Перо, превратившееся в пар

Огонь, назвавшийся любовью

Пустыня раскалённых камней дышала зноем. Воздух дрожал над потрескавшейся землёй, и даже ящерицы прятались в тени – лишь Соларис не боялся жара. Он сидел на чёрной базальтовой скале, раскинув крылья, как два пылающих знамени. Каждое его перо тлело, как уголёк, а при взмахе в воздухе оставались золотые шлейфы.

Рядом, в трёх взмахах от него, начиналось царство льда. Белые равнины сверкали под солнцем, а ветер гнал по ним колючие вихри снега. Там, на остром ледяном пике, сидела Гельмия. Её тело было прозрачным, будто вырезанным из зимнего неба, а перья переливались, как иней на стёклах.

Между ними – ничья земля. Узкая полоса, где песок смешивался со снегом, а горячие испарения встречались с холодным воздухом. Здесь рождались радуги.

Соларис заметил Гельмию случайно. Та прилетела к границе, чтобы поймать бриллиантовую пыль – крошечные льдинки, которые ветер вырывал из ледников. Они сверкали, как алмазы, и Гельмия играла с ними: подбрасывала в воздух, ловила клювом, а те, что падали, превращались в капли на горячем песке. Соларис подлетел к ней.

– Ты что, коллекционируешь дождь? – прокричал Соларис, и его голос потрескался, как костёр.

Гельмия вздрогнула. Она никогда не слышала огненную птицу. Ледяные сородичи молчали, как снег, а тут – такая яркость, такой шум.

– Я коллекционирую то, что исчезает, – ответила она тихо, но Соларис услышал.

Огненная птица заинтересовалась. Он спрыгнул со скалы и сделал шаг вперёд – песок под его когтями зашипел.

– Почему?

– Потому что это красиво. – Гельмия расправила крылья, и с них посыпались ледяные иглы. – Ты же не собираешь своё пламя.

Соларис фыркнул:

– Моё пламя никогда не гаснет.

– А мои льдинки – да.

Они замолчали. Над ними, в месте, где их дыхание смешивалось, закрутилась радуга.

С тех пор они встречались каждый рассвет. Гельмия приносила ледяные фигурки – вырезанные клювом узоры, которые таяли за минуту. Соларис ловил их в воздухе, и пар обволакивал его, как дым.

– Смотри! – кричала огненная птица и взмывала вверх, оставляя за собой спирали золотого пара.

Гельмия смеялась – её смех звучал, как треск ломающегося льда. Она повторяла движения, но её полёт был лёгким, порывистым, будто её несло ветром.

Иногда они касались друг друга.

– Осторожно! – шептала Гельмия, когда Соларис протягивал к ней крыло.

– Не бойся, – отвечала тот, но ледяные перья шипели от его прикосновения.

И всё же Гельмия не улетала. Ей нравилось, как её холод сдерживает пламя, а Соларис обожал, как лёд трещит под его теплом.

Однажды Соларис спросил:

– Тебе не холодно?

Гельмия наклонила голову:

– Я лёд. Мне не бывает холодно.

– Но ты дрожишь.

– Это от ветра.

Соларис не поверил. Он видел, как Гельмия съёживается, когда порывы становятся сильнее.

– Я могу согреть тебя, – предложил он и придвинулся ближе.

Гельмия отпрыгнула:

– Нет!

Огненная птица замерла.

– Почему?

– Потому что… – Гельмия посмотрела на своё перо, где уже оставался чёрный след от их случайного касания. – Ты обжигаешь.

Соларис надулся:

– Ты просто не привыкла. Давай попробуем ещё раз – аккуратнее.

Гельмия не ответила. Она расправила крылья и улетела, оставив за собой лишь испаряющийся след.

А Соларис смотрел ей вслед и думал:

«Она просто боится. Но я научу её не бояться».

Гельмия не прилетала три дня. Соларис ждал. Сначала он стучал когтями по базальту, высекая искры. Потом метался вдоль границы, оставляя на снегу опалённые следы. К вечеру третьего дня его перья полыхали яростнее – он разозлился.

