Мусагетион

ГЛАВА 1. ЦИФРОВАЯ ТИШИНА

Вадим закрыл Дзен и потянулся, хрустнув позвоночником как старой половицей. Рассказ Степана до сих пор жил в голове – жил и шевелился, как что-то живое под кожей. Эта Муза-Палач… черт, как же точно он её описал. Будто видел её лично.

Мощно написано, – думал Вадим, массируя затекшую шею.

Пальцы сами собой потянулись к клавиатуре. Нужно написать Степану. Обязательно. Хороший рассказ – это как хороший секс: если промолчишь после, автор подумает, что ты остался недоволен. А этот рассказ… этот заслуживал овации.

Открыл телеграм.

Братан, твой рассказ – огонь! Прочитал на одном дыхании, даже репост сделал. Мощно написал про музу-палача!

Отправил. Одна галочка. Доставлено. Степан онлайн не светился.

Ну и ладно, – подумал Вадим, откидываясь на спинку кресла. Мужик занят. У него там сын болеет…

Через час Вадим проверил комментарии под своими рассказами – подписчики писали восторженные отзывы, кто-то даже поделился своими историями. А еще через пару часов он заглянул в телеграм. Сообщение так и висело с одной галочкой. Не прочитано. Галочка смотрела на него с экрана, как мертвый глаз.

Странно. Степан всегда отвечал быстро. Особенно на похвалу – все авторы одинаковые, голодные до признания, как бомжи до водки.

День тёк вязко, как мёд с ложки. Вадим работал над книгой для Литресс с рабочим названием "Академия" – больше половины уже написано, планировал опубликовать к концу месяца – но мысли то и дело соскальзывали к Степану.

К вечеру нервы натянулись до предела. Вадим написал ещё раз:

Степ, ты живой? Уже сутки тишина…

Ответа не было. И это начинало по-настоящему пугать.

Ночь пришла на мягких лапах, неслышно, как кот в квартире соседей. Вадим включил компьютер – старый системник гудел, как больная собака – и запустил "Касла". Любимый сериал, под который он часто засыпал.

Звуки диалогов, музыка, привычный свет экрана… Всё как всегда. Он откинулся на диване, закрыл глаза. На экране кто-то кого-то убивал, кто-то кого-то искал, всё как в жизни, только красивее.

Сон пришёл медленно, нехотя, как государственный служащий к концу рабочего дня.

Вадим проснулся от тишины.

Не от звука – от его отсутствия. Полная, мертвая, звенящая тишина, которая давила на барабанные перепонки, как вода на глубине. Никаких голосов с экрана, никакой музыки, даже гул компьютера стих.

Он открыл глаза и посмотрел на монитор.

Сериал исчез. Вместо него светился документ Word – чистый белый лист с мигающим курсором. Курсор моргал ритмично, как сердце на кардиограмме. Или как SOS азбукой Морзе.

Вадим нахмурился, потёр глаза кулаками. В голове ватная взвесь недосыпа. Он точно запускал сериал, не Word. Может, система глюканула? Бывает. Техника – штука капризная, как женщина в критические дни.

Но сериал же шёл, он засыпал под звуки… Или не засыпал? Память путалась, как нитки в корзине у бабушки.

Он подошёл к монитору вплотную, вглядываясь в экран. И замер.

Документ был не пустой.

Там было написано:

ПОмоги мне это Степан муза сучка.....

Время остановилось. Или сердце остановилось – хрен поймёшь. Вадим отшатнулся от монитора так резко, что задел стакан с остатками вчерашнего чая на столе. Стакан качнулся, зазвенел, как погребальный колокол.

Сердце забилось где-то в горле, как птица в клетке.

Это невозможно.

Просто невозможно.

Он подошёл к монитору вплотную, так близко, что чувствовал тепло от экрана на лице. Всматривался в каждую букву, как криминалист в улики. Текст был набран обычным шрифтом Times New Roman, 12 кегль. Как будто кто-то спокойно сидел за его компьютером и печатал. Методично. Не торопясь.

Но Вадим спал. Он точно спал, и никого здесь не было. Дом пустой, тихий, мертвый.

Дрожащими пальцами – когда это руки начали дрожать? – он схватил телефон. Экран осветил лицо болезненным светом. Открыл телеграм.

Степан по-прежнему был офлайн. Сообщения не прочитаны. Одна галочка смотрела обвиняюще.

– Степан? – прошептал Вадим в пустую комнату. Голос прозвучал чужим, сиплым. – Ты здесь?

Тишина ответила тишиной.

Он обернулся, быстро осмотрел дом. Как детектив на месте преступления. Входная дверь заперта – замок, задвижка, цепочка. Всё на месте. Окна закрыты, стёкла целые. Кошка с котом мирно спали на диване, даже не дрогнули. Если бы кто-то был в доме, они бы точно проснулись.

Вадим вернулся к компьютеру. Текст никуда не делся:

ПОмоги мне это Степан муза сучка.....

Пять точек в конце. Как будто человек не успел дописать. Как будто его оборвали на полуслове.

Или забрали.

Курсор продолжал мигать. Моргать. Дышать. Как единственная живая вещь в мертвом мире.

ГЛАВА 2. ПОИСКИ В СЕТИ

Заснуть больше не получилось. Вадим лежал на диване, уставившись в потолок, а в голове крутилось одно и то же: ПОмоги мне это Степан муза сучка…

Пять точек. Недосказанность. Обрыв.

Он поднялся, прошёлся по дому. Кошка проследила за ним одним жёлтым глазом, но не пошевелилась. Кот вообще не отреагировал – спал, раскинувшись на спинке дивана, как пьяный.

А что если…

Мысль была дурацкой. Совершенно идиотской. Но она засела в голове, как заноза под ногтем.

А что если рассказ Степана – не выдумка?

Вадим вернулся к компьютеру. Экран всё ещё светился – документ Word с тем жутким сообщением. Курсор мигал терпеливо, как сердцебиение в коме.

Он закрыл документ – пошла нахер эта чертовщина – и открыл браузер. Пальцы зависли над клавиатурой.

Что искать? "Как понять, что твой друг превратился в статую"? Бред.

Но всё же он набрал: как вызвать музу

Первые результаты поиска заставили хмыкнуть.

"8 СПОСОБОВ ПРИЗВАТЬ ВДОХНОВЕНИЕ!"

Уберите рабочее место от хлама. Зажгите ароматическую свечу. Включите классическую музыку или звуки природы. Заведите ритуал – особая кружка для кофе, любимая ручка…

– Фигня полная, – пробормотал Вадим, пролистывая дальше.

"15 СЕКРЕТОВ ТВОРЧЕСКИХ ЛЮДЕЙ"

Пишите утром, когда мозг свежий. Медитируйте по 10 минут в день. Больше гуляйте на природе. Читайте книги не из своего жанра…

Ещё больше фигни.

"6 РИТУАЛОВ ДЛЯ ПИСАТЕЛЕЙ"

Создайте особое место для письма. У Стивена Кинга есть специальный стол, у Джоан Роулинг – кафе в Эдинбурге…

Вадим устало потёр глаза. Интернет полон этой мотивационной жвачки. А ему нужно было что-то другое. Что-то… настоящее.

Он углубился в поиск. Перелистал десятки страниц, пока не наткнулся на небольшой сайт с чёрным фоном и готическим шрифтом. "Тайны древних культов". Выглядел как поделка подростка-готика, но что-то заставило кликнуть.

"МУЗЫ: ЗАБЫТАЯ ПРАВДА О ТВОРЧЕСКИХ ДУХАХ"

Автор – некий Теофил Мрачный. Наверняка псевдоним. Статья была написана странно – не как обычная эзотерическая белиберда про чакры и кристаллы, а как… исследование. С датами, ссылками на древние тексты, именами реальных писателей.

"Муза не приходит по вызову," – читал Вадим. "Она уже рядом. С каждым истинным творцом с момента, когда он берёт в руки перо. Проблема современного мира в том, что мы разучились их слышать. Заглушили голоса вдохновения шумом социальных сетей, бесконечными уведомлениями, жаждой лайков…"

Дальше было интереснее.

"Каждый творец имеет свою музу-покровительницу. Не в переносном смысле – в буквальном. Эти существа так же реальны, как стол, за которым вы сидите. Но видеть их могут только те, кто действительно творит, а не имитирует творчество…"

Вадим нахмурился. А как же тогда… Степан?

"Однако не все музы добры. Есть среди них падшие, те, кто питается болью художника, а не вдохновляет его. Они ищут творцов в отчаянии, в кризисе, в моменты слабости. И забирают их в свой мир – мир незавершённых историй, нереализованных талантов…"

Сердце ухнуло куда-то в желудок.

"Единственный способ связаться со своей музой – искренний призыв о помощи. Не ритуалы, не заклинания, не особые свечи. Искренность. Боль. Настоящее отчаяние или настоящая любовь к искусству. Тогда они слышат."

Вадим откинулся на спинку кресла, переваривая прочитанное. Бред? Наверное. Но после того сообщения на экране… после того, как Степан просто исчез из реальности… может, стоит попробовать?

Если у Степана есть муза – тёмная, злая, – то и у меня должна быть своя. И может быть… может быть, она поможет?

Первая попытка была смехотворной.

Вадим открыл новый документ в Word и начал печатать, как деловое письмо:

"Уважаемая муза, если вы действительно существуете, обращаюсь к вам с просьбой о помощи в творческом процессе и в поиске моего пропавшего друга. Заранее благодарен за рассмотрение данного обращения…"

Он остановился на полуслове и прыснул. Звучало как запрос в налоговую.

Закрыл документ, не сохраняясь.

Вторая попытка: торжественно, как в фильмах.

Вадим встал, расправил плечи и произнёс вслух:

– Муза моя, покровительница творчества, явись мне и помоги в трудный час! Молю тебя, помоги мне.

Голос эхом отразился от стен дома. Кот недовольно дёрнул ухом. Больше ничего не произошло.

Вадим почувствовал себя полным дебилом. Хорошо, что никто не видит.

Третья попытка: от души, искренне.

Он сел за компьютер и написал:

"Моё творческое начало, та часть меня, которая создаёт истории… Если ты – не просто абстракция, если ты действительно существуешь как отдельная сущность, то помоги мне. Мой друг в беде. Я не знаю, как его найти, но чувствую, что это связано с творчеством, с писательством. Покажись, если можешь."

Отправил в никуда, просто нажал Enter в пустое место.

Тишина.

Четвёртая попытка: стихами.

Муза, приди, я зову тебя,

Мой друг в беде, ему пи…а

В камень превратила его твоя сестра

Как-то грубо вышло. Простовато. Никакой магии.

Вадим устало потёр лицо руками. Час ночи. Он сидит в тёмном доме и разговаривает с пустотой. Может, действительно сходит с ума?

А потом что-то сломалось внутри.

Может, накопившаяся усталость. Может, страх за Степана. Может, просто осознание собственного бессилия. Вадим вскочил из-за стола и заорал в пустоту:

– Слушай, кто бы ты там ни была! Хватит прятаться! Степан в беде, понимаешь?! МОЙ ДРУГ! Его какая-то тварь утащила, а я тут сижу как дурак и разговариваю с пустотой!

Голос сорвался, но он продолжал:

– Если ты существуешь – ПОКАЖИСЬ! Если нет – тогда честно скажи, что я схожу с ума! Но так больше нельзя! Я не могу просто сидеть и ничего не делать! У него сын больной, семья… А он где-то страдает, и я даже не знаю, как помочь!

Кошка спрыгнула с дивана и убежала в другую комнату. Кот только прижал уши.

– ТАК ВЫХОДИ УЖЕ, БЛ….Ь! ХВАТИТ МОЛЧАТЬ!

И тогда воздух в комнате начал золотиться.

Сначала едва заметно – как будто пыль в лунном свете заиграла. Потом ярче. А из ниоткуда донёсся лёгкий, мелодичный смех.

– Ого, как мы разошлись! – в воздухе рядом с окном начала проявляться женская фигура. – А я тут полчаса наблюдаю, как ты изображаешь из себя средневекового рыцаря, взывающего к прекрасной даме.

Вадим замер с открытым ртом.

Женщина становилась всё отчётливее – молодая, лет двадцати пяти, с озорными глазами и лукавой улыбкой. Волосы золотистые, платье… или туника?.. переливалось, как солнечные блики на воде.

– "Уважаемая муза" – серьёзно? – Она хихикнула. – Я что, налоговая инспекция? Но вот этот последний монолог… Вот ЭТО уже похоже на что-то настоящее. Хотя мог бы и без мата обойтись – я же дама, между прочим.

Вадим моргнул. Потом ещё раз. Фигура не исчезла.

– Я сплю, – выдавил он. – Или окончательно свихнулся.

– Не драматизируй, – она рассмеялась. – Сходишь с ума – это когда начинаешь писать любовные романы. А ты просто наконец услышал свою музу.

– Ты… настоящая?

– Настолько же, насколько настоящие твои идеи для рассказов. Хочешь – щипни меня, но предупреждаю – я кусаюсь.

Вадим медленно сел обратно в кресло, не сводя с неё глаз.

– И как тебя зовут?

– Талия, – она изящно поклонилась. – Муза комедии и поэзии. Хотя в последнее время больше занимаюсь современной прозой – времена меняются, приходится адаптироваться.

– Талия… – Вадим попытался собраться с мыслями. – Скорее ты занимаешься мистикой и хоррорами, – задумчиво произнес он, потом махнул рукой. – Ладно, это неважно. – А ты… ты можешь помочь найти Степана?

Лицо Талии вдруг стало серьёзным.

– Расскажи мне про этого Степана. И про его рассказ. Особенно про ту музу, которую он описал.

ГЛАВА 3. ОТКРОВЕНИЕ

Вадим моргнул несколько раз, пытаясь поверить в происходящее. В его доме сидела… стояла… материализовалась настоящая муза. Говорила с ним. Шутила про налоговую.

Он молча открыл Дзен на телефоне, нашёл рассказ Степана и протянул Талии.

– Вот. Прочитай.

Талия взяла телефон – её пальцы оказались удивительно материальными и тёплыми – и углубилась в чтение. Вадим наблюдал, как менялось её лицо. Сначала лёгкое любопытство, потом интерес, а к концу – настоящая тревога.

Она долго молчала после прочтения, задумчиво глядя в экран. Потом подняла глаза на Вадима, села на подоконник и поджала ноги.

– Значит, так, – начала Талия. – Мусагетион знаешь что такое?

– Нет.

– Это наша… как бы сказать… корпоративная штаб-квартира. Представь Олимп, только для творческих.

– Олимп… – Вадим почувствовал, как реальность окончательно поплыла. – Типа, древнегреческий?

