Лед и пепел

Пролог

Тишина. Густая, жгучая, пронизывающая до самого сердца. Даже дыхание казалось предательством – каждый вдох оставлял на губах вкус пепла.

Король северной страны Греймарк стоял среди алых роз, выращенных его руками. Их лепестки, красные, как кровь, шевелились на ветру, будто шептали что-то. Но он не слышал. Он давно уже ничего не слышал и пытался не чувствовать.

После Войны Слез, когда его отец захватил огненные горы Реймевика, на их замок напали. Шпионы из Вечнолесья пробрались ночью, когда спала большая часть стражи и слуг после праздника Солнцестояния – Мидсоммара. Это не достойная битва мужчин, а жалкая трусливая вылазка для убийства наследника Греймарка, сына короля Даркота. Пожар, который заметили слишком поздно. Стоны. Молчание.

Мать и сестра погибли, не успев проснуться.

Утром нашли трупы шпионов – но слишком поздно.

Александр тогда был далеко – в охотничьем домике, где любил уединяться. Он не видел пламени, не слышал последних стонов. Но когда вернулся, замок уже был другим. И он – тоже.

Ледяной король среди пепла воспоминаний.

Его пальцы скользнули по лепестку розы. Холодному. Как все в этом замке. Как он сам.

Он сжал кулак. Костяшки пальцев побелели, но боль была далекой, словно чужой.

Мама.

Хрупкая, словно первый весенний цветок. Улыбающаяся так, будто солнце отражалось в уголках ее губ. От нее пахло лавандой и свежестью утра – той, что бывает, когда роса еще не высохла на траве.

Ее руки. Теплые, несмотря на вечный холод вокруг. Пальцы, перебирающие его волосы, будто запоминая каждую прядь. Голос – тихий, как шелест листьев в безветренный день.

«Не дай льду захватить твое сердце, свет мой…»

Потом – ничего.

Александр дотронулся до перстня, на котором был изображен снежный барс – символа его власти, печать рода Греймарк.

Тэссия.

Девушка из Вечнолесья, с каштановыми волосами и глазами цвета первой зелени после грозы, слишком яркие для этого сумрака. Чувственная, как тепло проснувшейся земли, она несла свою красоту с хрупкой грацией лесного ручья, знающего путь сквозь любые камни. Слишком живая.

Она не была похожа на мать – ни чертами, ни голосом. Но свет цеплялся за ее силуэт, будто не решаясь покинуть последний очаг тепла в этом ледяном царстве. Ее имя звучало, как удар колокола в тишине. Каждый её жест, каждый взгляд, в котором мерцала то ли отвага, то ли отчаяние, заставлял вспоминать.

И когда она повернулась к нему, он увидел в ее глазах то, чего боялся больше всего: свое отражение.

Того, кем он становился. Того, кем, возможно, уже был.

Она не знала, что стала не просто пленницей. А последним шансом.

Глава 1.

15 лет спустя после Войны слез, родовой замок Греймарков – Дарнхольд.

Воздух был густым – пропитанным страхом и прогорклым раболепием поданных. Александр втянул его ноздрями, ощущая знакомый привкус. Так пахнет власть. Молодой король знал этот запах. Он был фоном его жизни. Фоном правления. Король злился на всех и каждого в отдельности. Внутри его ледяного сердца разливалось неотвратимое предчувствие, что скоро мир изменится.

Тронный зал Дарнхольда дышал холодом. Голос короля разрезал пространство:

– Четыре королевства Тераниса. Четыре стихии, что бушуют за его окнами.

Рука Александра рассекла воздух, очерчивая невидимые границы, и вдруг сжалась в кулак. Костяшки побелели.

– Мои.

На троне из черного гранита, заточенного в когтистых очертаниях, он сидел, как застывший клинок – без лишнего движения, без слабости. Лишь пальцы правой руки мерно отстукивали ритм по подлокотнику, стук звучал как набат и будто отсчитывал последние мгновения чьей-то глупости.

– Ваше Величество, дозорные докладывают н границах Вечнолесья…

Голос канцлера растворился где-то далеко. Александр не слушал. Его взгляд, холодный, как отполированная сталь, пронзал дрожащих придворных насквозь – туда, где в памяти всплывало то, чего больше не должно было быть.

Тепло. Лавандовый запах. Руки, которые когда-то гладили его по волосам, шепча: «Не дай льду захватить твоё сердце, свет мой…»

Глупость.

Он резко тряхнул головой, сбрасывая образ, как пыль с плаща. Мать учила милосердию. А кто пожалел ее и его сестру? Слабая. Глупая. Женщина. Милосердия нет, есть сталь клинка и власть его сильной руки. Для Греймарка он будет справедлив. Для остальных – жесток.

– Довольно. – Александр встал. Будто ледяная поверхность трона скрипнула под ним, нехотя отпуская. – Вы трещите о Вечнолесье, а меж тем… – Голос его стал тише, острее. – Мои тени докладывают, что советник короля Ориона Третьего Валтор плетет паутину интриг. И возможно, их шпионы снова здесь, в Дарнхольде.

Канцлер побледнел, как снег за окном.

– Но… это невозможно! Мы…

– Вы лжёте.

Тишина. Густая, давящая, как снежная лавина перед падением.

– А теперь, – Александр медленно прошёлся взглядом по лицам, – Кто-нибудь объяснит, почему двор Альдерборна вдруг озаботился наследником? Старый плут Орион ищет его среди своих поданных, раз его женщины пусты.

Пауза. Достаточно долгая, чтобы у каждого в горле пересохло. Ни звука. Даже дыхание замерло. Александр наблюдал, как капля пота скатывается по виску Эрвина.

Король улыбнулся.

– Так вот как вы служите своему королю. Работают только мои тени, а вы? Прекрасно!

Никто не обманулся. Под мягкостью его слов сквозила сталь.

– Убирайтесь.

Одиночество. Оно обволакивало его, как сгущающиеся сумерки – знакомое чувство, почти родное. Зал, огромный и пустой, звенел тишиной. Ледяной гроб для живого короля.

Тень у двери. Старый камергер Редигер, лицо которого напоминало сморщенную зимнюю грушу, склонился:

– Ваше Величество… Прорицательница раскинула кости. Говорит, видела важное.

Александр не шевельнулся. Смотрел на свою тень – длинную, острую, как клинок.

– Привести.

Когда старик исчез, король закрыл глаза.

Лаванда. Тепло. Пустота.

Она жрала его изнутри, эта чернота. Ни власть, ни кровь, ни женщины не заполняли её. Одиночество короля – не привилегия. Это проклятие.

Глава 2

Прорицательница вошла, словно струящийся дым – бесшумно, почти неосязаемо. Глаза, слишком бледные, внимательные, будто за долгие годы научились читать мельчайшие трещины в каменных плитах и на человеческих лицах.

– Говори – Александр не предложил ей сесть.

Ведьма склонила голову, но не в поклоне – а скорее, как хищная птица, которая принюхивается к своей добычи.

– Ты ищешь ключ, король. Но не от замка, не от двери… – Её голос был похож на шепот ветра в пещерах. – От той пустоты, что зияет за каждой твоей победой, Александр Греймарк. От вопроса “что дальше?”, который гложет тебя сильнее любого врага.

Греймарк усмехнулся. Ключ. Какая глупость.

– В Долине Ледяных Кристаллов, король, – продолжала она, не обращая внимания на его насмешку, – где ветер свистит в расщелинах, словно поет, а воздух выжимает тепло до последней капли… там тебя ждет ответ. Ответ на вопрос, который ты задаешь каждому завоеванному трону и который они не могут дать. Там ты встретишь не призрак и не божество, король. Ты встретишь зеркало. Зеркало, в котором увидишь не завоевателя, а человека.

Он рассмеялся – резко, холодно.

– Ты предлагаешь мне гнаться за сказками, ведьма?

– Не сказки, а твоя дорога, король. – Её пальцы сцепились, будто ловя невидимые нити. – Ты идешь по пути мести. Но есть другой…

– Довольно. – Он резко поднялся, и тень за его спиной вздыбилась, как разъяренный зверь. – Ты хочешь сказать, что в этой проклятой долине я найду что-то? Или кого-то?

Ведьма улыбнулась – и в этой улыбке было что-то жуткое.

– Я видела образ. Листья на снегу, серебро и дикие травы. Кости не врут.

– Хватит! – Голос короля ударил, как хлыст. – Ты тратишь моё время на детские басни!

Но ведьма не дрогнула.

– Ты увидишь, король. Увидишь место, о котором столько слышал в легендах и презирал. И тогда ты сам поймешь, продолжать ли давить мир своей волей… или же там найдется нечто, что заставит эту волю переосмыслить.

Он отвернулся, сжав кулаки. Глупость. Всё это – глупость.

Александр долго смотрел в окно, где метель рисовала призрачные узоры.

А потом вызвал капитана его личной гвардии. Дверь отворилась беззвучно, и в проеме возникла массивная, закованная в черный, отливающий сталью доспех фигура.

Капитан Борк.

Его лицо, обветренное и жесткое, как скальная порода, пересекал глубокий, старый шрам. Он начинался у самого виска, резко спускался по скуле, рассекая левую бровь пополам, и терялся где-то в жесткой щетине у угла сжатых губ. Шрам был белесым, контрастным на его коже, и придавал его взгляду, и без того холодному и непрерывному, дополнительную тяжесть. Он стоял навытяжку, спина – прямая как клинок, но в этой безупречной выправке чувствовалась не просто дисциплина, а грубая сила, закаленная в бесчисленных стычках.

– Борк, седлайте коней. Мы едем в Долину кристаллов, – бросил король, не оборачиваясь от окна.

