Белый голубь и театр абсурда. Визитка 2

От автора

Мой папа, Владимир Дугин, был сыном, самородком. Моя бабушка, его мама работала в библиотеке, и тоже писала. Но ни у кого не было писательского, драматургического образования. Сам он в детстве увидел девушку, волшебно красивую, и которая явилась ему как вдохновение. Он стал после писать, в нем открылся дар. Может это детская фантазия, ведь детское воображение может увести ребенка в потусторонние грани, которые он же сам и придумал. Она была не настоящей, но судьбоносной. Я в детстве видела такую картину. Казалось бы ничего необычного. Просто моя мама видеться с подругой, а я смотрю в парк, который в центре города, и которого сейчас нет. И темно, и тут картинка, что там что-то есть. Потаённое, и сокровенное, и не узреть глазами. Но точно чувствуешь какую-то сказку, и хочется туда пойти, и точно знаешь там не этот город, там другое все. И, казалось бы, забыться должно. А вот я взрослая, и иногда раз и взглянешь куда-то в лес, и думаешь ведь что-то можно и увидеть. И понимаешь, что просто осадок с детства, что просто память впечатления. И вот думаешь, детские фантазии это так мило, а вот все же иногда взрослея и вспоминая, начинает бросать в пот, потому что столько сейчас экстрасенсов, тем потустороннего, что хочется еще больше об этом не думать. Мы все умрем, и все не знаем, что стоит за этим, видеть мы можем темноту, или же мечтательно думаем о светлом, и что мы будем энергия. Но как же страшно знать, что мы есть сами и кто? Ведь каждого ждет, например, по заслугам своя доля, карма, и есть может какие-то уровни, но больше всего мы боимся не то, что будет рядом. А того, что мы сами заслужили, кем мы там будем. Мы можем отпустить все тут на самотек, делать ужасные поступки, или же хорошие, и всегда будем гадать, а за это нам отвечать, или нет? И представляете, я думаю, никто не хочет жизнь сто лет, и все. И никто не хочет жить больше ста, и тысячу на земле никто не готов, стать вампиром, например, нет, мы так устаем за свой срок, что, казалось бы, он оптимальный наш вариант. Но после смерти, мы хотим еще жизнь, мы не готовы признать, что это все. Ведь получается тогда это очень мало, каких-то сто лет? Сравнить с чем это можно? И поэтому надежда, что есть жизнь после смерти, не так уж плоха. Это скорее наш оптимизм. Ведь представить что могила это все, значит, что мы прожили слишком мало. И сразу грустно, что нам дано, так мало мира. Если же есть жизни, если есть миры, то сразу ты мыслишь, как же много я имею. Как хорошо, что я богат. Но жить этим миром, не гадая о будущем, это тоже богатство, что ты берешь от жизни все здесь и сейчас. Скорее я считаю, что легче думать, что мы живем не одну жизнь, но при этом давать этой жизни максимум своего внимания. Что посеешь, то пожнешь. И про образование решусь добавить, что мой папа не имел его, но директором Белого театра стал. Моя мама не имела его, но была счастливая женщина, рядом с которой все мужчины богатели. И при этом папа хотел мне его дать, и мама мне смогла его дать не без помощи денег, которые ей оставил мой папа. Так может, конечно, и не все умные, мудрые люди образованные, но все они всегда хотят своим детям будущее легче, будущее, где они получат азы. И вдруг дочка смогла помочь своему мужчине стать богатым, ну и пишет тоже, у нее ведь безвыходная ситуация, мама и папа, и некуда спрятаться.

Моя мама же в детстве ставила спектакли для маленьких детей, она была маленьким режиссером, во дворе придумывала разные сценки. Может это большой риск, презентовать себя как режиссер-сценарист. Но эта книга пишется, чтобы по ней поставить спектакль на сцене. Потому что я верю, что писательские способности папы, и режиссерские мамы должны дать плоды. И если я не буду в себя верить, то кто тогда поверит?

В один день я хотела пойти подавать диплом на режиссера, и меня остановило чувство, что я не готова, на сценариста я подала, и забрала документы, я и там оказалась не готова. Может, стоит рискнуть как мой папа, писатель без образования. Только я возьму выше. И можно спросить меня, ведь почему бы не поставить фильм? Да, не плохая затея, но фильм, казалось бы, очень сложно, а там декорации тебе целый мир. А вы попробуйте из одной площадки, где минимум людей, где минимум вещей, возможностей, сделать картину правдоподобной. Чтобы верилось, и чтобы было интересно. На счет верилось, зависит от игры актеров во многом, но я попробую сделать все интересным, даже если люди будут выходить из зала, я буду знать, это мне комплимент. Я должна знать, где просело мое чутье, чтобы что-то успеть изменить. Критика способствует развитию, но торопиться не буду с выводами, ведь у всех свое мнение. И я уважаю каждое, а значит должна продолжать ради остальных.

Папа читал свои произведения, я свои. И поэтому я не решаюсь вносить многие его поправки, так как не знаю какой все же вариант лучше. У него есть произведения собственного сочинения, и переработанные.

Белый голубь

Фиолетовый

Медведь

Осень

Дата неизвестна

В конверте

(Читает Директор у себя в кабинете, ему прислала это письмо мама Марианны, она беспокоится, так как не понимает что происходит. Директор же успокоил мать, что наверное это Дима пишет рассказ, ведь у Марианны нет отца, так что это всего лишь фантазия. Марианне попала его часть, видно был влюблен, что писал ей письма. Мама быстро поверила, ведь и ей как-то от него два стихотворения пришло, точнее она взяла нечаянно, Марианне так и не сказала. С тех пор мать стала спать спокойнее, он же стал видеть ночные кошмары.)

Пролог

«Когда у Лахезис весь лен ссучится,

Душа спешит из тела прочь, но в ней

И бренное, и вечное таится.»

