Охотник на Магов 4. Среди Мертвых

Глава 1. Замысел

Папа Цимский ощутил то, чего никак не ждал при купании в личной терме.

Холод.

Холод, струившийся между пальцев, поражённых подагрой. Холод, неспешно поползший по варикозной ноге ядовитой змеёй.

Гиларий III почуял неладное. Недоверчиво приоткрыл один глаз и встрепенулся, узрев происки нечистой силы.

Праздные мысли о том, что было, есть и будет, померкли в один миг.

Всё потому, что в горячей солёной воде, словно дым, клубилась кровь. Она образовывала багровые облачка и быстро заполоняла купальню, которая стремительно начала переливаться за края.

Мурашки побежали по грузному, дряблому телу. Понятия не имея, что происходит, понтифик встрепенулся.

Он со всплеском подорвался, как ошпаренный. Вода, смешавшаяся с кровью, облепила его целиком.

Вдруг папа остолбенел и прищурился.

Его внимание привлекло нечто, тихо всплывавшее на поверхность горячего источника. Увиденное напоминало ему увесистый клубок спутавшихся чёрных волос.

За ним из купальни один за другим показывались другие – седые, рыжие, каштановые, белокурые. Они стукались друг об друга, будто гимнастические мячи, перекатывались, открывая патриарху истину…

Это были головы.

Десятки отрубленных голов, заполонивших всю терму. Перекошенные, безжизненные, но хорошо различимые лица – мужские и женские, от стара до млада.

Святой Отец не знал, что хуже: сам факт чертовщины, или то, что этих людей он когда-то знал, а некоторых – лично благословил на доблестное служение Церкви в качестве Верховного Инквизитора.

Некоторые из них служили аж за тысячи вёрст от Вечного Города.

Откуда они здесь?..

Ему хотелось кричать – надрывно, протяжно, будто маленький ребёнок, увидевший разжиревшую крысу.

Его перегнали – в соседней комнате раздался девичий вопль, преисполненный животного ужаса.

Понтифик осёкся, слыша, как в сторону термы кто-то бежит, сверкая пятками. Шлёпая мокрыми ступнями по дворцовому каменному полу.

Внутрь ввалилась голая служанка, составившая ему компанию и только убравшаяся восвояси. Ошарашенный происходящим, папа встречал её недоумённым взглядом.

Девушка в упор не видела Его Святейшество, попросту спасаясь бегством.

Увы, этому не суждено было сбыться. Преследователь не дал ей скрыться за дверью в коридор, вдогонку послав сноп голубоватой жижи.

Кислотная сфера лопнула при столкновении с кудрявым затылком, распадаясь на сотни брызг.

Оксиомантия, понял Святой Отец.

Ноги бедняжки подкосились. Она распласталась на каменном полу, сдирая с боков слоями кожу.

Ещё миг назад прекрасная в своей юности, невинности и наивности, служанка поглядела единственным уцелевшим глазом на Гилария III.

Больше половины её черепа разъело и превратило в кровавый, студенистый суп.

Жижу разбрызгало повсюду. Гранитовый пол зашипел местами, расщепляясь.

Кусок мозга, выглядывавший из-за костей, пузырился. Из-под новоявленного, изуродованного трупа подтекала ручейками кровь.

Немощный понтифик онемел, будто проглотил язык.

У него в голове не укладывалось, что посторонние сумели проникнуть во дворец Святого Самуила, в самое сердце Церкви, и подобраться к папе так близко.

Как? Но кто же это? Кто…

Ответ не заставил себя долго ждать. В терму друг за другом прошли силуэты в чёрных мантиях. Лица скрывали ребристые маски из латуни.

У кого-то капюшонах были нахлобучены черепа парнокопытных с местами обломанными рогами. У кого-то вместо этого – шкуры хищных, экзотических зверей с подвязанными на шее лапами. Как у языческих легионеров.

Еретики встали в ряд.

Глаз было не видать, но папа Цимский видел по их поджатым губам: все взгляды прикованы к нему, нагому, беспомощному и откровенно жалкому.

Из-за спин апостатов показался их предводитель – точно такой же на вид, разве что в синих одеждах. Он встал напротив понтифика и осведомился строго:

– Папа Гиларий?

Рот старика дёрнулся. Отвечать ему казалось чреватым. Но за него высказалось перекошенное в ужасе лицо.

Синяя мантия ухмыльнулся. Из рукава в его ладонь скользнул серповидный кинжал, обагрённый кровью невинных. Апостат произнёс:

– Нам надо поговорить…

Глава 2. Время на Исходе

Нижний Город начинался сразу за Портовым районом. Местные инсулы – многоквартирные дома, оставшиеся ещё со времён дельмеев – пережили несколько эпох. К Седьмой здания уже представляли собой жалкое зрелище.

То здесь, то там осыпалась косметическая отделка домов. Падала рыжая черепица. Стены колонизировала чёрная плесень. Фасады первых и вторых этажей исписали граффити: на дельмейском, лурском и, наконец, местном. Некоторые обвалились. Раньше в инсулах жили сотни, тысячи людей, теперь – нет. Если только упыри ютились.

Дороги захламило брошенными телегами. Всюду валялись останки горожан и заражённых. В свете солнца всюду кружили вороны, заунывно каркая. Чёрные птицы долго выискивали, чем бы поживиться. Когда находили, пикировали. Терзали гнившую плоть за неимением лучшего.

Былая индивидуальность городских районов сошла на нет. С падением цивилизации Саргузы стали однообразно гнетущими, опасными, отталкивающими. По крайней мере, так посчитал ренегат, судя только по местам, где был. У него в голове не укладывалось, что происходит на севере или юге Города.

Вдоль заброшенных инсул брёл Альдред, по пути никого не встречая. Повидайся он с кем-то из горожан, его запросто могли спутать с каннибалом. И совсем неважно, что из его черепа до сих пор не полез чёрный хрусталь.

Горбился. Руки повисли безвольными плетьми вниз. Будто травмировал нижние позвонки, брёл в никуда, словно гусь. Даже его шея вытянулась вперёд, а подбородок – задрало вверх. Жалкое зрелище. Но Флэй не думал о том, как выглядит. Его больше интересовало другое: как так желчно эта жизнь подшутила над ним?

Мысли вырвали его из реальности. Очевидные угрозы его завтра отошли на второй план. Благо, солнце укрывало дезертира от окрестных людоедов. У него имелось некоторое время, прежде чем тучи доберутся с моря до Нижнего Города.

Сам не свой, Альдред бубнил под нос:

– Когда?.. Ну когда я успел? Где подцепил заразу?.. Я же всё сделал, чтобы избежать этого!.. Почему я?..

Ответ лежал на поверхности, теряясь в совокупности вариантов. Ему не пошли на пользу боевые столкновения с упырями, встречи с чумными людьми. Далеко не всегда он примерял на себя респиратор Адельгейма: теперь же средства защиты нет вовсе. Вот и до него добралась эта зараза.

Голова Флэя будто свинцом налилась. Поэтому трудно было ему собрать мысли воедино. Соотнести пережитое на собственной шкуре с наблюдениями очевидцев. Он выругался под нос, остановился, утирая пот с кипевшего лба, зажмурился и произвёл умственное усилие.

Едва ли всему виной миротворцы, вернувшиеся в Янтарную Башню. Те обратились упырями в течение дня. Даже самый первый из бойцов, наверняка отличавшийся здоровьем. Стало быть, сколько бы людоед ни скакал на ренегате в тёмном коридоре, слюни его не попали на Альдреда. Ни на слизистую оболочку, ни в кожные поры.

Это касалось и всех прочих упырей, которые полегли на пути дезертира к сестре Кайе. Он им не давал подойти поближе и уж тем более себя укусить. Иначе бы и сам давно сгинул.

Целых два дня беглец держался молодцом, не испытывая никакого дискомфорта или болезненного недомогания. Он планомерно двигался навстречу судьбе, будто осадная машина, преодолевая все трудности. Тогда в его заболевании повинны вовсе не ожившие трупы, а… люди.

– Марио Валентино? – вспоминал дезертир, опустив глаза в пол. – Маттео Цанци?

Разумеется. Каждый из них имел непосредственный контакт с заражёнными. Соответственно, и миротворец, и люмпен могли запросто подцепить хрустальную чуму. Достаточно им было просто находиться в компании больных. Так и вышло. По наивности Альдред с ними пообщался тесно. Вот и нажил себе Чёрную Смерть.

– А это мысль, – заметил Флэй. Он сдвинулся с места и побрёл дальше по улице.

Мозг его отчаянно требовал объяснений. Увы. Не так быстро, ведь не всё так просто. Требовалось провести более глубинный анализ.

Им обоим было лет не мало. И хотя пожилой богатырь отличался недюжинной силой, болезнь овладела им в течение уже первых суток. Либо братья по оружию на него надышали с излишком, либо дело обстояло иначе.

Цанци жил бок о бок с заражёнными. Люмпен уж точно заболел и сам, хоть и не подавал вида. Соответственно, у него на момент встречи зараза проистекала в зачаточном состоянии. Развивалась медленно. Причины не столь важны. Однако Флэй склонялся именно к такому варианту: профессор подкинул ему чуму.

Ренегат имел неосторожность убрать респиратор, когда они с Маттео встретились. Не думая о последствиях, беглец накинулся на бродягу с тесаком. Тот исторгал зловонное, миазматическое дыхание прямо в лицо ему. Тогда дело оставалось за малым.

Эврика! Вроде как. Но и это ещё не всё.

Судьба Марио Валентино могла пролить свет на заражение Альдреда куда действеннее, чем того же Цанци. Миротворца и предателя сближало отчаяние, которое им обоим пришлось пережить. Старик слегка тронулся умом, испытал небывалый стресс, потеряв боевых товарищей. У Флэя тоже из-под ног ушла земля, едва стало ясно, что сестра Кайя убралась из Города, оставив своего воспитанника на произвол судьбы.

– Вот оно… – Дезертир нащупал истину.

Античных врачей никакая Церковь не сковывала в исследованиях. Кто как бы ни хаял язычников, нынешние доктора охотно пользуются наработками своих коллег из прошлого и с нынешнего Востока. Из их терминологии в обиход со временем вошло такое слово как «иммунитет». Сопротивляемость болезням.

Лекари предполагают, что между ней и равновесием есть определенная связь – как духовным, так и телесным. Человек, питающийся разнообразно и не претерпевающий стресс, менее подвержен заболеваниям, чем тот, кто коснулся дна во всех смыслах.

Как и Марио Валентино. Как и сам Альдред Флэй.

Дезертир неуклонно шёл к болезни уже давно. Быть может, с тех самых пор, как у Левого Клыка потонул парусник персекуторов.

В хождениях по Саргузам предатель задействовал последние внутренние ресурсы. Реалии Города не давали ему передохнуть.

Здесь не доел, там не спал – и пожалуйста. Помножить на переломные моменты жизни, коих сполна, – и вот он, лёгкая жертва Чёрной Смерти.

– Я с самого начала запорол эту партию, – проворчал себе под нос ренегат.

Жжение. Ему жгло лёгкие. Свербело в трахеях. Ни с того, ни с сего в горло поднялась чумная слизь. Пропуская воздух в дыхательные пути, вязкая жижа затрепетала. Дезертир закашлялся. Сплюнул на мостовую сгусток мокроты.

Перед глазами предстали все оттенки болезни. Зеленый студень с кроваво-красным шлейфом и чёрными вкраплениями. Харкал первый раз Альдред совсем недавно. И ведь уже всё стало на порядок хуже. То ли ещё будет, подозревал он.

Люмпен погиб не зря. Ведь перед этим выложил все три варианта, которые могут ожидать ренегата. Сам Альдред подозревал: его ждёт почти то же самое, что и паосцев из Клоаки. Постепенно беглец потеряет рассудок. Он утратит контроль над собственным телом. Его охватит морок. Из костей начнёт пробиваться чёрный минерал. Затем рано или поздно Флэй примерит на себя личину упыря и пополнит орды нелюдей.

– Без шансов, – проронил дезертир.

На глазах непроизвольно выступили слёзы. В детстве Альдред немало их пролил. На его рыдания всем было плевать. Со временем Флэй расценил это как никчёмную слабость. Подавлял в себе во что бы то ни стало. И даже когда речь зашла о неотвратимой гибели, не позволил себе расслабиться. Запретил ныть, роптать, скулить и стонать. Хладнокровно утёр тыльной стороной ладони влагу с краёв своих век.

Ещё миг назад его обуревал спазм. «Так нечестно!» – думал он, будто впал в детство. Простота душевная.

Лицо его преобразилось тут же, став каменным. Ни тени огорчения. Только холодная злоба. Реальная жизнь во всей своей полноте – далеко не про честность.

Судьба любого человека – это нелепая, бессмысленная история о несправедливостях, лишениях и стремлениях. Борьба с фатумом, обществом, самим собой, природой и сверхъестественным. Серая линия, на которую наносят белые крестики да чёрные пунктиры. Так проистекает время, бедное на события.

Не так важен конечный пункт назначения: как правило, за ним новая пустота. Сам путь – вот, что имеет значения. И человек либо проходит его, либо всё также варится в непроглядной бездне обыденности.

Отчаяние в который раз уложило Флэя на лопатки. Напомнило о том, что ренегат проиграл свою напрасную войну против мира. Ведь в нём зреет Чёрная Смерть, неотвратимый рок. Его мирские страдания рано или поздно будут пресечены.

Дезертир станет пленником заражённого тела, пока дождь, лучи солнца или выживший не обрубят его связь с реальностью. Иными словами, до окончательного покоя времени у него предостаточно.

В пору было бы упасть на Прощальную Розу. По сути, дальше Альдред мог не смотреть эту пьесу. Исход его жизни казался очевиден. Только вот предатель никогда не искал лёгких путей. Он не мог позволить себе слабость, хоть и знал, что силой ничего не решил бы. Все те годы, что Флэй топтал бренную землю, он пытался обрести счастье.

У него получалось. Но чаще это самое счастье попросту отнимали у него. Люди, случайности, сама судьба – не важно. Впрочем, не повод опускать руки.

Гадать, сколько времени осталось до превращения в людоеда, дезертир не решался. Он мог убить себя сам. Или, если кишка тонка, просто встать и дождаться орду, которая бы растащила его по кускам.

– Тоже не вариант.

Боль от рваных ран лишь подчеркнула бы его никчёмность. Жалкая, прозаичная смерть. Себя таковым ренегат наотрез отказывался считать. Чего-то да стоит всё-таки. Не для того Альдред претерпел столько страданий, чтоб всё закончилось вот так.

Отыскать лекарство он даже не надеялся. Пусть Флэй умрёт в попытке выкарабкаться, не зная, как, но это всяко лучше, чем уже сейчас на себе ставить крест.

А там – будь, что будет. Важнее всего понять, куда отныне следовать. Ибо заражённого нигде не ждут. Инквизиция, прознав о болезни, просто ликвидирует его и спишет со счетов. Выжившие будут гнать его, если им известно, как протекает инфекция. По всей видимости, среди смертных друзей у него не осталось.

Ренегат призадумался. Подсознание терпеливо дожидалось момента, когда сможет поднять на поверхность крамольную мысль: есть и другой путь.

– Я ведь могу… – начал было дезертир, как вдруг осёкся. Он заговорил о том, что до конца не понимал.

Может быть, беглец правильно оценил свою историю болезни. Но не стоило забывать об архонте. Актей Ламбезис выбрал его. Имел большие планы. Ждал тесного сотрудничества. Неважно, сам язычник одарил его заразой, либо же оставил всё, как есть, когда они встретились в последний раз. Дельмей возлагал большие надежды на ренегата и хотел, чтоб именно с ним сошёлся некий Бог из Пантеона.

Да. Пусть Альдред Флэй – это Киаф, что бы на самом деле это ни значило. Важнее всего то, что на него смотрят. Внимательно. Придирчиво. Отчасти только в руках дезертира, выберет ли его энный Бог.

Ламбезис по природе своей был могущественен. И явно более жизнеспособен, чем прочие Киафы Бога Смерти. Но Актей сжульничал, устранив других претендентов так или иначе. Хотя это как посмотреть. Он также сделал всё, чтоб Неназываемый слился с ним.

Флэй понятия не имел, кто его тёмный попутчик. Тем более не ведал, где искать прочих кандидатов. Их могло разбросать по обеим сторонам света. Жизни не хватит, чтоб перебить всех. Перед Альдредом открывался только один путь: показать Богу, что именно он – самый достойный из всех Киафов.

– Но как?.. – озадачился дезертир. Ответ пришёл, откуда не ждали.

Тяга к жизни.

Предатель должен показать свою силу, жизнеспособность и целеустремлённость. Сделать всё, чтобы понравиться Богу. Действовать хоть и интуитивно, но верно! Куда бы Альдред ни пошёл, что бы ни вытворял, всё должно быть сообразно выживанию.

Любая победа в борьбе за новое завтра. Поиск лекарства, сравнимого с иголкой в стоге сена. Отпор всякому, кто покусится на его жизнь. Вот, что приблизит Флэя к своему Богу. Неназываемый преобразил архонта почти до неузнаваемости. Быть может, и Альдреда исцелит встреча с тёмным попутчиком.

Обходными путями, но именно это Актей пытался донести до беглеца. Если, конечно, тот правильно интерпретировал его слова.

– Как мне быть? – задавался вопросом ренегат.

На борту «Сирокко» Ламбезис и так выложил перед Альдредом предостаточно карт. Флэю было только нужно вдуматься в их смысл.

Предатель знал, кто ему враг здесь и сейчас. Этого вполне достаточно. Дельмей – кто-то между соперником и союзником. Он не оставит попыток убить его, чтобы посмотреть, чего стоит любимая игрушка. Архонту – потеха, ему – лишнее испытание.

Труповод – странный человек в плаще, с которым Альдред столкнулся на Ярмарочной Площади. Без сомнения. Иначе и быть не может. На что бы ни был способен маг Смерти, от него дезертиру стоило держаться подальше.

Раз уж Актей Ламбезис едва ли причастен к восстанию магов, не стоило искать среди Культа Скорпиона себе друзей.

Их ведёт его сестра. Та самая чернокнижница, что чуть было не сцапала его в Деловом Квартале. Не похоже, чтоб она хотела его убить. Но что приключится, если он попадёт в её цепкие лапы, оставалось загадкой за семью печатями. Впрочем, едва ли Флэй хотел знать это.

В любом случае, Альдреду не стоило пережидать бурю, прячась в тенях, пока всё ни уляжется. Ему следовало нырнуть в самую гущу событий.

Горизонт их лежал на севере.

Мор мерным шагом прокатывался по Саргузам, расползаясь во все стороны, будто спрут своими щупальцами. Чёрная Смерть прирастает последними выжившими горожанами, где бы те ни были. Вот, куда медленно, равняясь на погодные условия, подбираются орды упырей.

И примерно в тех же краях лежит остров Памятный. Акрополь, где заседают остатки Корпуса. Если Культ Скорпиона преследует цель уничтожить всех инквизиторов до единого, апостаты тоже туда явятся для расплаты. Вместе с ними – и та Ведьма.

– Блестяще, – цедил сквозь зубы Флэй.

Соответственно, менять свой маршрут нужды не было. Не столь важно, выйдет он на инквизиторов до или после встречи со своим Богом. Отыщет Марго или нет. Будут его судить за предательство или дадут спокойно жить. Выберется из Города рано или поздно. Богачом или нищим. Это дела десятые.

Только встреча с небожителем имеет значение – вот, что перевернёт с ног на голову жизнь Альдреда Флэя!

Человек патологически нуждается в химерах, иллюзиях. Мечтах, будь они осуществимы или несбыточны. Важен ориентир, приоткрывающий перед ним путь. Иначе он палец о палец не ударит, сохраняя статус-кво.

Жизнь сделала всё, чтобы у ренегата не осталось выбора, кроме как идти вперёд. И он был искренне рад броситься в погоню за очередным призраком. В нём всё также зрела чума, никуда не отступая. По крайней мере, беглец начал думать, как подавить её в себе. Хоть на часок.

Он приободрился – и это главное.

Руки захлопали по перевязи и подсумку. Пальцы нащупали пузырьки со снадобьями. Самую ценную настойку Альдред беспечно отдал мёртвому профессору. Тонизирующее вылакал сам. Во всяком случае, лишних при нём не имелось.

Лихорадка ренегата не обуревала. Выпить жаропонижающее сейчас, думал дезертир, означало потратить его впустую. Поэтому откупорил противовоспалительное. В алхимии он смыслил чуть больше, чем в астрономии, поэтому подпись «Цидомиазмин» ему ни о чём не говорила. Он просто осушил пузырёк до дна – и был таков.

Солоновато-горький на вкус. Вязкий. От препарата запершило в горле. Флэй закашлялся, выплёвывая мокроту опять. Мгновенного, чудесного исцеления не последовало. Это всего лишь одна доза. Погоды она бы не сделала. Ренегат был должен отыскать ещё подобных лекарств, чтоб хоть как-то осилить намеченную дорогу.

Бросив пустую бутылочку в лужу, Альдред поглядел по сторонам. Далеко не все инсулы являли собой цельные жилые дома. У некоторых висели вывески, приглашавшие в разного рода магазины.

Их держали мелкие торгаши, предлагая нищим товары не самого лучшего качества. Богу – богово, кесарю – кесарево, иными словами. Среди них легко могла затесаться аптека. Её наполнение оставалось загадкой и вызывало сомнения.

Всё-таки часто бедняки дохли от разного рода болезней только в путь. Но Флэй не оставлял надежду, что к его приходу там останется нечто стоящее.

Альдред хмыкнул. Ещё вчера он смотрел на мародёров, как на животных. А теперь и сам вставал в один ряд с ними. Да ещё и будучи в инквизиторском обмундировании. Со стороны он видел себя посмешищем. Ходячим противоречием.

Но ничего не мог с собой поделать. С волками жить – по-волчьи выть.

Ренегат пошёл вдоль магазинов, бормоча себе задумчиво под нос:

– Как там говорят? «Не мы такие – жизнь такая»?

Мало-помалу ноги привели дезертира к порогу аптеки. «А-Фарма», гласила вывеска. Флэй усмехнулся. Мелкая торговля пестрила всевозможными названиями – от смешных и нелепых до совершенно бесхитростных. Это заведение не было исключением.

Беглец прислушался. Что удивительно, сопения упырей изнутри не доносилось. И либо твари затаились, либо спрятались от солнца где угодно, только не здесь. И всё же, надлежало сохранять бдительность. Альдред осторожно вытянул тесак и зашёл во мрак.

Его глазам потребовалось время, чтобы адаптироваться к темноте после утренней ярости южного солнца. Постепенно перед предателем вырисовывались очертания полок со всевозможными лекарствами, лотки сухих трав и целебных специй, свёртки, бутыльки, эластичные бинты и припарки.

«Недурственный ассортимент», – отмечал ренегат, шаря по сторонам взглядом.

Глава 3. Братья

Взор зацепился за ценники под препаратами. Тут же всё встало на свои места. Аптекарей в Нижнем Городе хватало, но никто из них не занимался благотворительностью. Ничего личного, просто коммерция.

За набор лекарств простой смертный здесь точно также должен был выложить половину месячного заработка. Да ещё и не факт, что поможет. Неудивительно, сколько людей забирает оспа та же самая. Заболеть – значит, умереть.

К счастью для босяка вроде Альдреда, в нынешних условиях вести торговлю невозможно. И что самое приятное, мародёры шли куда угодно, только не в сомнительные аптеки. На худой конец, против Чёрной Смерти в понимании обывателя обычные лекарства мало чем помочь могли.

В первую очередь выживших интересовали еда, оружие и надёжное укрытие. Деньги значительно убавились в цене, а остаточное общество Города почти мгновенно перешло на натуральный обмен. Разумеется, некоторых лихорадило от вседозволенности: выносили отовсюду всё, что в цивилизованном мире считалось роскошью. Но где они теперь с их безделушками?

Опомнившись от куража, мародёры тащили всё то, что можно было выгодно предать бартеру: горячительные напитки, одежда, одеяла, табак, инструменты, чай с кофе, сахар, излишки оружия, средства защиты и первой помощи.

Ренегат не ошибался: бинтов осталось кот наплакал, равно как и антисептических настоек для обработки ран. Зато всего остального хватало с избытком. Ему пришла в голову занятная мысль: стоит обнести эту аптеку, насколько возможно, чтобы при разговоре с другими выжившими иметь хоть какой-то вес. Времена нынче тёмные.

Ему пришлось некоторое время порыскать в аптеке, прежде чем он нашёл, куда складировать всё добро, какое только можно унести. Кожаные саквояжи остались без внимания, зато поясная тканевая сумка сразу привлекла его внимание.

Альдред пристегнул её поверх перевязи через плечо. Пошёл вдоль стен, сметая с полок медикаменты для оказания первой помощи, обезболивающие, жаропонижающие, снотворные, а также противовоспалительные средства.

Большая часть отправилась в сумку. А с десяток пузырьков мародёр чисто для себя растолкал по подсумкам. На тот случай, если нужно будет срочно принять какой-либо препарат. Флэй стал чуточку тяжелее, зато доволен, как слон. Если никому так и не понадобятся лекарства, у ренегата будет, чем залечивать уже собственные раны. Он и так немало пострадал, пока пробирался окольными путями к «Лазурным Фонтанам».

Улов получился на удивление богатый. Казалось бы, дезертир должен лучиться от счастья. Но не тут-то было. Снова кашель – и снова мокрота вылетает из горла, растекаясь по битому стеклу под ногами. По крайней мере, беглец понемногу стал привыкать к приступам, а интервал между ними значительно возрос. Чем не повод порадоваться?

На рефлексию Альдред не стал размениваться и поспешил выйти из «А-Фармы» под свет восходящего солнца. Глянул время и ужаснулся: расстояние, что он покрыл от борта «Сирокко» до середины Нижнего Города заняло у него несколько часов кряду.

Целых четыре. Ценных. Часа.

Конечно, по большей части Флэй просто бездельно шатался по округе, пытаясь отыскать себя среди руин и избрать новый ориентир, чтобы продолжать жить. Но если бы всё было иначе, он бы давно оставил за собой опустошённые чумой Нижние Саргузы.

Городская карта на миг всплыла перед глазами ренегата. Он огляделся по сторонам в попытке сориентироваться. Наметил для себя единственно верный маршрут.

Из Нижнего Города в сторону острова Памятного вело немало путей. Какие-то поближе, какие-то дальше. Предатель мог повернуть в сторону Ремесленного Квартала, давно прогнившего района красных фонарей, Рыбного Рынка, руин Медресе или Оружейной Мануфактуры.

Одна проблема: в тех краях всегда было валом народу. Стало быть, сейчас в тех направлениях сплошной рассадник упырей. Разумеется, Альдред мог проскочить.

