать ему любую другую работу, но тот лишь закатывал глаза. И вот, снова знакомый маршрут, снова поздно, по промозглым улицам, сквозь фонарный свет, Адам шел интуитивно, уже не разбирая маршрута. Таксист не останавливался возле морга, высаживал дальше, возле пустынной остановке. Боялся. Народ в городе был пугливый, вздрагивающий от малейшего шороха. Адам спокойный и настороженный одновременно, шел по улице и изучал редких ее обитателей – бродячих собак. Сегодня он шел в морг по собственному желанию, а не из-за поручения. В руках у него пакет, в пакете плед. Маленький подарок для Лилии. Адам решил за ней поухаживать.

Максим, стоявший на крыльце, заметил его еще на другой стороне улицы. Окрикнул и быстро замахал рукой с тлеющей сигаретой между пальцев.

– Иди сюда быстрей! – студент покрутил на пальцах ключи, нервно оглядываясь к дверям морга, – будь другом, присмотри тут за всем, я в магазин хочу сбегать.

Поднимаясь по ступеням, Адам обратил внимания на часы.

– Время раннее, – заметил он равнодушно, – еще восьми нет.

– А зачем ты тогда приперся? – огрызнулся студент, – Я только тебя ждал, спать не ложился. Ты, если кого-то там хотел чем-то удивить…

И Максим хитро кивнул на пакет.

–…то мог бы найти время попозже.

Он кинул в Адама ключами и начал спускаться вниз.

– Теперь есть хочется жуть, хоть трупы грызи. Посиди с ними минут двадцать. Лилю не буди, она только реферат закончила.

Священник выставил руку и поймал ключи в воздухе прежде, чем они успели врезаться ему в лоб, куда совершенно точно целился Максим. Посмотрел на сцепку. Четыре ключа, от главного входа, задних ходов, и подсобки, сопровождались грудастой блондинкой в красном купальнике, которая маняще подмигивала любому, в чьих руках оказывается.

– Я не соглашался помочь, – предупредил Адам, открывая дверь.

– Помоги ближнему, – Максим уже распутывал наушники.

Священник вошел в пустующий коридор морга и решил осмотреть пространство, в котором разместился Макс.

Все предметы быта были поделены ровно на две половины. Половина прибывала в пыли, половина в хаосе. От этого священник чуть брезгливо поморщился. Он не был чистоплюем, нет, но любовь к опрятности ему прививали мальчишкой и теперь с этой навязанной чертой характера ничего не поделаешь. Не снимая перчатки, Адам стал раскладывать разбросанную канцелярию по краю стола.

Помимо него, стула и кресла, рядом стоял маленький холодильник, роутер и заваленный бумагами поднос для инструментов. Конспекты, курсовые, рефераты и контрольные яро захватывали все пространство.

Не в силах препятствовать любопытству, Адам заглянул и в холодильник. Достать до него было не трудно, кресло находилось как раз на расстоянии вытянутой руки от продуктов питания, розетки, маленькой тумбочки и радио. Помимо нескольких банок с энергетиками, в холодильнике стояло два молочных коктейля в маленьких коробочках, недопитая бутылка водки, пол буханки хлеба и пакет с творогом, скрепленный женской заколкой. Взглянув на белую лилию, прикрепленную к основанию крабика, Адам невольно улыбнулся. Заколка точно принадлежала Лиле и выглядела настолько новой, будто бы ни разу не закрепляла ее волос.

Где-то в коридоре хлопнула дверь. Адам тут же напрягся, но гордой осанки не потерял. Пора. Закрыв холодильник, он спрятал подарок за спину и вышел из угла охраны к дверям.

Дверь хлопнувшего кабинета, будучи чуть приоткрытой, слегка билась о собственный косяк, щелкая язычком замка. Рядом с ней находился человек с выпученными глазами и искаженным лицом.

Серокожий мужчина со швом буквой Y на груди, шатаясь, направлялся к выходу.

Адам на несколько секунд оцепенел. Некий животный ужас закрался внутрь него и не дал немедленно предпринять меры. Догадаться было легко – перед ним стоит труп.

Усопший сделал несколько шагов, после чего заметил священника и остановился. Зарычал в его сторону, но с места не двинулся. В ответ Адам спокойно поправил волосы, чтобы они не лезли в глаза, медленно убрал пакет на стол и периферийным зрением проверил, нет ли других приоткрытых дверей в коридоре.

Тогда с лестницы послышались шаги и вскоре на первый этаж спустилась Лилия с черной сумкой, перекинутой через плечо. В руках у нее была папка, которую она сосредоточено перелистывала, недовольно поджав губы.

Заслышав хрип, студентка подняла голову и наконец заметила усопшего. И он, заслышав шаги, тоже ее заметил. Обернувшись к лестнице, труп утробно зарычал, нервно дергая пальцами.

У Адама кровь отошла с лица в одно мгновение, и он был готов поклясться, что в первый раз за две недели работы мечтал, чтобы Лилии в морге не было.

Но она стояла. Безумно маленькая по сравнению с мертвым мужчиной.

– Куда собрался? – спросила она измучено.

Труп неразборчиво что-то прокряхтел, и у Адама сжалось что-то внутри. Сунув руку под пальто, он нащупал пистолет.

– Лилия, – предупредительно проговорил он, нахмурив брови, – отойдите.

Студентка его либо не услышала, либо проигнорировала, что было на нее не похоже.

– Зачем тебе главный? Комендантский час с шести утра, в одиннадцать вечера приходи. Сейчас видеть тебя не хочу.

Труп открыл рот и издал леденящий душу звук, после чего с ужасающей скоростью направился к Лилии, вытянув руки и растопырив пальцы, словно хочет выдавить ей глаза.

С молниеносной реакцией Адам вытащил пистолет и направил его на труп, но Лилия оказалась быстрее. Она замахнулась и ударила тяжелой папкой на шестьдесят страниц усопшего по голове, заставив его сменить траекторию движения и упасть на бок. После этого студентка спокойно взяла его за загривок, как котенка, подняла на ноги и потащила обратно в кабинет, из которого труп вышел.

Священник провожал труп прицелом, готовый в любой момент выстрелить. Но Лилия спокойно открыла дверь, из которой вышел мертвец, и толкнула его обратно. Адам не видел, что происходит в кабинете, но услышал тихо хихиканье нескольких голосов, и по спине побежали мурашки.

– Позакрывали рты! – прикрикнула студентка, – а то всех сожгу к чертовой матери в крематории!

И громко захлопнула дверь.

Обернувшись, Лиля хотела подойти к столу Максима, но, заметив Адама, испуганно взвизгнула и отшатнулась назад, будто бы собиралась сбежать в кабинет к трупам.

– У вас пистолет! – крикнула она, ткнув пальцем, – зачем священнику пистолет!

Адам был обескуражен не меньше. С него сбилась вся спесь, натянутое спокойствие исчезло, испугавшись голоса девушки, и он наконец смог оценить ситуацию, в которой находится.

– Усопший поднялся…– проговорил он тихо. – Почему усопший поднялся?

– Почему у вас пистолет?! И почему вы тыкаете им в меня!

Рассудив, что это действительно очень невежливо, священник опустил руку. Лилия чуть расслабилась и отошла от двери.

