В подземном море

Вы, должно быть, хотите знать, куда пропала почти вся команда «Одди Валтурио»? Беспокоитесь не только о пострадавшем судне, но и об экипаже? Я в некоторой мере даже польщён. Но если вы собираетесь вытаскивать из меня вообще всю причастную информацию, то вам может понадобиться что-то поэффективнее ваших навыков допроса, офицер. Что? Нет, конечно же, я не собираюсь мешать следствию, мне бы не хотелось попасть под трибунал… Но, знаете ли… Есть вещи куда более страшные, чем заключение или даже смерть. И они не хотят, чтобы я говорил слишком много.

Хорошо, хорошо. Я, Марко Сеньи, матрос на должности младшего вахтёрного инженера экспериментального разведывательного подводного корабля «Одди Валтурио» (до чего же наш уважаемый конструктор скромен), являюсь одним из уцелевших членов экипажа, на ряду с капитаном первого ранга Орландо Конти, матросом Тициано Романо, лейтенантом Эмануэле Росси, старшиной первой статьи Алессандро Коломбо и ещё несколькими людьми, чьих лиц и имён я не запомнил. Не смотрите так, я практически не вылезал со своего рабочего места, потому и не видел почти никого. Что это вам принесли? А, так это правда? А я думал, что все слухи о новом препарате – лишь россказни. Хотя, если задуматься, слишком о многом я так думал. Ладно, ладно, не отвлекаюсь.

Вы же наверняка слышали, что говорят о ряде стран, да? Мол, в последнее время с Грецией, Румынией, Молдовой, Болгарией, Украиной, Россией, Турцией, Индией, половиной Африки и всей Южной Америкой что-то не так. Что-то тёмное и страшное. Конечно, проверить это сейчас очень трудно, раз уж весь блок пришлось закрыть от остального мира ещё в 79-м. Ни разведку толком отправить, ни какую-нибудь дипломатию наладить. Тем не менее, многие верят, но не мы. Хотя даже до Таранто иногда доплывают обрывки чего-то неясного, принесённого по морю откуда-то с Востока. Я лично видел: это похоже на сырую нефть, но она не блестит на свету и, что более важно, по структуре напоминает, скорее, ткань. Сколько ни бились над природой этой дряни, а узнать толком ничего не вышло. Если вам интересно моё мнение, то все эти страны сильно пострадали от Хождения ещё, как минимум, в семидесятых. А ведь ещё недавно думал, что это наши из-за политики закрылись. Мол, боятся чего-то или спрятать хотят от других стран.

Да уберите от меня иглу! Говорю я! Говорю! Когда сейсмографы засекли аномально быстрое образование пещеры где-то под Пелопоннесом, то наверху сразу же решили его исследовать. Объясняли решение тем, что это место ни в каких запретах ещё не значится, стен там нет, а частотных барьеров – тем более. И именно тогда Валтурио, как вы, вероятно, знаете, закончил проект новой подлодки. Хвалился ею, пяти минут не мог без этого прожить. К слову, прототип, пусть уже и был испытан, на деле оказался тем ещё ведром. Подводные корабли ещё с девяностых частотными противоударниками оборудуют, а на этом ничего такого не было. Хотя, стоит заметить, давление держит идеально: мы почти на две тысячи метров погрузились, и практически ничего не лопнуло. До этого, если вы не знаете, рекордом считались 1389 метров, которых достигла «Синьорина Стелла» типа «Изола Тириана».

И, вот, спустя месяц после освоения судна, нам поставили задачу. Если вкратце, то нам нужно было получить начальные представления об образовавшемся проломе, составить описание и, по возможности, узнать, что там происходит у греков. Как-никак, 37 лет никакого контакта не было ни с кем снаружи блока. Конкретно этим составом мы прежде не погружались, но с Конти и Романо я уже был знаком до этого.

Я буду проклинать этот день до конца своей жизни, честное слово. Мы покинули порт в Таранто 14 июня 2116 года, время отплытия было 11:24, день стоял солнечный. Погрузившись, мы быстро набрали скорость и стремительно направились в сторону Пелопоннеса. Кстати, стоит заметить, что «Одди Валтурио» под водой способен развить скорость до 52,3 узла, то есть всего лишь на 0,9 узла меньше, чем немецкий «Адмирал Циммерманн», рекордсмен скорости. На борту нас было 162 человека, что весьма много для судна такого размера, но обосновывалось это большим количеством операторов для всевозможного оборудования. Нас в электормеханической боевой части было всего лишь 34 человека. Когда я об этом узнал, то не поверил. И вы бы не поверили, если б знали, сколько вспомогательных систем на этом прототипе, особенно с учётом его габаритов. Но, как выяснилось, многие из основных были сильно упрощены в обслуживании, поэтому нас было именно столько, сколько нужно. Капитана-лейтенанта Пьетро Барбиери назначили руководить частью, что, безусловно, обрадовало многих. Все, кто прежде служил под его командованием, отмечают его как опытного специалиста своего дела и подчёркивают его нравственные качества.

Среди всех, кого приставили к реакторной, а нас было в общей сложности 12, я был самым младшим по званию и потому выполнял, по сути, подсобную работу. Как сказал мне старшина второй статьи Нери, наблюдал и набирался опыта. Одновременно в отсеке должны были находиться 6 инженеров и механиков. У каждого был напарник того же звания, с которым они сменяли друг друга каждые 10 часов или в экстренных случаях, моим был Таддео Марино. Я никогда не отказывал себе в удовольствии указать ему на то, что с такой фамилией только на флоте ему и служить.