Капитан склонил голову в коротком, резком поклоне. Мышцы шеи напряглись, и шрам на мгновение стал отчетливее, будто живая змея под кожей. Его голос, низкий и хрипловатый, прозвучал с каменной четкостью:

– Ваше Величество, так точно.

Король улыбнулся – и в этой улыбке не было ничего человеческого.

– Что ж посмеемся над судьбой. А потом на войну с Вечнолесьем, Борк. Три страны покорены. Последний камень в моей короне – это дикари из южных лесов.

В глубине глаз, там, куда не добирался даже лёд, что-то шевельнулось…похожее на надежду, обрести ориентиры на свой истинный путь.

Глава

3

На южных границах Греймарка после высокой горной гряды начинался вековой лес и поля прекрасных цветов, разноцветных луговых трав и папоротников – страна Вечнолесья.

Воздух здесь был не ледяным и северным, как в Греймарке, а теплым, южным и влажным. Он пах свежей листвой, сладковатой пыльцой разнообразных цветов и чем-то живительным – самой сутью древнего леса. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь многослойный полог деревьев, падали на землю золотисто-зелеными пятнами. Они дрожали на мшистой земле, как живое золото, рассыпанное чьей-то волшебной невидимой рукой.

Тэссия де Лис сидела на корточках у подножия старого Ванара, дерева-исполина. Его ствол, шершавый и морщинистый, напоминал кожу древней рептилии, уснувшей на века. Корни, толстые, как тела удавов, уходили в темную, плодородную землю. Она осторожно, почти с нежностью, касалась пальцами нежного стебелька, пробивающегося сквозь мох. Маленький росток, упрямый и хрупкий, тянулся к свету. Ее пальцы, тонкие и быстрые, как крылья стрекозы, поправили примятый мох вокруг него.

– Вот так, солнышко, – прошептала она, и голос ее звучал тихо, как журчание ручья где-то вдалеке. – Просто дыши.

Она подняла лицо к свету. Кожа Тэссии казалась полупрозрачной, будто тоненький солнечный лучик, пробивающийся через толщи лесной завесы. Темные, как спелые лесные ягоды мариники, волосы были заплетены в простую косу. Глаза – огромные, цвета весенней листвы, только что тронутой солнцем – светились мягким внутренним светом. Тэссию нельзя было назвать неотразимой красавицей, но глядя на нее человек сразу мог вспомнить про яркий весенний день и почувствовать его тепло в своей душе. Хрупкая, как первый подснежник, но с упрямой жилкой, как у корня, пробивающего камень. В этой нежности таилась тихая сила, как в упругом прутике молодого побега. Но сегодня в глазах девушки, в глубине этих зеленых омутов, чувствовалась тревога. Тонкая, как паутинка, но незваная вслух.

Она встала, отряхнула с простого льняного платья несуществующие соринки.

Лес вокруг нее дышал. Шелестели листья, перешептываясь на ветру. Звенели крылатые жители. Капали и текли ручейки, отбивая свой медленный ритм. Это был дом. Уютный, знакомый до каждой травинки. Но сегодня знакомые звуки казались приглушенными. Воздух, всегда такой живительный, нес легкий, чуть уловимый оттенок горечи. Как запах увядающего цветка, который еще вчера благоухал.

Она пошла по узкой тропинке, петляющей между гигантскими папоротниками, похожими на застывшие зеленые фонтаны. Ее босые ноги бесшумно ступали по мягкому ковру мха и трав. Тропа привела ее к домику, сплетенному из живых ветвей могучих деревьев и увитому цветущими лианами. Казалось, сама природа обняла это место. Сквозь резные деревянные ставни виднелся мягкий свет.

Летний дом их родителей, где сейчас жила Тэссия, был расположен не так далеко от дворца в столице Вечнолесья – Альдерборна, где жил ее брат Миррель, алхимик старого короля Ориона Третьего. Девушка предпочитала лесную глушь вместо приемов и вечеров у старого короля.

Внутри домика пахло сушеными травами, древесной смолой и чем-то теплым, домашним – печеными кореньями с бульоном, которые она приготовила для быстрого перекуса.

Большая гостиная занимала почти всё место в доме. В этой комнате с низким столом и грубыми, но удобными креслами, они всегда любили собираться с родителями. Книги, которые так любил читать отец, так и лежали стопками. Стеклянные сосуды с жидкостями всех цветов радуги – от прозрачного янтаря до глубокого аметиста – мерцали на полках. Это была лаборатория, кладовая и гостиная в одном месте. Каждый находил себе здесь уголок и творил. Отец умер в стычке с войнами Греймарка, когда был там с миссией короля Ориона Третьего. Тэссия всегда знала, что жители Греймарка угрюмы, страшны и ужасны жестоки. Они убили ее отца. А потом ушла мама, тихо вслед за отцом. То ли от грусти, то ли от одиночества, охватившего её сердца. И маленькую Тэссию воспитал брат и названный дядя Роан. А сейчас она теряет Мирреля – единственного родного человека на всем белом свете.

Девушка прошла вглубь, к шторе из плотной ткани, расшитой узорами, похожими на сплетение корней. За ней была спальня. И здесь воздух изменился. Тяжелый. Застойный. Пахло лекарственными травами и… страданием. Горечью болезни.

На широкой кровати, укрытый легким покрывалом, лежал Миррель де Лис. Ее брат. Алхимик короля Вечнолесья. Обычно он был подобен гибкому ясеню – высокий, статный, с умными, проницательными глазами цвета темного меда. Теперь же он казался увядшим стеблем. Лицо его, благородное и резкое, осунулось, приобрело восковую желтизну. Губы были бескровными, сухими. Темные круги под глазами залегли тенями. Он дышал неглубоко, прерывисто, каждый вдох давался с усилием, будто он тащил на груди тяжелый камень.

У его изголовья сидел старый лекарь Фаэрон с лицом, изборожденным морщинами, как кора старого дуба. Он осторожно смачивали Миррелю губы влажной губкой. Взгляд старика был усталым, потухшим.

– Он… хуже? – тихим голосом спросила Тэссия, подходя ближе. Ее голос дрогнул.

Фаэрон медленно покачал головой.

– Яд… коварный, девочка. Как змея в высокой траве. Он пожирает его изнутри. Огонь в крови твоего старшего брата потух, холод разливается по жилам. – Лекарь взглянул на нее, и в его мутных глазах мелькнула беспомощность. – Мои и твои зелья… как дождь на песке. Облегчают, но не лечат. Нужен ключевой ингредиент. Его нет в наших лесах.

Тэссия подошла к кровати. Осторожно взяла руку брата. Кожа была горячей, стянутой и сухой. Болезненный ком застрял у нее в горле и не давал вздохнуть. Она вспомнила смех Мирреля, громкий и чистый, как шелест листвы. Его твердую руку на своем плече. Его мудрые слова, когда ей было страшно в детстве и после смерти родителей. Теперь эта рука была беспомощной тряпичной куклой.

– Миррель? – прошептала она, наклоняясь. – Братик?

Его веки дрогнули. С трудом приподнялись. Глаза, когда-то такие живые и умные, были туманными, как лес в предрассветный час. Он смотрел сквозь нее, не видя. Губы шевельнулись, выдохнув лишь хриплый звук, лишенный смысла.

Тэссия сжала его руку сильнее, будто пытаясь влить в него свою жизнь, свою силу. Слезы, горячие и соленые, подступили к глазам, но сейчас она их смахнула резким движением. Нет. Она не должна плакать.

В этот момент в комнату вошел Валтор Ренар. Советник короля Ориона. Очень целеустремленный мужчина, который, казалось, уже отодвинул старого короля от правления и погружал Вечнолесье в тьму своих решений. Он был высок, хорошо сложен и, наверняка, имел успех у женщин. Однако мой брат отказал ему, когда он просил моей руки. Миррель видел двойное дно во взгляде человека и не был готов доверить сестру такому мужчине. Серебристые волосы Валтора были гладко зачесаны назад, открывая острые, безупречные черты лица. Глаза – холодные, бледно-голубые, скорее похожие на жителей страны Греймарка, чем на Вечнолесье – медленно обвели комнату. Они остановились на Мирреле, и в них не было ни жалости, ни тревоги. Лишь холодная оценка. Как мастер смотрит на испорченный инструмент.

– Как поживает наш светоч королевства? – спросил Валтор. Голос его был гладким, бархатистым, но в нем звенела фальшивая нота. Хотелось съежиться и спрятаться подальше. Он подошел к кровати, небрежно кивнув головой Фаэрону. Взгляд его скользнул по Тэссии, задержался на мгновение. В его ледяных глазах что-то мелькнуло. Быстрое, неуловимое. Не сочувствие. Скорее…горечь поражения? Или не прошедший интерес?

– Миррель угасает, Валтор, – глухо ответил Фаэрон, не поднимая глаз от своего пациента. – Яд силен, и он очень похож на тот, что использует король Греймарка в своих клинках-клык Теней. Яд оставляет синие кристаллы в крови – как мороз на стекле. Это их знак, разъедающий тело изнутри.

– Вы правы, Фаэрон, – согласился Валтор. Он достал из складок своего плаща маленький флакон из темного стекла. Внутри что-то мутное и густое, с синеватым сиянием. Мужчина поставил флакон так, чтобы Тэссия видела печать Греймарка – слишком явную для настоящих убийц.

