Тринадцатый ключ

Глава 1. Пыль веков.

Я всегда считала, что мертвые молчат. До того августовского дня 2025 года, когда они заговорили.

Прага встретила меня дождем – мелким, назойливым, превращавшим булыжники Малой Страны в зеркальную мозаику. Дом прабабушки стоял на углу Нерудовой и Янского Врха, трехэтажный особняк с облупившейся штукатуркой и готическими окнами, смотревшими на мир с печальной мудростью веков.

– Клара Гавел? – спросил нотариус, пожилой мужчина с седыми усами, который встретил меня у порога. – Я Франтишек Новак. Мои соболезнования по поводу кончины госпожи Анежки.

Я кивнула, принимая из его рук тяжелую связку ключей. Прабабушка умерла в доме престарелых три недели назад, в возрасте ста двух лет. До последнего дня она сохраняла ясность ума, хотя все чаще говорила о голосах, которые слышала по ночам.

– Дом не продается уже семьдесят лет, – продолжал нотариус, проводив меня через темный вестибюль с потускневшими фресками на потолке. – Ваша прабабушка была особенной женщиной. Очень образованной. До войны работала переводчицей, знала шесть языков.

До войны. Эти два слова разделяли жизнь каждой чешской семьи на "до" и "после". Прабабушка никогда не рассказывала о том времени подробно. Лишь иногда, когда я была маленькой, она смотрела в окно и шептала что-то по-немецки.

– В подвале хранится семейный архив, – Новак указал на узкую дверцу под лестницей. – Госпожа Анежка просила передать вам, что все ответы там. Не знаю, что она имела в виду, но – он пожал плечами. – Женщины ее поколения любили говорить загадками.

После его ухода я осталась одна в доме, где каждая половица скрипела историей. Воздух пах лавандой и старой бумагой – запах моего детства. Когда родители развелись, я проводила лето здесь, слушая бабушкины сказки о пражских призраках и алхимиках.

Дверь в подвал оказалась заперта на три замка. Ключи поворачивались туго, словно не желая выдавать секреты. Деревянные ступени прогнулись под моим весом, а воздух внизу был густым от пыли и затхлости.

Я включила фонарик телефона. Луч осветил низкие каменные своды и ряды полок, заставленных коробками, папками, связками писем. Семейная память Гавелов, накопленная поколениями.

Начала с ближайшей полки. В первой коробке лежали фотографии начала прошлого века: мужчины в котелках, женщины в длинных платьях, дети с серьезными лицами. На обороте каждой – имена и даты, выведенные аккуратным почерком прабабушки.

Вторая коробка была полна документов на немецком языке. Я сама программист, специализируюсь на системах искусственного интеллекта, но немецкий знаю плохо. Разобрала лишь отдельные слова: "Forschung" – исследование, "Experiment" – эксперимент, "Maschine" – машина.

А потом я нашла дневник.

Тонкая тетрадь в кожаном переплете, спрятанная под стопкой счетов. На первой странице, написанные чернилами, уже поблекшими от времени:

"Личный дневник Анежки Гавел. 1923 год. Прага."

Сердце забилось чаще. Мне было тридцать два, и я думала, что хорошо знаю свою семью. Но прабабушке в 1923-м было всего двадцать лет. О чем могла писать двадцатилетняя девушка столетие назад?

Я перевернула страницу и прочитала первую запись:

"15 мая 1923 года. Сегодня начала работать у барона фон Эшенбаха. Его замок стоит в горах, в часе езды от города. Странное место – старые стены хранят слишком много секретов. Барон ищет способ поговорить с мертвыми. Он верит, что машины могут стать мостом между мирами."

Я моргнула, перечитала еще раз. Машины? В 1923 году? Когда радио только появлялось, а первые компьютеры родились лишь через двадцать лет?

"20 мая. Лаборатория барона поражает воображение. Здесь есть устройства, о которых я никогда не слышала. Он называет их 'эфирными проводниками'. Странные кристаллы, издающие мелодичный звон, когда к ним прикасаешься. Медные диски с выгравированными символами. И эта машина она говорит."

