Идеальный капитан

.

– Эрик Смит, – отрапортовал я. – Желает служить в нашей части.

Главный тяжко вздохнул – до моего чувствительного носа донеслась волна перегара – и поднял на нас красные после вчерашнего глаза. По-бульдожьи цепко оглядел стоящего рядом со мной человека. Задержался на его разбитом носе с двумя фингалами в комплекте.

– Тренировка в спортзале, – не моргнув глазом соврал я.

– Мм… – болезненно поморщился Главный. Представляю, как у него сейчас голова трещит. – И где ты его взял?

– В Данбурге. Это город-гетто для генномодифицированных.

Ответ очевидный – где ещё можно взять мутанта? – но снова лживый. Однако рассказывать генералу, что я нашёл Эрика на свалке – еле живым и на цепи, – а потом откармливал кровью, точно не стоит.

Как и то, что фамилия у него не «Смит».

И что зовут его скорее всего не «Эрик».

И что я вообще без понятия, откуда он взялся на той свалке.

1.

Эта история началась в тот прекрасный зимний день, когда в мой кабинет явился Главный – он же генерал Сикорски – с затаённой просьбой в глазах. Оказывается, подошло время назначить представителя от нашей части в очередную экспедицию полицейского спецназа.

У столичного спецназа есть такие вот турне с целью почистить дальние углы галактики от криминальных элементов, и туда зачастую зовут «гостей по обмену» – представителей от полиции и армии со всей страны. По телику, конечно, это предъявляют как совместную операцию лучших из лучших: генералы сурово хмурят брови, координаторы деловито пожимают друг другу руки, рядовые бойцы широко улыбаются в камеру, изображая восторг от того, что выбрали именно их.

По факту участвовать в этих выездах никто не хочет: болтаться на корабле три-четыре месяца, скучно, плохая связь с Землёй, можно или вообще никого не найти, или найти такую толпу отморозков, что будешь совершенно не рад, – поэтому все начинают ныть, что у них дела-жёны-дети. А у меня жён и детей нет, зато есть интерес развлечься там, где за этим не будут следить и не будут задавать лишних вопросов.

В последнее время сидеть в кабинете осточертело, поэтому я – для вида покривив морду – охотно согласился. Главный отечески похлопал меня по плечу, мы, как положено, опрокинули по стакану коньяка «за следующую встречу», и я, прихватив помощника, отчалил в космопорт.

Только вышли из автобуса, а там как раз прямой репортаж о нашем отъезде: хмурятся, пожимают руки и улыбаются в камеры. Меня тоже позвали, как же иначе, – один из немногих мутантов в армии, олицетворение политкорректности и расового равенства, единственный и неповторимый капитан Синхард Блэйк! В одну камеру сурово похмурился, в другую обаятельно поулыбался – предварительно поправив маску, чтобы ненароком не испугать зрителей острыми зубами, – и вот наконец-то телевизионщики свалили, а мы вылетели.

За что я обожаю эти тусовки со столичным спецназом – у них офигенное финансирование, отличная кормёжка и новейшие корабли с высокими потолками. Два с половиной метра! Просто летающие дворцы! Не то что в нашей захолустной части, где мне, с моим ростом в два и десять, приходится перемещаться по кораблю или на полусогнутых, или согнув шею под углом в девяносто градусов, или – в самых высоких коридорах – протирая макушкой потолок. Везёт, что у мутантов нет проблемы с выпадением волос, а то давно бы уже протёр себе лысину.

Второй плюс этих покатушек – ездят в них зачастую одни и те же люди. Ну, это как дружеский выезд на охоту или, там, корпоратив со страйкболом, только гораздо веселее: сколько нашёл отморозков – они все твои, боеприпасы можно не жалеть, и они со своей стороны тоже не жалеют ни патронов, ни взрывчатки, а иногда и РПГ расчехляют. Пиу-пиу!

В этот раз летели мы долго, чтобы начать турне с самой дальней точки маршрута – без предупреждения вынырнуть на отшибе галактических трасс и устроить там «кто не спрятался – я не виноват».

Этой самой дальней точкой оказалось редкостное захолустье – мелкая нищая планетка с говорящим названием Мусорка и полностью деградировавшим населением.