– Ну почему древнегреческий? Самый что ни на есть современный. WiFi, кофемашины, даже Spotify есть. – Талия хихикнула. – Там живём мы, девять сестёр-муз, плюс куча других существ. Домовые, которые следят за семейными историями, духи жанров…

– Духи жанров?

– Ага. Дядечка Хоррор – тот ещё зануда, вечно жалуется, что современные авторы недостаточно пугают читателей. А тётечка Романс постоянно пытается всех поженить. Вообще-то обычно мы не показываемся людям напрямую. Работаем через вдохновение, интуицию…

– Эта муза из рассказа… – Талия тяжело вздохнула. – Это моя сестра.

– Твоя… сестра? – Вадим опустился обратно в кресло.

– Да, – Талия медленно прошлась по комнате. – Мельпомена. Муза трагедии. Раньше мы работали вместе. Я – радость в творчестве, она – глубина, трагизм, катарсис через боль.

– А теперь?

Талия остановилась у окна, глядя в ночную темноту.

– В XX веке что-то сломалось. Слишком много войн, смертей, страданий. Мельпомена решила, что искусство должно отражать только боль. Что радость – это ложь, самообман.

– И?

– А потом она начала… кормиться ею. Болью. Искать художников, которые страдают, и усиливать их муки. Говорила, что так искусство становится честнее. – Талия обернулась, и в её глазах плескался настоящий ужас. – Я думала, она просто вдохновляет на трагические произведения. Не знала, что дошла до… ЭТОГО.

Вадим показал на экран компьютера.

– А вот это? Сообщение, которое появилось у меня ночью? "ПОмоги мне это Степан муза сучка"…

Талия подошла к компьютеру, внимательно посмотрела на экран. Её лицо окаменело.

– Она его забрала. В Мусагетион.

– Забрала? Куда?

– В свой сад. Мраморный сад. – Голос Талии стал тихим, почти шёпотом. – Там она держит тех, кто ей… понравился. Кого считает достойным стать частью вечного искусства.

– А что с ними происходит?

– Они становятся статуями. Живыми статуями, заключёнными в собственных незавершённых произведениях. Мельпомена считает это благородством – освободить их от мук творчества, дать покой…

– А на самом деле?

– На самом деле это хуже смерти. Они осознают всё, но не могут двигаться, творить. Только… существовать. Вечно.

В доме стало очень тихо. Где-то капал кран на кухне – звук падающих капель казался громким, как удары молотка.

– А… – Вадим сглотнул. – А их можно освободить?

Талия долго молчала. Потом медленно кивнула.

– Можно. Но это опасно. В Мусагетионе другие правила. Там силён тот, чьё творчество искреннее. И если мы проиграем… ты останешься там навсегда. Ещё одной статуей в её коллекции.

– Я? – Вадим поднял бровь.

– Слушай, – Талия подошла к нему вплотную, – я могу отвести тебя туда. Но предупреждаю – если не справимся, ты останешься там навсегда. Станешь украшением мраморного сада вместе со Степаном.

Вадим встал, заглянул ей в глаза. В золотистых зрачках плясали отблески чего-то древнего, могущественного… и очень печального.

Степан – мой друг, а когда друг писателя в беде, даже параллельные миры не преграда!

Талия изучала его лицо долгую минуту. Потом улыбнулась – впервые за разговор по-настоящему тепло.

– Ну наконец-то! – она хлопнула в ладоши. – Ты пришёл в себя! Если ты готов – тогда вперёд!

– Знаешь что? – Талия потёрла руки, как перед важным делом. – Думаю, у нас есть шанс. Мельпомена стала сильнее за эти годы, но она забыла кое-что важное.

– Что именно?

– Что искусство – это не только боль. Это ещё и любовь. Дружба. Надежда. – Талия подмигнула. – А в этом плане мы с тобой команда что надо.

– Тогда как мы туда попадём?

– Через твоё творчество. Через связь с другом. – Талия указала на компьютер. – Нужно будет открыть рассказ Степана и… завершить то, что он не успел написать. Стать мостом между мирами.

– Звучит жутковато.

– Ещё бы. Но другого способа нет. – Талия серьёзно посмотрела на него. – Готов рискнуть всем ради друга?

Вадим без колебаний кивнул.

– Готов.

– Тогда приготовься к самому странному путешествию в твоей жизни.

ГЛАВА 4. ПЕРЕХОД

– Хорошо, – Талия потёрла руки, как перед важным делом. – Но для начала нужно попасть в Мусагетион. А это… скажем так, нетривиальная задача.

– Портал что ли рисовать будем? – Вадим вернулся к компьютеру. – Или заклинание какое?

– Проще и сложнее одновременно. – Талия подошла к монитору. – Видишь ли, попасть в наш мир может только тот, кто действительно связан с творчеством. А связь… она создаётся через незавершённые истории.

– То есть?

– Тебе нужно открыть рассказ твоего друга на компьютере. Найти последнее слово, которое он не закончил. И дописать то, что он не успел. Стать мостом между мирами.

Вадим нахмурился.

– Но я же не знаю, что он хотел написать дальше…

– Не важно. Важна искренность намерения. – Талия легла рукой ему на плечо. – Ты хочешь помочь другу? Хочешь завершить то, что он начал? Этого достаточно.

Вадим открыл браузер, зашёл на Дзен, нашёл рассказ Степана. Пролистал до конца – к тому письму, которое герой писал сыну.

– Видишь? – Талия указала на экран. – Он не поставил точку. Его мысль осталась незавершённой, зависла между мирами. Вот через эту брешь мы и пройдём.

– И что мне делать?

– Положи руки на клавиатуру. Почувствуй его боль, его любовь к сыну. Стань на мгновение им. А потом… поставь точку.

Вадим медленно положил пальцы на клавиши. Холодный пластик под подушечками пальцев, едва слышное гудение системника…

– Почувствуй, – тихо повторила Талия. – Он писал это письмо, зная, что может больше не увидеть сына. Каково это?

Вадим закрыл глаза. В голове всплыл образ Степана – усталого, измотанного, но всё ещё любящего. Сын дома, жена в слезах, а он… он превращается в камень, но успевает написать последние слова любви.

"Только это важно."

Вадим медленно нажал точку.

Экран вспыхнул.

Не просто засветился – взорвался золотым светом, который хлынул из монитора, как вода из прорвавшейся плотины. Свет заполнил комнату, проник в каждый угол, в каждую щель…

А потом Вадим почувствовал, как падает.

Сквозь экран, сквозь буквы, сквозь саму ткань реальности.

Буквы рассказа проносились мимо, превращаясь в дороги, в мосты, в пейзажи. Слова обретали цвет – "боль" светилась красным, "любовь" – золотым, "надежда" – нежно-голубым. Предложения складывались в тропинки, абзацы – в холмы и долины.

Падение длилось вечность. Или секунду. Время потеряло смысл.

А потом он приземлился.

Вадим стоял на мосту.

Не на обычном мосту – на мосту из слов. Буквы разных алфавитов – латинские, кириллические, арабские, китайские иероглифы – светились мягким внутренним светом, образуя под ногами прочную, но удивительно красивую дорогу.

Под мостом текла река. Но не обычная – в тёмной воде плавали обрывки текстов, недописанные сцены, брошенные на полуслове диалоги. Какой-то рассказ пытался выкарабкаться на берег, но соскальзывал обратно в воду – видимо, автор его так и не закончил.

– Добро пожаловать в Мусагетион, – раздался знакомый голос.

Вадим обернулся. Рядом стояла Талия, но теперь она выглядела… ярче. Реальнее. Как будто раньше он видел её отражение, а теперь – оригинал.

– Река Забытых Историй, – пояснила она, заметив его взгляд. – Туда попадают все произведения, которые авторы начали, но не завершили. Плавают там, ждут, когда их дописшут. Некоторые – веками.

– Жутковато, – признался Вадим, глядя на барахтающиеся в воде тексты.

– А вот это красиво, – Талия указала в сторону.

Вадим поднял глаза и ахнул.

Слева от моста раскинулись золотистые холмы, покрытые чем-то похожим на цветы, но при ближайшем рассмотрении оказавшимся… смеющимися лицами. Тысячи лиц читателей, которые когда-либо смеялись, читая хорошую книгу.

– Долина Вдохновения, – с гордостью сказала Талия. – Мои владения. Каждый раз, когда кто-то читает книгу и улыбается, здесь расцветает новый цветок.

Справа картина была совсем иная. Мрачные пустоши, покрытые белым туманом. И среди тумана – силуэты. Неподвижные, застывшие фигуры, слишком правильные, чтобы быть живыми.

– Мраморные Пустоши, – голос Талии стал печальным. – Владения Мельпомены. Те белые точки вдали – её… коллекция.

– Степан там?

– Боюсь, что да.

Вдали, за холмами и пустошами, возвышалась невероятная башня – настолько высокая, что её вершина терялась в облаках. Башня состояла из книг. Миллионов книг, аккуратно уложенных друг на друга, образующих грандиозное сооружение.

– Библиотека Забытых Историй, – объяснила Талия. – Там хранятся все произведения, которые так и не дошли до читателей. Рукописи, погибшие в войнах, сгоревшие в пожарах, потерянные во время переездов…

А в небе… в небе летали самые странные существа, которых Вадим когда-либо видел. Похожие на разноцветные облака, но с глазами и руками. Один пролетел совсем близко – ярко-красный, с острыми зубами и когтями.

– Дух Хоррора, – хихикнула Талия. – Не обращай внимания, он всегда такой мрачный. А вон тот, розовый, с сердечками – это Дух Романса. Они витают над миром и следят, чтобы авторы правильно работали в своих жанрах.

– Охренеть, – пробормотал Вадим, медленно поворачивая голову во все стороны. – Это как… как если бы все метафоры литературы вдруг стали реальными.

– А они и есть реальные. Просто в вашем мире их не видно.

По мосту к ним приближалась небольшая фигурка. Вадим сначала подумал, что это ребёнок, но по мере приближения понял – нет, это взрослый, просто очень маленький. Старичок в валенках и вязаной жилетке, с ноутбуком под мышкой.

– Ооо, живой человек! – воскликнул старичок, подбегая к ним. – Давно не видели! Я – Кузьма, веду архив семейных историй.

– Живой? – Вадим переглянулся с Талией. – А разве здесь бывают мёртвые?

– Ну как… – Кузьма почесал затылок. – Статуи-то живыми не назовёшь. Хотя они и чувствуют всё… А вы кто будете?

– Вадим. Писатель.

– О! – глаза Кузьмы загорелись. – А много у вас читателей?

Вадим выпрямился, инстинктивно расправив плечи.

– У меня канал на Дзене, больше тысячи подписчиков!

– Ого, целая тысяча! – Кузьма покачал головой. – А у меня тут миллионы семейных саг. Но кто считает?

Вадим почувствовал, как щёки начинают гореть. Но потом в нём проснулся тот самый дух, который заставлял писать стихи о собственном величии.

– Зато какая тысяча! – он поднял голову. – Каждый подписчик – как на подбор, истинный ценитель слова! Лучше тысяча искренних читателей, чем миллион случайных прохожих. Качество превыше количества, милейший Кузьма!

Кузьма с уважением кивнул.

– Ох, вижу, настоящий мастер! Действительно, лучше меньше, да лучше.

Талия восхищённо посмотрела на Вадима.

– Вот это я понимаю – настоящая гордость художника!

– А вы зачем к нам пожаловали? – спросил Кузьма. – Не за вдохновением ли?

– За другом, – серьёзно ответил Вадим. – Его Мельпомена к себе забрала.

Кузьма нахмурился.

– Ох, плохо дело. Мраморные Пустоши полны ловушек. Там бродят Сомнения – они заставляют сомневаться в собственном таланте. А ещё там Критики – трёхголовые звери, пожирающие уверенность в себе. И главное – не слушайте голоса статуй. Они зовут присоединиться к ним.

– А есть способ пройти безопасно?

Кузьма задумался, потом полез в карман и достал странный предмет – компас, но вместо стрелки в нём крутился маленький светящийся символ.

– Компас Сюжета, – он протянул его Вадиму. – Показывает направление к любой незавершённой истории. Поможет найти вашего друга. Но помните – в Пустошах компас может лгать.

Вадим взял компас. Тот был тёплым и слегка вибрировал в руке.

– Ну спасибо, конечно! – он ухмыльнулся. – Направления он показывает, но иногда привирает. Дойдём стопроцентов… Главное, чтобы он не как навигатор в телефоне – тот тоже 'иногда' заводит в болото.

Кузьма захохотал.

– Ох, современный человек! Но этот компас честнее любого навигатора – он врёт только когда сам запутается.

– Вадим, с твоим оптимизмом мы точно дойдём, – улыбнулась Талия. – Хоть и с приключениями.

– Подожди, – Вадим повернулся к ней, – ты не знаешь, где живёт твоя сестра?

– Конечно знаю, – Талия пожала плечами. – Но ты сам должен туда дойти. Таковы правила.

– Мда, такие себе правила, – Вадим посмотрел на мрачные пустоши вдали. – Поверить не могу – столько рассказов сочинил, и я реально тут… Ущипните меня кто-нибудь.

Талия с лукавой улыбкой протянула руку и довольно чувствительно щипнула его за предплечье.

– Ай! – Вадим подпрыгнул. – Больно же! Я же не буквально просил…

– Ты сам просил, – Талия хихикнула. – Ну что, убедился? Или ещё раз?

– Нет-нет, достаточно, – Вадим потёр руку, но в глазах появились искорки восторга. – Блин… Я действительно в мире, где живут музы! Где мои рассказы материальны! Это же… это же лучше любой литературной премии!

– Ну наконец-то дошло, – усмехнулась Талия. – А то всё "ущипните меня" да "не может быть". Тогда в путь – Степан ждёт!

Они направились к границе Долины Вдохновения, туда, где золотистые холмы постепенно сереют и тускнеют, превращаясь во владения Мельпомены.

Приключение только начиналось.

ГЛАВА 5. МРАМОРНЫЕ ПУСТОШИ

Граница между мирами была почти невидимой – тонкая линия в воздухе, которую можно было заметить только под определённым углом. Как мираж наоборот – вместо воды в пустыне виделся воздух в воздухе.

Вадим и Талия шли по тропе из золотистых букв, которая постепенно тускнела. Буквы теряли блеск, становились серыми, потом чёрными, а под конец и вовсе начали осыпаться под ногами пеплом.

– Чувствуешь? – спросила Талия, когда они приблизились к границе. – Как воздух меняется?

Вадим кивнул. Действительно, воздух стал другим. Более тяжёлым, вязким. В нём появился привкус чего-то горького – разочарования, отчаяния, нереализованных надежд.

– Владения Мельпомены влияют на всё живое, – пояснила Талия. – Готов?

– Рождён готовым, – Вадим поправил компас в руке. Стрелка уверенно указывала вперёд, в сторону мрачных холмов.

Они пересекли границу.