«Почему она не приходит? Разве я сделал что-то не так?»

На четвёртое утро поднялась буря. Ледяной ветер гнал тучи алмазной пыли, и Соларис едва разглядел в белой мгле знакомый силуэт.

– Гельмия!

Ледяная птица не приближалась. Она кружила у самого края ледника, будто выбирала, стоит ли подлететь. Соларис не выдержал. Он взмыл вверх, рассекая снежные вихри. Пламя его крыльев вспыхнуло ярче – он хотел, чтобы Гельмия увидела его сквозь бурю.

– Я здесь!

Гельмия дрогнула. Она сделала шаг назад – лёд под ней треснул.

Соларис приземлился слишком близко.

– Ты пропала! Что случилось? – его голос обжёг воздух.

Гельмия сжалась:

– Я… мне нужно было побыть одной.

– Почему? Ты замёрзла?

– Нет, я просто…

Соларис не слушал. Он видел, как дрожат ледяные перья Гельмии, как её дыхание рвётся короткими клубами пара.

«Она страдает. Я знал!»

– Я согрею тебя, – прошептал Соларис и раскрыл крылья.

Гельмия вскрикнула:

– Стой!

Но было поздно. Огненная птица накрыла её.

Первое, что почувствовала Гельмия – ад. Жар впился в её спину, будто тысячи игл. Лёд в её крыльях зашипел, превращаясь в воду.

– Пусти! – она забилась, но Соларис держал крепче.

– Ты просто не понимаешь, как тебе хорошо, – прошептала огненная птица. Его перья обугливали ледяной покров Гельмии. – Скоро ты согреешься.

Гельмия захлёбывалась.

– Мне… больно…

– Это нормально. В первый раз всегда страшно.

Капли стекали с тела ледяной птицы. Она смотрела вниз – там, где падали её слёзы, песок вскипал.

«Я исчезаю», – поняла она.

Но Соларис не замечал. Он прижимал Гельмию к себе и напевал – трескучий звук, похожий на гудение пламени.

Гельмия нашла силы шевельнуть клювом.

– Мне… нужно… пространство…

Её голос растворился в жаре.

Соларис услышал только одно:

«Мне нужно».

– Я дам тебе всё! – воскликнул он и разжог пламя сильнее.

Тело Гельмии провалилось в его объятия. Когда огненная птица разжала крылья, на земле осталась лишь лужица воды… и одно целое перо.

Соларис поднял его когтем.

– Гельмия?

Перо растаяло. Соларис не понял. Он тряс когти, с которых капала вода:

– Где ты?!

Ветер не ответил.

Тогда он раздул пламя и закричал в белый вихрь:

– ВЕРНИСЬ!

Но буря уже стихала. На песке, где стояла Гельмия, не осталось и следа. Только пар – тонкий, как дымка, – поднимался к небу. Соларис смотрел на него и думал: «Она испарилась. Но испарившееся… возвращается дождём, да?» Он кивнул себе и расправил крылья. «Значит, я подожду».

Бездна, ставшая зеркалом

Соларис вернулся в пещеру на рассвете. Вода на камнях ещё не испарилась. Он ткнул клювом в мокрое пятно:

– Гельмия?

Капля вздрогнула, отражая её огненное оперение.

"Это же она. Просто стала маленькой", – решил Соларис и прижалсягрудью к холодному камню.

– Я согрею тебя, – прошептал он, раздувая пламя в горле. Вода зашипела, превращаясь в пар. Соларис закрыл глаза – ему казалось, что в облачке пара мелькнуло знакомое лицо.

Три дня он выслеживал ледяных птиц. Первая разбилась о скалу, когда Соларис кинулся к ней со словами: "Перестань притворяться!". Вторая растаяла у него на спине, пока огненная птица летела к пещере, бормоча: "Я буду осторожнее, я научусь…". Третью он поймал за хвост —