Бывшие. Верни любовь! И кота не забудь

Размер шрифта:   13
Бывшие. Верни любовь! И кота не забудь

Глава 1. Тепло ли тебе, девица? (Настя)

Сегодня двадцатое декабря. Вот и Новый Год на носу. Москву засыпало снегом. Дороги забиты машинами. Приходится выбирать – весело грести снег и идти пешком час до дома, или медленно стоять в автобусе. Час. Когда я ощущаю запах перегара от мужика, стоящего в автобусе рядом со мной, выбор становится еще более очевидным. И неважно, что сегодня среда. И почти двенадцать дня.

Расклад вообще не в мою пользу. У нашего театра проломило крышу от снега. И весь наш оркестр отправили по домам. Потому что функционировал только малый зал, а репетиция актеров куда важнее, чем никому не нужный классический концерт оркестра. Ну, да, не симфонический, но мы же стараемся и даже иногда спектакли озвучиваем. Впрочем, моему роялю досталось больше всего – крыша вместе со снегом попала прямо на него, и будь я в это время на репетиции, то пострадала бы не меньше своего Зигизмунда – так я зову этого старого доходягу. На новый «Стейнвей» денег нет, только если наш театр обменяет себя вместе с землей и персоналом на него.

Грустно. Мне двадцать восемь лет, двадцать из которых я посвятила классической музыке и клавишам. А результат? Крыша на рояле, или крышка роялю. Или мне. Потому что… что мне теперь делать?

После очередного выдоха перегаром, я принимаю окончательное решение идти пешком. Выскакиваю на первой же остановке, утопая в снегу почти до середины голени. Как там этот циклон назвали? Ваня? Вань, ну ты даёшь!

Ване, который циклон, вообще все равно, а мне вот не очень, конечно. Мои полусапожки не выдерживают напора стихии, но я с трудом пробираюсь вперёд. И очень скоро обгоняю автобус, в котором ехала, точнее стояла. Правда, и на снеговика становлюсь похожей тоже очень скоро. Когда же добираюсь до дома – здрасьте, Снегурочка! Но какая там Снегурочка, Насть? Давно уже не очень Снегурочка. А сейчас завалилась в лифт и с грязнючего зеркала, которое, кажется, кто-то облизывал, фе, но на меня взирает настоящая снежная баба. Пора что-то менять, говорит мне она, но… я вздыхаю, выхожу на этаже, стряхиваю с себя снег и захожу в свою квартиру.

Меня настораживает, что кот меня не встречает. Кактус – так зовут моего пушистика, очень трепетный питомец, радуется мне, когда я прихожу, трётся о ноги и, главное, всегда точно знает, что я вот-вот приду. А тут – нет. Странно. Слишком рано пришла?

Но нет, слышу скребыхание на закрытой кухне. Внезапно. Почему дверь-то закрыта? Снимаю сапоги. Иду туда, толкаю дверь и вот он мой красавец. Только он не спешит ко мне в объятия. Пролетает мимо и забираетс в… только замечаю, что на полу в прихожей валяются чьи-то моднючие сапоги из красной крокодиловой кожи. Постойте. Что происходит?

И в самом деле…

– Кактус? – не успеваю ничего сделать, как мой рыжий меховой любимец породы британца, скрещенного с абиссинской породой, пару раз обернувшись вокруг своей оси, пристраивается к этим самым сапогам и дует туда с таким вожделенным видом, что я не сдерживаюсь, – ооооох, – произношу в изумлении, а мне вторит из комнаты совершенно отчаянный вопль.

А?

Я не знаю кого хватать и куда бежать – Кактус радостно устраивается во второй сапог, а я всё же делаю шаг от него в комнату и…

Никогда простите не подумала бы, что увижу подобную камасутру в реальности. Но вот вижу. В исполнении своего любимого мужа Лаврентия и какой-то невозможно брюнетистой брюнетки. Такой всей из себя – ну, я конечно не худышка, у меня тоже есть за что подержаться, но тут Богиня плодородия как есть. И мой муж весь в ней. Восторженно трудится, выбивая почти идеальные на мой музыкальный слух звуки.

– Лавру-у-уша! – воет богиня идеальным сопрано, – д-а-а-а!

– Не-е-ет, – выдаю я.

Но меня никто и не слышит. И я, как в дурацком фильме, стою и смотрю на эту картину маслом. Жду, когда муж мой любимый трудиться перестанет и внимание на меня обратит.

И пока стою, в моей голове пролетает столько мыслей! Просто ураган. Рыжий ураган. Что? А! Это мой сотворивший своё чёрное, или рыжее дело, кот запрыгивает на шкаф, а оттуда со всей дури приземляется на кровать, чем доводит трудящуюся парочку до предынфарктного состояния. Но все знают, что секс – это очень опасное занятие? Я вот всегда думала, что не особо. Точнее. Был в моей жизни мужчина, который доводил меня одним своим видом до состояния, когда сердечку нужно было время прийти в себя. И в общем, я убедила себя, что это не совсем нормально, что для жизни достаточно и чего-то более степенного и размеренного. Как вот… муж мой.

Лаврентий подскакивает от прыжка кота и его протяжного, почти ультразвукового “мя-я-я”, ругается матом.

– Ты же сказал, что закрыл его, – возмущается богиня плодородия.

– Закрыл, – заключает мой муж.

– А как он выбрался?

– Сам открыл? – недоумевает Лаврентий.

М-да! Более нелепой ситуации уже не придумать. Хотя…

– Это я его выпустила, – выдаю, чем довожу парочку до второго предынфарктного состояния.

– Настя? – наконец, соскакивает с богини мой муж.

– Это кто? Твоя жена? – вопрошает она.

– Что ты тут делаешь? – возмущается, нет, подумать только, возмущается мой муж!

– Живу! – отвечаю я на его вопрос на миллион.

– Лавруша, ты же говорил, что она у тебя в больнице, – дуется богиня.

– Выписали? – удивляется Лавруша. Ненавижу это производное от его имени. Бе, просто… и между прочим ему тоже вроде как не нравилось никогда. Мы даже лавровый лист не покупаем из-за этого.

– Неужели? И чем же я больна? – не могу остановиться я. Это нервное, наверное. Смешная мысль. И я не могу скрыть улыбки.

– Э, – в голове моего «любимого» мужа происходит мыслительный процесс, но богиню он не очень интересует. Она встаёт, потом чихает, ругаясь на кота, стремительно одевается, как знаете, спецназовец, или пожарный. И устремляется в коридор. И мне остаётся только отступить с её пути. А тем временем, Лаврентий как раз натягивает на себя трусы. И идет…

Не ко мне идет, а за богиней! И тут нас настигает второй её идеальный взятый в верхнем диапазоне вопль:

– Сапо-о-о-ги-и-и!

А Кактус радостно трётся о мои ноги и тоже вопит. Богиня указывает на него пальцем:

– Ты-ы-ы!

– Кота не трожь, – шиплю я, и вообще, я тоже могу быть той ещё фурией. Ага, как же, Насть, умеешь!

– Настя! Это же просто ни в какие ворота! Как ты могла такое допустить? – отчитывает меня Лавруша. – Это подло и низко! Не ожидал от тебя такого – где манеры и воспитание! Анастасия? Это же… это же!

Все это время он стоит в трусах передо мной! Дирижирует мне, какая я невоспитанная, подлая и низкая! Н-да.

– Спокойно, Лаврентий, – разворачиваюсь на пятках.

Новая жизнь, Насть!

В комнате так отвратительно пахнет – нет, это не запах вот, как там, секса? Нет. Это пахнет… валерьянкой? Ненавижу этот запах, а вот кота-то расплющило. И мне хочется спросить – какого хрена вообще? Но нет, достаю с нижней полки свой старенький чемодан, скидываю в него все вещи со своей полки, потом открываю вторую створку, обнимаю свои скудные несколько концертных платьев и сваливаю к трусам, лифчикам, носкам и пижаме. Туда же сверху кидаю туфли концертные в специальном обувном мешке. Закрываю вообще без труда. Как оказалось, не так и много у меня вещей.

Хватаю кота, потом кактус, очень редкий, завещанный мне мамой моей. И направляюсь к двери.

Думаете кто-то что-то мне говорит? Нет. Вообще. Потому что богиня плодородия и мой муж, себе не верю, но стоит, значит, на кухне с ней и утешает, обещает купить новые сапоги лучше предыдущих. Вонь, надо сказать, в коридоре стоит отменная. Я одобрительно кошусь на кота, потом влезаю в единственную свою дорогую обувь – валенки. Не такие моднючие, как сапоги из крокодиловой кожи, но зато тёплые. И делаю это не будучи дурой, а просто потому что не очень удобно с котом в руках обуваться, а переноску я соседке отдала на время попользоваться. Короче, выхожу за дверь.

Слышу что-то типа:

– Настя? – но такое невнятное и разве что не «ну и пожалуйста» обиженное.

– А как же я и мои сапоги? – возмущается богиня. Я хлопаю дверью, надеясь, что моему супругу люстра кухонная на голову шмякнется.

Выплываю в прекрасную погоду. Снежок, конечно, продолжает валить. Кот офигевает, кактус тоже. Оба впиваются в моё пальто. Что ж – вперёд в новую жизнь! А точнее к подруге на квартиру.

Поражаюсь своему умению жонглирования острыми предметами – котом и кактусом. Я вызываю такси и очень медленно, тыкаясь по московским пробкам, еду к подруге Лене. И кто сказал, что всё будет хорошо?