После долгого перелёта всем нашим не терпелось размяться, поэтому проверку начали сразу, как прилетели, и чудесным звёздным вечером разбрелись по окрестностям. Ночь – лучшее время, чтобы подловить местных за сомнительными делишками, но важнее другое – мы со своей стороны тоже можем не включать эту прогулку в официальные отчёты: ночь же, все мирно спали на корабле.

Спровадив помощника в другую сторону – нечего за мной подглядывать, я стесняюсь кушать людей при свидетелях, – сам я направился к населённому пункту, громко обозначенному на карте как «город Свалка-22». Даже на схеме этот «город» выглядел как поселение в три двора, внутри округлого ограждения – центральная площадь и кривенькие линии хибар, а снаружи, чуть поодаль, – та самая свалка, сердце каждого населённого пункта на этой планете.

Эти залежи непонятных предметов, оставленные неведомо кем, обнаружили лет двести назад, и на эту планету сразу же наперегонки рванули учёные: разбивали лагери рядом с этими кучами, изучали найденные предметы, пафосно именуя их «артефактами», даже надеялись встретиться с пришельцами… Однако из этого начинания так ничего и не вышло: «артефакты» совершенно не работали, пришельцы так и не объявились, а колонисты спились от скуки и разочарования и превратились в опустившихся алкоголиков, роющихся в мусоре, которого на этой планете хватит на сто лет вперёд.

К городу я вышел как раз со стороны свалки. Впереди – словно бы праздник: костёр, прыгающие вокруг него чёрные силуэты, весёлые пьяные крики и разрозненные звуки барабанов. Издали было похоже, что отмечающие уже перепились и хороводят кто во что горазд, устроив то ли сельскую дискотеку, то ли жертвоприношение во славу своей любимой свалки. А что, я бы уже и не удивился: столько надежд и ожиданий не могут уйти впустую, наверняка местные готовы на всё, чтобы наконец-то заставить «инопланетные артефакты» работать, – хоть даже провести над ними ритуал вуду.

Конечно, пьяные танцы – не в моей юрисдикции, однако стоило убедиться, что там всё в рамках закона, поэтому я решил обойти веселье по широкой дуге – глянуть одним глазом, пока ищу вход в город.

А вот дальше началось странное. Чем больше я приближался к городской стене, к свалке и «празднику», тем гаже себя чувствовал. Я уж было начал гадать, что это за ощущение – побочный эффект долгого перелёта или влияние нездоровой атмосферы планеты-мусорки, – как вдруг накрыло меня отчаянием так, что хоть застрелись на месте, а в голове раздался тоскливый и какой-то измученный скулёж. Словно кому-то очень больно, но у него уже нет сил сопротивляться.

В первый момент я даже сам себе не поверил: лет пять, а то и шесть не сталкивался с телепатией, совсем отвык. Ощущение – как от сознания другого мутанта, но откуда ему тут взяться? По официальным данным генномодифицированных на Мусорке нет. Это и понятно, мутанты предпочитают жить на Земле, более того – в специальных городах-гетто, по соображениям безопасности. Один я такой умный – пошёл работать в армию, чтобы ночами шарашиться по каким-то негостеприимным планетам.

Впрочем, за себя я не боюсь, и не в такое вляпывались, а вот ответственность за собратьев у нас, мутантов, впитывается с молоком матери, ведь ещё каких-нибудь сто лет назад «нормальные» люди считали вполне нормальным нас убивать. На Земле сейчас такого уже нет, но на окраинах галактики возможно всё, поэтому я знатно напрягся и начал подкрадываться ближе к «празднику», внимательно приглядываясь. Всё веселье сконцентрировано вокруг огня. Именно там все пляшут, громко радуются и тычут палками в костёр – зачем, спрашивается? Видимо, там есть что-то интересное.

И в этот момент мне показалось, что внутри пламени что-то шевелится – при этом я сразу понял, что это и есть тот самый человек, чей тихий скулёж я слышу в голове.

Обычные люди считают нашу способность общаться мысленно чем-то сверхъестественным, но это чушь, мутанты просто более чувствительны, особенно друг к другу. У меня с телепатией не очень, но даже я способен почувствовать волны боли и страха, расходящиеся от сжигаемого заживо существа.

В следующее мгновение я увидел длинную цепь, тянущуюся от городской стены прямо в костёр, – и вот тут психанул окончательно: влетел в толпу веселящихся и прямо ногтями располосовал их на ленточки, параллельно скороговоркой оттарабанив протокольную речь о том, что мною были выявлены их преступные умыслы и действия, в связи с чем я, высший армейский чин, присутствующий сейчас на этой планете, приговариваю их к высшей мере наказания. Конечно, по правилам я обязан был сказать это до приведения приговора в действие, но какая им уже разница?

