Волею судеб. Часть 1

Вот и у Зоечки появился кавалер – высокий, статный молодой человек, с кем приятно пообщаться и пройтись под руку. С ним у неё нет ничего серьезного, просто надо когда-то избавляться от комплексов, начинать встречаться с парнями. Многие её ровесницы вышли замуж, родили детей. У подруг только и разговору что о парнях или мужьях. Они изредка подшучивают над нею, тонко намекая, что она одна такая не целованная девушка на выданье в посёлке осталась. Стас Громов проявил невероятную настойчивость, ухаживая за ней в течение месяца. Этому молодому человеку, по-видимому, нравилось испытывать судьбу, идти по пути наибольшего сопротивления. Он стал первым и единственным, кому Зоя за его упорство и тактичность позволила приблизиться к себе и даже ответила на его поцелуй. Это случилось только что на плоту у берега Волги. Поцелуй его был робким и нежным. Он показался Зое почти братским, скорее приятным и успокаивающим, нежели возбуждающим.

– Не понимаю, как я мог не замечать тебя до армии?.. Собственно, три года назад ты была еще совсем малышкой. Зой, ты ведь не против того, чтобы я считал тебя своей девушкой?

– Ты слишком хорош для меня, Стас. Я тебе не чета. Кстати, до армии ты ухаживал за моими ровесницами, – заметила Зоя и улыбнулась ему с легкой иронией. – Мне никто не дает мой возраст, наверное, из-за небольшого роста и худощавости, а ведь мне уже за двадцать. Парни не слишком обращают на меня внимание, я не во вкусе вашего брата. Вероятно, во мне недостает шарма, изюминки и много чего еще.

– Неправда, я сразу выделил тебя из толпы девушек, как только впервые увидел после возвращения из армии. Я-то замечаю, как смотрят на тебя другие ребята, просто ты кажешься им недоступной. Они завидуют мне.

В порыве чувственности Стас вновь прикоснулся к её губам своими губами, на этот раз более уверенно. Зоя не успела осмыслить свои ощущения, как их поцелуй прервал наглый окрик:

– Ну и ну! Вот так встреча! Неужели моя малышка повзрослела? – услышали они приятный баритон, донёсшийся с берега.

Молодые люди одновременно обернулись, даже не отпрянув друг от друга. Перед их взором предстал чернявый, хорошо загорелый Иван Дарёшин с его русоволосой подружкой Тамарой Николаевой. А кто же иной мог так бесцеремонно вторгнуться в Зоину частную жизнь?!

– Вот как! – протяжно и обиженно промурлыкала его пассия. – «МОЯ малышка?..» А я тогда кто для тебя? – проявила она недовольство, тёршись об него словно кошечка.

Иван оставил её вопрос без ответа. Не отреагировал он и на её ласку. Он спокойно и лишь слегка озадаченно смотрел на парочку, однако его возмущённость была весьма заметна.

– Кончай ухлёстывать за Зойкой, Стас! Она тебе не достанется! – уверенно крикнул напористый парень.

– Ну, это мы еще поглядим… – начал отстаивать свою точку зрения Зоин ухажер, но Иван, обняв свою осерчавшую подружку, уже шагал с ней по берегу Волги.

Голоса этой парочки могли быть слышны за версту:

– Ты говорил с ними так, будто тебе и в самом деле есть до них дело! – не на шутку завелась оскорбленная Тамара. – У тебя имеются относительно этой девицы далеко идущие планы? Ты хочешь приберечь «малышку» для себя?.. А я нужна лишь для временной утехи, да? Что я для тебя значу, Вань?.. Всего лишь полчаса назад ты называл меня «МОЯ кисонька!»

– Вот именно – «кисонька!» – ухмыльнулся Иван.

Рассмотрев проплывающий по Волге туристический пароход, он вновь бросил взгляд на Зою, усевшуюся рядом со Стасом на бревнышко и позволившую ему обнять себя. От Тамары не укрылось, как помрачнел её кавалер, однако заговорил он с ней довольно ласково:

– Ты свободолюбива как кошечка, радость моя, делаешь всё, что тебе вздумается. Ты сама себе хозяйка, выбираешь котика по собственному усмотрению, а меня принимаешь таким, как есть и без всяких обязательств. Тебе хорошо со мной – сама говорила!

– А я-то, глупая, думала, что значу для тебя гораздо больше, нежели просто подружка для развлечений. Мы стали близки задолго до твоей службы на флоте. Вспомни, как я утешала тебя в своих объятиях, когда ты прибыл на побывку в связи с гибелью твоего отца. Нам так хорошо вместе!

– Тебе и с другими неплохо, – мягко осадил её Ваня.

– Если бы ты пожелал, я бы хранила тебе верность, пока ты был в армии, а ты отказался даже переписываться со мной.

– И на четыре года лишила бы себя плотских утех?!

– Представь себе, да! Я ведь люблю тебя.

– Золотко, тебе ни к чему кривить душой. Я тебя ни к кому не ревную. Главное, что сейчас мы единственные есть друг у друга. Я доволен, что ты предпочла меня остальным своим кавалерам. Нам действительно неплохо вместе. А не укрыться ли нам от людских глаз подальше отсюда, чтобы вновь убедиться в этом? – произнёс он с завораживающей хрипотцой в голосе и широко улыбнулся, а про себя подумал: «В последний раз!»

За четыре года, проведенные Иваном на службе во флоте, Зоя Гаврилова расцвела и похорошела. Её пропорциональная фигурка приобрела соблазнительные округлости, а талия стала ещё тоньше. При росте ниже среднего и при её худобе она выглядела бы слишком хрупкой, если б не довольно полные стройные ножки и красиво сформировавшаяся грудь. Сильному полу хотелось защищать, оберегать таких девушек.

На самом деле Зоя была выносливой, способной постоять за себя, чего не скажешь по её внешнему виду. Приятная, темноволосая, кареглазая, она излучала теплоту и умиротворение. Её одеяния подчеркивали её сущность. В семье, где необходимо обеспечивать пятерых детей, не до изысков, но пошитые ею собственными руками наряды из простой дешевой ткани смотрелись на ней великолепно.

Будучи соседями, Иван Дарёшин и Зоя Гаврилова знали друг друга всю жизнь. Он старше на четыре года и помнил её с рождения. Она всегда была для него «Матрёниной сестрёнкой». По непонятным причинам из четырех сестёр именно Зою Иван выбрал объектом своих цепляний. Он с самого раннего детства подтрунивал над ней, называя её по-разному: «Зайкой», «Малышкой», «Мышонком», «Пигалицей» и даже «Малявкой». Однако из его уст эти прозвища казались ей безобидными. В семнадцать лет Иван попытался изменить суть товарищеских отношений с её сестрой Матрёной: сделать их более близкими, но она влюбилась в его друга Костю Боброва и их чувства оказались взаимными, что не очень-то его и расстроило.

Невысокий, коренастый Иван Дарёшин был довольно привлекательным молодым человеком с темно-русыми коротко остриженными волосами и карими глазами, в которых отражался не только шальной юмор и проказа, но и понимание, участие. Его внутренняя доброта и простота составляли некий контраст с волевыми, резковатыми чертами лица. Речь Ивана изобиловала шутками, особенно при общении с девушками. Этот разбитной парень начал интересоваться прекрасным полом с четырнадцатилетнего возраста. Встречаться он предпочитал с ровесницами и избирательно, однако избегал серьезных отношений.

В доме Гавриловых воскресными вечерами частенько устраивались молодёжные посиделки. Родители не запрещали детям приглашать друзей, считали: пусть лучше балаганят на глазах, чем гуляют непонятно где – так спокойнее.

Любители подобного времяпровождения, Иван и Костя приходили обычно вдвоем. Чтобы не оставаться без пары, Ваня приводил с собой подружек, причём менял их чаще, чем собственные носки, будучи чистюлей. Он не смущался целоваться с девицами на глазах у совсем ещё юной Зои. Если она случайно заставала в сенях или во дворе сладкую парочку за этим делом, разумеется, краснела. Его это забавляло. Иван хихикал и подмигивал ей, нагло смотря в глаза. Шалун будто испытывал её. Подобные выходки смущали Зою, выбивали из колеи. Она старалась избегать таких ситуаций или делать вид, будто не замечает происходящего. Он же, как назло, окрикивал стушевавшуюся скромнягу, подшучивал над ней, обращаясь при этом, разумеется, не по имени.

– Мотя, почему ты отдала предпочтение Косте, а не Ивану? – поинтересовалась у сестры Зоя около трёх лет назад.

– Дарёшин не в моем вкусе, – ответила Матрёна. – Хотя сейчас, когда он в армии, мне его как-то не хватает. Иван неплохой парень, хороший друг, но бесшабашный и ветреный. Или ты до сих пор не поняла?.. Он не намерен связывать себя серьезными отношениями в ближайшие двадцать лет. Ваня вряд ли способен на глубокие чувства, не в его натуре быть верным одной избраннице. Не думаю, что он когда-нибудь образумится, уймётся. Ты вот желаешь его для себя в качестве мужа?

– Ха! Да кому я нужна? Тем более – ему. Сама знаешь, как он ко мне относится: я для него – объект насмешек. Впрочем, вернувшись из армии, он, возможно, меня и не заметит. Я вообще замуж не выйду. Мне уже семнадцать, а мальчики особого внимания на меня не обращают. Заметила, сколько возле нашей Симочки их крутится? А ей нет ещё и пятнадцати! Вчера я видела, как она у лесопилки с Ванькой Соколовым целовалась. Тебе не кажется, что у этого ушлого парнишки с нашим соседом Иваном кроме имени есть ещё что-то общее, несмотря на их приличную разницу в возрасте?..

Прибыв на похороны отца в конце третьего года службы на флоте, Иван Дарёшин не сразу узнал Зою, а когда наступило узнавание, первое, что он произнес было: «Привет, невеста!» Эти же слова услышала она и при встрече с ним после его демобилизации. Теперь он перестал называть её обидными прозвищами. И хотя по-прежнему подшучивал над ней, в его речи появились серьезные нотки. Зоя обратила внимание, что после небольшой стычки со Стасом на берегу Волги Иван ни разу не попался ей на глаза в обществе Тамары, с которой, как она знала, он возобновил отношения сразу по возвращении со службы. Ходили слухи, будто эта девушка ради него бросила своего очередного кавалера. Но вообще-то ему в данное время было не до девиц: он торопился закончить строительство нового дома на соседней улице, которое было приостановлено из-за случившейся трагедии, когда на его отца во время работы свалилась балка, и тот погиб на месте. Вернувшийся Иван продолжил его дело. По возможности ему помогали старший брат Степан и другие родственники, а теперь, чтобы успеть управиться до холодов, он попросил содействия и у друга Кости.

Направляясь в клуб на концерт художественной самодеятельности, Зоя со Стасом увидели Ивана за работой на крыше нового дома. Он их тоже заприметил и взглянул на них так, будто они в чём-то перед ним провинились, тем не менее, всё же качнул головой в знак приветствия. Зое никогда не приходилось видеть его таким сердитым.

А на следующий день он явился в её родной дом при всём параде с букетом цветов и с родичами! Вот ведь несуразица!

Зоя не сразу поняла, что эти люди собрались по её душу и цветы предназначены ей, а когда осознала – была потрясена, ошарашена! Бросив букет на стол, она выскочила из дома с намерением скрыться подальше. Ей захотелось убежать, куда глаза глядят. Настигнув беглянку на крыльце, Иван ухватил её за руку и тепло, проникновенно, как никогда прежде, всмотрелся в её карие, непонимающие глаза. От испытываемого шока они сделались огромными и испуганными. Иван прикоснулся к Зоиному лицу своими натруженными руками, дотронулся кончиками пальцев до её губ. Она почувствовала его желание поцеловать её, но он не сделал этого. И ей почему-то показалось, что её обделили. Никто никогда не вызывал у нее такого ощущения, даже Стас (впрочем, он стал для нее скорее другом, нежели любимым парнем). Зоя не хотела испытывать ничего подобного к Ивану – этому порочному типу! ― но ничего не могла с собой поделать.

– Тебе нравится шокировать меня, вводить в краску, да? Если это твой очередной прикол, то он совсем не смешон!

– Разве стал бы я беспокоить своих родственников ради розыгрыша? Я на самом деле прошу твоей руки, – произнёс Иван с несвойственным ему волнением.

Девушка внимательнее пригляделась к его внешнему виду. Он всегда одевался неплохо, следил за собой, но сейчас на нём был надет новый костюм и ботинки невероятно сверкали.

– Ты решил заиметь жену? А с какой такой стати твой выбор пал на меня?

Зоя смотрела на него недоверчиво, настороженно, даже можно сказать сердито. Она старалась совладать с собственной дрожью и растерянностью.

– Ты всегда была моей малышкой! Я давно положил на тебя глаз: ещё до помолвки Костика и Матрены. Ты казалась почти ребёнком, но уже тогда в глубине души я ощущал значимость твоего присутствия в моей жизни, мечтал, что когда-нибудь женюсь на тебе. Я и не заметил, как ты подросла и повзрослела. Понял это лишь когда заметил вас со Стасом на плоту. Я чуть с ума не сошёл от ревности, увидев, как он целует тебя, а ты будто бы и не против.

– Ну-ну. А как же Тамара? Вы с ней с незапамятных времен периодически встречаетесь, а после твоей демобилизации – регулярно. Это же большой срок по твоим меркам.

– А что Тамара?.. Она давняя моя подруга. Таких как я дружков у нее перебывало великое множество. Между нами нет никаких обязательств. Мы оба знали, что наши встречи носят временный характер.

– Тамара так не считает. Извини, Ванюша, но мы со Стасом не стали затыкать уши, когда она верещала на всю округу как хорошо вам вместе.

– Я взрослый парень, – не стал отпираться Иван, – иногда природа требует. Не мог же я покуситься на запавшую мне в душу юную, невинную девушку. А Тома моя ровесница, без пяти минут старая дева. С такими зрелыми девицами можно неплохо провести свободное время, но не всю жизнь. Она не из тех, на ком женятся, но и ей, вероятно, хочется крупицы женского счастья.

– Значит, по понятиям вашего брата парней, Тамара должна быть благодарна за то, что её хотя бы просто используют? То-то она будет довольна, когда узнает о твоем сватовстве!

– Ей не на что обижаться. Я не давал ей никаких обещаний, да и не так часто мы с ней и встречались-то. У меня практически не было свободного времени. А теперь мы и вовсе расстались. В тот день, когда ты видела меня с ней на берегу, была последняя наша встреча.

– Да… сейчас мне понятно, почему Матрёна считает тебя бесшабашным и ветреным! Кстати, она полагает, что ты не можешь быть верным своей избраннице.

– Невозможно знать подобное о ком бы то ни было наперёд. И зачем мне любая другая женщина, если у меня будешь ты – такая куколка жена?! Скажи мне ДА, дорогая.

В его глазах было столько нежности, ласки, что Зое захотелось дать согласие, однако воздержалась.

– Вряд ли мы предназначены друг другу, – сказала она, испытывая сомнение.

– Ещё как предназначены! Не будешь же ты отрицать, что между нами всегда существовало некое притяжение. Мы оба эмоционально реагируем друг на друга при встречах.

– Да уж! Я всегда была «в восторге» от твоих измывательств, а еще от «Пигалицы» и «Малявки».

– У меня никогда в мыслях не было обидеть тебя. Я называл тебя по-разному, но всегда с платонической любовью. Не забывай: я старше на четыре года. В ранней юности это ощутимая разница. До моего призыва в армию ты была ещё малышкой, но для меня особенной, а теперь превратилась в красавицу. Выходит, не осознавая этого, я всегда был неравнодушен к тебе, поэтому и цеплялся по каждому поводу. А как иначе можно заставить девочку-подростка обратить на себя внимание?

Зоя рылась в закоулках памяти, ища веский довод для тактичного отказа, но на ум, как на грех, ничего не шло.

– Не слишком ли ты спешишь с женитьбой? Я слышала, будто ты против скороспелых браков. Отчего вдруг такие перемены? – спросила она, чтобы потянуть время.

– Люди с годами меняются. Может я подсознательно ждал тебя и не думал, что ты так рано созреешь для замужества. Ты ведь хочешь иметь мужа, детей – свою собственную семью?

– Допустим. Но только для меня это не повод бросаться в омут с головой. Тебе тоже следует осмотреться вокруг. Я не единственная, к кому ты проявляешь интерес, кто нравится тебе. Не вижу оснований опутывать нам с тобой себя узами брака. Для такого ответственного шага, на мой взгляд, нужны глубокие чувства, а у тебя их ко мне нет, как и у меня к тебе.