Мимо Медресе, унаследованного от ларданского эмира, это было бы в несколько раз короче. Только вот безопаснее всего там – под ночным ливнем. От него предателя отделяла добрая половина дня.

Увы. Столько времени у Альдреда не имелось. Каждая минута на счету.

Лучшее, что он мог сделать, – это пройти немного дальше по улице. Буквально пару кварталов. Так бы дезертир наткнулся прямо на ворота в Герцогский ботанический сад. В простонародье – Дендрарий. Как-то раз учителя алхимии водили их туда на фестиваль цветов. Не столько чтобы развлечь, сколько нудно втолковать про растения.

Так или иначе, Флэй считал Дендрарий самым оптимальным вариантом. По меньшей мере, к его приходу внутри не должно было остаться ни одной живой души. Все, кто там работал, уже должны быть обращены в упырей или сожраны ими же. Значит, каннибалам там особо нечего делать.

Вот уж где Альдред мог со спокойным сердцем подобраться к северу Ремесленного Квартала. Оттуда, через Циановые Дворцы, – уже к острову Памятному.

Если удача соблаговолит предателю, ближе к полуночи Флэй увидит статую первого тирана.

Но перед этим, как минимум, ему придётся пройти порядка трёх лиг по одному только Герцогскому ботаническому саду. Ввиду высокого роста и длины ног ренегат шагал быстро, так что не видел в этом для себя особых препятствий.

«Что угодно, – думал дезертир. – лишь бы не играть в догонялки с упырями…»

Уж слишком сильно ренегат погрузился в думы, идя по направлению к Дендрарию. Он совсем забыл поглядывать на динамическую смену погоды. Смотрел всё время на мостовую, изредка оборачиваясь на скрип ставней, которые колыхал ветер.

Он округлил глаза, увидев, как золото сходит с мостовой, одномоментно приобретавшей обыкновенный сизый цвет. Альдред в ужасе посмотрел наверх, лишаясь дара речи. Армада туч с Тропика Водолея добралась до Города. Первые из них перекрывали солнце ещё до того, как оно доползло по небосводу до зенита.

«Мать твою…» – выругался про себя Флэй.

До его ушей отовсюду стали доноситься голоса упырей. Клёкот, рык, вопли, хрипение. Глаза заметались из стороны в сторону. Беглец искал место, где можно спрятаться. Но поблизости не оказалось ни повозок, ни каналов, ни колоколов – ничего, где можно было бы переждать наплыв каннибалов.

Бежать без оглядки предатель считал бессмысленным. Упыри повсюду. Рано или поздно его возьмут в кольцо. Твари разорвут его на части, поставив жирную точку в существовании горе-инквизитора.

Размышлять подолгу судьба ему не позволила бы. Поэтому Альдред принял единственно верное решение: разобраться со всем по ходу пьесы. Он рванул с места к ближайшей инсуле. Мог ошибаться, но вроде как оттуда никаких людоедов не слыхал.

Дезертир лихо перемахнул через выбитую витрину, попав, как выяснилось, в частный магазин спиртовых напитков, а именно – бренди. Его алкоголь интересовал меньше всего.

Флэй сначала подумывал подняться с первого этажа наверх, к черепичной крыше, где мог бы дождаться схода облака с солнца. Но в следующий же миг осознал: хуже идеи не придёт. На улицу выбирались первые упыри. Каннибалы шастали туда-сюда: либо отыскивали добычу, либо уходили в сторону севера, собираясь в орду.

Едва беглец очутился в этом магазине, он стал его заложником. Баррикадировать разбитые витрины и выломанную дверь было нечем. Разлить повсюду бренди и создать стену огня Альдред считал глупым. Слишком много времени, да и он мог задохнуться.

Взгляд шарил по полу в поисках потаённого подвала, куда в таких местах обычно сгружали запасы товаров. Дощатый пол скрывал ковёр. Глаза подвели Флэя: ими он так ничего и не нашёл. А вот нога указала на ключ к спасению. Даже сквозь ботинок Альдред ощутил кольцо-ручку предполагаемого люка в подвал.

Каннибалы наверняка почуяли дезертира и вот-вот должны были нагрянуть. Альдред сошёл с ковра, потянул его за края и отставил в сторону. Люк находился именно там, где и предполагал ренегат. С улицы доносился топот бледных ног. Чума разверзала свою слюнявую пасть.

Предатель чуть пригнулся и потянул за ручку. Никакой замочной скважины в замке не имелось, поэтому с люком проблем не возникло. Флэй приложил некоторое усилие и приподнял его. Открывшийся зев его встречал чередой ступеней, что уходил в полумрак.

Альдред мигом занырнул внутрь, затворяя за собой люк. На обратной его стороне он нашёл шпингалет и закрылся за собой. Над головой раздавались крики и клёкот упырей. Каково же было удивление каннибалов, когда они не обнаружили добычу.

С потолка от их топота сыпалась пыль. Флэй присел на грязную ступень и отдышался. Ощупал свой взмокший лоб. В его голове зрел жар, тогда как тепло отошло от ладоней. Нехорошо, понимал ренегат. Раскрыл подсумок и выудил оттуда инквизиторское жаропонижающее. Откупорил и вылакал, поставив пустой пузырёк на ступень.

Можно было выдохнуть. И теперь – уж точно.

Передохнув маленько, дезертир осторожно приподнялся на ноги. Начал мерно спускаться вниз, на цокольный этаж инсулы. Упыри никуда не уходили, отчаянно обнюхивая каждый угол здания в надежде отыскать Альдреда. Во всяком случае, клёкот их стал затухать, превращаясь в неясную мазню из будто бы утробных звуков.

Цоколь встречал незваного гостя лёгким полумраком. Из мелких оконцев, что выходили прямо на мостовую, сквозил тусклый свет: резко установилась пасмурная погода. Флэй не переживал за это. Могло статься так, что уже днём польёт дождь. А подвал – не самое плохое место, чтобы дождаться непогоды.

Его напрягало другое. Здесь действительно, куда ни плюнь, стояли бочки с кранами да пустые бутылки для розлива бренди. Но не только. Чуть поодаль, прямо на полу у камина положили три спальных мешка.

Рядом высилась горка заготовленных дров, а также вязанка поленьев и колун, вбитый в небольшую колоду. В очаге до сих пор остывали угли.

Сюда вынесли обеденный стол. На столе стоял кувшин. Три глиняные чашки. Три ложки. По вилке на каждого выжившего. Под потолком висели копчёные свиные ноги. Явно сворованные из мясной лавки.

Ослу понятно, это место кто-то облюбовал и обжил, как полагается. Понял и Альдред. Вот только незваный гость чересчур поздно заметил, что тут не один.

«Вот и допрыгались…» – подумал Флэй, в миг растеряв свой боевой задор.

Непроизвольно рука потянулась к тесаку. Пальцы только нащупали край рукояти, когда слух оцарапал чей-то высокий голос.

– Ты кто такой, мужик?! – взвизгнул кто-то.

Ренегат обернулся туда, откуда к нему обратились. Развернул тело. Из-за деревянного стеллажа, под завязку забитого тёмными бутылками бренди, выскочил щуплый парнишка примерно возраста Флэя. Сопляк не по возрасту, а по выдержке. Альдред бы легко с ним справился, если бы не одно жирное «но».

Юноша наставил на него аркебузу – и не абы какую. Колесцовый замок. Оружие готово к выстрелу и может погубить в любой момент. Что хуже, чёрное дуло было направлено прямо в грудь предателя. Парнишка стоял на достаточном расстоянии от незваного гостя. Только предатель дёрнется – и тут же схлопочет пулю.

Дезертир посчитал нужным сгладить углы и чуть приподнял руки в попытке увещевать законного хозяина подвала:

– Не кипятись, приятель, я тебе не наврежу.

– Оглох, сука? – взревел юнец, обхватив аркебузу поудобнее. Хотя, скорее, дал петуха. – Я тебе сказал, назовись!

Флэй изо всех сил старался сохранить самообладание. Не дать себе обмануться. Это всего лишь напуганный мальчишка, никого никогда не убивавший. Он увидел страшного солдафона из Инквизиции, вооружённого до зубов. Или кого-то, на него сильно смахивавшего, раз в его убежище тот заглянул в одиночку.

Ренегат и мальчишка не сводили друг с друга глаз. Один изучал другого.

Перед собой дезертир видел худощавого молодого человека с тонюсенькими руками и ногами, больше напоминавшими лыжные палки. Раза в два уже в плечах, чем сам незваный гость. Правда, здесь это никакой роли не играло. У кого ружьё, тот и силён.

Судя по богато расшитой одёжке, пацан здесь или работал, или являлся сыном держателя магазина. В его карих, мечущихся глазах Альдред видел: парню доверяли разве что наполнять бутылки, но не более того. Небрежные волнистые волосы лезли ему на кустистые брови. Легкомысленный, без царя в голове, за собой не следит.

Слаб телом, слаб духом. Опаснее человека с аркебузой не придумаешь.

– Успокойся, – призывал его Флэй и указал на себя: – Меня зовут Альдред. Я отбился от своего отряда. Просто пытаюсь выжить. Как и ты.

– Заткнись, ушлёпок! – рявкнул на него юноша. Видать, услышал предостаточно. Пацан сделал резкое движение ружьём, отгоняя от себя визави. – К стенке прижался. Живо! Или я по ней твои мозги размажу!

«Конченый сукин сын», – подытожил ренегат.

Неважно, инквизитор он или обычный бандит. В первую очередь, Флэй для него – незваный гость. Угроза, как ни крути. Надеяться на благоразумие мальца не стоит. Каждый сам за себя. Таков закон джунглей. Каменных – в том числе.

Альдред был вынужден повиноваться. Прощальная Роза шваркнула лезвием об кирпичную кладку. Ренегат понимал: это место вовсе не безопасно. Даже если пацан и не собирался его убивать, обдерёт его до нитки и под дулом аркебузы попросту выставит наружу, прямо в объятья упырей. Допустить этого было нельзя.

Украдкой Флэй ощупал пальцами рукоятку метательного ножа. Он выждет момент и, когда пацан будет меньше всего ожидать его трюка, неприятно удивит его. Как вдруг столы перевернулись в очередной раз.

Парнишка был тут не один. Он чуть наклонил голову, ласково обращаясь к кому-то за своей спиной:

– Младший! А ну выходи! Топор прихвати!

В тот же миг для ренегата всё стало понятно. Ненароком дезертир нагрянул в убежище целой семьи. Кто-то из родственников – скорее всего, отец – отлучился за припасами, но не вернулся. Люк оставили открытым, потому что ни за что бы не услышали прибытие третьего сами. Ковра должно было быть достаточно.

Из-за стеллажа показался ещё один, шалопай лет четырнадцати. Такой же тощий, доморощенный. С топориком в руке малец выглядел ещё более нелепо, чем его брат с аркебузой. Хуже обезьяны с бомбой только две такие. Альдред шумно выдохнул: если он сейчас же что-то не предпримет, здесь его путешествие и закончится.

Что хуже, из дыхательных путей в горло снова поднималась проклятая мокрота. Жаропонижающее ушло в никуда. У Флэя вновь поднялась температура от напряжения.

Второй с недоумением взглянул на незнакомца, затем перевёл взор на старшего брата и озадаченно поинтересовался:

– А батя где?

– Нет его пока, братишка. Скоро вернётся. И не обрадуется, если обнаружит здесь незваного гостя. От него нужно избавиться, понимаешь? Ему доверять нельзя.

Судя по всему, Альдред первый, кто подобрался к ним там близко. Что бы ни приключилось в их семье до этого момента, к другим выжившим они не были расположены от слова «совсем». Тем хуже – что для Флэя, что для них самих.

Отрок подумал с полминуты и спросил брата:

– Что предлагаешь?

– Его пожитки нам пригодятся. Это удача, не находишь? – усмехался старший. А голосок-то дрожал. – Вытряси из него всё, что есть. Лишним ничего не будет.

– М-мы убьём его? – неуверенно выдавил из себя младший.

– Да на кой он сдался?! – вспыхнул тот. – Не-а. Пусть валит. А барахло оставит.

Этого ренегат и боялся. Слепо веря в благоразумие хозяев подвала, он обратился к ним мягко в очередной раз:

– Послушайте, ребята. У меня есть лекарства. Я могу поделиться. Просто дайте мне переждать волну, и я уйду.

– Ты чё, мудила, совсем тупой?! – взъерепенился старший. – Мы у тебя всё заберём, понял? Стой на месте, а не то будешь свинец жрать! Младший, ну!

Его братец, не выпуская из рук топор, направился к Альдреду. Из-за плеча младшего выглядывал старший, готовый в любой момент выстрелить. Флэй выдохнул, по-настоящему ощутив патовость всей ситуации. На выдохе у него засвербело в горле.

И тут же начался приступ кашля. Мокроту вытолкнуло в ротовую полость.

– Он заражён! – завизжал в ужасе старший, в миг осознав, какие проблемы свалились на головы их семьи.

Младший попятился назад, округлив глаза. Его брат уже почти нажал на спусковой крючок. Но тут инициативу ловко перехватил дезертир. Он метнул нож в хозяина подвала. Лезвие пробило кадык насквозь. Из рук парнишки выпала аркебуза. Тот схватился за горло, захлёбываясь кровью, попятился назад. Сделал пару шагов и рухнул, встряхнув ногами в замшевой носатой обувке. Паралич не заставил себя долго ждать.

– Брат! – заверещал последний.

Подросток ощутил небывалый прилив ярости. Начал остервенело махать перед собой топором в попытке зацепить незваного гостя. Альдред не отказывался от танца. Уворачивался, как мог, попутно вынимая из ножен тесак.

Топор попадал куда угодно, только не по Флэю. На пол падали бутылки, разбиваясь в дребезги. Стеллаж опрокинуло набок в суматохе. Грохот битого стекла оглушал. Но ни младший, ни ренегат не пострадали до сих пор.

В какой-то момент предатель подловил мальца. Резко подорвался с места к нему. Схватил за плечо. Тесак показался из ножен. Альдред вогнал клинок в шею парнишки. Жар вновь отяжелил голову. Стало дурно. Больно. Плохо. Тошно.

Тот дёрнулся, хрипя. Умирал на руках незваного гостя. Флэй строго смотрел на подростка. Взгляд мальца потух.

В голове роилась тысяча и одна мысль, но ренегату было нечего сказать умирающему. Беглец считал, что ненароком вляпался в по-настоящему нелепую историю.

Брызнула кровь. Она попадала на клинок. С клинка – облепляла руки. Ноги уже не держали младшего. Ощутив вес юного тела, Альдред вытянул клинок и отпустил мертвеца. Тот рухнул рядом со старшим братом. Почти внахлёст.

Горе-стрелок не шевелился. Глаза его оставались открыты – не моргнуть. Постепенно краснели от лопавшихся капилляров. Кожа приобрела болезненный синеватый оттенок.

В их сторону полетела мокрота, выплюнутая, будто пуля из дула, с презрением.

Флэй выдохнул, но не получил облегчения, на которое рассчитывал. Нет, его не мучила совесть, что он принёс горе в чужой дом: если бы его слушали, ничего дурного бы не произошло. Ренегата мутило совсем по иной причине.

Дезертир оглядел себя и ужаснулся. Из его бедра торчал топорик младшего брата. Вот, что он тогда почувствовал. Не усиление чумы, а удар. Альдред округлил глаза.

Рана плевалась кровью. Та змеилась по ноге, пачкала штанину, образуя отчётливые багровые пятна. Было сложно сказать, задел ли топор кость или жилы. Ясно одно: ненароком сопляк сильно подгадил незваному гостю перед смертью.

Нога постепенно немела. Флэй приложил усилие, чтобы доковылять до стола. Каждый шаг давался с трудом. Боль рикошетом уходила в голову. Альдред не то выл, не то ворчал, не то скулил.

– Всё в порядке. Главное, не торопиться. Главное, не вынимать… – Ренегат зажмурился от прилива боли, затем прошипел: –… сраный топор!

Рухнул на стул. Смахнул пот со лба. Начал судорожно доставать из тканевой медицинской сумки всё необходимое.

Особого опыта в оказании первой помощи не имел. Судорожно вспоминал уроки, которые им давали в учебке. На столе разложил медикаменты. Осушил пару пузырьков обезболивающего, пока готовил хирургическую крючковатую иголку и продевал через ушко нитку. Прокалил металл углями, что подобрал чугунным совком.

Со временем самочувствие стало получше, но ненамного.

Увы, впереди Альдреда ждало самое неприятное. Хуже всего то, что если хоть где-то он просчитается, то умрёт. Если не сразу, то впоследствии. Как любил поговаривать Никколо Гараволья, «сепсис». Никто никогда не отменяет заражения крови.

Но сперва было нужно кое-что уладить. Руки потянулись к топору. В преддверии невообразимой боли Альдред стал тяжело дышать, до последнего оттягивая момент. В его голове установилась могильная тишина. Как говорится, перед смертью не надышишься.

Рывок!

Упыри, что оставались в инсуле, переполошились. Подвал наполнил душераздирающий крик.

Глава 4. Зов

Ауксилия повстречала архонта в Ремесленном Квартале. Скат Селевка чётко отследил передвижение предателя. Стон его опускался на землю с небес. Виверны поспевали слепо за ним.

Бойцы начали что-то подозревать. Но ни один из них не понял до конца, в какую передрягу вляпался. Кроме Селевка.

Завидев некромантов, Актей остановился. Оглядел семёрку воинов Смерти, улыбнулся надменно и бросил лично превентору:

– Не справился сам, и привёл подмогу? Выйди вперёд, мальчишка, не прячься за их широкими спинами.

Селевк оскорбился до глубины души. С места не сдвинулся, не поддаваясь на провокации. Да, он выглядел молодо, хоть и прожил полторы человеческие жизни.

Это значительно меньше, чем остальные ауксиларии. Те успели тысячи лет разменять в землях за Экватором.

Но и он сам пробыл на свете всяко больше, чем юный Ламбезис. Будь он все ещё простым смертным. Естественно, разум архонта слился воедино с сознанием Бога Смерти.

– Мы здесь, чтобы вернуть всё на круги своя, – выйдя вперёд, заговорил магистр. Тон источал решимость. – Архонт. Где мощи Неназываемого?

Ламбезис прошёл ещё пару шагов к Ауксилии. Некроманты обнажали оружие из биомантия, готовые зарубить его, если приблизится ещё хоть немного. Металл шевелился, отзываясь на манипуляции хозяев.

Они рвались в бой. Все, кроме Галактиона. Секира предводителя смотрела лезвием в пол. Селевк также не спешил.

Киаф Бога Мёртвых покачал головой, почувствовав страх труповодов.

– Боюсь, вы опоздали, господа, – угрюмо заявил Актей.

Рядом с ним из ниоткуда всплыл полупрозрачный образ Неназываемого.

– Уже? – встрепенулся Селевк, выдавшись вперед. – Так быстро?..

– Саркофаг пустует несколько дней к ряду, – продолжал изменник, потешаясь над преследователями. – Прах божьих костей облепил моё тело. И теперь мы единое целое. Во веки веков. Ничто не разлучит нас. Даже смерть.

Галактион стал чернее тучи. Остальные некроманты померкли. Только сейчас они начали понимать, что могут и не вернуться обратно в Дельмейский Деспотат. Ауксиларии прилетели на убой, раз уж Вознесение архонта уже случилось.

Не живы и не мертвы, воины Смерти не ведали чувств тех, у кого бьётся сердце в обычном ритме. И всё же, некое подобие ужаса пленило их рассудок, сдавливая, будто в тисках. Выступить против Бога даже им казалось проигрышным заведомо.

Превентор сопротивлялся гнетущему порыву, ища поддержки во взгляде магистра. Галактион понимал шаткость их положения гораздо больше, чем кто-либо. Надеяться на него не стоило.

Раннее утро портилось буквально на глазах. Неровен час, над Саргузами вновь установится пасмурная погода, и кадавры выйдут на охоту.

Но пока гнойно-жёлтый свет бил архонту в спину. Пёк бледную кожу. Его белые волосы сияли и искрились, напоминая божественную ауру. Даже к избраннику Неназываемого это было вполне применимо.

Бог Мёртвых разжал свои жуткие зубы. Его голос и голос Киафа слились воедино.

Прародитель некромантов обращался к Ауксилии с позиции силы. Всё равно, что строгий отец к нерадивым детям:

– Что я вижу перед собой? – Неназываемый говорил гулко и в то же время угрюмо, испытывая неподдельное разочарование.

Тело Ламбезиса совсем не двигалось.

Актей стал не более, чем глашатаем божественной мысли. Бог выплескивался за пределы избранного им сосуда.

– Горстка побитых дворняг, загнанных в угол. И больше всего меня печалит, что такая участь вам по душе. Те, кто был до вас, – те, кто служил лично мне, – знали порядок вещей, своё место в мире и не боялись его защитить. Они были по-настоящему могущественны. А вы? Жалкие приспособленцы. Пугливые слуги никчёмных царьков. Отнюдь. Вы не лучше глистов, роющихся в куче дерьма. Ауксилия… Звучит нескромно. Даже громко – про копну бесполезных червей тем более.

В выражениях Пантеон никогда не стеснялся. И ведь Прародитель среди них был наиболее скупым в речах.

Правда Неназываемого жгла уши и глаза некромантов. Тот же Селевк прекрасно знал о лучших временах в истории предшественников. Они всегда стояли особняком среди всех прочих магов подобно Прародителю в Пантеоне. Потомки его одной рукой дарили Смерть, а второй преподносили Жизнь в новом, тёмном свете.

Ауксиларии даже близко не были так способны. Их удел – расплёскивать эфир и вести в бой безвольные куклы, набитые мертвечиной. Во славу базилевса или того, кто стремится им стать. Униженные, сломленные, податливые и послушные. Зато уцелели. Ценой достоинства и утраченной силы, которую мог привить лишь Неназываемый.

Ветвь некромантии встретила свой закат, когда Бог Смерти бросил вызов Пантеону. Его удалось остановить, но дорогой ценой. То, что уже мертво, невозможно убить. Неназываемого заточили в темнице на многие века. Верных ему труповодов истребили. Прямых наследников – тоже.

Помиловали только кучку отщепенцев, готовых служить в интересах росшей империи. Гориды уцелели, но лишь потому, что, кроме них самих, никто и понятия не имел об их причастности к Богу Смерти. Последствия наступили спустя многие годы.

Сейчас.

На предков Актея Ламбезиса ни Боги Пантеона, ни их наместники в лице императоров никогда не обращали внимания. Они были рядовыми вельможами в бедном краю гордых горцев, который дельмеи колонизировали в придачу к более богатым регионам. Рамхида расцвела при Горидах, создавая существенную прибыль для деспотов.

Со временем они стали править по обе стороны Давазских гор. Всех это устраивало: налоги шли, в их дела никто не лез без должной необходимости. Ламбезисы были всегда на виду, хотя их личные дела оставались в тени. Узнай об их родословной многим ранее, Неназываемый так и остался бы спать в Тропике Водолея. Но увы.

Рассуждения Бога Смерти глубоко ранили магистра. Галактион застал погребение Прародителя, он же и преобразовал Храм Костей в Ауксилию, сохранив часть адептов гнилой ветви. У него было своё представление о правде, пусть и навязанное. И он не хотел, чтобы Неназываемый затуманил мозги его последователей.

Галактион был бесконечно верен венцу деспотов. Не питал иллюзий насчёт мятежного Бога. С приходом Седьмой Луны Пантеон проснулся и преумножил былую мощь. Деспотат справится и без него. Малой кровью.

– Довольно пустых разговоров! – Магистр выступил против того, кому был обязан своим тёмным даром. – Актей Ламбезис! Архонт, я обращаюсь к тебе!

Бог Смерти оскалился. Молчаливый по природе своей, говорил он нечасто. Потому и ненавидел, когда перебивают. Неназываемый поплыл за спину Киафа, взял его за плечи, уставившись на свой позор в лице Галактиона.

Изменник посмотрел на предводителя ауксилариев исподлобья.

– Ты ничего нового не скажешь мне, – уверенно бросил ему Актей и выплюнул с презрением: – Пешка!

Каждый в Ауксилии понимал, чем обернётся разговор. И всё же, никто не проронил ни слова, оттягивая неизбежное. Так спокойнее. Галактион об этом даже не задумывался, и превентор это знал.

Учитель всё также смотрел на архонта, как на простого смертного из плоти и крови. Пытался пробудить в нём то человеческое, что осталось.

Селевк не стал противиться, лишь мысленно настраивал себя на худший исход. Он отказывался верить, что Киаф, уже вкусивший божественной мощи, отречётся от своего предназначения. Безумцам не писан закон, общий для всех. К морали они глухи.

– В погоне за мощами Неназываемого ты потерял всё! – начал магистр строго, вставая боком.

Его пальцы ощупывали позвонки, являвшие собой древко секиры. Биомантий рвался из рук в бой.

– Кроме тебя и твоей сестры никого не осталось.

– Ошибаешься, магистр, – покачал головой Ламбезис.

Потеряв единицы, он приобрел сотни. Тысячи. А со временем число легко могло перерасти в миллионы. Войско, которое не победить. Войско, которое очистит от скверны весь прогнивший мир.

– Базилевс распорядился стереть Горидов с лица земли. Мы повиновались, как и всегда. Ты изгнан из Храма Бурь.

– Шайка прихлебателей, – высокомерно отозвался архонт.

Жрецы изнежены изобилием. Они погрязли во грехе. Наоборот, Актей был рад, что больше не имеет отношения к хиреющим потомкам «лучших среди магов».

– Больше ты не властвуешь над Рамхидой.

– Это пока.

Власть приобретается и теряется. Архонт – человек, от природы одарённый и заточивший свой ум в лучших мусейонах Деспотата. Он понимал это даже больше, чем многие базилевсы. Его новая вотчина – Саргузы и прилегающие территории. Придёт час триумфа, и весь обновлённый мир будет чествовать его как нового владыку. Светоча, показавшего новый путь обеим половинам Осфена.

Голос Галактиона становился всё злее, отдавая скрежетом стали.

– Твоя семья перебита. Ваши имена вычеркнуты из истории мира. Ты больше не муж своей жене, не отец своему сыну.

– Я был готов на эту жертву с самого начала!

Любовь для потомственного аристократа – пустой звук. Брак по расчёту с ней не имеет ничего общего. Его жена стала просто придатком к его семье. Выгодным приобретением, не более того. А ребёнок от этой женщины, по разумению Актея, – самый никчёмный способ оставить след в мире.

Он был нацелен его пошатнуть, перекроить, сделать по-настоящему слаженным. А семья, дети – удел тех, кто неспособен на большее. Тех, кто готов уйти в никуда тихо, отдав свою жизнь на заклание ради шансов потомков на лучшую долю. Ламбезис видел в наследниках не больше, чем прихоть. Ибо знал: он изменит саму Жизнь. Это главное.

