Всё не так уж плохо

Часть первая

Всего понемногу

Глава 1. Где-то в синем море…

Море просто изумляло своей синевой. Всё небо, насколько хватало глаз, было совершенно свободным от облаков и туч, и в своей глубокой и пронзительной чистоте казалось, сливается с морем. Далеко-далеко, на горизонте появилась и росла быстро приближающаяся точка. Через четверть часа, любой наблюдатель, окажись он здесь, смог бы вдоволь полюбоваться венцом человеческой конструкторской мысли – огромным изящным американским авианосцем, который легко и с достоинством рассекал лазурные воды, здесь на стыке двух океанов Тихого и Индийского, держа курс мимо острова Тайвань к Филиппинскому архипелагу. Корабль шёл красиво, его хищно изогнутый нос был слегка вздёрнут вверх, чуть далее по палубе бочком к бочку, как родные братья, словно бы даже обнявшись крыльями, стояли сверхзвуковые самолёты не самой старой модели. Бдительно крутилась вокруг своей оси радиолокационная антенна, высматривая в окружающем пространстве потенциального ворога, а над всеми этими приспособлениями и надстройками упруго развевался звёздно-полосатый американский штандарт.

Зрелище было красивое – что ни говори, такая мощь впечатляла. Так что посторонний наблюдатель, окажись он здесь, мог бы восхищённо присвистнуть и возможно даже добавить излюбленную поговорку американских военных: «Звёзды и полосы несут нам свободу».

Но сторонних наблюдателей здесь не было. Здесь, кроме присутствующих на самом авианосце не было вообще никого, даже любопытных чаек, извечных спутниц кораблей, по причине большой удалённости от берега, поблизости не летало. Поэтому, кроме, опять-таки, присутствующих на самом корабле, никто не смог стать свидетелем последующих событий, хотя следует добавить, что если бы они там всё-таки оказались, то вполне возможно в уме у них родились бы совершенно другие пословицы и сравнения.

Авианосец тем временем приблизился. Пространство вокруг сразу наполнилось солидным низким гулом. Двигатели корабля работали на средних экономичных оборотах, но без их шума такая махина двигаться, конечно, не могла. На огромном, асфальтного цвета борту крейсера красовалась белая надпись: «Свободная Минесотта» и немного далее более мелкими буквами сообщалось, что данное плавсредство является собственностью Военно-Морских сил США, серия такая-то, номер такой-то.

Вдруг корабль вздрогнул всем своим немаленьким телом, словно бы налетел на невидимую преграду. Не успели ещё осесть волны, из-за неожиданного торможения, ударившиеся о нос корабля, как неожиданно пронзительно, почти переходя на ультразвук, взвыли и сразу замолкли двигатели. Огромный авианосец, ещё раз содрогнувшись всем корпусом, остановился.

Первую минуту на корабле царило недоумённое безмолвие. Потом по внутренней связи посыпались гневные вопросы сверху и растерянные ответы снизу. Как-то сразу палуба наполнилась топотом множества военных ботинок, бегущих в разных направлениях, отрывистыми командами на английском, вперемешку с руганью на том же языке.

А ещё через минуту в одной из комнат технического обслуживания между командой техников и капитаном (по чину он был, конечно, не капитан, но для простоты, давайте назовём его так) корабля состоялся примечательный разговор.

– Может, вы мне объясните, что творится на моём корабле, Уэсли? Мне показалось, что мы напоролись на что-то. Что это за дерьмо, вы можете мне ответить? – играя желваками на скулах, стараясь казаться сдержанным, однако тоном далёким от спокойного, осведомился капитан.

Старший помощник главного механика (для простоты назовём его так) вытянулся по стойке смирно, кивнул головой и казённым голосом отрапортовал.

– Так точно, сэр. В первую секунду создалось впечатление, что корабль налетел на преграду, однако ни сонар, ни другие приборы наличия какого-либо объекта за бортом не обнаружили. На данный момент идёт проверка аппаратуры, скорее всего это была ошибка в управлении. Не исключена одновременная подача двух взаимоисключающих команд. Как только выяснится причина, я немедленно подам рапорт на ваше имя с детальным изложением сути произошедшего.

– А двигатели? Почему они встали? – не сдавался капитан.

– В свете сложившейся неожиданной обстановки, мною было принято решение остановить их до выяснения обстоятельств и возможных повреждений. – не моргнув глазом, лихо соврал старший помощник.

– То есть, вы хотите сказать, что именно вы остановили двигатели? – недоверчиво переспросил капитан. Старпом Уэсли ещё сильнее вытянулся перед ним. – Быстро же вы среагировали. – так и не дождавшись ответа, бросил капитан. – Так точно! – браво гаркнул Уэсли, – инструкция допускает экстренное торможение и отключение двигательных систем, при экстремальной ситуации.

– Итак, вы признаёте, что ситуация экстремальная? – злясь, на изворотливого старпома, желчно спросил капитан.

– Идёт проверка, сэр! О её результатах вам доложат немедленно! – Глядя в пространство перед собой, отчеканил Уэсли.

– Проверяйте быстрее. И доложить мне немедленно! – с видом, будто то же самое не было сказано ему секундой ранее, заявил капитан непререкаемым тоном, выходя из помещения.

– Так точно! – ответил старпом ему в спину.

Как только за ним закрылась дверь, старший помощник главного механика Уэсли О'Хара сбросил с себя дебильно-солдатский вид и только сейчас вздохнул полной грудью.

– Вот, шит! Угораздило же меня, ничего не скажешь. «Старший помощник» – это только звучит круто, а на самом деле это та должность, которая позволяет вешать на тебя всех дохлых собак. При любой ситуации вся работа тебе и все пинки тоже тебе, а главный механик словно бы и ни при чём. Какая-то хитрая скотина все эти инструкции составляла. Наверное кто-то из главных механиков, не иначе. – в который раз, с тоской подумал он.

– Уэс, чё делать-то? – спросил кто-то из его команды, сохранявшей полное молчание во время разговора старпома с капитаном.

Уэсли вздохнул. – Передай по внутренней связи: всему техническому персоналу начать детальную проверку двигательных систем корабля. О всех результатах докладывать немедленно. – Только сейчас распорядился он.

Сотрудник кивнул и потянулся к аппарату внутренней связи, но передать приказ он не успел…

В тот самый миг, когда его рука уже снимала трубку, из всех динамиков общего оповещения, из всех наушников отдельной связи, по всем линиям сообщений, напрочь перекрывая остальные звуки, грянуло:

В море ветер, в море буря, в море воют ураганы,

В синем море тонут лодки и большие корабли.

Пусть на дно они уходят с якорями, с парусами,

На морской песок роняя золотые сундуки, золоты-ы-ы-ы-е сундуки.

(Уа-а-хахаха-аааа – заливался ведьминский хохот)

Корабли лежат разбиты, сундуки стоят открыты,

Изумруды и рубины рассыпаются дождём,

Если хочешь быть богатым, если хочешь быть счастливым,

Оставайся мальчик с нами – будешь нашим королём!

Бу-у-удешь нашим королём.

Лал-ла-ла, лал-ла-ла, ла-ла-ла-лала-лала-лай-лалала,

Лала-лэй-лалала! Лала-лэй-лалала-а-а-а!

Динамики надрывались в полный голос. На авианосце, во второй раз за эти неполные десять минут все вошли в состояние крайнего ступора. Капитан, который в свою очередь думал о том, как помягче составить рапорт на базу об имеющем место в конкретный момент времени, инциденте, по возможности минимализировав свою вину в сторону увеличения вины старпома (как мы видим, бедняга Уэсли был совершенно прав в своём пессимизме), до своего рабочего места не дошёл. Неожиданно по ушам ударил разухабистый женский голос, и мотив незнакомой песни заполонил всё вокруг. Капитан инстинктивно присел, взмахнул руками, а потом, закрывая уши, стремительно бросился назад – в рубку механиков.

– Какого хрена, О'Хара! – возмущённо проорал он, врываясь в помещение. Однако в рубке механиков едва ли было тише. – В синем море тонут лодки, – орали динамики на палубе, – и большие корабли-и-и, – вторили им динамики из рубки. Один из механиков едва не сбил капитана, выбегая наружу. Остальные тоже представляли собой далеко не лучшую иллюстрацию порядка. Метаясь по комнате, они, то лихорадочно двигали тумблеры и нажимали на кнопки, то хватались за уши и выбегали наружу, то, видимо убедившись, что снаружи дела обстоят не лучше, забегали внутрь и снова принимались щёлкать аппаратурой.

– О'Хара, what's the shit! – Снова проорал он в самое ухо старшего помощника, хватая того за рукав. Несчастный и бледный старпом, левой рукой закрывал одно ухо, правым же плечом, оставляя свободной другую руку, закрывал другое ухо, пытаясь вернуть контроль над взбесившимися динамиками и остановить эту ужасную песню, которая между тем, проиграв один раз, сразу же завернула на второй круг.

– В море ветер, в море буря, в море воют ураганы… – завывало над всей прилегающей лазурной акваторией.

– В синем море тонут лодки и большие корабли – надрывалось в казармах морских пехотинцев и в гораздо более комфортабельных каютах лётчиков.