– И вы ударили его по голове папкой…

– Рефератом, – поправила девушка, – а церковь знает, что вы ходите с пистолетом?

– И часто у вас встают трупы?

– И как давно у вас пистолет?! Почему вы его вытащили?! Вы хотели в кого-то стрелять?!

– И вы здесь живете! – возмутился священник, вспомнив, что студентке не могут выдать комнату на протяжении третьего года.

Лилия недовольно поджала губы, выжидая, и он понял, что сейчас он не добьется от нее ответов. Адам убрал пистолет обратно в кобуру и поправил воротник сутаны.

– Позволите? – спросил он, указав на дверь.

Сначала девушка недоверчиво покосилась на священника, прижав свой реферат к груди, однако сделала несколько шагов от кабинета и молчаливым кивком пригласила Адама войти. Тот не стал долго медлить: собираться с мыслями – значит струсить, и Адам был уверен, что его инстинкт самосохранения, если дать ему хоть один шанс, быстро сгонит всю уверенность. Так что священник подошел к двери, приоткрыл ее, и сунул голову внутрь.

Дверь ударилась о чью-то подслушивающую голову. Адам смог увидеть лишь несколько блестящих глаз и местами серую кожу, полумрак не выдал ему полную картину. Кто-то что-то уронил, кто-то ударился об кого-то, застучали двери холодильников, и трупы, внимательно слушающие их с Лилией разговор, спрятались.

Адам кивнул и закрыл дверь. Некоторые вещи нужно было просто принять, не разбираясь в их природе.

– И часто? – спросил он Лилию.

– Каждую ночь.

Студентка оглядела морг, будто бы что-то задумала, с некой настороженностью и страхом попасться, а когда повернулась, Адам увидел блеск в ее глазах. Задумчиво стуча по реферату, студентка подошла чуть ближе. От нее веяло приятным, убаюкивающим холодом. Осторожный сквозняк, появившийся из ниоткуда, коснулся лица Адама, заставив его глаза слезиться. Он часто заморгал, пытаясь сохранить ясность зрения, но, почему-то веки стали непослушными. Лилия улыбалась, ее улыбка была размытой, не четкой, однако не менее прекрасной.

– Можно посмотреть пистолет? – спросила Лилия, протягивая почти прозрачную ладонь.

Адам чувствует, что не в силах поднять руку. Рука расслабленная, успокоенная, не слушающаяся. Он прикладывает усилия, чтобы вытащить пистолет. Оружие будто бы за кобуру зацепилось, не отпускает, вытащить себя не дает. Руки не слушают Адама, слабые руки, не способные сопротивляться. Лилия чуть расстегивает его пальто для собственного удобства и под ее нежностью пистолет, как игрушка, легким пером в ладонь опускается. Девушка ласково Адама по груди гладит, невзначай, когда из кобуры оружие вытаскивает. От ее прикосновений он слепнет. Черные круги перед глазами поглощают светлый коридор и саму Лилию, глаза ее исчезают во мраке и Адаму так приятно смотреть в эту промозглую, успокаивающую тьму. Холодная рука его ладони касается. Освежающий холод, приятный.

Адам не знает, что шагают его ноги. Он устал и хочет спать. Его пальцы мороз колет, приятный мороз по коже мурашками бегает от прикосновения Лилии. Она тянет его куда-то дальше, во тьму. Туда, где намного холоднее, и от ветра, дующего оттуда, у Адама ресницы слипаются.

Рука Лилии чуть дрожит, пальцы, как у мертвеца, сжались вокруг запястья священника браслетом. Адам это чувствует, чувствует, что дышать тяжело от холода, что горло сушит, что Лилии самой дышать таким воздухом больно. Острые иглы в горло впиваются и Адам тянется к своему пальто, пытаясь неуклюже снять его с плеч и передать девушке, чтобы она не мерзла…

Наваждение рассеивается, когда священник вырывает руку и уверенным шагом направляется к столу, на котором оставил пакет. Лилия все еще стоит у двери. Пистолет осторожно покоится в ее ладонях, она не смеет его рассматривать, неуверенная в надежности. И удивлено за Адамом наблюдает.

– Совершенно забыл, – священник взял пакет в руки, – я же пришел, чтобы отдать вам подарок.

Он оборачивается к Лилии, ожидая увидеть ее в конце коридора и резко вздрагивает, когда она оказывается возле другого конца стола. Студентка смотрит на Адама с нескрываемым непониманием в глазах, в одной руке пистолет. Священник старается улыбаться уверенно, хотя сильно нервничает.

– Я решил, что в морге достаточно холодно, – он протянул Лилии пакет, – так что…это вам.

Хлопая глазами, девушка взяла пакет в руки и вытащила плед. Для удобства пистолет положила на стол. Довольный собой Адам заметил, как осторожно она коснулась пальцами атласной ленты, после чего, завороженная положила ладонь на ткань, ощупывая ее. Священник забрал пистолет, вернул его в кобуру.

– В честь чего? – спросила Лилия, удивленная столь неожиданным подарком.

– Просто так.

С любопытством Лилия быстро развязала ленту и крепко укуталась в плед, с легкой улыбкой. От ее вида Адам покраснел, побелел, задрожал руками и, в конце концов, чтобы не выдать себя, спрятал ладони в пальто.

– Вы, должно быть, торопитесь на учебу, – только и проговорил он, стараясь не смотреть в глаза девушки.

Студентка кивнула и, подобрав плед, чтобы он не таскался по полу, побежала к выходу.

– Спасибо, – проговорила она, прячась за ресницами, – за подарок.

– Он все еще у вас на плечах, – напомнил Адам, – боюсь, в университете вас не поймут.

Лилия поджала обветренные губы и крепче вцепилась пальцами в плед.

– Может быть, – загадочно произнесла она, – в холодильнике бутылка из-под водки. Облейте их, если забуянят. До свиданья, и спасибо.

– Вам спасибо, – невпопад произнес Адам, наблюдая, как Лилия со смущенной улыбкой закрывает за собой дверь.

История о кладбище

Стоило Адаму зайти в церковь этого проклятого города, как его тут же развернули и направили к единственному кладбищу, где-то на отшибе. Таксист, старый усатый дядька, ловящий удачу возле площади, где стоял собор, узнав адрес тут же побледнел, но вести не отказался.

– Был бы кто другой – не поехал бы, – сказал водитель, заводя мотор, – днем не каждый поедет, а вечереет то теперь быстро, к темноте прибудем, батюшка. Но ничего, с вами, говорят, не страшно. Вас Господь бережет…

– Я не батюшка, – Адам понимающе улыбнулся, – суеверий у вас в городе много, да?

– Суеверий, не суеверий, а я как таксовать начал, так недели не прошло, ко мне ночью девушка садится в машину. Говорит, вези на кладбище, – они вывернули на дорогу, – тихая, скромная, сидит рядом, спереди, в такт музыке ногой качает. Только одета она грязно, некрасиво. Все рваное, как молодежь любит, пахнет еще так…странно. Не опрятно. И волосы растрепанные, на лицо сползают. Я отвез, конечно, что не отвезти. А она давай мне совать две коллекционные монеты. Говорит, такие можно в ломбард отдать. Старые – говорит. Я думал возмутиться, но что-то во мне запротивилось. Бог, наверно, отвел от беды. Вышла она из машины, назад волосы откинула и только в свете фар появилась, – таксист чуть замялся, – пол лица у нее…гнилое, разложившееся.