/Данте Алигьери/

Как невероятно проста формула человеческой жизни –

Зародыш, плод, рождение, рост, распад и смерть.

Кульминация всего – рост, но распад и смерть, которых мы все так страшимся, не менее важны, чем остальные циклы. Они, – проявление закономерности бытия и небытия.

Потом все смешивается в огромную массу молекул, не имеющую ничего общего с прежним обликом человека.

Но его Душа, освободившись от всего этого хаоса, переплетенного между собой слоями, превращается в «Литой монумент» – Личность.

Растворяясь в вечности, она продолжает жить среди людей и питать их разум живительной силой своего Гения.

И чтобы до конца постигнуть эту закономерность, я попробовал нарисовать своему мысленному взору образ потустороннего романтического мира и увидеть сколь абсурдна теория о несущественности жизни.

Теория – что все в жизни происходит случайно.

ЧЕРЕП БЕЗУМИЯ

/мистическая трагедия/

Глава 1.

«Кто посмел?

Кто позволил себе

Эту дьявольскую шутку?

Сорвать с него маску.

/ Эдгар По. «Маска

Красной смерти». /

Было прекрасное весеннее утро. По лесной тропинке, жадно вдыхая смолистый аромат набухших почек, быстро шел Равнодушный. Распускались первые цветы. Раздвигая желтые листья, молодая зелень тоненькими стебельками тянулась к теплому солнцу. Все вокруг оживало и пело, но в сердце Равнодушного был холодный лед.

Он безжалостно наступил на бело-розовый Подснежник, который, из-за любви к свету, вырос прямо на тропинке. Сломал ветку старого Дуба, не желая согнуться перед ней. Пнул железную банку в Голубой ручей, и она, захлебнувшись в его волнах, пошла на дно.

– Злой человек в лесу. Злой человек в лесу, – протрубил чей-то встревоженный голос и эхом отозвался в березовой роще.

– Остановите его. Остановите его, – зашелестели тысячи лесных голосов и с волнением затаили дыхание.

Лесной Ветер, резким порывом, налетел на юношу, окатил его влажной весенней прохладой, и дважды повторил заветные слова тайны весеннего леса.

Но Равнодушный не слышал слов Ветра. Жадным взглядом он отыскивал стройную Березку, в белый ствол которой он вбил железный гвоздь и, повесив на него банку, раскроил ножом кору.

– Он не слышит. Он не слышит, – заволновались лесные голоса.

– У него холодное сердце. Он раб Белого Дьявола, – донеслось из березовой рощи и все стихло.

Юноша приближался. Он протягивал руки сладостно представляя, как поднесет к губам живительную влагу березового сока и утолит жгучую жажду иссушавшую его горло.

В гневе, Ветер буйным вихрем обогнал Равнодушного и, влетев, через березовую арку, на лесную поляну, яростно закружил смерч. Здесь было преддверье Волшебной страны. И только здесь юноша мог услышать заветный голос Ветра. Но случилось непоправимое.

Ветви, листья, вырванная с корнем трава, все поднялось в небо высоким стволом, а на обнаженном клочке земли показалось что-то белое, круглое и слегка блестящее на солнце.

– Что это? – подумал Равнодушный и направился к таинственному месту. Пройдя под березовой аркой, он услышал тихий девичий стон. Сердце его дрогнуло. Он попятился назад. Но круглый белый предмет стал переливаться на солнце серебристым сиянием и манить его взор.

– Проклятье, – прошептал Ветер. – Он определил меня.

– Остановись! Остановись! – просвистел он Юноше, и собрав в воздухе все поднятое с поляны обрушил вниз.

Ворох травы и листьев покрыл обнаженную землю. Но Равнодушный, ослепленным серебристым сиянием, отшвырнул их в сторону и схватил что-то гладкое и холодное.

Ветви берез зашелестели. Кто-то вновь тихо застонал. А из земли на него уставились два ядовитых глаза.

Это был Череп Безумия.

В ужасе, юноша отскочил в сторону и прижался к белой Березке, представив, как сейчас весь скелет выскочит из земли и набросится на него.

Но Череп не шевелился. Он взирал дырявыми глазами на банку с березовым соком и этим бездействием успокаивал Равнодушного.

«Что тебе может сделать мертвец?» – было написано на его холодном лице, и, успокоившись юноша вновь почувствовал сильный приступ жажды.

Протянув руку, он снял с гвоздя банку и поднес к губам. Сладостная влага коснулась его иссушенного горла, и он, не отрываясь, стал жадно пить ее, наслаждаясь прохладой и свежестью лесного напитка.

Череп пошевелился и открыл глаза. Холодное фосфорическое сияние, бледным нимбом, осветило его лицо. Он поднял вверх свою короткую костлявую руку, и тут, Равнодушный перестал пить. Соленоватый привкус остановил его. В банке была кровь.

В страхе, юноша бросил ее на землю, расплескав алую жидкость перед лицом Черепа. Он вновь пошевелился на своих коротких ножках, и глаза его загорелись рубиновым огнем. Но Равнодушный не заметил этого.

Обнажив острый нож, он рассекал перед собой воздух, пытаясь поразить невидимого противника и найти объяснение происходящему. Выбившись из сил, он дико вскрикнул и вонзил нож в белый ствол дерева.

Из глубокой раны выступила прозрачная жидкость. Дрожащими губами, юноша прижался к ней и стал жадно высасывать обильно поступающую влагу.

И вновь привкус крови остановил его.

Перед ним стояла прекрасная девушка. Лицо ее было белым, почти прозрачным. Огромные глаза заплаканы и потерявшие цвет. Длинный, бледно-зеленый волос, волнистыми прядями спадал вниз, покрывая собой все обнаженное тело, кроме правой груди. По ней, из глубокой раны, тонкой струйкой текла алая кровь.