Акустики и радисты, не сговариваясь сбросили с себя наушники – из них пронзительным женским голосом орало: – оставайся мальчик с нами, будешь нашим королё-о-о-ом!

Где-то через час, когда окончательно одуревшая команда механиков полностью отчаялась вразумить дуркующую технику, капитан отдал приказ вывести ряд динамиков из строя. Приказ был отдан вперемежку с матом сорванным голосом, в самый мозг старпома Уэсли.

Легко сказать – вывести из строя. Сеть оповещения, как и всё на этом авианосце, была сделана на совесть, динамики тоже из расчёта на возможную качку, шторм или атаку, были намертво вмонтированы в стены и почти не видны. До них пытались добраться пожарными лопатами, но эта тактика, кроме ободранной обивки и поцарапанного пластика других плодов не принесла. Проклятая песня заполняла собой всё вокруг, никто не мог толком слышать приказы старших по званию. Все орали, стараясь перекричать воющий ведьминский голос, никто совершенно ничего не мог понять… и тогда кто-то из младшего офицерского состава догадался применить табельное оружие.

На фоне гремящей песни выстрелы из «магнума» прозвучали совсем безобидно. Но случилось чудо – один из трёх больших кормовых динамиков, не выдержав пяти прицельных выстрелов из сорок пятого калибра, к неописуемому восторгу лейтенанта, чихнул, прохрипел что-то на незнакомом языке и замолк. На корме стало ощутимо тише. Тогда все, кто имел при себе пистолеты, с великой радостью потянули их из кобуры.

Следующие десять минут выстрелы гремели по всему кораблю. Измученные американские офицеры младшего состава, не имея технической подготовки, и соответственно, слабо разбираясь в системах громкой связи, с большим энтузиазмом палили во всё подряд. Поэтому, в отличие от динамиков, которые постигла вполне заслуженная кара, ни за что ни про что, расстрелянными оказались следующие честные приборы:

1) 

Установка дальнего локационного обнаружения.

2) 

Антенна спутниковой связи.

3) 

Панели палубной и кормовой связи

4) 

Две трети электрораспределительных панелей

5) 

Добрая половина водонагревательных бойлеров.

В главной кормовой рубке, дежурный сержант, с видимым удовольствием расстреляв имеющиеся там настенные динамики, игнорируя протестующие жесты радиста, выпустил остаток обоймы в последний динамик, который был вмонтирован в рацию, к большому несчастью для последней, разумеется. В кокпите, другой дежурный сержант, насмерть пристрелил оба бака с питьевой водой, видимо заподозрив их в преступном сговоре с динамиками и остальной техникой.

К великому счастью для авианосца, оружие рядового состава на данный момент находилось в оружейной комнате, открыть которую, даже учитывая царящую неразбериху на корабле, никто так и не решился. Иначе последствия могли бы быть совсем плачевные.

Ещё минут через пять пальба начала стихать по естественным причинам – кончались патроны. Те, что были с собой, разумеется. Среди молодых лейтенантов нашлось несколько пылких энтузиастов, которые бросились, было за новыми обоймами, но старшие офицеры, уже остыв и прикидывая в уме неизбежное расследование этого инцидента и грядущую писанину рапортов, придержали ретивую молодёжь.

Багровый от криков капитан, брызжа слюной, носился по палубе и требовал прекратить огонь.

К слову сказать, далеко не все динамики оказались убитыми, парочка из них, чьё расположение не позволяло достать их прямыми выстрелами, продолжали исправно работать, распевая на всю округу весёлую песенку про море и ветер. И ещё где-то глубоко в трюмах, в тех отсеках, куда не добрались каратели, слышно было, как воет и смеётся пронзительный женский голос. Но стало тише, гораздо тише, вполне терпимо.

А ещё через полчаса в кормовой рубке состоялось экстренное совещание старшего командного состава во главе с капитаном, где выяснилось, что двигательные системы корабля запустить не удаётся, способов связаться с базой ВМФ США тоже нет: ни спутниковая связь, ни рация не функционируют.

В создавшейся ситуации было принято единственное возможное решение – связь с помощью самолёта. Однако и тут ждало разочарование: большинство локационных приборов самолётов работали от главного локатора авианосца, поэтому на данный момент были совершенно бесполезны. Хуже всего было то, что связь корабля с самолётом тоже была невозможна – в шлемофонных наушниках ревела всё та же развесёлая песня.

Только через двое суток самолёт-разведчик ВМФ США обнаружил и сообщил на базу местонахождение авианосца «Свободная Минесотта». А когда ещё через сутки в окулярах биноклей показались корабли, присланные на помощь с американской военной базы на Филиппинах, непрерывно гремевшая музыка внезапно смолкла, словно кто-то невидимый повернул выключатель.

Глава 2. Владивосток. Конец января

Он бежал вдоль по Суханова. Словно бы отталкиваясь руками от воздуха, петляя между многочисленными прохожими, хватая воздух перекошенным ртом, он отчаянно перебирал худыми, одетыми в мешковатые штаны, ногами. Лицо подростка было напряжённым, застывшим словно маска. Тёмно зелёная куртка, явно на несколько размеров ему большая, была расстёгнута, под тонкой водолазкой проступало субтильное мальчишеское тело. Если приглядеться внимательнее, то, по лицу серого оттенка, можно было бы сделать вывод, что он бежит уже давно и сейчас находится на пределе своих сил.

Куда он опаздывал или куда так торопился, было непонятно. Стремительно пробиваясь сквозь людскую массу, в достатке гулявшую по Суханова, постоянно поскальзываясь, но пока так нигде и не упав, он бежал словно зайчишка от стаи волков. Вот он на красный свет проскочил одну из поперечных улочек. Пронзительно взвизгнула тормозами старая тойота. Вот он на полном ходу врезался в группу рослых молодых людей в хороших добротных дублёнках, которые, несмотря на январский морозец, оживлённо общаясь, шли и прихлебывали из открытых бутылок холодное пиво. Один из них от полученного толчка не удержался на ногах, взмахнул руками и выпустив пиво плюхнулся на задницу. Жалобный звон разбитой посуды и удивлённый выкрик «ё-о!», бывшего владельца бутылки слились в один звук. Парню потребовалась ещё пара секунд, чтобы до конца осознать произошедшее.

– Ты, казё-о-о-ол! – наконец возмущённо завопил он.

Но подросток был уже вне пределов досягаемости молодых людей. Он изо всех сил бежал дальше.

Неожиданно он резко свернул вправо, в сторону спуска ведущему к Дальневосточной Академии Искусств и ниже к Светланской. В ту же секунду внешне ничем не примечательная «шестёрка», одна из тех машин, что двигалась в общем потоке по Суханова, под возмущённый вой клаксонов, резко взяла вправо и притёрлась к обочине. Из «шестёрки», не теряя ни секунды, вылетел крепкого вида коренастый мужик, с абсолютно лысой головой, в чёрной кожаной куртке, чёрных джинсах, и моментально бросился в ту же сторону, что и бегущий подросток. Чуть замешкавшись, из задней дверцы, выскочил высокий, спортивного вида парень и кинулся следом.

Спуск, соединяющий улицы Суханова и Светланскую, представлял собой длинную узкую лестницу, с бетонными ступеньками, переходящую внизу в асфальтовую дорожку. Дорожка же шла ниже, мимо Академии Искусств, мимо Главного Архивного Управления, мимо ДальСтройБанка, далее пересекала улицу Светланская и упиралась в небольшой скверик, за которым сразу стоял гранитный парапет морского порта. Даже сквозь деревья можно было разглядеть контуры эсминцев стоящих на рейде в бухте Золотой Рог, города Владивостока.

На тот момент, когда двое мужчин выскочили из притормозившей «шестёрки», подросток был уже почти у самого начала спуска. Не сбавляя скорости, он затравленно оглянулся назад, и в его глазах мелькнул неприкрытый ужас. Что-то нечленораздельно выкрикнув, худой подросток сделал последний рывок к лестнице и почти мгновенно пропал из поля зрения пассажиров машины. Лестница, ведущая вниз, после обильных снегопадов пришедших во Владивосток, представляла собой уже не ступенчатый спуск, а хорошо укатанную горку, по которой на смятых картонных коробках так любила кататься окрестная детвора, и по которой так ненавидела спускаться по утрам студенческая молодёжь из Академии. Те, которым «посчастливилось» жить выше улицы Суханова, вынуждены были каждое утро, ругаясь сквозь зубы, в раскоряку, держась за обледенелую кривую металлическую перилину, осторожно спускаться, ежесекундно рискуя съехать вниз на любой из возможных частей тела. Видимо бегущий подросток был прекрасно осведомлён об особенностях этого спуска – он с разбегу присел на обе ноги и, слегка придерживаясь левой рукой за перилину, стремительно заскользил вниз.

Его лысый преследователь такой сноровкой похвастаться не мог. Но в горячке погони он видимо был не способен к анализу реальной ситуации и на полном серьёзе вообразил, что ему удастся повторить этот изящный манёвр. Подобно преследуемому пареньку, не останавливаясь ни на секунду, он с разбега присел на обе ноги, вытянул левую руку к перилине и моментально набрал скорость. Он успел даже пролететь часть пути, но, явно не имея навыка к таким спускам, не смог удержать равновесия. Лысая голова сместила центр тяжести вперёд, и остаток пути он проделал на лице, притормаживая впрочем, время от времени о бетонные крепления перил, то ушами, то круглой, как бильярдный шар, головой.