Когда я потушил огонь, там действительно оказался человек – чёрный, как головешка, еле различимый в слабом свете звёзд. Поскольку было очевидно, что это мутант, я быстренько закатал рукав кителя, располосовал ногтями свою руку и прижал к его рту – и он, чуть почуял запах крови, присосался к порезам, схватив мою руку обожжёнными ладонями так, что остались ожоги от горячей плоти.

Нас ведь не просто так обзывают «погаными вампирюгами» – мы и в самом деле любим кровь, хотя в остальном весьма далеки от классического представления о Дракуле и прочих чудиках из женских романов. Во-первых, мы обычные живые люди и не одеваемся как придурки. Во-вторых, питаться кровью нам не обязательно, это скорее деликатес, чем необходимость. Тем не менее, кровь поистине незаменима в качестве лекарства. Генномодифицированные все разные, потому что мутации случайны, но всех объединяет инстинкт: при сильных травмах стоит мутанту почуять запах крови – он даже в бессознательном состоянии потянется к её источнику и вцепится, насколько хватит сил, потому что от этого буквально зависит его жизнь.

Кроме того, именно кровь усиливает телепатию и уникальные способности организма, если они есть. Вот я, например, от природы быстрый, поэтому обожаю в бою пить кровь врагов: и мне вкусно, и процесс ещё больше ускоряется.

А человек из костра оказался очень живучим: я буквально чувствовал, что от моей крови по его телу пробегают волны регенерации, а сознание расслабляется, как после обезболивающего. Нет, конечно, он не покрылся новой кожей прямо на месте, на чудеса мутанты не способны – что бы ни болтала жёлтая пресса, – однако теперь я хотя бы был уверен, что незнакомец выживет. Разорвав цепь, обвязанную вокруг его шеи, я понёс его к нашему кораблю.

Нам повезло, никто из команды ещё не вернулся, только медичка смотрела кино в общем зале, так что я незаметно протащил свою обугленную ношу в каюту.

Да, не слишком-то осмотрительно селить к себе незнакомца. Да, я в целом доверяю обычным людям – иначе не жил бы среди них. Хватает придурков, которые гонят всякую ксенофобную хрень, в общественном месте могут скривить морду при виде меня или плюнуть вслед, но дойти до убийства – типа, накинуться на мутанта с топором и криками «За чистоту расы!» – это вряд ли, настолько отбитых мало, да и нынешние законы жёстко пресекают подобные настроения. В целом основная масса людей не опасна.

Тем не менее, стоило наткнуться на отбитых индивидуумов – у меня перед глазами так и стояло зрелище весёлых танцев вокруг полыхающего в костре человека, – и мой уровень доверия к людям резко упал, а заодно и настроение стало мрачнее тучи. Остальные, когда вернутся с проверки, гарантированно скажут, что мы должны передать этого неизвестного мутанта полицейским на ближайшей планете, – и будут сто процентов правы, – но сейчас у меня включился режим «защищать своего от врагов» и я был готов начистить морду любому за подобное предложение.

В памяти сразу всплыли все эти слышанные в детстве рассказы пожилых соседей о прошлом нашего гетто – о том, что они видели своими глазами: ночные облавы, поджоги домов, избиения, пытки, убийства… Конечно, сам я подобного не застал, сейчас мутанты считаются полноправной расой, и я даже до того не пуганный, что в четырнадцать свалил из родимого гетто в человеческий город – поступать в военное училище. Был там единственным генномодифицированным на всю округу, но всё же благополучно закончил обучение и теперь – вот, работаю в армии, как и мечтал. А ведь раньше мутанту попасть в госструктуры было невозможно в принципе.

Конечно, в учебке проблемы случались. Но они были решаемые – меня ведь не убили. Не было ничего такого, с чем я не справился бы благодаря своим достоинствам, и я сейчас даже не о том, что обычно подразумевают под словом «достоинство» – хотя на этот аспект тоже никогда не жаловался, но он больше интересовал девушек. В общении с курсантами важнее были другие параметры. Два метра роста – раз. Острые зубы с длинными клыками – два. Не менее острые и длинные ногти – три. Скорость реакции – четыре. В общем, даже на первом курсе учебки стоило как следует подумать, прежде чем что-либо вякать в мой адрес.