Изменения были мгновенными. Золотистые холмы с цветами-лицами остались позади, словно за стеклянной стеной. Перед ними раскинулась унылая равнина, покрытая серой травой и чахлыми деревьями. Небо потемнело, стало свинцовым, давящим.

А ещё здесь был туман.

Не обычный туман – этот двигался как живой. Струился между деревьями, сгущался и рассеивался без всякой логики. И в нём мелькали силуэты.

– Сомнения, – тихо сказала Талия. – Не слушай их.

Но было уже поздно. Первая атака началась.

Из тумана выплыла серая фигура – расплывчатая, без чётких очертаний, но с пронзительным голосом:

– 1064 подписчика… Ты серьёзно называешь себя писателем?

Вадим вздрогнул. Голос был знакомым – как будто он сам говорил с собой в минуты слабости.

– Посмотри на настоящих авторов, – продолжала фигура, кружась вокруг него. – Миллионы читателей, экранизации, переводы на десятки языков. А у тебя что? Жалкая тысячка подписчиков в интернете.

– Заткнись, – буркнул Вадим, но в голосе уже проскальзывала неуверенность.

Из тумана выплыла вторая фигура:

– Твои рассказы читают только из жалости. Друзья ставят лайки, чтобы не обидеть. А на самом деле им наплевать на твоё творчество.

– Это неправда! – Вадим остановился, сжав кулаки.

Третья фигура была самой болезненной:

– Зачем ты полез спасать настоящего автора? Ты же никто. Степан – талант, у него настоящие читатели. А ты… ты просто самозванец, который возомнил себя писателем.

Что-то внутри Вадима дрогнуло. Сомнения попадали точно в цель – в те мысли, которые он тщательно прятал даже от себя.

– Вадим! – Талия схватила его за руку. – Не слушай их! Помнишь, что ты говорил Кузьме?

– Что именно? – голос Вадима стал тихим, неуверенным.

– Про качество и количество. Про искренних читателей.

Туман сгущался вокруг них. Сомнения чувствовали слабость и атаковали ещё агрессивнее:

– Лучше меньше, да лучше? Какая красивая отговорка для неудачника!

– Твоя "Академия" никому не нужна. Литресс завален такими поделками.

– Ты не спасёшь Степана. Ты даже себя спасти не можешь от собственной посредственности.

Вадим почувствовал, как подкашиваются ноги. Может, они правы? Может, он действительно…

И тут в голове всплыли слова из его стихотворения:

"Я повелитель бури между знаков,

Властитель алфавита, русских букв…"

Постойте. Это же его слова. Его творчество. Его правда!

– Да пошли вы! – рявкнул Вадим, выпрямляясь во весь рост. – Я не зря же стих про себя написал! Каждая моя буква весит больше ваших жалких попыток меня сломать!

Сомнения отшатнулись.

– Мои читатели выбрали меня не из жалости! – продолжал Вадим, набирая силу. – Они приходят за МОИМИ историями! За МОИМ взглядом на мир! И если Степан в беде – значит, повелитель бури между знаков должен его спасти!

Туман начал рассеиваться. Серые фигуры таяли, как дым.

– Зато каждый мой подписчик – настоящий! – крикнул Вадим вслед исчезающим Сомнениям. – И мой друг важнее всех ваших сомнений!

Талия восхищённо посмотрела на него.

– Вот это да! А я уж думала, тебя сломают.

– Меня? – Вадим ухмыльнулся, отряхиваясь от остатков тумана. – Да у меня читатели адекватные, хейтеров почти нет. А сомнения… их у каждого автора хватает. Главное – не поддаваться.

Они двинулись дальше по серой равнине. Компас уверенно показывал направление, но Вадим заметил, что стрелка время от времени подрагивала.

– Скоро будет ещё веселее, – предупредила Талия. – Впереди территория Критиков.

Как будто в ответ на её слова, впереди раздался громкий рык. Не человеческий – звериный, но с металлическими нотками.

Из-за серого холма показался монстр.

У него было три головы – все человеческие, но преувеличенно большие, с раздутыми лицами и злобными глазами. Тело – как у огромной собаки, покрытое чёрной шерстью. А из пастей торчали не зубы, а… буквы. Острые, как лезвия буквы.

– Трёхголовый Критик, – прошептала Талия. – Цербер литературного мира.

Монстр увидел их и радостно заскулил всеми тремя головами. Потом заговорил:

– Графоман! – прорычала первая голова.

– Бездарность! – взвизгнула вторая.

– Где твои литературные премии? – ехидно спросила третья.

Чудовище направилось к ним, оставляя на земле следы из жжёных букв.

– Что будем делать? – спросил Вадим, крепче сжимая компас.

– Не спорь с ними! – быстро сказала Талия. – Покажи, что умеешь!

– Как именно?

– Сочини что-нибудь! Прямо сейчас! На ходу!

Критик приближался, все три головы злобно скалились:

– Никто не читает твою мазню!

– Ты позор для русской литературы!

– Даже школьники пишут лучше!

Вадим глубоко вдохнул. Сердце колотилось, руки дрожали, но в голове уже складывались строки. Про дружбу. Про верность. Про то, что важнее всего на свете.

И он начал декламировать:

Когда судьба друзей разлучит злая,

Когда один в беде, а ты – в тепле,

Тогда не медли, в путь иди, не размышляя,

Пусть путь лежит по самой острой мгле.

Не важно, сколь темна дорога впереди,

Не важно, сколь опасен путь неверный,

Важней всего – не дрогнуть и идти

Туда, где ждет тебя товарищ верный.

За друга верного, за брата по перу,

Готов я в мир теней и статуй мраморных.

Пусть критики кричат, что я умру —

Но дружба крепче всех оков коварных.

Критик замедлил шаг. Головы перестали скалиться и с удивлением переглянулись.

– Хм… – пробормотала первая голова. – Не так уж плохо.

– Рифма есть, размер соблюдён, – признала вторая.

– И смысл присутствует, – неохотно добавила третья.

Чудовище остановилось, почесало одной из голов за ухом.

– Ладно, – буркнул Критик. – Проходи. Но в следующий раз пиши лучше!

Он развернулся и ушёл за холм, недовольно бормоча что-то про современных авторов.

– Ого! – Талия захлопала в ладоши. – Такого я ещё не видела! Обычно Критики никого не пропускают!

– А что тут такого? – Вадим расправил плечи. – Я же говорил – повелитель бури между знаков. Стихи – это моя стихия.

Они шли дальше. Пейзаж становился всё мрачнее – серая трава сменилась чёрной землёй, чахлые деревья превратились в голые черные скелеты. А в воздухе появились новые звуки.

Голоса.

Тихие, печальные, зовущие:

– Присоединяйся к нам…

– Здесь так спокойно…

– Больше не нужно сомневаться в таланте…

– Здесь твоё место…

Впереди, сквозь серый туман, стали проступать белые фигуры. Статуи. Десятки статуй, расставленных среди мёртвых деревьев.

– Не слушай их, – предупредила Талия. – Это голоса тех, кого Мельпомена уже забрала.

Вадим присмотрелся к ближайшей статуе. Молодой человек за письменным столом, с пером в руке. Лицо выражало мучительную концентрацию – как будто он пытался найти нужное слово, но так и застыл в этих поисках.

– Боже, – прошептал Вадим. – Сколько их здесь?

– Слишком много. – Талия отвела взгляд.

Компас в руке Вадима начал дрожать. Стрелка метнулась влево, потом вправо, потом завертелась волчком.

– Что с ним? – Вадим постучал по стеклу.

– Мы близко к логову Мельпомены. Она искажает пространство. – Талия нахмурилась. – Дальше придётся идти на интуицию.

– Сердце подскажет, где друг, – кивнул Вадим, пряча компас в карман.

Они двинулись между статуями. Голоса становились настойчивее:

– Останься с нами…

– Ты устал от борьбы…

– Здесь не нужно доказывать свой талант…

– Ты найдёшь покой…

Вадим старался не смотреть на застывшие лица, но одна статуя привлекла его внимание. Пожилой мужчина с седой бородой, в глазах которого даже в камне читалась боль.

– Я его знаю, – выдохнул Вадим. – Это же… боже мой, это же Александр Иванович! Он пропал три года назад! Все думали, что он в депрессии покончил с собой…

– А он попал сюда, – печально сказала Талия.

– Присоединяйся, – прошептала статуя знакомого писателя. – Здесь хорошо. Тихо. Никто не требует новых книг…

Вадим отшатнулся, но тут же услышал другой голос:

– Вадим? Это ты?

Он обернулся и увидел его.

Степан.

Статуя Степана стояла у края небольшой поляны, окружённой мраморными фигурами. Он сидел за воображаемым компьютером, пальцы застыли над невидимой клавиатурой. На лице – выражение отчаянной концентрации и боли.

– Степан! – Вадим бросился к нему.

– Не подходи близко! – крикнула Талия. – Если прикоснёшься к статуе – сам можешь окаменеть!

– Вадим, – слабо прошептал Степан, – ты пришёл… Как же хорошо видеть живое лицо…

– Я тебя вытащу отсюда! – пообещал Вадим. – Как бы ни было трудно!

– Боюсь, это невозможно, – раздался голос сзади.

Они обернулись.

ГЛАВА 6. САД МЕРТВЫХ ГЕНИЕВ

Из-за статуй выплыла фигура в чёрном, и воздух вокруг сразу стал гуще, тяжелее. Как будто само пространство сжималось от её присутствия.

Высокая, стройная женщина двигалась бесшумно, словно скользила над землёй. Лицо – мертвенно-бледное, но поразительно красивое, с аристократическими чертами и полными губами цвета запёкшейся крови. Волосы чёрные, длинные, развевались без ветра. Но больше всего пугали глаза – серебристые, холодные, как два зеркала, отражающие не внешний мир, а внутреннюю пустоту.

Платье на ней было соткано из теней. Не чёрная ткань – живая тьма, которая клубилась, переливалась, словно дышала. При каждом шаге тени стелились по земле, превращая траву в чёрный пепел.

Мельпомена.

– Сестра, – её голос звучал как шёпот осенних листьев по мрамору могильной плиты.

Талия выпрямилась, и Вадим впервые увидел её не весёлой и лукавой, а серьёзной, почти величественной. Золотистое сияние вокруг неё стало ярче, как будто она готовилась к битве.

– Мельпомена, – ответила Талия, и в её голосе звучала печаль веков. – Посмотри, во что ты превратила своё искусство.

Мельпомена медленно повела рукой, указывая на статуи вокруг. При её движении тени дрогнули, и на мгновение все застывшие фигуры показались живыми – моргнули, шевельнулись, вздохнули.

– Во что? – в голосе тёмной музы звучало искреннее удивление. – Я дала им вечность, Талия. Избавила от мук творчества, от поисков слов, от страха чистого листа. Посмотри на них – разве они не прекрасны?

– Они мертвы! – взорвалась Талия. – Ты превратила живых людей в украшения!

– Мертвы? – Мельпомена рассмеялась, и этот смех был как звон разбитого хрусталя. – О, милая сестра, как мало ты понимаешь! Они более живы, чем когда-либо. Каждый застыл в момент наивысшего творческого напряжения, в секунду рождения шедевра… или в миг, когда боль за искусство достигла предела. Разве это не прекрасно?

Она подошла к ближайшей статуе – молодой женщине с пером в руке – и нежно погладила каменную щёку.

– Анна написала свой лучший сонет секунду назад. И теперь она будет переживать это вдохновение вечно. Разве это не дар?

– Это ад, – тихо сказал голос откуда-то сбоку.

Мельпомена обернулась и только тогда заметила Вадима. Её серебристые глаза окинули его оценивающим взглядом – сверху донизу, как товар на рынке.

– А это что за смертный с тобой, сестра? – в голосе появились нотки брезгливого любопытства.

– Это Вадим, – Талия шагнула вперёд, заслоняя его. – Он пришёл за другом.

– За другом? – Мельпомена усмехнулась. – Как… трогательно. И что же это за друг такой важный?

Она повела взглядом по статуям, пока не остановилась на фигуре Степана.

– А, этот. Талантливый экземпляр. Рассказ о творце и его музе был… пронзительным. – Голос потеплел, в нём появилась почти материнская нежность. – Он понимал боль искусства. Настоящую боль.

– Отпусти его, – хрипло сказал Вадим, наконец найдя голос.

Мельпомена перевела взгляд на него, и Вадим почувствовал, как по коже пробежал холод. Словно его окатили ледяной водой.

– И кто же ты такой, смертный, чтобы требовать что-то от музы? – она сделала шаг к нему, и тени под ногами поползли в его сторону. – Покажи мне свои творения.

Вадим выпрямился, собираясь с духом.

– У меня канал на Дзене. Тысяча подписчиков. Пишу мистику и хоррор.

– Тысяча? – Мельпомена подняла одну идеально очерченную бровь. – Одна тысяча подписчиков?

Молчание тянулось несколько секунд. Потом Мельпомена рассмеялась – тихо, звонко, и в этом смехе была вся снисходительность вечности к мгновению.

– О, милый мальчик, – она покачала головой, – для моей коллекции ты не подходишь. Слишком… мелкий масштаб. Я собираю настоящих художников, тех, кто способен на великие страдания ради великого искусства.

Мельпомена продолжила, задумчиво глядя на статую Степана:

– Хотя… – она наклонила голову, словно прислушиваясь к чему-то. – Разве что Степану не скучно будет. Всё-таки друг рядом… Даже в моём саду компания не помешает.

– Сестра! – резко вмешалась Талия. – Он пришёл спасти друга! Это же благородно!

– Благородно? – Мельпомена обернулась к ней, и в серебристых глазах вспыхнули огоньки. – Это глупо, Талия. Этот… – она пренебрежительно кивнула на Вадима, – мелкий писатель хочет разрушить совершенство. Степан обрёл покой, а он собирается вернуть его в мир мучений и сомнений.

– В мир жизни! – возразила Талия.

– В мир посредственности, – холодно ответила Мельпомена. – Впрочем… – она задумчиво постучала пальцем по губам, – пусть попробует. Пусть докажет, что достоин находиться рядом с настоящим талантом.

– Что ты имеешь в виду? – настороженно спросила Талия.

Мельпомена улыбнулась, и эта улыбка была прекрасна и ужасна одновременно.

– Творческий поединок. По древним законам Мусагетиона. – Она повернулась к Вадиму. – Ты против меня. Жанр – твоя специальность. Мистика и хоррор.

– Условия? – голос Вадима звучал хрипло, но твёрдо.

– Если победишь – забираешь своего драгоценного друга. – Мельпомена сделала паузу, наслаждаясь моментом. – Если проиграешь – занимаешь место рядом с ним. Навсегда.

Тишина повисла над садом статуй. Где-то в вышине тоскливо прокричала птица – или показалось.