Истинный катарсис для него лежал в совершенно иных плоскостях. Вот, что роднило изменника с мятежным Богом особенно. Вот, почему Пантеон и его последователи страстно желали его уничтожить.

– Фамильный склеп, где покоятся твои предки, разрушен до основания. Твоё имение обратилось в пыль. Виноградники сожжены. Твои богатства перешли в казну Империи. Твои рабы отпущены на волю. Твои воины легли костьми. А когда Иоланта испустит последний вздох, ты останешься один против всех.

– Наивный вырожденец, – глумливо бросил Актей Галактиону. – Мертвецам плевать, что после них происходит на бренной земле. Базилевс лишил меня мирских благ, но взамен я приобретаю власть над всем сущим. Разве ты этого не понял?

Лицо магистра окаменело. Предводитель ауксилариев вздохнул, сжал древко секиры до судорог в пальцах.

– Этому не бывать, – сказал Галактион, как отрезал. – В тебе не осталось ни капли благоразумия, Ламбезис. Тебе плевать на мир. Личные амбиции – всё, что тебя волнует.

– Ничтожество, – усмехнулся Киаф. – Ты дышишь воздухом Осфена столько лет, но до сих пор не заметил противоречий, которыми он полнится. Граст показал мне, где надломился мир, и я прозрел в один миг. Я наведу порядок. Настоящий.

Селевк осёкся. Его учили бояться даже помыслить об имени Прародителя. Когда он его услышал, то по мертвецки бледной коже его пошли мурашки. Будто у обыкновенного, полноценно живого человека.

– Ты перечеркнешь все эпохи! Бывшие и грядущие! – сорвался магистр.

– Говоришь о том, чего не знаешь, – заметил изменник. – Тебе это не дано. Тебе не дано понять, я нечто большее, чем сын своего отца. Больше, чем человек. Не просто правитель Рамхиды. Я новатор. Я освободитель. Я архитектор нового мира. Я – отражение Бога Смерти, что поднимает из земли саженцы слаженной жизни. Я задаю порядок.

– Нет! – возразил Галактион, закипая от гнева. – Ты всего лишь умалишенный дворяшка, дорвавшийся до всеобъемлющей силы Прародителя. Думаешь, что управляешь ей? Нет! Она управляет тобой! Потому что ты слаб, ты не больше, чем простодушный смертный, как все прочие! Удобный сосуд. Поэтому ты угроза…

– Я – спасение, – нагло поправил его Ламбезис.

– Ты слился с Неназываемым. Здесь твоя жизнь окончена. Мы отрежем тебя от Бога Смерти. От тебя ничего не останется. Ни в Осфене, ни в Аиде, ни в Эребе. Нигде!

Фантом выплыл из-за спины архонта.

– Смелое заявление, – хмыкнул Актей. – Сыпь угрозами, сколько угодно…

Он осмотрел поочередно всех ауксилариев. Обошёл Галактиона стороной. Заострил внимание на Селевке, который выглядел более взвинчено, чем остальные. После этого улыбнулся лукаво и прояснил:

– Да только условия здесь выставляю я. Пора бы это понять.

Превентор убрал глаза в сторону, не выдержав тяжелого взгляда Ламбезиса. Тот зрел ему прямо в душу, тонко ощутив червоточины на её поверхности.

– У вас только два пути, Ауксилия. Вслушайтесь в то, что я говорю.

– Кем ты себя возомнил, гнусный… – начал было Галактион.

– Закрой. Рот. – Актей отчеканил эти два слова, разговаривая с ним, как с бесправным рабом.

Магистр подавился собственным языком, опешив от приказного тона Киафа.

Ауксиларии начали мерно приближаться к изменнику. За ними поспешал учитель.

– Подлый изменник, – прошипел Галактион, обхватив секиру поудобнее.

Селевк же стоял там, где и был. Просто наблюдал за развитием событий. Он всё это время молчал, не вмешиваясь. Вспоминал поединок, приключившийся между ним и архонтом. С тех пор схватка не покидала его мысли. Превентор выжил, но едва ли для реванша бок о бок с некромантами. Он тоже своего рода узрел истину. Истину, озвучить которую в Ауксилии значило лишиться жизни в Посмертии.

– Выбор за вами, – невозмутимо продолжал изменник. – Я уничтожу вас – не моргну и глазом. Ваши души отправятся в Аид на корм демонам. Я не дам вам сгнить в сырой земле Саргуз. Я выжму все соки из ваших костей и эфира, что их наполняет. Повлиять на это вы не сможете, ведь покойникам не подвластны их тела.

– Не посмеешь! – взревел остервенело Галактион. – Тебе не одолеть нас!

Ламбезис ответил ему снисходительной улыбкой. Некроманты приближались, но его это волновало мало.

– Труповод понятия не имеет, что испытывает мертвец у него на ниточках. Но я предоставлю вам эту возможность. Навряд ли вы обрадуетесь такой участи, – рассуждал он. – Если кто-то хочет от своей судьбы чего-то большего, сейчас самое время действовать. Спросите себя, некроманты, какой удел вам милее – терпеть ошейник на привязи у архонта или влиться в новый мир, как хозяева?

Превентору далось не легко, но он приложил волевое усилие и последовал за своим учителем. Обнажил меч. Сколопендра зашевелилась, щелкая хелицерами.

На рукояти сошлись воедино две ладони. Он собирался нанести решающий, фатальный удар. Доказать в первую очередь самому себе, что чего-то стоит.

– Осталось ли у вас достоинство? Готовы ли вы сбросить оковы и последовать за своим Прародителем? – обращался к некромантам Актей.

Архонт видел их всех, но смотрел только на одного. В первую очередь, его интересовал Селевк. Тот во всей красе узрел силу Бога Смерти, пока дожидался в Саргузах других ауксилариев. Он не мог не подивиться тому, что несёт в себе моровое поветрие. У него было время призадуматься над тем, куда ведёт его дорога, навязанная Дельмейским Деспотатом. Лёд тронулся – и это оказалось в порядке вещей.

Действительно, Ламбезис не прогадал. Он хорошо разбирался в людях. Видел насквозь что Селевка, что Альдреда. Оба они неволей влились в игру, которую затеял избранник Неназываемого. И что первому, что второму в ней отведены особые роли.

Но Актей лишь нанёс превентору первый удар. Броня молодого некроманта ещё не раскололась окончательно. Он должен был закончить начатое. Поэтому заговорил опять:

– Я спрошу ещё раз, готов ли ты принять свою судьбу?

Селевк знал, обращаются именно к нему.

Пока он шёл, перед его глазами проносилась вся его долгая жизнь. Никогда прежде превентор не смотрел на неё под таким углом.

Ему было привычнее соответствовать постулатам Ауксилии. Мнить себя причастным к незримой силе, что прямо влияет на дальнейший ход истории дельмеев. Участвовать в переворотах. Свергать и садить на трон базилевсов. Просто быть и совершенствовать себя в ожидании напасти, которая всё-таки пришла в Осфен.

Но когда она всё-таки явилась, тут же вскрылась неудобная правда. Её озвучил сам Неназываемый Бог. Устами Киафа, которого тот избрал. Ненависть, копившаяся уже век, дала о себе знать. В самый неподходящий для Ауксилии момент.

Селевку никогда не давали выбора, как и куда ему идти, – только указывали. Никто ничего не предлагал ему. Кроме Ламбезиса.

До конца превентор не понимал, что именно готовил ему архонт, но подозревал: туманное будущее может избавить его от груза на душе.

Преобразить его. Сделать сильнее. Из послушного орудия в чужих руках – в полноценного некроманта. Наследника Прародителя.

Шанс встать на замену Галактиону Селевк потерял, разочаровав Ауксилию. Зато самого Неназываемого Бога он умудрился заинтриговать. Не стоило это игнорировать.

Пришла пора принять судьбоносное решение. Селевк не стал колебаться. Актей видел это, плотоядно улыбаясь. Превентор зашёл резко за спину магистра и нанёс удар.

Меч из биомантия высунул остриё из торса Галактиона, пробив грудную клетку насквозь. Бурая кровь заляпала мостовую. Глава ауксилии задёргался, испытав жгучую боль, которую давно позабыл.

Сколопендра зашипела, дробя хелицерами грудную клетку. Перемалывая живой доспех. Задрыгала конечностями, разрывая внутренности некроманта.

Остальные остановились, глядя на предательство в ужасе.

– Глупец, – сорвалось у магистра с синих губ.

А Селевк лишь произнёс тихо:

– Я готов…

Глава 5. Нет Пути Назад

Некроманты скорее мертвы, чем живы. Кто, как не Бог Смерти видит нежить насквозь? Прародитель знал их поимённо, видел от колыбели и до сего момента их судьбу, ознакомился с их характерами, чаяниями, опасениями.

Слабым звеном в семёрке ауксилариев оказался Селевк. Остальные, как выяснилось, куда меньше расположены к критическому мышлению, попросту плывя по течению. Надежд как таковых те не подавали, магистр ставил разве что на превентора как на своего преемника. И раз уж перспектива сорвалась, Неназываемый оказался тут, как тут, чтоб забрать себе труповода горяченьким.

Ауксилия впала в ступор, будто скот перед телегой. Ламбезис не стал ждать, пока те опомнятся. В венах Киафа забурлил эфир. Из-под пальцев начали вылетать лиловые искры, концентрируясь в дугу всеразрушающей порчи. Он направил потоки энергии на близ стоявших некромантов.

Тех отбросило чуть назад. Некроманты вопили. У одного разъело половину лица, куски мяса, загнивая и тая в кипящий бульон, стекали на шею, оставляли ожоги. Второму повезло больше: разве что доспех из биомантия покрылся струпьями да голову ушиб.

Затем Актей материализовал из Аида свой посох, будучи во всеоружии. Как раз вовремя. С криками на него обрушивались некроманты, яростно атакуя.

Архонт виртуозно танцевал, отражая вражеские удары. Древко при соударении отводило в стороны двуручный клинок, моргенштерн, копьё и глефу. Прочие ауксиларии надвигались на Селевка.

Предатель испытал нечто вроде катарсиса.

В вероломный удар он вложил все проглоченные горечи, которые ему доставил магистр. Бытность некромантом стёрла простые человеческие радости, сделав недоступными. Маска апатии к жизни треснула. Никогда прежде Селевк не чувствовал себя таким счастливым. Ему хотелось верить, что дальше будет ещё лучше.

Что мертво, уже не убить. По крайней мере, так просто. И Галактион сознанием ещё оставался в давно подгнившем теле. Один удар его разве что лишил дееспособности. К нему Селевк думал вернуться потом. Мятежник вцепился в наплечник магистра и вырвал из него живой меч, валя лицом на мостовую.

К нему подбирались два бывших брата по ветви. Один с шипастым молотом, второй – с двуручным клинком-пилой, чьи зубья гуляли вдоль лезвия. Селевк знал этих некромантов, как облупленных. Впрочем, это было обоюдно. Предатель решительно переступил через израненного учителя и вышел к ним. Сколопендра сложилась в меч.

Дожидаться первого удара не стал. Он сам нанёс его, сверху-вниз обрушивая на саблю сколопендру. Тем временем Галактион постепенно приходил в себя, отползая чуть в сторону. Пораженные порчей некроманты поднимались на ноги, шатаясь. Магистр стиснул зубы и поглядел на небеса, где между собой степенно сливались облака.

Виверны были тесно связаны с сознаниями наездников. Они расценили ската, как угрозу, но тот заблаговременно ушёл от них в сторону. Зверь Воздушного Океана ухал, поднимаясь всё выше – туда, где холоднокровные твари не сумели бы его достать. И тогда крылатые ящеры ушли в пике, натравленные на Ламбезиса и Селевка.

Солнце медленно, но верно оставляло Саргузы на растерзание кадаврам. Некроманты понимали это. Им нужно было торопиться, если они хотели выполнить миссию и вернуться домой. В противном случае, не сносить им головы.

Упыри уже выбирались из сухой тьмы заброшенных домов наружу. Их клёкот слышался отовсюду, где установилась для них спасительная тень небес. Появление их на этом участке Ремесленного Квартала оставалось только вопросом времени.

Считанных минут.

Архонт заблаговременно услышал рёв приближавшихся ящеров. Хитрый замысел мгновенно созрел в его голове. Он опустил посох одному из оппонентов на стопу, дробя кости и пробивая жилы. Тот гаркнул. Киаф выбросил вперёд руку. Ладонь растопырило. Электрический заряд собрался в молнию. Шок прокатился по телу труповода. Ламбезис огрел его древком по шее, валя на спину. Оставалось ещё двое израненных.

Некромант слева чуть остановился, выманивая из Аида неупокоенные души. У его ног разверзся портал в Абстракцию: черная дымящаяся лужа, из которой поднимались руки фантомов. Труповод рывком подался вперёд, натравливая призраков на Актея.

Киаф крутанул в руке посох, эмитируя перед собой эфир. Вспышки порчи отразили удар – и тут же рой чёрных духов обратился в ничто. К изменнику поспешал ещё ауксиларий. Рыча, воин Смерти нанёс удар моргенштерном.

Промазал. Физически развитый, Актей ушёл от него запросто. Моргенштерн вдребезги расколол мостовую у его ног. Ламбезис метнул вперёд руку. Обхватил голову некроманта, нагнетая эфир. Между тем из-за спины Киафа выплыл Неназываемый. Силуэт мятежного Бога стал надвигаться на второго.

Магия Смерти рвалась по капиллярам к пальцам Ламбезиса. Изменник улыбался своей жертве. Но в непроглядно чёрных глазах было не разобрать лукавства, что на того ниспосылал он. Его ногти вошли в череп некроманта, как в вязкий мёд. Тут же наружу вырвалась бурая, перебродившая кровь.

Ауксиларий заверещал, как резаный. Глаза его вытекали на лицо, как содержимое яйца из скорлупы. Мозг сварился в черепной коробке, больше напоминая плавленый сыр. Он стал вытекать из ушей. Но на достигнутом Ламбезис не останавливался.

Киаф целиком вытянул из некроманта эфир – досуха. Из плоти и биомантия, что защищал тело. Он забрал его Посмертие, стерев из всех планов мироздания. Теперь оболочка ауксилария опустела совсем.

Под ноги Актею пал иссушенный труп с жухлой кожей и деформированной головой, который больше напоминал мумию фараона под гастетской пирамидой. Изменник получил, что хотел. В то время, как Прародитель занимался нерадивым потомком, Ламбезис направил руку в сторону виверн. Твари приближались.

Бог Смерти не спешил. Медленно плыл в сторону некроманта. Тот в ужасе осыпал его заклинаниями. Но его ветвь оказалась бесполезна против того, кто положил ей начало. Фантом впитывал все чары, растворяя их в себе. Ауксиларий потерял веру в собственные силы. Его боевой дух был безнадёжно потерян. Труповод стал пятиться назад.

Неназываемый высился над ним, как гора. Некромант нерешительно выставил перед собой глефу и подался вперёд. Контратака представляла собой жалкое зрелище. Биомантий мог ранить мятежного Бога. Однако это не значит, что Прародитель бы дался ничтожному отступнику. Клинок ходил ходуном из стороны в сторону. Фантом легко уворачивался от оружия, попросту играя с ауксиларием.

В какой-то момент Грасту надоели кошки-мышки с некромантом. Одним резким движением Неназываемый вселился в труповода. Тот ничего и не понял в первый миг.

Ему показалось, будто образ Бога попросту исчез. Но потом он почувствовал: своим телом более он не владеет. Кровь его начала кипеть. Плоть рваться. Несусветная боль, которую мало кто из смертных мог себе вообразить.

Его подняло над землёй немного. Он только крикнул, как вдруг замолчал. Торс и конечности ломало, скручивало, выворачивало наизнанку. Прародитель издевался над ним, как хотел. Глаза некроманта вылезли из орбит. Челюсти безвольно стукались друг об друга. Зубы стачивались сами собой. Внутри ауксилария зрел губительный эфир.

Хлопок на миг оглушил всех собравшихся. Тело бедолаги разорвало на мелкие кусочки, обрызгав мостовую вокруг. На дорогу под тем местом, где Бог Смерти поднял его, образовалась лужа бурой крови. Сам Граст появился из ниоткуда и поплыл в сторону своего Киафа.

Когтистые лапы Неназываемого опустились на плечи Актея. Они смотрели на пикировавших виверн, готовясь нанести им сокрушительный удар. Через пугающую Смерть вдохнуть более совершенную Жизнь.

Селевк тем временем бился, как зверь. Зверь, загнанный в угол. Так оно и было, разве что этот тупик превентор занял по собственной воле. Его удар парировали. Он стиснул зубы и надавил на вражеский клинок, толкая врага вниз. Труповоды чуть ли не лбами тёрлись. Предатель воспользовался этим, ударив головой в нос бывшего товарища.

Тот посыпался, отшатываясь назад. Селевку не дали сделать и вдох. Перед лицом пронёсся молот. Кусок биомантия пустил трещины по мостовой с грохотом, чуть было не расплющив ногу смутьяна. Инстинкт самосохранения оказался сильнее воли.

Превентор отпрянул прочь.

Некромант зло посмотрел на него, поднимаясь в полный рост. Он обхватил боевой молот поудобнее и стал надвигаться на предателя. За его спиной поднимался труповод с саблей. С фланга Селевка обходил копейщик, выжидавший момент для решающего удара.

Превентор так или иначе знал, где кто находится. За кем-то следил глазами, за кем-то – ушами. Он скривил губы, прекрасно осознавая: бывшие братья по ветви сделают всё возможное, чтобы тот заплатил за своё предательство. Для Селевка их ненависть не значила ровным счётом ничего. Назад уже дороги нет. За лучшую долю он был готов бороться до последней капли собственной крови.

Миг – и некроманты сорвались, будто псы с цепи. Стоять на месте превентор тоже не стал, резко развернулся на сто восемьдесят градусов и бросился в сторону копейщика. Его трюк неслабо озадачил труповодов. Особенно того, что заходил сзади.

Изменник отставил меч-сколопендру за себя, всё приближаясь к своей цели. Копейщик замялся, опомнился, вставая в стойку, и произвёл бесхитростный выпад. Селевк метнул клинок ему навстречу, отставляя древко в сторону. Развернулся боком и протаранил некроманта плечом. Ноги того заплясали по мостовой. Он запнулся и рухнул навзничь, разбивая голову об острый выступ в брусчатке.

Смутьян тут же развернулся. В его лицо нёсся боевой молот. Он отпрянул назад и перешёл в контратаку. Сколопендра натолкнулась на древко, повторявшее скелет змеи. Превентор повёл меч вверх. Хелицеры из биомантия разомкнулись. Тварь вцепилась в шею молотобойца, раздирая ярёмную вену. Селевк тут же ушёл в сторону.

Бывший товарищ с молотом отходил медленно прочь от предателя. С шеи на живой доспех фонтаном стала выплёскиваться бурая кровь. Он прикрыл рану и зло посмотрел вслед наглецу. Пришлось потратить некоторую долю эфира, чтобы затянуть плоть. Выдохнув, молотобоец пошёл по следу предателя.

Разбежавшись, превентор подпрыгнул и обрушил клинок на меченосца. Тот чуть подогнул ноги, но сдержал удар, отталкивая предателя от себя. Между ними тут же завязалась дуэль. Меч и сабля наталкивались друг на друга с лязгом и скрежетом.

Сколопендра то расставляла свои лапы с хелицерами, то смыкала. Биомантий слегка кровоточил, истекая жёлтой мутной жижей. Но ни Селевк, ни его оппонент не обращали на это внимание, прекрасно зная: это в порядке вещей.

Наконец противники сцепились оружием, толкая один другого вперёд-назад в попытке пересилить. Получалось, увы, с переменным успехом.

Селевк, будто ошпаренный, не жалел сил, изматывая соперника, насколько мог. В нём горел небывалый огонь, питаемый надеждой. Тогда как угрызений совести он совсем не испытывал.

Это Ауксилия предала его, предала свою ветвь, пойдя на поводу у смертных базилевсов. Некроманты были должны защищать Прародителя. Ещё тогда. А не покориться, поджав хвосты. И быть может, одарённость принесла бы превентору тогда плоды куда слаще, чем оно есть поныне.

Его соперник отставил одну руку от сабли, держа ту одной единственной. Потянулся к Селевку, дабы вцепиться в шею и растворить её, отделяя от тела голову. Тот прекрасно знал этот трюк. Собрал в себе весь эфир воедино в сферу энергии. Расправил плечи, расплёскивая порчу от себя в стороны.

Меченосца отбросило чуть назад. Он кувыркнулся пару раз, нарабатывая увечья и распарывая биомантий при трении об мостовую. Ещё не упав, очухался и поднялся на ноги. Слегка шатался. И к своему неудовольствию обнаружил: Селевк уже рвался к нему.

Превентор с разбега вонзил в его брюхо меч. Уж теперь-то некромант не уйдёт от него. Смутьян тут же надавил на рукоять. Клинок разошёлся. Сколопендра засеменила по воздуху лапками, шипя. Хелицеры пришли в движение. Биомантий перемалывал внутренности труповода. Тот лишь гаркнул. Его качало из стороны в сторону.

Оппонент закричал бы, но меч Селевка не давал ему ни пошевелиться, ни издать произвольно даже звука. На месте раны образовывалась зияющая дыра. Плоть полутрупа примешивалась к кускам биомантия в однородном фарше. Этого было мало, и превентор стал вести клинок вверх, прикладывая усилие.

Кости, доспехи, плоть, органы – всё стало одним целым. Дойдя мечом до солнечного сплетения, Селевк выдернул его, крутанул над собой, срезая голову с плеч некроманта. Она подлетела чуть вверх и приземлилась неподалёку.

Труповод ещё был жив, ртом ловя воздух. Из раны брызнуло кровью. Безвольное тело рухнуло под ноги превентора. Он направил свою ладонь на отрезанную голову.

Послал туда сгусток порчи. Энергия покрыла череп и стала растворять его, превращая в дымящийся студень.

Ещё один готов.

Сзади доносились шаги. По лужам шлепал молотобоец, только-только нагоняя Селевка. Тому потребовалось лишь мгновение, чтобы сообразить, как ему избавиться от надоедливого громилы.

Изменник развернулся, сдавливая рукоять меча. Выбросил руку вперёд. Клинок тут же вытянулся, образуя своего рода хлыст. Сколопендра заверещала, задрыгала лапками, устремляясь к молотобойцу по дуге. Некромант предпринял напрасную попытку остановиться. Бешеная тварь настигла его. Хелицеры впились в ногу, дробя колено.

Превентор потянул молотобойца на себя. Тот потерял равновесие, обрушиваясь на мостовую. Биомантий стремительно тащил его к Селевку, не переставая терзать ногу. За молотобойцем по брусчатке тянулась дорожка из бурой крови.

Боевой молот был утрачен в суматохе по пути. Плоть рвалась, превращаясь в месиво. Кость потрескалась, ломаясь в щепки.

Ауксиларий с предателем встретились взглядами. Селевк разжал рукоять, и сколопендра приняла обычное состояние. Молотобоец беспомощно выставил перед собой руки. Непроизвольно, как если бы это защитило его от удара. С остервенением превентор тут же рубанул по ним, отсекая правую. Беспощадно. Труповод заверещал.

Культя стала плеваться мелкими струйками. Селевк опустил клинок на грудь некроманта, прокрутил рукоять, пресекая симфонию боли.

Через руки в меч уходил эфир, формируя смертоносное заклинание. Селевк давил на оружие, не жалея энергии. Молотобоец весь задёргался в конвульсиях. Под ним образовался чёрный зев – портал в бездонный Аид.

Из него показались тощие руки призраков. Пальцы духов цеплялись за доспехи. Облепляли шею, лицо, конечности ауксилария. Неупокоенные утащили его к себе в бездну. Единственным напоминанием о существовании некроманта остался молот. След его самого простыл навсегда.

Судорожные движения чуть поодаль привлекли внимание Селевка. Он поднял глаза и увидел того самого многострадального копейщика. Пусть и с разбитой головой, но некромант рвался в бой. Он совсем немного не добежал до молотобойца, когда того утащили в Аид призраки.

Превентор вытянулся в полный рост, выставил перед собой меч и мерным шагом направился навстречу труповоду. Некромант непроизвольно дрогнул, поражаясь решимости вероломного брата по ветви. Быть может, и он подался бы целовать руку Ламбезиса вслед за Селевком. Только почему-то до сих пор надеялся на магистра. Он не мог позволить себе склониться перед Прародителем, за что и должен был поплатиться.

Между тем Галактион лежал поодаль. Рана, что нанесла ему сколопендра, затянулась. Он выдохнул. Прополз до секиры. Дрожащей рукой схватился за древко. Стал вставать. И пусть борьба его могла оказаться бесполезной, он и есть Ауксилия. Пока жив магистр, их миссия в Западном Осфене ещё идет.

Вытянувшись в полный рост, Галактион поглядел сначала на архонта, затем на Селевка. За минувшие века его лицо впервые скривилось в разочаровании. В сожалении. Он и представить себе не мог, что за халатность допустил в отношении своего воспитанника. Ибо, будь он чуточку более чуток, возможно, всемером ауксиларии сумели бы побороть Киафа. Но истязая будущего превентора и взращивая в нём призрачные надежды, магистр и представить не мог, что его беспечность скажется вот так.

Это ничто. Даже он один был способен одной рукой пресечь жизнь мятежного ученика, второй же – разорвать связь между Ламбезисом и Грастом. По крайней мере, ему хотелось в это верить. За неимением выбора.

Фантом Неназываемого впитался в тело архонта. Актей подготовил заклинание. Из его длани вырвалась чёрная энергия, устремившаяся навстречу вивернам. Летающие твари поняли, какая опасность им грозит. Но было слишком поздно.

У Ламбезиса имелись на них свои планы. Эфир материализовался в сгустки биомассы, напоминавшие огромную сеть. Плоть, появившаяся из ниоткуда, облепляла здания вокруг. Вилась вокруг драконидов, которые отчаянно пытались убежать.

Виверны беспомощно хлопали крыльями в попытке развернуться, но сфера из мертвечины уже накрыла их, не давая ретироваться. Ловушка всё сжималась, закатывая их в мясо, раздавливая и питаясь ими.

Наконец, биомасса поутихла, являя собой кокон в сетке, протянутой между домов. С мясных толстых нитей подтекала кровь, гной и сукровица. Выглядело это особенно мерзко: чёрный переплетался с красным и жёлтым. Бесхитростный замысел Галактиона тут же накрылся медным тазом: увы, время ему не выиграть.

Селевк осадил копейщика чередой ударов, заставляя некроманта плясать, как под градом пуль. Он понапрасну не стал тратить эфир на свою травму. Перед глазами всё болталось, как содержимое бутылки. Трещал затылок. В висках пульсировала кровь.

