Белый Лотос и Тень Имя, написанное в Книге

Глава 1. Она. Не хотела. Умирать

Глава 1. Она. Не хотела. Умирать.

За окном мягко падал снег. Хлопья, крупные и медленные, цеплялись за подоконник, оставляя на стекле узоры, похожие на тонкие трещины. Свет от планшета ложился на её лицо холодным отблеском, вырезая скулы и подчеркивая тени. Мэн Цзыи сидела, склонившись над экраном, где медленно формировался изящный интерьер будущей гостиной – её новый проект. Она касалась изображения кончиком пальца, будто штриховала не просто пространство, а эмоцию уюта и равновесия, которую хотела воплотить в каждом изгибе линии и пятне света.

Она была дизайнером интерьеров. Её мир – линии, формы, гармония цвета и света. «Природа должна быть мягкой… но последовательной. Как сама жизнь», – прошептала она, не для кого, просто в пустоту.

Часы на экране мигнули: 2:47. Ночь съела день, но она не заметила, как. Пальцы заныли, в уголках глаз закружилась тяжесть. Где-то в бумажной груде недовольно пискнул телефон – напоминание о дедлайне. Завтра. Вернее, уже сегодня. Она закрыла планшет, откинулась на спинку стула. Взгляд упал на лежащую рядом книгу – потрёпанную, с замятой обложкой.

«Призрачная дорога мести».

Она взяла её несколько недель назад. Случайность: имя одной героини совпало с её собственным. Стало любопытно. Но дальше середины не пошло. Слишком предсказуемо, слишком жестоко. Только главный герой зацепил – холодный, как клинок. Го Чен. Жестокий, сложный, будто нож, заточенный до изящества. Он не был чудовищем. Он был хуже: человеком, утратившим всё, кроме цели. И жажды мести.

Пальцы сами собой коснулись обложки. Шероховатая бумага – и вдруг… всё изменилось.

Свет исчез. Комната, планшет, книга – всё растворилось. Мгновенная тишина, давящая, как если бы воздух стал жидким и вязким. Грудь сдавило. Пространство пошатнулось, словно земля ушла из-под ног. И она падала. Без крика, без движения. Внутрь.

***

Мэн Цзыи вскрикнула и резко отшатнулась. Воздух в груди вырывался обрывками, как из разорванного меха – она дышала судорожно, глотая пустоту. Сердце колотилось, будто только что вырвалось из груди и пыталось забиться обратно. В висках стучало, кровь гудела в ушах. Её руки дрожали, пальцы сводило от напряжения. На коже засохшая кровь – чёрная, с коричневым отливом, будто след давно открытой, но так и не залеченной раны. Она не могла понять, её ли это кровь.

На земле перед ней лежал мужчина. Молодой. Совершенно незнакомый. Его лицо казалось бесконечно бледным, с чертами, застывшими в искажённом предсмертном выражении. Глаза – полуприкрыты, будто он умер, не успев договорить. Губы чуть приоткрыты. Щека прижата к земле, как у сломанной марионетки. Всё тело было вывернуто, скручено, как будто им играли, ломали изнутри, медленно и безжалостно. Пальцы на одной руке всё ещё были напряжены, как будто он пытался зацепиться за реальность.

И всё же… Казалось, он был жив буквально мгновение назад. И это ощущение было хуже самой смерти.

Мэн Цзыи сделала шаг назад, сердце бешено колотилось, будто хотело вырваться наружу. Она не узнавала этого места – ночной парк, заросшие деревья, круг из обломанных веток, будто кто-то пытался изобразить символ. Ветки, уложенные в несимметричный узор, выглядели слишком аккуратно, чтобы быть случайностью. Воздух был пропитан влагой, запахом гнилой листвы и чем-то металлическим, тяжёлым, как кровь.

Звук ночных насекомых исчез, сменился тревожной, давящей тишиной, в которой звенело эхо её собственного страха.

– Что… происходит?.. – прошептала она, и голос прозвучал так чуждо, что она вздрогнула.

Она посмотрела на свои ладони. Кровь. Настоящая. Горячая, липкая. Её запах вызывал тошноту и панику. Всё внутри кричало: беги.

Оглядевшись, она бросилась прочь – сквозь кусты, по скользкой тропе, врезаясь плечами в ветви, ощущая, как мокрые листья хлещут по лицу. Сердце стучало в висках. Земля под ногами была мягкой, пружинистой, будто топтала не тропу, а свежую могилу. Она не оглядывалась. Не хотела видеть, не хотела знать, что – или кто – может следить за ней.

Наконец, преградой в темноте вспыхнул пруд. Вода темнела от отражения неба, в ней дрожали отблески редких звёзд, словно кто-то расплескал чернила. Она, не раздумывая, опустила руки в воду, пытаясь отмыть кровь. Пальцы вновь задрожали. Холод воды был почти болезненным, и в нём – странное облегчение.

Кровь исчезала, но в воде отразилось лицо. Брови Мэн Цзыи слегка вздрогнули. Она подалась вперёд и наклонилась. В гладе воды отразилось знакомое и, одновременно незнакомое лицо. С длинными волосами, надменным видом и красивыми чертами лица, оно было одновременно героическим и привлекательным. Это лицо почти в точности повторяет лицо самой Мэн Цзыи, но она была более грубая и резкая, а не нежная и томная, словно розовый пион, как сейчас.

Её взгляд зацепился за длинные чёрные волосы, соскользнувшие с плеча. Хвост растрепался и часть волос выбилась из прически. Тёмные, блестящие, мягкие, как шёлк.

Она долго сидела у пруда, вглядываясь в отражение. Дрожь утихла. Она не чувствовала холода, хотя её пальцы стали онемевшими, и влажная ткань куртки холодила кожу. Дрожь отступала, но внутри оставалась пустота – тяжёлая, вязкая, как туман.

Мэн Цзыи поднялась, ощущая, как ноги предательски подгибаются, но с усилием выпрямилась. В голове – пусто. Мыслям было тесно, они цеплялись друг за друга и рассыпались, не успев сформироваться. Это не сон. Сон не бывает таким последовательным, таким подробным. Сон не оставляет на коже запаха крови.

Впереди в темноте за деревьями поблёскивали огни – мягкие, приглушённые, словно вуаль на лице неизвестности. Возможно, город? Или очередная иллюзия?

Она шагнула вперёд. Медленно, оступаясь, словно каждый шаг по земле был попыткой поверить, что она существует. Тусклый свет фонарей освещал дорожку. Золотистый свет отбрасывал длинные тени, и деревья выглядели как стражи, склонившиеся к земле.

Вскоре перед ней выросли высокие металлические ворота. Они были чёрные, с коваными узорами в виде змей и ветвей, и напоминали портал между мирами. Над проходной сверкал герб с иероглифами: «Университет Хуалун*» (华龙大学 – Университет Цветущего Дракона) – стилизованная драконья голова, обвивающая пылающее сердце.

Замок мигал красным, тревожно, как будто предупреждал. Мэн Цзыи, всё ещё не веря себе, пошарила по телу. Во внутреннем кармане куртки оказалась связка ключей. Металл был холодным и шершавым. Когда она поднесла один к табличке на двери, замок щёлкнул с лёгким, почти приветственным звуком, будто признавал её.

– Поздновато для прогулок, не находите? – прозвучал голос сбоку.

Мэн Цзыи резко обернулась. Из тени вышел мужчина в сером, обычном охранном костюме. Он был удивительно бледен – его кожа почти сливалась с белизной воротничка. Глаза – тёмные, глубокие, с мешками, как будто он не спал ни одной ночи в жизни. Однако в голосе звучала мягкая строгость.

– Кампус закрыт после полуночи, – сказал он. – Вы ведь только недавно переехали, верно? Не знаете правил?

Мэн Цзыи сглотнула.

– Да… я… я не знала. Простите.

– Понимаю, – он чуть улыбнулся. – Первые дни всегда трудные. Но постарайтесь не выходить ночью.

Он приложил карту к панели, ворота повторно щёлкнули.

– Проходите. Надеюсь, вы помните, где ваша комната?

Мэн Цзыи замерла, затем покачала головой:

– Простите… я… я не помню.

Охранник посмотрел на неё пристально. Потом мягко кивнул:

– Тогда я провожу. Всё в порядке. Ваша комната – в восточном крыле, общежитие Цзиньхуэй, третий этаж. 312-я.

Они пошли по пустому кампусу. Тишина была густой. Ступени под ногами скрипели странно глухо. Охранник шёл рядом, не издавая ни звука, и даже дыхания его Мэн Цзыи не слышала. Только шаги. Чёткие, как в метрономе.

Когда он оставил её у двери комнаты и развернулся, она машинально поблагодарила:

– Спасибо…

– Доброй ночи, – ответил он. – Спите крепко. До рассвета далеко.

Мэн Цзыи проводила его взглядом. Фигура охранника, ровная и размеренная, скрылась за поворотом коридора. Она дождалась, пока шаги не стихнут окончательно, и лишь тогда выдохнула и медленно повернулась к двери. Подобрав ключ, она толкнула дверь.

Девушка аккуратно прикрыла за собой дверь, опираясь на неё спиной. Её тело всё ещё помнило бег, страх, отражение в воде. Она попыталась сделать вдох – и с трудом выдохнула.

Проведя рукой по лицу, Мэн Цзыи выровняла дыхание и заставила себя собраться. Паника не поможет. Нужно выяснить хоть что-то. Первым делом – обстановка.

Комната оказалась совсем не такой, какой она представляла себе общежитие. Это был скорее гостиничный номер высокого класса. Просторная, с мягким освещением и плотными шторами, закрывающими высокий арочный оконный проём. Стены были отделаны матовой штукатуркой цвета слоновой кости, а пол выложен деревянными панелями.

Слева от входа была приоткрыта дверь, сквозь которую виднелась ванная – современная, с зеркалом и светлыми стенами, откуда доносился слабый запах шампуня. Рядом с дверью в комнату стояла вешалка, на которой висела яркая куртка с металлическими заклёпками. Ниже находилась этажерка, заставленная множеством разноцветной обуви – от высоких сапог до крохотных босоножек. Несколько сумок, одна ярче другой, висели вперемешку, словно на витрине модного бутика.

Сразу за поворотом маленький холодильник и рабочая поверхность с чайником и тостером.

Справа у стены стоял шкаф с зеркальными дверцами, рядом – письменный стол из чёрного лакированного дерева, заваленный беспорядком: по всей поверхности были рассыпаны кисточки, флакончики с тональными основами, тени, туши и блестящие помады в смешанных оттенках. Тут же стояло большое настольное зеркало с лампочками по периметру.

Мэн Цзыи подошла к зеркальному шкафу. Внутри он оказался почти полностью заполнен одеждой – вещи висели на вешалках рядами, бросались в глаза яркие, кричащие цвета, блёстки, прозрачные ткани. Мэн Цзыи едва сдержала гримасу – она бы никогда не надела такое. На полках царил беспорядок: кое-где были скомканные майки, неаккуратно сложенные шорты, аксессуары, выбившиеся из упаковок. Всё выглядело так, будто хозяйка лишь бросала одежду на полку, не глядя.

Двуспальная кровать стояла по центру – не застеленная, скомканное тёмно-синее покрывало валялось на полу рядом. На самой кровати были разбросаны какие-то вещи – майка, короткая юбка, лифчик. Над кроватью висела картина с абстрактными чернильными мазками в восточном стиле.

Возле кровати стоял красный женский портфельчик. Мэн Цзыи опустилась на колени и открыла его. Внутри лежал айфон последней модели. Она нащупала кнопку включения – экран мигнул и отразил дату: 2:47 май 2024 года. Хм, ещё пару часов назад был январь 2025. Только время странно совпало.

Сердце на мгновение замерло. Она дрожащими пальцами вытащила вторую вещь – документы. Университетский пропуск. Студенческое удостоверение. Имя – её. Фотография – тоже она. Только возраст…

Двадцать один.

Но мне тридцать пять…

***

На следующее утро свет мягко проникал сквозь плотные шторы, рассеянный и золотистый. Комната всё ещё оставалась в беспорядке: покрывало валялось на полу, одежда сбилась в кучу у изножья кровати, на столе между тюбиками помады и кистями валялась пара носков. И всё же, несмотря на хаос, она уже не казалась такой враждебной.

Глаза Мэн Цзыи медленно открылись, и в этот момент в её взгляде не было ни хаоса, ни страха. Только холодная ясность. Она лежала, неподвижная, словно камень на дне пруда, и позволяла разуму снова собрать реальность в целое. Потолок был непривычно высоким. Всё было не так. Не её.

Пальцы привычно коснулись виска, но ощутили чужие пряди – длинные, тяжёлые, тёплые, как шёлк. Она опустила руку и зажала кулак, не позволяя эмоциям вырваться наружу.

Это не сон. Не бред. Не игра. Я здесь. И теперь мне нужно понять – зачем.

Мэн Цзыи села на кровати, уснула она прямо поверх одеяла, и провела рукой по лбу. Всё ещё казалось странным, но паники больше не было. Страх сменился хладнокровной решимостью. Так она всегда поступала в своей прежней жизни – сначала понять, потом действовать. Если она попала в неизвестное, нужно выстроить опору из фактов.

Я здесь. Мне двадцать один. Я студентка. У меня есть имя и ключи от комнаты. Этого пока достаточно.

Она встала, медленно потянулась, осматривая комнату с новым взглядом. Первым делом – душ. Ванная оказалась такой же современной, как и остальное: кафель тёплого оттенка, стеклянная перегородка, мягкие полотенца. На полках и у зеркала выстроились в ряд многочисленные тюбики, баночки и флаконы – шампуни, бальзамы, маски для волос, кремы для лица, пилинги, сыворотки и очищающие гели. Пространство напоминало уголок бьюти-блогера.

Бросив одежду прямо на пол, девушка залезла в душ. Тёплая вода смыла остатки ночного холода, чужую пыль и напряжение. Мэн Цзыи вымыла волосы, медленно и сосредоточенно, будто пытаясь вычистить лишние эмоции.

Затем, обмотавшись полотенцем, она вернулась к шкафу и с трудом нашла простую одежду – чёрную футболку с V-образным вырезом и ультроузкие джинсы. Всё остальное было либо слишком ярким, либо откровенным. Одежда сидела на ней плотно, подчёркивая фигуру, но была чистой. Переодевшись, она подошла к зеркалу.

Отражение смотрело на неё внимательно. Это была она – но моложе лет на десять. Скулы чуть резче, линия подбородка – тоньше. Кожа светлая, почти фарфоровая, без единого следа усталости или времени. Глаза – те же, только в них не было того веса прожитых лет. Ресницы – гуще. Даже губы казались чуть полнее Волосы длинные, струящиеся, блестящие, красиво обрамляли лицо и спускались ниже поясницы. Она всегда носила каре, сколько себя помнила. Это была она, несомненно, но грациознее, красивее, легче. Версия, которую жизнь ещё не успела исцарапать.

Мэн Цзыи медленно провела рукой по щеке. На правой мочке заметила маленькую аккуратную красную, словно капельку крови, родинку. У неё такой точно не было.

Всё это – поразительно. Странно. И пугающе в равной степени. Но отрицать было бессмысленно – это она.

Цзыи уже собиралась подойти к столу, но замерла, услышав голоса за дверью. Два мужских, приглушённых, но взволнованных. Шаги. Один из них смеялся, другой – раздражённо ругался шёпотом.

Мэн Цзыи подошла к двери, не издавая ни звука. Несколько секунд она прислушивалась, а затем медленно, осторожно открыла её – ровно настолько, чтобы выглянуть в коридор.