Его молодой спутник, воочию убедившись, в действенности поговорки «тише едешь – дальше будешь», осуществлял свой спуск не в пример осторожнее. Но и он ближе к середине пути, не удержался и сел на пятую точку, так и доехав на ней до конца, с меньшими, однако, материальными и моральными потерями, чем его напарник.

Подросток же, так нигде и не потеряв скорости, в конце спуска гибко вскочил на ноги и стремительно понёсся дальше. Мельком глянув назад, ему удалось заметить бесславный манёвр лысого преследователя. Тот вскочил на ноги с окровавленным лицом и головой, но, несмотря на это, всё так же, резво бросился в погоню. Хрипло дыша, паренёк повернул голову вперёд и уже не успевая сбросить скорость, на полном ходу сбил с ног худенькую молодую брюнетку в ярко-салатной куртке, видимо студентку, которая как раз выходила из дверей Академии. Полетев вместе с ней на обледенелый асфальт, он потерял тем самым несколько драгоценных секунд. Лысый был уже совсем близко, кровь из-за содранной на голове кожи полностью заливала его лицо, делая похожим на оживший персонаж из фильмов-ужасов.

– Стреляй, Лютик! – раздался истошный крик молодого. – Уйдёт, ведь!

Лысый (точнее, уже красноголовый), не колеблясь, выхватил из подмышки пистолет.

Девушка, вставая на ноги, уже гневно было открыла рот, явно намереваясь сказать что-то возмущённое и резкое, но в этот момент загремели выстрелы. Подростка перед самым её носом швырнуло наземь. Студентка, мгновенно сообразив, что речь идёт о чём-то крайне серьёзном, быстро закрыла рот и полуприсев, молнией шмыгнула обратно, под защиту стен Академии.

Радостно оскалившись лысый начал тормозить скользящими на твёрдом насте ботинками, пряча пистолет обратно подмышку. Сзади уже догонял молодой.

Однако вопреки их ожиданиям, подросток вдруг снова вскочил на ноги и с прежней прытью устремился вниз, по направлению к улице Светланской.

Кровь заливала глаза. Мотая головой и вытирая лицо рукавом кожанки, лысый вдруг увидел, что парень оказывается не лежит на земле, а во всю дурь несётся дальше. Всё ещё буксуя ногами на обледенелом асфальте, он по инерции проехал вперёд и вправо. В ту же самую секунду его сбил с ног нагнавший молодой. Теперь оба преследователя пыхтя, матерясь и вставая на ноги, в свою очередь были вынуждены терять драгоценные секунды. А подросток тем временем на полной скорости, под вой клаксонов и визг тормозов, пересекал Светланскую улицу.

– Лютик, там море! Уйдёт! – вновь завопил молодой, указывая вперёд на темневшие за голыми деревьями, силуэты эсминцев. Выхватив пистолеты, напарники снова бросились в погоню. Подросток тем временем уже забегал в сквер.

Яростно меся снег ногами, лысый и молодой мчались между деревьями. Было заметно, что преследуемый подросток терял силы, он бежал всё медленнее, но упорно держал направление к морю. Вот, позади остались последние деревья, и он выскочил из глубокого снега на хорошо утоптанную дорожку, идущую вдоль гранитного берега порта. Лысый и молодой, не сговариваясь, подняли пистолеты. Гулко ударили выстрелы. Было видно, как пули попадали в спину, оставляя дымящиеся дыры на тёмнозелёной куртке. Паренька ударило грудью о парапет. Он всхлипнул, пошатнулся, но устоял. Вытянув худые руки, он ухватился за гранит и, последним усилием перевалив своё тело вперёд, скрылся в тёмно-свинцовых водах зимнего моря Владивостока.

– Ушёл! Твою мать, ушёл! – заорал молодой, кидаясь к берегу.

Его лысый окровавленный напарник, устало дыша, стоял рядом. Молодой в отчаянии топнул ногой по мёрзлой земле. – Столько усилий псу под хвост! Где его теперь искать прикажешь? – Он посмотрел на пистолет, зажатый в руке, и взмахнул им так, словно намеревался бросить в море, вслед исчезнувшему подростку, но остановил своё движение, ещё раз выругался и убрал оружие подмышку.

– Сообщить надо. – хмуро пробормотал лысый-кровавый.

– Знаю. – дёрнул щекой молодой. Он ещё немного постоял, глядя не тёмные волны, сплюнул и достал маленькую рацию из внутреннего кармана пиджака. Со вздохом поднёс её к губам.

– Третий, третий… Ромашов говорит. Третий. Ромашов на связи.

Рация что-то просипела в ответ.

– Нет, – ответил молодой. – Ушёл. В море.

В ответ на это рация зашипела гораздо громче и энергичнее.

– Так точно. – грустно согласился с рацией молодой. – Есть.

Студент юридического факультета, некто Михаил Сидоркин, куривший облокотясь на парапет, в изумлении, забыв донести сигарету до рта, как зачарованный наблюдал всю эту сцену. То есть, начиная от явления подростка из сквера, заканчивая радиосеансом в исполнении Ромашова. Из ступора вывела догоревшая до пальцев сигарета. Студент громко ойкнул и затряс рукой. Лысый Лютик и молодой Ромашов, как по команде повернули головы в его сторону. Сидоркин под их взглядами сконфуженно съёжился и постарался как можно естественнее и неприметнее слиться с парапетом. Лютик нерешительно взглянул на молодого и сделал шаг в сторону студента, но молодой Ромашов неожиданно придержал его за рукав кожаной куртки и сам, выдвигаясь вперёд, сказал.

– Милиция. – Он веско покачал краснокожим удостоверением.

Увлекая лысого Лютика в обратную сторону он, уже совсем тихо, добавил.

– Да ладно уж, семь бед…

Глава 3. На другом полушарии…

Линдон Филипп гордился своей работой. Линдон Филипп очень любил свою работу. Во-первых, он был начальником, а под его контролем находилось целое управление. Пусть маленькое, но зато принадлежащее очень серьёзному ведомству, очень серьёзной страны. А в нём он был главным. Главный, это значит – важный. Значимый. А чувствовать свою значимость очень приятно. Это вам любой психолог-фрейдист скажет. Он любил работу за то чувство самоуважения, которым она баловала его вот уже пять лет. И даже не потому, что он тут первый, то есть – самый умный, самый компетентный и всё такое. А потому что он тут – Первый. Да, именно так, с большой буквы. Первый.

Ведь именно он, штатный аналитик АНБ, первый обратил внимание начальства на те маленькие факты и совсем мелкие фактики, которые всплывали, время от времени: то в многочисленных отчётах сотрудников работавших за рубежом, то в оговорках известных людей, а то и в газетах (особенно в разделе «курьёзы»). Именно он сумел систематизировать и дать правдоподобное объяснение тем маленьким деталям, а то и большим кускам информации, которые на первый взгляд не могли быть приложены ни к одному делу, и на основе которых нельзя было дать ни одного внятного вывода. Никто не мог этого сделать, а он смог. Не только увидеть во всём этом систему, но и «достучаться до небес», то есть получить финансирование под свою идею. А это нелегко, ох как нелегко. Тут не только сама информация должна быть серьёзной, тут надо правильно её донести до тех лиц в Администрации, которые ведают финансовыми потоками. А на этих постах, как правило, стоят люди, дающие деньги, мягко говоря… с большой неохотой. Линдон пришёл к ним вместе с начальником своего отдела. Его внимательно выслушали и, похоже, оказались сильно впечатлены. Они выделили ему деньги. Мало того они создали Управление. Такое небольшое Управление в структуре АНБ США. И первым в этом управлении стал он – Линдон Филипп. Нет, конечно, над ним были формальные начальники, но в сути этого дела они понимали столько же, сколько эскимос в принципах построения фонетического ряда в стихотворении на вьетнамском языке. Они важно хмурили брови получая очередные доклады от Линдона, но ни в чём ни проконтролировать, ни поправить, по сути, не могли. Потому что Управление Линдона занималось сбором и анализом качественно иной информации. И в основе этого направления снова стоял он – Линдон Филипп. Приятно быть отцом – основателем чего-то нового. Это в наше-то время, когда всё кругом уже, казалось бы, давно открыто и изучено.