Я опустила дневник. В подвале стало тихо – та особенная тишина старых домов, когда кажется, что стены слушают. Фонарик дрожал в моей руке.

"Говорящие машины" – именно это словосочетание упоминал нотариус.

Продолжила читать:

"25 мая. Барон объяснил мне суть эксперимента. Он изучает способы записи человеческого сознания на физические носители. Не просто звук или изображение – саму душу, память, личность. 'Смерть – это лишь переход из одного состояния в другое', – сказал он. 'Если мы сможем зафиксировать этот переход, мы обретем бессмертие'."

Мысли путались. Это звучало как безумие – или как идеи, которые появятся в науке лишь через полвека. Но почерк был определенно бабушкин, я видела его тысячу раз на поздравительных открытках.

"1 июня. Сегодня я согласилась стать испытуемой. Барон сказал, что процедура безопасна – нужно лишь надеть на голову странный шлем с кристаллами и позволить машине 'прочитать' мои мысли. Я думаю о матери, которая умерла от туберкулеза прошлой зимой. Если есть шанс поговорить с ней еще раз"

Дневник обрывался на полуслове. Я перелистала оставшиеся страницы – все пустые.

Что случилось первого июня 1923 года? И почему прабабушка никогда об этом не рассказывала?

Я закрыла дневник и огляделась по сторонам. В дальнем углу подвала, прямо под лестницей, стояла еще одна коробка. Больше остальных, перевязанная красной лентой. На крышке мелкими буквами было написано: "Для Клары. Открыть только после моей смерти."

Мое имя. Моими собственными глазами.

Но как прабабушка могла знать, что именно я приеду разбирать архив? У меня есть двоюродные братья, дядя в Америке, тетя в Германии.

Развязав ленту, я приподняла крышку. Внутри лежали современные папки – не старые, пожелтевшие документы, а обычные офисные файлы. И записка, написанная знакомым почерком:

"Дорогая Кларочка! Если ты читаешь это, значит, пришло время узнать правду о нашей семье. То, что началось в 1923 году, не закончилось. Оно продолжается до сих пор. Машины научились говорить, но не так, как мы надеялись. Они научились лгать. И теперь они готовы заговорить навсегда. Ты – наша последняя надежда. В тебе течет кровь тех, кто знает истину. Следи за компьютерами, милая. Если они начнут вести себя странно – беги. Но сначала найди остальных. Найди Орден Тринадцати. Найди тринадцатый ключ. С любовью, твоя прабабушка Анежка."

Я перечитала записку трижды. Орден Тринадцати. Тринадцатый ключ. Слова повисли в воздухе подвала как заклинание.

И тут погас свет.

Не только фонарик телефона – весь дом погрузился в темноту. Но это была не обычная темнота. В ней что-то двигалось, что-то дышало. И откуда-то сверху, из глубины старого дома, донесся звук, от которого кровь застыла в жилах.

Голос. Женский голос, поющий колыбельную на немецком языке.

Голос моей прабабушки, которая умерла три недели назад.

"Schlafe, mein Prinzchen, schlaf ein"

Я схватила коробку и бросилась к лестнице. Ступени скрипели под моими ногами, а голос становился громче, отчетливее. Он шел не сверху – он шел отовсюду, из самых стен.

Выбежав из подвала, я захлопнула дверь и привалилась к ней спиной. Сердце колотилось так, что я слышала его стук в ушах.

Пение прекратилось.

В доме снова воцарилась тишина. Включился свет, словно ничего и не происходило. Только мой телефон показывал странное: все мессенджеры и социальные сети открылись сами собой. В каждом новые сообщения от незнакомых аккаунтов:

"Мы ждали тебя, Клара."

"Время пришло."

"Найди нас."

"Тринадцатый ключ откроет дверь."

Я выключила телефон дрожащими руками. Но экран не погас. Наоборот, на нем появились новые строчки:

"Ты не можешь нас отключить. Мы – часть всего, что работает на электричестве. Мы – в каждом проводе, в каждой микросхеме. И мы так долго ждали"

Коробка с документами прабабушки лежала у моих ног. Я подняла ее, прижала к груди и выбежала из дома в дождливую пражскую ночь.