– Убийца, – тихо прошептала она. – Я проклинаю тебя от имени матери Земли и отца Ветра, злой человек.

В глазах ее сверкнула ненависть.

– Убийца! Убийца! – подхватили ее слова тысячи лесных голосов и множество косматых рук потянулось к груди Равнодушного. Он попятился назад, но Череп, перевернувшись, подкатился ему под ноги, и юноша, вскрикнув от неожиданности, упал на обнаженную землю.

Череп поднялся и взял в руки окровавленный нож. Сияя рубиновыми глазами, он занес его над головой Равнодушного и проскрежетал позолоченной челюстью:

Смерть и слезы – славный век!

Ниже, ниже человек.

На колени предо мной!

Я не мертвый, я – живой!

Равнодушный съежился. Березка вскрикнула и закрыла лицо руками. Но тут на Череп, с ураганной силой налетел Ветер. Он закружил его в смерче и понес вон из весеннего леса оставляя за собой пыльный след.

Перепуганный Равнодушный бросился бежать. Но ожившие лесные чудовища хватали его сучковатыми лапами, рвали на нем одежду, царапали тело, перекидывали с ветвей на ветви и повторяли страшные слова проклятия.

– Подайте его мне. Я проучу его. Он навсегда забудет дорогу в наш лес, – бушевал старый Дуб, размахивая обломанной ветвью.

Равнодушный побежал к ручью. Там, ожившие черные Коряги доставали с песчаного дна ржавые банки, битые стекла, разорванную обувь, проволоку, бросали все это в него и гнали прочь от воды.

– Сейчас. Сейчас. Я отыщу ее. Он запомнит у меня невежа, – ворчала старая Коряга, шаря по дну ручья длинными руками.

– Вот она! – и, торжествуя, она наполнила железную банку илом и запустила в голову Равнодушного.

Корчась от боли, он упал на песок и пополз прочь.

– Ага…Знай наших! – прокричала ему в след Коряга и захлопала рассохшимися руками по воде.

Юношу окружали. Лесные чудовища, зеленой сетью, обступали его со всех сторон, заграждая собой дорогу в лес. Из воды высунулись острые пики Коряг. Равнодушный был готов провалиться сквозь землю, как Алиса в Стране Чудес, но тут на него налетел вернувшийся Ветер. Он закружил его в смерче и вновь опустил на лесную поляну перед умирающей девушкой.

– О, горе тебе юноша, – свистел грозно Ветер, прижимая Равнодушного к земле. – Твое сознание оживило Дьявола. Он выжигает леса. Уничтожает птиц и животных. Отравляет воду и воздух. Имя его – Безумие. Откажись от него. Отвергни всей силой своего человеческого разума и он станет бессилен перед тобой. Но если хоть одна клеточка в глубине твоего сознания воспротивится этому, то помни, он приведет тебя к гибели.

Безумие не знает жалости, оно алчет только – Смерти.

Моя дочь умирает, решайся, юноша!

Равнодушный повернулся к Березке. Она что-то шептала полупрозрачными губами, закрыв окровавленную грудь рукой, и в потухших глазах ее тлела последняя искорка надежды на его милосердие. Он решился. Но эта решимость была не борьба. Это был – страх. Страх перед Черепом, перед Ветром, перед самим собой.

С большим трудом ему удалось вытащить из стройной ноги Березки железный гвоздь. Тело вокруг него почернело и кровоточило. Березке было очень больно. И эта боль, жгучими импульсами, пронзала его сердце и топила в нем холодный лед равнодушия. Он начинал чувствовать жалость, боль, стыд.

– Воды, – тихо прошептала Березка и закрыла в изнеможении глаза.

Равнодушный спустился к ручью. Старая Коряга протянула ему свою длинную руку, взяла банку и, зачерпнув чистой воды с середины ручья, отдала обратно.

Весь лес, в несколько миллионов глаз, затаив дыхание, следил за каждым его шагом, боясь помешать или нарушить молчание.

Березка пила долго и молча, маленькими глотками, делая вдох и выдох перед каждым глотком. От этого бледное лицо ее медленно розовело, слезы высыхали, глаза чернели, а ослабевшее тело наливалось жизненной силой. Когда на дне банки осталось немного воды, она протянула ее Равнодушному и тихо прошептала:

– Выпей это. Здесь сила и любовь Земли! Решительность и воля Ветра! Нежность и тепло Солнца!

Юноша повиновался. Волшебная вода смочила его горло и исчезла жажда. Проникла внутрь и растаял в сердце последний лед. Он открыл глаза. Ему показалось, что весь мир изменился, так необычно все было вокруг.

Он увидел, как ярко светит солнце и, как прекрасна ожившая Березка. Услышал, как диво поют птицы и о чем шепчутся ветви деревьев. Почувствовал, как чудесно пахнут цветы и смолистые почки. Он увидел весну, во всех ее волшебных красках, во всем великолепии и очаровании.

Потом он услышал голоса. Множество голосов. И все они повторяли то, что он раньше не слышал из-за ледяного равнодушия. Это были заветные слова тайны весеннего леса. Но юноша не успел повторить их вместе со всеми. За спиной Березки вновь блеснули рубиновые глаза Черепа. Они ослепили его. Черная пелена заслонила мир, и он, теряя сознание, упал на обнаженную землю у ног испуганной Березки и забылся в черном сне.

– Безумец … Твое сознание вернуло Дьявола … – донесся до него глухой голос Ветра и смешался с диким хохотом Черепа .

Глава 2

«Повинуйся, повинуйся мне раб.»