Сначала, конечно, было не Управление, был отдел. Да и денег сперва давали немного, руководству Агентства ведь приходилось урезать другие отделы (читай: свои премии) но так было только до первых результатов. Как только аналитики на местах в анализе обрабатываемой информации начали применять принцип «дуршлага Филиппа», (как его скромно назвал разработчик) так начала проступать некая непонятная, но день ото дня всё более странная картина. К слову сказать большинство аналитиков понятия не имело, почему их заставляют проделывать с получаемой информацией такие странные комбинации, но честно отрабатывая свою хорошую зарплату, они прилежно делали всё необходимое и отсылали все полученные данные в Аналитический Центр АНБ. В Центре полученную информацию распределяли по соответственным отделам, а эту, прошедшую «дуршлаг» откладывали в особую папку со странной аббревиатурой NSSIA и доставляли в ведомство Линдона. Как только он сумел доказать основные принципы своей гипотезы, деньги потекли полноструйным ручейком. Его отдел были вынуждены превратить в Управление. Им выделили всё правое крыло трёхэтажного серого здания в глубине парковой зоны территории Агентства Национальной Безопасности, позволили Линдону по своему усмотрению набрать себе сотрудников и, хоть и с санкции начальства, но разрешили использовать агентурную сеть в США, в Южной Америке, Африке и большинстве стран Европы. Соответственно появились филиалы. В Рио, в Брюсселе, в Лагосе. Поэтому Линдон имел все основания гордиться собой. Картина же, которую он нарисовал руководству АНБ, чтобы добиться финансирования и создания Управления, в кратком изложении выглядела следующим образом:

A) На мировой арене действует некая неизвестная сила.

B) Эта сила заведомо не может представлять ни одно из ныне существующих государств.

C) Уровень технических возможностей этой силы (предположительно) выше общемирового.

D) Эта сила оказывает влияние на развитие международной обстановки.

F) Цели этой силы, её структура и основные принципы действий, неизвестны.

Исходя из вышеперечисленного, Линдон Филипп предлагал ступенчатым образом принять меры:

1) 

Используя «дуршлаг Филиппа» собрать и систематизировать сведения о «силе».

2) 

Понять её происхождение, основные принципы, цели и действия.

3) 

Войти во взаимодействие с «силой» с целью использовать её в своих интересах.

4) 

По возможности подчинить её себе.

«Дуршлаг Филиппа» действовал таким образом: из всего массива информации в огромном объёме стекавшейся в аналитический отдел, он вычленял только те события и происшествия, которые соответствовали следующим критериям:

Подразумевали под собой применение технических средств.

Не могли однозначно ответить на вопрос «Кому это выгодно?»

Отличались явной (или видимой) бессмысленностью действия.

Когда, отобранная таким образом информация оказывалась у Линдона на столе, аналитики его Управления приступали к детальной проверке этих фактов. Что-то отсеивалось сразу, что-то приходилось уточнять и дополнять, перед тем как сделать выводы. Но порой кое-какие данные заставляли сразу сделать стойку, словно гончую взявшую след. Взять хотя бы инцидент в Белом Доме. Тогда во время торжественного приёма вместо гимна США, вдруг заиграл гимн Кубы. В самом конце, голос, так похожий на голос кубинского лидера произнёс затейливую фразу на испанском, которая заканчивалась словами: «…норте американо». Сгоряча был уволен техник, чьи родители имели несчастье иммигрировать с Кубы много лет назад. Однако конфуз повторился. И ещё раз. И ещё. Аппаратуру разобрали по винтикам. Всё проверили по многу раз. … И ничего не нашли. Лучшие специалисты Америки клялись, что нет никаких следов какого-либо постороннего проникновения. И техника и запись гимна – всё в полном порядке. Появилась теория о психотропном оружии, но соответствующие эксперты с сожалением признали, что в современном мире такого оружия пока нет. К тому же, появись оно, степень воздействия на психику была бы очень индивидуальной. То есть, если бы это были голоса, то все бы слышали их по-разному. А так все могли засвидетельствовать, как бодрый голос команданте, громко объявил о своём мнении по поводу США. Нашлись горячие головы, которые бросились, было писать ноту протеста кубинскому правительству, но вовремя одумались, представив, как это будет выглядеть со стороны. Теория Линдона тогда пришлась как нельзя кстати. Ему разрешили встретиться с президентом.

– Посудите сами, господин президент, – тихонько убеждал он, – тут явно имела место провокация на очень хорошем техническом уровне. Цель её непонятна до сих пор. Любой вероятный противник, обладай он подобными техническими возможностями, не стал бы так глупо их афишировать. Если есть технология позволяющая подобным образом влиять на приборы, да ещё и в таком защищённом объекте, как Белый Дом, то по всем логическим предпосылкам, такой козырь вхолостую засвечивать нельзя. Поверьте мне, я служу в разведке не первый день. Тут имеет место быть нечто качественно иное.

– Мистер, как вас там… – раздражённо бросил президент, – я скажу вам честно: я плохо понимаю ваши резоны тайной войны. И я абсолютно не представляю, что вы имеете в виду под «качественно иным»… Зато я отлично понимаю, что произошло на приёме. И вытянутые лица послов Великобритании и Франции и их жён, стоят у меня перед глазами до сих пор. А ещё мне до сих пор хочется провалиться куда-нибудь поближе к центру Земли, от того позора, который я испытываю. Я склонен думать, что это, как раз и был удар. По имиджу нашей страны. Что вы ещё мне скажете? Что это были не кубинцы?

– Господин президент, дело в том, что тот уровень техники, с которым мы столкнулись в нашем случае, по самым скромным подсчётам позволяет нанести гораздо более эффективный удар. Например, отключить средства ПВО или электричество, как это было в Нью-Йорке в 77 году.

Про себя Линдон добавил – «или заставить сдетонировать наш ядерный запас», – но вслух договаривать не стал. Незачем было так травмировать и без того нервного и не самого умного президента в истории Америки.

– Всё то, что вы сказали, господин президент, я имею в виду ваши предположения на счёт удара по имиджу, в свете всего случившегося с вами, выглядит вполне разумным. – Слегка польстил ему Линдон, – если бы не другие, не менее странные случаи. И произошедшее в Белом Доме, прекрасно вписывается в общую картину всех этих непонятных происшествий.

Линдону тогда удалось успокоить его, мало того, даже существенно увеличить бюджет своего отдела. В прессу ничего не просочилось. Но самое главное – Линдон начал интуитивно подходить к пониманию некой равнодействующей доминанты в цепочке этих событий. Вернувшись к себе, Линдон включил компьютер и стал сортировать имеющуюся информацию по новой системе. Сначала ничего не выходило, но Линдон не огорчился. Вся работа по сбору данных осуществлялась по принципу «найди то, не знаю, что», поэтому погрешности просто обязаны были быть. Тут сведения запоздали, там были признаны не имеющими отношения к делу, а в этом случае вообще не попали в поле зрения агентов. Всё это Линдон должен был учесть. Он ввёл необходимые поправки в настройку программы и снова прочесал базу данных. В этот раз компьютер выдал некоторую зависимость. Получалось, что если отсеять ряд событий, как попавших в сбор по ошибке, проступает интересная последовательность. Странные происшествия теперь проявлялись в некой иной системе. Линдон потёр глаза, ещё раз взглянул на экран. Теперь выходило, что эти «казусы», как он называл их про себя, возникали не стихийно а… биполярно, что ли? Допустим в стране «А» произошло какое-то странное событие, которому не могут дать оценку ни политологи, ни военные, ни технические специалисты. Но что-то в самой ситуации словно бы намекает на причастность страны «В». Как намёк на причастность Кубы в инциденте в Белом Доме. Через определённый промежуток времени что-то равносильное по своей несуразности или странности возникает в стране «В». Значит, если его догадка права, то совсем скоро нечто похожее или совершенно непохожее, но должно произойти на Кубе. «Политическая равнозначность казуса»… так, наверное, можно назвать этот феномен. Если его догадка верна… Линдон немного посидел, всё так же глядя на экран компьютера, затем встал, прошёл в туалетную комнату, вымыл лицо холодной водой. Подошёл к окну, понаблюдал, как ветер гоняет осенние листья по парку, снял очки, потёр лицо руками, вернулся к столу и снова взглянул на экран. Потом уже, не колеблясь, поднял трубку внутреннего телефона.

– Соедините меня с господином директором. – сказал он.

Глава 4. Скандальный кубинский успех

Операцию решили назвать «Карибский микроскоп».

– Самое важное – ни во что не вмешиваться, и наблюдать. Только наблюдать. – инструктировал Линдон своих подчинённых. – Местной агентуре вбейте в голову то же самое. Наблюдаем и только. По возможности незаметно.

Главное, было совершенно непонятно, где на Кубе это произойдёт и на кого, и по какому признаку, следует обращать внимание. Агентуры на Кубе хватало, но существовал риск провалить разом всех, кто будет участвовать в операции. Даже не в операции, а… непонятно в чём, основанной опять-таки на принципе – «принеси то, не знаю, что». Но и упускать этот случай было нельзя. С другой стороны Линдон был уверен, что и кубинские спецслужбы не смогут просчитать их интерес, когда они и сами его понимают весьма отдалённо. Но из-за этой проклятой неопределённости риск был очень большой. Тогда одному из аналитиков в штате Линдона Филиппа пришла в голову идея «заретушировать» возможное странное поведение агентов… алкоголем!

То есть если, мол, неизвестно, что придётся делать участникам операции, то нужен был, хотя бы некий предварительный мотив, оправдывающий их действия в глазах правоохранительных органов и спецслужб Кубы. Конечно, у этого плана имелись свои явные недостатки, но в этих условиях, более дельной идеи никто предложить не смог.