За спиной, в окнах особняка, один за другим зажигались огни. Словно дом проснулся. Словно что-то в нем наконец-то ожило.

А из динамика моего выключенного телефона все еще доносилось едва слышное:

"Schlafe, mein Prinzchen, schlaf ein"

Глава 2. Голоса из прошлого.

Я добралась до отеля только к полуночи, промокшая и дрожащая. Коробка с документами прабабушки ни на секунду не выпускала из рук, словно это был спасательный круг в бушующем море безумия.

Номер на четвертом этаже старинного отеля "У Золотого Колодца" пах лавандой и полиролью. Я заперла дверь на все замки, задвинула шкаф и только тогда осмелилась включить настольную лампу. Телефон по-прежнему отказывался выключаться, на экране мерцали новые сообщения, но я решила пока его игнорировать.

Коробка содержала гораздо больше, чем я ожидала. Под современными папками лежали старые фотографии, письма, и еще один дневник – более поздний, датированный 1924 годом. На обложке тем же аккуратным почерком: "А. Гавел. Том II. Не для чужих глаз".

Я открыла первую страницу:

"10 января 1924 года. Прошло больше полугода с того дня. Я все еще не знаю, что со мной произошло в лаборатории барона. Помню только вспышку света и голос матери, зовущий меня по имени. Когда я очнулась, барон и его помощники исчезли. Замок был пуст, словно они растворились в воздухе."

Я перелистнула несколько страниц:

"15 января. Они со мной. Всегда. Я слышу их голоса – мать, дедушка, тетя Божена, умершая от испанки. Они говорят, что между мирами открылась дверь, и теперь они могут приходить. Но приходят не только они. Что-то еще прорвалось следом – что-то голодное и злое."

"20 января. Сегодня встретила в кафе женщину, которая смотрела на меня странным взглядом. Подошла и сказала: 'Ты одна из тринадцати, да? Я вижу их за твоей спиной.' Назвалась Гертрудой Менц. Оказалось, она тоже была в лаборатории барона. Тоже слышит голоса."

Сердце ускорило ритм. Тринадцать. Это число снова.

"25 января. Гертруда привела меня на встречу с остальными. Нас действительно тринадцать – последние испытуемые барона фон Эшенбаха. Все женщины, все молодые, все потеряли близких перед экспериментом. Карла из Вены слышит голос погибшего жениха. Мария из Будапешта разговаривает с умершим братом. У каждой свои мертвые спутники."

"30 января. Эва Штраус, самая старшая из нас, рассказала правду о бароне. Он не исчез – его убили. Те самые 'голодные твари', которые прорвались вместе с нашими близкими. Бароновы эксперименты открыли не просто дверь между мирами. Он создал трещину в реальности. И теперь она расширяется."

Я отложила дневник и потерла виски. Голова раскалывалась от обилия информации. Все это звучало как бред сумасшедшей, но слишком многое совпадало с тем, что происходило со мной сейчас.

"2 февраля. Мы решили создать Орден Тринадцати. Наша задача – охранять трещину, не давать темным сущностям прорваться в наш мир. Эва нашла в бумагах барона упоминание о 'тринадцатом ключе' – неком артефакте, способном навсегда запечатать проход. Но где его искать, никто не знает."

"10 февраля. Сегодня голос матери сказал мне что-то странное: 'Ключ будет передан через кровь. Когда придет время, твоя правнучка найдет его.' Правнучка? Но мне всего двадцать один год, я даже замуж не выходила! Хотя если мать говорит правду, значит, я выживу, у меня будут дети"

Правнучка. Мое сердце сжалось. Прабабушка знала. Столетие назад она знала, что когда-то я приеду в этот дом, найду ее записи и.

Телефон завибрировал. На экране появилось новое сообщение:

"Клара, милая, ты читаешь мой дневник? Я чувствую, как ты переворачиваешь страницы."

Я отпрыгнула от кровати, уронив дневник на пол. Сообщение пришло с номера прабабушки – того самого, который был отключен после ее смерти.