/А. Волков. «Тайна заброшенного замка.»/

Очнулся Равнодушный дома, в своей маленькой неуютной квартирке на окраине города. Черная пелена развеялась, но вместо нее, два кроваво-красных круга плавали по комнате, ослепляя его и искажая все вокруг. Они напоминали глаза Черепа, и, глядя сквозь их призму, пол Равнодушному казался черным, потолок фиолетовым, а стены розовыми.

В открытое окно, широким потоком, напоминающим гул горного водопада, врывался шум вечернего города. Золотистый диск солнца, прожигая свинцовые облака, клонился к закату. Равнодушный подошел к окну. Кровавые круги появились пред его глазами и он вскрикнул от неожиданности. Все стало прозрачным.

Асфальт и безжизненная земля под ним, автомобили и автобусы, дома и квартиры людей. Он увидел лица, много лиц. Прозрачных и холодных, злых и завистливых, жадных и отвратительных.

Юноше стало страшно. Он попытался закрыть окно, но красные круги, огненными стрелами, врезались в стекла рам и раскрошили их. Ударная волна оглушила Равнодушного и отбросила на середину комнаты, и он, теряя равновесие, стал медленно падать на черный пол.

Падая, он увидел, влетевшую в разбитое окно, окровавленную банку с торчащим из нее железным гвоздем. Сделав круг по комнате, она с силой ударилась о зеркало, вделанное в пластиковый шкаф напротив, и глубокая трещина раздвоила его страшное отражение. Он с ужасом смотрел на себя.

Одежда на нем вся была изорвана. Волосы всклочены и перепачканы грязью. А вокруг рта зиял кровавый венец, как у людоеда только что совершившего кровавое злодеяние.

Но теперь их было двое. И если у первого его полуотражения, полулицо исказил страх падения. Отчего клочек волос ее встал дыбом, а перепуганный глаз втянулся далеко под веко. То у второго полуотражения, на обрубленном полулице, светилась кровавая улыбка. Любопытный глаз ее высунулся далеко вперед и немигая уставился на Равнодушного.

– Давай, давай, падай…– шептали кровавые полугубы с полуулыбкой.

– Нет, не надо, – кричали первые, искаженные страхом.

– Не слушай их. Вспомни, как хорошо тебе было, когда у тебя было холодное сердце, – вновь шептали кровавые, и высунувшийся из них полуязык старался заглушить отчаянный крик первых, но ему мешала трещина.

Раздался новый звон, и отражения разделились поперек. Ноги, отделенные от туловищей, каждая в своей части зеркала, стали топать, прыгать, ходить по кругу и передразнивать друг друга.

Новый звон и отделились руки. Одна из них безжизненно повисла вниз. А другая, высунувшись из зеркала, тщетно пыталась поймать любопытный глаз. Он выскочил из зеркала и погнался за окровавленной банкой. Догнав ее, он уселся на металлическую шляпку гвоздя и отвратительно запел:

Череп, розы, яд, огонь.

Мчись вперед мой верный конь.

Опустись в волшебный сад,

Под жемчужный водопад.

Я сожгу его дотла.

Отворяйте ворота.

Равнодушный с ужасом увидел, как глаз, сидевший на шляпке гвоздя, превратился в Череп Безумия. Железный гвоздь, в блестящее седло и сбрую, а окровавленная банка, в огненного коня с серебристыми крыльями. Из под копыт его вырвался сноп ярких искр и комната стала похожа на волшебный сад.

Фиолетовый потолок осветила разноцветная радуга. На серых стенах выросли бархатные розы, а черный пол стал широкой дорогой.

Оскалив позолоченную челюсть, Череп обнажил две костлявые шпаги и, пришпорив огненного коня, стал безжалостно рубить алые бутоны роз. Объятые огнем, они медленно падали вниз, обугливаясь на лету и рассыпаясь по полу безжизненным пеплом. Страшная тайна открывала глаза Равнодушному.

Радуга погасла, и фиолетовый потолок стал огромной глыбой льда, намороженной Черепом из слез. Стены окрасились кровью, а черный пол покрылся пеплом и черепками.

– Повинуйся, повинуйся мне раб, – проскрежетал Череп, срубив последнюю розу и, осадив огненного коня, бросил острую шпагу в объятое страхом полуотражение юноши.

Перевернувшись в воздухе, она, со звоном, впилась в глаз, втянутый от страха далеко под веко. Равнодушный вскрикнул, а раненное полуотражение стало медленно растворяться среди кровавых осколков.

Другое полуотражение, безглазое и бессердечное, без руки и ноги, перевернулось вниз полуголовой, и из разрезанного о трещину, как у змеи, полуязыка, истекало черным ядом. Череп подставил под нее вторую шпагу, и несколько капель застыли на ее острие. Пришпорив огненного коня, он вновь запел:

Выше, выше мой огонь.

Возноси крылатый конь.

В страхе, призрачных видений,

Разожги пожар сомнений.

Сердце, пей безумья яд!

Я сожгу волшебный сад!

И, взвившись под потолок, он вновь размахнулся и бросил вторую шпагу в полурастворившееся отражение. Она пронзила сердце.

Зеркало разлетелось на тысячи кровавых осколков, и каждый из них отражал в себе Равнодушного, лежащим на черном полу с искаженным от боли лицом. Ослепленный и отравленный ядом, он вновь становился рабом Белого Дьявола. Но властелин Безумия не спешил расправляться с несчастной жертвой. Яд его был медленным и мучительным.

Невидимая сила, грозная и беспощадная, повлекла за собой Равнодушного. Он вновь увидел золотистое солнце. Освещая верхушки деревьев, оно медленно поднималось над весенним лесом. Роковые, кроваво-красные круги проплыли перед глазами юноши и исказили окружающее. Радостное утро помрачнело. Лес стал прозрачным, угрюмым и безжизненным.

