Вампиры тоже люди!

Альберт фон Штольц III никогда не планировал становиться классическим «алым плащом с клыками, наводящим жуть на окрестные деревни». В столице он владел преуспевающей фирмой «Вишнёвые и томатные соки Штольца» (девиз сего предприятия гласил: «Краснее, чем закат, гуще, чем сумерки, слаще, чем полуночный поцелуй»). Сей мессир носил тёмные очки от дневного света и раз в месяц писал жалобы в магистрат на шумных соседей-ремесленников, мешавших ему засыпать по утрам.

Устоявшаяся размеренная жизнь Альберта полностью устраивала, и, спроси его кто, хотел бы он стать владетельным вампиром, Штольц III в ответ лишь рассмеялся бы. Слишком хорошо он знал состояние этого самого наследства, чтобы жаждать его обрести. Скорее уж как избавиться. Без репутационных, финансовых, моральных (а особенно аморальных) потерь.

Однако в роду Альберта существовало древнее проклятие, которое шло в базовой комплектации с фамилией и наследством. Заполучил это злословие на свою голову и весь род далёкий пра-пра-пра… в общем, первый вампир династии Штольцев. Он так жаждал выстроить свой замок, что в его стены положил все окрестные камни, в том числе с тёмного капища, что стояло неподалеку, и… Духи оного разгневались, собрались, скинулись силами и одарили много раз прадеда проклятием. Теперь, если потомку доставался в наследство родовой замок – новый владелец либо пугал всех окрест, наводя страх, паралич, леча от заикания методом доведения до полусмерти, либо сам становился недвижимостью. В смысле, ловил апоплексический удар и в компании сего недуга сгнивал заживо в стенах нового дома.

Это-то проклятие и было прописано мелким шрифтом на пропитанной духами тиснёной бумаге, которую Альберт обнаружил в малом стандартном гробу, присланном ему курьером-гоблином.

– «Наведи ужас на подданных, иначе твоя бессмертная душа навеки прирастёт к этим склепам», – прочитал он вслух последние строки завещания и вздохнул. – Демоны… А я только за особняк в столице почти ипотеку выплатил…

Выбора у Альберта не было: проклятие вступило в силу, как только он прочёл последнюю волю покойного дядюшки, который вместе с замком подложил племяннику огромную такую свинью, в которой не было даже намёка на приятный кусочек шпика с чесночком. Да-да, вампиры его уважали и любили, а все слухи о чеснокобоязни – это чтобы клыкастым данный деликатес поставляли бесплатно и в больших количествах.

Одним словом, ничего радостного в новом наследстве не было. Лишь неприятности. Ибо как пугать всех окрест, когда ты в этом деле, мягко говоря, не то что не профессионал, даже не любитель – большой вопрос.

Помирать Альберту, не разменявшему ещё даже первую сотню лет (а это значит – весьма молодому и привлекательному вампиру) в склепе типа «замок стандартный, средневеково-комфортабельный», не хотелось. Потому вампир собрался, взяв пару банок с консервированной кровью и запасной чёрный плащ с красным подбоем (как известно, чистый плащ – основа вампирской элегантности, а попробуй-ка сохранить чистоту в деревне), и отправился туда, куда его в завещании послали: в ж… жмуркину тьмутаракань.

Добираясь до нужного места, Альберт чуть было не пал разом жертвой логистики и лицом – в грязь (совсем не фигурально), ибо дороги после обильных дождей развезло. А ведь как всё хорошо начиналось…

Штольц III с комфортом, достойным цивилизованного кровопийцы, выехал на магомоторной самоходной повозке из столицы. Потому что, во-первых, он не дикарь какой-нибудь, чтобы трястись в седле, а уважаемый предприниматель, а во-вторых – демоны подери, нельзя же пренебрегать прогрессом магической мысли!

Так что Альберт из города удирал… в смысле, уезжал достойно. За ним столь же достойно неслись вслед ипотечные банкиры (люди, между прочим!), которые уже привыкли к ежемесячным визитам элегантного господина в тёмных очках, ведь оный неизменно платил вовремя и никогда не жаловался на высокие проценты. Потому-то расставаться с платёжеспособным клиентом клерки не хотели. Тем более он ещё был им должен последний взнос! Во-вторых, соседи-ремесленники, узнав о его отъезде, так опечалились, так опечалились, что порвали два бандонеона, все струны у трёх гитар и осипли на свои лужёные глотки. В общем, страдали всей душой в плясовую.

– Спите спокойно, господин Штольц! В добрый вечный путь! – горланили они на рассвете, расходясь по домам.

Альберт, стиснув клыки, махнул на всё рукой, завёл свою новомодную самоходную магоповозку, взялся обеими руками за руль оной и, прочертив красным карандашом путь на карте, поехал…

Сначала он на чаробиле, потом тот – на своём хозяине, когда фон Штольцу, аристократу в энном поколении, пришлось толкать чудо маготехнической мысли из грязи, которой было на просёлочных дорогах как… Альберт, увы, не мог подобрать этому эпитета, не скатившись в тавтологию. Поэтому просто ругался. Совершенно не сиятельно, но от всей своей вампирской души.

Наконец он таки добрался до своего наследства… Замок и деревенька рядом выглядели настоящим оплотом безнадёги. В таком круглогодично можно устраивать съезд поэтов-депрессантов.