Из-за полного отсутствия информации принялись фантазировать на тему возможного места и времени возникновения «казуса». На основе имеющихся данных выходило, что это будет какое-либо мероприятие. Так или иначе, связанное с правительством, или заметными людьми страны. Стали узнавать на счёт официальных мероприятий. Их оказалось не так уж мало. Особое внимание обращали на те, в которых предполагалось участие кубинского лидера. Наиболее вероятными (насколько можно было эту вероятность определить), представлялись следующие варианты: 1.Открытие музыкального молодёжного фестиваля в Гаване. По предварительным данным команданте должен был обратиться к молодёжи с приветственной речью. 2.Рабочая встреча с президентом и двумя министрами Аргентины. 3. Посещение сиротского приюта в пригороде. 4. Лекция в Национальном Университете имени Эрнесто Че Гевары студентам факультета международных отношений.

Из всех мероприятий, эти выглядели наиболее перспективными. Линдон, получив санкции руководства, начал готовиться к операции. Совершенно не представляя, с чем придётся столкнуться, он решил действовать с максимально широким охватом. Все эти мероприятия, за исключением, разве что, встречи с президентом Аргентины, должны были проходить при достаточном стечении народа. Да и эта встреча с аргентинцами не смущала Линдона. Он твёрдо верил своей интуиции: если там, за закрытыми дверьми что-либо случиться, виновного или виновных внутри не окажется, как их и не могло оказаться внутри Белого Дома во время недавнего инцидента. Значит, кто-то или что-то будет (на что Линдон так надеялся) снаружи. Что-то, что сможет дать хотя бы ключ к пониманию этих явлений. На открытии музыкального фестиваля Линдон намеревался действовать так: рассеять в округе агентов с приказом обращать внимание на любое проявление нестандартности в любой ситуации. (Не слабая формулировочка, конечно, но большего объяснять было нельзя). Особое внимание уделить задним площадкам сцены. В толпу замешать американских студентов и молодежь из местного агентурного резерва с любительскими видеокамерами с чётким приказом каждому снимать свой участок. Для конспирации всем участникам в обязательном порядке повелевалось глотнуть немного виски.

Однако на Музыкальном Фестивале ничего примечательного не произошло. Бессменный лидер Кубы приехал к открытию, сказал пламенную речь, не преминув осудить очередные проявления империализма со стороны США. Затем под гром аплодисментов он даже подпел первому конкурсанту, который весело пританцовывая, исполнил всемирно известную песню «Quantanamera».

После этого он спокойно помахал всем рукой и уехал.

Встреча с аргентинцами тоже ничего не принесла в смысле результатов. Оставался детдом и лекция. Линдон чувствовал себя с каждым разом всё хуже. Из Агенства то и дело приходили звонки и люди стоящие выше него с разной степенью раздражённости и нетерпения интересовались результатами. А получив ответ об отсутствии оных, начинали намекать, не пора ли, мол, прекращать этот ненужный балаган. И день ото дня эти начальственные намёки становились всё громче и громче.

В этот раз объект должен был выступать с лекцией перед студентами. Неожиданно пришла информация, что с утра состоится открытие большого госпиталя, построенного каким-то американским благотворительным фондом, и команданте, приглашён осветить своим присутствием это мероприятие. Поначалу Линдон не придал этому особого значения. За дни проведённые на Кубе, он как-то успел свыкнуться с мыслью, что если «казус» и произойдёт, то только во время выбранных ими собраний. Вот что значит стереотипы мышления. Они, как видно, проявляются даже у хороших аналитиков. Линдон, конечно же, был хорошим аналитиком, но тут дал осечку и решил ничего не предпринимать в связи с изменением планов объекта. Тем более в актовом зале университета и около него уже были расставлены местные агенты и «туристы» с видеокамерами. Однако и тут вмешался случай, в виде очередного звонка из Агентства. Линдону в полуприказном порядке посоветовали сворачивать операцию. Понимая, что убедить начальство уже не удастся, Линдон скрипнув зубами, решил схватиться за соломинку и послать несколько человек в больницу.

И… как это часто бывает, кукиш вылез там, где его совсем не ждали. На открытии госпиталя с самой современной аппаратурой, честь «первой ночи» предоставили кубинскому лидеру. Подключив, еще крепкое, тело команданте к диагностической аппаратуре, американский врач, гордясь возложенной на него честью, набрал на клавиатуре команду приступить к диагностике. Аппаратура тихо зашелестела, команданте удобно откинувшись в большом кожаном кресле-кровати, с лёгкой улыбкой наблюдал, как журналисты щёлкают фотокамерами.

– Дорогие господа, – обратился врач к журналистам, – позвольте сначала выразить своё уважение мужеству команданте, который, как, и положено отцу нации, первый принял на себя удар наших очередных происков…

Журналисты весело засмеялись, кубинский лидер тоже громко хмыкнул. Ободрённый успехом своей шутки, врач успел ещё сказать что-то о будущем сотрудничестве, о добром соседстве, как вдруг обнаружил, что присутствующие давно уже не слушают его, а с отвисшими челюстями смотрят на монитор. Врач недоумённо повернулся в ту сторону. На экране монитора на испанском и английском языках красовалась надпись гласящая: «пациент скончался более суток назад». Где-то с минуту царило молчание. Потом кто-то робко щёлкнул фотоаппаратом. Диагностическая машина в ответ мигнула и выдала следующую надпись: «учитывая степень разложения, труп рекомендуется немедленно кремировать». Щёлкнула ещё чья-то камера.

– Минутку, господа, – опомнился врач, – тут явно какой-то сбой. – Краснея от стыда, он снова набрал программу диагностики сердечно-сосудистой системы. Аппаратура буквально через секунду выдала очередной вердикт: «Диагностика сердца невозможна по причине отсутствия такового». Тут уже и журналисты, сообразившие, что на их глазах происходят вещи поинтереснее банального открытия больницы, открыли неистовую стрельбу из фотоаппаратов. Снимки вышли отличные – строгий анфас пожилого лидера, отвисшая челюсть врача и жизнерадостная надпись на мониторе. Врач, ничего не понимая, смотрел на технику, и без всякой нужды нажимал на разные кнопки. Да. Это был «казус».

Однако команданте сумел обратить этот скандал в успех. – Наши сердца неподвластны тупой технике янки, – громко заявил лидер по-английски, чем ещё сильнее смутил присутствующих штатовских врачей. А потом в своей манере привычно добавил что-то про «гринго» и «норте американо» на испанском языке.

Линдон узнал о казусе, когда команданте уже прибыл в университет. Скрипнув зубами, он приказал внешнему кольцу снять наблюдение, а сам отправился в госпиталь. Журналистов там уже не было, врачи, и технический персонал растерянно тестировали аппаратуру. На экране весело помаргивало сообщение: «спасибо за внимание». Отключили всю систему, запустили по-новому. Все функции были в норме. Никто ничего внятного сказать не мог. Линдон вздохнул, потёр лицо, вышел наружу и распорядился узнать, кто из сотрудников управления и местной агентуры присутствовал на месте во время «казуса». Оказалось, что из сотрудников, никого. Распоряжение было отдано, когда участие сотрудников Агентства и их места в университете были определены и утверждены самим Линдоном. Заместитель, услышав приказ послать пару-тройку агентов в госпиталь, решил не отрывать их от обговоренных ролей, а отправить в госпиталь местные кадры. Кого конкретно, заместитель вспомнить затруднился, надо было снова выяснять у самих кубинцев. Линдона начинало трясти.

– Стенли, – прорычал он, – найди тех, кто был здесь. Немедленно. И вытащи из них всё. До последнего. Пусть по минутам, по секундам распишут, где они были и что видели. По мгновениям. – Уже орал он. – Ты меня понял!

Успех пришёл, как это тоже порой бывает, оттуда, откуда совсем не ждали. Оказалось, что один из кубинских агентов, посланных в больницу, вопреки строжайшей инструкции, перебрал по части «конспирации». Он-то и обратил внимание на худенькую девочку-подростка, которая сидя на корточках, пряталась за мусорными баками во дворе новой больницы и глупо хихикала, сжимая двумя ладошками какой-то странный продолговатый предмет. Для нищей, у девочки была слишком белая и чистая кожа, а для богатой, слишком простая одежда. Да и хихиканье в ладоши за мусорными баками и строительным хламом, само по себе… как-то не обычно. Агент был предупреждён о необходимости обращать внимание на странности вокруг, но совершенно не подумал бы, отнести к таковым эту девчонку. Просто усугубив «конспирационную дозу» пивом, он почувствовал острую необходимость «подоить амиго», и для этого искал укромное место. Мусорные баки, точнее пространство за ними, показалось ему вполне местом вполне укромным.

– Сеньорита, что случилось? – спросил он. Сперва ему показалось, что девочка тут по той же нужде, что и он. Потом он решил, что она плачет. И только приглядевшись, он понял, что это не рыдания, а смех.

Но на его появление девчонка отреагировала крайне странно. Перестав хихикать, она резко подняла голову и так и застыла с крайне испуганным выражением лица.

– Сеньорита, что вы тут делаете? – улавливая некую несуразность ситуации, уже гораздо более строгим тоном осведомился агент. К слову сказать, он и понятия не имел, что происходит сейчас за стенами больницы.