И хотя он был значительно ловчее превентора, не мог перенять инициативу из-за никчёмной поспешности. Селевк увёл копьё в сторону мечом. Труповода повело вслед за наконечником. Он поглядел на изменника, предчувствуя скорую смерть. Однако тот удивил его донельзя.

Кулак впечатало в лицо некроманта. Ауксиларий зашипел. Ноги его заплелись. Он рухнул на задницу, поймав себя руками. Да только его копьё укатилось чуть в сторону. Труповод в ужасе стал пятиться назад. Селевк увязался за ним, опустив меч.

Хелицеры в миг разомкнулись. Алчущая крови сколопендра готовилась насытиться. Превентор дернулся резко в сторону, шаркая лезвием по мостовой. Некромант вздрогнул, да только бежать уже было поздно.

Меч прошел между ног. Лапки уцепились за доспех из биомантия. Хелицерами сколопендра копошилась в тазу некроманта, буквально пригвоздив его к мостовой. Селевк попросту пилил его пополам, идя вдоль жертвы к самой голове. Его клинок всё делал за него, буря плоть и напитываясь ею.

Некромант не кричал, только дрожал. Шумела лишь сколопендра, беснуясь в его теле. Ошмётки разлетались вкруговую. В конце концов предатель разрубил копейщика надвое, выдернул меч. Клинок сложился в единое целое. Селевк взмахнул, стряхивая с него излишки бурой крови.

Галактион смиренно наблюдал за тем, как от его отряда не осталось ничего. Даже виверны – и те примешались к биомассе. Он отказывался и думать о том, что здесь, в Саргузах, останется навсегда. Впрочем, в обозримом будущем он никак не попал бы за Экватор. По крайней мере, слепо цеплялся за шанс все исправить своими силами.

Учитель упустил из виду момент, когда к нему с противоположных сторон стали приближаться Актей и Селевк. Ламбезис убрал свой посох в пространственный карман посреди Аида и теперь нагнетал в руках эфир, глумливо поглядывая на ауксилария. Ученик оставался внешне холоден, просто выставляя клинок перед собой.

Нежданно-негаданные союзники остановились в нескольких шагах от него. Почти синхронно. Галактион чуть отпрянул, нервно ощупывая древко секиры. Из-за спины архонта показался Бог Смерти, уставившись на магистра искоса. Селевк отрывисто выдохнул: никак не мог свыкнуться с тем, что сам Прародитель здесь.

Актей улыбнулся Галактиону снисходительно и произнёс на полном серьёзе:

– Я предупреждал тебя.

– Превентор! – почти умоляя, обратился к ученику учитель. – Что ты творишь? Осфен, который ты знал, сгорит дотла! Если Прародитель добьётся своего, сама жизни, которая нам привычна, перестанет существовать!

Тот скривил губы в горькой усмешке, испытующе всматриваясь в растерянные глаза магистра. Жалкая потуга на смертном одре все перевернуть в очередной раз с ног на голову. Смутьян высказался предельно честно:

– Такой Осфен, какой он есть, отверг некромантов. И вы, учитель, приняли это спустя рукава. Если мир держит тебя в чёрном теле, стоит прогнуть его под себя.

Галактион хотел было ещё что-то сказать. Но завидел, как Селевк наносит ему удар мечом. Ауксиларий выставил перед собой древко, чтобы заблокировать его. Актею порядком наскучила расправа над приспособленцами. Он материализовал молнию и направил её в ногу магистра. Тот опустился, хрипя, на одно колено.

Клинок вбило прямиком в лысый череп магистра. Сколопендра оживилась. Брызнула бурая кровь. Биомантий вытягивал все жизненные соки с эфиром из Галактиона. Учитель встречал свой бесславный конец.

И всё же, вполне логичный: не стоит ждать милости от монстра, которого сам взращиваешь. Однажды он может изодрать тебя насмерть.

Ученик стоял и смотрел, как его наставник погибает от его руки. Некроманты не отличаются сентиментальностью или чувствительностью в принципе. Тем не менее, сам для себя Селевк мог описать, что за импульс вдруг заиграл в его сердце.

Долгожданное умиротворение. Шутка ли, впервые в своей жизни смутьян сделал что-то судьбоносное, руководствуясь лишь своим мироощущением. Галактиона ему было не жаль. Наоборот, превентор видел нечто символичное в такой развязке.

Магистра убивает ученик, что был им же воспитан и обучен.

Молодой некромант возвращает всё на круги своя через устранение старшего поколения. Настоящая революция в миниатюре. Новое начало. И в то же время превентор испытывал некоторую тоску.

В никуда уходила целая эпоха, которую он прожил.

Эфир напитал Селевка сполна. Он вытянул меч из головы магистра. Тот рухнул на мостовую: дряхлый, высушенный подчистую, больше напоминающий мешок с песком, нежели былого себя. Сколопендра сложилась в клинок. Предатель повернулся к Актею Ламбезису. Тот стоял, не шевелясь, внимательно наблюдая за своим приспешником.

Заглядывать в будущее не дано даже Богу Смерти. Однако нечто подобное архонт и ожидал от Селевка. Киаф чувствовал: перед ним далеко не трус. Достаточно было слегка подтолкнуть, и вот превентор уже у него в кармане. Чистая работа.

– Правильный выбор, – обратился к нему Актей. Губы изогнулись в плотоядной улыбке: – Селевк…

Смутьян охнул, не веря своим ушам. Никто при Ламбезисе не называл его по имени. Он смекнул: это Прародитель видит его насквозь. Но отнюдь, его это не отталкивало. А наоборот, притягивало.

Если уж перед Грастом превентор, как на ладони, значит, он уверовал в него. Принял целиком, в отличие от Ауксилии. А это дорогого стоило.

Как ранее перед Галактионом, Селевк преклонился перед Ламбезисом и Неназываемым. Он опустил голову к подбородку и уверенно заявил:

– Мой меч служит Смерти.

Актей поглядел на него сверху-вниз с отеческим великодушием и велел:

– Встань, некромант. У нас впереди много работы.

И тот повиновался. Вытянулся в полный рост и расправил широкие плечи.

– Что прикажете?.. – с готовностью отозвался Селевк.

Для Ламбезиса превентор действительно мог сделать кое-что уже сейчас. Но не более того. Архонт не был дураком, иначе бы не достиг тех высот, что уже покорил. Этот некромант предал своих. И чем бы ни руководствовался, важен сам факт. Предательство – это моральная патология, исключать которую не стоит. Рецидив не заставит себя ждать, нужен лишь повод. Но это вовсе не значит, что Актей отказал бы себе в игре Селевком.

Вольнодумец мог и был готов сослужить службу Киафу в таком виде. Но куда надёжнее он стал бы, если бы всецело подчинился сознанию Прародителя. Об этом Ламбезис решил поразмыслить попозже. Сейчас его волновало далеко не это.

За их спинами кокон стал судорожно подрагивать. Как вдруг порвался, будто разошлись все швы. Из своего рода утробы на мостовую вывалилось нечто не от мира сего. Чистый плод некромантии от плоти ауксилариев и виверн. Его оставалось разве что удобрить чёрным нектаром. И тогда у Ламбезиса появится новый ручной зверёк.

Не более, чем эксперимент на скорую руку. Создать упорядоченную жизнь в Осфене – дело практики. Путём проб и ошибок архонт мог добиться чего-то настолько же прекрасного, как разумные гуманоиды. Та же Жизнь, но вдохновленная Смертью.

Как бы то ни было, торопиться не стоило. Чтобы саженцы выросли в щадящих условиях, сперва стоило позаботиться об устранении сорняков. А таковых в землях по обе стороны Экватора великое множество.

Тварь, перепачкавшаяся во всех возможных жизненных соках, зашевелилась. Рождение своё порождение мора обозначило громким гудящим воплем, который тут же перерос в утробный рык. Оно уже начало голодать.

Актей перевел взгляд на Селевка. Тот в ужасе наблюдал за чудовищем. На его лице проявилась улыбка. Хотел бы он властвовать над жизнью также, как его новый хозяин!

– Сделай-ка для меня вот, что…

Глава 6. Дендрарий

День третий, позднее утро

Давненько Флэй так не орал. За оказанием себе первой помощи он успел пройти все мыслимые и немыслимые круги преисподней.

Топор вытащил на характере. Рану жгло, нервные окончания шипели, как на сковородке. На разорванную штанину выбрасывало кровь. Причём в избытке. Альдред не брался ответить себе, задел ли пацаненок артерии. Дезертир зашипел, как змея.

Антисептиком щедро полил края раны. Зачерпнул ещё горячей золы из очага, который ссыпал между делом в железное ведро.

Медиком ренегат не был, и горько пожалел, что Гараволья не был рядом в трудную минуту. Даже фисакора с дуру не взял. По крайней мере, помнил, что пепел стерилен. А ещё он может запечь рану. На это и расчёт.

Опрокинул совок в место, где рассекло плоть.

Вопль наполнил подвал. Маяки заплясали в глазах. Давление отяжелило виски. Удушающий запах горелого мяса ударил в ноздри. Альдред глубоко вздохнул и стиснул зубы. Продел в ушко нить и принялся крючковатой иголкой зашивать рану. Каждый стежок давался труднее предыдущего. Пробило на скулеж.

Следовало буквально заставлять себя довершить дело до конца. Туго сшивал, себя не жалея. Капельки крови падали в ещё горячую золу, шипели, пускали парок.

Тогда-то дезертир и понял, откуда такая смертность в армиях феодалов. Какие им разработки Церкви в области полевой медицины? На простую солдатню банально жалко переводить лишний сольдо.

Проще новое пушечное мясо набрать с деревень, а калек – отправить восвояси. Если, конечно, те сумеют покинуть лагерь живьём. Сепсис, пресловутый сепсис, о котором Нико болтал без умолку.

Худшее осталось позади. Альдред выдохнул с облегчением, перебинтовывая себе ногу. Руки тоже обработал на всякий случай. Остатки медикаментов сгрёб обратно. Приложил усилие, чтобы встать. Рана постепенно успокаивалась. Но даже та кровь, что Флэй успел потерять, мало-помалу давала о себе знать.

Дезертир ослабел пуще прежнего. Вкупе с заразой его самочувствие больше напоминало полуобморочное состояние. Требовался отдых.

Ренегат ковылял по комнате, собирая то, что счёл необходимым. Прибрал к рукам фамильную аркебузу. Гнул спину, обшаривая карманы ещё живого, парализованного парня. Забрал рожок с порохом, пыжи, свинцовые пули. Затем разогнулся, морщась от боли, стянул один вяленый окорок и доплел до спальника. Медленно опустился на него. Положил рядом с собой аркебузу. Расслабился. Жевал прошутто.

Флэй размышлял о переполохе в подвале. До сих пор не мог поверить, что столько бед свалилось ему на голову. Ведь даже на островах он не получал столько увечий, как здесь, в Саргузах. Едва ли то была плата за его безрассудное выступление против Инквизиции. Просто-напросто не повезло. Но то ли ещё будет, подозревал он.

Инфекция удачно легла на отчаянье и горечь неудач. Альдред стал вдвое слабее. Не так ловок и сообразителен, как прежде. Так что его шансы подохнуть на пути в Акрополь становились всё более осязаемы.

Упыри, расхаживавшие по первому этажу, бесновались, пока ренегат спасал свою жизнь. Когда смолк он, затихли и они. Видать, поняли, что им не добраться до выжившего. По крайней мере, сейчас. Альдред слышал, как ноги каннибалов затопали прочь. Хотя это вовсе не значит, что все нелюди покинули здание. Наверняка кто-то остался дожидаться его в потёмках. И пусть. Флэй оправится и отправит их к праотцам.

«Я выживу. Обязательно», – повторял он снова и снова, как мантру.

Как бы то ни было, ренегат едва ли понимал, о чём болтает. Зараза только дала о себе знать, а какой-то неумёха уже умудрился вдарить ему топором по ноге. Владей Флэй целиком своим телом, этого бы никогда не случилось. Лекарства как такового нет. И кто знает, насколько усугубится положение дезертира в обозримом будущем.

Наевшись прошутто всласть, Альдред убрал остатки на глиняную плоскую тарелку, поставленную на табурет. Выпил пару пузырьков, чтоб сбить симптомы чумы. Реакция была моментальной. Дезертир закашлялся, отхаркнул несколько раз чёрные сгустки слизи.

Его мутило. Без сил он укутался в шерстяное одеяло. Пальцы легли на цевье аркебузы. Пот стекал градом. Одежда липла к его коже. Спать не хотелось. Он просто лежал. Выжидал, пока на улице не станет безопасно. Мало-помалу силы покидали его, мигрень усиливалась, его оглушая. Ренегат нежданно-негаданно провалился в сон через часа три. Всяко позднее, чем хотелось бы.

Оглушающий гром вернул беглеца в сознание. Странно. Из маленьких оконцев цоколя виднелся нежный золотистый свет заходящего солнца. Во всяком случае, людоеды разошлись по заброшенным зданиям в ожидании. Настало время выживших.

Снов он не видел. Казалось, между забвением и пробуждением прошло лишь мгновение. Пока дезертир спал, ничего в подвале толком и не поменялось.

Разве что старший из братьев издох, а младший перестал истекать кровью. Оба трупа охладели. Папаша их так и не вернулся. Видать, упыри съели его. Что ж, по крайней мере, судьба избавила его от рыданий над телами горемычных сыновей.

Пришла пора выдвигаться. Альдред пропотел знатно. Чувствовал себя теперь чуть лучше. Одно плохо: в груди жгло, и дышать стало гораздо сложнее. Впрочем, не повод на себе ставить крест. Сон пошёл на пользу. Нога ощущалась явственнее, чем обычно. По крайней мере, дезертир мог ей свободно и безнаказанно шевелить.

Вытянулся в полный рост. Нацепил на себя всё то, что снял перед отправкой на боковую. Проверил содержимое подсумков и сум. С таким инвентарем беглец не нуждался практически ни в чём. Аркебузу повесил на плечо. В ладонь его лёг тесак. Ренегат направился к лестнице из подвала на первый этаж.

У люка он задержался, вслушиваясь в шумы магазинного помещения. Казалось, над ним никого нет. Но дезертир знал, что при солнце и дожде упыри попросту спят. Вероятно, чтобы не растрачивать почём зря силы. За минувшие дни в Саргузах Альдред на них насмотрелся предостаточно. Не мог он не заметить: каннибалы гниют заживо.

Твари мертвы – или близки к тому. Их тела находятся в перманентном состоянии биодеградации. Вероятно, сам обмен веществ у них проистекает иначе, чем у людей. Чтобы замедлить процесс распада, восполнить силы и даже вырасти, требуется пища. Мясо. Потому-то упыри остервенело рыщут в поисках выживших. А при неблагоприятных погодных условиях – впадают в анабиоз, будто насекомые.

Чисто логически не так страшен чёрт, как его малюют. Если забыть о многочисленности и принципах охоты заражённых. В ограниченных пространствах на манер зданий от них нет спасения. На узких улочках Города – то же самое. Они стекаются к жертве, как мотыльки, привлечённые светом лампы. Тут уж не убежать. А динамическая смена погоды – скорее проклятие, нежели благодать. Иными словами, вокруг себя упыри создают совершенно иную реальность, к которой человек вынужден адаптироваться.

А уж про Чёрную Смерть Альдред бы и вовсе деликатно промолчал…

Ничего не оставалось, кроме как выбраться наружу. Флэй оттянул шпингалет и приложил усилие, чтобы поднять люк. Тесак держал наготове. Его телодвижения остались без внимания. Ни одна тварь не дерзнула позариться на его жизнь. Соответственно, каннибалы магазин покинули. По всей видимости, нашли себе более доступный источник пропитания. Тем лучше для ренегата.

Из опустошенного здания дезертир вырвался на свет уходящего дня. Огляделся бегло. Раскаты грома доносились откуда-то со стороны Акрополя на севере Саргуз. В том месте сверкали едва заметные молнии, привлекая внимание беглеца. На фоне слипшихся, чуть голубовато-зелёных туч вспышки света выглядели тускло.

Облака обняли Город подковой. Альдред же находился на его солнечной половине, в полной безопасности. Небо над головой оставалось блёкло-голубым. Долго это не продлится, понимал предатель. Так что выдвинулся в путь незамедлительно.

Флэй следовал намеченному плану: шёл в ботанический сад. Бежать оказался не в состоянии, раз уж его рана была ещё свежа. По крайней мере, в этой части Города погода была легко читаема, и Альдред мог позволить себе промедление.

Тесак вернулся в ножны. Предатель стянул с плеча аркебузу, взял в обе руки. Водил стволом из стороны в сторону, не переставая ковылять. Улицы выглядели ещё пустыннее, чем этим утром. Никто не поглядывал на него из разбитых окон окрестных зданий. Мостовые залило дождевой водой, а трупы горожан будто бы исчезли сами собой. Ренегат себя чувствовал отчуждённо, как последний человек на земле. Но не сказать, что ощущение не из приятных. Наоборот, это придавало ему сил и уверенности в себе.

И раз уж в Нижнем Городе установился полный покой, дезертир не преминул возможностью уйти в себя, чтобы поразмыслить над положением вещей:

«Ламбезис ведёт грязную игру. Со мной – так точно. Архонт явно знает о слиянии Киафов с Пантеоном больше, чем говорит. Разбивает знание на кусочки, выдает помаленьку. Не спешит идти на попятную в полной мере. Окунает меня с головой в кучу дерьма, чтоб я страдал, сходил с ума, балансировал на грани жизни и смерти. Чтобы что?..

Если Неназываемый – Бог Смерти, а Ламбезис – его Киаф, дельмей должен был знать, что я заражён его хрустальной чумой. Он ничего не сделал, чтобы уберечь меня от инфекции. Не понимаю… Если архонт рассчитывает на наше сотрудничество, поступает он, мягко говоря, не рационально.

В чём смысл? Разве не ясно, что так моя охотка с ним спеваться идёт коту под хвост? Более того, он контролирует упырей – и натравливает их на меня! Меня… Навряд ли Ламбезис просто-напросто шутит надо мной. И уж точно не просто водит за нос. Я нужен ему. Не то что бы сильно, и всё же. Но для чего? Пытается ли он вскрыть, насколько я могу быть лоялен? Чего стою? Так ли полезен?

О Пантеоне я знаю… да ничего ровным счётом! Путь, который прошёл дельмей, чтобы сойтись вместе с Неназываемым – это одно. Мой же, вероятно, совсем иного рода. Суть станет ясна только эмпирически. Через множество проб и ошибок. А до тех пор – незачем почем зря себе голову ломать.

Возможно, Ламбезис мне помогает. Но не так, как это делается в обыкновенном человеческом обществе. Моя жизнь не стала легче, всё только усугубилось. Чтобы Бог, от которого я происхожу, обратил на меня внимание? Так, что ли? Потрясающе…

Деваться некуда. И дельмею оправдания нет. Если он мне враг, то лишь косвенный. Но союзник ли? Едва ли. Пускай у него свои виды на меня и энного Бога, сомневаюсь, что меня устроит сотрудничество с ним. Я уже однажды поступил наобум. Плавали, знаем. И чем это обернулось? Все ещё разгребаю последствия. Все ещё не доел эту бочку дерьма».

Ноги принесли Альдреда на место. К самому краю Герцогского ботанического сада. Очень вовремя: Нижние Саргузы медленно, но верно утопали в тени армады туч. Небеса сгущались, однако дождь лил где угодно, только не там. Зато упыри выбирались наружу для новой жатвы. Клёкот поднимался над землёй вдали, прерываемый раскатами грома с севера.

Сам Флэй стоял на краю ясного заката. Опасность могла прийти в любой момент. Ему следовало поторопиться, укрыться в гуще растительности, выйти к Ремесленному Кварталу. Но сперва он должен был удостовериться в целесообразности.

Дендрарий со стороны Нижнего Города был огорожен стеной с коваными воротами. По крайней мере, на замке его не держали. Альдред подошёл к стенду около входа, к которому была прибита карта ботанического сада.

Изначально рос он хаотично, организованный на месте бесхозной пальмовой рощи. Так что прямых границ не имел, больше напоминая кривую трапецию или около того, со множеством ответвлений. Рассмотрев досконально карту, Флэй наметил более точный маршрут. Кратчайший путь, который бы привёл его в Ремесленный Квартал.

Разумеется, ренегат мог обойти Дендрарий вдоль ограды окольными путями. При условии, что дождь укрыл бы его от каннибалов. Да только его ослабшему организму бы это не пошло на пользу. Сырость и прохлада, приносимые с ливнем, запросто могли усугубить его заболевание, приблизить к обращению либо же вовсе к смерти. У Альдреда не имелось и малейшего желания собственноручно вырыть себе могилу.

Уж лучше передвигаться мерно под сенью экзотических деревьев. Так его одежда не промокнет, а зараза не углубится в лёгких пуще прежнего. Единственное, упыри, скрываясь от дождя, могли затаиться в ботаническом саду тоже. Поэтому следовало сохранять бдительность и тщательно выбирать, куда идти.

В горле запершило. Дезертир закашлялся. Сплюнул на брусчатку чёрную мокроту с кровавыми сгустками. Ему становилось хуже – соответственно, и время, что отводила ему болезнь, было на исходе. Негодуя, предатель стиснул зубы. Злился на себя за беспомощность перед лицом поветрия и оттого закипал пуще прежнего.

Пускай Саргузы накрыла удушающая жара, горела у него только голова, одолеваемая мигренями. Всё остальное тело аж до костей пробирало от холода. Казалось, он видел ближе обычного, слышал тише, чем раньше, а солоноватый привкус морского воздуха смазался, начал горчить. Зараза одерживала верх, постепенно убивая его.

– Да плевать! – рявкнул Флэй. Уж лучше не думать об этом, дабы не растерять остаточный боевой дух. Он все ещё дееспособен, и это главное.

Ренегат пробрался на территорию ботанического сада. Едва он проделал шагов пять вглубь, последние лучи солнца, обжигавшие спину, скрыла надвинувшаяся туча. Нижние Саргузы тут же потонули в воплях упырей. По улицам проносились орды людоедов, напоминавших саранчу, ниспадающую на золотые нивы.

Серость обняла дезертира за плечи. Дендрарий он помнил изумрудным и притягательным в многообразии растительности. Ухоженным уголком природы, который человек берег, будто зеницу ока. Поздний вечер опустился нежданно, превратив ботанический сад в поистине зловещее место. Однообразное, давящее на рассудок.

Листва и хвоя казались чёрными на фоне синюшно-серых туч. Поднявшийся ветер, что дул с моря, колыхал ветви. Сад шелестел. Деревья будто бы пытались вселить ужас в сердце незваного гостя. Только вот Альдред был уже здесь. И не собирался отступать.

Былую пестроту цветов, что здесь произрастали, пожрали сгустившиеся сумерки. Ренегат проходил мимо полянок с полным равнодушием. Держался мощёной дороги, пока было сухо. Миновал фонтаны, беседки, всевозможные памятники из белого камня, гранита и меди. Человеческие образы казались живыми в полумраке. Своими глазами они провожали предателя.

Вестанские кипарисы, шумайские сосны и голубые ели теснили друг друга, образуя по обе стороны непроглядные стены. Чувствуя себя неуютно, Альдред нервно водил туда-сюда стволом аркебузы, вглядывался во мрак и заросли папоротника. К счастью, его из темноты не ждали. Ни единой пары белёсых глаз предатель так и не заметил.

Клёкот и вопли упырей слышались разве что со стороны Нижнего Города. Казалось, орды двигались куда угодно, только не в Дендрарий. Тем лучше. Птицы и пчёлы, которые в первой половине дня водились тут в избытке, попрятались, кто куда, в преддверии дождя. Так что Флэй оставался один на один с тьмой. Вроде как.

Хвоя резко обрывалась, а местами – попросту смешивалась, вдаваясь в пальмы, вечнозелёные дубы, клёны, платаны и вязы. При свете дня ботанический сад мог показаться раем на земле, но не накануне ночи. В голову Альдреда закрадывались дурные ассоциации. Будто бы он все ещё на Клыках, так и не покинул джунгли, а до сих пор бродит в их мраке, попросту растеряв рассудок.

Мурашки побежали по коже. Подсознание давило на него, изрекая остервенело:

«НЕТ!»

Флэй помотал головой, гоня прочь бредовое состояние. Он выдохнул, узнав старые оливы в горбатых силуэтах по правую руку. На островах такие не растут. Это Город. Это Полуостров. Большая Земля. Здесь всегда есть, куда бежать. От Семи Лун. От Пантеона. От нежити. От магов и инквизиторов. Правда же?..

Гром давно стих. А вместе с тем – и беснования двуногой саранчи. Зато на макушку Альдреда опустились первые капли дождя. Ливень претворяла морось. Влага, касаясь кожи, жгла покровы, будто брызги раскалённого железа. Флэй напрягся и нырнул в самую гущу заповедного леса, укрываясь под сенью высоких и старых клёнов.

Уперся рукой в шершавый ствол дерева. Сгорбился. Перевёл дух в отчаянной попытке окончательно взять себя в руки. Вышло, пусть и с переменным успехом. По ботаническому саду он прошёл всего ничего, но уже успел проклясть всё на свете.

Ему сейчас было бы в пору отлёживаться где-то, восстанавливать силы, лечиться невесть, чем. Но увы, никто не давал ему выбора. Он был вынужден идти вперёд, до конца не понимая, куда и зачем. Делать вид, будто так и должно быть. Альдред фыркнул, самому себе поражаясь. Казалось, это полная ахинея. Но нет. Всего-навсего явь.

Между тем ливень сменил морось. Начало лить, как из ведра. Рокот неба оглушал, а молнии на доли секунды превращали весь Материальный Мир перед глазами в однородную белизну. Передых пошёл на пользу. Стало легче. Боль в голове постепенно шла на спад. Альдред приободрился, настраивая себя на пересечение Дендрария.

Беглец вышел из-за дерева. Протиснулся между двумя горбатыми вязами, что росли крест-накрест и зашёл в папоротники. Шелест ветвей нисколько не смущал ренегата. Совсем другое дело: треск из-за деревьев справа. Флэй рефлекторно повернул голову на звук. Но было поздно.

Вспышка света. Альдред увидел, как в его сторону летит огненная стрела. Он впал в ступор, никак не ожидав её. Пламя угодило ему в грудь. Броня погасила удар, но дорогой ценой. Материализованный эфир тут же растёкся по поверхности, прожигая точку прилёта насквозь. Огонь коснулся кожи, поджёг плоть.

И снова вспышка. На сей раз – всего лишь молния, хлестнувшая землю где-то на севере Саргуз. Прогремел гром. Беглец будто бы выпал из реальности.

Дезертира повалило назад от удара. Он падал, неловко ловя ртом воздух. Кубарем свалился в естественный овраг, лишь чудом не поломав шею. Растянулся в траве, будто морская звезда на песчаном дне моря. Тяжело задышал, постепенно приходя в себя. Супротив боли, супротив ошеломления и звона в ушах.