Содрогнувшись, Адам вспомнил мертвеца, напавшего на него в морге. Хотя, полноценным нападением это не было, мертвец даже пальцем его не тронул. Возможно, тот мужчина чувствовал себя униженным. Чужие люди без его согласия сняли с него одежду, помыли, положили в холодильник, после чего несколько раз беспокоили, чтобы забальзамировать. И естественные потребности, наверно, трудно контролировать, когда ты мертв…

– Может быть вас кто-то разыграл? – попытался успокоить таксиста Адам.

– А может и разыграл. Но запах…странный.

Подъезжать близко к кладбищу таксист все равно отказался и последнюю улицу Адам пересекал пешком. Священник не знал, чего ожидал увидеть, но тишина показалась ему обнадеживающей. По крайней мере здесь никто не ходил, противно порыкивая.

У калитки стояла девушка в бежевом плаще и толстовке с какими-то персонажами из японских мультиков. В руках она держала какую-то книгу. Чтобы убедиться в ее жизнеспособности, Адам посвятил на нее телефонным фонариком.

Девушка прищурилась.

– Вы, наверно, с церкви, такой недоверчивый, – проворчала она.

Священник убрал телефон.

– Извиняюсь за бестактность. Мне нужно было знать…

Девушка замахала на него рукой.

– Поняла я. Поняла. Меня Айгуль зовут, я сторож местный, даже ключи свои имею.

И она достала связку ключей, позвенев ей в воздухе, после чего открыла калитку. Адам двинулся за ней.

– От этого ключи, от того…– Айгуль навесила амбарный замок и засунула руки обратно в карманы. Потом тяжко вздохнула, –пройдемте?

Адам с облегчением заметил, что из ее рта шел пар.

Они шли по протоптанной, едва усыпанной песком тропинке, мимо крестов и надгробий. Из-за ветра, низкие деревья, посаженные на территории кладбища, чуть дрожали. Ему все казалось, что рядом кто-то есть.

– Так в чем у вас проблема? – осторожно спросил он.

– О, тут показывать надо. Вот, пришли уже.

Они встали возле одной из могил и Айгуль открыла свою книгу. Полистав ее немного, сторож наткнулась на закладку. Прокашлялась.

– Surge, miseram brat, loquor iens ut pedicabo ego vos super sepulchrum, et tu musca ex quasi cortex…

Ничего не произошло.

Недоумевающе посмотрев на могилу, Айгуль нахмурилась, затем ударила себя по ноге.

– Чертовы правила! – и она натянула капюшон, обернувшись к священнику, – всегда забываю про дресс–код! Surge, miseram brat, loquor, im ' iens ut pedicabo ego vos super sepulchrum, et tu musca ex quasi cortex.

Землю тут же начало подбрасывать вверх и вскоре высунулась полусгнившая голова.

– Чего надо? – спросил мертвец, – зачем перлися?

Адам отшатнулся от могилы.

– Господи, – перекрестился он, – говорящий!

– Хрен затнёшь! – заявила Айгуль, – главный рецидивист, всю статистику нам портит, поганец. На прошлой неделе два раза сбегал.

Она обернулась к голове.

– Господин священник пришел провести с тобой воспитательную беседу. И рассказать, куда отправляют мертвецов, если находят их за территорией кладбища.

Брови Адама тут же поднялись вверх.

– Я говорящих ни разу не видел. Только рычащих.

Айгуль развернулась на носочки и подошла ближе к священнику. Красивая темноволосая девушка, не очень высокого роста, задрала голову и чуть презрительно посмотрела на Адама.

– Ты, наверно, в морге мертвецов видел. Так это совсем другое дело! Понимать надо с вашей профессией. Давай, расскажи ему, как снаружи плохо.

Адам скосил глаза к голове, которая с интересом рассматривала территорию кладбища.

– Да навряд ли она меня послушает.

– Ты, если переживаешь, не переживай. Мы можем ему рот заклеить скотчем. Правда, только на время, но, я думаю, тебе хватит.

Из-под земли тем временем высунулись руки и начали медленно, тихонько, раскапывать землю.

– Чем трупы в морге отличаются от трупов на кладбище? – спросил Адам.

– У нас не трупы, – гаркнула Айгуль, – у нас останки. Понимать надо. Тебя, ничему не учили, получается, в твоей школе. Закапывают останки, полностью мертвых. А в морге лежат те, кто уже умер физически, но еще на пол пути к загробному царству. Что мне, лекцию читать? Я тут не для этого, для этого мне не доплачивают.

Тем временем останки раскопали себе хороших размеров ямку, вылезли из нее и, взяв с могилы цветы и несколько конфеток, направились в противоположную от сторожа сторону. Адам, увлеченный общением с Айгуль, не сразу это заметил, а когда заметил, останки были уже в трех – четырех метрах от живых.

– Надо же… убегает. – удивился он.

Айгуль тут же обернулась.

– Опять?!

Но стоило ей сделать несколько шагов в сторону останков, как мимо головы священника со свистом что-то полетело и врезалось в шею мертвеца. Голова тут же упала на землю, а тело подняло руки вверх, будто бы в него стреляли. Лопата, которой срезало голову, валялась не далеко от ног останков.

– Елена Игнатьевна! – обрадовалась Айгуль, – вы моя спасительница.

Адам обернулся.

К ним шла женщина где-то тридцати – тридцати пяти лет, ярко накрашенная, бледная как смерть, зеленая майка, явно не по размеру владелице, обтягивала большую грудь.

Елена Игнатьевна обошла живых и подняла с земли голову вместе со своей лопатой.

– Тебе повезло, что я до вечера задержалась, – пригрозила она Айгуль пальцем, – идемте в дом, холодно.

В каморке сторожа оказалось очень уютно. На окне сушились травы, подоконники были уставлены красивыми цветущими растениями, а с потолка свешивались гирлянды. Обувь пришлось оставить в прихожей, но ковер, теплый и мягкий, топил в своем длинном ворсе стопы. В теплом свету Адам смог разглядеть Айгуль и Елена Игнатьевну получше. Айгуль была невысокой щуплой татаркой с треугольным лицом и хитрым прищуром, у нее было асимметричное каре и красные от недосыпа глаза, а Елена Игнатьевна казалась полной ее противоположностью. Ростом она была с Адама, кожа ее была бледна, а черные длинные волосы спадали до бедер. Мешковатая одежда Айгуль оказалась рознью облегающим брюкам и майке Елена Игнатьевны. Как выяснилось во время их разговора, Елена была гробовщиком.

Непринужденную атмосферу разбавляло только тело, стыдливо сидевшее на стуле. Голова, обиженная и недовольная, была поставлена на тарелку, а тарелка встала на подоконник.

–Чай будет через минуту, – пообещала Елена Игнатьевна, кутаясь в пуховую шаль, –так значит, вы у нас недавно?

– Да, – кивнул Адам, – так и есть.

– Вам чай с медом или с сахаром? – Айгуль направилась к холодильнику, накрытому салфеточкой, –у меня еще есть сгущенка. Сгущенка с солью на вкус как соленая карамель.

– Я пью не сладкий, – вежливо отказался священник, – где у вас кружки?