Перед дверью шли двое. Первый – парень с выразительными чертами лица, одетый в дорогие брендовые кроссовки и джинсовую куртку, которую носил с лёгкой небрежностью. Его тёмные, почти чёрные волосы были коротко подстрижены по бокам, верх зачесан назад и собраны в маленький хвост, открывая высокий лоб. Походка была пружинистой, как у бойца или бегуна, в движениях ощущалась уверенность. Лицо – с чёткими скулами, прямым носом, густыми бровями, приподнятыми в постоянном выражении вызова. Глаза – тёплые, с янтарным оттенком, в них легко читались и ирония, и искренность.

Рядом с ним шагал невысокий парень, на вид лет шестнадцать, с бледным, почти прозрачным лицом и отрешённым взглядом. Шевелюра его была белоснежной, словно краски ушли, оставив только пустоту света. На нём была голубая рубашка с широкими рукавами, украшенная вышивкой в виде журавлей и ветвей сливы на воротнике и манжетах, лёгкие свободные брюки и мягкие тканевые туфли. Он держал в руках тряпичную куклу с пугающим лицом – она напоминала ту самую Аннабель, только не из фильма, а настоящую. Кукла свисала у него из-под руки, как будто живая.

– Привет, – сухо бросила парень, заметив Мэн Цзыи. Его голос прозвучал резко, с колючей интонацией. Беловолосый посмотрел на неё с лёгким, почти неуловимым презрением, но ничего не сказал.

– Ты идёшь на лекцию к Го Чэну? Или снова прошляешься где-то?

Не дождавшись ответа, они отвернулись почти одновременно и пошли дальше по коридору, голоса постепенно стихали.

– Иду, – тихо произнесла Мэн Цзыи уже в пустоту. Имя Го Чен показалось ей смутно знакомым.

Она быстро вернулась в комнату, на ходу застёгивая ремешок портфельчика. Ключи и телефон она метнула внутрь, застегнула молнию и без промедления выскользнула обратно в коридор. Благо вчерашние кроссовки стояли у двери.

Пара уже скрывалась за поворотом, но Мэн Цзыи побежала следом, не выпуская их из виду, но держась на расстоянии. Слишком близко подходить она не хотела – вряд ли они были друзьями, и уж точно не сейчас.

Мысль вновь закрутилась в голове. Имя – Го Чен – всплыло, будто пробилось сквозь толщу забытых страниц. Оно не отпускало, звенело глухо, как отголосок сна или чужой жизни. Где-то она уже слышала его. Где?..

И тогда, словно вспышка, пришло узнавание.

Го Чен – главный герой романа «Призрачная дорога мести». В той истории он умирал от руки второстепенного персонажа, а затем возвращался – не человеком, а мстительным духом, жаждущим расплаты.

И вот совпадение: имя убийцы в романе – Мэн Цзыи.

После смерти Го Чен превратился в злого духа, преследующего своего убийцу. Он медленно, методично разрывал душу своей убийцы на части, превращая каждую сцену в изощрённую кару. Героиня вспомнила: в финале романа тело преступника было изувечено до неузнаваемости – и всё это происходило на фоне обряда призыва, полного крови и ритуальных узоров.

Сердце забилось чаще. Если это тот самый сюжет… кто она теперь – читатель или жертва?

И тут Мэн Цзыи поняла. Мужчина в парке. Мёртвый. Искривлённый в последнем напряжении черт. Всё сходилось.

Это был он. Го Чен.

Она смотрела на спины уходящей пары, и мир вокруг будто на мгновение сжался, как объектива диафрагма: всё, кроме этого осознания, исчезло. Она не просто попала в роман. Она стала его спусковым крючком.

Мэн Цзыи вспомнила, как несколько дней назад, читая роман, в который теперь, похоже, угодила, увлеклась образом Го Чена. Он показался ей притягательно опасным – холодным, изломанным, но живым. Она пролистала форумы, читала отзывы других читателей – и не узнавала их. Его восхваляли, жалели, называли жертвой обстоятельств. Казалось, они читали совершенно другую книгу. Или же – совсем по-другому смотрели на его лицо.

С первого взгляда, с первых строк Мэн Цзыи поняла: мягкость Го Чена – не более чем вуаль. Лицемерие – тонкое, изящное, но заметное. Он был актёром в своей собственной пьесе, и лишь зрители вне сцены могли видеть, как тонка его маска.

Как они – читатели – могли не заметить?

– Добрый? Мягкий?.. Это шутка, – подумала тогда она.

Только теперь – было совсем не до смеха.

Впереди её ждало неизбежное – Го Чен, вернувшийся в облике злобного духа, однажды найдёт её и убьёт. Всё шло к этому. Так было написано. Мэн Цзыи очутилась в этой истории слишком поздно. Если бы раньше, если бы чуть раньше… быть может, смогла бы изменить развязку. Возможно, избежала бы смерти главного героя и… своей собственной.

Но сейчас – шансов почти не было.

Она не хотела умирать.

И тем не менее, сюжет уже раскрыл пасть. И Мэн Цзыи оставалось только бороться – выискивать бреши в строках, искать выход там, где автор оставил лишь мрак. Избежать конца, уготованного безымянной жертве.

Она не хотела умирать.

Книгу «Призрачная дорога мести» она так и не дочитала. Тогда ей мешали дела, недосып и дедлайны. Но даже прочитанных глав хватило, чтобы почувствовать: в Го Чене не было ни милосердия, ни раскаяния. Он был тем, кто возвращался из-за черты не ради прощения, а ради возмездия. И тогда, когда Мэн Цзыи читала роман, она могла позволить себе восхищаться этим образом. Тогда это был просто персонаж. Тогда – она не была тем, кого он собирался убить.

Сейчас всё изменилось.

Она. Не хотела. Умирать.

Глава 2. Книга без слов

Глава 2. Книга без слов

Они вошли в массивное здание с вывеской «Факультет гуманитарных дисциплин». Внутри пахло кофе, бумагой и лёгкой пылью. Пространство словно впитывало звуки. В какой-то момент беловолосый мальчик остановился, и Мэн затаилась за колонной. Парни скрылись за распахнутыми дверями аудитории 417.

Мэн подождала ещё несколько секунд и шагнула внутрь.

Помещение было классическим учебным кабинетом с длинными рядами столов и высокими окнами, в которые проникал рассеянный дневной свет. На доске, написанной аккуратным почерком, значилось: «Миф и трагедия: интерпретации судьбы». Студенты рассаживались по двое или поодиночке, кто с планшетами, кто с бумажными блокнотами, готовясь к занятию.

Их было девять.

Мэн Цзыи узнала их, будто кто-то подбросил образы из глубин чужой памяти – возможно, прочитанного романа, а может, от той, чьим телом она теперь владела. Знания всплывали не сразу – будто вытекали сквозь трещины сознания, оставляя на губах привкус чужого имени, сказанного когда-то вслух.

Двое – знакомые: Линь Жуй, беловолосый мальчик с отрешённым взглядом и мрачной куклой в руках, и Чэнь Шаосюань – тот самый, что ходил с ним рядом, с пронзительным взглядом и дерзкой уверенностью в каждом движении.

Чэнь Шаосюань сидел, откинувшись на спинку стула, и лениво вертел в пальцах ручку. Его губы чуть скривились в усмешке, стоило ей войти. Линь Жуй сидел рядом, молчаливый, с по-прежнему отсутствующим выражением лица.

Мэн Цзыи обвела взглядом аудиторию. И каждого из них она знала. Как только взгляд цеплялся за чьё-то лицо, сначала не знакомое, но тут же в подсознание всплывали знания.

Вот, например, – Ма Даоюй. Крепкий и коренастый, с вечно нахмуренными бровями, он бросил на неё короткий взгляд и едва заметно кивнул. Это не было приветствием. Скорее – признанием факта её присутствия. Он был переработчиком – одним из лучших, и с ним, как знала Мэн, не стоило шутить. Честный, молчаливый, наблюдательный.

Или, стоящая у окна Юй Чжаосинь. Она была, как всегда, заметна – узкая сиреневая юбка, лаковые ботинки на платформе и сияющий румянец под локонами коротких фиолетовых волос. Девушка обернулась к Мэн с лёгкой полуулыбкой и поднятой бровью. В этом взгляде не было тепла – только оценка, словно перед ней очередной наряд в витрине.

Неподалёку расположилась Лада Милованова – светловолосая девушка с двумя тугими косами. Она посмотрела на Мэн с оттенком сочувствия, но быстро опустила глаза. На её парте лежали идеально разложенные тетради и русско-китайский словарь. Она явно была из тех, кто старается быть незаметной.

В полутени, у дальней стены, сидел Ху Линьчжу – старший, проницательный, сдержанный. Его взгляд не задержался на ней, но Мэн почувствовала, как он фиксирует всё: выражение её лица, походку, даже дыхание. Он видел – и запоминал.

И, наконец, близнецы. Фан Чжэнхуэй – утончённая, в серо-синем, спокойная, с пронзительной тишиной в глазах. Её брат, Фан Чжэнъин, – осанистый, холодный, в жилете и рубашке. Они не удостоили её и взглядом, бурно что-то обсуждая.

В каждом взгляде было что-то общее: отчуждённость, настороженность, лёгкое презрение. Эта Мэн Цзыи, которую они знали до её прихода, явно не пользовалась симпатией.

Девушка села в самом заднем ряду у окна и постаралась быть незаметной. Но, как ни странно, старания были напрасны – никто не обратил на неё внимания. Ни сочувствия, ни подозрения, ни даже раздражения. Словно её присутствие было чем-то обыденным, привычным, как стул у стены. И именно это ощущение пронзило сильнее, чем открытая враждебность.

Прозвенел звонок. Голоса затихли. Несколько человек достали планшеты, кто-то включил диктофон. Все ждали. Прошло пять минут. Десять. Пятнадцать. За окном шумели ветви, ветер трепал ветки сакуры у входа в корпус. Полчаса. В аудитории нарастало нетерпение.

Го Чен не приходил.

Он был ассистентом преподавателя. Пунктуальным до фанатичности. Никогда не опаздывал. Не отменял лекции. Всегда начинал ровно по расписанию.

И всё же его не было. Не пришёл. Ни слов, ни сообщений, ни извинений. Только затянувшаяся пауза и странное напряжение, повисшее над всей аудиторией, как дым. Всех съедало любопытство. Шёпот стал гулом. Кто-то встал и выглянул в коридор, но вернулся, пожав плечами.

Только одна Мэн Цзыи знала. Го Чен не придёт. Потому что он – уже мёртв.

Она смотрела на доску с надписью, которую сам он, вероятно, и оставил вчера вечером. Всё выглядело обыденно – но в этой обыденности теперь пряталась дыра. Пустота, разрастающаяся невидимо. Мэн Цзыи ощущала её всем телом.

Что теперь?– думала она. – Когда тело найдут… когда кто-то начнёт связывать факты? Когда охранник расскажет, что я входила в кампус ночью? Когда начнут задавать вопросы?

Каждая мысль была, как шаг в болоте – вязкий, проваливающийся. Она не знала, остался ли хоть кто-то, кто сможет поверить: это не она. Или, точнее, не та она, которой все её считали.

И что, если эта история уже не принадлежит автору?

Прозвенел второй звонок – тот, что должен был обозначать конец пары. В воздухе повисло вялое возбуждение: кто-то хихикнул, кто-то начал перешёптываться, разговоры набирали громкость. Линь Жуй неспешно поднялся со своего места, потянулся и вслух заметил:

– Похоже, что-то важное случилось. Наверное, его срочно куда-то вызвали, и он не успел отменить лекцию.

– Может, приболел, – предположила Фан Чжэнхуэй, аккуратно укладывая планшет в чехол.

– Или действительно внеплановый вызов. Хотя странно, он ведь обычно держит всё под контролем, – задумчиво проговорил Ху Линьчжу.

– Или, наконец, вселенная пошатнулась, и мистер «По Секундам» впервые в жизни опоздал, – с усмешкой подытожил Чэнь Шаосюан

Все говорили, строили догадки. Только Мэн молчала, сжав руки на коленях. В голове не было ни одной связной мысли. Знаний – тоже. Она понятия не имела, какие предметы изучают, какие дисциплины здесь преподают, кто её куратор, и есть ли вообще у неё расписание. Всё это казалось чужим, ненастоящим, как костюм, надетый поверх другой жизни.

Когда все начали собираться и покидать аудиторию, обсуждая, стоит ли идти на следующую пару, Мэн осталась сидеть. Затем медленно встала и пошла прочь – не вслед за остальными, а в противоположную сторону.

Пусть она и выглядела спокойно, внутри всё сжималось. Как можно идти на занятия, если ты даже не знаешь, чему тебя будут учить? Не знаешь, где твоё место? Да и было ли оно где-то?

Она шла по коридору, стараясь сосредоточиться на звуке шагов, на узоре плитки под ногами, на слабом гуле голосов вдалеке. И вдруг очнулась перед массивными двойными дверями. На бронзовой табличке красовалась надпись: «Библиотека».

Мэн потянула дверь и шагнула внутрь. Высокие своды, ряды полок, тусклый рассеянный свет. Пространство было наполнено тишиной – не мёртвой, а дышащей, живой. У стены, словно став частью мебели, сидел мужчина средних лет – худощавый, с обострёнными скулами, в выцветшем халате старого кроя. Его кожа была пепельного оттенка, словно впитавшая в себя весь дым благовоний, а длинные, спутанные волосы стягивались в небрежный пучок на затылке. Веки были опущены, но каждый его вдох – глубокий и ритмичный – говорил о странной сосредоточенности, будто он слушал не уши, а внутренний голос мира. На запястье висели потёртые чётки, местами потемневшие от постоянного касания. От него исходило ощущение глубокой усталости, но и чего-то притягательного – как будто в его спокойствии таилась хрупкая грань между равнодушием и всеведением. Он не шелохнулся, когда она посмотрела на него, будто уже знал, зачем она пришла.

Она медленно пошла между стеллажами, скользя пальцами по корешкам книг, вдыхая аромат пыли и бумаги. Здесь не было взглядов, шёпотов и недоверия. Только слова. И, возможно, ответы. Всё казалось нормальным, до тех пор, пока её взгляд не наткнулся на тёмно-бордовую обложку. "Призрачная дорога мести". Та самая книга. С тем же узором, что лежала на её рабочем столе в прошлой жизни.

Она взяла её с полки. Страницы – пусты. Совершенно чистые, словно их только напечатали, но чернила не успели лечь.

И только на первом развороте: «Глава 1. Она сделала это. Только кровь на пальцах и мёртвое лицо Го Чена…»

Она пролистнула дальше. Следующая страница заполнилась прямо на глазах: слова появлялись, как будто их писал невидимый автор.

Она читала – и видела себя. Её бег, страх, даже дрожь у пруда. Всё.

Рядом кто-то кашлянул. Мэн резко закрыла книгу. Юноша, студент, прошёл мимо, не взглянув на неё. Но на секунду ей показалось, что он… повторил про себя её последнюю мысль. Губы беззвучно шевельнулись: «Если я героиня – кто тогда пишет меня?»

Книга дрожала в её руках.

Мэн Цзыи посмотрела по сторонам. Зал был почти пуст. Никто не обращал на неё внимания. Она медленно опустила книгу в свой портфель – между папкой с пустыми листами и телефоном. Закрыла молнию и сжала ремешок.

Ответов пока не было. Но теперь у неё было хоть что-то. След, за который можно уцепиться.

Она покинула библиотеку той же дорогой, которой пришла, стараясь не встречаться взглядом с дежурным библиотекарем. Шла по коридору быстрее, чем раньше. Воздух казался плотнее, а шаги – громче.

Вернувшись в общежитие, она поднялась по знакомым ступеням и остановилась у двери 312. На этот раз не было ни охранника, ни шорохов за спиной. Только ключ в руке и тишина, в которую она снова вошла, как в кокон.

Закрыв за собой дверь, Мэн Цзыи на мгновение замерла, прижавшись лбом к холодной поверхности. Потом медленно развернулась и достала книгу. Открыла её там же, где остановилась. Новых строк не появилось.