– Я подбил его! Он здесь! – кричал кто-то поодаль. Видать, не один.

Случилось ровным счётом то, о чем предупреждал Актей Ламбезис.

Чародеи. Они его настигли…

Глава 7. Охотники

Как так вышло, что апельсины выследили его, было непонятно. Впрочем, предатель об этом и не думал. Сердце бешено колотилось, гоняя кровь по всему телу. Боль и зараза отошли в восприятии Альдреда куда-то на второй план. Предчувствие опасности словно подарило ему второе дыхание.

Высовывать голову под новое заклинание Флэй не стал. Перевалился на живот и стал по-пластунски выползать из оврага под розгами дождя. Он закипал от злости, вслушивался в окружающую среду и попутно размышлял, как быть.

Шестое чувство подсказывало: ему не убежать от апельсинов, сколько бы тех ни было там. Тем более, при условии, что апостаты прихватили с собой псионика. Если тот просмотрел ботанический сад и обнаружил точное местоположение Альдреда, при этом ещё и незаметно, его следовало застрелить в первую очередь.

Ливень шёл, не прекращаясь. Это значительно осложняло и без того шаткое положение предателя. С аркебузой, обладая достаточной меткостью, Флэй вполне мог держать отступников на расстоянии. Ликвидировать их методично. И плевать, что перезарядка занимает уйму времени. Увы, всё это несбыточно. Влажность самого воздуха резко повысилась. Порох отсыреет, если этого до сих пор не произошло.

Альдред мог выстрелить лишь один раз. И должен был выбрать свою цель с умом. Далее стоило полагаться разве что на своё холодное оружие, сноровку и холодный расчёт.

Загребая руками растительность и влажную почву, ренегат выкарабкался из оврага и залёг в папоротнике. Чуть приподнял голову, вглядываясь во мрак Дендрария.

Глаза уже привыкли к темноте, и Флэй даже сумел различить мельтешившие фигуры магов среди клёнов и дубов. Он насчитал порядка восьми чародеев, что направлялись в его сторону. Едва ли это все, кто пришёл по его душу. Должно быть, есть и другие. Только появятся они опосля.

– Ну где же ты, ублюдок? – прошипел дезертир, пытаясь выявить псионика.

Переговоры апельсинов перестали являть собой нечленораздельный гомон. Теперь-то предатель мог вполне чётко различить смысл сказанных слов.

– Куда он подевался?

– Упал, я видел!

– Думаете, он мёртв?

– Навряд ли. Магистр Гаста сказал, что живым полезнее будет.

– Легонько я его, переживать не о чем.

– Это мы ещё посмотрим.

«Вот оно что, – понял Альдред, подползая к ближайшему платану. – Они напали на меня не как на инквизитора. По всей видимости, сестра Ламбезиса уже спустила на меня своих псов. Час от часу нелегче. Ну пускай. Увидим, на что способны эти заучки…»

Он выглянул из-за ствола одним глазком.

Маги бросались врассыпную. Все, кроме одного. Тот держался поодаль, озарённый синим светом. Наколдовывал заклинание. Инквизиторский опыт не подвёл предателя. Среди них действительно затесался псионик. Осталось только попасть в него. Между тем их разделяло порядка ста пятидесяти шагов. Шанс мал, но он есть.

Альдред ухватился за ствол и поднял себя на ноги, хрипя. Обхватил аркебузу поудобнее, выглянул снова, примерно наметив траекторию пули. Чародеи приближались. Благо, сам псионик оставался на месте. Флэй показался снова, вскинув ружьё и пальнул по менталисту. Раздался хлопок. Из дула вырвалось пламя, затем сразу покатил сизый дым.

Чародеи все тут же пригнулись, никак не ожидая выстрела. За время в Янтарной Башне у них выработалась привычка своего рода. Кураторы стреляли – и стреляли часто. Либо чтобы припугнуть, либо чтобы публично казнить особо отличившегося мажка.

Так или иначе, ренегат в псионика попал. Целился в голову, вот только попасть – ещё и с такого расстояния! – из аркебузы возможным не представляется. Или повезёт, или угодишь не туда, или промах. Больше вариантов нет.

Флэй примерно понял по крикам, куда именно угодила пуля. В живот, не иначе. Если б в грудь или шею, псионик не издал бы ни звука, кроме глухого падения тела в траву. Этого вполне достаточно. С таким ранением чародей неспособен колдовать.

Жизни его Альдред не лишил, зато концентрации, чистоты рассудка – вполне.

Неразберихой следовало воспользоваться, пока не поздно. Ренегат оставил аркебузу под деревом и во всю прыть побежал в обход. Мелькал между дубов, но остался без внимания магов. Оторвавшись на достаточное расстояние, плюхнулся на живот. Вытянул из ножен тесак. Затаился в подросшей траве.

Хламиды горланили на весь ботанический сад.

– Бени, что с тобой?

Раненый псионик ответил несвязным скулежом.

– Его подстрелили, разве не ясно?!

– И откуда? Кто-нибудь видел?

– Проще весь Дендрарий дотла спалить…

– Нельзя!

– Он где-то здесь. Не дайте ему уйти!

– Я позову на помощь.

– А как же Бени? Он сейчас кровью истечёт!

– Нино, помоги ему!

Чародей тут же сорвался с места и побежал к псионику. Альдред знал: единственный способ, доступный отступникам, – это магия исцеления. Их врачевателя также не помешало бы устранить. Флэй пополз к раненому апельсину.

Рядом с ним пробегал Нино. Дезертир ухватил его за ногу. Врачеватель гаркнул, бороня сырую землю подбородком. Выбрасывая ноги вперёд, беглец подорвался и набросился на него. Придавил всем весом. Затем просунул лезвие тесака под затылок. Целитель замолчал навсегда.

Псионик наблюдал в беспомощности за тем, как его лишают последнего шанса выжить. Хрипя, он потянул руку в сторону Альдреда. Совсем ослаб. Его пятерня опустилась на живот. Голова упала в траву. Ещё жив, но к смерти ближе, чем когда-либо.

Убийство Нино стоило Флэю дорого. Его обнаружили. Отовсюду стали доноситься крики. Тьма Дендрария расступилась перед материализованным эфиром.

Дезертир тут же сорвался с места. В его сторону полетели снопы пламени, кислотные сферы, молнии, куски льда. Он прыгнул за деревья, снова теряясь из виду. Едва ли это имело смысл теперь, когда все примерно понимали, где находится их цель.

– Сюда, сюда! Скорее! – кричали чародеи, пытаясь хоть как-то скоординировать свои телодвижения.

Альдред прекрасно понимал, что на этом бою его жизнь легко могла оборваться. Но всяко лучше умереть на пути к победе, чем смиренно дожидаться фиаско. Передохнув немного, ренегат стал красться между клёнов к отстававшему чародею.

Остальные тем временем сбились в кучу. Среди них оказался гелиомант. Маг принялся колдовать, не щадя эфир. Меж его ладоней собирались некие солнечные сферы. Их он отправлял в разные стороны – по всей видимости, так пытался обнаружить беглеца.

«Что-то новенькое», – подумал Флэй, никогда прежде с подобным не сталкиваясь.

Ренегат укрылся за деревом. Тесак убрал в ножны. В его руку легла рукоятка стилета. Он подстерёг замешкавшегося апостата. Когда тот пробегал мимо, Альдред выскочил на него и схватил. Закрыл рот ладонью и прошипел на ухо:

– Ни звука. Ты понял?

Может, и понял. Да только апельсин дураком не был: знал, что песенка его спета. Начал дёргать руками в попытке опустить сосульку на ногу Альдреду и вырваться из хватки. Флэю это не понравилось. Он вогнал стилет апостату в ухо, прокрутил и выдернул. Тот брыкнулся от боли, сопя.

Ноги перестали держать культиста. Дезертир дал ему рухнуть в траву, а сам – побежал прочь, постепенно приближаясь к скоплению противника. Игра в кошки-мышки постепенно сводилась к открытому столкновению.

– Куда подевался Уго? Уго! Уго! – звали последнего убитого хламиды.

– Он не намерен бежать, – догадался кто-то из магов. – Он собирается перебить нас всех. До единого…

– Зови помощь! Чего ты стоишь столбом?! – бесновался самый слабый чародей по духу. – Мы можем и не справиться!

– Я уже. Скоро будет…

– Не разбегаться. Вместе мы сможем ему противостоять, – призывал остальных негласный лидер их шайки.

– Сферы сделают всю грязную работу, – заверял гелиомант. – Не беспокойтесь.

Заверения заверениями, а побеспокоиться стоило. Как чародеям, так и Альдреду. Он правильно прочитал назначение заклинания, но лишь наполовину. Притаившись, он пронаблюдал за одной из сфер, когда та пролетала мимо убиенных Нино и Бени.

Шар, повторявший солнца, не обошёл их тела стороной. Энергия внутри забурлила, наружу вырвалась молния цвета золота. Затем вторая. Гелиомант ненароком испепелил мертвецов, отреагировав, по всей видимости, на тепло их тел. Соответственно, и Флэя светило в миниатюре не пожалело бы. Хуже всего то, что одно из них увязалось прямо за ним. Как если бы его притягивало магнитом.

Размышлять над тем, как быть, ренегат не стал. Ему казалось, всё и так, как на ладони. Вернув стилет на место, Альдред вооружился тесаком и бегом вынырнул из укрытия, обходя скопище магов с фланга. Он намеревался ударить со стороны, которую считал наименее защищённой. Их оставалось пятеро. Шансы выйти победителем значительно возросли.

Ночной ливень укрывал дезертира от чародейского взора. Апельсины без менталиста оказались всё равно, что слепыми котятами. Он вынырнул из стены дождя, занося за себя тесак и бросился прямо на отступников. Первым его заметил гелиомант.

– Вон он! – крикнул он, а сам начал колдовать снова. Солнечные сферы, опаляя деревья, стали приближаться к чародеям.

Один за другим хламиды оборачивались в сторону предателя. Стояли маги как попало, раз уж оказались не готовы. И тем не менее, залпом они могли испепелить противника запросто. Нужно было упрочить позиции.

У Альдреда оставалось всего несколько отравленных ножей. Он хотел приберечь их на иной, более смертельно опасный случай. Впрочем, откуда ему знать, какая битва может оказаться последней, проигнорируй он собственные козыри в рукавах?

Рука сорвала с перевязи нож и выбросила вперёд. Снаряд схлопотал маг бури, поднявший руки к небу. В момент, когда молнии коснулись ладоней. Элементалистам всяко проще, чем представителям других ветвей магии: помимо нектара они могли направлять стихии, которым подражали. Потому-то мишенью был выбран именно он.

Попал нож ему в грудь. Яд проник в кровоток, тормозя бурление эфира. Случилось то, чего даже бывший куратор не смог предугадать. Молнии, ослепившие всех вокруг, продолжали втягиваться внутрь электроманта. До тех пор, пока было, куда. Как вдруг свет погас. Но и сам чародей испарился. Его попросту разорвало, забрызгав близ стоявших.

И Флэй подивился бы столь чудовищной смерти, если б его собственная жизнь не висела на волоске. Пока маги копошились и верещали, приняв на себя струи крови да ошметки плоти, он действовал. Резко подскочил к первому. Опустил тесак ему на руку.

Обрубок упал в траву. Чародей завизжал, стал пятиться назад, заплетаясь в ногах. Культя плюнула кровью.

Альдред его не отпускал. Ударил ещё раз, наотмашь. Клинок прошёлся по горлу, увязая в кадыке. Выдернул. Толкая на землю мертвеца, бросился дальше.

Ему навстречу по земле поползли друзы кристаллов. Отреагировал ренегат быстро. Ушел в сторону и врезался в чародея поблизости. Тараня всем весом хлюпика, вогнал ему под рёбра тесак. Остриё показалось из-за спины чародея. Сам апостат поплыл. Альдред распорол ему живот. Без рефлексии. Кровь полилась на штаны и руки. Глаза бедолаги закатились за веки.

Высвободил клинок из пут плоти, осадил зафироманта. Тот цеплялся за свою жизнь изо всех сил. Ему позабылись былые установки, данные магистром Гастой. Метнул в Альдреда кварцевым сталагмитом, но мимо. Ренегат крутанулся на бегу, ловко уворачиваясь. Подбежал к нему, занося тесак над головой. Хрустальный маг парировал клинок алмазным щитом, что материализовался вокруг его руки.

Неудавшаяся атака моментально обернулась обманным маневром. Из рукава в ладонь Альдреда перекочевал стилет. Обхватив его крепко, дезертир загнал зубочистку под челюсть зафироманта. Щит сразу же осыпался в алмазную пыль под ноги создателя. Чародей захрипел. Раскрасневшимися глазами уставился на Флэя.

Внимание беглеца привлекло золотое сияние за спиной жертвы. Гелиомант затевал что-то неладное. Ренегат ожидал мощную атаку, поэтому отцепился от зафироманта и толкнул его, ещё живого, от себя прочь. Сам – кувыркнулся в сторону.

Как раз вовремя.

Волна солнечного света с протяжным гудением понеслась вперёд. Она накрыла мага, растворив его в себе, и ушла в сторону клёнов. Какие-то деревья превратились в золу, какие-то – просто загорелись. Пламя пожирало их кроны, несмотря даже на ливень.

Флэй выжил, однако и сам пострадал немного. Солнечное излучение коснулось половины его тела, отчего кожа на шее местами запеклась. Пораженные места жгло, будто приложили каленое железо. Рассвирепев, Альдред подорвался на ноги.

Гелиомант уже ждал его, материализуя новый заряд солнечной энергии. Сферы между тем возвращались к своему хозяину, лишая ренегата столь необходимой форы. Флэй спешил, действуя отныне безрассудно. Маг, оставшись один одинёшенек, пустил в его сторону смертоносный луч всеразрушающего света. Альдред пригнулся, подкатываясь по грязи к апостату.

Культист чуть отпрянул. Флэй опёрся на свободную руку и поднялся на ноги. Стал без конца махать перед собой тесаком. Но клинок лишь разрубал воздух, никак не касаясь отступника. Чародей ловко уворачивался, словно циркач. Сферы соединялись между собой, образуя окружность. Она становилась всё уже и уже.

Самому чародею ничего не будет. А вот Альдреда могло запросто развоплотить.

Помня об этом, ренегат пошёл на риск. Он подступил к магу чуть ли не лоб в лоб. Гелиомант метнул в его сторону кулак, заряженный солнечной энергией. Одного этого удара было бы достаточно, чтобы проделать в торсе запёкшуюся дыру. Беглец увернулся. Он крутанул тело вокруг своей оси. Опустил с разворота тесак на череп апельсина.

Энергия солнца тут же рассеялась. Апостат был ещё жив, но покидал бренный мир чуть ли не вприпрыжку. Он задёргался. Ренегат его держал тесаком, не давая упасть ни вперёд, ни назад.

Предатель попытался выдернуть оружие, но клинок, износившийся за последние дни, разломался прямо в руке. Обломок оцарапал тыльную сторону ладони, пуская кровь. Альдред чертыхнулся, отбрасывая от себя бесполезную рукоять. Следом в траву опускался труп гелиоманта. Охотники были перебиты.

Облегчения не последовало. Как только опасность миновала, вся боль и симптомы болезни вернулись к Флэю. Совершенно без сил, он рухнул на колени. Тяжело задышал. На вдохе запершило в горле. Ренегат закашлялся. Так надрывно, будто вот-вот выплюнет лёгкое. Сгусток за сгустком слетали в траву. Во тьме было не разобрать, насколько плохо обстояли его дела.

Победа над магами, телесный жар в пылу боя даром не прошли. Зараза пустила свои корни ещё глубже. А дезертир стал на шаг ближе к финальной стадии. Флэй начал постепенно понимать, куда вляпался:

«Я в западне. Болезнь убивает меня. Час за часом. Даже если я дам отпор магам, упырям, кому угодно, мор меня заберёт всё равно…»

Вывод неутешительный, ведущий только в тупик. По-другому не могло и быть. Зная, что проиграет, что ему уже поставили шах, и вот-вот он услышит «мат!», Альдред был вынужден продолжать игру. Сдохнуть, пытаясь. Ибо лишь пытаясь, можно выбить шанс переиграть судьбу. Надо лишь нащупать, как это сделать.

Размышления прервал голос, который Флэй доселе не слышал. Незнакомец говорил по-дельмейски. С акцентом, который в Саргузах не звучал уже с десяток веков.

– А ты не робкого десятка будешь, – говорил чужак. – Меньшего от Киафа не ждут.

Стоять на коленях, да ещё и спиной к незваному гостю, Альдред намерен не был. Он поднялся, буквально перебарывая собственную немощность. Встал, шатаясь, но сгорбился. Руки висели плетьми. Он развернулся медленно и увидел: в десяти шагах от него стоял человек в сиреневой мантии. Наподобие той, которую носила дельмейка верхом на тритоне.

Этот – язычник тоже. Из Культа Скорпиона. И не абы какой – магистр.

– Ловко ты их устранил. Достойно уважения. И ведь ты даже ещё не сошелся со своим Богом. Ну конечно же, нет. Иначе не возился бы с ними так долго…

– Ты ещё кто такой? А, чепуха? – проворчал Флэй, сразу расставив границы.

– Магистр. – Он показал на себя. – Магистр Гаста. Зови меня так.

«Его упоминали покойные апельсины, – вспоминал дезертир. – Должно быть, он и есть их помощь. Запоздалая. Пришёл один. Так силен? Да уж прямо!..»

– Чего вам от меня надо? – Альдред стиснул зубы и не без труда выпрямился. Чисто инстинктивно. Лишь бы выглядеть более внушительно.

Магистр Гаста почесал бороду, как вдруг расщедрился на откровения:

– Тебя разыскивает госпожа Иоланта. Моя задача – привести тебя к ней…

«Госпожа Иоланта. Иоланта Ламбезис. Да, это о ней говорил архонт… Точно. Быть может, это та седовласая бестия, что за мной гналась. Наверняка».

–… Инквизиторы – люди буйные. Ты это доказываешь практикой. Поэтому мы хотели скрутить в бараний рог тебя – и просто доставить на блюдечке ей. Вижу, язык силы ты понимаешь превратно.

– Ближе к делу, – буркнул Флэй. Он хотел разобраться во всём, но ещё больше – выиграть время. На случай, если их разговор не пойдёт.

Как бы не так.

– Сейчас не время и не место, чтобы это обсуждать. Будет лучше, если ты выслушаешь всё из уст госпожи Иоланты. Просто знай, Культ предлагает тебе сотрудничество. В твоих же интересах согласиться. Каким бы чудом инквизиторы ни остались несведущи о твоём даре, он вскроется рано или поздно. И тогда тебе несдобровать. Идём со мной. Ты займёшь своё законное место в мире. Как Киаф.

Альдред усмехнулся, глядя курносому бородачу прямо в глаза. Покачал головой. Он устал от того, что его кормят обещаниями. Ему были нужны ответы. Как можно скорее. Прямо на лобном месте. И если Гаста не мог их дать, пусть глотает пыль.

Ренегат не видел особого смысла идти навстречу Культу. Он смертельно болен. И как видел дезертир по пути в Порт, маги так и не нашли управы на мертвецов. Апельсины сыпались при столкновении с ордой, как все прочие. Вот, что имело значение в краткосрочной перспективе. О долгосрочной Флэй даже не брался задуматься.

Он сказал так, как не мыслил на самом деле, от начала и до конца. Просто чтобы хлёстко отказать дельмею.

– Мне с вами нечего ловить. Вы никчёмные ублюдки. Я так считаю. И в этом наши мнения с Актеем Ламбезисом схожи.

Гаста впал в ступор, на миг потеряв дар речи.

– Ты… ты говорил с ним?

– Да, – твердо заявил ренегат.

– Не слушай его! – властно призвал магистр, грозя ему пальцем, как маленькому. – Он – грязный предатель. Равно как и Бог, что стоит за ним!

– Я тоже предатель, – беспечно отзывался Альдред, сжимая и разжимая кулаки. – Дальше-то что?

Магистр покачал головой. Он пытался сообразить, как поступить.

Флэй ощутил в себе нечто странное. Он был готов поклясться, что разговор с Гастой прямо повлиял на течение его болезни. У него всё также першило в горле, всё также рези пронизывали лёгкие.

Но в целом, Альдред чувствовал себя гораздо лучше. Почти также, как и до первой отхарканной слизи. Открытие натолкнуло его на любопытную мысль. В его голове она звучала вполне логично.

Как бы и когда бы ни заразился дезертир, инфекция служила Актею рычагом давления на него. Едва Флэй сделал шаг навстречу архонту, она слегка отступила. Видать, так Ламбезис и без своего медальона был связан с Альдредом, следя за ним, держа на коротком поводке. И если бы дезертир пошёл на попятную Культу, до встречи с Иолантой он мог и не дожить.

Вердикт был неутешительный: избранник Бога Смерти вертит им, как хочет, держа под строгим контролем. Актей Ламбезис владеет его жизнью целиком и полностью. Если бы мог, беглец бы избавился от этого ошейника. Его раздражал сам факт неволи. Будто внутри него зрела бомба, которая в любой момент рванет. Во всяком случае, архонта Альдред понял. От этого и придётся отталкиваться в дальнейшем.

– Ублюдок… – прошипел Флэй, прозрев.

– Ты отказываешься? – ещё раз решил удостовериться магистр Гаста.

– Глухой или что? – рявкнул на него Альдред и шагнул решительно вперёд. – Мне повторить ещё раз?

Он завёл руку за спину, дабы отстегнуть Прощальную Розу от портупеи. Дельмей закивал головой в понимании, затем подытожил разочарованно:

– Придётся тебя убить…

Стоило догадаться. За несговорчивыми Киафами никто не собирался бегать, подобно бабкам с писаной торбой. И архонт, и Культ нуждались в лояльных носителях. Что же касается Инквизиции – те бы стали резать их всех без разбору.

Гаста дёрнул руками в полукруг, исчезая из поля видимости. Магия воздуха, понимал Альдред. Он перехватил бастард и взял его в обе руки, слыша нарастающий гул. Аэромант приближался к нему. Не зная, что и делать, Флэй кувыркнулся в сторону.

На том месте, где он стоял ещё секунду назад, материализовался магистр. Удар пришёлся по земле. С оглушительным грохотом силовая волна пошла во все стороны. Комья грязи взмыли в воздух. Самого Флэя подбросило над землёй. Он рухнул в траву, чуть было не напоровшись на отравленный клинок.

Пускаться в стенания было чревато. Альдред перекатился на спину и поднялся на ноги без помощи рук. Он заметил в руке магистра причудливый серповидный клинок из Гастета – хопеш. А в следующий миг аэромант снова пропал. Появлялся только на долю секунды, надвигаясь на Киафа зигзагами.

Ренегат подался вперёд, выставляя бастард. Клинки встретились, высекая звон и искры. Альдред стиснул зубы в попытке оттолкнуть магистра от себя. Тот чуть отпрянул, слился с воздухом. Затем образовался снова, пытаясь обрушить на Флэя хопеш в прыжке сверху. Лишь вблизи дезертир заметил кое-что.

Удар на опережение произвести не успел. Чудом блокировал удар. Ноги подгибались в коленях. Это приемлемая цена за то знание, что он получил.

Как бы предатель ни хаял сезон дождей, ливень стал его верным другом в дуэли с Гастой. Он сливался с воздухом, передвигаясь в эфирных потоках. Так он перемещался в пространстве почти мгновенно. Но вода по-прежнему падала на него, облепляла одежду, стекала по коже. Альдред видел это отчётливо.

Магистру требовалась передышка. Скачки в пространстве даже самых умелых аэромантов доводили до тошноты, а внутренние органы могли легко порваться. Всё-таки человеческий организм не расположен к подобным нагрузкам.

Дельмей и ренегат сошлись в дуэли на мечах. Ни тот, ни другой не могли достичь превосходства над соперником. Клинки соударялись, отскакивали друг от друга. Лезвия скреблись, ездя по ушам. Всякий хитрый манёвр пресекался на корню. Альдред и Гаста лишь переступали в стороны, меняясь позициями.

Как вдруг язычник сумел увести Прощальную Розу в сторону. Его ноги увязли в грязи. Магистр только и смог, что оттолкнуть от себя плечом Киафа. Руки Альдреда развело в стороны. Гаста увидел в этом шанс. Он испарился, подхваченный потоками эфира в воздухе.

Быть может, силы и покидали мышцы Флэя. Зато глаза сохраняли бдительность. Взор неустанно следовал за культистом. Тот, сопротивляясь дождевой стене, стремительно обходил ренегата с фланга.

Альдред взял бастард обеими руками, приподымая клинок остриём кверху. Гаста заметил это. Начал резко сокращать дистанцию. Едва ли он понимал, что Флэй прочёл его, как раскрытую книгу. Оставалось только обогнать в скорости сам ветер…

Сейчас или никогда.

Едва осознавая, что делает, чем всё обернётся, дезертир произвёл выпад. Настолько хлёсткий, насколько позволяли силы. Поток воздуха, что надвигался на него, резко сошёл на нет. На Альдреда, казалось, падала каменная колонна. Пятками он проехал по грязи чуть назад, но сдержал неведомую силу.

Магистр Гаста показался опять. Прощальная Роза его задела. Флэй попал в него весьма удачно. Химеритовый клинок вогнало язычнику прямо в грудь. Оттого и отдало в руки так, что суставы чуть было не вывихнуло.

Остриё хопеша не дошло всего-ничего до шеи Альдреда. Не без труда освобождая ноги из грязи, ренегат чуть отступил в сторону. Язычник хрипел, повиснув на клинке. Из раны по долу ползла кровь. Лицо дельмея в ночи казалось почти угольно-чёрным. Токсин расходился по всему его телу. Альдред затаил дыхание, до сих пор чувствуя опасность.

Ноги магистра подкосило. Гаста рухнул коленями в грязь – не жив и не мёртв. Его голову мотало из стороны в сторону. Шутка ли, до сих пор маг не выпускал из руки хопеш. Он цеплялся за жизнь изо всех сил. Не то захрипел, не то зарычал. Поднял руку в попытке достать оружием до Альдреда.

Всё случилось мгновенно.

Перепуганный упорством полутрупа, Флэй резко выдернул Прощальную Розу. Описал мечом в воздухе круг, срезая голову Гасты с плеч. Та плюхнулась в лужу, метая брызги. Из раны плюнуло кровью. Тело повалилось набок.

Тяжело дыша, ренегат опустил Прощальную Розу. По долу языческая кровь сползала вниз и примешивалась к дождевой воде. Альдред понимал: он жив до сих пор только потому, что судьба благоволила ему. Испытания на смерти магистра Гасты не заканчивались – это всего лишь промежуточный этап.