На лесной поляне стоял черный гроб. В нем, без единого признака жизни, покрытая белым саваном, лежала прекрасная Березка. Глаза ее были закрыты. Длинные волосы, шелковым полотном, спадали вниз по краю гроба, а на обнаженной девичьей груди стоял огненный конь Черепа. В его блестящем седле, держа серебряные поводья, сидел острый нож.

Равнодушный узнал его. Это был его нож. Он попытался схватить его, но нож хихикнул и превратился в любопытный глаз. Встретившись единственным зрачком со взглядом юноши, он разразился диким хохотом, пелена спала, и Равнодушный вновь увидел кровожадный Череп.

– Ты убил ее. Мертва ее юная душа! – проскрежетал он позолоченной челюстью и, пришпорив огненного коня, растворился в золотистом солнце.

Лесные видения развеялись голубым туманом, и юноша вновь оказался в прозрачном городе. Здесь, его властелин, желая позолотить свое алчное самолюбие, открывался перед Равнодушным во всем величии своего обезумевшего – Я.

Он появлялся на ветровых стеклах, летящих по автостраде с огромной скоростью, автомобилей и автобусов.

Хохотал в черном дыме огнедышащих труб. Булькал в быстром беге сточных вод.

Плескался в безжизненных волнах отравленных рек и водоемов. Нежился среди гниющих свалок мусора и отходов.

С наступлением ночи, оседлав огненного коня и скрестив костяные шпаги, он появился среди мерцающих звезд и, дико хохоча, с космической высоты грозился уничтожить всю Землю.

– Что мне ваша Земля, – похвалился он с высоты, – если я поднимусь еще выше, то я уничтожу Вселенную.

И, обратившись болидом, он в виде огнедышащего дракона пронесся над Землей и ослепил Равнодушного.

Глава 3.

«Ты знаешь, брат, сколь часто мир видал,

Что человек, пред чем-нибудь робея,

Свершает то, чего бы не желал.»

/Данте Алигьери. «Божественная

Комедия»./

Когда к юноше вернулось зрение, он вновь увидел себя на знакомой лесной тропинке. Но лес изменился. Он выглядел так, как будто прошло уже несколько дней.

Зеленая трава, ровным ковром, покрывала землю. На деревьях распустились молодые листочки. Поляны пестрели от цветов.

– Что это? Видения или действительность? – думал Равнодушный озираясь по сторонам. И тут он увидел зеленую Березку.

– Она жива! Череп не обманет меня больше! – воскликнул он радостно и направился к ней. Но тут на него налетел Ветер.

– Зачем ты вернулся? Юноша -, свистел он грозно, ударяя Равнодушному в грудь потоком воздуха. – Тебя унес Дьявол. Ты его раб. Уходи, уходи из моего леса.

– Нет! – прокричал ему в ответ юноша. – Да, он преследует меня, но я не раб. Я человек!

– Человек? – повторил вопросительно Ветер. – Да, это такие, как ты – Человеки, в погоне за призрачным счастьем порождаете его, забыв о том, что самое прекрасное счастье на Земле, это – Жизнь. Подобно сказочной птице Феникс, он возрождается из пепла в глубине вашего сознания, и прежде чем вновь обратится в пепел, уничтожает все, что успел охватить ваш алчный взгляд. Да, ты человек, но это снаружи. А там внутри, там – он.

И Ветер, с ураганной силой, налетев на Равнодушного, поднял его над Землей и затряс, как кот Базилио и Лиса Алиса трясли Буратино, но вместо золота он хотел вытрясти Безумие.

– Постой, постой, отец, – раздался вдруг звонкий голос. – Отпусти его. – Это был голос Березки.

Пальцы Ветра разжались, и Равнодушный упал на землю. Юная и прекрасная, она подошла к Ветру и промолвила:

– Прости меня, отец, но ты не сможешь одолеть всех. Сегодня пришел он. Завтра придет другой. Послезавтра третий. Это лишь марионетки в руках Безумца. Надо помочь им избавиться от Дьявола. И когда человеческое сознание полностью отвергнет его, он исчезнет, и в мире воцарится гармония.

Она повернулась к юноше. В огромных глазах ее сияла жизнь и радость. Одета она была в длинное зеленое платье, расшитое молодыми листочками и развесистыми сережками. На голове ее лежал дивный венок из полевых цветов, с гирляндами и кружевами.

Позволь мне отец, – продолжала она. – Я покажу ему наш волшебный сад. Пусть он увидит вечно-цветущее дерево феи-Жизни. Из корней его бьет хрустальный родник, а в прозрачных волнах плещутся золотые рыбки с изумрудными глазками. Он отведает несколько плодов с волшебного дерева. Выпьет несколько глотков воды из хрустального родника, вдохнет аромат роз, и вновь станет сильным и добрым.

– Я не верю ему, – возразил ей Ветер.

– Надо верить, – ответила Березка. – Он человек. Он тоже дитя Природы. Но сейчас он забыл о своей первородной матери, и готов терзать ее бедное тело в угоду Дьяволу. Надо помочь ему избавиться от него.

Сказав это, она взяла Равнодушного за руку и повлекла за собой.

– А если он приведет туда Дьявола? – воскликнул им в след Ветер, но было уже поздно. Березка с юношей уже стояла у ворот сада и произносила волшебные слова:

День весенний! Месяц вербный!

Отворите в сад волшебный

Феи-Жизни ворота.

Там любовь и доброта!

Маленькие колокольчики, в ее дивном венке, радостно зазвенели и, превратившись в птичек, подняли их в воздух.

– Смотри! – сказала Березка Равнодушному. – Здесь начинается волшебный сад. А это все мои друзья.

Посмотрев вниз, юноша увидел множество животных, больших и маленьких, хищных и травоядных. Все они мирно прогуливались по разноцветным аллеям волшебного сада и вежливо кланялись им.