Девчонка, сжимая в руке странный продолговатый предмет, медленно выпрямилась и что-то сказала на незнакомом языке. Агент переспросил. В следующий миг она, пронзительно завизжав, кинулась вперёд. Прямо на него. Вернее прямо в него. Так показалось кубинцу. Пространство между стеной и мусорными баками было настолько узким, что разминуться им бы ни за что не получилось. Всё произошло очень быстро. Удивлённому агенту, совершенно не связывавшему своё странное задание и эту девчонку, показалось, что его в живот, а потом в лоб, ударил таран. На самом деле, девчонка, взяв с места скорость и понимая, что обойти неожиданное препятствие, никак не удастся, с разбега «вступила» ему в живот, ударяя и одновременно отталкиваясь от него. Нога на живот, нога на плечо, колено задевает лоб и… она падает. Но падает уже по другую сторону, за спину агента… поднимаясь на ноги, она уже готова была лететь дальше, путь к свободе был открыт. Но в этот самый момент полуоглушённый мужчина спиной свалился на неё сверху. Отчаянными рывками, высвобождаясь из под упавшего на неё грузного тела, она вдруг почувствовала, как на её голени сомкнулись его пальцы. И она закричала снова. Громко. Пронзительно. Переходя на ультразвук. Ошеломлённый агент, машинально попытался схватить её и второй рукой, но в этот момент девчонка резко и неожиданно сильно ударила его своим худым кулачком прямо в глаз. Кубинцу показалось, что перед ним распахнулся космос с множеством звёзд и галактик, летящих ему навстречу. Конечно он тут же забыл о своём намерении схватить её второй рукой. Отчаянно мотая головой и выставляя перед собой руки для защиты, агент неожиданно ухватился за что-то твёрдое. Инстинктивно делая рывок на себя, и проворачиваясь, словно бы закрываясь спиной, он упал на другой бок. Шипя и ругаясь, он медленно поднялся, сначала на колени, потом на ноги. Девчонки рядом уже не было. Пострадавший глаз почти ничего не видел и стремительно заплывал. Агент, прижимая его одной рукой, вышел во двор. Он успел увидеть как худенькое тело, взлетев по одному из растущих во дворе больницы деревьев, стремительно махнуло через стену. На предмет, зажатый в руке, он обратил внимание только когда его «амиго» вновь напомнил, что ждёт помощи и кубинец вспомнил, зачем он вообще пришёл сюда – за мусорные баки.

Этого агента с заплывшим глазом, Линдон допрашивал лично, вытягивая из того мельчайшие подробности произошедшего во дворе больницы. Всё ещё боясь поверить в успех, он рассматривал предмет, попавший им в руки. Даже не предмет, а Предмет. Артефакт. Это был совершенно чёрный, слегка сплющенный продолговатый овал. Он чем-то напоминал миниатюрную доску для сёрфинга. Размером примерно с ладонь, он был абсолютно гладкий, с одного края в него было вдето кольцо из тяжёлого белого металла. Напоминало платину. И ещё было странное ощущение – Предмет, как бы прилипал к ладони, когда его брали в руку. Не то, чтобы именно прилипал… а возникало чувство, что внутри чёрного материала происходил некий прилив по направлению к поверхности, которая соприкасалась с рукой.

«Имеет ли эта девочка со странным артефактом в руке отношение к произошедшему в больнице?» – такой вопрос Линдон себе даже не задавал. Имеет. Безусловно. Самое прямое отношение. Иначе и быть не могло. Для его управления это был рывок вперёд. Это был успех.

Управление Линдона получило ещё более широкие полномочия и ассигнования. Внешний облик и возраст описываемой девочки-подростка Линдона удивил, но не смутил. В этой истории всё с самого начала было необычно. То, что это простой ребёнок, Линдон и мысли не допускал. История вышла на новый круг развития. И ещё у них появился Предмет.

Однако, тут ждало разочарование. Эта штука не поддавалась никакому анализу. Ни просканировать, ни определить состав, ни функциональное назначение не получалось.

*****

Сообщение об инциденте на «Свободной Минесотте» почти сразу попало к Линдону. Внимательно изучив справку, он набрал номер информационного отдела. Выяснилось, что для подробного разбирательства авианосец снят с боевого дежурства и своим ходом движется к берегам Америки. Капитан, старший офицерский и технический состав уже доставлены военным бортом на одну из баз на территории США. Линдон выслушал, потом снова поднял трубку и попросил соединить его с директором Агентства. А ещё через час он выглянул из кабинета и сказал своему секретарю – Готовьте вертолёт. Мы летим в Северную Дакоту.

Однако допрос членов экипажа «Свободной Минесотты» ни к чему не привёл. Все они, правда, немного с разными подробностями, описывали одно и то же: непонятно почему, двигатели вышли из строя, а динамики не затыкались ни на секунду. Долго выясняли, что за песня. В итоге выяснили. Песня на русском языке. Из мультфильма. Немного погодя Линдону доставили и то и другое.

Линдон просмотрел мультфильм, приказал прокрутить его команде авианосца, которую при первых же звуках песни чуть не вывернуло прямо там, в кабинете. Однако дальше пойти не смог. Смущал ещё тот факт, что мультик был сделан хоть и на русском языке, но на армянской студии, а сейчас Армения была отдельная страна. Учитывая принцип политической равнозначности, вставал вопрос: где пройдёт встречный «казус» в России или в Армении? Ответа на него не было.

Так прошло две недели. С побережья пришёл сигнал, что «Свободная Минесотта» прибыла в порт приписки. Линдон немедленно вылетел туда. Там его ждал очередной сюрприз – «предмет» начал пульсировать. Линдон сначала не связал этот факт с приближением к «Миннесоте», но немного погодя призадумался. Получалось, что артефакт реагирует на какой-то источник или раздражитель, находящийся на авианосце, или вблизи него. – Что это? – думал Линдон. – Своеобразная антенна? Некий распознаватель… какое-то другое многофункциональное устройство? – По первоначальным выводам выходило, что на авианосце, или где-то рядом с ним можно найти нечто новое. Или кого-то нового… Линдон ещё только прикидывал, как поступить: приказать ли взять прилегающий район в оцепление или повременить, как вдруг пульсация стала резко ослабевать. Возникало впечатление, что раздражитель удаляется от «предмета». Линдон поднял на ноги всех в округе. Он потребовал карту местности, а перед военными поставил вопрос: подозреваемый удаляется от базы; назвать возможные пути его отхода. Военные такую постановку вопроса понимали очень хорошо. Они сразу же назвали несколько вариантов. Линдон задумался. Сейчас всё зависело от его интуиции. Предмет был только один, соответственно путь из нескольких возможных мог быть выбран только один. После минутного колебания, Линдон выбрал шоссе идущее в крупный город. – Там, между прочим, есть международный аэропорт. – подумалось ему. Через десять минут военный хаммер уже мчал Линдона по широкому автобану. «Предмет» молчал. Чем ближе был город, тем сильнее нервничал Линдон. Наконец, когда до города оставалось километров двадцать, «предмет» снова начал слабую пульсацию. Аналитик моментально вспотел, артефакт казалось, прилипает к ладони и внутри него идёт какая-то работа, иногда возникало впечатление, что он хочет что-то сказать Линдону. Чем ближе был город, тем сигнал становился стабильнее.

Когда они уже въезжали в мегаполис интенсивность сигнала начала стремительно падать. Линдон в отчаянии скрипнул зубами – было похоже, что что-то или кто-то удаляется от них на огромной скорости. За каких-то полминуты пульсация сошла на нет.

– Самолёт, – подумал Линдон, опуская напряжённую спину на сидение, – с такой скоростью, только самолёт. – Сержант, – Линдон повернулся к водителю, – поворачивайте в аэропорт.

Через сорок минут Линдон держал в руках список бортов внутренних и международных рейсов вылетевших из аэропорта Лос-Анжелеса между 16.20 и 16.45. Таких самолёта было всего четыре: в Нью-Йорк, в Амстердам, во Владивосток и в Берлин. Когда взгляд упал на «Russia. Vladivostok» у Линдона захолонуло сердце. Неужели? Однако почти сразу выяснилось, что рейс этот транзитный, к тому же чартер, он шёл из Мехико, а в Лос-Анджелесе из самолёта никто не высаживался, и дополнительной посадки тоже не было.

– Как долго простоял этот самолёт в аэропорту? – спросил Линдон.

– Где-то часа полтора. Он заправился, ещё раз были проверены все системы перед дальним перелётом. – ответил сотрудник аэропорта.

– Пассажиров выпускали погулять в аэропорт? – снова задал вопрос Линдон.

– Да, конечно, во время транзитных остановок, мы всегда делаем так.

Линдон посветлел лицом. Попрощавшись с работниками аэропорта, он быстрым шагом покинул служебное помещение.

Глава 5. Владивосток. Конец января.

Настроение Лики Ким буквально за какую-то минуту стремительно поменялось три раза. От расслабленно-удовлетворённого, благодаря успешно сданному экзамену, к гневно-возмущённому, когда её сбил с ног, какой-то малолетний урод, мчавшийся не разбирая дороги. И наконец к ошеломлённо-паническому, когда у неё на глазах, непонятно откуда взявшийся бандюга (с которого, как показалось Лике, недавно сняли скальп), почти в упор, застрелил подростка. Забыв обо всём на свете, она быстрее лани шмыгнула обратно, в двери Академии, откуда вышла всего несколько секунд назад. Пролетев мимо толстой тётки-вахтёрши, она спятившим метеоритом забежала на третий этаж, инстинктивно, чисто по-женски (или по детски), спрятавшись от всех проблем связанных с мужчинами в самом «надёжном» женском месте – в туалете. Тоже в женском, разумеется. Закрывшись в кабинке, она опустилась на корточки, вжалась спиною в стену, обхватила себя руками и замерла боясь вздохнуть.