– В тумбе, – махнула Айгуль куда-то в сторону, – только не вздумайте сами ничего доставать! Я женщина из деревни и, покуда жива, ни один мужчина в моем доме не будет к столу хозяйничать!

Кивнув, Адам сел на место.

– Если вы только приехали в город, то мы должны принести извинения, – Елена Игнатьевна выставила на стол сушки и несколько пирожных в пластиковом контейнере, – угощайтесь, я сама пекла. Право, так неловко вгонять вас в наши проблемы по приезду. Я обязательно напишу отцу Владимиру о его некомпетентности.

– Я думаю, он не прислушается, – ответил Адам, – меня, кажется, для того и позвали, чтобы я работал с тем, за что другие браться не хотят.

– Ко мне прислушается, – авторитетно кивнула Елена Игнатьевна.

Айгуль тем временем уже расставляла чайный сервиз на столе и, пока женщина не видит, подмигнула Адаму.

– Говорят, – сказала она шепотом, – Елена Игнатьевна была замужем за отцом Владимиром.

– Цыц там! – прикрикнула гробовщица, – я все еще молода!

Чайник засвистел, и Елена Игнатьевна принялась разливать кипяток.

– А мне чаю? – потребовала отрубленная голова с подоконника.

– А чай получает только тот, кто хорошо себя ведет! – заявила Айгуль.

– И часто у вас останки сбегают…спасибо, Елена Игнатьевна, – кивнул женщине Адам.

Обе в унисон вздохнули и даже как-то грустно переглянулись.

– Вольные они у нас, – Елена подошла к голове и погладила ее по волосам, – глупые, как дети или подростки, все им хочется бунта.

– Помрете, сами будете сбегать. Всех я вас в гробу видал, – начала дразниться голова, но сразу получила подзатыльник.

Адам улыбнулся.

– Нельзя таким тоном говорить с дамами, – заметил он.

– Я обращаюсь не к дамам! А к гражданам нашей великой страны, нашей бывшей империи, которую разворовали, разграбили, всех великих личностей убили! Или отослали! Вот Станиславский! Никогда не прощу того, что сделали со Станиславским…

Адам поднялся, взял со стола пирожное и засунул голове в рот. Голова сразу же выплюнула пирожное на свою тарелку и принялась слизывать шоколадную крошку.

– Ловко, – похвалила Айгуль, – вы не обращайте внимания, он у нас был студентом режиссуры. Крязанов, прекрати чавкать!

– Балуете вы его, – Елена Игнатьевна взяла священника под руку и подвела его к столу, – говоря о делах любовных…раз уж вы принялись обсуждать моих бывших, может быть, я могу поинтересоваться, есть ли у вас спутница жизни?

Адам лукаво улыбнулся.

– Ни девушки, ни супруги у меня нет. А что, неужели снова хотите замуж?

Елена Игнатьевна слегка смущенно засмеялась.

– Нет, конечно! А вот Айгуль…

Айгуль тем временем смешивала сахар, сгущенку, соль и мед в одной кружке с чаем и была так занята своим «зельем» что ответила, не поднимая глаз.

– У меня уже есть любовь, Елена Игнатьевна.

– Любовь у нее есть, – фыркнула гробовщица, после чего повернулась к Адаму, – ну, тогда я познакомлю вас с моей сестрой. Вы ей точно понравитесь. У нас такие мужчины как вы долго холостыми не ходят.

Адам, измученный незаданным вопросом, наклонился к Елене и Айгуль.

– А что с ними бывает? С теми, кого ловят снаружи?

– Сжигают, ясно дело, – говорит Айгуль, – а там уже не повеселишься. Сиди в темной вазе, да глазей в пустоту. Особо не погуляешь.

Сделав задумчивый глоток горячего чая, священник совсем расслабился в компании двух женщин и одного мертвеца.

– А почему тогда головы им всем не отрубать? Или у вас – это как…наказание. Ну, когда детей в угол ставят.

– Конечно, – добродушно улыбнулась Елена Игнатьевна, – а потом мы их в морг отвезем, им головы обратно пришьют. Если заслужат, конечно же. А ты ешь, ешь пирожное, а то Айгуль на них хищно смотрит.

Остаток ночи Адам провел в сторожке на кладбище.

О настоящих призраках

В тот вечер Адам снова был погружен в работу. За время пребывания в проклятом городе ему ни одну ночь не удалось провести в своей кровати.

Сегодня ему предстояло очистить старую больницу от так называемых призраков. Дело было в том, что какая-то бабка из соседнего дома, со второго этажа видит в окнах больницы силуэт, вызывающий приступ нервозности. Помимо этого, привидение ровно в четыре утра начинает жутко горланить, что сказывается на здоровье соседей. Жалоба попала в руки мэра, после чего отец Владимир получил огромный штраф, сильно ударивший по кошельку. А Адама срочно отправили исправлять проблему вместо плановой проверки морга на восставших мертвецов. Церковь все еще наивно полагала, что молитвами можно было упокоить их души, так что вместо Адама, в морг отправился другой священник.

А ему предстояло в одиночку освятить территорию больницы и выгнать призрака. Или кого-то, называющего себя духом.

Адам спокойно гулял между комнатами, не замечая ничего особенного в интерьере больницы. Пустые кресла-каталки и погрязшие в пыли капельницы, издалека напоминающие тонкие силуэты, конечно, могли бы напугать впечатлительного человека, но Адам по своей натуре был скептиком и верил только в то, что видел. Он видел останки и трупы, они были вполне реальны, но рассказы о призраках казались глупостью. Особой абсурдности ситуации предавал тот факт, что на призрака, как оказалось, можно было написать заявление.

Адам чувствовал себя очень спокойно. Кажется, начал привыкать к роли экзорциста. Прогуливался по коридору, под звук собственных шагов, открывал двери палаты, оглядывал вид из окон, и возвращался. Всю ночь проводить в больнице Адам не планировал, а потому решил сделать один круг по больнице и пойти домой.

Священник зашел в операционную. Темную и мрачную, как из страшных фильмов про лечебницы, где мучали пациентов. Большая лампа над синей кушеткой не работала, экраны приборов покрылись пылью, а врачебные принадлежности валялись на полу вместе с осколками стекла от разбитой двери шкафчика с препаратами. Адам похрустел стеклом, раздавил его подошвой и принялся изучать оставшиеся бутыльки, подсвечивая их телефоном. Странно, что, кто бы ни разбил стеклянные дверцы, он не забрал препараты с собой, оставил покрываться пылью, из чего Адам сделал вывод, что в старой больнице ходили только вандалы–подростки, которых, скорее всего, и испугалась соседка.

Закончив читать надписи на баночках, священник развернулся. И замер на месте.

Прямо напротив него, у стены находился кто-то небольшого роста, с зеленоватой, покрытой мурашками кожей.

Он не дышал. Не двигался. Не моргал. И не щурился от света фонарика. Адам боковым зрением проверил выход.

Кажется, это спровоцировало зеленокожий силуэт. С огромной скоростью дух пролетел сквозь кушетку, растопырив костлявые пальцы без ногтей. Священник еле успел отскочить вправо прежде, чем призрак врезался в операционный стол и чуть замелькал. Потом вновь побежал на Адама. Хотя у него и были ноги, которыми дух симулировал движения, пола они не касались.