– Это они приветствуют нас, – пояснила Березка и, радостно засмеявшись, помахала им в ответ рукой.

Потом под ними растянулся огромный пруд. По его зеркальной глади грациозно скользили разнообразные водоплавающие птицы. Они закивали головами, захлопали крыльями, и Березка, вновь радостно засмеявшись, поприветствовала их всех нежной рукой.

И вот, они опустились на широкую поляну возле вечно-цветущего дерева Феи-Жизни.

Каких только цветов не было на его волшебных ветвях. Прямо на глазах, они превращались в сочные плоды, и звонкие птицы, срывая их острыми клювами, бросали в ладошки Равнодушному.

В хрустальном ручье, весело резвились золотые рыбки с изумрудными глазками. Они подхватывали разноцветные камешки, подплывали к берегу и ложили в протянутую ладошку Березки.

Она радостно смеялась, и высокая радуга, поднимавшаяся из ручья, переливаясь яркими красками, отражала в себе ее звонкий смех.

Вдоль берега ручья росли алые розы. Они наполнили воздух сада таким чудесным ароматом и волшебством, что сердце Равнодушного вновь оттаяло и наполнилось нежным очарованием и любовью.

Он забыл о Белом Дьяволе. Забыл страшные видения и весь ужас творимый им. Прижав к своей груди нежные руки Березки, он трепетно заговорил:

– О, прекрасная лесная Фея! В этой груди теперь бьется горячее и доброе сердце! Не отвергай его! Позволь мне остаться рядом с тобой в этом волшебном мире? Я люблю тебя!

И, охваченный страстью, он обнял ее и попытался поцеловать в алые губы. Но Березка смутилась и отстранила его.

– Нет, нет, – сказала она. – Ты можешь любить меня, но оставаться здесь тебе нельзя. Если отец – Ветер узнает об этом, он очень рассердится. Мы будем прилетать сюда всегда, когда ты этого пожелаешь, а сейчас нам пора уходить. Ты должен одолеть Дьявола.

– Дьявола? – в страхе прошептал Равнодушный. Призрачные видения, огненным вихрем пронеслись перед его взором, всколыхнув его память, и он вспомнил все.

Черный пол и окровавленное зеркало. Прозрачный город и опьяненные вином и одурманенные наркотиками, холодные лица людей, с фосфорическими трафаретами Черепа Безумия на сгорбленных спинах.

– Я не хочу туда. Там смерть. Там Дьявол, – шептал он бледнея и отступая назад.

От страха, в его крови растворились черные капли яда. Закипев, они одурманили его сознание и наполнили сердце безумием. Лицо его почернело, глаза стали стеклянными, голос чужим.

Он что-то кричал, дико хохотал, топтал алые розы, ломал ветви вечно-цветущего дерева, бросал камни в птиц и животных.

Потом он полез в хрустальный ручей и стал выплескивать на берег золотых рыбок. Они прятались под камешки, и тогда он наступал на них, крича, что это его ручей, его сад, пусть они убираются куда захотят, а он? Он останется здесь.

Вдруг, он остановился, увидев в воде свое страшное отражение. Ноги, руки, одежда, все его. Но лицо? Вместо него в глаза ему смотрел Череп.

Сияя золотыми коронками, он подмигнул Равнодушному рубиновым глазом и выскочил из воды.

–О-хо-хо. Я знал, я знал что ты приведешь меня сюда. Теперь волшебный сад мой. Я его властелин. Я сожгу его, – хрипел он громовым голосом, метаясь в дикой агонии по цветным аллеям, оставляя за собой огненный след.

– Розы…розы вянут, – воскликнула Березка и бросилась к умирающим цветам.

Вода в хрустальном ручье почернела, и ветви волшебного дерева опустились вниз и завяли.

Равнодушный выбрался из ручья. Мимо него, спасаясь от огненного безумия, пробегали звери, пролетали птицы, проползали змеи, ящерицы, грызуны и насекомые.

– Я говорил, я говорил – нельзя его пускать в наш сад, – донесся до него грозный голос Ветра, который, сражаясь с Черепом, пытался сбить пламя.

– Смотри, смотри, что ты натворил. Феникс обращается в пепел. Маленькая искорка в глубине твоего сознания уничтожает мир. Будь ты проклят.

И, подхватив упавшую без чувств Березку, птиц, животных, змей и насекомых, Ветер поднялся над огненным садом.

– А я? А меня? Ветер? Нет…-кричал ему в след охваченный огнем Равнодушный.

– А ты мой раб! – услышал он в ответ громовой голос Черепа. – Ты будешь вечным свидетелем этой дьявольской трагедии и напоминанием всему миру о моем могуществе и силе.

Отныне я властелин мира.

Прохрипев это, череп пришпорил огненного коня, скрестил костяные шпаги и срубил горящую голову Равнодушного. Она упала в черный ручей и зашипела, как головня.

Эпилог

«Смерти по вкусу не жизнь, а смерть.»

/Рей Бредбери. «Кошки-мышки»/

Прошла весна, и наступило горячее лето. Отцвели весенние цветы, уступив место летним. Зеленая трава поднялась выше пояса. Но долго не зарастает черное пепелище в березовой роще. Не живут здесь ни звери, ни птицы. Лишь шумит на ветру одинокая Березка.

Каждый вечер, она превращается в прекрасную девушку и улетает в свой волшебный сад. Где, не смотря на зверства огня, расцвела чудом оставшаяся в живых алая роза. Очистился хрустальный ручей и питает корни вечно-цветущего дерева чистой водой. Оно ожило, и на его ветвях уже появились первые цветы.

Березка очень рада, что ее волшебный мир оживает, имя которому – Жизнь.

Но Череп Безумия где-то рядом. Он затаился в глубинах людского сознания и взирает алчными глазами на оживающий мир.