– Это "Ледяная смерть". Редкий, смертоносный. – Он поставил флакон на прикроватный столик рядом с моими пузырьками и лекарствами Фаэрона. Контраст был резким. Их чистые, светящиеся жидкости против этой темной, зловещей синей жижи. – Нашли его… у руин Этирхейма, недалеко стоит лагерь проклятого короля Греймарка. На границе с их горами. Следы вели к заброшенному лагерю – будто хотели, чтобы мы нашли. – Он произнес слово "их" с легким презрением, как будто выплевывая косточку. – Следы ведут к ним. К их Королю. Александру Греймарку. Мы уже точно уверены, что он послал убийц к Ориану. Хотел убить короля, а убивает племянника нашего правителя Мирреля.

Тэссия замерла. Имя "Александр Греймарк" прозвучало в тишине комнаты, как удар гонга. Образ встал перед ее глазами: король льда и пепла. Палач, который правил огнем и мечом. Его жестокость была легендой. Только жители собственной страны считали его чуть ли не святым. По их словам, он принесет им величие и превратит огромный Теранис из континента четырех государств в огромную империю Греймарков. А теперь… яд. Подосланный убийца? По его приказу и пострадал самый близкий ей человек?

Холодный липкий ужас пронзил ее. Она посмотрела на флакон. “Ледяная смерть”. Название звучало зловеще, как лавина, сметающая всё на своём пути. Валтор был прав. Такое могли сделать только они. Только он.

– Почему? – вырвалось у нее шепотом. Голос был чужим, сдавленным. – Зачем так жестоко?

Валтор медленно повернулся к ней. Его ледяные глаза встретились с ее широкими, полными ужаса и непонимания.

– Почему? – Он слегка наклонил голову, словно разглядывая редкий, диковинный цветок. – Вы так наивны, леди Де Лис. Потому что ваш брат, милая Тэссия, был голосом мира и потенциальным наследником Ориона. Голосом разума в хоре войны и разрушения. Он мешал. Мешал им готовить новое наступление. Всегда искал компромисс, желал договориться с мерзким Греймарком. Всех помирить, – Он пожал плечами, движение было изящным и бесстрастным.

– Неважно. Греймарк объявил охоту на всех соседей после Войны слез. Он ненавидит весь мир. Миррель просто попался и оказался втянут в эту смертоносную игру. – Его взгляд снова скользнул к моему брату, и в нем не было ничего, кроме холодного удовлетворения.

– Теперь… теперь он умрет. Медленно. Болезненно. Как и задумал Греймарк.

Слова Валтора падали, как тяжелые камни. Фаэрон опустил голову ниже. Тэссия стояла неподвижно. Холодный ужас сменился чем-то другим. Чем-то жгучим. Яростным. Она смотрела на брата, на его страдальческое лицо, на эту ужасную склянку с ядом – орудием убийц. И в ее зеленых глазах, обычно таких мягких, как лесная трава, вспыхнул огонь. Холодное пламя решимости – такое же беспощадное, как лёд Греймарка.

– Нет, – сказала она. Голос ее был тих, но звенел, как натянутая струна. – Он не умрет.

Валтор поднял бровь.

– Желание похвальное, леди Де Лис. Но…

– Миррель когда-то рассказывал, что есть корень. Точнее, растение, которое растёт в Долине Ледяных Кристаллов, – перебила его Тэссия. Она не отводила взгляда от брата. – Надо выкопать, собрать Астраал зеркальнолистный. Он единственный впитывает яды, как губка, но растет лишь там, где есть ядовитые испарения кристаллов.

Она сделала паузу, словно выталкивая из себя страшные слова.

– …Я читала и слышала, видела картинку. Я найду, почувствую. Только он может нейтрализовать этот яд, – сжав кулаки, произнесла девушка, – Только он.

В комнате повисла гробовая тишина. Даже дыхание Мирреля показалось громким. Фаэрон резко поднял голову, его старые глаза расширились от ужаса. Валтор замер. На его безупречном лице впервые появилось выражение. Не тревоги. Не сочувствия. А… внезапного, острого интереса. Как у игрока, увидевшего неожиданный ход.

– Это же территория Греймарка, – произнес он медленно, растягивая слова. – Сердце их земли. Логово зверя. Самоубийство, леди Тэссия. Чистой воды самоубийство.

Тэссия наконец оторвала взгляд от брата. Она посмотрела на Валтора. Прямо в его холодные, бледно-голубые глаза. В ее открытом взгляде не было страха. Только эта новая, стальная твердость. И глубокая, бездонная печаль.

– Тогда я умру, пытаясь, – сказала она просто. Как констатировала факт. – Лучше, чем смотреть, как он угасает.

Она повернулась и вышла из комнаты, не глядя ни на кого. Ее шаги по деревянному полу звучали тихо, но твердо. Как будто она уже ступала по пути, с которого не было возврата. Надо было собраться в путь и выбрать провожатого. Она знала, что дядя Роан не откажет.

Валтор остался стоять у кровати. Его взгляд был прикован к тому месту, где исчезла Тэссия. На его тонких губах, лишенных всякой теплоты, дрогнул едва заметный намек на что-то. Не улыбку. Скорее… удовлетворенную тень.

Фаэрон смотрел на склянку с "Ледяной смертью" и казалось, что он уже оплакивает двоих детей рода Де Лис. Его старые руки дрожали. Воздух в комнате больного снова сгустился. Теперь он был пропитан не только горечью болезни, но и холодным, металлическим привкусом надвигающейся беды. И именем, которое висело в тишине, тяжелое и неотвратимое: Александр Греймарк.

Глава 4.

Лес оборвался резко, будто невидимый исполин провел черту своей гигантской ладонью. По одну сторону – буйство зелени, пьянящий аромат деревьев и шепот листвы. По другую – острые пики гор, вздымающиеся к небу, словно клыки исполинского зверя. А за ними – северное королевство Греймарк, царство льда и метели.

Тэссия замерла на самом краю. Впереди – холодный, шершавый камень, по которому уже не пройдешь босиком, как в родных лесах. Пришлось сменить одежду травницы на куртку, тунику и плотные штаны, надеть удобные ботинки и перекинуть за спину лук – верного спутника в дальних походах за редкими травами.

Горный ветер был иным. Не ласковым, не несущим запахи мха и дождевой земли. Он бил порывами, колючий и резкий, словно иглы дикобраза. В нем чувствовалась пыль, сухая полынь и что-то чужое – металлическое, как старая кровь на клинке.

Но горы были прекрасны суровой, ледяной красотой. Тэссия невольно залюбовалась: голые скалы, редкие лишайники, цепкие кустарники, сумевшие выжить в этом каменном царстве. Камни, темные, как вороново крыло, торчали из земли, точно клыки снежного барса – священного зверя Греймарков. Деревья встречались редко – корявые, с чахлой листвой, стояли у редких ручейков, чьи воды отсвечивали под закатным солнцем тусклым блеском расплавленного свинца.

– Вот он. Край света. Или его начало, – раздался глухой голос позади.

Дядя Роан. Он стоял чуть поодаль, молчаливый и нерушимый, как вековой дуб. Воин дома де Лис, не кровный родственник, но ставший семьей. Его лицо, обветренное и жесткое оставалось бесстрастным. Глубоко посаженные глаза медленно скользили по долине внизу, выискивая угрозы. Одет он был просто: грубая холщовая туника, кожаный доспех, меч за спиной и кинжал у пояса. Латы оставил – слишком заметны.

Тэссия вздрогнула – не от голоса, а от внезапно открывшегося вида. Чужого. Враждебного. Сердце рванулось назад, в зелень лесов, к шуму ручья у дома, к брату, который угасал без целебного корня… Мысль обожгла, как крапива. Нет. Пути назад не было.

– Край надежды, Роан, – прошептала она. Голос не дрогнул. – Только там… у кристаллов…

Она не договорила. Здесь каждое лишнее слово могло стоить жизни.

Роан кивнул. Шагнул вперед первым, двигаясь бесшумно, как лесной кот. Тэссия последовала, цепляясь за выступы камней. Холод пробирал даже сквозь подошвы. Каждый шаг отдавался дрожью в коленях – не только от высоты. От предчувствия.

Лес остался позади. Здесь царила тишина, прерываемая лишь свистом ветра в расщелинах. Ни птиц, ни насекомых. Будто сама жизнь избегала этого места.

До Долины Ледяных Кристаллов – еще три дня.

На ночь укрылись в пещере, прижавшись к валунам у входа. Костёр не разводили – дым мог выдать их. Тэссия отпила из фляги травяной отвар, согревающий уставшее тело.

Внезапно она почувствовала чей-то взгляд. Огромный снежный барс стоял в нескольких шагах. Хозяин этих земель. Священный зверь Греймарков.

– Миленький… Я невкусная… Почему решила, что он понимает?

Но хищник не нападал. Тогда она запела – детскую считалочку, которую любила в детстве:

Кот усатый, кот полосатый

Свернулся клубочком…

Краем глаза заметила, как Роан бесшумно взялся за меч.

Барс издал низкое рычание – звук, от которого кровь стыла в жилах, – медленно повернулся и исчез во тьме, будто растворившись в камнях.

Спать резко расхотелось и Тэссии, и Роану. До рассвета было еще долго. Прислонившись спиной к камню, Тэсса просто закрыла глаза. Не надо думать, просто идти.

Утром они спустились на каменистую равнину. Тень от утеса накрыла их, холодная, как саван. Вокруг – только камни, колючки и серый песок.

– Держись ближе. Тень – друг. Открытое место – враг, – прошептал Роан. – Иди след в след. Камни помнят шаги.

Он двигался вдоль скалы. Тэссия повторяла его движения. Сердце колотилось в горле. Каждый шорох казался шагом врага.

Солнце садилось, заливая долину багровым светом. Еще один день пути, и они будут на месте.