– Вадим, – прошептал Степан из своего каменного плена, – не надо… Беги отсюда…

– А я, – продолжила Мельпомена, не обращая внимания на мольбы статуи, – напишу настоящий ужас. Про творца, который ради искусства жертвует сыном. Про то, как каждое великое произведение требует крови. Хоррор без надежды, без спасения, без лживого утешения.

Она посмотрела на Вадима выжидающе.

– А ты что можешь противопоставить настоящей трагедии, мелкий писатель с тысячей подписчиков?

Вадим глубоко вдохнул. В груди колотилось сердце, но голос зазвучал удивительно уверенно:

– Я напишу рассказ, где герой не сдаётся, даже попав в ловушку. Про то, как человечность побеждает любой кошмар. – Он поднял голову, встречаясь взглядом с серебристыми глазами. – Хоррор с торжеством добра!

Мельпомена расхохоталась.

– Хоррор с хорошим концом? Про добро? – Она всплеснула руками. – Какая наивность! Настоящий ужас в том, что надежды нет, мальчик. Что монстры всегда побеждают. Что герои умирают, а зло торжествует.

– Тогда ты никогда не читала хороших книг, – спокойно ответил Вадим. – Настоящий ужас – это когда герой проходит через ад, но не сдаётся. Когда кажется, что всё потеряно, но человек продолжает бороться. И побеждает.

Мельпомена перестала смеяться. Изучающе посмотрела на него.

– Что ж, – сказала она наконец. – Пора созвать судей.

ГЛАВА 7. СОВЕТ ПЯТИ

Мельпомена подняла руки к небу, и воздух над садом статуй вдруг потяжелел, зазвенел, словно натянутая струна. Тени у её ног заплясали, закружились и взметнулись вверх, рисуя в воздухе сложные узоры.

– По древнему праву Мусагетиона, – торжественно произнесла она, – я созываю суд над творчеством!

Небо заискрилось. Один за другим в воздухе начали материализовываться золотистые порталы – идеальные круги света, внутри которых клубились звёзды и туманности. Из первого портала вышла высокая женщина с благородным лицом и звёздной диадемой на голове. Её платье было соткано из ночного неба – тёмно-синее полотно, по которому медленно скользили созвездия.

Урания. Муза астрономии и старшая среди сестёр.

Следом появилась Каллиопа – властная, с золотым свитком в руках и пером за ухом. Её взгляд был строгим, как у судьи, привыкшего разбирать самые сложные дела. На плечах – мантия из папируса с письменами, которые переливались и меняли смысл прямо на глазах.

Третьей пришла Эрато, и сад наполнился едва слышной музыкой. Она несла лиру из белого дерева, а в её волосах были вплетены живые цветы – розы, которые благоухали не земными, а какими-то неземными ароматами. При каждом её шаге на земле расцветали новые цветы.

Последней спустилась Евтерпа со старинной флейтой в руках. Вокруг неё вился лёгкий ветерок, и в нём слышались обрывки мелодий – то весёлых, то печальных, то торжественных. Она улыбнулась, увидев Вадима, и в её улыбке была та особая теплота, которую испытывают музыканты ко всем, кто способен слышать настоящую музыку.

Четыре музы встали полукругом, и их присутствие изменило всё вокруг. Воздух стал чище, краски – ярче, а сам сад статуй перестал казаться таким мрачным. Словно само искусство спустилось на землю.

Урания окинула взглядом застывшие фигуры, потом перевела строгий взгляд на Мельпомену.

– Сестра, опять твои крайности? – в её голосе звучало вселенское терпение, как у матери, которая в тысячный раз делает замечание провинившемуся ребёнку.

– Справедливое состязание, старшая сестра, – Мельпомена развела руками с невинным видом. – Смертный вызывает музу на творческий поединок. Я лишь принимаю вызов.

– И что на кону? – спросила Каллиопа, разворачивая свиток. На нём тут же появились строчки – видимо, она протоколировала происходящее.

– Душа его друга, – Мельпомена указала на статую Степана, – и его собственная.

Музы переглянулись. Эрато тихо бренькнула на лире – мелодия прозвучала тревожно. Евтерпа поднесла флейту к губам и сыграла несколько печальных нот.

– Серьёзные ставки, – задумчиво произнесла Урания. – Хорошо. Но условия должны быть честными. – Она обернулась к Мельпомене и Талии. – Вы, как заинтересованные стороны, голосовать не можете.

– Совет Пяти вынесет вердикт, – торжественно объявила Урания. – Мы, четыре сестры, плюс тот, за кого ведётся борьба. – Она посмотрела на статую Степана. – Пусть он сам выберет, чьё творчество ему ближе.

– Степан? – удивилась Талия. – Но он же…

– Степан имеет право голоса как талантливый писатель и человек, за чью душу идет борьба, – твердо заявила Каллиопа, не отрываясь от свитка. – Это справедливо.

– Я… я согласен, – прозвучал слабый голос. Все обернулись к статуе Степана. Его каменные губы почти не шевелились, но слова были отчётливо слышны. – Пусть лучший победит.

– Превосходно, – кивнула Урания. – Тогда условия таковы: каждый пишет произведение в жанре мистика и хоррор. Времени у вас есть до рассвета. Совет Пяти вынесет вердикт на основе художественной ценности, эмоционального воздействия и философской глубины произведений.

Вадим поднял руку.

– Можно добавление к правилам?

Все музы повернулись к нему. Урания подняла бровь.

– Говори, смертный.

– Я хочу… – Вадим глубоко вдохнул, собираясь с духом. – Я хочу опубликовать свой рассказ в нашем мире. В реальном времени. Пусть обычные люди тоже прочитают и оценят.

Воцарилась тишина. Каллиопа перестала писать, Эрато замерла с лирой в руках, Евтерпа опустила флейту.

– Мета-нарратив? – протянула Урания. – Творчество, которое выходит за границы миров… Смело. Очень смело.

– И как это поможет в поединке? – скептически спросила Мельпомена.

– Пусть сами люди решают, какое творчество им ближе, – твёрдо ответил Вадим. – В конце концов, искусство создаётся для читателей, а не для самого себя.

Музы снова переглянулись. На лице Урании появилось что-то похожее на восхищение.

– Интересный подход, – признала она. – Искусство, которое судят те, для кого оно создано… Да, пусть будет так. – Она подняла руку, и воздух заискрился магией. – Я создам мост между мирами. Твой рассказ дойдёт до читателей в реальном времени. А мы учтём их реакцию при вынесении вердикта.

– Отлично! – обрадовался Вадим. – Тогда…

– С тысячей подписчиков? – сладким голосом перебила его Мельпомена, и в серебристых глазах заплясали злые огоньки.

Вадим почувствовал, как краснеют щёки, но Урания уже кивнула:

– Каждый читатель важен. Количество не определяет качество восприятия. – Она строго посмотрела на Мельпомену. – Мы учтём каждый отзыв с его канала.

Мельпомена едва заметно поджала губы, пытаясь сдержать смешок. В её взгляде читалось: "Посмотрим, что скажут эти тысяча человек о настоящем искусстве".

– Превосходно, – снова произнесла Урания. – Тогда условия окончательные. У каждого есть время до рассвета на создание произведения. Совет Пяти вынесет вердикт, учитывая мнение читателей из мира смертных. – Она сделала паузу, оглядывая всех собравшихся. – Да начнётся творческий поединок.

Мельпомена усмехнулась, и тени вокруг неё заплясали в предвкушении.

– Приготовься, мальчик, – прошептала она так, что слышал только Вадим. – Сейчас ты узнаешь, что такое настоящий ужас.

А Вадим посмотрел на статую Степана, на Талию, которая ободряюще кивнула, и на музы, готовые судить его творчество.

Последний бой начинался.

ГЛАВА 8. ПОЕДИНОК

– У каждого есть тридцать минут на обдумывание концепции, – торжественно объявила Урания. – После чего время пойдёт до рассвета. Пусть каждый найдёт своё вдохновение.

Сад статуй разделился на две зоны. Мельпомена отошла к дальнему краю, где стояли самые древние статуи – писатели и поэты прошлых веков, застывшие в момент наивысших творческих мук. Вадим остался ближе к центру, где Степан находился среди более современных фигур.

Талия села на край мраморного постамента, поджав ноги. Остальные музы расположились неподалёку, готовые наблюдать за процессом творчества.

– Итак, – пробормотал Вадим, начиная медленно ходить между статуями. – Мистика, где герой не сдаётся. Хоррор с торжеством добра. Что бы такое написать?

Он остановился у статуи молодого поэта с блокнотом в руках. Лицо было искажено творческой мукой – видимо, он так и не нашёл нужную рифму.

– Про поиски рифмы? – задумчиво произнёс Вадим. – Нет, слишком мета. Нужно что-то более универсальное…

Прошёл дальше. Статуя девушки-художницы с кистью, которой так и не удалось закончить портрет. Статуя музыканта, застывшего над партитурой.

– Все они искали что-то, – размышлял Вадим вслух. – Слово, цвет, ноту… И не нашли. А что если написать про поиски? Про лабиринт, где…

Он замер. Лабиринт. Конечно! Его любимая серия. История про существо, которое заманивает людей в ловушки из их собственных страхов и сомнений. Но я уже написал финал этой серии….

– Меня ищешь? – раздался знакомый смешливый голос.

Вадим обернулся. Талия сидела рядом, покачивая ногами, с лукавой улыбкой на лице.

– А? – он моргнул, выходя из задумчивости. – Да нет, просто… размышляю.

– Вижу, – она хихикнула. – Ходишь кругами уже десять минут. Надеешься, что вдохновение само найдёт?

Вадим улыбнулся. Он всё ещё не привык, что Талия теперь здесь, рядом с ним. Реальная, осязаемая, а не просто голос в голове или смутное ощущение творческого подъёма.

– Можешь помочь? – спросил он с надеждой.

Талия покачала головой, но улыбка стала мягче.

– Я не могу тебе помочь сейчас. Не могу вмешиваться в поединок. Правила есть правила. – Она подмигнула. – Придётся самому. Без музы в этот раз.

– Понятно, – Вадим кивнул. – Значит, рассчитываю только на себя.

Он направился к статуе Степана. Друг стоял в той же позе – за воображаемым компьютером, пальцы застыли над невидимой клавиатурой. Лицо выражало смесь отчаяния и решимости – последние секунды, когда он писал письмо сыну.

Вадим остановился прямо перед ним, заглянул в каменные глаза.

– Братишка, ещё немного! – тихо сказал он. – Сейчас я ей покажу, кто тут повелитель русских букв! Тысяча подписчиков… Да пусть хоть десять! Зато каждый – настоящий.

– Ну ты даёшь, – слабо прошептал Степан, и в каменном голосе прозвучали нотки привычной иронии. – Без музы соревнуешься против музы. Если не справишься, хоть не так скучно будет мне…

– Да конечно! – Вадим усмехнулся. – Некогда нам тут стоять. У меня есть мысль – сериал снять следующим летом с тобой. Так что больше оптимизма!

А в дальнем конце сада Мельпомена медленно прохаживалась между своими самыми древними экспонатами. Её руки скользили по мраморным лицам, и от каждого прикосновения в воздухе возникали едва слышные стоны.

– Так много боли, – шептала она, наслаждаясь. – Так много нереализованного таланта. Покажу всю тщетность человеческих надежд. Все их жалкие попытки найти смысл в бессмысленном мире.

Она остановилась у статуи пожилого мужчины с седой бородой – того самого Александра Ивановича, которого узнал Вадим.

– Ты пытался писать о любви, – прошептала Мельпомена, поглаживая каменную щёку. – О том, как она спасает. А где твоя любовь теперь? Где твоё спасение?

Статуя не ответила, но в её застывших глазах плескался тот же ужас, что и при жизни.

– Напишу про отца, – продолжала размышлять Мельпомена, отходя дальше. – Отца, жертвующего сыном ради искусства. И теряющего и то, и другое. Покажу, что в конце концов всё творчество – прах. Что все надежды – иллюзии. Что герои не побеждают. Никогда.

Тени вокруг неё заплясали, словно одобряя её замысел.

Время тянулось. Вадим всё ещё ходил между статуями, уже выстраивая в голове сюжет своего рассказа. Лабиринт, который питается страхами. Герой, попавший в ловушку. И способ победить зло – не силой, а пониманием. Состраданием.

Мельпомена стояла неподвижно, собирая боль своих статуй, как пчела собирает нектар. Её история была почти готова – жестокая, беспощадная, без единого луча надежды.

– Время размышлений закончено, – провозгласила Урания, и её голос эхом разнёсся по саду. – Творите!

В воздухе заискрились две виртуальные клавиатуры – одна золотистая перед Вадимом, другая чёрная перед Мельпоменой. Слова будут материализовываться прямо в пространстве, становясь видимыми для всех.

Вадим посмотрел на клавиатуру, потом на Мельпомену, которая уже начала печатать с уверенностью того, кто точно знает, что хочет сказать. А у него… у него идей особо не было. Музы нет, концепция размытая, и с этим явно слабее.

– Давно я так не писал, – пробормотал он себе под нос.

Не так, что сначала концепцию продумываешь до мелочей, а потом пишешь. А просто начал писать, не имея никакой конкретной идеи. Решил довериться интуиции – писать как пишется.

Он взял стандартную идею для своей серии "Лабиринт" – пропал человек. Не простой человек, а знаменитый блогер, чтобы резонанс был в рассказе. И стал писать, не особо задумываясь заранее, логически развивая сюжет по ходу.

Пальцы застучали по виртуальным клавишам. Золотые буквы начали складываться в слова, слова – в предложения. Вадим думал на ходу: как поведёт себя человек в такой ситуации? А как поведёт себя сам Лабиринт? Какую ловушку он придумает?

Мельпомена писала стремительно, её чёрные руны сплетались в мрачную симфонию отчаяния. Каждое слово било точно в цель, каждая фраза была отточена веками опыта.

А Вадим… Вадим просто рассказывал историю. Без вычурности, без заученных приёмов. Как рассказывал бы другу за чашкой кофе. "А потом представь, попал парень в такую ситуацию, что делать будет?" И сам себе отвечал, развивая сюжет.

Время шло. Рассвет медленно подкрадывался к горизонту. Два рассказа росли в воздухе – один изящный и жестокий, другой простой и искренний.

Мельпомена творила шедевр боли. Вадим просто писал.

И странное дело – иногда простота оказывается сильнее мастерства.

На горизонте забрезжил рассвет.

ГЛАВА 9. ПЯТЬ ГОЛОСОВ

– Время! – провозгласила Урания. – Творческий поединок завершён!

Рассвет разлился по небу над садом статуй розовыми и золотыми красками. Два рассказа висели в воздухе – один сотканный из золотых нитей, другой из чёрного бархата. Они медленно вращались, словно планеты, притягивая и отталкивая друг друга.