– А как тогда расценивать мою реакцию на ваши со Стасиком поцелуи? Ревность не вспыхивает ни с того ни с сего. Каждый раз, когда я вижу вас вместе, у меня чешутся руки намылить ему физиономию. Разве не очевидно, что я люблю тебя, прелесть моя? Я не могу допустить, чтобы этот белобрысый красавчик увёл тебя у меня из-под носа, а потом, не дай бог, бросил. Вы не подходите друг другу. Уверен, что со временем ты ответишь мне взаимностью. Меня нельзя не полюбить! Да я и сейчас тебе небезразличен.

Сказано это было с оттенком юмора и с обворожительной улыбкой. В его повеселевших глазах проскочили искорки лукавства и ещё чего-то. В них было столько всего намешано, что девушка терялась в догадках о его истинных чувствах.

– Ну и что из того? – попыталась стоять на своём Зоя.

Она почувствовала, что защита её начала рушиться. В ней все ещё сохранялся сгусток страха и подозрительности, но одновременно возникло желание довериться ему. Иван понял её колебания и поторопился закрепить свой наметившийся успех таким поцелуем, каким никто никогда не одаривал её!

Зоя смотрела на его меняющееся от страсти лицо, и это его состояние передалось ей. Он притянул слегка противящуюся ему девушку к себе и, опасаясь спугнуть, стал целовать сначала нежно и осторожно, а потом крепко и страстно. Ошалевшая от такого напора дивчина, казалось, совсем уж сдалась, когда возле них появился третий лишний: её отец.

– Мы потеряли вас. А между вами, оказывается, полное согласие! – сказал он, застав их врасплох.

Попав в затруднительное положение, Зоя посмотрела на Ивана, ожидая от него выручки, дружеской поддержки. Она надеялась на его находчивость и понимание.

– Да, Трофим Гаврилович, ваша дочь согласна выйти за меня замуж! – не раздумывая, подтвердил Иван его предположение, воспользовавшись её замешательством.

– Так ведь, любовь моя? – обратился он к Зое.

Иван смотрел на неё умоляюще.

«Ну и что мне сказать на это?!» – озадачилась избранница.

– Да, – вынуждена была согласиться Зоя, – но только не раньше будущего года, – сделала она оговорку, оставляя себе путь к отступлению.

Девушка поняла, что скомпрометирована в глазах отца и не могла ответить иначе!

– Давайте вернемся в дом и всё обсудим, – предложил Трофим Гаврилович, распахивая дверь, пропуская вперед себя дочку и будущего зятя.

Дома их с нетерпением ожидали обе матери и сваты.

– Хорошо бы устроить свадьбу в начале октября, – высказал пожелание жених. – К тому времени мы переедем в новый дом.

Мать, Полина Михайловна, и брат Степан его поддержали.

– Вряд ли это приемлемо для нашего бюджета, – не согласилась с ними Зоя, бросив взгляд на своих родителей. – Мы еще не оправились после Симочкиной свадьбы. Я не хочу никаких торжеств, но ведь надо хотя бы собрать приданое. Своё я пожертвовала сестричке.

– Я тоже предпочитаю обойтись без пышной свадьбы, – согласился с невестой Ваня, – тем более что и у нас туговато с деньгами. Все отцовские накопления ушли на строительство дома. Однако меня взяли на работу на завод, так что скоро всё наладится. Давайте пойдём на компромисс: назначим регистрацию брака на середину ноября. Отметим это важное событие, а заодно и новоселье справим в кругу самых близких родственников.

– Разумное решение, – согласился Трофим Гаврилович.

В конце ноября Зоя и Иван поженились, а через год появился на свет их первенец Алёша, названный так в честь Иванова отца. Ребёнок оказался довольно крупным, так что роды были тяжёлые, но всё обошлось без травм для малыша и его мамы.

Мальчик рос крепеньким и не по возрасту быстро развивался на радость родителям. Казалось, он схватывал все на лету, повторяя за взрослыми трудные для такого малого возраста слова и словосочетания. К двум годам малыш выговаривал почти все буквы алфавита. В этом была немалая заслуга молодой мамы. Зоя постоянно разговаривала с сынишкой, пела ему забавные детские песенки, много читала, пересказывала прочитанное, привлекая к этому процессу ребёнка, тренируя его память. Стоило ей замолчать, как Алёшенька начинал волноваться. Зоя с каждой получки покупала сынишке новую книжку с картинками, что было для него лучшим подарком, но их всё равно было недостаточно, и она стала читать ему стихи из учебников Ваниной сестрёнки Тони. Двухлетний малыш, к удивлению взрослых, без усилий запоминал наизусть стишки.

Поскольку после рождения первенца времени на развлечения у молодых родителей почти не осталось, им пришлось прекратить посещение посиделок и танцплощадок. Да они и не испытывали в них теперь потребности. Их захватили обустройство собственного быта и забота о сынишке, в котором они души не чаяли. Он сильнее сплотил молодую пару. Радуясь, как хорошо складывается их с Зоей семейная жизнь, какой замечательной мамой оказалась жена, Иван с восторгом воспринял новость о второй её беременности.

– Это замечательно! ― сказал он жёнушке.

За три года счастливого супружества они прикипели друг к другу душой и с нетерпением ждали появления ещё одного ребёнка.

Укладывая как-то сынишку, Зоя наткнулась на лежащий между страниц старого учебника лист с написанным от руки стихом и, услышав просьбу, казалось бы, уже заснувшего, ребёнка почитать, механически начала:

Прибежали в избу дети,

Второпях зовут отца:

«Тятя! Тятя! Наши сети

Притащили мертвеца!»

Зоя замолчала, ее охватило предчувствие надвигающейся беды. «Какой ужас!» – подумала она и услышала:

– Еще.

– Сыночек, лапочка, мы не станем читать этот стишок: он для взрослых. Спи, золотце моё.

– Спать, – прошептал малыш и тут же засопел.

Наутро Алёша повторил прочитанные ему перед сном строчки от слова до слова с той же интонацией. Ощущение страшного предзнаменования закралось в Зоину душу. Почувствовав ее паническое состояние, другой, не рождённый, ребёнок забился в ней с небывалой силой.

– Не надо рассказывать этот стишок, дорогой. Забудь его. Хорошо? – попросила малыша Зоя.

– Хорошо, – послушно ответил Алёша.

Больше Зоя его от сынишки не слышала. А вскоре они с Иваном преподнесли ему маленького братика Серёжу, которому он совсем не обрадовался. Мальчик решил, что младенец ему не нравится.

– Фу, какой красный!.. Крикун.

Наблюдая, как мать меняет братику испачканные пелёнки, подмывает его, малыш вынес свой вердикт:

– Мама, Серёжа плохой. Он говнюк! – и, немного подумав, предложил: – Давай вернём его.

– Куда? – хихикнул слушающий его лепет отец.

– Туда, откуда взяли, – ответил ребёнок такому непонятливому папе.

Зоя с Иваном смеялись от души. Они поняли, что Лёша ревнует их к братику и уверили его, что с появлением Серёжи не стали любить его меньше, что их любви хватит на обоих.

– Лёшенька, давай одеваться. Прогуляемся до магазина. Хлебушка купим, – сказала однажды сыночку Зоя.

– Гулять! Хлебушко, – восторженно принял её предложение малыш и поспешил за своей обувью.

– Серёжа? – обратился он к наскоро закутывающей братика матери, неся в обеих ручках по валеночку и смотря на неё вопросительным взглядом.

– Его мы у бабули оставим, – обрадовала она сынишку.

«Хорошо, что есть к кому обратиться при случае и не надо далеко ходить», – подумала Зоя.

Они с Иваном занимали большую часть пятистенки. На оставшейся жилплощади проживали её свекровь и золовка. В новом доме Иван по совету матери предусмотрел два входа и две печки. Так что, отгородившись внутренней стенкой, они получили две небольшие, но отдельные квартирки. При необходимости его сестра и мать соглашались присмотреть за малышами. Сегодня же обеих не оказалось дома. Зоя вернулась расстроенная. Алёша между тем, расположившись на полу, самостоятельно пытался надеть валеночки. Он озадаченно посмотрел на мать, увидев, как она раскутывает Сережу, укладывает его в кроватку.

–

Тети Тони и бабы-Поли нет дома. Серёжу не возьмем. Уложим его спать, – пояснила она старшему сынишке.

–

Не возьмем, – повторил Алёша. – Холодно там, – добавил он от себя.

– Да, холодно, сынок, – согласилась с ним Зоя.

Хотя близился апрель месяц, на улицах продолжали лежать насыщенные влагой сугробы снега, по которому не то что протолкнуть коляску с ребёнком трудно, а даже с пустыми руками идти непросто. К тому же день выдался ветреный, пасмурный. Пришлось нести двухгодовалого малыша на руках – не оставлять же и его дома без присмотра. Ей и за спящего Сережу-то было страшно: вдруг проснётся, зайдется плачем или того хуже – срыгнет, захлебнется своей отрыжкой.

– Мы быстрёхонько, – рассудила вслух молодая мама, – до хлебного магазина и обратно. Если там большая очередь, дойдем до «дежурки», купим чего-нибудь мучного.

В магазин как раз привезли хлеб, но к разгрузке еще не приступили, а народу скопилось уже порядочно. «Жаль, что не с кем оставить детей, а то бы сейчас заняла очередь. Как некстати Иван с утра отправился к брату. В доме все продукты на исходе. Мог бы предупредить заранее о своих планах. Знает ведь, что именно по воскресеньям я делаю закупки», – посетовала про себя Зоя.

Последние два-три месяца муж частенько в свои выходные исчезал из дома под благовидными предлогами. Вот и на этот раз отправился помочь брату закидать снег в погреб.

«Почему бы Стёпе не заняться этим делом с женой, ведь по воскресным дням Света абсолютно свободна. Их четырехлетнего Юрочку на выходные забирают её родители, и она, в отличие от меня, не кормящая мама с двумя детьми», – подумала Зоя.

Направляясь к «дежурке», она еще издали увидела стоящую возле магазина бывшую Иванову пассию. Несомненно, Тамара тоже заметила её: уж очень демонстративно и вызывающе она на неё посмотрела, будто замыслила что недоброе. Зоя была уже метрах в пяти от Тамары, когда та хитро усмехнулась и ринулась к магазину. И как раз в этот момент дверь распахнулась. Навстречу Тамаре выскочил Иван с бутылкой вина, шоколадкой и с обворожительной улыбкой, которую жена не могла не заметить, вглядываясь в его профиль.

Заняв выгодную для себя позицию, дабы Зоя не сразу попала ему на глаза, Тамара, ласково щебеча: «Ты прелесть», – раскрыла перед ним сумочку, и он плавно опустил в нее купленную бутылку.

Зоя к этому моменту подошла так близко, что без труда прочла надпись на этикетке: «Кагор». Шоколадку Иван отдал лебезящей перед ним незамужней женщине в руки с видом благодетеля и со словами: «Твой любимый, молочный». Это выглядело как задабривание, после чего не замедлил Тамарин благодарственный поцелуй в губы, причём, совсем не невинный. Иван был слегка подшофе, отчего потерял бдительность, не удосужился посмотреть вокруг, а ведь Зоя была практически у него за спиной. Она наблюдала, как Тамара, игнорируя её, поспешила взять его под руку и повела прочь от неё – законной супруги! Соблазнительница что-то шепнула Ивану и, как показалось Зое, куснула за мочку уха. Его смешок и её хохот вызвали судорогу в Зоином теле, она крепче прижала к себе Алёшу, не давая ему возможности взглянуть на столь очевидное безобразие. Эти двое смотрелись не как бывшие любовники – между ними явно существовала связь сейчас! Зоя была уверена в этом.

Как-то она почувствовала исходящий от Ивана аромат женских духов и с тех пор засомневалась, а так ли невинны его участившиеся отлучки, но подозрения держала при себе. Зоя старалась вбить себе в голову, что он по своей простоте душевной мог обнять невестку, сестрёнку или другую родственницу, хотя подобный запах ей с её абсолютным обонянием был незнаком. И теперь, остановившись там, где только что Тамара целовала её благоверного, она ощутила тот самый аромат. Зоя могла окликнуть мужа – он был всего лишь в трех метрах от нее, – а зачем? У неё имелись достоинство и гордость.

«Сколько это у них продолжается? – мелькнула у неё мысль. – Да какая теперь разница!» – подумала она и продолжила провожать их взглядом.

Между тем Тамара, заливисто смеясь, отломила кусочек шоколада и сунула в рот Ивану. А он, дурачась, захватил его вместе с её пальцем, отчего она нарочито восторженно взвизгнула и исподтишка оглянулась на Зою, со значением вскинув левую бровь как бы утверждая свою победу. Не удержалась она и от ухмылки. Её вороватый взгляд в сторону и прочие манипуляции не остались незамеченными Иваном. Почуяв что-то недоброе, он обернулся и увидел с отчаянием смотрящую на него молодую жену! На его глазах она с ребёнком на руках резко развернулась и пошла в противоположную от него сторону. Теперь, оказавшись лицом к отцу, его заметил и Алёша.

– Папа там! Папа там! – закричал он, хлопая мать по плечу, а потом, поняв, что она не реагирует на его крики, захныкал, потянул к отцу свои маленькие ручонки.

Как вкопанный Иван застыл на месте. Хмель соскочил с него моментально, ведь оказалось, что пока они с Тамарой флиртовали друг с другом в предвкушении предстоящей, как они рассчитывали, близости, его жена стояла рядом, наблюдала за ними, слушала их разговор!

«Тамара не могла не увидеть Зою! Выходит, она намеренно вела себя так фривольно, специально подстроила, чтобы я заметил жену как можно позже. Или хотела, чтобы вообще не заметил её, и тогда бы, пока мы занимались с ней сексом, я бы ни сном ни духом не ведал, что на самом деле творится с моей женой!.. Боже мой! Какую глупость я совершил!» – ужаснулся Иван.

Мгновение его лицо выражало панику и тут же сменилось отрешённостью. Остекленевшие глаза смотрели на сына, а мозг работал хаотично. Иван машинально помахал удаляющемуся от него малышу, а тот продолжал кричать во всю силу своих маленьких легких и хлопать ручонкой по материнскому плечу.

– Ну, ты и стерва! – рявкнул Иван на любовницу, приходя в себя. – Мстишь мне за несбыточные мечты?.. Мы же договорились, что это всего лишь временная разрядка. Ты ведь сама подтолкнула меня к занятию сексом, уверяя, что женщине на сносях и в первые два месяца после родов нельзя иметь близость с мужчиной. Прошлый раз считался у нас последним. И зачем я опять поддался на твои уговоры?.. Дёрнула меня нелёгкая связаться с тобой вновь!.. А Зоя-то в чём перед тобой виновата? За что ты так поступила с ней?!

– Послушай, это же просто нелепость, – спохватилась Тамара, поняв, что переусердствовала. – Я просто хотела немного пошутить. Мы ничего такого и не сделали…

– Ещё как сделали! Я доверился тебе, а ты подставила меня. Ты ведь знала, что я люблю жену и детей.

– Постой, Ванечка. Давай… – начала было излагать свою мысль Тамара, поглаживая рукав его куртки.

– Хватит!.. Ты сделала свое чёрное дело.

Иван со злостью дернулся всем корпусом, отстраняясь от неё, и бросился вдогонку за женой.

– Здравствуй, золотце! – ласково обратился он к Зое, переводя дыхание.

– И ты не хворай, – бросила она отчуждённо, не замедляя шаг.

– Вы куда ходили, да и почему бегом? – спросил Иван заискивающим голосом, забирая у неё притихшего сына.

– За продуктами. А тороплюсь, потому что Серёжа в доме один остался, – сквозь зубы ответила Зоя.

– Почему же ничего не купила? – задал он вопрос, бросив взгляд на пустую сумку.

– В хлебном магазине товар разгружают, а в дежурном – продавщицам, похоже, не до покупателей, коль ты там так долго пробыл. У меня нет времени для простаивания. К тому же я вспомнила, что для Лёши есть пачка печенья, а мне кусок в горло теперь не полезет, – монотонно ответила она мужу.

– Так у нас сегодня и обед, и ужин отменяются?

– Ты показался мне сытым и довольным. По-видимому, отобедал. А поужинать и позавтракать, а заодно и похмелиться ты сможешь у Тамары. У них в доме самогона всегда в избытке.

– Что ты хочешь этим сказать? – поинтересовался Иван, понимая, что нарывается на ещё большие неприятности. – У меня вроде как свой дом есть, а ещё жена и дети.