Мэн медленно опустила книгу на край стола и провела взглядом по комнате. Здесь царил полный хаос: одежда сбилась в кучу, тюбики и кисти перекатывались по столу, на кровати в беспорядке валялись подушки. Это был не просто беспорядок – это была сцена, которую она не понимала, в которой ей ещё предстояло найти себя.

Глубокий вдох. Паника не поможет. Надо действовать. Хотя бы начать с простого. С чего-то, что в её власти.

Мэн Цзыи окинула комнату критическим взглядом. Жить в таком хаосе было выше её сил. Решив отвлечься и найти подсказки, девушка закатала рукава и начала убираться.

Для начала распахнула балконные двери, впустив в комнату свежий воздух. Разобрав одежду, рассортировав вещи по полкам и сложила в дальний угол всё слишком вызывающее, она наконец подошла к книжной полке. Книг оказалось катастрофически мало: всего пара старых учебников, одна-единственная тетрадь с небрежными записями. Всё указывало на то, что прежняя владелица тела явно не проявляла интереса к учёбе. Её, похоже, больше занимали внешность, лёгкие интриги и внимание окружающих.

Мэн Цзыи вспоминала: в книге этот персонаж упоминался лишь мимоходом – поверхностная, завистливая, мечтающая стать сильнее, но не способная ничего сделать ради этого. Как же тогда она сумела убить Го Чена – одного из самых талантливых и блестящих умов метафизического мира?

Кто стоял за ней в тени? Кто дал ей не только знания, но и силу, чтобы реализовать их? И главное, сможет ли она вернуться обратно? Эта загадка теперь казалась гораздо более глубокой и тревожной.

Она обыскивала карманы курток, заглядывала под кровать, в ящики и коробки. Искала что угодно: письма, фотографии, дневники. Всё, что могло бы сказать ей: кто была прежняя Мэн Цзыи.

Но зацепок не было. Ни дневников, ни заметок, ни даже фотографий, которые могли бы хоть как-то пролить свет. И чем дальше она копалась, тем глуше становилось разочарование.

Уже почти отчаявшись, Мэн заглянула в дальний угол платяного шкафа. Там, за сложенными небрежно свитерами и куртками, скрывалась небольшая чёрная коробка из старинного дерева с вырезанными по краям иероглифами. Поверхность была отполирована до шелковистой гладкости, а древесина отливала лёгким благородным блеском, словно вобрала в себя не только время, но и память.

Цзыи открыла её осторожно, как будто ожидала, что внутри может быть что угодно. Но там лежал всего один предмет – браслет. Старинный, из нефрита. Его поверхность была прохладной, бархатистой, цвета приглушённого мха. Он состоял из отдельных звеньев – плотных, овальных, соединённых без видимых замков, и Мэн пересчитала их машинально: тринадцать. Вдоль ободка – золотые руны, выгравированные изнутри так, что казались пульсирующими.

Она не смогла их прочесть. Но знала: это не украшение. Это – знак. Обряд. Связь. Браслет был слишком изящен, чтобы быть случайной вещью. И слишком тяжёл, чтобы не нести смысла.

Мэн осторожно подняла его. В груди что-то дрогнуло, едва пальцы коснулись камня. Лёгкий звон, словно из глубины – внутри себя, а не в ушах. Она медленно надела браслет на запястье. Он сел идеально. Словно его ждали.

В тусклом свете лампы нефрит засветился мягко, почти тепло, перекликаясь с её кожей – светлой, фарфоровой. Он не выглядел чужеродным. Наоборот. Казалось, он вернулся домой.

Мэн Цзыи замерла в тишине. Но тишина уже не была полной.

За окном вдруг донёсся гул голосов. Сперва неразборчивый, как фон, как ветер. Но затем всё отчётливее – речь, шаги, команды. Она подошла ближе к окну и осторожно выглянула сквозь щель между шторами.

Во внутреннем дворе кампуса, у входа в административный корпус, стояли люди. Двое – в форме. Полицейские. Ещё несколько – в гражданском, с планшетами и папками. Один держал рацию и о чём-то быстро говорил. На лицах – сосредоточенность, движение было целенаправленным.

И внутри Мэн вспыхнуло тревожное знание: тело нашли. Началось расследование.

Она опустила занавес и отошла от окна. Браслет на запястье чуть холодил кожу, но она уже не чувствовала его как чужой предмет – он стал частью её, как кожа. Снимать не хотелось. Казалось, если она это сделает – нарушит нечто важное.

Спустя несколько минут раздался стук в дверь. Он был вежливым, но твёрдым – как звук, к которому невозможно привыкнуть. На пороге стоял Ху Линьчжу. Спокойный, как всегда, с прямой спиной и сосредоточенным взглядом.

– Мэн Цзыи, – сказал он негромко. – Нас всех собирают в аудитории 2-204. Директор лично хочет поговорить. Это важно.

Она кивнула, машинально накинув куртку и захватив портфель с книгой. Сердце билось быстро. Разговор будет – и, вероятно, официальное заявление.

Аудитория 2-204 находилась в административном крыле. Помещение было непривычно тихим, ряды кресел заполнили те же студенты, которых она видела утром. Шепот, напряжение. Кто-то скрещивал руки, кто-то тёр пальцы. Все ждали.

Когда двери в передней части распахнулись, в зал вошёл мужчина в пепельно-сером костюме. Его походка была размеренной, как у того, кто привык к вниманию. Это был директор Цзин Хаоюй. Пожилой, с аккуратно зачёсанными седыми волосами, с глубокими морщинами, расползающимися от уголков глаз. Несмотря на возраст, он держался с достоинством: прямая спина, ясный взгляд, как у человека, не утратившего внутренней энергии.

Он поднялся на кафедру, осмотрел собравшихся и заговорил низким, чётким голосом:

– Сегодня утром на территории кампуса было обнаружено тело одного из наших преподавателей. Ассистент кафедры метафизики – Го Чен – погиб. Полиция ведёт расследование. Предварительная версия – насильственная смерть.

Зал замер. Ни звука. Лишь чей-то тяжёлый выдох.

– Полиция просит содействия, – продолжил Цзин Хаоюй. – Все, кто видел Го Чена в последние сутки, кто мог заметить что-то необычное – обязаны сообщить. Опросы будут проводиться в моём кабинете и в моём присутствии. Вам не стоит переживать. Мы надеемся на вашу честность и благоразумие.

Он сделал паузу. Взгляд задержался на каждом из них. Когда его глаза скользнули по Мэн Цзыи, она чуть поёжилась. В этом взгляде не было осуждения – но было внимание. Точное и оценивающее.

– Мы обещаем обеспечить безопасность каждому студенту, – заключил он. – И просим не покидать кампус до особого распоряжения.

Двери снова распахнулись, и на пороге показался сотрудник полиции. Бесшумно. Началась вторая фаза – опросы. Полицейский, крепкий мужчина в форме с нашивкой старшего следователя, сделал шаг вперёд и открыл планшет.

– Первым – Фан Чжэнъин, – произнёс он чётко, и в зале на миг повисла пауза.

Фан Чжэнъин поднялся из своего ряда с почти военной точностью. Его лицо оставалось бесстрастным, осанка – выпрямленной. Он прошёл мимо остальных, не бросив ни взгляда ни на кого, и скрылся за дверью вместе с полицейским.

Мэн Цзыи осталась на месте. Она понимала: охранник видел её ночью. Скрыть это невозможно. Значит, нужно придумать объяснение. Правдоподобное. Что-то, что звучит не как отговорка, а как случайная, невинная необходимость. Мысли в её голове роились, тревожные и ломаные. Но с каждой минутой эти мысли упорядочивались, вытесняли панику. Внутри рождалась твёрдая решимость.

Ей нужно было решить – сейчас. Её нужно было отвлечь подозрения. Заставить людей смотреть иначе. Не бояться её – а сочувствовать. Сопереживать.

Мысли стали острыми, как лезвие. Ясными. Она знала, что должна делать. Как говорить. Как смотреть. Как заставить их поверить.  И впервые за всё это время Мэн Цзыи позволила себе улыбнуться. Едва заметно. Холодно. Напряжение, копившееся с первой ночи, отпустило. В груди остался только отчётливый ритм – и чёткий план.

Прошло около десяти минут, когда снова появился тот же полицейский и, не повышая голоса, произнёс:

– Мэн Цзыи, пройдите, пожалуйста.

Она встала, откинув прядь волос назад. Её шаги по коридору звучали ровно, будто она шла не на допрос, а на обычную консультацию. Ху Линьчжу, сидевший в первом ряду, скользнул по ней внимательным взглядом, но ничего не сказал.

Полицейский провёл её через административный блок. Миновали кабинет завхоза, несколько закрытых дверей. Остановились у тёмного деревянного портала с гравировкой в виде стилизованного дракона. На табличке – «Директор».

Внутри было просторно, строго и почти торжественно. Большой письменный стол, старинные стеллажи, зелёные шторы и тяжёлые книги в кожаных переплётах. В центре, возле окна, стоял директор Цзин Хаоюй. Он кивнул:

– Проходите, Мэн Цзыи. Присаживайтесь. Мы просто хотим задать несколько вопросов.

Полицейский занял место справа от него и положил на стол планшет. Мэн села, выпрямившись, и сложила руки на коленях. Браслет едва заметно касался ткани рукава.

– Для начала, – сказал директор ровно, – подтвердите, пожалуйста, где вы находились прошлой ночью между полуночью и четырьмя часами утра.

Она вдохнула, готовая произнести тщательно подготовленную ложь. Правдоподобную. Безупречную. Но… слова застряли в горле.

Мэн Цзыи подняла глаза. Её лицо оставалось спокойным, почти бесстрастным – но в глубине зрачков будто вспыхнуло что-то тяжёлое. На щеках засверкали первые слёзы – быстрые, как будто случайные, но она не попыталась их скрыть. Казалось, она не играла – она позволила себе быть уязвимой, впервые за долгое время.

– Го Чен?.. Он умер? Это правда?.. – голос Мэн дрогнул, будто она только сейчас позволила себе поверить в услышанное. – Его… убили? Сегодня ночью?

Она сглотнула. Слова рвались наружу неровно, будто что-то душило её изнутри.

– Я… я не знала… что он… – она запнулась, слёзы вновь выступили на глазах, и голос сорвался на хрип. Она прикрыла рот ладонью, пытаясь совладать с собой. – Я подумала, что это кто-то другой. Что вы… перепутали. Это точно он? Го Чен?

Она заплакала, не скрываясь, несвязно, сбивчиво, будто эмоции взяли верх над рассудком. Плечи вздрагивали, дыхание сбивалось.

Несколько секунд тянулись напряжённой тишиной.

Директор Цзин Хаоюй медленно опустил взгляд, затем перевёл его на полицейского и кивнул почти незаметно, как бы говоря: дайте ей время. Полицейский не перебивал, только аккуратно свернул крышку планшета.

– Мы понимаем, – тихо произнёс директор. – Вам тяжело. Никто не обвиняет. Мы просто хотим понять, что произошло. Всё, что вы вспомните —, поможет.

Тон был мягким. Не обвиняющим. Почти заботливым.

И Мэн Цзыи знала – первый шаг был сделан. Она посеяла сомнение. И вызвала сочувствие. Но теперь нужно было закрепить это. Дать им больше, чем эмоции. Дать объяснение.

Она всхлипнула, с трудом выпрямившись на стуле, и вытерла щёки ладонями.

– Он… он пригласил меня. Вчера ночью. Мы… мы столкнулись у входа. Я хотела пойти спать, но он сказал, что хочет показать что-то у пруда. Я… подумала, что это часть практики… Он всегда пытался заставить меня учиться. Он ведь всегда… он требовал много. Слишком много…

Её голос дрожал, но слова шли легче. В каждом – дрожащая правда и отточенный контроль над восприятием.

– Я не могла отказать. Я пошла. И мы стояли там, у воды… и он… он вдруг сказал… что давно ко мне неравнодушен. Что следил за моими успехами. Что я… ему нравлюсь…

Мэн замолчала, опустив взгляд. Ресницы дрожали.

– Я не знала, что ответить. Я растерялась. Я испугалась. Убежала. Наверное, выглядела глупо. Или грубо. Не хотела… но…

Она снова вытерла слёзы.

– Я была не в себе. Всё было странно. Я даже… я не помню, как вернулась. Я не сразу нашла свою комнату. Я была в панике. Мне казалось, что… что это всё не по-настоящему…

Она замолчала. Вновь подняла глаза.

– Получается, я… я была последней, кто его видел живым. Неужели…

В её глазах снова появилось неверие. Уязвимость. И тишина, что повисла в кабинете, только подчёркивала вес её слов. Полицейский оторвался от планшета и, обменявшись коротким взглядом с директором, уточнил, уже строже:

– Нам важно понимать хронологию. Где именно и во сколько вы с ним были?

Мэн замерла на мгновение, потом пробормотала, будто вспоминая:

– Кажется… было около одиннадцати. Да, ближе к одиннадцати. Мы гуляли в парке. Он читал мне лекцию по фэн-шуй… Наверное, чтобы помочь мне лучше понять материал. Или… набраться смелости. – она слабо усмехнулась, но улыбка тут же потухла. – В это трудно поверить. Он ведь всегда был таким уверенным… таким точным. Я… не думала, что это было что-то важное. Думала, он просто… снова тренирует.

Она вытерла глаза и продолжила, чуть тише:

– Я правда не знаю, когда вернулась. Всё слилось. Наверное, после трёх. Я долго бродила. Я… даже забыла номер своей комнаты. Я не могла успокоиться. Мне казалось, что, если вернусь, всё станет сном. Я запуталась в своих чувствах. Не могла поверить, что такой, как он, может полюбить меня. Это было… слишком. Слишком неожиданно. Слишком нежданно. Но теперь…

Молчание повисло снова, и на этот раз даже полицейский опустил взгляд. Мэн Цзыи медленно перевела взгляд на директора. Свет из окна ложился на её лицо, подчёркивая блеск влажных ресниц, дрожащие губы и чуть покрасневшие щеки. Образ невинности, потрясения и тонкой печали – словно бы картина, в которой каждый штрих был настоящим.

– Я… – прошептала она, едва слышно. – Я, кажется… тоже любила его…

Цзин Хаоюй долго не говорил. Но в его лице не было ни осуждения, ни удивления. Только усталость и непонятная тоска, будто это признание открыло что-то не только о ней – но и о нём самом.

Полицейский снова заговорил, тоном чуть мягче, но с нажимом:

– Мы понимаем, что вам очень тяжело сейчас, – произнёс он. – Но нам нужно найти его убийцу. Пожалуйста, попробуйте вспомнить… может, вы видели кого-то? Или что-то странное? Любая мелочь может быть важна.

Мэн медленно покачала головой, опустив глаза:

– Мы были только вдвоём… – прошептала она.

Следователь и его напарница переглянулись. В их лицах скользнуло едва заметное разочарование, будто они надеялись на зацепку, но не получили её.

Мэн замерла, но затем, словно что-то вспоминая, тихо добавила:

– Но сейчас… когда вы спросили…

Она подняла взгляд. Голос звучал уже чуть тише, с оттенком недоверия к собственным словам:

– У меня было странное ощущение. Как будто… кто-то ещё там был. Не рядом, не впрямую. Просто… присутствие. Как будто кто-то смотрел. Я тогда подумала, что это просто ночное время так влияет. Но теперь…

Директор тихо кивнул и посмотрел на полицейских:

– Думаю, на сегодня достаточно. Девушке нужно прийти в себя.

Полицейский оторвался от планшета, достал визитку и положил на край стола:

– Мы ещё свяжемся с вами, студентка Мэн. Если что-то вспомните – даже малейшую деталь, звоните. Это важно.

Мэн кивнула, медленно встала. Директор проводил её взглядом до двери, потом произнёс:

– Может, мне кого-нибудь отправить к тебе? Чтобы был рядом?