Внезапно Роан замер. Поднял сжатый кулак – знак опасности.

– Патруль, – его шепот едва различим. – Двое. Конные.

Холодный ужас сжал низ живота Тэссии. Солдаты короля. Те, что могли носить "Клык Теней". Каждый ядовитый клинок был зубчатым, неровным, словно выкованным не кузнецом, а самой ночью – чтобы рвать плоть, а не резать. Рукояти, обтянутые шкурой снежного барса, хранили холод древних пещер, а синеватый огонь в камнях на эфесе отслеживал каждый шаг врага. Клинки были покрыты сероватой патиной – верным признаком яда, который мгновенно впитывался в рану. Когда гвардейцы Греймарка двигались, их оружие не звенело – лишь шелестело, как ветер над мертвой землей. И если такой клинок оставлял на коже шрам, а разъедающую язву.

– Что делать, Роан?

– Ждать. Или… – он кивнул к узкой расщелине между скал. – Там тесно. Темно. Но ближе к цели. Попробуем.

Тэссия посмотрела в чёрный провал, каменную пасть. – Если сдамся сейчас – Миррель умрет, – подумала она, стиснув зубы. – Нет. Не могу.

– Идём.

Роан шагнул первым. Тэссия вздохнула и последовала.

Последнее, что она увидела – спину Роана, исчезающую в черноте. Потом тьма сомкнулась над ней, холодная и беззвучная, как могила.

Глава 5.

Они прошли почти целый день в темноте, и вот давящая чернота ущелья ушла, оставив лишь глухой стук сердца в ушах и запахи древних камней. Следующее, что увидела Тэссия – простор. И лед.

Они стояли на краю котловины, зажатой меж острых скал, словно в каменной ладони великана. В центре, будто слеза, застывшая в вечном холоде, лежало озеро. Не вода – лед. Толстый, мутный, испещренный трещинами, как стекло, по которому ударили молотом.

Тэссия замерла.

Астраал зеркальнолистный. Растение, о котором говорил Мерриль, когда учил её узнавать травы и коренья.

Оно не цвело. Не тянулось к солнцу. Оно пряталось.

Из-под ледяной корки пробивались стебли – тонкие, почти прозрачные, будто сплетенные из паутины. Листья, мелкие и жесткие, отражали свет, как полированное серебро. А под ними, в мерзлой земле, скрывалось главное – корень. Тот самый, что мог спасти Мирреля.

– Быстрее, дитя, – прошептал Роан.

Он стоял спиной к ней, взгляд метался по скалам, рука на рукояти меча. Напряжение висело в воздухе, как туго натянутая тетива.

Тэссия кивнула. Подошла к самому краю льда. Холод обжигал кожу, но она не отступила. Присела, провела пальцами по листьям – они были холодные, как сам лед, и шершавые, будто покрытые инеем.

Потом начала копать.

Грунт не поддавался. Казалось, земля здесь не хотела отдавать свои тайны. Каждый ком – как камень. Каждый корень – будто врос намертво.

Но она копала.

Ногти сломались. Пальцы онемели.

– Почти… почти…собрала.

Лязг доспехов. Резкий звук – металл о камень.

Тэссия вздрогнула, чуть не выронив корень из рук. Обернулась.

На другом краю котловины, там, где скалы расступались, стояли всадники.

Не двое. Десять.

В темных латах, с опасными и пугающими клинками “Клык теней” у пояса, которые сверкали как серебристая полная луна. Лошади, тяжелые, с горящими в полумраке глазами, перебирали копытами.

И впереди – всадник. Высокий. Несокрушимый и при этом изящный. Можно было обмануться, что перед вами не сильный воин. Но в его движениях и взгляде сквозило сущность настоящего хищника. Прекрасный как снежный барс и смертоносный как клыки и когти этого удивительного зверя.

Светлые волосы, будто выкованные из бледного серебра, практически платиновые, резко контрастировали с черным металлом доспехов. Глаза – серые. Слишком серые. Бездонные, как сама Долина.

– Ведьма не соврала. Действительно в Долине чужаки, – его голос прозвучал тихо, но отчетливо. – Кто же вы?

Взгляд Александра скользнул мимо Роана, будто того не существовало, и уперся прямо в Тэссию. Она почувствовала, как кровь стынет в жилах.

Роан бросился вперед. Бежать некуда, только драться.

Меч рассек воздух. Первый всадник рухнул с коня. Тэссия мигом вскинула лук и пыталась прицелиться. Но их было слишком много.

Удар сзади. Роан упал на колени. Его скрутили.

– Роан! – крикнула Тэссия, роняя из рук лук.

Один из всадников, очевидно главный в группе, шагнул к ней.

Каждый его шаг – как приближение к высшей цели, за которой он гонится всю жизнь.

Всадник остановился в двух шагах от Тэссии. Его тень накрыла ее целиком. Слишком близко. Хрупкой, невысокой девушке пришлось сильно запрокинуть голову, чтобы рассмотреть мужчину.

– Дай угадаю. Милашка из Вечнолесья? – голос Александра звучал холодно и насмешливо, словно удар хлыста по обнаженной коже.

Его гвардейцы засмеялись – короткими, глухими звуками, больше похожими на лай сторожевых псов.

Тэссия втянула голову в плечи, но затем медленно подняла подбородок. Её пальцы судорожно сжали край куртки.

– Я… я просто собирала коренья, – прошептала она, но тут же стиснула зубы, ненавидя дрожь в своем голосе.

Александр сделал шаг еще ближе, и она невольно отступила, споткнувшись о камень.

– Коренья? – он бросил взгляд на ее сумку. – В Долине Ледяных Кристаллов? Смешно.

Один из гвардейцев грубо схватил Роана и грубо ударил его в живот:

– Говори, старый пес, что вы здесь делаете?

Тэссия ахнула, увидев, как Роан корчится от удара. Ее зеленые глаза вспыхнули – не страхом, а яростной, живой болью.

– Нельзя так! – ее голос прозвучал резко, нарушая ледяную тишину зала. – Он же не сопротивлялся! Разве нельзя просто…

Она рванулась вперед, тонкая, как тростинка на ветру, но внезапно железная хватка сомкнулась вокруг ее запястья.

Александр держал ее как пойманную птицу – не сильно, но так, что каждый мускул в его руке говорил: «Шагнешь – сломаю».

– Ты что, собираешься учить меня милосердию? – его голос был тихим, почти ласковым, но в нем сквозило что-то опасное. – Или, может, думаешь, что твои лесные сказки работают в моем королевстве?

Тэссия не отводила взгляда. Дышала часто, но не дрожала.

– Милосердие – не слабость, – прошептала она. – А боль – не аргумент.

Король усмехнулся – и вдруг резко дернул ее ближе, так что они оказались в сантиметрах друг от друга.

– Собираешь астраал зеркальнолистный, – пробормотал он. – Для чего, дикарка? Отвечай!

Тэссия резко подняла глаза, и в них мелькнул испуг.

– Это… Это лекарство для брата! – вырвалось у неё, и она тут же закусила губу, поняв, что сказала лишнее.

В глазах Александра вспыхнул интерес. Он наклонился и медленно нагнулся к ее лицу.

– Кто же умирает у тебя? – его голос внезапно стал мягким, почти нежным.

Тэссия отвернулась, чувствуя, как слёзы гнева жгли глаза, но она не позволила им упасть. Она знала, что не должна говорить. Но усталость, холод и страх сделали своё дело.

– Для брата, Мирреля – едва слышно прошептала она. – Он умирает.

Роан рванулся вперед, но клинки гвардейцев мгновенно сомкнулись у его горла. Он смог только сказать:

– Молчи, девочка. Они нелюди.

Александр замер на мгновение и сильно ударил по лицу старого Роана. А потом выдохнул, резко поднял голову и выпустил ее руку.

– Неужели ко мне в гости пожаловала сестра Мирреля Де Лиса. Занятно. Пришла спасать племянника короля Вечнолесья? И кто же его отравил?

Тэссия сразу же поняла кто перед ней – его осанка, облик. Осознание накрыло девушку. Сам король Александр Греймарк. Возможный убийца ее брата. Недолго думая, Тэсса просто взяла и плюнула ему в лицо.

Теплая капля ударила ему в щеку. И тишина. Даже гвардейцы застыли, будто пораженные молнией.

– Монстр… – прошипела Тэссия, её голос дрожал, но не от страха. От ненависти. – Убийца. Ты даже не человек – ты просто… кусок льда.

Александр не двинулся. Не смахнул. Только глаза… Лед в них треснул.

– Очень смелая, — прошептал он. – И очень глупая.

Он резко дёрнул её за руку, заставив вскрикнуть от боли, и притянул так близко, что она почувствовала его дыхание на своих губах.

– Знаешь, что я делаю с теми, кто смеет плевать в лицо королю? – его шепот был тише змеиного шипения, но каждое слово обжигало.

Тэссия не отводила взгляда.

– Убиваешь? – выдохнула она. – Так сделай это. Докажи, что я права.

Пауза.

Александр вдруг рассмеялся – резко, беззвучно, почти безумно.

– Нет… – он отпустил её запястье, но схватил за подбородок, заставив смотреть в свои стальные глаза. – Я оставлю тебя жить. Чтобы ты запомнила этот день.

Дыхание коснулось ее уха:

– Теперь ты моя, глупенькая дикарка.

Осознание провала накрыло Тэссию с головой. Она вдруг поняла, что наделала. Её взгляд метнулся к Роану – старому другу, почти что дяде, который теперь лежал на полу, зажимая разбитый нос.

– Ваше Величество… – голос её дрогнул, но она выпрямила спину. – Можете забрать меня. Делайте что угодно. Но отпустите дядю Роана. Прошу вас…

Она замолчала, губы её дрожали.