– Надолго ли? – произнесла почти шёпотом Зоя, не желая пугать ребёнка.

– Ты о чём?

– А то ты не знаешь, – огрызнулась несчастная, сдерживая себя из последних сил.

– Ты не поняла, малыш. Между мной и Тамарой ничего нет, дружеские отношения разве что остались да кое-какие воспоминания, – стал активно оправдываться он тихим голосом. – Сейчас у неё роман с твоим бывшим дружком Стасом. Можешь спросить его при случае. С Томкой я встретился случайно. Мы со Стёпкой выпили с устатку после работы, и нам показалось мало. Тогда я пошёл за бутылкой и наткнулся на неё. Оказалось, что нам с ней по пути. Она решила подождать меня, чтоб идти веселее было.

– Так иди, коль по пути. Вам ведь весело вдвоём! – произнесла Зоя, указав рукой себе за спину. – Чего за мной увязался?

Иван невольно оглянулся: Тамара шагала так медленно, словно надеялась, что он вернётся, догонит её. Его жёнушка тоже посмотрела на еле плетущуюся его пассию и поняла, почему та идёт нога за ногу, но комментировать не стала. Ей всё стало безразлично, неважно. Зоя почувствовала себя совершенно опустошённой, ей не хотелось слушать оправдания мужа, да и вообще ничего не хотелось, а он как назло продолжил выкручиваться:

– Я попросил Тамару занести Степану бутылку и передать ему, чтобы меня не ждал, – придумал он небылицу.

– А ещё наказал угостить его сына лакомством, – съязвила Зоя без особых эмоций. – Вкусный хоть шоколад-то был?

Иван предпочёл промолчать.

– Зой, дай мне денег. За хлебом схожу, – пояснил он.

– На «Кагор» и лакомство поиздержался? С каких это пор Стёпа перешёл на женское питьё? У него же аллергия на красные вина. Кстати, твоя пассия не слишком торопится выполнять поручение. Может, передумаешь?.. А то, как бы твой брат слюнями не захлебнулся, дожидаясь добавки. Мы-то и без хлеба обойдёмся, – заметила она не без иронии.

– Обойдёмся, – подтвердил малыш.

Он внимательно слушал разговор родителей и не мог понять, что происходит. Его детскому разуму сложно было постичь трения между взрослыми, но то, что случилось что-то из ряда вон выходящее, он почувствовал всем своим крохотным сердцем и по-детски пытался разрядить возникшую напряжённость между любимыми мамой и папой.

Иван встретился взглядом с сынишкой. Личико ребёнка, так похожее на его собственное лицо, было серьёзно и сосредоточено не по возрасту. Он глядел как всё понимающий маленький мужчина.

– Всё в порядке, сынок, – поспешил успокоить Иван малыша, отдавая его Зое, затем отправился за продуктами.

Реакция жены озадачила его. Она повела себя в данной ситуации совсем не как свойственно большинству женщин: довольно спокойно, отстранённо, будто произошедшее касается не её, а какой-нибудь посторонней женщины, которой она просто сочувствует.

«Любая другая на её месте закатила бы истерику!.. Пусть бы Зоя лучше накричала на меня, обругала, даже ударила, а то выглядит как чужая, и лишь глаза как у побитой собаки выдают её внутренние переживания», – пришло ему в голову. Отойдя подальше, он смачно выругался.

Как ни старался Иван не зацикливаться на дерзкой Тамариной выходке, а мысли об этом инциденте не выходили из его головы. Зная её со школы, он представить себе не мог, что она способна на такую подлость. Тома так старалась убедить его жену в продолжающихся их отношениях, что усилия её оказались небезрезультатными: Зоя замкнулась в себе, стала пассивной, даже с родственниками его общалась лишь по необходимости, когда они сами обращались к ней. А ведь она очень дружна была с его сестрой Тоней, да и с матерью его у неё сложились теплые отношения.

– Между вами пробежала чёрная кошка? – спросила его Антонина. – Зоя стала сама не своя. Не зовет меня сумерничать как прежде, когда тебя нет дома, не заходит к нам без особого повода, не приносит малышей. Она что, по магазинам вместе с ними мотается в такую слякоть? Твоя жена сникла. Её точно что-то гложет, и она упорно держит все горести в себе. А ведь мы были в доверительных отношениях. Зоя мне ближе, чем могла бы быть родная сестра, если бы таковая имелась. Уж не больна ли твоя жёнушка?

– С ней все в порядке, – отмахнулся Иван.

– Ха! Так значит, ты совершил нечто такое, что очень ранило её душу! Ваши натянутые отношения видны невооружённым глазом. Как ты умудрился до такой степени обидеть её (мать своих детей!), что она замкнулась в себе? Зоя вообще-то не дуется по пустякам. Что ты такого натворил? У тебя есть кто-то кроме неё? – ополчилась она на брата.

– Не говори глупости! – разъярился Иван. – Как только в голову могло прийти такое. Я люблю жену и никогда не променяю на какую-то там женщину.

Своей проницательностью Тоня задела его за живое. Он сознавал, что нагло кривит душой. В его толковании «не променять» – не значит ни разу не изменить, а в Тонином, как и в Зоином, понимании, измена – всегда предательство.

Кому-то могло показаться, что у Ивана и его жены Зои всё по-прежнему, но только и не близким им людям. Создавшаяся в их семье обстановка стала для обоих не просто тяжёлой, а невыносимой. О случившемся Зоя не упоминала. Она не желала никаких разборок, выяснений отношений с мужем. Зоя пресекала все его попытки оправдаться, выговориться и эта недосказанность камнем лежала на его душе. Из последних сил создавая видимость, будто ничего ужасного в её жизни не случилось, Зоя продолжала содержать дом в чистоте и порядке, заботиться о детях, готовить еду, которая почему-то получалась теперь не такой вкусной как прежде. Она разговаривала с Иваном вроде как по-человечески, однако у него появилось ощущение, что жена общается со стенкой. У них не было больше дружеских бесед. В доме перестали звучать смех и шутки. Там поселилась сама зима. Лишь когда его не было поблизости, Зоя могла раскрепоститься, быть в обществе детей собой прежней. Только они невидимой нитью связывали молодых супругов. То, что Иван стал много времени уделять детям, подолгу гулять с Алёшей и стараться разгрузить её от домашних дел – не имело теперь для Зои большого значения.

Управившись как-то с приготовлением обеда и уложив детишек на послеобеденный сон, Зоя поставила самовар, воспользовавшись горячими древесными углями из русской печи, да подкинула в трубу чурочек, и в ожидании, когда вскипит, присела рядом на табуретку. Глядя на сияющую поверхность лужёного самовара, она запрещала себе думать о том неприятном, наболевшем, что так мучило её. Стараясь изгнать из головы тяжёлые мысли, она начала считать до ста и незаметно для себя впала в забытье. Зоя как бы дремала и не дремала, ведь глаза её были полуоткрыты. Очнулась она от шипения самовара и страшного видения, пригрезившегося ей: перед ней, в облаке пара, возник старец с седой бородой. Зоя глядела на него как завороженная. Не столько ушами, сколько каким-то внутренним слухом (так бывает во сне), она услышала его дребезжащий голос: «Старшего сына ты отдашь Богу! А земля скоро будет гореть под ногами, покроется кровью». Зоя подскочила как ужаленная, её охватил ужас. Она кинулась к сыновьям, потрогала их лобики, прислушалась к ровному дыханию, и успокоенная вернулась на кухоньку. «Совсем сбрендила на нервной почве, – подумала Зоя. – Прежних отношений у нас с Ваней уже не будет, однако надо как-то налаживать жизнь, а иначе в дурдом угодить можно», – пришло ей в голову.

Ещё до ссоры с мужем её начали преследовать кошмары. Порой Зое снились дети-утопленники – её дети! Иногда ей удавалось ухватить ребёнка за руку или одёжку, а чаще он исчезал в мутной воде, и она ничего не могла поделать, кроме как нырнуть следом за ним в воду. И в этот самый момент Зоя просыпалась. Такие сны вызывали жгучую боль в её душе. Она полагала, что они связаны со случайно прочитанным отрывком из стихотворения Некрасова, только не могла понять, почему этот стих так запал ей в душу.

А теперь ещё и это видение. Старец казался таким реальным! Напоминал ей какого-то святого, сошедшего с иконы.

Этой ночью Зоя долго не могла заснуть. Проснулась она после тревожной ночи от пристального взгляда и с трудом разомкнула веки. Оказалось, что муж, облокотившись на подушку, наблюдал за ней. Увидев, что жена уже не спит, он поцеловал её. У них ни разу не было близости после рождения Серёжи и задолго до его появления. Ему не хватало её.

– Ты самая сладкая женщина, самая лучшая, по крайней мере, для меня, – заговорил он с хрипотцой, которая так завораживала её прежде. – Я очень тебя люблю и хочу, чтобы ты не сомневалась в этом. Тебе известно буквально всё о моём прошлом. Нет такой девицы в посёлке, с которой бы я встречался более одного раза, а ты бы о ней не знала. Мне понятно, почему ты невысокого мнения обо мне и почему ненавидишь меня теперь: я сам по глупости дал тебе повод. Но ты единственная, кого я способен любить по-настоящему. Надеюсь доказать тебе это, искупить свою вину. Как ты считаешь, у меня есть шанс вымолить у тебя прощение? Мы ведь можем попробовать наладить мир в семье, вернуться к прежней жизни? – спросил Иван.

Его глаза были полны искреннего раскаяния. Он робко улыбнулся.

– Я уже пытаюсь, только ты не дави на меня – иначе могу сорваться.

Выдержав её пристальный взгляд, Иван нерешительно качнул головой.

– Надеюсь, это не означает, что ты отказываешь мне в близости? Как ты себя чувствуешь, дорогая? Оправилась после родов? – завалил он её вопросами, придвигаясь теснее.

– Серёже уже два месяца. После рождения Лёши мне не понадобилось столько времени для восстановления. Тогда ты не спрашивал – сам почувствовал, что я готова.

Зоя не могла избавиться от неловкости. Ей казалось, что она лежит в постели с чужим человеком. И это после трёх с лишком лет совместной жизни! Даже в самом начале брака она не испытывала ничего такого.

Иван ласкал её неторопливо, нашёптывал разные нежности, которые Зоя не слышала прежде. В какой-то момент ему показалось, что она ожила, ощущает то же самое что и он, но заглянув ей в глаза, увидел в них пустоту. Он знал все её чувствительные точки, помнил, как она реагировала на его прикосновения. Сейчас это не сработало. Усилия Ивана как бы канули в возникшую между ними пропасть. Зоя лежала почти безучастно, лишь иногда словно бы поощряя его к действию. А раньше наслаждалась вместе с ним, в ней горело желание. Иван понял: ему предстоит приложить немало усилий, чтобы вновь завоевать её благосклонность, вернуть её любовь и доверие.

Не успели они оправиться от одной неприятности, как случилась новая беда ― тяжело заболел Алёша. Иван был на работе, когда у сынишки поднялась температура. Зоя вызвала педиатра. Врач обследовала ребёнка, выписала лекарства, сказала, что ничего страшного – обычная простуда. Она уверила молодую мамочку, что весной всегда возрастает заболеваемость детей, вот и в этом году она едва успевает обходить пациентов по вызовам, да и на приёмах народу о-го-го сколько, ей даже приходится задерживаться на работе.

Зоя выполняла все инструкции педиатра, но улучшения не было. Ребёнок капризничал, отказывался от еды. Температура подскакивала до тридцати девяти, и не опускалась ниже тридцати восьми. Всю ночь они с Иваном практически не спали, по очереди ухаживая за больным Алёшей, а утром, проводив не выспавшегося мужа на работу, Зоя смерила температуру и ахнула: градусник зашкалило за тридцать девять! Она приложила ухо к детской груди – дыхание было тяжёлым, ей показалось, что она улавливает хрипы. Молодая мама попыталась подавить нахлынувшую на неё панику – не получилось. Наспех накинув попавшуюся под руку куртку, она побежала к свекрови. На пороге её встретила золовка.

– Тоня, Алёшеньке совсем плохо! Думаю, мне придётся лечь с ним в больницу. Надо вызвать «скорую», – проговорила Зоя дрожащим от переживания голосом. – Где мама? Мне Серёжу не с кем оставить.

С первого дня замужества она называла свекровь мамой, и Полина Михайловна воспринимала её как родную дочку.

– Её нет, но есть я. Сейчас прибегу. Может не всё так страшно?

Тоня не особо разбиралась в детских болезнях, но взглянув на распластанного, мечущегося в жару племянника тоже не на шутку встревожилась.

– Да. Поскольку не помогают лекарства, надо класть его в больницу, – согласилась она с Зоей. – Сбегаю, сделаю вызов. Я мигом.

Но дозвониться до скорой ей не удалось. В милиции, куда она побежала, сказали, что нет связи – повреждение на линии.

Зоя укутала больного Алёшу и, оставив Серёжу с Тоней, с тяжёленьким малышом на руках пробежала по слякоти два с лишним километра до больницы. Там у неё потребовали направление от врача, и ей пришлось вновь бежать – теперь в поликлинику. Благо, что она находилась неподалёку. На приём к педиатру собралось множество мамаш с детьми, и каждая утверждала, что её ребёнок очень болен. Женщины рьяно отстаивали свои права, не позволяя никому пройти вне очереди. Просидев там более двух часов с изнемогающим ребёнком, Зоя не получила желаемой помощи.

– Положите, пожалуйста, нас с Лёшей в больницу, – попросила она врача со слезами на глазах.

– Не паникуйте, мамаша, – довольно жёстко посоветовала ей педиатр. – У ребёнка обычная простуда. Ваш крепыш справится с болезнью. Вон он, какой пухленький да румяный. О другом-то малыше вы подумали? Вы же грудью кормите!

– Мне есть на кого оставить младшенького. Свекровь не откажется присмотреть за ним. Я буду сцеживать молоко, отправлять его с золовкой или с мужем, а раз в сутки постараюсь бегать домой и кормить его грудью. Помогите ради бога! У меня плохое предчувствие, – стала умолять её Зоя.

– К сожалению, детское отделение переполнено. Ну, прямо эпидемия вселенская начинается! Поверьте, есть и другие дети, ещё более нуждающиеся в диспансеризации, а класть их некуда! К тому же бегать на кормление из больницы нельзя: принесёте домой инфекцию – заразите ещё и грудного малыша. Да и сцеживаться не так просто. Я выпишу вам дополнительные лекарства. Всё будет хорошо, не сомневаюсь в этом.

Слёзы непроизвольно потекли по Зоиному побледневшему лицу. Она и сама начала задыхаться, была близка к обмороку. Её вид напугал врача, она смягчилась, но не изменила своего решения.

– Ну-ну, мамаша, нельзя так изводить себя. У вас может пропасть молоко. С вашим мальчиком ничего страшного не случится. Через пару дней (поверьте моему немалому опыту) кризис минует, и он пойдёт на поправку, – заверила Зою доктор, затем, выписав несколько рецептов и дав кое-какие рекомендации, отправила её с Алёшей домой.

Опасаясь заразить младшенького, Зоя отнесла его к свекрови. Когда наступало время кормления Серёжи, у постельки больного сынишки её заменяла Тоня.

К возвращению мужа с работы Зоины нервы были на пределе, она была в панике. Алёша продолжал метаться, у него появилась одышка, а хрипы усилились. У ребёнка стало проявляться беспокойство, которое неожиданно сменилось вялостью. Лекарства не помогали. Дважды его вырвало. Зоя взяла малыша на руки, заметалась с ним по дому. Ивана и самого охватил страх за ребёнка. Не в силах успокоить жену, помочь своему сынишке, он стремглав ринулся в пункт «скорой помощи». Домой Иван явился с фельдшерицей. Она сделала жаропонижающий укол, но это успокоило малыша совсем ненадолго. Всю ночь они обтирали его водой, смешанной с водкой, клали на лобик прохладные влажные салфетки, поили лекарствами. Если у Ивана ещё хватало сил сдерживать себя, то у жены не осталось никакой моченьки! Она плакала от безысходности: Алёшеньке становилось все хуже и хуже, а они ничем не могли помочь своему малышу. Зоя не находила себе места, тревога с каждой минутой усиливалась, боль охватила её душу. Ничто не могло облегчить страдания ребёнка, а значит и его мамы тоже. Сейчас она надеялась лишь на Господа, всё время молила его о спасении, ни на минуту не выпускала из рук сынишку.