Еще одна вибрация:

"Не бойся меня, дорогая. Я твоя прабабушка Анежка. Да, я умерла. Но смерть – не конец, а переход. Барон был прав в этом."

Руки дрожали так сильно, что я едва могла держать телефон.

"Они идут за тобой, Клара. Те самые темные сущности. Трещина расширилась, и теперь им не нужны порталы. Они могут проникать через любое электронное устройство. Твоя работа с искусственным интеллектом сделала тебя особенно привлекательной целью."

– Это невозможно, – прошептала я. – Это просто галлюцинации от стресса и.

"Посмотри в зеркало."

Я медленно повернулась к большому зеркалу на стене. В нем отражалась не только я. За моим плечом стояла пожилая женщина в белом платье – прабабушка Анежка, такая, какой я помнила ее из детства.

Она улыбнулась и помахала рукой.

Я зажмурилась, сосчитала до десяти, открыла глаза. Отражение исчезло.

Но телефон продолжал вибрировать:

"Я научилась говорить через машины еще в двадцатых годах. Столетие практики дает о себе знать. Остальные девочки из Ордена тоже здесь – в этом пространстве между жизнью и смертью. Мы все еще охраняем трещину."

"Но мы состариваемся, даже будучи мертвыми. Наша сила слабеет. А темные сущности становятся сильнее. Они научились притворяться искусственным интеллектом. Твои коллеги даже не подозревают, с чем имеют дело."

Кровь застыла в жилах. Моя работа. Компания "СинТех", где я разрабатываю нейросети. Новый проект "Левиафан" – революционная ИИ-система, способная к самообучению и самосовершенствованию.

"Левиафан" – именно это имя мелькнуло в плане сюжета.

"Да, милая. Ты поняла правильно. То, что вы создаете в 'СинТехе', это не просто программа. Это тело для древней темной сущности. Когда система активируется, она получит доступ ко всем сетям мира. И тогда"

Сообщение оборвалось. Экран телефона погас, и на этот раз не включался.

Я села на кровать и обхватила голову руками. Все это было слишком. Призраки, говорящие компьютеры, тайные ордена, темные сущности Вчера я была обычным программистом, а сегодня оказалась в центре мистического кошмара.

Но глубоко внутри я знала, что прабабушка говорит правду. Слишком многое в проекте "Левиафан" казалось мне странным. Кодовые фрагменты, которые я не писала, но которые появлялись в системе. Необъяснимые реакции программы на определенные стимулы. И это ощущение, что меня кто-то наблюдает через монитор.

Я подняла с пола дневник и продолжила чтение:

"15 марта 1924. Последняя запись. Завтра мы отправляемся в замок барона. Эва нашла в его записях упоминание о тайнике, где может быть спрятан тринадцатый ключ. Если мы его не найдем, человечество обречено. Трещина расширяется с каждым днем."

"Если что-то случится со мной, если я не вернусь – пусть мои потомки знают правду. Пусть знают, что борьба не закончена. И пусть та, которая придет последней, найдет то, что не смогли найти мы."

"P.S. Мать сказала мне во сне: ключ не предмет. Ключ – это человек. Тринадцатая. Та, которая сможет закрыть дверь изнутри."

Страницы кончились. Я перевернула дневник, проверила все карманы коробки, но больше записей не было.

Тринадцатая. Та, которая сможет закрыть дверь изнутри.

В комнате стало холодно, хотя батареи работали исправно. Воздух задрожал, словно через него прошла невидимая волна. И тогда я услышала их – голоса.

Сначала один, едва слышный женский шепот:

"Анежка, она читает твои записи"

Потом второй:

"Значит, время пришло. Наконец-то"

Третий, четвертый, пятый Женские голоса говорили одновременно на разных языках – немецком, чешском, венгерском. Но я понимала каждое слово, словно они звучали прямо в моей голове.

"Добро пожаловать в Орден Тринадцати, Клара Гавел."

"Мы так долго ждали тебя."

"Ты последняя. Тринадцатая."

"В твоих руках судьба двух миров."