Да, Зигизмунд, павший под крышей и снегом, мне всё должен был сказать. Следом за крышей театра съехала и моя вот – привет! Точнее – пока!

Лены нет дома. Только после пятого звонка в дверь, соображаю, что можно ей позвонить. Но нет – раз, два, три. Она не отвечает. И меня охватывает паника. Я присаживаюсь на ступени возле ее квартиры, в намерении дождаться подругу. Нет, я не стоическая, мне просто больше деться некуда.

Просидев минут двадцать, в безуспешных попытках дозвониться до подруги, меня настигает засада сегодняшнего дня номер… постойте, какой номер? Три? Нет, уже четыре! И не засада – провал.

– Женщина, что за безобразие? Покиньте подъезд! Понаехали тут! Вам тут что гостиница? Ну-ка, покиньте мой образцово-показательный подъезд. Только бомжей не хватало!

Как бы это описать? Не разрыдаться от обиды мне не даёт офигевание. Слово вставить в этот монолог просто не представляется возможности, мой писк: «я к Елене из триста восемнадцатой» – тонет в громогласном доведении до меня сведений о том, что вообще-то тут за всё уплачено, и за чистоту тоже, чтобы приятно было, а не вот чтобы всякие тут вид лестничной клетки портили и в лифтах…

На этот раз мне можно получить медаль по спринту и ловкости, потому что вылетаю вся красная из подъезда – все в тот же циклон по имени Ваня, и несусь куда глаза глядят. Кот, кактус и чемодан при мне. И в общем пробежав, кажется, полумарафон, я понимаю, какая же глупость, в самом деле? По какому праву эта жуткая тётка со мной так разговаривала? Что я такого ей сделала? Пол снегом припорошила? Куда деваться!

А и правда. Куда деваться?

Сажусь на лавку в каком-то парке. Я внезапно осознаю масштаб всей той катастрофы, которая со мной сегодня происходит. Парк мигает весёлыми огоньками предновогодней иллюминации, а для меня это как издёвка, не иначе. Кактус, похоже, помрёт. Тот который цветок. Правда, не очень холодно – снег только валит без остановки. Но кактус и снег? Перебор, Насть.

И только я мирюсь с потерей кактуса, как мой любимый кот редкостной породы вырывается из моих рук, словно его укусили. Он взмывает на дерево, с которого начинает тут же орать, как не в себя.

Серьёзно? Серьёзно? Где я так нагадила Вселенной?

– Ка-а-актус, – зову его, – Кактус иди сюда!

Он орёт мне в ответ нечленораздельное «Мяу», но спускаться отказывается,вцепившись в ветку дерева. Обидно, что будь я на сантиметров десять выше, даже не десять – семь. Нет, пять. Хотя бы пять…

И вот тут меня ждёт провал номер шесть уже, если и кота посчитать. Истерика. Я утыкаюсь в дерево лбом и сквозь слёзы зову кота, чтобы он спустился. Ну же…

– Ка-актус, Кактус, иди сюда, К-а-актус!

– Девушка, – чья-то рука осторожно гладит меня по плечу, а голос… этот голос кажется мне таким знакомым и, я наверное брежу, да? – Кактусы не ходят, но если вам так важно, я его принёс. Вот.

И я поворачиваюсь на этот голос.

– Настя? – выдаёт его обладатель.

– Миша? – и это провал номер семь!

Глава 2. Кактус на голову (Миша)

Я не сразу понимаю, где я нахожусь и что происходит. С трудом разлепив веки, сажусь на кровати. Поздний перелет и смена нескольких часовых поясов после тридцати лет уже более ощутимы. Встаю, кряхчу, как дед старый. Иду по свой огромной и пустой квартире.

Летал аж в Испанию, чтобы долбанные документы подписать. Бывшая жена моего подопечного, уже бывшая, слава богу, выпила всю кровь не только у мужа, но и у меня, его адвоката. Взбрендили ей в голову новые условия, и Борис Вениаминович, скромный олигарх, не желающий делиться своим имуществом при разводе с супругой, мягко намекнул, что бонус в пятикратном размере нужно отрабатывать лично. Моя команда, видите ли, недостаточно компетентна. И я, Михаил Костров, один из самых дорогостоящих адвокатов Москвы, как малолетний паж, помчался на другой конец света уговаривать подписывать дополнительные бумажки возрастную даму, которая, вдобавок, еще и клеилась ко мне.

Стресс я пережил знатный. Но вот я дома, а мне что-то от этого нифига не радостно. Скоро Новый год, а у меня даже елки нет. Если бы не расстался месяц назад с цепкой Гузель, то, может, она бы вызвала стаю декораторов и украсила бы мою квартиру с помпезным размахом.

Да вот, каждый Новый год на меня накатывает апатия. Потому что этот праздник мне уже лет десять поперек горла стоит. И ни с одной женщиной под боком его ни разу не встретил. Опять поеду к родителям загород, выслушаю сожаление мамы о таком непутевом сыне. Который, – хоть она это и не говорит прямо, но намекает, – успешно просрал свое счастье десять лет назад.

Да, теперь я крутой адвокат, и вот олигархи мне счета пополняют. И брожу тут в квартире своей с видом на парк. В одиночестве. Тыкаю на кнопку кофемашины. Кофе хочу. Только не такой. Я оставил открытым окно на кухне, и теперь слышу, как с парка доносится новогодняя музыка, и вон, каток горит всеми огнями. Раздражаюсь. Вот тот кофе хочу. Горький, не очень вкусный, с бумажного стаканчика. И чтобы зефирки там плавали. Или, как их там, маршмэллоу. И чтобы рядом ОНА смеялась.

Стоп, Мишаня. Ты реально сделал все, чтобы не кофе с зефирками на катке пить, а шампанское в дорогом ресторане в элитном обществе.

И я ни хрена не рад этому.

У меня есть друзья попроще, но они либо заядлые холостяки, которым нравится каждый день с разными женщинами развлекаться, либо истинные семьянины.

Придурок я, сказать нечего. Делать тоже. Машины времени под рукой нет.

Надо, блин, хоть кота завести. Или кактус какой. А то, как Дракула в замке, брожу тут в темноте и одиночестве. С кактусом тоже не поговоришь, но тот вроде, наверное, немного живее, чем этот подсвечник с сиськами, который мне знакомая дизайнерша подарила на день рождения.

Могу поехать в спортзал и снять напряжение, но что-то ломает. Правда, погулять хочется. Взбодриться. Конечно, погода так себе. Но у меня есть подходящая одежда и обувь. Я частенько бегаю зимой. Бегал. Сейчас даже на это времени нет.

И обычно я после обеда занимаюсь разгребанием дел в офисе.

А тут дома. Непривычно. Телефон молчит – я его спецом поставил в режим «не беспокоить». Потому что… да надоели все!

Борису Вениаминовичу документы я еще в аэропорту через его начальника службы безопасности передал. Теперь точно свободен. И вообще, надо сказать Лерочке, секретарше моей, что болею и до воскресенья пусть меня никто не ищет.

Тем более – органы и суды перед праздниками работают по настроению. Приносишь им бумажку какую, а они на тебя, как на врага народа смотрят. Вот и я не хочу работать. Хватит. А то мне месяц назад тридцать три стукнуло, а уже седой волос на виске торчит.

Быстро принимаю душ, выпиваю протеиновый коктейль, чтобы жрать сильно не хотелось, надеваю удобную форму свою, шапочку натягиваю спортивную на голову натягиваю. Музыку включаю на телефоне, наушники подключаю. Шикарно. Можно бежать.

Сноп снега едва не сносит меня у выхода из дома.

Вот это да. Вспоминаю, что приземлился наш самолет тоже не сразу, покружив перед этим дополнительный час из-за нагрянувшего на столицу циклона.

Ладно. Я так просто не сдаюсь. И что мне, снег, который меня убить хочет, по сравнению с бывшей женой Бориса Вениаминовича? У меня от нее помада на рубашке осталась! Хорошо, что сразу выкинул, хотя еле удержался от ритуального сожжения.

Музыка в наушниках энергичная. Трекер на часах начинает свой отсчет. В парке смотрю на катающихся на коньках и разминаюсь. На меня народ не очень нормально поглядывает. Я на них тоже – как по такой погоде на льду кататься? Но люди еще и фоткаются, бенгальские огоньки жгут. Праздник тут у них вовсю.

Злюсь и бегу по дорожке. Одно радует, что по такой погоде самокатчики все в ужасе дома прячутся и никто меня не собьет, пока я изо всех сил заряжаюсь позитивом в наушниках.

«Кактус! Кактуси-ик! Милый мой! Ка-актус!!».

Мне кажется, или это переход на новый трек?

«Кактус!»

Снимаю правый наушник. Хочу убедиться, что меня после пережитого стресса не контузило до слуховых галлюцинаций.

– Ну что ты там торчишь, жопка волосатая! Иди сюда!

Вот это приглашение! Вот это я впечатлен! Нет, эпиляцию на том самом месте я не склонен делать, но не настолько уж я волосат на ягодицах.

– Ну почему ты такой?! Кактус!

Иду на этот удивительный чарующий голос, охрипший от холода и слез. Явно горе у девушки. Мне ее жаль. Говорят, во время предновогодней суеты становится больше всего людей, страдающих от депрессии и прочих психических расстройств.