Убив далеко не последнего человека в Культе, Флэй дал сектантам свой однозначный ответ. Кто бы за ним не пришёл ещё, церемониться уже не будут. По мере блужданий по мёртвому Городу кольцо огня вокруг него становилось всё уже. Пекло адски. Рано или поздно будет расплата за всё, что Альдред успел натворить.

Что самое худшее, он уже был загнан в угол. И не находил подле себя тех, на кого бы смог без задней мысли опереться. Ренегат жаждал стать хозяином своей судьбы, но до сих пор блуждал в чужой тени. Теперь он чувствовал это гораздо явнее, чем прежде, в рядах Инквизиции. К паническим настроениям Флэй склонности не имел. Загадывать на будущее не стал. Он все ещё жив. Значит, есть, куда идти.

Является ли его жизнь злой шуткой Вселенского Разума? Дано ли ему жить, расправив плечи? Суждено ли ему умереть, сложив голову под меч злого рока?

Рассудит время. Ответ же явит себя в последний миг перед смертью.

Дождевая вода остудила его тело. По коже побежали мурашки. Стало ещё холоднее, чем прежде. Альдреда скрутило в приступе кашля – ещё более надрывном, чем прежде. Он не отхаркнул, а скорее выблевал слизь вперемешку с кровью. По крайней мере, ему тут же стало легче.

Выпрямив спину, Флэй поковылял прочь с места битвы. Ренегат был уверен, что идёт на север, к Акрополю. Но на самом деле просто шёл в никуда. Вслушивался в дождь.

Сквозь него пробивался колокольный звон. Где-то рядом находилась церквушка. Какая именно, кто бы знал. Альдред последовал на звук почти инстинктивно.

Там были люди. Живые люди. Там ему могли помочь…

Когда его силуэт скрылся среди кленов, на месте битвы вновь стало неспокойно. Голова магистра Гасты, почти наполовину ушедшая в воду, перевернулась. Из лужи показались пальцы, обхватившие лицо, застывшее в мученической мине.

Буквально из-под земли наружу поднимались руки. Затем тело по плечи. В конце концов – сам Чезаре Стокко в полный рост. Весь вымазанный в грязи. Но литомант оставался равнодушен к внешнему виду. Земля, какая бы та ни была, для него всё равно, что дом родной. Впрочем, только кроты его поймут.

Самум обхватил отрубленную голову поудобнее. Он должен был выйти к дезертиру вместе с магистром, но задержался, пустив Гасту вперёд. Не хотелось ему делиться добычей с кем бы то ни было. Так что Чезаре попросту затаился под землёй, наблюдая за развитием событий.

Он убил бы магистра и сам, одержи тот верх. Но Киаф его приятно удивил. И теперь вместо головы ренегата Стокко держал голову Гасты. Удивительно!

Чезаре внимательно вгляделся в лицо язычника. То, что с его кровообращением сделал невиданный яд. Выглядело так, будто без магии тут не обошлось. Литомант хмыкнул, ощупывая холодные щеки мертвеца.

Новое оружие Инквизиции, понимал чародей.

Теперь Самум точно знал: его ждёт работёнка как раз под стать. Он – по натуре своей головорез, а не законник, чтоб вести кого-то куда-то в кандалах. Проще швырнуть заказчику на стол искомый скальп.

Уже сейчас он бы проторил себе дорожку в земле и затянул бы под неё Киафа. Если бы не одно «но»: уж больно размыло её нынешним ливнем. Передвигаться, как минимум, проблематично. Затратно в плане эфира.

Ничего страшного. Альдред Флэй ясно дал понять, что не пропадёт. Беглец дождётся своего палача. И обязательно развлечёт его перед своей смертью.

Довольный положением вещей, Чезаре подытожил:

– Азартная будет охота…

Глава 8. Храм

День третий, около полуночи

Про аркебузу Флэй вспомнил запоздало. Впал в ступор уже на выходе из Дендрария. Поражался сам себе. Обычно Альдред никогда ничего не забывал.

Свою оплошность связывал с испытаниями, которые преподносили ему Саргузы. В особенности с заразой: жар и мигрени не могли пройти бесследно для его мозга.

Ренегат прикинул, стоит ли вернуться. К счастью, тут же отказался от этой идеи.

Чересчур долго он брёл через весь ботанический сад, скрываясь под сенью деревьев. Огнестрельное оружие действительно бы облегчило его выживание на улицах Города. Но не аркебуза. Такое ружье влекло за собой никчёмную возню.

Был нужен пистолет. Желательно кремневый.

Колокольный звон продолжал разноситься по округе. Ночной ливень покрыл мостовую тонким слоем воды. На её поверхности отражались окрестные здания, где больше никогда не зажгут свет после заката.

Флэй высунулся из пальмовой рощи, прошёл под аркой северного входа в Дендрарий. Остановился у ограды, отдышался.

Ноги гудели. Даже самая удобная обувь доставляет боль, когда пересекаешь длинную версту. В случае Альдреда пальцы, скорее всего, натёрло до кровавых мозолей.

Дезертира злила уязвимость собственного тела. Он не мог упомнить за всю свою жизнь столько увечий, ран и неудобств, сколько получил, пойдя по пути персекутора.

Хотя имело ли смысл жаловаться? В конце концов, он жив. Пока что.

Церковь находилась где-то неподалёку. Альдред, прикрываемый стихией, последовал на звон. В эту ночь буря особенно бесновалась. Дождь лил косой, а молнии громыхали по паре раз в минуту. Это значительно усложняло поиски островка безопасности в чумном океане.

Предатель прочесал несколько окрестных улиц, пока ноги не привели его к искомому храму.

Здание затерялось посреди античных инсул, что обложили его, будто стеной.

По всей видимости, его построили на деньги местных жителей, а не архиепископа Саргузского. Впрочем, не без его одобрения. Религиозность мирян, их готовность вкладываться в распространение истинной веры поощрялась.

Эту церковь же возвели, скорее всего, для общества, проживавшего в домах вокруг.

Храм высился над четырёхэтажными инсулами. По крайней мере, колокольней, что выдавалась из церкви.

Именно её заметил Альдред, проходя неподалёку. Там без конца орудовал звонарь, чей силуэт засветила промелькнувшая молния. Флэй нерешительно подобрался поближе.

Фонари да факелы не горели. Зато сквозь живописные витражи, что изображали святых, лучился едва различимый свет. Это добрый знак.

Там есть сколько-то народу. А не только полоумный звонарь, который бы в ином случае просто подавал напрасные надежды.

Вопрос о том, для чего тот привлекает внимание выживших, оставался открытым. По крайней мере, горожане, что там скрывались, прознали о связи погоды с упырями.

Измученный промозглым дождём, Альдред взошёл на лестницу и прочитал буквы, что были выдолблены на белокаменной арке:

– Это «Церковь Первых Уверовавших». Любопытно. Слишком громкое название для такого маленького храма. И чем они только его оправдывают?..

Едва ли это было важно. Флэй бормотал, только чтобы отвлечься от собственных невзгод. Он подошёл к двустворчатым воротам церкви – резным, с ангелами, что парили над горой Мидал.

Потянул за ручку-кольцо.

Заперто, что неудивительно. Впрочем, сдаваться было рано.

Если уж люди зазывали к себе выживших, кто-то должен был сидеть на вахте у самого входа.

Манипуляции с воротами никто не услышал. Тогда Альдред взял в руки Прощальную Розу и начал стучать по ним навершием. Последовательно и громко.

По ту сторону он слышал копошение. Флэй не сразу заметил, что в правой створке на уровне человеческих глаз было вырезано оконце. Да не только оно – ещё и дверь, чтобы люди входили по одному.

Кажется подозрительным. Но ренегат уже здесь.

Из оконца засквозил свет. На мгновение Альдред ощутил тепло, которого ему, бродяге-отщепенцу на саргузских ночных улицах так не хватало.

Уют. Общество. Цивилизация.

А потом всё резко оборвалось. Некто заслонил собой сияние огней.

В проёме показалась пара недовольных глаз.

Незнакомец первым делом спросил:

– Ты заражён?

– Я в порядке, – беспечно ответил Флэй.

Даже если и соврал тогда, то только наполовину: с тех пор, как ренегат отверг предложение Культа Скорпиона, его самочувствие действительно улучшилось.

Хотя Альдред видел ровно то, что ему казалось логичным. Природа Чёрной Смерти во всей красе перед ним до сих пор не раскрылась. Это вопрос времени.

Человек помолчал с полминуты, внимательно вглядывался в дезертира. Его глазам открывался вид на того только по грудь.

Он не мог сказать наверняка, болен пришедший или нет. Зато видел: потрепал его Мёртвый Город знатно.

Сторож спросил:

– Кто ты?

Ренегат затруднялся ответить и самому себе на этот вопрос честно. Не знал, как себя охарактеризовать.

Он уже не инквизитор, но ещё не полноценный Киаф. Промежуточное звено.

Всего лишь человек, опустившийся по уши в грязь Равновесного Мира.

Всю эту чушь вываливать на других он бы не стал.

Так что сказал ровно то, что заготовил:

– Джино Веларди, персекутор. Отряд «Феникс». Я разминулся со своими сослуживцами. Мне нужна помощь…

Больше всего дезертир боялся, что «Гидра» побывала в этой церкви, а капитан Колонна, затаив обиду на предателя, трубил направо и налево, что Альдред Флэй – персона нон грата.

Имя ренегат взял из головы: всё равно ни у кого, кроме самой Инквизиции и окружения архиепископа, нет подробных списков о контингенте Корпуса.

Лучше перестраховаться, чем угодить в просак.

– Значит, инквизитор? – задумчиво пробормотал сторож. – Надо же…

«Ублюдок не спешит открывать ворота», – заметил предатель.

– Так я и сказал.

Привратник посмотрел на него ещё раз исподлобья.

Испытующе, как если бы от его взгляда лжец должен был затрястись в страх.

Не на того напал. Кураторы – прекрасные лицедеи, так что доля самозванца им никогда не в тягость.

– Жди здесь, – велел сторож, закрывая оконце.

«Разумеется, он ничего не решает. Просто говорящая мебель в прихожей».

Альдред вздохнул тяжело, неспособный как-либо повлиять на ход вещей. Он убрал Прощальную Розу обратно за спину. Прислонился к воротам, укрываясь от дождя, и скрестил руки на груди в ожидании.

Сквозь древесную толщу створок он слышал по ту сторону приглушенную беседу.

Ничего разобрать не сумел. Голоса перекрывал колокольный звон, который уже начал понемногу раздражать.

Кроме того, Флэю показалось, что из глубин церкви доносилась проповедь. По всей видимости, священнослужители тоже населяли этот храм.

– Этот проклятый дождь меня доканает, – проворчал ренегат себе под нос.

Шевелюра напиталась водой и ниспадала на лоб, раздражая его донельзя. Хмурясь, он убрал её пятерней обратно на макушку.

С каждым днём укладка давалась всё труднее: волосы росли будто по часам. Ногти – тоже. Под ними за хождение по мукам в Саргузах скопилась уйма грязи разного происхождения. Сами пальцы перепачкались невесть, в чём.

Гармонисты не приветствовали частые купания. Многие верующие мылись только два раза в жизни: сразу после рождения и перед похоронами.

На Полуострове с гигиеной дела обстояли несколько лучше, чем в остальном Равновесном Мире. По крайней мере, там, где имелись термы, как в Саргузах.

Хотя туда абы кого не пускали.

Если кому и не писан церковный закон, так это богачам. Набрать горячую ванну – удовольствие не из дешёвых. Перед светскими раутами они обязательно нежились в воде, мылили тела, наносили всевозможные лосьоны на кожу – и прочее, и прочее.

К счастью для них, Полуостров кишел парфюмерией и косметикой, раз на внешнюю красоту здесь имелся особый спрос. А промышленникам только дай повод лишний раз озолотиться.

Бедных, то есть, большинства это не касалось. Лучше купить с полсотни буханок хлеба, чем один флакончик парфюма.

Плебеи рождались, жили и умирали в грязи. Шутка ли, сами же её и плодили. Как видел Альдред по пути в церковь, они-то и составляли костяк всякой орды упырей.

Думая о том, насколько он грязный и израненный, Флэй остановился на весьма интересной мысли.

В его голове мигом установились причинно-следственные связи.

Гигиена.

А если точнее, отсутствие таковой первично способствовало распространению заразы в воздухе. Миазмы не возникают на пустом месте – они поражают города, деревни, но не дикую природу.

Иными словами, самые загрязненные участки на теле земли. Те уголки, где скапливаются люди, плодящие нечистоты.

С какой стороны ни глянь, Саргузы были с самого начала обречены пасть жертвой морового поветрия. Хуже всего двойственность, что зиждется на изречениях Церкви.

Так, с одной стороны, священники призывали относиться равнодушно к бренному телу, больше заботиться о будущем души.

А с другой, жрецы беспрестанно разглагольствовали о миазмах в обход врачебных мнений: якобы зловоние – плод людского грехопадения, который множится и липнет к мирянам, чей образ жизни идёт вразрез с религиозной моралью.

«Можно подумать, чиста плоть лишь истинного праведника. Ну да, да ну…»

Эдакий Уроборос.

Вечный порочный круг.

Нерешаемая проблема.

Один фактор в разрезе вирулентности чумы влёк за собой другой, порождая совокупность. И теперь, что бы человек ни делал, рано или поздно мор коснётся и его.

Альдред Флэй явственно прочувствовал это на собственном примере.

Он хмыкнул:

– Пускай так и есть. Что бы это изменило, если бы я об этом додумался раньше? Да ничего в сущности! Дельная мысля приходит опосля. А меня за горло держит сам Бог Смерти. Тут уж без вариантов.

Размышления ренегата прервало копошение у ворот. Перед ним открывали дверь.

Он отлип от створки, оживившись, и прошёл к проёму.

Альдред увидел двоих людей, перекрывших ему путь. Он остановился и внимательно изучил каждого из них с ног до головы.

Всё тот же сторож, оказавшийся кем-то вроде рыцаря.

Быть может, ещё недавно тот верой и правдой служил Герцогу. По крайней мере, доспехи на нём и меч с затейливым навершием говорили о принадлежности к благородному воинству Ларданов.

Другое дело – физиономия, вырубленная топором, которую даже в самой глухой деревне не сыскать.

Лысый, понурый и в то же время угрюмый.

Он напоминал обезьяну: лысый череп, широкий выдающийся вперёд лоб, нос картошкой с раскидистыми ноздрями, губы-шлёпанцы.

И таким индивидам везёт с родословной…

Человек, что пришёл с ним, вызвал у Флэя куда больший интерес.

Любопытство оказалось взаимным.

С собой сторож привёл здешнего церковнослужителя. Каких-либо отличительных одежд клирик не носил, предпочтя более удобную рясу. Богато расшитая церемониальная мантия сильно бы стесняла его в движениях.

Но его одежды – это одно.

Внимание Альдреда привлекло именно его лицо. Иностранная наружность.

Как бы этот человек ни очутился в Саргузах, его нельзя было охарактеризовать как уроженца Западного Осфена. А вот Восточного…

Флэй вдосталь насмотрелся и на дельмеев, и на тримогенян, и на всевозможные народы, что теснились на Барахолке.

Чёрные, как смоль, курчавые волосы под стать мурину с Невольничьего Берега.

Орлиный нос, доставшийся от предков из Халифата.

То ли шоколадный, то ли кофейный оттенок кожи, как у переселенцев с Сулакты.

Массивный череп, отлично подошедший бы норманну под чашу, как у коренного жителя Гастета.

Грушевидное лицо, распространённое среди дельмеев.

Чуть раскосые глаза, как у шумайца и им подобных. А сами они – жёлтые, как у обыкновенного уроженца Тримогена.

В нём проявились начала всех восточных народов. Или почти всех.

И лишь густая борода отвечала представлениям гармонистов о служителях Церкви Равновесия. Вот, что шло с остальным обликом вразрез.

Клирик заговорил первым:

– Приветствую Вас, брат Веларди.

У Флэя, казалось, вот-вот потечёт кровь из ушей.

Против дружелюбно настроенных чужеземцев ничего против ренегат не имел. А вот в самой концепции Равновесного Мира и конфессии, что ей служила, он в последнее время вдребезги разочаровался.

Негласно отрёкся от своей причастности к Свету и Тьме. Впрочем, в Циме поступай, как цимлянин.

«Не брат ты мне, но…»

– Приветствую и Вас, – пошёл у него на поводу Альдред, – брат?..

– Фульвио. Такое имя мне дали в Саргузах, когда я принял церковный сан. Зовите меня так.

– Хорошо.

Биография Фульвио без излишних подробностей тут же сложилась воедино. Переселенец, да ещё и «озаботившийся» своей участью на той стороне.

Говорил на языке Полуострова священник весьма связно, хоть и не без акцента.

Флэй больше подивился другому: как так вышло, что неофит из враждебного края дорвался до церковного сана?

Это можно было уточнить и потом. Сейчас Альдреда волновало другое:

– Могу ли я войти?

– Конечно. – Фульвио кивнул, не спуская с ренегата глаз: – Церковь Первых Уверовавших всегда рада ревнителям нашей веры. Однако…

Чужеземец ощупал бороду, пытаясь выразиться как можно деликатнее.

–… в связи с тем, что нынче происходит в Городе, должен Вас попросить. Болезнь даёт о себе знать не сразу, так что наденьте вот это. На всякий случай.

«Значит, и правда в этом храме собрались уже стреляные воробьи…»

Священник протянул ему кусок серой ткани.

– Оберните её вокруг лица. Чтобы закрывало нос и рот.

– Маска? – усмехнулся Альдред. – Спасибо, у меня своя.

Дезертир натянул красную бандану аж до переносицы.

От неё до сих пор несло отдалённо канализацией, однако нюх предателя притупился. Так что смрад едва ли чувствовался.

Фульвио улыбнулся, поняв, что столкнулся со знающим человеком.

Только вот на этом с беглецом не закончили.

Убрав обратно ветошь, клирик заговорил опять:

– Джоффре сказал мне, Вы отбились от своего отряда. Скажите, как же так вышло?

К такому вопросу ренегат был готов. И потому прочел, как с листа:

– Мы направлялись к Акрополю. Таков приказ Верховных. Но по пути на нас напали мятежные чародеи. Пришлось отступать врассыпную. Возможно, прочие уже воссоединились. А вот мне не повезло. Уже вторые сутки пытаюсь добраться до острова Памятного. С переменным успехом, но пока получается.

Иностранец кивнул. Ответ его устроил. Но не слишком.

– Выходит, Вы не задержитесь у нас?

– Нет, что Вы! – наигранно стушевался Флэй. – Мне бы только эту ночь скоротать в безопасности. На меня напали отступники, пока я продирался сквозь ботанический сад. Хорошо бы раны обработать, передохнуть. И выступить с рассветом. Никак не могу толком сориентироваться в дожде…

– Очень жаль. Нам бы пригодились такие люди, как Вы, – посетовал священник.

– Приказ есть приказ. – Альдред пожал плечами.

– Так тому и быть, – не стал спорить иностранец. – Должен Вас предупредить, прежде чем Вы войдёте в храм. Пресвитер Клементе сейчас ведёт проповедь…

– Я слышу его, – кивнул Флэй, осклабившись.

– Да. Не следует прерывать мессу. Сами понимаете. К тому же, скоро прихожане отойдут ко сну. Всё-таки время позднее. Заходите тихо. И следуйте за мной. Я проведу Вас в купель. Там никого нет. И никто Вас не потревожит, обещаю. Спокойно займётесь ранами и дождётесь рассвета. Только скажите, может ли церковь помочь Вам чем-то?

С ответом предатель не спешил.

Из-за дурного самочувствия слова Фульвио он воспринимал постольку-поскольку. Догонял мысли собеседника с небывалой медлительностью.

Попутно его несколько смутила отчуждённость, которую ему навязывал клирик.

Впрочем, если уж его обязали прикрыть лицо маской, изолированность казалась логичной. Более того, Альдред находил это удобным для себя.

Ему не хотелось бы закашляться невпопад и поднять шумиху в храме.

Сторож Джоффре – явно не единственный вооруженный прихожанин. Наверняка были и другие. Точное число не так важно. Важно, что они могли зарубить одинокого, измождённого чумного.

– Еды и питья, если можно, – попросил дезертир. – Большего не нужно.

– Я всё принесу, – заверил Фульвио и отстранился, уводя руку от себя. Приглашал войти. Джоффре потеснился. – Прошу за мной.

И Киаф переступил через порог церкви, отправившей когда-то в небытие Пантеон. Он злобно зыркнул мимолётом на сторожа и поравнялся с клириком…

Глава 9. Бубоны

Едва встав с Фульвио плечом к плечу, ренегат окинул взглядом эту церковь.

Разумеется, реальность, в которую мор погрузил Город, сказалась на храме. В остальном же он ничем не отличался от всех прочих в Равновесном Мире.

За исключением, быть может, одной примечательной детали.

Те же белокаменные стены. Колонны. Живописные своды, повторявшие светлые сюжеты из Дюжины Столпов. Статуи Светлейшей и Темнейшего в конце зала, только значительно меньше, чем в Соборе Святого Аремиля. Витражи с ангелами. Канделябры.

Не хватало только стойкого запаха благовоний и одухотворённого песнопения с пустовавшего клироса.

У ног Света и Тьмы стоял пресвитер, озарённый огнями свечей.

Паства слушала его смиренно, оставаясь в темноте зала.

Флэй задумчиво погонял воздух во рту. Ему казалось, это действо больше напоминало театральную постановку, нежели мессу.

Прямо за статуями Противоположностей расположился барельеф, также купавшийся в приглушенном свете.

С такого расстояния ренегат не мог точно разглядеть, что изобразили резчики по камню в этом артефакте. Он видел разве что силуэты людей в непонятных античных одеждах – целую дюжину таковых.

Альдред склонил голову в сторону брата Фульвио и спросил:

– А что это там?

– М?

– Барельеф.

Чужестранец улыбнулся.

– Рад, что Вы спросили, брат Веларди, – отозвался он еле слышно, дабы не привлекать к себе внимание паствы. – Им храм обязан своим названием. Первые Уверовавшие. Первые провозвестники истинной веры.

– Неужели?

Он указал на центр экспозиции.

– Вон, видите? Это же пророк Хроза! Разве не узнаете? А вместе с ним и все остальные святые. Вот же они, слева-направо.

Дезертир прищурился. Но увы.

– Зрение что-то подводит. Освещение не из лучших.

Фульвио стушевался.

– Свечи приходится экономить. Каждая на счету.

– Похоже, барельефу уже много веков. Как Вам удалось его раздобыть? И откуда?

– Это весьма интересная история, – отметил священник. – И, если угодно, я с удовольствием поведаю Вам её. Только не здесь.

– Конечно, – не стал спорить Альдред.

И они пошли вдоль толпы.

Скамьи, которые расставляли в церквях по обыкновению для немощных прихожан, сдвинули к стенам. Под иконами великомучеников спали дети, дремали старики, матери качали младенцев.

Глаза предателя бегали туда-сюда. Он считал мирян по головам, будто агнцев. По его оценкам, Храм Первых Уверовавших вобрал в себя порядка ста пятидесяти человек.

Мужчины, женщины, дети, старики всех сословий. И около двадцати, по меньшей мере, рыцарей. Всё же рыцарей, да только понять, служили они именно Герцогу или кому ещё, возможным не представлялось. Уж больно темно вокруг.

У Флэя тут же возникло немало вопросов к тому, что засвидетельствовал.

«Надо будет поинтересоваться у Фульвио».

Паства, заворожённая речами глашатая Противоположностей на земле, даже не обратила внимание на два силуэта, что проносились мимо них.

Разве что пара-тройка человек, что больше напоминали сонных мух, поглядели на Альдреда. В темноте они не могли разобрать, кто это из рыцарей.

А вот сами латники с подозрением всматривались в чужака.

Никто даже не понял, что он в инквизиторском обмундировании. Тем лучше. Флэй бы и вовсе предпочёл остаться инкогнито.

Священник повёл его из главной залы по коридору в восточное крыло, где и располагалась купель.

А вслед им доносилась проповедь пресвитера Клементе:

– Миновал третий день Седьмой Эпохи. Но мы уже можем видеть, как сильно преобразился Равновесный Мир. То, через что приходится проходить человечеству, неслучайно. Уверен, многие из вас или читали, или слушали то, что изложено в Двенадцати Столпах. Судный День, Армагеддон, Апокалипсис. Как бы кто ни называл светопреставление, это не просто страшилка для грешников.

Это закономерность.

Вы пришли в дом Света и Тьмы с наступлением морового поветрия. Не снизошли до зверей в человеческом обличии, не стали грабить ближнего своего, убивать, насиловать и потворствовать Судному Дню, не стали его приближать.

Уже это уберегло вас от тех опасностей, которыми кишит наш многострадальный Город. Ваши бренные тела спасены. Здесь, в храме Первых Уверовавших.

Но стоит подумать и о душах наших.

Седьмая Эпоха меняет всё. Она вскроет всё плохое и хорошее, что есть людях. Свет и Тьма смотрят за нами, Противоположности неспроста испытывают нас. Человечество должно доказать, что способно сохранить Равновесие, что люди могут перебороть в себе пороки, обрести праведность и добиться прохода в райские кущи…

«Если я скажу, что Седьмая Луна не имеет ничего общего с Равновесием, интересно, как быстро эти люди разорвут меня на части?..» – призадумался Альдред.

Независимо от того, к какой конфессии принадлежит группа людей, оскорбление чувств верующих может обойтись дорого смутьяну.

Самосуд никто не отменял.

И Флэй молчал.

–…Много ли человек пришло в храм, как бы отчаянно мы ни зазывали их колоколами? Если бы! В столь тёмный час в лоне Церкви утешение ищут лишь те, кто действительно хранит по жизни веру в Свет и Тьму! Остальным не нужна никакая вера. Заблудшие души ищут спасение где угодно, только не здесь, но находят лишь горе, болезнь, лишения, смерть и прозябание в Серости. Но Вы другие.

Вы праведные гармонисты. Церковь защитит вас. И в конце пути Вы обретёте рай.

Никогда Альдред всерьёз не относился к речам священнослужителей. Ему было тяжело поверить на слово в то, что он не мог оценить через восприятие.

Отложенная кара казалась ему сомнительной расплатой, если он сделал что-то не так. С детства это повелось.

А став старше, Флэй и вовсе разграничил мирскую жизнь и жизнь религиозную. За каждой из них своя культура общения, поведения и взаимоотношений между людьми. Служба в Инквизиции стояла где-то посередине, взяв определённые элементы из обеих.

Теперь же всё иначе.

Слушая отца Клементе, Альдред расценивал его слова, как дешёвую манипуляцию. Во многом потому, что Актей Ламбезис показал ему обратную сторону медали.

Представил его вниманию разницу. Суть. Явил взору Бога Смерти.