– Умоляю…

Александр медленно повернулся, его ледяные глаза скользнули по Тэссии с ног до головы, будто взвешивая, сколько стоит эта мольба. В уголке губ дрогнула едва заметная усмешка.

– Просишь? Умоляешь? – Его голос стал тише, интимнее, будто они были одни в этой каменной пустоши. – Интересно… А что ты готова отдать взамен, маленькая травница? Ты ведь понимаешь – милость короля стоит дорого.

Он сделал шаг ближе, намеренно нарушая границы ее личного пространства. Его рука в перчатке грубо приподняла ее подбородок, заставляя смотреть в глаза.

– Твое тело? Твое послушание? Или, может быть… твое унижение? – Он провел рукой по ее щеке, наблюдая, как она содрогается от прикосновения. – Я мог бы заставить тебя встать на колени прямо здесь, перед всеми. Заставить просить об этом громче. Чтобы каждый мой воин услышал, как дрожит голос девки из Вечнолесья.

Тэссия замерла, губы ее слегка дрожали, но взгляд не опускала. Александр ухмыльнулся.

– Ах, да… Ты ведь для брата это терпишь? Как трогательно.

Его пальцы впились в ее подбородок чуть сильнее.

Тэссия ахнула, прикосновение Александра обжигало словно провалился под лед и миллионы иголочек холодной воды кольнули кожу.

– Хорошо. Пусть твой старик уходит. Пусть везет свой жалкий корень. Но запомни, глупая… с этого момента ты – моя пленница. И когда я приду за тобой, ты будешь благодарна, что я просто не приказал раздеть тебя здесь, на этом льду, и не наказал за непочтение королю.

Александр еще ниже склонился к лицу девушки и ощутил знакомые нотки запаха – лаванда, весенний ветерок, запах медового разнотравья. Запах… как в замке до пожара. Не может быть. Почти похожий, но другой. Еще мягче, еще волнительнее.

Он резко отпустил ее, пошатнувшись, будто касался чего-то личного.

– Убирайся, старик, и расскажи в Вечнолесье, что случилось с их травницей. Страх – лучший союзник. – бросил он через плечо Роану. – Пока я не передумал.

А затем, уже тише, только для Тэссии:

– А ты… приготовься. Твой брат получит свое лекарство. Но твой долг – куда больше, моя маленькая птичка из Вечнолесья.

И в его глазах вспыхнуло что-то темное, обещающее что-то, от чего сердце Тэссии сжалось, как в ледяном капкане.

Глава 6

Темнота Долины сомкнулась за ними. За несколько дней пути к Дарнхольду Александр не удостоил Тэссию ни словом, но его взгляд – тяжелый и изучающий – преследовал её постоянно.

Теперь она сидела перед ним в седле, его рука стальным обручем сжимала её талию. Каждый шаг коня отдавался болью в изможденным теле, но она держалась прямо, избегая даже случайного прикосновения к нему.

Дарнхольд возник из ночи как кошмар: чёрные башни с кинжальными шпилями, мост над пропастью, скрипящий под копытами. Тэссия сжалась, чувствуя, как каменные стены смыкаются за ней навсегда.

– Нравится твой новый дом, дикарка? – дыхание Александра обожгло шею. – Твои лесные уловки здесь бесполезны.

Во дворе он сбросил ее с коня как мешок. Она едва устояла на подкошенных ногах.

– Приведите её в порядок, – бросил он камергеру. – Но не слишком. Дикость в ней… забавляет.

Комната, в которую ее привели, была слишком роскошной, чтобы быть тюрьмой, и слишком холодной, чтобы быть домом. Шелковые покрывала, серебряный умывальник, окно с решеткой… Позолоченная клетка.

Через мгновение пришла служанка. Женщина избегала глаз Тэссии – будто стыдилась своего участия:

– Надо раздеться и идти в купальню. Там новые вещи для вас.

Когда Тэссия замешкалась, служанка тяжело вздохнула:

– Или позову гвардейцев?

С дрожащими руками Тэсса сбросила одежду – последнюю связь с прежней жизнью. В купальне пар ласкал кожу, но успокоения не принёс.

– Роан доберется. Миррель спасён. А я… вырвусь, – прошептала Тэссия, сжимая кулаки под водой.

Новое платье оказалось предательством: полупрозрачный шёлк обрисовывал каждый изгиб. Она закрыла глаза, ощущая ткань на коже как пощёчину.

Вечером служанка прошептала:

– Король придет. Не разочаруй его.

У окна Тэссия молила солнце не заходить. Напрасно.

Шаги в коридоре. Медленные. Роковые.

Дверь распахнулась без стука. Александр заполнил проём, в руке – серебряный кубок, наполненный вином.

– Белый цвет тебе к лицу, Тэсса, – он сделал глоток вина, глаза блуждали по её телу. – Особенно когда дрожишь.

– Меня так зовут только близкие, – отрезала она, пряча дрожь в кулаках.

Он рассмеялся:

– Гордыня? Мило. Завтра начнём твоё… перевоспитание. А сегодня…

Его пальцы впились в её подбородок. Он вдруг глубже вдохнул запах её волос – лаванду, луговые травы. Слишком знакомо.

– Сними платье, – приказ прозвучал как удар кинжалом.

– Нет.

– Сними. Сама.

Он развернул её к зеркалу. В отражении она видела свою бледность и его тень за спиной – тень хищника.

– Видишь? Выбора нет.

– Я не стану…

– Станешь! – он схватил ее запястья, прижал к стене. Больно. – Ты моя собственность, дикарка. Моя пленница. Моя игрушка.

Но что-то дрогнуло в нём. Её глаза – широкие, зеленые, полные ненависти и отчаяния – напомнили ему другие глаза. Материнские глаза в то последнее утро.

– На колени, – выдохнул он, отпуская.

Тэссия не двинулась.

Он сжал её запястье до хруста костей:

– Не заставляй повторять.

Она опустилась, но подняла взгляд. В зеленых глазах горел не страх – вызов.

– Ненавидишь? – спросил он, запрокидывая ее голову.

– Больше всего на свете.

– Искренне, – он отпустил её, будто обжегся. – Завтра научишься быть моей.

У двери обернулся:

– Запомни: даже если твой народ придёт за тобой – ты увидишь, как они умрут. А теперь… спи. Нам обоим нужны силы.

Дверь не захлопнулась. Незапертая – страшнее любой клетки.

Ночью он вернулся. Она спала, свернувшись калачиком, рубашка приподнялась, открывая синяк на бедре, который жёг его совесть – досадный след слабости.

– Ключ… – прошептал он, поправляя прядь на её лбу. – К чему? К моей погибели? Или…

Его пальцы дрогнули. Запах лаванды сбивал дыхание.

– Нет. Просто трофей, – прошипел он, отступая. Но в груди что-то ёкнуло – теплое и назойливое, как укол совести.

Глава 7.

Тишину комнаты разрезал скрип двери. Тэссия вздрогнула, инстинктивно вжимаясь в одеяло, словно эта преграда могла стать щитом от его присутствия. Александр стоял на пороге, темно-синий камзол безупречно облегал мощные плечи, подчеркивая узкую талию. Утренний свет из единственного окна выхватывал золотистые нити в его светлых волосах – холодное сияние, противоречащее угрозе в его позе.

– Доброе утро, пленница, – громко прозвучал его голос, разбивая хрупкую тишину на осколки.

Тэссия приподнялась на локте. Сердце колотилось где-то в горле, мешая дышать.

– Раз вы пришли, оно не слишком доброе, – слова вырвались прежде, чем успела их обуздать. Острые, дерзкие, они повисли в воздухе, как вызов.

Александр вздернул бровь. Один шаг – и его тень накрыла ее целиком. Холодные, оценивающие глаза скользнули по очертаниям, угадываемым под простыней.

– Одного синяка тебе мало? – спросил он тихо, но в тишине фраза прозвучала как удар хлыста. – Хочется позлить меня сильнее, девочка? Или проверить, где кончается мое терпение?

Гордость кричала внутри Тэссии, но холодный, рациональный страх пригвоздил ее к постели. Молчать. Усмирить язык.

– Молчишь? – Усмешка искривила его губы, не неся и капли тепла. – Хороший выбор. Но молчание – лишь начало. Вставай.

Последнее слово было брошено с ледяной резкостью, пробежавшей по ее коже жутким холодом. Она отбросила одеяло, чувствуя себя беззащитной в тонкой сорочке. Не глядя на него, встала. Босые ступни коснулись холодного камня пола – прикосновение реальности.

На кровать упал сверток ткани. Тэссия развернула его механически. Платье. Не вчерашний позор полупрозрачного шелка, а темно-зеленое, как хвоя в сумерках. Плотная, бархатистая ткань, высокий ворот. Платье, закрывающее ключицы, без декольте, с длинными рукавами. Было… красивым. И безопасным. Облегчение было мимолетным, как вздох.

– Я пойду в купальню переодеться… – начала говорить она, не поднимая глаз.

– Тэссия. – король перебил ее, его голос стал тише, но обрел опасную твердость закаленной стали. – Ты наденешь его здесь. При мне. И запомни первый урок сегодняшнего утра: я не повторяю приказы дважды.

Сердце сжалось в ледяной комок. Усыпить бдительность. Не дерзить. Выжить. Мысленно она прошипела: «Да, Сир Ледышка. Как скажете, ваше отмороженное высочество», но лицо осталось неподвижной маской покорности.