И вот девушка, покрытая снегом с головы до ног, дрожит вся, но смотрит на дерево и зовет кактус.

Я оглядываюсь – может, смогу ее чем отвлечь. Офигеваю, когда реально вижу кактус на лавочке, сантиметров тридцать высотой вместе с горшком. Заботливо укрыт вязаным шарфиком со снежинками и бусинками. Правда, снег и холод все равно не лучшие спутники для южноамериканского эмигранта в России.

И чемодан еще рядом. Повидавший лучшие годы своей жизни. Синий, в шотландскую клетку. Правда, из-за снега больше на квадратного снеговика смахивает.

– Ка-актус, ка-актус, иди сюда, ка-актус!

– Девушка, – осторожно глажу ее по плечу, и какие-то старые чувства во мне просыпаются. Что за хрень такая? – Кхм, – прихожу в себя и вспоминаю, что хочу сказать. – Кактусы не ходят, но если вам так важно, я его принёс. Вот.

И она поворачивается ко мне.

Охренеть!

– Настя?! – не верю своим глазам. Себе. И вообще всему абсурду, что сейчас происходит.

– Миша…

Да, Миша, блин!

Стою с кактусом, замотанным в шарфик.

Разговариваю с девушкой, спятившей, по всей видимости.

И это я виноват!

– Насть… Что происходит? – вот блин, ничего лучше не придумываю. Молодец, Мишаня.

– Мой кот, – дрожит она и показывает заледеневшими пальцами наверх. Слежу взглядом за пальцами в сторону веток дерева. И там, в самом деле, сидит рыжая морда и глазами сверкает. Орет в ужасе!

– Так кот или кактус? – я теряюсь.

– Кот Кактус. Зовут его так. А ты… что подумал?

Она бросает небрежный взгляд на кактус в моей подмышке. Затем на меня. Да-да! Зыркает на меня своими ореховыми глазищами и злится.

А я таю. Таю от Настеньки Снегиревой. Вот сам сейчас для нее котом и кактусом стану. Пусть только заберет меня с собой.

Я улыбаюсь, накидывая ей капюшон на голову.

– Сейчас, спасу тебя, кактуса и кота твоего, – обещаю. – А потом ты расскажешь мне, что тут за вечеринка у вас.

Хорошо, что я попал в эту цепочку событий в спортивной форме и в нескользящих кроссовках. Снова Настя смотрит на меня с надеждой, будто я супергерой, способный мир спасти. Ну или ее кота хотя бы. Я реально будто расширяюсь в плечах и у меня крылья за спиной вырастают. Вот только с ней я всегда такой. Всегда. Настюша моя. Аж глазам своим не верю!

– Мяу! – напоминает о себе кот. Да, надо бы поторопиться, а то моя снегурочка совсем околеет. Кот, кстати, не настолько идиот, чтобы забраться на самую верхнюю ветку. Напротив, сидит на нижней. А мне с моим ростом его достать еще проще. Это вон, Настя вечно дулась, когда я ее мелочью называл. Ну и ведь рост у нее нормальный, это я чего-то вымахал в детстве. Фиг знает, мать наверное чем-то подкармливала или тренер по баскетболу давал специальные упражнения для усиления роста. Но своим ростом я всегда доволен.

Я ловко взбираюсь на дерево – кроссы хорошо цепляются за заледеневшую кору. Держусь одной рукой за соседнюю ветку, а другой кота пытаюсь взять. Ух, жирдяй какой. Его попробуй ухвати. Только за пузико разве что.

– Мау, – обиженно говорит мне, будто мысли читает

– Послушай, дружище. Там Настя сейчас замерзнет нафиг, пока ты тут природу покоряешь.

И шипит еще, гадюка пушистая!

Надеясь на крепость ветки, за которую держусь, все же дотягиваюсь до котейки и удерживаю его в подмышке. Прыгаю с ним, как десантник на учениях. Кот от такой спасательной операции счастья не испытывает. Рвет своими когтями мой пуховый жилет. Вокруг летят перья и, зараза такая, он умудряется поцарапать меня через весь слой одежды.

– Мау!

– И правда Кактус, – стону от боли и пытаюсь снять с себя это чудовище. Ни в какую! Напротив, Настя тянет к нему руки, но кот с пристрастием залезает на меня еще выше по груди к плечу.

– Он очень милый и дружелюбный. Дай его сюда! – требует моя красавица. Ну, настоящая Настенька из «Морозко».

– Он прекрасно сам знает, где ему лучше, – протестую, обнимая котика. Пушистый Кактус орет мне в ухо. Свободной рукой хватаю ручку чемодана и тащу его по сугробам.

– Куда ты понес мой чемодан и кота? – возмущается она, держа кактус. Мы весьма колоритная парочка, ничего не могу сказать. Прохожие с любопытством оглядываются на нас. И это в Москве, где с трусами на голове ходить будешь, а никто не заметит.

– Оба твоих кактуса счастья от холода и снега особо не испытывают. А ты вообще сейчас околеешь. Пошли, давай, греться и чай пить, – безапелляционно заявляю. Это я умею. Спорить со мной? Бессмысленно.

Настя знает, что мне ничего не стоит посадить ее на чемодан и потащить их всех вместе, но все же жалеет то ли чемодан, то ли меня.

– Я просто подругу жду, – пытается оправдаться. Я же понимаю, что не спроста она тут в снегу с колючими созданиями и чемоданом отсиживается и слезы льет. Замужем же была. Я точно знаю. Я проверял. Наивный был, надеялся, что никого после меня полюбить не смогла.

Настя – и есть та самая девушка, единственная, которую я когда-либо любил. Десять лет назад расстались. Мне нужно было на несколько лет уехать в Питер на работу для старта карьеры. Я просил ее поехать со мной, но она отказалась и… я предложил нам расстаться, не веря в утопию отношений на расстоянии. Она согласилась. Мы разошлись без каких-либо упреков и… цивилизованно.

Это потом я волком скулил, проклиная себя и свой эгоизм. Вернулся спустя пять лет, а она уже счастлива замужем была за каким-то упырем. А я… женат на работе.

До сих пор расплачиваюсь за то, что не верил в нас.

Но тут… Просто кактус мне на голову! И если я не воспользуюсь своим шансом, который мне весьма благородно судьба подкидывает, то буду последним идиотом.

Глава 3. В главной роли… бывший! (Настя)

Нет, ну что за засада, простите? Это же просто невозможно.

– Миша, – требую я, требую! Больше блею, но у меня ещё и челюсть ходуном ходит, потому что замёрзла насмерть. Щёки заледенели, кактус, который в руках у меня, точно помер. Сколько я здесь, в парке, стою и рыдаю?

И вот тебе – Морозко. В главной роли Михаил Костров. Любовь всей моей жизни.

Но я не та самая Настенька, потому что – да, нет, та самая! Стою упираюсь и пытаюсь доказать что «не замёрзла, дедушка!», «тепло, аж горю!».

Твою мать… и правда горю!

Вот как увидела Мишу, так и перекрутило! Так нельзя! У меня же было всё хорошо. Размеренно. И инфаркт не грозил – а тут кардиология по мне плачет…

Тем временем, Миша с моим чемоданом и котом добирается до одного из боковых выходов из парка. А я всё стою в негодовании и убеждаю себя, что… да ничего!

– Настя! – хмурится Костров, видя, что я с места не двигаюсь. Стою, тоже хмурясь на него. Брови замерзают в положении «Анастасия Грозная». – Ты примёрзла к земле?

Совсем уже! Что за собственничество? Что за… вообще – верни мне кота!

– Миша, я правда…

– Я же сейчас и тебя в подмышку возьму, – угрожает он мне. – Выбирай – чемодан или ты?

Я фырчу недовольно, но котик мой орёт Мише на ухо, хотя и устроился у него под жилетом, который разодрал в прах и пух. Гусиный, вероятно.

– Снегирька, иди сюда, ну-ка!

Я вздрагиваю, потому что вот уж когда он меня так называл, мне всегда хотелось стукнуть его, а он меня ловил и… а дальше у меня сердце кульбиты творило, как сейчас, собственно, и делает. И мне на самом деле хочется его стукнуть, но упрямство – Настя! Что ты творишь? Миша делает шаг назад, и я припускаю к нему, потому что, точно знаю – потащит. Возьмет в подмышку и потащит, как неандерталец! Чтоб его в сугроб!

Идём мы совсем немного, в дом весь из себя крутецкий. Никогда не сомневалась, что Костров устроится хорошо – он талантливый, бойкий, у него такой тыл был. Родители прекрасные, мама и папа – с такими не пробиться просто невозможно. Они всегда такие дружные и безмерно Мишу поддерживали. Я в их семье себя чувствовала так хорошо, так… как своя.

– Только глянь! У тебя на щеках лёд, Насть! – возмущается мой провал этого дня номер семь, когда мы заходим в лифт. Стаскивает зубами перчатку и трогает пальцами мою щеку, а у меня уже и сердце остановилось! Ловите меня, сейчас свалюсь тут – никакие кардиологи не помогут. – А упиралась! Ледяная же! Заболеешь!

Он нагибается ко мне. Никак не отнимает руку.

Я смотрю на него, не моргая. В лифте места не хватает! Кактус еще и кот, жаждущий всех разодрать. И чемодан между мной и Мишей. Мне невыносимо душно. Нет. Жарко! Что там у меня замёрзнуть могло, когда я сейчас сгорю вся. И у меня только одна мысль – хочу поцеловать Мишу. Очень-очень хочу. Я соскучилась. Я так соскучилась. Невыносимо!