Она остановилась, прижав визитку к груди.

– Я бы… я бы просто побыла одна, – прошептала она.

Директор кивнул с понимающей мягкостью:

– Завтра похороны. Я отправлю за тобой кого-нибудь. Ты не должна идти туда одна.

Мэн Цзыи не ответила. Лишь вышла из кабинета, не оглядываясь, и шаги её растворились в коридоре.

Глава 3. Слёзы для мёртвого

Глава 3. Слёзы для мёртвого

Комната встретила её привычной тишиной. Мэн Цзыи скинула куртку, уронила портфель на кровать и, не раздеваясь, опустилась на край матраса. Её ладони всё ещё помнили холодную твердость визитки.

Она достала телефон. Экран отозвался слабым дрожанием. Разблокировка – и сразу множество уведомлений. Среди них – значок чата. Общий. Студенческая группа. Мэн не помнила, чтобы открывала его раньше, но вошла, движимая предчувствием.

Чат кипел.

Сообщения летели одно за другим. Кто-то только что вернулся из столовой и слышал, что тело нашли у пруда. Кто-то обсуждал, что полиция задерживает студентов. Кто-то – что причиной смерти стало магическое вмешательство.

Но больше всего внимания привлекла одна реплика:

[Чэнь Шаосюань: …а кто-то видел, как она ночью была в парке. Мэн Цзыи. Я вообще не удивлён. Это она.]

В чате наступила на мгновение тишина, затем взрыв реплик.

[Ма Даоюй: Ты серьёзно? У нас нет доказательств.]

[Юй Чжаосинь: Да ну, она разве способна? Слишком слабая. А Го Чен был очень силён. Её бы смело просто одной его защитной формой.]

[Линь Жуй: …может, кто-то ей помог.]

[Фан Чжэнхуэй: Давайте не строить теории.]

[Чэнь Шаосюань: Я всё ещё считаю, что убийца она.]

Она положила телефон экраном вниз. Сердце стучало, но в голове царила пугающая ясность. Она знала: теперь она – в центре шторма. И ей придётся доказать, что это не её вина. Или научиться играть в чужую игру – по своим правилам. Кажется, директор и полиция пока поверили ей. Но этого было мало. Недостаточно. Нужно было убедить остальных. Чтобы они встали на её сторону. Чтобы защитили, когда начнётся буря.

Завтра на похоронах она исполнит свою лучшую роль.

А пока – ей нужно подготовиться.

***

Мэн Цзыи стояла у зеркала в тускло освещённой комнате и заканчивала последние приготовления. На ней было длинное белое платье по щиколотки – слава богам, что оно вообще нашлось в гардеробе этой непристойной девицы, в теле которой она теперь жила. Ткань мягко струилась вдоль силуэта, подчёркивая его утончённость.

Волосы она аккуратно убрала от лица – небрежная, но продуманная причёска открывала шею и скулы. Пряди мягко спадали на плечи и спину. Она намеренно не наносила макияж: только гигиеническая помада с лёгким блеском. Ни туши, ни тонального крема – только бледная кожа, подчеркнутая бессонной ночью.

Она спала всего пару часов, чтобы выглядеть истощённой, растерянной и уязвимой. Всё было частью новой роли. Сегодня – день похорон. Сегодня она будет выглядеть так, как от неё ждут – и немного больше. Настолько, чтобы ей поверили.

Она задержала взгляд на своём отражении, медленно выдохнула. Всё готово.

Внезапный стук в дверь заставил её вздрогнуть. Мэн Цзыи поспешно выпрямилась.

– Это я, – раздался сдержанный голос Линь Жуя.

Она открыла. Линь стоял в коридоре, ровный, собранный – но в его взгляде читалась сдержанная настороженность. Его глаза на мгновение задержались на её лице. Он отметил, как бледна она была, как глубоко залегли тени под её глазами, как отчётливо дрожали пальцы. Вид у неё был усталый и по-настоящему растерянный. Его взгляд смягчился, но в голосе всё равно осталась подозрительность.

– Директор просил передать, чтобы ты поехала на церемонию вместе со мной, – тихо сказал он. – Машина уже ждёт у входа.

Мэн Цзыи коротко кивнула и, не говоря ни слова, закрыла за собой дверь.

Они спустились вниз и сели в такси. Линь Жуй молчал, глядя в окно. Она – на свои руки. Воздух в машине был плотным, словно наполненным тем, чего ни один из них не осмеливался произнести вслух.

***

Траурный зал был просторен, залит приглушённым светом. По обе стороны от открытого гроба лежали белые хризантемы и лилии – живые, будто мокрые от утреннего дождя. Цветы создавали сцену почти романтичную, как будто не похороны, а свадьба. В центре стоял стол с подношениями – фрукты, чашки чая, символические жертвенные предметы. На стенах висели траурные полотна с чёрной каймой, в центре – фотография Го Чена в рамке из белых хризантем.

Почти все присутствующие были в белом или светло-сером – цветах скорби. У входа каждому выдавали белую тканевую ленту, которую следовало прикрепить к одежде. Некоторые держали в руках ароматные палочки благовоний. Атмосфера была торжественно скорбной.  Родственники усопшего беззвучно плакали, стирая слёзы платками – но выражение их лиц было странно искажённым, словно сквозь маску.

Церемония проходила в тишине, нарушаемой лишь звоном колокольчика и глухими ударами барабана. Ведущий читал траурную молитву, прославляя добродетели усопшего. Отмечалось, каким талантливым был Го Чен, сколько надежд на него возлагали – и какой невосполнимой потерей стала его смерть.

Мэн Цзыи стояла чуть в стороне, в глубине зала, с опущенной головой. Никто не трогал её, но каждый второй взгляд скользил в её сторону. Слухи распространялись быстро.

– Мэн Цзыи, брат Го Чен мёртв, а ты теперь довольна, да? – прошептал кто-то сбоку.

Это был Чэнь Шаосюань. Его голос был тихим, но холодным, как лезвие.

Она резко повернула голову:

– Почему ты считаешь, что я убила его?

Он усмехнулся дважды, почти беззвучно.

– Другие могут не знать, но я знаю. Ты ссорилась с ним всего за несколько дней до этого. И ты была последней, кого видели в ту ночь. Он был жив-здоров… а теперь лежит в гробу. Думаешь, твоя внешность способна стереть такие факты?

Он отвернулся, пряча выражение в голосе – не гнев, а горькую решимость.

Мэн Цзыи стояла молча, выпрямившись. Внутри неё кипел холод.

– На самом деле, – выдохнула она, – это не я убила его.

Го Чен был нежным и добрым при жизни, и большинство людей, пришедших на похороны, были людьми, у которых сложилось хорошее впечатление о нём. Мягкосердечие – хороший обман. Он был очень хорошим лжецом.

Шаосюань бросил на неё тяжёлый взгляд, но больше ничего не сказал. Он повернулся и замер. Однако недоверие уже пустило корни между ними.

– Мэн Цзыи, не тяни со мной время. Если ты действительно не убивала Го Чена, – Чэнь Шаосюань шагнул в сторону и сказал провокационно: – Иди. Подойди к нему, Мэн Цзыи.

Она медленно подошла к гробу. Его крышка была приоткрыта – в ней лежал Го Чен. Лицо казалось мирным, будто он просто спит. Чёрные брови, высокие скулы, длинные ресницы, бледные губы – он выглядел красивым даже в смерти. Но чем дольше Мэн Цзыи смотрела на него, тем отчётливее замечала неестественность – фальшь в лёгкой улыбке, будто насмешке над живыми.

В «Призрачной дороге мести» процесс убийства Го Чена был окружён тайной. Когда он стал духом, его форма отличалась от остальных злобных призраков. Их души обычно сохранялись цельными, с ясным сознанием и целыми оболочками. Но Го Чен был другим.

Его душа оказалась разорванной – как будто кто-то отнял у него не только тело, но и уши, язык, руки, глаза. Он был как человек без головы и без сердца, глухой, немой, разрозненный. Такие души не могут быть вызваны, не могут говорить, не могут требовать справедливости.

Именно это изувечение породило ярость – злобную, первородную. Его духовная аура стала настолько сильной, что привлекла Юнь Цзиня – небесного мастера, живущего на грани между мирами. В оригинальном сюжете Го Чен, чтобы отомстить, нуждался в союзнике. Он не мог победить живых – слишком силён был барьер между мёртвым и живым миром. Только с помощью живого он мог завершить ритуал.  Юнь Цзинь смог собрать душу Го Чену, начать культивацию и направить месть на убийцу.

Если она хочет выжить, ей нужно обелить себя. Сейчас она не в состоянии защищаться напрямую – у неё нет власти, нет влияния, нет памяти. Поэтому единственный путь – использовать других. Заставить живых встать за неё. Чтобы, даже если Го Чен вернётся… не как человек, а как то, чем он стал, – все вокруг уже выбрали её.Тогда они встанут между ней и его гневом.

Это был самый безопасный способ. Не честный, не красивый – но единственный реальный.

В то же время… Го Чен не должен захотеть уничтожить её сразу. Он должен быть заинтригован. Зацеплен. Ей нужно было вызвать у него интерес, дать повод для наблюдения, для игры. Немного времени – вот всё, что ей нужно. Немного форы, чтобы превратить беспомощность в план.

Она опустилась на колени, звук удара эхом отразился от каменного пола. Её глаза мгновенно покраснели, слёзы побежали по щекам.

– Го Чен… почему ты ушёл? – прошептала она, голос дрогнул. – Почему именно сейчас?

Рядом кто-то вскрикнул, но она не слышала. Она закрыла лицо ладонями и прошептала: – Не умирай… пожалуйста…

Чэнь Шаосюань нахмурился, наблюдая за ней. Его эмоции смешались – подозрение и замешательство. Почему она плакала?

Сзади к нему подошёл Линь Жуй, бесшумный, как тень. Он бросил короткий взгляд на Мэн Цзыи:

– Почему она плачет? – холодно спросил он.

Шаосюань повёл плечами, буркнув:

– Давай подойдём ближе, послушаем.

Мэн Цзыи заметила их приближение. Слёзы не прекращались, и, воспользовавшись моментом, она прошептала:

– Ты ведь говорил, что любишь меня… Го Чен, почему ты ушёл, не дождавшись? Я… я сожалею, что тогда оттолкнула тебя… Только теперь я поняла, что тоже тебя люблю…

Слова звучали искренне, дрожащим голосом, наполненным трагизмом.

– Пожалуйста, не оставляй меня… Я не верю, что ты действительно мёртв… Я найду убийцу, Го Чен, клянусь. Я найду способ вернуть тебя. Я не позволю, чтобы всё закончилось вот так…

Шаосюань и Линь Жуй переглянулись. В их взглядах промелькнули недоумение и тревожная настороженность – такой откровенности от Мэн Цзыи они не ожидали. Даже Линь Жуй, обычно невозмутимый, приподнял брови, а Шаосюань, открыв рот, пробормотал:

– Линь Жуй, как думаешь… она действительно играет? Или всё это правда?

– Какой смысл в таком спектакле? – ответил тот сдержанно, не сводя глаз с девушки. – Она даже не заметила, что мы её слушаем. А слова… были слишком живыми, чтобы быть просто ложью.

Он помолчал, будто пытаясь примерить чужую боль на себя, а потом добавил:

– Мэн Цзыи никогда не отличается умом. Но она не из тех, кто легко изображает чувства. Если это была игра, то слишком хорошо разыгранная.

Шаосюань нахмурился:

– А если правда? Ты сам слышал. Она сказала, что Го Чен признавался ей… и что она сожалеет. Но когда? Когда между ними всё это произошло? Почему никто не знал?

– Они поссорились больше месяца назад, – пробормотал Линь Жуй, качнув головой. – С тех пор она всячески избегала разговоров о нём. Может, это была реакция на подавленные чувства. Такое бывает. А теперь – раскаяние.

– Всё равно это похоже на сцену из дешёвой драмы, – тихо сказал Шаосюань, и в голосе дрогнула едва сдерживаемая боль. Он всхлипнул, смахнул слезу и криво усмехнулся: – Только вот почему от этого становится так больно, Линь? Это несправедливо.

Линь не ответил, но в его глазах появилось напряжённое внимание:

– Она сказала, что хочет найти убийцу. И вернуть Го Чена. Как – вызвать дух?

– Призывать душу? – Шаосюань даже отшатнулся. – Она что, правда собирается это сделать?

Пока они шептались, Мэн Цзыи уже вышла из зала. Шаосюань и Линь проводили её взглядом, переглянувшись. И не сговариваясь, вышли. Они не ожидали от неё таких слов – таких чувств.

– Мэн Цзыи… – окликнул Шаосюань. – Ты… правда собираешься вызывать дух Го Чена?

Она повернулась, взгляд её был тихим, как гладь воды после шторма.

– Да, – коротко ответила она. – Я хочу призвать его. На седьмой день.

Линь и Шаосюань замерли. Это был риск. Это была опасность. Но это также было… доказательство. Ведь никто, виновный в убийстве, не стал бы вызывать душу своей жертвы.

– Прости, – пробормотал Шаосюань. – Похоже, я ошибся…

Мэн Цзыи кивнула, не глядя на них. В её сердце вновь вспыхнуло холодное пламя.

Прости, но ни я, ни кто либо ещё, не смогут призвать душу Го Чена. Её больше нет. Его душа разорвана на части. Но вы об этом не узнаете… пока.

– Я хочу умыться, если вы не против, – тихо сказала девушка, не поднимая глаз.

Мэн Цзыи зашла в туалет: несколько кабинок, умывальники вдоль стены, слабый свет от ламп, отражающийся в холодной плитке. Она подошла к одному из зеркал, открыла воду и начала умываться. Прохладная вода стекала по её щекам, успокаивая распухшие от слёз глаза – прекрасное, холодное, словно вырезанное из фарфора.

И вдруг в ужасе вздрогнула. На бледной коже её шеи медленно проступал багровый след – отпечаток ладони, словно выжженный изнутри. Пять длинных пальцев будто проросли сквозь плоть, оставляя за собой след не физической боли, а чего-то куда более пугающего – ощущения, что сама смерть касается тебя изнутри. Дыхание Мэн Цзыи сбилось, грудная клетка сжалась, будто внутрь вбили камень. Она судорожно втянула воздух, всматриваясь в отражение.

За её спиной, в глубине отражения, завивался плотный туман. Он не стекал сверху и не поднимался с пола – он появлялся, клубясь из ниоткуда, как если бы само зеркало стало порталом. Холодная энергия, чуждая, словно присягнувшая иным законам, медленно сжимала ей горло. Прикосновение не было плотным – оно было скользким, влажным, будто слизь обволакивала её дыхание.

Каждый вдох давался с трудом, в лёгких будто тлела зола. Пространство вокруг потемнело, звуки исказились, будто её уши наполнились водой. Отражение в зеркале дрогнуло – и она увидела с глаза, похожие на два угля, светящихся в темноте.

Она попыталась пошевелиться, но мышцы не слушались. В этот миг всё её тело знало: то, что обвивает её горло, – не просто тень. Это воля, это воспоминание, это гнев. И он пришёл за ней.

– Когда это… я любил тебя? – прошипел голос из ниоткуда, с едва различимой насмешкой.

Мэн Цзыи отчаянно смотрела в зеркало, задыхаясь.  Как мог Го Чен появиться в это время! Его душа разорвана, он не должен был существовать в форме духа. Тем более – так скоро.

Пальцы, сотканные из иньской энергии, сжались. Её ноги оторвались от пола, ладони инстинктивно схватились за шею – тщетно. Кислорода в сердце и легких Мэн Цзыи становится все меньше и меньше, пот струился по вискам.

Мэн Цзыи судорожно подняла глаза к зеркалу, и в этот момент её сознание прорезала резкая ясность. Зеркало – предмет инь, отражающий не только внешнее, но и сокрытое. А сейчас, в этом месте, где её душа хрупка, а энергия Го Чена всё ещё витает… он мог появиться именно так. Через отражение. Через иньскую трещину между мирами.