Священник оббежал кушетку, призрак за ним. Адам опять сделал круг по комнате, призрак не отставал.

Вылетев из операционной, священник побежал по коридору к двери туалета. По дороге, чувствуя, что его догоняют, он вытащил пистолет и выпустил в духа несколько пуль, но все они хоть и попали в цель, пролетели сквозь призрака.

– Ну естественно! – крикнул Адам и забежал в туалет, захлопнув за собой дверь.

Несколько секунд он смотрел на белую поцарапанную краску, отделяющую его от призрака, готовый в любой момент рвануть в окно, которое, по предположению Адама, должно было быть за его спиной. Но дух не прошел сквозь дверь. Громкий крик существа и удар, от которого со стен посыпалась штукатурка, заставили Адама почувствовать себя в безопасности. Призрак побился в дверь и, судя по утихающему ною, ушел.

Выдохнув, Адам убрал пистолет обратно, после чего заметил, что краска на двери облезла в каком-то чудном рисунке. Кто-то выцарапал круг ножом и вырезал внутри него кривой странный символ.

За спиной Адама кто-то тихо прокашлялся, привлекая к себе внимание. Священник обернулся.

Там были живые. Двое живых мужчин.

Один, с осветленными до могильной белизны волосами в кожанке, замер с сигаретой в руках на подоконнике, удивленно уставившись на Адама. Второй – широкоплечий блондин с заплетенными в хвост волосами. Он сидел на одном колени на полу и придирчиво осматривал символ на полу, выцарапанный ножом на старом кафеле.

Символы были везде. На окнах, стенах, двери, подоконнике. Мужчина спрятал нож и поднялся с пола. Только тогда священник понял, насколько был высоким этот человек. Он пренебрежительно оглядел Адама, потом покачал головой и потянулся к большой сумке, лежащей под ногами.

– Ну и зачем ты пришел? – Спросил он Адама.

– Я из церкви, – священник осмотрел символы. – Пришел вам на помощь.

– Нам? На помощь? Ой, как приятно! – Курящий сделал затяжку и улыбнулся.

Мужчина на полу вытащил из огромной спортивной сумки дефибриллятор и поставил рядом с собой.

– Тогда помогай, – проворчал он. – Не хочу здесь до утра остаться.

Вокруг на полу были разложены пара шприцов, несколько баночек и какие–то травы для окуривания. Курящий слез с подоконника и сел в центр символа.

– Дима, – представился он, пожимая священнику руку, – раз ты пришел нам помогать, то сегодня я – твоя девушка в беде.

– Ложись, давай. Девушка в беде он, сидит, – второй коротко кивнул, – Юрий. А ты, наверно, Адам. Местный герой.

Последнюю фразу он протянул с явным недовольством.

– Герой? – Переспросил священник.

Тем временем Юрий уже набрал из ампулы в шприц какой-то жидкости и вколол в вену Диме. Тот улегся на пол, подложив под голову рюкзак и передал другу сигарету. Юрий засунул ее в рот, хмурясь, пока набирал в шприц еще мутной жидкости.

– А как ты хотел. Тех, кто побеждает мертвецов обычно называют героями, – проговорил он сквозь зубы и часть пепла упала в круг.

– Только нас так не называют, Юр, – пожаловался Дима.

– Это потому, что ты не святоша. Считай, – голос Юрия был строгим.

Дима пожал плечами и начал считать, пока в него вкалывали еще две дозы неизвестного препарата. Уже на цифре пять глаза мужчины стали закрываться, а голова безвольно повернулась на бок. Некоторое время Адам еще слышал слабое дыхание прежде, чем грудная клетка Димы перестала подниматься.

– Ты уверен, что с ним все будет хорошо? – Спросил священник, опустившись рядом и взяв запястье Димы в попытках прощупать пульс. Глаза Адама расширились, когда слабые толчки под кожей прекратились. – Ты убил его!

Священник тут же поднялся на ноги.

– Начинается. Герой, нашелся. Лучше бы в церкви сидел. – Проворчал Юра.

Он поднялся, педантично стряхнул пыль со штанин и перехватил сигарету поудобнее.

– Дима, слышишь меня?

Несколько секунд была тишина, после чего одно зеркало в туалете треснуло и дикий крик раздался эхом по всему этажу, от чего в закрытом помещении поднялся морозный ветер.

Юра подождал, пока все утихнет, прикрыв уставшие глаза, после чего заявил в пустоту.

– У тебя пять минут. Дуй давай.

Неизвестно как, но Адам будто бы чувствовал присутствие Дмитрия рядом с собой. Он старался не обращать внимание на эти ощущения, однако ему казалось, будто бы Дима, сгорбившись от усталости, прошел мимо него к двери. Священнику почти удалось отогнать эти мысли, но что-то невидимое рядом с ним ударилось о дверь и выругалось.

Адам аккуратно подошел к выходу, повернул ручку и открыл дверь. Невидимый Дима, кажется, вышел.

– Вы так духов выгоняете? – Спросил Адам, выглядывая в коридор.

– А как иначе? – Юрий засек время на наручных часах и передал Адаму траву для окуривания, – если появится призрак – ткни этим ему в морду. Диме не тыкай, иначе его душа в тело не вернется.

Священник подошел к двери и оглядел пустой коридор.

– И как это работает?

– Я сам до конца не понимаю. Знаю точно, что призраку по голове настучать может только другой призрак. Вот Дима и лезет на тот свет. Но только на пять минут, чтобы потом можно было реанимировать. А я слежу, чтобы за это время его тело никуда не сбежало.

– А были предпосылки? – Спросил Адам, рисуя дымом замысловатые узоры перед дверью.

– Полно.

Священник повернул голову, чтобы посмотреть, чем занимается Юра. Тот, безэмоционально наблюдал за медленно шевелящимися пальцами Диминого тела, которое, кажется, пыталось вновь обрести контроль над своими конечностями.

– Все равно не понимаю, – вздохнул Адам, – а ты лежи там, не дергайся.

Тело попыталось показать священнику средний палец, но не смогло сжать кулак и обмякло от перенапряжения.

– Это смерть, ее понимать не нужно. Нужно ее избегать всяческими способами.

Посреди коридора появился призрак. Не тот, который гнался за Адамом. Силуэт выше и тоньше, женщина с длинными волосами в больничном халате. Заметив Адама, она быстро направилась к нему, однако, стоило духу приблизиться к дыму, он тут же растворился в воздухе с ужасающим криком, от которого у священника заложило в ушах.

– И почему они все такие злые?

– Не все, – Юрий подошел к двери и прислонился плечом к косяку, – Непонятно, где Дима. Время кончается.

Оглядев коридор, Адам, конечно, не увидел призрака Димы, но мог поклясться, что он ходит где-то рядом.

– Меня терзают сомнения, – поделился своими мыслями священник, – Дмитрий справится с двумя духами в одиночку?

Юрий повернул голову так резко, что мог сломать позвоночник. В его лице не виднелось ни кровинки, кожа будто бы слилась с плиткой на стенах.

– Двумя? – Спросил он недоверчиво.

И, не дождавшись ответа, Юрий кинулся будить Диму.

– Крикни ему в коридор, чтоб возвращался! – Приказал он, подставляя дефибриллятор.