Краснея до корней волос, она отвернулась к стене, сбросила ночную сорочку. Воздух комнаты обжег обнаженную кожу. Дрожащими руками надела платье через голову. Ткань оказалась удивительно мягкой, почти ласкающей, но каждый шов, каждое движение напоминало: его выбор. Его контроль.

Проблема была сзади. Завязки. Темно-золотые шнурки нужно было протянуть через петли и затянуть. Пальцы путались от волнения и спешки, шнурки выскальзывали. Она чувствовала его взгляд на спине, ощущала, как пламя стыда разливается под кожей.

– Помогите, пожалуйста, – вырвалось тихо, почти мольбой, когда очередная попытка провалилась.

Шаги. Медленные. Уверенные. Он подошел вплотную. Тепло от его тела, запах – мужской, с едва уловимой ноткой морозной свежести. Он молчал. Просто стоял, наблюдая за ее беспомощной борьбой с капризным шнурком.

Тэссия не выдержала. Обернулась, готовая к насмешке, к новому унижению. Выбрав самый невинный, почти детский тон, какой только смогла изобразить, сказала:

– Ваше величество, будьте так любезны, помогите вашей глупой пленнице из Вечнолесья. Я просто дикарка, не знаю, как надеть это великолепное платье. Чтоб его лисы съели.

Мгновение тишины. Потом… он засмеялся.

Настоящим, низким, мужским смехом, который, казалось, разорвал ледяной панцирь комнаты. Звук был непривычным, глубоким, пугающе притягательным. Тэссия, пораженная, услышала, как ее собственный смех – легкий, нервный – отозвался ему. Машинально сдула непослушную прядь со лба, обернувшись к нему с невольной, растерянной улыбкой.

Их взгляды встретились. В его серых глазах, вечных льдинах, светилось что-то живое, почти теплое – удивление, мимолетная искренность. Она замерла. Он наклонился. Губы оказались так близко к ее шее, что она почувствовала легкое движение воздуха от его дыхания. Он замер. Не поцеловал. Не укусил. Просто… задержался на грани.

Затем, будто спохватившись, Александр резко отступил. Маска снова сомкнулась на лице, но в уголках губ еще дрожали отзвуки смеха.

– Вечером, – бросил он отрывисто, уже поворачиваясь к двери. Голос вернул ледяную твердость, но теперь в нем чувствовалась странная напряженность. – Придешь в мою спальню. А пока… можешь гулять по замку. Твоя служанка Линара покажет границы дозволенного.

Дверь закрылась за ним с глухим, но не громким стуком. Не щелчок замка. Просто закрылась.

Тэссия осталась стоять посреди комнаты в темно-зеленом платье, сидевшем теперь идеально, зашнурованном его рукой. Дрожь в теле была странной – не только от страха. От эха его смеха. От близости его дыхания. От непрочитанного выражения в глазах.

Она медленно подошла к зеркалу. Лицо раскрасневшееся, глаза блестели непривычным блеском. Пальцы коснулись места на шее, куда почти коснулись его губы. Кожа горела.

– Чудовище умеет смеяться? – прошептала она отражению. В голосе звучало не только недоумение, но и капля чего-то, похожего на… победу? Или начало чего-то куда более опасного, чем ненависть.

Ночь в его спальне. Слова повисли в воздухе, неся обещание чего-то ужасного. А она думала о его смехе. Она и правда сходит с ума.

********************************

Королевская спальня напоминала огромный каменный грот, оживающий лишь от трепета огня в камине. Тяжелые гобелены поглощали свет, массивная кровать с балдахином из темно-синего бархата казалась островом в море теней. Тэсса знала, зачем ее привели. Слова Линары, шепотом сказанные в коридоре, звучали в ушах: «Король требует вас к ночи… Не дерзите, слушайтесь… Не вы первая…»

Страх сжимал горло. Но мысль о дяде Роане – Александр, скрипя сердцем, отпустил его в Вечнолесье к Миррелю! – пронзила лед страха теплой иглой благодарности. Он мог убить. Не дать спасти брата. Но отпустил. Почему?

Стук в дверь.

– Войдите.

Александр стоял у камина с бокалом вина. Без коронационных регалий – в простых светлых штанах и белой рубашке, расстегнутой на груди. Босые ступни утопали в пушистом ковре. От него пахло вином и прохладной морозной свежестью. Он выглядел… домашним. Такой контраст с его сущностью сжал сердце Тэссы. Его глаза, цвета грозовой тучи, нашли ее мгновенно. Ни желания, ни привычной ненависти. Только усталость, презрение и… решимость. Как у палача перед тем, как опустить топор.

Линара быстро поклонилась и исчезла. Тэсса замерла у двери, не в силах сделать шаг. Хотелось сбежать, раствориться в камнях стен.

– Подойди. Или тебе нужен пергамент с королевской печатью? – Голос был низким, ровным, лишенным интонаций.

Тэсса заставила ноги двигаться. Каждый шаг гулко отдавался в черепе, словно она шла на эшафот. Остановилась в двух шагах, опустив голову, глядя на его босые ноги на ковре.

Приказ прозвучал как гром среди ясного неба.

– Разденься. Я не люблю рвать ткань. Хотя для тебя могу сделать исключение.

Мысль о том, что она почувствует себя совершенно беззащитной, вызвала в нем знакомый, острый трепет власти.

Тэсса замерла. Дыхание перехватило. Дрожащие пальцы потянулись к завязкам платья. Каждый сантиметр обнажающейся кожи был капитуляцией. Его взгляд, тяжелый и оценивающий, прожигал тонкую ткань сорочки, обжигая плечи, грудь, живот. Она стояла перед ним, сжимая руки на груди в тщетной попытке прикрыться. Жар стыда заливал лицо и шею. Она впервые предстала перед мужчиной так… и отдаст невинность не любимому, а врагу.

– Худющая. Но сойдет, – холодно констатировал он. – Ложись. – Рука махнула в сторону кровати. Не прикасаясь. Словно брезгуя.

Ладонь взметнулась ко лбу короля, на котором залегли тени. Внутри бушевала буря:

Зачем? Власть? Месть? Просто пленница… Но эта дрожь… раздражает. Ложись, черт возьми!

Тэсса подошла к кровати. Бархат простыней казался ледяным под ее кожей. Легла на спину, уставившись в черную бездну балдахина. Сердце колотилось, как птица в клетке. Ждала грубости, насилия, боли, зажмурив глаза, как в детстве, боясь монстра под кроватью.

Александр медленно подошел. Скинул рубашку. В свете огня зловеще выступили шрамы на торсе, но она их не видела. Он сел на край кровати, матрас прогнулся под его весом. Мужская рука – сильная, с грубоватой кожей воина – легла ей на бедро. Прикосновение было… теплым. Неожиданно. И от этого еще страшнее.

Гнетущее молчание стало невыносимым. Тэсса распахнула глаза, тихо выдохнула:

– Спасибо… что отпустили Роана, Ваше величество.

Он фыркнул, нелепо, по-кошачьи, но пальцы сжали ее бедро – не больно, но властно:

– Замолчи. И глаза не закрывай. Хочу, чтобы ты видела. Твои благодарности – пыль. Как и ты.

Пока он говорил, Тэсса разглядела многочисленные шрамы. Откуда? Страшно было спросить. Она лишь старалась дышать, не закрывать глаз, не впасть в истерику. Он не одобрил бы.

Его рука скользнула выше по бедру. Пальцы коснулись нежной кожи внутренней поверхности. Тэсса вздрогнула, сжалась. Он почувствовал.

– Боишься? Хорошо. Страх – единственное, что тебе к лицу, дикарка, – насмешливо бросил он.

Но движения его, хоть и уверенные, не были резкими. Словно изучал реакцию. Другая рука легла на ее живот, плоский и напряженный. Ладонь была теплой, движение… почти поглаживающим. Парадокс огня и льда.

Мысли Тэссы метались: Он… не бьет. Не груб. Почему медлит? Чего ждет? Боже… страшно… и странно… Это тепло… обман. Монстр. Но… его пальцы… знают… Предательское любопытство: каково это – быть с мужчиной?

Он не стал медлить дольше. Его вес накрыл ее, придавив к матрасу. Она почувствовала его возбуждение – жесткое, требовательное. Он не целовал. Губы коснулись шеи – не поцелуй, а влажное, горячее прикосновение, сопровождавшееся глубоким вдохом, будто он вдыхал ее страх. Потом его рука резко раздвинула ее бедра.

И мир взорвался белой, разрывающей болью. Грубая сила вломилась в нее, сокрушая все на своем пути, вдавливая в холод простыней тяжестью его тела. Тэсса вскрикнула, не в силах сдержаться, впилась пальцами в его плечи. Слезы хлынули беззвучно, заливая лицо.

– Тише, маленькая дикарка, – прохрипел он у ее уха, не останавливая ритмичных движений. – Всего лишь боль. Первая. Привыкнешь. Или сломаешься.

Его мысли, как вспышки во тьме: Тесно. Горячо. Прекрасна! Плачет… Жаль? Нет. Дочь врагов. Трофей. Но внутри… черт, обжигающе нежно. Ловушка…

Каждый толчок отзывался болью. Но… постепенно, сквозь боль, пробивалось что-то иное. Чужое, пугающее тепло. Волна, поднявшаяся из самого центра боли навстречу его движениям. Тэсса закусила губу до крови, пытаясь подавить стон, рвущийся наружу – не от боли потери, а от этого дикого, неконтролируемого ощущения. Она ненавидела! Боялась! Но ее тело… предает ее, откликаясь на вторжение темным, постыдным отзвуком. Она зажмурилась, пытаясь думать о лесе, брате, Роане… но в мыслях были только тяжесть его тела, запах его кожи – вино, сталь, мужчина – и невыносимый, растущий внутри огонь.