Если зеркало будет уничтожено, исчезнет ли и Го Чен?

Её лицо, посиневшее от недостатка кислорода, казалось почти пьяным от удушья, но в глазах промелькнул отблеск упрямства. Мэн Цзыи прищурилась, тени густых ресниц скользнули по щекам, словно пепел. Свет от мигающих светильников колебался, рисуя на её коже призрачные отблески, а в глубине взгляда таился вызов.

– Го Чен…Как же сильно ты меня любишь… ты пришел ко мне…ты скучал.

Мэн Цзыи сама сочинила эту историю – не для мёртвых, а для живых. Она прекрасно знала, что Го Чена не обмануть. И не собиралась. Перед ним она сняла последнюю маску, расправив плечи, и глянула прямо в сверкающие красным глаза тени, что душила её.

– Все знают, что ты меня так сильно любишь!

На губах у неё появилась холодная, дерзкая улыбка, глаза вспыхнули затаённой яростью. Никакой жалости, никакого притворства – только чистые вызов и решимость подавить даже посмертного врага. Если он хочет мести – пусть увидит, с кем имеет дело. Мэн Цзыи не отступит.

Хотя Мэн Цзыи не убивала Го Чена своими руками, с того момента, как она обрела это тело – с его прошлым, памятью и грехами, – она должна была нести всё, что с ним связано. И боль, и позор, и подозрения. Всё это теперь принадлежало ей.

Она даже не пыталась казаться слабой перед ним. Перед тем, кто всё знал. Кто помнил.

Она не стала разыгрывать раскаяние, не изображала скорбь. Если Го Чен знал правду и всё равно явился – значит, был готов к этой игре. А если хотел убить её – пусть попробует. Но напоследок она взглянет ему в глаза и не дрогнет.

Ты мёртв, и ты не можешь говорить. Даже если ты ненавидишь меня – ты всего лишь образ. И твой образ не посмеет признаться в любви к такой, как я.Ты хочешь убить меня? Придётся пробиться через целый мир живых, что встанет между нами.

На её лице проступило холодное, почти царственное выражение – высокомерное, уверенное, будто на ней была не траурная лента, а корона. Её взгляд был чист, ясен и неумолим. Больше не было в нём ни боли, ни страха. Только ярость и вызов.

И в тот момент – тень растерялась.

Это была её единственная возможность. И она сделала ставку.

Удар ногой – и зеркало треснуло, звон осколков пронёсся по комнате. В тот же миг руки исчезли, воздух хлынул в лёгкие, Мэн Цзыи упала на колени, задыхаясь.

Дверь распахнулась.

– Мэн Цзыи! – Линь Жуй подбежал первым, следом – Шаосюань.

Они огляделись. Комната была погружена в сумеречный полумрак. На стене висело разбитое зеркало, его острые осколки валялись по полу. В центре комнаты, прямо перед зеркалом, на коленях сидела Мэн Цзыи. Её дыхание было сбивчивым, лицо пылало, а тёмные волосы спутались, прилипли к вискам.

Они тут же бросились к ней, помогая подняться. Шаосюань схватил Мэн Цзыи за плечи, встревоженно вглядываясь в её лицо:

– Что случилось? Что это было?

Линь Жуй осмотрел комнату и, заметив след на её шее, резко выдохнул.

Девушка медленно подняла голову. Её лицо пылало, дыхание сбивалось, а взгляд был странно отрешён. На шее – всё тот же страшный фиолетовый след, будто отпечаток чьей-то жуткой, невидимой ладони. Улыбка медленно скользнула по губам:

– Он пришёл… увидеться со мной.

Шаосюань отшатнулся:

– Что?.. Кто?

– Го Чен, – тихо произнесла она. – Он сказал, что скучал.

Следы были настоящими. Сомнений не оставалось.

– Это ненормально, – прошептал Шаосюань. – Он не мог… не должен был…

Мэн Цзыи слабо кивнула, но словно не слышала их слов. Её глаза были пустыми, взгляд скользил мимо лиц одноклассников, не задерживаясь. Следов от слёз не осталось – ни на лице, ни в голосе. Казалось, она ушла в себя, в какой-то внутренний, недосягаемый мир. Губы еле заметно шевелились, и Линь Жуй едва уловил её тихий шепот:

– Он всё ещё любит меня…

Линь Жуй осторожно наклонился к ней, стараясь говорить мягко:

– Пойдём отсюда, хорошо? Мы отвезём тебя домой.

Шаосюань поддержал его кивком, не отпуская её плеч:

– Ты можешь рассказать нам всё, когда будешь готова. Мы бы хотели услышать… твою историю. Вашу историю.

– Да, – добавил Линь Жуй. – Мы хотим понять, что между вами было на самом деле.

Мэн Цзыи всё ещё не отвечала, но лёгкая дрожь прошла по её плечам. Она медленно кивнула и позволила им вывести её из комнаты. За их спинами зеркало окончательно осыпалось, словно подтверждая, что для неё началась новая глава.

***

Машина плавно остановилась у въезда на территорию университета. Ни один из троих не проронил ни слова всю дорогу – в салоне стояла тяжёлая, давящая тишина. Ветер срывался с деревьев, шурша листвой, и приносил в окна машины весеннюю прохладу с привкусом сырой земли и свежести воды.

Когда они вышли из такси, над кампусом уже повис серый предвечерний свет, мягко скрадывающий очертания корпусов. Каменные дорожки блестели, будто их только что обмыли дожди. Всё вокруг выглядело непривычно тихим – как будто и университет скорбел.

Мэн Цзыи оглянулась на своих спутников. Чэнь Шаосюань и Линь Жуй шли рядом, каждый в своих мыслях, но взгляды их были прикованы к ней.

– Пойдём к пруду, – внезапно сказала Мэн Цзыи. Её голос прозвучал тихо, но твёрдо. – Мне нужно с кем-то поговорить…

Девушка шагнула вперёд, её платье шуршало по гравию, а тени деревьев тянулись за ней, как призрачные нити. Они направились по боковой дорожке вглубь кампуса. Деревья склонились над тропой, образуя зелёный туннель. Чэнь Шаосюань шёл немного сзади, переглядываясь с Линь Жуем:

– Она всегда была такой таинственной? – прошептал он.

– Раньше она казалась просто стервой, – ответил Линь.

Они прошли мимо старой ротонды, и впереди блеснула гладь пруда – чёрная, как нефть, и такая же неподвижная. Неподалёку, на берегу, стояла изящная беседка в китайском стиле – с загнутыми крышами, резными балками и потемневшими от времени фонариками под навесом. Вода отражала сумрачное небо и раскидистые ветви ив, словно вытягивая из них их силуэты и дыхание.

Они прошли мимо старой ротонды, и впереди блеснула гладь пруда – чёрная, как нефть, и такая же неподвижная. Неподалёку, на берегу, стояла изящная беседка в китайском стиле – с загнутыми крышами, резными балками и потемневшими от времени фонариками под навесом. Вода отражала сумрачное небо и раскидистые ветви ив, словно вытягивая из них их силуэты и дыхание.

Молчаливая компания подошла к беседке и вошли внутрь. Сев на потемневшие от времени деревянные скамьи, ребята вновь погрузились в молчание. Ветер тихо колыхал фонарики под навесом, и казалось, что сама природа затаила дыхание, подслушивая разговор, которому только предстояло начаться.

Спустя несколько мгновений, Мэн Цзыи подняла глаза и, не глядя на них, начала:

– Это была история любви… странной, неловкой и, возможно, обречённой с самого начала.

Два её спутника слушали трагическую историю с удивлённым вниманием. Когда Мэн Цзыи ещё работала с клиентами, ей не раз приходилось слушать чужие исповеди. За годы она научилась запоминать и преподносить истории, впитывая драму из сериалов и горечи чужих судеб. И сейчас она говорила с той же уверенностью, с которой оформляла проектные отчёты – только вместо цифр были эмоции.

– Всё началось с того, что он… Го Чен… всегда был рядом. Сначала – как ассистент преподавателя. Он водил меня в офис под предлогом помощи, говорил, что хочет, чтобы я лучше понимала метафизику, чтобы "развивать интуицию". Водил на прогулки по кампусу, утверждая, будто это важно для настройки энергетических потоков.

Но всё это время он придирался. К каждому слову. К интонациям. К формулировкам. К внешнему виду. Он находил повод, чтобы раскритиковать любой мой ответ, любое движение. Я бесилась. Ругалась про себя и вслух. Я была уверена, что он меня просто ненавидит. Считает глупой, недостойной. Он вечно насмехался надо мной – сдержанно, утончённо, но метко. Я чувствовала себя ничтожной рядом с ним. И только сейчас поняла: за этим скрывалось что-то другое.

Чэнь Шаосюань приподнял голову:

– Неудивительно, что ты постоянно ругала его. Я думал, ты завидуешь.

Мэн Цзыи вздохнула, горько улыбаясь; по её щекам медленно покатились слёзы, сверкая на щеках, словно капли росы на лепестках белых хризантем:

– Возможно, так и было. Он был гением. Я… я никогда не могла сравниться с ним. Он был добр, спокоен, внимателен. Всё, чего не было во мне. А со мной он был другой. И, наверное, я… ненавидела его за это. Но сейчас… я бы многое отдала, чтобы вернуться назад и всё изменить.

На её лице была смесь искренней боли и театральной отрешённости – но ни Линь Жуй, ни Чэнь Шаосюань не могли разобрать, где заканчивается одно и начинается другое.

– А потом он признался мне. Здесь, в этой самой беседке, под этими самыми фонариками. Это было неожиданно – он смотрел на меня с тем вниманием, которого я раньше не замечала, и сказал, что всё это время был рядом не просто так. Я… испугалась. В горле пересохло, сердце застучало так громко, что казалось, он может его услышать. Мне стало невыносимо стыдно и страшно. Я сбежала. Просто развернулась и ушла, даже не попрощавшись. Это случилось именно той ночью.

Как только она замолчала, подул сильный ветер, и один из старых бумажных фонарей, висевших под крышей беседки, с громким хлопком ударился о деревянную колонну. Порыв ветра пронёсся сквозь решётки, пронзая всех холодом. Мэн Цзыи вздрогнула, инстинктивно прижимая руку к предплечью, где под тканью поднялась мелкая дрожь от мурашек.

Смертельный холод внезапно пронёсся по шее Мэн Цзыи, как будто чья-то невидимая рука с интересом скользнула по коже, оставляя за собой ледяной след и немой, но ясный намёк: не говори лишнего. Она вздрогнула и машинально коснулась шеи, но пальцы ощутили только холодный воздух. Медленно, сдерживая дрожь, Мэн Цзыи повернулась к выходу из беседки. За её спиной пруд оставался тёмным и спокойным, но ивы, как тонкие руки, дрожали под порывами ветра. Второй фонарь, раскачиваясь, вдруг треснул – стекло с хрустом разлетелось по полу.

– Что за чёрт… – Чэнь Шаосюань нахмурился.

Шея Мэн Цзыи внезапно сжалась – она не смогла удержаться от короткого, резкого кашля. Её горло саднило, и даже глотать слюну стало трудно. Губы дрожали, но на лице расплывалась натянутая, почти вызывающая улыбка. Она слегка приподняла плечи, чёрные волосы скользнули по спине, и, не отрывая взгляда от темнеющего неба за прудом, тихонько произнесла:

– Если бы я только знала, что произойдёт потом… я бы никогда не оставила его одного.

Мэн Цзыи поняла ясно: Го Чен не может убить её сейчас.

Даже если бы он мог, он бы не стал просто тронуть её за шею. Нет, он бы пришёл с кровью, с ненавистью. Так, как это было задумано в оригинальном тексте.

Это предупреждение – не угроза. Это игра. Лёгкий жест когтистой лапы. Если бы она изменила своё поведение сейчас – он бы заскучал. И тогда пришёл бы конец.

Но она осталась спокойна. И как только слова были произнесены – прикосновение исчезло. Остался только шорох стекла под ногами и пустота в воздухе.

Остальные ничего не заметили. Мэн Цзыи смахнула слёзы с глаз и тихо сказала:

– Извините… за эмоции. Спасибо, что выслушали меня.

Она посмотрела на небо, где клубились тяжёлые облака.

– Кажется, будет дождь. Давайте вернёмся в общежитие. Я… хочу немного побыть одна.

– Конечно. Отдохни. Мы рядом, если что.

– Если нужно будет поговорить… просто скажи, – Линь Жуй с сочувствием посмотрел на неё.

Она встала, осторожно поправила платье и пошла вперёд, не оглядываясь. На её губах появилась лёгкая, почти торжественная улыбка. «Всё идёт по плану», – мелькнуло у неё в голове, и напряжение, копившееся последние дни, словно спало с плеч, как срезанная нить.

Глава 4. На закате

Глава 4. На закате.

Комната погрузилась в тишину заката, и только шелест ветра за окном напоминал, что мир за стенами ещё дышит. Солнце клонилось к горизонту, заливая комнату золотисто-алым светом. Тени удлинялись, словно тянулись к ней сквозь стекло. Мэн Цзыи сидела на полу, прислонившись к изножью кровати, и держала на коленях ту самую книгу – «Призрачная дорога мести».

Она открыла её почти автоматически, не надеясь ни на что – но страницы оказались не пустыми.

Она невольно подняла глаза и взглянула в окно. Лучи солнца скользили по стеклу под таким углом, что воздух казался налитым медом. Закат? Могло ли быть, что именно на закате происходят эти перемены?

Прямо на её глазах появлялась новая глава.

Допрос. Похороны. Каждый эпизод – от её слёз в кабинете директора до момента, когда её приподняли с холодного пола возле разбитого зеркала – был описан в подробностях. Тонкая, почти изысканная проза, но пугающе точная. Даже фраза: «Он пришёл… увидеться со мной» – стояла чётко, как отпечаток на бумаге.

Мэн пролистнула назад и вперёд. Всё соответствовало реальности. Всё, кроме одного.

События излагались так, будто это она – старая Мэн Цзыи – всё ещё здесь. Будто не было никакой замены. Будто никто не занял это тело. Не пришёл извне. Ни слова о пробуждении в чужом теле, ни тени иного сознания. Просто Мэн, со своей болью, растерянностью, страхами и воспоминаниями. Будто это она плакала у гроба, будто это она испытывала сожаление, будто она – убийца или жертва.

Мэн Цзыи стиснула книгу сильнее, пальцы побелели.

– Интересно… – прошептала она.

Книга не просто фиксировала реальность. Она её подстраивала. Стирала границы между внутренним и внешним. Между правдой и ролью. Между тем, кто она есть – и тем, кем все её считают.

Мэн Цзыи отложила книгу на стол и, на мгновение замерев, взяла в руки телефон. Любопытство взяло верх. Ей было нужно увидеть – что пишут. Что говорят. Она открыла студенческий чат.

Переписка кипела. Обсуждение явно шло не первый час. Кто-то делился эмоциями, кто-то – слухами. Некоторые сообщения были в духе: «Это правда?!», «Го Чен действительно любил её?» – другие же содержали саркастические комментарии или неподдельное удивление. Атмосфера была наэлектризована, как будто вся группа балансировала между сочувствием, скепсисом и желанием понять, что же произошло на самом деле.

Мэн Цзыи пролистала сообщения бегло. Всё – о ней. Её имя мелькало то в вопросах, то в предположениях, то в догадках. Все обсуждали её и Го Чена.

[Фан Чжэнъин: Где вы сейчас? До того как я увижу вас лично, не поверю в эту историю о Го Чене и Мэн Цзыи.]

[Ху Линьчжу: Странно… Почему я раньше не замечал, что между ними что-то есть?]