Вадим и Мельпомена одновременно отступили от своих клавиатур. Он чувствовал себя выжатым, опустошённым – как после долгой болезни. Она же стояла ровно, величественно, словно только что завершила симфонию.

– Пора выносить вердикт, – торжественно объявила Урания. – Но сначала Совет Пяти должен ознакомиться с обеими работами.

Музы приблизились к висящим в воздухе текстам. Каллиопа развернула свой свиток – на нём сразу же начали появляться строки, копируя оба рассказа. Эрато тихо наигрывала на лире, подбирая мелодии к словам. Евтерпа слушала, как звучат фразы, их ритм и музыкальность.

Первой прочитала Урания. Она молча пробежала глазами по золотым строкам Вадима, потом по чёрным рунам Мельпомены. Лицо её оставалось непроницаемым, но в глазах мелькали искорки то удивления, то восхищения, то печали.

– Интересно, – пробормотала она. – Очень интересно.

Каллиопа читала дольше, вдумчиво, как филолог, разбирающий древний текст. Время от времени она что-то записывала в свой свиток.

– Мастерство против искренности, – произнесла она наконец. – Техника против души.

Эрато положила лиру на колени и тоже углубилась в чтение. Когда закончила, в её глазах блестели слёзы.

– Один рассказ заставляет плакать от отчаяния, – сказала она тихо. – Другой – от надежды.

Евтерпа была последней. Она читала, напевая себе под нос, словно превращая слова в мелодию.

– Реквием против гимна, – подвела она итог. – Похоронная песня против колыбельной.

Урания кивнула.

– Теперь, как и было обещано, дадим слово обычным людям. – Она подняла руку, и воздух заискрился. – Создаю мост между мирами. Пусть рассказ дойдёт до читателей в реальном времени.

Золотые буквы истории Вадима вдруг засверкали ярче, а потом растворились в воздухе, словно улетели невидимыми птицами в другой мир.

– Готово, – сказала Урания. – Твоя история опубликована на твоём канале. Но чтобы узнать реакцию читателей, придется заглянуть в будущее.

Она закрыла глаза, и созвездия на её платье начали медленно вращаться.

– Смотрю на десять часов вперёд… – пробормотала она. – Да, читатели уже прочитали, обсуждают…

Прошло несколько мгновений. Потом Урания открыла глаза и взмахнула рукой. В воздухе замерцали слова – не авторские, а читательские. Комментарии.

– Читатели отзываются положительно, – сообщила она. – Им нравится история. Говорят, что она даёт надежду. Что после чтения хочется жить, бороться, не сдаваться.

Мельпомена поджала губы.

– Они просто не понимают настоящего искусства, – пробормотала она.

– Или понимают лучше, чем мы думаем, – мягко возразила Урания. – Но сейчас слово за судьями. Каждый из нас выскажет своё мнение.

Она встала в центр круга, расправила плечи.

– Я, Урания, муза астрономии и познания, считаю, что искусство должно освещать путь в темноте, а не погружать в неё ещё глубже. Звёзды светят не для того, чтобы показать, как велика тьма, а чтобы дать надежду заблудившимся. – Она посмотрела на Вадима. – Мой голос за тебя, смертный.

Каллиопа поднялась следующей.

– Я, Каллиопа, муза эпической поэзии, веками рассказывала о героях. И знаю: настоящий герой не тот, кто не падает, а тот, кто поднимается после каждого падения. Твоя история, Вадим, создаёт героев, а не хоронит их. Мой голос за тебя.

Эрато встала, прижимая лиру к груди.

– Я, Эрато, муза любовной поэзии, но любовь бывает разной. Любовь к жизни, к справедливости, к человечности. В твоём рассказе, Вадим, этой любви больше, чем в самых страстных стихах. Мой голос за тебя.

Евтерпа поднесла флейту к губам и сыграла короткую, светлую мелодию.

– Я, Евтерпа, муза музыки, слышу в каждом произведении его внутреннюю мелодию. Рассказ Мельпомены – это реквием, прекрасный, но мёртвый. Рассказ Вадима – это колыбельная, которую поёт мать, чтобы успокоить плачущего ребёнка. Мой голос за тебя, Вадим.

Четыре голоса из пяти. Но решающим был последний.

Все обернулись к статуе Степана. Он стоял неподвижно, но в каменных глазах плескалась жизнь.

– Степан, – торжественно обратилась к нему Урания. – Твой голос решает исход поединка. Чьё творчество ты выбираешь?

Долгое молчание. Потом каменные губы медленно разомкнулись.

– Я выбираю… – голос звучал слабо, но отчётливо. – Я выбираю того, кто пришёл меня спасать. Того, кто рискнул всем ради друга. Пусть Мельпомена пишет лучше, пусть я сам пишу лучше… но важнее писательского мастерства может быть только человечность. Мой голос за Вадима.

Тишина. Потом Урания подняла руку.

– Совет Пяти вынес единогласное решение. Пять голосов из пяти. Плюс поддержка читателей из реального мира. Победителем творческого поединка объявляется… Вадим!

Статуя Степана вдруг треснула. Сначала тонкая трещина пробежала по лбу, потом по щеке, потом по всему телу. Мрамор начал осыпаться, как сухая глина.

И из осыпающегося камня выпрыгнул живой человек.

– Наконец-то! – рявкнул Степан, отряхиваясь от мраморной пыли. – Заколебался уже стоять как памятник! Он выпрямился, хрустнул шеей и протянул Вадиму руку. Крепкое, мужское рукопожатие – два сжатых кулака встретились посреди сада статуй.

– Спасибо, братан, – сказал Степан, глядя Вадиму прямо в глаза. – Серьёзно. Не каждый полезет в такую дичь ради друга.

Мельпомена стояла поодаль, глядя на их радость с непонятным выражением лица.

– Я проиграла? – тихо спросила она у Талии. – Но как? Моя история была совершенна…

– Совершенна технически, – мягко ответила Талия. – Но люди читают не только головой, сестра. Они читают сердцем.

Мельпомена долго молчала, глядя на обнимающихся друзей.

– Возможно, ты права, – сказала она наконец. – Возможно, я забыла что-то важное. – Она выпрямилась. – Но обещание есть обещание. Другие статуи будут освобождены. Это… моё искупление.

Урания кивнула с одобрением.

– Мудрое решение, сестра.

– А теперь пора домой, – сказала она, обращаясь к Вадиму и Степану. – Ваш мир ждёт.

Она взмахнула рукой, и в воздухе появился портал – золотистый круг, за которым виднелись очертания обычного, человеческого мира.

– Пора, – сказал Вадим.

– Пора, – согласился Степан.

Но перед тем как войти в портал, Степан обернулся к Вадиму:

– А что за сериал-то?

Вадим усмехнулся.

– Да есть идея в твоём стиле. За зиму напишем сначала саму историю, опубликуем, а затем сценарий. Про похоронку там придумаем. Я приеду на неделю и снимем коротенький или полный метр. В общем, есть огромное желание двинуться дальше.

Нет, это ты без меня снимай, – отмахнулся Степан. – Мне сейчас не до этого. Семья, работа, проблемы разные. – Но ведь вместе было бы… – Вадим, – перебил его Степан, – ты молодец, что спас меня и всё такое. Но сериалы – это не моё. А вот сценарий написать – это да, могу помочь. Сюжет накидаем крутой, диалоги пропишем. Он похлопал друга по плечу: – Удачи тебе с проектом. Сценарий сделаем огонь, а снимать будешь сам.

Они шагнули в портал вместе, как и подобает настоящим друзьям.

А в Мусагетионе остались музы, окружённые садом статуй, которые очень скоро снова обретут жизнь. Потому что иногда даже самые падшие души способны на искупление.

И где-то в реальном мире, на канале у автора с тысячей подписчиков, читатели дописывали комментарии под рассказом о том, как дружба оказалась сильнее любой магии.

Эпилог из реального мира:

Вадим проснулся за своим компьютером. В телеграме – сообщение от Степана:

"Братан, такой дичайший сон приснился! Будто ты меня из какого-то мира муз спасал. "

Вадим усмехнулся и ответил: "Значит, нам одинаковый сон приснился! "

Потом открыл Дзен, зашёл на свой канал и замер.

Там, среди его рассказов, красовался новый пост: " Лабиринт. Последний кадр ". Тот самый рассказ, который он писал во сне…

А в уголке экрана Талия – теперь уже невидимая, но все ещё рядом – довольно кивнула и исчезла до следующего раза, когда понадобится вдохновение.

Некоторые сны, оказывается, имеют свойство становиться реальностью.

КОНЕЦ

Лабиринт. Последний кадр.

Глава 1

"Всем привет, с вами Макс Светлов, и сегодня мы…" – голос из телефона звучал непривычно бодро, почти наигранно. Мария в сотый раз пересматривала последнее видео брата. Два года. Два года прошло с того дня, когда это видео появилось на канале "Дороги без границ".

– И что изменилось? – она отложила телефон и посмотрела на пожилого мужчину, сидевшего напротив. – Три следователя, частные детективы, волонтёры… Все разводят руками.

Аркадий Петрович Северов неторопливо помешивал кофе. В его движениях чувствовалась та особая размеренность, которая появляется только у людей, привыкших к постоянному самоконтролю. Высокий, подтянутый, с внимательными серыми глазами, он больше походил на университетского профессора, чем на легенду Следственного комитета.

– Расскажите мне всё сначала, – его голос звучал мягко, но в нём проскальзывали властные нотки. – Каждую деталь.

Мария вздохнула:

– Макс вёл тревел-блог, три миллиона подписчиков. Снимал про путешествия, показывал красивые места России. Последнее видео – про Горный Алтай. Обычный ролик… Вечером команда разъехалась по номерам. Утром он просто… исчез. Телефон не отвечает, вещи в номере, никаких следов. Будто растворился.

– Камеры наблюдения? – Северов достал потёртый блокнот.

– Проверяли. В отеле он был до трёх ночи, потом вышел и… всё. Дальше след обрывается.

– У него были недоброжелатели? Может, конфликты с конкурентами? – Аркадий методично записывал что-то в блокнот.

– Нет, что вы. Макс всегда был… есть, – она поправила себя, – очень открытым человеком. Сотрудничал с другими блогерами, помогал начинающим. Все его любили.

Северов поднял взгляд от блокнота:

– А девушка?

– Была. Алина. Но они расстались за полгода до… – Мария замолчала. – Вполне мирно разошлись, остались друзьями. Она тоже участвовала в поисках.

– Что говорит его команда? Оператор, монтажёр?

– Ничего необычного. Отсняли материал, поужинали все вместе в ресторане отеля. Около десяти разошлись по номерам. Утром должны были встретиться за завтраком, чтобы обсудить следующую локацию. Макс не пришёл.

Аркадий откинулся на спинку кресла, разглядывая потолок кафе.

– Почему именно сейчас? Прошло два года. Почему вы решили обратиться ко мне?

Мария сжала чашку с остывшим кофе, её глаза наполнились слезами:

– Вы моя последняя надежда, Аркадий Петрович. Я уже не знаю, к кому обращаться. Три следователя, пять частных детективов, волонтёры… Я практически переехала на Алтай, каждую тропинку обошла, каждого местного расспросила.

Она достала платок, промокнула глаза:

– Мне посоветовал обратиться к вам Сергей Николаевич из прокуратуры. Сказал, что если кто-то и сможет найти след, то только вы. Что вы распутывали такие дела, в которые другие даже не брались. Говорят, вы даже после выхода на пенсию раскрыли то громкое дело с исчезновением детей в Карелии…

Аркадий внимательно посмотрел на Марию:

– Я берусь за это дело. Но мне нужен доступ ко всем материалам – видео с канала, записи с камер, показания свидетелей.

– Конечно, у меня всё с собой, – Мария торопливо достала ноутбук. – Вот, здесь копии всех документов, включая отчёты предыдущих детективов.

Следующие три дня Северов провёл, погрузившись в материалы дела. Что-то его настораживало, какая-то мелочь не давала покоя. На четвёртый день он снова запросил записи с камер отеля.

"3:12 ночи. Макс выходит из отеля… А в 3:07…" – Аркадий остановил запись. На экране мелькнула знакомая фигура. Он открыл YouTube и быстро нашёл канал "Тайны подземелий".

– Так-так… Андрей Воронов. 500 тысяч подписчиков. Исследует мистические места, – пробормотал он, просматривая профиль. – И что же ты делал в том отеле в три часа ночи?

Северов открыл список друзей на странице Макса. Андрей был там, но их общение в соцсетях казалось минимальным. Однако просмотр старых видео обоих блогеров показал, что они были знакомы гораздо ближе, чем казалось на первый взгляд.

– Мария, имя Андрей Воронов вам о чём-нибудь говорит?

– Конечно. Его допрашивали одним из первых. Он действительно был в отеле той ночью, их номера были даже на одном этаже. Но Андрей сказал, что просто вышел подышать воздухом – у него была бессонница. Они созвонились с Максом, поболтали минут пять о будущих проектах, и всё. Следователи проверили – звонок действительно был.

Аркадий задумчиво постучал пальцами по столу:

– То есть, человек, который тоже снимает ролики, случайно оказывается в том же отеле, потом "случайно" выходит за пять минут до Макса… И все просто поверили в его историю про бессонницу?

– Но у него же алиби – он вернулся в отель, это зафиксировано камерами. Андрей сказал, что просто пошел к реке подышать воздухом, они созвонились с Максом, поболтали. Портье видел, как он вернулся со стороны набережной. На камерах видно, что они пошли в разные стороны – Андрей к реке на восток, а Макс на запад, к магазинам. Все проверили его историю, она подтвердилась.

– Вот именно. Слишком идеальное алиби. Слишком гладкая история, – Аркадий нахмурился. – Почему он сразу не сказал про телефонный разговор с Максом? Это всплыло только при проверке. И эти выходы один за другим, но в разные стороны… Как будто специально продумано. Что-то здесь не так…

Сразу после разговора с Марией, которая рассказала, где теперь живет Андрей, Аркадий забронировал номер на две недели в небольшом отеле на Алтае. Обычный турист, приехавший насладиться горным воздухом и тишиной.

Владелец отеля – тот самый Андрей. Он больше не снимает видео, не ведет блог. Просто живет здесь, принимает туристов, готовит для них авторские блюда в своем кафе.

Аркадий наблюдал за ним: Андрей часто уходил к реке, подолгу смотрел на воду. А по ночам… по ночам в его кабинете горел свет. На столе – карты местности, записи, какие-то схемы.

Андрей все еще искал. Пытался понять, как вернуть Макса. Или как самому попасть туда, куда тот исчез.

Что-то в этом настойчивом поиске было неправильным. Словно Андрей знал больше, чем говорил.