Вначале обнажается его левый глаз, это – Страх. Он пугает нас. Мы пятимся назад. Но тут – же золотым сиянием вспыхивает его правый глаз, это – Алчь. Она манит нас.

И вот, мы ползем по колючей проволоке Страха к призрачным сокровищам, но увидев вместо них полный лик Дьявола, в ужасе падаем в глубокую пропасть Безумия, на дне которой нас ждет Смерть.

Конец

От отца сыну письмо

Я оставил тебе это произведение, и то, что я тебе пишу, никто не видит, но моя дочь, Марианна, твоя сестра, в опасности. И знаю, ты любишь, и тебе сейчас сложно не быть рядом со своей болью, но тебе надо ехать к сестре. И чем быстрее, тем лучше. Директор театра предложил ей гастроли. Я не думал, что она согласится, но он очень хорошо путает ей все карты, и нам. И дальше будет турне, корабль, где он хочет ее спрятать. Это будет тур по всей Европе, и ты ее не найдешь. Спасай сестру, бросай любимую, она не в опасности. Там есть тот, кто, спасая Марианну, должен спасти мне и другую. Это произведение тебе, ты должен из него понимать, что именно происходит. Они хотят ее увезти в Америку. И там она станет звездой. Только это убьет твою любимую. Ты готов идти на такой роковой шаг? Чтобы спасти любимую, тебе надо спасать сестру, иначе никак. И ты можешь мне не верить, мало ли кто тебе пишет, но тут сейчас будет мир, а на самом деле тут идет настоящая война. Ей нельзя было уезжать из страны. И я не могу сказать, где я, что со мной, но пока я жив, живы все мы. Стоит мне умереть, и все, каждого уберут по одному, и Марианна будет жива, но это будут самые страшные муки. И тебе кажется, что испытывает сейчас Карина, это ужасно, ей дают таблетки, которые убивают, твои мечты о детях, твои мечты все, каждый день, и твоя боль за нее, мне очень понятна. Она страдает, и изнутри ее ломают. Но она выживет, просто тебе надо не смотреть на это все и ехать. И как можно скорее.

Ты не послушаешься меня, сейчас, и много времени пройдет, прежде чем до тебя дойдет, что сидя возле нее, ты же и добавляешь боль Карине, каждый твой присмотр за ней врачами, людьми в палате, это каждая самая сильная таблетка ей, самая страшная боль, самая сильная угроза твоим будущим детям. Едь, едь мой сын, и я буду писать тебе рассказы, что все добрые, что все мирные, но это обман. И ты думаешь, это добро, что одна в больнице, мол, плохая, и наказана. А вторая, мол, хорошая, и поэтому у нее шикарные гастроли. Добрая поступит так, зная, что она наказывает плохую? Нет, она просто не знает что Карина в больнице, ее обманывают. И все делают вид, что она знает, и наказывает ту, чтобы потом и ее очернить. А другие заложники ситуации. И в конце мне придется всегда сказать «Сын мой, я обманул тебя, верь себе».

И это произведение я буду повторять, может другими словами все же, но пока не дойдет до тебя, я не успокоюсь. Или все же следующий рассказ донесет до тебя истину.

От сына отцу

Отец, но в больнице сейчас Карина, но с переломом ноги, таблеток ей не дают, и нашим будущим детям ничего не грозит, я оплатил хорошую палату. И слежу за ней. Сестра же под присмотром мужа, и я брат, я, конечно, могу помогать, но лезть в личную жизнь не должен. Ее выбор быть с этим мужчиной. Может, мы можем встретиться, и ты объяснишь мне все. Я хочу жениться на Карине, о ней нет плохих слухов, просто ее убрали с этого проекта, чтобы как раз убрать и подозрения на нее. Знаю, что она не воспитана в строгости и правильности как Марианна, и не мечтала никогда о муже одном и на всю жизнь, но она мне очень нравится, она красивая, эффектная я бы сказал, и у нее глаза цвета неба, и я не о цвете глаз сейчас, а о своих ощущениях, я улетаю очень высоко, и неба становиться мне мало. Хочется горизонты шире, я даже не смею мечтать о свадьбе, настолько не могу представить, что могу иметь права на нее. Это как самая дорогая машина, сначала неудобно в нее садиться, мол, достоин ли, а потом уже так зазнаешься, что начнешь в них разбираться, и в другую, дешевле, уже и не сядешь. Есть цена у порядочности, но опыт тоже дает цену, с ней я теряю себя. И надеюсь, вы с мамой меня поймете.

Приложение

Фотография (Карина с гипсом на кровати, а рядом пакеты с покупками и на столике у нее коробочка под ювелирные украшения, с открыткой.)

Фотография (Поцелуй и из рук сплетенное сердечко.)

Тигр

2 сентября

Роскошь, блеск, сверкающие залы, выполнение любых приказов, или просьб, мимолетные действия, при первой же мысли, при первом желании. Все было для нашей Марианны, это корабль мечты. Она не верила в свою сказку. Когда предлагается главная роль, что делает настоящая актриса? Сомневается в себе. А что делает актриса, которой предложили танцевать на корабле, еще больше переживает, а как же скрыть свои места, где она не уверена в своей фигуре. Там же бедра, да, как для мужчины так она вкусный торт, но как для девушки, вылезающей из него, чтобы станцевать канкан, она не профессиональна. Даже если ей сто раз скажет муж, что это просто игра, все для тебя дорогая. Шоу придумано под диктовку, тут тебе можно все. Она будет сомневаться, что зрители оценят ее смелость, любить себя любую. И незабываемые вечера в ресторанах, фуршет, уже представления для нее. Она будет благодарна своему любимому, но он также приучит ее к мысли, что мужчина должен, и если его девушка сверкает, значит, он делает все правильно.

И вот сегодня ее день.