Адам высунулся в коридор.

– Дима! Их двое! Возвращайся!

Коридор эхом отразил его слова и растворил в пустоте. Сердце священника застучало быстрее от тишины, которая стала ему ответом. Впереди ничего, сзади треск электричества и ругательства Юрия.

Разряд вошел в тело Дмитрия с характерным звуком, однако присутствие его духа все еще не было ощутимо. Юрий выругался и ударил второй раз. Потом в третий. На четвертый раз таймер пропищал окончание пяти минут, и Дима резко сел.

Бледный, потный, с бешеными глазами толи убийцы, толи его жертвы. Юрий даже не успел расслабиться, когда его друг нанес ему точный удар в челюсть и подскочил на ноги, после чего, вероятно, от головокружения, свалился обратно. Юрий сплюнул кровь на пол.

Дима попытался рассмеяться, но получилось немного нервно и даже пугающе. Настолько, что Адам подошел к друзьям и провел благовониями поверх их голов. Ничего не произошло.

– Я живой, – голос Дмитрия был не похож на его собственный, – живой, вашу мать!

Адам аккуратно помог ему встать на ноги под пристальным и недоверчивым взглядом Юрия. Опираясь на священника, Дима потрогал свою грудь и живот, часто заморгал, и, кажется, заплакал. Улыбка не сходила с его лица.

– Живой, – повторил он облегченно и быстро направился к двери. Даже не обернулся.

Пока Адам смотрел в след одному охотнику за призраками, второй поочередно открыл всю горячую воду, в туалете и потушил сигарету.

– Дима, ты здесь? – Спросил в пустоту охотник.

На запотевшем зеркале сам собой начал вырисовываться контур мужского полового органа. Не отрывая взгляда, Юрий наблюдал, как призрак аккуратно и бережно рисует волосы на яйцах.

– Шутник, – проговорил он, отводя от себя руку с сигаретой. Призрак с удовольствием сделал затяжку. – Пойдем, Адам. Кто бы не был сейчас в теле этого придурка, его, по-хорошему, надо вытащить.

О священнике

Нехорошее чувство терзало Адама на протяжении всей следующей недели. Целыми днями он сидел дома, копался в своих бумагах, нагружая мозг разными мыслями, и подскакивал от каждого шороха в небольшой квартирке с тонкими стенами. Ветер бил в окно тонкую ветвь дерева, посаженного снаружи, стучался и о чем-то молил своим завыванием, так Адаму казалось. Нервозность в его теле от постоянного безделья вылилась в синдром нервной ноги. Он раскачивал коленом стол, постоянно шатал табурет с неровными ножками, на котором сидел, неосознанно скидывал тапок. Когда телефон вибрировал новым сообщением, Адам вскакивал и бежал проверять. Ни одного звонка из церкви, ни одной просьбы куда-то съездить или кого-то посетить, он был не нужен ни отцу Владимиру, ни жителям города. Редкие сообщения писал Юра, с которым они обменялись телефонными номерами на всякий случай, но и тот не искал с Адамом личной встречи. Переписываясь, они разговаривали о состоянии Димы, которого с множественными травмами положили в больницу после того, как его тело с чужим духом внутри, попало под машину. Дима быстро восстанавливался, и Адам боялся, что, как только он поправится, Юра перестанет писать ему.

Не одиночество пугало священника, ему нравилось проводить время наедине со своими мыслями. Но тишина, полное отсутствие любого напоминания о прошедших неделях заставляли Адама считать, что он сходит с ума. Призраки, трупы, останки, вся нечисть, бегающая по городу, исчезла, а с ней и уверенность Адама в том, что он видел.

В одно утро священник решил, что ему срочно нужно найти своего сменщика, человека, который вместо него ходил в морг, когда сам Адам был в заброшенной больнице.

Того парня с щербинкой между зубов он встречал всего два раза. В первый день приезда, когда кто-то должен был проводить его к отцу Владимиру, и на прошлой неделе, когда они оба ждали служебные машины у входа в церковь. Тем не менее за тот недолгий срок Алексей рассказал ему, где живет, чем любит заниматься, и даже приглашал в гости поиграть в настольные игры, которые он так любил. В тот же день Адам записал его адрес в телефонных заметках, и сегодня решил воспользоваться приглашением. Он не знал номера Алексея и, понадеявшись, что тот дома, заказал такси.

Водитель довез быстро. Оказалось, что Алексей снимал квартиру в нескольких кварталах, вполне можно добраться пешком, если знать город. Немного поплутав по дворам, таксист высадил Адама из машины и уехал на следующий заказ.

Дверь квартиры оказалась не заперта. Прежде, чем войти, Адам несколько раз позвал Алексея по имени и постучал ради простой вежливости. Когда ответа не последовало, Адам проверил наличие пистолета под пальто и нащупал пальцами замочный язычок, целый и не срезанный. Должно быть, Алексей просто забыл закрыть за собой дверь.

Сама квартира – маленькая однушка с огромным раскладным диваном, аккуратно заправленным. Алексей не сложил его перед уходом. Вещи на столе в легком беспорядке, пара бумаг упала из-за открытого на проветривание окна. Батареи жаркие, душные, будто бы отопление только включили. На кухне чашка остывшего чая, пара номеров на холодильнике и красный угол с тремя иконами. Адам долго рассматривал их, пытаясь понять, почему святые на него не смотрят в ответ.

Из-под стола вышел кот и громко что-то проговорил, потершись о ноги Адама. Тот уже наклонился, чтобы его погладить, но животное быстро вывернулось и направилось к пустой миске. Ни воды. Ни еды. Уже несколько дней.

Не сразу Адам осознал, что это значит. Взял рядом стоящий корм, открыл герметичную упаковку и высыпал в миску, налил воду из-под крана в пустую чашку. Ставя на пол, пролил немного от неожиданного и пугающего прозрения. Он так торопился выйти из пустой квартиры, что оставил кота наслаждаться долгожданным обедом.

Дальше закрутилось. Быстро в церковь, быстро через главный ход, быстро покивать, быстро к лестнице на второй этаж, быстро отметить скорбящие лица прихожан, быстро испугаться, быстро стучать в дверь кулаком, быстро задавать вопросы.

Отец Владимир. Медлительный и прискорбно спокойный. Не хотел тревожить. Не хотел говорить. Не хотел звонить. Черные тонкие брови – ветки за окном стучали. Сибирский говор Владимира – оканье – завыванье ветра.

У отца Владимира раскладушка в кабинете, плитка и чайник. Белье стирает в раковине туалета. Отец Владимир боится, живет за зашторенными окнами, со светом спит, двери на замки. В кабинете душно, но окна открывать нельзя.

Нет три дня. Искали? Искали. Родственники в церкви дежурят по очереди – стражи страха смерти за ближнего. Святые в сторону смотрят.

Уехал в морг. Утром не вернулся. Звонки, смс, попусту все. Дома нет. Кота кормить некому. Кота в церковь привезут, позаботятся.

Быстро крестится отец Владимир. Быстро крестится Адам. Машину дали, свою, без водителя. Быстро по трассе, быстро в морг, быстро голова вторит–молит.