[Чэнь Шаосюань: На самом деле всё было довольно очевидно, просто никто не обращал внимания. Я давно что-то подозревал.]

[Линь Жуй: Да ведь ты постоянно говорил о ней всякое.]

Чэнь Шаосюань и Линь Жуй уже всё рассказали. Об истории с Го Ченом. О признании. О чувствах.

[Фан Чжэнъин: Серьёзно, Го Чен любил Мэн Цзыи?]

[Чэнь Шаосюань: Вспомни её лицо…]

[Ма Даоюй: На самом деле… она очень красивая.]

[Линь Жуй: Он прав.]

Она кивнула самой себе. Весы начали склоняться. Слова Линь Жуя и Чэнь Шаосюаня могли изменить отношение всей группы.

Но были и другие.

Ху Линьчжу – бывший даос, чьё сдержанное молчание часто значило больше, чем любые слова. Фан Чжэнъин и его сестра-близнец Фан Чжэнхуэй – потомки одной из старейших школ. Юй Чжаосинь – проницательная, внимательная, наблюдательная. Эти четверо не поверят на словах. Их нельзя увлечь сплетнями. Их можно только убедить. И именно с ними ей придётся быть особенно осторожной.

Слишком много событий. Бессонная ночь. Похороны. Появление Го Чена. Её трясло от переутомления, и каждая мысль давалась всё труднее. Мэн Цзыи с усилием поднялась, направилась в ванную и включила душ. Вода стекала по её плечам, смывая остатки макияжа, усталость и липкие следы тревоги. Казалось, даже шум воды помогал утихомирить внутренний гул.

Девушка переоделась в тонкую сорочку и легла, укрывшись одеялом. Комната потемнела, только лампа на столе ещё горела, отсвечивая на корешке книги. Но Цзыи уже не смотрела туда. Она просто лежала, позволив телу провалиться в тяжёлую, вымотанную тишину.

Ещё до того, как она успела осознать, что закрыла глаза – сон накрыл её, как вуаль.

***

Сон переломился, как стекло. Осколками врезался в сознание, и Мэн сжалась под одеялом, даже не просыпаясь.

Сначала – сцена из далёкого детства. Девочка в изысканном шелковом халате с вышивкой журавлей сидела на полу в доме семьи Юнь. Рядом – наставник, старик с длинной бородой и пронзительным взглядом, рассказывающий об основах внутренней энергии и законах духовного равновесия. Но девочка его не слушает. Она ерзает, глядит в окно, где стоят слуги с ларцами подарков. Золото манит больше, чем слова.

Следующий фрагмент – юность. Мэн танцует в клубе, залитая неоном. Бокал в руке, смех на губах. Вокруг – сынки чиновников и бизнесменов. Она льнёт к ним, смеётся, обещает – и вытягивает подарки, счета, приглашения. Её глаза блестят от азарта, но в глубине – пустота. Она завистлива, высокомерна, склонна к хвастовству. Каждый вечер – театр, каждая улыбка – инструмент.

Она видит, как кричит на преподавателя. Как забывает расписания. Как насмехается над слабостью однокурсников. В памяти всплывает сцена, где она стояла над младшей ученицей, сломав её амулет и издевательски говоря: «Ты просто не создана для этого мира. Уходи, пока можешь.»

И наконец – последняя вспышка. Ночь. Пруд. Го Чен. Его лицо спокойное, но обеспокоенное. Он держит в руках свиток. Говорит: «Если ты это сделаешь, дороги назад не будет.» Она улыбается. Шаг вперёд. Слова, заклинание, кровь. Бесформенная вспышка света. Его тело обмякает. Она стоит над ним. Без дрожи. Без сожаления.

Мэн вскрикнула и села в кровати. В горле пересохло, руки дрожали. Она всё ещё ощущала вкус воздуха той ночи. Запах крови. Блеск зеркальной глади воды.

Это было её тело. И его грехи теперь тоже её… Лоб вспотел. Её дыхание сбилось. А образы всё шли и шли. Фразы, взгляды, прикосновения, пустота. Всё это – не её. Но теперь часть её памяти.

Она прошла через фрагменты памяти, связанные с убийством Го Чена, и уголки её губ едва заметно приподнялись. В памяти всплывали искажённые кадры: обрывки молитв, чернильные знаки на коже, чужой голос, бормочущий заклятие.

Смерть Го Чена была и в самом деле подозрительной. Даже сейчас правда была скрыта от неё.

А раз есть сомнение – значит, есть и зацепка. Мэн Цзыи могла проследить цепочку, чтобы найти настоящего виновного. А если вдруг сомнений не окажется… значит, их нужно создать. Как говорится, если нет пути – проложи его сам. Если нет улики – найди её или сфабрикуй.

Го Чен, согласно воспоминаниям, обладал врождённым духовным даром. Его талант был настолько мощным, что в метафизическом сообществе ему не находилось равных. Он был последним прямым наследником клана Го, и в юном возрасте возглавил род, став символом силы и гениальности в их круге. Один такой человек способен затмить всех, кто годами усердно трудился и стремился к мастерству.

Первоначальная хозяйка тела завидовала Го Чену до боли. До такой степени, что в её глазах порой будто выступала кровь. Если бы только его силы могли быть переданы ей… Конечно, она осмеливалась думать об этом только глубоко внутри. Снаружи же она оставалась холодной и сдержанной, прятала раздражение под маской равнодушия.

Но всё изменилось за неделю до смерти Го Чена. Тогда она наткнулась в сети на одну запрещённую технику. Чужая сила – в своём теле. Звучало безумно, но невероятно заманчиво. Постепенно её охватило возбуждение, и, не выдержав, она решила попробовать. Всё сделала по инструкции, всё было подготовлено… но вместо результата – катастрофа.

Го Чен умер во время ритуала. Его душа была разорвана на части, сметена, словно её растоптали.

Вместо силы она получила безумного духа.

Да, формально она была убийцей. Но на деле – не более чем нож в чьей-то руке. А кто взял нож, кто направил – вот настоящий убийца. Нож виноват, но тот, кто его держал, виноват куда больше. И если жертва захочет найти виновного – искать стоит не лезвие, а руку, что его сжала.

***

На следующее утро Мэн Цзыи проснулась от звука будильника. Сон полностью рассеялся, а воспоминая улеглись в голове. Она села на кровати, на мгновение задумалась, а потом медленно потянулась, наслаждаясь утренним спокойствием.

Подойдя к окну, распахнула шторы – в комнату ворвался прохладный утренний воздух, напоённый свежестью и лёгким ароматом сырой листвы. Он бодрил и оживлял. Сегодня у неё пары – а значит, пора собираться и выглядеть соответствующе.

Она открыла шкаф и задумчиво осмотрела отобранные накануне вещи. Нужно было составить образ, который выглядел бы романтично, но не вызывающе – и не слишком выбивался бы из стиля прежней Мэн Цзыи. В конце концов она выбрала лавандовые шорты с завышенной талией, белый кружевной топ с деликатным узором и удлинённый жакет в тон шортам.

Туфли цвета слоновой кости на высоком каблуке – изящные и элегантные, но при этом уверенные. Образ дополнили тонкие золотые серьги-кольца и лёгкий браслет с жемчужной вставкой, оставшийся от прежней хозяйки. В завершение – тонкие часы с белым кожаным ремешком. Всё выглядело уместно: как будто принадлежало ей всегда.

Волосы она пригладила и собрала в аккуратный низкий хвост, оставив несколько прядей у лица. Макияж – минимальный: взмах туши, чуть румян и блеск для губ. Всё выглядело сдержанно, но продуманно. Образ получился свежим, женственным и уместным – нежным аккордом, тонко играющим на грани старого и нового. Белый шелковый платок мягко оттенял следы от пальцев на её шее: не выставляя их напоказ, он, тем не менее, не скрывал их полностью, будто бы напоминая каждому, кто посмотрит, – у этой девушки есть своя боль. И это невольно вызывало сочувствие.

На столе мигал экран телефона: сообщение от Линь Жуя.

[Линь Жуй: Пара через полчаса. Встретимся у входа?]

Мэн Цзыи быстро набрала ответ.

[Мэн Цзыи: Буду. Спасибо, что напомнил.]

Перед выходом ещё раз обвела взглядом комнату: всё на своих местах, ни хаоса, ни следов вчерашнего кошмара. Она задержалась у двери, выдохнула – и вышла.

Сегодня ей предстоит снова войти в аудиторию. Под взглядами. Под шёпотом. Но теперь она знала: каждый её шаг, каждое слово – часть плана. И она сыграет свою роль безупречно.

Майский воздух на территории был свежим и влажным после ночного дождя. Капли всё ещё поблёскивали на листьях деревьев, но в воздухе не было ни намёка на городскую суету – только тишина, размытая пением птиц и приглушённым шелестом травы под ногами.

Университетский двор, обнесённый невидимым, но ощутимо плотным барьером, словно находился в отдельной реальности. За его пределами шумел мир, кипели города, текла обыденная жизнь – но сюда не проникали ни посторонние люди, ни сущности, несущие зло. Это было их безопасное пространство – студентов и преподавателей, связанных тонкой, почти мистической нитью.

Никаких прохожих, никаких посторонних. Только редкие шаги и шелест учебных листов в утреннем воздухе.

Система обучения магическим искусствам в стране была особенной. Набор студентов проводился лишь раз в три года, и даже тогда отбирали немногих – от пяти до пятнадцати человек. В прошлом, большинство будущих практиков обучались в закрытых школах, находящихся под покровительством старейших кланов. Университетское направление появилось только в 60-х годах прошлого века, и тогда существовал лишь один специализированный вуз. Тогда в его стенах учились единицы. Но с развитием мирного сосуществования с духами и появлением новых технологий, всё изменилось. Сейчас в стране действовало двенадцать университетов и шесть школ, каждая из которых сохраняла свои традиции и специализацию. Мэн Цзыи оказалась в одном из самых престижных – в Университете Хуалун(华龙大学) – Университете Цветущего Дракона.

Когда Мэн Цзыи вышла из корпуса общежития, на дорожках никого не было. Каменные плиты под ногами ещё хранили ночную влагу, и каждый её шаг в туфлях цвета слоновой кости звучал особенно отчётливо – ритмично и уверенно. Она шла, как по сцене, где не было лишних зрителей – лишь несколько избранных, и каждый шаг был частью её новой роли.

Линь Жуй уже ждал у лестницы. Он стоял в тени колонны, прямой, как всегда собранный. При виде неё он едва заметно выпрямился, будто его что-то тронуло. Взгляд скользнул по ней: от легкого жакета до тонких щиколоток в элегантных туфлях. Он чуть задержался на её лице – и ничего не сказал.

– Доброе утро, – сказала она, улыбнувшись легко и беззаботно.

– Утро, – отозвался Линь Жуй. – Ты неплохо выглядишь.

Она коротко кивнула.

– Спасибо. Ты тоже. – Она задержала взгляд на нём и, слегка улыбнувшись, добавила: – Кстати, наш разговор вчера… он мне правда помог. Спасибо.

Он открыл перед ней дверь и, не говоря ни слова, шагнул в сторону, пропуская её вперёд. Линь Жуй молча сопровождал её до самой аудитории, не спеша, будто оберегая этот короткий путь от посторонних мыслей.

Аудитория располагалась в светлом зале на втором этаже главного корпуса. Высокие окна пропускали в комнату мягкий утренний свет, делая деревянные парты и меловую доску немного теплее на вид. Пространство было чистым, строго организованным, с тонким запахом бумаги, пыли и мятного мела – почти как в старинной библиотеке.

Когда Мэн Цзыи вошла вместе с Линь Жуем, все уже были на месте – восемь студентов, её одногруппников, единственные люди, с которыми теперь придётся делить каждый день.

Линь Жуй прошёл рядом с ней до самого места у окна и без слов отодвинул стул. Она опустилась, сохранив спокойную осанку. Всё внутри дрожало от напряжения, но снаружи – только лёгкая улыбка и благородная сдержанность.

Фан Чжэнхуэй не могла не взглянуть на неё ещё несколько раз, думая, что, возможно, любовь действительно возрождается. Даже такая как Мэн Цзыи… она повернула назад. Но Чжэнхуэй не из тех, кто судит по стереотипам. Она всё же решила подойти ближе, с некоторыми сомнениями, но доверяя мнению Линь Жуя и Чэнь Шаосюаня, которые уже поверили в искренность девушки.

Она поняла мягкость и сдержанную улыбку Мэн Цзыи как ностальгию по Го Чену. Взгляд её скользнул к платку на шее девушки, и она осторожно спросила:

–Чэнь Шаосюань сказал, что ты видела Го Чена вчера ночью?

Шелковый шейный платок мягко обрамлял тонкую линию шеи. Мэн Цзыи подняла руку, медленно коснулась ткани и едва заметно улыбнулась:

– Да… он приходил ко мне.

Злой дух, который собирался задушить её, оставил на её шее след, но Мэн Цзыи всё ещё могла улыбаться. Фан Чжэнхуэй не сомневалась – она действительно влюблена в него.

– Ты серьёзно? Он же пришёл за твоей жизнью.

Мэн Цзыи упрямо покачала головой:

– Нет, что ты! Он просто… скучал по мне. Я уверена, он не хотел зла.

Фан Чжэнхуэй: «…Это уже клинический случай».

Чэнь Шаосюань больше не выдержал и вмешался:

– Но твоя шея…

Мэн Цзыи взглянула на него мягко:

– Он был слишком взволнован. Я знаю, он не имел этого в виду.

Фан Чжэнхуэй подошла ближе к Линь Жую и негромко указала себе на висок:

– Ты думаешь, она одержима?

Линь Жуй вздохнул:

– Она очень любила Го Чена… И она винит себя. Думаю, даже если он придёт снова – и попытается убить её, – она не станет сопротивляться.

– Так нельзя, – решительно сказала Фан Чжэнхуэй. – Мы не можем позволить Го Чену забрать её с собой. Это убийство. Она действительно немного не в себе…

Они понимали, что это уже не просто дух умершего. Го Чен стал навязчивым призраком, и его одержимость Мэн Цзыи могла привести к трагедии. Они должны были его остановить – прежде чем он сожжёт остатки души, которых ещё касалась человечность. Фан Чжэнхуэй и Линь Жуй взглянули друг на друга. И молча кивнули.

Чуть в стороне, у дальней скамьи, Юй Чжаосинь и Лада – переглянулись. Та самая сцена у двери и разговор с Фан Чжэнхуэй не ускользнули от их внимания. Юй, не удержавшись, подошла ближе. Её тёмные глаза искрились любопытством:

– Скажи… – она наклонила голову и заговорщически понизила голос, – вы с Го Ченом… ну… вы целовались?

Улыбка Юй Чжаосинь была мягкой, чуть насмешливой, но не вызывающей отторжения. Даже задавая такие прямолинейные вопросы, она умела сохранять обаяние. Сегодня она – воплощение конфетного сна. Пышная юбка, корсет цвета зефира, кружево и стразы, всё сверкало, как сказка.

Если Ма Даоюй был как непоколебимая скала, а Ху Линьчжу – как легкий ветер в бамбуковой роще, то Юй Чжаосинь напоминала лису – хитрую, внимательную, с тонкой интуицией. Она не пыталась выведывать тайное, как Фан Чжэнхуэй, и не прибегала к духовному зрению, как Линь Жуй. Она просто выразила любопытство открыто – и задала вопрос, на который ответить было легко, но отвечать не хотелось.

Мэн Цзыи никогда не была с Го Ченом близка. И, по сути, был лишь один правдивый ответ. Все знали: в той истории, рассказанной Линь Жуем и Чэнь Шаосюанем, она поняла свои чувства к нему слишком поздно – после смерти.

Но…

Мэн Цзыи провела пальцем по подбородку и отвела взгляд в сторону окна. Майский утренний свет ложился на её плечи мягкой вуалью, и в этом безмятежном тепле вдруг появился воробей. Он приземлился на оконную раму и с удивительной невозмутимостью уставился прямо на неё.