Совершенно измученный и потерявший всякое терпение Иван, видя ужасное состояние жены, попытался забрать у неё малыша, но она не позволила. Он был не в силах ничего поделать – ему пришлось сдаться. Ивану удалось ненадолго задремать под утро. Очнулся он от тихого завывания. Испугавшись, Иван резко вскочил с кровати, бросил взгляд на плачущую жену, прижимающую к груди обмякшее тельце сыночка. Его ручки и ножки были безвольно опущены. Иван понял: Алёшеньки, их первенца, больше нет! У него самого потекли слёзы.

Зоя не подпускала мужа к себе и к малышу. Ивану пришлось приложить немало усилий, чтоб отобрать у неё бренное тело ребёнка. И тогда с ней началась истерика. Сквозь её причитания можно было разобрать проклятия в адрес женщины-педиатра, не согласившейся положить ребёнка в больницу. А ещё она поносила службу «скорой помощи», до которой невозможно дозвониться, и которая не способна оказать действенную помощь. Она и на себя наговаривала всякие гадости:

– Я скверная мать! – вопила она от безысходности. – У меня нет права иметь детей, коль допустила смерть ребёнка!.. А ведь он был таким крепеньким, практически не болел. – Лёшенька был умненьким, хорошеньким мальчиком! Я виновата в его смерти. Никогда не прощу себя! Не хочу жить. Хочу умереть вместе с моим сыночком! Почему Господь не забрал меня вместо него?.. Как несправедливо!..

Ивану тяжело было слышать её стенания. Он боялся оставить её хоть на минуту, но необходимо было соблюсти формальности: вызвать «скорую» и милицию, чтобы засвидетельствовать факт смерти сына, отвезти тельце в морг. И тут явились Тоня с матерью.

Они мигом бросились одеваться, заслышав женский вопль, донёсшийся из-за стенки, и поняв, что случилось несчастье! Проснувшегося Серёжу они принесли с собой. Увидев младшенького, Зоя кинулась распелёнывать его, менять совсем чистые и сухие пелёнки. Потом, вместо того чтобы приложить младенца к груди, начала суетливо ходить с ним по дому. Почувствовав запах грудного молока, а может и невменяемое состояние матери, голодный двухмесячный малыш раскричался во всю силу своих крошечных лёгких.

Полина Михайловна забрала у неё малютку, и Зоя вновь переключилась на мертвого Алёшу. Теперь она уже его закутала в детское покрывальце и принялась петь колыбельную, укачивая на руках. Иван не решился вновь отнять у неё детский трупик. Он не знал, как вести себя с ней, боясь нового приступа истерии. Она так и ходила до прихода фельдшерицы, которая прибыла одновременно с милицией. По просьбе Ивана женщина-медик сделала ей успокоительный укол. Зоя не противилась. Всё то время пока проводились необходимые формальности, она простояла у стены, обхватив себя руками и не издав ни звука. На вопросы отвечал Иван. Он сам сопровождал тело сынишки в морг, а вернувшись, застал жену всё в том же положении. Её лицо покрывала мертвенная бледность и лишь дрожащие губы выдавали причастность к миру живых.

Ванины сестрёнка и мать с кричащим Серёжей на руках сидели на краешке кровати. Сокрушённо покачав головой, Полина Михайловна дала понять сыну, что его жена так и не покормила младенца. Все трое осознавали необходимость как можно быстрее вывести Зою из шокового состояния, но как утешить молодую мамочку, потерявшую любимого сыночка, как облегчить её боль?! Им и самим было невыносимо. Тоня беспрерывно вытирала бегущие по лицу слёзы.

Забрав младенца у матери, Иван поднёс его жене. Почувствовав близость материнской груди, голодный Серёжа замолчал, зачмокал губками в ожидании кормёжки. Зоин же взгляд оставался пустым и как будто незрячим, а потом она и вовсе отвела его в сторону. Чтобы обратить внимание жены на сына, Иван погладил свободной рукой её тёмные волосы, заглянул в её карие глаза и легким кивком головы указал на малютку. Зоя, проследив за его движениями, осталась безучастна.

– Дорогая, – попытался он встряхнуть жену, – жизнь не закончилась. Тебе сейчас тяжело, но и мне нелегко. Нам всем очень плохо. Ты не забыла про нашего младшенького, изголодавшегося сыночка?

Не могущий уразуметь, почему задерживается его кормёжка, кроха вновь разразился плачем, выводя свою маму из ступора. У неё, наконец, появился осмысленный взгляд. Она забрала у мужа кричащего Серёжу, уселась на стул и приложила его к одной, потом к другой груди, а малыш всё не мог наесться, вёл себя неспокойно, требовал полного насыщения.

– Кажется, молоко пропало, – прошептала погружённая в себя кормящая мама.

Её отрешённость очень встревожила домочадцев. Они растерянно переглянулись.

«Неужели Зоя не в своём уме?.. Что если ей не под силу оправиться от такого удара? И чем теперь кормить маленького Серёжу?» – задалась мыслью Полина Михайловна.

– Тоня, дойди до свахи Анны. Попроси литровую баночку козьего молока и сообщи о несчастье, – приказала она дочке.

Вскрытие показало, что Алёша умер от бронхопневмонии. Он практически сгорел от высокой температуры, превысившей в какой-то момент сорок один градус. Врачи сказали, что за последние пару месяцев в Чувашии умерло несколько детей с подобным диагнозом, не помогло даже стационарное лечение. От этого заявления Зое не стало легче. Она была уверена: если бы педиатр сразу поставила правильный диагноз и приняла все должные меры для лечения болезни, то сынишку удалось бы спасти.

В день похорон – накануне первомайского праздника – задул сильный ветер, принёсший снег с дождем, что затруднило движение. На кладбище добирались пешим ходом. Гробик по очереди несли Ивановы свояки, Костя и Петр, да его брат Степан. Зою поддерживали попеременно мать и сёстры. С тех пор как у неё в последний раз отобрали усопшего Алёшу, она не проронила ни единой слезинки, казалось, страдалица выплакала их до последней капли в момент его смерти. С затуманенным взором и сухими глазами прощалась она со своим мальчиком, ухватившись за края гробика. Её закостенелые, посиневшие пальцы расцепили с трудом. Иван заключил жену в объятия, сомкнул свои руки у неё за спиной и, прижимая к своей груди, не давал ей возможности наблюдать, как гробик опускают в могилу. Зоя всегда опасалась выпускать Алёшу из поля зрения. Лишь рождение второго ребёнка слегка умерило её чрезмерную заботу о нём. Теперь ей предстояло отпустить сыночка от себя навсегда. Уж слишком тяжело давалось ей это расставание.

Иван сам сложил Алёшины вещи, убрал подальше от глаз, чтобы как можно меньше предметов указывало на постигшую их утрату. После девятидневного поминального обеда он попросил родственников не навещать их без особой надобности, дать Зое время справиться с горем, если только она сама не будет настаивать. А она никого и не звала, ходила как заледенелая, автоматично выполняя привычные домашние дела. Только благодаря Серёже Зоя постепенно начала приходить в себя, молоко восстановилось. Как-то раз Иван слышал, как она назвала его Алёшей, но поправлять не стал. Лишь к сороковому дню Зоя обратилась к своей матери и свекрови за помощью: попросила их организовать поминки.

В этот поминальный день Иван, лёжа в постели, наблюдал, как жена торопливо собирается куда-то ранним утром. «Зоя идёт на кладбище, – понял он, когда явилась сестра посидеть с Серёжей. – Меня не зовёт. А я-то специально отпросился с работы, чтобы пойти вместе с ней», – подумал Иван с обидой и, по-быстрому одевшись, отправился вслед за женой. Но догонять её не стал, он придерживался дистанции.

По пути Зоя зашла в частный дом, вышла оттуда с распускающимися нарциссами, выкопанными с корнями. Она присела на корточки возле Алёшиной могилки, посадила их во влажную землю и застыла. Слёзы ручьём потекли из её глаз впервые со дня его смерти. Иван встал рядом с ней, но Зоя как будто не видела его. Он сомневался, сознает ли она его присутствие. И тут услышал её голос. Речь жены была схожа с бредом больного. Она говорила о своём подсознании:

– Я почувствовала беду задолго до его смерти. Меня преследовали роковые предзнаменования. Этот год начался исключительно скверно.

– Ну что ты такое говоришь, родная? Новый год мы встретили замечательно, в кругу семьи, с мамой и Тоней. Наутро была отличная погода, шёл белый пушистый снег. Мы долго гуляли. Я катался с Алёшей на санках с горки, а ты смотрела на нас сверху и смеялась, нам было весело. Вернувшись с прогулки, мы устроили шикарную трапезу.

– А потом ты ушёл к Степану… поздравить его и его домочадцев с Новым годом.

– Да, – смутился Иван. – Я звал тебя – ты отказалась, сказала, что утомилась.

– Отлично помню (до родов тогда оставалось два месяца, от долгой ходьбы у меня отекли ноги). Часика через два после твоего ухода явилась Тоня. Она сказала, что идёт от Степана, что он обиделся, потому что мы с тобой к ним не пришли. Твой брат попросил её зайти к нам, передать тебе, что…

– … воскресная рыбалка отменяется… – подхватил он.

Иван осёкся: он не был в тот день у брата, потому что встретил Тамару. Он тогда впервые изменил жене. Иван не сказал ей, что не был у Степана, а насчёт рыбалки узнал от встретившейся ему в своём дворе Тони, когда возвращался домой от любовницы! «Почему Зоя не спросила, где я пропадал, если точно знала, что был не у Стёпки?» – озадачился Ваня.

Зоя никак не отреагировала на его заминку, она продолжила высказывать свои мысли:

– Мне был подан знак свыше, будто сам Господь вложил мне в руки злополучный лист со стихом про мертвеца. После прочтения небольшой его части засыпающему Алёше я каждый день пребывала в ожидании чего-то скверного – и дождалась! Узнав о твоей измене, я подумала, что именно на этот счёт у меня было плохое предчувствие. Но оказалось, что это ещё не всё. Мне стали сниться кошмары, пророческие сны. Ощущение надвигающейся опасности, чего-то ужасного и непоправимого не покидало меня ни днём, ни ночью. Я думала, меня поглотит пропасть отчаяния. Только мать может почувствовать, что с ребёнком случится несчастье. Именно с Алёшей. О, Боженька! Чем я провинилась перед тобой, что ты караешь меня столь сурово?! Только мать способна испытывать такую боль!

– Ты ошибаешься, малышка. Знаешь, как мне хреново! Он был и моим сыном тоже. Я очень его любил. Моя боль не меньше твоей, но я мужчина. У меня хватает сил справляться с горем.

– Дети всегда роднее и дороже матери, нежели отцу. Она их вынашивает, кормит грудью, заботится о них круглые сутки. Я вкладывала в них всю себя без остатка, была при них постоянно. А ты хоть и зарабатывал на содержание семьи деньги, что тоже немаловажно, находил для себя отдушину в другом месте. Праздник для тела и души куда привлекательнее, чем серые будни.

Зоя не упрекала мужа, а просто размышляла вслух. Ивану захотелось оправдаться, сказать ей, что так получилось, потому что именно ради неё и их будущего ребенка он отказался на время от секса с ней, однако он мужчина в расцвете сил со своими физиологическими потребностями. Да и случалось это всего несколько раз и лишь потому, что Томка сама навязывалась ему. А он, изголодавшийся по близости… ну не железный же он, в конце концов. Но тут Иван вспомнил, о чем они говорили в день помолвки и у него не повернулся язык высказать Зое всё это. Ведь многие мужья хранят верность при любых обстоятельствах, да и он не искал облегчения на стороне при первой её беременности, хотя и тогда Тамара пыталась завлечь его. Он промолчал, продолжая слушать Зою.

– Я не считаю себя очень набожной, однако теперь знаю точно: существуют потусторонние силы способные подавать знаки, которые предопределяют нашу дальнейшую жизнь. Возможно, то и есть Божий промысел. Тогда выходит: всё было суждено судьбой. Это Бог наказал нас.

– За что? – удивился Иван.

– Тебя – за предательство, за то, что повёл себя недостойно: свою похоть поставил превыше семьи и брака, нарушил заповедь «не прелюбодействуй». Меня – за то, что упивалась своими переживаниями. Обида сжигала меня изнутри, она не давала мне жить и дышать. Я не могла справиться с собой. Наш эгоизм превысил чувство ответственности за детей, вот мы и упустили Алёшу. Я упустила!.. И зло свершилось! Смерть нашего сына предсказал мне старец!

– Ты… о чём? – озадачился Иван.

Он подумал, что с ней творится что-то немыслимое.

– О видении. Пригрезившийся мне старец говорил ужасные вещи. Я не хочу повторять их вслух.

Зоя поднялась на ноги и вновь отрешилась от всего мирского. Она ещё долго стояла, едва заметно покачиваясь из стороны в сторону, молча прощаясь со своим малышом.

«Возможно, её душа соприкоснулась сейчас с душой нашего сыночка», – пришла Ивану в голову мысль.

Он тронул жену за плечо, напоминая о своем присутствии. Зоя обратила на него свой взгляд: Иван был тоже полон отчаяния, безнадёги.

– Пора домой… – сказала она мужу. – Скоро родные соберутся поминать нашего сыночка. Думаю, безвинная душа Алёшеньки сейчас на небесах.

– Пусть земля тебе будет пухом, мой маленький, – прошептала напоследок Зоя, смотря на могилку.

– Прощай, сыночек! – произнёс Иван, опустив голову, чтобы скрыть набежавшую слезу.

После поминок своим молчанием Зоя как бы негласно наложила табу на упоминание о сыне. Накатившее на неё откровение на кладбище не сблизило её с мужем.

Полина Михайловна и Тоня так и не поняли, что за тень пролегла между Ваней и Зоей. Они не раз обсуждали между собой эту тему. Любя Ивана, они понимали, что он не такой уж и подарок – у него есть недостатки, а у кого их нет? Зная Зою с детских лет, Полина Михайловна с Тоней пришли к общему мнению, что причина их разлада кроется в самом Иване.

– Бог даст всё образуется, – рассудила мать. – Вот вернётся Зоя к работе – останется меньше времени на плохие воспоминания, на самоедство. Легче будет избыть беду.

– А я ей помогу, – решила Тоня. – Поскольку она не желает приходить к нам, я буду сама как можно чаще навещать её, надоедать ей своим присутствием. Зоя от меня не отделается. Должен же кто-то отвлекать её от горестных воспоминаний.

Сначала Зою тяготили частые посещения золовки. «Тебе что, делать нечего?» – выражала она своё недовольно. Но когда Тоня не появилась у нее три дня кряду, Зоя заволновалась, пошла к ней сама и застала её сидящей в одиночестве на заправленной кровати, прислонившейся спиной к стенке. В глазах юной девушки была неизбывная тоска.

– Ты чего раскисла? – обратилась она к золовке – Да ты больная! Вон, какие глазища красные и нос распух, – всполошилась Зоя, прикасаясь к её лбу. – Голова негорячая – произнесла она с сомнением в голосе,

– Да не больная я. Нет у меня температуры – просто у тебя руки холодные, – буркнула Тоня.

– Тогда почему носом шмыгаешь? Ты что, плакала? Кто посмел обидеть нашу кареглазую девочку?.. ― Зоя ласково потрепала ее волнистые, тёмно-русые волосы. – Неужели с мальчиком поссорилась?

– Нет у меня никакого мальчика.

– А как же тот чернявый симпатичный паренёк? Ты говорила, что он очень умный, самый лучший в классе по успеваемости. Хлопчик ростом малость не вышел, но какие его годы!.. Подрастёт.

– Ага, а еще он самолюбивый и будущий карьерист. И вообще не очень-то Данила мне и нравится, – фыркнула Тоня, тряхнув своей давно не стриженой шевелюрой.

– Разве так уж плохо, что он обладает чувством собственного достоинства, знает себе цену? Хорошая карьера в перспективе тоже неплохо…

Уловив Тонин укоряющий взгляд, Зоя на минутку умолкла.

– Не хочешь поведать мне, что стряслось? – спросила она после молчаливой паузы.

– Илюша Золотов сделал официальное предложение Людке Загуляевой.

– И что? Неплохая девчонка. Они, по-видимому, ровесники. Ты что-то имеешь против нее?

– Представь себе! Я вообще против его женитьбы.

– У-у, это, кажется, не лечится. Я думала, что он для тебя всего лишь друг.

– Это я для него лишь друг! В этом-то всё дело.

– А откуда ты узнала о его сватовстве?.. Какая глупость. Его в армию не сегодня-завтра заберут!