Для лучшего понимания происходившего, пожалуй, уточню некоторые детали. Вы же не проверяли чертежи верно? Наша часть селилась в трёх кубриках, один из которых находился в непосредственной близости от реакторной. Помимо рубки, иллюминаторы были в двух коридорах. Не знаю, для чего именно их там расположили, но пока большая часть экипажа думала об этом с позитивным настроем, механики недобро косились на прозрачную поверхность. Могу их понять: материал хоть и прочный, но никак не прочнее обшивки. Глубиномер, барометр и несколько других датчиков выводились на приборную панель каждого помещения. Туда бы стоило добавить ещё и показатель скорости. Тогда, возможно, больше человек остались живы…

Итак, «Одди Валтурио» направлялся к цели на глубине около полукилометра. Всё шло весьма гладко. Большую часть пути мы не превышали скорость в 30 узлов, поэтому где-то после 16-17 часов пути пересекли все три частотных барьера, покинув акваторию блока. Я в это время спал, а на дежурстве, соответственно, находился Марино. После этого было приказано ограничить скорость до 20 узлов. Большинство считали, что капитан слишком буквально воспринимает высказывание «тише едешь – дальше будешь», но правда выяснилась позже. Дисциплина экипажа была на высоте, и поэтому ровно на двадцатый час плавания я заступил на дежурство. В этот момент мы находились уже на глубине от 1300 до 1400 метров, что не могло не пугать. Глубина всегда страшит.

На вторые сутки, а именно после 25 часов после отплытия, мне поручили перенести некоторые топливные отходы в предназначенный для этого отсек. Дело в том, что во время спокойных темпов передвижения мы используем не стержни, а ампулы образца 2110 года. Их, конечно, уходит больше, но за то это помогает избежать перегрева. В общем, я нёс ящик с израсходованными ампулами, и для этого должен был пересечь один из коридоров, в которых были иллюминаторы. Возможно, с моей стороны было огромной ошибкой поддаться соблазну и посмотреть наружу. Ну что я мог там увидеть на такой глубине? Бездонную тьму? Я не ожидал увидеть там вообще ничего, но увидел! Проклятые проблесковые маяки. Валтурио установил на свою подлодку очень мощные, тоже из новых образцов. Вы хотите знать, что произошло? По пути через коридор я повернулся и выглянул в иллюминатор площадью метр на полтора, взгляду моему предстала ожидаемая темнота. А потом, спустя секунду, на несколько мгновений вспыхнули маяки. И в этом свете я увидел множество внушительных тёмных силуэтов очень близко к кораблю.

Я замер, пытаясь осознать, что именно увидел, а спустя ещё две секунды маяки снова пустили волну света. Мне не показалось. Это были рыбы и прочие морские твари: я сразу же различил двух горбатых китов, нескольких акул, уйму рыб-парусников, тунцов и прочих крупных обитателей Эгейского моря. Каждые две секунды, когда проблесковые маяки давали мне несколько мгновений на осмотр пейзажа, сердце начинало биться быстрее, а по коже волна за волной пробегал холод. Вы можете представить себе целое полчище всевозможных морских созданий, неподвижно дрейфующих на глубине полутора тысяч метров под водой? А теперь представьте, что все они жестоко истерзаны, что у каждого из них недостаёт плавника, головы, хвоста, а то и половины тела! Скажите, у вас не возникнет в такой ситуации вопросов? У меня возникли. И их стало больше, когда на одной из туш, мимо которых мы проплывали, заметил слой какой-то чёрной плёнки. Конечно же, первая моя мысль была о том, что бедная акула пострадала от нефтяного загрязнения, но это никак не объяснило бы того, что у неё были оторваны хвост и правый бок. И, в конце концов, я ведь не зря упомянул субстанцию, которая иногда доплывала до наших берегов. Забегая наперёд, скажу, что это была она. С каждой вспышкой света я стал замечать, что не только тела, но и эта дрянь плавала в воде. При чём, в больших количествах: там всё в ней было, но она почему-то не прилипала к корпусу.

После полуминутного ступора я взял себя в руки, отвернулся от иллюминаторов и продолжил свой путь, хотя ещё несколько шагов у меня подкашивались ноги. В передней части «Одди Валтурио» царила такая атмосфера, как будто все на взводе. Словно происходит что-то, от чего стоит ждать угрозы. От действовавших там инженеров и операторов мне удалось узнать, что мы добрались до района предполагаемого входа в подводную пещеру. Насчёт обстановки снаружи мне рассказал один из тех же операторов, Тициано Романо. Как оказалось, это началось почти сразу после пересечение нами третьего барьера: сначала тел и субстанции было в разы меньше, но чем дальше мы продвигались, тем сильнее увеличивалось их количество.

Механики всерьёз опасались возможных поломок, особенно наружных. Ни один скафандр не может выдержать давления на такой глубине, поэтому для починки пришлось бы всплывать, а под землёй, в пещере, такая возможность, сами понимаете, весьма призрачна. Так или иначе, я сделал, что должен был, и вернулся назад, в реакторную, подавляя всякое желание выглянуть наружу. Не поделиться с остальными в отсеке тем, что узнал, было просто нельзя. Полученная информация несколько поубавила моральный дух экипажа, но делать было нечего.