Между тем Свет и Тьма лишь мигали глазами, сортируя души. Всё остальное – труд десятков, сотен тысяч, миллионов людей, кто добровольно или принудительно стал частью Равновесного Мира, сделав его чем-то большим, чем пустой звук.

Он отказывался верить, что все эти люди слепо верили, так наивно заглядывали в рот пресвитеру Клементе.

Казалось, должны были среди паствы найтись умы, отточенные критическим мышлением. Вот только Альдред, сравнивая их всех с собой, не учёл нюансов, коих тут имелось до кучи.

Флэй рос в семье, для которой религия – скорее, культура, нежели образ жизни. Обязательство. Звено, что связывает их с остальным обществом.

Никто не принуждал его блюсти Дюжину Столпов. Просто потому, что на него всем было плевать. Мальчика никогда не расценивали, как полноценного члена семьи, предоставляя того самому себе.

Далеко не каждый человек из находившихся в храме вместе с ним претерпевали подобное. У многих в семье шло всё, может, и не безукоризненно, но как у всех.

Полноценно.

Тётка с дядей обращались к образам Света и Тьмы, когда их руки доходили до Альдреда, лишь чтобы напугать его. Как бабайкой, чёртом, демоном, чудищем. Чем угодно, что может утащить его за ногу под кровать в никуда.

Как и любой ребёнок, будущий инквизитор пакостничал. И бабаек боялся гораздо больше, ибо монстры действительно жрут людей.

Собственную душу мальчик никогда не видел. И слабо представлял, что будет, если её отнимут некие Противоположности.

Для него гора Мидал, ангелы, Свет и Тьма казались такой же сказкой, как прочие, народные и авторские.

Между тем для многих жителей Полуострова Равновесный Мир – это они, их деяния, их любовь и ненависть, наслаждения и муки, жизнь и смерть.

Люди верили, что строят его, за что потом Противоположности вынесут им окончательный вердикт. Религиозные праздники не обходились без походов в церковь. Для них это действительно значимые дни календаря.

В Кродо жизнь шла отчуждённая: всё-таки нирены не могли натурализоваться окончательно, держась за корни, как за единственное достоинство, которое у них осталось. Норманны забрали у них всё. А феодалы Полуострова не предложили ничего, кроме никчёмного участка суши, где единственный способ прокормиться – выйти в море.

Инквизитором же Альдред стал не по идеологическим соображениям, а из пресловутого желания выжить.

Лишь многим позже он осознал, насколько парадоксальное решение принял: чтобы жизнь продолжалась, добровольно стал ей рисковать. Впрочем, иного выбора у него попросту не было.

Народ мог обманываться, как ему угодно, считал дезертир. Со временем каждому воздастся по его заблуждениям.

В конце концов, и он сам едва ли жил по правде. Момент, когда ему бы открылась истина, пусть даже личная, а не вселенская, вообще мог никогда не настать.

Ибо зараза никуда не подевалась: просто затаилась.

Священник и дезертир отошли достаточно далеко. Так что кровь из ушей Альдреда потечь не успела.

Фульвио взял ключ и отворил дверь, что вела в купель. Ренегат посмотрел на него со значением.

Чужестранец замер, повернулся к нему и стушевался.

– Что-то не так, брат Веларди?

– Только не надо меня закрывать. Ладно?

Церковнослужитель приподнял от удивления бровь.

– Брат Веларди, что ж Вы такое говорите! Как можно…

У Флэя возникло впечатление, будто иноземец его стыдит.

Может, это мёртвый Город наложил на него свой отпечаток, сделав более подозрительным, чуть ли не параноиком.

Но Альдред смотрел правде в глаза: если его запрут, в купели он и умрёт.

– Ничего личного, брат Фульвио, не подумайте. – Ренегат осклабился и мягко, фамильярно похлопал клирика по плечу. Тот дёрнулся от неожиданности. – Просто времена нынче тёмные. На саргузских улицах я всякое повидал. И поверьте, я не хочу никому создавать проблемы. Но ещё меньше хочется, чтобы проблемы создавали мне. Вы же меня понимаете?

– О чём речь, конечно. О чём речь… – стушевался иноземец. – Это моя вина, боюсь. Я должен был объяснить Вам, что и как. Просто… просто Вы явились не в самый удобный момент. Я имею ввиду, для бесед.

Было видно: Фульвио нервничает.

Пускай он разговаривал с инквизитором, и не с абы каким, Альдред был вооружён и взвинчен. Как минимум, шутки с ним плохи.

Страх беспрепятственно ползал вдоль позвонков иноземца.

Ренегат, несмотря даже на своё паршивое состояние, заметил это кураторским глазом. Он решил продавить свою волю.

Тем более, что за одухотворённым клириком не замечалось той твёрдости характера и несговорчивости, что присущи потасканным собакам вроде Флэя.

– Мы поговорим. Всенепременно. Но для начала проясним вот, что: не затруднит ли Вас отдать мне ключ от купели?

Альдред, не дожидаясь ответа, требовательно протянул руку.

Тот округлил глаза, неспособный понять, как ему быть.

У Флэя был неплохо подвешен язык, если у него возникала острая нужда пролоббировать свои интересы в дискуссии, так что он, исключительно по доброте душевной, проявил инициативу:

– Я порядочный гармонист. Идейный инквизитор. Вы и сами знаете, далеко не все сановники могут этим похвастаться. Такой жест с Вашей стороны стёр бы любые сомнения. – Он плотоядно улыбнулся. Вкупе с тем видом, которым его одарил мёртвый Город, это выглядело жутко вдвойне.

Клирик издал странный, скрипучий гортанный звук, а после заблеял:

– Д-да, брат Вел-ларди. К-конечно. Это не проблема. Вэ-в-вот…

Фульвио отдал заветный ключ, вложив его в ладонь заражённого.

У него имелся только один резон, чтоб это сделать: он один на один с дёрганым цепным псом Церкви, пьяным от жажды крови. Даже руки его от нее до сих пор не очистились после Дендрария.

Возможно, рыцари, вставшие на защиту Церкви, убили бы его. Если бы что-то пошло не так. Вот только чужеземец об этом бы ни за что не узнал, отдав душу Свету с Тьмой прямо в коридоре.

И Фульвио чувствовал опасность. Как и любой человек своей породы, перечить он не стал.

На то и рассчитывал Альдред.

«У меня были хорошие учителя, – подытожил Флэй. – Как бы я их ни призирал…»

– Прекрасно, – отозвался он. – Что ж, покажите мне, что у Вас тут да как…

Церковнослужитель кивнул и зашёл в баптистерий первым.

Помещение являло собой восьмиугольник, в середине которого стояла купель. В полумраке беглецу показалось, будто площадью она была с небольшой частный бассейн.

Альдред ощутил тепло. Куда явственнее, чем в главной зале, где холод паства прогнала своим дыханием.

«Даже жарко. Влажно. Прям как в термах…»

– Вы что, людей окунаете в горячий источник? – озадачился ренегат.

Баптизм подобного рода шёл вразрез с тем, каким его задумывала Церковь Равновесия. Обряд подобного рода нельзя назвать комфортным.

Людей окунали в холодную воду. Во многом для того, чтоб их чувства обострились. Чтоб их переход к праведной жизни стал предельно ощутим.

Хитрая уловка.

Чужеземец ответил не сразу. Он возился с трутом, поджигая заготовленные факелы в стойках. По крайней мере, зажёг Фульвио один.

Затем сказал:

– Эта церковь построена частными лицами. На месте языческого горячего источника. Всё верно. У спонсоров не было денег для проведения трубы от акведука. Даже от Северного. Тем более, что район уже застроен под завязку. Так что обошлись тем, что есть. Просто восстановили скважину. Заверяю, что архиепископ Габен в курсе…

– Да я не возражаю. – Альдред присел на край купели, раз уж больше негде было. – Просто удивляюсь.

– Ах, вот как! – Фульвио выдохнул.

Видать, с инквизиторами лично он дела имел не часто. Если вообще имел.

– Так кто, говорите, построил ваш храм? Жители окрестных инсул, что ли?

Клирик замялся.

– Не совсем. Отчасти так. В основном постройку здания проспонсировали Воины Хоругви. После того, как их княжество в Гастете вернул себе Халифат, некоторые рыцари меча и весов обосновались тут.

Флэй не поверил своим ушам.

– Воины Хоругви? Здесь?

– Да. Если быть точнее, часть ордена Святой Ванезии. Прокажённые. Они тут же, в Церкви. На балконах караулят. Им помогают безземельные.

– Ну и ну, – дивился Альдред. – Я слышал о безликих. Но не думал, что кто-то вроде них будет жить в этом Городе… Тут лепру не жалуют.

– Димето дал им островок в своей лагуне. Под монастырь. Но те, кто смог нажить в Гастете состояние, перебрались в Саргузы. Так что на каждое правило есть исключение.

– Всё решают деньги, – дерзнул его поправить Альдред. – Лучше называть вещи своими именами.

– Получается, так.

– Это они привезли барельеф?

– Соответственно. Раньше он стоял в Искандерии. Большая удача, как по мне. Городу стоит гордиться таким приобретением. Ему же тысячи лет. Тысячи!

Дезертир усмехнулся.

– Лишний повод паломникам посетить Саргузы.

– Вы разве не слышали о барельефе раньше?

– Я всегда на заданиях, – отмахнулся тот.

Раньше из грязи в князи поднимались далеко не через службу в Инквизиции. Нищие, бродяги, крестьяне, бедные рыцари, второстепенные сыновья дворян, лишние принцы – все нашивали на свои накидки весы с мечом, записывались в Воины Хоругви.

Многие жители Равновесного Мира с подачи Церкви живут в заблуждении.

Якобы это Восток вечно угрожает Западу, но никак не наоборот.

За примерами далеко ходить не надо. Халифат, некогда подмявший под себя львиную долю Пиретреи. Экспедиция Гиспалла, когда дельмейские легионы пытались вернуть Верхний Осфен в лоно империи.

Запад кишит мемориалами в память о жертвах, которые за собой повлекли нашествия с Востока.

Попытку же Равновесного Мира продвинуться за Экватор Церковь оборачивает в священную миссию по объединению Осфена под эгидой единственно верной религии.

Увы, всё куда сложнее.

История Воинов Хоругви берёт своё начало примерно полтысячелетия назад. В самые тёмные века обоих половин Осфена. На заре Халифата, когда мир только-только столкнулся с ифритами. Они называли себя высшей расой и подкрепляли слова делом.

Даровали простым смертным магию, которой свет не знал. Преподнесли свою философию и культуру. Обратили веру тамошних язычников непосредственно к небу.

Именно Луны, а не Боги, стали сакральны.

Лунаризм распространялся по Востоку подобно поветрию оспы. Разрозненные города сплачивались в единое государство. Неофиты собирались в армии, громя остатки ослабшей Дельмейской империи за Экватором.

Быть может, ифритскую угрозу подавили бы в зародыше. Да только будущий Деспотат в те времена дышал на ладан.

За лавр императора грызлись первые семьи столицы. Легионы выжигали Запад. А государство гнило заживо под гнётом чумы. Сам климат перевернулся с ног на голову: который век подряд из года в год становилось всё холоднее.

И даже там, где издревле высились барханы, лежал снег. Словом, Пессимум.

Песчаной бурей Халифат прокатился по дельмейским провинциям. Они завоевали Гастет. Разорили Тримоген. Вырезали города в Сулакте. Проповедовали даже в Пао, поднимая восстания рабов. А затем покусились на Пиретрею, бросив тамошним лурским царькам вызов.

Они легко подмяли под себя страну суховеев. Установили свои правила. Их остановили только ашты, уже на своих территориях. Со временем Халифат в Пиретрее дробился на части.

Головы подняли будущие вестанцы и кордугальцы. Их Реконкиста только-только закончилась. Впредь в тех краях разворачивается совсем иной, не менее кровавый сюжет.

Но тогда гармонисты Пиретреи слёзно молили Равновесный Мир о помощи. Правивший понтифик их услышал. Даже подписал буллу, ознаменовавшую собой целую эпоху священных походов на Восток. В Халифат.

Вот только о Пиретрее там не было ни слова.

Как ни странно, во главе угла опять встали самые грязные людские пороки: алчность, гнев и гордыня.

Едва выдворив дельмейские легионы, Папа Цимский указал армиям Равновесия на нового врага с Востока.

Им стали ифриты, прибравшие к рукам богатейшие провинции язычников.

Это был хитрый ход. Ибо насилие всенепременно влечёт за собой новую волну насилия. Те, кто ещё вчера защищал границы Равновесного Мира, вжились в войну. Неровен час, они могли развязать вооружённый переворот на Западе.

Никакая власть – ни светская, ни церковная – не хотела этого. Десятки тысяч воинов поплыли за Экватор.

Им обещали горы золота, земли, пропуск в райские кущи вне очереди. Лишь бы только Воины Хоругви сделали всё, чтоб Равновесный Мир прирос Востоком.

С тех пор там шла постоянная война.

Священное воинство делилось на ордены, даже конфликтовало внутри себя. Карта перекраивалась. Государства рушились и возникали.

А пока Запад резал владения ифритов на кусочки, дельмеи зализывали раны.

Финал эпопеи отнюдь не безоблачен.

Халифат развалился на никчёмные султанаты, в чём также заслуга ифритов. Требовалось время, прежде чем на осколках старой империи воздвигли бы нечто новое, ещё более грозное.

Последние княжества гармонистов на Востоке пали. За собой Воины Хоругви оставили не больше, чем разброд и шатания религий.

Ордены рыцарей разбредались по Западу в поисках новых сфер влияния. Кто-то завоевывал дальние севера, кто-то – врос в сеть политических интриг Равновесного Мира. Третьих же перемололи жернова времён.

А те, кто извлёк настоящую выгоду из кровавой истории священных походов, давно отошли в мир иной…

Стоило ли оно того? Едва ли. Просто меньший Хаос перекрыл собой Хаос больший. А история, как ни в чём не бывало, продолжила свой мерный ход.

Будучи ребёнком, Альдред их идеализировал. Считал героями. Даже хотел стать одним из них, судорожно тянув руки к статусности, раз никто о нём особо не пёкся. Лишь образование, данное Инквизицией, разбило его былые принципы.

Мир перестал делиться на чёрное и белое. Он состоял из тысячи разных оттенков прозаичной серости. Как ни странно, Флэй легко принял этот факт. Ибо видел подтверждение тому, просто оглядываясь назад, на собственную биографию.

– Кхм-кхм, брат Веларди?

Альдред осёкся.

Его будто вытянули из купели, где ледяная вода заглушала весь Равновесный Мир. Он понимал, что не просто так задумался и ушёл в себя: не то время и не то место.

В конце концов, этим страдают лишь старики. Свой внеплановый уход из реальности Флэй связывал с заразой.

По всей видимости, чума старательно, еле заметно гробила его рассудок. У ренегата перед глазами всплыли чёрные минералы, что росли прямо из черепов упырей.

Неужели его ждёт подобная участь?..

Дезертир в ужасе помотал головой, гоня прочь панические настроения. Он притворился дураком и спросил, примерив на себя озадаченную мину:

– А, что?..

– Я Вас спросил, когда Вам лучше принести пищу, – повторил брат Фульвио, тяжело вздохнув.

Иноземец, пока Альдред размышлял обо всём и ни о чём, успел дойти до двери, собираясь уходить.

– Извините меня. Уже который день я не сплю в достатке. Буквально дремлю на ходу, – отшучивался ренегат, виновато почёсывая затылок. – Я думаю, через пару часов будет в самый раз. Перевязка требует уйму времени…

– У Вас и правда болезненный вид, – заметил чужестранец.

Предателю не понравилось то, что клирик только что изрёк своим ртом.

«Он что, подозревает меня?.. Глазастый, оказывается!»

– Что ж, тогда я навещу Вас позже. А пока отдыхайте.

– Благодарю, брат Фульвио, – Ренегат улыбнулся ему.

Предельно фальшиво, и быть может, иноземец это заметил.

Клирик чуть склонил голову, заложил руки за спину и удалился по коридору в молельную залу. Альдред выдохнул облегчённо.

Флэй не мог нарадоваться, что наконец-то уединился, будучи при этом в полной безопасности. По крайней мере, зрительно.

Всё это время он терпел, как мог, чтобы не закашляться. Предатель встал в полный рост, тихонько проскользнул к двери в коридор.

Не без скрипа, но притворил её настолько тихо, насколько возможно. Затем отбежал в самый дальний угол купальни, достал бинт, оторвал немного.

Сложил его несколько раз и прокашлялся надрывно в ткань.

Даже сам себя Альдред почти не слышал. Всё равно, что кричал в подушку. Он посмеялся бы над самим собой, не рви у него так дыхательные пути.

Бронхи, трахеи, лёгкие, горло, небо – всё горело. Стараясь быть скрытным, Флэй вёл себя, как дитё малое.

Шкодливый мальчишка, затеявший пакость. Но иного выбора не имел.

Приступ закончился. Альдред отставил бинт от себя и посмотрел, что вышло на этот раз. Студенистая чернота – даже крови не видать.

Ни о чём хорошем, подозревал ренегат, увиденное не свидетельствовало. Выдохнув с прискорбием, Флэй скомкал использованный бинт и засунул в задний карман.

Потом выбросит, когда уберется из этой церквушки восвояси.

Едва стало легче, дезертир вытащил из кармана даренные часы. Последнее материальное напоминание о сестре Кайе.

Не будь этот предмет настолько полезен, Альдред бы давно уже выбросил его, без малейшего сожаления. С приходом в Саргузы поветрия знание точного времени стало чуть ли не ценнейшим среди прочих.

«Буду проходить лавку часовщика, обязательно возьму себе другие. А эти – утоплю в канализации. Там им будет самое место!» – думал Флэй.

Как и всему его прошлому, стоило полагать.

Между тем стрелка доползла до часу ночи. Долго же Фульвио со сторожем его мариновали! Впрочем, Альдреду некуда было торопиться, как он думал.

Стоило выжать из нынешнего положения вещей предельную пользу. И по возможности получить удовольствие. Даже если клир с паствой окажутся против.

Кто его здесь видит сейчас? Да никто!

С перевязкой ран Флэй решил повременить. И на то имелась одна весомая причина: горячий источник. Вот же он, прямо перед ним.

В бытность инквизитором дезертир любил не только выбираться в Город, но и плескаться в минеральной воде.

Гармонисты на дух не переносили язычников и старались чуть ли не все их заслуги, какие могли, присвоить себе. В том числе – исследования. Самое простое.

Дельмейские трактаты о пользе купания в термах были переписаны. Авторами указывали имена, за которыми не стояли реальные люди. По крайней мере, в большинстве своём Равновесный Мир не коверкал сути написанного. Горячие источники оздоравливают организм, помогают легче перенести целый ряд болезней.

Облегчает ли минеральная вода долю тех, кто является носителем Чёрной Смерти, не уточнялось, конечно.

Быть может, Альдреду вообще не стоило соваться в купель. Но соблазн был чересчур велик. Тем более, что с нынешним состоянием его гигиены он вполне мог помереть гораздо быстрее.

Флэй призадумался, позволив себе желчно пошутить:

– Лучше сдохнуть чистым, нежели грязным. Хм. А ведь всё равно замараюсь…

Вздохнув, ренегат подошёл к двери. Проверил, не следит ли за ним брат Фульвио.

К счастью, иноземец ушёл восвояси, хотя отсюда его было не видать.

– Ну что ж, опробуем местную терму…

Альдред избавил себя от пут одежды, грязной, точно улицы Города после дождя. Он тут же ощутил, насколько беспомощен. Чтобы хоть немного придать себе уверенности, положил на край купели перевязь.

Так он легко вытянет метательный нож и прикончит незваного гостя. На случай, если их будет много, рядом с собой Флэй поставил Прощальную Розу.

Ему не хотелось бы принимать бой в таком виде, но кто его знает…

Решив, что обезопасил себя донельзя, ренегат полез в воду. Осторожно, до конца не понимая, способствует выздоровлению или гибели. В ходе своих мытарств дезертир дёрнул рукой не так, как обычно, и почувствовал неладное. Альдред остановился, прижал руку к боку. Ему не показалось. Потом сделал то же самое второй. Точно.

– Это ещё что? – осёкся он.

Заглянул в одну подмышку. Во вторую. И тут же потерял дар речи. Он увидел с обеих сторон уплотнения, которых там не должно было быть.

Большие и гнойные, напоминавшие огромные фурункулы.

Кажется, Цанци называл их «бляшками».

«И какая эта форма чумы?» – озадачился Альдред. Тужился, лишь бы вспомнить.

Он же знал, знал! Ещё утром бы сказал, но сейчас почти всё, о чём говорил бродяга, вылетело у него из головы. Будь память сравнима с вазой, она была бы разбитой.

На тысячи бессвязных осколков.

Ужасаясь нежданному открытию, Флэй стал крутиться вокруг своей оси. Осматривать каждый уголок своего тела. Бляшки набухли не только в подмышках. Ещё пару он умудрился нащупать, когда проводил пальцами по шее. Их скрывал воротник, и только так брат Фульвио не уличил его во лжи.

– Что же мне делать? Что?.. – Альдред почувствовал себя совершенно потерянным.

А в том виде, в котором он стоял в купели, выглядел ещё и жалким сам для себя.

«Будь ты проклят, Ламбезис! За что мне всё это? За что?..» – тихо бормотал Флэй в уме, отчаянно пытаясь пережечь в себе истерику.

Как минимум, так было нечестно. Альдред покачал головой. Избранник Неназываемого глумился над ним со вкусом. Киаф, что помрёт от чумы, как и всякий другой смертный. Только посмотрите на него! Разве кто-то вроде него достоин воссоединиться со своим Богом?

Хоть сколько-нибудь разумного решения ему не пришло. У Флэя сдали нервы.

– Да пошёл ты… – прошипел Альдред, обращаясь к архонту. Как если бы тот его услышал и принял сказанное к сведению.

Раскрасневшись, как рак, от злости, ренегат стал входить в воду. Его тело укрыл пар, поднимавшийся над поверхностью купели. Дезертир опустился в воду по подбородок. Ощупывая бляшки, он чувствовал: если на них надавить хоть немного, те лопнут и исторгнут из себя гной. Быть может, это могло ему помочь.

Он разлёгся в купели, вытянув ноги. Стал ровно дышать. Поначалу Альдред испытывал те же приятные ощущения, что и во время любого другого похода на горячие источники. Его плоть, кости, кровь чувствовались иначе. Было хорошо. По-настоящему.

Быстренько умыл лицо. Промассировал голову пальцами, смывая всю грязь с седых волос. Как можно тщательнее. Остальным займётся сама терма.

Флэй закрыл глаза. Старался ни о чём не думать. У себя в голове он отверг Равновесный Мир. Саргузы. Мор. Культ. Инквизицию. Всё, что переплеталось в его персональную реальность. Есть только он, тепло – и ничего больше.

Минеральная вода его никогда не морила, так что Альдред ни за что бы не уснул в купели. Тем более, когда спектр его ощущений резко перевернулся с ног на голову. В местах, где образовались бляшки, пекло, будто приложили калёным железом. От боли Флэй дёрнулся, чуть привставая из купели.

Глаза округлились. Он не решался коснуться поражённых участков кожи до последнего. Наконец, ренегат себя пересилил. Дотронулся до шеи. Там, где еще не так давно зрела бляшка, теперь осталась только отмершая, распаренная кожа. Она прикрывала нижние слои, а местами – оголившуюся плоть. Альдред замер. Понял, почему стало так больно. Впрочем, все равно не установил, правильно ли сделал.

Во всяком случае, стало полегче. Будто бы жар и боль в лёгких отступили. О полном выздоровлении не могло идти и речи. Зараза имело свойство затихать порой. Как бы то ни было, Флэй выдохнул облегченно.

А потом весь Равновесный Мир снова обрушился ему на голову: дверь в баптистерий ни с того, ни с сего заскрипела…

Глава 10. Чудо

День четвёртый, после полуночи

– Брат Веларди, что Вы?.. – начал было священник.

Конец вопроса застрял у него в горле. Сам он впал в ступор. И на то имелось несколько причин к ряду.

Для клирика будто перевернулся с ног на голову мир. Он и подумать не мог, что инквизитор, уважаемый в обществе элемент, залезет в купель, как в обычную терму. Его охватил когнитивный диссонанс: к такому жизнь его не готовила. Но это ещё ничего. Гость храма тут же подорвался из воды, выудив из секции в портупее метательный нож.

Ситуация, которую чужеземец не мог себе и вообразить. В месте, которое сокровенно для каждого праведника, стоит он – Фульвио – на прицеле у человека в неглиже. Да ещё и смертельно опасного! Для него. Что придавало обстоятельствам больший сюр, инквизитора своё положение нисколько не смущало.

Чужеземец больше напоминал статую. Ренегат чуть наклонил голову к плечу, буравя его взглядом. Губы скривились в пренебрежении, а глаза источали жестокий огонь. Дезертир держал нож за клинок. Фульвио был не дурак – понимал, если дёрнется, умрёт.

– Есть ещё кто-то с тобой? – строго и утробно осведомился Альдред.

Фульвио замялся, потупил взор, нервно мял пальцами рясу на уровне живота. Ничего человеческого и уж тем более мужского в нём не осталось. Он обратился хомяком, забившимся в угол, дрожащим перед гигантской пятернёй, которая вот-вот его схватит.

– Н-нет. Я один…

Ответ предателя устроил. Уголки губ с одной стороны приподнялись в ухмылке.

– Тогда заходи. Дверь за собой прикрой, – указал Флэй, будучи хозяином ситуации.

Церковнослужитель стал глух к реальности. Он поймал себя на стойком ощущении страха. Джино Веларди, каким тот себе его представлял, перестал существовать. Впредь это опасный, враждебный инквизитор, обезображенный катастрофой в Саргузах. Клирик не спешил, пытаясь предугадать, что последует за выполнением указаний.

Альдреду это начало надоедать. Холодным голосом он властно призвал:

– Делай, что говорят.

Иностранца будто ударили плетьми. Подавленный, он перешагнул через порог окончательно. Завёл руку за спину. Его пальцы ощупали потрескавшуюся от влаги крашеную ручку баптистерия. Он прикрыл дверь. Та скрипнула, оцарапав слух.

Ноздри Фульвио изогнулись. Воздух заходил ходуном, внутрь и наружу. Глаза метались. На пол. На одежду инквизитора. На меч. Под ноги. К потолку. Дезертир видел это и гулко бросил ему:

– Сюда смотри.

Тот осёкся. Куда? Фульвио пополз по фигуре инквизитора снизу-вверх, пока наконец-то не напал на леденящую блеклость его голубых глаз. Оттенок стал небывало белёсым. Взгляд же отдавал стеклом. Словно жизнь покидала Флэя бесповоротно. Чужестранец не понаслышке знал, о чём может говорить то, что он видел.