– Мне сказала об этом Степанова жена. Как-никак, а Илья приходится ей двоюродным братом. Кому, как не ей быть в курсе. Она же поведала мне и то, что они до армии жаждали расписаться, но его и ее родители уговорили их отложить бракосочетание до возвращения Ильи со службы. Это не меняет сути дела: теперь Людмила – его официальная невеста. А я надеялась, что они погуляют и разбегутся.

– Видела я их вместе. Красивая пара. Оба высокие, статные. У обоих светло-русые волосы и серые глаза. Эффектная у него девушка и возраст подходящий, на выданье. Понятно, почему он так торопится с женитьбой, только ведь ни помолвка, ни кольцо на пальце её не удержат, если она, пока он отсутствует, влюбится в другого парня. Зря он это затеял. Будет в армии изводить себя: как она, с кем она? Брось ты голову забивать себе этим Ильей. Ты давно уже знаешь, что у него есть возлюбленная. Да и как он относится к тебе всем известно. Я тебе вот что скажу, дорогая: ты лучше, красивее Людмилы, но сердцу не прикажешь. Невозможно заставить полюбить себя. К тому же за три года, а может и четыре, если на флот попадет, знаешь, сколько воды утечёт?! Да пока он вернётся, ты влюбишься в какого-нибудь симпатягу и замуж выйдешь. Спорим? – попыталась подбодрить Тоню Зоя.

– Не собираюсь я ни в кого влюбляться и спорить не буду.

Голос юной девушки хоть и звучал ворчливо, но уже без трагической нотки. Похоже, Зое удалось заговорить девчоночку, она слегка успокоилась.,

– Данила, ну что ты привязался!

Одноклассник выловил Тоню в фойе клуба-кинотеатра, прижал её к стенке. Она нравилась ему всегда, а теперь, в выпускном классе, он не оставлял попыток завоевать её любовь.

После помолвки Ильи с Людмилой Тоня стала выказывать ему благосклонность, однако, всего лишь для видимости. Она не отдавала себе отчёта для чего это надо. Ей претила его завышенная самооценка, постоянное стремление к лидерству.

На протяжении всех школьных лет Данила Прохоров был круглым отличником, и только последний год стал менее усердствовать: появились текущие четвёрки по некоторым предметам. Вероятно, это произошло из-за проявившегося его интереса к девочкам: молодость и гормоны брали своё. Тоня однажды случайно услышала, как классная руководительница выражала опасение насчёт него завучу школы: «Прохоров способный мальчик, но может не потянуть на золотую медаль. Очень жаль! Расслабился парень, девочки на уме!». И когда Данила в разговоре с Тоней самодовольно заявил, что золотая медаль у него почти что в кармане, она из чувства противоречия брякнула, что выше серебра ему не прыгнуть. Леший её дёрнул заключить с ним пари! Она проспорила ему три французских поцелуя и теперь избегала встреч с ним. Не то чтоб он был ей физически неприятен, просто целоваться с нелюбимым парнем – против её принципа.

– За тобой должок, подруга! – с хихиканьем напомнил Данила, обнимая её и прижимая к сырой каменной стенке.

–Ты в своём уме? Смотри сколько народу вокруг!

– Мы пока что ничего особенного не делаем. Ну, так как?

Его пухлые губы растянулись в насмешливой улыбке, глаза выдавали лукавство.

– Медаль покажи! Аттестаты-то нам ещё не выдали, – возмутилась Тоня и стала вырываться из его рук.

– Мы оба слышали от Альбины Яковлевны, что я отлично справился с экзаменационной работой по математике и спорный вопрос по этому предмету решился в мою пользу: золотая медаль мне обеспечена! В чём я и не сомневался.

– Тебя подтянуться подстегнуло наше пари?!

– Неважно. Не увиливай. И не говори, что ведать не ведаешь об этом факте.

– Да слышала я, слышала. Ты ведь от меня теперь всё равно не отстанешь! Так?

– Долг платежом красен, красавица. Или ты собираешься водить меня за нос до скончания века?

– Не в таком же общественном месте заниматься этим безобразием. До выпускного вечера подождать никак нельзя? Вдруг золото тебе всё же не улыбнётся?

– Улыбнётся-улыбнётся!.. Согласен на компромисс: сегодня я получаю один поцелуй в качестве аванса, а остальные два прибережём до более благоприятного времени. Предвкушение чего-то замечательного порой лучше самого этого замечательного. Я хочу растянуть удовольствие, – заявил ухажёр-одноклассник с усмешкой и впился в её губы, проталкивая свой язык, куда не следует.

«Когда только успел научиться этому!», – подумала Тоня. Ей казалось, что этот издевательский поцелуй никогда не закончится. Её никогда так не целовали, она оказалась не готова к этому, не знала, что необходимо запастись достаточным количеством кислорода и, задыхаясь, начала трепыхаться в его объятиях. И тут раздался резкий, звучный голос:

– У тебя проблема, солнышко? – обратился к ней Илья Золотов, буравя её одноклассника взглядом.

Его статная фигура возвышалась над ними обоими, а поза не предвещала ничего хорошего: он готов был ввязаться в драку, что не соответствовало его степенному характеру и казалось совершеннейшим абсурдом – можно было подумать, что этот парень её ревнует.

– Все в порядке, – вступилась за одноклассника Тоня. – Я проспорила ему французский поцелуй, – пояснила она беспечно и задиристо улыбнулась, показав свои белые зубки.

– Три поцелуя, – уточнил Данила и подмигнул подскочившей к Илье и повисшей на нём Людмиле Загуляевой.

– А больше ты никому ничего не проспорила? – напрягшись, возмутился Тонин защитник.

– Послушай, ты мне кто? – спросила она негодуя.

Прежде Тоня ему не дерзила. Она боготворила Илью! А он считал её малышкой, хотя и старше-то всего лишь на три года. Парень почему-то чувствовал себя обязанным оберегать её, и она всегда относилась к его мнению уважительно.

– До сих пор мы считались друзьями, если не ошибаюсь, – опешив, проговорил Илья.

Он познакомился с ней на свадьбе её старшего брата Степана и своей двоюродной сестры Светланы, когда Тоне было двенадцать, а ему пятнадцать лет. С тех пор их дружба не прекращалась, но так и не переросла в нечто большее, хотя кое-какие предпосылки и были. Последние полгода они виделись редко. Тоня упорно овладевала знаниями в надежде получить хороший аттестат и продолжить образование. Илья же, работая на заводе, повышал свою квалификацию, а свободное время посвящал теперь уже Людмиле. Она не давала ему скучать. Прошлой осенью его товарищей забрали в армию, а он сломал ногу и ему дали отсрочку до следующего призыва, однако к весне Илья заболел воспалением легких. После выздоровления врачи призывной комиссии вроде как обнаружили шумы у него на сердце, что могло быть следствием заболевания, и решили отсрочить его призыв до осени. Теперь он чувствовал себя отлично, ему хотелось быстрее пройти срочную военную службу. Не будет же невеста ждать его вечно!

– Вот именно!.. Не отец! Не брат! – начала раздражаться Тоня не столько из-за его вмешательства (ведь на самом-то деле она была благодарна ему), сколько при виде, как его девушка ластится к нему. – Ты бы лучше присматривал за своей невестой: не ровен час – умыкнёт кто-нибудь твою любимую.

– Хм… не умыкнёт. – Илья демонстративно обнял Людмилу и повёл в смотровой зал.

«Дружбе нашей приходит конец. Вон как собственнически ухватился он за свою невесту, а она как пиявка вцепилась в него», – подумала Тоня, провожая влюблённую парочку печальным взглядом. Она была уверена, что после свадьбы Людмила не позволит ему сохранить с ней прежние отношения. «Его зазнобушка уже сейчас видит во мне соперницу, – догадалась Тоня, – а зря: и слепому видно, что любит-то он её, а не какую-то там подругу детства». У неё защемило в груди, захотелось пойти поплакаться Зое.

– Пока, Данила. Передумала я идти в кино. Домой отправлюсь, почитаю что-нибудь.

– Я тебя достал, да? Ну, извини.

– Всё в порядке. Встретимся на выпускном вечере, – проговорила она и кинулась к выходу.

У Ильи тоже испортилось настроение. Он не единожды встречал Тоню с этим парнем, здоровался с ним за руку. Она познакомила их полгода назад. Да он и раньше знал, что Данила её одноклассник и вполне приличный парень, но заметив, как она пытается противостоять его притязаниям и в конце концов сдаётся, нахохлился, словно бешеный петух принял позу. «Что за вожжа мне под хвост попала? Подумаешь, целуются! Сам я в её возрасте уже и девственником-то не был, – пронеслось теперь в его сознании. – Не насиловать же парень её собрался в общественном месте. Просто у него крышу слегка снесло. На них и внимание-то обратил один лишь я. Ну, может быть, ещё и Люда. Правильно Тоня меня отчихвостила, нечего было лезть не в своё дело!.. Вообще-то она зрит в корень: я и в самом деле боюсь потерять невесту. Люда умная, красивая и к тому же ещё и страстная. И всё же правильно, что мы с ней согласились отложить свадьбу. К чему спешить? Мы ведь почти женаты. Людмила и так меня дождётся: она обещала! Однако с моим сердцем что-то не так: бьётся, как у загнанного зайца. Наверное, оттого что я разъярился! Всё-таки по-хамски повёл себя Тонин парень: целовать девушку в людном месте – это уж слишком!» – размышлял он, обнимая невесту. Илья не хотел признаться себе, что его взбесил сам факт, что Тонечка целуется с парнем.

Когда Полина Михайловна, выйдя на пенсию, вызвалась нянчить полугодовалого Серёжу, Зоя оживилась и пошла работать. Надеясь устроить грудного сынишку в ясельки и приступить к трудовой деятельности, она начала прикармливать его и приучать к определённому режиму с пятимесячного возраста. Ивана устраивало, что жена всегда была дома и при деле. Ему нравилось, с каким энтузиазмом она обшивала семью до Серёжиного рождения, и был не в восторге от её намерения выйти на работу, но держал своё мнение при себе. Ему не хотелось обострять и без того шаткие их отношения. В конце концов, оказалось, что его мать была права: занятость пошла его жене на пользу.

До своей первой беременности Зоя работала на почте, занималась почтовыми переводами, оформляла посылки и бандероли. К Серёжиному полугодию ей вновь предложили это место, потому что женщина, заменявшая её, собралась уходить на заслуженный отдых. С выходом на работу Зоина жизнь стала более насыщенной. Пребывание среди людей помогало ей отключаться от тяжёлых дум. Полгода она бегала в обеденный перерыв домой, чтобы покормить малыша и, тем не менее, к концу рабочего дня груди разбухали, напоминая, с каким нетерпением ждет её дома сынок, по которому успевала ужасно соскучиться. Работа не мешала Зое справляться со всеми домашними делами. Она успевала везде и за день так выматывалась, что по ночам начала спать как все нормальные люди. Зоя и к мужу стала терпимее, он не раздражал её теперь как прежде. Она не возражала, когда Иван изъявлял желание встретить ее с работы. Зоя заметила, что он стал относиться к ней по-собственнически, похоже, это был признак ревности, хоть она и не давала никакого повода. Повышенное внимание мужа ложилось бальзамом на её душу, но от этого Зоя не стала больше доверять ему. Обида затаилась глубоко внутри и засела там настолько прочно, что она начала привыкать к этой незаживающей душевной ране – только бы её не тревожить.

К годовщине со дня смерти Алёши Зоя заранее сообщила Ивану о своём намерении пойти на его могилку. По пути они посетили церковь, поставили свечку за упокой, заказали службу. После поминального обеда Зоя долго смотрела на Алёшину фотографию и, конечно же, не обошлось без слёз.

Как бы то ни было, а жизнь потихоньку начинала налаживаться. И всё бы ничего, если бы не грянула всеобщая беда!

Сообщение о начале Великой Отечественной войны застало Зою и Ивана, когда они гуляли с Серёжей по набережной Волги. Радиорупор, установленный на площади (рядом с их домом) на самом верху высоченного столба, вещал снова и снова. От громкого, звучного голоса диктора захватывало дух, мурашки пробегали по телу, деревенели ноги.

У Зои снова возникла огромная тяжесть на душе – предвестник печали. Её пронзила нестерпимая боль! А как внимательно и напряжённо смотрел на неё муж! Они оба молчали, онемев от ужаса, чувствуя, что мир на Земле окончательно рушится. Лицо Ивана окаменело.

– Черт бы побрал этих немцев!.. – зло выругался он, прибавив ещё несколько крепких нецензурных словечек.

Иван был реалистом. Он понимал, какие проблемы встанут теперь перед ним, его семьёй, родными, да и всем народом, что по возрасту и как военнообязанного прошедшего срочную службу, его привлекут на фронт в первую очередь!

– «Земля будет гореть под ногами, покроется кровью», – повторила Зоя пророческие слова пригрезившегося ей старца.

Иван согласно кивнул головой, хотя и не понял всей сути её высказывания. Сейчас он изо всех сил старался проявить самообладание.

Серёжа бросал взгляды то на мать, то на отца и не мог понять, в чём дело, почему они так расстроены. Он тоже заволновался, губки его задрожали, глаза увлажнились. Зоя подняла сыночка на руки, прижала к своей груди. По щекам её покатились слёзы.

– Не пачь, – попросил малыш, обнимая её за шею, но увидев такие же печальные и несчастные глаза отца, скривился в гримасе, расплакался.

– Ну-ну, перестаньте разводить сырость, – велел Иван. – Слезами горю не поможешь. Оно сейчас на всех одно. Пойдёмте домой. Незачем нам наблюдать ещё и чужое несчастье, со своим бы справиться.

Повсюду и впрямь слышались всхлипы и причитания. В своём дворе они застали рыдающую Ванину мать.

Ивана и Степана Дарёшиных призвали на третий день после объявления войны. Это не было неожиданностью, тем не менее, у Полины Михайловны случился сердечный приступ: забирали обоих её сыновей одновременно! Тоня тоже была на грани нервного срыва. Она закатила истерику! Кроме братьев, на войну уходил и Илья – её друг, в которого она так давно влюблена.

На Зою столько неприятностей навалилось за последние полтора года, что она, казалось, потеряла всякую чувствительность, просто окаменела.

Иван заранее, ещё до вручения ему повестки, обошёл друзей и родственников. Попрощался со всеми, с кем мог, кого не забрали раньше него. Каждого способного защищать Родину мужчину могли отправить на фронт в любой момент, все они старались быть готовыми к такому ходу событий, чтобы последние минуты провести с семьей.

Проводы устраивали в доме Ваниной матери. Все сидели хмурые, крепились из последних сил, боялись сорваться. Аура печали витала вокруг каждого члена семьи. Получившим повестку мужчинам утром надлежало быть на отправном пункте.

Придя домой, Иван с Зоей уложили Серёжу, а потом уселись на разобранной кровати и словно застыли. Они не знали, как утешить друг друга. Первым из оцепенения вышел Иван. В глазах его была глубокая печаль.

–

Родная моя, за четыре с половиной года нашей семейной жизни я доставил тебе уйму неприятностей… прости меня. Ты так долго была холодна ко мне, что я совсем извёлся. Надеюсь, этим я частично искупил свою вину. Ты только-только начала оттаивать, как судьба посылает нам новое испытание. Теперь мы не знаем, что с нами будет, есть ли у нас надежда на будущее, – прошептал он, прижимая к себе жёнушку.

–

Меня опять мучают ночные кошмары. Они не откладываются в моей памяти. Утром я забываю, что мне снилось, но ощущение тревоги не покидает меня, – поделилась с ним Зоя.

Ей хотелось подбодрить его, хоть на время избавить от уныния и печали, которыми и сама переполнена, сказать береги себя, не подвергай неоправданному риску, мол, тебе есть для чего жить, но спазмы в горле не давали выдавить и слова. Она разрыдалась. Тогда он сам принялся утешать её. Иван ласкал Зою, пылко целуя как последний раз в жизни. Они вновь принадлежали друг другу без остатка, как это было в самом начале их совместной жизни. Их жаркие тела сплелись, они стали единым целым, волна страсти накрыла обоих…

Где-то в подсознании Иван надеялся, что оставит в ней частичку себя. Ему хотелось, чтобы у них появились и другие дети. Так он рассчитывал закрепить свое право на Зою, даже если ему не суждено остаться в живых, хоть и понимал, как эгоистично это его желание.

Было уже пять утра, а они даже и не пытались заснуть в эту их последнюю ночь, желали воспользоваться ею сполна, ведь сон – пустая трата времени: уснул и ничего не происходит, кроме разве что какой-то нереальной жизни. А выспаться они смогут, когда будут вдалеке друг от друга.