Она почувствовала, как его тело над ней внезапно окаменело, как волна чужой, властной силы захлестнула ее изнутри – горячая, окончательная. Его дыхание прерывалось. Он смотрел на ее залитое слезами лицо.

– Тебе… сильно больно? – Вопрос вырвался резко, почти грубо, но в нем дрожала странная напряженность.

Про себя же он ругался: Идиот! Конечно больно! Зачем спросил? Но… слезы… не злые. Потерянные. И крови… много.

Тэсса посмотрела в его глаза. В серых льдах мелькнуло что-то недоуменное, почти растерянное. Она кивнула, не в силах говорить, чувствуя, как новая волна слез подступает.

Александр словно встряхнулся. Усмешка криво тронула его губы, без радости:

– Конечно больно. Ты же мечтала потерять невинность с каким-нибудь влюбленным в тебя дуболомом из Вечнолесья? Под луной, в папоротниках?

Он резко выпрямился, вышел из нее, быстро встал с кровати, повернувшись спиной – лишь бы она не видела его лица.

Его мысли бушевали: Дуболом? Глупая ревность? Ее первый… мой. Только мой. Факт. Почему это важно? Не должно быть важно!

Тэсса лежала, чувствуя пустоту, липкость, жгучую боль. Стыд и опустошенность парализовали. Но его слова… о "дуболоме"… Звучали так нелепо в этой мрачной реальности.

Очень тихо, голосом, сорванным слезами, она прошептала:

– Нет… любимого… не было. Никогда не было.

Просто. Констатация факта. Без жалобы. Без упрека.

Александр замер. Не обернулся, но плечи напряглись до предела. Он стоял, глядя в темноту за окном, несколько долгих секунд. Потом резко наклонился, схватил с пола рубашку и брюки и, не одеваясь, вышел, хлопнув дверью. Ни слова. Ни угрозы. Ни приказа.

Тэсса осталась одна. Боль. Стыд. Страх. Все слилось в один удушающий клубок. Она медленно подтянула колени к груди, пытаясь стать меньше, спрятаться. Взгляд упал на простыню. Алое пятно, яркое, неоспоримое в свете камина, расплывалось там, где она лежала. Доказательство. Печать. Клеймо. Дочь врага, лишенная невинности врагом. Монстром.

Но монстр… спросил, не больно ли ей. Монстр… отпустил Роана. Эти шрамы… не давали покоя. Монстр… усмехнулся над несуществующим "дуболомом", и в усмешке было что-то… человеческое.

Она прижала лоб к коленям. Тело ныло, душа была изорвана. Но в самой глубине, под грудой страха и боли, теплилась крошечная, необъяснимая искра. Искра чего-то, что не было ненавистью. Может, жалость? К нему? К себе? Она не знала. Знало только ее израненное сердце, преданное собственным телом: ничего уже не будет прежним. Первый шаг в эту новую, страшную реальность был сделан здесь, на королевской кровати.

Глава 8

Тихий стук в дверь вырвал Тэссу из беспокойного сна. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь щели тяжелых занавесей, золотистыми полосами лежали на холодном камне пола. Она медленно приподнялась – и острая, жгучая боль между бедер мгновенно вернула ее в прошлую ночь. К его рукам, к ласкам, которых она не просила. К тому, как он вошел в нее без единого ласкового слова… но потом спросил, больно ли ей.

Дверь приоткрылась. В комнату вошла невысокая женщина с корзиной в руках.

– Доброе утро, госпожа, – голос был мягким, но без заискивания.

Тэсса узнала Линару. Служанка. Проводница. Единственная нить к реальности в этом каменном лабиринте. Круглое лицо с румяными щеками, карие глаза, хранящие осторожную теплоту. Темные волосы – тугая коса. Простое чистое платье с аккуратными заплатками. Тонкий браслет на запястье – чей-то подарок, островок нежности в суровом мире.

– Его Величество прислал лекаря, – Линара отодвинула занавес у кровати. – Вам нужно осмотреться.

– Зачем? – Голос Тэссы звучал хрипло.

– Чтобы убедиться… – Линара слегка покраснела, избегая прямого взгляда, – …что все в порядке. После… вчерашнего.

Тэсса сжала губы. Лекарь. Не жалость. Проверка трофея. Убедиться, что «собственность» не повреждена.

– Мне не нужно, – пробормотала она.

– Приказ короля, – ответила Линара, мягко, но с непоколебимой твердостью камня этих стен.

Вошел пожилой мужчина. Седые пряди бороды, внимательные глаза, лишенные любопытства. Осмотр был быстрым, профессиональным, унизительно отстраненным. Мазь от боли. Травяной отвар «для успокоения нервов».

– Ничего серьезного, – сказал он Линаре. – Но покой пару дней не помешает. Я передам Его Величеству.

Покой? Тэсса едва не рассмеялась. В этом каменном гробу, где каждый скрип двери мог быть его шагом? Где тень от факела напоминала его фигуру над ней?

Но он не пришел. Ни в тот день. Ни на следующий. Тишина его отсутствия была громче угроз.

На третий день, когда стены комнаты начали давить, Линара твердо заявила:

– Вечно сидеть нельзя. Пойдемте, покажу замок.

Они шли по бесконечным коридорам. Мимо залов, где гобелены замерли в вечных сценах охоты и кровавых битв. Линара рассказывала о Зале Советов, о Тронном зале, о кабинете и библиотеке короля с тихой гордостью, как о своем доме.

– А это? – Тэсса указала на узкую, уходящую вниз лестницу, от которой веяло сыростью и чем-то… металлическим.

Линара резко нахмурилась, побледнев.

– Туда нельзя. Никогда. – Ее голос стал шепотом. – Темницы. И… комната допросов. Его Величество… не терпит там посторонних. – Она схватила Тэссу за рукав, торопливо уводя прочь. Холодок страха пробежал по спине девушки.

Позже они сидели на внутреннем дворе, кутаясь в плащи, глядя на тусклый диск северного солнца. Линара неожиданно нарушила тишину:

– Знаете… мне здесь хорошо. – Она смотрела куда-то вдаль. – В Реймевике… было тяжело. Огненные горы помните? Завоевали. Отец погиб. Мать… продала меня трактирщикам за медяк. – Она встряхнула головой, словно отгоняя тень. – Но здесь… Здесь порядок. Греймарк под Александром… тверд. И здесь… мой Эрик. – Улыбка озарила ее лицо, смывая годы осторожности. Она положила руку на плоский живот. – Надеемся… скоро.

Тэсса смотрела на нее, пораженная. Женщина из завоеванных земель… мечтала о ребенке здесь. В логове человека, который сломал ее жизнь.

– Разве вы не боитесь? – вырвалось у Тэссы. – Он…

– Король? – Линара покачала головой. – Строгий. Но справедливый. Защитит, если не предашь. У него… есть причины быть льдом. – Она взглянула на Тэссу, и в ее глазах читалось не оправдание, а понимание тяжелой правды.

Справедливый. Тот, кто взял ее силой. Кто клялся стереть ее народ в пепел. Кто, возможно, отравил брата… Но тот же, кто отпустил Роана. Кто прислал лекаря. Кто спросил, больно ли ей. Хаос мыслей сжимал виски. Тэсса молчала, пока наконец не прорвалось:

– Почему? Почему он… такой? Будто вырублен из ледяного сердца зимы?

Линара вздохнула, ее взгляд стал далеким, погруженным в прошлое.

– Он… не всегда был льдом. Я помню… его смех. Редкий. Как солнце после долгих дождей. Юный принц… прекрасный. Мать его, королева, розы разводила… – Она замолчала, собираясь с мыслями. – Бегал с нами, детворой кухонной. Сестренку свою, маленькую, подкидывал в воздух… та визжала, королева кричала: «Александр, осторожней!» – но в глазах у нее смеялось солнце… – Голос Линары дрогнул. – А потом… пришли они. Из Вечнолесья. Шпионы. – Она выдохнула, и в ее глазах вспыхнула старая боль. – Ночь. Пятнадцать лет назад. Подожгли Башню Луны… где спали королева и принцесса. Александр был на охоте… Король в отъезде… Их не спасли. Не успели… – Линара замолчала, глотая ком в горле. – Он вернулся… на пепелище. И тишину… такую густую, что кричать в ней было бессмысленно.

– Отец его… – Линара понизила голос до шепота, озираясь, будто стены могли слышать. – …сошел с ума. Совсем. Заперся в Северной башне. А Александра… – Она замялась, боль отразилась на ее лице. – …выгнал. Винил его. Кричал… что если бы не их ссора, Александр не сбежал бы в охотничий домик… мог бы спасти их… – Она сжала руки. – Говорили… бил его. Пока… сам не умер. Шрамы… – Линара бросила быстрый взгляд на Тэссу, полный немого вопроса. —Вы ведь видели…

Тэсса сидела неподвижно. Слезы текли по щекам, но она их не чувствовала. Глухо, словно сквозь вату, прозвучали ее слова:

– Он просто… замерз.

Линара вдруг схватила ее холодную руку, сжимая с силой.

– Поймите. Он ненавидит не только Вечнолесье. Он ненавидит мысль, что кто-то из ваших… может быть хорошим. Потому что если так… – Голос ее сорвался, – …значит, они умерли зря.

Где-то в вышине завыл ветер. Длинный, скорбный стон, пронизывающий камни до самого основания. Тэссе показалось, что это стонет сам замок – огромный, холодный саркофаг, пропитанный пережитым горем. Теперь она знала.