Глава 2

Аркадий выбрал для разговора самое тихое время – после заката, когда большинство постояльцев уже разошлись по номерам. Он нашел Андрея в небольшом внутреннем дворике отеля, где тот, как обычно по вечерам, сидел с ноутбуком.

Прохладный горный воздух пах хвоей и дымом от камина. Где-то вдалеке слышался приглушенный лай собак. Аркадий присел напротив хозяина отеля, собираясь с мыслями. За последние дни он много раз прокручивал в голове этот разговор.

"Андрей, нам нужно поговорить," – начал он тихо. "Я знаю, что вы встречались с Максом в тот вечер. И та история, которую ты рассказывал всем… В ней слишком много нестыковок."

В тусклом свете фонаря было видно, как напряглось лицо Андрея. Он медленно закрыл ноутбук.

"Я уже всё рассказал следователям," – его голос звучал ровно, но в нём чувствовалась усталость.

"Послушай," – Аркадий подался вперёд, – "я не уеду отсюда, пока не узнаю правду. И поверь, я буду копать очень глубоко."

Повисла долгая пауза. Андрей смотрел куда-то поверх головы Аркадия, словно видел что-то в темноте за его спиной. Потом вдруг встал и ушел в дом. Вернулся он через пару минут с тонкой папкой в руках.

"Знаешь…" – он говорил тихо, почти шёпотом, – "я недавно начал писать. Просто рассказы. Вот, возьми, если интересно. Это… просто художественный текст."

Он протянул Аркадию несколько листов бумаги и, не дожидаясь ответа, ушел внутрь отеля. Аркадий посмотрел на листы в своих руках. В свете фонаря он различил название: "Проклятие горной пещеры"…

После прочтения рассказа Аркадий долго сидел неподвижно, всматриваясь в темноту за окном. Теперь многое становилось понятным. История пропажи популярного блогера-миллионника Максима начала обретать очертания, пусть и самые невероятные.

Утром он нашел Андрея за стойкой регистрации. Молодой человек выглядел измотанным, будто не спал всю ночь.

"Я прочитал," – тихо сказал Аркадий, возвращая листы.

Их взгляды встретились. Андрей, некогда успешный блогер с полумиллионной аудиторией, снимавший видео о мистических местах, теперь сам стал частью необъяснимой истории.

"Что вы теперь собираетесь делать?" – спросил Андрей после долгого молчания.

"Мне нужно увидеть эту пещеру," – ответил Аркадий. За два года расследования это была первая серьезная зацепка, и он, бывший следователь по особо важным делам, не мог её упустить. Мария, сестра Максима, заслуживала знать правду.

"Послушайте," – в голосе Андрея звучало отчаяние, – "я уже возвращался туда. С целой съемочной группой. Но там ничего не было. Просто пустая пещера. Эта дымка… она появляется, когда сама хочет."

Но Аркадий уже принял решение. За свою долгую карьеру он повидал многое, и пусть эта история выходила за рамки привычной логики, он должен был довести расследование до конца…

"Я ведь не сразу сдался, понимаете?" – он говорил тихо, будто боялся, что кто-то может подслушать. "После того случая я месяцами собирал информацию. Искал любые упоминания о странных исчезновениях в этих местах."

Аркадий молча слушал, отмечая каждую деталь. За годы работы в следственном комитете он научился различать, когда человек придумывает и когда говорит правду. Андрей не лгал.

"Знаете, что самое странное? Некоторые возвращались. Не все, конечно, но были такие случаи. В документах их находили где-нибудь в соседних районах, дезориентированных, с частичной потерей памяти. Но никто не мог объяснить, где они были и что с ними происходило."

"Ты пытался найти этих людей?" – спросил Аркадий.

"В том-то и дело," – Андрей горько усмехнулся, – "все данные как будто специально размыты. Имена изменены, даты перепутаны. Я находил только косвенные упоминания, слухи, легенды. Будто кто-то намеренно заметает следы."

"Или что-то," – задумчиво произнес Аркадий, – "если верить твоему рассказу о дымке."

Андрей вздрогнул, словно от холода.

"Вы правда думаете, что Максим может быть жив? Что он может… вернуться?"

"Не знаю," – честно ответил Аркадий, – "но теперь я хотя бы понимаю, где искать ответы."

Николай Петрович, бывший полковник полиции, вышедший на пенсию пару лет назад, встретил Аркадия на пороге.

"Проходи," – он провёл гостя в свой кабинет, заставленный книжными шкафами. "Чай, кофе?"

"Лучше по существу," – ответил Аркадий, присаживаясь в потертое кожаное кресло.

Хозяин дома достал из старого сейфа пожелтевшую папку. "Тридцать лет я занимался этим делом. Официально это были просто пропавшие без вести, но…" – он замолчал, подбирая слова.

"Но?" – подтолкнул его Аркадий.

"Знаешь, когда уходишь на пенсию, многое начинаешь видеть иначе. Теперь я могу говорить о том, о чём раньше предпочитал молчать."

"Значит, заинтересовался нашей пещерой?" – Николай Петрович раскрыл папку. "Официально это просто сводки о пропавших без вести. Но есть вещи, которые мы никогда не включали в отчеты."

"Расскажи," – Аркадий подался вперед.

Николай Петрович тяжело вздохнул. "У нас был целый отдел, который занимался этой зоной. Негласно, конечно. За последние тридцать лет около двадцати случаев. Пропадают и возвращаются."

"И что говорят вернувшиеся?"

"То, во что трудно поверить," – полковник понизил голос, хотя в доме они были одни. "Они рассказывают о каком-то параллельном мире. Каждый, кто туда попадает, проходит через что-то вроде испытания. Личного. У каждого своё. Кто-то возвращается через день, кто-то через месяц. А некоторые…" – он развел руками.

"А те, кто не вернулся?"

"По словам вернувшихся, они остаются там до тех пор, пока не пройдут свое испытание. Некоторые… просто не справляются."

Аркадий задумчиво постучал пальцами по столу. "И вы верите в это?"

"После стольких лет работы здесь?" – Николай Петрович криво усмехнулся. "Я видел достаточно, чтобы понимать – есть вещи за пределами нашего понимания. Когда служил, приходилось писать в рапортах то, что от нас ждали наверху. Сейчас могу сказать – каждое слово о том месте – правда."

"А есть какая-то закономерность? Почему одни возвращаются, а другие нет?"

"Вот этим мы и пытались разобраться все эти годы. Но одно могу сказать точно – это не случайность. Каждый, кто туда попадает, оказывается там не просто так. И знаешь что?" – старый полковник наклонился ближе, – "Я думаю, пещера сама выбирает. Только тех, кому действительно нужно пройти испытание."

Аркадий молча смотрел на папку с документами, размышляя о словах Николая Петровича. Если всё это правда, возможно, Максим всё ещё жив, застрявший где-то между мирами, пытающийся пройти своё испытание.

Николай Петрович покачал головой. "Нет, в пещеру я уже не ходок. Возраст берёт своё. Но я могу рассказать тебе всё, что знаю, и показать на карте самый безопасный путь."

Он развернул на столе старую, потрёпанную карту местности.

"Понимаешь, Аркадий, за годы службы я выучил каждую тропинку в том районе. И вот что странно – пещера как будто перемещается. Нет, физически она остаётся на месте, но путь к ней… он каждый раз разный. Будто она сама решает, кого и когда к себе пустить."

Старый полковник достал карандаш и начал отмечать точки на карте.

"Смотри, вот основные ориентиры. Старая сосна с раздвоенным стволом – от неё начинается тропа. Потом будет нагромождение валунов, похожее на медведя – там не сворачивай направо, как бы заманчиво ни выглядела тропинка. Держись левой стороны. И самое главное…" – он внимательно посмотрел на Аркадия, – "если услышишь голоса или увидишь что-то необычное ещё до входа в пещеру – возвращайся. Значит, не твой день."

"А что там может быть?" – спросил Аркадий, изучая карту.

"Всякое бывало. Кто-то видел силуэты людей, кто-то слышал музыку или детский смех. Один раз группа спасателей вообще не смогла найти вход – просто скала, и всё. А на следующий день пещера снова была на месте."

Николай Петрович сложил карту и протянул её Аркадию.

"Возьми. Она старая, но надёжная. И вот ещё что…" – он достал из ящика стола потёртый компас, – "держи. Он особенный. Внутри пещеры обычные компасы сходят с ума, а этот… скажем так, он показывает правильное направление. Только не спрашивай, откуда он у меня."

Аркадий взял компас – старый, но явно качественный прибор с необычными символами на циферблате.

"Спасибо," – он поднялся. "Когда лучше выходить?"

"На рассвете. И помни – пещера сама решает, кого пустить. Будь готов к тому, что можешь вернуться ни с чем. Или…" – он не договорил, но Аркадий понял недосказанное.

"Если что-то случится…"

"Я знаю все протоколы," – кивнул Николай Петрович. "Буду поддерживать связь с местными. И Аркадий…" – окликнул он уже у двери, – "береги себя. Эта пещера… она меняет людей. Даже тех, кто просто побывал рядом с ней."

Глава 3

Утро выдалось туманным. Аркадий припарковал машину у старого лесничества, как советовал Николай Петрович. Дальше предстояло идти пешком.

Рюкзак был собран по всем правилам: фонарь, запасные батареи, вода, еда, теплая одежда, аптечка. В нагрудном кармане куртки – старый компас полковника, в боковом – потрепанная карта.

Туман клубился между деревьями, придавая лесу призрачный вид. Где-то вдалеке закричала птица, и этот крик эхом разнесся по округе. Аркадий сверился с картой – первый ориентир, раздвоенная сосна, должен быть примерно в километре к северу.

Идти было непросто. Под ногами то и дело попадались скользкие корни, замаскированные опавшей листвой. Воздух был влажным и холодным, оседал каплями на лице и одежде.

Через полчаса он увидел сосну. Действительно, как описывал полковник – огромное дерево с раздвоенным стволом, похожим на букву "Y". Здесь начиналась настоящая тропа.

Аркадий достал компас. Стрелка вела чуть левее, чем должна была по обычным законам природы. "Держись левой стороны," – вспомнил он слова Николая Петровича.

Внезапно где-то справа послышался звук – будто кто-то насвистывал мелодию. Аркадий замер. Свист становился ближе, отчетливее, и в нем было что-то неправильное, словно звук шел отовсюду сразу.

"Если услышишь что-то необычное до входа в пещеру – возвращайся."

Но Аркадий не мог повернуть назад. Не сейчас, когда он так близко. Крепче сжав лямки рюкзака, он двинулся вперед, стараясь игнорировать странную мелодию, которая, казалось, следовала за ним.

Впереди показалось нагромождение валунов, действительно напоминающее медведя. Справа виднелась широкая, утоптанная тропинка – заманчивая, словно специально приглашающая свернуть на неё. Аркадий решительно пошел влево, где едва заметная тропа вилась между камнями.

Свист постепенно стих, но теперь в воздухе повисло что-то другое – ощущение чужого присутствия, будто кто-то или что-то наблюдало за каждым его шагом.

Туман начал рассеиваться, и впереди, между деревьями, показался темный провал в скале. Вход в пещеру. То самое место, которое меняло людей. То самое место, где исчез Максим.

Внезапная мысль заставила Аркадия остановиться. Что-то не сходилось. Андрей говорил, что пещера, в которой пропал Максим, находилась всего в двадцати минутах ходьбы от отеля. Почему же сейчас он оказался в двадцати километрах от него? Может, существует не одна пещера? Или… или это та же самая пещера, но она каким-то образом перемещается, как намекал полковник? От этой мысли по спине пробежал холодок.

Аркадий остановился у входа, доставая фонарь. Из пещеры тянуло холодом и чем-то еще – чем-то древним и необъяснимым. Он включил фонарь, луч света уперся в каменные стены. Глубоко вздохнув, Аркадий шагнул вперед, в темноту.

Пути назад больше не было.

Первые метры пещеры казались обычными – влажные стены, редкие сталактиты, эхо от капающей воды. Луч фонаря выхватывал из темноты привычные очертания подземного хода. Но чем глубже Аркадий продвигался, тем сильнее становилось ощущение неправильности происходящего.

Сначала он заметил странные символы на стенах – не похожие ни на древние петроглифы, ни на современные надписи. Они словно пульсировали в свете фонаря, будто были нанесены светящейся краской, хотя при ближайшем рассмотрении оказывались просто высеченными в камне.

Звук капающей воды изменился. Теперь капли падали в определенном ритме, складываясь в почти различимую мелодию. Аркадий попытался засечь время между каплями – оно было идеально выверенным, словно метроном. Природа так не работает.

Внезапно луч фонаря выхватил что-то белое на полу. Аркадий наклонился – это был смартфон, разбитый, но узнаваемый. Такой же, как у Максима. Рядом валялся походный ботинок, покрытый какой-то серой плесенью. Аркадий протянул руку, чтобы поднять телефон, но замер – плесень на ботинке начала шевелиться, медленно расползаясь по камням.

Отпрянув назад, он услышал детский смех, эхом разнесшийся по пещере. Смех был веселым, но от него стыла кровь – потому что дети не могли забраться так глубоко в пещеру, и потому что в этом смехе было что-то металлическое, неживое.

Компас в кармане начал вибрировать. Достав его, Аркадий увидел, как стрелка бешено вращается, останавливаясь на долю секунды и указывая то в одном, то в другом направлении. А потом он заметил, что символы на циферблате начали меняться, складываясь в слова на неизвестном языке.

Туннель раздваивался. Левый проход был освещен странным зеленоватым свечением, правый тонул в абсолютной темноте. Из правого доносился звук, похожий на чье-то тяжелое дыхание.

Аркадий посветил фонарем на стены – и похолодел. То, что он принимал за натеки на камнях, складывалось в силуэты людей, застывших в странных позах. Они казались нарисованными, но при этом имели объем. И что самое страшное – они едва заметно двигались, когда луч фонаря скользил по ним.

Где-то в глубине пещеры что-то загрохотало, и этот звук был совсем не похож на обычный подземный шум. Он напоминал тяжелые шаги. Что-то приближалось.

Компас в руке вдруг стал ледяным. На его циферблате появилась надпись на русском: "БЕГИ".

Едва Аркадий прочитал слово "БЕГИ", как из темного правого туннеля донесся оглушительный рев. Луч фонаря выхватил из мрака нечто, от чего волосы встали дыбом – огромное существо, похожее на помесь медведя и насекомого, с множеством глаз, светящихся болотным светом. Его конечности, похожие на огромные суставчатые лапы, цокали по камням, а с челюстей капала густая темная жидкость.

Не раздумывая, Аркадий бросился бежать. Позади слышался грохот и скрежет – существо преследовало его, с легкостью протискиваясь через узкие проходы, будто его тело было пластичным.