«Хотя бы голубиная связь здесь должна быть?» – задался вопросом Альберт. Правда, в столице уже вовсю пользовались сотовой: дюжина пчёл отлично могла переносить послания и куда легче поддавалась чарам внушения, а главное – поймать их было просто: они сами летели на плошку мёда… Но что-то подсказывало вампиру: единственное, что в местной глуши ловилось без помех, – это призраки, хроническое разочарование или, на худой конец, малярия…

И вот, когда последние лучи солнца (которое Альберт искренне ненавидел, как любой уважающий себя вампир) скрылись за горизонтом, наследник наконец-то подошёл к воротам.

Надпись на ржавой табличке гласила:

«Добро пожаловать или посторонним вампирам вход воспрещён».

– М-да, уж… Надо бы осмотреться. Жаль только, что-то говорит мне: горячего, ну, то есть, леденящего кровь душа здесь нет… – проворчал сам себе под нос Альберт и вошёл в ворота.

Собственно, при первом же взгляде на доставшееся наследство Альберт понял: если бы предок и не спёр алтарные камни, то проклятие бы всё равно появилось рано или поздно. Ибо ни один вменяемый вампир такого счастья не захочет. Замок казался настолько древним, что должен был уже бронировать место на кладбище для замков, если таковое где-то имелось.

Не зря, ой не зря, все встреченные крестьяне без особого уважения кланялись Альберту, когда тот спрашивал у них дорогу. Мужичьё больше интересовал чаромобиль, чем водитель оного. Бабы смотрели на нового наследника скорее насмешливо, чем испуганно. А ещё до чуткого вампирского слуха (благо стёкла магоповозки были опущены) доносились голоса:

– Это что, новый граф пожаловал?

– Несолидный какой-то хлюпик.

– Пужаться такого – себя не уважать.

– Да скорее мы на него страху наведём.

– А могёт такое быть, что он ваще не вампир?

– Да кому, кроме кровососов, нужны эти развалины?

«М-да, похоже, местные в курсе проклятия и активно этим пользуются, истребляя наш род и отказываясь бояться», – мрачно констатировал Альберт.

Правда, кое с чем из услышанного вампир оказался вынужден согласиться – эти развалины не были нужны никому. Даже ему, законному наследнику рода Штольцев.

Некогда остроконечные башни теперь кривились во все стороны как больные ёлки. Словно замок давно устал от собственного величия и пытался разбежаться враз на все четыре стороны.

Одна из башен так вообще лишилась верхушки – то ли от удара молнии, то ли от времени.

– Значит, я вампир без башни, – глядя на это великолепие, выдохнул Альберт, понимая, что в здравом уме не стоило вообще сюда ехать, и посмотрел ниже.

На тёмные камни стен, что поросли мхом и ещё чем-то странно-липким, подозрительно шевелящимся, если на него долго глядеть.

От рва осталась лужа с лягушками и одной уткой, которая, пока чаромобиль вампира проезжал через скрипевший на все лады мост, агрессивно пыталась атаковать магоповозку.

В громком кряканье слышалось заявление прав на эту собственность. И сейчас эта пернатая, вразвалочку обойдя чаромобиль, стоявший по центру замкового двора, переваливаясь, приближалась к Альберту с таким намерением, словно хотела запихнуть вампиру яблоко в клыки, а затем и самого самозванца – в печь.

Уступать какой-то жалкой утке Альберт позволить себе не мог и отправил крякунью прицельным пинком назад в ворота. При этом наследник поскользнулся и с больши́м трудом удержал равновесие.

Его плащ взметнулся, словно вампир был тореадором, а свалившийся на него замок – не иначе как старым, больным, но агрессивным быком. Крестьяне, с любопытством облепившие замковые ворота так, что венчик голов с соломенными шляпами, косынками, чепцами был по обеим сторонам входа (а у кого-то – и над сводом), решили: не иначе это ритуальный танец Штольцев при вступлении в наследство. И даже зааплодировали.

Альберт гордо (то бишь притворившись глухим, слепым и немного – с отбитым обонянием упырем) прошествовал дальше. Впрочем, ступал он предельно осторожно, чувствуя, как за ним наблюдают заинтересованные пейзане, жаждущие новых халявных развлечений за вампирский счёт. Радовать ритуальными танцами Альберт их больше не собирался.

Вампир поднялся на ступени донжона, взялся за медную, зелёную от времени ручку массивной дубовой двери и толкнул ту. Дверь отозвалась печальным скрипом, но всё же открылась, впуская нового владельца.

Внутри всё оказалось столь же плачевно, как снаружи. Высокое стрельчатое окно с витражом, настолько грязным, что невозможно было распознать изображение, пропускало через свою муть последние отблески вечерней зари.

Едва Альберт сделал пару шагов по вот-вот готовому провалиться полу, как запнулся о подставку для зонтов и опять едва не упал, демонстрируя образец вампирской грации.

Аплодировать в этот раз оказалось некому, что порадовало.

В подставке торчал один-единственный зонт с искусно вырезанной в виде летучей мыши деревянной ручкой. И это было всё, что сохранилось: когда Альберт извлёк зонт и попытался раскрыть, сломанные спицы растопырились под немыслимыми углами, а ткань осыпалась тленом.