– У меня больше не будет времени объясниться с тобой. Я люблю тебя, мой ангелочек. Успокой меня, дорогая, скажи, что будешь ждать, что будешь рада, каким бы я ни вернулся оттуда.

Иван с нетерпением ждал от нее ответных слов.

– Я тоже тебя люблю, несмотря ни на что. Ты сам говорил, что мы будем вместе, пока смерть не разлучит нас. Так куда же я от тебя денусь?! – уверила Зоя мужа.

А разве могла она сказать иначе, оправляя его на войну?

– Я не хочу отпускать тебя даже после своей смерти.

Эти слова были сказаны Иваном как бы не всерьёз, но Зоя все равно почувствовала душевный дискомфорт.

– Ну, ты и эгоист! – возмутилась она как бы шутливо и ткнула его кулачком под рёбра, заставив себя улыбнуться. – Нельзя требовать от других то, на что сам не способен.

– Да, я собственник. Вот такой вот жадина! – Иван засмеялся, как будто забавляясь, однако смех его был натужный, а улыбка получилась кривоватой.

Потом они вновь занялись любовью – теперь уж точно в последний раз! А вскоре явились Ванин брат с женой. Светлана была зарёванная. И она, и Степан выглядели измождёнными, судя по всему, тоже не спали всю ночь.

Полину Михайловну на сборный пункт сыновья не взяли. Боясь, что не выдержит её сердце, они оставили мать нянчиться с внуком. Иван и Степан простились с ней и с Серёжей дома. Сопровождали их жены и младшая сестрёнка. С остальными провожающими родственниками и друзьями они встретились на отправном пункте. Уходивших на фронт было много, а провожающих – не счесть. Краем глаза Иван заметил Тамару. После того рокового случая он обходил эту женщину стороной, а если не удавалось, игнорировал, то есть не здоровался, не отвечал на приветствия. Иван не желал слушать её, когда она делала попытки объясниться. Вот и сейчас Тамара время от времени поглядывала в его сторону, выжидая удобный момент, чтоб приблизиться ― и дождалась-таки! Когда Тоня побежала проститься с Ильей, а Зоя отошла на минутку к двоюродному брату, тоже уходящему на фронт, она быстрёхонько сориентировалась и, пробравшись сквозь толпы провожающих, подошла к нему.

– Здравствуй, Ванечка…

Иван не дал ей договорить. Положив тяжелую ладонь на плечо бывшей любовницы, он отодвинул её от себя.

– Совсем обнаглела! Пошла бы ты к чертям собачьим! – произнёс он сердито. – Не хочу, чтоб тебя видели рядом со мной, да и сам не желаю тебя видеть. Ты подставила меня как никто и никогда в жизни. Сделала дорогую мне женщину несчастной. А в результате стал несчастным и я.

– Со мной ты не казался несчастным. Получал большое удовольствие! – напомнила Тамара с усмешкой, однако глаза ее подозрительно увлажнились.

– Сожалею, что вообще связался с тобой. Даже воспоминания о тебе мне неприятны. Твои услуги вышли мне боком!.. пришлось заплатить высокую цену!.. Непомерную!

– Я пришла сюда не ради тебя. Провожаю Стаса. Хотела сказать лишь до свидания. Если ты думаешь иначе, то у тебя слишком раздутое самомнение, – бросила она на прощанье.

Едва разобиженная Тамара отошла, как вернулась жена, а следом и сестрёнка. Через четверть часа объявили посадку. Тоня со Светой разрыдались у Степана на груди, а Зоя кинулась в объятия мужа. Все застыли в полном безмолвии.

– Пора, – очнулся Иван, отводя свой взгляд, не желая, чтобы Зоя видела, как он несчастен, как ему тяжело расставаться с ней. Он попрощался со всеми провожающими, обнял и чмокнул в губы сестрёнку, невестку, крепко поцеловал жену в последний раз и направился с братом и другими призванными на войну мужчинами к одной из грузовых машин. С её борта Иван наблюдал, как Зоя машет ему рукой, а когда транспорт тронулся, она закрыла лицо ладонями.

– О, Господи! Я их всех теряю!.. Или они теряют меня! – произнёс он, не замечая, что думает вслух.

– Мы все в одинаковом положении, – услышал он голос брата.

Обернувшись, Иван заметил, что и у Степана на глазах наворачиваются слёзы.

Зоя вернулась в пустую избу. Чувствовала она себя совершенно разбитой. Разнесчастная повалилась на кровать и плакала, пока не поняла, как глупо вот так реветь, наживая головную боль.

«Не одной мне плохо. Пора проведать, как там свекровь, успокоила ли её дочка, да и Серёжу забрать надо», – подумала Зоя.

Из Тони утешитель не только не получился – её саму пришлось приводить в чувство. Когда Зоя пришла к ним, Полина Михайловна гладила дочь по головке, что-то нашёптывала ей, а Тоня, уткнувшись в материнское плечо, судорожно всхлипывала, заливаясь горючими слезами. Причиной её всепоглощающего горя были не только братья, но и Илья, с которым ей удалось увидеться лишь мимолётно. Он уходил, возможно, навсегда, а она не смогла даже как следует с ним попрощаться. Тоня подбежала к своему сердечному другу, когда от него на минутку отошла его невеста. Ей так хотелось поцеловать его в губы, обнять крепко-крепко, но, заметив бегущую к ним Людмилу, подавила своё желание, заблокировала душевную боль. Опасаясь расплакаться у него на глазах, она скороговоркой пожелала ему благополучного возвращения, наказала беречь себя и чмокнула в щечку сестринским поцелуем. Тоня заметила недоуменный взгляд Ильи, видела, как губы его беззвучно зашевелились, слова застыли на его устах. Он явно порывался что-то сказать – помешала не вовремя подоспевшая невеста.

На самом-то деле, опомнившийся Илья крикнул ей вдогон прощальные слова, однако она их, похоже, не услышала.

Рабочий день давно закончился, а Зоя всё никак не могла оторваться от своего насиженного места. Снова и снова она пересчитывала выручку, переделывала отчёт в надежде свести баланс – результат не менялся. По всему выходило: за сегодняшний день она допустила просчёт – очень крупную недостачу! Зоя изо всех сил старалась не паниковать. В который раз она просматривала каждую бумажку, каждый документ, лежащий на столе – ничего нового не обнаруживалось. Вот и уборщица ушла. В здании остались только она, телеграфистки, да пришёл охранник. Ей повезло, что не надо спешить домой: свекровь поехала в Чебоксары навестить родственников и взяла с собой Серёжу, потому что уж слишком тоскливо ей было без него. Он занимал её время, отвлекал от мрачных мыслей, ведь от младшего сына вот уж два года не было никаких вестей.

Прошло более шести месяцев с того страшного дня, когда Зое пришёл ответ на один из её запросов. В нём сообщалось, что Иван пропал без вести, а его мать до сих пор не поставила свою сестру в известность. Она всё ещё надеялась на что-то. Может на чудо? Теперь Полина Михайловна решила поделиться с ближайшей родственницей своим горем.

«Пусть выговорится перед родным человечком, поплачет – глядишь, легче станет, – одобрила её замысел Зоя. – Слава Богу, что от Стёпы весточки приходят», – не раз приходило ей в голову. Тот писал хоть и редко, но регулярно.

Зоя тоже старалась внушить себе, что Иван жив, возможно, лежит где-нибудь в госпитале с тяжёлым ранением и потерей памяти или не дай бог попал в плен. Однако в глубине подсознания вредный червячок точил душу, что надежды её тщетны. Весь этот день Иван не выходил у неё из головы. Зоя вспоминала всё, так или иначе связанное с ним, находилась в состоянии прострации, была невнимательна – вот и натворила бед! Так и не разобравшись, где допустила просчет, она с тяжёлым сердцем отправилась домой, а там принялась метаться, как раненый зверь. Её остановил раздавшийся стук в стену – Тоня звала её пообщаться.

«Ну что ж, – решила Зоя, – может, попивши чаю и встряхнувшись, появятся дельные мысли».

– О, Боже! – изумилась золовка, увидев её. – Ты что, заболела?

– Не думаю. Я так плохо выгляжу?

– Ты ещё больше осунулась и бледная как смерть! Случилось что-то?.. Кроме того, что нет известий от Ивана.

Тоня тоже не желала говорить о нем как о погибшем.

– Случилось, – не стала скрывать Зоя. – Очень даже случилось! У меня крупная недостача, и я не пойму в чем дело, где допустила оплошность.

– Выдала кому-то лишние деньги?

– Такую огромную сумму? – Глупости.

– Тогда остаётся кража.

– Это вряд ли. Клиентам до кассы не добраться: я надёжно отгорожена от них. А из своих сотрудников во время работы ко мне никто не подходил, разве что заведующая отделением на минутку, да и она стояла на приличном расстоянии от меня. Ума не приложу, что теперь будет!.. Тонечка, пообещай, что ты позаботишься о Серёже, если меня посадят за недостачу, – попросила Зоя с мольбой в глазах.

– Ерунду не пори, – возмутилась золовка. – Мы обязательно найдем какой-нибудь выход, например, возьмём деньги взаймы.

– Ты не представляешь, какая это огромная сумма. Я боюсь даже произнести эту цифру. Мне столько денег ни в жизнь не добыть! Разве что продать нашу с Серёжей часть дома.

– Вот и продашь, если потребуется.

– А где мы жить будем? Куда вернётся Иван?

– Если вернётся, – горестно выговорила Тоня. – Хватит паниковать. Утро вечера мудренее. Давай поужинаем сегодня у меня, а завтра – у тебя. Не могу я есть в одиночестве.

Зоя всю ночь не сомкнула глаз, а чуть свет поднялась с постели, решив, что всё равно уже не уснуть. Умывшись, она взглянула в зеркало: на неё смотрела умудрённая жизнью женщина с пробивающейся кое-где сединой в волосах. Ей показалась, что за одну ночь из двадцатишестилетней женщины она превратилась в старуху! Пока одевалась и собиралась, её осенила внезапная мысль. Не попив даже чаю, Зоя бросилась бежать на работу. Увидев её в столь ранний час, охранник Прохор Семенович выпучил глаза.

– Зойка, ты чего так рано примчалась?.. У тебя крыша случаем не поехала? До начала рабочего дня целых два часа, а ты как на пожар прискакала! Вот ведь неугомонная душа.

– Здравствуйте, дядя Проша, – поприветствовала его «неугомонная душа».

Проскочив к своему рабочему месту, она бросила на стол сумочку и кинулась к печке-буржуйке. Обычно уборщица мыла полы и наводила порядок по утрам до начала рабочего дня – вчера же по какой-то причине перенесла свои дела на вечернее время, причём делала уборку второпях и незадолго до окончания рабочего дня. Таисия Федоровна всегда сжигала сметённый мусор в топке печи. На этот раз то ли очень спешила, то ли не было спичек под рукой, но она не сделала этого.

Охранник в дверях наблюдал, как Зоя голыми руками выгребает из топки печи мусор вместе с золой и внимательно просматривает каждую бумажку. Когда же ей в руки попала небольшая смятая стопочка документов, соединенных канцелярской скрепкой, она шлёпнулась на пол и разрыдалась.

Прохор Семенович не решался заговорить с ней, потревожить её. Успокаиваясь, Зоя бросила взгляд в его сторону и, заметив его изумлённое лицо, улыбнулась сквозь слезы.

– Все в порядке, дядя Проша. У меня вчера платёжки пропали на очень крупную сумму, по которым я выдавала денежные переводы. Они, видимо, каким-то образом упали с моего стола на пол, а тётя Таисия смела их и вместе с мусором в топку отправила. Просто чудо, что она не успела их сжечь.

– Вот и замечательно, – порадовался благополучному исходу дела Прохор Семёнович. – Теперь иди, глянь в зеркало, приведи себя в порядок, а то ты на трубочиста похожа. Потом чайку попьем. Наверняка ведь не позавтракала. Небось, всю ночь не спала, маялась. Надо же… как ураган примчалась!

Наведя порядок возле буржуйки, Зоя занялась собой. Её зарёванное, измазанное сажей лицо излучало полное спокойствие и блаженство. Оценивая теперь ситуацию с долей юмора, ей хотелось петь и плясать от радости. «Подумать только, чтобы испытать такое чувство, человеку достаточно изведать стресс и панику», – проскользнула у неё мысль.

Вычистить перепачканную сажей свою одежду в данных условиях оказалось невозможно, пришлось надеть поверх неё тёмный халат уборщицы, что Зою ни в коей мере не смутило. После всего пережитого это такая мелочь! Впервые со дня объявления войны она почувствовала, что в жизни есть место не только горю и разочарованиям. Поистине – не было бы счастья, да несчастье помогло!.. Вот только с этих пор Зоя стала пользоваться восстановителем для волос, чтобы скрыть почти незаметную на первый взгляд седину.

Придя домой после работы, Зоя застала Тоню на своей половине за дымящейся чашечкой чая. Она вертела в руке чайную ложку, выдавая этим свою нервозность. Её пытливые глаза застыли в ожидании ответа на безмолвный вопрос. Лишь заметив весёлую искорку в глубине Зоиных глаз, у неё отлегло от сердца, девушка встрепенулась.

– Она еще и улыбается! – нарочито сердито встретила Тоня невестку. – А я тут чуть с ума не сошла, дожидаясь тебя. Если б не работа, то давно прибежала бы к тебе на почту узнать, как обстоят дела. Так что же случилось-то?

У Тони камень с души свалился, когда Зоя поведала ей о своей находке. За шесть с лишним лет они по-настоящему стали близки: как сёстры, как подруги, как самые родные люди. Когда Зоя выходила замуж за Ивана они обе и подумать не могли, что так привяжутся друг к другу, станут делиться всем самым сокровенным. В ту пору Тоня была для Зои малолетней девчонкой, подростком. Теперь разница в семь лет не имела для них большого значения.

– Писем не было? – поинтересовалась Зоя.

– Вчера от Степана пришло. Забыла сказать. Из-за твоего переполоха совсем вылетело из головы. Потом зайдёшь, прочитаешь. У него, в общем-то, всё в порядке. А от Ильи после того письма годичной давности нет никаких известий. Я за него так волнуюсь! Неужели он, как и наш Иван…

Тоня не договорила: помешали душившие её слёзы.

– У Светки спроси – всё-таки его сестра двоюродная.

– Месяц назад спрашивала. Она сказала, что давно не виделась с родственниками и не в курсе, пишет ли он. Сама знаешь: мы не в очень-то доверительных с ней отношениях. Мне неудобно расспрашивать её об Илье. Кто я ему?.. Подруга детства? Или приятельница? У него, между прочим, невеста есть. Я видела, как трогательно они прощались, когда он уходил на фронт.

– Ты всё ещё любишь его?

– Да. Очень. Я всегда его любила, то есть с двенадцати лет, с первой нашей встречи. Илья не догадывался об этом, считал нас друзьями, относился ко мне почти как к сестрёнке.

– Выбрось его из головы. Не теряй время и нервы на безответную любовь, – посоветовала Зоя. – Ты такая красавица! Если он не заметил этого, не догадался о твоих чувствах – пусть потом пеняет на себя. Счастье ещё улыбнётся тебе. Ты такая юная! А жизнь полна неожиданностей. Она так быстротечна, что тратить её попусту – кощунство. – Зоя обняла золовку-подружку, прижала к себе словно несмышлёного малыша, заглянула в её несчастные глаза и, не выдержав, пообещала: – Завтра же зайду к Светке справиться о Степане и как бы между прочим постараюсь что-нибудь выведать об Илье. А сейчас к себе топай. Прошлую ночь я не смогла заснуть и теперь как выжатый лимон. Ты, наверное, тоже не выспалась. И спасибо тебе.

– За что?

– Когда делишь проблему на двоих – это уже половина проблемы. С половиной справиться легче.

– Пожалуйста. Я всегда готова поддержать тебя. Спокойной ночи, – попрощалась удовлетворённая разговором Тоня.

На другой день совершенно случайно и очень кстати Зоя встретилась со Светланой возле почты. У самой у неё как раз закончился рабочий день, а невестка подошла к почтовому ящику, чтоб отправить письмо Степану.

– Как вы там? Как Полина Михайловна себя чувствует? – обратилась к ней Света.

Она всегда называла свекровь по имени-отчеству.

– Да потихоньку. От Ивана так и нет писем. Мы все очень переживаем, а мама после сообщения, что он пропал без вести, и вовсе сникла. Она уехала к сестре: решила поделиться с ней нашим горем. Серёжу с собой взяла. Ты бы хоть пришла как-нибудь с Юрочкой. Не за границей же живёшь, – укорила невестку Зоя. – Мать ужас как по внуку скучает.