Тишина после слов Линары звенящей пеленой окутала Тэссу. Она застыла, будто одна из ледяных статуй в коридорах. В ушах гудело. Перед глазами – отец. Его улыбка, когда он качал ее, малютку, на руках. Его голос: "Война, дочка… это когда даже хорошие люди делают ужасные вещи…" И вдруг – другой образ. Ночь. Факелы. Башня Луны, пожираемая пламенем. "Пятнадцать лет…" Даты совпадали. То самое время. То последнее задание Ориона Третьего, из которого отец не вернулся.

Нет. Мысль ударила, как обухом. Не мог. Не для этого. Но картина не уходила. Шпионы из Вечнолесья. Пожар. Задание отца. Вещи складывались в жуткую, неотвратимую мозаику. Петля сдавила горло, перекрывая воздух.

– Он… – хрип вырвался против воли. Голос был чужим. – Мой отец… был среди них? Среди тех, кто…?

Линара резко вдохнула. Все краски сбежали с ее лица, оставив мертвенную бледность. Глаза расширились от ужаса и внезапного, леденящего понимания. Она не произнесла ни слова. Ее взгляд – чистый, немой ужас – был красноречивее любых подтверждений.

Тэсса вскрикнула – коротко, глухо, как под ударом ножа в живот. Мир опрокинулся. Камень двора ушел из-под ног. Она рухнула на колени, судорожно вцепившись руками в живот. Боль была невыносимой, разрывающей – будто когтистые руки вырвали из нее что-то живое, оставив лишь зияющую, окровавленную пустоту. Те же руки, что когда-то держали факел у детской кроватки в Башне Луны.

– Он убил их… – хриплый шепот вырвался сквозь спазм, вонзился в холодный камень под ней. Слезы жгли кожу, как расплавленный свинец. – Мой отец… убил его мать.

Ветер выл в башнях, подхватывая этот шепот, унося его в холодное небо – эхом крика, застрявшего в этих камнях пятнадцать лет назад.

Глава 9

Холод кабинета короля Александра Греймарка въедался в кости глубже, чем зимний ветер. Каменные стены, пропитанные дымом старых пожаров, стрельчатые окна, впускающие лишь унылый свет хмурого неба, массивный стол, заваленный картами и письмами с кровавыми пометками – все здесь дышало ледяной мощью и памятью пепла. Сам король стоял у окна, темный силуэт на фоне свинцовых туч. Молодой, но будто изрубленный годами скорби, лицо, отмеченное морщинами у глаз и жесткой линией губ. Во взгляде, устремленном вдаль, вечно плясали отблески того самого огня. Тяжелая, лишенная блеска корона лежала на столе рядом с… маленьким, обугленным осколком резного дерева. Розы угадывались в обгорелом узоре.

Стук в дверь, гулкий, как удар по гробу. Стражи втолкнули Тэссию. Она качнулась, цепляясь за дверной косяк, но выпрямилась, гордо вскинув подбородок, несмотря на мертвенную бледность и тень под глазами от бессонной ночи. Ее глаза, цвета первой листвы Вечнолесья, метнулись к королю, полные животного страха и упрямства, что горело глубже.

– Вечнолесье, – голос Александра был низким, ровным, как заточка кинжала о камень. Он не оборачивался. Запах старого дыма, вечный спутник этого кабинета, стал гуще.

– Да, Ваше Величество, – ответила Тэссия. Голос дрожал, но звучал четко, отчеканивая каждое слово.

Он медленно повернулся. Взгляд, ледяной и всевидящий, скользнул по ней – от дрожащих рук, спрятанных в складках платья, до слишком прямых плеч. Подошел к столу. Пальцы, длинные и сильные, с белыми от напряжения костяшками, сжали обугленную щепку. Дерево хрустнуло под давлением.

– Знаешь? – спросил он, и в ровном голосе вдруг появилась трещина. – Осколок рамы. Портрета моей сестры. Алианы.

Тень скользнула по его лицу – теплая, страшно далекая, как мираж в пустыне.

– Малютка. Обожала мамины розы. Белые… алые… – Он замолчал, глядя сквозь Тэссию, в прошлое. – Каждое утро. Зимний сад. Они с матерью… смеялись. Звук ее смеха… как колокольчик. Это был их мир. Их тихий ритуал.

Тень погасла, смытая внезапным приливом адского пламени. Он швырнул щепку на стол с таким треском, что Тэссия вздрогнула.

– Их больше нет! Алианы! Матери! – Голос сорвался, наполняясь хриплой, животной яростью. – Вечнолесье! Подкрались ночью! С факелами! Сожгли всё! Всё, что было мне дорого! Единственных, кому я мог… доверить… – Он резко отвернулся к окну, сжимая кулаки так, что сухожилия выступили, как канаты. Спина его была напряжена, как тетива лука. С их гибелью в нем умерло все тепло. Остался только пепел, тяжелый и едкий, как гарь на языке. И лед, сковывающий изнутри. Чувства – роскошь для живого мертвеца.

Он повернулся к Тэссии снова. Лицо – каменная маска ненависти, высеченная скорбью. Девушка стояла неподвижно, бледная как стена за ее спиной, зная страшную тайну, которую несла в себе, как занозу. Тайну, которая должна была убить последние призраки надежды.

– И после этого… Должен ли я быть милосердным? К вам? – Он сделал шаг вперед, и холодный воздух кабинета словно сгустился вокруг него. – Ты хочешь, чтобы я считал людей Вечнолесья хорошими? Скажи!

Тэссия вдохнула. Воздух обжег легкие. Его слова о сестре, о розах… Они пробили броню ее ненависти, найдя жуткий отклик в глубине. Она чувствовала запах гари от той щепки, воображала смех девочки, затихающий в крике.

– Ваше Величество… – Голос сорвался на первом же слове. Губы задрожали. Ком горячего стыда и ужаса встал в горле. Слезы, предательские, неудержимые, выступили на глазах, скатились по щекам, оставляя на коже мокрые, холодные дорожки. Она не могла сдержать их. Правда, которую она несла, была тяжелее каменных стен Дарнхольда.

– Мы все теряем… – прошептала она, голос хриплый, прерывистый. – По обе стороны границы… Вас считают монстрами… как и вы нас… Но среди нас есть и целители, и певцы… как и среди вас есть матери, мирные люди… А есть… убийцы.

Она сглотнула, пытаясь выдавить слова сквозь спазм в горле. Отчаяние, острое и холодное, сжимало грудь.

– Я… я только что узнала… – Шепот стал едва слышным, полным само разрушительной силы. – Кто возглавлял тот отряд… Тот роковой набег…

Она подняла на него глаза, мокрые от слез. В них читался чистый, немой ужас и полная потерянность души, выбитой из-под ног.

– Кто же, маленькая дикарка? – Голос Александра был тише, но от этого только опаснее. – Кто?

– Мой отец, Ваше Величество. – Слова вырвались, как последний вздох. – Мой отец… Фенрис. Он… он выполнял приказ Ориона Третьего. Шпионскую вылазку… которая обернулась адом. И… он погиб там же. В огне. Или от ваших мечей… – Она закрыла лицо руками, тонкие плечи затряслись от беззвучных рыданий. Соль слез щипала губы.

Лицо Александра, красивое и жестокое, исказилось. Казалось, сама тень от окна сдвинулась, накрыв его. Он молчал, впитывая это признание, каждый слог – как удар молота по наковальне его души. Ее отец. Фенрис. И этот человек… был отцом этой девчонки? Его взгляд скользнул по ее хрупкой фигуре, сгорбленной от рыданий, по дрожащим плечам, по слезам, стекающим на веснушки. Ярость, которая кипела в нем секунду назад, схлынула, оставив после себя ледяной, оглушающий шок. Дочь убийцы. Дочь того, кто обратил его жизнь в пепел. Логика, выжженная годами ненависти, требовала одного – уничтожить. Отплатить болью за боль, пеплом за пепел.

Он сделал резкий шаг вперед. Голос его прозвучал как удар плети, но внутри что-то глухо треснуло, как ломающийся лед:

– Ты видишь эти слезы? – Он бросил слова в ее сломленную фигуру. – Это лишь начало. Ты будешь плакать, пленница. Реками. За отца. За Вечнолесье. За все. В твоем лице я вижу зло, погубившее мой дом! Я заставлю тебя страдать сильнее, чем в ту ночь! Сильнее, чем ты можешь представить!

Но внутри его души бушевал иной ураган. Голоса рвали его на части:

Посмотри на нее! Она сломана этой правдой сильнее, чем любая пытка. Нет! Гасни, слабость! Она – дочь Фенриса! Тень пламени! Видишь только врага! Сожги эту жалость дотла!

Он стоял, сжав кулаки так, что ногти впились в ладони, оставляя красные полумесяцы. Его внешняя оболочка – король-мститель, высеченный из ненависти и льда – все еще была непоколебима. Но внутри рушились дамбы. Смятение. Шок. И что-то еще… что-то опасное, щемящее, похожее на запретную, безумную жалость. Он ждал ненависти в ее глазах, а увидел разбитое зеркало собственной потери. Игра пошла не по его правилам. Сердце, которое он считал окаменевшим пеплом, вдруг сжалось, глядя на слезы дочери своего главного врага. Проигрыш витал в ледяном воздухе, и ставка – его собственная душа – внезапно показалась слишком высокой.

Дверь кабинета захлопнулась за спиной Тэссии с глухим, окончательным звуком, словно гробовая крышка. Она плыла по ледяным, мрачным коридорам Дарнхольда, не чувствуя камня под ногами. Факелы на стенах расплывались в ее затуманенном слезами взоре желтыми, дрожащими пятнами. Стражи толкнули ее в комнату. Дверь закрылась.