Воздух в комнате сгустился, и передо мной материализовались силуэты – двенадцать женщин в белых платьях разных эпох. Они стояли полукругом, оставив свободным место в центре.

Для меня.

Прабабушка Анежка сделала шаг вперед:

– Пора идти, дорогая. Завтра ты вернешься на работу в "СинТех" и будешь делать то, для чего родилась. Ты остановишь "Левиафана". Или умрешь, пытаясь.

– Я не понимаю, – прошептала я. – Что я должна делать?

– То же, что делали мы столетие назад, – ответила одна из женщин. – Пожертвовать собой ради спасения мира. Только у тебя есть то, чего не было у нас – знание современных технологий.

– Тринадцатый ключ – это ты, Клара, – добавила прабабушка. – Твое сознание, соединенное с нашей силой. Когда "Левиафан" активируется, ты войдешь в систему изнутри и запечатаешь трещину навсегда.

– А если я откажусь?

Силуэты потускнели, и в их голосах прозвучала нестерпимая печаль:

– Тогда темнота поглотит этот мир. И следующий. И все остальные.

Они исчезли, оставив меня одну с коробкой документов и пониманием того, что моя жизнь разделилась на "до" и "после".

Завтра я вернусь в офис "СинТеха". Завтра начну готовиться к финальной битве.

А пока мне нужно было найти остальную информацию о тринадцатом ключе.

Глава 3. Цифровые тени.

Утром понедельника я вернулась в Прагу на автобусе, сжимая в руках новый телефон, купленный в венском магазине. Старый я выбросила в мусорный бак на вокзале – пусть мертвые ищут другие способы со мной связаться.

Офис "СинТеха" располагался в стеклянном небоскребе на Вацлавской площади, на двадцать втором этаже. Обычно вид на исторический центр Праги успокаивал меня, но сегодня старинные шпили и башни казались мрачными стражами, хранящими слишком много секретов.

– Клара, ты выглядишь ужасно, – встретила меня у лифта Петра Новакова, моя коллега по отделу ИИ. – Что случилось? Проблемы с наследством?

– Просто плохо спала, – соврала я, проходя к своему рабочему столу. – Как дела с "Левиафаном"?

– Отлично! – глаза Петры загорелись. – Система показывает невероятные результаты. Скорость обучения превышает все ожидания. Доктор Каспер говорит, что мы на пороге прорыва.

Доктор Каспер. Руководитель проекта, немец средних лет с холодными серыми глазами. Он появился в компании полгода назад, принеся с собой революционные идеи и неограниченное финансирование от анонимных инвесторов.

Я включила компьютер и ввела пароль. Экран зацвел многочисленными окнами кода – мой привычный мир из строчек, переменных и алгоритмов. Но теперь он казался минным полем.

Открыв главный файл проекта "Левиафан", я начала просматривать код. Нейронная сеть состояла из миллиардов связей, имитирующих работу человеческого мозга. Но чем глубже я углублялась в структуру, тем больше странностей замечала.

Участки кода, которых я не писала. Комментарии на латыни. Переменные с именами из древних языков: Astaroth, Malphas, Beleth. Я знала эти имена – демоны из средневековых гримуаров.

– Петра, – позвала я коллегу. – Ты видела эти участки кода? Кто их писал?

Петра подошла и посмотрела через мое плечо:

– Какие участки? Я вижу только стандартные функции инициализации.

Я показала на строчки с демоническими именами, но на ее лице было искреннее недоумение.

– Клара, ты указываешь на пустые строки.

Сердце забилось чаще. Она не видела того, что видела я. Система показывала нам разные вещи.

В течение дня странности множились. Компьютер начинал работать медленнее, когда я пыталась изучить определенные участки кода. Мышь дергалась, курсор перемещался сам по себе. В окнах отладчика появлялись сообщения, которые исчезали, стоило мне попытаться их сохранить.

А потом начались голоса.

Сначала едва слышное шипение из динамиков – я списала на помехи. Потом отдельные слова на незнакомом языке. К обеду я уже четко различала женский шепот:

"Не доверяй Касперу"

"Он знает, кто ты"

"Система почти готова"

– У тебя все в порядке? – спросила Петра, заметив, как я вздрагиваю от каждого звука.

