Друг

1.

Городской завод давно дышал на ладан: из пяти труб сейчас лишь две выбрасывали клубы бледного дыма. Удивительно, но люди не спешили уезжать из плена здешних темных и долгих зим, словно решили сообща держаться до последнего: чему быть, того не миновать. Город со всех окружал лес, почти что непроходимый, а у юго-западной его границы обитали волчья стая да пара медведей. В город они заходить не рисковали, но страшных историй про хищников среди охотников и любителей лесных походов ходило предостаточно.

Как та история – то ли байка, то ли правда – про ослабшую памятью старушку, что отправилась прогуляться зимой по хорошо известной тропе, а по весне нашли ее череп со следами медвежьих когтей. Местный чудак утверждал, что в ее смерти повинен не хищник, а нежить – то ли оборотень или еще кто похуже… большинство жителей над ним откровенно смеялись, но пара охотников молча соглашались с ним.

– Всякая чертовщина там творится! На реку глянь: ни омутов, ни ключей холодных, а тонут ведь – и всё дети да женщины. Каждый год почти кого-нибудь да выловят.

– Разное в лесу бывает, ничего особенного. Если всем этим выдумкам верить, так проще дома сидеть и дверь держать запертой. Ты уж как ребенок, честное слово! Сам придумал себе оборотня – сам и боишься!

– Не придумал, есть он здесь! Оборотень, а не заяц! Еще бабка мне говорила, что зайцы на службе у бесов, дурные они твари. А этот с виду даже не особо-то живым кажется: неказистый, облезлый, будто кто шкуру пожевал да выплюнул. А глаза… ох, сатанинские! Смотрит на меня, и вдруг пасть раззявил! Зубы-то все человечьи, да гнилые и обломанные, чисто мертвецкие. Пока выбирался – молитву читал, чтоб Бог сохранил – лишь по Его доброте небесной из лесу выбрался.

– И как ты, дед, его разглядел? Ты носа своего без очков не видишь, а тут и зубы успел пересчитать!

– Вот видел, видел, как тебя! Высматривает он, вынюхивает. Говорю тебе – в тот лес не суйся, его это место. Уж если волки да медведи тот угол обходят – ясно как день, нечистое это дело. Зверь в пекло не полезет. Ты ученый человек, Семеныч, а мозгом не думаешь, но напряги-ка его – поймешь, что моя правда. Вертлявый, не подстрелишь. Я было пытался, и пса спускал – без толку; только его потерял. Убежал он, и поминай как звали. Искал, да всё напрасно…

Зимой редко кто бродил в одиночку по лесной чаще; в основном, горожане кучковались возле базы лыжного спорта с чудом уцелевшей среди неразберихи общенародного масштаба детской спортивной секцией. Бродили вдоль лыжной трассы, что вела вдоль извилистого русла узкой, но глубокой речушки; по выходным катались на санках с горки. Здесь, в этом почти забытом северном городе, сохранялась хотя бы приблизительно нормальная жизнь. Нескольким соседним поселкам повезло намного меньше – не выдержали закрытия местных предприятий – жители очень быстро оставили свои ветшающие дома, растворились где-то на Большой Земле. Теперь в опустевших избах копошились мыши, сквозь разбитые окна пробирались лисы, а по занесенным снегом проселочным дорогам шли все те же волки.

Тихая, очень тихая городская жизнь теплилась вокруг завода и площади. Лес отвоевал себе опустевший гаражный кооператив, что в лучшие годы собирал с пару десятков местных автолюбителей да вечно слоняющихся без дела пацанов среднего возраста.