Прошло минут двадцать. Никто в туалет не ворвался, никаких криков со стороны лестницы слышно не было. Стояла обычная тишина, которая устанавливается в ВУЗах только во время сессии. Лика распрямилась, щёлкнула шпингалетом и осторожно выглянула из кабинки. В туалете никого не было. Тихонько ступая по кафелю, она дошла до двери и остановилась. В голове царил полный сумбур. Только что на её глазах застрелили парня. Прямо возле дверей Академии. А она это видела – значит она свидетель. Лика испуганно остановила свою ладонь, которая уже потянулась к ручке двери. Стоп. Что делать? С другой стороны всю жизнь в туалете не просидишь. Рано или поздно выйти придётся. Лика Ким вздохнула. Ну что за судьба у неё такая. Как только жизнь наладится, обязательно надо случиться какой-нибудь гадости, которая всё разрушит. Ещё полчаса назад всё было так хорошо. Маэстро Айзеншмидт похвалил её, сказал, что она подаёт очень большие надежды, что у неё есть персональное, очень тонкое восприятие Шопена. Другие члены экзаменационной комиссии тоже милостиво склонили головы, показывая, что они полностью согласны с мнением маэстро. Польщённая и гордая, с пятёркой по специальности, она как на крыльях выпорхнула из аудитории и побежала к остальным девчонкам, которые сидели через два класса по коридору, ожидая своей очереди.

– Верхотурова, к гинекологу! – весело крикнула она влетая в комнату. Девчонки кинулись к ней, наперебой спрашивая про экзамен. Только Настя Верхотурова, то ли хакаска, то ли якутка, худая и жилистая, печально вздохнув сняла куртку, в которой имела обыкновение сидеть даже в аудитории, взяла сумочку и обречённо вышла в коридор. – Настя, всё не так страшно! – успела крикнуть Лика ей в спину. Верхотурова обернулась, неразборчиво сказала, что-то, судя по тону, пессимистичное, и скрылась за дверью.

– Они сначала решили азиатками размяться, – желчно сказала Аня Рогачёва, кивая в сторону ушедшей Насти Верхотуровой. – Мы с Макаровой и Ковальцовой будем у них на основное блюдо, а на десерт пойдут Бурбулис и Зайерман – вот увидите.

Девочки засмеялись, только Маша Зайерман подняла голову от стола, поправила на носу массивные плюсовые очки и принялась недоумённо смотреть на однокурсниц. Девочки относились к Маше покровительственно. Она постоянно витала где-то в облаках и на грешную землю спускалась по какому-то своему особому графику. Она забывала всё, что только можно. Она могла придти на занятия в домашних тапочках. Зимой. Могла перепутать аудиторию и тихонько там сидеть, ожидая урока, когда он уже полным ходом шёл в соседнем классе. Однажды даже по рассеянности вместо сумки взяла из дома кошку. Так и заявилась в Академию с перепуганным животным на руках. Как она умудрилась доучиться до третьего курса, и как она осваивала фортепиано до поступления в Академию, для Лики оставалось загадкой.

– Всё хорошо, Маша. – Лика погладила её по голове. Зайерман облегчённо улыбнулась, сквозь толстые линзы посмотрела на Лику и сказала – Я свою фамилию услышала, подумала, что меня уже вызывают.

– Ах ты, Маша-растеряша, опять где-то в космосе витала, – засмеялась Лика, – только что позвали Верхотурову, а тебя, как самую интерестную оставят на десерт.

– Девочки, – неожиданно жалобно протянула Лена Макарова, – я так есть хочу. На меня всегда перед экзаменами жор нападает. – Она умоляюще посмотрела на Лику, – Ликочка, миленькая, ты ведь уже отстрелялась, сходи, купи мне чего-нибудь пожалуйста… Рогаликов или коржик… а я тебе денюжку дам. Ну пожалуйста… Ну даже пли-и-из.

– И мне, – неожиданно пропищала Маша Зайерман.

– Ну и мне тогда, – решила не отставать от коллектива Аня Рогачёва.

Лика притворно вздохнула. – Ну ладно, что с вами поделаешь, давайте ваши деньги, и оглашайте список, чего купить-то. Только это… моё пальто в гардеробе, ничего, если я куртку Верхотуровой накину?

– Ничего, я думаю. Ты же быстро, туда и обратно. – Рассудительно сказала Рогачёва.

Стоя перед дверью туалета, Лика мучительно раздумывала, выходить ей или нет. Этот бандит, застреливший пацана тоже не может стоять там вечно – всё-таки центр города. – Наверное он уже убежал. – подумала Лика и тихонько выглянула в коридор. Там было пусто и тихо, еле-еле из-за закрытых дверей аудитории долетали звуки фортепиано. Кто-то из её однокурсниц мучил Шопена перед экзаменационной коммисией. Лика на цыпочках дошла до лестницы и с тревогой посмотрела вниз. Никого. Она короткими перебежками добралась до класса, в котором сидели девчонки.

– Ким, тебя за смертью посылать! – возопила Рогачёва. – Где наши конфетки-бараночки?

Лика быстро закрыла за собой дверь и плюхнулась на стул.

– Ой, девчонки… Вы не поверите. Только что какого-то парня застрелили, прямо перед Академией. У меня на глазах. Я так перепугалась, что думала с ума сойду.

Сначала все застыли, недоумённо открыв рты. Потом как по команде заохали и засыпали градом вопросов. Лика отвечала, опасливо косясь в сторону двери. – Вы простите, девчонки, но мне не до покупок было. Вот ваши инвестиции. – Лика положила деньги на парту перед собой. Её руки дрожали.

– Так. – Твёрдо сказала Аня Рогачёва, самая храбрая из них. – Это уже беспредел, я пойду вниз и посмотрю, если там правда кого-то убили, то надо звонить в милицию. Я иду, кто со мной?

– Только не я, – сказала Лика, – с меня хватит.

Неожиданно вызвалась Бурбулис, потом Ковальцова, витающая где-то Зайерман подняла голову, недоумённо похлопала глазами и тоже сказала что идёт. У Лики сложилось полное впечатление, что Маша, как обычно, делает это инстинктивно, толком не понимая, о чём идёт речь. Девочки вышли.

Пару минут спустя с экзамена вернулась Верхотурова и кислым голосом сообщила, что у неё четвёрка, а комиссия с нетерпением ждёт Макарову. Потом с тусклым любопытством уставилась на Лику. Лика Ким только сейчас сообразила, что всё ещё сидит в Настиной куртке.

– Извини, – она слегка смутилась, – я тут на минутку выбежать хотела, – сказала Лика, снимая куртку. Неожиданно что-то тёмное с глухим стуком упало на пол.

– Это твоё? – Лика удивлённо смотрела вниз.

– Нет. – Верхотурова равнодушно мазнула глазами по странному предмету, упавшему на пол из расстёгнутой куртки. – Это не моё. – Она взяла свою сумку, накинула куртку и вышла из комнаты. Лика осталась одна. Она нагнулась и подняла странную вещь. Это был чёрный и продолговатый предмет, примерно с ладонь длиной, и плоский – чем-то похожий на миниатюрную доску для серфинга. С одного конца было вдето массивное кольцо из тяжёлого белого металла. Лика сжала её в ладони и вскрикнула от неожиданности. Ей показалось, что вещь живая, что она сама льнёт к ладони, а где-то внутри твёрдого чёрного тела бьётся маленькое сердце.

Глава 6. Чип и Дейл спешат на помощь

Звали их, конечно, не так. Вполне нормальные американские имена: Стивен Роуз и Эндрю Бойл.

Стивен был ещё достаточно молод, лет двадцать восемь на вид, не больше. В меру полноват, среднего роста, блондинистый. Лицо, (не хотелось бы, раньше времени создавать какие-то предубеждения в сердце у читателя, относительно совершенно незнакомого ему, во всяком случае – пока, человека, но что поделать, раз лицо молодого человека было именно таким) устойчиво сохраняло выражение некоего, плохо скрытого превосходства над окружающими. Причина этого недолго оставалась тайной: как только напарники облегчённо откинулись в креслах, молодой Стивен сразу же открыл рот и выразил лёгкое недоумение в связи с тем, что их, людей выполняющих столь ответственную миссию, посадили в эконом-классе, рядом со всякими русскими и мексиканцами. Следом Роуз поведал, что ему – человеку, получившему классическое американское образование, в лучших учебных заведениях страны, у которого к тому же и дядя сенатор в Конгрессе, не по душе равнять себя эконом классом, пусть даже и на время, с этими…

– Нет, ну посудите сами, Бойл, – воззвал он к флегматично слушающему его напарнику, – ну что, нашей конторе трудно было заплатить за нас лишних пятьсот баксов и посадить в первый класс? Или хотя бы сказать, – «парни, вот вам на билеты, если хотите в первый класс, доплачивайте сами», я бы доплатил. Честное слово, не сидеть же вот с этим все двенадцать часов! – Стивен Роуз покосился на толстого небритого мексиканца, который развалился в кресле по соседству с его напарником. – Хорошо, что хоть не со мной рядом, – пробормотал он уже тоном ниже. Немного поворчав, он снова вернулся к дяде сенатору и отцу, работающему в его аппарате.