Тону, будто в лаве.

И даже ощущаю его горячее дыхание на коже, но лифт останавливается. Двери открываются, а у меня в голове мысль – вот бы он ко мне примёрз рукой этой, как когда металл на морозе лизнуть и…

– Пошли, – почему-то шепчет Костров. Я киваю. Но мы стоим и не шевелимся.

Двери решают, что мы не выходим и Мише приходится нажать на кнопку, чтобы двери не закрылись, оторвав всё же пальцы от моей щеки. Кот жалобно мяукает, а кактус:

– Ай, чёрт! – колет меня.

– Вот же, Настя, горе моё! – выдаёт мой спаситель, утягивает на лестничную клетку, потом к двери, заталкивает в квартиру.

Нет же! Квартира это вот у меня, а тут – я ошарашено замираю у двери.

– Настя, шаг вперёд, – в макушку командует мне Миша и я делаю этот шаг, как послушный солдатик. Стою и думаю, а может я тут это, как бы… вот же, чёрт!

Миша опускает на пол кота, снимает с себя жилет.

– Ну и ладно, – отчего-то говорит и кидает его на пол, а Кактус мой, дуралей, забирается внутрь, делает ещё пару зацепок и довольно устраивается в нём, только голова из прорезей для рук торчит.

Костров ухмыляется, а я всё никак не могу осознать, что вообще происходит. Свет, после щелчка выключателем, меня слепит, а Миша разувается и принимается за меня, пока я хлопаю глазами и трясусь от холода.

– Давай сюда, – отнимает у меня кактус, делает шаг и ставит его на комод, стоящий в прихожей.

Да это не прихожая – это половина моей квартиры, купленной на деньги от продажи маминой и ещё сверху немного из сбережений. Я всегда довольствовалась тем, что имею. Неважно, что вторичка, но я сделала дом уютным и… как оказалось, недостаточно. И меня было недостаточно? Хорошо, что я промёрзла и наревелась, потому что расплакаться от обиды просто не получается, но это и лишнее сейчас. Правда же. Куда?

– Настя, приём, Луна? – улыбается Миша, заглядывая мне в лицо. А я ловлю его взгляд, полный такого тепла, участия и… нет, Настя, нет, перестань! – Тебе надо в ванную, Насть, согреться, – предлагает мне бывший, снимая с меня пуховик. – Хоть обувь, что надо!

И он оценивает мои валенки.

– Давай я всё же пойду, – нелепо шепчу я. Мне стыдно его отвлекать. Будто я к президенту попала на приём с проблемами и своими кактусами, богинями плодородия и почившим Зигизмундом.

– Вот ещё, – выдаёт на это Миша и поднимает меня без проблем от пола, – валенки скидывай!

Глава 4. Марь Иванна разбушевалась (Настя)

Стою в ванной и грею руки под тёплой водой. Нет-нет, я не согласилась в ванной плескаться, потому что – это слишком, правда! Хотя Миша и настаивал и что-то там про «ты чего это решила стесняться, заболеть что ли лучше?». А я не стесняюсь, это же Миша… Мишка мой… с ним так хорошо было, уютно, тепло всегда, надёжно и…

Я просто не могу позволить себе занимать его. И ну, серьёзно, десять лет прошло.

Он пока меня в ванную комнату безапелляционно запихивал, я же его всего рассмотрела, украдкой, вроде как, кажется, но это не точно. Тем не менее – там у него ничего не изменилось, только улучшилось.

А у меня?

В потрясающем зеркале со светодиодной подсветкой отражается люксовая ванная комната. Шикарная, лучше и не придумать – сколько я таких картинок в журналах смотрела, где и свечи на бортиках, и всё такое идеальное, что только на картинках бы смотреть. Никогда не верила, что люди в подобных интерьерах живут. Костров живёт. И наверняка девушка… осматриваю полочки.

Настя! Ты что творишь? Тоже мне, детектив Настя Замороженная в деле. Но нет, признаков женского присутствия в этой ванной комнате не наблюдается. Однако у него может быть пачка девушек, даже не сомневаюсь, что они вокруг него скачут. Они и десять лет назад скакали. Я ничего не видела, кроме Мишки, когда была вместе с ним, и только спустя время поняла, что девиц вокруг него крутилась тьма, но смотрел он только на меня и больше ни на кого, а я удивлялась – чего он во мне нашёл.

Я сама виновата в нашем расставании. Сама. Он уехал, а я… я бы за ним куда угодно, хоть на край мира, но у меня мама заболела. И я просто не могла оставить её, а Миша… Миша – держать его я тоже не могла, да и он сам… Я просто порадовалась, что ему выпал такой шанс – уехать, найти себя, подняться по карьерной лестнице. Я сказала, что не могу поехать и… он не стал бороться. Просто предложил расстаться.

И это же правильно было, Насть… мама всегда мне говорила, что так и будет. Ей вообще Миша не нравился – не наша порода. Точнее у него порода, а у меня безродье. Словно я собака.

Шмыгаю отмёрзшим носом.

Вот и в зеркале этом – ванная комната из журнала и я такая коллажем к ней приклеена, как люди в картах желания делают. У нас виолончелистка Нателла этим очень увлекалась. Вот и я – вырезали такую в нелепой водолазке, жилете сверху вязаном, любимом моём, юбке тоже любимой, тёплой шерстяной! И вообще… И нормально, и… только на фоне этого шика-блеска, я как училка Марь Иванна – пришла проведать ученика. Апельсины не принесла. Вместо них кот и кактус.

Надо валить. Носом ещё два раза шмыгаю, умываюсь и решительно выхожу из ванной.

– Миша, я…

А тут, значит, Костров, Кактус-кот и кактус, который кактус.

– Представляешь, я тут прочитал, как можно ему помочь, чтобы предупредить его замерзание. Подкормку заказал, – показывает мне телефон. – Надо его в ванной в тепле и влаге подержать.

– А?

– Еду коту я заказал, и нам с тобой, а то я с самолёта, у меня нет ничего, ща, стой – кактус! – и он теряется в хоромах где-то своих бесконечных…

Я, если честно, в ахренении! Вот именно это слово и именно так в голове у меня возникает. На кухне мой котик в жилете ободранном, но уже на окне. И невероятно счастливый, слов нет. Мурчит, как трактор, в окошко смотрит.

– Слушай, ты чего не погрелась вся? – ловит меня за талию Миша и проталкивает на кухню. – Я чайник поставил. Тебе же с одной ложкой сахара и водички холодной немного?

С ума сойти… он помнит?

Лаврентия я даже не просила чай мне заваривать, потому что он всегда кипяток мне делал, такой что… и цокал недовольно обижаясь, когда я отливала, чтобы водички налить холодненькой. Я поэтому решила, со временем, не расстраивать его и делать вид, что забегалась, про чай забыла, пила холодный, а вскоре просто перестала просить его о такой простой вещи. А здесь – мы не виделись десять лет, а Миша поставил передо мной кружку с чаем идеальной температуры.

Вселенная, я тебя ненавижу!

– О, курьер, – подрывается Миша, когда я открываю рот, чтобы в очередной раз сказать, что собираюсь от него сбежать.

В итоге Миша заносит кучу еды, лоток (да что за… простите… он кота себе оставить решил?), миски, еда моему круглому меховому охотнику. И ведь из-за него я попала в эту…

– Насть? Ты чего? – хватает меня за руку Миша и вглядывается в лицо. – Прости, я не знал какой ему корм можно и, давай поедим, я бы сам приготовил, но…

– Да перестань! – срывает меня, и я снова реветь собираюсь.

Это слишком для одного моего самого дурацкого дня. Долбанный Новый год. Долбанный снегопад по имени Ваня. Чтоб тебя, засранец! Долбанный кот! И Ленка… где её черти носят? Я сейчас умру. Этот невозможный мужчина, которого я любила больше жизни – как так можно? Пожалейте меня уже, ну, в самом деле! Он кактус отогревает!!

– Настюш, что случилось, крошка? – обнимает меня Миша, не обращая внимания на моё возмущение и протесты. Внутренние. Потому что сама я хватаюсь за него. Мне безумно хорошо, что он меня обнимает. Мне так нужно, чтобы меня кто-то обнимал.

Да, идиотка, Настя, вот именно его тебе и не хватает. Определённо не нужно, чтобы кто-то ещё тебя обнимал.

– Ну, не плачь, рёва моя, не плачь, – гладит меня по голове Костров. Сжигает напрочь… – Что у тебя случилось, крошка, что такое?

И эта мягкость, с цепкостью, я же чувствую его, всё ещё, даже по прошествии стольких лет. Бульдог. Только такой вот ласковый.

– Миш, мне надо уйти, правда, – хлюпаю я в него носом, – неудобно и у меня подруга, она вернётся и я… давай я сейчас пойду, давай?

– Не пойдёшь, – всматривается в меня Миша, – пока не увижу эту твою подругу, пока не будет у меня точной уверенности, что ты не сядешь снова на лавку в парке…

И я выдыхаю, очень хочу сбежать от него, а жмусь сильнее, просто цепляюсь и конечно нас замыкает. Его и меня.