– Нет, – произнесла Мэн Цзыи спокойно, не отводя взгляда.

Лада фыркнула, а Юй Чжаосинь даже слегка улыбнулась. Но прежде, чем кто-то успел что-то вставить, Мэн Цзыи добавила:

– Но… вчера ночью у меня был призрачный сон.

Все переглянулись.

Лада вытянула шею и посмотрела на неё внимательнее. Лицо Мэн Цзыи медленно запылало – персиковый румянец медленно расцветал на щеках, как от легкого жара или неловкости. Она потеребила волосы в хвосте и неловко кашлянула:

– Мне… приснился он… Го Чен пришёл ко мне.

Ху Линьчжу поднял брови, а Фан Чжэнъин едва заметно приподнял уголки губ. Мэн Цзыи слегка спряталась за ладонью, черные волосы прикрыли лицо, и голос её стал очень тихим:

– Во сне он был… очень смел. По отношению ко мне.

Линь Жуй подавился воздухом. Чэнь Шаосюань, застенчиво кашлянув, отвернулся.

Она опустила голос ещё ниже:

– Он был в расстёгнутой рубашке, тёплый, как живой, и поцеловал меня, легко, почти неловко, как будто всё ещё не до конца верил, что может это сделать. На его талии и животе… у него были три маленькие родинки.

После той ночной встречи, когда Го Чен явился ей в зеркале, и попытался задушить – страсть, страх и холодная ярость смешались в ней. Если он готов убить её, то она тоже имеет право воспользоваться всем, что у неё осталось.

– Я не знаю, повредило ли это ему… – выдохнула она с грустью. – Но он всегда хотел, чтобы я была счастлива. Даже если страдает сам.

Некоторые из одногруппников, знавших Го Чена ближе, поежились. Три родинки на его теле – этот факт был правдой, его знали только те, кто видел его в бассейне.

Теперь же Мэн Цзыи, с тонкой улыбкой на губах, заметила, как воробей, пролетев над головами, влетел прямо в аудиторию и бесшумно опустился на её парту. Он сел рядом с её рукой, тихо переминаясь на коготках. Мэн Цзыи протянула палец – птичка вдруг клюнула его и тут же вспорхнула, исчезнув в проеме окна. Девушка посмотрела на каплю крови с легким удивлением, и в тот же момент кто-то из-за спины молча протянул ей бумажный платок. Она поблагодарила кивком и аккуратно вытерла палец, хмыкнув:

– Здесь птицы… слишком решительные.

Дверь в аудиторию мягко приоткрылась, и внутрь шагнул преподаватель.

Он был среднего роста, с прямой спиной и спокойной, сосредоточенной осанкой. Тонкий серый сюртук с вышивкой у воротника, темные брюки, лакированные туфли – его образ словно подчеркивал традиционное достоинство школы. Длинные рукава слегка раскачивались, когда он прошёл к кафедре. Волосы были собраны в аккуратный хвост, у висков уже виднелась первая седина.

– Доброе утро, – негромко произнес он. Его голос был ровным и чистым, с едва уловимым акцентом родом с юга Китая. – Рад видеть, что вы уже собрались. Нас сегодня ждёт вводная лекция по продвинутой теории наложения барьеров.

Некоторые студенты выпрямились, другие поспешно поправили одежду. Мэн Цзыи тоже чуть-чуть подалась вперёд, автоматически накрыв шейный платок лацканом жакета.

Преподаватель продолжил:

– Но перед этим… – он задержал взгляд на ней, – хочу поблагодарить вас всех за вчерашнее участие в церемонии. Особенно тех, кто проявил стойкость.

Его взгляд на секунду задержался на Чэнь Шаосюане, затем на Линь Жуе. Он, несомненно, что-то знал. Или догадывался.

– А теперь – откройте учебники. Мы начнём с основ: природа духовного давления и отражения поля.

Над аудиторией повисла легкая напряженность, но в то же время – знакомая рутина учёбы принесла с собой и странное облегчение. Мэн Цзыи вздохнула – и открыла тетрадь. И никто не обратил внимания на воробья, всё ещё внимательно смотревшего на окно аудитории с ветки ближайшего дерева.

Спустя три часа лекция подошла к концу. Мэн Цзыи с трудом воспринимала материал – воспоминания и знания тела, в которое она попала, были отрывочными и поверхностными. Оказалось, что прежняя хозяйка тела терпеть не могла рутину учёбы: она считала университетскую жизнь скучной и не достойной её внимания. Опираясь на своё высокое происхождение, та часто прогуливала занятия, нарушала правила и проявляла пренебрежение к дисциплине. На фоне одарённых и трудолюбивых однокурсников она чувствовала зависть и защищалась высокомерием, притворяясь, будто презирает их. Глупое самомнение, за которым пряталась неуверенность.

Мэн Цзыи сидела у окна, её рука всё ещё покоилась на парте, где недавно сидел воробей. Его маленький след всё ещё тлел на её коже – еле заметная красная точка, и бумажный платок, аккуратно сложенный, лежал рядом. Она чувствовала, как сквозняк от распахнутого окна играл с концами её длинных чёрных волос, аккуратно перехваченных у основания головы.

На перемене к Мэн Цзыи вновь подошли Лада и Юй Чжаосинь. Лада с любопытством взглянула на девушку и, чуть склонив голову, мягко спросила:

– Ты решила всерьёз заняться учёбой??

– Да, раньше я ошибалась, пренебрегая учёбой, – тихо ответила Мэн Цзыи, опуская взгляд. – Ради Го Чена я должна стать сильнее. Я хочу быть достойной его. Особенно, если мы хотим быть вместе. И если я действительно хочу найти того, кто отнял у него жизнь, мне нужно больше знать… больше понимать.

К ним вскоре присоединились остальные студенты. Разговор плавно перешёл на тему учебы, и вскоре стало ясно – знания Мэн Цзыи оставляли желать лучшего. Некоторые из ребят пытались понять, насколько велик этот пробел, задавая простые, но точные вопросы. Девушка отвечала честно, не скрывая, что многое ей неизвестно.

Юй Чжаосинь, наклонив голову, сочувственно улыбнулась:

– Ничего страшного. Я соберу для тебя подборку базовых материалов и книг, с них будет проще начать. Если хочешь, я помогу с конспектами.

– Вы все так добры ко мне… Спасибо вам, – тихо сказала Мэн Цзыи, искренне улыбнувшись.

Несколько студентов остались рядом даже после того, как прозвенел звонок. Они говорили о мелочах – о новых тетрадях, непонятных формулах, погоде и даже школьной столовой. Всё это было так обыденно, так непретенциозно, что казалось почти нереальным на фоне последних трагических событий.

– Как думаешь, будут переносить семинар по основам фэн-шуя? – спросил Линь Жуй у Ма Даоюя, лениво вытягиваясь на лавке у стены.

– Скорее всего, – пожал плечами тот. – Старший преподаватель после похорон выглядел так, будто сам готов был лечь рядом с Го Ченом.

Юй Чжаосинь фыркнула:

– Ну хоть один день дадут перевести дух.

Фан Чжэнъин в это время разглядывал форму облаков за окном:

– Интересно, если бы дух мог управлять погодой, как бы выглядела гроза на похоронах?

Лада покачала головой:

– Ну вот, опять о грустном…

– Ничего, – вмешалась Мэн Цзыи. – Это даже хорошо. Когда разговариваешь – становится легче.

Они все кивнули, каждый по-своему. И на какое-то короткое мгновение всё затихло: не было прошлого с его потерями, не было будущего с тревогами и неясными дорогами. Только здесь и сейчас – день, наполненный солнцем, голоса друзей, лёгкий шум листвы за окнами. Они были подростками, обычными и настоящими. Без подозрений, без ритуалов, без завес и теней. Просто вместе – в одной комнате, в один майский день, когда всё казалось ещё возможным.

Глава 5. Хочу проснуться

Глава 5. Хочу проснуться

В аудиторию вошёл новый преподаватель. Его звали господин Чжан Сяньцзэ – пожилой мужчина с прямой осанкой и суровым взглядом, облачённый в тёмно-синее даосское одеяние, вышитое символами пяти стихий. На его поясе висела нефритовая подвеска, тихо позвякивающая при каждом шаге.

Он прошёл к кафедре и оглядел аудиторию:

– Сегодня вы будете учиться писать рунический талисман подавления. Это основа, с которой начинается любой путь изгнания и защиты. Талисман сложный, требует сосредоточенности и ясности ума. Если почувствуете себя плохо – не упорствуйте. Отложите кисть. Поняли?

– Поняли, учитель Чжан, – отозвался первым Ху Линьчжу.

Перед каждым студентом уже были разложены желтая и красная бумага, кисть, тушь, печать. Особый аромат трав в чернилах – отвар золотой черепицы и полыни – был создан специально для изгнания нечисти.

Учитель Чжан прочитал заклинание, склонился над бумагой и чётким, точным движением вывел руну. Лёгкое свечение золотого цвета вспыхнуло над листом – руна активировалась. Даже Линь Жуй, обычно спокойный, невольно ахнул. Учитель едва заметно вспотел и выглядел устало, но сдержанно отложил кисть, выпрямился и глубоко выдохнул, как человек, завершивший сложный и ответственный ритуал.

Мэн Цзыи заметила, как на лицах её однокурсников промелькнуло волнение. Чэнь Шаосюань, сидящий рядом, тихо пробормотал:

– Такой ритуал… Я вряд ли смогу воспроизвести. Даже для тех, кто тренируется с детства, это – вершина мастерства.

– Это талисман подавления? – уточнила Мэн Цзыи.

– Да. Они бывают разные – защитные, целительные, призывающие… Но этот – один из самых сложных. Он подавляет зловредных духов. Неверное движение – и ты истощаешься до обморока.

Мэн Цзыи тихо кивнула, глубоко вдохнула, сосредоточилась и аккуратно повела кистью по поверхности жёлтой бумаги. Рука двигалась плавно, как по маслу – каждая линия ложилась чётко и точно, без дрожи, будто она знала этот символ наизусть. Её штрихи были выверенными, эстетичными, с точным чувством равновесия и ритма.

Она была дизайнером. Умение работать с формой, балансом и композицией было у неё в крови. И сейчас это проявлялось особенно ярко: символ на бумаге складывался в удивительно гармоничную руну, в которой чувствовалась не просто точность – красота.

Талисман выглядел как произведение искусства – тонкая, выверенная композиция, будто сошедшая с чертежа мастера. Символы были изящны и стройны, линии – ровные, чёткие. Но в нём не было ни капли энергии, никакого отклика мира. Лишь форма без сути. Красивый, но бесполезный – пустая оболочка, которая только казалась магией.

Она медленно отложила кисть и раскрыла книгу с примерами талисманов. Сопоставляя символы и иероглифы, вслух шептала заклинание, проговаривая его вновь и вновь, по ничего не почувствовала. Учитель Чжан, проходивший между рядами, остановился на мгновение рядом, взглянул на её усилия и сдержанно вздохнул, качая головой.

Лада, сидевшая рядом, неуклюже капнула каплю туши на край парты и улыбнулась Мэн Цзыи с добродушной растерянностью:

– Не волнуйся. Я тоже не умею. Вместе освоим.

Мэн Цзыи отложила книгу. Когда она взялась за кисть, на мгновение задумалась – что такое ци? Как его поднять? Но не желая тратить время, она отложила сомнения и медленно, с сосредоточенной решимостью, опустила кисть на бумагу. У неё должны быть средства, чтобы укрепить себя и справиться с Го Ченом. Сильный гнев и нежелание хлынули из глубины её сердца, девушка глубоко вздохнула, просто перестала думать, как поднять Ци, и, не колеблясь, уронила перо.

С первого удара всё её внимание сосредоточилось на линии. Её рука двигалась уверенно, без дрожи. Каждая черта ложилась плавно, будто повторяя давно отработанный узор. Она не осознавала, как быстро руна была завершена. Когда Мэн Цзыи отложила кисть, ей показалось, что завершение вышло удивительно лёгким, почти естественным. Вспомнился учитель Чжан – его лицо было покрыто потом, и он выглядел уставшим, словно закончил серьёзное испытание. Но её самой это далось легче, как будто она не рисовала сложный символ, а просто обвела знакомый путь.

Она решила, что сделала что-то неверно, подняла глаза – и тут же заметила, что Ху Линьчжу пристально смотрит на неё, будто не веря своим глазам.

– Ты продашь мне его? – произнёс он, удивлённо и серьёзно.

– Хочешь купить мой талисман? – переспросила она.

На самом деле Мэн Цзыи хотелось спросить: «Разве я могу продавать такое?»

– Я бы хотел… но у меня сейчас нет денег…

Мэн Цзыи чуть приподняла бровь, потом пожала плечами:

– Тогда возьми просто так. Мне не жалко.

– Ты… правда просто отдаёшь его? – Ху Линьчжу замер.

– Я… я могу помочь тебе. – Ху Линьчжу взял бумагу, словно священный свиток, и прижал к груди. —Посуду помыть, одежду постирать, что угодно! Я умею!

Мэн Цзыи взглянула на него с удивлением, потом на Ладу, сияющею, как утреннее солнце. Она покачала головой:

– Нет-нет. Лучше научи меня чему-нибудь полезному. Этого будет вполне достаточно.

– Поистине, Вселенная не без добрых людей! – глаза Ху Линьчжу увлажнились. – Спрашивай всё, что хочешь – я расскажу всё, что знаю. Это высокоуровневая руна. Очень мощная. – вновь взглянув на талисман, продолжил. – Сила в нём ровная, сбалансированная. Он будто создан с лёгкостью, но энергия внутри – настоящая.

Мэн Цзыи запомнила его слова. Раньше, когда первоначальное тело пыталась рисовать талисманы, ничего не выходило. Но сейчас… Возможно, дело было не только в теле, но и в душе. Что-то внутри неё явно изменилось. И, может быть, она действительно была рождена для этого.

Ху Линьчжу лучезарно посмотрел на Мэн Цзыи:

– Цзыи, как ты можешь внезапно написать такую бумагу-талисман?

Выражение лица Мэн Цзыи оставалось спокойным, но в глубине души она дрогнула. Ху Линьчжу вдруг воскликнул:

– Ты, наверное, хочешь отомстить за Го Чэна. Поэтому и стараешься так, верно? Раньше ты вообще не обращала внимание на учёбу, – он утвердительно кивнул сам себе и вздохнул. – Оказывается, любовь действительно может пробудить скрытые силы в человеке.

Губы Мэн Цзыи изогнулись в лёгкой улыбке, а глаза заискрились мягким светом:

– Да. Он дал мне шанс родиться заново.

Движение их обоих привлекло учителя Чжана.

– Почему вы не работаете? Что здесь происходит? – строго произнёс, нахмурившись и подойдя к их столу.

– Учитель Чжан, – начал было Ху Линьчжу, – мы просто…

Но старик прервал его, взгляд его упал на талисман в руках юноши. Он изумлённо прищурился:

– Ху Линьчжу, твоё мастерство снова выросло!

– Учитель… этот талисман не мой. – Ху Линьчжу замешкался. –  Его написала Мэн Цзыи.

Старик растерянно уставился на девушку. Тяжёлое подозрение отразилось в его глазах.

– Ты написала? Правда? – сухо уточнил он, стараясь не выдать скепсис.

– Да, – спокойно ответила она.

– Тогда… покажи мне ещё один. Нарисуй его снова. Хочу убедиться.

– Учитель, это отнимает много сил. Может, не стоит? – вмешался Ху Линьчжу.

– Ничего, – отозвалась Мэн Цзыи. – Я могу нарисовать ещё талисман.

– Посмотрим. Начинай, – учитель нахмурился ещё больше.