– Мы классическое семейство южных штатов. Городишко Каньон в Техасе основал мой предок. Полтораста лет мы там заправляли всем… Живущие в том месте люди многим нам обязаны. Государство ценит нас. Сейчас вот дядя в Конгрессе входит в республиканский блок. Я наверное, когда закончится контракт с конторой, тоже пойду в политику. Наша страна нуждается в умных людях у руля власти. А то… – он опять покосился на мексиканца, – слишком много… несообразностей вокруг. Да-да, вот именно. Несообразностей.

Его напарнику, Эндрю Бойлу, со снисходительной улыбкой слушавшему эту самовлюблённую филиппику, было на вид лет сорок – сорок пять. Коренастый, невысокий, с тремя продольными морщинами на лбу, сероглазый, в своём мятом тёмно-сером костюме – он напоминал забитого сотрудника средней руки какой-нибудь финансовой структуры, которого послали в командировку, потому-что больше никто в такую даль переться не хочет, а этот, мол, возражать не посмеет, поедет как миленький. Бойл работал в Агенстве уже давно и привык, что такие командировки, ничего хорошего, кроме нервотрёпки не сулили. Он уже давно не имел иллюзий относительно таких вот поездок. Тем более им придётся работать вместе с русскими, (а куда ж от них денешься на территории России-то?), а значит, они и будут полностью контролировать ситуацию, а им со Стивом достанутся лишь объедки. И то, в случае удачи. Зато по возвращении домой начальство насядет на тебя и начнёт требовать результатов. А ты отдувайся за всё, и за русских, и за напарника, похоже, не самого умного, и за этих «объектов», которые, если верить инструктажу, ненормальные дети, развлекающиеся тем, что сталкивают лбами страны, отношения которых и так далеки от идеальных. Совершенно непонятно, как будет выглядеть их работа с русским в реальности. Плохо, когда едешь, потому-что тебя послали, а приказы, как известно, не обсуждаются, а сам понятия не имеешь, с чем придётся столкнуться. И совсем непонятно, как себя вести, если русские решат не отдавать второй «предмет», если всё-таки он попадёт им в руки. Так можно и своего лишиться. Бойл знал, что именно, и в каком объёме, его контора решила довести до сведения российских властей. Сам он имел чёткие инструкции, что говорить можно только в рамках легенды – «от сих и до сих». И самое противное чувство вызывал «предмет».

– Запомните, Бойл, – инструктировал его Линдон перед отъездом, – вы просто оперативник, который знает только свою конкретную цель, так и говорите в случае чего русским. Всё то, что мы решили нужным сообщить их начальству, мы уже сделали. Поэтому и получили разрешение послать вас. Самое главное: ваша задача, это получить второй «предмет». Правдами или неправдами, но привезите его сюда. Запомните: у вас, перед русскими есть огромное преимущество – вы знаете, когда объект близко, а они даже понятия не имеют о его существовании. Тот «предмет», что мы даём вам, единственный, которым мы располагаем. Единственный. Поэтому относитесь к нему, как к самой ценной вещи, которую вы когда-либо держали в руках. Тем более так оно и есть. Никогда и нигде не оставляйте его. Он всегда должен быть при вас. Когда «объект» будет близко, «предмет» даст вам знать об этом. Импровизируйте на месте. Знайте – русские абсолютно не представляют, по какому делу вы приехали, в отличие от нас. Следовательно, это во многом развяжет руки вам. Главное, держите палец на пульсе событий и ни в коем случае не расставайтесь с своим «предметом». Он не сканируется, не излучает радиацию и не определяется никакими детекторами. Никто понятия иметь не будет, что у вас при себе есть нечто…такое. Действуйте. В случае успеха я сумею быть благодарным. Good luck!

Эндрю Бойл поёжился в самолётном кресле. «Предмет» находился под мышкой, в удобном кожаном чехле, наподобии кобуры. Ситуация была – полный шит. Этот Линдон Филипп ничего конкретного не сказал, что будет в случае неудачи (например: потеряй он «предмет»), но тут и койоту понятно, что он вылетит из Агенства как мексиканец-нелегал из Штатов, попавшийся в руки иммиграционной службы. И это, когда до полной выслуги осталось всего четыре года.

Его молодой напарник совершенно не высказывал беспокойства по поводу грядущей миссии, он сидел рядом и продолжал беззаботно рассуждать обо всём, что приходило ему в голову.

– Я думаю, нашей конторе совершенно не нужно было информировать этих русских. Зачем? Сказали бы, что выполняем, задание Правительства США и потребовали бы содействия.

Бойл, весь погружённый в свои невесёлые мысли, сначала подумал, что ослышался. – Что ты сказал? – переспросил он Роуза.

– Я говорю, что незачем было информировать русских о нашей миссии.

– А как… – Бойл даже не нашёлся, что сказать, – Э-э… как ты собираешься выполнять задание? – Бойл недоумённо уставился на своего молодого напарника. Тот пожал плечами.

– Да, обыкновенно. Предьявить удостоверения, сказать, что мы выполняем важное задание правительства. Они дали бы нам машину и оружие. Ну и может быть несколько человек для помощи. Что ещё надо?

Эндрю Бойл просто потерял дар речи. Сначала мелькнула было мысль, что Стивен просто шутит, но посмотрев на кивающего головой напарника, он с ужасом понял, что тот говорит вполне серьёзно. – Боже мой! – подумал Бойл, чувствуя, что у него вспотели ладони, – кого они мне дали в напарники. Это же какой-то прекраснодушный придурок. Он что, в кинотеатре подготовку проходил? Неужели сотрудник Агенства может так рассуждать? – Однако вслух свой вопрос он сформулировал по-другому.

– Ты как давно работаешь в Агенстве, сынок?

– Не так давно, Эндрю. Кстати, можно я буду называть тебя просто Эндрю, это сближает, не находишь? – Эндрю, всё ещё не в силах придти в себя, машинально кивнул. – Я успешно прошёл тесты и поступил в отдел пропусков. Мой дядя сказал, что работа в таком месте как Агенство, очень плодотворно скажется на моём дальнейшем послужном списке и на карьере политика.

– Как же, «успешно сдал тесты»… – устало подумал Бойл, – Дядя подсуетился, не иначе. Отдел пропусков, это почти единственный отдел, где сотрудник не допускается к серьёзной агентурной информации. Ну, может ещё и уборщики… Племянничку хороший послужной список нужен. – Однако вслух он сказал совсем другое.

– Скажи-ка, Стиви, раз уж мы на ты, – уже немного придя в себя спросил он, – а в эту командировку ты как попал? Из своего отдела…

Стиви довольно улыбнулся. – У меня в резюме имеется запись, что я прослушал курс русского языка у самого профессора Уильяма Мак-Клуни. Я думаю, поэтому.

– То есть, ты хорошо говоришь по-русски? – уточнил Эндрю.

– Ну… – Роуз слегка замялся. – Профессор Мак-Клуни считается одним из лучших в области славянистики. А я слушал курс у него. Целых два семестра. К тому же у меня классическое американское образование. – Снова напомнил Стиви.

Бойл бессильно откинулся на спинку кресла. – Вот она, бюрократическая машина.– грусно подумал он. – Команда подобрать сотрудников спустилась с самого верха. Но на каждом уровне, находилась замороченная своими проблемами голова, не желающая возиться с этим лично, которая в свою очередь перепоручала это нижнему звену… И вот команда дошла до рядового исполнителя. А тот не желая долго мучиться просто ввёл в поиск «русский язык». А всё дерьмо расхлёбывать опять мне. Бюрократия погубит Америку.

Самолёт загудел и завибрировал стальным корпусом, готовясь к взлёту. Впереди их ждали двенадцать часов полёта, потом Москва, потом, если всё пойдёт по плану и ситуация не изменится, их ждал Владивосток. Вытянув ноги, и стараясь расслабиться, Бойл решил про себя, что в России особо усердствовать не будет. Никому это не нужно. Главное обойтись без потерь. Русские с них глаз не спустят – это точно. Ещё за этим придурком Стиви постоянно приглядывать придётся. А то наломает он там дров со своим классическим американским образованием… Пусть всё пройдёт тихонько: «С русскими встретился, обо всём договорился, честно поездил по этому… как там его… Владивостоку, но никакие «объекты» им не попались. Вот и вся поездка». Что ж, отсутствие результата, тоже результат. Привезёт он свой «предмет» домой в целости и сохранности, сдаст по назначению, и довольно. А играть в супершпионов пусть едут другие. Сейчас же, главное попытаться хоть немного поспать, а то эта смена часовых поясов, работе не очень-то способствует. Гул двигателей перешёл в размытый свист. Самолёт оторвался от взлётной полосы. Ну вот… Часок подремать перед тем, как начнут разносить еду, потом можно попросить грамм пятьдесят виски, одеяло и нормально поспать до посадки в Москве.