Символы на стенах пещеры начали светиться ярче, словно указывая путь. Аркадий бежал, перепрыгивая через камни, скользя на мокрой поверхности. Существо приближалось – он чувствовал его горячее дыхание за спиной.

Впереди забрезжил свет. Вход в пещеру! Последним рывком Аркадий метнулся к выходу. Позади раздался такой рев, что с потолка посыпались камни.

Аркадий выскочил из пещеры и замер. Вместо алтайского леса перед ним раскинулся знакомый до боли городской парк. Сумерки, моросящий дождь, желтый свет фонарей. Скамейка… Та самая скамейка, где 20 лет назад нашли последнюю жертву.

Металлический, лишенный всяких эмоций голос зазвучал отовсюду одновременно, словно сам воздух превратился в динамик:

"ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ЛАБИРИНТ"

Короткая пауза, затем голос продолжил:

"ТВОЯ БОЛЬ… ОНА ТАКАЯ СЛАДКАЯ. ДВАДЦАТЬ ЛЕТ МУЧЕНИЙ, БЕССОННЫХ НОЧЕЙ, ЧУВСТВА ВИНЫ. Я ДАРЮ ТЕБЕ ШАНС РАСКРЫТЬ ЭТО ДЕЛО. СНОВА И СНОВА. ПОКА НЕ СПРАВИШЬСЯ… ИЛИ НЕ УМРЕШЬ"

На скамейке материализовалась знакомая папка с делом, пожелтевшая от времени.

"ИГРА НАЧИНАЕТСЯ. И ПОМНИ – МАНЬЯК НАСТОЯЩИЙ. КАК И ЕГО ЖЕРТВЫ"

Механический смех разнесся по парку и затих, оставив Аркадия наедине с его самым страшным кошмаром, ставшим реальностью.

Глава 4. "Маски прошлого"

Дрожащими руками Аркадий поднял папку. Дождь усилился, капли барабанили по желтой обложке. Двадцать лет назад он знал каждую страницу наизусть, каждую фотографию, каждую запись допроса.

Открыл. Замер.

Это было то же дело, но… другое. Между знакомыми листами появились новые – выцветшие фотографии, которых он никогда не видел. Записки свидетелей, которых не было в оригинальном расследовании.

На первой странице – фото первой жертвы. Анна Светлова, 28 лет. Нашли в театральной гримерке, идеально уложенную на кушетке. Рядом – маленькая фарфоровая маска "комедия".

Но теперь на фото был виден едва заметный блик в зеркале. Блик, которого не было раньше.

– Чертов ублюдок, – прошептал Аркадий. – Ты специально… специально оставлял детали на виду.

Фонарь над головой мигнул. В его свете Аркадий заметил влажный след на дорожке парка – словно кто-то недавно прошел здесь. След вел к старому театру.

Аркадий поднял воротник куртки, защищаясь от дождя. Театр возвышался впереди черной громадой – заброшенный, с заколоченными окнами. Двадцать лет назад его закрыли после серии убийств. Слишком много призраков.

След привел к служебному входу. Дверь была приоткрыта – приглашающе, издевательски. Внутри пахло пылью и старым деревом. И еще чем-то – едва уловимым ароматом духов "Белая сирень".

Точно таким же, как от первой жертвы.

Аркадий включил фонарик. Луч выхватил из темноты обрывки афиш, паутину, пыльные костюмы на вешалках. Все как тогда, но…

На стене справа – свежие царапины. Пять линий, как нотный стан. А под ними – маленькая записка, приколотая театральной кнопкой:

"Первое действие всегда самое важное, детектив. Помнишь, где нашли Анну? Но теперь ты увидишь то, что пропустил. Занавес поднимается."

Почерк. Этот почерк он видел сотни раз, изучал, сравнивал… Записка была написана рукой директора театра, который умер пятнадцать лет назад.

Гримерка номер три. Он помнил каждый шаг по этому коридору. Каждую половицу, каждый скрип. Сердце колотилось как проклятое.

Дверь была открыта. В тусклом свете фонарика он увидел ту самую кушетку, покрытую бархатом. Пустую. Но зеркало… В зеркале отражалась она – Анна. Живая. Красилась, готовясь к спектаклю.

Аркадий моргнул. Отражение исчезло, но на пыльной поверхности зеркала проявились буквы, написанные помадой:

"ЗАГЛЯНИ ЗА ЗЕРКАЛО"

Его руки дрожали, когда он нащупал край. Зеркало подалось легко, открывая темный проход. Оттуда тянуло холодом и тем же запахом сирени.

На полу – свежий след. Маленькая женская туфелька, отпечатавшаяся в пыли. А рядом – отпечаток мужского ботинка. Размер 44-й. Как у директора.

"Но он же мертв", – пронеслось в голове Аркадия.

Из темноты донесся звук. Кто-то напевал старую колыбельную.

Тихое пение становилось отчетливее. Женский голос. Знакомая мелодия царапала память – эту колыбельную напевала каждая жертва перед смертью. По крайней мере, так говорили свидетели.

Проход за зеркалом вел вниз. Ступени, покрытые толстым слоем пыли, кроме двух цепочек следов – свежих, ведущих вниз. Воздух становился холоднее с каждым шагом.

Внезапно луч фонарика выхватил что-то белое на стене. Театральная маска. Рядом – еще одна записка:

"Помнишь ли ты, детектив, что сказала тебе Анна за день до смерти? Нет? А ведь ты с ней говорил. Ты просто забыл. Как и многое другое."

Голова закружилась. Перед глазами вспыхнула сцена: молодая женщина в театральном кафе, чашка остывшего кофе, страх в глазах…

"Он заставляет нас петь. Всех. Говорит, это очистит наши души."

Воспоминание, которого не было. Или было?

Пение стало громче. За поворотом забрезжил тусклый свет.

В полумраке гримерной Аркадий смотрел на женщину, которая не могла здесь находиться. Его разум, отточенный годами следственной работы, лихорадочно искал логическое объяснение.

– Ты не можешь быть настоящей, – его голос звучал хрипло. – Анна мертва уже 22 года.

– Верно, – она наклонила голову, изучая его лицо. – Как и остальные шесть. Семь жертв за два года. Молодой, амбициозный следователь не смог их спасти. Не так ли, Аркадий Николаевич?

Он сделал шаг назад, наткнувшись на столик. Пудра взметнулась облаком.

– Что тебе нужно?

– Правду, – она встала, всё ещё держа маску. – Ту самую, которую ты похоронил так глубоко, что даже сам поверил в свою ложь. Помнишь наш разговор? Тот самый, последний? Я умоляла тебя о помощи…

Внезапная вспышка памяти: театральное кафе, запах кофе, её дрожащие руки…

"Он следит за мной. Везде. Я знаю, кто он. Но вы мне не поверите…"

– Ты помнишь тот день неправильно, Аркадий, – Анна медленно приблизилась. – Твой друг Виктор… он ведь тогда тоже был в театре?

Аркадий нахмурился. В голове что-то дрогнуло, как старая пленка, пытающаяся прокрутиться.

– Виктор? Нет, я познакомился с ним позже… После того, как…

– После моей смерти? – Анна горько усмехнулась. – Подумай. Вспомни тот день в кафе. Кто сидел за соседним столиком? Кто подошел к тебе сразу после нашего разговора?

Перед глазами Аркадия замелькали образы: театральное кафе, чашка остывшего кофе, Анна в светлом платье… и кто-то еще. Размытая фигура на периферии зрения.

– Нет, – он покачал головой, хватаясь за виски. – Нет, это невозможно. Виктор мой друг. Мы каждые выходные вместе на озере… Он…

– Посмотри на меня, – потребовала Анна. – Посмотри внимательно. Что я сказала тебе тогда? О ком я говорила?

Боль в голове усилилась. Что-то, похожее на треск разбивающегося стекла, эхом отдавалось в сознании.

"Он актер, Аркадий. Великолепный актер. Он может быть кем угодно…"

Внезапно перед глазами Аркадия промелькнули образы: рыбалка на озере, Виктор достает из багажника снасти, а под ними… черный пакет. Тот самый день, когда нашли третью жертву. "Давай в следующие выходные снова выберемся," – улыбался тогда Виктор.

– О господи, – выдохнул Аркадий, его затошнило. – Все эти годы… Каждая рыбалка… Он привозил меня туда специально? Показывал места, где…

– Да, – тихо ответила Анна. – Он играл с тобой. Каждый труп, каждая записка с моим почерком – это было его представление. Его самая долгая роль.

– А те десять девушек до тебя? – Аркадий поднял на призрак воспаленные глаза. – Ты нашла…

– Фотографии. В его личном альбоме. Все они были связаны с театром – гримерши, костюмерши, молодые актрисы. Никто не связал их исчезновения воедино. А потом я увидела, как он прячет новые снимки…

Реальность вокруг задрожала и растворилась, как дым. Стены кабинета превратились в холодный камень лабиринта. Механический смех эхом отразился от стен.

"Ну как тебе такая правда, Аркадий?" – электронный голос сочился злорадством. – "Двадцать два года… Такая прекрасная дружба, не правда ли? Столько рыбалок, задушевных разговоров… А ты даже не подозревал, что сидишь рядом с убийцей своей возлюбленной!"

Аркадий стоял, прислонившись к холодной стене. Его трясло. Каждое воспоминание теперь обретало новый, чудовищный смысл. Каждая улыбка Виктора, каждое дружеское похлопывание по плечу…

"О, я чувствую твой ужас," – в механическом голосе слышалось удовольствие. – "Такой чистый, незамутненный страх… Такое глубокое отчаяние… Восхитительно!"

"Что скажешь, отправить тебя домой? Прямо к его порогу? Уверен, твой… ЛУЧШИЙ ДРУГ… будет рад тебя видеть. Особенно теперь, когда ты всё знаешь…"

Аркадий глубоко вздохнул, профессиональные навыки следователя начали брать верх над эмоциями. Его голос стал спокойным и твердым:

"Сколько всего жертв?"

"О, наконец-то правильные вопросы!" – в механическом голосе послышалось одобрение. – "Десять до Анны. Все связаны с театром. Потом твоя драгоценная Анна… И ещё семь после неё. А потом… представляешь, ему стало скучно! Просто наскучило! Как будто сериал досмотрел до конца."

Аркадий сжал кулаки, но голос остался ровным:

"Прежде чем ты вернёшь меня… Я хочу найти Максима. Того блогера."

"Хм-м…" – лабиринт словно задумался. – "А ты интересный человек, Аркадий. Даже узнав такую страшную правду о друге, думаешь о спасении другого. Благородно… или глупо?"

"Где он?" – твердо спросил Аркадий.

"Максим застрял в своём испытании," – в механическом голосе появились нотки азарта. – "Если хочешь его спасти, придется помочь ему пройти его кошмар. Но учти – если не справитесь, оба останетесь здесь. Навсегда. В своих персональных кошмарах. Ты готов рискнуть?"

Аркадий на мгновение прикрыл глаза. Перед внутренним взором промелькнуло лицо Виктора, его "дружеская" улыбка… Нет, он больше никому не позволит стать жертвой.

"Я готов. Веди меня к нему."

"О-о-о, как самоотверженно!" – лабиринт рассмеялся. – "Что ж, держись крепче, следователь.

ГЛАВА 5. БЛОГЕР НА МАРСЕ

Аркадий вышел из портала и оказался в тускло освещенном подземном туннеле. Воздух был спертым, с металлическим привкусом. Где-то вдалеке слышался гул работающих механизмов и приглушенные голоса.

"Так вот где ты, Макс", – подумал Аркадий, осматриваясь вокруг.

Туннель вел к большому помещению, похожему на тюремный блок. В полутьме виднелись решетки, за которыми находились люди. Некоторые спали на металлических нарах, другие сидели, прислонившись к стенам.

Аркадий шел вдоль камер, вглядываясь в лица заключенных. В одной из них он заметил человека, которого искал. Макс сидел в углу камеры, обхватив колени руками. Его некогда модная одежда превратилась в лохмотья, а на лице была недельная щетина.

"Эй, Макс!", – негромко позвал Аркадий.

Макс поднял голову и настороженно посмотрел на незнакомца.

"Ты Макс? Я Аркадий. Твоя сестра Маша попросила найти тебя."

Макс быстро подошел к решетке, но держался настороженно. "Маша? Откуда… как ты…"

"Я здесь, чтобы вытащить тебя отсюда. Для начала скажи, где мы вообще находимся?"

Макс горько усмехнулся: "Ты не поверишь – на Марсе. В подземном городе. Тут правит банда, держит всех в страхе, контролирует воду и воздух. Меня сюда забросило… и сразу на плантации. А после попытки побега – сюда, в нижний уровень".

Вдруг Макс присмотрелся к Аркадию внимательнее. "Постой… ты очень похож на одного из приближенных главаря. Кажется, Хват его называют. Он редко тут бывает, я его всего пару раз видел. Но похож просто один в один…

В глазах Аркадия появился интерес. "И когда он в последний раз тут был?"

"Где-то пару недель назад. Он не часто появляется, может раз в месяц. В основном на поверхности пропадает."

"А что за человек? Как себя ведет?" – Аркадий начал продумывать план.

"Надменный такой… Всегда в темном плаще ходит. Говорит мало, но властно. Охрана его боится – сразу вытягиваются по струнке, когда он появляется. Ходят слухи, что он правая рука главаря."

Аркадий задумчиво кивнул. "Значит, есть шанс, что подмену не заметят… Слушай внимательно. Я вернусь через пару часов, уже в образе. Когда появлюсь – веди себя так, будто не знаешь меня. И что бы я ни сказал или ни сделал – просто подыгрывай. Понял?"

"Понял," – тихо ответил Макс. "Только… осторожнее. Тут за любую ошибку можно жизнью поплатиться."

Аркадий кивнул и растворился в темноте коридора. Теперь нужно было найти подходящую одежду и продумать каждую деталь своего появления…

Спустя два часа по коридору тюремного блока раздались уверенные тяжелые шаги. Охранники, дремавшие на своих постах, тут же вскочили по стойке смирно.

В тусклом свете ламп появилась высокая фигура в темном плаще. Аркадий, копируя надменную походку, которую описал Макс, медленно шел вдоль камер. Его лицо было наполовину скрыто поднятым воротником плаща.

"Господин Хват!" – выпалил один из охранников. "Мы не знали, что вы…"

Аркадий оборвал его властным жестом руки. "Молчать. Проверяю периметр," – его голос звучал холодно и отрывисто. "Ключи."

Охранник торопливо протянул связку ключей, его руки слегка дрожали.

Подойдя к камере Макса, Аркадий остановился. Макс, как и договаривались, никак не показал, что узнал его.

"Этот?" – Аркадий кивнул в сторону Макса, обращаясь к охраннику.

"Да, господин Хват. Пытался сбежать с плантаций месяц назад."