Мэн Цзыи медленно, с осторожностью достала жёлтый талисман. Под пристальным взглядом учителя Чжана она аккуратно взяла кисть и, задержав дыхание, начала рисовать. Учитель Чжан остановился у её парты и с удивлением наблюдал, как талисман формируется у него на глазах. Когда она завершила последнюю черту, лёгкое свечение скользнуло по бумаге, и старик невольно распахнул глаза шире, поражённый тем, что только что увидел.

Девушка не выглядела уставшей – наоборот, в её движениях чувствовалась спокойная уверенность, почти лёгкость. Она вела кисть, будто рисовала знакомый узор, и сама удивлённо прошептала:

– Это всё правильно?

– Безмерное Небо в благословении… – Ху Линьчжу ахнул.

Учитель Чжан вздрогнул от этих слов, выхватил талисман из рук Мэн Цзыи и, осмотрев его, вдруг развернулся и стремительно выбежал из аудитории с неожиданной для своего возраста прытью. Все студенты с недоумением переглянулись, а затем обступили девушку, вынуждая её нарисовать ещё талисман.

Глядя на чёткие линии и лёгкое свечение над бумагой, Чэнь Шаосюань запыхтел:

– Ты что, тренировался втайне от нас? Теперь я точно последний на потоке… – Он снял с руки дорогие часы и протянул. – Меняемся! Отдай мне один, чтобы восполнить мое разбитое сердце…

Мэн Цзыи беззвучно посмотрела на часы, затем перевела взгляд на Ху Линьчжу, который прижимал к груди свой талисман, словно самое ценное сокровище. Он осторожно засунул талисман в свою одежду и застенчиво ей улыбнулся.

– Выходит, один талисман – это шесть цифр, – пробормотала она и передала талисман Шаосюаню, положив часы в карман. – Ещё кто хочет? Пока не кончилась ци, продаю со скидкой!

– Только остановись вовремя, – нахмурилась Фан Чжэнхуэй —Если перегоришь, никакой талисман не спасёт.

– Хорошо, – коротко кивнула Мэн Цзыи.

Она продолжала рисовать, краем уха прислушиваясь, как Фан Чжэнхуэй и Ху Линьчжу обсуждают принципы талисманов, объясняя различие между ритуальной и личной ци, и делая вывод: у Мэн Цзыи – редкий дар.

Если вы захотите приобрести настоящий талисман, будьте готовы: одних только денег будет недостаточно – потребуется и личное расположение. Сейчас на рынке острый дефицит, поэтому большинство используют самодельные обереги сомнительного качества, лишь отдалённо напоминающие подлинные. Те, кто действительно сталкивается с угрозой, предпочитают брать пусть и слабые, но проверенные амулеты у своих товарищей по учебе – на каждый день, для базовой защиты.

Когда Мэн Цзыи нарисовала девятый талисман, она отложила перо и открыто произнесла:

– Нужно закончить прямо сейчас  – ци ускользает.

Из девяти талисманов два остались у Ху Линьчжу и Чэнь Шаосюаня, шесть – перешли к другим студентам, и один унес учитель. Фан Чжэнхуэй была самой решительной: перевела деньги прямо по WeChat за себя и брата. Остальные предложили бартер.

Линь Жуй пообещал:

– Я возьму на себя твои учебные заметки и буду помогать с теорией.

– Подходит, – кивнула Мэн Цзыи.

Ма Даоюй добавил:

– Я принесу тебе весь комплект инструментов для очистки. Тебе точно пригодится.

А Юй Чжаосинь, улыбнувшись, предложила:

– Я свожу тебя в лавку талисманов. Там можно купить хорошие материалы совсем недорого.

– Договорились, – сказала Мэн Цзыи, принимая обмен с едва заметной улыбкой.

Лада Милованова с энтузиазмом сказала:

– Я могу научить тебя танцевать, играть на барабанах и петь!

Мэн Цзыи озадаченно моргнула:

– Прости, что?

Юй Чжаосинь с лёгкой усмешкой пояснила:

– Лада – волхв. Чтобы пригласить духов, ей нужно исполнять ритуальные танцы, петь и стучать в барабаны. Это часть её практики.

Лада с готовностью закивала:

– Да! Я могу показать, я умею!

Чэнь Шаосюань подошёл ближе и прошептал Мэн Цзыи на ухо:

– Только, пожалуйста, не пой с ней. Её голос… скажем так, он эффективен только для изгнания людей, а не духов. В университете даже построили для неё комнату с улучшенной звукоизоляцией, чтобы не напугать остальных.

Мэн Цзыи удивлённо посмотрела на Ладу:

– Ты третья снизу в рейтинге?

Лада весело улыбнулась:

– Ага! Я третья, Шаосюань второй, а ты – первая! Ты лучшая!

Выражение лица Мэн Цзыи на мгновение исказилось, и она вложила талисман в руку глупого ребенка:

– Забирай.

Учитель так и не появился, и группа, переглянувшись, отправилась в столовую. Здание столовой было старым, с потёртыми деревянными дверями и слегка скрипучими стульями, запах варёной капусты и пряного соевого соуса витал в воздухе. Обед выдался на редкость неудачным: рис был переcушен, овощи – переварены, а мясо невозможно было идентифицировать с первого взгляда.

– Кто это готовил? – Мэн Цзыи едва сдерживала гримасу, аккуратно двигая палочками рис на краю тарелки.

– Я уверена, они нас потихоньку травят, – с мрачным видом сказала Фан Чжэнхуэй, ковыряя в лапше.

Мэн Цзыи попыталась сделать глоток супа, но сразу же поставила миску на стол и тихо пробормотала:

– Лучше бы я осталась голодной.

– Это ещё не худшее, вот подожди, когда они снова приготовят "соевое гуляшное нечто", – шепнула с сочувствием Лада и подала ей бутылочку воды.

Шум и негодование в столовой прорвали привычную оболочку утренней сосредоточенности, хлынув тёплой, грубоватой волной. Здесь, среди скрипа стульев, глухих возгласов о пересоленном супе и общих вздохов по пропавшему вкусу еды, студенты на мгновение ощутили себя просто людьми —голодными, раздражёнными и по-человечески живыми. И это чувство, как ни странно, принесло облегчение.

***

После насыщенного событиями дня Мэн Цзыи, уставшая, но спокойная, вернулась в свою комнату в общежитии. Внутри царил лёгкий полумрак, и вечернее солнце, пробиваясь сквозь занавески, окрашивало стены в тёплые тона. Чуть позже в комнату по очереди заглянули её одногруппники: кто-то принёс стопку книг, кто-то – распечатки конспектов, а Лада аккуратно уложила в коробку стикеры, ручки и закладки. Мэн поблагодарила каждого тихим кивком, и, когда дверь снова закрылась, она на мгновение застыла посреди комнаты, ощущая странное тепло внутри – впервые за долгое время она чувствовала себя не одинокой.

Приняв душ, спустя полчаса Мэн Цзыи вышла из ванной. Её волосы были ещё влажными, капли воды стекали по шее и исчезали в мягком сером полотенце, обмотанном вокруг плеч. По пути к шкафу она заметила на одной из полок аккуратно сложенную свободную белую рубашку. С лёгкой улыбкой она достала её, провела пальцами по прохладной ткани и мысленно отметила, насколько она приятна на ощупь. Белоснежная, струящаяся – рубашка была идеальна для спокойного вечера. Мэн Цзыи надела её, ткань едва прикрывала бёдра, оставляя ощущение лёгкости и комфорта.

Босиком она подошла к холодильнику и с интересом заглянула внутрь. Вино. Красное, сухое – весьма достойный выбор. Рядом она заметила упаковку сыра с голубой плесенью – её любимого и оливки. Несмотря на все различия, казалось, вкус в еде у неё и у прежней хозяйки тела удивительно совпадал.

Она достала бутылку вина, вымыла бокал, кинула туда несколько кубиков льда, и ловко открыла бутылку. В мягком вечернем свете она казалась почти призрачной – тонкой, хрупкой, полупрозрачной. С бокалом вина в руке Мэн Цзыи вышла на балкон.

Полуденное солнце, словно золотая пыль, рассыпалось по стенам, а лёгкий ветерок ласково скользил по коже, недавно освежённой водой. Мэн Цзыи встряхнула бокал, наблюдая, как алое вино играет бликами на стекле, и сделала неторопливый, изысканный глоток. Прислонившись к прохладным перилам, она закрыла глаза, позволив ветру коснуться её щёк и поднять подол просторной рубашки, которая тут же мягко обвилась вокруг её фигуры. На ближайшей ветке взмахнул крыльями воробей и замер, будто изучая её безмолвным взглядом.

Влажные тёмные волосы Мэн Цзыи быстро высыхали под солнцем, чуть развеваемые ветром. Она стояла, скрестив стройные ноги, и смотрела вдаль, где крыши корпусов скрывались в тени листвы. Девушка пила вино неторопливо, с ленивым удовольствием, словно забыв обо всём.

Птица наблюдала за ней чёрными, пустыми глазами – будто не живыми. И всё же в следующую секунду в них мелькнула мысль.

Мэн Цзыи вернулась в комнату и, устроившись поудобнее на кровати, разложила перед собой принесённые одногруппниками конспекты. Она внимательно изучала строки, делая пометки в блокноте, возвращаясь к непонятным моментам и пытаясь уловить логику дисциплин. Рядом на прикроватной тумбе стоял бокал с охлаждённым красным вином. Иногда она делала маленький глоток, чувствуя, как тепло растекается по груди и помогает расслабиться после напряжённого дня. Несмотря на трудности, девушка ощущала, как новые знания прорастают внутри неё, укореняясь и формируя фундамент, который ей так нужен был для того, чтобы выжить.

Когда стрелки часов перевалили за полночь, Мэн Цзыи отложила конспекты в сторону. После короткой паузы, она поставила пустой бокал на тумбочку и направилась к шкафу. Переоделась в лёгкую кружевную ночную сорочку цвета шампанского. Тонкое кружево мягко обвило её тело, прохладное прикосновение ткани вызвало лёгкую дрожь. Проведя рукой по волосам, улеглась на кровать и, устроившись на мягких подушках, почти сразу погрузилась в глубокий и спокойный сон.

Воробей, сидевший на ветке, вдруг взлетел, плавно перелетел на балкон и проскользнул в комнату. Он завис на мгновение, а потом опустился к изголовью кровати.

Тонкая капля тёмной крови сорвалась с его клюва и упала на лоб Мэн Цзыи, вспыхнув зловещим отблеском. Девушка нахмурилась во сне, её дыхание стало чуть тяжелее. Сон затянул её глубже, как будто затягивал в самую суть молчаливого и бездонного мрака.

Мэн Цзыи сжалась под простынями, когда холодный пот пробежал по её спине. Дыхание сбилось, тело будто налилось свинцом, а в груди нарастала тревога. Казалось, будто на грудь ей легла огромная глыба, не давая вдохнуть.

Она попыталась открыть глаза – тщетно. Веки не слушались, а в ушах раздался тихий, зловещий смешок, словно кто-то шептал в темноте. Словно по команде, тяжесть исчезла, и Мэн Цзыи резко распахнула глаза.

Вокруг бушевал огонь. Пламя охватило её кровать, клубы дыма наполняли комнату, и всё выглядело слишком реальным, чтобы быть сном. Девушка попыталась подняться, но железные цепи крепко удерживали её запястья.

В углу комнаты, в кресле, освещённом багровым пламенем, сидел мужчина. Его образ был безупречен и пугающе совершён. На нём – безукоризненно чёрный костюм, чёрная рубашка, ни единой складки, всё выверено до миллиметра. Галстук был закреплён золотой булавкой в форме розы, лепестки которой отливали цветом свернувшейся крови. На запястьях поблёскивали изысканные запонки, отражая отблески огня, как маленькие зеркала бездны.

Лицо – будто вырезанное из мрамора: идеально симметричное, с холодной элегантностью аристократа. Ни одного изъяна, ни единой тени на коже. И всё же в этой безупречности таилась тревожная нечеловечность – он был дьявольски красив, но именно в этом и крылась опасность. Его присутствие заполняло пространство, как яд, растекающийся по венам. Он не просто сидел – он властвовал, даже не произнося ни слова.

– Добрый вечер, – прозвучал вкрадчивый голос Го Чена.

Мэн Цзыи оценила обстановку: зеркало висело не с той стороны, окно открывалось наоборот, надписи на книге, лежащей на столе, были зеркальными.

– Сон, – пришла странная уверенность. – Это не зеркало. Это всего лишь сон.

Он не ответил, лишь встал и медленно подошёл, наслаждаясь каждой секундой её беззащитности. Из темноты вытянулась невидимая рука, как змея, скользнула к её шее и сжала её. Мэн Цзыи резко выгнулась, грудь тяжело вздымалась, дыхание стало прерывистым. По её щеке скатилась слеза, и Го Чен, склонившись ближе, медленно провёл пальцем по её щеке, стирая её, как будто ласково, с пугающим спокойствием в глазах.

– Ты ведь сама хотела любви, хотела, чтобы я разделил с тобой свои тайны. Я здесь, чтобы исполнить твоё желание, – ласково произнёс он.

Пальцы соскользнули, и Мэн Цзыи рухнула обратно в постель. Она тяжело задышала, пряди волос прилипли ко лбу. Сквозь огонь она увидела искажённое лицо Го Чена, разделённое светом и тенью, как маска трагедии.

Огонь усилился, боль охватила тело вспышкой, разрывая нервы, словно раскалённые иглы вонзались под кожу. Мышцы дрожали от напряжения, каждый вдох отдавался мучительным ожогом. Казалось, что кости плавятся, а плоть сгорает, оставляя лишь пепел боли и страха.

Запах горелой плоти вонзился в ноздри, едкий, тошнотворный. Он будто выл из стен, проникая под кожу, застревая в горле и обволакивая мысли мутным облаком.

Грудь сдавило, в горле стоял крик, но голос исчез, затопленный паникой. Глаза Мэн Цзыи распахнулись от ужаса, но тело оставалось парализованным. Она не могла пошевелиться, не могла закричать – только смотреть, как огонь пляшет по краям постели, и как безумная, ледяная улыбка Го Чена разрывает её последние надежды.

Слёзы хлынули из глаз – неотвратимые, горячие, но беспомощные. Внутри неё всё кричало, но снаружи – только дрожащий взгляд и немой страх. Мир вспыхивал багряным, а сама комната превращалась в пылающую клетку, где всё живое выжигалось до костей.

Когда боль достигла пика, она закричала и открыла глаза.

Комната оставалась той же, но воздух был пропитан страхом. И только теперь, переведя дыхание, Мэн Цзыи с ужасом поняла – всё вокруг оставалось зеркальным. Холод пробежал по позвоночнику.

Двери дрогнули. Она, охваченная паникой, бросилась в ванную – и в тот же миг сильная рука схватила её сзади, прижав к ванне, полной ледяной воды. Мэн Цзыи отчаянно зашевелилась, забилась в железной хватке, но её тело будто отказывалось повиноваться. Она царапала воздух, её ноги скользили по кафелю, грудь судорожно вздымалась, в лёгкие рвалась нехватка кислорода. Мелькнули пузыри – и вода сомкнулась над её лицом.

Струи льда врезались в ноздри, рот – раскрытый от ужаса – наполнился тяжёлой влагой. Она закашлялась, но звука не было – только резкая, обжигающая боль в горле, будто стекло разрывает изнутри. Пальцы хватались за край ванны, ногти царапали эмаль, но всё было бесполезно. Лёгкие, затопленные водой, жгли, словно её изнутри поливали кислотой.

Сознание мерцало. Мир сужался, сжимаясь в тугой клубок боли и страха, и в этом водяном гробу ей вдруг показалось, что смерть шепчет ей на ухо.

– Ты ведь искала меня, – мягкий, почти весёлый голос Го Чена прорезал её сознание, как осколок стекла. – И теперь я здесь.

Глава 6. Он убил меня трин