Еще один пропал. Священник. Молодой. Был в морге. Вместо Адама. Адам ходит в морг почти каждый день и с ним ничего не приключалось. Мертвецы встают, трупы, останки. Опасно ли? Убить могло? Все при Адаме, все вместе с Адамом. Рука под руку, перед носом, ад в Адаме, в его голове, кричит и плавит глазные яблоки от не моргающего наблюдения за дорогой.

Быстро из машины, быстро по крыльцу, быстро в морг, быстро будить спящего над конспектами Макса. Он вообще в институт ходит? Не важно. Быстро говорить. Быстро задавать вопросы. Где? Кто? Жив? Был? Был. Приехал–уехал. Трупы не вставали, им нагоняй устроили, чтобы не поднимались при новеньких. Алексей новенький, молодой, только из монастыря вышедший, церковная свеча. Тает, тает, разрывается голова Адама.

Максим смотрит на него, как на сумасшедшего, и трет спящие глаза. Адам быстро в кабинет сто один. Пусто. Увезли.

Невероятный Адам: О болезнях

Несколько дней Адам не брал трубку, не отвечал на сообщения. Отец Владимир гневался сквозь зубы смсками, снисходил до автоответчиков, хватался за больное сердце и упрекал Адама в его непрофессионализме.

Профессионализм протекает сквозь половые доски к соседям, и они молятся громко по ночам вместе с воющей собакой.

Адам крестит пол с усмешкой на лице и заваривает себе лапшу в надежде, что ядовитые приправы сожгут его изнутри.

Москва не отвечает. Москва клянется в верности своим сотрудникам, врет про дела, кормит завтраками, боится соединять сумасшедшего Адама с начальством.

Самовольное заточение, недолгое сроком, сказалось худо на всем в квартире. Пол покрылся липким унынием, к которому прилипали ноги, у двери скопилась гора из мусорных пакетов, по ней шагали маленькие муравьи – скалолазы. Им хватило пары дней жизни с Адамом. Потом они от чего-то сдохли. Адам пил несладкий чай и косился на две кастрюли, выглядывающие из раковины с виноватым видом.

Некоторое время от всего дня, проводимого в квартире, Адам тратил на изучение бумаг на своем столе. Бумаги пожелтевшие, старые, давно не пополнявшиеся новыми записями напоминали Адаму о безнадежности его положения. С них смотрели черно–белые ксерокопии фотографий пропавших священников. Закончив перечитывать печатные тексты, Адам прятал бумаги обратно под половицу отодвинутого шкафа. Однажды он нашел там таракана. Таракан полазил по тайнику, почитал бумаги, издал предсмертный звук и отправился к тараканам–праотцам.

Ничто не выживало рядом с Адамом.

Одним днем Юра написал, что Диму выписали из больницы и вскоре у них по этому поводу небольшое застолье. Звал, уговаривал прийти. Адам чувствовал вину и отвечал, что сильно болеет и никуда из дома выйти не может. И на сутки Юра замолчал.

Следующим днем Адам проснулся от того, что в его квартиру кто-то долго и усердно стучал. Он повернулся на другой бок и зажмурил глаза. Дачница, сдававшая квартиру, регулярно пыталась пробраться к священнику сквозь щели и замочные скважины. Сама дверь не открывала от страха и, на самом деле, не хотела заходить в дом, словно предчувствовала неладное. Пугать приходила, стучала, кричала, а потом громко топала и возвращалась на свою дачу.

Стук – сердцебиение. Молодое резвое сердце колотилось в коридоре, гоняя эхо по венам–стенам. Дачница старая и едва живая, шаркающими ногами за жизнью бегущая. Не ее стук.

Адам открывает дверь и в квартиру, без предварительного приветствия заходит небольшой сугроб, по грудь самому Адаму. Сугроб ставит на пол два пакета с богатым внутренним миром и отряхивается. Ошарашенный священник делает несколько шагов назад, чтобы дать место снять пальто и шарф с головы, покрытые инеем.

Красная Лилия трет щеки. Тонкие пальцы кладут варежки на комод. Она мелко дрожит от холода, моргает чуть слипшимися ресницами, из-за чего под бровями отпечатывается тушь.

Она едва накрашена, растрепана, второпях собранная, стоит рядом с Адамом и дышит смертоносной вонью квартиры.

– Юра сказал, Вы болеете, – сказала Лилия, разуваясь.

Адам спешно подал ей руку, чтобы девушка не наступила белыми носками в лужу от ботинок. Она осторожно перешагивала грязь, он, якобы случайно, гладил ее пальцы.

– Юра? – рассеянно переспросил он.

– Юра, – глупо повторила Лилия.

Они посмотрели друг на друга в полном непонимании, после чего девушка рассмеялась и подняла пакеты.

– Где кухня?

Адам проводил ее по коридору на маленькую, заставленную контейнерами от еды быстрого приготовления, кухню.

– Юра мой брат. Он написал утром и попросил проведать.

Трудно было верить глазам. Лилия в белом свитере на черном платье, звенит браслетами на запястьях и хозяйничает в его квартире. Собирает мусор со стола, стаскивает тарелки в мойку. Адам был настолько ошеломлен, что просто на табурет опустился и стал за ней наблюдать.

– Вы должны были написать, – со смешной строгостью сказала Лилия, – Вас все обыскались. Я не знаю, что с Вами случилось, так что принесла всего понемногу.

Она поставила на стол пакеты и принялась доставать оттуда маленькие коробочки с невыговариваемыми надписями. Адам не мог ничего сделать, кроме как крутить их в руках. Происходящее казалось для него сном. Лилия, появившаяся из воздуха, ругалась, шумела там, где, казалось, не было места жизни. Она была бесподобна и Адам собрал все свои мысли, чтобы как-то сказать ей об этом.

– Вы пролезете даже там, где тараканы мрут…

Девушка замерла с градусником в руках и захлопала глазами.

Это был конец. Адам готов был убить себя за сказанную глупость, но Лилия, нахмурившись, приложила свою ладонь к его лбу.

– Вы холодный, как покойник, – удивленно сказала она и неуверенно положила градусник на стол, – я думала, у Вас жар.

Адам чувствовал, что сгорает от стыда. В кошмаре не могло привидеться такого исхода событий. Врать Лилии не хотелось, нужно было сказать правду, но ведь она уже пришла. Купила два пакета чего-то непонятного, может быть, ограбила аптеку, но пришла.

– Я сделаю вам суп, – мысли Лилии – бабочки, от цветка к цветку. Она не в силах их задержать. Или сама того не хочет.

Адам видел, как бегают ее глаза по кухне, как пальцы нервно потирают ключицы, как заправляются волосы за уши. Лилия нервничает в его доме, звенит тарелками и браслетами, заполняет тишину. Она тоже смущается, но по-своему, как Адам еще никогда не видел.

Квартира переворачивалась вверх дном, капли воды летали по комнате от раковины, шипела плита, бурлил бульон в радостной кастрюле. Лилия открыла форточку и входную дверь, гоняя туда-сюда воздух, бегала по коридору, проверяла, не заглядывает кто из подъезда. И постоянно вытирала руки полотенцем.

Адам в комнате пытался справиться с остатками своего затворничества, вымывая его между половиц, чтобы Лилия не увидела беспорядка. От страха воющая собака и набожные соседи замолкли, спрятались.

– А вы какую музыку слушаете? – донеслось с кухни. – Включите что-то?