Миша притягивает меня к себе ещё сильнее, накрывает мои губы своими и ловит очередной мой выдох, распаляя меня до уже, кажется, невозможного состояния, вот когда до бела, до когда «твори, что хочешь». И я не сопротивляюсь, точнее что-то там где-то может и протестует, но я оставила это в сугробе на лавке в парке. Кошмар!

Мы словно с ним вообще не расставались, словно не было никаких десяти лет у меня без него, а у него без меня. Почему всё так?

Сама не понимаю, как меня впечатывает в стену его телом, горячим и таким невыносимо родным. Миша подсаживает меня рукой под ягодицы, а я, как будто так и надо, обнимаю его своими ногами. Вот вы, Марь Иванна разошлись, но как же тянуть начинает везде, вот тут мы огненные друг к другу не примерзаем уж ни разу, а вплавляемся.

– Скучал, как скучал по тебе, – шепчет в меня Миша, а я даже сказать ничего не могу, потому что снова целуемся, глубоко, жёстко, сильнее, до воя. Мне не надо ничего больше, я уже вообще перестаю соображать, только цепляюсь за него, отчаянно пытаясь не провалиться куда-то, откуда уже не будет возврата. Но и остановиться не могу. А Миша кажется вообще не собирается.

Но Вселенная собирается. И делает это с первыми нотами вступления из первого концерта Петра Ильича Чайковского для фортепьяно с оркестром в исполнении Святослава Теофиловича Рихтера.

– Телефон звонит, – выдыхаю я на озадаченный взгляд Миши. И он не хочет, чтобы я шла искать телефон, который остался в кармане моего пуховика. Я сама не хочу, но всё же Святослав Теофилович отрезвляет, и я осознаю нелепость ситуации, стремительно выпутываюсь из рук Миши и бегу в его прихожую, которая ни разу не прихожая!

– Да? – выдыхаю я, отвечая на вызов своей подруги. Злюсь и радуюсь одновременно.

– О, Насть, – орёт мне в трубку Лена, – приве-ет! Ты звонила?

– Да, у меня… хочу пожить у тебя, можно? – шепчу, чтобы Миша не услышал.

– Да, конечно, без бэ! – радостно орёт Ленка. – Подваливай, я уже дома.

Ну, вот и… оглядываюсь на Мишу, который стоит в арочном проёме своей шикарной кухни.

– Я буду с Кактусом, – говорю подруге, памятуя, что животных она не очень жалует.

– Не, Насть, прости, но если ты не хочешь моей смерти, давай всё же без кота?

Вот чёрт!

И Миша явно слышит то, что говорит Лена. Засада.

Глава 5. Кот, кактус, адвокат (Миша)

Минут через пять я уже перестаю что-либо понимать.

Настя, как ужаленная кактусом и котом одновременно, носится по коридору, причитая и рассказывая обо всем сразу.

А я только тяжело дышу, нет, пыхчу, потому что меня до сих пор кроет от нашего… чего там у нас было? Поцелуй? Да хрена с два. Я почти ее раздел и почти… Нет, стоп, Миша, почти не считается вообще ни разу. И, видимо, плохо я ее к стене прижал, раз она бегает, нет, летает, как взбешенный Снегирек, а я в себя прийти не могу.

– Насть, стой, остановись на секунду хотя бы. Что ты там несешь про кота?

– У Ленки аллергия, и на самом деле, чего ей стоит антигистаминные выпить? Но Ленка это Ленка, а другого места обитания у меня нет, поэтому Кактус с кактусом поживут у тебя, хорошо? Я смотрю, он к тебе привык. Они… – и машет в сторону ванной, – привыкли.

– Подожди…

– Прости, я… у Кактуса начинается депрессия и повышается тревожность без кактуса. Это его лучший друг, понимаешь? Ему обязательно нужно выжить!

– Кому?

– Кактусу!

– Ага, понял, – ни хрена не понял. Я никак не могу сложить все обстоятельства уравнения, при которых кактус в квадрате остается у меня, а вот Настя куда-то собирается. – Но почему кот остается без тебя?

– Я же говорю, у Ленки аллергия, – пыхтит от злости, объясняя мне, как недалекому. А я очень даже… смышленый и хваткий. За это меня очень ценят на работе.

– Да пофиг на аллергию, но тебе не кажется, что в этом доме полно места для нас всех? – теперь я делаю указательный жест по кругу.

Настя тут же сникает. Смотрит на меня пронизывающе. Глаза блестят, припухший от моих поцелуев рот, приоткрывается. Я хочу ее до потери любого здравого смысла! Я так скучал по ней! Десять лет из головы не выпускал, она словно жила со мной эти годы.

И вот она здесь, наконец-то, со мной. И планирует от меня свалить!

– Миша! – в сердцах кричит. – Ты… Ты… Я тебя не знаю. Мы за десять лет изменились, и, может, мы не очень подходим друг другу? И вообще…

– Если бы не твой телефон, мы бы очень хорошо убедились во всем, – парирую я.

– Я развожусь! Понимаешь? Столько проблем…

– Отлично! Я же как раз адвокат. Разведу тебя в два счета, – вот нашла проблему, а? Пугать ее не хочу, что как раз специализируюсь на имущественных вопросах, и выигрываю дела в судах, особенно когда дело касается развода.

– Миша, я…

– Остынь, Снегирёва. Пойдем, хотя бы чай допьем. И так уже холодный.

Она соглашается, хоть и мнется немного и… Ох, зря я ей это предложил.

– Коту нельзя такой корм, – снова рассказывает она о жизни своего пушистого, уже сидя за столом. – Он ест только печень и сердечки.

Я располагаюсь напротив нее, ухмыляюсь. Вот, почему кот такой жирненький. Но самое милое то, как Настя о нем говорит, как переживает. Она трогательная, живая, улыбчивая. А вот ее муж полный идиот. Полнейший!

А ты сам, Костров, не идиот разве?

Еще какой, но ценить Настю начал, только потеряв. И теперь ни за что не отпущу. Ни к каким Ленкам. Моя.

– Ничего, разберемся с тобой как-нибудь, не переживай.

Мой ответ вызывает у нее приступ кашля. Я выбегаю из-за стола, боясь, что радость моя сейчас тут захлебнется, но каким-то чудом она проливает на мои футболку и штаны чай. Я весь мокрый, а она тут же перестает кашлять.

– Ой, – тихонько восклицает, прижав ладошку к губам. – Прости, пожалуйста, Миша, я не специально.

– Пустяк. Не переживай, – я снимаю с себя футболку, чтобы чай по паркету не капал и ловлю на себе очень даже горячий взгляд Насти. Кажется, сейчас в обморок упадет.

– Миша, не мог бы ты… – и машет мне, зажмурившись.

– Смешная такая. Как будто на мне есть то, что ты не видела ни разу, – наклонившись, целую ее в макушку, а потом иду по направлению к спальне, чтобы переодеться. Попутно закидываю футболку в корзину для белья в ванной. Но слышу шуршание в коридоре. Возвращаюсь, а Настенька уже одета. Ее скорости позавидует любой военный. Открывает дверь и тащит свой чемодан злополучный.

– Настя! – кричу ей и догоняю ее, хватаясь за сам чемодан. – Куда это ты собралась?

– Миша, отпусти меня. Мне правда нельзя… не нужно…

Ревет же! Слезы ее снова капают на пуховик, оставляя темные пятна.

– Перестань, говорю! Куда ты сбегаешь? Зачем?

Она с особым упорством тащит чемодан на себя, но ее силы неравны со мной. У чемодана отрывается ручка. Настя вертит ее и одну секунду смотрит на нее, а потом в слезах бросает ею в меня:

– Катись туда, откуда пришел!

– Да мне не надо идти никуда, Настя, – отбрасываю чемодан в сторону и пытаюсь добраться до нее, но она прыткая и дает деру на площадку, и оттуда прямо к лестнице. Я бегу вслед за ней, несмотря на то что без футболки и обуви. Но она все равно опережает меня. – Да твою ж мать! – ругаюсь, быстро возвращаясь за курткой домой, и буквально влетаю в свои беговые кроссовки. Так глупо время теряю, но бегу за ней. Лифт точно вызывать некогда.

И она словно растворяется в воздухе! Поверить только!

На улице оглядываюсь везде – видимость плохая. Темно, да еще и снег, но Настю я бы точно увидел. Нет ее. Нет! Зараза!

Охранник в подъезде странно поглядывает на меня, когда я возвращаюсь, но молчит. Я чувствую себя полным идиотом.

Как она смогла убежать от меня? Вот почему я не запер дверь на ключ? А ключ проглотить нужно было!

Захожу обратно в квартиру.

– Мау, – встречает меня кот. Чемодан посредине. И кактус в раскрытой ванной. Ну, супер вообще компашка тут у меня собралась.

Глава 6. Красин в беде не бросает (Миша)

После душа я, наконец, могу более-менее здраво соображать. Конечно, меня кроет от злости на Настю. Я в шоке от нее, от того, как она поступила со мной, с котом и кактусом! Значит, у кота без кактуса депрессия, а у меня? Без Насти? О чувствах кота мы заботимся, а Миша пусть идет нахер!

Стоп. Миша это сам заслужил. Не надо было уезжать десять лет назад. Либо попробовать отношения на расстоянии, но я ведь упертый говнюк – отношений на расстоянии не бывает! Бери от жизни все – вот мое кредо!

Не могу, до конца не могу понять, что мной двигало тогда. Молодой, гормоны шалили, успех чуял. Желание покорить все и всех жгло меня. Да и Настя тогда выбесила меня. Еще хуже, чем сейчас.