Утро

Девочки, доброе утро, мы можем повторить комбинации после урока? Я не могу запомнить такие простые вещи, мне просто непривычно.

–Да, да, конечно, Марианна, ты чего, конечно.

За кулисами.

– Да когда же она уже запомнит, мне это надоело.

– Да чего ты жалуешься-то?

– Ну не тебе по сто раз бегать, у тебя то роль в танцах пластичных, дуэтных, у нас же много таких движений, пятки отбиваешь, а с виду все кажется, просто и легко. Я устала от нее. Почему бы ей не быть просто женой, зачем еще лезть туда, где тебе не место. Пусть бы купалась в бассейне, да любовника бы себе завела. Цветы ей передают только от него, ей даже любовника не завести, все под присмотром. На словах «только» и «от него» все переглянулись, все знали уже то, что весь корабль еще не успел считать по лицу звезды. Но девушки очень проницательны, по части секретов, это же нужная почва для сплетен, а повод нужен всегда, и спасибо ей, что он есть. Иначе о чем еще говорить столько часов, да так что все время звучит «а дальше что?», глаза у всех горят, нервы щекочет любая суета рядом, и вот это ощущение, что ты самая счастливая, самая азартная, хотя сейчас не твой выход играть в рулетку.

– Как так можно жить, что все желают тебе уже исчезнуть, потому что всем надоело на тебя работать, и мило улыбаться.

В уборной Марианна.

– Я не могу так больше, сколько можно. Готова плакать, но нельзя. Что за жизнь.

На электронную почту пришло письмо.

Письмо к моей М (Я вас любил)

Хрустальный шар

Мой милый друг прости вторженье

в цветущий сад твоей Судьбы

прочтя порви без сожаленья

живи как прежде верь, люби.

С тобой опять ко мне вернулась

В дверях забытая Судьба

и слово АД перевернулось

и превратилось в слово ДА.

Но в полночь Пан как тень явился

держа в руках хрустальный шар

а в нем Христос в крови варился

была повержена скрижаль.

Я видел Мастера распятым

на кокаиновом кресте

и Маргариту под Пилатом

и Бегемота на костре.

Не принял я Судьбы наград

Разбив тот шар вернулся в АД.

Марианна зашла в каюту.

Ее муж:

– К нам сел на корабль человек в белом костюме, речь с акцентом, и он любит крутить ручку в руках, очень часто делает это, потому что часто пишет заметки, будь с ним осторожна. Не заговаривай с ним первой, мне надо узнать, сначала, куда он направляется.

– Он что преступник?

Тут молчание, и он снова в бумагах, что пишет он постоянно, ее не интересовало. Скорее она думала, как скрыть то, что она давно уже знакома с тем, с кем ей нельзя дружить, но это же отец парня, с которым они готовят сюрприз. Это музыкант, с которым они знакомы уже давно. И они решили, что она приготовит мужу танец, под «Времена года» Вивальди. Ее друг хотел практиковаться, а она смогла выбить им зал, и воспользоваться музыкальным исполнением. Все подозревали совсем другое между ними, но в мыслях Марианны не было сомнений, что она очень благодарна своему мужу за все хлопоты, хотя и жаловалась очень много, особенно музыканту. Потом мысли ушли в прошлое. Прочитав письмо еще раз, она задумалась о Диме. Долго сидела она, вспоминая, как они оба смеялись в парке, он умел шутить, никто так не шутит, как он, и смех ее был тогда единственный самый настоящий, больше она не умеет так смеяться, и знает, что только с ним засмеется. Потому что он найдет для нее смешной рассказ, он найдет нужные слова. И кажется, ей дают все, а не хватает. С Димой ей ничего никогда не давалось легко, все она сама решала и даже за него. Выживала на свою зарплату, но почему-то ей нравилась самостоятельность. Хотя, скорее всего она просто забыла свои слезы, свои тяжбы, ведь они теперь были так далеко от нее. За океаном сладких приключений. Может это спесь, уже так быстро начинающая набирать обороты. Когда мы много имеем, мы сразу хотим что-то потерять. Потому что не ценим? Но как же они далеко друг от друга. И почему он такой талантливый, такой смешной, пишет такие грустные ей стихотворения. Что они значат, и почему человек такой легкий, такой быстрый на юмор, пишет о таких сложных вещах, о таком грустном. Знает ли он что ей здесь так тяжело, что все ненастоящие, и что она в роскоши купается, но это так искусственно. Что ей нельзя и шагу ступить в сторону, она хочет на волю, но воля это взлететь, это лететь высоко, это только крылья, потому что иначе утопленница. Она не может сбежать, на остановках на суше, всегда с ней девушки, подруги, но и не подруги, и она все понимает, она знает, кто есть кто, просто все загнаны в угол.

Вечер

– Кто взял мою помаду?

– Так, ты давай быстрее, всего одна песня.

– Бегаем тут, спотыкаемся, что крутые ступеньки, нельзя вообще такие танцовщицам, когда так мало времени. Я устала, что-то голова кружится.

– Эй, ты чего. Так, девочки, застряла в платье, зацепилась за крючок, капрон, мамочки, как выходить с колготками порванными, ну все, после меня растерзают за такое.

– Если ты сейчас же не выйдешь, терзать будет поздно, он прям сюда придет.

Марианна, смотрела замороженным взглядом, у нее все мелькало, смотрела в зеркало, и фоном было много суеты, но она знала, что все успеет. И это был номер, в котором она не выходила. Ей были даны все условия, без переживаний. И знала, что действительно ту отчитают, и она не сможет повлиять, ведь она не может заступаться за тех, у кого нет таких привилегий, они танцовщицы и обязаны быть опытны в переодеваниях. Хотя актрисы умеют все лучше, она знала что может, но ей не дают себя проявить, ведь он же и боится оступиться, боится, что она его подведет.