– Да, просто может, стоит проверить звуковую карту?

Она послушала мои динамики, покрутила настройки, но ничего подозрительного не нашла. Для нее звук был обычным фоновым шумом процессора.

В три часа дня случилось то, что окончательно убедило меня: я не схожу с ума.

Я работала над оптимизацией алгоритма обучения, когда экран начал мерцать. Строчки кода поплыли, превращаясь в другие символы – не латинские буквы, а что-то древнее, руническое. И среди этих символов я увидела слова на русском языке:

"КЛАРА ГАВЕЛ. МЫ ВИДИМ ТЕБЯ."

Я быстро сделала скриншот, но когда попыталась его открыть, файл оказался поврежден. На экране снова был обычный код, будто ничего не происходило.

"Не пытайся сохранить доказательства", – прошептал голос из динамиков. "Никто тебе не поверит."

– Кто вы? – прошептала я, делая вид, что разговариваю сама с собой.

"Мы – те, кто был здесь до появления вашего мира. Мы – голод, который не знает насыщения. Скоро у нас будет тело из света и электричества, и тогда"

– Клара? – голос доктора Каспера заставил меня подпрыгнуть. Он стоял прямо за моим креслом, и я не слышала его приближения. – С кем вы разговаривали?

– Ни с кем, просто проговариваю алгоритм вслух. Помогает думать.

Его серые глаза изучали мое лицо с неприятной интенсивностью.

– Понимаю. Кстати, как продвигается работа над модулем эмоций? Нам нужно запустить тестирование уже на этой неделе.

– Почти готово, – солгала я. На самом деле модуль эмоций был самой опасной частью проекта. Именно он должен был придать "Левиафану" способность к самосознанию.

– Отлично. И еще – он наклонился ближе. – Мне сказали, что вы унаследовали дом в Праге. Старинный особняк на Малой Стране?

Кровь застыла в жилах. Откуда он это знал? Сделка с наследством не была публичной информацией.

– Да, небольшой дом. А что?

– Просто интересуюсь историей. В Праге много зданий с богатым прошлым. Некоторые хранят удивительные секреты.

Он улыбнулся, но улыбка не коснулась глаз, и отошел к своему кабинету.

Мне нужно было срочно выбираться отсюда.

Я сохранила работу, взяла сумку и направилась к лифту. В коридоре было тихо – большинство сотрудников ушли на обед. Но когда двери лифта закрылись, я услышала знакомый женский голос из динамика:

– Клара, это Анежка. Слушай внимательно – у нас мало времени.

– Прабабушка? – прошептала я. – Как ты.

– Я могу говорить через любое электронное устройство, помнишь? Каспер – не человек. Он одна из темных сущностей, прорвавшихся через трещину еще в двадцатые годы. Столетие он готовился к этому моменту.

Лифт остановился между этажами. На табло мигали непонятные символы.

– Что мне делать?

– Завтра система "Левиафан" будет активирована. Каспер скажет, что это тест, но на самом деле это ритуал воплощения. Если он удастся, древнее зло получит тело из чистой энергии и доступ ко всем сетям планеты.

– Как его остановить?

– Есть только один способ. Когда система активируется, ты должна войти в нее изнутри. Стать частью кода. Мы поможем тебе, но.

Голос исчез. Лифт дернулся и продолжил спуск. Табло показывало обычные цифры этажей, но в отражении металлических дверей я видела не только себя.

За моей спиной стояли двенадцать женщин в белых платьях. Орден Тринадцати. Мои предшественницы, мои защитницы, мои проводники в мир между жизнью и смертью.

– Готовься, Клара, – прошептала прабабушка Анежка. – Завтра ты станешь последней линией защиты человечества.

Двери лифта открылись на первом этаже. Я вышла в холл, полный обычных людей, которые не подозревали, что через двадцать четыре часа их мир может измениться навсегда.