– Вы ко мне тоже не зачастили. Юра почти всё время у моих стариков обитает. Нравится ему там. Дед в нём души не чает, а бабка балует. Как Степана забрали, его домой калачом не заманишь. Такому пострелёнку мужское внимание нужно. Я и сама из-за него частенько у родителей ночую. Домой на выходные силой волоку сорванца. Пойдём ко мне, посидим, поболтаем, – предложила Светлана.

– Чем угощать будешь?

– Изысков не обещаю, но что-нибудь найдётся.

– Коль так – пойдём. У меня сегодня свободный вечер выдался.

Светлана собрала на стол нехитрый ужин. Вытащила откуда-то из закромов бутылку домашней настойки.

– Ничего себе! Богато живёшь, – удивилась Зоя.

– Уже больше двух лет стоит. Ещё Степан делал, – пояснила невестка.

– Как он? Что пишет?

– А вам что, давно от него писем не было?

– Прислал позавчера весточку. Разве матери он напишет подробности?!.. только: здравствуйте, мол, жив и здоров, до свидания.

Степан на войну попал в военно-морские силы: на бывший рыболовецкий траулер, где приходилось заниматься и промыслом, и отгонять вражеские самолёты, а ещё сбрасывать глубинные бомбы на подводные лодки противника, о чём он, разумеется, никогда не писал родным. А описывал он красоты северо-полярных сияний, писал о ловле трески, морского окуня, но никогда ― об обстрелах.

– Нам он строчит это же самое! – сказала Светлана. – Только вдобавок пишет: «Береги себя и сына» и «люблю, люблю…» Стёпа интересуется, кого ранили, на кого похоронка пришла и другими местными новостями.

– А как твоему родственнику, Илье Золотову, служится? Он ведь новобранцем на фронт уходил, без всякого опыта войну встретил. Слышала, будто на финскую границу попал.

– Да. И опыта, кажется, набрался. Боевое крещение принял: не слишком тяжёлое ранение получил и справился с ним, минуя госпиталь. Сейчас у него вроде как всё в порядке. Письма домой и своей невесте шлёт вроде как регулярно. Встретила его Людмилу недавно на улице, поговорила с ней. Хорошеет девица! И это несмотря на тяжёлые времена. У неё отец тоже без вести пропал.

Разговор со Светой Зоя тем же вечером пересказала Тоне. Девушка была рада, что с Ильёй всё в порядке, однако грусть в её глазах не исчезла.

Почти отчаявшись получить от него весточку, она не перестала бегать к почтовому ящику едва завидев почтальонку, только письма, присланные ей не Ильёй, её мало радовали.

«Значит, я неважна для него и переписка со мной ему неинтересна», – убеждала себя Тоня. Тоска переполняла её душу. Оказалось, что Илья всё ещё много значил для неё. Расставание с ним ― это, как если бы полная луна освещала её путь в ночи – да вдруг скрылась с небосвода, и она осталась одна во мраке. Тоня вынудила себя посмотреть на свою ситуацию чужими глазами. Нет, не чужими, а глазами подруги. Самое главное – то, что определяет сущность человека – душа! И она у них с Зоей очень схожа. Если Тоня и готова была прислушаться к чьему-либо совету, то только к её. Неожиданно на Тоню накатила такая злость! «Зоя права. Она мудрая женщина. Нельзя страдать вечно. Надо радоваться, что хоть он доволен своим выбором. Я тоже постараюсь быть счастливой. Всему когда-то приходит конец. Говорят, любовь умирает, растворяется в повседневности быта. Нет, это не любовь умирает – умирает влюбленность, любовь же бывает разная. Я никогда не перестану любить Илью, а девичью влюблённость как-нибудь переживу!» – рассудила Антонина. Мысленно справившись со своими терзаниями, девушка почувствовала себя сильной. Она не собиралась пускаться во все тяжкие, но и скорбеть в одиночестве больше не желала.

Шёл к завершению третий год войны. Советские войска вели активные наступления на западном фронте, и всё же казалось, что войне не видно конца. Народ жил ожиданиями новых сводок. Каждый день в посёлок приходили похоронки. От Ивана Дарёшина по-прежнему не было никаких вестей. Его мать и сестра потеряли всякую надежду, что он жив, да и Зоя тоже, но иногда ей всё же приходила на ум мысль «а вдруг?..»

В это раннее майское утро день обещал быть тёплым. После прошедшего накануне дождя на улице запахло свежестью. Деревья покрылись молодыми листочками, поля зазеленели. Чувствовалось приближение лета.

– Мама, сегодня на работу надо? – поинтересовался спросонья Серёжа, нежась в постели.

– Нет, родненький, у нас с тобой выходной, – ответила Зоя и чмокнула сына в румяную со сна щёчку. – Мы можем использовать этот день в своё удовольствие.

– Даже сходить в лес за ландышами? Нам воспитательница про них рассказывала.

– Конечно, только я пока не слышала, что они появились. Не лучше ли на пастбище прогуляться? На лугу сейчас так красиво! Там тоже могли появиться подснежники и не только они, а ещё и опята.

– Хочу грибной супчик, – моментально согласился оживившийся Серёжа.

– Тогда решено: пойдём искать грибы. Но сначала марш умываться и завтракать!

– А бутерброды с собой возьмём? Я на природе ужас, какой голодный бываю.

– Непременно, – заверила мать сынишку. – В таком случае нам не придётся спешить к обеду.

Поднявшись по крутому склону на гору, они столкнулись с молодым человеком. Он держал в руке маленький букетик полураспустившихся ландышей. От неожиданности мужчина и женщина растерялись.

– Зоя?!.. Цветы для прекрасной дамы! – произнёс первым опомнившийся молодой человек и вручил ей букетик.

Он обнял бывшую подружку, поцеловал в щёчку. В зеленовато-серых глазах заплясали весёлые искорки.

– Спасибо, Стас, – поблагодарила Зоя и с удовольствием вдохнула аромат ландышей. – Очень приятно пахнут!

– А этот оголец твой сынишка?

Серёжа заинтересованно смотрел на незнакомого ему дядю, встрече с которым обрадовалась его мама. Он терпеливо ждал, когда взрослые вспомнят о нём.

– Да. Познакомьтесь – мой Серёжа, – представила она парню темноглазого четырёхлетнего мальчугана.

– Сынок, это дядя Стас. Мы с ним друзья.

Молодой человек вполне серьёзно пожал пострелёнку руку.

– Хочешь понести цветочки? – предложила Зоя сынишке и, не дожидаясь ответа, вручила букетик.

– Как вкусно пахнут! – принюхиваясь, восхитился малыш.

– Думаю, у тебя были иные планы насчёт этих ландышей, – сказала Зоя Стасу не без подначки.

– У меня вообще не было никаких планов. Я наткнулся на них совершенно случайно: прогуливался по берегу Волги, потом поднялся к Большой Щели – с горы вид замечательный! – и увидел их на краю леса, – заверил он бывшую подругу. – Ну как не соблазниться такой красотой! Один аромат чего стоит!

– Ты зачем ни свет ни заря поднялся? Время раннее, а ты уже из лесу идёшь.

– Не спится что-то. Вышел рано утром во двор, а на улице такая благодать! Решил прогуляться, – высказался Стас.

– Куда направляетесь? – обратился он к Серёже.

– Мы с мамой пошли грибы искать.

– Да, – подтвердила Зоя. – Помнишь, тут неподалеку мы с тобой как-то много опят обнаружили?

– А как же! Там скот пасли. Я помню всё, что связано с тобой! – произнёс молодой человек, многозначительно поведя бровью. – Меня с собой возьмёте? Ничего что я напрашиваюсь?

– Сынок, ну что… возьмём с собой дядю Стаса?

– Да! – обрадовался мальчик мужской компании.

– Значит, так тому и быть! Желание сына для меня свято, – полушутливо заметила Зоя. – А ты стал ещё выше, или так смотришься, потому что похудел. Наверное, после ранения? Хотя вообще-то ты выглядишь неплохо.

– Правое плечо зацепило пулей. Ничего опасного.

– Поэтому ты и скованный такой в свободной-то гражданской одежде. Болит? Надолго отпустили?

– Заживает как на собаке. По счастливой случайности госпиталь, где я находился на излечении, недалеко от здешних мест. С разрешения командования мне дали неделю на поправку здоровья. Пять дней уже пролетели, пора возвращаться.

– Я видела тебя недавно на набережной Волги. Ты меня не заметил, а может не узнал или не захотел узнать. Я не стала тебя окрикивать, не хотела мешать: ты был весь во власти очаровательной шатенки. Вы неплохо смотрелись вместе. А как же Тамара Николаева? У нее на тебя вроде как далеко идущие планы.

Зоя смотрела на него лукаво, а он на неё – недоумённо.

– С чего бы это? – удивился Стас.

– Почему бы и нет? Вы ведь с ней давно вместе. Кстати, как она поживает? Письма тебе писала?

– Она не только мне строчит письма. Чем ещё заняться свободной женщине? У Тамары много друзей среди представителей мужского пола. Большинство из них на фронте. Она женщина общительная и любвеобильная, но не из тех, с кем выстраивают серьёзные отношения.

– Надо же, – изумилась Зоя, – так же отозвался о ней когда-то Иван. Это от него я узнала, что у вас с Тамарой бурный роман.

– Не думал, что ты интересовалась моей жизнью.

– Я вспоминала тебя иногда. Ты был хорошим другом, нравился мне. Я видела, как она тебя на фронт провожала. Извини, что не подбежала попрощаться с тобой. А вот Тамара подходила к Ивану, когда я отошла от него на минутку. Вы с ним в один день призывались.

– Она такая раздосадованная к нам вернулась! Выходит, что он сильно обидел её тогда.

– Возможно. Я не слышала их разговор. Когда я возвращалась к мужу, Тамара, по-видимому, заметила меня и поспешила удалиться. Так что? Ваш бурный роман закончился?

– Не таким уж и бурным он был. Одновременно она встречалась и с другими мужчинами тоже, причём не обязательно свободными.

Улыбка его стала слегка ироничной. Стас интуитивно почувствовал Зоино желание узнать о её связях более подробно.

Когда у него завязывались отношения с Тамарой Николаевой, он подозревал, что не является единственным её любовником. Стас замечал бросаемые ею на других мужчин многозначительные взгляды. А поскольку он не был влюблён в Тамару до безумия, и у него не было планов на их совместное будущее, то он не считал себя вправе вмешиваться в её частную жизнь. Стас полагал, что и ей может улыбнуться счастье, что и она, возможно, найдет своего единственного, кто пожелает жениться на ней. Однако одно дело предполагать, что у твоей любовницы есть ещё кто-то и совсем другое – знать! И уж он точно никак не ожидал, что Тамара может спутаться с семейным мужчиной, пусть и бывшим возлюбленным, чувства к которому теплились до сих пор. Это выяснилось в январе сорокового года на Крещение. Тамара пригласила к себе Стаса к четырем часам, заверила, что родители уйдут в гости, и они проведут этот вечер вдвоем! Но у него были неотложные дела, и он пообещал прийти лишь к пяти, однако обстоятельства изменились: Стас освободился раньше, чем рассчитывал. Он отправился к ней к четырём часам, как и планировала Тамара. Стас стоял на крыльце с коробкой конфет, намереваясь уже войти, как вдруг услышал скрип сенной двери и её голос. Тамара общалась с мужчиной. Он замер и прислушался к разговору:

– Только ты один запал мне в душу, – проворковала молодая женщина. – Ты так тонко чувствуешь меня, понимаешь каждую клеточку моего тела, а какой ты пылкий и страстный! Лучшего любовника мне не найти. Поцелуй меня, милый! Именно об этом я мечтаю постоянно!.. Надеюсь, сегодняшняя наша встреча не последняя? – спросила она после небольшой паузы.

Мужчина, однако, промолчал. Никаких обещаний. По услышанному хлопку и по тому, как она ойкнула, Стас догадался, что тот шлёпнул её по мягкому месту. А потом он услышал и его голос, который показался ему знакомым:

– До свидания, золотко.

Тома хихикнула, потом наступило молчание. «Опять целуются и дурачатся», – догадался Стас.

– Пока-пока! – донеслись до него её прощальные слова.

Опасаясь попасть в неловкую ситуацию, неудачливый любовник соскочил с крыльца и поспешил скрыться. Из-за не полностью прикрытой двери сарая, он увидел удаляющегося Ивана Дарёшина. Стас сразу узнал соперника, умыкнувшего у него в недалёком прошлом приглянувшуюся ему девушку. Он мог бы попытаться побороться тогда за неё, только сердцу-то Зоиному не прикажешь. Это был её выбор. Стоя в укрытии, молодой человек кипел от злости и досады. Нет, не за себя переживал он в тот момент – ему было обидно за бывшую подружку. Руки так и чесались накостылять её неверному мужу: увел у него девчонку, что называется мимоходом, а сам не только не пылает к ней любовью, но и не уважает, не ценит как мать своих детей. Стас знал, что Зоя ждет от него второго ребенка! «Ну и мразь!» – сделал он про себя вывод.

Стас понимал, что любовники пробыли вместе недолго и что их свидание не было запланировано. Он видел Тамару на улице издали не дальше чем полтора часа назад, хотел окликнуть её, сказать, что скоро придёт, но передумал: решил устроить ей сюрприз. Вот такой вот «сюрприз» получился!

Выждав несколько минут, Стас постучался в дверь. Тамара, не ожидавшая его прихода столь рано, опешила от неожиданности, вероятно, подумала, что он мог столкнуться с Дарёшиным. Приглашая его на свидание, она сказала, что у неё есть бутылочка марочного вина для такого случая, поэтому Стас ожидал, что она встретит его во всеоружии: приготовит романтический стол. Вышло же всё совершенно ужасно: к его приходу на столе в гостиной стояла полупустая бутылка и две использованные стопки, которые Тамара не успела убрать. Волосы её были всклочены, лицо покрылось румянцем. Ее слишком яркие губы, причем не от помады, слегка припухли. Покрывало на кушетке было скомкано, одежда её помята. «Извини, Стас, я прилегла на минутку и не заметила, как уснула. Сейчас быстро наведу марафет», – сказала тогда Тамара. В порядок она себя привела и в доме наскоро прибралась, но интима не получилось. Стас старался изображать простодушие, делать вид, что ни о чём не догадывается. Ему стоило больших усилий терпеть её прикосновения, скрывать свою неприязнь. После другого мужчины Стасу было противно даже думать о близости с этой женщиной. Да и Тамарины мысли были в тот момент, по-видимому, не о нём. Почувствовав его настроение, она могла предположить, что он догадывается о том, что происходило в гостиной перед его приходом, но вряд ли была уверена в этом. Он нашёл повод поскорее покинуть её дом. Тамара не возражала. «Ну и черт с ней и с её интригами», – подумал тогда Стас. Они долго не встречались после того случая. Он не желал ни видеть её, ни слышать о ней. Тамара сама подошла к нему спустя три месяца. Всё это время у него были другие девушки, однако среди них не оказалось подходящей для необременительных отношений, а для серьёзных – ни одна не нравилась ему настолько, чтобы жениться на ней. Тамара предложила: «Стас, давай ни с кем другим не встречаться пока мы вместе». Это его устраивало и ни к чему не обязывало. К тому времени он остыл, и их отношения возобновились…

Теперь, спустя долгое время, Стас не хотел ворошить прошлое, морально травмировать Зою неприятными воспоминаниями, но слова невольно сорвались с его губ, и он ждал её реакции.

– Я догадываюсь, кого ты имеешь в виду. Одним из её любовников был Дарёшин, не так ли?

Она не выказывала обид на мужа. Ей просто хотелось знать, насколько Стас сведущ насчёт его похождений к Тамаре, и сможет ли он быть откровенен с ней.

– Я знаю, что Иван пропал без вести в самом начале войны. О покойниках плохо говорить непринято, – тактично уклонился Стас от прямого ответа. – Тамара относится к разряду женщин, которым нравится быть объектом мужского внимания и чем больше вокруг неё обожателей, тем ей лучше. Они – бальзам для её души. Она по-своему занимательная личность, но я бы не женился на ней и под дулом автомата. Вот на тебе ― другое дело! – произнёс он полушутливо. – Я ведь был влюблён в тебя, но прежде чем сделать предложение хотел убедиться, что наши чувства взаимны. У нас всё могло бы сложиться, если б между нами не вбил клин Дарёшин. Ты очень его любила?