Мне казалось, что мы созданы друг для друга, вот прям едины. Родные настолько, что въелись под кожу, впитали друг друга. И я реально в свои двадцать три думал о свадьбе и многодетной семье с Настеной. Карьеру строить именно поэтому стремился – решил, чем быстрее по молодости стартану, тем проще будет потом. Мне претило зависеть от родителей, но при этом мечтал дать моему сладкому Снегирьку все.

А хрен тебе, Мишаня.

Когда она сказала, что не поедет со мной, что у нее тут учеба и мама, меня вынесло нахрен. Я пил и гулял несколько дней перед отъездом. А потом решил – в задницу такие отношения. Даже уговаривать не стал. И дело даже не в отношениях на расстоянии – разве Питер от Москвы далеко? Мог же на выходных мотаться, залюбить ее так, что рано или поздно она бы уехала со мной. Мог, да. Но обрубил. Не нужен я был. Вернее, нужен, но где-то после учебы и мамы.

А сейчас я в списке и того хуже – где-то ниже кота и кактуса. На уровне оставленного чемодана.

Сижу на полу в прихожей и смотрю на ее старенький чемодан. Ко мне приходит кот, и садится рядом. Нет-нет, не как коты. Просто сидит на заднице и облокачивается передней лапой о мою ногу. Примостился. Теплый. Муркается.

– Ну, что ж, братан. Кинули нас, – глажу его и слышу ответ:

– Мряу…

– Ничего не говори. Я себя вот этим чемоданом без ручки чувствую. Багаж в ее жизни. И выкинуть жалко и нахрен не нужен.

– Мр-мр-мр.

– Но ведь я же когда ее целовал, чувствовал, что нужен, что скучала, что так же с ума сходит по мне, как и раньше…

Кот вздыхает.

– Вот знать бы, что у нее там в голове, – вздыхаю вместе с котом. – Но ведь она тебя мне доверила, да? И явно планирует вернуться за тобой.

Хмыкаю. Слегка по-злодейски. И похлопываю Кактуса по боку.

– А я тебя не отдам. Все. Хочет жить с тобой – пусть возвращается. Ща.

Встаю, хватаю кота в подмышку и иду с ним на кухню, где я свой телефон оставил. Звоню одному своему новому знакомому, который за пару месяцев общения мне другом стал. На него точно можно положиться. И сделает все по красоте.

– Слушаю, – ну, как всегда занятой. Вася Красин. Знаю, что дело у него там горит сложное и активно ему помогаю в нем разбираться. Его должность и положение весьма важное, и в работе он непробиваемый, взрывной и суровый, как вулкан на Камчатке. Но с друзьями мягче, веселее, и вообще больше похож на прожигателя жизни и обычного мажора. Будучи адвокатом, я тоже научился различать маски у людей.

– Краса, помощь твоя нужна.

Он жуть, как бесится, когда его Красой называют. Но не подстебать я не могу. Зато он меняет фокус со своих важных дел на то, чтобы меня на хер послать.

– Че надо? – рычит Васян.

– Номер найти нужно.

– Да, блин! Ну, Мишаня! Никак потерпеть не может? У меня тут федеральный розыск вовсю разворачивается.

– Не может, Васян. Бывшая моя сбежала от меня. Номер ее нужен.

– Не дотрахал что ли?

Его тупой юмор просто… просто… ничего! Встретит он женщину, от которой его в узел скрутит, и мы всей компанией друзей очень живо над ним поржем!

– У тебя ж там подвязок, ментов тонна.

– Ты же знаешь как оно – здесь зевнешь, а на другом районе скажут что ты обосрался. Мне такая слава не нужна, – да Вася и сам понимал это. – Чувак, дело стоящее. Я тебя на свадьбу позову. А то ты не догулял у Воронцовых. Слишком скромно было.

– Да, ни одной телки приличной.

– Симфонический оркестр позову! И акробаток. С факирами!

– Давай данные, найду я твою бывшую, – смеясь, сдается Вася. Да он бы и не отказал мне, просто захотел помучить меня лишний раз.

– Снегирева Анастасия Ивановна.

– Да ты издеваешься? – орет мне в трубку. – Сколько лет-то?

– Двадцать восемь. Но она может быть не Снегиревой.

– Зашибись. Что ты еще знаешь о ней?

– У нее кактус и кот.

– Братан, я сейчас зацеплю хороший вискарь, а ты закажи че-нить пожрать. Я должен это послушать вживую.

Вот чуял, что Красин в беде не бросит.

Глава 7. Шантаж (Миша)

Я просыпаюсь с дичайшей головной болью. А на мне сидит кот. Орет. Пытается покусать за руку, я отмахиваюсь, но он все равно возвращается и продолжает меня будить.

– Да что ж за бесчеловечность такая! – ругаюсь на него, и, так уж и быть, спускаю ноги с кровати и сажусь.

– Мяу! – ругается в ответ кот.

– Ну, перебрал я, с кем не бывает! Но то ж Васян, ты сам его видел. Попробуй что-то возразить ему.

Кот трясёт пренебрежительно хвостом и садится спиной ко мне. Обиделся.

Красин, когда приехал ко мне вчера вечером, взглянул на кактус в ванной и пушистого Кактуса у меня в руках, сразу заявил, что по телефону оценил обстановку верно.

– Найдем мы твою Снегиреву, но судя по оставленной ею компашке, она сама весьма скоро явится.

– Явится, но не факт, что заберет меня вместе с ними, – угрюмо соглашаюсь.

Кот отчаянно шипит на Васю, но тот, невзирая на пушисто-когтисто-зубастое сопротивление, держит его на руках и с умилением тискает:

– А кто тут такой жирненький?

За жирненького Васян получает лапой по лицу, но того это только смешит. Правда, кота он ставит на пол обратно на лапы, потрепав по голове.

– Слушай, Мих, я в ваших амурных делах не силен, ты сам знаешь. И что там у женщин в голове не знаю и знать не хочу, – выдает мне друг, когда мы приговариваем уже нехреновое количество вискаря. Я уже успел рассказать весь трагизм моей ситуации, но Васян, конечно же, ржач свой не сдерживал. – Но я вот из всего знаешь что вычленил?

– А?

– Что бывший муж, уже ведь бывший да?

– Почти, но я этим займусь.

– Хорошо, почти бывший муж. Так вот. Он что-то намутил с имуществом, что Настька вместо того, чтобы выкинуть его с любовницей, ушла сама.

– Может, просто не хотела оставаться с ним в одной квартире?

– Да хрен знает, но если ты говоришь, что вот она жила с мамой и вполне могла вернуться…

– Мама у нее тяжелая, Вась. Вот у тебя мама непростая, да?

– Ну, есть такое.

– А у нее в три раза хуже. Настолько, что я хреновый кандидат ей в мужья был, понимаешь?

– Династия Костровых не чета ее Настеньке? – подозрительно хрюкает Вася. Это явно смешок, но он делает вид, что серьезен, как никогда.

– Наоборот, она не доверяла мне, говорила, что я просто с ней поразвлекаюсь и все на этом. Так, по сути, и случилось. Я даже не представляю, сколько яда Настя проглотила после нашего расставания. И наверняка вот этот питон, за которого она замуж вышла, просто был возможностью сбежать от всего этого.

– Как питона-то зовут?

– Не знаю я, Вась, ничего не знаю! Знаю, что она училась на музыкальном отделении в училище. Адрес ее прежний знаю.

– А что за чемодан лежит в коридоре?

– Ее.

– И ты не залез в него еще? Вдруг там документы? – Вася смотрит на меня как на идиота. Я и сам понимаю, что возможность шикарная. Но вот то, что полезу туда – а вдруг там секреты какие? И увижу ее нижнее белье, а она узнает, и потом как отнесется ко мне?

Я знаю, что это охренеть как глупо и все улики у меня на руках, но не могу переступить через свою сраную этику.

– У меня нет ордера на обыск, – заявляю.

Вася падает со стула от ржача над бедовым мной.

– Братан, – сквозь смех орет на меня Красин. – Набирай “сто два”, будем с тобой дело заводить.

– Даже не понимаю, какой здесь состав преступления.

– Оставление тебя в опасности, – каркает Вася, поднимаясь с пола. – Ладно, ща, дай своим позвоню.

К тому моменту, когда мы допиваем вискарь и съедаем все хинкали, привезенные с любимого Васиного грузинского ресторана, номер телефона Настеньки появляется у меня. И фамилию она не меняла, к моему, непонятно откуда возьмись, счастью.

И вот на следующий день, за самую ценную информацию о моем Снегирьке я расплачиваюсь головной болью и легким тремором желудка.

Слышу, звонит телефон. Настойчиво так. С обиженным котом, которого уже по привычке таскаю в подмышке – я, наконец, нахожу телефон под кроватью. Кому там в голову взбрело беспокоить меня? Тем более, сказал же – не звонить, я в отпуске. И даже отбивку на почту поставил. Статусы все на “оффлайн” поменял. Но это же Москва. Кому какое дело до личных границ?

Смотрю на звонящего – Настенька. Да ну нафиг! Сама нашла мой номер и позвонила? Как?

– Алло, – с хрипотцой отвечаю на звонок. Кот подмяукивает.

– Костров!

– Я, да, – соглашаюсь. Слышу ее голос и радуюсь. Десять лет прошло и мы снова говорим по телефону.