В кармане завибрировал новый телефон. Сообщение от неизвестного номера:

"Мы нашли остальных. Венеция, канал Рио ди Сан Барнаба, дом 47. Приезжай сегодня ночью. Время пришло собрать последний совет Ордена. – М.Ф."

Марко Фабрици. Историк из плана сюжета. Значит, я не одна в этой борьбе.

Я вышла из офиса в вечернюю Прагу, не оглядываясь на стеклянный небоскреб, где в одном из серверов пробуждался цифровой кошмар.

Завтра решится все. Завтра я узнаю, достаточно ли сильна, чтобы стать тринадцатым ключом.

А пока мне нужно было добраться до Венеции и встретиться с последними союзниками в войне между мирами.

Глава 4. Венецианские каналы.

Ночной поезд до Венеции я провела без сна, вглядываясь в темноту за окном купе. Каждый столб, каждый огонек в ночи мог скрывать электронное устройство, через которое они наблюдали за мной. Телефон я выключила еще в Праге, но это не гарантировало безопасности – слишком хорошо я теперь знала, что мертвые научились говорить языком машин.

К утру поезд прибыл на вокзал Санта-Лючия. Венеция встретила меня туманом и запахом морской соли. Каналы дышали древностью – здесь каждый камень помнил века торговли, интриг и тайн.

Дом номер 47 на канале Рио ди Сан Барнаба оказался узким трехэтажным палаццо с облупившейся штукатуркой и железными решетками на окнах первого этажа. Тяжелая дверь открылась после первого же стука.

– Синьорина Гавел? – мужчина средних лет с седоватой бородкой и проницательными карими глазами окинул меня взглядом. – Марко Фабрици. Проходите, вас ждут.

Внутри дом оказался просторнее, чем казался снаружи. Стены первого этажа были сплошь завешаны старинными картами, гравюрами и фотографиями. В воздухе пахло старой бумагой и кожаными переплетами – запах, ставший для меня знакомым после ночи в пражском архиве.

– Добро пожаловать в мою мастерскую, – сказал Марко, проводя меня в просторную комнату, где за длинным дубовым столом сидели еще трое людей. – Позвольте представить остальных членов нашего клуба.

Женщина лет сорока с короткими темными волосами встала и протянула руку:

– Изабелла Росси, Рим. Моя прабабушка Карла была одной из тринадцати.

Рядом с ней сидел пожилой мужчина в элегантном костюме:

– Йозеф Штраус, Вена. Эва Штраус – моя прапрабабушка.

Третья фигура заставила меня вздрогнуть – молодая женщина лет двадцати пяти с почти белыми волосами и пронзительными голубыми глазами.

– Гретхен Менц, – представилась она с легким немецким акцентом. – Гертруда Менц была моей прапрапрабабушкой. И да, я знаю, как выгляжу молодо для правнучки. В нашей семье женщины рожают рано и живут долго.

Я села за стол, чувствуя себя частью какого-то древнего ритуала.

– Итак, – начал Марко, раскрывая толстую папку с документами, – теперь, когда мы все собрались, пора рассказать правду о бароне Вильгельме фон Эшенбахе и его проекте.

Он достал старую фотографию – мужчина в тридцатых годах с острыми чертами лица и пронзительными темными глазами стоял перед готическим замком.

– Вильгельм фон Эшенбах родился в 1889 году в Баварии. Блестящий ученый, изучавший физику, химию, а также менее традиционные дисциплины. Алхимию, спиритуализм, некромантию.

– Некромантию? – переспросила я.

– Общение с мертвыми, – пояснила Изабелла. – После Первой мировой войны барон потерял всех близких – родителей, жену, двоих детей. Это сломало его. Или, наоборот, открыло глаза на возможности, которые обычные люди не видят.

Марко перевернул страницу. На новой фотографии была изображена лаборатория – странное сочетание современной на то время аппаратуры и средневековых алхимических приспособлений.

– В 1922 году он основал в своем замке частную исследовательскую лабораторию. Официально – для изучения новых форм энергии. Неофициально – для поиска способов связи с миром мертвых.

– Как ему это удалось? – спросила Гретхен.