– По-видимому, не так крепко, как ему хотелось. У меня были чувства к Ивану с подросткового возраста. Он чем-то зацепил мою душу. Вообще-то у меня и в помыслах никогда не было выйти за него замуж. Сама не поняла, как ему удалось уговорить меня. В глубине ёкало сердечко: не делаю ли ошибку? Я знала, что он из себя представлял. А!.. Что было то было! Зато у меня есть замечательный сын. Я благодарна Ивану за Серёжу. Жаль, что мы не смогли уберечь нашего первенца, Алёшеньку, – закончила свой рассказ Зоя.

На глазах у неё навернулись слёзы.

– Я слышал о вашей трагедии. Мне очень жаль.

Они ненадолго замолчали. Тишину нарушил Серёжа, привлекая к себе их внимание. Он что-то разглядывал на лужайке присев на корточки.

– Что здесь такое выросло? Это грибы, что ли? Опята, да? – обратился он к взрослым.

Зоя со Стасом подбежали к ребёнку. Возле мальчугана среди зелени травы торчали пять довольно крупных и крепких грибочков с белыми шляпками.

– Их можно кушать? – спросил малыш.

– Какой ты молодец! – похвалила его Зоя. – Это грибы шампиньоны. Видишь, какая у них нежно-розовая обратная сторона? Они съедобные. Беги, поищи ещё. Если найдём два или три раза по столько, то на супчик хватит.

Когда вдохновлённый удачей Серёжа бросился бегать по полю в поисках грибов, Стас взял Зоину ладошку, заглянул в глаза.

– Если бы не было войны, ты согласилась бы выйти за меня замуж? – обратился он к ней с вопросом.

– А как же твоя распрекрасная шатенка? – спросила она шаловливым тоном, пытаясь перевести разговор в шутку.

– Я говорю совершенно серьёзно! – произнёс Стас, настойчиво ожидая ответа.

– Но идёт война. Мы живём надеждой на победу, однако сейчас не время строить планы на будущее.

– И всё же?

– Ты хороший парень, Стас, и очень мне нравишься, но я вряд ли решусь снова выйти замуж. Обжегшись на молоке, дуешь и на воду. А тебе вот пора жениться. Не рассчитывай на меня, – дала отказ Зоя.

Про себя же она подумала: «Если я и вступлю в брак, то только по большой и обоюдной любви, что в принципе невозможно, потому что взаимная любовь – редкость, а большая взаимная любовь одна на миллион пар».

Они продолжили обходить пастбище. Серёжа вприпрыжку бегал впереди взрослых. Он притаскивал им время от времени белые грибочки, путая иногда шампиньоны с дождевиками.

– Мама! Мамочка! Смотри, какая корова бодатая! – закричал он, указав на отбившуюся от стада корову.

– Не «бодатая», сынок, а рогатая, – поправила его Зоя.

– А писек-то у неё сколько! – опять воскликнул малыш, останавливаясь возле матери и её спутника.

– Не писек, а доек, – вновь поправила она сына.

А Стас рассмеялся, потрепал густую черную шевелюру мальчугана.

– Я был бы в восторге от такого сыночка! – произнёс он с белой завистью.

– Обязательно будет, – заверила его Зоя. – Какие твои годы. Это женщина в двадцать восемь уже не первой молодости считается, а для мужчины тридцать один год – не возраст.

Дружная компания нашла ещё десятка два шампиньонов. Ребёнок очень бурно радовался находкам, с большим энтузиазмом искал грибы, однако столько беганья и разных эмоций для четырёхлетнего мальца – большая нагрузка. Малыш начал уставать, и они решили, что пора возвращаться.

Уже приблизившись к проезжей дороге, ведущей к дому, Зоя вспомнила о бутербродах.

– Худо-бедно, а на супчик грибов мы насобирали, но его ещё надо сварить. Может, сядем, утолим голод? У нас кое-что съестное имеется, – предложила она сыну и Стасу.

– Ура! – воскликнул, оживившись, Серёжа. – Я такой голодный!

– Неужели еды на всех хватит? – спросил Стас как бы шутливо, зная, что в любой семье каждая крошка хлеба теперь на счету.

– Хватит-хватит, – заверила Зоя, – по крайней мере, заморить червячка, а больше и не надо. Иначе кто суп есть будет?

Они почти закончили трапезу, расположившись на лужайке, когда по дороге промчался велосипедист и, резко затормозив, остановился примерно метрах в пятидесяти от их привала. Пожилой мужчина соскочил с транспорта и, прислонив его к росшим у дороги кустам, скрылся за ними. Серёжа, с аппетитом поедавший свой бутерброд, не сразу обратил на это внимание, а когда огляделся по сторонам, удивлённо спросил:

– А где дядя от этого велосипеда?

– «Дядя от велосипеда» в кустики пошёл, – сообщил Стас, шаловливо подмигнув ребёнку.

Он улыбался от уха до уха, едва сдерживая смех. Серёжа понял его намек и, слегка смутившись, начал подниматься.

– Я наелся. Пойду, цветочки вон там сорву, – заявил он матери. – Мам, а ландыши у нас повяли? – забеспокоился мальчик.

– Совсем чуть-чуть. Мы ведь их стебельки в мокрый носовой платочек завернули. Вот придём домой, поставим их в банку с водой, и они воспрянут, будут несколько дней радовать нас своей красотой и ароматом.

Большую часть обратного пути Стас нёс уставшего Серёжу, перекинув через здоровое левое плечо. Наездник был счастлив.

Добрый дядя проводил их до калитки и, опустив малыша на землю, собирался уж распрощаться, но Зоя опередила его:

– Стас, оставайся у нас на обед, – предложила она, и он не отказался.

Едва Зоя открыла дверь, Серёжа первым ворвался в дом. Следом она пропустила Стаса. Зоя совсем забыла, что, уходя, оставила у порога пустой детский горшок. Сынишка умудрился проскочить, не задев его, зато на него наткнулся их гость.

– Ох!.. Я вроде как обо что-то споткнулся! – сказал он, отодвигая судно ногой в сторону. – А где мальчик от этого горшка, интересно знать? – спросил Стас серьёзным тоном.

– Я тута! – моментально откликнулся Серёжа.

– Этот парень определённо пришёлся мне по душе, – сказал гость, будучи не в силах сдержать смешинку.

Они вместе варили суп, балагурили, хохотали до упаду.

Впоследствии, вернувшись в часть, Стас нередко вспоминал этот радостный день. Он сожалел, что его чувства безответны. «Из нас могла бы получиться отличная семья», – не раз приходило ему в голову.

А на семью Дарёшиных вскоре обрушилось новое горе: пришла похоронка на Степана. Прибежавшая с ужасным известием Света стала биться в истерике. С Полиной Михайловной случился второй сердечный приступ, её еле-еле оходили. Однако она не на много пережила своего старшего сына, скончалась через три месяца после получения похоронного листа.

У Тони война отобрала обоих братьев, а теперь она лишилась и матери. Неизвестно как бы девушка смогла справиться с горем, если бы не Зоина постоянная забота о ней.

Смерть Полины Михайловны ещё сильнее сплотила девушек. Зоя хоть и определила Серёжу в садик, ей всё же требовалась помощь по уходу за ним. К родителям обращаться не всегда удобно, а Тоня не отказывалась присматривать за племянником, забирать его из садика. Он был отрадой для них обеих.

– Зоя Трофимовна, – обратилась девушка-почтальонка к Зое во время работы, – на ваш адрес пришло письмо с фронта. В почтовый ящик положить или отдать вам в руки?

– Давай сюда, – ответила Зоя.

Её распирало любопытство: если Степан и Иван погибли, то

от кого же оно? Ни ей, ни Тоне неоткуда ждать писем. У неё ёкнуло в груди. «Неужели Иван объявился?..» – пронеслось в её сознании. Она забрала конверт, взглянула, кто отправитель: письмо было адресовано Тоне и послано Ильей Золотовым!

«Подумать только! Едва-едва девчоночка стала приходить в себя от неразделённой любви, познакомилась с хорошим, достойным парнем – и на тебе! Объявился! Что если не показывать ей письмо», – подумала Зоя, но сразу же отмела эту мысль, решив, что не вправе вмешиваться в судьбу золовки.

К её приходу с работы Тоня с Серёжей были дома. Девушка готовила ужин. Теперь они жили одной семьёй на Зоиной половине. После смерти матери Тоня ходила к себе домой лишь переодеться и протопить печку, чтобы стены не промёрзли да вещи не отсырели: как-никак ноябрь месяц на дворе.

– Тоня, тебе письмо. Пляши! – с порога крикнула Зоя.

Девушка равнодушно выхватила из её рук нежданный конвертик. Она прочла письмо дважды, не говоря ни слова.

– Ну… как он? – не выдержала Зоя.

– Да всё в порядке пока. Вот… вспомнил о подруге детства, когда мало-мальски оправился от удара. Помнишь, Света горевала, что его любимая девушка вышла замуж за другого парня?.. Илья пишет, что Людмила ждёт ребёнка. Сокрушается о своей несчастной любви. Страдает парень.

– Будешь строчить ответ?

– Не знаю. Не сейчас, – произнесла, озадачившись, Тоня.

Илья стал чуть ли не еженедельно слать ей письма. Они имели дружескую основу. Чувствуя себя уязвлённой, Тоня не давала на них ответов, пока Света не упрекнула её, что она не отвечает на его письма. Оказалось, он и ей удосужился написать полстранички, поинтересовался, как идут дела у Тони, попросил передать ей привет. Девушка смягчилась и после некоторых колебаний настрочила ему коротенькое письмо. Она не стала укорять его, описывать, как три с лишним года ежедневно заглядывала в почтовый ящик, ожидая от него весточку, как волновалась за него, а просто выразила сочувствие и постаралась успокоить его разбитое сердце.

Переписка их стала регулярной. Письма от Ильи доставляли Тоне радость и одновременно вызывали досаду. Она поняла, что ничего не изменилось: он по-прежнему воспринимает её лишь как надёжного друга, нашёл отдушину в переписке с ней. С кем же ещё как не с ней ему поделиться своими переживаниями?! Её ответные письма были сдержанными, без всяких сантиментов. Она не посвящала его в свою личную жизнь, не стала упоминать и нового друга, Романа Стройнова.

И вот, наконец, была одержана победа над фашистской Германией. Илья вернулся с войны в августе сорок пятого года после ранения и при встрече не сразу узнал подругу юности. Она стала ещё более стройной, можно сказать, излишне похудела. Её курчавая, когда-то коротко остриженная, тёмная шевелюра отросла, и её вьющиеся волосы были собраны на затылке. Они струились спиральными локонами по плечам и спине. Не признававшая прежде косметику Тоня пользовалась теперь ею очень искусно. Умело подведённые косметическим карандашом веки сделали её карие глаза ещё более выразительными, они стали казаться огромными, а губы, слегка тронутые губной помадой, ― зовущими к поцелую. И в то же время она оставалась такой же скромной и невинной, как прежде. Илья слегка растерялся, когда его окликнула, казалось бы, незнакомая, но кого-то напоминающая ему девушка. У неё и голос изменился, стал более мелодичным. Он узнал её, лишь когда Тоня подошла совсем близко, идя под руку с молодым человеком. Они поприветствовали друг друга как самые близкие люди, обнялись как брат и сестра после долгой разлуки.

– Познакомься – мой кавалер Рома Стройнов, – представила она ему своего спутника.

– Это Илья Золотов, мой друг детства и просто отличный парень, – обратилась она уже к своему ухажёру.

– Приятно познакомиться! – произнес Роман басовитым голосом и собственническим жестом прижал к себе девушку, чем привёл её в некоторое смущение.

– Мне тоже, – ответил Илья, сверля глазами её и её поклонника.

Тоня почувствовала некоторое напряжение, возникшее между парнями, и поторопилась разрядить обстановку.

– Когда вернулся? – спросила она друга детства ласкающим голосом.

– Позавчера, – ответил дружочек, пронзая её взглядом.

«Илья не спешил увидеться со мной», – подумала Тоня, а вслух сказала:

– Ну что ж, с благополучным возвращением! Мне искренне жаль, что Людмила не дождалась тебя. Я сочувствую тебе. Извини, если своим напоминанием делаю тебе больно. Захочешь поговорить – ты знаешь, где меня найти. Пока-пока!

Она взяла Рому под руку, и они продолжили свой путь. А Илья всё стоял и смотрел им вслед, и девушка чувствовала на себе его пристальный взгляд.

Как он сожалел сейчас, что на собранную вчера в честь его возвращения вечеринку никому не пришло в голову пригласить Тоню. Он, конечно же, пытался вызнать о ней у своей двоюродной сестры Светы. Она сказала: «Я редко бываю у Дарёшиных. После похорон свекрови была лишь на поминках. Как-то не так давно встретила Тоню на улице под руку с интересным молодым человеком. Она познакомила нас. Рома показался мне приличным парнем. Жаль, что её матери не удалось повидать будущего зятя, он бы понравился ей. Зоя по-свойски поведала мне, что Рома сделал Тоне официальное предложение. А она вроде как не дала пока ему согласия, но и не отказала. Тоня заявила ему, что до годин матери не может быть никакой речи о свадьбе и даже о помолвке. Думаю, покойная Полина Михайловна не одобрила бы такое решение дочери. Тонечка сваляет дурака, если упустит такого славного кавалера. Зоя сказала, что, возможно, благодаря ему она и держится всё это время».

Света упомянула вчера, что Тоня повзрослела, похорошела, только Илья и подумать не мог, что она изменилась почти до неузнаваемости. Увидев её с парнем, у него ёкнуло сердечко при мысли, что эти двое возможно поженятся. Он понял, что на уровне подсознания всегда относился к Тоне не как к обычной подружке и, конечно же, не по-родственному, что он явно сглупил когда-то! Вновь встретившись с ней, Илья заметил и в её глазах искорку, которую сестринской не назовёшь, хотя это могло ему показаться. У него мелькнула мысль, что он, возможно, принимает желаемое за действительное, и она относится, да и всегда относилась к нему лишь как к другу.

«Получается какая-то бессмыслица! – озадачился про себя Илья. – Если бы Людмила дождалась меня, не вышла замуж за первого встречного, то у меня, вероятно, не возникло бы никаких сомнений по поводу Тони. Шёл бы сейчас под руку со своей невестой, вёл с ней разговор о предстоящей свадьбе и, возможно, прошлой ночью мы уже зачали бы с ней ребёнка! Может ли такое быть, что я только сейчас влюбился в подругу детства, причём с первого взгляда, будто мы и не были знакомы вот уже много лет?» – задался он вопросом.

То, что у Тони есть кавалер, не помешало им видеться. Они стали встречаться даже чаще, чем это было до помолвки Ильи с Людмилой, пожалуй, так же часто, как и до Тониного пятнадцатилетия. Если он не видел её несколько дней подряд, то эти дни были потеряны для него. Оба парня помогали в организации поминальных годин Тониной матери. Иногда они проводили время втроём: ходили за грибами и за орехами, а когда Волгу сковало льдом, все вместе ловили ершей у проруби. Роман был не в восторге от такой ситуации, да и Илья чувствовал себя третьим лишним. Он пробовал заводить знакомства с другими девушками, однако по сравнению с Тоней они казались ему невзрачными, обыденными, пустыми.

Тоня тем временем встречалась с Романом, а сердцем рвалась к Илье. Она чувствовала, что и он относится к ней не так, как было перед войной, только не могла понять, чего именно он добивается, да и как быть с Ромой, если Илья по-настоящему полюбил её. И хотя Тоня не была ещё близка с новым другом как мужчина с женщиной, она чувствовала себя ответственной за него, потому как невольно дала ему надежду на совместное будущее. Рома ей нравился, очень нравился. Если бы не Илья, то она согласилась бы выйти за него замуж и со временем, возможно, полюбила бы его. Тоня злилась на себя, на Илью. Она безмерно ревновала его, если видела с другими девушками. А ещё её мучила совесть, что использует Рому, держит его как бы про запас, тем более что он чувствительный парень и, похоже, догадался о её сомнениях и терзаниях. Она разрывалась между ними двоими. Тоня понимала, что пора прекращать эту затянувшуюся игру в дружбу с Ильёй. Парень и девушка не могут быть просто друзьями, она убедилась в этом, но не видела выхода из этого лабиринта чувств. Оба парня были ей по-своему дороги, но любила-то она Илью, а тот не пытался объясниться с ней, не делал никаких намёков, но и не отпускал на все четыре стороны. Иногда Тоня ловила его взгляд полный нежности, любви, страсти, но он был таким мимолётным, что она не могла быть уверена в его чувствах к ней. Тоня потеряла аппетит, стала ходить бледной тенью и наконец, отказалась видеться с обоими парнями. Зое было больно смотреть на её терзания, она решила вмешаться при случае.