– Только попробуй не вернуть мне кота! Слышишь? Охренел совсем?

– А?!

Такую интонацию не ожидаю от своей радости.

Память настойчиво подкидывает мне события из прошлого вечера. Я не звонил Насте. Я писал. Точно. В мессенджере.

Я сбрасываю вызов, не прощаясь, и смотрю в сообщениях, что же я такого вчера написал. Своей бывшей. Как в плохом анекдоте, честное слово.

«Верну кота, если ты вернешь нашу любовь».

Глава 8. Усыновление кота (Миша)

Вот это я молодец! Ни убавить, ни прибавить. Вышло немного сопливо, но зато честно. И кот с кактусом весьма хорошо у меня прижились.

И тут Настенька моя умудряется меня удивить. Пишет:

«Подам на тебя в суд за кражу кота и шантаж». Ну, разве не прелесть? Угрожает судом мне, адвокату.

«У тебя хоть паспорт на кота есть?», – уточняю. Вижу, как пишет сообщение и стирает. Пишет и стирает. Не пишет. Молчит.

«Настя, хорош дурака валять. Возвращайся».

Ну, и она как будто бы меня игнорирует.

Я тяжело вздыхаю. Ну, правда? Разве мы недостаточно времени потеряли? Вообще так глупо это все. Грудь стягивает от эмоций. Потому что не могу себя контролировать и вспоминаю каждый раз, когда мы были вместе.

Я был у нее первым.

Ей восемнадцать, а мне двадцать три. Она ждала от меня какой-то мифической опытности, а я… что я. Девушки у меня были, но не девственницы же.

Мне кажется, что мне в ее первый раз было страшнее, чем ей. Я старался, как мог, подойдя к этому очень осторожно, но все равно ей было больно. Зато потом… Молодая кровь кипела, и нам лишь дай возможность… Один поцелуй и нас могло снести до основания.

Каждый раз я в эйфории сжимал Настю в своих объятиях и радовался своей удаче, что мне повезло встретить ее. Сногсшибающая совместимость во всем. Нам было хорошо друг с другом при любых обстоятельствах. Разговоры, секс, взгляды на жизнь, интересы – идеальное попадание. Нет, не из той серии, что я говорил, а она заканчивала предложение. Нет, просто ее интересы нравились мне, а мои – ей. Она прониклась баскетболом и ходила вместе со мной на соревнования. И это было не с целью меня поддержать – ей правда было интересно. Я же серьезно увлекся музыкой, таскался по всем ее концертам, восхищаясь своей пианисткой. Просто смотрел на ее изящные руки, танцующие по клавишам и извлекающие из них все эти прекрасные звуки. И никого не существовало для меня в тот момент.

Я же так и познакомился с ней.

Родители заставили меня пойти на концерт молодых талантов. Проучить меня хотели за мои гулянки. Показать, что в мире существуют еще занятия, кроме веселья, бухла, девчонок и спорта.

Показали.

Я как увидел пианистку, завис на ней. Весь концерт глаз оторвать не мог. Она словно ангел опустилась тогда ко мне и заявила своим появлением, что я идиот, раз так бездумно прожигаю свою жизнь. В тот же вечер после концерта проводил ее домой, поехал на метро в другой конец города. И она все смеялась, что я маньяк, а я не мог никак насмотреться и наговориться. Уже возле ее дома, когда у меня был ее номер телефона и согласие на свидание, я вконец осмелел и поцеловал ее. Вот тогда-то я и пропал. Она откликнулась робко и неопытно, но этого было достаточно, чтобы я влюбился окончательно и бесповоротно.

Настя моя…

Да, я слышал такое мнение, что первая любовь просто вызывает у нас приятные воспоминания. Мол, тогда не было забот и рутины, и чувства пришлись на прекрасный период, оставив сильные впечатления и эмоции. Но хрен там. Я никогда не переставал думать о Насте и о том, как я просрал свое счастливое будущее.

Да и поцелуй у меня в коридоре все расставил на свои места. Будь я менее сдержаннее, мы бы уже кувыркались всю ночь в моей кровати. Вот я придурок. Успешно просираю все, что связано с Настей.

Но сейчас у меня есть рычаг давления – ее вещи и, тем более, Кактус. Улыбаюсь своей удаче. Пусть упрямится, сколько ей влезет. Все равно она теперь моя и никуда от меня не денется. Не отпущу, не-а!

«Короче, я свое решение не меняю. Хочешь кота вернуть, верни наши чувства. Срок – до Нового года».

«Костров! Ты доиграешься!», – отвечает мне и выходит из сети. Я ухмыляюсь. Уже доигрался. И я молодец, ага.

Кот давно вырвался из моих рук, орет сейчас где-то в ванной.

Заглядываю – чего ему там неймется. Сидит на бортике ванной и жалостливо смотрит на кактус.

– Мау, – с тоской говорит.

– Вот представь, Настя тоже для меня сейчас, как этот кактус. Вроде есть, вроде видишь. А подойти близко нельзя. Так что, братан, я тебя понимаю, – глажу его по голове и вытаскиваю кактус из воды с подкормкой. Думаю, достаточно времени прошло, чтобы он отогрелся.

Тащу на кухню, ставлю на стол. Отворачиваюсь в поисках тряпок разных, которые моя домработница где-то прячет. Слышу какой-то хруст. Поворачиваюсь на звук и… охренеть!

– Все понятно теперь, кот Кактус с депрессией без кактуса… – в состоянии полного офигевания проговариваю.

А потому что кот… отчаянно жрет этот самый кактус. Трется об него. Мурчит. И… я трындец как его понимаю.

Но кот, жрущий кактус, это простите…

Может, его к кошачьему психологу сводить? Есть же такие?

Я узнаю адрес приличной клиники через одну свою клиентку, Ангелину Ильиничну, держащую восемь кошек у себя дома на Рублевском шоссе, и любящую их настолько, что хотела составить на них завещание. Я отговорил, конечно, но и такое в моей практике встречается.

В общем, после еще одной доставки – на этот раз переноски для пушистого, ближе к обеду, когда я полностью отхожу от алкоголя, плотно кормлю себя и кота, мы едем к доктору на обследование.

Кот переноску не оценивает, но мне не хочется, чтобы кожаный салон моей новенькой «Бэхи» пострадал от его колюще-режущих когтей, как мой пуховой жилет.

И вот сижу я с орущим Кактусом на руках в ожидании приема рядом со студенткой с маленьким чихуахуа в сумочке, а напротив меня скалящийся мейн кун размером с гепарда на коленках божьего одуванчика, вроде Ангелины Ильиничны.

– Проходите, – зовет меня врач из приемной. Щукин Михаил Леонидович. Прям почти тезка.

– Кактус, его тоже Михой зовут. Нормальный должен быть, – вселяю я уверенность то ли в себя, то ли в кота.

Кактус, кажется, напротив, теперь будет придерживаться мнения своей хозяйки, что с Мишами лучше не связываться. Его беспардонно замеряют и заявляют:

– Чем вы его кормите? У него ожирение!

Таки он жирненький. Кактус смотрит на меня своими грустными глазами сидя на весах.

– Мне его оставили, но сказали, чтобы я кормил его печенью.

У врача глаза лезут на лоб, я нервно моргаю. А вдруг они вызовут сейчас какую-нибудь соцзащиту для котов и заберут его в семью, где будут нормально кормить? Меня же Настя убьет!

– Мы напишем вам план питания. В остальном ваш кот здоров.

Я уточняю насчет кошачьего психолога.

– У вас нормальный кот. Или вам психолог нужен? – у моего тезки реально глаза вот-вот из-за стекла очков вывалятся. Не каждый день, похоже, им попадаются такие фрукты вроде меня и Кактуса. – Обычный скоттиш-страйт. Они хоть и дружелюбные, но довольно интровертные и у них бывают странные пристрастия.

– А что это такое скоттиш-страйт?

– Порода его такая. Вы не знали? Родом из Шотландии ваш красавец. Окрас шикарный. Золотой тикированный. Его еще шиншилловым называют Но никакой эксклюзивности.

– Ну, да. Без волынки и килта, – очень неуверенно шучу, но ветеринар шутку не оценивает. – А мы можем оформить гражданство этому иностранцу?

– Что? – доктор в конец охреневает.

– Паспорт ему сделать. С породой и весом. И рекомендациями по содержанию.

Чтобы разбавить возникшее напряжение, медсестра, или кто там у ветеринара – ассистентка, нервно смеется. Я тоже. Кактус только добавляет:

– Мау.

– Он жрет кактус, – выдаю я, все-таки, его странный секрет. – И без кактуса у него депрессия. А вдруг без печени тоже грустить будет?

– Он манипулятор и лентяй. Но у всех нас есть свои особенности. Кто-то кактус жрет, кто-то из него водку пьет. Всякое бывает. Вы главное не поддавайтесь на его тоскливый взгляд и что он бедный и несчастный, кормите по часам и по чуть-чуть, иначе через пару лет ваша животинка будет у нас лечиться от онкологии. Если доживет.

– Слышал, Кактус? Оказывается, ты хитрец. Хорошо, что попал ко мне. Я тебя, манипулятора, на чистую воду выведу, – глажу его по голове, а он переползает по мне и моему кашемировому свитеру на руки.

Кажется, он согласен на все, лишь бы вернуться к своему кактусу. Как я, когда речь идет о Настеньке.

– Паспорт вам подготовим. Фотку сами сделайте.