Нахмурившись, Адам запихал ворох вещей в шкаф и оглядел комнату в поисках телефона. Пришлось перебрать стол, поднять блокнот с записями, пару книг, которые он привез с собой, поискать в одеяле. Когда лез смотреть под диван, понял, что оставил телефон на кухне, но не из-за хорошей памяти, а потому что оттуда раздался звонок и противное жужжание.

Звонил отец Владимир, Адам в этом не сомневался. Кроме Владимира ему никто не звонил, а столь долгий, к чему-то обязывающий вызов, медленно возвращал священника к мысли, что даже присутствие Лилии не могло избавить его от надоедливого дребезжания.

Когда Адам зашел на кухню, девушка уже держала его телефон в руках.

– Это отец Владимир, – сказала она, протягивая телефон.

– Я догадывался. Оставьте. Ему надоест.

Он уже протянул руку к телефону, но Лилия, быстро, словно дразня, спрятала его за спину.

– Вы не можете просто так его игнорировать.

– Могу. Он все равно никогда не выходит из церкви.

Адам сделал шаг к Лилии, намереваясь забрать телефон, но та быстро отбежала и уперлась спиной в подоконник.

– Я скажу ему, чтобы не звонил.

– Он вас не послушает, – он сделал резкий выпад, и Лилия запрыгнула на подоконник, вытянув телефон над своей головой, а ногой уперлась в грудь Адаму.

– Я могу быть очень убедительна, – ее хитрая улыбка озарила лицо и Адам на секунду забыл про Владимира. Забыл, что вообще он собирался делать.

– Я вас предупреждаю, – он взял Лилию за лодыжку, готовый убрать ногу, стоит ей только дернуться.

Та раздухарилась, приняла вызов и прижала телефон к уху. Адам быстро схватил Лилию за руки, но она уже успела зажать телефон плечом. Чтобы сдержать девушку, но уберечь ее от падения с высокого подоконника, Адам пересадил ее на бедро, оттуда на пол, и все это время пытался забрать второй рукой телефон. От щекотки, Лилия смеялась и не смогла удержаться на ногах, мягко упала на пол, но трубку не отпустила, прижала к уху и огородилась от Адама спиной.

– Лиля, нет!

Его выкрики вызвали только новую волну смеха.

– Не знала, что священники ругаются.

Адам обнял девушку сзади, сжал запястья и пытался раздвинуть их в стороны.

«Алло?» послышался голос Владимира в трубке.

Адам замер, Лилия тоже. Их лица вытянулись и оба сдавленно рассмеялись, шикая друг на друга.

– Алло, – произнесла девушка, сдерживая смех.

«Лиля?»

Священник поспешил закрыть ей рот рукой, а сам, освободив ей запястье, только дал возможность Лилии схватить его за ладонь и с силой укусить. Смеясь и шипя, Адам вновь перехватил ее руки.

Сначала он пытался прислушаться к тому, что говорит Лилии отец Владимир, но девушка не переставала вырываться и пытаться уползти под стол, где Адаму ее будет намного сложнее контролировать. Несколько раз за тщетные попытки священник следка давал ей по лбу ее же рукой, но это не мешало девушке продолжать какой-то диалог с отцом Владимиром.

Резко Лилия перестала сопротивляться. Ее лицо стало бледнее, губы скривились, и девушка поспешила их прикусить. Некоторое она. выслушивала что-то от отца Владимира и тряслась от недовольства.

Несколько раз Лилия открывала рот и поднимала кверху брови, будто бы отец Владимир говорил ей что-то нагло, неприличное, но, сдерживалась и продолжала слушать, мельком глядя на Адама. Телефонная проповедь продолжалась минут десять прежде, чем Владимир, желая услышать от Лилии какой-то ответ, сделал паузу.

– Во–первых, – девушка все еще пыталась сдержаться, – вам, как человеку, приближенному к Богу, нужно сменить тон. Во–вторых…иди ты нахрен, вот так!

Она бросила трубку и замерла с телефоном в руках. Ее руки стали холодеть, голова сама собой начала опускаться, а взгляд, затуманенный какими-то мыслями, спрятался за шторкой волос.

– Лилия… – Позвал осторожно Адам, все еще обнимая ее со спины.

Священник попытался заглянуть ей в лицо, но девушка резко вырвалась из его хватки и встала на ноги, больше не расположенная к играм.

– Он что-то сказал?

Поднявшись с пола, Адам попытался развернуть ее к себе, но Лилия быстро стряхнула его руки и принялась судорожно перемешивать суп.

– Таких священников, как ты, у нас еще не было, – произнесла она почти бесшумно. Кипящая кастрюля почти заглушила ее, и Адам не услышал бы, если бы не привык вслушиваться.

– Лиля, пожалуйста…

Но она быстро покачала головой.

Они оба не заметили, как перешли на «ты».

– Ты думал о том, чтобы уехать обратно в Москву? – спросила девушка.

Удивлению Адама не было предела, но он, казалось, стал догадываться, что сказал Владимир. Должно быть, он думает про увольнение Адама со службы.

– Нет.

Он обошел Лилию и чуть нагнулся, показывая ей свою улыбку. Пытался успокоить. Попусту. Она стояла статуей и даже не смотрела в его сторону. Ложка, опущенная в суп, не двигалась. Адаму было чуть боязно стоять вот так рядом с ней, будто бы готовой раствориться и смешаться с воздухом обратно, откуда и появилась. И он обнял Лилию.

– Я никуда не поеду. – Лгал.

– Зря. Нечего тебе здесь делать, – голос у нее был холодный, пугающий.

– Он про увольнение тебе что-то сказал? Сказал, что выгонит меня? Не получится, так просто не избавится.

Лилия кивнула и закрыла глаза.

– Знаю. Ты ему здесь нужен. Другой не подойдет. Только тебе-то зачем быть здесь?

Адам думал, что будет рад, если Лилия посмотрит на него, но, когда она повернула голову, священника с ног до головы обдала ледяная печаль.

– Может тебе и правда стоит уехать? – спросила девушка с некой долей надежды. – Поехал бы обратно в Москву. Или куда угодно. Ты ведь загнешься на этой работе.

– Тебе так хочется меня выпроводить?

Лилия не ответила. Некоторое время она осматривала Адама, будто бы пыталась запомнить его лицо. А потом как ни в чем ни бывало, пошла за тарелками, суп наливать.

Ее слова застряли у Адама в горле. Ел он плохо, медленно, больше за Лилией смотрел. Она хлеб нарезала, таблетки в ящик с приборами убрала, так как аптечки в доме не водилось, и села рядом. Священник наблюдал, как Лилия с готовностью взяла ложку и зачерпнула немного супа, но, подумав немного, вылила его обратно в тарелку. Аппетит пропал.

– Ты сказала, я не похож на священника. – Сказал Адам, пытаясь занять себя, чем угодно, кроме еды. – Почему?

Лилия удивленно подняла глаза.

– А сам ты этого не чувствуешь?

Нахмурившись, Адам подумал, что его выдало, после чего покачал головой. И слабая улыбка вновь появилась на ее лице.

– Двуликий ты. У всех душа нараспашку, что говорят, то и думают, а думают одинаково.

Адам многозначительно промычал, подняв брови.

– А я думал, потому что я рыжий.