Хотя вякавшие находились. И не всегда ситуацию можно было решить кулаками. Если строго между нами, о некоторых своих поступках я не рассказывал никому – и уж точно не стал бы рассказывать родителям в ответ на их расспросы «Как учёба?» – однако в тот момент они были необходимы, и если бы пришлось выбирать во второй раз, я бы поступил точно так же.

В общем, суть такова, что даже я – хоть и выбрал жить среди людей – всегда понимал, что доверять им на сто процентов не стоит, так что бежать сдавать им другого мутанта было бы крайне опрометчивым решением. Более опрометчивым, чем втихаря поселить его в моей каюте. Вот поэтому я и не стал никому ничего не говорить.

2.

Покопавшись в данных, я обнаружил, что двадцать шесть дней назад на планете-свалке делал остановку медицинский крейсер. Скорее всего, именно он привёз туда этого парня: настолько живучего мутанта, способного выдержать травматический шок, могли использовать для нелегальных опытов, такое до сих пор практикуется. На всякий случай я отправил запрос на проверку крейсера, хотя вряд ли повезёт. Такие люди осторожны, они не приблизятся к полицейской трассе с криминальным грузом, а бегать их выискивать никто не будет.

Что касается таинственного мутанта, он вёл себя тихо. В буквальном смысле: не издавал ни звука, даже не стонал вслух, хотя я чувствовал его боль. Иногда, приближаясь к каюте, улавливал его мысленный скулёж, но, как только заходил, он замолкал вообще, только дышал тяжело. Казалось, что это подтверждает мою теорию насчёт медицинского крейсера: скорее всего, этого парня приучили испытывать боль и молчать при этом.

Когда у него в целом восстановилось лицо, губы, уши и прочие части головы, я рассчитывал, что теперь с ним можно будет хоть как-то пообщаться. Нифига подобного: на мои слова он не отвечал, сам ничего не говорил, вообще не делал попыток взаимодействовать – хотя бы жестами, телепатией или мычанием. Но при этом определённо меня понимал. Например, когда я мазал его регенерирующим гелем, то командовал встать или вытянуть руку, и парень это делал. Но сам – никакой инициативы.

Кстати, с гелем возникла непредвиденная сложность. В нашей-то части все медики меня знают и во время вылетов дают медикаменты без вопросов – во всяком случае, безрецептурные, которые без отчёта. И вот, регенерирующий гель – вполне безрецептурный. Однако спецназовская медичка неожиданно упёрлась, и даже не спрашивайте, как мне пришлось её очаровывать ради этих тюбиков. Пустил в ход всё своё обаяние «восемнадцать плюс». Кхм, то есть я не имел в виду, что у меня всего восемнадцать… этого, как его… «обаяния», у меня-то побольше, но если начать описывать всю мою схему уламывания медички, то получится совсем недетское чтиво, так что не будем об этом. Говоря коротко – я очень постарался ради этих тюбиков.

Зато мой «гость» восстанавливался на глазах. Ещё бы, помимо геля я ещё и кормил его кровью три раза в день! Аж сам похудел на десять кило, хотя ел всё, что не прибито. Серьёзно, только и зыркал по сторонам, чего бы ещё сожрать. Конечно, во время вылазок на разные планеты старался и крови перехватить, но с этим не особенно везло: там были заранее выявленные крупные точки, куда мы ходили всем отрядом, и уединиться получалось редко.

Так что в основном я сметал корабельные припасы: протеиновые батончики и мюсли на камбузе, карамельки из вазочки в общем зале, даже фисташки сожрал подчистую, хотя терпеть их не могу – с моей заострённой формой зубов все эти сволочные орехи застревают между ними. В итоге корабельный кокдаже начал шутить, что мне еда впрок не идёт – то ли влюбился, то ли космических глистов подхватил, ха-ха, глядишь, такими темпами нам рассчитанной провизии на дорогу не хватит.

Да уж, завёлся тут у меня один… генномодифицированный паразит. Ну а как, как его не кормить?! Сам ростом с меня, но весит раза в два меньше, худой, как палка, все рёбра пересчитать можно. И бледный, как смерть, – того же цвета, что и простыня. Правда, потом у парня начала расти белая шевелюра – тут-то я и догадался, что это он не после травмы так болезненно выглядит, а просто-напросто альбинос.