И кот, внезапно, получает имя – Костров Кактус.

Усыновление, прошло успешно! После ветеринарки я даже отвожу его в фотостудию, и я реально ответственно подхожу к оформлению документов. Фотография Кактуса к концу нашего путешествия красуется на главной странице паспорта.

Даже если Настя решит подать на меня в суд, что весьма забавно, имущественные права на кота я докажу очень легко. Но, вообще-то, в планах вернуть его маму домой и дать ей общую с котом фамилию. Кострова Анастасия Ивановна. Как звучит!

Глава 9. (Не)Счастье, сердце и мартини (Настя)

Истерика накрывает меня уже возле дома Ленки, возле которого я оказываюсь за рекордное время!

Это же… это… Какой кошмар!

Я бросила кота, бросила своего Кактуса, бросила вещи свои… я, кажется, и мозги где-то там потеряла!

Ненавижу тебя, Костров, ненавижу!

Опускаюсь на скамейку возле образцово-показательного подъезда Ленки и рыдаю. Меня трясет. Так нельзя. Ну, правда! Я же… я же… всхлипываю и завываю сильнее вьюги, в которую превращается этот проклятый снегопад Иван или, как там его, Ваня!

Ваня, тебя я тоже ненавижу! Вот оно – имя моей кармы!

Господи, как мне теперь жить? Какту-у-ус! Котик! Миша-а-а, чтоб тебя!

– Эй, Настька, ты чё? – ко мне нагибается Ленка, идущая откуда-то домой. Она бросает пакет с продуктами на лавку рядом со мной. Значит, из магазина идет.

– Ленка! Ленка, ты где была? – и её мне тоже стукнуть хочется. Ведь если бы была дома, телефон в попе не держала, а отвечала на звонки, то я бы не попала в эту кошмарную ситуацию.

– Насть, да не переживай! Вот она я. Ты чего? Я в магазине была, потому что, раз ты у меня, то надо нам выпить чего-нибудь, – она гладит меня по спине. – А ты прям выглядишь зачетно… надо было водку брать, а не мартини.

– Какой мартини, Лена? Какая водка? У меня кот! У меня Кактус с Мишей остался, а я даже не знаю, где теперь мне их искать! – кричу на неё, шмыгая носом.

– Чего? Какой Миша? Насть, так… Вставай! – командует подруга и тащит меня в подъезд. Вспоминает, что забывает пакет. Чертыхается и возвращается за ним. Снова бежит ко мне и берет меня под локоть.

Когда мы поднимаемся на ее этаж, я, несмотря на рыдания, оглядываюсь в поисках той страшной тетки, которая меня несколько часов назад выгнала с котиком, кактусом и чемоданом… а теперь у меня ни чемодана, ни кактуса, ни котика, ни чести, ни совести… ни сердца целого! Только разбитое на осколки…

Заваливаясь с Ленкой в квартиру, я вдруг понимаю, что сердце мое треснуло не от того, что я Лаврентия застала с какой-то девицей брюнетистой. Нет. Во всем виноват Миша Костров. Сердце в клочья после встречи с ним. Я обнимала его и целовала… И мы бы зашли дальше, но… меня спасли Ленка и Рихтер с Чайковским.

– Настя, – гаркает на меня Ленка, когда я пытаюсь взвыть на весьма повышенных нотах, – выруби оперу!

Не любит Лена оперу.

– Что стряслось, Насть?

– Всё стряслось! Всё! – продолжаю оперить.

– Трагедь отключи, а? Ничего не понятно, но очень интересно, – Ленку этим не пронять. У Ленки нервы – стальные канаты. И она умеет за себя постоять. А я не умею. Но вот мне мама всегда говорила, что Лена с ее характером стервы первосортной будет одна и несчастна. А я вот не одна оказалась. И тоже несчастна. А Лена вот стоит с мартини, которое успела в стакан налить – счастлива. Я точно знаю.

– Я ушла из дома, – всхлипываю я.

– Ага. С кактусом?

– Лаврентий мне изменил, – вою снова.

– Едрить, стручок небритый, – выдаёт Ленка. – Так, – поднимает меня подруга с пола своей прихожей и раздевает. – Мудак. Я тебе всегда говорила. Мудак первосортный!

– Я… Я разведусь, – обещаю, точнее, скорее закрепляю уже озвученную мысль. Внутри какое-то ощущение, словно вызов или челлендж – чем больше народу узнает, тем точнее я это сделаю.

– Конечно разведешься! Только попробуй не развестись! – она тащит моё тело на кухню и сажает на стул, впихивает в руки мартини. – Так. Теперь кактус ты забрала, ясно. Странно, но ладно. А про кота ты чего у меня спрашивала? И чего там за Миша, который теперь с твоим кактусом?

– Лена! – вскрикиваю я. – Ну я же про кота! А не про кактус. Но его я тоже забрала.

– Боже, Настя, не проще было выставить этого своего Лаврентия-хуентия?

– Лена, ну, перестань!

– Чего перестань? Ты пей давай, – она заставляет меня выпить, потом подливает ещё, – что за Миша-то? Что ты ему и кота оставила, и кактус, и вообще всё, что из дома там забрала?

– Миша, ну, Костров!

– Отличная фамилия, лучше чем вот, как там у твоего Лаврентия? Отрыжко?

– Отрожко! – поправляю я Лену, злясь на неё.

Но она и не должна знать про Мишу. Я познакомилась с ней уже после того, как он уехал. Мы с ней через мам познакомились. Грустно, конечно, потому что у нас мамы в больнице лежали, в одной палате и мы с Леной постоянно в одно и то же время посещали их. Разговорились как-то, потом кофе попили, потом напились вместе. Моя мама умерла и Лена была тем человеком, который меня поддержал. А потом, увы, и её мама тоже умерла, и уже я поддержала её. Вот с тех пор мы с ней вместе и… поддерживаем друг друга.

– Постой, это не тот ли Миша, который свалил и бросил тебя с мамой болеющей? – вдруг выдаёт, прищуриваясь, Лена.

– Он не знал, – говорю я, оправдывая Мишу. – Я ему не сказала, что мама болеет.

– В смысле? – хмурится подруга моя. – Почему? Он тоже мудак? Вот тебе на них везёт!

– Нет, Лена, – возмущаюсь, – Миша хороший! Миша он… просто ему надо было ехать, у него карьера, он такой молодец, а я не могла. И я не сказала, потому что он бы остался и испортил бы себе карьеру.

Хлюпаю носом. Развезло меня от мартини на голодный желудок.

– А он кто?

– Адвока-ат!

– Ого, – присвистывает Ленка. – Адвокат! Ну, тык, если Миша такой хороший, ещё и адвокат, чего ты за кота своего переживаешь?

– Потому что я… – я смотрю на Лену и понимаю, что ещё не так сильно пьяна, чтобы рассказать о том, как мне голову повело, стоило бывшему моему шикарному, такому замечательному и нифига не изменившемуся до меня дотронуться. – Я ушла, а номер у него не взяла, понимаешь?

– Так завтра пойдешь к нему, ну, хочешь, пойдем сейчас твой чемодан забирать, – предлагает Лена.

– Я не помню, где он живёт! – и меня окончательно развозит, я снова рыдаю, утыкаясь в свои руки, сложенные на столе.

– Э-э, мать! Короче – ничего этот Миша с твоими кактусами не сделает, вещи твои вероятно, раз адвокат, надевать не будет, так что… спать, а завтра разберемся, – и она тащит меня теперь в комнату, а у меня ноги уже не передвигаются.

Как только Лена погружает меня на кровать, я понимаю, что определённо не смогу с нее встать. Меня разрывают эмоции, потому что – Костров хороший, он очень хороший! Да? И… но он же… и чего я убежала? Чего? А если бы не убежала, то мы с ним точно бы… вот он самоуверенный гад, а? Я же типа знаю его всего. Я ничего не знаю. И знать не хочу! И вообще. И… и… снова чувствую, как всё внутри сгорает от его прикосновений и поцелуев. Сердце колотится, как ошалелое. Все внутренности скручивает в невыносимом желании.

Кошмар!

Телефон дзынькает сообщением.

Я открываю, чисто на инерции. Читаю:

«Верну кота, если ты вернешь нашу любовь».

Просыпаюсь мгновенно.

Миша, ты офигел?

Кошмар!

Глава 10. Ужасные новости (Настя)

Моему негодованию нет предела. Но только поделать ничего не могу. Вообще. Я просто распласталась по кровати. Я зла на этого… этого… этого… негодяя! Нет, подумать только! Он решил шантажировать меня моим котом!

И какая, простите, любовь? О чём он? Он сам предложил расстаться! Он. Не я. У меня просто не было выбора. Как я могла оставить больную маму? Никак!

Верила ли я, что Миша будет любить меня на расстоянии? Хотелось ли мне ездить к нему или ждать, когда он приедет? Хотелось?!

Очень!

Но он решил иначе. Он решил!

И я собрала себя. Собрала. Под мамины комментарии о том, что нечего было и надеяться на что-то этакое, потому что, каждый сверчок… и нет, мама говорила совсем не так. Это я тут, вспоминая, скромничаю, а она в выражениях не стеснялась. Я получала по полной. В какой-то момент и правда поняла – оборвал отношения? И хорошо! Ему нужна была совсем другая девушка. И я, попав вчера к нему домой, вновь в этом же убедилась в этом. Правда.

Продолжить чтение