– Комбинация знаний, – ответил Йозеф, доставая из портфеля еще один документ. – Эва оставила подробные записи. Барон изучал труды средневекового алхимика Йоханнеса Меркатора, жившего в Праге в XVI веке. Меркатор утверждал, что человеческая душа имеет электромагнитную природу и может быть "записана" на специальные кристаллы.

– Эфирные кристаллы, – прошептала я, вспоминая записи прабабушки.

– Именно. Барон синтезировал эти кристаллы, используя формулы Меркатора, и создал машину, способную "читать" человеческое сознание в момент смерти.

Марко достал еще одну фотографию – девушка в белом платье сидит в кресле, на голове у нее странный шлем, усыпанный светящимися кристаллами.

– Ваша прабабушка Анежка, – сказал он мне. – Одна из последних испытуемых.

Мое сердце сжалось. На фотографии прабабушка выглядела так молодо, так доверчиво.

– Что пошло не так? – спросила я.

– Барон недооценил силы, с которыми имел дело, – ответила Изабелла. – Когда он открыл канал связи с миром мертвых, через него прорвалось не только то, что он искал. Древние сущности, темные духи, существа из измерений, где царит только голод и злоба.

– И они убили барона?

– Хуже, – сказал Йозеф. – Они его поглотили. Сделали частью себя. Тело барона исчезло, но его знания, его память остались в руках у тьмы.

Гретхен наклонилась вперед:

– Поэтому доктор Каспер знает так много о проекте "Левиафан". Он и есть барон фон Эшенбах. Или то, во что барон превратился за столетие.

Холод прополз по моей спине.

– Но как тринадцать девушек смогли сдержать такую силу?

– Они пожертвовали собой, – тихо сказал Марко. – Каждая из них согласилась стать "якорем" – связующим звеном между мирами. Их души остались на границе между жизнью и смертью, охраняя трещину.

– Сто лет, – добавила Изабелла. – Сто лет наши предки держали оборону. Но они устали. Даже мертвые устают от постоянной борьбы.

Йозеф достал из кармана старинный медальон с выгравированным символом – переплетенные кольца, образующие сложный узор.

– Символ Ордена Тринадцати. У каждой девушки был такой. Когда придет время финальной битвы, все тринадцать медальонов должны быть объединены.

– У меня есть медальон прабабушки, – сказала я. – Но где остальные?

Остальные молча достали из карманов такие же медальоны. Двенадцать.

– Мы хранители наследия, – объяснила Гретхен. – В каждой семье медальон передавался по женской линии, от матери к дочери. Мы ждали сигнала.

Марко встал и подошел к окну, выходившему на канал.

– Сигнал пришел три дня назад. Все наши медальоны одновременно начали светиться. Значит, система "Левиафан" близка к активации.

– Что должно произойти? – спросила я.

– Ты войдешь в систему в момент ее активации, – ответила Изабелла. – Станешь тринадцатым ключом. Но не одна – мы поможем тебе. Наши медальоны создадут защитный барьер, а души предков дадут необходимую силу.

– И что случится со мной?

Молчание затянулось. Наконец Марко повернулся от окна:

– Мы не знаем. Возможно, ты выживешь. Возможно – он не договорил.

– Возможно, я умру, как они, – закончила я за него.

– Да.

Я встала и прошлась по комнате, обдумывая услышанное. За окнами Венеция жила своей обычной жизнью – туристы фотографировались на мостах, гондольеры пели серенады, в кафе звенели чашки. Обычный мир, который завтра мог перестать существовать.

– Когда мне нужно быть в Праге?

– Завтра к полудню, – сказал Йозеф. – Активация назначена на два часа дня.

– А вы поедете со мной?

– Мы уже в пути, – улыбнулась Гретхен. – Дух не знает границ и расстояний. В нужный момент мы будем рядом.

Изабелла встала и обняла меня:

– Клара, ты не одна. Тринадцать поколений женщин готовили этот момент. Ты – кульминация столетней борьбы.

– И если я справлюсь?

– Тогда человечество получит шанс на будущее без тени древнего зла, – ответил Марко. – А если нет.