В общем, хоть я и отощал, но зато был горд собой и доволен темпами восстановления моего «гостя». Единственным пунктом регенерации, с которым почему-то вышла загвоздка, стали глаза: они никак не желали реанимироваться и оставались полностью чёрными и слепыми. Но ладно, это уже были мелочи. Главное, что мы справились без участия медиков, поэтому о присутствии неизвестного мутанта на корабле никто не догадывался.

По непривычной контрастной внешности парня – весь белый, глаза чёрные – было трудно понять, сколько ему лет. Осанка молодая, движения лёгкие, по общему впечатлению я бы сказал – не больше двадцати пяти. Но при этом мускулатура проработанная – то есть как будто не меньше двадцати. Да, он худой и жилистый, но в драке такие заморыши получше многих качков на стероидах: во-первых, они проворнее, а во-вторых, красавчики с эффектной горой мускулов обычно слишком самоуверенные, на чём и прокалываются.

Однако меня смущала мысль, что от мутантов всего можно ожидать, и вдруг его мускулы – вовсе не результат тренировок, а природное телосложение? То есть вообще не показатель возраста. К тому же волосы на голове парня росли вполне бодро, а борода – нет. Лицо какое-то смазливое… А вдруг он младше?! Вконец зашуганный пацан – и именно поэтому не пытается сбежать из каюты? Вдруг он думает, что я тоже планирую сунуть его в костёр или что-то подобное, – потому и не разговаривает со мной? Хотя такая дылда с меня ростом…

Хотя нет, всё же было совсем не похоже, что парень меня боится: он не дёргался от резких движений и ничего такого. Повадки уверенные. Да нет, взрослый он! Мало ли, не у всех обязана быть борода до пояса. Это вот мне приходится бриться утром и вечером, а он всё-таки блондин, волосы тоньше и всё такое. Или, может, из-за мутации волосы только на голове растут.

Конечно, я объяснял ему рассудительно, почему нельзя покидать каюту – потому что мои сослуживцы живо высадят его на ближайшей планете у чёрта на рогах, а мутанту лучше бы попасть на Землю, там за нашими правами следят, – но чёрт знает, что из этого он понял.

Впрочем, даже и со взрослым человеком могут быть проблемы. Парень ведь независимо от возраста может заявить на меня в полицию: мол, я его похитил – ага, из костра, где ему очень нравилось сидеть, – и насильно удерживал в запертой каюте. Мало ли, какие интерпретации происходящего проносятся в его голове – он ведь молчит и совершенно ничего не говорит. А потом пойдёт в полицию – и ка-ак наговорит там… На три срока.

Но ладно, выбора у меня всё равно нет. Раз уж начал держать нелегального пассажира в своей каюте – придётся идти до конца и надеяться на лучшее.

Хотя держать его там было ой как непросто. Да, парень молчал и не делал попыток выбраться из каюты, но хватало других моментов. Например, поначалу из-за ожогов всего тела было туго с постельным бельём. Бельё я таскал в стирку каждый день – пряча за спиной, чтобы никто не заметил следов крови и сукровицы. Каждый божий день! Постоянно бегал туда-сюда с этими простынями, что тоже вызывало какие-то ухмылки и намёки от сослуживцев: видать, мне слишком одиноко в такой долгой поездке. Я в ответ лишь улыбался таинственно, как Мона Лиза.

Особенно если учесть, что одиночества не было и в помине: распробовав мои таланты, медичка требовала их ежедневно – в качестве пропорциональной платы за ежедневный запас регенерирующего геля. Не то чтобы я был против – у столичного спецназа не только финансирование на высоте, но и штатные медички просто огонь, – однако пришлось весьма постараться, чтобы скрывать и присутствие неизвестного гражданского в моей каюте, и интрижку, вообще-то строго запрещённую во время боевого вылета. К тому же ещё и работать как-то нужно было.

Затем с униформой стало ещё веселее, чем с постельным бельём. Её ведь только два комплекта: один на мне, второй я отдал парню. А стирать как? Я же не могу в постирочной всё с себя снять и сидеть голышом, ожидая, пока оно прокрутится в стиралке и сушилке. Поэтому голышом приходилось сидеть моему «гостю» – теперь, когда у него выросла кожа, это уже не воспринималось вполне естественным. Ну, я объяснял, конечно, что вот такая необходимость, одежду ведь нужно стирать… Но парню, по-моему, было вообще похрен. У меня сложилось ощущение, что он всё воспринимает как само собой разумеющееся: дали какую-то вещь – хорошо; забрали – ну и ладно; снова вернули – о, повезло.