Его внимание привлекли куски отмершей кожи, сползшей на шею. Открытые розоватые участки плоти, оголившиеся, когда лопнули бляшки. Фульвио тут же всё стало понятно. Но не легче. Как оно происходило, быть не должно было. Увы, об этом клирик сообщить не решался. Боялся и рта раскрыть: вдруг схлопочет отравленный нож.

– Зачем пришёл? Я ждал тебя многим позже, – поинтересовался Альдред.

– Я… – начал церковнослужитель, пытаясь перебороть в голове сумбур. – Я лишь хотел спросить, готовить ли на Вас чечевичную похлёбку. Всё же негоже потчевать гостей лишь водой и хлебом. Пресвитер Клементе и несколько рыцарей тоже изъявили желание откушать, и вот я здесь…

Ренегат хмыкнул, поражаясь невинности и простодушию иностранца.

– Вот оно что, – пробубнил Флэй. Всё происходящее казалось ему сущей нелепицей. – Нехорошо вышло. Ты зря сюда зашёл.

Его слова как будто претворяли бросок ножа. На деле же, сказанное Фульвио перечёркивало опасения Альдреда. Ранее уверенный в потаённой угрозе от служителей храма, теперь он понятия не имел, как быть. Малейшая оплошность могла стоить ему жизни. Он размышлял, но ничего дельного в голову не приходило.

Сам Фульвио видел ситуацию куда прозаичнее: в конце концов, здесь и сейчас именно его жизнь стояла на кону. Он пересилил себя и подался вперед. Боролся за свою жизнь так, как только мог позволить себе праведник, отвергший любое насилие:

– Вы носите мор в себе. Ведь так, брат Веларди?..

Альдред стал в миг чернее тучи. Скривил в гримасе лицо. Казалось бы, чужеземец одним этим пассажем себе подписал смертный приговор. В сознании ренегата произошёл взрыв, накрывший вселенную целиком.

«Он знает. Он увидел эти язвы на моём теле! Что же мне делать? Как быть? Прикончить его? Но как же мне выбраться тогда из церкви? Я должен подавить его! Запугать! Лучше пусть выведет меня отсюда, и разойдемся мы, как в море корабли…»

Пока Флэй гадал над судьбой священнослужителя, тот время даром не терял. Он оттопырил воротник своей рясы и чуть отвернулся. Копошения Фульвио привлекли внимание Альдреда. В свете факела ренегат отчётливо разглядел: примерно на том же месте, где у него образовались раны от фурункулов, у иностранца остались шрамы.

Дезертир округлил глаза и стиснул зубы. Столы для него перевернулись в очередной раз. Он помолчал немного, а после пролепетал:

– Ты… ты тоже заражен.

– Был, – чуть отстранённо подтвердил Фульвио и поспешил убрать руки от воротника. Шрамы укрылись от взора предателя.

Церковнослужитель тонко ощутил момент: опасность миновала. Пока что. Инквизитор не убьёт его. Во всяком случае, до того, как получит ответы на все интересующие его вопросы. Уверенный в себе более, чем раньше, клирик заговорил:

– Как мне кажется, нам стоит всё обсудить в расслабленной обстановке. Я готов ответить на все вопросы, которые Вас интересуют, брат Веларди. Если угодно.

Ренегат расправил плечи. Выдохнул, понимая, что ещё не загнан в тупик. Естественно, после вскрытия неудобной правды он не мог не пообщаться с чужеземцем. Более того, чёрного сердца его коснулся согревающий луч надежды. Если церковнослужитель исцелился от чумы, возможно, и у Альдреда будет шанс.

– Что ж, так тому и быть, – согласился Флэй. – Брат Фульвио…

Шелестя ногами в воде, предатель вышел осторожно из приятной термы. Стало прохладно. Беглец убрал нож. Взял часть вещей, бинты, антисептическое средство. Проследовал к факелу, где мог быстрее обсохнуть и наконец-то прикрыть срам. А тем временем чужеземец присел на край купели. Ждал, пока его спросят и позволят говорить.

Жар от огня испарял капельки воды на коже. Волосы оставались мокрыми, напоминая сероватые сосульки, которые свисали на лоб ренегата. Обработав раны на ногах, Флэй принялся одеваться. Голый по пояс, он пошёл туда, где оставил обмундирование. Уже встав спиной к Фульвио, Альдред спросил:

– Мне казалось, в церкви Первых Уверовавших не жалуют больных…

Он присел и занялся перевязкой, даже не смотря в сторону клирика. Слова Фульвио занимали его слух, остальные чувства же были направлены на боль в ранах.

Иноземец улыбнулся. Он ощутил некое подобие счастья, раз уж подобрал правильные слова, достучался до инквизитора и остался жить, вися на волоске от смерти. Священнослужитель ответил не сразу, собирая мысли в кучку, и затем изложил:

– Всё именно так. Наверняка Вы слышали отношение пресвитера Клементе…

– Значит, это храм подарил спасение от болезни? – съязвил Альдред, обматывая бинтом поражённую руку. Антисептик при соприкосновении с плотью пускал белые пузыри с шипением.

Фульвио усмехнулся, опустил взор на ноги, покачал головой. Дезертир глянул украдкой на него. В который раз он ощутил диссонанс. Клирик создавал впечатление глубоко верующего человека, и всё же, фанатиком не был. Пренебрежение Церковью он пропустил мимо ушей. Альдред понял:

«С ним действительно можно говорить».

– Это было бы чудом, – начал чужеземец. – Но увы. Большинство прихожан вторит пресвитеру. Они уверенны, будто мор – это кара Света и Тьмы за наши прегрешения. Каюсь, и я был до принятия гармонизма не из образцовых людей. Но даже моя вера не уберегла от столкновения с этой чудовищной болезнью. Я заразился. Прямо в храме.

– Ничего удивительного, – прошипел Флэй, поливая остатками антисептика шею. Он стиснул зубы от боли до скрипа.

– Противоположностям дела до молитв нет. Во всяком случае, моих. Сколько бы ни прошибал я лбом пол в зале, болезнь никуда не отступала. Я так полагаю, Они послали мне этот недуг в качестве испытания. Испытания моей веры, – рассуждал Фульвио.

У дезертира вяли уши. Но перебивать клирика не стал. И тот продолжал.

– Тогда в Саргузах никто не имел и малейшего представления о природе болезни. Я ссылался на обыкновенную простуду. Что странно. Летом людям болеть не свойственно. Тут… что-то другое. Незримое. Смертоносное. Вытягивающее жилы прямо из-под кожи.

Клирик нервно ощупывал большими пальцами бока указательных, разминая плоть.

– У нас на Востоке редко обращаются к религии, когда речь заходит о болезни. Эта привычка со мной осталась и на Западе. Отпросился у пресвитера и лёг в госпиталь…

– Что за госпиталь? – перебил его Альдред. Он внимательно следил за потоком сознания, вычленяя из него суть.

– Сестёр Милосердия. Ближайший отсюда, – с охотой сообщал Фульвио.

Альдред отвёл взгляд. «Это туда определили больных магов из Янтарной Башни», – вспоминал он.

– Я извиняюсь, если мой рассказ получится сумбурным. Просто те дни, что я там провёл, были… расплывчатыми, – вдруг стушевался клирик.

– В плане чего?

– Болезнь сказалась на мне сильно. Я проводил в сознании гораздо меньше времени, чем в беспамятстве. В общем, всё как в тумане, брат Веларди, – объяснил он.

Флэй погонял воздух во рту, призадумавшись.

«Меня может ждать то же самое…»

– Но мне повезло. Определенно. Я поступил, и мной начали заниматься. Тогда ещё были места. Как выяснилось, похожие симптомы наблюдались у многих в Саргузах. Отделения госпиталя скоро оказались переполнены. Многие умирали, так и не дождавшись помощи. А те, кем занимались… Как бы над ними ни бились врачи, всё бесполезно. Рано или поздно каждый из них погибал. Но не все окончательно. Некоторые пациенты попросту… пропадали. Сначала я не понимал, почему. А потом стало ясно: они превращались в гулей.

– Гулей? Ты сказал «гулей»? – Альдред напрягся.

– Именно. Заражённые ведь не живы в привычном человеческом понимании, – отвечал Фульвио. – Они умирают, прежде чем обращаются. Нежить, стало быть. И когда просыпаются от вечного сна совсем другими, алчут плоти людской. Прям как гули.

Ренегат хмыкнул.

– Не очень удачное сравнение, – заявил он. Из трактатов о чудовищах из-за Экватора он помнил, что собой являет эта нечисть. Если между ними и упырями существовала некая связь, то весьма опосредованная.

Такие твари не водятся на Западе. Зато существуют им подобные. Правда, встречают их редко. Многие даже думают, будто живые мертвецы – пережиток прошлого. Если не вовсе небылица. Миф, пугающий до дрожи в коленях всякого смертного. Впрочем, никогда не знаешь наверняка, когда легенда вдруг оживёт.

– Конечно, здешние заражённые перевёртышами не являются. Ослиные копыта? Это скорее вольная приписка авторов. У гулей, что теснятся в руинах вдоль пустынных дорог, их тоже нет. Обычные ноги в струпьях. По словам очевидцев. Но и они боятся солнца. А дождей в местах их обитания попросту нет. Откуда нам знать, может, и здесь у них есть сходства. Всё одно. И те, и другие – ходячие мертвецы. Может, заражённые не так разумны. Но это не отменяет похожести.

«Заражённые. Гули. Упыри. Как их только ни называют в Саргузах… Гули. Что ж, во всяком случае, им и правда идёт это имя», – праздно размышлял Альдред о вещах, не терпевших такой беспечности.

– Я видел их. В стенах госпиталя. Это не люди. Люди не могут быть настолько жестоки, настолько прожорливы. Но и зверьми их не назвать. Гули гораздо хуже…

– Беря в расчёт этих, как ты говоришь, гулей, ты всё ещё думаешь, будто к мору приложили руку Противоположности? – задал вопрос Флэй. С подковыркой.

Фульвио с грустью посмотрел на ренегата. По всей видимости, мысли в таком ключе ломали его слепое следование церковным догматам. Альдред же продолжал давить на больное – всё равно, что тушил об него сигару.

– Могут ли те, кто любят и наблюдают за нами с надеждой, так жестоко обойтись со своей паствой? Принести в Равновесный Мир столько боли, сколько простым смертным попросту не под силу?

– Неисповедимы пути Света с Тьмой. Противоположности обещали нам Судный День. Расплату за все грехопадения. Мы уже рождаемся грешниками, когда покидаем утробу матери, выходим в Равновесный Мир, дабы изменить его хоть немного. Вероятно, Противоположности с самого начала знали, что однажды человечество превысит пределы Зла, пределы Хаоса, которые допустимы мирозданием. И вот этот момент настал. Светопреставление – не про одномоментный обрыв пространства и времени. Конец Света – про расплату за все поколения разом.

Клирик сгорбился, напоминая вопросительный знак. Ему было тяжело поднимать из глубин подсознания щекотливую тему, над которой он, как и любой другой человек в Саргузах, так или иначе ломал свою голову.

– Форма наказания значения не имеет. Мы сотканы из Света и Тьмы. Мы – их отражение в Равновесном Мире. Также жестоки, как Темнейший. Также милосердны, как Светлейшая. Всё остальное – лишь оттенки чувств и деяний. Коли уж человечество не оправдало ожиданий, и требуется чистка, так тому и быть. Значит, это нужно Равновесию.

«Противоречие на противоречии противоречием погоняет. Как в его голове может укладываться в цельную, неразрывную картину провидение Противоположностей, гибель Церкви, нашествие магов, рыцарский дозор в их церквушке, борьба за выживание и неусыпный голод упырей? Это Хаос. Хаос чистой воды. За гранью Света и Тьмы».

– Власть Людей себя не оправдала. Соответственно, для уравновешения Порядка и Хаоса в Равновесном Мире Свет и Тьма, вероятно, готовят совершенно иную концепцию. Переход к жизни за гранью нынешнего человеческого понимания. Истина откроется лишь в конце пути праведникам. Решать Свету и Тьме, окажусь ли я в их числе…

Альдред покачал головой. С истинно верующими он общаться не любил, что до, что после приближения Седьмой Луны. Он не мог их до конца понять, а они – его. На том и расходились. Глупо было полагать, будто мор пошатнёт веру в Противоположности. Человек неустанно пытается найти объяснение неизвестному. Увы, не всегда удачно.

– Ладно, – сдался Флэй. – Будь по-твоему. Не стоит заострять внимание на высоких материях. Ты сказал, что исцелился. Но как? И когда?

Фульвио взъерошил волосы на голове. Перед его глазами проносились больничные палаты. Он видел мало. Но слышал много. И чувствовал всё.

Тихий бредовый шёпот пациентов, с которыми он соседствовал. Неутешительные переговоры врачей и их ассистентов, что ходили по коридорам. Вопли в ночи, преисполненные мучений. Как гуля просто запирают в палате с теми, кто ещё жив. Крики. Чавканье. Панику. Битое стекло. Поживившись, тварь убегает в ночь.

Палящий полуденный зной, что пробивался через окна, и жёг его кожу, как огонь. Огонь. Клирик сгорал дотла – изнутри и снаружи. Больше всего зараза била ему по рассудку. Он не кашлял. Яд расщеплял сознание. Убивал медленно, тихо, ласково.

Перед глазами всё плыло. Казалось, плоть щерилась и грубела, будто скалы, что тесали веками воды Океана.

Смерть. Он чувствовал её приближение. В воспалённом сознании Абстракция обернулась Явью.

Он слышал, как погибель нарезает круги вокруг него подобно оголодавшему волку. Иной раз холодное касание прерывает жар. Костлявые пальцы проходят по коже, размазывая выступившие капельки пота.

Её дыхание зловонно. Горячий пар несёт в себе трупную вонь и пьянящий, горько-сладкий запах плесени. Миазмы, что усугубляют и без того тяжёлые симптомы.

Но образ её так и остался эфемерен.

Казалось, его тело терзали прямиком из Серости.

И в белизне внезапной гемералопии перед глазами вдруг возник силуэт…

– В госпитале Сестёр Милосердия много врачей. Но не каждому из них под силу совладать с этой напастью. Мне же… довелось попасть к доктору, который и впрямь понял, с чем имеет дело. Состояние моё, если верить наблюдениям санитаров, было близко к критическому. И тогда пришёл он. Велел отнести меня в операционную.

Фульвио улыбнулся. Дезертир тонко прочёл на лице иноземца то чувство, что вдруг того охватило. Благодарность. Вероятно, клирик на смертном одре разуверился в своих шансах на выживание, раз уж даже Противоположности отвернулись от него.

Но не человек – простой, из плоти и крови, однако же обладающий знанием. Это должно было сломать его устои, его религиозность. Но нет. Появление врача будто стало частью провидения.

Подарком не судьбы, но Света и Тьмы.

– Усыплять меня не стали. Было больно даже просто шевелить руками и ногами. Слабость и так сморила. Я потерял сознание. Прямо на операционном столе. До сих пор не знаю, каким чудом, как ему удалось очистить меня от болезни. Но у него это удалось.

Альдред напрягся. Так и не дослушав до конца, он размышлял над возможными причинами внезапного исцеления. Если уж магия была бессильна, что в Равновесном Мире могло обратить в ничто пагубную силу Бога Смерти?..

– Я очнулся. Мою койку отдали новому пациенту. А мне велели идти. На расспросы медики лишь качали головой, раздражались, требовали не мешать им. Я не знаю, кто меня оперировал. Как выглядит. Как зовут. Он пришёл из ниоткуда и ушёл в никуда. Не знаю, вылечил ли он кого-то, кроме меня. Но он это сделал. Как будто одним лишь прикосновением. Одним своим появлением.

– Что это значит? – буркнул Флэй.

– До операционного стола я претерпел немало. Меня отпаивали травами, маслами, кормили мёдом со специями. Без толку. А когда вздулись лимфоузлы и образовались бляшки, прижгли их. Несусветная боль. Всем, у кого они были, пришлось через это пройти. Состояние моё улучшилось. Но ненадолго. Похоже, пункции, прижигания – меры только лишь усугубили течение болезни. Яд просто ушёл глубже в тело…

На Альдреде не было лица. Сам того не ведая, он просто украл у самого себя ценное время, поспособствовал развитию болезни в организме. Его зубы скрипнули.

– И ты вернулся в храм, верно? – спросил он, отворачиваясь.

Погонял воздух во рту. Хотел взвесить риски, но понятия не имел, с чем может столкнуться после самолечения.

– Всё правильно. Как ни в чём не бывало. Более зараза меня не трогала. В церковь Первых Уверовавших то и дело приходили больные горожане. Я больше высматривал их на мессах, чем помогал пресвитеру. Всем, кого замечал, я велел идти в госпиталь Сестёр Милосердия. Искать врача, что оперирует больных. Кто-то слушал, кто-то – нет. В конце концов, пресвитер прознал о моей деятельности.

Фульвио непроизвольно сжал кулаки в сожалении. Корил себя за беспомощность перед лицом высокого духовного сана.

– Он запретил пускать больных. А во время очередной мессы предложил пастве остаться в церкви. Этот храм, говорил он, – своего рода ковчег, в стенах которого можно пережить мор. Воины Хоругви проявили с ним солидарность. Мы пускаем только тех, кого ещё не поразила моровая напасть.

– А остальных?..

– Мою историю знают все Воины Хоругви. Они веруют в Свет и Тьму. Без исключения. И видят божий дар в способностях доктора. Соответственно, каждый, кто претворяет вход в наш храм. Колокола служат сугубо для привлечения внимания горожан. Тем, кто здоров, мы предлагаем вместе пережить поветрие. А тем, кто заболел, – прийти в госпиталь Сестёр Милосердия. Отыскать врача. Он должен быть там. Должен.

– За те дни, что свирепствует болезнь, многое могло измениться и не раз. Почему ты считаешь, что этот доктор ещё жив, и находится там?..

Клирик улыбнулся снисходительно.

– Брат Веларди, церковнослужители с врачами не так уж и отличаются. В тёмные времена сановники держатся Церкви. А доктора – больниц. И те, и другие преследуют священный долг по спасению людей. Спасению душ и тел больных.

Слова иноземца не были лишены смысла. Уже полностью облачившись в обмундирование, Альдред принялся натягивать портупею. Рука потянулась к Прощальной Розе. Он заявил:

– Может, и так. Но врач – всего лишь простой смертный. А значит, он мог умереть и сам. Разве нет?

– Поверьте на слово, он знает о поветрии очень и очень много. Быть может, больше, чем кто-либо из людей, живущих в Равновесном Мире. А значит, знает, как не допустить собственной гибели. Наверняка он ждёт людей, ищущих его помощи, как мы ждём их здесь, дабы защитить под надзором Света и Тьмы.

Альдред хмыкнул, закончив с портупеей, и подошёл к чужеземцу. Тот и впрямь не шелохнулся, даже зная, что инквизитор заражён. Он просто поглядел на ренегата снизу-вверх, так и оставшись на краю купели.

Дезертир помолчал некоторое время. Он поймал себя на устойчивом ощущении неловкости, что брала своё начало у самых ворот в дом Противоположностей. Подобные эмоции были ему не свойственны.

Эта ночь могла сложиться для него совершенно иным образом. Достаточно было сказать правду, а не выдумывать небылицы. Из-за своей неискренности Альдред чуть не поплатился. Будь он суетливее, то наломал бы дров. Убил бы Фульвио, сколько-нибудь рыцарей и сам бы пал в стенах этого храма, так и не узнав о враче.

Скажи он привратнику, что болен, его бы направили в госпиталь Сестёр Милосердия. Тогда Флэй не терял бы времени тут, а бляшки бы назревали дальше, болезнь бы не упрочила свои позиции в его теле.

«Если бы да кабы…»

Как ни крути, правильного решения в нынешних обстоятельствах не существует. Он поступил так, как считал нужным, исходя из ситуации в Городе. Зараза – это клеймо, и те два брата-покойничка это доказали ему намедни. История Альдреда Флэя в Саргузах продолжила свой ход вот так по воле Хаоса, но никак не Порядка.

Чистая случайность.

– Я бы советовал и Вам наведаться в госпиталь, брат Веларди, – заговорил иноземец, не вытерпев давящей паузы. – Инквизиция подождёт. И Вы принесёте Равновесию гораздо больше пользы, если доктор исцелит Вас от недуга. К тому же, Вы не первый инквизитор, который пришёл на порог нашего храма…

– То есть? – вспыхнул Альдред.

– Вчера у нас искала помощи группа персекуторов. Но они не из вашего отряда. Кажется, из «Гидры». С ними был раненый. Джоффре чуть было не пустил их. Но один из них закашлялся. Всё стало ясно и без слов. Пустить их мы не могли. Они ушли несолоно хлебавши. Может, в госпиталь, а может, и нет…

Флэй потерял дар речи. Тяжело задышал, не зная, куда и девать себя. Нащупав точку опоры в пространстве и времени, ренегат осведомился у Фульвио грубым тоном:

– Кто из них заразился?

Глава 11. Гули

Церковнослужитель замялся и развёл руками.

– Я н-не знаю. Да и меня там не было. С ними говорил только Джоффре. Впрочем, и он бы не сказал наверняка. Было темно. Знаю только, что не инквизитор, который с ним говорил. Не получив, что хотели, персекуторы просто растворились в ночи.

– Понятно, – буркнул Альдред и стал задумчиво ходить по баптистерию взад-вперёд. За ним следовал взглядом чужеземец.

Дезертир понятия не имел, что и чувствовать ему, что и думать. Прошло некоторое время, прежде чем буря в его душе и сознании рассеялась. Впредь он вообще перестал жалеть о своём появлении в храме Первых Уверовавших. Наоборот, его бессмысленным блужданиям пришёл конец. И теперь у предателя появились чёткие ориентиры.

«Можно верить в судьбу. Можно верить в случайность. Это не отменяет сути. Я как будто бы должен был здесь оказаться. Узнать всё то, что узнал.

Хочется верить, что врач, кем бы тот ни был, ещё сидит в госпитале. Тут недалеко. Доберусь – и в течение дня, может статься так, что исцелюсь. Именно так и будет! Я прерву этот проклятый порочный круг. Я буду жить! Буду. И Ламбезис потеряет надо мной всякую власть. Вот, что действительно важно.

А заодно узнаю у врача, как там поживают мои бывшие однополчане. Был с ними Колонна или не был. Дожил вообще до церкви или подох уже. Ведь если он ещё дышит, плохи дела мои, как ни крути.

Его нужно будет убить. Обязательно. Другие персекуторы отпустили меня с миром только потому, что мой настрой оказался для них созвучнее, чем планы капитана. И всё же, они точно идут в Акрополь. Как и я. Следует их нагнать прежде, чем они увидят остров Памятный. Я ещё могу всё переиграть. Плевать на всё остальное.

Я должен встретиться с Марго. Должен! Город нужно будет покинуть как можно скорее. Не столь важно, последуют за нами Нико с Шатуном. Сами пусть решают. Что у первого, что у второго своя голова на плечах, свои бзики. А вообще, чем меньше народу, тем дышится легче. Главное – Марго. Мне нет причин здесь оставаться, что бы ни говорил архонт, будь он неладен.

Вот мой план…»

Альдред зажегся и лучился решимостью, как вдруг осёкся.

«Но кто же из них заразился? И почему? Они вышли на храм только вчера. Едва ли они претерпели на пути столько же испытаний, сколько и я. Болезнь даёт о себе знать не сразу. Соответственно, имеет место некий инкубационный период. Значит, всё-таки мы заразились от Марио Валентино. Ведь не только я тесно контактировал с миротворцем. „Гидра“ вплотную сидела с ним в одном помещении. Мы дышали одним воздухом.

Кого бы ни поразил мор, зараза рано или поздно доберётся до каждого из них. Они буквально носятся с мешком, в котором их смерть. Мне нужно торопиться. Остаётся надеяться, что этот врач оказал помощь. И Марго в безопасности. Ей нельзя умирать, пока я не приду. Нельзя…»

Тьма над Саргузами внезапно расступилась, явив Альдреду свет солнца. Он ощутил тепло, исходившее из самых потаённых закромов души. Его наполняла решимость, которую он испытывал всякий раз, когда на кону стояло нечто очень важное для него. Сила, благодаря которой Флэй чуть ли не пробивал головой самые неприступные стены.

Ему есть, ради чего жить. И незачем умирать. А риски только доставляют азарт.

От размышлений о насущном ренегата отвлёк чужестранец, так и не сдвинувшийся с места. Клирик спросил как бы невзначай:

– Брат Веларди, Вы уже закончили со всем?

Флэй впал в ступор, придя к осознанию страшного: болезнь и впрямь никуда не уходила. Достаточно одной навязчивой идее посетить его голову, и он растворяется в ней, покидая реальность по направлению в никуда. Он встал на месте, расправил плечи.

– Да, – твёрдо сказал Альдред.

Церковнослужитель кивнул ему.

– Ложка дорога к обеду. Мне следует известить нашего повара, если Вы настроены похлебать горяченького. Я вижу, как Вы загорелись, и я этому весьма рад. Но уверяю, чтобы добраться до госпиталя, Вам потребуются силы. Настоятельно рекомендую суп.

Ренегат ухмыльнулся, глядя на него, и покачал головой, самому себе поражаясь. Он почувствовал, как за минувшие дни в мёртвом Городе подрастерял былой человеческий облик. Подобно всем прочим, дезертир воспринимал окружающий мир сообразно собственному образу мышления. Между тем не все в Саргузах оскотинились.

Были ещё те, кто излучал свет. Как брат Фульвио. Совсем неважно, что иностранец исповедовал религию, которая и яйца выеденного не стоит. По крайней мере, он заботился о ближнем своём. Даже таком, как Альдред Флэй. Блюл мораль. Это дорогого стоило.

– Не откажусь, – только и сказал предатель, улыбнувшись.

Ему стало приятно от того, что попал в общество людей, которые не несли ему угрозу и могли помочь, причём – безвозмездно. Отчасти он сожалел, что им не по пути. Но ничего не поделаешь. Всего хорошего понемногу.

– Прекрасно, – отозвался священник, вставая. – Тогда ожидайте здесь. Я попрошу, чтоб рассчитали похлёбки и на нас с Вами. Когда наши защитники поедят, я позову Вас, и мы проследуем на кухню. Поедим, и можете со спокойной душой отправляться…

Клирик проследовал к двери. Альдред отвечал ему вслед:

– Идёт.

Согласно карманным часам, Флэю пришлось ждать примерно час. Потом чужеземец вернулся и повёл его за собой. К тому времени месса уже закончилась.

Миряне, ютившиеся в стенах церкви, разошлись по лавкам и спали мертвым сном. Только храп, складываясь в унисон, поднимался к сводам храма. И сам пресвитер куда-то запропастился. Лишь Воины Хоругви на втором ярусе мерно вели свой дозор.