Аркадий, изображая Хвата, просто властно произнес: "Этот заключенный идет со мной. Главарь хочет его лично допросить."

Охранники даже не посмели задать вопросов – авторитет Хвата был непререкаем. Они торопливо открыли камеру.

"Выходи," – холодно скомандовал Аркадий.

Макс послушно вышел из камеры. Аркадий грубо схватил его за плечо и повел к выходу из тюремного блока. Никто даже не попытался их остановить – кто посмеет перечить правой руке главаря?

Они беспрепятственно миновали несколько постов охраны. Каждый раз охранники лишь вытягивались по струнке, даже не смея спросить документы или разрешение.

В какой-то момент навстречу им попался человек в форме старшего надзирателя. Он удивленно посмотрел на Аркадия:

"Господин Хват? А разве вы не…"

Аркадий мгновенно среагировал, резко оборвав его: "Что-то не так, надзиратель?"

"Нет-нет, просто… ничего, господин Хват," – надзиратель явно занервничал и поспешил скрыться за поворотом.

"Нужно торопиться," – тихо произнес Аркадий, ускоряя шаг. "Похоже, настоящий Хват может быть где-то поблизости."

Они свернули за угол и замерли. В конце коридора, спиной к ним, стоял настоящий Хват, разговаривая с кем-то из охраны.

Аркадий быстро затащил Макса в тень. Они наблюдали, как охранник ушел, а Хват направился в небольшое служебное помещение.

Аркадий жестом показал Максу оставаться на месте, а сам бесшумно двинулся следом за Хватом. Тот как раз склонился над какими-то бумагами на столе, не замечая опасности.

Одно молниеносное движение – и Аркадий накинул удавку. Хват даже не успел издать звук. Через минуту все было кончено.

"Помоги," – шепнул Аркадий подошедшему Максу. Они быстро обнаружили люк в полу – похоже, старая техническая шахта, уходящая глубоко вниз.

Тело Хвата исчезло в темной глубине шахты. Аркадий аккуратно вытер следы и закрыл люк.

"Теперь я – Хват," – произнес он, поправляя плащ. "Это даст нам больше времени. Идем."

Они продолжили путь. Теперь, избавившись от настоящего Хвата, Аркадий держался еще увереннее. Он точно знал все манеры и привычки убитого – годы подготовки не прошли даром.

В главном коридоре их остановил патруль.

"Господин Хват! Главарь искал вас. Он хочет…"

"Я знаю," – резко оборвал его Аркадий тем же властным тоном, что использовал Хват. "Как раз веду этого заключенного к нему. И не смейте меня задерживать."

Патрульные почтительно расступились. Один из них все же осмелился спросить:

"А разве допросная не в другой стороне?"

"Ты что, указываешь мне дорогу?" – Аркадий повернулся к нему с той особой, леденящей улыбкой, которая была фирменным знаком Хвата. Патрульный побледнел и отступил.

Они уже почти добрались до внешнего периметра, когда по внутренней связи раздалось объявление:

"Внимание всем постам! В секторе С обнаружено проникновение. Всем усилить бдительность!"

"Это не про нас," – тихо сказал Аркадий Максу. "Но нам на руку – все внимание будет приковано к другому сектору."

Они подошли к последнему КПП. За ним – свобода. Часовой вытянулся по струнке:

"Господин Хват! Но заключенных запрещено…"

"Этот приказ тебя не касается," – холодно отрезал Аркадий. "Или ты хочешь, чтобы я доложил главарю о твоем неподчинении?"

Часовой побледнел и торопливо открыл ворота.

До машины оставалось всего несколько метров, когда сзади послышался крик:

"Хват! Главарь срочно требует тебя к себе!"

Аркадий медленно обернулся. В голове молниеносно складывался план.

"Отведите заключенного в машину," – приказал он охране. "И глаз с него не спускать. Это особо важный объект."

Дождавшись, когда Макса увели, он направился к главному корпусу. На лестнице, ведущей к кабинету Корна, Аркадий внезапно покачнулся. Охранники, дежурившие у входа, успели заметить, как он споткнулся и сильно ударился головой о перила.

"Господин Хват!" – бросились они к нему.

Аркадий медленно поднялся, держась за голову. В его глазах читалась растерянность.

"Где… где я? Что это за место?"

"Вы в главном корпусе, господин Хват. Корн вызывал вас."

"Корн… Корн…" – Аркадий потер виски, словно пытаясь собраться с мыслями. "Да, точно. Я шел к нему…"

Один из охранников поддержал его под локоть.

"Может вызвать медика, господин Хват?"

"Нет… нет, не нужно," – Аркадий выпрямился, все еще изображая легкое замешательство. "Просто голова немного кружится. Проводите меня к Корну."

По пути к кабинету он лихорадочно просчитывал варианты. Временная потеря памяти после удара – отличное прикрытие. Теперь у него была правдоподобная причина для любых странностей в поведении.

Секретарь Корна, увидев его состояние, встревоженно поднялась из-за стола.

"Господин Хват, с вами все в порядке?"

"Небольшой инцидент на лестнице," – махнул рукой Аркадий. "Корн ждет меня?"

Да, проходите," – охранник открыл дверь кабинета.

Корн сидел за столом, перебирая какие-то бумаги. Подняв глаза на вошедшего Аркадия (которого он принимал за Хвата), он нахмурился:

"Где тебя черти носили? Я пытался связаться с тобой последние полчаса."

"Прошу прощения, босс," – Аркадий потер ушибленный лоб. "Упал на лестнице, ударился головой. Даже не помню, как это произошло."

"Что за новости?" – Корн встал из-за стола. "Ты никогда не был таким неуклюжим."

"Сам не понимаю," – Аркадий изобразил растерянность. "В глазах помутнело, и следующее что помню – лежу на ступеньках."

Корн внимательно изучал его лицо.

"И много ты не помнишь?"

"Последние часы как в тумане," – осторожно ответил Аркадий, понимая, что это отличное прикрытие для любых неточностей в его игре. "Но я в порядке, босс. Готов к работе."

Корн медленно обошел стол, приближаясь к Аркадию.

"Значит, говоришь, память отшибло?" – в его голосе появились стальные нотки. "Надеюсь, ты не забыл про завтрашнюю поставку с Земли? Транспорт уже готов?"

Аркадий понимал, что каждое его слово может выдать его. Нужно было действовать крайне осторожно.

"Последние распоряжения помню смутно, босс," – он потер висок. "Может, освежите мою память? Не хочу напортачить из-за этого удара."

Корн остановился прямо перед ним, его взгляд стал жестким.

"А что насчет плантаций в секторе B? Их тоже не помнишь?"

"Общую картину помню," – осторожно ответил Аркадий. "Но детали… они как будто расплываются."

"Хм," – Корн вернулся за стол и нажал кнопку связи. "Пришлите ко мне доктора Штайна. Немедленно."

"Так, пока ждем врача," – Корн достал из ящика стола планшет, – "давай проверим, что ты все-таки помнишь. Код доступа к системе безопасности помнишь?"

Аркадий внутренне напрягся. Это был первый серьезный тест.

"Простите, босс, но… это было бы нарушением протокола – говорить коды вслух, даже вам," – рискнул он, надеясь, что настоящий Хват поступил бы именно так.

Легкая улыбка скользнула по лицам Корна.

"Хорошо. По крайней мере базовые инструкции в твоей голове остались." Он развернул на планшете какую-то схему. "А маршрут обхода периметра? Какой сектор сегодня должен быть под твоим контролем?"

В этот момент в дверь постучали.

"Войдите," – произнес Корн.

В кабинет вошел высокий худощавый мужчина в белом халате – очевидно, доктор Штайн.

"Вы вызывали?" – спросил он, переводя взгляд с Корна на Аркадия.

"Да, Штайн," – Корн указал на Аркадия. "У Хвата было падение на лестнице при входе, охрана видела. Ударился головой о перила, говорит, что частично потерял память. Проверь его."

Доктор Штайн подошел к Аркадию, достав из кармана маленький фонарик. План работал идеально – инсценированное падение на глазах у охраны было именно тем алиби, которое требовалось для истории с амнезией.

"Посмотрите сюда," – Штайн посветил в глаза. "Следите за светом… Так. Головокружение, тошнота есть?"

"Немного мутит," – ответил Аркадий. "После того падения на лестнице…"

"Где именно ударились?" – Штайн начал ощупывать его голову.

Аркадий указал на свежую шишку – результат его "случайного" столкновения с перилами.

"Хм," – доктор нахмурился, прощупывая ушиб. "Довольно серьезный ушиб. И вы говорите, что не помните некоторых событий?"

"Все как в тумане," – Аркадий покачал головой. "Помню, что шел к господину Корну, потом эта лестница… А что было до этого – путается в голове."

Штайн повернулся к Корну:

"Похоже на сотрясение мозга средней тяжести. При таких травмах временная потеря памяти – обычное дело. Как правило, воспоминания возвращаются в течение нескольких дней."

Корн задумчиво постукивал пальцами по столу.

"И что ты рекомендуешь?"

"В таких случаях рекомендуется покой, наблюдение," – ответил Штайн. "Господину Хвату лучше несколько дней провести в постели. Я выпишу препараты для улучшения мозгового кровообращения. И желательно регулярные осмотры – нужно следить за динамикой восстановления памяти."

"Сколько времени обычно занимает полное восстановление?" – спросил Корн, внимательно глядя на Аркадия.

"По-разному. От нескольких дней до пары недель. В редких случаях – дольше," – Штайн достал блокнот и начал что-то записывать. "Но учитывая характер травмы, я думаю, в данном случае процесс пойдет достаточно быстро."

Аркадий сидел с отрешенным видом, время от времени морщась и потирая висок.

"Хорошо," – Корн встал из-за стола. "Штайн, подготовь все необходимые документы. И распорядись, чтобы Хвата отвезли домой. В таком состоянии ему нельзя за руль."

"Разумеется," – кивнул доктор. "Господин Хват, пройдемте со мной в медчасть. Нужно сделать все необходимые назначения."

Аркадий медленно поднялся, слегка покачнувшись.

"Да-да, конечно… Простите, господин Корн, что я сейчас не совсем… не в форме."

"Ничего страшного," – ответил Корн. "Поправляйтесь. Штайн будет держать меня в курсе вашего состояния."

Выходя из кабинета следом за доктором, Аркадий позволил себе едва заметную улыбку. Первый этап плана прошел успешно.

"Что ж," – сказал Штайн, просматривая карту. "Я выпишу вам стандартный курс лечения при сотрясении. Постельный режим, препараты для улучшения мозгового кровообращения."

Он быстро заполнил рецепт и протянул его "Аркадию".

"Вас проводят к машине. В вашем состоянии самостоятельно управлять автомобилем нельзя."

В коридоре их уже ждал охранник, готовый сопроводить пациента на парковку, где в машине дожидался Макс.

Охранник поддерживал "Хвата" под локоть, пока они шли к выходу. На парковке их ждала черная служебная машина, где уже сидел Макс под присмотром второго охранника.

"Садитесь, господин Хват," – охранник помог Аркадию устроиться на заднем сидении.

"Домой," – коротко скомандовал "Хват" водителю. – "А этот," – он кивнул на Макса, – "теперь будет работать у меня. Приказ главаря."

Машина тронулась с места. Аркадий откинулся на спинку сиденья, прикрыв глаза. План сработал – они оба покидали территорию базы. Теперь главное было благополучно добраться до дома Хвата.

Вдруг все потемнело, и Аркадий с Максом оказались среди каменных стен. Раздался электронный голос, звучавший отовсюду:

"БРАВО, Аркадий! Какой актёр! Вам надо подумать на пенсии заняться актерской деятельностью. Вон и блогер есть знакомый, жизнью теперь обязан – думаю, поможет."

Аркадий молчал, пытаясь осознать происходящее. Электронный голос продолжил:

"Ну что же, повеселил ты меня здорово… хорошего дня!"

Картинка снова сменилась. Теперь они сидели в парке на лавочке в Москве. В том самом парке…

КОНЕЦ

Лабиринт.

"Что, если прогулка по заброшке превратится в смертельную игру? Группа блогеров оказывается в лабиринте, где их страхи оживают, а каждый шаг может стать последним. Успеют ли они разгадать тайну загадочного голоса и найти выход, или останутся пленниками тьмы навсегда?"

Холодный металлический звук эхом разнесся по заброшенному коридору. Денис чертыхнулся, подхватывая упавший штатив.

"Тихо ты!", – прошипела Кира, не отрываясь от видоискателя своей камеры. Луч света от на лобного фонарика выхватывал из темноты облупившиеся стены, покрытые причудливыми разводами плесени.

"А мне нравится этот звук", – Алекс повернулся к камере, профессионально улыбаясь. "Представляете, сколько историй хранят эти стены? Говорят, в восьмидесятых здесь проводили какие-то секретные эксперименты…"

Мария закатила глаза: "Давай без твоих страшилок для школьников. Нам нужен нормальный материал, а не очередной фейк для хайпа."

Её слова повисли в спертом воздухе бункера. Пахло сыростью и чем-то металлическим, будто старой ржавчиной. Группа медленно продвигалась вглубь здания, лучи фонарей выхватывали из темноты обрывки старых плакатов и покореженные таблички.

"Стоп!", – Кира резко остановилась. "Алекс, повтори последнюю фразу. И давай более естественно, без наигранности."

"Да ладно, норм же вышло", – он провел рукой по волосам, привычным жестом поправляя прическу перед камерой.

Внезапно где-то впереди раздался глухой удар, будто захлопнулась тяжелая дверь. Группа замерла. В тишине было слышно только тяжелое дыхание Дениса и тихое гудение камеры.

"Там кто-то есть?", – голос Марии дрогнул, хотя она пыталась казаться спокойной.

"Сквозняк, наверное", – Алекс шагнул вперед, направляя луч фонаря в темноту коридора. "Или крысы. Пойдемте проверим?"

Кира опустила камеру: "Может, хватит на сегодня? Мы уже отсняли достаточно…"

"Да ладно! Только самое интересное начинается", – Алекс уже двигался вперед, его фигура отбрасывала длинную тень на стену. "Если боитесь – можете подождать здесь."

Никто не двинулся с места. Бросить друг друга в таком месте? Исключено. Даже если это просто очередная заброшка для контента.

Звук повторился, теперь ближе. И в этот момент погас фонарь Алекса.

"Черт!", – Алекс встряхнул фонарь. Луч мигнул и погас окончательно. "У кого-нибудь есть запасные батарейки?"

Свет остальных фонарей начал мерцать, словно в ответ. Один за другим они гасли, погружая коридор в чернильную темноту. Последним погас фонарь Киры, и тьма накрыла их, как тяжелое одеяло.

"Что за…", – начал Денис, но его прервал металлический скрежет. Звук шел откуда-то сверху, будто огромный механизм приходил в движение.