Далее. Поскольку парень занимал мою кровать, сам я спал где придётся, чаще всего за столом в своём кабинете-кладовке: экспедиция длительная, так что у меня было отдельное рабочее место метр на два. Иногда не выдерживал боли в спине и, вооружившись папкой с бумагами, заваливался на диване в общем зале. Типа, прилёг полюбоваться на бланки с генеральскими подписями – ага, я всегда так на досуге делаю – и случайно заснул.

Но чем дальше, тем чаще я сдавался и всё-таки спал в своей каюте, на полу. Тоже комфорт сомнительный, из всех удобств – только простынка, чтоб кителем пол не протирать, и полотенце вместо подушки. Однако на полу хотя бы можно было лечь и вытянуться в полный рост.

Обычно я сплю крепко, но конкретно в тот период чувство опасности давило на мозги и отдохнуть не получалось. В общем зале кто-нибудь мог зайти и начать расспросы, какого хрена я тут разлёгся на диване; спать на столе в кабинете было категорически неудобно; а в каюте приходилось закрываться изнутри с незнакомцем, который то ли умственно отсталый, то ли, может, психопат-убийца. Какой уж тут отдых.

В одну из ночей, когда я спал у себя в каюте на полу, вдруг раздался очередной корабельный шум. Я дежурно подорвался, продрал глаза – вообще уже не соображая от недосыпа – и вдруг увидел в темноте наверху два голубых огонька. Сказать, что я офигел, – ничего не сказать. Хорошо хоть пистолета под рукой не было, а то херакнул бы всю обойму в это мистическое явление.

Когда я всё же отмер и включил свет, мой «гость» сидел на кровати по-турецки – ну да, днём выспался, почему бы не посидеть просто так, пока я кости на полу отлёживаю, – и совершенно равнодушно смотрел на меня ярко-голубыми глазами.

Именно что смотрел: я накануне не приглядывался, а у него, оказывается, появились вполне нормальные радужки – ну то есть «нормальные», если не считать того факта, что они светятся в темноте. Интересно, эта подсветка даёт какие-нибудь бонусы, например, ночное зрение? В остальном глаза – то есть склеры – у него так и остались густо-чёрными. Да уж. Мутанты выглядят по-разному, некоторые вполне успешно прикидываются обычными людьми, но у этого парня такой номер очевидно не прокатит.

Восстановившееся зрение ничего полезного в наши отношения не добавило, парень по-прежнему меня игнорировал. Теперь он большую часть времени сидел на кровати вот так же по-турецки и созерцал собственные пальцы. Выглядело это стрёмно. Да, я вполне мог представить его в роли психопата-убийцы, который на досуге разделывает людей и жарит на такой аккуратной сковородочке.

Ещё того хуже было, когда он смотрел на меня – внимательно и почти не моргая. В детстве я видел странный фильм, про ледяную королеву, которая с чего-то влюбилась в обычного парня. Он сначала обрадовался – деваха-то и впрямь была красотка, – только, когда стали жить вместе, у него от снежных интерьеров крыша поехала и все чувства замёрзли. А королева была хоть и ледяная, но не фригидная, она к парню и так, и эдак, и улыбается – а он, аутичный, только гуляет по зимнему саду и на обледеневших пичужек любуется. От его равнодушного лица у меня, мелкого, мороз по коже продирал.

Вот мой странный мутант на того парня и был похож: взгляд осмысленный, но совершенно без эмоций и чувств. Того и гляди мёртвую птичку из кармана достанет.

Впрочем, был простой способ заставить парня прекратить эти гляделки – задать ему любой вопрос. Тогда он лениво переводил взгляд с меня на стену или снова на свои пальцы – и не испуганно, и не смущённо, а так, словно ему просто надоело следить за мной. В общем, я решил, что в том костре у него подчистую сгорели мозги. Конечно, если они вообще изначально были.

Тем не менее, решил провести эксперимент: дал ему свой портативный дисплей с включённой на экране книгой. Не рассчитывал на успех. А парень вдруг взял его и начал читать, будто так и надо. Весь день просидел. Когда я приносил еду – хватит уже меня жрать, восстановился ведь, – он откладывал книгу и ел, а потом снова возвращался к чтению.

3.

В один из